Прикладное терраформирование

Глава 1T: минус 42. 2024 н. э. Гость

Мужчина зашел в приемную тихо, молча кивнув ассистентке.

Он знал, что для его же пользы лучше быть вежливым, но просто очень не любил говорить. Без крайней на то необходимости.

Так что этот кивок являлся разумным компромиссом между требованиями этикета и его личными желаниями. Благо, что он давно заработал репутацию человека, чьи желания нужно воспринимать всерьез. Пусть и не всем.

Тот, к кому он пришел, относился как раз к тем самым «не всем». Но мужчина знал, что как раз хозяин этого офиса, этого здания да практически всего этого небольшого городка неподалеку от столицы считался с желаниями своего нынешнего гостя значительно больше, чем другие.

Их слишком многое связывало.

Ассистентка оказалась новенькой или временной заменой, поэтому возникла секундная пауза, пока данные о пришедшем всплывали на ее мониторе. Мужчина их видел – не потому, что голографическая картинка просвечивала, в серьезных офисах не допускали подобных глупостей. Нет, но стекло от шкафа, стоящего почти за спиной ассистентки, если сместиться чуть-чуть, на нужную точку, прекрасно позволяло наблюдать за содержимым экрана. И не только за экраном.

Ассистентка встала, как только увидела маленький значок в углу проекции – пропуск без ограничений. Она встала, и это позволило мужчине оценить ее упругую попку, талию и аккуратные стрелочки на чулках сзади. Маленькая и малозаметная, но очень пикантная мелочь. Все-таки девушку, скорее всего, взяли в штат, а не посадили на короткую замену заболевшей.

– Вас ждут, – сообщила ассистентка то, что уже не было новостью.

Конечно, его ждали, иначе его бы здесь просто не было. Мусорщиков не зовут посидеть в приемной и подождать завершения предыдущей встречи. Мусорщиков вообще крайне редко зовут в кабинеты, лишь тогда, когда деликатность дела слишком велика, а вероятность оказаться записанным слишком высока.

Мужчина привычно вытащил из кармана мобильный и ключ от машины и небрежно бросил их в подставленный девушкой со стрелками металлический ящик. Еще раз кивнул и исчез за дверью кабинета.

Хозяин встречал гостя прямо на пороге, стоя.

– Все выложил? – спокойно спросил он, даже не здороваясь.

Мужчина кивнул иначе, чем в предыдущие два раза, но теперь это был уже третий кивок за короткое время. Слишком много болтовни, подумал мужчина.

– Часы? – на всякий случай спросил хозяин.

Мужчина молча вздернул рукав пиджака, показывая, что часов на руке нет. Обычно он их не носил. Время он знал и так, а стиль его менялся от дела к делу. Иногда он надевал даже часы, но лишь ненадолго, если это требовалось для работы.

Хозяин кивнул в ответ:

– Тогда заходи-садись. – Вторая дверь была рядом, но на сей раз она вела в пустую комнату без единого окна. – Я включаю. Если что забыл, не обессудь.

Мужчина послушно сел на металлический стул. Он не почувствовал, когда включилась глушилка. Да и не должен был, если только не таскал с собой жучков. Обычно любая электроника при ударе сгорала. Да и для человека такие средства нельзя было назвать полезными, но с этим приходилось мириться.

Особенно вредными такие штуки могли оказаться для тех, кто решил вживить что-нибудь в себя. Неважно что – подкожный динамик за ухом, микрофон или просто кардиостимулятор. Как хорошо, что мужчина не любил всех этих новомодных шпионских имплантов. Иначе ряд заданий ему бы просто никто не доверил. С ним бы даже говорить никто не стал, да и он бы не вошел под зонтик глушилки, зная, что может случиться.

А так, ради определенных разговоров можно даже немного поджарить мозги. Ради того, чтобы некоторые слова никогда не оказались услышанными не теми ушами.

– Мне надоело, – начал хозяин. – Просто надоело.

Мужчина кивнул. Ему было очень интересно, на самом деле, что могло так допечь одного из самых могущественных людей на планете, хоть и далеко не самого известного.

– Воры мне надоели, – тут же уточнил господин Главный Администратор. – Воры, казнокрады, тупые, безмозглые, не видящие ни на шаг дальше пачек денег.

Мужчина кивнул, подумав, что сбился со счета, сколько раз за сегодня он кивнул. Но это ничего, говорят, что благожелательное отношение к окружающим вызывает уважение, комфорт у собеседника, чувство того, что соглашающийся с ним человек действительно свой. Это важно и в его работе, и вообще в жизни. Соглашаться всегда, кроме очень редких, исключительных случаев, когда согласиться нельзя никак.

Но в таких случаях мужчина решал проблемы по-другому.

Главный Администратор встал со стула, на который сел мгновение назад. Это правильно, речи надо произносить стоя:

– Эти воры готовы погубить любую идею, любое начинание, если только понимают, что смогут на этом заработать. Им инвестиции в бессмертие предложи, так они и на этом умудрятся подрезать свою долю. Ну ладно бы брали разумно, но ты знаешь, сколько сейчас хотят за лицензию на разработку? А знаешь, сколько берут зеленые за подтверждение экологичности транспортировки? А медики за допуск? И знаешь, что произошло вслед за последними тремя инцидентами? Создали еще три комиссии, а медики подняли ставки, вот и все. Проверяют они так же, как и раньше, вот только берут еще больше и возятся дольше. Боятся, видишь ли. Все готовы брать деньги, но никто – ответственность.

Мужчина кивнул, но на этот раз хозяин воспринял кивок по-своему.

– Правильно, тебе детали ни к чему. У тебя работа другая. Но знай, что ты делаешь нужное дело. Правое. Только такие, как ты, смогут пробить нам дорогу.

Главный Администратор молча положил на стол бумажку, на которой от руки, но печатными буквами были написаны имя и фамилия. Человека, тоже не сильно публичного, но все же достаточно известного, чтобы мужчина мог спутать эту цель с кем-то другим.

– Этот требует половину от выплат с любого, кто хочет зайти в дело. Более того, он подмял две конторы под себя. Ладно они бы хоть работали, но нет, только получают финансирование, которое потом теряется у дочерних подрядчиков. А он же и не делает ничего, вообще ничего. Только сидит в комиссии по допуску. Понятно, что работает не один, слишком уж обнаглел. Поэтому все должно быть сделано правильно. Так, чтобы его… уход для всего мира выглядел бы естественным, но знающие люди бы поняли – им пришла пора поумерить аппетиты, иначе отправятся вслед. Но еще раз – не надо разбрызгивать кровь по стенам – человечество в нас еще верит, и не стоит оскорблять его в лучших чувствах.

Мужчина кивнул. И поскольку Главный Администратор забрал со стола бумажку и аккуратно ее поджег, бросив прямо на металлический стол, такой же блестящий, как и стулья, мужчина решил, что разговор закончен. Поднялся, слегка поклонился в знак уважения к хозяину кабинета, и вышел. Сначала из комнаты тишины, а потом и из кабинета. Задание было проще некуда, к тому же ему было действительно важно, что он на светлой стороне. Это всегда радовало. Он мог сравнивать – ему приходилось работать на обе. Он кивнул еще раз – новой ассистентке на прощание, забирая свои вещи, и решил, что больше ни одного движения головой от него сегодня никто не дождется.

Часом позже он начал готовиться к заказанному мероприятию. Почему-то подготовка привела его на электронную площадку местной биржи. К этому моменту он не хуже Главного Администратора знал, какими именно конторами владеет объект, а какими – что было даже важнее – не владеет. И кто стоит в очереди на допуск. И у кого возникли проблемы, пусть и «временные», с его получением.

Поэтому мужчина покупал акции одних компаний. Продавал, вернее, размещал короткие позиции по другим, потому что акций, принадлежащих объекту компаний, у него отродясь не было. Современные финансовые инструменты дают столько возможностей для предприимчивого частного лица, имеющего некую информацию, но при этом не сдержанного никакими корпоративными ограничениями по ее использованию.

После того как он переведет весь куш на свои номерные счета, этот частный инвестор просто исчезнет так, как его никогда и не было. На всякий случай. Мало ли, а вдруг все же кто-то решит проследить странно догадливого частника, сумевшего заблаговременно узнать о неких событиях, которые скоро случатся.

Мужчина привык действовать очень аккуратно. Именно поэтому он проработал так долго на таких серьезных людей.

Главный Администратор вышел из своего кабинета через несколько минут после посетителя. Он очень не любил проводить важные разговоры у себя в кабинете. Иногда даже сам факт появления некоторых людей у него на пороге может навести кое-кого на странные мысли. Именно поэтому он воспользовался тем, что его постоянная ассистентка сейчас уехала в отпуск с мужем. Ну а новой, которую он решил взять в помощь к основной, понадобятся еще годы, чтобы разобраться в их кухне.

Некоторые разговоры нельзя вести и снаружи. Не мог же он по всему миру оборудовать комнаты с глушилками. Хотя, наверное, оборудовать бы смог, но кто бы за ними следил? Кто бы смог гарантировать, что вместо глушилки как раз и не поставят камеры для записи?

Все сложно.

Но некоторые разговоры, другие, можно вести и в машине, где тоже работала глушилка попроще. Каждый его день был слишком насыщен, чтобы упускать хоть минуту. Даже сейчас – он начинал опаздывать, хотя этот «внеплановый» разговор продлился совсем недолго.

– Что говорить людям? – спросил его заместитель, уже ждущий в машине. – Мы обещали им помощь, но комиссия…

– Скажи, что мы поможем. Надеюсь, что очень скоро. Со дня на день я должен с ним встретиться и убедить, что мы все же делаем общее дело. Большое и важное. Он пока усердно избегает неформального общения, считает, что за ним стоят слишком большие люди. Считает себя в безопасности.

– И как вам удастся его переубедить?

– Мы делаем одно дело, большое и очень важное, – повторил Главный Администратор. – И, несмотря на миллиарды, что проходят через нас, нельзя об этом забывать. Я думаю, что очень скоро он это поймет и мы обо всем договоримся.

– А если нет? – нейтрально спросил заместитель. Он имел свое мнение, конечно, но знал, что шефа в моменты, когда он вспоминает о своем предназначении, лучше не трогать. Шеф на самом деле был идеалистом. Но, наверное, именно поэтому и сумел собрать вокруг себя столько людей.

– А если нет, то мы придумаем что-нибудь еще, – равнодушно ответил Главный Администратор.

– Вы знаете, они готовы ему заплатить, – предложил заместитель. – И мы тоже не останемся в накладе.

– Нет, – покачал головой шеф. – Пусть ждут. Ни копейки не должны платить. Скажи, что иначе мы с ними дел вести не будем.

– Кстати, – разговор принимал очень тяжелый для заместителя оборот. Он знал, что еще немного, и шеф скажет что-то, что потом не сможет отменить. Переиграть. А ребята, о которых он сейчас пекся, ему нравились. Тем более что они обещали не забыть и его самого, помимо обычных взносов. – Кстати, они готовы осуществить первый перевод авансом, если необходимо. Видимо, боятся, что потом может измениться процент.

Главный Администратор откинулся на спинку сиденья и расслабился.

– Пусть переводят, – разрешил он. – И пусть не волнуются. Если они будут делать дело, то больше десяти процентов с них никто и никогда не возьмет. Главное, чтобы они хоть что-то сделали. У тебя жена все еще в фонде?

– Да, только повысили.

– Прекрасно. Пусть покупает. И на меня пусть откроет новый счет, лучше даже не на меня, а на сына. Весь аванс перебрось ей.

– Что именно покупает? – Заместитель уже понял, о чем шла речь, но аванс был немаленький, и ему хотелось бы убедиться.

– Их пусть и покупает. Красивый вариант. Фактически они перебрасывают нам аванс, чтобы мы смогли поднять их стоимость.

Заместитель кивнул, добавив про себя: «и неплохо на этом заработать». Хотя, в отличие от начальника, он далеко не так уверенно смотрел в будущее.

Новая ассистентка директора обедала со своим брокером. Да, у нее был свой брокер, да и вообще она была девушка умная. Не по годам. Других в помощницы самому Главному Администратору и не набирали. Один раз она с ним переспала, с брокером, и поэтому теперь имела возможность иногда обсуждать с ним вопросы персональных инвестиций в обеденное время. Бесплатно.

За этим обедом девушка со стрелками на чулках попросила своего собеседника купить ей кое-что на бирже. Может быть, даже использовать на несколько дней плечо, чтобы полностью воспользоваться ее догадками.

Она понятия не имела, кому в ближайшие дни будет плохо. Но имела кое-какие представления, кому скоро станет хорошо. Для этого ей хватило и пары дней в новой должности.

Нанимая на простую работу очень умную девушку, глупо было надеяться, что она не будет пользоваться своими мозгами.

– Правительства всех развитых стран вкладывают огромные деньги, до безумия огромные. – Главный Администратор округлил глаза и все же добавил: – Охренеть какие большие деньги.

Прессе это нравится. И раз пресса стояла в углу, то надо ее чуть подкормить. Тогда это заседание окажется на первых полосах, а он бы хотел, чтобы оно там оказалось. Потому что ему нужны были не только деньги. Ему нужно было внимание – людей, организаций, особенно общественных. Это давало хоть какой-то шанс на то, что кого-то смогут поймать за руку. Хотя бы самых безумных, самых объевшихся. Уже хоть что-то.

– И эти деньги, я вас уверяю, не будут потрачены зря. На текущий момент проведена огромная работа по подготовке всей нормативной базы. Наши коллеги уже сейчас выбирают первых кандидатов, которые будут допущены к проекту.

Администратор посмотрел налево, где неподалеку от него за столом сидел тот самый начальник комиссии. Мертвый человек, который еще ходил. Даже еще улыбался, вот и сейчас он тепло улыбнулся в сторону Администратора, кивая, соглашаясь, показывая полную солидарность с мнением.

– Сегодня мне хотелось бы еще раз напомнить основные тезисы нашей программы, которые выходят даже за рамки данного проекта и очень скоро станут основополагающими при любых работах человечества в ближнем космосе.

Первое, это экологичность. Экологичность в терминах нашей планеты, что означает, что за каждый сожженный литр воздуха будет взиматься налог, и немаленький. Поэтому любая корпорация, решившая двинуться наверх, должна будет очень много думать, как сделать этот бизнес безопасным для Земли. Но впервые мы вводим также понятие экологичности всей системы. В первую очередь это касается любых изменений в орбитах небесных тел. Конечно же, мы говорим, прежде всего, об астероидах. Мы не хотим хаоса. Поэтому параграф второй пакта об экологии ближнего космоса как раз и оговаривает все эти положения.

Во-вторых, мы говорим о том, наконец-то открыто говорим, что люди намерены завладеть Марсом. Завладеть, подчинить и поселиться на нем. Навсегда. Детали программы всем известны, последние коррективы – есть у вас в материалах. Мы начинаем крайне трудный, долгий, дорогостоящий и кропотливый процесс. И мы собираемся довести его до конца. Мир готов вкладывать в это деньги, остается лишь вопрос, готов ли кто-нибудь эти деньги заработать.

И соответственно, в-третьих, мы планируем в ближайшем будущем существенно расширить количество компаний, которым будет разрешено работать как непосредственно над этим проектом, так и по смежным темам. Мы тратим триллионы на освоение солнечной системы. И мы с удовольствием предоставим любые льготы тем, кто будет готов инвестировать в эти проекты вместе с нами. Но мы вынуждены сообщить, что продажа всех тех «участков на Луне», «участков на Марсе» осуществлялась людьми, никакого права на это не имеющими. Ни одна из таких купчих нами не будет подтверждена, и любая из них может быть оспорена реальными инвесторами и покупателями марсианских земель.

Мы провозглашаем новый принцип: хотите участок на Марсе – купите его. Но деньги должны быть вложены в освоение Марса. А не в руки мошенников.

Администратору не надо было даже поворачиваться, чтобы увидеть, как щеку готовящегося к смерти человека слева от него прочертила черта, показывающая, насколько он недоволен предыдущим высказыванием о количестве компаний. Несогласованным высказыванием, никак не подтвержденным документально. Однако Администратор знал кое-что, чего еще не знали другие, поэтому мог позволить себе идти на этот риск.

– Мы говорим: добро пожаловать всем, у кого есть идеи, технологии и возможности, чтобы поставить их под ружье нашего проекта. Мы собираемся добиться успеха, и собираемся сделать это со всеми вместе.

Теперь, пожалуйста, вопросы ко мне и моим коллегам.

Лишь один вопрос волновал всех, и он был задан. Лишь один ответ, один из многих, запомнился надолго.

– Скажите, когда? Когда люди смогут жить на Марсе? Дышать, ходить, растить урожаи. Когда?

– Я скажу лишь одно. – Администратор слегка приподнялся со стула, чтобы его слова звучали внушительнее: – Я хочу, чтобы это произошло при моей жизни. А я уже немолод. Поэтому либо вам придется подумать о таблетках от смерти, либо пора уже всем заняться делом, потому что не так уж и много у меня времени ждать.

Затем улыбнулся, чтобы одновременно его не восприняли слишком уж серьезно. Хотя он был серьезен как никогда.

Глава 2Т: минус 42. 2024 н. э. Делец

Ему редко доставляло удовольствие само исполнение. Может, только в самые первые разы, да и то это сложно было назвать удовольствием, скорее адреналин, волнение, быстро текущая в теле кровь. Не более того. Убивать кого-то, пусть даже и во благо, не слишком-то приятно.

Потому что каждый раз это напоминает о том, что пытаешься забыть: о том, что сам тоже смертен. И скоро, может быть, отправишься вслед за своими жертвами.

Как хорошо, что он был атеистом, иначе мысли о ждущем его аде, кипящей крови реки Флегетон, в которой ему предстояло бы барражировать, давно бы свели с ума. Вот что интересно, было бы ему там дело до пейзажей на берегу? До леса самоубийц, например? И те, кого лишь ошибочно считали самоубийцами, куда попали они? Растут ли они в этом лесу, как и настоящие? Грехов у них все равно было немало, но этот он самолично приписывал на их душу.

Оставалось надеяться, что там, наверху (или внизу), разберутся.

Сейчас самоубийство вроде не подходило.

Ему редко давали задания слишком подробно, оставляя поле для маневра, и мужчина сам подбирал и место, и время, и методы. Сейчас было только сказано, что это не должно быть убийством. Это не должно бросить тень на дело.

Но вот, допустим, нервный срыв…

У объекта были жена, дочь, старший сын где-то в университете в Штатах. Если, допустим, он сбрендит, убьет жену и дочь (сына придется оставить в покое, все-таки – далеко), а потом выбросится из окна? Красиво. Для общественности – просто нервный срыв, бывает. Для знающих людей – очень хороший сигнал, что никто из них не защищен… от нервных срывов.

Красивый план. Действительно красивый. Сколько ни копай, итог будет один – убийство на почве помешательства и самоубийство. Его кривое деревце должно будет расти прямо на берегу, так, чтобы корни варились в кипящей крови Флегетона, а сам он страдал еще и как самоубийца.

Один минус, много лишних жертв.

Сердечный приступ как-то сам собой отпадал. Все-таки у этих руководителей проблем с сердцем у всех хватает. Это никому ни о чем не скажет, хотя этот вариант был бы хорош тем, что никто даже и не начал бы копать, никто бы даже дело открывать не стал. Никто бы и не усомнился. Мужчина умел делать так, чтобы подозрений и не возникало.

Дочь у него уже тоже немаленькая. Можно разыграть изнасилование дочери, потом дочь убивает отца, затем, что логично, от стыда и горя вешается. Тоже красиво и тоже – точно как и требуется. Лишь одна лишняя жертва.

Надо найти записи его голоса, решил мужчина. План, красивый план, начал окончательно выстраиваться у него в голове.

Глава комиссии сердился. Нет, он был просто в ярости, если честно. И только то, что люди, сидевшие рядом, обладали слишком большим влиянием, чтобы он мог позволить себе орать, удерживало его от разговора на повышенных тонах.

Попробовать шашлык на открытом воздухе предложил он. Надо было поговорить. Ему нашли очень живописное место – ущелье, на дне которого течет река, и ресторан у самой пропасти, лишь декоративные деревянные перила ограждают посетителей от того, чтобы не упасть вниз. А так – через перила, пробежать метра три – и можно прыгать.

Или кого-нибудь скинуть.

Вот вторым вариантом он бы воспользовался с удовольствием, испытал бы глубину ущелья на парочке из тех, с кем сегодня общался. Компания собралась не такая маленькая – пять человек. Но только он был на острие иглы. Только он подставлял свою голову. Держал оборону. Не выдавал ни единой лицензии, пока даже крупные корпорации не сдавались и не принимались искать возможности для причитающихся выплат.

А все остальные лишь говорили ему, что делать. И прятались, когда начинало припекать. Как сейчас.

– Надо приостановиться. Пропустить контору-другую, кинуть ему кость, чтобы успокоился, – сказал, наконец, он, – иначе скоро он меня сожрет.

Самый старший из его собеседников покачал головой:

– Наоборот. Ты же видишь, он не выдерживает. Уже психует. Говорит и обещает то, чего никогда не сможет исполнить. Осталось совсем немного подождать. Он свалится сам. Еще несколько месяцев, и когда все окончательно поймут, что он не справляется, можно будет ставить вопрос о новом кандидате. И все. Тогда мы будем контролировать все, абсолютно все.

Глава комиссии покачал головой.

Встал и подошел к краю веранды, оперся о перила и наклонился вперед. К сожалению, хозяева заведения слишком уж далеко отодвинули веранду от пропасти, поэтому дна ущелья не было видно. Жаль.

Он хотел бы посмотреть, куда можно бросить этих тупых недоумков.

Вместо этого он повернулся и сделал шаг к столу. Хлопнул рукой по шее, отгоняя комара.

– Или же он что-то знает. Узнал раньше нас. И готовится объявить всем, что якобы лишь я мешаю прорыву. Найдет козла отпущения и двинется дальше.

Кто-то из сидящих начал возражать, но Глава комиссии его не расслышал. У него неожиданно закружилась голова.

Зато он услышал другое – как говорит он сам. Сначала он повернулся в сторону пропасти и заговорил, именно так, как он всегда хотел говорить с этими трусами, громко, отчетливо, жестко и властно:

– Все мы недостойны, чтобы находиться в этом проекте. Мы прокляты только за то, что мешаем человечеству двинуться дальше. Все мы прокляты и должны понести наказание.

Покачнулся. Затуманенным сознанием он успевал лишь отмечать, что происходит, но никак не управлять окружающей действительностью. Он знал, что ничего подобного не было даже в его мыслях, но тем не менее слова были сказаны, и сказаны вроде как им.

Боль в шее от укуса комара неожиданно стала нестерпимой, словно кто-то всадил крючок ему глубоко под кожу и сейчас изо всей силы потянул за леску.

Ему оставалось только одно – ослабить боль, пойти навстречу рыбаку.

Глава комиссии сделал несколько шагов, и сначала ему показалось, что боль ослабла. Но нет, она тут же вернулась снова, с новой силой, и ему пришлось снова идти вперед, перелезть через ограждение, так ему хотелось избавиться от боли.

Сзади поднялся шум, но вот он-то как раз волновал его меньше всего.

Схватился за шею, но от этого боль передалась еще и руке и стала совсем уж невыносимой. Он побежал, преодолев последние метры до пропасти за считаные мгновения… И полетел вниз, даже не пытаясь кричать.

Перед самым падением на камни он не ощущал почти ничего, поэтому сумел лишь отметить, как наконец-то его покинул, отсоединился, улетел тот надоедливый комар-крючок, что заставил его покончить жизнь самоубийством.

Большинство крупных корпораций сразу, когда проект еще только был в стадии разработки, готовы было вбрасывать в него деньги. Но не имя. Ввиду рискованности (а в парламентах ряда стран говорили даже – авантюристичности) всей этой темы мало кто из них вошел в процесс под своими брендами. Большинство крупнейших игроков создавало для этих целей дочерние подразделения, иногда оставляя весь контроль себе, некоторые – размещая небольшие пакеты акций на рынке. Иные создавали несколько специализированных компаний, другие – наоборот, объединялись, чтобы суметь войти в тему с самого начала, но не слишком при этом рискуя.

Компания М.Belt Mining, созданная парой совершенно ничего не понимающих в космосе, но зато очень-очень богатых старичков, оказалась построенной по еще одному уникальному принципу. Они, старички, не стали бы миллиардерами, если бы не осознавали, где они сильны, а где – не очень. Поэтому даже не пытались влезть в научные изыскания или промышленные разработки. Они просто вложили деньги в площадку и пригласили на эту площадку игроков. Выбрали, посмотрели на послужной список каждого, что он может и что нет. Собрали на кандидатов максимально полное досье, такое, которое, наверное, не смогла бы собрать и разведка. А потом – отобрали лучших и начали готовить их к отправке наверх, одновременно отбирая следующих. Их слегка задержали эти дурацкие допуски и прочая ерунда, но ненадолго. Они знали, на кого и когда делать ставки.

И если еще вчера акции созданной ими для этого компании плавали где-то на дне болотца под именем small cap, то сразу после речи Главного Администратора они взлетели почти вдвое. Не только акции М.Belt Mining. Взлетел весь рынок. «Орбитальные заводы» (где они, эти заводы, хоть бы один построили, но зато какое название!) – плюс 40 %. «Объединенная корпорация шахтеров» (кого они объединили, если в поясе еще не побывало ни одного живого человека?) – плюс 75 %. «Space Dynamics» – плюс 300 % (эти действительно делали неплохие ракеты, только пока не знали, как их поднять наверх). S.T.A. & C. – ребята работали вшестером, разрабатывая программу для динамического пересчета траекторий метеоритов после импульсов, и все шестеро сразу стали миллионерами. Правда, они не знали, что одновременно некие два старичка стали обладателями блокирующего пакета акций этой крошечной компании. Шахтерам в космосе нужно будет не барахло, а настоящие инструменты. И намного дешевле везти с собой программу, чем лишнюю тонну топлива.

Еще полсотни компаний, так или иначе застрявших между небом и землей, взлетели вверх. Поднялись акции даже тех, кто уже был допущен к проекту, хотя как раз большинство из них пока еще ничего толком и не сделали, пусть и разговоров и презентаций было уйма.

Но два старичка, плохо разбирающихся в астрономии, минералогии, биологии и прочих премудростях, очень хорошо умели следить за фондовым рынком. И сразу заметили одну странность – акции многих из этих компаний поползли вверх раньше, пусть и ненамного, чем слова Главного Администратора о расширении допуска были сказаны.

Либо он говорил заготовленную и согласованную речь и произошла неизбежная в таких случаях утечка, либо за этим стояло что-то еще.

Поэтому на всякий случай они тоже прикупили себе немножко акций, всех, до которых у них дотянулись руки. И это – несмотря на очевидный факт, что покупать теперь поздновато, что ажиотажный спрос значительно и разом перегрел рынок. И их вход в этот рынок его не просто догрел – он его вскипятил.

Но и на этот раз чутье старичков оказалось на высоте.

Потому что, когда на следующий день при несколько странных, но не критично странных обстоятельствах умер главный, как считали многие знающие, стопор программы, рынок тут же решил, что у него открылось второе дыхание, и акции снова пошли вверх.

Тогда старички и зафиксировались, заработав за один день больше пятидесяти миллионов евро. Хорошо, когда у тебя есть чутье, а также деньги, чтобы на это чутье поставить.

Мелочь, конечно. Не хватит даже на то, чтобы снарядить достойно в дорогу хотя бы еще одного вольного стрелка, но и мелочи иногда приятны. Маховик закрутился, и старички с удовольствием ввязались в эту игру, каждый думая про себя (хоть и никогда не обсуждая это вслух), что это, похоже, их последний заплыв. Зато, по всей видимости, он обещал одновременно быть и крупнейшим.

После того как мужчина убедился, что тонкая, как лезвие, леска цела, включая контрольный модуль с микродинамиками, захватом и средствами управления рецепторами, он сразу скрылся с места «происшествия».

Конечно, его слегка волновало, что объект, похоже, порезал ладонь о леску, но после падения с такой высоты вряд ли кто-то будет всерьез рассматривать порезы на ладонях трупа. Внизу должна была лежать отбивная, с переломанными костями и мозгами, забрызгавшими соседние камни. Так что ладонь упустят. Как и крохотное пятно на шее – место инъекции и крючка.

Ему не надо отчитываться в выполнении задания – это за него сделают новости, поэтому на следующий день он лишь сдернул несколько сотен тысяч, заработанных на бирже, и исчез, растворился в запутанных данных компьютеров, противоречивой информации в досье разных людей, подложных пробах ДНК и фальшивых фотографиях.

Где-то, возможно, в этот момент возник из ниоткуда совершенно другой человек. Возможно даже, что он каждый день поливал цветы в саду, следил за тлей, досаждавшей деревьям, и тихо насвистывал мотивчик из «Точки заката».

Глава 3Т: минус 34. 2032 н. э. Шахтер

У шахтеров в поясе есть три Истории, три Приметы и три Идола.

С идолами – все просто. Идол номер один (и с этим согласны абсолютно все) – М.Belt Mining Ltd., вернее, ее владельцы. Однако так как настоящих создателей и совладельцев главного Идола шахтеров никто не знает, то они боготворят саму компанию, и плевать им на заветы. Эта компания дала им возможность работать, зарабатывать, пусть и немного, и главное – она дала им возможность сорвать Большой Куш.

Принцип очень простой. Компания заплатит за тебя, за твой подъем с Земли, за твой корабль, за кое-какое оборудование на нем. Дальше – ты за все платишь сам и волен делать все, что захочешь. Но компания вправе требовать половину всех твоих заработков. Честно? Абсолютно все сходились, что да – полностью, кристально и предельно честно. Все лучше, чем горбатиться на объединенную корпорацию. Шляться по поясу, рисковать своей шкурой, получая лишь одну зарплату, пусть и большую.

Они не из тех. М.B.M. тщательно проверяла каждого, кому доверяла свои корабли. Очень тщательно. Шахтером в поясе мог оказаться и ученый, и спортсмен, и даже настоящий земной геолог, но всех их объединяли общие черты – они были одиночками, они были готовы заложить душу за саму возможность находиться здесь, и – все они надеялись на Большой Куш.

Второй идол лишь поначалу мог показаться странным. Но когда два шахтера, встречаясь (такое редко, но бывало), на расстоянии сотни километров видя маленькую блестящую точку, иногда мигающую световым маячком, поднимали свои бутылки, они всегда пили за них, за ребят из STAC. Переходных шлюзов, рассчитанных на то, чтобы два шахтерских ялика могли сойтись и чокнуться бутылками по-настоящему, у них не было. А скафандры шахтеры использовать не любили (об этом – в приметах). С другой стороны, пить в одиночестве никто из них так и не привык, почти никто. Поэтому чокнуться друг с другом на прямой видеосвязи казалось всем разумным компромиссом в периоды длительных шатаний по поясу.

Так вот, все уважали ребят из STAC. Только эти ребята оказались способны сделать программу, которая действительно могла (и делала это!) предсказать, что будет, если шахтер тронет астероид.

А шахтерам надо было их трогать, иначе зачем бы они шастали здесь, в главном поясе?

Третьим идолом был убийца.

Этот идол всегда оставался в тени, о нем не говорили на открытых частотах, да и на закрытых тоже. За него тоже поднимали тост, последний из трех официальных тостов. Но говорили лишь – «за него».

Это было честно, потому что все равно никто его не знал. Зато они знали, что кто-то несколько лет назад погубил на земле пару-тройку чиновников из министерств здравоохранения разных стран, из множества специальных международных комиссий. Не одного, не двух, а целых шесть бюрократов от медицины. Их объединяло лишь одно – все они считали, что «наверх» можно пускать лишь абсолютно здоровых людей.

Некоторые из шахтеров пытались включиться в гонку уже тогда. И они абсолютно точно знали, сколько стоит забота об их здоровье и сколько денег нужно отдать, чтобы неожиданно стать абсолютно здоровым. Многие, возможно, даже раскошелились бы, пусть и влезли бы в долги, вот только здоровье это появлялось лишь на бумаге, не более.

«Он» решил проблему многих, убрав с дороги стервятников, собирающих деньги на проверках. Не помогал ни статус ООН (лишь глупые русские считают, что коррупция есть только у них), ни угрозы разоблачения, ни поимки с поличным. А вот шесть трупов – помогли. Неожиданно оказалось, что точка зрения – «если здоров жить на Земле, то может жить и в космосе» возобладала. Проверки отменили все. Полностью.

Это слегка уменьшило стоимость взлета и сильно его ускорило. Не более того. Корпорации, отправляющие наверх рабочих, не были заинтересованы в том, чтобы сотня килограмм плоти и еще пара тонн всякой всячины, призванной оставить эту плоть живой, неожиданно издохли, поднявшись на орбиту. Поднять на орбиту тонну груза стоило со всеми налогами больше миллиона евро, доставить ее на орбиту Марса – во много раз больше, и за эти деньги корпорации готовы были сдувать с шахтеров пылинки. У них были свои проверки, свои медики, не берущие мзду, неподкупные и заинтересованные лишь в одном – чтобы те, кому они скажут «да», затем на орбите выжили.

У Main Belt Mining подход был слегка более демократичным, но и они не поднимали наверх язвенников и сердечников.

Так что безымянный убийца, который заработал свой личный ад за возможность того, чтобы сейчас они все болтались в поясе, законно получал их третью рюмку (которая, как правило, выглядела колпачком от бутылки, специальным колпачком, умеющим притягивать жидкости даже в невесомости).

Толстосумы, очкарики и убийца – три идола астероидных пустошей. Те, за кого даже в пустошах пояса пьют, не задумываясь.

Так вот о приметах. С первой приметой понятно. Считалось дурным тоном надевать аварийный скафандр. Его можно было проверять, и нужно было. Его можно было тестировать и менять в нем баллоны. Но выходить в нем за пределы корабля без веской на то причины не стоило, иначе – жди беды. Откуда взялось такое поверье, никто уж и не помнил. Но зато примету знали все.

Также плохой приметой считалось терять зонды. Это было еще и затратно, но главное – все это знали – как раз потерянный зонд и обнаружил Тот Самый Астероид. И если ты его не найдешь, то упустишь все. Упустишь удачу.

Примета, как всегда, была великолепна. Потому что если зонд все же удавалось найти и (конечно же!), ничего такого особенного он не обнаруживал – ничего удивительного, зонд ведь не потерян, раз уже найден?!

Если же он терялся окончательно… шахтеру оставалось только потом рассказывать остальным, что, скорее всего, он упустил свой единственный шанс. Великий шанс. И даже давать координаты, где, скорее всего, прячется Тот Самый Астероид.

Конечно же, во всем этом был и практический смысл. Даже корпорации не могли снаряжать поисковики больше чем четырьмя зондами, а у большинства «дикарей» от М.B. Mining было только по два-три. Так что потеря каждого зонда была существенной. И обычно его искали до последнего.

Поэтому Михась искал потерянный зонд уже второй день. У него была еще дополнительная причина искать свой зонд – его зонды сделали по особому заказу, по его личным чертежам, и они уходили дальше любых других.

Поэтому ему был нужен каждый.

Зонды уходили далеко, на несколько тысяч километров, чтобы дать ему возможность правильно оценить обстановку вокруг. Когда программа начиналась, на Земле считали, что в поясе чуть больше четырехсот тысяч астероидов. Сейчас их число приближалось к пяти сотням, и их все еще продолжали считать. Мелочовку в расчет не брали, хотя именно она могла создавать проблемы – никому не хотелось встретиться с камушком в лобовую. Вероятность была невелика, совсем мала, но не равнялась нулю. И было бы здорово, чтобы в тот момент скафандр работал исправно, а где-нибудь неподалеку оказался хоть кто-нибудь, кто услышит аварийный маяк.

Пока в поясе погибли только двое, и то, как все считали, по собственной глупости. Один почему-то решил, что может без расчетов начать транспортировку. Астероид, вместо того чтобы честно лететь по курсу, раскололся, один из осколков закрутился и задел корабль. Поисковая партия нашла его совершенно случайно, повезло – сработал автоматический маяк. А мог бы и не сработать, и тогда осталась бы лишь легенда о еще одном пропавшем шахтере.

Второй – как раз и нарвался на камушек. И не успел надеть скафандр. Не успел или не сумел, никто не знает. Нашли его только через год, и тоже – случайно. Аварийный маяк уже почти выработал ресурс, когда его сигнал уловил оказавшийся неподалеку другой шахтер.

Так что третья примета говорила, что аварийный маяк должен стоять на «подтверждении». Раз в неделю настоящий шахтер должен вручную перезапустить модуль маяка, иначе он включится и начнет орать на всю округу просьбы о помощи.

Может быть, это и не спасет шахтеру жизнь, но хоть позволит его трупу не скитаться неотпетым вечно.

Ради этого приходилось даже просыпаться. Большая часть его времени так и проходила – запустил зонды, лег спать, проснулся, перезапустил маяк, посмотрел вокруг и на приборы и отправился спать дальше. В одиночку – тяжело все время бодрствовать, да и никакого ресурса не хватит. А никому не хотелось мотаться обратно к орбите Марса порожняком только для того, чтобы прикупить припасы. Камера глубокого сна легче, чем еда, вода и воздух. А здесь, в поясе, еще и значительно дешевле.

Вольные шахтеры должны были считать деньги. Пусть их и снабжала MBM, но когда-то каждую монету придется отдавать. И это точно не получится, если возвращаться на внутренние орбиты без груза.

С одной стороны – груз здесь был повсюду, почти пять сотен тысяч камушков, мирно дрейфующих в пространстве, аккуратно внесенных в автономную базу поисковика. Большая часть из них даже показывалась на объемной карте, что Михась время от времени включал в рубке. Нечасто. Он вообще нечасто включал что-то лишнее, потому что все лишнее требовало энергии, а выдвигать без крайней нужды солнечные батареи – верный путь к их скорой кончине. Все-таки пыли здесь было значительно больше, чем в «пустых» зонах системы. Говорят, астероиды сталкиваются. Иногда. Иногда в местных терминах – раз в тысячелетия.

Но до того, как сюда пришли они, шахтеры, тут успело скопиться всего, чего только душе угодно. И пыли в том числе.

Так вот, груз здесь был повсюду, да. Вот только далеко не любой астероид подходил. Далеко не за каждый на орбите Марса могли зачесть на твой счет деньги. Контролеры – парни неподкупные, это все знают. Единственные неподкупные парни во всей этой мешанине из чиновников, кружащейся вокруг больших денег.

Лучше всего платили за лед, не обязательно даже водяной. Лично Михась, например, еще ни разу не находил полностью водяной астероид, хотя, говорят, одному это удалось. Правда, и тот нашел лишь кроху – полсотни метров в диаметре, но это был джек-пот. За такое платили очень хорошо. За то, чтобы обрушить на поверхность Марса (или вернее, растопить в его атмосфере) подобного малыша.

Такова и была цель.

Еще больше платили за азот, за кислород, если кто-то все-таки надеется найти его в чистом виде. За любой газ, который можно бы было превратить в кислород. Неплохо окупался даже углекислый газ.

И всего этого здесь было не найти. Во всех этих четырех, пяти, может, больше тысячах камней не так уж и много оказалось замороженной пиццы. Никого не интересовал базальт. Мало кого интересовало железо, хотя от безысходности, только чтобы не возвращаться порожняком, некоторые тащили с собой что-нибудь из железной группы. Железо брали, пусть и дешево – у Марса все пытались начать плавку и подготовку массивных деталей кораблей, все – лишь бы не поднимать их с поверхности Земли на орбиту. Но пока – только пытались.

Так что все искали лед. Не обязательно водяной, любой лед, хоть из углекислоты. Хорошо бы было нарваться на небольшой хвост, превращающий тихий астероид в шумную комету, а заодно явственно показывающий, что он состоит не только из камня.

Хорошо бы.

Кометы, большинство из них, вычислили прежде всего. Еще с Земли. С тихими астероидами было посложнее, хотя все те из них, кто был больше пары километров в диаметре, тоже давным-давно попали в каталоги. Но с большими астероидами начинались другие проблемы – немногие имели достаточный ресурс реакторов, чтобы суметь дотащить их до Марса, сколько бы рабочего тела они при этом ни сожгли.

Но с «тихими» еще оставались кое-какие перспективы, потому что с Земли далеко не так просто надежно оценить состав. Иногда это легче все-таки сделать на месте, найти прекрасный образец, неожиданно оказавшийся чистым замороженным газом или водой. И топливом, и добычей одновременно.

Лишь иногда.

Так Михась и потерял зонд. Всего лишь ловил сигнал, который транслировали от Марса, обновлял карту. Почти обновил, когда понял, что зонд находится на границе зоны устойчивой связи, и, если он хочет оставить его в коллекции, то неплохо бы было двинуться в его сторону. Другие зонды разошлись не так далеко, один он вообще отозвал, второй крутился неподалеку, третий был если и не по дороге, но и не удалялся. Но вот если бы он двинулся прямо тогда, то не сумел бы выловить все обновление карт. А что здесь, в поясе, делать без карт?

Герои стахановцы тут никому не нужны, потому что от них нет никакого толку. А карты нужны всем. Негласная (но очень настойчиво поддерживаемая с Земли) хартия шахтеров требовала отдавать все новые сведения о расположении астероидов, не имеющих коммерческой ценности (то есть почти вообще обо всех), в базу.

И эта же хартия требовала, чтобы обновления «карт», включающие в себя и все новые открытия, и даже последние спектрограммы с телескопов на земной орбите, также распространялись открыто. Для всех.

Обновление он докачал, но теперь потерял зонд. Хороший зонд, усовершенствованный. Сигналы с этих зондов находили ему мелкие астероиды, пропущенные телескопами. И даже не очень мелкие. Пояс слишком большой, и далеко не до каждого камня у астрономов добрались руки. Зонды находили ему и совсем небольшие булыжники, что пару раз спасло его от возможных столкновений.

А после триангуляции, если Михась считал, что нашел что-то интересное, то ближайший зонд мог даже провести предварительную удаленную пробу, с некоторой погрешностью, но дающую возможность предположить, что за фрукт висит в пространстве. И можно ли его слегка надкусить.

Так что теперь Михась второй день аккуратно, медленно двигался в направлении, где исчез последний зонд. Он же не хотел упустить Тот Самый Астероид.

Тем более не хотел терять зонд.

По всем расчетам, зонд уже должен был объявиться, но сигнала от него так и не было, что выглядело крайне странно.

Загадочно.

Даже если предположить, что зонд ждет его у Того Самого, то не мог же астероид его съесть? И от столкновения автоматическая маневровая программа зонда его бы уберегла. Разве что наткнулся на камень и потерял управление? Но даже тогда Михась надеялся, что обнаружит хотя бы остатки от аппарата. Здесь было пусто, настолько пусто, что сложно было пропустить блестящий зонд. Большинство астероидов, из тех, что покрупнее, были едва видны, и расстояние до них позволяло им не отсвечивать.

Михась вздохнул и забрался в тренажер. Он был из тех людей, из тех немногих, кому легче думалось во время физической активности. Поэтому он начал рассеянно двигать ногами, имитируя приседания. Где-то внутри тренажера соленоидные катушки создавали заданное сопротивление его движению, так, чтобы его текущие возможности позволили ему сделать двадцать-тридцать повторений. Слишком много для увеличения мышечной массы, но ему меньше всего хотелось сейчас потяжелеть. Просто нужно было размяться.

Даже эти упражнения были безотходными. Не то место и не то время, чтобы позволить себе заниматься спортом, даром выбрасывая свои калории в эфир. Экономия должна быть во всем, и если уж человек так устроен, что не может безопасно отключить свое тело и заставить работать только мозг, то каждое движение этого тела должно возвращаться в дебет энергетического баланса корабля. Каждый его жим заставлял катушки генерировать ток, откладывающийся в псевдосухих аккумуляторах корабля. Все лучше, чем лишний комплект солнечных батарей.

Закончив подход, Михась, не вылезая из тренажера, дотянулся до пульта и снова включил обзорную голограмму. Впереди не было ничего. Не только зонда, но даже астероида, за которым тот мог прятаться или в который удариться. Никаких обломков, следов аварии или взрыва. В зонды на критический случай специально монтировался контейнер с мелким серебристым конфетти. Легкий хлопок слегка сжатого воздуха – и все окрестности оказывались заполненными приметными даже издали кругляшками.

Если бы с зондом что-то случилось, то такого пакета хватило бы, чтобы вокруг зоны аварии серебрилась сфера в несколько сотен метров диаметром. Достаточно, чтобы обнаружить это место как визуально, так и любыми, даже простейшими приборами, настроенными на отражение света или радиосигнала. Более того, сфера становилась лишь заметней со временем, расходясь все шире.

Но и серебряной сферы нигде не было. Хотя, по всем расчетам, зонд должен был быть где-то поблизости. Либо сам зонд, либо его остатки.

Михась не очень любил смотреть наружу своими глазами. Это его слегка не то чтобы пугало – все-таки он не смог бы попасть, да и не захотел бы попасть на этот корабль, если бы имел боязнь открытого пространства даже в легкой форме. Но космос есть космос. И не так-то просто привыкнуть к тому, что вокруг тебя – полная пустота, помощи от которой не жди, а подозревай лишь беду. И от этого великого ничто тебя отделяет лишь тонкая, ничего не защищающая перегородка.

И иллюминатор. Он был, иллюминатор, хоть Михась его держал все время задраенным, от греха подальше. Одно дело – подняться в космос на пару дней или даже месяцев, совсем другое – провести годы, мотаясь от орбиты Марса до пояса астероидов, туда-сюда. При таком раскладе даже слабые намеки на фобии лучше глушить в зародыше.

И как-то Михась слабо верил, что сможет перебороть в себе эту легкую неприязнь к открытому пространству вокруг. Поэтому он предпочитал большую часть времени просто не визуализировать космос. Пока помогало.

Размышляя над тем, что он не просто посеял где-то свой зонд, но еще и, похоже, перестарался с тренажером, Михась рассеянно начал снимать блокировки с «штормовых» шторок иллюминатора. Ноги побаливали, не надо было давать такой нагрузки после длительного сна. Ничего страшного, конечно, но диагност и так все время визжит по поводу и без повода, а тут – такой повод.

«Автоматическая станция медицинского диагностирования и поддержки» – самая дорогая часть начинки корабля после разве что навигационного оборудования. Хотя и то – как сказать. У навигационного компьютера были очень дорогие (просто бешено дорогие) программы. Зато медицинская кабинка была напичкана сложнейшими диагностическими приборами и, что главное, рядом полезных систем для распознавания симптомов опасных заболеваний. Теоретически считалось, что для пилота главное – доползти до кабинки и запустить ее в действие. Тогда – если он может выжить без хирургического вмешательства, на одних только лекарствах, то АСМДиП обеспечит это выживание. Она даже аппендицит могла резать (хвала создателю, это ему не грозило). Сделано в Сибири, как-никак. Изначально под Красноярском такие штуки разрабатывали для военных, да только у военных они как-то не пошли. Слишком дорого – проще потерять одну-другую боевую единицу, чем обеспечить оплату и поддержку подобного оборудования. Зато вот у шахтеров-одиночек они расходились на ура.

Диагност знал Михася во всех деталях. А еще он знал, что шахтер давно уже просрочил плановый осмотр, поэтому он рассержено пискнул, как делал последние сутки уже не раз, предупреждая его о необходимости все же лечь на кушетку и обеспечить ему доступ к телу.

Пискнул он не вовремя. Михась как раз открыл шторки и смотрел в иллюминатор на звезды, на тусклую точку ближайшего астероида (он мог с закрытыми глазами указать на него, заодно упомянув его размер, плотность и примерный, совсем ему не подходящий, состав). Михась вздрогнул, еще раз подумав про себя, что все-таки открытые пространства не для него. Поле там, рожь колосится – еще куда ни шло, но не чернота в мелкую крапинку вокруг.

– Ты меня сам в гроб вгонишь, целитель хренов, – буркнул Михась и тут же понял, что это первые слова, который он произнес более чем за сутки. Что делать, он был неразговорчив. Именно поэтому отказался от двух модных течений в современном кораблестроении. Во-первых, никакого объединения бортовых компьютеров. Навигация – это одно, медик – это другое, мониторинг энергии – третье, а геологические изыскания – совсем даже четвертое. Во-вторых, никакого голосового управления, уверенно вещающих AI, шахмат с машинами и тому подобного. Это все от лукавого. Когда он хотел поиграть в шахматы, он делал ход и отправлял его ближе к Марсу. Там были ребята, с которыми он играл долго. Некоторые партии из-за его постоянного впадания в спячку длились уже больше года.

Визуальный осмотр мало чего добавил. Не видно было ни следов аварии или взрыва, ни места, где зонд мог бы укрыться от пристального взгляда своего хозяина.

Михась пожал плечами, тут же почувствовав, что, похоже, перекачал не только ноги, и начал закрывать шторку обратно, избавляясь от вида за окном. Он не любил путешествовать. Он не любил открытые пространства. Он не любил перегрузки и уж точно не любил своего диагноста. Но он был очень хорошим геологом, и за одну только возможность позаниматься своим делом в поясе он продал душу. Продал ее М.Belt Mining со всеми потрохами, не раздумывая.

Он подплыл к монитору навигационного контроля и еще раз посмотрел на цифры. У него оставалось окно в два дня. В этом коридоре он должен отчалить от пояса, иначе расход топлива будет неимоверен. Или, как вариант, придется прождать, проспать марсианский год, чтобы воспользоваться следующим сближением.

Его это не очень прельщало.

Нестрашно. На крайний случай он присмотрел тут небольшой порожняк, чуть ли не сплошную руду. Много он на этом не заработает, но железо на орбите Марса тоже брали, пусть и задешево. По крайней мере, ходку оправдает.

Но зонд надо найти.

Михась начал накидывать параметры сканирования. Пусть дезертира ищут его собратья. Если запустить их недалеко, на сотню с небольшим километров, то сетка из его корабля и трех зондов вполне способна заново прочесать все близлежащее пространство. Если зонд волшебным образом не ускакал, допустим, в другое измерение или не пришел Мерлин и не забрал его с собой, то Михась найдет пропащего. Чудес не бывает.

История первой экспедиции рассказывала о том, как трое шахтеров передрались на корабле и чуть было ни поубивали друг друга. Лишь то, что они сумели вовремя включить мозги, спасло их от греха. Они договорились спать строго по очереди, так, чтобы только один все время бодрствовал. Они видели друг друга, только когда один будил другого. Как им удалось убедить себя заснуть, не опасаясь быть задушенными во сне, история умалчивает. Но они дотянули до Земли (тогда на орбите Марса еще не было перевалочных баз). Дотянули, их спустили на поверхность, и они никогда больше не помышляли о поясе.

А остальные шахтеры, подавляющее большинство, пусть и не все, стали летать в одиночку. Бывали исключения – друзья, уверенные друг в друге, или семейные пары (Михась знал лично одних молодоженов, занимающихся промыслом именно вдвоем). Ну и конечно, большая часть пересудов по радио была именно о том, какие богатые возможности для секса открываются у этих счастливчиков в невесомости. Хотя большинство склонялось к мнению, что это скорее проклятие – находиться в непрерывном контакте со своей половиной в замкнутом пространстве корабля. Без пауз, уходов утром на работу, поздних возвращений вечером, пьянок в чисто мужских компаниях и прочих возможностей любить жену на расстоянии.

Зонды расходились медленно – Михась задал очень консервативный вариант разгона-торможения, чтобы не тратить даром топливо в их крохотных маневровых дюзах. Ему пришлось прождать несколько часов, прежде чем четыре точки на его карте вышли хотя бы примерно туда, куда он хотел. Теперь зонды составили маленький треугольник, превращающийся в пространстве в пирамиду, если взять в расчет сам корабль и поставить его на вершину.

Михась запустил анализ сигналов, пытаясь обнаружить хоть что-то новое в этом секторе. Он даже уже и не знал, что именно, но хоть что-то, позволяющее ему понять, куда, собственно, запропастился его четвертый зонд.

На этот раз ему повезло. Короткий разлет зондов позволял пренебречь затуханием сигнала, и его сила оказалась достаточно велика, чтобы обнаружить кое-что новенькое в окрестностях. Кое-что, сумевшее до этого успешно прятаться в закоулках пустоты, никак себя не обнаруживая. И, как мог надеяться Михась, прячущее его собственность.

Астероид оказался некрупным, немногим более сотни метров в поперечнике, и очень плохо отражающим сигналы сканеров. Но сейчас, когда он точно знал, где искать этот естественный «стеллс», все стало проще. Михась во второй раз за вахту (своеобразный личный рекорд) разблокировал иллюминатор и посмотрел в ту сторону, где всего-то в паре сотен километров от него прятался таинственный незнакомец.

Он и сейчас ничего бы не увидел, если бы не знал точно, куда смотреть. Астероид был темным, почти не отражал свет солнца и выглядел неяркой искоркой – далекой звездой, одной из многих.

Но эта искорка, в отличие от настоящих звезд, двигалась. На самом деле, его собственный корабль летел с небольшой, но значимой скоростью относительно астероидов в поясе. И эта скорость становилась индикатором расстояния до объектов. Дальние астероиды, из тех, что покрупнее, тоже двигались, но слишком медленно. Приборы это движение улавливали, и этого было достаточно. Звезды выглядели статичной картинкой. А прячущийся неподалеку астероид выглядел как движущийся метеозонд на небе Земли, о котором Михась уже начинал понемногу скучать. О небе, не о зонде.

Хотя свой зонд он тоже хотел бы отыскать. Он знал – чудес не бывает, и зонд должен находиться где-то здесь, около этого астероида. Просто не может быть, не бывает таких совпадений – чтобы зонд решил пропасть именно в то время и в том месте, где в пространстве крутился потайной булыжник. Не рядом с сотнями других – а именно здесь.

На этот раз Михась не стал спешить задраивать иллюминатор. Впервые за долгое время. Случай выдался непростой, и логично было предположить, что ему еще понадобится визуально следить за объектом. Один зонд из-за этого астероида он уже потерял, поэтому зондировать незнакомца еще одним он не хотел. Шахтер оттолкнулся от стенки и подплыл к «рубке» – тому углу в его каюте, где сосредоточивалось оборудование для управления движением. Ему не нужна была скорость, он и так двигался примерно в нужную сторону. Но вот курс следовало слегка подправить и через пару часов готовиться к торможению, чтобы подойти к маленькому булыжнику тихо, как говорили в их среде – «не вспугнуть».

Как только маневр был закончен, Михась вернулся к иллюминатору и уставился на крохотную искорку впереди, которая теперь снова перестала двигаться – что означало, что маневр был успешен. Он летел прямо к астероиду, и теперь эта искорка могла только расти, но не смещаться относительно других звезд.

Терпение – главное качество шахтеров пояса, без которого здесь просто никуда. Кто-то умел заставить себя развлекаться даже в периоды напряженного ожидания. Шахматы с компьютером, для желающих – шахматы с другими шахтерами. Компьютерные игры, закупленные при последней стыковке на орбите Марса. Книги, иногда даже бумажные, хотя обычно в библиотеке шахтера было по одной-две, не больше. Зато – гигабайты электронных книг. Библиотеки, закупленные еще при постройке корабля за немаленькие деньги, хоть и не идущие ни в какое сравнение со стоимостью поднятия на орбиту пары бумажных книг. Одна книга, четверть килограмма, доставка до орбиты Марса – почти три тысячи евро. Скидки не предусмотрены.

После этого закупка всей оцифрованной ленинской библиотеки (тут предоставлялись скидки, а уж для шахтеров в поясе – даже большие) за те же деньги казалась почти что милостыней. Потому что подъем на орбиту терабайта информации стоил около сотни баксов, это – если поднимать его на твердом носителе. И даже чуть меньше – если прокачивать данные через канал.

Но две книги у каждого – это были правила, неписаные традиции. Хороший тон, которому должен был следовать любой шахтер, будь он вольным или работающим на корпорацию. Так же, как и шахматы, – были той самой игрой, в которую играли все, даже те, кто не переносил их на дух. Был даже чемпионат среди шахтеров, ежегодный, и были свои чемпионы. Михась, правда, всегда оказывался где-то в конце списка: в шахматах требовалось не только терпение. Но такова была традиция. Шахматы были понятным выбором для всех – походовая, пошаговая игра, позволяющая отправить очередной ход сопернику и спокойно ждать его ответа неопределенное количество времени.

Хартия предполагала бесплатную трансляцию любого принятого сигнала дальше, поэтому если сигнал мог быть очищен от помех, распознан как шахтерский и идентифицирован, то модуль связи любого шахтерского корабля автоматически передавал его, не читая, лишь усиливая, во все стороны. С учетом количества поисковиков, постоянного дублирования сигнала всеми, до кого он дойдет, и простого протокола, позволяющего избежать паразитного трафика, но при этом повторить отсылку сигнала столько раз, сколько нужно для его безопасной передачи, процент потерь сообщений стремительно, с каждым годом, уменьшался.

Этот параграф хартии шахтеров просто создавал простенький аналог Интернета в поясе. Пусть и не идеальный, зато недорогой и работающий вполне сносно. Михась мог смотреть даже передачи с Земли, и чаще всего ненамного позже естественной задержки прямого сигнала.

В последнее время эта практика начала поощряться и правительством. При каждом рейде в пояс Михась в качестве нагрузки забирал с собой дополнительный буй, чтобы выбросить его где-нибудь в том районе Главного Пояса астероидов, там, где он собирался проводить изыскания.

Буй включался и начинал в автоматическом режиме трансляцию сигналов шахтеров, делая их местную сеть еще более надежной. А заодно уж являлся дополнительным источником сигнала, позволяющего облегчить ориентацию в поясе и улучшить качество сканирования. Получить даже один такой буй неподалеку от места проведения разведки – почти то же самое, что иметь с собой один дополнительный зонд.

А буев становилось все больше и больше.

Правда, и Главный Пояс астероидов тоже не мог пожаловаться на маленький размер.

Михась сидел, почти неотрывно глядя на медленно, лениво увеличивающуюся точку, отрывая от нее взгляд лишь изредка, чтобы снять напряжение с глаз и убедиться, что они вообще еще способны двигаться. Так же как и его шея.

Невесомость способствовала его ленивой неподвижности, тело не затекало, не нужно было переворачиваться, шевелиться. Если забыться, то можно было вечно плавать у иллюминатора, лишь изредка удерживая себя от сползания в сторону из-за мелких, микроскопических сил, действующих внутри движущегося корабля.

По крайней мере, Михась провел так несколько часов и даже не вспотел. А что главное – он не соскучился.

Такое качество шахтеров – умение терпеть время. Умение занять свои мысли чем-то, что украдет их у этого времени и не позволит ему победить.

Потом ему пришлось вернуться и задать маневр торможения, позволяющий кораблю плавно приблизиться к астероиду, подкрасться, не вспугнув и пылинки на его орбите.

До его цели оставалось с десяток километров, и камень в иллюминаторе перестал быть искоркой или точкой, а вместо этого начал загораживать значимую часть звездной сферы.

Астероид теперь занимал в сфере достаточный угол, чтобы безопасно выпускать пробы, не беспокоясь о том, что они могут проскочить мимо. Пробы были слишком малы, чтобы устанавливать на них маневровые двигатели. Они просто выбрасывались в направлении нужного астероида, и их двигатели срабатывали лишь во время касания, инициируя ударное бурение и позволяя провести анализ состава астероида на той глубине, до которой они сумеют добраться.

Вполне возможно, что в каком-нибудь другом случае Михась просто пролетел бы мимо этого камня, если бы даже и обнаружил его во время зондирования. Тем более что спектрограф не показывал ничего примечательного. Скорее всего – лишь базальтовый булыжник. А пробы были одноразовые и тоже стоили денег, так что тратить их на каждый камушек никто бы не стал.

Но шахтерские приметы что-то значили. Зонд потерялся где-то здесь, и он его еще даже не нашел. И только ради этого стоило истратить хотя бы одну пробу на то, чтобы убедиться, что приметы не всегда верны. Чаще всего, конечно, но все же не всегда.

Проба летела быстрее, чем поисковик, но все же не слишком быстро. Она ударилась об астероид только минут через двадцать. Ударилась, Михась даже увидел крохотную вспышку на поверхности камня, когда проба запустила свой одноразовый двигатель и начала короткий путь в один конец – в глубь камня.

Пыльное облачко, выброшенное пробой назад, на поверхность, состояло из крошечных частичек породы, но уже не с поверхности, а с некоторой глубины. Частички не улетели далеко – так и повисли над местом удара. Астероид был слишком мал, чтобы притянуть их обратно, но и силы толчка пробы оказалось недостаточно, чтобы взвесь разлетелась сразу. Поэтому маленький гейзер застыл прямо над мини-шахтой. Локальный спектрометр корабля, только и ждущий этой поживы, тут же звякнул, загружая полученные данные в компьютер.

Малый свод шахтерских примет, в который вошли все приметы, кроме первых трех, говорил, что шахтеру нельзя спешить и смотреть на монитор, показывающий предварительные результаты. Когда проба уже в грунте – нельзя. Только когда пойдет первый отклик от самой пробы, данные корабельного спектрографа и прямого анализа из одноразовой лаборатории будут обработаны программой – только тогда на результаты, тоже предварительные, можно будет посмотреть.

Посмотреть, не поверить, и все равно подождать еще несколько часов, пока проба закончит более длительные тесты, полностью отработает свой геологический ресурс и выключится, оставшись в астероиде лишь как крохотный маяк длительного действия – метка владельца.

Михась мужественно продолжал смотреть в иллюминатор, следуя традициям. Сейчас то, что иллюминатор был открыт, только помогало – позволяло отвлечься от экрана, показывающего предварительные данные спектрограмм.

Михась смотрел на астероид, в точку на нем, над которым застыло небольшое облачко пыли, туда, где проба продолжала бурение, уходя все ниже. Может, всего на метр, если порода окажется слишком неподатливой, а может, и пробурит астероид насквозь. Такие курьезы тоже бывали, поэтому на последних пробах начали выставлять максимальную глубину бурения, приравнивая ее обычно к радиусу астероида.

Хотя до такой глубины пробы добирались не слишком часто.

Его проба застыла неглубоко – в метре, может, в двух. Он давно уже навострился определять такие вещи даже по косвенным признакам. По тому, сколько породы выброшено назад, из шахты, по времени, проходящему от первого зуммера до второго, даже по внешнему виду астероида.

Этот точно был не ледяной. И порода явно не выглядела рыхлой, так что проба просто не смогла бы уйти глубоко.

Компьютер пискнул еще раз, вежливо уведомляя, что, несмотря на все приметы, Михасю все же придется посмотреть на результаты.

Но даже после этого машине не сразу удалось привлечь внимание хозяина. Потому что Михась наконец-то нашел свой зонд.

На любимца было жалко смотреть. От дорогущего аппарата остался лишь хлам – куча разбитых деталей, лежащих на поверхности, в тени, в небольшой впадине, лежащих так, что волей-неволей возникали мысли о намагниченности астероида. Но это было не так – иначе приборы давно бы это уже засекли. Значит – был намагничен только кусочек поверхности, какие-то вкрапления. И бедный зонд, раззява, пропустивший астероид, не успевший запустить маневр уклонения, не просто врезался в него, но еще и прилип, так и не выпустив праздничного конфетти.

Теперь у Михася точно были кое-какие счеты к этому камню. И лучше бы анализы показали что-нибудь стоящее, иначе он за себя не ручался.

Глава 4Т: минус 34. 2032 н. э. Райдер

У шахтеров есть три Истории, которые они любят рассказывать друг другу, пусть все они знают их наизусть. Но История, рассказанная устно, всегда обрастает множеством подробностей, мелких, ничего не значащих деталей, которые и создают суть Истории. Придают ей неповторимый вкус, который невозможно перепутать ни с чем.

Поспорьте с другом (если ему наконец-то исполнилось двадцать один, или восемнадцать, это уж кому где повезло родиться). Завяжите ему глаза, заткните нос, так, чтобы он ни за что не смог почувствовать ни малейшего запаха – это самое важное. И налейте ему несколько небольших рюмок разных сорокоградусных напитков. Дорогого коньяку, простецкой водки, виски. Очень немногие смогут почувствовать разницу между пятизвездочным коньяком (ну или его ХО родичем из Франции, если вы расщедритесь проводить эксперименты на нем) и обычной водкой. Потому что большинство этих напитков отличает лишь запах. Нюансы. Детали, которые легко улавливает нос, но не может уловить нёбо.

Так же и с историями. Каждый рассказчик привносит в ту же самую историю что-то свое, что-то совершенно отличное от всех других. Поэтому такие истории можно слушать снова, и снова, и снова. Пусть те же герои и те же события. Но привкус от каждого нового рассказа остается иной.

Михась больше всего любил, когда вторую Историю, Историю о Том Самом Астероиде, рассказывал его приятель-земляк Никула. Красиво у него получалось, протяжно так, зазывающее. Особенно та часть истории, когда знаменитый Тарас (тоже с Украины, кстати, и то была чистая правда – можно было проверить по хроникам) не торопясь взглянул на результаты анализа.

Никула рассказывал так:

«– И вот выплывает он из тренажера, знаешь. А у него еще близорукость небольшая, и чего там – не будешь же из-за этого по кораблю в очках шляться, чай, не до понтов. Поэтому он подтягивается почти к самому монитору и видит там сплошной фарт на все тридцать шесть дюймов…»

В этот момент Никула обычно останавливался и ждал, не хочет ли его кто-нибудь поправить насчет параметров монитора. Обычно таких глупцов он не дожидался.

«– Ну, а он же один. Так что он молчит. И правильно, чего кричать-то, только за идиота примут…»

Тут Никула замолкал снова, ожидая, чтобы его поправили, подловили на логическом противоречии. Здесь ему иногда везло, бывало, кто-нибудь из молодежи все-таки решался указать на то, что за идиота вроде тоже принимать некому, ведь Тарас, как только что было сказано, абсолютно один.

«– Ну да, один. А АI? Вот мой бортовой, я только голос повышу, так тут же пальцем у виска вертит. А может ведь и в контору с отчетом стукнуть. И спишут на берег – только поминай потом. Вот всегда вы так, молодежь, как подумать – так то не про вас, а как старшим перечить – так тут вы первые».

Обычно этого хватало, и Никулу больше не перебивали, хотя дальше в его истории авторские домыслы громоздились один на другой.

«– Молчит, смотрит на монитор. Подплыл к нему совсем вплотную, каждый элемент, каждую долю процента проверил. И как убедился, так же молча, спокойно так, не торопясь, достает заветную бутылочку, наливает себе полный колпачок, как полагается, ну и до дна. Только с бортовым чокнулся и до дна. Потом вторую, так же молча, снова чокнулся, и снова до дна. А компьютер тоже молчит, даже не визжит насчет превышения норм – потому что понимает, фарт пришел».

История была правдивой. От и до. По крайней мере, Тарас был, и астероид был. Насчет молчаливого AI и тихого пьянства с компьютером, а самое главное – полных колпачков в невесомости – кто ж теперь проверит.

Тарас был точно – все это знали, потому что он летал до сих пор. То ли надеясь на второй приз, но скорее всего, просто оказавшись из тех, для кого важен сам поиск, а не находки.

Да и на астероид можно было даже посмотреть. Тридцать шесть тонн золота, смешанного с еще несколькими сотнями тонн медного колчедана и пустой породы. Весь астероид тогда же на торгах выкупила Австралия. Выкупила с хорошим дисконтом, но не стала заморачиваться по поводу доставки их нового национального резерва на Землю. Астероид так и болтался в поясе, лишь окруженный системами наблюдения, уберегающими богатства южного материка от теоретических злоумышленников. Найти таких здесь было сложно, но и золото в столь удобном слитке попадалось нечасто.

Австралия благоразумно считала, что если не через год, так через десять орбитальные заводы Марса все же заработают, и золото на них понадобится и для микроэлектроники, и для напыления.

Когда-нибудь, в недалеком будущем, по ближнему космосу начнут летать золотые корабли, а Австралия соберет все то, что ей за это причитается. А вот гонять астероид туда-сюда – пустая затея. На которую к тому же могло не хватить денег даже у целого континента.

Пока шахтеры могли купить сувенир. Автоматический магазин у астероида умел (это было разрешено) откалывать, выламывать с поверхности золотые слитки, заливать их в красивые прозрачные пластиковые шары и продавать за тысячу евро каждый. Деньги шли национальному резервному банку все той же Австралии.

Все шахтеры сходились во мнении, что это совершенно пустая трата средств, и, разговаривая между собой, лишь посмеивались над надписью, которую робот-продавец вытравливал на шаре, – «на удачу».

Но кое-кто в Австралии, имеющий доступ к сведениям о приходах на специальные счета национального банка, а также случайно поинтересовавшийся количеством шахтеров в поясе, легко мог сравнить эти числа и предположить, что шары с золотыми слитками прятались в абсолютно каждом шахтерском судне. В каждом, без исключения.

Удача, она такая, от лишней приманки, что позволит ее приворожить, еще никто из шахтеров не отказывался.

Михась тоже молчал. Он мог предположить, что его лицо сейчас выглядело весьма придурковато, и, хотя полноценного AI на борту не было, как и других свидетелей, кричать ему не хотелось.

Хотя выпить все же стоило. Традиции – они возникают не случайно. Пятьдесят грамм позволят ему успокоиться и вкусить победу в полной мере. Поэтому он налил себе колпачок и залпом выпил, на всякий случай чокнувшись колпачком с ободком монитора.

После чего еще раз прочитал результаты, аккуратно отсортированные компьютером в порядке убывания процентного содержания руд.

Седьмая строчка, иттрий – 3,7 %; девятая, самарий – 2,9 %; пятнадцатая, церий – 1,98 %. Компьютер услужливо подсвечивал все редкоземельные зеленым, поэтому дальше Михась перестал считать строчки, а смотрел лишь на цифры. Лантан – 1,6 %; тербий – 1,1 % и в самом конце списка – диспрозий в следовых количествах.

Михасю хватило бы одного тербия. Да что там – ему бы хватило и одного лантана, пусть тот казался чуть ли не пустой породой по сравнению с тербием. Но шахтер пояса, геологоразведчик компании M. Belt Mining – человек выдержанный. Поэтому Михась закрепил бутылку обратно на ее место и задал компьютеру изысканный маневр, удерживающий корабль на круговой орбите вокруг новоявленного чуда. Раз уж пошла такая пьянка, нужно было запускать еще пробы, хоть все оставшиеся, чтобы убедиться, что это не всего лишь цепь случайностей – сначала прилипший зонд, потом сумасшедшая проба, выдающая фантастические результаты.

Еще через три часа астероид был истыкан пробами. Михась действительно потратил их все, до единой, чтобы убедиться в результатах. Финальные результаты отличались от первых, но незначительно. Астероид был чудом, и на этот раз чудом, вокруг которого можно было задать круговую орбиту.

Это был Тот Самый Астероид, но в отличие от Золотого Тараса редкоземельные металлы точно имели ярко выраженную практическую ценность. Вплоть до того, что само обнаружение даже единственного такого камешка могло в корне ускорить создание нескольких орбитальных заводов у Марса. Кардинально ускорить.

Поэтому Михась честно выпил еще колпачок, переключил отработавшие пробы в автоматический режим маяков, так, что теперь они все хором заявляли о принадлежности этого астероида компании М.Belt Mining и лично ему, и лишь после этого заявил о своей находке на весь ближний космос.

Ответа и поздравлений ждать было бессмысленно, так же как и крутиться вокруг своей находки целый цикл. Он, может быть, был и не настолько чокнутый, как Тарас, но тоже гнался не столько за длинным рублем, сколько за идеей. Редкоземельный самородок тащить к Марсу сейчас смысла не было никакого. А вот ту железную чушку, что он присмотрел на крайний случай ранее, вполне можно было успеть зацепить. Все-таки возвращаться к Марсу с пустыми руками было бы дурным тоном, даже для таких героев, как он.

Поздравления начали приходить, когда он проснулся перед торможением.

Его корабль, прижатый к астероиду, с выброшенными, прилипшими к его поверхности двигателями, вышел точно в нужную точку, безымянное место в пространстве, и сейчас пора было решать, что делать дальше.

Сейчас он был наездником, оседлавшим тихую кобылку. У многих – любимая часть работы, райд. Доставка найденных камней к Марсу.

По всем понятиям, ему нужно было вывести этот кусок руды на высокую орбиту Марса, замедлившись до нужной скорости. Но вот на какую именно, для этого сначала нужно было решить, кому из перекупщиков достанется его добыча.

Михась подумал, проснувшись, что сейчас многие задерут цену даже на его почти пока бесполезный кусок руды, лишь для того, чтобы купить у Михася кусочек удачи. Хотя, скорее всего, астероид все-таки выкупит агентство.

Потому что они покупали все. Нужно – не нужно, но их задачей было купить у шахтеров все, что те притащат из пояса, даже если бы это был кусок пустой породы, голая базальтовая глыба. Даже в этом случае они выкупили бы подтянутый на орбиту Марса астероид. И швырнули бы его вниз, на поверхность планеты, просто для того, чтобы расшевелить планету.

Другой вопрос, по какой цене. Агентство всегда оставалось консервативным в предлагаемых на торгах ценах. Поэтому – все уникальные доставки скупались корпорациями, пусть и про запас, пусть и только для того, чтобы потом, чуть позже, перепродать их обратно правительствам или тому же Агентству. Все тривиальные булыжники автоматически выкупались только Агентством. Также, как и лед, из чего бы он ни состоял.

Вместе с поздравлениями приходили и предложения не на тот астероид, который он райдил сейчас, а на тот, что оставил в поясе. Предложения пока предварительные, зондирующие, нацеленные скорее на получение дополнительной информации о редкой находке. Люди вряд ли могли надеяться на то, что Михась сбросит свои козырь без серьезного аукциона.

Михась вообще-то больше рассчитывал, что и по аукциону ему поможет М. Belt Mining, представитель которой сидел на Деймосе только для того, чтобы блюсти интересы корпорации и участвовать в таких вот сложных сделках.

Но с редкоземельной драгоценностью времени понабивать цену еще было предостаточно, а вот с астероидом, к которому он прилип, надо было разбираться поскорее.

Он отправил все данные по руде на станцию слежения и ждал ответа. Для того чтобы начать торможение, ему надо было знать параметры орбиты, на которой он должен будет сгрузить доставку. Таких камней с рудой над Марсом летало уже не с один десяток, поэтому некоторая логистика этого процесса стала насущной необходимостью.

Диспетчер с Деймоса, пользуясь служебным положением, решил поздравить его лично:

– Деймос-контроль, приветствую самого счастливого в мире шахтера.

– Спасибо, ага, – кивнул в камеру Михась. Пауза на дальность все же чувствовалась, но не была большой. Просто небольшая задержка, некоторая заминка между каждой фразой. – Как температура?

– Минус тридцать шесть по усреднению. Ставки на парниковые газы еще подняли. Теперь это второй приоритет, – ответил диспетчер. – Я так понимаю, что цена за этот булыжник тебя сейчас не особенно волнует?

Михась сначала решил, что диспетчер хочет поторговаться, но тут же подумал, что вроде бы человеку на наемной службе это незачем. К тому же Агентство тем и славилось, что их расценки не подвергались вообще никаким колебаниям. Даже если можно было бы выкупить астероид подешевле, они все равно применяли утвержденную на Земле сетку. Проигрывая в мелочах, они зато экономили в долгой перспективе.

Не понимая, к чему клонил диспетчер, Михась неопределенно пожал плечами. Хохол – он и на орбите Марса не сбросит с цены лишнюю копейку без острой на то необходимости.

– Я к тому, что у нас тут типа лотерея. Всем предлагаем, если хочешь, то можешь поучаствовать. Если нет, то закупаем у тебя астероид по цене руды и ставим его на высокую орбиту. Если готов – то берем его по минималочке, но разгоняем вниз по касательной.

– Пыль поднимать? И в чем лотерея?

– Не, не пыль. По касательной. Пыли там, конечно, поднимется, но умники с Земли считают, что есть ненулевая вероятность запустить динамо в ядре. В этом и лотерея. После чьего удара оно запустится, тот сразу получает джекпот.

– И какой, извините, стэк?

– Два ярда евро. И это – официально, без шуток и без налогов. Файлы с подписями сейчас перешлю. Один чудак на Земле объявил отдельный призовой фонд только на это. Выплачивается безусловно любому, кто сумеет «щелкнуть тумблером», любыми методами. И деньги уже лежат в банках, в специальном фонде, Агентство назначено рефери, жюри и опекуном в одном флаконе.

– А насколько велика вероятность?

Пришла очередь диспетчера жать плечами:

– Спорят. Но говорят, что ненулевая. Тебе не все равно? Один банк и пара копеек в придачу или два банка разом?

Михась махнул в экран ручкой, этак по-барски, мол – ну ладно, гулять так гулять.

Диспетчер улыбнулся в ответ:

– Ты тогда не тормози вообще, чем больше кинетики, тем и лучше. Файлы тебе пошли, корректируй курс, отцепишься, как только заведем твоего жеребца в колею. Только проверь, что у тебя не будет накладок с расстыковкой, а то времени останется мало.

– Я зонд потерял, представляешь? – диспетчер был первым, кому Михась смог пожаловаться. А ему очень хотелось пожаловаться. Зонд потерять было обидно, даже получив взамен Тот Самый Астероид.

– Сочувствую. Тут, кстати, новую модель предлагают. Если решишь дальше челночить, рекомендую посмотреть. Легче, радиус сканирования больше, три малые пробы в комплекте, ну и, понятно, автономный режим длиннее.

– И твой процент какой? – усмехнулся Михась.

– Тебе скинут как герою дня, – не задержался с ответом диспетчер. – А мой процент пропьем при случае.

– Я посмотрю, – кивнул Михась, – давайте коррекции, пока я тут мимо не пролетел.

У него появилось входящее сообщение от компании, поэтому треп с диспетчером пора было прекращать.

МBM сообщало, что заинтересовано заморозить астероид на своих счетах, и предлагало провести все операции в рамках внутренних взаимозачетов. Цифровые выкладки показывали, что Михась, скорее всего, теряет на сделке процентов десять от того, на что он мог рассчитывать. Но если подумать, он экономил на холостых налогах, плюс разом, без всякой мороки, закрывал все свои долги перед компанией.

Да и не поддержать контору в ее здравом начинании было бы глупо. Имея в активах такой тоннаж редкоземельных металлов, она реально могла поменять расклад сил как у Марса, так и во всех шахтерских изысканиях в главном поясе.

Он маневрировал еще несколько часов, двигая астероид на не очень знакомую ему траекторию до тех пор, пока диспетчера с Деймоса не подтвердили, что астероид летит именно туда, куда ему и следует.

Только тогда он отцепился и пустил принесенную с пояса добычу в свободное плавание. Теперь можно было двигаться на высокую орбиту, где у шахтеров было нечто вроде комнаты отдыха – перевалочная база Агентства с удовольствием принимала гостей. Это было единственное место от Главного Пояса и до самой орбиты Земли, где шахтеры и все прочие могли бы снять номер на пару суток (тоже невесомость, но все же чуть больше места), выпить (единственное место, где можно было легально покупать алкоголь, хоть и дозированно) и при этом чокнуться с кем-то по-настоящему, а не через окно видеосвязи.

К тому же там сидели торговцы, редко вживую – большинство торговало с Земли, но купленный груз (новые зонды, программы, дополнительные карты, обвеску поисковиков) всегда забирали на этой базе. Фобос так никто и не заселил, хотя и предложения обрушить его вниз тоже пока не нашли поддержки. Деймос использовался только как диспетчерская. Да и то после недельной смены вахты диспетчеров возвращались челноками отдыхать именно на перевалочную. Деймос все равно был слишком мал, чтобы создать хотя бы иллюзию гравитации.

На орбите Марса крутилась еще одна обитаемая станция. «Орбитальные заводы» развернули ее почти сразу после создания перевалочной базы Агентства. Но вот дальше дело у них пока стопорилось. Технологии были не обкатаны, и пока что ни одного полезного продукта на рынок, даже такой нетребовательный и нуждающийся в поставках всего и вся, как местный, они предложить не могли. Сбоило то одно, то другое, вокруг станции то возникали строительные леса, то исчезали, бесцельно повисев несколько месяцев. После пары обвалов на рынке их акций «Орбитальные заводы» шли на бирже достаточно ровно, но далеко не по той цене, что за них просили в самом начале, тогда, когда к Марсу устремились первые шахтеры. Доверие к компании было существенно подорвано, хотя многие еще ждали от нее прорывов. По-прежнему ждали.

Кроме диспетчерской, перевалочной и станции «…заводов», сейчас на орбитах разной высоты вокруг Марса крутились еще несколько десятков астероидов, выкупленных разными корпорациями, но пока еще не пристроенных к делу. По большей части – это как раз и были железосодержащие руды. Возможно, ценные, особенно здесь, но только если кто-то, наконец, научится их обрабатывать прямо на орбите Марса, в условиях отсутствия всего и вся.

К этому можно было прибавить наблюдательные спутники Агентства, спутники связи Агентства, частные спутники разных корпораций, проводящие с орбиты изучение поверхности.

В общем, вокруг Марса, в принципе, кипела жизнь.

После введения временного моратория на присутствие людей на поверхности все корпорации волей-неволей должны были заниматься изысканиями с орбиты, отправляя вниз только автоматические зонды. А Агентство не имело ни малейшего желания позволять хотя бы минимальные поблажки до тех пор, пока не закончится бомбардировка планеты ледяными, ну и прочими астероидами. Спускать людей вниз было слишком опасно.

Марс даже сейчас буйствовал. Внизу что-то взрывалось, вскипало и затухало, по поверхности проносились ураганы, многокилометровые тайфуны можно было увидеть даже с орбиты. Еще недавно тихая замерзшая планета стонала под ударами, просыпаясь, хоть и очень медленно.

И традиционный вопрос о температуре на поверхности появился не просто так. Это тоже был важный параметр, следующий за высотой воздушного слоя. Считалось, что двадцати километров эффективной атмосферы, нуля градусов по Цельсию и хотя бы предварительной готовности к спуску основных игроков достаточно, чтобы начать переход к наземной части операции.

До этого было пока далеко. А многих из ученых (особенно на Земле) вообще волновало отсутствие магнитного поля планеты как такового. Постоянно приходилось слушать страшилки по поводу того, как губительно для организма человека длительное существование вне магнитного поля Земли или аналогичного.

Теперь Михась предпочел бы, чтобы температура повышалась побыстрее. С одной стороны, он готов был продолжать таскать астероиды из пояса, с другой – раз уж он заработал на этой активности все, что мог, то хотелось еще и увидеть результаты своей работы.

В этой жизни, а не в следующей.

Михась не отвечал на звонки, хотя его, конечно же, хотели поздравить все, кто только мог до него дотянуться.

Он был просто не готов к такому резкому перепаду в объеме общения. Еще недавно он мог просто молчать неделями, не обмолвившись словом даже с компьютером, а тут ему пришлось общаться сразу со всеми.

Пока что ему хватало диспетчеров. Остальным приходилось оставлять свои поздравления в записи. Приближаясь к Высокой (из-за того, что Агентство расположило базу на высокой орбите, за ней так и прилепилось это название, правда, только среди шахтеров), он включал то одну запись, то другую. Просто, чтобы убить время ожидания стыковки.

К тому же с минуты на минуту его посылка должна была войти в тонкую атмосферу Марса, и Михасю было крайне интересно на это посмотреть. Честно признаться, он любил смотреть на то, как его астероиды сгорают, растворяются в атмосфере. А тут – такой шанс, ведь это должен был быть первый из доставленных им астероидов, который вообще долетит до поверхности. Наверное, даже ударится, оставит небольшой кратер. Наверное, можно даже попросить, чтобы кратер назвали его именем. Все-таки его же астероид, а с именованием примечательностей на поверхности сейчас пока что было легко.

Астероид вошел в низкую атмосферу Марса. Сейчас эффективную высоту атмосферы подняли километров до десяти, дальше она становилась настолько разреженной, что можно было считать себя уже в открытом космосе. Эффективную высоту считали по простому параметру – высота 80 % газообразной массы. Углекислый газ, который все еще не растаял на полярных шапках, в расчет не шел.

Но это не значило, что воздуха выше этой отсечки не было совсем. Разреженный, он поднимался на сотни километров выше, а отдельные молекулы болтались и в тысяче километров от поверхности.

Именно с этими молекулами начал сталкиваться превращенный в метеорит астероид Михася. Оптика на корабле была отличная, поэтому видоискатель все время умудрялся держать удаляющийся камень в фокусе и так, чтобы он занимал почти весь экран.

Постепенно удары воздуха о летящий к поверхности камень превратились в легкое свечение, отбрасываемое скоростью назад. Взрывающиеся, горящие частицы воздуха оставались на пройденном метеоритом пути, растягиваясь во все более длинный след.

Камень начал нагреваться и плавиться. От него начали отваливаться куски, пока мелкие. Это оказалось болезненным. Конечно, Михась не надеялся на чудо, на то, что от такого крохотного метеорита заработает магнитное поле целой планеты, но все же ему хотелось, чтобы его лотерейный шар хотя бы долетел до поверхности, а не развалился на подлете.

Метеорит горел все ярче, вгрызаясь во все более плотные слои воздуха. В какой-то момент, на высоте километров пяти, он все же развалился, хоть и не на множество фрагментов, а лишь на два обломка, один крупный, а второй поменьше – где-то в треть.

Оба этих куска так и долетели до поверхности, ярко-белые от температуры, полученной от борьбы с воздухом.

Камера шахтерского корабля здесь была уже бесполезна. Михась переключился на трансляцию одного из картографических спутников, все время наблюдающих за поверхностью Марса. Было видно, как кусок поменьше ударился, уткнулся в поверхность, тут же поднял тучи красноватой пыли и исчез, спрятался под этой завесой.

Кусок, который можно было считать наследником доставленного к орбите астероида, тоже ударился о поверхность, но успел после удара, оставившего огромный кратер, еще раз подпрыгнуть, прокатиться и лишь затем остановиться, закопаться глубоко в Марс. Так что от большего куска остался странный след – классический кратер с выбитой вверх массой грунта, затем полоса, глубокая борозда на поверхности, а затем еще один кратер, поменьше, почти полностью заполненный раскаленным металлом.

Точно надо будет напроситься, чтобы назвали это место его именем.

Михась удовлетворенно отключил экран. До Перевалочной оставалось уже недолго. Наверное, ему надо будет в этот раз передохнуть чуть побольше, чем обычно. Все же не каждый день находишь Тот Самый Астероид.

…Экран включился сам, когда до базы оставалось всего ничего. Диспетчер глядел на Михася задумчиво, и шахтер не знал, что сказать, чтобы как-то развеять неловкое для него молчание. Тем более что вроде бы он не нарушил никаких правил движения, а ощущение было такое, что все-таки он свернул где-то не там.

– Вот я смотрю и думаю… – кисло так, даже слегка рассерженно начал диспетчер. – Что, если бы у Земли было побольше таких везунчиков, как ты…

Видно было, что диспетчер вскочил с места. Камера автоматически сменила картинку, «отъезжая» назад. Теперь диспетчер просто кричал:

– То тогда нахрен бы нам все эти технологии не уперлись!

Отъехавшая камера показала заодно и всю диспетчерскую, в которой царил полный бедлам. Там кто-то бегал, кто-то летал, кто-то что-то орал, кричали в воздух, в микрофоны, двое прямо за его диспетчером обнимались и чуть ли не целовались («а говорили, что это все домыслы», – подумал Михась). Возможно, ему померещилось, или он правда увидел, как кто-то в углу диспетчерской размахивает открытой (!) бутылкой коньяка?

– Приборы только что проснулись, – наконец счел возможным прояснить диспетчер. – У Марса теперь есть магнитное поле! Динамо ядра заработало!!!

После чего, считая, что свой долг он выполнил, счастливчика уведомил, диспетчер отправился к остальным. Прыгать, обниматься и, возможно, пригубить из той несуществующей бутылочки в углу.

У шахтеров в поясе есть три Истории, три Приметы и три Идола.

С идолами – все просто, так же, как и с приметами. Истории у шахтеров тоже не такие уж замысловатые, и третья из них о шахтере по имени Михась. Но не о том, как он нашел Тот Самый Астероид, хотя История упоминает и это. Эта История рассказывает о том, как горел, плавился астероид, что заставил работать магнитное поле Марса. И о том, как смотрел на этот огонь счастливчик, еще не знающий своего счастья.

Эта История начинается с того, как Михась потерял зонд.

И в этой Истории легенда всех шахтеров через неделю после торжеств (в простонародье объявленных и запомненных как «Большая Пьянка») отправляется обратно, в пояс, чтобы пригнать к Марсу еще один кусок замороженного газа.

Глупо, правда? Но в Историях всегда все приукрашивают.

Глава 5Т: минус 27. 2039 н. э. Администратор

К некоторым беседам, которые ведутся в узком кругу, нужно готовиться лучше и тщательней, чем к публичным выступлениям.

Потому что они важнее.

К таким разговорам лучше проверить все числа, все выкладки, все тезисы мнокократно. А еще иметь в виду, что, в отличие от телевизионного эфира, подсказками пользоваться нельзя. Нельзя позволить кому-нибудь усомниться, что хоть одна цифра не запечатлена в твоем мозгу навечно. Что хоть одна из них может быть забыта.

Забыта – значит неважна. Если неважна одна цифра, то неважной можно посчитать и аргументацию, на ней построенную. Мысль, которую собеседники должны запомнить. Идею, которую им придется воплощать. А все это важно. Поэтому числа должны быть кристальными, понятными. Тезисы – простыми и ясными. Выкладки – бесспорными.

Идея – незапятнанной.

Некоторые разговоры никогда не появятся на экранах, не будут выложены в Сеть, не станут основой для talk-шоу. Некоторые споры ведутся тихо и размеренно, лишь в кругу давних друзей. Без публики, без шума, без суеты. Самые важные беседы не терпят зрителей и галдежа.

Деньги любят тишину.

Но когда ты готов, действительно готов к беседе, когда все числа лежат в нужных местах, все аргументы продуманы, все вопросы собеседников предугаданы, возникает редкое, редкое даже для профессионала чувство – предсказуемости событий.

И беседа идет как должно. И реплики твоих собеседников возникают вовремя, именно тогда, когда ты их и ожидаешь. И ты знаешь, что ответить на каждый вопрос, даже на все те из них, которым еще предстоит быть заданным.

Главный Администратор прикрыл глаза, дожидаясь, когда девушка, расставляющая на столе воду и кофе, наконец, покинет террасу и закроет дверь. С другой стороны. Веранда на крыше небоскреба позволяла вдосталь насладиться видом города. Чистенького, умытого, одного из красивейших мегаполисов мира. Большого, с продуманной инфраструктурой… перенаселенного, перегруженного людьми до безобразия.

Вертикальные стеклянные перегородки задерживали жесткий ветер, всегда царивший на этой высоте, и если бы погода не удалась, то над столиками развернулась бы полотняная крыша, защищающая дорогих гостей и от дождя.

Но погода удалась.

Как только за девушкой закрылась дверь, Главный Администратор открыл глаза и молча кивнул сидящему с ним рядом мужчине. Который был ненамного, но все же моложе его.

Всем им было сейчас под пятьдесят. Все они вышли из возраста, когда им кому-нибудь что-нибудь нужно было доказывать. Всем четверым, включая Главного Администратора.

Пока сосед раскрывал рядом со столом оборудование, Администратор еще раз оглядел каждого из своих подчиненных. Своих соратников. Своих друзей.

Только трое, но эти трое были преданы ему и преданы делу. И этих троих никак, ну никак нельзя было потерять. Слишком многое пройдено вместе, слишком многое пережито. Слишком много совместных счетов и компаний, слишком много знаний друг о друге.

Отвечающий сегодня за безопасность закончил настройку, по очереди посмотрел на каждого, дождался кивка готовности и лишь после этого включил зонтик.

В их возрасте импланты уже можно было приравнять к норме, но им все еще приходилось обходиться без подобных помощников. Только временные, которые в любой момент можно вывести. Ничего постоянного, что может сгореть в поле тишины.

Администратор улыбнулся.

– Подозреваю, что все вы знаете, почему нам пришлось собраться в этом месте, в это время да еще и внепланово.

– Я попросил об этой встрече, – кивнул мужчина, только что включивший зонтик. Самый молодой из них. Возможно, самый нетерпеливый, но успевший за время их совместной работы свергнуть пару мелких правительств. И именно тот, кто дал добро на лотерею шахтеров у Марса, что семь лет назад привела к решительному прорыву вперед – появлению магнитного поля.

Когда эта затея начиналась, никто не был против. Хорошее развлечение, возможность подзаработать на нескольких невинных махинациях (кто их считает, эти сгоревшие на подлете астероиды, сотней больше, сотней меньше…). Хоть какой-то шанс на прорыв.

Кто мог знать, что этот шанс сработает.

Даже тогда все были рады, даже он, Главный Администратор, был рад. Хотя он единственный, кто уже тогда понимал, какие проблемы это может вызвать. Но все же – это был прорыв, и прорыв в нужную сторону.

Трудность во всем этом была лишь одна – прорыв оказался слегка преждевременным.

Это никак нельзя было поставить никому в вину. Просто непредвиденная случайность. Удачная случайность, кстати.

Главный Администратор кивнул в ответ и слегка улыбнулся.

– Думаю, все мы знаем, что ты хочешь обсудить. Старт наземной фазы?

– Да, – кивнул «юноша». – Совокупные показатели все больше в нашу пользу. Магнитное поле резко улучшило ситуацию по радиации. Давление на поверхности уже в ноль-шесть от земного и еще немного поднимется. Температура растет. Планете надо лишь слегка успокоиться, пока еще слишком ветрено. Но это мелочь. Если мы прекратим таскать астероиды из пояса и закончим бомбардировку, по крайней мере, тяжелыми метеоритами, которые иногда долетают до поверхности, то это произойдет быстро. Очень быстро.

– Как быстро? – неторопливо уточнил Администратор, отхлебывая воду из стакана, а потом – делая маленький глоток кофе. В его возрасте от кофе требовался лишь вкус, но никак не прочие свойства. Поэтому даже маленькая чашечка эспрессо должна была получить все почести, какие только могла. Вкус кофе, попавший на слегка охлажденный и промытый язык, казался сильнее, острее, многообразней. Возвращал веру в то, что на этой планете осталось хоть что-то стоящее. Крепкий кофе. Холодная чистая вода.

И на них не нужны миллиарды евро.

Деньги нужны совсем для другого.

Он знал ответ на свой вопрос. Но этот вопрос должен был быть задан, и ответ на него должен был быть получен. Он это знал, потому что к нему уже пришло именно то чувство, которого он так ждал, – чувство предсказуемости беседы.

А значит, он был к ней хорошо готов.

– Два года, может быть, три, если мы остановим метание камней прямо сегодня.

Главный Администратор покачал головой, но промолчал. Он знал, что время говорить еще не настало. Потому что это было не все. Не все аргументы были высказаны, не все карты выложены. Бунтарь высказался, но он был не единственным. Все-таки Администратор оставался самым терпеливым из всех четверых. Возможно, меньше всего опасающимся преждевременной смерти, которая может не позволить довести все дела до конца. Возможно, не таким, чуть-чуть менее жадным, чем остальные. Или умеющим складывать больше составляющих в единое целое.

Самым прозорливым?

Его время говорить еще не пришло, поэтому он сделал еще глоток воды, смывая вкус первой трети своей крохотной чашки кофе, и потом отпил вторую треть.

Немного придержал ароматный напиток во рту, чувствуя, как сердце начинает чуть-чуть частить – много ли надо сердцу старика, – и проглотил, когда вкус кофе почти исчез, растворился в слюне, оставляя во рту лишь воспоминание. Очень приятное воспоминание. Которое могло быть и напоминанием о том, что есть вещи, которые прекрасны, но доступны лишь в очень, очень маленьких количествах.

Или смертельны в больших.

В разговор вступил третий собеседник. Тот, что отвечал за общение с правительствами. За государственные деньги, что приходили в проект. За общественное мнение. Именно тот, кто в свое время сумел повернуть всю ситуацию в нужную сторону, доказав очень влиятельным людям, что не так уж много у них вариантов.

У них, у правительств, и у человечества.

– Могу добавить, что оно и к лучшему. Уверенность пошатнулась, она неустойчива и будет неустойчивой до тех пор, пока Агентство не покажет хоть каких-нибудь, хоть мизерных, но результатов. Семь лет назад нам сильно помог тот шальной астероид, неожиданно превратившийся в джекпот. Но годы идут, а некоторые люди начали думать, что играют в рулетку. И ждут новых побед, раз уж они делают ставки. Мнения расходятся, и многие начинают говорить: а нужен ли нам Марс вообще? Никто не любит пускать деньги в никуда. Никто не любит бесконтрольности. Никто не готов терпеть десятилетия, столетия. Все хотят результатов. И если уж показатели нормализуются, то этим стоит воспользоваться.

Администратор кивнул. Посмотрел на последнего собеседника. Он не знал, что тот может сказать. Что-то случайное, слова джокера. И вряд ли влияющее на ход беседы.

– Да и денег хотелось бы уже заработать, – добавил четвертый. – Всерьез, а не по мелочи.

Администратор кивнул. И улыбнулся. Все аргументы были сказаны, и все они были хороши. И все подходили ему полностью.

Теперь главное было – правильно донести свою собственную мысль, свою идею, свой план.

– Правильные слова. Правильное время. И хороший кофе. – Главный Администратор улыбнулся, произнося эту шутку. Можно себе позволить шутить в кругу друзей. Особенно если хочешь им всем и себе напомнить, что они все еще друзья.

– …Что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость, – процитировал четвертый. Необидно так процитировал, без намека. Ведь на самом-то деле он был старше всех присутствующих, старше даже Администратора на пару лет.

– Да, – согласился Администратор. – Этого вполне достаточно. Только в этом уравнении чуть больше переменных, и нам не стоит о них забывать. Все институты, все прогнозисты, все ученые предсказывали, что вторая фаза начнется в пятьдесят пятом – шестидесятом годах, не раньше. Вы помните, почему?

– Потому что так им ставили задачу, – с неуловимой ленцой ответил Бунтарь. Правильный ответ, но недостаточно правильный. Недостаточно глубокий ответ, потому что он просто не понял глубину вопроса. Недостаточно глубокий, но вполне ожидаемый.

Беседа текла, как слеза по щеке давно знакомой девушки – предсказуемо, останавливаясь именно там, где и должно, скользя по коже с заранее известной скоростью. Исчезая, капая с подбородка (с носа? С щеки? Пойманная уголком платка?) именно так, как и можно было ожидать. Любимые иногда плачут, и ты просто знаешь, как текут их слезы. Уникально, своенравно, непредсказуемо… но не для тебя. Администратор это знал. Он любил сильных женщин, но и они иногда рыдали.

– А почему им ставили такую задачу? – дружелюбно, подсказывающе, словно пытаясь помочь старательному, но слегка недалекому ученику, спросил он.

– Потому что на старте нам казалось, что это время будет оптимальным.

– А почему нам так казалось?

– Потому что… – Бунтарь уже знал, что говорит глупость, но не мог остановиться и не произнести ее вслух: —… потому что расчетные данные показывали, что к этому моменту на Марсе могут существовать базы закрытого типа. И люди смогут относительно безопасно проводить работы. И исследования.

Усмехнулся четвертый, поняв юмор ситуации:

– А расчетные данные оказались такими, потому что расчетчикам так ставили задачу, правильно?

– Готов слушать. – Бунтарь поднял руки, показывая, что он не был таким уж и бунтарем. Просто – чуть более эмоциональным, чем все другие. Но – все же профессионалом, тоже умеющим вести беседу.

– Я объясню, – покивал Администратор. – Объясню, потому что на тот момент даты и десятилетия называл я. Все встает на свои места, если добавить еще переменных. Во-первых, население Земли сегодня составляет восемь с половиной миллиардов. Это больше, чем ожидалось, но все еще слишком мало. Расчеты исходили из цифры девять с половиной, которая, возможно, как раз и реализуется ближе к шестидесятому году.

Бунтарь кивнул. Видно было, что он еще ничего не понял. Но также было видно, насколько хорошо он владеет собой. Ни тени волнения. Ни малейшего желания вскинуться, поспорить. Он готов был слушать, понимать, осознавать. И если он и начнет спорить, то лишь после того, как воспримет и поймет все аргументы, пропустит их через себя, включит в головоломку.

– Еще было важно то, какой доход будет у людей в нужной нам точке времени. Добавляя первые две переменных – а именно готовность самого Марса к началу второй фазы и постоянную угрозу, что нас кто-нибудь попытается ссадить с этого поезда, мы получаем общую картину.

– Как ты завяжешь демографию на Земле в этот клубок? – спросил вместо Бунтаря четвертый. – Я могу лишь представить, что чем больше людей, тем легче нам убеждать правительства, что проект все же нужен.

– И это тоже, – согласился Администратор. – Но главное – в другом. Все решают деньги. Чем больше людей и чем богаче они, тем дороже стоит земля. Каждый клочок земли, каждый кусок суши, каждая прадедушкина сотка. На самом деле мы всегда должны следить лишь за двумя параметрами – за стоимостью земли и за соотношением.

– С соотношением погоди, – вступил Бунтарь. – Но что нам дает стоимость земельных наделов, если мы говорим о Марсе.

– Мы никогда не закончим этот проект, если он не будет рентабельным. Он сможет стать рентабельным только тогда, когда каждая сотка на Земле будет стоить безумно, баснословно дорого.

– А при чем здесь Марс?

– При том, что чем дороже наделы на Земле, тем дороже они становятся на Марсе. Людей не только становится больше, но они и становятся богаче одновременно. Они хотят жить хорошо, а хорошо – это почти всегда – на большей площади. Занимать большую территорию. Иметь дом, посадить дерево, куст, разбить сад. Даже леса – они стоят денег, вы это знаете.

– Знаем, – не преминул влезть четвертый. – У меня пять гектаров под Липецком. Березняки там такие, закачаешься. Не продам ни за какие деньги.

Администратор понял намек, переданный через эту шутку, и сделал паузу. Допил кофе. Сглотнул, выпил сразу половину стакана воды. Медленно, тщательно делая глотки, так, чтобы чувствовать, как шевелится кадык. Маленькие радости, что начинаешь осознавать только с возрастом – контроль над собственным телом, которое по-прежнему работает.

И при этом не болит.

– Сейчас квадратный километр на Земле стоит около миллиона евро. Усредненно, любой суши, в любом месте, включая даже пустыни. Через пятнадцать лет, если все будет идти, как идет, он будет стоить три. И тогда ни у кого не возникнет сомнений в рентабельности проекта. Ни у кого не будет возражений против второй фазы, да и третьей тоже. Все будут готовы вкладывать в это деньги. А мы, лично мы, заработаем даже не в три, а в тридцать раз больше…И из всех четырех переменных, что у нас есть, готовность самого Марса и безопасность наземной операции – на последнем месте.

– Это-то как раз понятно, – подтвердил третий. – Но сейчас за участки на Марсе никто не даст и гроша. Потому что, как я сказал, появились сомнения. Многие перестают верить в реализуемость проекта, хотя мы не нарушили еще ни одной даты. Можно продавать эти участки разве что, как в старые добрые времена, на сувениры. Но мы же сами эту тему и зарубили…

– А вот тут ошибка! – Администратор встал и сделал шаг в сторону, тренированно остановившись на самом краю «круга тишины». – Потому что я всегда следил за четвертым параметром – соотношением. Оно не нулевое, как вам может показаться. Давно уже нет. Оно перестало быть нулевым еще пятнадцать лет назад. Тогда, сразу после объявления о программе Агентства, оно составляло одну к семидесяти тысячам. А стоимость земли была в районе пятисот тысяч евро за квадратный километр.

Администратор помнил все цифры. Он помнил их всегда, но все равно повторил их еще раз – перед встречей. Слишком важные люди и слишком хорошие друзья, чтобы иметь роскошь допустить ошибку. Чтобы позволить себе дать неверное число, которое они все равно потом проверят. Слишком важная тема, чтобы он мог позволить себе их, своих единственных соратников, не убедить.

– Больше семи евро за километр Марса, – усмехнулся Бунтарь – но откуда данные по этому самому «соотношению»?

– Это было легко. Я закладываю по нескольку миллионов евро ежегодно во всевозможные соцопросы, нелинейный анализ бирж, расчеты динамики цен на сырье, продовольствие, жилье. Все влияет, но кое-что влияет сильнее. Например, после того, как райдер включил магнитное поле, соотношение изменилось. Сразу, и сильно. До этого оно росло понемногу, но стабильно, но после того случая сразу прыгнуло. Потом стабилизировалось и держится на одной и той же планке до сих пор.

– Один к одному? – пошутил четвертый. – Было бы неплохо.

– Один к тысяче, – ответил Администратор. – Участки на Марсе, если продавать их сейчас, будут стоить тысячу евро за квадратный километр. Хорошая цифра, но слишком маленькая, чтобы говорить о серьезных деньгах. Мы не сможем подрядить на терраформинг ни одну серьезную контору. Они все считают деньги, не только мы. В тот момент, когда разрешат торги, все сразу поймут, что подобные вложения не окупятся.

– Но стоимость будет расти? – спросил третий. – Мы же исходим из этого?

– Да, – кивнул Администратор. – Именно. Но тут важно соблюдать баланс. Дождаться момента. Когда перевозчики смогут дать нужную нам цену на доставку людей и грузов. Когда людей на Земле станет достаточно или они станут слишком богаты, чтобы быть готовыми переплачивать за экспансию. Слишком рано – и мы прогорим. У нас не будет денег, а у людей Марса. Пересидим, не двинемся вовремя – нас просто снесут с наших мест и освоят Марс без нас.

– Не хотелось бы, – вздохнул четвертый. – Лучше с деньгами. И с Марсом. Березы бы очень хорошо смотрелись на красном грунте…

Они рассмеялись, все четверо.

– Так сколько? На сколько надо затянуть процесс? – спросил Бунтарь. Хорошо, когда твои аргументы услышаны и все согласны с твоей правотой. Хорошо, когда ты тщательно готовишься к разговору и подбираешь нужные слова, нужные цифры и нужный тон.

– Процесс в любом случае ускорился. Я бы сказал, нам придется сместиться года на три. Соотношение значительно выше, чем я рассчитывал, но вот на Земле – все так, как идет. Самое раннее – пятьдесят второй. Но лучше будет, если мы сумеем дотянуть до пятьдесят пятого. Все лучше. Надежней. Богаче. Проще.

– Но на всякий случай я подготовлю почву? – почти просяще спросил Бунтарь.

– Под раннюю экспансию? – уточнил Администратор. – Конечно. Придется. Мы уже убедились, что процесс иногда становится неконтролируемым. Лучше будет, если это произойдет снова, чтобы мы хотя бы сумели сделать вид, что владеем ситуацией.

Бунтарь кивнул. Администратор кивнул тоже. За ними одновременно кивнули третий и четвертый. Бунтарь, вернувшись к роли техника, потянулся и выключил глушилку.

– Еще кофе? – широко улыбаясь, спросил четвертый. Ресторан, как, впрочем, и весь небоскреб-гостиница, все-таки принадлежал ему, и на правах хозяина он должен был проявить радушие к гостям.

Тем более что он их искренне любил. И готов был спустить все свое состояние, если они попросят.

К тому же он знал, что с ними он всегда заработает еще.