Прикамская попытка - 3
Пролог.
— Заслуги заводчика Андрея Быстрова перед государством Российским велики, деяния его достойны награды. — Слова Екатерины Великой, жёстким немецким акцентом чётко били в уши, невольно вспомнился голос диктора радиостанции "Свободная Европа". Я упустил пару фраз из речи императрицы, засмотревшись на отделку стен дворцовой залы, смотреть в лицо царице не рекомендовали, — ... потомственного дворянского звания.
И не сразу сообразил, что речь по-прежнему шла обо мне, сзади чувствительно толкнули в спину, надо выходить. Чётким армейским шагом я подошёл к императрице и поклонился, затем поцеловал протянутую руку, успев улыбнуться ей в лицо. Ответного благодарственного слова здесь не давали, меня аккуратно, за локоток, отвели в сторону и сунули в руки два рулона бумаги, с печатями. Царица уже награждала кого-то другого, за успешные сражения с турками, кажется.
— Молодец, Андрей, — ко мне подошёл Никита, одетый не хуже Потёмкина, стоявшего рядом с императрицей, без самоцветов, правда, на костюме. — Останешься или пойдём домой?
— Домой, если можно, не люблю официальных пьянок, — я осторожно развернулся к выходу.
Вышагивая по анфиладам к парадной лестнице, с грустью замечал копоть на потолках недавно построенного дворца, свечное освещение несёт свои издержки. В многочисленных печах-голландках потрескивали дрова, поддерживая комфортную температуру во дворце. Машинально я искал взглядом картины и скульптуры, натыкаясь на пустые стены, забранные обоями. Лишь в некоторых комнатах висели картины, весьма далёкие от шедевров, да гипсовые статуэтки фавнов и нереид украшали ниши, напоминая наших гипсовых же пионеров с горнами и барабанами. Да, коллекция Эрмитажа ещё только собирается, но, порядок в Зимнем Дворце уже сейчас установился строгий. У каждой двери стоял слуга, а у лестниц гвардеец с оружием. Видимо, в честь официального приёма, в рабочие дни такое количество слуг разорит всю Россию.
— Не зря, выходит, мы золото императрице с мехами поднесли, — уже на улице, ожидая карету, завёл я разговор с Никитой. — Неудобно с Володей и Палычем вышло, мне дворянство, а им ничего. Нехорошо.
— Ты свою дворянскую грамоту почитай сначала, потом подумай, — улыбнулся Желкевский, подсаживая меня в свою карету, негромко добавил кучеру, — домой.
Рассматривая улицы Петербурга, я не успевал удивляться темпам городского строительства. За три года моего отсутствия город обновился едва не на четверть, дворцы и трёхэтажные дома вырастали за пару лет. Снег укрыл грязь и слякоть проезжей части улиц, придавая городу сказочный вид из иллюстраций к "Снежной Королеве" Андерсена. Треть домов стояла в лесах, строительство в городе шло полным ходом, сопровождаясь громкими криками на "русском строительном", никуда от этого не денешься. До особняка моего друга, где я поселился, добрались быстро, не успев замёрзнуть под тяжёлыми медвежьими шкурами. Быстро прошли в кабинет, уселись у растопленного камина и только тут я вздохнул, окончательно расслабился. Весь день прошёл в невольном ожидании какой-либо неприятности, к счастью, всё обошлось.
Слуга принёс горячего чая, разливал его в чашки китайского фарфора, я рассматривал нежный рисунок на стенках сервиза и вспоминал, какой фурор произвела наша первая аудиенция у императрицы. Нам удалось удивить и порадовать Екатерину, привыкшую к вороху мехов. Каланы, "морские бобры", вернее, их шкуры, были на пике популярности в Европе и русской столице. Их мы выложили перед императрицей на блестящем паркете почти сотню, не считая собольих мехов. Царица, не удержалась, чтобы погладить рукой нежный мех нашего подарка, задумчиво улыбнулась своим мыслям, видимо, не одни мы кланялись ей мехами. В России хватало охотничьих промыслов и поближе Владивостока к Петербургу, в той же Карелии, например. Но, когда слуги внесли сундучок с золотым песком, весом пять пудов и открыли крышку, поставив эту тяжесть к ногам Екатерины, ахнули все присутствующие. Даже невозмутимый Потёмкин провёл рукой по усам и подошёл ближе, зачерпнул горсть тяжёлого металла и отнёс его к трону, высыпал немного на руку своей любовницы.
— Откуда сие богатство? — пересыпала в ладонях Екатерина гладкие частицы самородного золота.
— Земли Русские обильны, — поклонился я, — в притоках реки Амур много золотоносных пород, это малая часть того золота, что хранят недра Приамурья. Ещё на реках Вилюй и Лена золото имеется, но, там мы не были. Прими, государыня, золотой прииск у реки Аргунь в свои руки, это богатство мы малыми силами за год намыли, много золота осталось в земле.
— Что просишь за свои труды? — перевела разговор в рабочую плоскость Екатерина, немка есть немка, сразу спрашивает цену.
— Потомственное дворянство и право торговли со всеми странами, — заученно повторил я слова Никиты, настаивавшего на такой формулировке.
— Беспошлинно? — подняла брови женщина, не сомневаясь в утвердительном ответе.
— Как дозволишь, государыня, — я склонился в поклоне, — во Владивостоке нет ни одного твоего чиновника, некому пошлину платить.
— Велик ли город, тобой заложенный, чем люди там живут? — женщина вернулась к мехам, перебирая рукой хвостики.
— Город небольшой, немногим более Охотска, две тысячи жителей. Да вокруг города десяток деревень, пашут и сеют крестьяне, православные, русские. В лесах охотники меха добывают, городские жители всё больше на заводах работают. Железную руду там добываем, из неё железо льём, затем инструменты разные делаем, крестьянам плуги и бороны, косы и топоры продаём, ружья делаем, револьверы, те самые, что тебе три года назад поднесли. Рыбаки в море выходят, да крабов редких добывают, а мы их варим и научились хранить в любую жару, даже сюда за тысячи вёрст привезли, — я показываю рукой на столик, где Никита уже выставляет несколько банок консервированного дальневосточного краба. Тут же открывает одну из них и выкладывает ароматного гиганта на большое блюдо, подносит императрице.
Потёмкин подходит, невозмутимо нюхает, — С перцем делали?
— Да, вашe сиятельство, с перцем, гвоздикой и другими пряностями, — я подхожу и отламываю клешню, размерами с аршин. Демонстративно раскрываю хитиновую оболочку и откусываю нежное мясо, стараясь передать удовольствие от еды, быстро прожёвываю, — за четыре месяца не испортилась. Наша упаковка, мы её "бансой" назвали, позволяет варёное мясо и рыбу хранить несколько лет, без всякой порчи. — О том, что "банса" сокращение от "банки консервов", я не рассказываю. Консервы уже запатентованы в Англии, Франции и Голландии, не считая России, сразу несколько типов банок и сама идея тепловой обработки продуктов перед помещением в герметичную посуду, без подробного технологического цикла. В реальной истории консервы научаться делать лет через тридцать, вреда России мы патентами не принесём. Зато получим возможность конфисковать любые консервы, попавшие в наши руки, не нашего производства, если у нас не купят патенты, разумеется.
— Вкусно, — светлейший князь легко разломил вторую клешню краба, невозмутимо откусил.— Попробуй, государыня, оригинальный вкус.
— Мы привезли на пробу десять банок, ваше величество, если пожелаете, будем поставлять крабов и рыбу в бансах ко двору. Смею заверить, ни один монарх в Европе не пробовал дальневосточных крабов.
— Это все твои сюрпризы, Быстров? — Екатерина осторожно пожевала крабовое мясо, благосклонно кивнула, в ответ на мой молчаливый поклон, — угодил, молодец. Можешь идти.
Уже через три дня мы продали оставшиеся четыре сотни консервных банок с крабами, по небывало высоким ценам. Едва придворные разнесли слухи о деликатесах, подаренных императрице, у особняка на Васильевском острове, где мы поселились, выстроилась настоящая очередь из карет. Никита сразу посоветовал дешевле ста рублей банку не продавать, так мы и поступили. Только Потёмкин купил полсотни наших крабов, его стремились переплюнуть граф Строганов, оба Демидовы, и так далее. В результате мы получили заказов на тысячу банок крабов, я тем же вечером связался по рации с Палычем, договорились о заготовке десяти тысяч банок крабов.
— Не спи, замёрзнешь, чай остывает, — вывел меня из воспоминаний Никита, уже прихлёбывавший горячий чай с пряностями. Он тоже удостоился награды императрицы за организацию первого в России морского похода на Дальний Восток через Индийский океан. Екатерина даровала ему графский титул и орден Андрея Первозванного.
— Когда домой отправимся? До распутицы бы успеть в Прикамье добраться, как минимум, а ещё лучше к лету обратно во Владик вернуться.
— Экий ты домосед, Андрюха, до Рождества надо задержаться в столице, я познакомлю тебя с интересными людьми. Думаю, на этот раз у тебя караван получится немалый. Только из академии наук шесть человек мечтают побывать на берегах Тихого океана. Полагаю, уже завтра к тебе потянутся желающие вложить средства и силы в освоение Приамурья. Мы, как минимум, лет на десять-двадцать ускорили открытие для русских промышленников Дальнего Востока, не всё оттуда меха везти. Какое сегодня число?
— Четвёртое декабря, — я взглянул на календарь наручных часов, — какой праздник?
— Праздник официального признания Владивостока и всего Приамурья! Силантий, неси шампанского! За нас, за Вовку и Палыча, за наши успехи, закончился период адаптации и вживания в образ. Теперь нам под силу реально изменить будущее страны к лучшему.
— Ты прав, предлагаю тост, за сбычу мечт, как говорили знакомые продавщицы. За то, чтобы наши труды пошли на благо Родины и нашим близким! За то, чтобы не было в России никаких революций и гражданских войн! За то, чтобы не стыдно было перед потомками!
Глава первая.
— Нет, ваше сиятельство, нам надо спешить, — я ещё раз поклонился князю Соколову-Бельскому, стараясь вырваться из липкого гостеприимства, второй день обволакивающего нас праздными развлечениями.
С лёгкой руки нашего первого появления в его имении, после полной телефонизации княжеского дворца и окрестных деревень, Павел Петрович стал фанатом технического прогресса. Не удовлетворившись паровыми машинами, установленными на молотилке, он закупил английские косилки и жатки. Купил в Таракановке небольшой паровой катер, на котором катался по прудику возле господского дома, жаль, что зима не давала нам возможности прокатиться вместе с хозяином. Его "гайдуки" вооружились "Лушами", а сам он держал несколько револьверов, развлекаясь стрельбой по пролетающим воронам. Но, всё это было уже пройденным этапом, наш "Соловей-разбойник" мечтал удивить соседей так, чтобы слава о нём донеслась до самого Петербурга.
— Нет ничего легче, князь, — я с удовольствием направил мысли нашего гостеприимного хозяина в нужное русло. — Как вы относитесь к возможности подняться в воздух?
— Богоугодное ли это дело? — машинально перекрестился мой собеседник, — подняться в небо, подобно ангелу, не будет ли это ересью? Человеку не дано летать, можем ли мы нарушить божий промысел?
— Что Вы, князь, можем ли мы знать божий промысел? Господь дал нам волосы и ногти, но в работе цирюльников нет ереси, а они меняют нашу внешность. Человек рождён с ногами, чтобы ходить по тверди, но уже тысячи лет придуманные людьми корабли и лодки плавают по воде. И никто не считает это ересью, как и тысячи инструментов, облегчающих нашу жизнь. От ложки, коей мы едим суп, дабы не походить на животных, до ружей и пушек, сделавших нас сильнее любого зверя, медведя ли, тигра или льва.
Павел Петрович согласно кивал в такт моим рассуждениям, явно желая получить аргументы против своих оппонентов. Я, тем временем, закончил рисовать эскизы воздушного шара и подвинул в сторону князя бумаги.
— Вот, Павел Петрович, проект воздушного шара, способного поднять в воздух человека на высоту до ста саженей, выше любого окрестного дерева. Обойдётся он недёшево, но, во Франции месье Монгольфье* уже поднимался на таком шаре и даже катает любопытных за деньги. Так, что никакой ереси в этом нет, более того, уже поговаривают о военном использовании воздушных шаров, в качестве разведки, например. И Вы вполне можете послужить России на этом поприще, я не сомневаюсь, что императрица оценит Ваши усилия.
После такой агитации князь был просто обязан, как патриот и честный офицер, создать воздушный шар, первым в России. Пришлось, правда, задержаться, чтобы рассчитать несколько вариантов установки горелки для подачи горячего воздуха, требуемое количество лёгкой ткани. Даже парашют нарисовал, не сомневаясь, что князь не утерпит лично подняться первым, человек он хороший, не дай бог, разобьётся. Покидая имение Соколовых-Бельских, я верил, что летом первый в России воздушный шар появится, о чём непременно узнает столица.
Второй раз я путешествовал из Петербурга в Таракановку, к счастью, на этот раз без особого груза. Тридцать наших ребят, приплывших из Владивостока на кораблях, за полтора месяца в столице, неплохо оторвались. Ещё бы, каждому только я выдал по триста рублей на "представительские расходы", не считая своих накоплений. Великолепно одетые, знающие английский и французский языки, многие ещё немецкий, мои воспитанники произвели определённое брожение в умах петербуржцев. Загорелые, обветренные лица, безукоризненные манеры, револьверы на поясе, деньги в кармане, смелый взгляд и уверенная походка сильного человека, примерно так выглядели наши парни в Петербурге. Только разрезом глаз отличались от них полтора десятка башкир и вогулов, прибывших с нами. Среди них были Ильшат, Егор, Пахом, Фаддей, братья Агаевы и самые лучшие бойцы обоих подразделений.
Основной задачей, как и в прошлое посещение столицы, была "обкатка" моих соратников в большом городе, в незнакомой среде, практика в иностранных языках и общение с жуликами и пройдохами. Конечно, по пути в Россию, мы заходили во многие европейские порты, парни уже насмотрелись на Европу. Но, там стоянки были кратковременными, а в Санкт-Петербурге придётся жить долго. Поселились мы в нашей базе на Васильевском острове, где вполне хватило места всем. Я, с видом важного чиновника, провёл ревизию, моментально нашёл недостачи и недоделки. Воровства, к счастью, не обнаружил, но моим резидентам пришлось тяжко. Вплоть до того, что двоих я сразу забрал с собой в Прикамье, а Володя тут же направил им замену из Таракановки, пару месяцев справятся втроём, ничего страшного. Телефонизация Петербурга шла непростительно медленными темпами, позволяя нашей резидентуре прозябать, не умирая с голоду. Применить фантазию парни не пытались, видимо, сработал провинциальный комплекс.
Накрутив им хвоста, я поставил столичной команде конкретные задачи, сроки их исполнения и указал методы решения проблем. После этого, очередной раз проинструктировав своих дальневосточных воспитанников на предмет поведения в большом городе, особенно по конфликтным ситуациям, оставил их развлекаться в столице, не забыв напомнить, чтобы искали себе невест, срока на это осталось не больше полутора месяцев. Моя же дорога лежала к Лушникову, отстроившему неслабый дворец, Акинфий Кузьмич развернулся в последние годы со всем провинциальным напором. Его резиновая монополия приносила больший доход, чем наше совместное ружейное производство. Несмотря на это, практичный тесть Володи, не терял голову и грамотно распоряжался своим Камско-Волжским торговым речным флотом. Уже третий год его пароходы опережали конкурентов в торговле, успевая сделать три-четыре рейса там, где их соперники еле заканчивали один.
С Акинфием Кузьмичом давно сложились простые родственные отношения, у него в доме я смог отдохнуть пару дней, не выходя на улицу. Наслаждался спокойным бездельем, думал, составлял планы, парился в бане, чёрт возьми. Четыре месяца мы не видели нормальной, человеческой обстановки, пищи из свежих продуктов и спокойной, мещанской жизни. Увы, это спокойствие, о котором мечтал полгода, надоело за два дня. Утром третьего дня своего отдыха у Кузьмича, я побрился, оделся в лучший костюм, и отправился наносить визиты. Первым делом, к нашей Марии Алексеевне, о существовании которой, грешным делом, забыл за прошедшие годы. Никита упоминал о ней по радиосвязи, что княгиня восстановила своё имение, но живёт в Петербурге. Отношения с Дашковой у Марии Алексеевны не заладились, от участия в продавливании наших товаров она отошла. Да и наши резиденты, обычные крестьянские и рабочие парни, явно стеснялись общаться со знатной дамой, спустили совместные коммерческие отношения на тормозах.
Я не ругал парней за это, их можно понять, хлопот хватало и со стройкой, и с теми немногочисленными заказами на телефонизацию. Сам же я просто рассчитывал повидать старую знакомую, без всякой корысти. Тем более обидным оказался подчёркнуто равнодушный приём у княгини Морозовой. В гостях у неё были два офицера лет тридцати пяти, видимо, женщина испугалась их ревности, слишком уверенно чувствовал себя один из них, майор от артиллерии Тучков Алексей Иванович, чтобы оказаться случайным гостем. Но, меня заинтересовал полковник Лансдорф, видимо, интерес оказался обоюдным. Услышав моё имя, полковник из равнодушно вежливого дворянина, случайно столкнувшегося с "чёрной костью", то бишь, со мной, превратился в преувеличенно вежливого собеседника. Я, быстро поняв, что моё присутствие неприятно хозяйке дома, поспешил откланяться. Вот ведь, никакой благодарности за спасение из рук бунтовщиков, хотя, так обычно и бывает. Скорее всего, княгине претит напоминание о днях унижений и страданий, в моём лице.
Так вот, едва за мной захлопнулись двери особняка княгини, полковник Лансдорф поспешил меня догнать, засыпав градом комплиментов. И телефоны я выдумал, и патроны с галошами запатентовал. Теперь из дальних странствий привёз пушнины на многие тысячи рублей, одним словом, "не будет ли любезен многоуважаемый джин", вернее господин Быстров, познакомить Ивана Фёдоровича Лансдорфа со своим производством артиллерии и боеприпасов, несомненно, самым передовым в мире. Ибо Иван Фёдорович изучил все передовые артиллерийские системы и находит наши пушки самыми лучшими. Не говоря уже об оригинальном револьвере, несомненно лучшим пистолетом в мире. Не будь я циником, возможно, поверил бы в искренность похвалы нашему оружию, тем более, что оно действительно опережало время лет на тридцать-сорок, как минимум.
— Я был бы счастлив побывать на ваших заводах в Прикамске, посмотреть на станки, способные выпускать столь совершенные изделия человеческого гения, — разливался соловьём Лансдорф.
— Может, он действительно фанат оружейного дела? — мелькнула расслабленная мысль, — может, показать ему заводы, будет ещё один единомышленник? Человек грамотный, вон, как расхваливает технику. Стоп! На кой чёрт офицеру, дворянину, наши станки?
— Иван Фёдорович, — не удержался я от наглого вопроса лощёному полковнику, — зачем Вам станки? Откуда Вы вообще знаете о Прикамском заводе? Как у офицера возникли мысли о существовании каких-то станков?
— Я изучал этот вопрос, — как-то неуверенно промямлил Лансдорф.
— Неужели? — развеселил меня его ответ, — тогда Вы знаете наизусть данные по шуваловским единорогам, лучшим орудиям в России и Европе. Какова скорострельность этих орудий, дальность выстрела?
— Мне-е-е, дас-с-с, — заблеял артиллерист, не оставляя сомнений в своей принадлежности к племени шпионов. Какой профессионал не знает ТТХ* лучшего орудия в армии, самого передового изделия* в мире? Вернее, не сомневаюсь, что многие офицеры не знают характеристик шуваловского единорога, так они и о наших орудиях и боеприпасах не слышали.
— Честь имею откланяться, — распрощался я с полковником, направляясь по скрипучему снежку в особняк Желкевского. Забот в столице у меня хватало и без общения со шпионами. Первым делом пришлось выправлять документы на оружейный завод во Владивостоке, я записал совладельцем Палыча, он у нас получался непростительно бедным, до сих пор не имел недвижимости. Затем отправился в Берг-коллегию, заявки на добычу железной руды, каменного угля тоже нуждались в оформлении. Ладно, хоть золотой прииск мы решили подарить императрице, его оформлять не пришлось. Однако, на походы по инстанциям ушли те восемь дней, что оставались до аудиенции у Екатерины.
А уж после приёма в Зимнем Дворце, демонстрации золота, мехов и совместной дегустации крабовых консервов, мы с Никитой стали популярнейшими людьми в Петербурге. Особенно я, получивший приглашения сразу в девять салонов. Не считая визитов ко мне семерых купцов, пяти заводчиков и доброго десятка жуликов и попрошаек. Впрочем, предложения от четверых купцов о совместных предприятиях, тоже здорово смахивали на "кидалово". Зато с тремя оставшимися мы обговорили условия закупки консервов, ружей и даже двух пароходов, с целью их использования для добычи пресловутого калана, его называли чаще "морской выдрой". Все трое собирались на Дальний Восток и были наслышаны о проблемах со строительством судов в Охотске.
С заводчиками получилось тоже неплохо, двоих мне удалось уговорить на совместные предприятия во Владивостоке по производству скобяного товара из нашего железа, причём, оба собирались привезти своих рабочих из Ярославля. Третий заводчик интересовался перспективами производства полотна, парусины и прочего тканого материала. Но, он был не из города Иванова, а из Вологды, и собирался сеять лён, создать полный цикл производства. Я ещё порадовал Прокла Нилина, так его звали, зарослями дикой конопли у озера Ханка, в восемнадцатом веке её применяли исключительно в хозяйственных целях, для производства верёвок и грубых тканей. Пусть развивает выработку мешковины, нам потребуется много такой упаковки для своих товаров. Тем более, что мужчина был основательный, не старый, твёрдо намереваясь завалить джутовыми канатами и мешковиной Дальневосточное побережье. Что характерно, ко мне он приходил не с пустыми руками, а сразу уточнял потребности в крепких верёвках, мешковине и парусине, обговаривал примерные объёмы закупок и согласовал своё превалирующее право поставок на наши предприятия перед иностранными купцами. К счастью, до антимонопольного законодательства ещё далеко.
Смешнее всех вышло с четвёртым "заводчиком", оказавшимся очередным шпионом. Не знаю, был ли он из той организации, что и Лансдорф, но выглядел грамотнее полковника. На сей раз, польский заводчик Николай Спыхальский, предлагал на небывало выгодных условиях организовать производство наших ружей и револьверов под городом Краковом.
— Погоди, — я смутно помнил, что Краков не входит в Российскую империю, — это за границей?
— Так точно-с, — привстал Спыхальский, — там огромные возможности для продаж австрийским войскам, германским княжествам, Пруссии. Да и во Францию можно поставлять ружья, везде будет огромный спрос.
— Зачем тебе я? — искренне удивило желание поляка делиться со мной прибылью, — покупай патент, выпускай себе на здоровье сколько угодно ружей без нашего участия.
— Такое дело, твои ружья у других мастеров выходят вдвое дороже и дальность выстрела меньше. Да и кто купит одни ружья, без патронов? Мне нужны патроны и станки для производства ружей, уплачу за станки втрое дороже их стоимости.
— Давай договоримся иначе, ружейные стволы и патроны будут делать на моём заводе, продавать тебе, остальное, надеюсь, твои мастера соберут на месте. В крайнем случае, часть деталей затвора, тоже могу поставлять, в зависимости от количества, могу даже со скидкой, — я уже не сомневался, что Спыхальского интересует не поставка оружия, а пресловутые станки и патроны. И поляк не подвёл мои ожидания, высказавшись без обиняков.
— Мне не нужны сами патроны, дайте рецепт пороха, и продайте станки для производства ружей. Уплачу любые деньги, хоть сто тысяч рублей, — не выдержал моей тупости "просвещённый европеец".
— Согласен дать Вам рецепт пороха и станки для производства ружей, за что-нибудь более существенное, например, за право беспошлинной торговли в Британии и её колониях сроком на сорок лет для меня и моих наследников.
— Почему в Британии? — испугался пан Спыхальский, — я обычный промышленник из Кракова.
— Ну да, и тебе некуда выкинуть сто тысяч рублей серебром, — кивнул я, подумав, что поляк может оказаться и австрийским агентом. — А если ты от австрийцев или французов, даже не знаю, чем сможешь заинтересовать меня и моих компаньонов, тут тебе не повезло. Думай сам, но деньги можешь не предлагать.
— Что тогда можно? — не удержался от вопроса Николай.
— Людей, молодых мужчин и женщин, лучше православных и побольше, не из России. Там будем думать. Цены крепостных крестьян знаешь? Вот и прикинь, сколько надо людей, чтобы сто тысяч серебром заменить, а рецепт пороха стоит гораздо дороже! Желают твои хозяева разговаривать серьёзно, первым взносом будет доставка восьмисот здоровых девушек и парней во Владивосток. Вы и так славян уничтожаете или ассимилируете, лучше ко мне переселяйте. Всё, больше тебя не задерживаю, пан Николай.
Такие гости меня посещали, не соскучишься. Да, как раз тогда, среди всяких жуликов и попрошаек, ко мне пришёл Антон Воронов. Парню было лет двадцать, и принёс он мне свои чертежи постройки планера. Схемы, конечно, примитивные, но, сама идея полёта мне понравилась. Из разговора с Антоном стало ясно, он настоящий энтузиаст воздухоплавания, самостоятельно пришедший к мысли о неподвижных крыльях, а не стремящийся тупо копировать природу, размахивая руками, обклеенными перьями. Смущал один момент, парень был дворовым крепостным графа Алтуфьева, прислуживал в его особняке.
— Чего графу свои планы не показал? — чисто символически спросил я парня, не особо сомневаясь в ответе.
— Показывал, их сиятельство в печку бросить изволили мои рисунки, а меня за порчу бумаги на конюшне выпороли.
— Почему ко мне пришёл?
— Говорят, барин, ты из Беловодья приехал и опять туда отправишься. Возьми меня с собой, верой-правдой отслужу, коли дозволишь мою придумку построить.
— Где граф твой живёт, показывай дорогу, — я направился одеваться.
Алтуфьев оказался добрым толстым дядькой моих лет, и, к моему удивлению, легко и недорого продал мне дворового холопа Антошку, да ещё обмыл нашу сделку за сумму, едва ли не большую стоимости сделки. Редкий случай, да, пожалуй, единственный за всю мою бытность покупки крепостных, когда мне уступили нужного человека легко. Видимо, характер у Антона лёгкий, потому и получалось всё, связанное с ним, легко и быстро. Вот на обратном пути, когда счастливый Антон подходил к моему дому, рассказывая о том, как легко построит планер, нас подкараулили двое.
Я шёл немного позади своего крепостного холопа, а парень вполоборота объяснял мне схему крепления крыльев на корпусе планера. Зимний вечер, и без того тёмный, усугубился позёмкой, заставлявшей немногочисленных прохожих закрывать лицо руками или кутать шалями. Парадный вход в наш особняк, стоявший на краю пустыря, немного освещался падающим из окон отблеском свечей. Я неплохо отметил с графом Алтуфьевым приобретение холопа кислым французским шампанским. Гадость, но, практически всё вино, кроме кагора оказалось в восемнадцатом веке кислым, или сухим, как говорят ценители. Сказывалась дороговизна сахара и его дефицит. Что там говорить, по дороге развезло меня, честно. Потому момент нападения на нас выпал из моего внимания.
Помню, кто-то схватил меня за воротник шубы, пытаясь уволочь в сторону, а Воронов испуганно шарахнулся к дверям, с криком "Барина убивают!" принялся стучать. Я кувыркнулся вперёд и стряхнул с плеч своего противника, обернулся, удивлённо глядя на двух мужчин. Один из них поднимался из сугроба, другой с дубинкой в руке шагал в мою сторону. Только тогда я протрезвел и отпрыгнул, вытаскивая из-за пазухи револьвер. Бандит рванулся в мою сторону, не давая вытащить оружие. Всё верно, я поступил бы так же. Но, этот разбойник, почему-то решил ещё замахнуться на меня дубинкой. Правильно говорил мне тренер, наличие оружия в руке сковывает и только мешает. Я отбросил попытку вынуть револьвер, приёмы против удара предметом сверху все рукопашники проходят в начале обучения. То есть, они были отработаны у меня на бессознательном уровне. Единственное, от чего я удержался, так от перелома злодею руки в локте, но с удовольствием уткнул разбойника в сугроб носом.
В это время первый из нападавших уже поднялся, но, буквально был сметён выбежавшими на шум ребятами. Они привычно обыскали бандитов и затащили в дом, для допроса. Последние годы часто приходилось практиковать подобные действия. Уже через пару минут неудачники начали рассказывать свою подноготную, к сожалению, оказавшуюся короткой. Нанял их барин в порту, похож на немца, но, говорил по-русски чисто. Вот и всё, что удалось выяснить перед тем, как злодеев сдали околоточному надзирателю. Мы и без того подозревали, что наши действия нравятся не всем в столице. С этого вечера пришлось выходить из дома только по трое и чаще ездить на санях.
Впрочем, большая часть дел к тому времени закончилась, несмотря на все мои потуги, создать совместную кампанию по освоению Дальнего Востока не вышло. Ну, Потёмкина и Орловых я ещё мог понять, у них хватало дел на Украине, куда придётся вкладывать огромные деньги. То же самое относилось к Никите, его заводы уже выплавляли чугун и первую сталь Курска и Донбасса. Но, до строительства железной дороги Санкт-Петербург— Москва— Киев— Донецк ещё далеко. Вложений туда предстоит огромное количество. Однако, меня раздражали придворные богатеи, выбрасывавших десятки тысяч рублей на украшения и не понимавших выгоды для себя и страны от освоения Сибири. Даже добыча золота, к моему удивлению, не прельщала дворянство. Да, были среди придворных и здравомыслящие люди, но, по какому-то стечению обстоятельств, все они не обладали свободными средствами, если не сказать проще — были откровенно бедными.
Так, что, почти месяц моих безуспешных попыток найти компаньонов по освоению богатств Дальнего Востока прошёл зря. Не считая ещё одной попытки нападения на меня, закончившуюся бесславно. На сей раз трое бандитов опять повторили рассказ о немце в районе порта. Однако, я посчитал второй эпизод достаточным основанием, чтобы поспешить с отъездом. Тем более, что не всё оказалось так плохо, как на первый взгляд. Пятеро из моих парней женились на девушках из небогатых семей, теперь везли молодых жён показать родным в Прикамск. Сколько мне пришлось уговаривать самих девушек и их родных, что во Владивостоке нет рабства, и мои парни там перестанут быть приписными крестьянами. Пришлось даже на иконе поклясться, что все молодожёны доберутся до Владика и будут свободными. Нанятые мной специалисты и преподаватели, почти сорок человек, некоторые с семьями, ждали открытия навигации в столице. Они отправятся на Дальний Восток морем, повезут с собой инструменты и закупленное оборудование. Полсотни артиллерийских прицелов производства Желкевского, я повез с собой, не доверяя мореходам. Три наших парусника ждали открытия навигации в столичном порту, гнать из Владивостока пароходы мы не решились. Запасов угля по пути через полмира в портах не найти, случись поломка двигателей, она задержит весь караван на неопределённое время. Использовать пароходы решили в каботажном плаванье, на небольшие расстояния, пока не отработаем производство паровых машин достаточной надёжности.
Да, специалисты и преподаватели на сей раз были наняты гораздо дешевле, и, на больший срок, от пяти до семи лет. Не напрасно мы привезли с собой в столицу восемнадцать учителей, пожелавших вернуться к семьям. Они привезли с собой деньги, меха, рассказали столько фантастических историй о нашей щедрости, что отбоя от желающих завербоваться на Дальний Восток не было. Вернее, их оказалось больше сотни, в том числе и три отработавших у нас учителя. Они пожили месяц дома и почувствовали огромное желание вернуться обратно, на побережье океана. Двое из них, что характерно, взяли с собой семьи. Все они ждали навигации под руководством Егора с Пахомом. Обоим вогулам страшно понравилось плавание через три океана, думаю, станут они нашими капитанами доморощенными. С Никитой я договорился, он присмотрит за ними, в случае чего.
Вообще, с моими воспитанниками за полгода путешествия произошли фантастические изменения. За последние годы парни получили небывалый опыт путешествия через половину земного шара и обратно, сражались с пиратами и разбойниками, изучали благородные манеры и химию, механику, математику. Все опытные и уверенные бойцы, ребята давно не испытывали комплекса провинциалов, с чувством собственного достоинства, уверенно и спокойно, они общались с гвардейскими офицерами и прочей столичной публикой. Им было чем удивить своих новых знакомых, не только рассказами о Дальнем Востоке и плаванье через три океана. Умение великолепно драться с оружием и без него, буквально на третий день стало визитной карточкой "дальневосточников". Сразу, как только первый из них был буквально принуждён к дуэли наглым и оскорбительным поведением гвардейского хлыща. У гвардейца хватило ума выбрать дуэль на шпагах, поскольку револьвер на поясе каждого из нас даже глупцу показывал умение общаться с огнестрельным оружием.
Потому этот подпоручик и остался в живых, отделавшись ранением в руку. Дальше больше, среди офицеров Петербурга появилась примета, поединок с "дальневосточником" словно придавал им веса в глазах товарищей. Да, они знали, что мои ребята не дворяне, и несколько самых глупых пытались этим воспользоваться, приказывая своим слугам попросту избить простолюдинов. Двое убитых и семеро искалеченных холопов стоили мне определённой нервотрёпки, но, после аудиенции у государыни, все наши парни по молчаливому согласию бретёров, получили статус "вольных казаков", с которыми шляхтичу сразиться на шпагах вполне достойно. Так и пролетели недели столичной жизни, в окружении дворян, с их обострённым чувством собственного достоинства. Учитывая, что во многом мои воспитанники чувствовали себя, как минимум, равными молодым офицерам, а то и сильнее их, парни моментально переняли их повышенное самомнение и болезненное отношение к своей чести. Забегая вперёд, скажу, что мы с Палычем приветствовали чувство повышенного самоуважения, стараясь отделить его от заносчивости и глупого дуэлянтства.
В результате, в среде дальневосточных молодых офицеров и мастеров, именно после этого путешествия возникла и стала культивироваться практика соблюдения своеобразного кодекса чести. Учитывая, что все они выросли в семьях простых рабочих и крестьян, парни особенно болезненно переживали любое унижение и обман, даже в отношении других людей. Я лишь подталкивал молодёжь в этом направлении, поддерживая их стремления соблюдать свои права и защищать слабых. С нашей помощью молодёжь изживала не только оскорбительные случаи на работе, сыновья заступались за своих матерей, братья за сестёр. Так, постепенно, из месяца в месяц, исчезали в нашем круге общения издевательство и оскорбления подчинённых мастерами, побои жён и унижения слабых. Особо не поощряя "борцов за справедливость", мы с Палычем, как правило, их поддерживали, в разумных пределах, будучи убеждёнными противниками рукоприкладства.
После гостеприимного имения Соколова-Бельского, путешествие шло на удивление скучно, никаких разбойников, на старой разорённой дороге появились свежеотстроенные постоялые дворы. Мы не только успевали высыпаться и добротно ужинать, но и проезжали за сутки гораздо больший путь, избавленные от необходимости ежевечерне устраивать себе ночлег. За три года после пугачёвского восстания почти все признаки разрухи ликвидировали, по крайней мере, между Москвой и Казанью. В Нижнем Новгороде мы задержались на пару дней, навестили знакомых торговцев. Я похвастался потомственным дворянством и предложил вложить средства в кампанию по освоению Дальнего Востока, не особо на это надеясь. И надо же, провинциальные торговцы и заводчики, треть из которых были староверами, с лёта поняли все выгоды такого общества. Желающих вложить свои средства в меха и другие товары из Владивостока оказалось добрых два десятка.
Пришлось провести в Нижнем ещё четыре дня, пока изучили устав Русской Дальневосточной Кампании, посчитали вступительные взносы и выбрали председателя. Нет, не меня, Романова Евграфа, уважаемого и грамотного заводчика. Он единственный из нижегородских богачей решил переселяться во Владивосток сам. Остальные пайщики кампании отправляли с нашим караваном своих племянников и сыновей. А Евграфу бог не дал сыновей, зато дочерей он вёз всех пятерых с собой, оставляя на хозяйстве двух своих старших сестёр. Сам Романов мне понравился спокойствием, размеренной неторопливостью и редким среди торговцев и заводчиков добрым характером. Но, исключительно в свободном общении с людьми. В работе же он напоминал быка своим напором, уверенностью и силой воли, добиваясь результатов несмотря ни на что.
Объединённый капитал РДК, как я сократил название кампании, составил без малого треть миллиона рублей серебром. К нему я бы ещё отнёс три десятка опытных и надёжных приказчиков, в большинстве родственников совладельцев кампании, быстро собравшихся с нами. Сам Евграф решил отправиться ближе к весне, закупив необходимые товары для торговли. Нам, четверым основателям кампании, остались сорок процентов участия в прибылях, которые не станут уменьшаться при появлении новых пайщиков, так сказать, наши привилегированные акции. До распутицы мы успели добраться только в Казань, где пришлось застрять на три недели, пережидая неожиданно раннюю весну. Это время не пропало даром, к РДК присоединились ещё восемь пайщиков, округлив наш капитал до полумиллиона рублей, после переписки с Нижним Новгородом, естественно. Соответственно, к нам присоединились ещё двенадцать приказчиков.
Дальнейший путь от Казани мы прошли уже на пяти пароходах, любезно высланных навстречу Вовкой. За прошедшие годы он с тестем здорово обжил побережье Камы и Волги, организовал заправку дровами и углём через каждые полсотни вёрст. Неизбалованные столичными ценами прибрежные селяне с удовольствием подрабатывали на заготовке и погрузке топлива. Капитаны пароходов, правда, признались мне, что без конфликтов не обходится. Особенно норовят пакостить бурлацкие артели, да конкуренты, не имеющие средств на покупку парохода. Хотя цены на свои корабли Кожевников не подымает, уровень технической грамотности населения нулевой, и проблемы возникают с командами. Потому в Сарапуле с прошлой осени организовали школу механиков паровых машин, или машинистов, как их назвал Володя. Обучение он сделал бесплатное, с казённым питанием два раза в день, и обязательной отработкой на пароходах своей кампании в течение трёх лет. По здешним меркам и с учётом заработка машинистов, предложение просто небывалое. Так, что к весне первый выпуск составил сразу два десятка молодых машинистов, из мещан, не крепостных.
Стоя на верхней палубе парохода, я рассматривал проплывавшие мимо берега, с редкими деревнями и сёлами. За два года после Пугачёвского бунта крестьяне отстроились, полностью заменили разрушенные или сгоревшие дома и здания. Даже начали кое-где строить дома из кирпича, закладывали фундаменты под кирпичные же церкви. Невольно вспоминались дряхлые, полуразрушенные деревни Прикамья конца двадцатого века, заброшенные, заросшие бурьяном поля начала двадцать первого века. Сердце сжималось от горя за наш народ, истреблённый своим же правительством. Начиная от царских министров, планомерно добивавших империю с помощью "демократических и либеральных" писак-интеллигентов. Затем пресловутые репрессии двадцатых-тридцатых годов, голод сороковых-пятидесятых, когда в деревнях умирали от голода крестьяне-колхозники. Потом маразматические реформы Хрущёва и Брежнева, укрупнение-разделение районов, борьба с неперспективными (!) деревнями.
Наши московские демократы, прожившие всю жизнь возле спецраспределителей, не поверят, если им рассказать, что в Прикамье с начала семидесятых годов обычное сливочное масло уже было по талонам. К концу семидесятых такой же участи удостоилось мясо, в размере целого килограмма на человека в месяц. На середину-конец восьмидесятых годов двадцатого века пришло полное оталонивание Прикамья. От талонов на стиральный порошок и мыло, сигареты, до талонов на хлеб! Что, никто из москвичей такого не помнит? Ещё бы, сколько было случаев, когда наши командированные везли из Москвы, купленное в универмаге мясо с упаковкой "Прикамский мясокомбинат"*.
О борьбе со своим народом в девяностых-двухтысячных годах можно не говорить, все ещё помнят. Нет, думал я, проплывая на пароходе мимо Сарапула, прославившегося в восьмидесятые годы пустыми прилавками магазинов, голову положу, чтобы Россия прожила двадцатый век без революций, войн, большевиков и демократов. Надо закладывать на Дальнем Востоке экономическую мощь страны, создавать там партию или орден свободных людей, ставить перед ними цель перевоспитания россиян. Нужно вырабатывать понимание ценности человеческой жизни в России уже сейчас, попробовать разрушить крепостничество на восемьдесят лет раньше. В Петербурге мы о многом переговорили с Никитой, на него ложилась одна из важнейших задач, общение с наследником Павлом. Никита попытается стать агентом влияния, немного изменить характер будущего императора, сдвинуть его интересы от войск к промышленности. Учитывая харизму Желкевского, такая задача ему по силам.
Моя и Палыча задача приняла более чёткую направленность — создать на побережье Тихого океана своеобразное Основание*, как в трилогии американского фантаста. Альтернативу Соединённым Штатам Америки, в смысле свободного развития промышленности, личных свобод эмигрантов, отсутствия религиозных и налоговых препятствий. Облегчить дорогу на восток беглым рабам и предприимчивым людям Российской империи. Чтобы наши староверы, беглые крепостные и авантюристы всех мастей стремились не в Америку и Канаду, а на Дальний Восток. Преступников мы приструним, отправим на тот же Сахалин или Курилы, только не на каторгу, а на поселение с инструментами и оружием. Настоящие уголовники к нам ещё лет двадцать не поедут, а то и больше. Что им делать в лесах и на море? Работать они не хотят и не умеют. А мужиков, выбивших в драке глаз собутыльнику или убивших по неосторожности торговца-процентщика, проживание на природе, в здоровом труде, перевоспитает лучше всякой каторги. Нужно лишь добиться особого статуса для Дальнего Востока, подобного Донским казакам, да воспитать грамотную замену нам.
Удастся ли это сделать, не знаю, но буду стремиться, друзья помогут. У нас было достаточно времени, чтобы десятки раз обсудить и согласовать планы, как с Палычем во Владивостоке, так и Никитой, пока мы тащились через три океана в Питер. Та многомесячная эпопея плаванья в тропиках со скоростью среднего велосипедиста полностью отвратила меня от морских путешествий. Повторять её у меня не осталось сил, всё, что угодно, только не океанские многомесячные плаванья. Лучше я буду полгода пробираться по Сибири, чем столько же по океану. Ну, это лирика, а нам втроём получилось согласовать основные действия следующим образом. Никита займётся освоением Донбасса, строительством железных дорог, особенно в направлении будущих наступлений любых европейский войск. Одновременно будет искать подходы к наследнику Павлу Петровичу. С каким бы вывихом он не правил, это не повод убивать его по наущению английских агентов. Интересно, если бы по наущению русских агентов убили самого никудышного из английских королей, как бы реагировали лимонники? В любом случае, Никита за почти двадцать лет до смерти Екатерины, обязательно установит доверительные отношения с Павлом, в этом мы не сомневались. Хоть, от заговора спасём, может, сразу Николая наследником удастся сделать. Время покажет.
Задача Володи не изменилась, максимальное технологическое развитие Прикамья, распространение картофеля в Поволжье, чтобы избежать регулярных голодных лет от неурожаев. И, обязательно, строительство от Камы через Башкирию и Северный Казахстан, железной дороги в Сибирь, хотя бы, до Барнаула. В этом сойдутся интересы казны и Демидовых со Строгановыми. Вот, по этой железной дороге, и начнут тысячи староверов, беглых крепостных и просто авантюристов, пробираться на Дальний Восток. Железка станет быстрым и лёгким путём на сказочный Восток для всех эмигрантов Восточной Европы. А мы с Палычем, постараемся не разочаровать их, всем найдётся место и работа, полякам и немцам, сербам и чехам, шведам и ирландцам. Более того, печатание на всех европейских языках немудрёных рекламок, их перевозка и распространение, стали одной из задач нашей резидентуры в Петербурге. Они же были профинансированы для организации караванов до Таракановки из прибывших европейцев.
Наша задача с Палычем немного изменилась, кроме общего экономического подъёма Дальнего Востока, заселения его европейцами, придётся создавать организацию единомышленников. Людей, способных не только развивать экономику, но и менять мировоззрение общества. Воспитывать агентов влияния, засылать их в Европу и Азию, Америку, в протестантские страны — Британию, Германские княжества, Голландию и растущие Североамериканские Штаты. Из Владивостока, вдали от пригляда властей, это выполнить легче, нежели Никите из Петербурга. Попытаться изменить вектор развития Европейской цивилизации, развернуть его к понятиям чести, долга, любви, помощи ближнему и самопожертвованию, сохранившимся у католиков и православных, мусульман и синтоистов. И полностью отсутствующих у протестантов, гугенотов и прочих "передовых" христиан. Нет, все эти качества есть и у них, но, только в отношении своих, людей своего круга, а не "полуживотных", "недочеловеков", таких, как североамериканские индейцы, индусы, грязные славяне. Многие ли из вас помнят, что свою расовую теорию Гитлер и Гебельс взяли из работ наших любимых демократов — английских учёных? Все человеческие качества европейцев за пару столетий как-то нивелировались и были подменены одним, всё пожирающим желанием богатства, невзирая ни на что, ради самого богатства.
Тот же Сервантес в своём знаменитом романе к богатству относился весьма прохладно, его герои находили в себе силы отворачиваться от него, сохраняя свою порядочность. А уже в начале двадцатого века 90% героев европейских и американских писателей рвались к богатству, перешагивая через любые чувства и через трупы своих близких. От героев Джека Лондона до героя "Угрюм-реки" Василия Шишкова, да, они потом страдали от внутренней пустоты и угрызений совести, но, иной цели, кроме богатства, не видели. Чем заканчивается подавляющее большинство кинобоевиков? Правильно, герой всех побеждает и обязательно становится богатым. У американцев даже поговорка есть, "Если ты умный, то почему бедный?"
Мы попытаемся сместить жажду наживы, как таковую в чистом виде, к стремлению развивать торговлю и производство, как средства улучшения жизни людей, средства развития общества. Чтобы разбогатевшие торговцы не только покупали себе золотые унитазы, но и строили дороги, не только жертвовали на храмы, но и финансировали университеты. Благо, у нас есть знание истории развития общества, знание недооценённой пока силы печатного слова, силы воздействия средств массовой информации. Теперь мы не будем ждать, пока англосаксы перекроят прошлое, создадут из поражений победы, из бандитов героев. С помощью фотографии, пардон, "снимков", граммофонов, огромного количества листовок, журналов и книг необходимого содержания, мы будем создавать объективную картину истории человечества. Более того, попытаемся развить в обществе уважение к рабочим, инженерам, промышленникам, учёным, в ущерб банкирам, генералам и политикам, на несколько десятилетий раньше, чем это случилось в нашей истории. Будем показывать истинное лицо колониализма в фотографиях и репортажах. Попытаемся лишить англичан, французов, бельгийцев, голландцев, большей части сверхдоходов от колоний. Попробуем поставить все европейские страны в равные условия, пусть они развивают не биржи колониальных товаров, а собственное производство. Пусть Британия выполняет свой Морской Акт, и не торгует в Европе колониальными товарами.
Перехватим у англичан сверхдоходы из Индии и Юго-Восточной Азии, вытесним их торговцев с китайского побережья. Как раз в эти годы, помнится, хитрые англичане подсаживают китайцев на опиум, результатом чего станут проигранные Китаем опиумные войны. А мы поможем китайцам, продадим им оружие, обучим стрелков из миномётов, да и просто пограбим английских моряков, создадим им трудности в мореплавание. Примерно, как сто лет назад англичане создавали трудности своим конкурентам испанцам в карибском бассейне. Развивали там пиратство, награждали пиратов, того же Моргана, "за вклад в борьбу с Испанией". Чем мы хуже просвещённых мореплавателей? Благо, Британия завязла в войне с американскими колонистами, у французов скоро революция. Главные страны Европы нам противостоять не смогут, а с голландцами и прочими мы договоримся. Не зря у нашей Дальневосточной кампании красный флаг, будем грабить награбленное, как наши прадеды и деды.
Именно поэтому в документе о моих полномочиях на Дальнем Востоке появились строчки о найме морских и сухопутных охотников для обороны русских поселений и охраны русских торговцев. Собственно, ради этой строчки в моих полномочиях мы с Никитой Желкевским и спустили семьдесят восемь тысяч на взятки разным писарям и секретарям. Изначально, я просил статус губернатора и полк регулярной пехоты для защиты дальневосточных рубежей, с правом заключения мирных и торговых договоров. Понятно, что никому не известного человека губернатором не назначили, обозвали меня инспектором восточных границ, подчинённым охотскому губернатору. Однако, удалось добиться права беспошлинной торговли с любыми азиатскими странами, в обмен отказаться от регулярных войск. Огромных трудов стоил отказ от сбора ясака. Дважды я встречался с Потёмкиным, растолковывая свою позицию.
Формально, всё правобережье Амура до впадения Уссури было китайской территорией. Если Россия начнёт там собирать ясак, она тем самым признает нарушение договора, заключённого с Китаем. За него может "подписаться" Франция и Британия. Надо это нам? А без сбора ясака получаются "пограничные конфликты", вроде и Россия границы не нарушает формально, претензии предъявить сложно. Откуда государыня-императрица знает, что творят разные торговцы на её границах? При случае можно и пообещать навести порядок, если европейцы станут жаловаться. Сил наших во Владивостоке вполне достаточно, чтобы справиться с любой армией. При необходимости есть право найма казаков и прочих добровольцев, даже капёрский патент могу выписать, и не один.
А, когда укрепимся, лет этак через пять-десять, да ещё Китай заставим договор о границах изменить, тогда и поясачить можно аборигенов на правом берегу Амура. Пока Россия с золотого прииска больше получит, чем ясак с нищих селений. Ну, это я так Потёмкину объяснял. Вряд ли он поверил, конечно, но отправил со мной полуроту солдат для охраны прииска, под командованием поручика Синицкого, и назначенного управляющим золотодобычей Приамурья, Генриха Штейгаузена. Синицкий и Штейгаузен оказались людьми практичными, со мной не спорили, понимая необходимость добрых отношений. Своих людей берегли, за весь путь на Восток никто из солдат не заболел.
Так, что, не зря прокатился я через половину земного шара, нужных нам полномочий добился, кое-какое официальное признание получил. Теперь лет пять-десять спокойной жизни у нас есть, можно смело выстраивать согласованную со всеми друзьями линию воздействия на будущее. Благо, неплохие наработки в этом направлении уже сделаны.
Во-первых, к весне 1777 года через лазутчиков братьев Агаевых удалось установить прочные связи с повстанцами на севере Кореи, всего в сотне вёрст от Владивостока. Под видом "маньчжурских добровольцев" к ним отправился взвод башкирских стрелков, с парой миномётов, вооружённый "Лушами". Холодного оружия поставили бунтовщикам две тысячи комплектов. Не бесплатно, конечно. Ошибок Советского Союза мы повторять не собирались, никакой безвозмездной помощи "братским народам", только за плату, причём, "сначала деньги, потом стулья". С деньгами, естественно, у бунтовщиков было плохо, вернее, совсем никак не было. Тут мы и пошли навстречу, выделив пару тысяч лян серебром. А в качестве платы за всё пошли захваченные в разгромленных усадьбах ценности, их отбирали наши знатоки из числа учителей и торговцев. Ради этого целая бригада два месяца ревизовала хозяйство корейских повстанцев, переправляя во Владивосток бронзовые и фарфоровые статуэтки, картины, веера, посуду металлическую и фарфоровую, прочую экзотику.
Конечно, этих ценностей хватило едва на четверть поставок, остальную сумму мы добрали пленными кореянками молодого возраста. В большинстве своём служанок разграбленных поместий и селений, разбавленных некоторым количеством крестьянок. К этому времени гендерная ситуация во Владивостоке сложилась нехорошая. На одну женщину приходилось едва не десять мужчин, это среди русских, конечно. У китайцев было ещё хуже, на две тысячи пленных китайцев не было и сотни их соотечественниц. Так, что ещё перед моим отплытием в Европу, во Владивостоке появились шесть сотен молодых кореянок. Надо сказать, ни одна из них так и не вернулась впоследствии домой, даже те, кого наняли в работницы крестьяне, жили лучше, чем у себя на родине. Не говоря о том, что на долгие годы на Дальнем Востоке лучшими горничными, поварами, прачками и просто служанками стали кореянки.
Во-вторых, по пути в Европу, я всё-таки встретился, как и обещал, с руководителями южно-китайского подполья. Не произвели они на меня особого впечатления, судя по всему, были подставные лица, но, облечённые необходимыми полномочиями. Мы договорились с ними о дальнейших поставках оружия, о продаже пушек (трофейных, разумеется) и, самое главное, обучении двух сотен китайских повстанцев на базе Владивостока. Туда они обещали добраться к середине лета своим ходом. Мы с Палычем не сомневались, что сможем из этих повстанцев за год подготовить неплохих бойцов. А, главное, обучить их тактике применения "Луш" и миномётов, обеспечив себе не только заказы на эту продукцию, но, и, серьёзную головную боль династии Цин на юге империи.
Кто знает, в перспективе южно-китайские союзники могут и отколоть часть Китая, создать с нашей помощью на юге независимое китайское государство. Если очень постараются, пока наши планы дальше заключения нового мирного договора с Китаем с утверждением фактических новых границ не простираются. Когда (если) заключим мир с южным соседом, накопим сил, приступим к вытеснению европейских колонизаторов из Юго-Восточной Азии. Создадим, как говорится, здоровую конкуренцию англичанам, голландцам, французам и прочим испанцам. Пусть торгуют, но, честно, без всяких поставок опиума в Китай, без опиумных войн. Без захватов территории и целых стран.
Поможем странам Индии и Юго-Восточной Азии бороться с европейцами на равных, продадим им оружие, обучим солдат. Поможем выгнать колонизаторов, через нашу РДК самим аборигенам продавать товары в России и Европе и посмотрим, какой регион будет развиваться быстрее, когда Европа и Азия получат равные условия торговли и производства. Лишим европейцев права сильного (если получится, конечно).
Глава вторая.
— Чёрт возьми! — не удержался я при виде железных рельсов, ведущих от причала наверх, на крутой камский берег пристани Вогулка, — кто у вас лебёдки тянет, лошади?
— Ты смотри дальше, — сияющий, как новогодняя игрушка, Вовка, махнул рукой помощнику, там, на крутом берегу, куда упиралась железная дорога.
Через минуту канат, прицепленный к загруженному товаром вагону, натянулся, и колёса медленно закрутились. Вагонетка с грузом угля поползла в гору, откуда ветер принёс ритмичный стук работающего двигателя.
— Паровой движок?
— Уи, Вася, уи*, — кивнул головой мой друг, жестом предлагая занять место во втором вагончике, со скамейками для пассажиров. Тот стоял на второй паре рельсов и также медленно потянулся вверх, к срезу крутого берега. Володя забрался в вагончик и сел рядом, на передней скамье. Позади вполголоса обсуждали новинки пассажиры, в основном приказчики и торговцы. Наши парни невозмутимо рассматривали окрестности, делая вид, что ко всему привыкли.
— Помнишь, сколько продукции отгружал Прикамский завод? — Володя наклонился к моему уху, продолжая экскурс по местам боевой славы.
— Полтораста тысяч пудов в год, где-то так.
— Теперь полмиллиона пудов стальных и железных изделий, и половину из них продаёт нам. В виде кровельного железа, жести, стальных заготовок, стального листа. А нынче за зиму отлили восемь чугунных станин для станков, наших станков, универсально-расточных, зуборезного и пары фрезерных. Дело за строгательным станком, его думаю к осени закончить и сразу пустить в производство. Знаешь, сколько паровых двигателей мы в месяц выпускаем? От пяти до восьми штук, различной мощности. Жаль, особого сбыта нет, у нас уже склад переполнился, двадцать пять двигателей в смазке лежат, может прихватишь?
— Если с ходовой частью паровоза, возьму сразу штук десять, без котлов, топки и корпуса, их мы сами неплохо клепаем. Повозки у тебя найдутся?
— Обижаешь, мы их на продажу до десятка в месяц строгаем, да своих два десятка про запас законсервировали.
— Почему законсервировали, — не понял я, — при таком обороте их не меньше полусотни должно быть на ходу?
— Смотри, — толкнул меня плечом Вовка, кивая на появившийся из-за крутого склона пейзаж.
— Трам-тарарам! — вырвалось у меня при виде двух железнодорожных путей, направлявшихся в сторону Таракановки. На правом пути уже пыхтел паровозик с пятью грузовыми платформами, к которому быстро подцепили пассажирский вагон. Короткий гудок, и поезд медленно набирает ход. Несмотря на смешную скорость километров сорок в час, до Таракановки мы добрались за полчаса, остановок не было. После первых минут движения притихшие пассажиры привыкли, парни кричали "Ура!", девушки с удовольствием визжали, особенно при переправе через реку Сиву, по железнодорожному мосту. Даже я невольно улыбался, подставляя лицо теплому весеннему ветерку, заметно отдававшему угольным дымом. Наше прибытие на конечную остановку машинист огласил троекратным гудком, который постарались перекричать пассажиры. Всех охватило чувство праздника, девушки и парни улыбались, кричали, смеялись, поглаживали руками паровоз, рассматривали колёсные пары. Даже изумлённый поручик Синицкий, снял фуражку, вытирая вспотевший лоб.
Ставший родным завод я узнал с трудом, двухэтажное кирпичное здание управы было подведено под крышу, в огромные по здешним меркам оконные проёмы плотники резво вставляли двойные рамы. Володя, конечно, первым делом повёл меня в цеха, удивив строгой пропускной системой, как на саму территорию завода, так и в закрытые цеха, где производилось оружие и механика паровозов. Я почти ничего не спрашивал, увиденное впечатляло без объяснений, всю жизнь, слава богу, проработал на заводе. Вовкины успехи за три последних года просто невероятны. Столько было новшеств и механизмов, внедрённых в производство, что цеха казались безлюдными. От пары конвейерных линий, до мощных водяных и паровых штампов и прессов, выдававших большую часть мелких и средних деталей сразу на чистовую обработку. Снял заусенцы, шлифанул, и на сборку! Фантастика!
— Этот станок, кстати, я для тебя специально сделал, на нём стволы для нарезного оружия можно готовить. От восьми миллиметров внутреннего диаметра до ста, больше в первое время не понадобится. Дарю, здесь опасаюсь нарезным оружием торговать, разве, что револьверы начал выпускать с нарезным стволом. А в твоей глуши европейцы лет двадцать не появятся, вполне можешь карабины и морские орудия клепать с нарезными стволами. Вот эти восемь сто миллиметровых стволов, тоже для тебя, затворы сам пришпандоришь, — небрежно кивнул Володя на лежавшие в промасленной бумаге орудийные стволы.
— Вот подарок, так подарок, — искренне обрадовался я сюрпризу, мысленно прикидывая, кому из мастеров можно доверить такую работу, — ты бы ещё пару умельцев подарил к своему станку, ему бы цены не было. Хотя бы вон тех пацанов.
— Эти пацаны и так с тобой на Дальний Восток собрались, они же вогулы. — Успокоил меня друг, — человек триста ждут твоей команды на переселение. В основном, молодёжь, что характерно, две трети девушки. А старики вогульские, прохиндеи, здесь на Вогулке великолепно прижились, никуда уезжать не хотят.
Вечером, в гостях у Кати, успевшей родить Вовке второго ребёнка — дочь, я наслаждался домашней кухней. Картофельные шаньги с молоком, жареные пирожки с мясом и яйцом, перепечи с яйцом и грибами, чёрная икра, жареный судак, пирог с налимом, всего не перечислить. За десертом, чаем с лимоном, я и подарил Володе фотокамеру. К ней полсотни стеклянных пластинок, вдвое больше самодельной фотобумаги и две наши фотографии с детьми и семейством Палыча. Сам и сделал первый снимок семейства Кожевниковых, потом проявил стеклянный негатив и оттиснул пару контактных снимков.
— Вот, Катя, пусть наши дети видят, какими они были маленькими, этот снимок сможет сохраниться сто с лишним лет. — Мы договорились с ребятами, что слово фотография не будем произносить, сразу назовём снимками.
— Набор реактивов в достаточном количестве я оставляю, если понадобятся, вышлю вместе с пластинками, звони.
Когда местные жители узнали о моём приезде, а отправившиеся домой, в Прикамск, мои парни разболтали условия жизни рабочих на Дальнем Востоке, девятичасовой рабочий день, отсутствие податей и налогов, запрет физических наказаний и прочие привычные для нас вещи, в посёлке едва снова не началось восстание. Тут, как раз, я отправился к Алимову, вернувшемуся в своё кресло управляющего. Не сомневаясь, что слухи о моём производстве в потомственное дворянство уже дошли до Сергея Николаевича, я оделся соответственно. Однако, вёл себя со старым знакомым по-прежнему, вежливо и тактично. Более того, рассказав о своих успехах, создании оружейного завода на востоке, я подвёл речь к недавнему образованию РДК. Перечислил самых именитых купцов и заводчиков, показал копию устава и акции на свою часть капитала. Потом посетовал на невозможность отблагодарить Сергея Николаевича за его доброту в отношении нас много лет назад.
— Да, Сергей Николаевич, жаль, что Ваши финансовые возможности не позволяют стать нашим компаньоном, жаль. Мне бы так хотелось в знак благодарности сделать Вас значительно богаче, например, с годовым доходом тысяч десять-двенадцать рублей. И ведь, для этого достаточно части моих акций. Всего два процента акций нашей РДК дадут вам право на получение ежегодной прибыли на десять тысяч. Правда, стоят они двадцать тысяч.
— Погодите, — разволновался Алимов, понёсший серьёзные траты три года назад, во время восстания, — Вы, Андрей Викторович, упоминали, что свою часть внесли пароходами, а не серебром. Возможно ли мне подобное участие, в виде заводской продукции, хотя бы?
— Заводская продукция очень хороша, но перевозка на восток будет убыточной. Да и хватает нам своего железа, недавно жесть стали выпускать, я упоминал? — многозначительно наморщив лоб, я изображал душевные муки и раздумье. — Ладно, нет, так нет, давайте в шахматы сыграем, давненько я шашки в руках не держал.
— Впрочем, — спустя два часа, проведённых в перемещениях от шахматного столика к обеденному, где хозяин усердно угощал меня домашней настойкой под великолепное заливное, я сделал вид, что решаюсь на жертву. — Не отпускает меня Ваша мысль, Сергей Николаевич, об уплате за акции, так сказать, натурой. Что Вы скажете о рабочих?
— Продать Вам рабочих, — попытался ухватить идею хозяин, — кто же мне разрешит столько рабочих продать, на десять тысяч?
— Конечно, начальство не разрешит, и будет право, нельзя продавать рабочих с такого важного завода. Но, совсем недавно, государыня разрешила продавать крепостных и приписных отдельно, без семей и даже детей. Продайте моим парням невест, молодых девок, душ двести, их на завод всё равно не берут?
— Этого не хватит на десять тысяч серебром, — быстро произвёл подсчёты управляющий, — у меня положительно нет наличности на четыре тысячи!
— Так продайте мне детей крестьянских, на эту сумму, и тех парней, что со мной вернулись с Дальнего Востока. Их двадцать восемь душ, да двадцать три невесты для них, всех запишем крестьянскими недорослями, как раз на сотню настоящих парнишек останется.
— А не забунтуют? — испугался своего размаха управляющий, ещё бы, продать триста с лишним душ приписного люда.
— Я сам людей отберу, тихо и незаметно, за неделю управлюсь. — Мне едва удалось скрыть ликование, да, не тот стал Алимов. Может, просто мой статус поменялся, да блеск золота манит управляющего. С кем проще спорить, с безродным немцем или дворянином, обласканным государыней, заработавшим сотни тысяч рублей серебром?
Так я и объявил своим парням, на следующее утро, собрав их с родными неподалёку от Прикамска, за час до работы.
— Господин управляющий разрешил выкупить ваших детей и тех девушек, что станут их жёнами. Я их покупаю и оформляю в Сарапуле на всех вольные, у нас на востоке рабов нет. Так, что ваша задача за неделю сосватать своим детям добрых невест, обвенчать их. Потому, как, через неделю мы отправляемся дальше, в город Владивосток.
— Ты, барин, ещё бы нас с детками выкупил, — не выдержал один из рабочих.
— Деток ваших смогу купить, сотню мальчишек и двести девушек, если не найдёте своих и соседских, кто желает детям волю, проеду по деревням, там скоро согласятся. — Я посмотрел на того, кто задал вопрос, — что касается выкупа тебя, три года назад я предлагал уходить с нами всем желающим. Спроси у своего сына, сколь таких, кто рискнул уйти, живёт в нашем городе, во Владивостоке? Все, кто рискнул получить волю, добрались и горя не знают, дома отстроили в два этажа, податей не платят, даже церковной десятины нет. Наши батюшки из рук наших кормятся, добрые пастыри. Почто ты три года назад не рискнул? Так, что, живи здесь, а дети пускай на воле. Заработают денег, выкупят тебя с женой.
После такого предложения забурлило всё Прикамье. Рабочие быстро сообразили сбыть мне всех подростков из семей, коих набралось почти двести человек. В три дня оженили своих парней, приведя батюшку в недоумение такими массовыми свадьбами. Слава богу, прошла Пасхальная неделя, и запрет на венчание закончился*. Затем всех их управляющий продал мне, осталось набрать ещё восемьдесят девушек, желательно на выданье. Я совсем собрался проехать по окрестным деревням, когда меня неожиданно навестил старый знакомый — старовер Фрол, троюродный брат Лушникова Акинфия. Я не забыл его помощь, в своё время он спас меня и жену от ареста, сразу провёл его в свою комнату.
— Садись, рад тебя видеть, Фрол, — я выкладывал на стол съестное, наливал гостю чая, затем уселся рядом. Раскольник постарел, голова стала совсем белой, но, лицо всё такое же жёсткое, волевое. Всё также нетороплив, движения уверенные, сильные.
— Правду бают, в твоём городе только старую веру почитают? — вперил в меня свой взгляд Фрол, помолчал и спросил, — много добрых людей хотят к тебе перебраться, примешь?
— С радостью, — улыбнулся я началу разговора, — сам знаешь, людей там русских мало. Сейчас отсюда молодёжь беру, выкупаю у Алимова. Через два дня всем вольную оформлю, и поедем, повозки уже готовы.
— Выкупи наших деток, что сиротами остались после бунташного года.
— Сколько и какого возраста?
— От трёх до двенадцати лет, девяносто восемь душ, всё больше девочки.
— Как же я их без родителей воспитаю? Места у нас трудные, кому я их отдам?
— Найдутся воспитатели, я тебе письмо передам для вашего батюшки, он поможет. Завтра я их приведу к Алимову, купчую составлять.
Так в караване появились дети, почти сотня девочек, измученных, худых и вечно голодных. Они смотрели на любого взрослого, как на врага, при появлении посторонних замирали и старались спрятаться. А у меня закончились все средства, так, что консервы на дорогу и прочие припасы Володя отпускал нам в долг. Нет, он собирался их просто так отдать, но, моя совесть не позволила жить нахлебником, особенно с друзьями. Несмотря на мои рассказы о достигнутых успехах, я великолепно знал состояние своих финансов.
Увы, наша дальневосточная колония оставалась убыточным предприятием. Если бы не добыча мехов и торговля с казаками и местными жителями, мы разорились бы ещё год назад. Даже добыча золота не принесла нам прибыли, поскольку всё ушло в государственную казну, да и меха большей частью пришлось подарить императрице. За эти подарки я получил дворянство и официальное разрешение на любую деятельность за Амуром. Назначить меня губернатором Приамурья Екатерина не решилась. Видимо, доложили про мои нелады с законом, потому дали ранг инспектора. Да и князь Потёмкин в приватной беседе предупредил, что характер императрицы изменчивый, можно рассчитывать лет на пять-десять её благосклонности, не больше. То есть, вскоре предстоит появление чиновников, торговых пошлин, податей и прочих сборов, там до взятия заводов в казну недолго будет.
На моём фоне разительно отличались торговцы и добытчики пушнины в Сибири. Они не делали никаких капитальных вложений, в течение нескольких лет скупали меха и уезжали в Европу, бросая то немногое, что построили. В Петербурге мне довелось наслушаться о прибылях дальневосточных торговцев, которые привозили на двести-триста тысяч рублей серебром мягкой рухляди за один раз. Увы, моя чистая прибыль составила вдвое меньше, и её пришлось потратить на людей и запасы. Но, всё когда-нибудь заканчивается, так и нашему каравану пришлось в начале мая отправиться в путь. Учитывая "наезженную" трассу, вооружать своих пассажиров я не стал, да и денег оставалось в обрез. Хватило личного оружия, сорока восьми помповиков и тридцати револьверов, их мои ребята привезли ещё из Владивостока. Тем более, что в арьергарде каравана на трёх фургонах двигалась полурота поручика Синицкого.
Май в наших краях достаточно сухой месяц, поэтому двигались мы довольно быстро. Тем более, что груза было мало, а народ в караване исключительно молодой. Триста душ вогульской молодёжи обоего пола, да четыреста с лишним молодёжи и подростков из бывших крепостных и приписных. Парни и девушки легко знакомились, собирались вместе у костров, пели песни, частушки. Не прошло и недели, как наш караван стал напоминать свадебный поезд, песни, смех сопровождали нас всю дорогу, с раннего утра, до позднего вечера. Редкие встречные обязательно интересовались, что за весёлая кампания движется на юго-восток по наезженной тропе. А жители немногочисленных деревень ждали нас, пополняя запасы свежих продуктов, сена и овса. За три года регулярных караванов даже кочевые башкиры не упускали возможности немного заработать на продаже фуража.
Ильшат не зря лично отправился с нами, он с друзьями ускакал верхом раньше основного каравана, похвастать родным о своих успехах. Нетрудно было догадаться, что встретит он нас не один, а во главе нескольких десятков новых переселенцев. Но, я не ожидал, что их наберётся больше тысячи человек. Видимо, маньчжурские степи действительно понравились башкирам, если они смогли сагитировать на службу более трёхсот мужчин. Все поклялись мне военной службой на пять лет, в свою очередь получили обещание на выделение свободных земель для расселения. Ильшат присмотрел для башкир земли на восточном берегу реки Сунгари, очень слабо заселённые. Маньчжурские племена частью ушли на юг после нашего появления, частично осели в поймах рек, занимаясь земледелием и охотой. А широко раскинувшиеся степи остались безлюдными. Наши башкиры уже начинали там кочевать, но, их было слишком мало для эффективной обороны, в случае новых военных действий китайцев.
Да и сами дальневосточные башкиры не были такими уж кочевниками, они охотно отстраивали капитальные дома с тёплыми печами. Многие из них начали сеять овёс, сажать картофель, под это я продавал в кредит сельхозинвентарь. О животноводстве не упоминаю, учитывая производство консервов, животноводы всегда имели гарантированный сбыт продукции. Поэтому ещё на палубе кораблей, во время плаванья в столицу, мы много раз обсуждали с парнями перспективы заселения пограничных с Китаем земель. Как раз этой весной Палыч начал строительство крепости в устье Сунгари, на крутом берегу в месте впадения реки в Амур, где мы разбили первый отряд ханьцев. Этой крепостью мы соединяли наши остроги в верхнем течении Амура с Владивостоком. Дорога к устью Сунгари была наезжена, местные селения охотно торговали с нашими торговыми караванами. Не только поставляли продукты, но и закупали скобяной товар, он значительно превосходил качеством изделия местных кузнецов и стоил дешевле. Но, оборот этот был крайне малым, нищее население не могло позволить себе многое из нашей продукции. Тех же ружей мы продали за два года аборигенам не больше сотни, несмотря на обилие желающих их купить. Правда, как раз ружья шли довольно дорого, по сто рублей серебром и вдвое дороже мехами. Окружать себя вооружёнными нашими же ружьями врагами мы не торопились.
Теперь, в свете успешной работы наших друзей в европейской части России, мне хотелось активизировать нашу деятельность на востоке. Стыдно, честно говоря, на фоне доходов и развитой структуры заводов и заводских посёлков Никиты и Володи, довольствоваться нашим городишком и тремя крепостями, о разнице в прибыли я и не говорю. Как мы будем рассказывать о богатствах Дальнего Востока, если сами живём в кредит? Покачиваясь в седле или сидя в фургоне во время проливного дождя, я не переставал строить планы, один авантюрней другого. То мне хотелось отправить экспедицию в Калифорнию или будущий Мельбурн на поиски и добычу золота. Даже алмазы Берега Скелетов манили своими прибылями. Останавливало полное отсутствие каких-либо конкретных данных о месте золотых и алмазных приисков.
Затем, глядя, как джигитуют молодые башкирские воины, давшие мне присягу и мечтающие прославить себя победами, а также несметными трофеями, приходила идея захвата Пекина с последующим ограблением китайской столицы. Учитывая, что большая часть китайской армии была связана покорением Джунгарии и южного Казахстана, шансы у нас были, как минимум, пограбить. Но не более того, поскольку вероятность мирного соглашения с Китаем и торговли сводилась после таких рейдов к нулю. Даже возможность пиратских рейдов на английские колонии в Сингапуре и Индии приходила ко мне в голову. Досадно, никаких войн с Британией в последние годы Россия не вела, и официального права так поступить не будет. А неофициальные пиратские набеги на соседей чреваты ответными действиями. При численности нашей армии в пределах двух батальонов, никакая жадность и самоуверенность не заставят меня воевать с нормальной страной.
К тому же, большая часть наших сражений идёт исключительно в убыток, себестоимость израсходованных боеприпасов часто перевешивает, пусть многочисленные, но неликвидные трофеи. Оставалось надеяться на развитие прибрежной торговли, да активизировать наши усилия по продаже оружия. Если не удастся договориться с корейцами и южными китайцами, продать ружья вьетнамцам или какому княжеству в Юго-Восточной Азии. Они постоянно воюют друг с другом или с европейскими колонизаторами. Да, смешная выйдет карта мира, если англичане не смогут захватить Индию, а французы потерпят поражение в Индокитае? Решено, все усилия пускаем на развитие торговли с Юго-Восточной Азией. А самое богатое место знаю даже я — остров Цейлон. Англичане его еще не должны полностью захватить, найдётся место для нашего порта. А уж аборигены на Цейлоне воевать будут до двадцать первого века, только оружие успевай продавать, разные там "Тигры тамил-илама" и прочие партизаны.
Не удержавшись, я поделился мыслями, в иносказательной форме, с Палычем, в очередной сеанс связи. Он понял всё с полуслова, пообещал отправить на юг целый отряд из двух парусных шлюпов и трёх пароходов. Кроме того, намекнул, что в этом направлении появились заметные подвижки, дома меня ждёт сюрприз, способный вытянуть тысяч на сто с лишним в звонкой монете. От таких новостей хотелось лететь на самолёте, в крайнем случае, ехать на поезде. Но, от восемнадцатого века не убежишь, мы ползли со скоростью пятидесяти вёрст за длинный световой день. Наученный горьким опытом, я не пытался гнать наших лошадок, выдерживая ровный темп движения без изнурения гужевого транспорта. Оставалось любоваться окружающим пейзажем, да разговаривать с попутчиками.
Северный Казахстан встретил нас радушно, учитывая, что мы везли для Срыма Датова патроны, двести уже оплаченных ружей и полсотни на всякий случай, вдруг будет желание купить ещё. Я не ошибся, наш контрагент сразу привёз деньги за дополнительные стволы, и устроил той* в нашу честь. Казах узнал меня, хотя сам заметно изменился за прошедшие годы. Заматерел, оброс мясом, в движениях голодного хищника стали проскальзывать нюансы спокойной уверенности. Наш разговор с ним затянулся до вечера, когда в сумерках ко мне прибежали командиры колонн.
— Воевода, казахи украли девять девушек, из сирот! Мы не успели оседлать коней, а стрелять ты не велел.
— Что скажешь, друг? — с интересом спросил я у своего хозяина. Мне действительно было любопытно, насколько заинтересован Датов в нашем сотрудничестве, и какая у него власть над своими воинами. — Я поклялся доставить девушек в свой город, мои люди это знают.
— Их вернут ещё до утра, живыми и невредимыми, — вышел из юрты казах, отдавая громкие резкие приказы. Вскоре он вернулся, и мы провели три часа в томительном ожидании, разговор не клеился, стемнело, но я не уходил из гостей. Кто знает, вдруг Датов решил разорвать отношения, и нас перед рассветом уже атакуют. В таком случае, лучше иметь главаря этой орды поблизости, у меня хватит сноровки не выпустить его живым.
Мрачнел и сам казах, наливаясь кумысом сверх меры, лицо его побагровело настолько, что тёмный оттенок кожи стал различим в тусклом свете жировых светильников. Наконец, несколько всадников спешились у нашей юрты, и один зашёл внутрь, проговорил что-то своему хану.
— Девок освободили и привезли, — расцвёл в улыбке Датов, — пойдём смотреть.
У костров стояли наши девушки, дрожащие от ночного холода и перенесённых приключений.
— Все живы-здоровы? Никого не насиловали, не били? — я медленно прошёл вдоль своих подопечных, всматриваясь в лица. Вроде всё нормально, побоев не видно. — Кто вас украл?
— Вот они, — Срым показал на группу оборванцев, стоявших на коленях в ожидании наказания.— Не мои люди, недавно прибились к нам, с юга бежали, от маньчжур. Какого наказания ты требуешь для них, может переломить им позвоночник, по законам Чингиза?
— Не будем омрачать нашу встречу смертью, — я задумался, наказание должно быть, меня просто не поймут. — У них есть семьи и женщины?
— Да, род их большой, хотя мужчин мало осталось, да обеднели после бегство от маньчжур.
— Вот и отлично, пусть отдадут за каждую похищенную девушку одну свою, такого же возраста. — Я улыбнулся нашему хозяину, — завтра к утру привезут.
— Хорошо, — с явным облегчением вздохнул Датов, распоряжаясь по-казахски.
Теперь я смог распрощаться и увёл девочек в наш лагерь.
Утром мы собрались в путь, а я отправился к Срыму, попрощаться, да переговорить напоследок. Ночью промелькнула у меня интересная мысль, от которой мне стало стыдно за свою непроходимую глупость. Теперь я хотел проверить свою идею, как на неё отреагирует наш партнёр.
— Доброе утро, Срым, что за девушки возле твоей юрты? — я улыбнулся, приветствуя хана, — гарем выбираешь?
— Нет, — шире меня раздвинул губы в улыбке мой собеседник, — это твои девушки, за вчерашнюю обиду. Да, их вдвое больше, я так решил. Тех, что ты не возьмёшь, я брошу под копыта коней. Так, что, забирай всех и забудь о мелком недоразумении между нами.
— Согласен, — я отошёл в сторону, чтобы наш разговор никто не услышал, — я забыл спросить тебя вчера, если ты выгонишь маньчжур из Большого Жуза, ты сможешь стать там главным ханом? Не торопись говорить, подумай. Мы продали тебе пять сотен ружей и продадим вдвое больше, если надо. Кроме того, мы можем научить твоих людей стрелять из наших маленьких пушек и подарить тебе эти пушки со снарядами, в долг. Когда победишь, вернёшь нам долг, не обязательно деньгами или товарами. Можно лошадьми, баранами, или пленными маньчжурами? Не воинами, конечно, — строителями, учёными, чиновниками, даже женщинами, но молодыми, старух не надо, — я рассмеялся, снимая напряжение в нашем разговоре.
— Если решишь, направляй к нам толковых парней, человек двадцать-тридцать, вот эту записку пусть покажут коменданту Белого Камня. Туда они доберутся спокойно, а он переправит их ко мне, через полгода можешь высылать за ними и оружием обоз. Цены на ружья и патроны знаешь, маленькая пушка обойдётся тебе в тысячу рублей и пять рублей снаряд. За пленников мы будем платить по сто рублей. Прощай, может, свидимся ещё.
Датов так и не тронулся с места, пока мы медленно выезжали из долины, стоял к нам лицом, освещённым восходящим солнцем. Я не сомневался, что хан примет предложение, его посыльные ещё могут нагнать нас в пути. Жажда власти и уверенность в её достижении просто вырывались из казаха, даже мне её трудно было не заметить. Когда захваченный маньчжурами южный Казахстан заполыхает, китайцы не смогут вывести оттуда свои гарнизоны. Более того, им придётся их усиливать, а не гнать войска на север, на убой русским варварам. Если получится натравить на китайцев Вьетнам, или что там есть на юге, какое другое княжество, нам станет легче осваивать Приамурье.
Вы спросите, откуда у меня такое отношение к Китаю? Очень просто, я в молодости увлекался ушу, соответственно, прочёл всё, что смог об истории Срединной Империи. И большая часть серьёзных исследователей, не скрывала пренебрежительного отношения китайской верхушки к иностранцам. Чёрт бы с этим пренебрежением, к русским и в двадцать первом веке полмира так относится. Так, даже дипломатические отношения с Китаем восемнадцатого века установить довольно сложно. Любой подарок или выгодное предложение от иностранцев китайский император априори считает данью и признанием главенства Китая. Потому, явись мы в Пекин для установления мирных отношений, формально признаем верховенство Китая над Россией. Все русско-китайские договоры прошлых лет стали возможными благодаря неимоверной изворотливости русских послов и умалчиванию этих аспектов, либо непонимание их. У нас нет времени плести интриги при дворе императора, да и ребята слишком неопытны для такого. Отвлекаться самому или отправлять в Пекин Палыча было слишком накладно. Нам двоим хватало работы во Владивостоке.
Палыч со мной в своё время согласился, нам нельзя идти по такому пути, будем действовать максимально жёстко, не просить мирного соглашения, а диктовать свои условия. Видимо, пришло время активных политических действий в Юго-Восточной Азии. Либо Китай станет нашим мирным соседом, либо устроим империи "весёлую" жизнь, с помощью южных соседей. Поставками оружия и обучением воинов поможем соседям Китая — Южному Казахстану, Джунгарии, внутренней Монголии, и другим, освободиться от оккупации. Там дело может дойти и до войны соседних государств, окружающих Китай с запада, юга и востока, со Срединной империей. Пусть мы потеряем на этом деньги, зато сохраним силы и жизни наших воинов, приблизим военно-политическое истощение Китая, ускорим заключение мира на выгодных нам условиях, передачи России северных территорий, практически всей Маньчжурии. Вот так и не иначе. Первый шаг к подготовке будущих союзников я сегодня сделал, жаль, с монголами так не выйдет. Они до сих пор не вступали в контакт с нашими переселенцами, ограничиваясь наблюдением за караванами. Ну, лиха беда начало, поживём — увидим. Я пришпорил своего мерина, обгоняя движущийся караван, впереди, на востоке, вставало яркое солнце нашей надежды.
Тридцать два казаха, посланцы Датова, догнали нас при выезде из Барнаула. С собой они вели небольшой табун коней, голов в семьдесят, в качестве платы за обучение. Главой будущих миномётчиков был седоусый, светлоглазый казах, назвавшийся Фёдором. Его крестил ещё отец, когда их род перешёл под руку русского царя. Фёдор бегло говорил по-русски, с ним я и общался весь путь до Белого Камня, две с лишним тысячи вёрст. Двух месяцев нам хватило, чтобы достаточно узнать друг друга, понять побуждения и мысли каждого. Я немало времени и сил отводил созданию у казахов образа друга, но, не бескорыстного дурака, а со своим интересом. Не скрывал общий политический интерес нападения на китайцев в Южном Казахстане, легко признался, что подобные предложения буду делать всем китайским соседям. Потому и рассчитываю заключить с Китаем мирное соглашение на выгодных условиях. А, если действия казахов окажутся успешными, и поставки нашего оружия будут оплачены полностью, мы продолжим взаимовыгодное сотрудничество.
Рассказы о боевых столкновениях с китайскими войсками вызвали у Фёдора серьёзное сомнение в моей правдивости. Однако, выслушав подтверждения Ильшата и других участников конфликтов, казах поверил, что я скорее преуменьшаю потери врага, нежели хвастаюсь. Нашим же молодым ветеранам дай похвастать, вспоминая былые сражения. Ежевечерние посиделки у костров, с байками многочисленных ветеранов о своих победах, настолько взбудоражили будущих миномётчиков, что парни потребовали обучать их прямо в пути. Их поддержали новобранцы-башкиры, в результате наша поездка превратилась в смесь "Зарницы"* с военным лагерем. Все новобранцы добросовестно изучали русские военные термины, учились передвигаться в конном строю, пешем, стояли в караулах. А ветераны изредка устраивали проверки, скрадывая часового. Поручик Синицкий сразу включился в тренировки, натаскивая полуроту, ещё в Прикамье перевооружённую "Лушами".
Не забывали учителя и теорию стрельбы, отрабатывая у новичков грамотное отношение к выстрелу. Тактику выбора цели, мягкое усилие на спусковом крючке, передвижение в бою и так далее. За два месяца, пока мы добирались до Белого Камня, наши новобранцы успели многому научиться, сдружились, караван уже не напоминал цыганский табор. Башкиры и казахи привыкли подчиняться не своим старейшинам и ханам, а командирам, назначенным мною. Теперь они не раздумывали, достоин ли назначенный мной командир взвода или отделения, чтобы ему подчиняться. Все великолепно запомнили, что "промедление смерти подобно"*, подобные лозунги давно знали и полюбили наши ветераны. Вброшенные в употребление нами с Палычем афоризмы приятно разнообразили речь дальневосточников, удивляя приезжих.
Так вот, когда до Белого Камня оставались считанные дни пути, наш авангард встретил полусотню всадников, явно нерусской внешности. Те, при виде чёткого движения наших конников, остановились, не обнажая оружие. Мы с Ильшатом и Фёдором сразу направили своих коней к незнакомцам, те держались исключительно миролюбиво. Сомнений в том, что мы встретили монголов, не было. Я упоминал уже, что в дни моей молодости, в нашем институте учились ещё монголы, так, что их тип мне хорошо запомнился. Поскольку почти все они любили играть в настольный теннис, где у меня был второй разряд. С интересом рассматривая всадников, я ждал, кто из них заговорит первым. Машинально загадал, если монголы заговорят первыми, они ищут нашего оружия. Вполне вероятно, перед нами вторые союзники против Китая.
— Мы к тебе, воевода Быстров, — спешились двое ближайших всадников, поклонившись мне, — здрав будь.
— Рад нашей встрече, — спрыгнул я на землю в ответ, коротко поклонился и показал рукой на ближайшую удобную поляну, — остановимся здесь, разговор будет долгим. Ильшат, распорядись, пусть разбивают лагерь.
Пока караван останавливался, ребята разводили костры и вытаскивали несколько банок консервов, вернее бансов, как их назвали, монголы соорудили свою стоянку неподалёку. Двое их представителей назвали свои имена и стояли рядом, с интересом наблюдая за нашими действиями. Позже я предложил сесть за раскладной походный столик, на котором успели разложить нехитрый ужин — рыбные и мясные консервы, сухари, вяленая рыба. Чай ещё не вскипел на костре, а гости уже приступили к трапезе, с нескрываемым любопытством пробуя мясо, на их глазах выложенное из железных банок в чашки. Догадываясь, что до окончания ужина разговора не будет, мы с Ильшатом, молча, присоединились к монголам. Ели они долго, вытирая руки о свои халаты, запивали чаем, насытившись, сытно рыгали, выказывая уважение к хозяину. После чего, наконец, рискнули перейти к делу.
Увы, запросы наших гостей оказались скромными, всего триста ружей с патронами. Причём, половина в кредит, а остальные за овец и коней. И никаких обязательств о войне против китайцев или защите наших интересов в Монголии. Да, с такими покупателями с кондачка не разберёшься, надо думать. Так я и объявил своим гостям, добавив, ружей на продажу не везу, их можно привезти в Белый Камень месяца через два, не раньше. К тому времени пусть приезжают их представители в острог. А ещё лучше, чтобы сам хан посетил меня, знакомому человеку я больше доверяю. Неприкосновенность послов гарантирую, оставлю своего человека в крепости для разговора. Но, предупреждаю сразу, до сих пор я продавал ружья за серебро или собольи шкурки. Пусть твой хан подумает, что может предложить дороже серебра и меха?
Ночевать с нами монголы не стали, торопились донести своему хану новости, а ребята воспользовались ранней стоянкой, чтобы устроить очередную "Зарницу". Я почему-то забеспокоился за нашу команду в крепости Белый Камень и принялся вызывать их радиста по рации. Минут десять ушли на установление прочной связи, потом подошёл комендант острога. Эту зиму там служил мой зять, Тимофей Кочнев, прочно укоренившийся в крепости. Аграфена, удочерённая мной девица, родила сибирскому казаку дочь, в которой тот души не чаял. Они сами попросились в Белый Камень, жили там уже два года, отстроили великолепный дом. Тимофей уже дважды побывал в Иркутске, навещал там старых приятелей и водил караваны переселенцев. Прижились супруги прочно, потому и выбрал я его очередным комендантом, чтобы мои прикамские ученики смогли побывать в родных местах, найти там жён.
— Добрый вечер, Тимофей, слушай, пока связь нормальная. Мы встретили полсотни монголов, ведут себя мирно, просят продать ружья, да очень невыгодную плату предлагают. Думаю, для отвода глаз. Они знают, что нам дней пять до Белого Камня идти, боюсь, нападут. На вас или на нас, но, точно, нападут. Мы поспешим, к вечеру четвёртого дня можем успеть, монголы раньше завтрашней ночи не успеют напасть, отзывай всех рабочих в крепость, жди нас там. Оружия и людей у нас достаточно, пробьёмся к вам в любом случае. Главное, не прозевай нападение! Береги себя, Тима, береги жену и дочь, не будь разиней, до связи.
Следующие два дня мы передвигались с максимальной осторожностью, высылая разведку по всем направлениям. На склонах гор и на перевалах передовые всадники устраивали посты наблюдения, пока не пройдёт караван. До сих пор боевых столкновений в горах у нас не было, но, с позиций здравого смысла наши командиры заранее изучали местность, выбирая места возможных засад. Мы с Палычем всегда придерживались старого принципа единоборств — "думай, как противник, встань на его место и посмотри, как бы ты поступил". И применяли такую тактику в большинстве конфликтных ситуаций, причём никогда не жалели об этом. Так и теперь, мы не жалели сил и времени на добросовестную разведку и установку постов, вооружённых помповыми ружьями и револьверами, в наиболее вероятных местах атаки врага.
К вечеру второго дня такая тактика дала свои результаты, когда наш караван уже втянулся в долину, обрамлённую по краям густым ельником, сзади и спереди послышались крики. Два отряда всадников, по виду вылитые братья тех, кто нас встретил два дня назад, с гиканьем и свистом атаковали фургоны. Я спрыгнул и развернулся к хвосту каравана, в авангарде был Ильшат с десятком ветеранов, они справятся. Пока оба отряда нападавших не превышали сотни человек каждый. В арьергарде каравана опытных бойцов было всего пятеро, не считая меня. Да столько же сидели в засаде, перекрывая самый узкий участок дороги между ельниками. Полуроту Синицкий рассеял между фургонами, как последнюю линию обороны. Глядя, как приближаются атакующие всадники, я успел порадоваться, что паники среди новичков нет, они действуют быстро и чётко, словно на тренировке.
Уложив видавший виды карабин на раму повозки, я присел на одно колено, выбирая цели. Увеличенные магазины позволяли стрелять из "Сайги" без перезарядки тридцать раз, чем я и занялся, не дожидаясь остальных. Опытные бойцы знали дальность эффективного огня из помпового ружья и не собирались переводить патроны, пока враги не приблизятся на восемьдесят-сто метров. Мне оптика позволяла стрелять по всадникам с трёхсот метров практически без промаха, особенно патронами, где порох отвешивался вручную, с точностью до десятой доли грамма. Противник не предполагал такой дальности стрельбы, всадники шли рысью, словно на параде, чётко по прямой линии. Вернее, пытались так двигаться первые несколько минут, пока не стали падать под моими выстрелами.
Подпускать близко к каравану атакующих всадников я не собирался, не забывая, что десяти стрелков маловато для отражения лобовой атаки конницы. Будь у нас пулемёт, другое дело. Судя по действиям монголов, они уже сталкивались с огнестрельным оружием и знали, как долго будут перезаряжать ружья. Поэтому они рассыпались во всю ширину долины, от одного ельника до другого, пустили коней в галоп, стремясь добраться до нас, пока мы перезаряжаем оружие. Вариант вполне выигрышный, если бы не помповики и моя "Сайга". Я сразу перенёс огонь на левый фланг, надеясь на засаду, прикрывавшую проход в долину, как раз справа. Суета и хаотические перемещения врагов не давали времени для точного прицела. Две трети выстрелов уходили в молоко, а вражеские всадники заметно приближались, достигнув рубежа нашей засады.
Вот и она вступила в бой, вынося чужаков выстрелами почти в упор из сёдел. Я, тем временем, сменил магазин, и сердце неприятно ёкнуло. Передовые всадники вышли на рубеж стрельбы из помповика. Мои бойцы открыли огонь, несколько всадников упали, но четыре десятка монголов уверенно приближались, ещё несколько секунд и они доберутся до нас. Всё, я забыл о дефиците патронов, любви к животным, забыл обо всём, чтобы методично, как в тире, стрелять прямо в грудь лошадям атакующих всадников. Начал справа, чтобы видеть все следующие мишени, беглый огонь! Выстрел, доворот карабина на цель, выстрел, снова доворот, снова выстрел, ещё и ещё. Ряд всадников закончился, последний конь упал в нескольких метрах от нас, а вылетевший из седла всадник неосторожно ударился лицом о приклад моего оружия, вследствие чего потерял сознание.
Чёрт, две раненые лошади не упали, продолжая неровными прыжками двигаться к нам, я добиваю их, потом расстреливаю всех упавших всадников, пытающихся подняться. Всё, патроны закончились, а к нам подбираются ещё десятка два отставших от основной группы кавалеристов, мать их за ногу. Пора браться за револьверы, я перебегаю в более удобное место, закрытое по бокам двумя фургонами. При этом замечаю, что наши новобранцы, видимо воодушевлённые массовым отстрелом нападающих, порываются выскочить вперёд, типа, изобразить атаку, обозначить свой героизм. Вот паразиты, без них тошно, куда лезут? Пока я командирским голосом приводил новичков в чувство, остатки монгольского отряда почти добрались до фургонов. Но, пострелять из револьверов мне не удалось. Наткнувшись на заградительный огонь пяти помповиков, успели мои бойцы перезарядить оружие, враги рассеялись. Те, кто не упал с коня, развернулись и спешно отступали.
Можно перевести дух, думаю, беглецов добьют из засады. В голове колонны стрельба тоже прекратилась, ну, в них я не сомневался. Однако, рано расслабляться, я отправляю пару стрелков со взводом новобранцев добить раненых и собрать трофеи. Сразу за ними группа всадников отправляется на разведку, назад по пройденному пути. Кто знает, сколько там осталось монголов, два отделения отправляются проверить ельники по обоим склонам долины. Спустя несколько минут ко мне прискакал Ильшат, довольный, как кот, объевшийся сметаной.
— Воевода, мы всю сотню положили, ни один не ушёл. Парни проверили, дорога впереди чистая. Лихо мы их, одних лошадей семьдесят восемь захватили, все при сёдлах.
— У нас трое ушли, догонять не будем, продолжай движение. Опасаюсь я за Белый Камень, надо спешить. Идём сегодня допоздна.
Одного пленного мы всё-таки захватили, того самого, что попал под мой приклад. В дороге я пытался с ним разговаривать, увы, безрезультатно. Оставил для передачи Палычу, тот найдёт и переводчика и убедительные аргументы. Собственно, ничего интересного от пленника мы не ожидали.
Вечерний сеанс связи меня успокоил, никаких нападений на наши крепости не было. А через три дня поутру нас встречали в самом остроге. Два с лишним года не был я в Белом Камне, хотя знал о многом, что сделано. Но, не ожидал, как это выглядит на самом деле. Острог, срубленный нами на скорую руку под гарнизон в сотню бойцов, разросся и превратился в городок, не меньше Владивостока. Много беглецов из европейской части России останавливались в Белом Камне. Кто не имел сил и воли пробираться дальше, кого устраивало отсутствие официальных чиновников. Третьи просто находили себе хорошую работу и приличный заработок, некоторые спешили отстроиться поблизости и распахивали землю. В результате в самом городке насчитывалось двести пятнадцать домов, что давало больше полутора тысяч жителей. Да в округе образовались восемь небольших деревень, на три-четыре двора. В числе горожан были обрусевшие китайцы из пленных, полторы сотни, принявшие православие по староверскому образцу.
Именно руками китайских пленных, которых оставалось около трёх сотен, не заслуживших перевода в свободные рабочие, под командой их же бывших соотечественников, буквально перед нашим прибытием был закончен тридцати километровый отрезок железной дороги. Одноколейка соединяла производственную часть городка, где находились две доменные печи, литейное производство и стекольный завод, с железным рудником. Предприимчивые угольщики, обжигавшие древесный уголь, пристроились доставлять свою продукцию тоже по железной дороге. Так, что паровозик не простаивал, курсируя по рельсам весь световой день. С его появлением возникла реальная возможность увеличить производство чугуна и стали раза в два без дополнительных расходов. Учитывая, что золотой прииск я подарил императрице, всех работавших там пленных китайцев мы направили на прокладку железнодорожной линии в сторону Иркутска. Понимаю, что работа займёт в лучшем случае лет пять-десять, но это работа на перспективу. Будет быстрая и удобная дорога до Иркутска, а, бог даст, и до Барнаула, число переселенцев увеличится в десятки и сотни раз. Кем бы ни были люди, прибывшие из Европы, Дальний Восток и Сибирь будут колонизованы на сто лет раньше. Учитывая же отсутствие в Сибири крепостных, а я непременно приложу все свои силы, чтобы сохранить статус свободных для сибиряков, желающих перебраться сюда будет достаточно.
Вольным старателям, которых на золотом прииске набралось уже три десятка, я объявил, что с этого дня прииск считается собственностью императрицы, и они обязаны сдавать всё золото в казну.
— Со мной прибыл начальник прииска, господин Штейгаузен. С ним полурота охраны. С этого дня всем распоряжаются люди, назначенные государыней императрицей. Поэтому рекомендую решать прямо сейчас, уходить отсюда или остаться и работать на государыню. Могу добавить, что для вас у меня найдётся работа, не хуже, нежели здесь.
Двадцать семь человек послушали меня, и ушли, их мы первым же пароходом переправили в крепость Ближнюю. Там произошло долгожданное событие, которого мы с Палычем ждали почти три года. На южном побережье Амура, в семидесяти верстах от Ближней крепости отыскали богатейший золотоносный массив. Никакого сравнения с золотым прииском у Белого Камня, за первую неделю старатели добыли на открытом месторождении два пуда золота. И, судя по всему, это не рекорд. Палыч уже отправил из Владивостока пароходы с боеприпасами и артиллерией. А переселенцам предстояло обживаться на новом месте. Никого из местных жителей мы не пустим на золотой прииск, постараемся держать его обнаружение в тайне максимально долго. Добытое золото полностью возьмём на свои цели, в каком виде — решим позднее.
Совесть наша при этом не пострадает, южное побережье Амура по действующему мирному договору между Российской Империей и Китаем принадлежит Срединной Империи. Так, что золото это мы не воруем у родной страны, а добываем на ничейных землях, фактически это трофей. В нашей реальности это золото откроют в самом начале двадцатого века, и, что характерно, тоже русские старатели, которых затем прогонят маньчжурские власти. Давно мы не сталкивались с китайскими войсками, не зря я привёз из Башкирии три сотни воинов, рвущихся в бой. Я примерно представлял, те места, вполне удобные для расселения всех башкир. Там найдутся места для пастбищ и леса под строительство домов, и, насколько помню, нет селений аборигенов. Поселим там все новые башкирские роды, мужчины будут охранять окрестности и пасти стада, подрабатывать на добыче золота. Основную добычу поручим старателям, они народ понятливый, цену скупки золота согласуем к общему удовлетворению.
Я не собирался отбирать у старателей всё добытое золото, хватит изъятия части добычи, остальное они отдадут сами в виде платы за продукты, одежду, инструменты, различный ширпотреб. А остатки скупит наша же контора за полновесные серебряные рубли. К тому же, на опыте разработки золотоносного месторождения у реки Аргунь, мы убедились с Иваном Палычем, что русский старатель далёк от образа, воспетого Джеком Лондоном. Во-первых, старатели сами, без нашего участия, выбирали старшего по прииску, решения которого были обязательны для всех. Во-вторых, на тёплое время года, когда шла добыча золота, вводился сухой закон и запрет на ношение оружия. А все чужаки должны были получить разрешение старшего на участие в добыче благородного металла. Нарушения карались одним способом — изгнанием и полным отлучением от дальнейшего участия в разработке других приисков. Никакой старательской вольницы, со стрельбой и пьяными драками не было и в помине. Меня подобные правила устраивали, потому старатели отправились вниз по течению Амура, а наш караван продолжил неспешную поездку вдоль реки.
Попытки допросить пленного монгола ничего не дали, молчал, как настоящий партизан. Пытать я пленника не разрешил, ничего архиважного тот нам не скажет, а пытка ради самого причинения боли — это извращение и садизм. Посоветовавшись со своими помощниками, я оставил пленника в крепости. Тимофей отправил его на железный рудник, работы там хватало, а парень крепкий, пусть отрабатывает хлеб.
Глава третья.
Нам некуда было спешить, эти края мы обживали три года, и два года нога китайского чиновника или солдата не ступала ближе сотни вёрст к берегам Амура. В первый же год нашего появления на побережье, мы вдвое уменьшили размеры налогов и податей с местных жителей. В принципе, и те крохи, что они приносили, не делали нам погоды. Но, во-первых, подати снимали все проблемы снабжения крепостей продуктами. Во-вторых, рано или поздно, население Приамурья вырастет, но вводить тогда налоги заново станет труднее, нежели сохранить сразу. Разрушать и переделывать сложившуюся систему управления в городах и деревнях, оказавшихся на захваченной нами территории, мы не спешили. Ограничились запретом вооружённых формирований, изъяли все обнаруженные пушки, огнестрельное и холодное оружие. Да, пришлось повесить шестерых деревенских старост и двух градоначальников. Они, наглецы или дураки, пытались спорить с нами или саботировали наши приказы. В таких ситуациях мы с Палычем начисто забывали свою любовь к человечеству.
Кроме того, спустя год, когда ситуация несколько стабилизировалась и население оккупированной территории убедилось в наших военных возможностях, мы обязали всех сельских старост и градоначальников, а также сборщиков податей и прочих чиновников, выучить русский язык. Лентяев и неумех через полгода мы выгнали, поселив в "обезглавленных селениях" по отряду стрелков, командир которых исполнял обязанности по сбору податей вместо изгнанного чиновника. Обязанность кормить такой гарнизон, одевать и выплачивать денежное содержание способствовала резкому усилению лингвистических способностей жителей городка или деревни. А командир гарнизона, не желавший лишать себя и подчинённых бесплатной халявы и развлечений, по согласованию с нами, требовал уже знания русской письменности и счёта арабскими цифрами. В результате, к нашему возвращению, теоретически, главы всех поселений владели русским устным и письменным языком.
И я не стеснялся задерживаться в понравившихся крупных селениях, устраивал экзамен местному начальству. В небольших деревнях тем же самым занимались мои ребята, там требования к старейшинам в случае незнания письменности были лояльными — переэкзаменовка через год. В крупных же селениях, где старейшины не могли написать или прочитать простейшие тексты, я оставлял в качестве учеников пару молодожёнов с отделением охраны из башкир-новобранцев. Естественно, на полном обеспечении селян или горожан, до момента, когда глава селения не станет грамотнее. Пока у ребят оставалось лишь их личное оружие, да башкиры держали при себе саблю, лук. Но, в ближайшие дни по всем гарнизонам развезут необходимые запасы ружей и патронов, в крупные города — миномёты. По меркам восемнадцатого века довольно мягкая политика русификации. В Европе в это время применялись более жёсткие меры, вплоть до запретов разговаривать на родном языке, что характерно, в отношении как раз славянских народов, оказавшихся в составе Австро-Венгерской империи, Пруссии и Италии. Так, что, совесть нас не мучила.
Такая инспекция занимала много времени, но давала определённые результаты, чем дальше мы продвигались на восток, тем лучше писали и читали маньчжуры, дауры, нивхи и орочоны по-русски. Чтобы как-то разнообразить свою инспекцию, я делал подарки тем чиновникам, которые радовали своими успехами, особенно при хорошем состоянии селения и его жителей. Подарки были разные, в зависимости от статуса селения и успехов его правителя, от трофейного ножа или серебряного рубля, до коня, благо трофеев хватало. Соответственно, скорость движения нашего каравана снизилась до тридцати вёрст в день, времени хватало даже на охоту. Возле очередного городка, градоначальник которого оказался настолько грамотным, что получил награду, мы остались ночевать. Видимо, в благодарность за полученную лошадь со всей сбруей, проэкзаменованный чиновник пришёл ко мне и смог рассказать на ломанном русском языке о бродившем в окрестностях тигре-людоеде.
Фёдор Назров, старший наших казахов, встречался с тиграми в камышовых зарослях центрального Казахстана, но ни разу не охотился на них, загорелся идеей уничтожить людоеда. Ильшат, за годы жизни на Дальнем Востоке, не раз слышавший рассказы о тигре, или амбе, как его называют аборигены, поддержал эту идею. В результате они втянули меня в эту затею. Рано утром, вчетвером — я, Ильшат, Фёдор (вооружённый ради такого случая помповиком) и наш хозяин-градоначальник Гуди Панча, отправились на охоту. Свою "Сайгу", магазины которой уже были заново снаряжены патронами, я расчехлил, но не собирался стрелять. К безудержной охоте на зверей, которые через двести лет практически вымрут, я относился отрицательно. Настолько отрицательно, что впервые за три года жизни на Дальнем Востоке оказался на охоте. Своих коней мы оставили у края камышовых зарослей, оказавшихся недалеко от городка. С ними остались двое казахов Фёдора, надеявшиеся настрелять уток из своих луков.
Мы же пошли за градоначальником, уверенно углублявшимся в камышовые заросли, не менее трёх метров высотой. Довольно скоро мы вышли на чётко выраженную тропу, в лицо буквально ударило запахом псины, кислым привкусом кошачьей мочи. Странно, в наше время тигры гораздо чище и аккуратнее, не протаптывают таких проспектов, успел я подумать, как раздался первый выстрел. Стрелял Ильшат, он шёл последним, стрелял назад. Я машинально шагнул в сторону, привычку уходить с линии огня Палыч вбил в меня крепко, на уровне рефлексов. Тут же мимо просвистели два копья, за ними третье, чудом не задевшее меня. Впереди стрелял помповик Фёдора, куда-то вправо. Я перехватил карабин и начал методично расстреливать камышовые заросли, смещая прицел по кругу. Двадцать выстрелов и правый сектор изрешечён. Не останавливаясь, перевёл огонь налево, стараясь не задеть своих товарищей. Закончив магазин, я забросил карабин за спину и взял в руки оба своих револьвера. Оставался левый восточный квадрант, туда я и направился.
Эх, постарел я, пришла первая мысль, когда я провалился по колено в глинистый ил. Но, с каждым шагом в глубину камышей, дело шло легче и проще. Привычка ходить по лесу у меня с детства, не считаю себя Следопытом*, но леса не боюсь и знаю, как в нём стать незаметным. Пройдя сотню метров вглубь зарослей, я свернул направо и осторожно принялся обходить оставшийся необстрелянным квадрант. Теперь мои движения были осторожными и максимально тихими, а всё внимание ушло в слух и высматривание тропинки, вернее, следа от прошедшего человека. Увы, я прошёл весь квадрант, никаких следов людей не обнаружив, но, упорно продолжал двигаться по периметру зоны поиска. Ага, вот и первые следы человека, сломанный тростник. Да, это определённо следы человека, но, мои, к сожалению. Тростник сломан моими выстрелами, точнее, пулями из моей "Сайги".
Иду дальше, осталось метров тридцать, и мои поиски закончатся у тропинки. Чёрт с ними, с этими партизанами-террористами. Найдём в другой раз, пора возвращаться, расслабился я, ожидая появления близкой тропинки. Стоп, неужели? Я медленно рассматриваю надломленные стебли камыша, полузатянутые тиной и болотной водой следы, это не тигр. В следах я не силён, но тигр тростник не сломает, если живёт в камышах всю жизнь. Интересно, след в сторону тропинки, а не обратно, вот так номер. Боясь сглазить, иду по еле заметному следу, сердце выскакивает от предчувствия удачи. Есть! В грязи лежит человек, закрывая руками голову, лицом вниз. Аккуратно наступаю коленом на его спину и проверяю на шее пульс, живой, скотина. Сжимаю пальцы руки и прихватываю злодея за горло, поднимая вверх из грязи.
— Куда руки тянешь, — шепчу ему на ухо, упирая дуло револьвера в ухо, — руки вперёд вытяни!
Как ни странно, дядька меня понял и покорно протягивает руки вперёд. Я толкаю его в шею десяток шагов, и мы на тропе. В десяти шагах слева на нас оглядывается Ильшат,
— Воевода, жив! — кричит он радостно, направляясь в мою сторону.
Я молчу, не в силах повернуться, гляжу вперёд, в заросли на другой стороне тропинки. Туда же смотрит мой пленник, сжавшись ещё сильнее. Обоих нас гипнотизирует взгляд тигриных глаз, всего в трёх метрах от нас стоит тигр и внимательно смотрит мне в глаза. Мы стоим, не шевелясь, левой рукой я чувствую дрожь своего пленника, его трясёт, как в лихорадке. В голове бьётся единственная мысль, если не двигаться, тигр уйдёт, если не двигаться, тигр уйдёт. Безрассудное желание выстрелить из револьвера я отгоняю сразу, наши пистолетики не для охоты, пуля в лучшем случае застрянет в лобной кости зверя, скорее всего, просто скользнёт по черепу без всякого вреда.
— Ты ранен, воевода? — Ильшат уже в нескольких шагах и протягивает руки ко мне.
Тигр вздрагивает и напрягается, я чувствую, что через мгновение он прыгнет на моего ученика, подчинённого, просто друга и хорошего человека. Тут у меня пропадают все инстинкты самосохранения, становится стыдно, парень погибнет из-за моей трусости. В долю секунды я начинаю стрелять из револьвера в голову зверя, нажимаю на спусковой крючок раз за разом, пока сухой щелчок бойка не сообщает о пустом барабане. В это время мы с пленником уже падаем на тропинку, я утыкаюсь лицом в грязь, нет времени протереть глаза. Перекатываюсь в сторону, вынимая второй револьвер, и вскакиваю на ноги, стараясь рассмотреть хищника сквозь налипшую на лицо тину. Где он?
— Ты, воевода, даёшь! — слышу восхищённый голос Ильшата, поворачиваюсь в его сторону, — такого зверя завалил, прямо в глаз попал. Кому скажи, что из нашего пугача можно амбу убить, не поверю. Смотри, Викторыч, тигр-то хромой был, точно, людоед. Потому и убежать не смог, когда стрельба началась, он бы меня с одного удара прибил, как кутёнка*.
Кавалерийский командир сидит на корточках, рассматривая тело огромного тигра, успевшего в последнем рывке вывалиться на тропинку. Вытянутые вперёд лапы зверя ещё подёргиваются в смертной судороге. Ильшат осторожно отступает назад, я прикидываю длину тела тигра, размер лапы. Когти, выпущенные из передних лап, едва ли меньше длины стопы стоящего рядом мужчины. Я представил, что бы сделали эти когти со мной или моими друзьями, получилось настолько убедительно, что резко меняю тему разговора.
— Как наши, живы?
— Да, Фёдор уволок этого градоначальника к лошадям, его легко ранили копьём. Китайца, не Фёдора, — добавляет Ильшат.— Я нашёл трёх убитых в зарослях, думаю, пленник нам всё подробно расскажет.
— Да, пошли домой.
Пленник, захваченный мною, оказался на редкость разговорчивым. Приключения в тростниках, стрельба, гибель подельников и убийство тигра с трёх метров настолько впечатлили Ма Шу, как он представился, что информация полилась сразу и весьма бурным потоком. В результате пришлось срочно отправлять группы задержания по окрестным городам и весям. Братья Агаевы, Лёшка Варов, Сергей Круглов, братья Лебедевы, всего двенадцать групп разъехались задерживать предателей и засланных казачков. Конечно, мы не сомневались, что маньчжуры имеют разветвлённую сеть осведомителей на оккупированной нами территории. Но, покушения на наших командиров спускать с рук мы не собирались. И подавлять подобные поползновения будем крайне жёстко, правозащитников в этом веке нет даже в Европе. Неудачливый градоначальник, легкораненый копьём в плечо, оказался не замешанным в нападении. Предателем был его слуга, не успевший скрыться.
Шу оказался лакомой добычей, координатором подпольной сети, присланным из Пекина. Вернее, из Нингуты, крупного военного центра китайцев на реке Сунгари. Там находился наместник почти всей территории Маньчжурии, именно он направлял все военные отряды к нам. Послушав разговорчивого китайца, вернее, чистокровного маньчжура, мы не сомневались, что осенью следует ждать нового нападения. В Нингуте два года строят новые корабли, расширяют солдатские казармы и активно вербуют пушечное мясо. По словам лазутчика, в окрестностях города уже весной скопились пятнадцать тысяч солдат, да к осени должны подойти две армии из центрального Китая. Учитывая китайские масштабы, может набраться до полусотни тысяч воинов, нас просто шапками закидают. Либо трупным ядом отравимся, что не особо вдохновляет.
Полученные сведения не располагали к безмятежному путешествию, наш караван быстро добрался до Ближней крепости, где и застало сообщение о бунте на золотом прииске.
— Вот так номер, — я спросил у посыльного, — ты ничего не перепутал?
— Нет. — Ответил вместо него, Ильшат. — Старатели угрожали моим новобранцам и башкирам-поселенцам, запретили им приближаться к прииску, под угрозой расстрела. Ружья у всех старателей свои, а новичкам ещё не подвезли припасы, им и ответить нечем. Не с копьями на "Луши" кидаться.
— Вы это бросьте, не хватало нам своих рабочих убивать, оставайся здесь, сам поеду на прииск. — Я отпустил гонца отдыхать и повернулся к Ильшату, — Дай трёх сопровождающих, хватит. Думаю, за три дня управимся. Как раз весь караван подойдёт туда, всё равно по пути к устью Сунгари. Караван проведёшь мимо прииска, не на виду, чтобы переселенцы даже не догадывались, где там золото моют. Обустроятся в новой крепости, там видно будет. Пока заселение побережья вокруг прииска приостановим, сам понимаешь, надо решать с войсками в Нингуте. Встретимся с Палычем, обговорим, что делать.
Устраиваясь на ночлег между Ближней крепостью и прииском, я привычно расставлял палатку, протирал своего мерина, чистил его копыта и присаживался к костру, привлечённый запахом готового ужина. Всё это происходило автоматически, без особого напряжения и внимания, почти так же, как много лет назад, в двадцать первом веке. Только там я на автомате шёл с работы домой, покупал свежий хлеб и молоко, открывал квартиру и переодевался, кормил кота и ставил чайник, ложился на диван у телевизора и разговаривал с женой. Причём, тогда эти привычные мелочи занимали, как бы, не больше времени, подумал я, случайно вспомнив далёкое будущее. И это в небольшом провинциальном городке, где я тратил времени на дорогу на работу и с работы домой, всего двадцать пять минут, не торопясь. А в мегаполисах я бы два часа томился в автомобильных пробках, возвращался бы домой злой, как собака.
Стоят ли блага цивилизации бездумно потраченного времени? Стоят ли пластиковые тарелки и синтетические ткани уничтоженной природы, загазованных городов и раковых заболеваний? Неужели вершина человеческой цивилизации в пайке лапши "Доширак" с соевым мясом, в квартире на сорок восьмом этаже, наполненной пластиком и выжившими из ума гомосексуальными меньшинствами, насаждаемые нам по телевидению? И жизнь в кредит, чтобы оплатить бесчисленные и бессмысленные покупки, замена модели телевизора, мебели и автомобиля не от того, что вышли из строя, а от того, что вышли из моды? Раньше, во времена нашего детства, благами цивилизации оставалась медицина, спасавшая от эпидемий и ранений. Теперь, при неприличном изобилии лекарств и успехах пластической и прочей хирургии, 99% подростков хронические больные, и хорошо, если не наркоманы.
Когда произошёл перелом в сознании человечества от улучшения своей жизни к добыванию денег любыми средствами? Увы, ещё Карл Маркс писал, что нет такого преступления, на которое не решится капиталист за прибыль в 1000%. Значит, уже в девятнадцатом веке надлом человеческой морали был настолько заметен, по крайней мере, на Западе. Что делать нам в веке восемнадцатом, как изменить исторический путь хотя бы одной страны — России, чтобы она не поддалась всеобщему гипнозу добывания денег ради денег? Может, обратиться к восточной культуре, буддизму и конфуцианству, неторопливой созерцательности и жизни во имя чести, а не богатства. Однако, так смогут жить лишь обеспеченные люди, невозможно сохранить честь и порядочность, когда твои дети голодают. Тут я не впадал в идеализм, он хорош для тех, кто не знает нужды, а бедные люди, как правило, циничные практики.
Вид золотого прииска с вершины ближайшей сопки вызывал ассоциацию с садовым кооперативом начала восьмидесятых годов. Времянки, больше похожие на шалаши, и работяги, стоявшие на своих "шести сотках" кверху задом. Издалека не было видно, что старатели работают лотками или набирают песок, их вполне можно принять за активных садоводов-любителей, пропалывающих грядки.
— Посмотрим, какие вы тут грядки выкопали, — я тронул своего коня коленями и тот направился к прииску.
— Здравствуйте, господа старатели, — спрыгнул я с лошади возле столба с колоколом, куда успели подойти добрая половина золотодобытчиков. — Кто старший, кто будет говорить?
— Меня люди выбрали, — шагнул ко мне Данила Чуприн, грузный русоволосый мужик, ближе к сорока годам. Он был одним из первых старателей, приехал с нашим караваном три года назад. — Неправильно, воевода, делаешь. Три шкуры с нашего брата дерёшь. Половину золота мы тебе отдаём просто так, да продукты твои люди привозят, другой товар, опять вдвое дороже выходит. А давеча нехристи твои, прости господи, башкиры эти, тоже начали мыть золотишко, без нашего разрешения. Бают, ты им дозволил. Испокон повелось у нас разрешение спрашивать, а не самовольно лезть в землю, непорядок получается.
— Согласен с тобой, непорядок получается, — я внимательно рассматривал лица старателей, выискивая чужаков и зачинщиков. В обвинениях старшины не было ничего криминального, те же самые условия, что и на золотом прииске у Белого Камня. Разве, что туда вообще не поставляли продукты и товары, да башкирских добровольцев там тоже не было. Так там почти двести китайцев золото мыли, и никто не возмущался. Однако, видимо, очень богатый золотоносный слой здесь, коли от жадности мозги у старателей помутились, придётся поправлять их. — Отвечаю по порядку, прииск этот мой, хотя открыл его Аника Рваный, так, Аника? Был у нас договор, что все открытые на правом берегу Амура золотоносные участки станут моими? Я честно заплатил тебе пятьсот рублей за найденный участок?
— Правду баешь, воевода, уговор был, не со мной одним, со всеми старыми старателями такой уговор был, — пожал плечами Аника, оправдываясь перед собратьями, не все знали наш старый договор, заключённый ещё в Прикамье, в Таракановке.
— Значит, если прииск мой, могу пускать сюда, кого хочу, башкир, татар, маньчжур, кого угодно, на мой выбор. Башкирам я разрешил мыть золотишко, место указал подальше от вас, в чём ваша обида?
— Почто цены задрал на товар и продукты? — выкрикнул кто-то из толпы, народа уже набралось больше полусотни.
— Цены задрал по одной причине, прииск охранять надо, чтобы китайцы не прознали. Земля здесь не русская, маньчжуры уже войско собирают в Нингуте, думаю, к осени придут сюда. Войско большое, тысяч пятьдесят будет, если не больше. Коли прознают про золото, они это войско не на крепость поведут, а сюда, как, мужики, сможете такое войско отбить, или драпанёте? Всего по тысяче китайцев на брата выйдет, вас не то, что шапками, портянками закидают.
— Брешешь всё, барин, — нахально вышел из толпы здоровяк, мне ранее незнакомый, выше меня ростом и вдвое шире в плечах. — Мало тебе половины золота, хочешь ещё кровь нашу пить!
— Кто был с нами в Прикамье, знают, что бог меня даром предвидения наградил, — я перекрестился, — никогда я не лгал, даже о будущем говорил правду. Ты, кто такой наглый?
— Прокоп Левин, из казаков, — невозмутимо ответил мужик, — а таких, как ты, мы на деревьях развешивали.
— Рискни, вот он я, — отстегнув пояс с револьверами, я шагнул навстречу зачинщику бунта, теперь не оставалось в этом сомнений. Подобных наглецов надо бить их собственным оружием, сила на силу, — или ты боишься? Помощников надо?
— Ну, держись, барин, белая кость тебе в глотку, — шагнул ко мне Прокоп, скидывая кафтан. Никто из старателей, даже прибывших из Прикамья, не видели меня в драке и все, понятное дело, считали мягкотелым барином. Что ж, не буду разочаровывать зрителей, устроим "показуху".
— Эх, давно мы шашки в руки не брали, — я остановился на расстоянии удара от своего соперника. Тот не разочаровал зрителей, размашисто сработал двойку в голову, прямой слева и боковой справа, с одновременным подшагом. Увы, его ждало разочарование, я ушёл, но не назад, а за спину сопернику, нагло похлопав того по плечу. Ух, как быстро развернулся побагровевший казак, мне с трудом удалось отскочить. Прокоп снова отработал "двойку" в голову, с таким же результатом, но больше я его не хлопал по плечу. Вновь мой противник разворачивается, и третий раз бьёт "двойку". На этот раз я рискнул остаться на месте, прикрыл голову блоком, воткнув ему правую ногу в низ живота, раньше такой удар называли "май-гири". Надо же, пробил, казак согнулся в три погибели, матерясь, но шёпотом. Придётся закрепить победу, чтобы не назвали её нечестной. Я фиксировано ударил кулаком Прокопа в ухо, тот упал, нокаут, вполне достаточно для чёткой победы.
— Взять его, — кивнул я своим спутникам на лежащего казака, — принесите его вещи и добытое золото и погрузите всё на телегу. Найдётся у вас телега?
— Да, воевода, — кивнул старшина старателей.
— Кто ещё не согласен с моими правилами? Кто назовёт меня лжецом? Значит, так договоримся, либо вы работаете на МОЁМ прииске по МОИМ правилам, либо проваливайте на все четыре стороны. Да, я останусь без золота, но ненадолго. Через год привезу сюда машину, на ней один рабочий за смену пуд золота намоет, платить ему буду по рублю в день. Думаю, наберу охотников на такую работу. Потому прошу дальше того дерева, вон на обрыве, не копать. До зимы вам участков хватит. И, повторяю, будьте осторожнее, не ровён час китайцы придут. Те, кто не согласен, могут проваливать на левый берег Амура. Там тоже есть золото, но, не знаю где. Крест кладу, что туда ни я, ни мои люди не пойдём. — Я широко перекрестился, — земли там хоть и русские, но свободные. Делайте на левом берегу, что хотите.
— Так я и знал, что опоздаю и пропущу всё интересное. — Неожиданно вынырнул из-за спин старателей Ильшат, похоже, он волновался за меня, если рискнул обогнать караван на полдня.
При виде башкира, старатели, молча, разошлись, а староста пригласил за моей долей добычи, спрятанной в его шалаше. Мы с Ильшатом едва не ахнули, когда Данила принялся доставать из схрона один за другим мешки с золотым песком. За две недели половина добычи старателей составила пять пудов золота с несколькими фунтами. Всё было записано в приходной книге, Чуприн дал мне её проверить, ошибок я не нашёл. Поблагодарив старосту, мы нагрузили добычу на коня и отвели к телеге, где постанывал связанный Прокоп. Одного из своих коней мои сопровождающие уже впрягли в наш гужевой транспорт. Не ожидая бурных проводов, мы отправились навстречу каравану.
Через пять дней нас встретил Палыч, в паре вёрст от устья Сунгари. Больше года назад мы с ним расстались, когда я отплыл с Никитой в Европу. За это время Иван заматерел, поправился, казалось, помолодел. Мне, впрочем, он высказал аналогичные комплименты. Болтая о мелочах и впечатлениях последних дней, мы приблизились к левому, высокому берегу Сунгари, у самого впадения в Амур. Именно там решил ставить крепость и городок мой друг, опасаясь затопления во время половодья. За лето строители много успели, территория будущего жилого района была обозначена трёхметровым земляным валом по квадрату периметром в четыре километра. По углам будущего города стояли четыре бревенчатых крепости, с бойницами, из которых уже виднелись стволы орудий. Эту крепость мы решили вооружить мощнее, чем остальные остроги. Спокойной жизни в устье Сунгари не будет до тех пор, пока мы не протянем сюда железную дорогу из Владивостока, как, минимум, три-четыре года.
— Добро пожаловать в город Быстровск. — Улыбнулся мне во все свои двадцать восемь зубов Иван, — теперь ты понимаешь, что, как честный человек, обязан стать первым градоначальником своего тёзки. Переименовать уже не сможешь, батюшка третьего дня освятил город и нарёк его в твою честь.
Не дослушав его, я спешился и пошёл к городским воротам, от которых мне бежал навстречу Вася, мой старший сын. За ним спешила Ирина с младшим сыном на руках.
— Папа, папочка! Вася, родной мой! Андрей, любимый, мы так заждались! — наши слова смешались, а затем и мы обнялись, все четверо. Сердце моё таяло от любви и счастья, вот оно, будущее, ради чего стоит жить и работать. Чтобы мои дети и дети моих друзей жили в достатке, мирно и счастливо.
Палыч постарался, устраивая наш домик, вернее, официальную резиденцию градоначальника. Двухэтажный бревенчатый пятистенный дом, шестнадцать на восемь метров, венчал небольшой флигелёк на два окошка, третьим этажом. Широкие окна мастера уже забрали двойными рамами, на первом этаже имелись ставни из железного листа на случай опасности. В доме хватило места для приёмной залы, двух комнат для охраны, двух кухонь и, самое удивительное, для санузла. Настоящего санузла, раздельного, с унитазом в одной комнате и ванной с титаном в другой! Чего не ждал, того не ждал. Правда, фаянсовым был лишь унитаз, а ванна представляла собой дубовую лохань, но! Пол и стены были отделаны лиственничной доской, а на двух стенах висели поясные зеркала. Не ванная комната, а мечта куртизанки.
— Здесь не хватает лишь телефона, дорогая, — развёл руками я после посещения санузла.
— Зайди в свой кабинет, Андрей, ты ещё там не был.
— Папа, пойдём, я тебе что-то покажу, — схватил меня за руку Вася, — вот твой кабинет, стол и книжный шкаф, а это называется телефон, вот! — мальчишка торжествующе показал на телефонный аппарат на моём столе. И не утерпел похвастать.
— А я знаю, как звонить по телефону, надо в эту дырочку говорить, а вон в ту — слушать. Я даже звонил дяде Ване и дедушке, он тоже здесь живёт. Вот!
Двое суток я не выходил из нового дома, наслаждаясь общением с семьёй, которую не видел больше года. Младший сын Ваня уже ходил и начинал разговаривать, буквально за два дня привык ко мне, по утрам оба сорванца забирались к нам в постель. Именно такие минуты жизни и сверкают всеми оттенками счастья, придают смысл работе и скрепляют семью. Но, мысли о подготовке китайской армии в Нингуте не оставляли меня в покое. Как часто бывает, о том же самом думал Палыч, когда позвонил мне по телефону из одной крепостицы, выбранной для своей резиденции. В результате, через полчаса мы сидели за столом и прихлёбывали чай с бутербродами из слабосолёной лососины и копчёной местной осетрины. Оказывается, в Амуре и его притоках водятся осетры, немного отличные от волжских, но осетры. Теперь у нас не было проблем не только с красной, но и чёрной икрой.
— Выхода у нас нет, Андрюха, — Палыч отставил свою кружку в сторону, — придётся нападать на Нингуту. Пока все войска китайцев на одной базе, надо их разгромить максимально жёстко. И, думаю, лучше всего оставить в Нингуте небольшой гарнизон с рацией и миномётами. Вполне пригодная работа для твоих новичков, одной роты хватит, придадим им отделение вогул-ветеранов. Совместят парни приятное с полезным, молодёжь натаскают и оторвутся в своё удовольствие. Между прочим, я уже вызвал дополнительно две роты из Владивостока, через неделю подойдут, с боеприпасами и самыми надёжными нашими русскими китайцами. С их помощью будем отбирать пленных и рабочих, допрашивать и вербовать.
— Рабочих нам здесь достаточно, скоро сами в китайцев превратимся, — я разглядывал нашу самодельную карту Маньчжурии, с особо проработанной местностью от Амура до Нингуты. — Там, что, полезные ископаемые?
— Нет там ничего, а рабочих я хочу припахать для аккордной работы, пусть насыпь под железную дорогу приготовят и шпалы нарубят. По моим расчётам, выйдет около трёхсот вёрст без учёта мостов, не больше трёхсот пятидесяти, точно. В Нингуте своего населения около ста тысяч человек, да солдат до двадцати тысяч. Версту насыпи сто рабочих прокладывают в среднем за десять дней. У нас выбор, тридцать пять тысяч пленных на десять дней, или десять тысяч пленных на месяц.
— Лучше пять тысяч на два месяца, на них придётся триста конвоиров выделить, да заранее дорогу разметить. Нет, ты серьёзно? — я не мог поверить в такой невероятный план.
— Надо брать повышенные обязательства, Андрей, ты разве забыл, что у нас уже три железнодорожных нитки от Владивостока, общей протяжённостью две сотни вёрст. А на складах, ждут своего часа почти пятьдесят километров рельсов, и каждый день к ним прибавляется восемьсот метров пути. Если пленники проложат насыпь, мы продолжим монтаж дороги этой зимой, в день до полуверсты. Рельсов хватит, только успевай шпалы укладывать.
— Хорошо, я присмотрю, чтобы отобрали самых смирных, — согласился я, но меня перебил Иван.
— Нет, дорогой, ты останешься градоначальником и обеспечишь подвоз боеприпасов, приём и расселение пленных, короче, всю хозяйственную часть. А воевать поедем мы с Ильшатом, даже не спорь, генерал ты никудышный, зато инженер великолепный. Доведёшь до ума новые нарезные пушки, да, мало ли найдётся работы. Я обещаю привезти не меньше пары ювелиров для обработки нашего золота, жаль, самоцветов никаких нет, но, обойдёмся. Лично обыщу все библиотеки, монастыри, наберём учёных и философов, организуешь здесь китайский университет, первый в мире.
— На кой чёрт мне эти философы, ты художников привези, музыкантов, пианино, если найдёшь. Да металла как можно больше, олова у нас в обрез, касситерита нигде найти не можем, сам знаешь. Без олова весь консервный бизнес развалится, а осенью могут уже корабли из Питера прибыть, между прочим.
— Ох, — ударил себя ладонью по лбу Палыч, — совсем забыл, во Владике тебя корейский посол ждёт. Вернее, не посол, а неофициальный представитель.
— Оружие, что ли, просит? И что предлагает?
— Пока лишь деньги, я отбрехался, что только ты решаешь вопросы о продаже больших партий оружия. Корейцы, между прочим, десять тысяч "Луш" просят. Может, вызвать его сюда?
— Конечно, вызовем, но не сейчас, а к твоему возвращению. Пусть посмотрит на своих оккупантов, которых мы самих оккупировали. Это будет лучшим аргументом в нашей с ними торговле. По нынешним меркам, лишний месяц ожидания не так и много. Я где-то читал, что наш посол полгода ждал приёма у китайского императора, да ещё взятки чиновникам давал, чтобы приняли быстрее.
Короче, через неделю мы проводили наших полководцев вверх по Сунгари в составе небольшой пароходной флотилии, да вдоль берега четыре сотни кавалеристов пошли. С ними сразу ехали на четырёх повозках мастера-железнодорожники, для разметки будущей трассы. Для меня после отплытия нашей карликовой армии наступили самые горячие деньки. К счастью, рабочих рук хватало, все переселенцы, кроме трёх сотен башкирских воинов, остались в Быстровске. Больше двухсот парней и полтысячи женщин и девушек, здоровых, молодых, горящих желанием обустроить свои семьи, построить жильё и найти хорошую работу. Мы строили всё сразу, дома и мастерские, выкладывали в домах русские печи и налаживали производство пороха. Затем пришёл черёд патронного производства, едва выпустили первую тысячу патронов, началась путина. Запасы на зиму, святое дело!
К началу сентября Палыч радировал, шифром конечно, долгожданные новости о разгроме гарнизона Нингуты и захвате города. Других подробностей мне не нужно было, только уточнить с Иваном дату возвращения первых кораблей с трофеями. К этому сроку я и вызвал по радио конвой с корейским посланником из Владивостока. Посланник этот, с классическим именем Пак, видимо, устал сидеть на одном месте, потому, как прибыл на два дня раньше. Он оказался довольно пожилым мужчиной, лет пятидесяти на вид, не меньше. С тремя слугами или помощниками, молодыми шустрыми ребятами. И, вопреки восточной выдержанности, сразу завёл разговор о деле. О продаже, в полной тайне, корейцам десяти тысяч наших "Луш" с сотней патронов на ружьё. Как обычно, без всяких обязательств и бонусов. Вот ведь, какая история.
Ещё полгода назад я просто мечтал о таком предложении, десять тысяч "Луш" и миллион патронов! Сумасшедшие деньги! Чего же они с такими деньгами и до сих пор не сбросили китайскую оккупацию? Странно? Надо думать, как поступить. С деньгами с некоторых пор у нас проблем не будет и без этого контракта, только на консервах сможем ежегодно зарабатывать в России и Европе десятки тысяч рублей. Поставки южно-китайским инсургентам потянут на сотню тысяч рублей. Но, более серьёзного союзника и самого близкого территориально, нам нигде не найти. Будем играть, просить о союзе в лоб, по местным понятиям неприлично и показывает нашу слабость. Пусть Пак первым предложит заключение союза, хотя бы и тайного. А мы ему подыграем, потянем время до возвращения Палыча с победой, покажем наши артефакты.
— Уважаемый Пак, — решил я немного потренироваться в разговорном корейском языке, — приглашаю Вас завтра ко мне домой на обед. Хочу больше узнать о Вашей стране, о Вас и ваших целях, понять Ваши стремления перед началом серьёзного разговора. Ну, и практика на корейском языке мне тоже нужна. Жду вас завтра к обеду, что Вы предпочитаете из кухни?
— На Ваш выбор, — поклонился Пак.
Весь следующий день с полудня до вечера мы разговаривали с Паком, не переставая удивлять, друг друга. Хотя, удивлялся, в основном, корейский посланник. Начиная от палочек для еды, выложенных рядом с приборами, которыми (палочками) я затем вполне свободно воспользовался для второго блюда. Потом было посещение туалета и ванной комнаты с горячей водой в совмещённом кране. Через полчаса, как мы с Ириной заранее договорились, она позвонила мне из гостей по телефону, сообщила, что немного задержится. Чтобы развлечь гостя, мы сыграли в шахматы, по корейским правилам, конечно. Наш отвлечённый разговор Пак несколько раз подводил к своей цели, но, только вечером, перед прощанием, я сделал вид, что решился.
— Уважаемый Пак, вы знаете стоимость наших ружей?
— Нет, но голландцы и англичане продают свои ружья по семь-восемь рублей серебром, в пересчёте на рубли. Полагаю, ваша цена не слишком отличается от их предложений?
— Давайте посчитаем честно, без обид? Европейцы продают вам, корейцам, китайцам, и другим народам, старое оружие. Если его не продать сейчас, через десять лет придётся выбрасывать. Потому и стоимость такого оружия невелика, как и его сила в бою. Наши ружья и пушки лучшие в мире, их не умеют делать даже в Англии и Голландии. Так же, как не умеют там делать такие уборные, ванные комнаты и телефоны. И многое другое, хотя бы пароходы и паровозы, которые Вы, уважаемый Пак, не сомневаюсь, уже успели осмотреть.
— Так же, я не сомневаюсь, что Вы, умный человек, уже знаете, что ружья мы продаём по сто рублей серебром и десять копеек патрон. Ваша заявка тянет на миллион рублей серебром только за ружья. При всём уважении к Корее, выплатить такую сумму стране будет сложно в течение одного года. Нет, не возражайте мне, я пока рассуждаю отвлечённо. Так вот, Вы не будете отрицать, что каждое оружие имеет свою тактику применения. Например, человек, умеющий виртуозно владеть мечом, всегда стремится сблизиться с врагом. А лучник, наоборот, будет держаться от противника далеко, но не слишком. Всадник же, имеет возможность сблизиться с соперником быстро, поэтому расстояние для атаки не так важно, как для пехотинцев. Улавливаете мысль?
— Вы намекаете, что ваше оружие нельзя применять, как английские ружья?
— Именно так, если мы продаём оружие, то для победы, а не поражения в руках неумелых бойцов. Поэтому, считаю, что ваши воины, хотя бы часть офицеров и опытных солдат, должны пройти обучение у наших ветеранов. Это первое. Второе — мы согласны добавить к ружьям наши пушки, стреляющие через крепостные стены со скоростью лучника. И научить ваших солдат стрелять из таких пушек. Третье — мы можем заметно снизить цену ружей. Деньги для нас не главное, они у нас есть в избытке, и не составляют нашу цель. Наши стремления направлены на мирную торговлю с соседними странами и скорейшее заключение нового мирного договора со Срединной империей, с которой мы, к сожалению, вынуждены воевать. Надеюсь, война скоро закончится, и мы приступим к мирной жизни. У моего народа есть поговорка, "Не имей сто рублей, а имей сто друзей". Вот так. Ну, утомил я Вас, уважаемый Пак. Давайте прощаться. Завтра у меня дела, возвращаются наши воины из Нингуты, а послезавтра мы обязательно поговорим. Всего хорошего.
Глава четвёртая
Встречать возвращающихся победителей Нингуты сбежалось всё население городка. Три десятка парусных китайских судёнышек в сопровождении двух наших пароходов один за другим причаливали к длинной пристани, затем, когда места на причале не стало, просто вставали у берега. Первым с парохода сошёл Палыч в сопровождении Ильшата, подошёл ко мне, я уже подпрыгивал на пристани. Максимально громко, благо военный опыт есть, Иван отдал мне короткий рапорт, подчёркивая полный разгром китайской армии и отсутствие потерь. Я обнял обоих наших полководцев, шепнув своему другу,
— Пора нам форму вводить, да роту почётного караула, восточные люди любят красоту.
— Исправимся, воевода, — не моргнув, пообещал Иван, — завтра же займёмся строевой подготовкой.
Полюбовавшись на разгрузку кораблей, где не требовалось нашего участия, поскольку мы заранее определили склады и ответственных, разделили обязанности руководителей, я пригласил наших победителей к себе на ужин. Они разошлись по домам, чтобы повидаться с родными, переодеться и обещали быть вечером у меня. А я ещё долго оставался на берегу, рассматривал выгружаемые трофеи, поговорил со знакомыми бойцами и капитанами пароходов. Нагулялись мы с Васей всласть, сын проголодался, да и я не отказался бы подкрепиться. Об этом и сообщил по телефону Ивану и Ильшату, когда вернулся домой.
— Всё готово, пирог стынет, жду!
Палыч пришёл в гости с женой, Марфой, двумя младшими пасынками и своей дочерью Варварой, трёх лет. Ильшат тоже привёл свою жену Лилю, она дохаживала последние месяцы беременности. У нас получился великолепный семейный ужин, с воспоминаниями о прошедших боях и путешествиях, с новостями о жизни родственников и знакомых. Часа через два, когда дети убежали играть, женщины уселись пить чай, обсуждая рецепты консервирования овощей и ягод, мы втроём удалились в мой кабинет. Пришло время поговорить о деле, обсудить наши успехи и наметить планы.
— Докладывай, Ильшат, — я повернулся к нашему полковнику, усаживаясь в кресло у камина.
— При подходе к Нингуте, пушками с пароходов была подавлена береговая оборона и крепостная артиллерия китайцев. — Ильшат встал лицом ко мне. — Затем мы обстреляли места дислокации китайских войск, указанные в плане города. На берег высадился десант с пароходов, а с севера город атаковала кавалерия. Наши потери составили двадцать восемь человек раненых, погибших нет. Захвачены восемьдесят шесть пушек, четыреста шестьдесят пять пищалей и ружей различного образца, двадцать три пистолета, более двадцати тысяч единиц различного холодного оружия, от мечей до копий, три тысячи комплектов брони и шлёмов. Полтысячи лошадей и четыреста повозок. Из взятых в плен восьми тысяч солдат и офицеров противника, нами были отобраны четыре тысячи восемьсот человек для использования на инженерных работах. Остальные пленники, включая раненых, остались при нашем гарнизоне Нингуты, восстанавливать укрепления и отстраивать разрушенный город. В настоящее время гарнизон нашей Нингуты составляет полторы сотни бойцов, при восьми миномётах, трёх пароходах с бортовыми орудиями. Радиосвязь поддерживается трижды в сутки, разведка, высланная на юг, уже сообщила об отсутствии воинских формирований китайцев на расстоянии до полусотни вёрст.
— Дальше расскажу я, — Палыч указал нашему кавалеристу на кресло, поднялся с места и принялся расхаживать по кабинету. — Я привёз с собой семерых художников, двенадцать музыкантов, кстати, пианолу, тоже привёз. Мы нашли её в доме губернатора. Самого губернатора с семьёй и нескольких китайских чиновников, мы тоже привезли.
— На кой чёрт нам эти бездельники, да ещё с семьями? Их же кормить и поить придётся, мало у нас расходов?
— О расходах не беспокойся, мы взяли сразу две казны, губернаторскую и военную, ограбили всех богачей Нингуты. Только серебром я привёз в пересчёте на рубли двести сорок тысяч, не считая трёх сундуков с мелочью. А эти чиновники станут нашими посыльными в Пекин. Не будем же мы рисковать жизнью своих людей? Письмо и наши условия тот же губернатор вполне сможет передать, если не императору, то его советникам. Думаю, трофеи вполне оправдают содержание этих чиновников. Я не упомянул о предметах роскоши — ювелирных изделиях, картинах, статуэтках и прочем барахле. Мы подчистую вымели все армейские склады, три четверти частных купеческих складов. Кстати, купцов и ремесленников мы не тронули, и оставили им всё личное имущество, только, склады почистили. Нет, вру, шесть ювелиров с учениками и инструментами мы привезли сюда, как обещал. По дороге я успокоил дедушек, что берём их на три года, и будем платить за работу, коли выучат по три наших парня, отпустим. О разных тканях и товарах не говорю, да, чуть не забыл, олова мы тонны четыре привезли, надолго хватит.
— Иван Палыч, — не выдержал Ильшат, — расскажите о картах, что мы нашли!
— Точно, мы два сундука карт привезли, с подробными дорогами в Казахстан, Пекин, на юг империи. Даже карты северного побережья Китая там есть. Будет, над чем работать зимой. Мы с Ильшатом пришли к решению, надо нам офицерское училище устраивать, да штаб давно пора создавать. Парни опыта набрались, хватит нам всё решать, пусть думают сами.
Наш разговор прервал телефонный звонок, Палыч взял трубку и ответил, по привычке, прикалываясь.
— Быстров слушает! — затем выслушивал пару минут сообщение и коротко скомандовал. — Передай, что выезжаю завтра, через неделю буду. Пусть их разместят в новой гостинице, но в город не пускают, под предлогом карантина.
— Ну вот, — положил он трубку, — собирайтесь друзья, в дорогу. Наши корабли из Европы вернулись, давайте, по домам. Кто завтра поедет во Владик?
— Я, конечно, вы с трофеями разбирайтесь, а у меня до сих пор станки не собраны. На кораблях должны привезти из Европы и Питера специалистов, механиков и корабелов. Зря, что ли, я столько Уинслею заплатил за вербовку? Давай, завтра определимся, какие трофеи отправлять во Владик, да мы поедем.
Однако, сон не шёл, слишком много вопросов оставались нерешёнными. До поздней ночи я сидел над списками трофеев, определяя их назначение. Пару раз созванивался с Палычем, он тоже не мог уснуть, занимался тем же самым, планировал распределение трофеев. Так, в согласованиях и рассуждениях, пролетело время до часа ночи. А утром ко мне пришёл корейский посланник Пак, быстро сообразил, молодец.
— Корея будет рада заключить военный союз с Россией, тайный, конечно. — Приступил к делу посланник, едва прошёл в кабинет. — Полагаю, мы сможем предоставить вам право торговли в наших портах и городах на достаточно льготных условиях. Но, все эти условия мне надо обсудить с людьми, принимающими решение. Может быть, мы обсудим ваши предложения, чтобы я мог их передать достойным людям, принимающим решение?
— Тогда уточняю, права заключать договоры от имени России, у меня нет. Поэтому, всё, о чём мы договариваемся, будет между Кореей и Русской Дальневосточной Кампанией. Я один из совладельцев этой кампании, у меня есть наследники и партнёры, один из них — победитель Нингуты, Иван Палыч, Вы его знаете. Ещё двое моих партнёров и близких друзей живут в России, поэтому в преемственности наших отношений можете не сомневаться, все партнёры разделяют мою позицию. В случае достижения договорённости, я могу сообщить об этом русской императрице, но не больше. Ещё раз уточняю, что речь пока идёт о тайном соглашении Кореи с Русской Дальневосточной Кампанией.
— Я понял, воевода Андрей, это облегчает мою задачу. — С явным удовлетворением кивнул кореец, — так, вернёмся к Вашим условиям.
— Нам нужно разрешение на торговлю по всей территории Кореи, право приобретения земли и зданий, возможность строительства в Вашей стране заводов. При получении документов на всё это, мы снизим стоимость ружей до пятидесяти рублей и обучим ваших офицеров тактике боя. Поставки оружия будут по тысяче штук после предоплаты, в ближайший корейский порт или указанное место на границе.
— Вы видели, что мы способны сделать своей маленькой армией, но, я хочу завести отдельный корейский отряд, человек четыреста. Если ваше правительство разрешит моим людям отобрать из ваших солдат такое количество воинов, мы сможем вести разговор о продаже Корее наших пушек и обучении пушкарей. Вот и всё, в общем.
— Я вас понял и прошу разрешения отбыть, чтобы сообщить всё своему начальству. — Пак встал и откланялся.
— В знак моих хороших намерений дарю десять ружей с полусотней патронов к каждому. Их повезёт мой офицер с помощником. Они научат ваших солдат необходимой тактике, и, смогут, при получении разрешения, отобрать отряд корейских солдат. — Я поднялся со стула и поклонился Паку, — счастливого пути.
В Корею мы с Палычем решили отправить двух вогулов, внешне очень похожих на корейцев. Парни грамотные, Илья и Ефим, семьями пока не обзавелись, оба умеют обращаться с рацией и дослужились до лейтенантов, командовали взводами. С их комплекцией и внешностью легче, чем европейцам, затеряться среди корейцев, а язык они уже знают. Пару связей им Палыч уже дал среди знакомых братьев Агаевых.
Приближалась зима, и Пак спешил добраться до Владивостока, чтобы оттуда морем вернуться домой. С его небольшим отрядом отправились наши лейтенанты, а мне пришлось всё-таки задержаться в Быстровске на сутки. Губернаторский дом Ирина освобождала для будущего градоначальника Афони Быкова и его семьи, парень вырос в грамотного руководителя, а его жена из Прикамска была на сносях. Мы долго обсуждали основные наши планы, словно не было радиосвязи. Афоня волновался, что может подвести меня, ошибиться в мелочах. Пришлось его успокоить, что мелочи не решают всего, если мы выдержим главные планы. Чтобы парню пришлось на первых порах легче, с ним оставались пятеро друзей, из уже далёких времён наших тренировок в Прикамске.
Во Владивостоке нас встретили не только три капитана, скучавших в карантине вместе со всеми пассажирами. Вернулись три парохода и два шлюпа, ещё весной отправленные Палычем в разведывательный круиз вдоль побережья Юго-Восточной Азии. Новостей оказалось столько, что хватило на несколько месяцев обсуждения и обдумывания. Тем более, что резко похолодало и непрекращающиеся бураны две недели подряд засыпали город сырым снегом. В таких обстоятельствах хватало времени на раздумья, результатом чего оказалась небольшая корректировка планов по строительству железной дороги. Мы не стали откусывать больше, чем можем, и перевели всех пленных на строительство железной дороги от Владивостока до Быстровска, через побережье озера Ханка. Тянуть дорогу с двух сторон не получалось, рельсы производили только во Владике. Чтобы ускорить работы, распределили все четыре с лишним тысячи пленных китайцев вдоль будущей трассы, они выстроили себе бараки и долбили мёрзлую землю весь световой день.
После нескольких случаев смерти от простуды начались побеги, но быстро закончились. Нет, мы не ловили беглецов, но, привозили обратно их замёрзшие трупы. Мало, однако, подействовало. Кроме того, мы же не садисты, кормили пленных от пуза, привезли тёплую одежду, трофеев было достаточно. Ближе к весне всех конвоиров заменили на тех же китайцев, которых выбирали из пленных. Оружия им не давали, но пленные поверили, что после окончания строительства дороги будут отпущены домой. Останутся лишь те, кто захочет работать за деньги. Их охранникам мы уже платили, не скрывая этого. Да и другие "русские" китайцы рассказали, как они попали к нам. Возможно, многие просто боялись идти среди зимы через сотни вёрст домой по заснеженным лесам. В апреле, когда мы пустили первый поезд от Владивостока до устья Сунгари, из пленных китайцев остались меньше трёх тысяч человек. Кто умер, кто убежал, почти сто самых решительных рискнули принять православие и стали русскими. Остальных мы честно отпустили домой, оставив выбор — наняться на строительство дороги Быстровск-Нингута.
Ну, это самая скучная часть зимы 1778-79 годов, и самая тяжёлая для меня, несмотря на огромную пользу проложенной дороги. Жаль, что перекинуть мост через Сунгари у нас не хватило смелости, никто из мастеров не брался. Хоть из Европы не выписывай строителей, так они пять лет будут строить, хотя Никите я заявочку на артель мостостроителей отправил. Так, что железка упиралась в станцию на правом берегу Сунгари, совмещённую с причалом. Оттуда, после таянья льда, будем перевозить людей и грузы в Быстровск по реке, а зимой видно будет. Может, поверх льда рельсы кинем, на деревянную основу, нынче уже не успели. В любом случае, дорога выполняла свою задачу, теперь мы могли перекидывать войска к Быстровску за день. А количество доставляемых грузов выросло на два порядка, и мне удалось закончить строительство в устье Сунгари оружейного завода, второго в Приамурье. Жаль, литейное производство оставалось в Белом Камне и во Владике, зато выпуск продукции там постоянно рос, особенно рельсов.
Выходило всё это в копеечку, но, корейцы оказались довольно шустрыми ребятами, строительство дороги получилось за их счёт. По первому снегу Пак привёл санный караван с первым взносом за ружья, пятьдесят тысяч серебром в переводе на рубли. Ружья эти у нас были на складе, загрузили их быстро, но, Пак с сопровождающими задержался, чтобы полюбоваться на учебные стрельбы казахских миномётчиков. Те давно прошли курс молодого бойца, изучили теорию стрельбы и показали себя отлично. Корейцы, не видевшие миномёты в действии, стояли заворожёнными, со стеклянными глазами, глядя на действия расчёта. А после просмотра мишеней, изрешечённых осколками, мы поняли — это наши клиенты. За зиму Пак обернулся трижды со своими обозами, успел купить и отвезти домой пять тысяч штук "Луш", договорившись, что оставшиеся заберёт одним рейсом на кораблях, весной, после вскрытия бухты ото льда.
К этому времени в портовом городе Вонсане, на северо-востоке корейского полуострова, подальше от любопытных глаз, наши инструкторы тренировали корейцев в тактике применения ружей. А в трёхстах километрах к северо-западу корейские повстанцы, под чутким присмотром "маньчжурских добровольцев" продолжали расширять захваченную территорию. В мае 1779 года более-менее обученная и вооружённая за зиму русским оружием армия бунтовщиков спустилась с гор и начала победоносное наступление на юг. Причём, в первые дни наступления повстанцы умудрялись проходить за день до сорока километров, легко сбивая ружейно-миномётным огнём заградительные отряды. И, это наступление продолжалось и продолжалось. Север корейского полуострова, охваченный восстанием, пылал в прямом смысле слова. Там повторилось то, что мы проходили совсем недавно, в пугачевские дни, и совсем давно в будущем, во время гражданской войны.
Не надо думать, что мы изменили договорённости с Паком, свою часть договора мы добросовестно исполняли всю зиму. От вана, правителя Кореи, до мая месяца, за полгода, однако, не поступило никакого ответа. И меня с Палычем терзали смутные сомнения, что нас просто кинут. Получат корейцы оружие за полцены и вежливо сообщат, что ван не подписал договор. Идите, мол, северные варвары, куда хотите. Потому и поставили мы на восставших, благо, среди них наш авторитет оставался высоким, благодаря боевым качествам оружия, и никаких ксенофобских настроений, насчёт северных варваров, не случалось, почти интернациональная дружба. К началу наступления мы организовали настоящую индустрию по оценке и вывозу ценностей с оккупированной, пардон, освобождённой территории.
Сотня нанятых нами корейцев, с приданным десятком сопровождения из числа восставших, во избежание недоразумений, методично вывозила присмотренные оценщиками ценности. Какие, спросите вы, могут остаться ценности, не разграбленные восставшими? Очень многое оставалось нетронутым. В первую очередь, то, что числилось собственностью вана и губернатора провинции. Их дворцы восставшие грабить опасались, как и буддийские храмы. Наши люди не были буддистами, и вежливо, спокойно, предлагали монахам поделиться многочисленными статуями, картинами, драгоценностями и прочим богатством. Надо отметить, делились монахи, особенно после предъявления оружия. Активно вывозили наши люди товары и полуфабрикаты, вроде тканей, хлопка, слитков разных металлов. Всё это описывалось и после совместной оценки шло в зачёт поставленного оружия. Поэтому повстанцы не спорили с моими оценщиками.
Тут мы удачно использовали психологию бунтовщика, побывавшего в бою. Для него ружьё с патронами несоизмеримо ценнее десятка бронзовых статуй или целого склада хлопка. Ещё наши люди занимались хищением мозгов, не буквально, конечно. В городах искали мастеров-механиков, литейщиков, медиков, аптекарей, художников и других нужных людей. Им вежливо предлагали перебраться на север, где более интересная работа и огромная по корейским меркам заработная плата, не считая спокойной мирной обстановки. Многие соглашались сразу, переезжали вместе с семьёй. Других приходилось уговаривать. Однако, насильно никого не забирали. Нам нужны были и отрицательные примеры для будущих специалистов. Что происходит в охваченных бунтом городах с относительно зажиточными семьями, мы знали, в отличие от корейцев. Даже при победе бунтовщиков, во что слабо верилось, от нескольких лет междоусобицы зарекаться не следовало.
И, судя по всему, мы оказались правы в отношении намерений официальных корейских властей. Несмотря на то, что повстанцы захватывали одно селение за другим, наш связник Пак так и не появился во Владивостоке после отгрузки последней партии ружей. Советники из Вонсана сообщали, что разрешения на вербовку наёмников так и не получили. Потому, едва фронт приблизился к Вонсану на полсотни километров, мы дали команду ребятам на возвращение во Владивосток. Отправленный за ними шлюп эвакуировал самих парней, и всё "учебное" оружие, за которое так и не заплатили корейцы. А спустя две недели Вонсан оказался в руках восставших, и, мы получили возможность ускорить вывоз специалистов и ценностей. В саму же политическую жизнь повстанцев не вмешивались, рассудив так, если смогут повстанцы наладить нормальную экономику и наведут порядок, будем разговаривать. А советы давать не собираемся, корейцам виднее, как жить.
Наши внутренние дела тоже не стояли на месте, за зиму в Приамурье прибыли все купцы из Петербурга и трое заводчиков. Последние привезли, как и обещали, своих рабочих из Ярославля и Вологды, полторы сотни семей, не считая нескольких бобылей. Заводчики оказались шустрыми ребятами, не прошло и месяца, как отстроили и запустили свои мастерские. К весне весь оптовый рынок производства рабочих инструментов парни взяли на себя, высвободив наших мастеров для квалифицированной работы. Текстильщики же, довольно быстро выработали закупленную по пути шерсть. После чего приказчики и мастера разъехались по всей округе, не только договариваться о закупках шерсти, главным образом, налаживать производство конопляных волокон для верёвок. Не забывали они уговаривать местных крестьян сеять лён. Из Кореи зимним путём Прокл Нилин привёз во Владивосток довольно много хлопка. Его активность меня восхищала, с такими темпами Дальний Восток через пару лет станет крупнейшим текстильным центром России, при копеечных ценах на хлопок и почти бесплатными китайскими и корейскими рабочими.
Прошлым летом у нас не вышло, по объективным причинам, подготовить заказанное количество крабовых консервов, придётся добирать нынче. Потому и не пойдут наши корабли в Петербург, что нечего везти, ради нескольких сотен собольих шкурок гонять корабли через половину земного шара слишком накладно. Тем более, что налаженные связи с Бао и Ченом позволяли выручать за меха практически европейские цены. Так, что наши купцы повезут на юг добрую половину добытых мехов. Наши флагманы — "Альфа", "Бета", "Гамма" с наступлением весны отправились с мехами, оружием для повстанцев, и другими товарами на Формозу, и дальше в Кантон. Там они реализуют большую часть товара, затем пойдут все три больших парусника на остров Цейлон, закупать у аборигенов самоцветы в обмен на ружья. Будем базу на Цейлоне строить, уголь там запасать, удобную стоянку для судов выберем, с перспективой постройки своего порта. Клаас мужик тёртый, англичан ненавидит, они не один Цейлон у голландцев отобрали, думаю, Ван Дамме справится.
Но это две самые лёгкие миссии, остаются ещё две группы судов, смешанные — пароходы и шлюпы. Именно эти парни всё прошлое лето изучали берега Юго-Восточной Азии, в надежде найти возможных союзников против Китая. Далеко они не забрались, только до Камбоджи. Оказывается, королевство ведёт какую-то вялотекущую войну с повстанцами, видимо там свои Пугачёвы, и готовится к будущей войне сразу против двух врагов. На западе англичане лет десять назад захватили Бирму, выйдя на границу с Камбоджей. И правители королевства имеют все основания предполагать, что станут следующей жертвой колонизаторов. Но, больше всего кхмеры боялись китайцев, известных своей беспощадной жестокостью. Те как раз воевали в Сиаме, то есть, захватили северного соседа Камбоджи и показывали пример усмирения захваченной страны, очень не нравившийся кхмерам. Ребята продали в прошлом году там пару ружей и подарили одно чиновнику, предложив привезти любое количество. Остальное время торговали всякой мелочёвкой, надеясь на правительственные закупки. Но, видимо королевство прогнило насквозь, коли никто не обращает внимания на новейшее оружие. Поэтому я проинструктировал торговцев добираться до столицы Камбоджи, встретиться с чиновниками и предложить партию ружей.
Коли кхмеры откажутся покупать оружие, продолжим изучение побережья по захваченным картам, по возможности капитаны судов станут торговать и искать союзников. Не зря осенью привезли двух штурманов из Англии, оба с изъяном, одноногие, потому и согласились отправиться к чёрту на кулички. Но, дело знают отлично и за зиму успели выучить два десятка наших моряков взятию координат судна в море. Жаль, у нас нет хронометров, кроме тех, что стоят на трёх океанских кораблях. Слишком дороги они в Европе, а наши механики пока лишь ходики мастерят. Думаю, точные хронометры появятся не скоро, пока дальневосточные мореходы пользуются нашей продукцией — обычными механическими часами производства Владивостокской часовой артели, те ошибаются на пять минут в сутки, не больше. А сигналы точного времени слышны на всех кораблях, мы их в обязательном порядке радиофицируем. Прошлой осенью, кроме двух штурманов, из Британии привезли ещё трёх врачей. За зиму они провели вакцинацию коровьей оспы всех жителей Приамурья, горожан, имею в виду. Наших крестьян, башкир и вогулов, живущих в деревнях, мы с Палычем уговорили или просто заставили поставить прививку себе и семьям. С аборигенами шло хуже, там вакцинировались не больше десяти процентов, давить на них мы с Палычем не стали.
Ещё капитаны привезли из Европы четырёх немецких механиков, чеха-геолога и двух натуралистов, голландца и немца-профессора. Завербованных мной корабелов и преподавателей из Петербурга я не упоминаю, говорил об этом. С учётом уже имевшихся учителей, вполне достаточно для организации университета. Конечно, для России маловато, но, мы с Палычем не забывали наглого хвастовства америкосов, всерьёз называвших академией обычные шестимесячные курсы переподготовки*. Потому, ровно в Татьянин день, в январе 1779 года, новенькое, пахнущее смолой, здание Дальневосточного университета приняло первых студентов, всего двадцать восемь человек. В планах на нынешнюю осень у нас было создание медицинского училища, в этих маньчжурских болотах любая царапина может стать смертельной, да и детская смертность по-прежнему огорчала. Палыч настаивал на скорейшем создании пенициллина, полагаю, мы доживём до него.
Владивостокскую верфь за зиму расширили, надеемся через год получить нормальное океанское парусное судно размером с фрегат. Конечно, ставить на него сорок или шестьдесят орудий не собираемся. Хватит и десятка нарезных гаубиц калибра 100 миллиметров. Эти орудия моя гордость, мы не только освоили технологию нарезки стволов, но и отработали неплохую систему гидравлических противооткатных устройств, выдержавших при испытаниях шестьдесят выстрелов. Дальше я просто пожалел снаряды, вот так. Правда, пока гаубиц с противооткатными устройствами мы выпустили всего два десятка, разместили их во Владивостоке. Дальность выстрела орудий вышла нормальная, больше трёх километров, а с новыми прицелами Никиты артиллеристы уже разобрались. И боеприпасов на ежемесячные стрельбы мы не жалели. Фугасы на расстоянии свыше двух километров пробивали метровый слой древесины, полагаю, для вражеских кораблей вполне достаточно. На корабли эти гаубицы будем ставить без гидравлических противооткатных устройств, поставим простые пружинные, с запасом, на море всякое бывает, незачем пока разглашать конструкцию противооткатников.
Жаль, себестоимость гаубичных боеприпасов зашкаливала, каждый снаряд обходился в двенадцать рублей, напоминаю, больше месячной зарплаты рабочего. Зато пекли их по пять штук в день, успевай рассверливать стволы. Осенью мы собирались вооружить этими орудиями наш первый бронепоезд. Подаренные Володей паровозы с документацией помогли Николаю Сормову наладить их мелкосерийное производство, удешевив в четыре раза. К весне по нашим железнодорожным путям бегали двенадцать паровозов, да шесть ждали своей очереди на запасных путях. Паровые машины рабочие собирали по две в месяц, а ресурс парового двигателя достиг двух лет до капитального ремонта. Растёт культура производства наших рабочих, вполне возможно, скоро сможем нарезные карабины выпускать. Пока к автоматическому оружию мы даже не подбираемся. Хорошо, что первую нарезную винтовку соорудили, минимально возможного калибра, восемь миллиметров, остроконечная пуля со стальным сердечником. Начальная скорость полёта пули по моим расчётам вышла около семисот метров в секунду, прицельная дальность выстрела до километра. Жаль, такие винтовки приходится изготавливать вручную, со скоростью парового двигателя. А себестоимость их почти двести рублей, да патрон пятак.
Поэтому мы и решили, в Европу не соваться ни в коем случае, а посвятить лето домашним делам и изучению южных соседей. Как раз к ним и отправлялась вторая флотилия, так и не нашедшая прошлым летом Вьетнам. Вместо него к югу от Китая оказался какой-то Аннам. Судя по карте, из него и возникнет Вьетнам лет через сто или раньше. Этот Аннам оказался разделённым на два княжества. На севере князья Чинь, на юге княжество Нгуенов. С южанами воевали какие-то братья, опять местные Пугачёвы азиатского разлива, а, может и непризнанные племянники. Потому, что фамилия у тех братьев была тоже Нгуен, родственники, видимо. Воевали братья против южного княжества в союзе с северянами, уже третий год. Парни наши там засветились и на севере и на юге, подарили пару ружей там и там, в надежде завязать контакты. Но, как назло, никакого результата. Северяне, в которых мы были более заинтересованы, как в соседях Китая, ничего не хотели однозначно, самоуверенно считали свои границы нерушимыми.
Посоветовавшись с Палычем, мы плюнули на таких союзников против Китая, будем просто торговать с ними. Нам нужны свинец, медь и олово, чёрт его знает, найдём ли в Корее достаточное количество, надо в этом Аннаме поискать металлы. Тем более, что там находятся богатейшие залежи вольфрамовых руд. Вряд ли их уже разрабатывают, но своих парней я проинструктировал и показал образец вольфрама из наших полиметаллических отвалов. Чёрт возьми, хоть в Чили за медью корабли не посылай, больно далеко, надо ближе искать. Ничего, на год нам трофеев хватит, там будем думать. Читал я где-то, что в Маньчжурии есть месторождения меди, не привозят же китайцы медь для своих пушек из Англии. Поэтому основной задачей наших парней была торговля, пусть без всяких условий, но, с максимальной прибылью. Шмоток у нас хватало трофейных, а без ресурсов мы погибнем, никакое золото не поможет, от маньчжурских солдат золотыми слитками не отобьёшься.
Вот так, после отплытия торговых флотилий я собирался закончить эксперименты по изготовлению труб небольшого диаметра. Трубы, это необходимейший элемент практически всех машин, пока нам приходилось все трубки катать из медного листа, затем спаивать, это дорого и медленно. Научимся производить трубы горячекатаным способом, те же паровые машины подешевеют наполовину. А литые чугунные трубы я собирался применять для водопровода, не хрупкую же керамику ставить в сейсмоопасном районе. После освоения технологии литья труб перейду к трубопрокатным станам. Их я планировал собрать к осени, чтобы зимой спокойно отработать технологию. Прокатанные из нашей стали трубы вполне пойдут на миномёты, мы их сможем сотнями выпускать и гораздо дешевле. С такими мыслями я третий день работал на своём заводе, радуясь спокойному времени, когда меня отвлёк телефонный звонок дежурного в порту.
— Тревога, воевода, чужие корабли в бухту заходят, азиатские, больше пяти было.
— Блин, — вырвалось у меня, неделю спокойно не прожить, — поднимай дежурный взвод в крепости и командира артиллеристов. Сейчас буду сам.
— Мужики, — посмотрел я на свою бригаду, — перерыв, вооружаемся и в порт, бегом. Сдаётся мне, придётся стрелять.
Когда мы подбежали к порту, чужих кораблей набралось в бухте восемь штук. Этакие сампаны или джонки, явно азиатской конструкции, полным ходом шли к берегу. Очевидно, намеревались причалить к нашей пристани, потому и время прилива выбрали, хитрецы. До ближайшего кораблика было метров двести, на палубе легко различались мужские фигуры, почему-то с мечами. Неправильно, пусть пройдут таможенный осмотр, решил я и выстрелил из своего карабина в воздух. Ноль эмоций, может, не расслышали? Я снова выстрелил пару раз, в воду перед носом первого кораблика. Те, казалось, лишь прибавили ход, словно не под парусом шли. Ба, да они хотят с нами воевать!
Я развернулся в сторону портовой батареи и махнул рукой, подавая приказ стрелять по кораблям. А своим ребятам крикнул, — разойдись по берегу! Это враги, огонь по готовности.
Затем улёгся на берег, выбирая себе цель, давненько мы не воевали. Пушкари начали стрелять после того, как я положил троих моряков. Но, их орудия исключительно поднимали волну, промахиваясь по юрким корабликам. После десятого жмурика, меня поддержали огнём мои литейщики, жаль, что их всего восемь человек. Ну, скоро народ подтянется, молодёжи у нас много, пострелять любят почти все. Ага, вот и первое попадание, один кораблик взлетел на воздух, разваливаясь на части, добрые взрыватели на снарядах. Калибр всего пять сантиметров, а красиво выходит. Лишь бы эти пушкари в панике мои гаубицы не применили, разорят, сволочи. В бухте вполне достаточно старых пушек.
Два кораблика всё же прорвались к берегу, высаживая десант, человек по сорок с каждого парусника. Я побежал к ним, успел только крикнуть своей бригаде, держать пристань. На бегу сменил магазин в карабине, жаль, что ношу всего два. С полусотни метров начал расстреливать высадившееся воинство, уложил десятка два, когда закончился магазин. Пришло время револьверов, я положил "Сайгу" за камень и пошёл вперёд, вынимая оба своих револьвера. Прилёгшие, было, азиаты, увидели меня без оружия и побежали навстречу, размахивая мечами. Могу не успеть, мелькнула последняя здравая мысль, их больше сорока. Других мыслей не осталось, одни рефлексы. Стрелял я аккуратно, чтобы не пропала ни единая пуля. Расстреляв первый барабан, поменял револьверы, успев пожалеть, что не левша. Когда закончились патроны во втором револьвере, я бросил его в кобуру. Всё, придётся врукопашную, что-то их много для меня одного, может, отступить? Пока догоняют, перезаряжу револьверы?
Оглянувшись, я нервно рассмеялся. Ко мне бежали, размахивая револьверами и помповиками, человек тридцать наших горожан. Вдвое больше владивостокцев уже стояли на причале и расстреливали бедных азиатов. На волнах залива качались всего три кораблика, которые уже никуда не спешили. Надо языка взять, а то так и не узнаем, кто был, пришла запоздалая мысль. Нет, не запоздалая, остатки неосторожно высадившихся на берег азиатов бросают свои сабли и падают на песок, закрывая голову руками.
— Филя, возьми человек трёх живыми, — говорю я пробегающему мимо меня лейтенанту. Быстро он бегает, до его батареи полчаса хода.
К счастью, кроме меня, об этом вспомнили многие, и пленных набрали три десятка. К счастью, потому, что все они оказались японцами, а у нас никто японского языка не знал. И только один из пленников говорил по-корейски. Как я этому радовался, когда мы разобрались во всём. А разобрались мы в этом только через три дня, перед этим, в горячке, сильно поломали пальцы некоторым пиратам. Да, это оказались японские пираты, и наш переводчик рассказал много интересного о себе и японских пиратах, в частности. Япония была разделена на несколько десятков княжеств, постоянно конфликтующих между собой. Учитывая, что своей продукции островитяне производили немного, промышленности не было, торговля не давала достаточного дохода. Вот и вынуждены были "бедные, несчастные пираты" грабить побережье материка. Это я аргументы пленников цитирую.
Однако, удачно отбитое нападение пиратов заставило нас изменить схему обороны и охраны города. Мы дополнительно вынесли два наблюдательных поста из бухты на побережье океана, рассчитывая со временем провести туда телефонную связь. Пока же оборудовали посты длинноволновыми рациями и запасом хвороста, на случай их отказа, для подачи сигнала дымом. И, оборудовали на заводе паровых машин гудок, разъяснив всем горожанам систему сигналов. Один гудок — нападение с моря, два гудка — с суши, три гудка — опасность, бегите домой за оружием. В любом случае, нашёлся повод проверить нашу готовность к обороне и устранить недостатки. Опять организационные хлопоты отвлекли меня от производства, но, в отсутствие Палыча, занимавшегося железной дорогой от Быстровска к Нингуте, я, как обычно, заметно переживал за оборону.
Перебравшиеся во Владивосток корейцы, помогали в допросах пиратов. Они и рассказали, что японские пираты много веков терроризируют побережье, особенно Корею. Спрашивать у них, почему корейцы не разгромили это пиратское гнездо, я не стал, вспомнив многовековой статус Кореи, как вассала. В прошлом вассала монголов, теперь вассала китайцев, в будущем, о котором Пак не знает, Корее суждено стать вассалом Японии. Даже после Второй мировой войны освобождённая Корея будет разделена на две части, Северную и Южную. Обе страны трудно назвать очень уж самостоятельными. Как при таких исторических обстоятельствах корейцам вообще удалось сохранить страну и нацию, непонятно и вызывает уважение.
К сожалению, до самого сентября мне не удалось больше нормально поработать на заводе. Ещё в конце августа я понял это и признался себе, "пропало лето". Пропало именно для моих производственных экспериментов, поскольку в остальном отношении год выдался удачным. В конце мая отправились на родину казахи, забрав тысячу ружей и десяток миномётов с боеприпасами. Датов к этому времени умудрился пригнать за пару тысяч вёрст табун лошадей в триста голов прямо в Белые Камни. Фёдор Назров, командир казахов, за зиму стал мне настоящим другом, главное, понял наши цели и перестал сомневаться в успехе освобождения Южного Казахстана от китайцев. Он и его парни великолепно овладели тактикой партизанских действий против больших воинских формирований, твёрдо усвоили, что стрельба из ружей на дальней дистанции лучшее средство против китайцев, лишённых такого оружия.
В то же время разрешилась, наконец, загадка нападения монгольского отряда на нас в прошлом году. В Белые Камни прибыла делегация трёх монгольских родов, это с их представителями я разговаривал год назад. Им показали пленника, в котором те опознали одного из группы молодых бунтовщиков, убежавших год назад из рода. Эти молодые, да ранние, призывали воевать с русскими, а не держаться за степи, захваченные китайцами. Их исчезновение произвело сильный эффект на противников дружбы с Россией, благодаря чему и появились официальные посланники монгольских родов. Монголы пригнали огромное количество овец и даже привезли два пуда золотых и серебряных монет, чтобы купить наши ружья. Для нищих оккупированных кочевников это был настоящий подвиг. Тимофей описал мне по рации эти монеты, а позднее отправил во Владивосток. Каких древностей там только не оказалось, вплоть до серебряных драхм Древней Греции и золотых солидов Малой Азии.
Я не смог отказать таким выгодным покупателям, пусть и в кредит, отправил заказ по железной дороге до Быстровска, это сэкономило нам неделю времени. На сей раз я не стал отправлять своих инструкторов к монголам, пусть разбираются сами. Но, свои предложения об оплате дальнейших поставок оружия пленными женщинами или ремесленниками, передал. Ставка на расселение во Владивостоке профессионалов из разных стран привела к строительному бум. К осени 1779 года в городе жили, по нашим учётам, около двадцати тысяч человек. И только третья часть из них были русские переселенцы. Ещё треть населения составляли корейцы, за год обогнавшие в численности китайцев. Остальную часть жителей представляли маньчжуры, дауры, вогулы, башкиры, даже два десятка англичан, выходцы из бывших пленных. К ним постепенно добавлялись специалисты из Европы, коих насчитывалось уже полсотни.
Мне даже пришлось назначить городового, которым я уговорил работать старшего брата Лебедева, моего ученика. К нему в помощь привлекли по одному корейцу, китайцу, маньчжуру и пару башкир-стрелков. Всех оформили околоточными надзирателями. Селились в городе строго после получения разрешения в рамках нарезанных участков. Градоначальника, Сергея Титова, мы предупредили о возможном возникновении всяких Гарлемов и Чайна-Таунов. Парень следил, чтобы земляки не селились рядом. А между дворами китайцев или корейцев обязательно жили англичане, русские или башкиры. Так и нам спокойнее, и русский язык переселенцы быстрее выучат. Тем более,что своими полномочиями я запретил создание мононациональных предприятий. В каждой мастерской, лавке, или другой организации, где работали более трёх человек, обязательно должен работать русский, хоть подросток, но русский. Под этот статус подпадали все православные, коими в последний год стали считать себя даже дауры с айнами.
В русских предприятиях действовал обратный принцип, хоть один инородец, но, должен быть. А на заводах работал настоящий интернационал, не зря мы специалистов разыскивали, где только могли. Благо, чтобы выстроить жильё в городе, обязательно нужно иметь работу. Тем, кто приходил наниматься на работу из окрестных селений, предоставлялось бесплатное жильё в бараках для военнопленных. Тех с каждым месяцем становилось всё меньше, люди крестились и меняли свой статус. Потому, что пленными оставались лишь китайские пираты. Англичан, взятых в плен, давно разобрали рабочими на верфь, медики ушли к нашим лекарям, солдаты быстро заключили десятилетние контракты на службу. Почти все они служили в рядах "маньчжурских добровольцев" в Корее, среди восставших.
Много сделал для объединения городской молодёжи всех национальностей Антон Воронов. За два года он создал целую команду планеристов, где насчитывалось до полусотни парней и девушек, бредивших небом. Если в прошлом году они просто летали на дельтапланах за городом, пугая стариков и восхищая молодых, то, после нападения японских пиратов, я официально принял Антона на патрульную службу. Ежедневно, в хорошую погоду, утром и вечером дельтапланы облетали окрестности города, бухту, высматривая чужаков. Мелочь, а ребятам приятно. Теперь они могли с гордостью говорить родным, что не балуются, а состоят на важной государственной службе. Пока у ребят было пять дельтапланов, но, с нашей подачи, Антон уже строил настоящий планер, его будет разгонять до взлётной скорости паровоз. Благо, опыт планирования в восходящих воздушных потоках уже имелся, мы не сомневались, что планер полетит успешно.
Ещё одна новинка появилась после пиратского нападения японцев. Я выписал два капёрских патента, бывшим английским пленникам Охриму и Байдане. Они за год вполне сдружились с такими же отмороженными казаками, беглыми пугачёвцами, мечтавшими хорошо повоевать. Что в их понимании значило — пограбить. Честно говоря, нас с Палычем эти мстители начинали напрягать. Нет, они добросовестно работали на верфи, но, всё свободное время вербовали своих сторонников рассказами о нехороших англичанах и сволочах -китайцах. Поэтому, при выдаче капёрского свидетельства я специально указал, что имеют право нападать на все недружественные суда, без уточнения национальной принадлежности. Никто не сомневался, что японцы лишь повод, чтобы пограбить китайских и английских купцов. В принципе, меня и Палыча это устраивало.
Так и так мы собирались вытеснять англичан из Юго-Восточной Азии, почему не заняться этим уже сейчас? Единственное условие, которое новоявленные капёры поклялись не нарушать, это безопасность остальных европейских и корейских судов. Пользу от торговли с европейцами и корейцами понимали даже безбашенные отморозки. Посему, два новоявленных капёра арендовали у меня два шлюпа, с тремя орудиями на каждом, закупили в кредит оружие и консервов, получили карты и лоции, после чего отправились на свободный поиск. От себя я добавил просьбу выгонять всех японских и китайских рыбаков из широт, севернее Владивостока. Будут возмущаться, приводить их суда во Владивосток, разберёмся здесь. Так, летом 1779 начались наши организованные действия по обозначению позиций Российской империи на Дальневосточных морях. Флот у нас вполне достаточный, чтобы навести порядок в Охотском и северной части Японского моря.
Тем же летом мы отправили на прииск первую изготовленную Сормовым драгу, примитивную донельзя, и такую же надёжную. С июня группа помощников Николая налаживала первую промышленную добычу золота на прииске. А всего к этому времени наши поступления золота с прииска дошли до тонны, составляя в среднем десять пудов за месяц. Две трети добычи уже отлили в килограммовые слитки, с клеймом ДВК. А остальную добычу мы отдали ювелирам, усердно работавшим всю зиму. Теперь каждое наше торговое судно имело небольшой набор золотых цепочек, браслетов и колец для обмена и торговли. Золото пока шло высокой пробы, почти семьдесят процентов чистого аурума, аффинажа не требовалось. И, слава богу, потому, как сам я процесс знал лишь в теории, а специалистов у нас не было. Да и желания возиться с вредным производством тоже не имелось.
Две трети нашего оружейного производства мне удалось перевести в Быстровск, как и химическую мастерскую. В расчёте на будущие катаклизмы мы с Палычем опасались складывать все яйца в одну корзину. Пусть дальневосточные города дублируют друг друга, пока это получалось. Производство чугуна и стали, рельсов и паровозов, удачно разместилось в Белом Камне и Владивостоке. Порох, патроны и снаряды делали теперь тоже в двух городах, в Быстровске и Владивостоке. Верфь была одна, так и морской порт всего один, пока. Хотя идея строительства ещё одного, не замерзающего порта, уже появлялась. Стоило добираться с таким трудом к Тихому океану, чтобы четыре месяца в году сидеть в запертой бухте. Однако, строить новый Порт-Артур и Дальний мы опасались, наступать на исторические грабли не стоит. Нужно было найти удобную бухту вне исторических владений традиционных стран — Китая, Кореи, Вьетнама и прочих. Одновременно близко к Владивостоку, чтобы иметь короткое плечо снабжения. Но, это дело будущего, за лето мне хотелось вывести заводы и мастерские на одинаковый технологический уровень, и общие стандарты.
Не устраивать же слёт передовиков производства и обмен опытом. Тем более, что две трети передовиков производства отставали от минимальных требований культуры того самого производства. Зимой мы изготовили на Владивостокском заводе несколько сотен калибров, стальных линеек и скоб, под основные технологические размеры оружия и патронов. С паровозами и пароходами ошибка в миллиметр ничего принципиально не изменит, в ружейном же производстве такие отклонения технологии будут смертельными. Поэтому стандартизация нашего производства жизненно важна. Нет, мы приучали рабочих к метрической системе с самого начала строительства завода в Таракановке. И соблюдали стандарты во Владивостоке. Однако, с разделением производства требования к стандартам пришлось ужесточить. Тем более, что как раз в Быстровске мы стали налаживать массовое производство подшипников. Там поселилось много женщин и девушек, лучших специалистов для сборки точных изделий.
В результате мне пришлось на три месяца задержаться в Быстровске, с перерывами на несколько поездок во Владивосток. Слава богу, путь в две с лишним сотни вёрст поезда проходили за восемь часов, без особой спешки, с одной заправкой воды. Этим летом наёмные рабочие выстроили на дороге четыре разъезда, чтобы не тратиться на двухпутку. И установили на каждом водяные баки. Местные жители быстро усвоили дополнительную возможность заработка, с азартом пополняли запасы воды и доставляли запасы топлива. И считали за честь работу смотрителями, обходчиками и стрелочниками на железной дороге, а её мы давали только тем, кто бегло говорил по-русски и немного читал. В городские школы ещё летом стали прибывать ученики с родителями, думаю, к осени придётся расширять школьные помещения или вводить вторую смену. Обучение, между прочим, у нас бесплатное, вернее, за мой счёт. А все учителя имеют чёткие инструкции по выявлению толковых учеников, подкреплённые немалыми премиями.
Глава пятая.
В июле 1779 года я всё-таки съездил в Нингуту, причём половину пути провёл в пассажирском вагоне поезда. Бывшие китайские пленные, почти полностью переквалифицировались в дорожные строители и шустро прокладывали железнодорожную линию от Быстровска на юг, к Нингуте. Поезда из Владивостока едва успевали подвозить рельсы, которые с колёс перегружали на баржи. Эти баржи, гружёные рельсами и продуктами для рабочих, сноровисто тянули против течения паровые буксиры. Дорогу мы прокладывали неподалёку от реки, так, что обратная выгрузка на берег а нужном месте и доставка к месту прокладки рельсов занимала немного времени. Тем более, что мастера прокладывали три участка пути одновременно. Глядя на результаты их труда, возникла надежда, что к зиме Нингута будет привязана к Быстровску железной дорогой накрепко. И, все опасения о китайском реванше отпадут.
Сама Нингута меня не впечатлила, напомнила старые среднеазиатские городки, с их пылью, скукой и глинобитными домиками. Так оно и было, сейчас от большого города мало, что осталось. Кроме нашего гарнизона, жителей насчитывалось десять тысяч. Остальные ушли на юг, в Китай. Грустное зрелище, хотя город стоял на реке и, по моим прикидкам, рыбно-консервную промышленность вполне можно организовать. Кому только продавать, вот в чём вопрос? Надо считать, думать. Состояние гарнизона, как и настроение бойцов мне понравилось. А чего нет понравится, коли их меняют каждые три месяца? Так, что в июле же я успел вернуться в Быстровск, где встречал очередных заводчиков из России. Они привезли с собой рабочих и станки, прядильные, волочильные, ткацкие и прочие. Прокл Нилин ещё весной через наших радистов передал заказ на технику и рабочих, в отсутствие конкурентов, он спешил развернуться.
— А это всё ваше, Прокл Савич, — показывал я Проклу Нилину на дремучие заросли конопли, мимо которых часами шёл наш поезд. — Не земля, конечно, а сама конопля. Руби, сколько душа пожелает, только спасибо скажу. Дорогу всё равно чистить надо. Верёвки и канаты твои покупать будем в большом количестве, пока их приходится у корейцев брать. На корабли много этого добра идёт. Для ваших ткачей мы тут хлопок закупили, попробуйте, говорят, не хуже льна ткани выходят. Давай, сразу договоримся, местных жителей не обижай и своим не разрешай, в случае чего, зови меня или моих помощников. Ты же не хочешь, чтобы твой завод сгорел?
— Что, были поджоги?
— Нет, слава богу, живём мирно, вокруг Владивостока всё больше русские деревни. Это здесь, у озера Ханка, всяких инородцев хватает, от корейцев до нивхов. Озеро, кстати, необычайной чистоты, не хуже Байкала, даже креветки водятся пресноводные. Ну, вроде наших раков, только меньше.
— Лён у вас растёт?
— Не знаю, может и растёт, если нет, так корейцы посадят. Понадобятся семена, скажи, закажу в Прикамске или Нижнем Новгороде, быстрее выйдет, чем самому везти. Только надо крестьян обучить лён теребить, или своих привезти из России.
Во Владивостоке опять хозяйственные хлопоты затянули меня. Много времени отнимали хлопоты Русской Дальневосточной кампании. Евграф Романов почти полгода объезжал наши острожки, побывал во всех городках и селениях аборигенов, даже на Курильские острова рискнул заглянуть Только после этого занялся бухгалтерией, принимал у меня дела, пересчитывал имущество кампании и сверял доходность. Мужчина он был дотошный, хваткий и опытный. По части ведения хозяйства на голову меня выше и грамотнее, так, что оставалось лишь радоваться, что у кампании такой руководитель. С его появлением, а они привёз не только дочерей, но и два десятка расторопных приказчиков, торговля увеличилась едва не на порядок. Многие трофеи, без дела лежавшие на складах, были посчитаны, переданы кампании в счёт нашей доли, и активно распродавались и обменивались у аборигенов на меха.
Символ РДК, три буквы, написанные славянской вязью золотом на красном фоне, появились во всех крупных селениях Приамурья. Романов взялся реализовывать почти половину продукции наших механических и железоделательных заводов, начиная от ружей и боеприпасов, заканчивая лопатами, косами, плугами и боронами. Именно его приказчики взяли в свои руки торговлю с башкирскими стойбищами, скупали у них скотину в обмен на ткани и оружие. При этом Романов понимал необходимость переманивания клиентов у привычных маньчжурских торговцев, и не рвался за сверхприбылями. К моему удивлению, он отлично понял идею демпинга (возможно, знал и раньше, но подыграл мне), после чего маньчжурские товары за пару лет просто исчезли в Приамурье, вместе с ханьскими торговцами.
Приказчики РДК организовали сразу пять экспедиций на Командорские острова за каланом, отправили туда шесть вооружённых нашими пушками шлюпов. Пусть всего одно орудие на носу, но наши пушки заменяли десяток классических орудий. Евграф согласился с нашей позицией об изгнании любых иноземных добытчиков из океанских широт, что севернее Владивостока. Для этого и нужны были орудия, чтобы гонять японских рыбаков, английских и французских добытчиков на их шхунах.
Понимал Романов и важность создания и поддержки сельских поселений на Дальнем Востоке, всячески способствовал закупкам зерна и скотины в первую очередь у наших крестьян по выгодным для них ценам. Он поддержал введённые мною пошлины на торговлю продуктами для инородцев, не пытался обойти их и не давал своим подчинённым. Мы много разговаривали с Евграфом о перспективах развития края, именно он, кстати, опасаясь не меньше меня приезда губернатора и смены власти, предложил организовать по образу Ост-Индской английской кампании экстерриториальные владения РДК. То есть, найти в океане один или несколько островов, желательно с незамерзающими на зиму бухтами. И, поднять над этими владениями флаг Русской Дальневосточной кампании, по примеру англичан, так популярных в Санкт-Петербурге.
Мало кто знает, но в конце восемнадцатого века все колонии и торговые точки британской Ост-Индской кампании в Юго-Восточной Азии, Китае, включая захваченные княжества в Индии, считались формально владениями Ост-Индской кампании, а не Британской короны. Сами англичане таким способом уходили от военных конфликтов с другими европейскими колонизаторами, той же Франции, Голландии, Испании. На жалобы дипломатов о нападениях и вытеснении войсками Ост-Индской кампании французских, голландских и прочих торговцев из лакомых колоний, англичане с чистой совестью отвечали, что это частное дело, корона тут не причём. Как говорится, "только бизнес, ничего личного". Правда, французы и голландцы отвечали тем же.
В результате по всей Америке и Азии два с лишним века шли беспрерывные войны англичан с французами, испанцев с англичанами, французов с голландцами и так далее. Но, официальных войн сами государства друг другу не объявляли, за редкими исключениями. Дипломаты продолжали улыбаться друг другу, монархи заключали союзы, вели дружескую переписку, а за пределами Европы их подданные азартно резали друг друга, делили захваченные колонии. По различным оценкам, на пике расцвета, личные войска Ост-Индской британской кампании составляли до сорока тысяч солдат и десятки военных кораблей.
При всём этом монархи поддерживали своих торговцев, пока те не жалели налоговых отчислений и неприкрытых взяток властям с полученных в процессе ограбления колоний сверхдоходов. Однако, в дела самих Ост-Индских кампаний официальные власти не вмешивались. Кто и как там руководит, монархов не волновало, лишь бы не прекращался поток прибыли с Востока. Да и окрепшие торговцы не зря вводили в пайщики кампании нужных людей, получая таким образом, возможность влиять на политику государства в нужном направлении. Мы с Иваном, в принципе знали всё это, но не придавали значения. А, острый ум Романова, едва столкнувшегося с подобным порядком вещей, предложил организовать нечто подобное. Он понимал, что позиции наши пока слабые. Однако, не сомневался в возможностях достичь положения РДК внутри России, аналогичного Ост-Индской кампании внутри Британии. Говорят, даже войны там объявлялись только после консультации с правлением кампании, принесёт ли какая война прибыль?
Своими неожиданными предложениями выйти из-под крыла империи в самостоятельное плаванье Романов меня удивил, а Палыча просто выбил из седла. Мы не ожидали от провинциального купца такого размаха и смелости. Хотя, по здравому размышлению, он просто озвучил наши внутренние желания. Более того, Евграф сумел нас убедить в осуществимости этого плана, и росте доходности в геометрической прогрессии. При одном условии, чтобы Петербург, как минимум не вмешивался, как максимум, дал официальное разрешение.
Мы связались с Никитой по радио, после недели ожидания нужного состояния атмосферы, он задумался и попросил пару дней на раздумье. Но, вскоре и он согласился нам помочь, благо, в этом невольно помогут сами англофилы, коих у престола довольно много. Ибо в предложениях императрице (читай — Потёмкину), мы будем не только ссылаться на несомненную пользу России, но и на опыт передовых "просвещённых" монархий. Сам Никита оценивал шансы получить, как минимум разрешение на захват территорий под флагом РДК, весьма высокими. Тем более, поверили в это дело мы, зная умения нашего друга и его напор, когда дело действительно важное и стоящее. А это предложение того стоило. Никита не преминул напомнить, что продвижению подобной идеи весьма помогут несколько судов, гружёных дарами Востока, и подарок императрице, не хуже прошлого.
Заручившись поддержкой друга, мы принялись двигаться к исполнению нашего плана. Не упуская, конечно, текущих дел, которые начинали радовать. К северу от Владивостока насчитывалось уже двадцать восемь вогульских селений, вытянувшихся на сотню вёрст в тайге. Обрабатывать землю охотники не особо стремились, довольствуясь посадками картошки, спасавшей от голода. Остальное обеспечивала охота, зверя в Уссурийской тайге пока хватало, а продавали меха вогулы нам не за бесценок, как раньше, потому и вырученные деньги позволяли жить безбедно.
Русские крестьяне за пару лет распахали столько земли, что уже этой осенью собирались полностью накормить горожан своими продуктами. Естественно, я не сомневался в этом, поскольку половина городских жителей выращивала картошку и свои овощи на огородах, покупая исключительно зерно. Даже рыба и мясо были свои, за редким исключением. Переселенцы быстро привыкали к рыбному изобилию и в путину останавливали работу все заводы Владивостока, кроме консервного. Туда на время путины нанимали дополнительных рабочих, чтобы работали в три смены. Нынче к осени консервный завод закончил заказанную партию в десять тысяч бансов с крабами. Можно отправлять корабль в Петербург, лишний миллион серебром нам не помешает. Если не реализуем бансы в столице, Лушников распродаст остатки в провинции. Попробовать царскую пищу за сто рублей захотят многие, берут же провинциальные помещики французское шампанское, по тридцать и семьдесят рублей за бутылку?
Порадовали меня наши "маньчжурские добровольцы", они привезли из Кореи несколько тонн меди, свинца и олова, больше того, рассказали, что недалеко от нашей границы, на самом севере королевства, есть выходы медной руды. Они в горах, далеко от побережья и практически не разрабатываются. Парни нарисовали схему со всеми близлежащими селениями, и на две недели пришлось выехать в тот район. Действительно, место очень удобное, от железной дороги Владивосток-озеро Ханка-Быстровск всего семьдесят километров. Да и само месторождение богатое, будем разрабатывать, пока у власти наши друзья. Часть рельсов пришлось от Нингуты отобрать, направив их на прокладку дороги к медному руднику. Мастера обещали первую медь дать через пару месяцев, к зиме будем со своей медью, ещё одна гора с плеч долой. А у восставших корейцев появится лишний быстрый канал доставки товаров и оружия. Под это дело, что дорогу строим за свой счёт, что рабочих нанимаем местных корейцев, да ещё построим плавильный заводик на территории повстанцев, добыча меди вышла бесплатная. В общем, Корея начинала оправдывать наши хлопоты, учитывая, что мы закупали полуфабрикаты и ресурсы, а продавали дорогостоящие изделия в виде оружия, боеприпасов и железных инструментов.
С удачей вернулись корабли из Аннама, хотя все попытки продать оружие северному княжеству Чинь закончились безрезультатно. Зато бунтовщики, братья Нгуен*, вышедшие со своими войсками к побережью, моментально оценили преимущества нашего оружия. И, не моргнув глазом, закупили полтысячи ружей с патронами по сто рублей за одну "Лушу". Больше у наших парней оружия не было, но старший, из братьев, Нгуен Хэ, пообещал закупить следующим летом сразу пять тысяч ружей с патронами. Расплачивался щедрый покупатель золотом и серебром, когда узнал о нашем желании приобрести свинец и олово, велел подарить пару тонн того и другого.
Так, что в Аннам можно направлять посланников для прощупывания позиций по Китаю. И, как минимум, готовить пять тысяч ружей на продажу, лучше сразу десять. Только, какой товар на эти деньги мы будем брать в Аннаме? Если на десятую долю выручки закупить олова, свинца и ртути, наши корабли до Владивостока не доплывут, затонут. Решили, как в Корее, разницу добирать произведениями искусства, фарфором, тканями. Воодушевлённые несомненным успехом, корабли отправились с грузом оружия обратно, в Аннам. До осенних штормов успеют вернуться.
В Камбодже русским торговцам удалось сбыть два десятка ружей и довольно много золотых украшений, а покупать было нечего, просто не было никаких металлов, кроме железа. Парни вспомнили мои рассказы о сахаре и не растерялись, забили все трюмы сахарным тростником. Вот, на обратном пути пришлось понервничать, когда небольшим корабликам преградили путь два английских корабля Ост-Индской кампании и потребовали предъявить груз для осмотра. На подобный случай все русские капитаны были проинструктированы, и запросили дату начала войны между Британией и Россией. Пока англичане раздумывали, что отвечать, пароходы и шлюпы обошли оба корабля и скрылись, благо ветер был встречный, а шлюпы гораздо подвижней многопушечных кораблей, не говоря о пароходах. Возможно, англичане и напали бы на наших ребят, но, сообразили, что догнать не успеют, а попасть из пушек в юркие кораблики не смогут. Всё же, вопрос о возможном нападении англичан или других военных кораблей надо решать конкретно и чётко.
Осень в тот год наступила рано, снег выпал в начале октября и несколько недель держалась непроходимая слякоть. Под этим предлогом из Нингуты вернулся Палыч, окончательно убедившись в отсутствии китайских войск южнее города на добрую сотню вёрст. Закончить железнодорожную линию Быстровск-Нингута за лето не успели, оставалось уложить почти восемьдесят вёрст рельсов. Однако, Иван Палыч достаточно укрепил оборону города за лето, выстроил два форта с бревенчато-земляными укреплениями. В каждом разместил по шесть старых пятидесяти миллиметровых пушек. Вместе с миномётами получилась неплохая сила, способная отбить первые атаки врага, как минимум. Гарнизон новобранцев за лето натаскали, парни продержатся и без Палыча. Надо-то выдержать четыре дня. Даже при незаконченной железнодорожной ветке, мы могли подвезти войска и боеприпасы, из Владивостока и Быстровска за три-пять дней, независимо от погоды.
Все наши рации, установленные в городах и на пароходах, летом прошли профилактику, поменяли радиолампы. Их качество пока оставляло желать лучшего, но полгода-год они работали. Возни с капризным, постоянно ломающимся оборудованием было много, но быстрая связь стоила того. Пока мастера стеклодувы отрабатывали технологию изготовления качественных ламп, жаль, были проблемы у нас с вакуумными насосами, не давали достаточного разрежения. А инертных газов тем более не было. Так, что радиолампы выпускали с десятикратным запасом прочности, что отрицательно сказывалось на качестве передач. Но, остальные детали — резисторы, конденсаторы и стандартные катушки, вызывали уважение, их удалось довольно чётко стандартизировать. Пока мы пользовались привычными терминами — вольты, амперы, омы, фарады и ватты, но, близился момент, когда придётся решать с нашими друзьями, как назовём все размерности в этом мире, если выживем.
Иван вернулся во Владивосток не один, привёз почти три десятка инженеров, механиков и кузнецов. Кроме того, нанял две бригады строителей, те строили несколько дворцов в китайском стиле во Владивостоке, под административные здания. А самую многочисленную команду строителей, в сорок восемь человек, он высадил в Быстровске, чтобы готовили расчёты для строительства железнодорожного моста через Сунгари. Наши нынешние средства позволяли такую роскошь, звонкой монеты у нас скопилось за лето больше ста тысяч рублей серебром, не считая золотых слитков и прочих ценностей. Это при постоянно растущих расходах и неплохой зарплате рабочих. Мы могли потратить на строительство моста тысяч восемьдесят рублей серебром, совершенно не выпадая из бюджета. С приездом Палыча непогода усилилась, мерзкая слякоть со шквалистыми порывами ветра совершенно не давала возможности работать на улице.
Что вы думаете, неутомимый Иван занялся сахарным производством, больших сараев с печами у нас хватало в промышленной зоне. Дело святое, не гноить же купленный сахарный тростник, из нескольких тонн которого мы смогли получить пудов тридцать жёлтого тростникового сахара. Главное состояло в другом, я сразу и не сообразил. Тростниковый жмых Палыч быстро забодяжил в брагу, которую перегонял неделю на специально собранном полупромышленном самогонном аппарате. Получил в результате две тонны тростникового самогона, достаточно крепкого, не меньше пятидесяти градусов. Треть сразу отдали на медицинские потребности, остальное Иван начал разливать в специально заказанные стеклодувам бутылки оригинальной формы, запечатывая их пробками из коры дальневосточного пробкового дерева. А типография уже распечатала необходимое количество этикеток "Русский ром", которые оставалось лишь наклеить, продукт готов к реализации.
— Иван, — не выдержал я своих опасений, — в России монополия на спиртное. Ты нас под монастырь подведёшь своим бизнесом.
— Ничего, я не в России ромом торговать буду и не русским его продавать, это спецзаказ для аборигенов, всяких малайцев, китайцев и прочих папуасов. Ты лучше скажи, когда японцев накажем за прошлогоднее нападение? — Палыч многозначительно мотнул головой, глядя на меня. — Народ здесь простой, я устал слушать про ответный удар. Если не отомстим японцам, рискуем потерять лицо. Корейцы узнают об этом первые, может быть очень плохо. Мы сами вооружили бунтовщиков, у них вполне достанет ума напасть на нас, чтобы получить производство оружия в свои руки, если мы покажем свою слабость. Опасно это, Викторыч, очень опасно.
— Ты уверен, что японцев мы разделаем? А сколько народа потеряем? — Я давно думал над этим вопросом, и только большие потери останавливали меня от принятия решения.
— Если и дальше будем молчать, потеряем ещё больше. Кроме того, для атаки на остров предлагаю задействовать южно-китайских инсургентов, что проходят обучение у нас всё лето. Их почти триста бойцов, представим рейд на остров выпускным экзаменом. Нам же лучше, они так разукрасят свои подвиги, что японских пиратов начнут гонять по всему побережью. Для нас это выгодно. — Помолчал Иван, раздумывая над своими доводами. — Будут японцы беднее, легче их сделать нашими союзниками, подсадить на экономическую иглу сотрудничества.
— А план у тебя есть? — Уже согласился я, уточняя действия.
— Давно всё отработано, не волнуйся, захватим этот Хоккайдо в лучшем виде. — Заметно повеселел Палыч, давно вынашивавший планы захвата пиратского логова на острове. — Ты не о захвате думай, о создании базы на острове реши, да всё обсчитай. Не ровён час, императрица тебя из инспекторов выкинет, куда нам деваться? Мы все знаем, не будет тебя, всех беглых обратно в кандалы закуют, повезут в Россию, в крепостные. И староверской вольнице конец придёт. Многие это понимают, потому и наши указания с полуслова исполняют. Всё на тебе, Андрей, держится. На твоей личности. Вот так. Да и нашему плану захвата земель под флагом РДК Хоккайдо не помешает, как пример, хотя бы.
Всё, главное сказано, мы начали готовиться к ответному рейду на логово японских пиратов, нельзя оставлять подобные нападения без ответа, особенно в Азии. Иначе рискуем "потерять лицо" и расстроить с таким трудом выстроенные отношения со всеми соседями, от корейцев до казахов. Механики перебрали паровые машины пароходов, капитаны сформировали орудийные расчёты и десантные группы. Все получили примерные карты разбойничьего гнезда пиратского князя Ясу, с указанием мест дислокации его дружины. Провели несколько штабных учений, разбирая возможные варианты развития событий. Мы собрали в набег двенадцать пароходов и шесть шлюпов, вооружённых старыми гладкоствольными пушками калибра пятьдесят миллиметров. Дополнительно загрузили в трюмы двадцать миномётов. В качестве десанта пойдут сто пятьдесят наших ветеранов, самые лучшие бойцы из тех, кто остался во Владивостоке, да триста китайских курсантов. Тех, кто нёс службу в крепостях, в Корее, в Нингуте, Палыч не стал отзывать, справимся своими силами. Пленные сообщили, что охрана князя не превышает сотни самураев, а остальных войск не больше трёх тысяч солдат. Оба пушечных форта были указаны на карте. Мы учли даже рельеф местности и сформировали группы подрывников с динамитными шашками для штурма домов.
Перед самым отплытием вернулись "Альфа", "Бета", "Гамма" из Цейлона. Редкий случай, когда все трое капитанов были трезвыми и весёлыми, оба немца приплясывали от радости, помогая Клаасу рассказывать подробности плаванья. Правда, к концу рассказа, все изрядно утомились, немалую роль сыграла крепкая настойка женьшеня, в количестве двух литров. Но, под хорошую закуску капитаны осилили ещё один литр напитка, прежде, чем решились попрощаться со мной. На следующее утро я выдал каждому из них премию в десять тысяч рублей серебром, а всем, кто плавал с ними, по сто рублей.
— Теперь я богатый человек, — смеялся Ганс, получая увесистый мешок с серебром. — Но, будь я проклят, если уеду домой и не увижу, чем кончится наша затея с Цейлоном!
Реакция двух других капитанов была аналогичная, им не терпелось вернуться на остров, чтобы продолжить начатую успешно авантюру. Ван Дамме смог провести все три корабля незаметно в укромную бухту на юге Цейлона, где месяц демонстрировал местным вождям все достоинства "Луш". Потом пришлось ещё два месяца ждать платы за оружие в виде самоцветов и слоновых бивней, да попутно загрузили тонн десять соли. Оказывается именно соль, а не самоцветы составляют основной экспорт острова. Не обошлось, разумеется, без различных специй, но, главной платой за две тысячи ружей с патронами стали именно необработанные самоцветы, сапфиры, рубины, опалы, больше пяти пудов. Старые моряки, все три капитана, знали толк в драгоценностях, даже необработанных. В один голос они заверяли меня, что после огранки самоцветы принесут не меньше двух миллионов рублей, при продаже оптом, без золотой оправы.
Когда они услышали, что мы собираемся разгромить гнездо пиратов, нападавших на Владивосток, настояли на своём участии. Клаас сразу начал уговаривать меня установить на его корабль четыре нарезных гаубицы, пришлось сослаться на нехватку времени для переоборудования. Зато у нас появились великолепные транспортные суда, куда мы погрузили эскадрон кавалеристов с лошадьми. Всё, ранним октябрьским утром, под моросящим дождём, наша эскадра вышла из гавани и отправилась строго на восток. Пленные в один голос уверяли, что путь займёт четыре-пять дней. Но, видимо, корабли двигались быстрее, или течение помогло. В любом случае, побережье Японии показалось вечером третьего дня. Мы с Иваном до темноты стояли на палубе корабля Клааса, любуясь на тёмную полосу острова Хоккайдо на горизонте. Завтра мы разнесём в пух и прах пиратское гнездо князей Ясу, затем придётся искать островок для нашего опорного пункта.
— Ты где собираешься тайную базу делать? — Словно подслушал мои мысли Палыч, принимая от кока кружку горячего глинтвейна, с появлением сахара этот напиток очень понравился нашему капитану, державшему в своих запасах сотню дюжин бутылок сухого красного вина.
— Не знаю, Кунашир или Шикотан, если выберем там удобную бухту, — пожал я плечами. Мне кок подал крепкий чай без сахара в большой фаянсовой кружке, поставив её прямо на влажную поверхность табурета, где уже стояла одна пустая кружка. Проводив кока взглядом, я взял кружку с чаем и припал губами к её краю, глотая терпкий горячий напиток.
— А кто мешает нам захватить весь остров Хоккайдо? По моим данным, кроме пресловутого Мацумы или Ясу, как там его правильно, японских князей там нет. Остров ни кем не колонизован, живут одни айны, которые за двести лет войны с японцами так и не смогли объединиться.
— Не слишком много откусываем? Справимся ли? — горький чай, больше напоминающий чифир, встал в горле комом, я закашлялся. — Диких айнов по лесам гонять, да атаки японцев отражать, когда работать будем?
— Не смеши, америкосы, не высаживаясь на берег, только обстрелом с кораблей, принудили Японию в середине девятнадцатого века к прекращению изоляции и политическим реформам. Думаю, мы гораздо грамотнее их сработаем, и пушки наши с пароходами почти на сто лет опережают все морские державы. Если японцы только сунутся отбивать захваченный город, мы прочешем частым гребнем все порты и гавани, они нам ещё Хонсю с Окинавой отдадут. Либо дань будем брать теми же слитками железа и свинца с медью, если откажутся договор о дружбе подписывать.
— Так айны замучают своей междоусобицей, истреблять их мне не хочется, как японцы в нашем мире устроили.
— Викторыч, за последние пять лет мы вырастили два батальона опытных бойцов, способных разгромить многотысячную армию. Причём, почти все они недалеко ушли от этих айнов по степени развития общества. Вогулы и башкиры, поверь мне, горят желанием сражаться и покорять новые земли. Денег мы им дали вдоволь, оружие самое лучшее, но, ребятам не хватает экстрима. Погоди, нам их ещё сдерживать придётся. А аборигенов будем ассимилировать, брать детей у князьков в заложники, учить их в наших школах, как все русские колонизаторы, принуждать к миру, как там в двадцать первом веке говорили.
— Рискнём, где наша не пропадала, — пустая кружка стукнула донышком о табурет, я стряхнул капли тумана с воротника плаща. Глядя на тёмную полосу берега, начал рассчитывать необходимые перевозки, первоочередное оборудование для строительства оружейного завода. Как-то незаметно стемнело и только редкие звёзды пробивались сквозь пелену моросящего дождя, над самым берегом. Казалось, мы приближаемся к берегам незнакомого континента, где начнётся наша новая жизнь. Очередной, уже третий раз в восемнадцатом веке.
К цели мы выходили долго, лавировали вдоль берега, "проводники" уточняли приметы друг у друга. Только к полудню флотилия вошла в маленькую бухту японского городка Мацума, одноимённого с именем князя, владельца окрестных земель. У берега покачивались на волнах полтора десятка пиратских корабликов, точно таких же, что мы потопили в гавани Владивостока. До полусотни рыбацких лодок проверяли сети вдоль всего побережья. На берегу скопились десятки людей, удивлённо рассматривавших наши корабли. Два кораблика почти сразу отплыли от берега, направляясь к нашему передовому кораблю, выдвинувшемуся впереди остальных на двести метров. Не прошло и получаса, как по трапу на борт поднялись несколько японцев.
Первым смело шагнул вооружённый мечом чиновник, не имевший ни малейшего сходства с изображениями самураев. Его сопровождали солдаты с пиками и типичный писарь, легко узнаваемый даже в экзотической одежде. Мы с Иваном рассматривали японских таможенников с любопытством, ожидая их выступления. Тупо начинать обстрел город не хотелось, всегда оставалась вероятность ошибки или провокации со стороны пленников. Хотя в своих показаниях они высказали редкое единодушие, описывая городок Мацума, его географию и жителей. За время нахождения в плену пиратов несколько наших людей выучились достаточно внятно говорить по-японски. Один из них, Мефодий Хромов, стоял рядом с нами, невольно опустив руку на кобуру своего револьвера. Мы ждали, что скажет нам таможня. И японец нас не подвёл, решительно заговорил первым, кидая на нас свирепые взгляды, словно классический злодей в первых немых кинофильмах.
— Вы нарушили законы страны Восходящего солнца, все корабли арестованы, а моряки должны немедленно спуститься на берег, чтобы предстать перед судом, — перевёл Мефодий нам с Палычем довольно ожидаемые слова.
По нашему знаку, моряки вывели на палубу двух пленников, а Мефодий, старательно выговаривая фразы, просил таможенника забрать его людей, якобы подобранных в океане. Пленники были проинструктированы и хранили испуганное молчание. Зато таможенник разразился длинной обвинительной речью в их адрес. Вплоть до угрозы кулаками и весьма выразительного хватания за свой меч. Хромов с пятого на десятое уловил смысл речи японца.
— Он называет наших пленников предателями, оскорбившими князя, не выполнившими своего долга и обещает с ними расправиться, так же, как и с грязными варварами, то есть с нами.
— Ну, что, — развернулся Иван к нашей команде, — очная ставка прошла успешно. Начинаем, парни.
В считанные секунды все таможенники были обезоружены и связаны. А пароходы принялись подрабатывать винтами, разворачиваясь к своим целям. Через пять минут началась артиллерийская бомбардировка городка, точнее обстрел стратегических точек. Пушкари стреляли аккуратно, без спешки, внимательно корректируя огонь, две береговые батареи были разбиты первыми выстрелами. Солдаты, метавшиеся по набережной, сориентировались и загрузились в корабли и лодки, направляясь к нашим судам. Правильно, у них оставался единственный выход, захватить нас на абордаж, что и попытались японцы выполнить, спасая город. Коварный Палыч, дождался, пока все японские корабли заполнятся солдатами и направятся в нашу сторону, только после этого разрешил их топить.
Видимо, японцы не имели понятия о существовании фугасов, как и прицельной точности наших орудий. Правильно, стреляй мы ядрами, да ещё при нынешней скорострельности, больше пары выстрелов, способных лишь пробить обшивку корабля и убить пару оказавшихся на пути ядра моряков, сделать не успели бы. Притом, что пиратские корабли успевали бы добраться до самых ближних к берегу пароходов. Одним словом, шансы у пиратов были неплохие, по меркам своего времени и привычных противников. Мы им оказались не по зубам, после фугасных попаданий пиратские судёнышки взлетали в воздух, как в лучших трюках Голливуда. Лодки, заполненные солдатами, пользуясь своими небольшими размерами и маневренностью, продолжали двигаться к нам, даже после затопления всех кораблей.
— Безумству храбрых, поём мы песню, как говорил пролетарский поэт, — нервно усмехнулся Палыч.
Безрассудство врагов, гибнущих без каких-либо шансов на спасение, внушало уважение. Однако, такую мясорубку мы не видели ни разу, даже когда громили китайские отряды под Ближней крепостью. Раненые и контуженые пираты в окружении трупов, плавали по всей поверхности бухты, цеплялись за обломки кораблей, звали на помощь, стонали. Учитывая конец осени, шансов выжить у потерпевших оставалось немного. Мы с Палычем занялись спасением утопающих, не спуская глаз с десятков лодок, заполненных вооружёнными пиратами. Возникла сюрреалистическая картина, с одного борта наши суда поднимали раненых, последними силами цеплявшихся за брошенные на верёвках спасательные круги. На другом борту корабля отделение стрелков дружно расстреливало пиратов в лодках, рискнувших приблизиться к пароходу. Впрочем, такая картина продолжалась недолго, передовые корабли приступили к высадке десанта на берег.
Артиллерийский огонь к этому времени затих, и, сопровождаемые криками раненых японцев и плеском волн, стрелки высаживались на берег. Там вскоре раздались знакомые звуки выстрелов "Луши". Друг за другом шлюпки сновали между кораблями и берегом, выбрасывая волны десантников. Вот приступили к высадке миномётчики, в сопровождении охраны стрелков спешившие занять две ближайшие высоты. Последними высаживались три десятка кавалеристов, именно столько лошадей смогли разместиться в наших океанских парусниках. Задача всадников была вполне конкретной, догнать отступающих из города чиновников и захватить в плен. Чтобы город никто не смог покинуть, особенно из числа правителей, задерживать всех, кто относительно богато одет или вооружён. Остальных отгонять обратно в город, ничего простым горожанам не сделается.
Наши бойцы волнами расходились от набережной по городу, обозначая захваченные объекты поднятыми красными флажками. Не прошло и получаса, как наш флаг закачался над казармами княжеской дружины, ещё немного и красный флажок развернулся над резиденцией князя. Все три дороги, ведущие из города к тому времени были перекрыты, можно смело высаживаться и организовывать зачистку. Чем мы и занялись с Иваном, распорядившись о начале разгрузки припасов, в основном патронов и снарядов, прямо на набережной. Остатки, и без того короткого осеннего дня, пролетели мгновенно, мы едва успели организовать оборону бывшего княжеского дворца и набережной. О перекрытых дорогах из города не забыли, но, местные жители имели массу возможностей бежать, на все тропинки стражу не выставишь. Ночь нас "порадовала" проливным дождём и обильным утренним туманом. Кстати, она оказалась гораздо теплее, чем у нас во Владивостоке.
Утром, после возвращения конной разведки, принесшей утешительные вести об отсутствии в ближайших окрестностях вооружённых людей, мы разделили флот на три части. Самые старые пароходы, остались в бухте, охранять нас со стороны моря, девяти пушек вполне достаточно, чтобы продержаться пару дней. Палыч, с флотилией самых быстроходных пароходов отправился вокруг острова. В его планах была конфискация или уничтожение всех судов, размерами больше рыбацкой лодки. До того, как сесть в глухую оборону, мы решили убедиться, что на острове некому ударить нам в спину. По пути Иван хотел нанести на карту хотя бы прибрежные селения, с чего-то надо начинать.
Самая большегрузная флотилия, в составе всех парусников, отправилась обратно во Владивосток. Ей предстояла напряжённая работа до самого ледостава Владивостокской бухты, перевозка в захваченный город станков, мастеров и запасов на зиму. Грузы давно были нами подобраны и рассортированы в порядке очерёдности, ждали своего часа на складах в порту. Рабочие, согласившиеся на переезд, тоже ждали своего часа на узлах. С этой флотилией отправлялись на материк южно-китайские курсанты, пора им возвращаться домой. Вчера они получили достойный урок применения нашего оружия против превосходящих сил противника, увидели на практике, как можно разгромить серьёзное войско, не потеряв ни единого бойца. Представляю, какой фурор произведут их впечатления в Кантоне.
Основная рутина работы по наведению порядка и установлению новой власти легла на мои плечи, собственно, это было понятно. Я, как говорится, главный, мне и вдохновлять новых подданных на подвиги. Назвался груздем, полезай в кузов. Как ни странно, именно такого опыта у нас не было. Да, мы захватывали Нингуту, но там мы сначала всё разграбили, вывезли пленных, и сопротивляться физически было некому. В приамурских селениях, мы, наоборот, совсем не появлялись, о нашем захвате территории, в том числе и прибрежных селений, жители узнавали через полгода или год, когда к нам уже привыкли, а строптивые успели убежать. В захваченном оплоте князя Мацумы всё обстояло гораздо сложнее. Во-первых, городок мы не грабили, и бедняки вполне рассчитывали поживиться, под шумок смены власти. Во-вторых, у князя, надеюсь, покойного, вполне могли остаться наследники, способные организовать сопротивление, выстрелы в спину или дротик в живот меня не привлекали. В-третьих, начинать с жёстких и жестоких чисток не хотелось, это будущие мои подданные, и без того весьма немногочисленные. Население городка не превышало, на глаз, десяти тысяч жителей.
Методами немецких оккупантов, много раз показанными в кино, бойцы пригнали на площадь перед резиденцией покойного князя, ныне моей, сотни три мужчин. С некоторыми увязались женщины, как правило, достаточно страшные на вид или просто старые, не сильно рисковавшие своей честью. Отдельно уже были выстроены не успевшие бежать из города чиновники, среди которых оказался казначей князя, начальник стражи, начальник порта и несколько стражников, без оружия. Я поднялся на небольшую возвышенность и начал своё выступление, переводил мою речь Хромов, порой повторял два-три раза, чтобы все запомнили и поняли хорошо. Трудно сказать, насколько ему удалось внятно перевести мою речь, но, шокировали мы жителей бывшего города Мацумы однозначно. Вот основные тезисы моей тогдашней речи.
— Князя Мацумы больше нет, и никогда на острове не будет его наследников. Нет, и не будет больше пиратов, которые жили под прикрытием князя Мацумы. Два месяца назад эти пираты напали на наш город на побережье материка, и мои воины всех убили. Теперь мы захватили этот город и весь остров, мы поселимся здесь навсегда. Меня зовут Андрей Быстров, ваш город с сегодняшнего дня будет называться Невмянск, а остров станет носить название княжество Беловодье. Жить мы собираемся долго и богато, никого грабить не будем, потому, что наши торговые корабли ходят в Корею, Аннам, Камбоджу и Цейлон. Мы очень богаты, оружие у нас самое лучшее в мире. Чтобы доказать это, я снижаю все налоги и подати в два раза, а за этот год их брать не будут ни с кого. Всех чиновников призываю вернуться на свои места, ремесленников в свои мастерские, а купцов в свои лавки. С сегодняшнего дня городские стражники начнут нести караул вместе с моими людьми, пока не найдём достойных людей на их место.
— Возможно, будут ещё сражения с пиратами или другими врагами, не бойтесь, мы отсюда не уйдём. Те, кто желают нам служить, пусть приходят ко мне в замок, плата чиновникам и воинам будет удвоена. За поимку любого из княжеской семьи Мацумы объявляю награду в тысячу рублей серебром. Чтобы вы запомнили мою щедрость и поняли, что я всегда говорю правду, каждый из вас получит по одному серебряному рублю. — Я подал знак своим помощникам, и они отправились раздавать серебро всем присутствующим.
Так, пасмурным осенним днём началась очередная эпоха моей жизни, последняя её часть, вполне логично завершившая мои скитания. Вспоминая те времена, иногда прихожу к дикому предположению, что весь наш путь был предначертан ещё в 2006 году, когда тёмное зеркало показалось из горы. Кто знает?
Глава шестая.
Японская флотилия появилась совершенно неожиданно, всего через четыре дня после нашей высадки на Хоккайдо. Мы не ожидали, что они смогут собраться так быстро. Ещё накануне вечером я разговаривал с Иваном по радио, он только-только перевалил северную оконечность острова и планировал ещё три дня добираться обратно. Придётся его поторопить, подумал я, прикидывая примерную численность войск противника. В бухту нашего, да, теперь именно нашего городка, вползала вереница японских кораблей, точь-в-точь, повторяя картину нападения на Владивосток. С одним исключением, теперь у пиратов было не восемь, а двадцать восемь кораблей, на каждом по три десятка головорезов, вооружённых до зубов. У нас в арсенале четыре парохода с девятью пушками и две роты десантников, вооружённых помповиками и револьверами. Миномёты можно не считать, на море они бесполезны.
Пароходные пушки открыли огонь по врагам до нашего появления на берегу. Я сразу отправил по два взвода десантников на фланги, остальные рассредоточились поотделенно на берегу бухты, у подножия городка, занимая свои рубежи. Жаль, что моя "сайга" осталась во Владивостоке, как и все наши дальнобойные карабины. Кто бы подумал, что они так быстро понадобятся, ничего, управимся, можно не спешить, артиллеристы работают великолепно. Пушкари на пароходах, действительно, показали высочайший класс стрельбы, недавняя генеральная репетиция не пропала даром. Один за другим фугасы рвали на части пиратские корабли, а японцы, словно мотыльки на свет, продолжали двигаться к порту, не понимая, что происходит. Не прошло и часа, как на части развалился и затонул последний из кораблей, вошедший в бухту. Вот и вся атака, невольно вздохнул я, сейчас выловят выживших пиратов и можно возвращаться к прерванному завтраку.
Я облегчённо вздохнул и развернулся лицом к городу, на улицах которого не было ни единого зеваки. Да, по нынешним временам любопытного могут и укоротить на голову. Поднимаясь по скользкой тропинке от береговой линии к портовым постройкам, я поскользнулся на сырой траве и упал на колено, упёршись руками в землю. Сзади раздался крик и шум падающего человека. На рефлексах я приник к земле, выхватывая револьвер из поясной кобуры, обернулся на шум. Лейтенант башкир, сопровождавший меня на берегу, лежал на спине, пытаясь выдернуть из плеча торчавшую там стрелу. Сомнений не было, стреляли из стоящего впереди склада, других строений просто не было перед нами. Убедившись, что раненому лейтенанту помогают, я рванулся вперёд, стараясь уклоняться от возможного выстрела. До дверей склада оставались считанные метры, когда из-под крыши мне в лицо вылетела вторая стрела. Время остановилось впервые в моей жизни, я видел, как стрела приближается ко мне сантиметр за сантиметром, словно в замедленной съёмке. На половине пути мне стало совершенно ясно, что стрела идёт в моё левое плечо, и достаточно, слегка повернуть туловище, чтобы стрела прошла мимо меня.
Параллельно вторая мысль не давала забыть, что за мной бегут трое парней, давших мне клятву верности, и своим уклонением от стрелы я погублю одного из них. Больше мыслей не было, моя левая рука сама развернулась ладонью, перехватывая древко стрелы в полёте. По моим ощущениям, всё произошло страшно медленно, затянувшись на несколько секунд.
— Шшир, — чиркнуло по ладони древко стрелы, выскальзывая из руки. Я успел сжать кулак, чудом удерживая стрелу за оперение. Какие-то мгновения стрела ещё тянулась вперёд, словно бегун, остановленный финишной ленточкой. Но, быстро клюнула носом и упала вниз, стукнув меня по спине, я очнулся от шока и отпустил руку, выпрыгивая к дверям склада. Не раздумывая, ударил ногой в дверь, времени, проверять запоры не было, а здешние хлипкие двери лишь от японцев и устроены. Дверь выпала вместе с косяком, открывая тёмный проём, в который я нырнул головой вперёд, перекатываясь в тёмный угол. Всё, надо замереть и ждать, пока привыкнет зрение. За мной таким же образом ныряли десантники, кувыркаясь в разные стороны. Вот, наш партизан не выдержал и шевельнулся. Я сразу стреляю в ту сторону из револьвера, мои парни подхватывают. На две секунды грохот выстрелов в небольшом помещении оглушает.
Пока восстанавливался слух, парни прекратили стрелять и проверили результат. Можно было не спешить, два свежих трупа никуда не убегут. Что характерно, оба они в кольчугах и шлёмах, не случайные люди. Видимо, из недобитых княжеских дружинников. Десантники начали тщательно осматривать склад, вываливая из корзин сложенный товар. Меня привлек типичный звон фарфоровой вазы, что это может быть?
— Ребята, осторожно, вещи ценные, не побейте, — мы торопливо разворачивали тряпки и бумагу упаковки, вытаскивая уцелевший товар. Да, китайские вазы и статуэтки явно не были куплены, а захвачены пиратами. — Они, что, китайского императора ограбили? Хорошо, что мы так кучно стреляли, парни. Этим вазам цены нет, зря мы за три дня так и не проверили все склады.
Грохот миномётных разрывов прервал моё сожаление, через пару секунд мы снова очутились снаружи склада. Чтобы увидеть зрелище, леденящее душу. Через мелкий кустарник, покрывавший берега бухты, в сторону города быстрым шагом наступали несколько сотен пиратов. Видимо, их командиры сделали вывод из расстрела передовых кораблей прямо перед портом и решили не рисковать, высадили десант за пределами бухты. Теперь пираты атаковали город с двух сторон, по обоим берегам залива, сжимая своеобразные клещи. Хорошо, что миномётчики, оставшиеся на господствующих высотах, были на высоте и заметили новое наступление японцев. Обе роты уже разворачивались, стягиваясь навстречу пиратам. Я с берега пытался докричаться до капитанов пароходов, отправляя их навстречу врагам, вдоль берега. Наконец, моряки полностью поняли мою затею и направились к выходу из бухты. Попарно пароходы шли друг за другом, вдоль противоположных берегов бухты, сближаясь с атакующими пиратами.
Да, на этот раз пиратов оказалось как минимум впятеро больше нас. Спасало, что наступают японцы сплочёнными рядами, не привыкли ещё разбегаться в цепи. Поэтому выстрелы с пароходов осколочными снарядами выкашивали врагов целыми десятками. Миномётчики уже пристрелялись и мины своим свистом заставляли буквально приседать наступающих пиратов. Пароходы прошли вдоль берега к выходу из бухты и скрылись из глаз в открытом море, чтобы продолжить невидимое нам за холмами сражение с кораблями пиратов. Надеюсь, после того разгрома, что моряки учинили в гавани, капитаны пиратских кораблей будут деморализованы и не смогут сопротивляться. Однако, пираты, атаковавшие по суше, после выхода пароходов из бухты, подняли головы и вновь пошли в атаку. Разрывы миномётных снарядов, казалось, подгоняют атакующих японцев. Я оценил расклад сил и побежал направо, там, на более гористой местности, потери пиратов оказались меньше. Против неполной роты выступали не меньше трёхсот японских воинов.
На сей раз, командовать не пришлось, парни были опытными ветеранами, понимали всю опасность рукопашной схватки и начали стрелять на пределе эффективного огня. Стреляли по очереди, чтобы успевать перезарядить помповые ружья, пока сосед держит залёгших пиратов на земле. Патронов, слава богу, взяли в избытке, лишь бы ружья не подвели. Так часто мы не стреляли даже при испытаниях. Вот, сглазил. Заклинило ружьё у соседа. Я передаю по цепочке команду, стрелять реже, не допускать сильного нагревания стволов. Успеваю пожалеть, что не взяли гранат, передовые пираты уже в тридцати метрах от нашей обороны. Причём, не просто лежат, а ползут не хуже опытных солдат второй мировой войны. Если они подползут близко, свяжут нас рукопашной схваткой, мы пропали. Надо придумать что-то шокирующее, удивить пиратов, иначе нас просто задавят. Вызываю к себе командиров взводов и отделений, быстро объясняю свою идею. Парни согласны и возвращаются на места, передают команду десантникам. Миномёты уже перестали стрелять, опасаясь попасть по своим, наши стрелки тоже замолкли.
Наступила свистящая тишина, прерываемая далёким буханьем фугасных снарядов наших моряков. Надеюсь, у них всё в порядке. Оговорённое время прошло, я встаю и громко командую,
— Отходим! — показывая рукой, направление на город, — Отходим назад, без спешки, ружья на ремень, револьверы обнажить.
Все парни поднялись, и медленно, изредка оглядываясь, пошли в сторону города. Шаг за шагом мы отступали, напряжённо оборачиваясь назад. Ну, когда пираты попадут на уловку? Мы уже отошли на тридцать шагов, ещё десять, ещё пять, неужели, придётся поворачивать, чтобы не оставить засаду на верную гибель? Вот, наконец-то, со стороны пиратов слышен торжествующий рёв. Видимо, японцы поверили в наше отступление, и спешат нас добить, не дать уйти от расправы. Мы проходим ещё пять шагов, но нервы не выдерживают и у нас. Всё, наш взвод стоит лицом к атакующим японцам, с револьверами в руках. Перезаряженные помповики висят за плечами, обжигая стволами спину. Десантники смотрят на толпу набегающих врагов, ожидая моей команды. Пиратов по-прежнему впятеро больше, чем нас, отступающих, но за их спинами уже смыкается кольцо окружения. С ними нас всего вдвое меньше, чем пиратов, попавших в мешок, пора.
— Огонь! — я стреляю в ближайшего японца, до которого не больше десяти метров. Промахнуться на таком расстоянии невозможно, тем более, что пираты бегут плотным строем, как бегуны на старте. Они не догадываются, что для них наступил финиш.
Щёлкают выстрелы из револьверов, почти не слышные на ветру, каждая пуля находит себе жертву. Вот, барабаны наших револьверов опустели и, почти одновременно, мы меняем табельное оружие на помповики. Только сейчас становятся слышны выстрелы позади пиратов, немногие выжившие японцы оборачиваются, чтобы упасть под выстрелами. В плен никто не сдавался, зато шальные револьверные пули ранили сразу пятерых наших ребят, к счастью, уже на излёте, неглубоко. Один взвод я оставляю на случай повторной высадки пиратов, они движутся к берегу моря у входа в бухту, добивая раненых японцев. Дойдут до берега и не допустят высадки повторного десанта. Остальные два взвода бегут на левый фланг, там наши бойцы не смогли уклониться от рукопашной схватки, японцы вошли в прямой контакт. Бежим долго, минут пятнадцать, пот заливает глаза, рубашка прилипла к спине, меня обогнали все парни, всё-таки моложе на двадцать лет.
Они успевают закончить всё с налёта, до моего появления на месте сражения. Увы, двенадцать убитых парней мы находим на земле, ещё столько же ранены, их уже перевязывают товарищи. Десантники, молча, рассматривают погибших товарищей, впервые за пять лет сражений у нас такие потери, да ещё в одном бою. И всё по моей вине, это я не выучил парней отступать, не поставил вовремя караульных у входа в бухту. Успокоился, старый дурак, после расстрела кораблей, а надо было сразу пароходы выдвигать к морю. Правильно говорит Палыч, херовый из меня полководец, лучше буду делом заниматься, производство налаживать. Хватит мне позориться и парней губить, пусть командуют молодые, всё, больше никаких боёв и войн. Хватит мне, как молодому козлику с револьвером бегать, скоро сорок пять лет стукнет, пора остепениться. Неожиданно, моя обида и злость за погибших парней оборачивается против пиратов. Я встаю и громко говорю, вернее, кричу на всё побережье.
— Клянусь, что не оставлю в Японии ни единого пиратского гнезда, ни одного пиратского корабля! И никогда вражеская нога не ступит на землю нашего города Невмянска. Ни один вражеский корабль не сможет приблизиться к нашим берегам. Пока живу, буду делать всё, чтобы наши воины не гибли, а погибали только враги!
Рядом со мной начали вставать десантники, повторяя мои слова об истреблении пиратов. Один за другим, мою клятву повторили все стрелки. С этой минуты судьба Японии окончательно перешла рубеж невозврата к истории нашего мира. Двенадцать погибших вогул и башкир, последние пять лет с гордостью называвших себя русскими, изменили будущее страны Восходящего Солнца сильнее любого землетрясения. Глядя на десантников, я не сомневался, пока они живы, военного флота в Японии не будет. И, скорее всего, его не будет у всех наших врагов, по крайней мере, на Дальнем Востоке.
Результаты этого боя резко изменили наше отношение к горожанам, десантники не забыли стрелу, ранившую их лейтенанта. Тщательные обыски всех портовых складов и строений начались ещё вечером того же дня. А следующие два дня, наши бойцы, при помощи немногочисленных стражников, рискнувших остаться на работе, прошерстили все дома в Невмянске и в ближайших окрестностях города. Вместе с пленными пиратами под арестом оказались до трёх сотен подозрительных мужчин, которых собрали в пустующих складах. Братья Агаевы, ставшие нашими штатными контрразведчиками, с помощью переводчиков принялись сортировать пленных, выявляя настоящих пиратов и бывших дружинников князя. Жители города, потрясённые расправой с флотилией пиратов и пытавшими высадиться войсками японцев, настороженное безразличие к нам, быстро сменили на выражение всяческого повиновения и готовности выполнить любое приказание. После уничтожения на берегах бухты тысячного отряда японцев, никакой речи о возможных погромах в городе или каких-либо преступлениях не шло. Не говоря о попытках сопротивлении или нападении на наших бойцов.
Проверки на складах выявили огромные запасы товаров, от пресловутых дорогостоящих китайских ваз и скульптур из полудрагоценных камней, до тюков с хлопком и слитков меди и олова. Последние находки радовали больше, нежели китайские вазы. На Дальнем Востоке этого добра достаточно, а в Европу наши корабли отправятся не раньше будущего года. Зато медь и олово давали возможность организации местного патронного заводика и консервного цеха, как минимум. Я нашёл время, наконец, осмотреть захваченный княжеский замок, увы, оказавшийся достаточно бедным. Возможно, приближённые князя спрятали ценности, но, вероятнее всего, их действительно не было. Зачем пирату деньги? Кроме огромного количества тканей, в основном, шёлковых, во дворце оказалась целая картинная галерея и десяток сундуков со свитками непонятных текстов. Если это библиотека, то пират оказался просто любителем прекрасного, а не грабителем и убийцей. Впрочем, в этом веке японцы легко совмещают обе ипостаси. Денег же во дворце практически не оказалось, небольшая горстка золотых монет скорее представляла нумизматический интерес.
Вообще, японский дворец произвёл на меня удручающее впечатление, ни одной нормальной печи, какие-то средневековые жаровни. Кругом сквозняки, голые деревянные полы с деревянными же циновками, ни ковров, ни половиков. Даже потолков в большинстве помещений нет, комнаты уходят под самую крышу. Возможно, по телевизору такие вещи смотрелись экзотично, но, с маленькими детьми в подобных строениях я жить не собирался. Сообщив по рации Ирине, что ей придётся зимовать одной, с детьми в местных сквозняках жить невозможно, я рассказал о разгроме японцев, скорее всего, окончательном. Одной из первых моих радиограмм во Владивосток была срочная заявка на кирпич для трёх-четырёх печей и отправку мастеров для строительства кирпичных заводов на острове. В ожидании транспорта с грузами, рабочие начали заготовку необходимых по размеру брёвен в ближайших лесах. Хоккайдо оказался заросшим непролазной тайгой островом, чего-чего, а деловой древесины хватало в избытке.
Единственное, что мне понравилось в княжеском дворце, так добротная каменная стена вокруг строений и высокие каменные фундаменты. При штурме в двух местах стену развалили, но местные рабочие за считанные дни восстановили разрушенные участки. В остальном весь обслуживающий персонал крепости мы заменили, перешли на самообслуживания. Не хватало нам ещё отравлений, дождёмся своих семей из Владивостока и окрестностей. Однако, первой вернулась флотилия Ивана Палыча, они привели на буксире шесть корабликов, гружёных реквизированным оружием и небольшим количеством меди и свинца. Узнав последние новости, Иван прибежал ко мне ругаться, не только из-за необоснованных потерь, но и по поводу переименования города. Если по первому вопросу я честно повинился и попросил назначить толковых командиров военными комендантами порта, города и окрестных селений, то переименование города мне удалось отстоять. Ещё бы, должен я как-то отомстить Палычу за Быстровск? Разве я не упоминал, что фамилия Ивана Невмянов?
Поэтому, пользуясь правом старшего начальника, я, в свою очередь, поставил Палыча на место, свалил на него все военные вопросы и занялся размещением прибывающих производств и рабочих. Начали подходить морские корабли с заказанными грузами из Владивостока, хлопот оказалось выше крыши, едва хватало времени проверить, как идёт перестройка японского дворца, где часть строений разобрали, чтобы выстроить бревенчатые срубы наших привычных тёплых изб. Первые русские печи начали класть именно в моём (уже моём!) дворце-крепости. Доставленные со складов гаубицы с противооткатными устройствами разместили на стенах крепости, для миномётов специально выстроили две площадки на верхних этажах наблюдательных башен. Караульную службу несла лучшая рота корейского батальона, чьи казармы располагались неподалеку от крепости, только за пределами крепостной стены. Мы спешили завезти как можно больше грузов и рабочих до того, как замёрзнет Владивостокская бухта. Поэтому в перевозках участвовали все свободные суда, включая десяток трофейных корабликов. Ими управляли нанятые японские рыбаки, за символическую плату.
Палыч не спешил с ликвидацией всех пиратских гнёзд на японских островах. Он любил цитировать кого-то из классиков "Месть — это блюдо, которое подают холодным". Поэтому братья Агаевы при помощи Мефодия Хромова дотошно работали с многочисленными пленными японцами, офицеры уточняли карты побережья, название портов и их особенности. Иван резко осадил нетерпеливых бойцов, требовавших немедленного ответного рейда против пиратов на соседние острова. Больше месяца длилась его подготовка, чтобы закончиться в начале декабря, когда последние два наших шлюпа вмёрзли в лёд Владивостокской бухты. Окончательно убедившись в невозможности подвоза припасов с материка, Иван ещё раз проверил готовность нашего гарнизона к отражению любых нападений, с суши и с моря.
Лишь после этого десяток лучших пароходов с десантной командой, в сопровождении трёх транспортных парусников, гружённых боеприпасами, отплыл из Невмянска на юг. До ближайшего японского порта эскадру сопровождали несколько трофейных судов, гружёных углём. Обратно они должны были привезти первые трофеи этой войны. Да, именно войны, как можно более эффективной и жёсткой, чтобы даже мысли о сопротивлении не возникло у наших соседей. Как и не осталось бы ни единого корабля, способного что-то перевозить, кроме рыбачьих лодок. Целью рейда была полная безоговорочная капитуляция страны Восходящего Солнца и дальнейшая её демилитаризация. Либо, теснейшая экономическая и политическая интеграция с нами, делавшая невозможной войну против нас в принципе.
Поэтому, десантники готовы были оставлять в каждом разграбленном городе и селении десятки типографских листовок, рассчитанных на два контингента. В первых агитках, самых многочисленных, мы обращались к простым обывателям с объяснением причин нашего рейда, как ответа на пиратские набеги их князей. В этой же листовке мы звали людей на работу в наши заводы, расписывали девяти часовой рабочий день с одним выходным в неделю, зарплату, втрое выше действующей в Японии (даже в таком виде она была ниже платы нашим китайцам на материке, до того бедны были японские работяги). В конце листовки мы намекали, что через пять лет честной работы дадим разрешение на перевоз в любое селение нашего острова семьи работника и оплатим строительство жилья. Всё это декларировалось под примитивной гравюрой, изображавшей упитанную семейную пару с тремя детьми, показывающую руками на двухэтажный рубленый дом с элементами восточного стиля.
Небольшое сообщение для власть имущих не содержало никаких обещаний, просто предложение прислать в город Невмянск (бывший Мацума) послов для обсуждения условий мирного договора. В остальном, Иван предполагал ограбить дочиста с разрушением всех береговых укреплений, только три ближайших к нам города. Именно оттуда было большинство пиратов, напавших на нас. Другие японские порты он предполагал вообще не трогать, ограничиться затоплением всех крупных судов и разрушением береговых укреплений, с вывозом пушек, естественно. Такая циничная подготовка дала свои результаты, за первый месяц грузовые корабли в сопровождении одного парохода сделали три рейса с трофеями в Невмянск. Обратно они увозили топливо для пароходов, пока только деревянные чурки.
Первоочередной задачей оставшихся на острове башкирских разъездов было отыскание залежей каменного угля и железной руды. Самое обидное, мы с Иваном не имели ни малейшего понятия, есть ли вообще железная руда на Хоккайдо. Худо будет, коли её нет, доставка с материка станет в копеечку. А наши планы по строительству железнодорожной сети на острове вылетят в трубу. В ожидании, пока бойцы изучат новые владения и составят карты местности, я впрягся в строительство заводов. Самым простым, как обычно, оказалось, организовать выработку целлюлозы, и производных из неё — пороха и динамита. Тем более, что на многих местах побережья зимовали тюлени и котики, великолепные поставщики жира и неплохих шкур. Нет, истреблять этих животных мы не собирались, но добычу я разрешил, своя шкура дороже. Тут же мы столкнулись с необходимостью переработки тюленьего мяса, в изобилии оказавшегося у наших забойщиков. К счастью, парусники успели осенью завезти несколько тонн жести для консервов, вот и условия для строительства консервного завода. Забегая вперёд, скажу, что за ту зиму завод вышел на невиданные темпы роста, к весне его продукция вдвое превысила выход Владивостокского консервного завода. На мой вкус, консервы из тюленьего мяса, всё-таки отдавали рыбой, несмотря на обилие приправ. Но, наши эксперты, Ганс и Клаас, в два голоса уверяли меня, что лучше такие бансы, чем стандартная солонина, имеющая обыкновение в тропиках тухнуть и плесневеть. По крайней мере, никто не отравится, тюленьи бансы мы заложили в трюмы кораблей и склады наших гарнизонов на "чёрный день".
В начале декабря 1779 года неожиданно в гавани Невмянска появились сразу пять кораблей. Два из них мы узнали сразу, то были шлюпы наших капёров, Охрима и Байданы. Корабли сильно потрепали не только шторма, на бортах и надстройках ясно виднелись следы боёв. Бушприт у охримовского шлюпа "Беспощадный" был обломлен, видно, досталось казакам неплохо. Однако, почти полные команды казаков-охотников стояли на палубах, приплясывая от радости. В трёх других кораблях, осторожно входивших в незнакомую гавань, легко угадывалась принадлежность британской Ост-Индской кампании. На их палубах тоже виднелись знакомые лица казаков, а флаги на кораблях были русскими. Ежу понятно, капёры взяли богатую добычу.
Так оно и оказалось, первый месяц оба шлюпа честно выполняли мою просьбу и гоняли японцев из северной части Японского моря. С этих рыбаков и кормились, причём, деловые казаки не просто гоняли рыбаков, но и завязывали знакомство. Научились более-менее говорить по-японски, завели связи на берега Хонсю, среди контрабандистов и пиратов. От них они и узнали о нашем захвате Хоккайдо и рейде русской эскадры вокруг острова. Тут горячие головы не выдержали, со словами: — Наши пиратов разбили, а мы рыбаков проверяем! Даешь сарынь на кичку, надо идти на юг и потрошить англичан! — отправились на юг, к Формозе.
Два месяца капёры курсировали вокруг острова, проверили полтора десятка голландских, французских и испанских кораблей. Ну, не шёл англичанин, не шёл. И, в одно прекрасное утро, на горизонте показалась целая эскадра из пяти кораблей, самое главное, английских! Казаки так устали ждать настоящей добычи, что не считая врага, рванулись в бой. Предварительно, конечно, подняли флаг Русской Дальневосточной кампании, обозначив свою позицию, как сражение конкурентов Ост-Индской кампании, чью принадлежность обозначили флаги англичан. Формально капёры даже выкинули флаги с предупреждением остановиться для досмотра груза. Абсолютно безосновательно, но, сами англичане поступают так же. Сближались корабли встречным курсом, противник не пытался отклониться, будучи уверен в безоговорочном превосходстве над шлюпами. От самоуверенности передовой корабль англичан даже первым выстрелил в наших из носового орудия, едва противоборствующие стороны сблизились на полкилометра.
Коварные казаки лишь этого и ждали, для русских орудий полкилометра не расстояние. А при лобовой атаке стрелять могут все три пушки, чего капёры и добивались. Беглый огонь из шести орудий фугасными снарядами, несмотря на многочисленные промахи, позволившие англичанам всё-таки дать бортовой залп двумя передовыми кораблями, принёс ужасающие результаты. Англичане попали таки в наши шлюпы парой-другой ядер, разбили рангоут, повредили бушприт у "Беспощадного". Однако, казаки за это время так нафаршировали два ближайших корабля снарядами, что те затонули в считанные минуты. А три оставшихся торговых судна Ост-Индской кампании сразу спустили паруса в знак капитуляции. После чего занялись спасением тонущих моряков.
Торговаться со мной Охрим и Байдана не стали, свою долю первой добычи капёры отдали, чтобы выкупить оба шлюпа в собственность, отремонтировать их, запастись боеприпасами и продуктами. Я получал все трофейные суда вместе с грузом и пленными англичанами. Два корабля были набиты под завязку традиционными пряностями и китайским шёлком, а третий шёл на Формозу за товаром с грузом кофе и тремя сундуками, полными английских гиней и шиллингов. Больше всего меня поразила не огромная добыча, а то, что наши капёры честно не тронули ни единой монеты в сундуках. Благо, со знанием английского языка я нашёл возможность проверить судовую кассу по имеющимся документам. Эта честность капёров так растрогала, что не выдержал, и поощрил все парней круглой суммой дополнительно к нашему договору. Им было приятно, наверняка все знали о сундуках с деньгами и тоже смотрели на мою реакцию.
В результате у нас появились ещё три океанских судна, три тысячи фунтов стерлингов в звонкой монете, огромное количество пряностей, кофе и китайского шёлка, и триста семьдесят английских моряков. Как обычно, желающим предложили продолжить службу под нашим руководством, все согласились, кроме офицеров. Ну, им и не предлагали. Пусть с ними поработают братья Агаевы, там видно будет. Плотников, лекарей и прочую обслугу мы высадили на берег, заменив их нашими корейцами. После чего приступили к ремонту, переделке и перевооружению трофеев, получивших имена "Дельта", "Дзета", "Эпсилон". А команды принялись перевоспитывать будущие капитаны, пошедшие на повышение со шлюпов. Всё равно в зимние шторма выходить в море мы не собирались, хватит времени для сработки экипажей. Капёры, однако, отдыхать не собирались, после ремонта отправились обратно на юг, на новую охоту.
Зимовать на острове я уговорил почти сотню моих старых знакомых, мастеров и рабочих из Таракановки, с полуторной оплатой, разумеется. С ними на остров перебрались более пятидесяти семей беглых рабочих и мастеров с уральских заводов. Моё обещание объявить остров собственностью Дальневосточной торговой кампании, по примеру тех же англичан, сыграло свою роль. Я пообещал, что на острове при моей жизни не будет царской власти, не будет крепостного права и никаких налогов для переселенцев. Перебрались на остров, конечно, далеко не все беглые крепостные, а самые осторожные. Более двухсот беглецов остались в привычном Владивостоке зимовать. И третьей, самой большой группой переселенцев на остров стали недавно прибывшие с караванами крестьяне и рабочие. Таких набралось почти пятьсот семей и одиночек. Едва мы разместились и "нарезали" участки под строительства жилья, все русские семьи занялись постройкой жилья. Аборигены были наняты на лесоповал, за смешные деньги, которые для них оказались манной небесной. Поэтому небольшие избушки русских переселенцев на пару окошек росли, как на дрожжах.
Спустя всего месяц все русские семьи переселились в небольшие избы, больше похожие на баньки. Собственно, через год-другой, они и превратятся в баньки и стайки, когда люди переберутся в основательные дома. Пока же, я торопил мастеров и рабочих со строительством заводов. И тут меня ждали приятные сюрпризы. Русские мужики показывали чудеса смекалки, возводили заводские печи, ставили корпуса и станки фантастически быстро. С помощью лебёдок и рычагов добивались такого, что не всякий кран сможет выполнить. Конечно, сказывался опыт наших ветеранов, строивших заводы в Таракановке, затем во Владивостоке. С каждым новым строительством опыт, естественно, растёт. Но, даже крестьяне-староверы работали, как роботы. Ещё до Нового года все люди и оборудование были под крышей, запаздывали только русские печи. Но, к этому времени, мы почти месяц делали свой кирпич, увеличивая его производство с каждым днём. Поэтому, никто не сомневался, что к весне все жилища будут отапливаемыми.
Зима на острове оказалась гораздо мягче, чем в том же Владивостоке, никаких проблем с работой на свежем воздухе не возникало. В результате мы к весне сделали много всего, кроме того, что мне хотелось. Так, в бухте Невмянска выстроили огромную верфь, в расчёте на одновременное строительство или ремонт трёх океанских кораблей, не меньше того, что к весне обещали закончить во Владике. Ещё в ноябре запустили две паровых лесопилки, здорово выручавшие нас в период массового строительства домов. С этим строительством мы капитально проредили близлежащие леса, расчистили вокруг Невмянска свободное пространство, которое будем распахивать весной под картофель. Ладно, земельные отношения тут ещё не развиты и вся земля на острове принадлежала покойному князю, по крайней мере, та её часть, что была завоёвана японцами. Поэтому ни у кого разрешения на вырубку леса или распашку земель просить не надо.
На полгода я оказался холостяком, не успел привезти в Невмянск свою семью из Владивостока. Хотя и разговаривал с Ириной по рации, но, долгими зимними вечерами откровенно скучал. Слушать, как ветер воет в печной трубе, через месяц надоело, как и смотреть на свечной огарок или масляный светильник. Возникшее желание провести электрическое освещение быстро закончилось, стеклодувов на остров мы не успели привезти, а своих японцы не выучили, почему-то. Однако, излишек свободного времени и постоянный ветер просто толкали меня на борьбу с мельницами, словно Донкихота. Хоть и не люблю механику, от скуки займёшься чем угодно, не в домино же играть, или шахматы. Сначала мы с помощниками установили несколько надёжных ветряков, на которых отработали сохранение передаточного момента при повороте лопастей при изменении направления ветра.
По вечерам я ломал голову над различными генераторами, заставил рабочих вытянуть мне больше километра медной проволоки, изолировать её. Где-то с января 1780 года приступил к осторожной намотке катушек для самых простейших генераторов. Дело шло туго, не хватало грамотного совета нашего лучшего электрика — Ивана Палыча. По рации такой совет не дашь, хоть мы и поддерживали регулярную связь с карательной эскадрой. Они уже два месяца бороздили просторы Тихого океана у побережья Японских островов. Дочиста ограбив, как договаривались, ближайшие три городка, Палыч провёл флотилию вдоль всего западного побережья страны Восходящего Солнца. Обогнул южную оконечность острова Кюсю и сейчас заканчивал изучение острова Хонсю. В Нагасаки наша флотилия напугала голландцев, державших там свою факторию. Чтобы не выглядеть дикарями, Иван приказал поднять на всех судах флаг Дальневосточной кампании.
Да, этой осенью мы неожиданно стали обладателем государственного флага острова Хоккайдо, отгадайте какого цвета? Естественно, красного цвета, без каких-либо излишеств. Чисто пролетарский символ, ладно, без серпа и молота. Удивлению голландцев не было границ, когда они увидели европейцев, под неизвестным флагом. Разговаривали они с Иваном по-немецки, которым он владел не очень, как и другими языками, не давались они Палычу. Хорошо, что Мефодий Хромов отправился с ним в плаванье. Он смог относительно внятно объяснить голландцам, что мы живём на одном из северных островов уже давно, и торгуем со всеми азиатскими странами. Хвастать, так по-крупному. Палыч уклонился от демонстрации любопытным торговцам наших пароходов, но десяток ружей с патронами продал, чего не продать, за полторы сотни серебряных рублей? По дружбе, так сказать, европейской. Хоть наши корабли задержались в Нагасаки на три дня и не стали в честь проживания там голландцев, расстреливать пушечные форты и корабли в бухте, англичане так и не появились. Хотя тоже держали свою факторию в Нагасаки. Чего на нас обиделись, мы ещё с ними не воевали толком?
После Нагасаки, по словам голландцев, европейских факторий на западном побережье японских островов не предвиделось, а основные порты наши "голландские партнёры" приблизительно обозначили на карте. Палыч, соответственно, пригласил их в гости к нам, ружей и патронов мы привезли больше, чем достаточно, и "бансами" могли торговать. На фоне убогих японских портов, Невмянск не особо стрёмно будет смотреться. Поэтому не стыдно перед европейцами. Пусть считают нас полудиким княжеством, не стоящим внимания, нам спокойнее будет. Никто на нас не покусится и корабли в море задирать не будет. Предприимчивые уроженцы Амстердама тут же предложили открыть у нас свою торговую факторию, на что Иван отказывать не стал, только хмыкнул, глядя на вывешенный в их лавке товар. Фузеи столетней давности, зеркала и бусы, табак и шерстяные ткани. Это не тот товар, что будет пользоваться спросом в Невмянске, разве у аборигенов. В любом случае, Иван сослался на директора кампании, у которого надо ещё получить разрешение на торговлю и строительство фактории.
Но, всё рано или поздно заканчивается, в середине февраля наши доблестные моряки вернулись домой, перегруженные донельзя. Больше полутысячи орудий, в основном небольшого калибра, привезли изнемогающие от груза трофеев корабли. Скорее всего, жители восточного побережья, уведомленные о небывалом набеге жестоких пиратов, ворующих всю артиллерию, прятали свои орудия. Потому, что города восточного побережья оказалось практически не вооружены. Наши суда заходили в прибрежные бухты, если встречали относительно большие корабли, расстреливали их. Хотя в трёх случаях пришлось захватить японские корабли, трофейная артиллерия была довольно тяжела. Мы с Палычем не строили иллюзий по поводу полного уничтожения японского флота, дай бог, если мы истребили половину. Но, важен был сам факт начала разговора с этим пиратским гнездом с позиций силы.
Почти все трофеи, кроме самых изящных пушек, подходящих для музейных экспонатов, отправились в переплавку. Нет, доменная печь, выстроенная к весне, пока пустовала. Зато плавильные печи, в количестве трёх штук, причём все с принудительной подачей воздуха, работали всю зиму. Трофейного оружия, разного металлического барахла, и нескольких тонн железа в слитках, вполне хватило для организации полнокровного производства боеприпасов. Пять токарных и сверлильных станков мы успели доставить из Владивостока, на них и готовили всю зиму оборонную мощь нашего острова. Теперь каждая из двенадцати наших гаубиц имела запас в полторы сотни снарядов, треть из них осколочные. Аналогичными стали боезапасы всех береговых орудий и миномётов калибра пятьдесят миллиметров.
Все помповики после злополучного сражения в бухте прошли капитальный ремонт. Сейчас островной гарнизон достигает численности в две роты стрелков, вооружённых помповыми ружьями, из них полсотни кавалерии. Отдельной строкой шли двадцать четыре миномётных расчёта, треть из них размещена в крепости, остальные готовы выдвинуться в любое место на шестнадцати повозках, и столько же орудийных расчётов, расположенные исключительно вокруг Невмянска. На складах лежали две сотни новеньких помповых ружей, столько же револьверов, строго для внутреннего потребления. Как и полторы тысячи гранат, изготовленных уже на острове, динамит надо куда-то осваивать. И без того три четверти этой взрывчатки были в виде примитивных шашек с бикфордовым шнуром.
На продажу у нас были шесть сотен ружей, но до запуска своей оружейной линии весь запас я не собирался реализовывать Сотню-другую, так сказать, по дружбе и для разжигания интереса, не больше. Сюда можно добавить несколько тонн бансов, рыбных и с тюленьим мясом. Вот и все наши активы, возможные к реализации. Забыл включить сюда трофейные китайские вазы и статуэтки, остальные трофеи мы либо переплавили, либо собирались использовать, как те гигантские запасы шёлка. Антон Воронов, перебравшийся со мной на остров, за прошедшее время уже набил руку в изготовлении дельтапланов, только летающих моделей набиралось до десятка. Вокруг этого пионера самолётостроения собрались два десятка энтузиастов, среди которых к весне оказались даже три японца. По выходным дням, те из них, кто успевал залечить переломы, развлекали жителей Невмянска полётами дельтапланов. Парапланы ребятам давались немного сложнее, но к лету и они полетят, я не сомневался. Антон был моим, так сказать, придворным лётчиком, запасы шёлка и других материалов выделялись из моих складов. Патрульную службу над Владивостоком он прошлой осенью передал своим помощникам. Там же ждал своего часа первый русский планер, собранный за зиму окончательно. Воронов только и ждал начала навигации, чтобы испытать своё детище. Из-за него мне пришлось оправдываться перед отцом Гермогеном, единственным из попов-раскольников, успевшим добраться на остров осенью.
Этот батюшка оказался мудрым и практичным человеком, прибывшим со второй волной грузовых судов из Владивостока. Он достаточно прожил с нами, чтобы понять общее равнодушие моё и Ивана к религии. Кряжистый, крепкий мужчина лет тридцати пяти, Гермоген повидал немало, пока скрывался в Приуралье, организовывая церковные общины староверов. И, не сомневался в предстоящем наплыве никонианских церковников на Дальний Восток, а также усилении налогового гнёта. Именно он организовал памятный молебен во время прорыва китайцев к Владивостоку, рисковал головой, воодушевляя горожан на борьбу с врагом. Так вот, едва высадившись на острове, отец Гермоген направился ко мне, узнать официальную политику в отношении религии во владениях Русской Дальневосточной кампании. Именно тогда, в начале ноября, мы согласовали с ним основы этой политики и религиозных норм в Беловодье.
— Андрей Викторович, ты звал людей с собой в Беловодье, ты привёл их сюда, неужели обманешь? — мрачно упирался в меня взглядом Гермоген.
— В чём я их обману? Всё честно, податей в ближайшие годы с православных христиан я брать не буду, церковной десятины нет, и не будет, никаких гонений на старую веру нет, и не будет. Царские чиновники власти над островом не получат, остров не подчиняется Российской империи. — Я догадывался, куда клонит мой собеседник, но не спешил делать шаги ему навстречу. — Живите спокойно, стройте храмы, крестите язычников, никому мешать не буду.
— И никонианам мешать не станешь?
— Конечно, пусть приезжают, крестят людей, ставят свои храмы, все мы православные, — я улыбнулся Гермогену. — Другим конфессиям ставить храмы не разрешу, это точно. Ни католикам, ни протестантам, ни мусульманам с буддистами, ни прочим сектантам. Более того, даже говорить о своих верах не разрешу, и запрет наложу на прилюдные молитвы. А вы с никонианами живите вместе, в мире и добрососедстве, за этим тоже присмотрю.
— Какую же веру ты выберешь государственной, главной на острове? — не выдержал батюшка.
— Ту, которая меня поддержит, в стремлении развития техники и культуры, будет помогать мне, готовить учёных и моряков, рудознатцев и мастеров-плавильщиков, машинистов и лётчиков, художников и музыкантов. — Я прошёлся по своему кабинету, подбирая нужные слова, — ту религию, которая будет воспитывать людей умных и порядочных, работящих и здоровых. Если найдутся умные пастыри, я не пожалею денег и людей на помощь в крещении всех язычников на острове. Более того, в наших планах расширить границы Беловодья, присоединить другие острова, где многие язычники ждут истины. Религия нужна, как совесть, чтобы не затмевал глаза златой телец и маммона, чтобы держать наши помыслы в чистоте.
— Многого хочешь, Андрей Викторович, мы такие же грешники, — приуныл Гермоген.
— Так это я понимаю, посему ничего сразу и не прошу, живите, стройте храмы, крестите людей. Но, самое главное, не мешайте развитию техники, без неё нас соседние страны раздавят, как клопов, одним пальцем. Только пушки и помповики, да пароходы могут защитить Беловодье. Лет через десять-двадцать, когда весь остров заселим и окрестим, будем думать, как дальше быть. С вашей помощью люди вырастут добрые и честные. Моё отношение к табаку и водке ты знаешь, губить народ отравой не дам. Если согласишься с такими планами, хоть завтра объявим старую веру главной, но, никониан гонять не буду и тебе не дам. Добрым примером их надо в своё лоно приводить, а не кнутом.
Не сразу согласился со мной Гермоген, много мы с ним переговорили долгими зимними вечерами. Думаю, не последнюю роль сыграл в принятии решения "клюкарь" (хоккей), к которому я приохотил батюшку, как раз после заутрени, по утрам в воскресенье. Короче, в середине февраля я официально объявил староверскую православную церковь главной религией Беловодья. А единственной возможной конкуренткой старой вере — Русскую православную церковь, при условии мирного сосуществования. Под это дело мы договорились в Гермогеном о приглашении в Беловодье как можно большего числа раскольников. Даже листовки набрали в типографии с необходимыми текстами, приготовили для перевозки в Сибирь и на Урал. Слава богу, теперь на Дальнем Востоке две типографии, во Владике и в Невмянске. По радио я связался с Володей, объяснил ему нашу церковную политику, он обещал распространить информацию о наборе переселенцев на остров, свободный от царских чиновников, с огромным количеством пахотных земель, по всем знакомым староверам.
Между тем, по сообщениям из Белого Камня и Владивостока, отдельные группы переселенцев постепенно сливались в ручейки. За зиму на Дальний Восток прибыли около тысячи крестьян, и полсотни купцов и ремесленников. Появились даже несколько дворянских детей, чудом добравшихся до Владивостока, в надежде на быстрое обогащение и добычу золота. Их мои парни сразу приобщили к обучению морскому делу, обещая весной отправить на добычу шкур "морской выдры" в составе наших команд. Вдвое больше пришло во Владивосток местных жителей, в основном молодых парней, начиная от дауров, нивхов и орочонов, заканчивая ханьцами, маньчжурами и корейцами. В Корее, кстати, мы активно добывали медь, отправляя слитки во Владивосток железной дорогой. Меди было так много, и она так дёшево обходилась, что встал вопрос об её использовании более активно. Я пока по рации рекомендовал протягивать медную проволоку нескольких диаметров. Она всегда пригодится. Там будем думать. Основная же часть, прибывших безземельных крестьян из России, агитировалась нашими парнями, на переселение в Беловодье. Для них жители Невмянска и окрестных селений готовили деловой лес и доски, которые поселенцам я обещал бесплатно, как и стёкла для окон, но их пока заменяли промасленной бумагой. Плюс небольшой кредит для обзаведения хозяйством. Так, что к началу навигации мы ждали сотни три-четыре семей переселенцев из России, почти исключительно староверов.
С аборигенами острова Хоккайдо (надо другое название острову придумать) отношения оставались настороженными. Почти все племена айнов занимались рыболовством и охотой, не собираясь менять образ жизни. Только некоторые жили оседло, засаживая небольшие огородики овощами. Бедность была страшная, даже на фоне местных немногочисленных японцев, не говоря об их родичах на материке. Наши разъезды за зиму познакомились со всеми родами айнов, побывали в крупных селениях, рассказали о смене власти и подарили немудрёные подарки вождям и старейшинам. Речь о податях пока не заводили, для этого хватит нескольких селений японцев, которым мы вдвое уменьшили прежние налоги. Количество айнов, по нашим прикидкам, не превышало трёхсот тысяч, вместе с детьми и женщинами. Зато к марту разведчики обнаружили месторождение каменного угля, жаль, далеко, больше ста километров к северу, по прямой, от столицы. Будем возить по морю, с началом весны начнём разработку, пока силами пленных японских пиратов, которых у нас осталось сто двадцать две души. С весной прибудут русские поселенцы, начнём работы по добыче угля и разметке железной дороге туда, посмотрим, как себя айны поведут. За зиму в Невмянске побывали всего четыре вождя из ближних селений, молодые парни, ничего толком не сказавшие. Видимо, просто из любопытства приезжали, на новых пиратов посмотреть. Агентура братьев Агаевых доносила именно такое отношение к нам, народ не сомневался, что будем пиратствовать. Привыкли, что острова бедные, без богатых ресурсов.
В общем, зима прошла в напряжённом ожидании, как поведут себя новые соседи, со стороны аборигенов. Зато мне и немногим прибывшим осенью мастерам к весне стало не до ожидания. Иван Палыч быстро навёл порядок в моей самодеятельности с генератором, за две недели изготовил действующий образец. После чего в Невмянске начался электрический бум. Пользуясь дешевизной местной рабочей силы и вынужденным бездельем, я организовал производство генераторов, аккумуляторов, и примитивных электролампочек. Часть трофейной меди пошла на вытягивание проволоки, что закончилось электрическим освещением моего замка, совмещённым от генераторов-ветряков или аккумуляторов, когда нет ветра. Среди нанятых японцев оказались несколько толковых парней, потому с наступлением весны стало жаль разгонять временную шарашку. В результате, мы объединили мастерскую электриков со стеклодувами, подготовленными мной за зиму, я им поставил несколько конкретных задач и подсказал направление работы, неплохо заинтересовал материально.
В любом случае, дублировать на острове Владивостокскую промышленность пока было невозможно, до открытия железных руд во владениях кампании. Просто не потянем, запасов железа не хватит даже на ружья, дай бог, на снаряды бы хватило и патроны. Нужно обзаводиться неметаллоёмким производством, желательно высокотехнологичным. Выращивать сахарный тростник было бы тоже неплохо, жаль, климат не позволял. Из всех неметаллоёмких возобновляемых производств самыми очевидными представлялись — производство тканей, хлебных изделий, переработка древесины, во всём этом я не разбирался абсолютно, да и сбыта в регионе пока не будет, как и рабочих рук, в виде крестьян. Может, когда-нибудь позднее, когда население острова вырастет? Пока реальными казались мне следующие направления — производство подшипников и метизов, развитие электрической промышленности во всех проявлениях, от генераторов и лампочек, до мощных радиостанций и простейших радиоприёмников. Сюда можно добавить часовые мастерские и, в перспективе, производство двигателей внутреннего сгорания, на спиртовом и дизельном топливе.
К сожалению, ни одно из этих направлений не давало надежды на прибыль, как минимум, в течение десяти и больше ближайших лет. Конечно, наши запасы в полмиллиона рублей серебром дадут возможность продержаться, но не десять лет, а год-два, может, три. Плюс доходы от торговли оружием, пока мои заводы на материке не отобрали в казну, да золотой прииск. Хорошо, если их хватит, на те же два-три года, а если всё закончится раньше? Что, будем пиратами, как князь Мацума? Западло, как говорили в двадцатом веке, в годы моей молодости. Какой вывод из этого будет? Надо организовывать на острове оружейный завод и, как можно активнее, искать залежи железной и других металлических руд. Если не найдём на Хоккайдо, искать на других японских островах и разрабатывать их там, покупать руду или даже оккупировать месторождения, коли не согласятся продавать.
— Дело говоришь, Викторыч, — прервал мои размышления Иван, усаживаясь в кресло у камина. — Забываешь главное, как обычно, нужно ориентироваться на постройку металлических кораблей. Железный лист до полусантиметра толщиной во Владике делают, сварочный аппарат ребята к осени непременно изготовят. Паровые двигатели до ума почти довели, пушки с противооткатниками делаем. Дай мне тройку таких катеров, с парой орудий и мощными двигателями, к острову ни один вражеский корабль не подойдёт.
— А ещё лучше сразу торпедные катера дать, со скоростью в тридцать узлов, так? — Я хмыкнул, — чего пришёл?
— Надо сторожевые остроги ставить на побережье, как минимум, в пяти местах. Иначе рискуем английский десант получить в одно приятное утро.
— Так оно, сам боюсь, но, нынче не получится. Наши две роты раскидывать ещё опаснее, чем держать оборону в одном месте. Думал, за лето успеем железку кинуть до угольного разреза, и вдоль дороги пару острогов осенью поставим. Так людей нет, русских переселенцев в охрану ставить слишком жирно, нам крестьяне и специалисты нужны. Корейцы с наёмниками нас кинули, на севере вербовать бесполезно, они и так хорошо воюют. Китайцев боюсь брать, может, вьетнамцев, то есть, аннамцев сагитировать? Помнится, в двадцатом веке вьетнамцы воевали очень даже хорошо. Надо попробовать с их правителем договориться и навербовать пару вьетнамских батальонов. Тогда мы хоть помощь сможем быстро выдвинуть нашим поселенцам. Без железной дороги боюсь крепости ставить, мало нас и айны эти мутные, ничего конкретного не говорят. В спину ударят, только отвернись.
— Не бери в голову, нынче летом расторгуемся оружием, людей завезём. Ты, кстати, слышал сегодняшние новости? Казахи в Белый Камень четыреста пленных маньчжур пригнали, из них половина женщины. Наш друг неплохо повоевал, глядишь, китайцы решатся на мир. Что ты такой мрачный, Андрюха?
— Что-то тяжело на душе, ты бы не уезжал с острова нынче? Боюсь, скучать нам не придётся. Первыми рейсами с материка всё оружие завезём и оборудование с оружейного завода. На полсотни орудий нашего железа хватит, да на складах столько же ждёт. Всё равно, надо искать железную руду, если не найдём у нас, закупать у японцев, не с материка же возить. Выложим железную дорогу кольцевую, да пустим по ней бронепоезд, тогда никакие десанты не страшны.
Увы, наши рассуждения были вскоре прерваны телефонным звонком из порта, к нам прибыла делегация из Японии. Конечно, мы не бросились её встречать, но, распорядиться о месте её обустройства и прочих мелочах пришлось. Палыч отправился проверять послов, подбирать им обслугу, организовывать слежку и охрану. У меня нашлись свои дела, занявшие весь день до вечера, именно на тот день Антон Воронов назначил испытания своего первого параплана. Как на грех, недалеко от Невмянска, почти на виду у всего города. Вернее, на виду у всего города и окрестных деревень. Зима же, развлечений мало, а дни испытаний ребята не скрывали, чего там скрывать, коли, полсотни японцев помогали кроить, шить и клеить парапланы.
Поёживаясь от лёгкого тягуна, постоянного спокойного ветерка, ровно дувшего с юго-востока, мы наблюдали за приготовлениями друзей Антона. Парни и девушки явно нервничали, расправляя параплан, разматывая многочисленные верёвки и выбирая место для разбега. Параплан, сшитый из самых лёгких шёлковых и ситцевых тканей, проклеенных рыбным клеем, ярким жёлто-красным пятном выделялся на белом заснеженном склоне прибрежной сопки. Зрители не решались прерывать действия парней советами, за их попытками внимательно следили все жители городка ещё с осени. Помню, как радовались первым успешным полётам дельтапланов наши мастера, с одобрением качали головами, рассматривая летательные аппараты вблизи. Даже нередкие травмы дельтапланеристов, переломы и вывихи, не уменьшали популярности лётчиков среди молодёжи. Это занятие, одно из первых, стало сближать молодых парней и девушек, независимо от национальности. Сначала к Воронову и его помощникам примкнули молодые японские чиновники, они первыми начали разговаривать по-русски. Затем ко мне пришли посланцы двух ближайших айнских князьков, попросили разрешения молодым айнам помогать лётчикам. Ну, девушек уже я сам привлёк к их кампании, когда понадобилось шить и клеить ткани. Причём, не только наших "сироток", но и японок из относительно зажиточных семей.
Так, что в числе болельщиков, азартно переживавших за испытателей, оказалась практически вся молодёжь городка, независимо от национальности и вероисповедания. И, естественно, их родители, и близкие родственники. В результате, на склоне прибрежной сопки, собралось едва ли не всё население Невмянска. И Антон нас не подвёл, не зря парень налетал на дельтапланах больше сотни часов. Погода стояла на редкость удачная для полётов, ровный ветер и отсутствие солнца, параплан после короткого разбега легко расправился и выдернул Воронова в воздух. Парень парил над склоном сопки, умело разворачиваясь, и не теряя ветра, не давая потокам воздуха отнести себя в сторону залива. Там, на всякий случай, покачивались на волнах несколько рыбачьих лодок, но, вода не летняя и Антон понимал это не хуже меня. Два месяца назад он едва не погиб, упав в ледяную воду залива, еле отпарили в бане. При всей своей бесшабашности, Воронов не был дураком и тщательно избегал пролетать над морем.
Налетавшись над склонами прибрежных сопок вдоволь, когда зрители даже охрипли от многочисленных криков "Ура!", Антон очень изящно и умело приземлился. Чтобы попасть в руки друзей, принявшихся обнимать и качать нашего первого лётчика. Я воспользовался случаем и объявил о торжественном ужине сегодня же у меня в замке, для всех родных и помощников Воронова. Большая зала позволяла собрать на ужин до трёхсот человек вполне свободно, лишний повод найти общие интересы у моих разношёрстных подданных.
Глава седьмая.
Видимо, возраст уже не тот, подумал я, прежде, чем впасть в забытьё от невыносимой боли. Два дня я мучился болями в спине, безуспешно пытаясь сбить их сухим жаром в парилке, крепким "Русским ромом". Увы, даже сильное опьянение не спасало от невыносимых болей в области поясницы. Дело дошло до того, что я уже не мог вставать, только лежал пластом, изредка переворачиваясь на живот, когда местные лекари натирали спину своими мазями. Их привозил каждый день Палыч, напугавшийся моего приступа сильнее, чем я сам. Его кавалеристы разъехались по всем прибрежным селениям, собирая в Невмянск местных знахарей.
— Надеюсь, вы их не силой ко мне привозите. — Только на этот вопрос хватило моих сил при виде третьего шамана, обвешанного вонючими заскорузлыми шкурами.
Чего только не было в их средствах, от желчи тигра и настоек женьшеня, до отваров редких трав и мухоморов. Кстати, на третий день мне помогли именно эти мухоморы, а через неделю я уже смог вставать. У Ивана хватило здравого смысла не подпускать ко мне наших немецких врачей, с их мазями на основе ртути, свинца и цинка. Когда он перечислил составляющие этих лекарств, меня чуть кондратий не хватил. Пришлось срочно вызывать обоих лекарей и строго-настрого запретить применение подобных мазей на всей территории Дальнего Востока.
— Я доволен, господа, вашей работой по профилактике заболеваний в Беловодье. Вы отлично справились с прививками от оспы в Невмянске, подготовили умелых санитаров и медсестёр. Но, должен отметить, что увлечение средствами, содержащими ртуть, свинец, цинк и другие металлы, приносит больше вреда, нежели пользы. Не забывайте основой принцип Гиппократа "Не навреди". Вижу, Карл, Вы сомневаетесь в моих словах, хорошо. У вас полгода, чтобы провести необходимые эксперименты на мышах по влиянию той же ртути на здоровье, осенью жду отчёта. До окончания этих исследований запрещаю лечение указанными мазями и растворами на территории острова.
— Палыч, как там с японцами, — спросил я после ухода лекарей, — что за люди?
— Вроде нормально всё, это представители клана Токугава, самого сильного и крупного клана в Японии. Говорят, что прибыли навести официальные связи и разобраться, чего мы хотим. Когда сможешь их принять?
— Можно завтра, ближе к обеду, чего будем просить?
— Давай уточним, во-первых, право беспошлинной торговли во всех городах и селениях, возможность строительства своих заводов и рудников. Кстати, мои ребята разнюхали, что на севере соседнего острова, Хонсю, давно добывают железо. Может, на пробу попросим, кроме закупки железной руды, разрешить там строительство своего завода?
— Нет, ещё рано, пусть сначала посмотрят на железную дорогу, потом сами попросят.
— Тогда остаётся предложить им договор о дружбе и сотрудничестве, лет на двадцать. Взамен предложить механику — паровые машины, лесопилки. Маловато получается?
— Намекаешь на ружья? Думаю, можно рискнуть, страна небогатая, не Корея, вряд ли они больше, чем тысячу ружей сторублёвых смогут купить. Зато патронами привяжем к себе, а часть платы можно молодыми ребятами брать, из крестьянских детей. Нам рабочие руки и мастера пригодятся, лет через пять отпустим их в гости к родным, лучше всякой агитации пройдёт.
— Так мы сами японцами станем, не боишься повторения Косово?
— Нет, мы японских мастеров и рабочих будем расселять по островам, думаю, без колонизации соседних островов не обойтись. Как минимум, Южные Курилы и Командорские острова, в перспективе Тихоокеанские острова и Австралия. Вот, как раз японцами можно Австралию и заселять, но, после конфликта с Британией, не раньше. Там, на одном золоте и полезных ископаемых мы продержимся. Селитра всему миру лет двести будет нужна, в Австралии крупнейшие залежи селитры. Не говоря об уране и прочих прелестях.
— Ну, ты замахнулся, отец родной, дай бог, Хоккайдо освоить при нашей жизни. Между прочим, ребята наш остров давно Белым называют, видимо от Беловодья. Как ты смотришь на это?
— После твоего красного флага меня уже ничего не удивляет. Согласен, остров будет Белым, флаг острова красным, только нужно добавить символ на пустое полотнище. Сразу предупреждаю, не звезду, хватит флага РДК со звездой! И не серп с молотом, нас масоны замучают.
— Тогда крест остаётся, не Андреевский и не прямой, их в Европе предостаточно. Давай, православный, восьмиконечный, золотого цвета? Договорились? С таким знаменем Россия против нас точно воевать не будет никогда.
Так, в минутном обсуждении, появились островные символы, название острова и флаг.
Представители Токугава оказались на редкость настырными ребятами. Во-первых, все четверо молодые, не старше тридцати лет, размалёванные, как старые проститутки, белилами трёх цветов — белым, красным и чёрным. Во-вторых, явившись в мой дворец с оружием, парни наотрез отказались сдать свои мечи. Памятуя их статус посланников, мы рискнули пропустить наглых самураев без вопросов. Видимо, такое поведение произвело на молодцов обратное желаемому впечатление. Убедившись, что их желания выполнены, японцы восприняли это проявлением слабости, и задрали носы до потолка. После официальных представлений и перехода к деловой части, разговор не получился. Японцы не слышали и не желали слушать наши ответы и предложения, более того, в ультимативной форме потребовали вернуть остров, возместить ущерб от пиратских нападений на побережье и выдать виновников для расправы.
— Палыч, это ты называешь наведением контактов? — шепнул я Ивану, сидевшему за столом рядом со мной, пока послы зачитывали свои требования.
— Сам не понимаю, разреши ответить? — Невмянов встал и, через посредство переводчика Хромова, высказал нашу точку зрения. — Мы стёрли с лица земли три соседних города, чьи жители нагло напали на наш порт. От клана Токугава мы ждали предложения о мире и торговле, но, видимо ошиблись. Жаль, но сёгуны не единственная власть в стране Восходящего Солнца. Если мы не связаны дружескими обязательствами с кланом Токугава, ничто не помешает нам искать других союзников и друзей. Что касается выдачи виновников пиратских нападений, я перед вами, берите, если сможете! Именно я командовал эскадрой, разгромившей все японские порты.
Таких наглых ответов гости, видимо, не слышали с детства. После краткого перешёптывания, один из молодых парней вышел вперёд и обнажил свой меч, взмахом его пригласил Ивана выйти к нему. Палыч, аккуратно обогнул стол и подошёл к японцу, не доходя до него шагов пять-шесть. Обе свои револьверные кобуры он расстегнул и положил правую руку на рукоятку револьвера. Наши охранники, вооружённые помповиками, давно взяли всех гостей на прицел.
— Не трогать его, он мой, — скривил губы в улыбке Иван, плотно охватив пальцами рукоятку револьвера.
Японец рванулся вперёд, замахиваясь своим мечом, и тут же отлетел назад, под грохот выстрела револьвера Палыча. Две пули в грудь отбросили дерзкого посланца под ноги своим коллегам. Иван уже вложил револьвер в кобуру и грозно спросил, взглядом указывая Хромову перевести свой вопрос на японский язык,
— Кому ещё надо мою голову?
Японцы долго молчали, удерживая в себе рвущуюся наружу ненависть. Потом один из них начал выкладывать своё оружие на пол, расставшись с двумя мечами и тремя ножами. После чего перешагнул погибшего товарища и спросил,
— Есть ли в этом зале смелые люди, способные выйти против меня с голыми руками?
— Дозволь мне, учитель, — поднялся от края стола Титов Степан, градоначальник Невмянска, один из первых моих учеников. Вместе с ним поднялись сразу пятеро парней, но Степан был самым невысоким, едва ли не ниже японца ростом. И, как это часто бывает, самым надёжным бойцом.
— Осторожнее, Степан, не убивай его, — движением руки я посадил остальных желающих на место, японцы не смогут нас обвинить, что соперник был больше ростом.
Титов вышел из-за стола, оставив на нём свой пояс с револьверами, подошёл к сопернику и коротко поклонился, как в спарринге. Поединщики несколько долгих секунд смотрели друг на друга, потом японец грациозно скользнул вперёд, обозначил отвлекающий удар кулаком в лицо, захватывая руками правое запястье Степана. Явная техника дзю-дзюцу, до появления карате ещё несколько десятилетий. Титов ждал, пока пальцы японца сомкнутся в плотной хватке, после чего плавно, но быстро, начал своё движение. Те же японцы через полтора века назовут этот приём "шихо-наге", или примерно так. Глаза посланника ещё светились радостью от предчувствия победы, когда пятки уже отрывались от пола приёмной залы. Не прошло и секунды, как наш гость лежал рядом со своим убитым товарищем, только живой. Степан работал предельно жёстко, видимо, переволновался, но японец упал удачно, без травм. Титов отошёл, молча, поклонился, и вернулся на своё место.
Мы будем ждать решения клана Токугава ровно месяц, не больше, — я коротко поклонился и подал знак окончания неудачного представления псевдопослов. Охранники помогли унести труп японца, уже утром все посыльные отплыли восвояси. А вечером пришло сообщение из Владивостока, бухта свободна ото льда. Пора отправляться за женой и детьми.
Набережная и порт Владивостока были полны народом, вышедшим встречать корабли из Беловодья. Почти вся наша флотилия, за исключением четырёх пароходов, прибыла в столицу русского Дальнего Востока. Корабли шли полупустыми, готовыми к погрузке семей наших мастеров, железных и медных отливок, кое-какого инструмента. На лето мы запланировали окончательную перевозку в Беловодье максимума ресурсов и всех рабочих, как желающих переселиться, так и тех, кого завербуем на несколько лет. Из товаров везли небольшое количество часов, бансов и трофейного оружия. Своих я рассмотрел за пару вёрст, трудно было не узнать старшего сына, подпрыгивавшего на самом краю причала. Одним из первых я спрыгнул на доски пристани, спеша обнять родных. Вместе с женой и детьми, меня встречал тесть, единственная незамужняя приёмная дочь, и младший брат жены — Фёдор.
Обнимая меня, он шепнул, — сегодня прибыл старый знакомый Пак из Кореи. Вовремя ты вернулся, Викторыч. Он злой, как собака, кроме тебя, ни с кем говорить не хочет.
— Что ж, — ухмыльнулся я злорадно, — посмотрим, что он скажет в своё оправдание. Передай ему, что жду его завтра, в девять утра.
Потом были другие встречи, народ обнимался, поздравлял друг друга и нас с возвращением, словно мы с Северного полюса вернулись. Наконец, мы добрались домой, и на меня буквально обрушились сыновья. Теперь они не давали мне даже рта открыть, рассказывая всё, что произошло в их жизни за полгода. Ирина пыталась втиснуться в их увлечённое лепетание, но, вскоре бросила это занятие и устроилась у меня под боком, на диване. Так мы и сидели, слушая щебетание сыновей, пока незнакомая женщина не вкатила в комнату типичный сервировочный столик двадцатого века. Вот это казус!
— Что это, дорогая? — я протянул руку к служанке.
— Эта наша горничная, по-русски её зовут Ксения, с осени помогает мне по хозяйству. А сервировочный столик нам Иван Палыч ещё осенью нарисовал, как сделать. Я зимой и заказала у мастеров, тебе подарок сделать хотела. Тебе не понравилось?
— Нет, Ирина, мне как раз понравилось. — Мы подождали, пока Ксения не подкатит столик к нам, присядет в книксене и выйдет из комнаты. — Чую, ты обзавелась и другой прислугой?
— Нет, ещё только одна девушка, поваром работает у нас. Отлично готовит, не поверишь, такая выдумщица, дети всегда до крошки её обеды съедают. Зовут её Таня, они с Ксюшей в нашем доме живут, на первом этаже, в левом крыле. С прошлого года у многих знакомых прислуга из корейцев, люди хорошие, исполнительные, чистоплотные, добрые. Между прочим, хорошо говорят по-русски.
— Понятно, давай попробуем, что твоя повариха приготовила, — через минуту говорить я уже не мог. Не хватало сил оторваться от вкуснейшего обеда, где каждое новое блюдо превосходило предыдущее ароматом и вкусом. На первое была традиционная корейская лапша, лучше которой я не то, что не едал, даже не нюхал. На второе припущенный рис, даже не так, РИС, вкуснейший, ароматнейший, во рту таял. С морепродуктами, где я смог узнать мидии, кальмара и какую-то рыбу. Дополняла блюдо морская капуста, равной которой я не помню с детства. Всё это в обрамлении полудюжины салатиков, варёных креветок, солёных грибков, красной и чёрной икры, знаменитой корейской морковки, и прочих вкусностей. Надо ли упоминать, что я не мог разговаривать полчаса, пока не оторвался от стола, превозмогая себя.
До темноты я так и не вышел из дома, разговаривал с детьми, играл с ними, слушал новости в пересказе старшего сына, с поправками и дополнениями Ирины. У моих друзей и подчинённых хватило такта не беспокоить нас тем вечером. Позднее, когда оба шалуна, наконец, успокоились в своих кроватках, наступило время любви. Неторопливой, мягкой, ласковой, и одновременно страстной, заставляющей терять всяческое ощущение времени и пространства. Потом мы долго лежали без сна, а Ирина говорила со мной, рассказывала свои женские глупости и страхи, делилась своими планами и спрашивала мои замыслы. Я, разморённый уютом и теплом, лежал, слушал голос жены и ни о чём не думал, наслаждаясь редкими минутами счастья.
Утро пришло внезапно, принесло с собой новые планы, сложившуюся в уме линию разговора с Паком. Мы успели позавтракать, жена отправилась с детьми гулять, я переоделся, ожидая визита корейского гостя. Он не заставил себя ждать, без двух минут десять Пак поднялся по лестнице и прошёл в залу. Я поднялся ему навстречу, протягивая руку для приветствия, сделал несколько шагов, стиснув руку гостя в крепком пожатии. Мы одновременно поздоровались, я по-корейски, Пак по-русски. Прошло всего полтора года с нашей первой встречи, но, событий эти восемнадцать месяцев вместили, словно целая эпоха.
Тогда я был неопытным государственным инспектором, искавшим сильного союзника, и рынок сбыта товаров для маленькой колонии на краю России. Появление Пака давало нам шанс, как мне тогда казалось, войти в круг большой азиатской политики. Мы искренне верили, что на уровне государственных контактов, пусть и неофициальных, не жульничают и не обманывают, как это было в двадцатом веке. Казалось, что в восемнадцатом веке, с его рыцарскими традициями, люди государственного уровня честны, держат свои обещания и не столь меркантильны, как в двадцать первом веке. Увы, прошедшие полтора года избавили меня от иллюзий.
Палыч прав, надо вести себя так, как нам нужно, не подстраиваясь под других игроков. Вести дела максимально прагматично, не давая себя запутать королевскими и прочими титулами, высокими чувствами и интересами государства. Лишь одни интересы мы будем соблюдать, интересы России и русского Дальнего Востока. Тем более, что сейчас у нас с Паком поменялись позиции. Теперь он заинтересован в контактах с нами, китайцы вряд ли помогут вану в борьбе за престол. Они, благодаря нам и нашим партнёрам, крепко засели в Южном Казахстане, воюют в Монголии, потеряли три армии в Маньчжурии. Так, что проблем у императора династии Цин вполне достаточно и без Кореи, которая никуда не денется. Он так думает, я полагаю. Наверняка всё это поняли и в Сеуле, иначе бы не прислали Пака во Владивосток. Они опасаются, что с наступлением весны северные повстанцы вновь пойдут в наступление, и, не слишком ошибаются. Интересно, что они предложат нам?
Очень интересно, что они смогут предложить сильной региональной державе, чей флот в настоящее время без преувеличения сильнейший в Юго-Восточной Азии. Стране, уничтожившей добрую половину японских пиратов, и поставившей Японию в сложное (мягко говоря) положение. Стране, с чьей военной помощью повстанцы захватили четверть территории Кореи, и, вполне способны отхватить ещё столько же, если не больше. Надо полагать, Пак отлично осведомлён, что мы активно разрабатываем медные рудники и выплавляем медь. То есть, повстанцы выполнили наши просьбы, в своё время проигнорированные королевской властью. Он отлично понимает, что сейчас всё изменилось, что же он скажет?
— Пожалуйста, — предлагаю гостю кресло и сажусь рядом сам. В обычное, низкое мягкое кресло из моего детства. Для меня обычное, для Пака редкостная выдумка. Но мы с Иваном определились, что будем придерживаться собственных правил игры, в том числе и внешних её проявлений. Предлагаю корейцу чашку кофе, наливаю себе, кладу кусочек сахара и неспешно размешиваю. Пак удивлён моим демонстративным пренебрежением восточными церемониями, но молчит. Молчу и я, с наслаждением делаю глоток чёрного кофе. Наше молчание затягивается минут на пять, за которые я выпиваю свой кофе и ставлю чашку на столик.
— Я рад нашей встрече, — нейтральное начало ни к чему не обязывает меня, а старому знакомому приятно. — Жаль, что сотрудничества с королевством Утренней Свежести не получилось. Жаль. Но вернёмся к цели Вашего визита? Что привело моего друга так далеко на север?
— Как обычно, воля вана, — со скрежетом, словно сквозь силу, произносит Пак. Я молчу, ожидая продолжения. Надолго замолчал и мой гость, словно собираясь с силами. Не собираясь ему помогать, я налил себе ещё чашечку кофе и неторопливо смакую её.
Мне есть о чём подумать, через неделю мы собираемся отправить караван из шести океанских судов в Санкт-Петербург с дарами Востока, как договаривались с Никитой. Недавно он выходил на связь, попросил ускорить отправку подарков, у трона сложилась весьма выгодная для нас ситуация, и, дальневосточные товары могут склонить чашу весов в нужную сторону. Так, что загрузка кораблей уже шла полным ходом, за вычетом технических и оружейных нагрузок, шесть судов смогут доставить в столицу две тысячи тонн дорогостоящего экзотического груза. Начиная от пресловутых бансов, шёлковых и хлопковых тканей, заканчивая ценнейшим китайским фарфором, сотнями статуй будды, огромного количества пряностей и прочей экзотики. Оружия мы берём немного, для представительских целей.
А раздумывал я о том, кому плыть, выходило, придётся мне отправиться в столицу. Так будет полезнее для дела, хоть и не люблю я океанские плаванья, но, деваться некуда. Потому и начинало давить на меня "чемодановое настроение", все здешние проблемы понемногу отходили на задний план, мысли уже были там, в Европе. На этот раз я собирался не только встретиться с нашим агентом Уинслеем, но и высадить своего человека в Дании. Пусть акклиматизируется, наведёт связи, официально займётся представлением интересов РДК, а неофициально будет сманивать к нам таланты и молодёжь, желающую найти свободу и богатство. Тем более, что готовый человек для этих целей имеется, старый знакомый Андрей Хомяков, прошедший с нами весь путь от Таракановки до Владивостока. Парень толковый, смелый, осилил два языка — немецкий и датский, сам неплохой мастер. Его не обманешь, да и нас не предаст. Для быстрой связи с ним отправится радистка, его молодая жена, изучившая радиодело за полгода вполне на уровне.
— Вы помогаете бунтовщикам, — прервал мои размышления Пак, разродившись, наконец, речью. — Вы поставляете им оружие, с помощью которого разбойники захватывают территорию королевства. Почему вы идёте против законной власти Кореи?
— Мы продаём оружие всем, кто его в состоянии купить. Вам, кстати, мы продали вдвое больше ружей, чем повстанцам. — Я утвердительно кивнул, увидев удивление на лице Пака. — Да, вдвое больше, и, замечу по более низкой цене. Мы честно ждали более года, пока ван соизволит заключить с ним договор, который мы предварительно обсуждали с Вами, уважаемый Пак.
— Мы ничего не дождались, и не в обиде на вана. Уверен, у правителя Кореи есть более важные дела и не нам его судить. Потому мы повернулись к нашим соседям, восставшим против несправедливости и преступных чиновников, извративших волю вана. Восставшие не только купили оружие, но и выполнили все наши предложения. С помощью корейских друзей мы построили завод по добыче и выплавке меди, к этому заводу провели железную дорогу из Владивостока. Наши корабли свободно привозят товары в порт Вонсан. — Я остановился в перечислении достижений, чтобы представитель вана их запомнил. — Думаю, что этим летом восставший народ севера Кореи ещё расширит свою территорию. Мы им продадим новое оружие, они пустят нас в другие захваченные порты. Собственно, нам от правителя королевства ничего и не надо. Мы понимаем, что недостойны его высокого внимания и не будем отвлекать вана от дел. Обращаю Ваше внимание, что никаких враждебных действий против королевской власти Кореи мы не предпринимали и не будем предпринимать.
— Я прибыл, чтобы закупить оружие! — С огромным напряжением в голосе выговорил мой собеседник.
Видимо, он серьёзно опасался, что мы откажем, зря опасался. Сейчас южанам никакое оружие не поможет, лишь усилит северян в качестве трофеев. Наши советники среди руководства повстанцев спланировали отличную операцию по захвату половины территории корейского полуострова малыми силами восставших. Зато боеприпасов подвезли в избытке, даже шесть гладкоствольных орудий поставили, с обученными за зиму корейскими артиллеристами. "Маньчжурские добровольцы", по моей просьбе присматриваются к корейцам, подбирая бойцов для будущего найма в войска РДК. Рано или поздно война в Корее закончится, тут мы и предложим наиболее опытным бойцам контракт с дальневосточной кампанией, лет на двадцать.
— Так покупайте, уважаемый Пак, — я удивлённо развёл руками, — наши склады к вашим услугам. Сколько вы желаете приобрести ружей, на какую сумму? Мы сможем отгрузить сразу хоть десять тысяч ружей, в течение одного дня.
— К сожалению, необходимой для покупки оружия суммы у меня нет.
— Сколько же ружей Вам нужно?
— Десять тысяч стволов, а ещё лучше двадцать тысяч стволов, с сотней патронов на одно ружьё. Я уполномочен дать самые твёрдые гарантии, что оружие будет оплачено в течение двух лет. — Кореец взглянул на меня исподлобья. Мне показалось или нет, но он был на грани истерики. Видимо, здорово припекло вана, если Пак так нервничает. Мне он всегда казался патриотом Кореи. — Мы согласны на то, чтобы твои купцы торговали в наших портах. Это пока всё, что я твёрдо обещаю.
— Я верю Вам, мой друг, и понимаю, чего стоит подобное разрешение. — Я изобразил поклон в сторону гостя. — Однако, мы оба помним, что предыдущая договорённость не выдержала испытания временем. В то же время мне искренне хочется помочь Стране Утренней Свежести.
Тут я замолчал и надолго. Ответ у меня был готов давно, но, пусть выглядит спонтанным решением. Так проще убедить самого Пака и его начальство. Поэтому, выдержав продолжительную паузу, я продолжил.
— Я предлагаю следующее. Мы даём Корее кредит в три миллиона серебряных рублей из расчёта пять процентов годовых, на двадцать лет. Условия более, чем привлекательные. Но, кредит будет целевым, для закупки нашего оружия и наших товаров, чтобы не перевозить деньги в Сеул и обратно, вы просто получите двадцать тысяч ружей с патронами, остальное доберёте, чем пожелаете. Можно ружьями, можно другими товарами.
— Слишком щедро, что Вы хотите за это? — Недоверчиво произнёс кореец.
— Всего два условия, причём первое из них совпадает с вашими законами. Итак, первое, — Корея все двадцать лет, пока не выплатит кредит, не будет торговать с европейскими торговцами, кроме нас! Это вполне укладывается в действующие запреты и ничего не будет стоить корейской казне. Второе, — вы разрешаете нам построить военно-торговую базу где-нибудь на побережье, например, в Пусане, с правом торговли с любыми корейскими купцами, разумеется. Площадью в четыре-пять квадратных километров, не больше, там будут действовать русские законы, а доступ корейцев на территорию запрещён. Аренда земли будет стоить те же самые проценты, которые подлежат ежегодной выплате. Таким образом, кредит для вас получится беспроцентным. Устраивают Вас, уважаемый Пак, такие условия? Как видите, они очень выгодны для Кореи, причём, мы просим даже меньше, чем три года назад.
— Мне нужно получить согласие на такие условия, — Пак встал, показывая, что удовлетворён разговором.
— Вот эти договоры в письменном варианте, на двух языках, уже подписаны мною. В гавани готовы к отплытию два шлюпа, они доставят Вас на родину. Если договор будет подписан ваном, один шлюп отправится в Пусан, приступать к строительству базы. На втором корабле Вы привезёте подписанное соглашение во Владивосток, где сможете забрать оружие. Меня, видимо, уже на месте не будет, отбываю в Европу. До встречи, уважаемый Пак.
Вот так, а что вы хотели? Можно, конечно, выжать из вана, видимо уже паникующего, и больше бонусов. Но, не будем жадничать, нам нужны соседи и союзники без комплексов прежних обид. Чтобы никто из них не считал себя обманутым и обворованным. Теперь, господин Пак, можно сказать, судьба королевства в Ваших руках. Подпишет ван договор, к осени северяне остановятся и начнут мирные переговоры, с нашей помощью. Мы уже проверяли, есть здравые умы среди корейской вольницы. Не подпишет договор, или начнёт правитель Кореи обманывать с военной базой, через год поможем северянам захватить весь полуостров. "Маньчжурские добровольцы", что интересно, не сомневаются в этом. За два года боевых действий они подготовили не одну тысячу отличных бойцов. Были бы патроны со снарядами, сметут любую армию.
— Срочная радиограмма, — постучал в дверь дежурный радист, — с озера Ханка.
— Давай, — я расписался в журнале, подождал, пока парень покинет залу, затем развернул текст, написанный аккуратным красивым почерком. Ага, как вовремя, разведка доносила о движении к северной корейской границе пятидесяти тысячного корпуса ханьского войска. По скорости движения, до границы с повстанцами войску идти ещё неделю, не меньше. Успеем. Похоже, молитвы вана достигли ушей его сюзерена, китайского императора. Где же мы хоронить всех будем? Впрочем, хоронить их будут корейцы. А для Ивана будет возможность тренировки миномётных и артиллерийских расчётов.
Тем же вечером две артиллерийские батареи и три миномётных грузились на железнодорожном вокзале. Состав вышел из двенадцати вагонов, четыре из которых занимали лошади, ещё четыре везли боеприпасы. На такую прорву народа потребуется много снарядов. Даже новых, с усиленной взрывчатой смесью, осколки от которых выкашивают всё живое в радиусе сорока метров от места падения снаряда, как минимум. В следующем составе, завтра, кроме дополнительных боеприпасов, их жалеть не надо, отправится взвод снайперов, вооружённых нарезными дальнобойными винтовками, с прицельной дальностью полтора километра. Дорогое и секретное оружие, да и снайперов отбирали по конкурсу. Пусть, проявят себя и оружие проверят в боевых условиях. У всех снайперов оптические прицелы, самодельные, но, какие есть.
Мы продолжали грузить корабли, отправляющиеся в Европу. Ой, как не хотелось мне расставаться с семьёй, но, брать детей на корабль хотелось ещё меньше. Устав днём от неизбежных хлопот, почти все вечера мы проводили вместе с Евграфом Романовым. Обсуждали нюансы совместных дел, сверяли свои точки зрения на будущее России и Дальнего Востока. Много общего было в наших задумках, в первую очередь, о промышленном и торговом развитии Приамурья. К моему удивлению, Евграф переживал за бедных каланов, хищнически истребляемых русскими и английскими охотниками. И, полностью поддержал мою идею о создании заповедников на некоторых островах, где морские бобры ещё живут.
Новое оружие и обучение в университете, женская одежда и торговля с Аннамом, паровозы и освоение Калифорнии. Каких только тем мы не коснулись в своих беседах. Зная из будущего, к чему приведёт развитие Дальнего Востока и Запада Америки, я всячески подводил Романова к мысли безусловного вытеснения из региона всех европейцев. Причём, не только тех, кто проникает севернее широты Владивостока. Изо дня в день я раскрывал глаза недоверчивого купчины на богатства Калифорнии. Не только золотые пляжи, как говорится, есть в тех краях.
— Есть там золото, Евграф, есть! — весело удивлял я скептически настроенного собеседника. — Знаю наверняка, хотя место могу сразу и не показать. Иван подтвердит, он тоже знает про золото Калифорнии. Что касается золота, на Аляске его ещё больше, за сто лет не выбрать. Там я даже могу сказать, на каких реках и ручьях золото можно мыть, вот так! Не веришь? Зря, вернусь из столицы, лично туда охотников отправлю, локти кусать станешь.
— Нешто такое может быть, чтобы золота за сто лет не выбрать? — Удивлялся хваткий промышленник.
— Да что золото! — Входил я в азарт. — Там серебра в сто раз больше, почти, как у нас железа!
— На Аляске? — Недоверчиво прищуривался Романов.
— Какая Аляска, в Калифорнии! Там, в Калифорнии, чего только нет. И золото, и серебро в огромном количестве. И медь с железом. Там старые горы, вроде нашего Урала, полные разной руды, а людей белых нет. Живут одни индейцы, которые рыбу ловят, да зверя бьют из луков, вроде наших нивхов и айнов. Железа не знают, покупают у испанцев, те южнее нас по широте живут. Так, что Евграф, не успеешь отправить нынче летом людей в Калифорнию, пожалеем оба. Всю нашу прибыль английские да испанские торговцы заберут, они это побережье давно своей вотчиной считают. Не заселим Калифорнию за пять лет, не достанутся нам те богатства. — Я широко крещусь, — вот тебе крест, Евграф. Всё, что есть возле Амура, десятой доли не стоит калифорнийских богатств. Грех на нас будет, коли мы, зная всё это, мимо русского человека пронесём такую чашу.
— Так всё графьям в Питер уйдёт, — не выдержал Романов, горько скривив лицо. При мне он давно не скрывал своего пренебрежения к великосветскому обществу.
— Ха! — Я едва не рассмеялся вполне ожидаемой фразе. — А мы на что? Ежели с умом в Калифорнии развернуться, построить железоделательные и оружейные заводы, засеять поля зерном и засадить картошкой, добывать медь и серебро, так и раем земным то место будет. Много ли мы из Владивостока налогов в столицу отправили? Ни копейки, доложу я тебе. Ни рубля за четыре года не ушло в Санкт-Петербург. Всё, что я отвёз императрице, это подарки. А из России сколько мы с тобой денег и разного инструмента привезли? Сам знаешь не хуже меня. Пока мы мир с ханьцами не заключим, ясак здесь собирать и налоги никто не будет, по договору правобережье Амура ханьская земля.
— Плюнет Потёмкин на договор этот.
— Нет, если договор нарушить, ханьцы точно войной пойдут. Полурота поручика Синицкого много не навоюет, это даже из Петербурга видно. У Потёмкина сейчас о войне с турками голова болит, на Сибирь сил империи не хватит. Не надо считать, что у трона люди глупее нас. Все они понимают, что сейчас между ханьцами и Россией стоим только мы с тобой, а, точнее, Русская Дальневосточная кампания. И, если нас не поддержать бесплатно, придётся гнать войска за Байкал, а этих войск нет, и, денег на всё это жалко. К тому же, денег этих, как я догадываюсь, нет. Как нет и лишних войск у Петербурга, хватило бы с турками разобраться. Вот и получается, что если мы уйдём, на открытые золотые прииски тут же вернётся империя Цин. И не просто вернётся, а двинет на север, как сто лет назад, когда Россия уже потеряла все заамурские земли, срыла Албазинский городок. И, с трудом заключила мир, отделавшись огромными территориальными уступками.
Сейчас, если нас не поддержать, имею в виду Русскую Дальневосточную кампанию, начать сбор ясака за Амуром и запретить свои войска, Россия рискует земли до Байкала потерять, то в столице понимают. Потому и не душат нас налогами, ждут, пока жирок нагуляем. Тем более, что кое-какие подарки мы в столицу отправляем, и привезём ещё больше, подарим царице второй золотой прииск, с огромной добычей. Сам знаешь, всякий механизм нужно хорошо смазать, чтобы заработал, амурское золото и станет такой смазкой. Такое богатство Екатерина и Потёмкин тем более не захотят выпустить из рук, а удержать его можем только мы с тобой. Вот так. — Я разлил по фарфоровым кружкам крепкого чая и продолжил. — Ладно, пусть через десять лет налоги введут. Пусть. Ну и что? Кто мешает нам продавать инструмент, бансы, ружья? Ты убедился, что здесь купят любой наш товар, в любом, страшно большом количестве. Мы сто лет будем продавать Китаю, Корее, Аннаму и прочим азиатам оружие, бансы, инструмент, пароходы, наконец, а заполнить весь спрос до отказа не сможем. При таком положении дел любые налоги не страшны. Страшны европейские конкуренты.
— Почему европейцы? Всё очень просто, у европейцев сила и наглость. Они здешние богатства не покупают, а отбирают, попросту грабят людишек, пользуясь своей силой. От того все их богатства за последние двести лет и появились, от грабежа. Товаров европейских здесь, почитай, не берут. А деньги не у всех торговцев имеются, что сюда плывут. У кого есть деньги, те и в Европе себя отлично чувствуют. Сюда же едут именно за богатством. Где взять богатство бедняку с ружьём? Мы это уже проходили при Пугачёве, фактически англичане и французы здесь просто грабят, забирая шелка и драгоценности за бесценок или вовсе даром. Потому, что отрядам Ост-Индской кампании никто не может противостоять.
Однако, наши войска сильнее, их пока мало, но, с нашими пушками и минометами никто даже рядом не стоял. Исходя из той же европейской морали, нам надо использовать право сильного. Тебе рассказывали об этом праве моряки? Можешь у Охрима с Байданой поитересоваться, они много расскажут о цивилизованных англичанах, ограбивших без повода русских казаков. Кто нам мешает ограбить разбойника? Если удастся получить от императрицы разрешение на расширенные права кампании, мы тут такую войну с британской Ост-Индской кампанией замутим! Из Кореи, Китая, Аннама и других стран выгоним сначала англичан. Их все европейцы не любят, они нам мешать не будут.
— Так их место французы и голландцы займут, — деловито прикинул Романов.
— Как бы не так. Место англичан займём мы, по праву сильного, англичане сами это право везде декларируют. Так, что выписывай добрых людей из России, будем здесь торговлю поднимать, английских торговцев выгонять, а их места занимать. У французов волнения в стране, свои Пугачёвы объявились, да гораздо сильнее. Им через пару-тройку лет не до нас станет, сами начнут помощи просить. Ну, а за ними голландцы с испанцами вскоре последуют.
— Почему ты в этом так уверен? Вдруг они, наоборот, все вместе на нас набросятся? Друг с другом они давно знакомы, а мы для них никто, и звать нас никак. Против всех европейцев одновременно будет трудновато.
— Ничего, в Крымскую справились со всеми, чёрт, это рановато ещё вспоминать. Впрочем, справимся и теперь. Я же говорил, что будем дружить со всеми, введём в Беловодье беспошлинную торговлю. Это раз. Оружие у нас самое лучшее, а бойцы самые крутые, это два. И, последнее, не забывай, что все европейцы для войны с нами повезут солдат, оружие и припасы для них за тридевять земель. В лучшем случае, из Индии или Сингапура. А наши базы снабжения рядом, пароходы доставят грузы в любую погоду, проложим лет за пять железную дорогу от Владивостока до Пусана.
— Да, но ты сам говорил, что у Ост-Индской кампании сорок тысяч солдат. А мы и тысячи не наберём.
— Дай срок, наберём тысячу, и даже больше. Вот, как разберётся Палыч с китайцами, пленных отправим железнодорожную насыпь через всю Корею отсыпать, до Пусана. А корейцы начнут наступление на юг, пусть ван быстрее думает, брать кредит или нет. Тогда к моему возвращению база в Пусане уже будет готова и железная дорога к ней начнёт строиться.
— Срочная радиограмма, — как обычно, дежурный радист приходит не вовремя. Я получаю радиограмму, читаю её. Нет, вовремя радист пришёл, самое время.
— Видишь, Евграф, Палыч о нас думает, не только мы о нём болтаем, видимо, икнулось Ивану. Пишет, разбил китайцев, взял двадцать три тысячи пленных, всех передал для постройки железной дороги корейцам. Сам с двумя полками бойцов движется на юг, и, не остановится до взятия Сеула. Вот так. Выходит, завтра мы отплываем в Европу, а ты, Романов, остаёшься на хозяйстве.
Отплыть удалось лишь через два дня, как мы не спешили. На этот раз мы везли в Европу подросшее поколение молодых мастеров. Тех, кого выкупили два года назад в Прикамске, кто лучше других освоил секреты производства. Многие ребята готовились к поступлению в университет, Владивостокский, естественно. Немного, человек двадцать самых перспективных парней я взял с собой, показать Европу, Петербург, самое главное, условия работы на заводах, технических уровень наших основных конкурентов. Чтобы ребята гордились самой передовой технологией, самой передовой техникой, на которой работают. Чтобы им никто не запудрил мозги европейской цивилизацией. Чтобы через них дальневосточная молодёжь понимала ценность наших успехов. А что делать, кино и телевидения нет, будут эти ребята наглядным примером агитировать своих сверстников.
Ещё с нами напросился в плаванье ботаник, милейший Людвиг Пешке, преподаватель университета. Ему срочно понадобилось сделать доклады во Французской Академии наук об открытых им новых видах животных, птиц и насекомых. Нашёл он кабаргу, неизвестную европейцам, десяток грызунов различных, дюжину птиц, и полсотни растений. Всё это богатство в заспиртованном и засушенном виде он вёз с собой. Занял добрую четверть трюма на "Эпсилоне". Что делать, надо так надо. Тем более, что с ним поплыли три наших студента, в помощь. Высадим в Кале, денег у них достаточно, от моей помощи Людвиг наотрез отказался, сославшись, что почти весь его гонорар за годы работы сохранился. И этих средств достаточно для поездки в Париж. На обратном пути мы должны забрать профессора, он успеет за пару месяцев обернуться.
Все корабли за зиму отремонтировали, очистили днище, вооружили пока гладкоствольными пушками, зато с противооткатниками. По десять орудий на каждом борту несли "Альфа", "Бета" и "Гамма", у второй тройки кораблей всего по шесть орудий на борт. На каждое судно установили новые рации, длинноволновые, правда. Не могли мы коротковолновые рации делать, не могу понять, почему. Скорее всего, в контурах проблема, у меня с детства на контуры тяжёлая рука. Радиолампы нашего выпуска служили недолго, в пределах полугода. Потому у каждого радиста был тройной комплект всех деталей, для замены. Да, ещё установили на каждом судне прожектор, работавший от парогенератора. Николай Сормов научился делать компактные парогенераторы, в качестве топлива, использовавшие каменный уголь. Так, что планировали мы двигаться полным ходом круглые сутки, не спуская паруса на ночь, как делают многие торговые капитаны.
В прошлом году закончились контракты Клааса, Ганса и Фрица. Все они обеспечили себя на остаток жизни лучшим образом, могли вести жизнь обеспеченного рантье на родине. Однако, все отказались возвращаться в Европу, уговорили меня заключить ещё контракт, на пять лет службы. Как выразился молчаливый Фриц, — "Никто в здравом уме не откажется от командования сильнейшими кораблями в мире!". Теперь, по выражению Ван Дамме, не скрывавшего своего отношения к англичанам, — "Я могу ходить на одном корабле где угодно, и никакая сволочь не сможет меня задержать!". Капитаны просто рвались в бой, мечтали о встрече с кораблями британской Ост-Индской кампании. Лавры капёров, на двух шлюпах разбивших вражескую эскадру из пяти кораблей, не давали покоя, как опытным капитанам, так и молодёжи, парням, шедшим в дальний поход впервые.
Я, несмотря на свои агрессивные планы, совсем не собирался ввязываться в сражение по пути в Петербург, чтобы не рисковать грузом, очень много значившим для нас, для развития РДК. Однако, бережёного бог бережёт, как говорится. Потому на каждом корабле был полный комплект канониров и отделение бойцов абордажной команды, вооружённых помповиками. Почти все они были вогулами, в своё время дававшими мне клятву верности. Теперь я вызвал парней, да каких парней, зрелых мужчин, отслужить мне службу, для сопровождения кораблей в Европу. Практически все вогулы жили в селениях севернее Владивостока, но недалеко, связь с городом поддерживали. Собрать самых надёжных бойцов не составило труда.
Шесть наших судов спешили в Европу, по широкой дуге обходя Корейский полуостров, чтобы не столкнуться с кем-либо из многочисленных торговцев и пиратов, сновавших между японскими островами и Кореей. Быстро промелькнул знаменитый остров Цусима, знаменитый только для двух человек на Дальнем Востоке, для меня и Палыча. Сейчас островок был перевалочной базой между корейскими и японскими торговцами. Командовал там какой-то мутный князёк, усиленно кланявшийся и нашим и вашим, как говорится. Хотя, по моим данным, в его княжестве и двух тысяч воинов не было, да и само княжество не больше пятидесяти тысяч жителей. Будешь тут прогибаться под всех, кто сильнее. Иначе и того лишишься.
При виде двух наших флагов, российского триколора и красного знамени РДК, развевавшихся на грот-мачтах кораблей, японские судёнышки спешили убраться с дороги. От них не отставали и китайские торговцы, хотя их капёры Охрима и Байданы не трогали.
— Приятно, чёрт побери, — капитан Ван Дамме, за пять лет, выучил все русские ругательства, даже наши с Иваном сленговые словечки. Он ещё раз взглянул в подзорную трубу и повернулся ко мне. Из всех пассажиров только мне разрешалось подниматься на капитанский мостик, чем я не стеснялся пользоваться. Лучший обзор был у наблюдателя, на марсе*. Туда, сами понимаете, мне лазить не хотелось. — Взгляните, Андрей Викторыч, как разбегаются азиаты от наших кораблей. А мы по европейским меркам, беззащитные торговцы. Всего за два года русский флаг занял достойное место в этом регионе. От Владивостока до Формозы и Кантона никто не пытается нам хамить. Жаль, что в Европе наши флаги не знают. Хотел бы я взглянуть на британцев, бегущих от нас, дорого бы дал за такое зрелище.
— Какие наши годы, мой друг. Даже я намерен увидеть подобное зрелище при жизни, а Вы гораздо моложе меня и обязательно полюбуетесь на бегущего Горацио Нельсона, самого дерзкого английского адмирала.
— Дай бог, дай бог, — улыбнулся моим словам капитан.
Опытные капитаны не давали скучать команде, по их примеру и канониры со стрелками ежедневно проводили учения. И не только строевые, канониры тренировались в стрельбах при различном волнении на море. Снайпера спускали на воду мишень и отрабатывали стрельбу на дальность в морских условиях. Ежедневно, ближе к вечеру гремели в эскадре пушечные выстрелы и тихие хлопки винтовок разлетались по ветру. Боеприпасов мы взяли с запасом именно на такие тренировки, тем более, что стреляли пушкари пустотелыми болванками, равными по весу фугасам. Кроме того, на обратном пути мы обновим боезапас, если понадобится. Никита уже передавал, что из Соликамска в Петербург, на его склады доставили больше ста тонн калийных солей, основного ингредиента для инициирующего вещества взрывателей и капсюлей. Да и взрывчатка выходила гораздо дешевле, чем из классического пироксилина, и, что характерно, значительно мощнее, и не отсыревала, подобно бездымному пороху.
Тут, во Владивостоке, проблем с селитрой не было. Китайские и корейские торговцы привозили её в большом количестве и недорого. Я практически сразу получил классический бездымный порох, именно он четыре года был главным взрывчатым веществом в гильзах снарядов и патронов. Но, добиться его длительной сохранности не получалось. Отсыревал, сволочь, за полгода начисто. Особенно в снарядах для морских орудий. Вот и приходилось расстреливать боеприпасы с истекающим сроком годности. В охотничьих патронах такого практически не было, за пять лет выпуска бездымного пороха были редкие единичные жалобы. Сухопутные склады боеприпасов мы даже оснастили гигрометрами, строго поддерживали минимальную влажность атмосферы. Поэтому даже боеприпасы трёх лет хранения не давали осечек. На море, по понятным причинам, контролировать влажность мы не могли.
Потому и экспериментировал я с различными ВВ, стараясь добиться не только меньшей гигроскопичности состава, но и отработать самую дешёвую технологию производства. Даже толуол получил, и некоторое количество тринитротолуола испытал. Конечно, никакого сравнения с динамитом, два года успешно использующегося на угольных разрезах и в строительстве. Однако, слишком дорог в производстве, и получение тола удешевить не получилось. Такая вот тавтология. Потому и заказал я Володе полгода назад большую партию "неправильной соли", что имел кое-какие намётки на её использование. Несмотря на моё химическое прошлое, я не специалист по взрывчатым веществам, увы.
На период плаванья никакого занятия для себя я не подготовил, чтобы не скучать, отрабатывал с капитаном флагмана разговорный голландский язык. Благо, почти всё время мы проводили вдвоём. Так, случайно, зашёл разговор о бурской колонии на юге Африки. И, впервые за шесть лет нашего знакомства Клаас разговорился. Оказывается, он происходил из семьи тех самых голландских переселенцев, что осели в Капстаде. Там у его отца сложилась романтическая, как принято в восемнадцатом веке, история. После чего отец вернулся на родину, где рано умер, успев воспитать сына моряком. В первом нашем плаванье, Ван Дамме побывал в Капстаде, где мы пополняли запасы продовольствия. Имеется в виду, воды, свежих фруктов и свежего мяса, потому, как основным продуктом питания были консервы. Их два консервных завода выпускали уже двадцати наименований.
Консервной промышленностью мы с Иваном гордились по праву. Технологию производства автоматизировали максимально, на ручных работах старались использовать пленных маньчжур, захваченных казахами Срыма Датова. Они ежегодно привозили в обмен на боеприпасы триста-четыреста маньчжур и уйгуров. Подавляющее большинство из них разбирали мастера по специальности, строителей, кузнецов, плотников, шорников и прочих. Немногочисленных грамотеев забирал Степан Титов, быстро пристраивая новых работников в растущий чиновничий аппарат Владивостока. Даже учителям каллиграфии находили работу, как правило, чертёжниками на производстве или преподавателями рисования в школах. Однако, всегда находились среди маньчжур несколько человек без профессии, как правило женщины, потерявшие богатых мужей или родителей, содержавших их в праздности. Они и шли на неквалифицированные работы, если не умели шить, конечно.
Кстати, срок отработки для бывших пленников измерялся индивидуально, в зависимости от квалификации и интенсивности труда. Грубо говоря, две трети их зарплаты работодатель отдавал в организованную нами службу эмиграции. Когда набиралась сумма, равная двукратной стоимости, уплаченной казахам, бывший пленник становился свободным и формально мог уезжать, куда хочет. Надо ещё упомянуть, что все иностранцы, кроме нанятых европейцев, не знающие русского языка, получали ровно вдвое меньше русских. Знание русского языка определяла комиссия из пяти человек, как правило, учителей, ежегодно менявшая свой состав полностью. Эту комиссию регулярно инструктировал я, и Степан Титов их проверял, чтобы не впадали в крайности. Требовалось, чтобы иностранец мог внятно разговаривал по-русски и понимал вопросы.
Так вот, с каждым появлением новой группы пленников или просто корейцев-беженцев из зоны боевых действий, работодатели спешили нанять новичков, чтобы уменьшить затраты производства. Слава богу, все пять лет нашей жизни на Дальнем Востоке любое производство только развивается. Нет таких лентяев, кто бы разорился за это время. По моим приблизительным оценкам, даже частный сектор растёт почти вдвое за каждый год. Не говорю уже о промышленном производстве, едва успевающем обрабатывать всё новые заказы южно-китайских подпольщиков, северных и южных корейцев. Да и стройки давали много заказов на железный прокат различного профиля. По моему настоянию, все кирпичные общественные здания строились строго на стальных перекрытиях из уголка или двутавра. На недоумённые вопросы, в чём дело, я рассказал о землетрясениях, японцы и китайцы подтвердили эти сведения. Так после этого почти все каменные и кирпичные дома шли строго со стальными и железными перекрытиями.
Да, вернёмся к консервам, теперь понятно, что самый дешёвый труд был на этих заводах? Хотя для аборигенов, занятых там, заработок был вполне приличным, чтобы держаться за место. Ну, да во Владивостоке даже у частников заработок был раза в два-три выше, чем в Маньчжурии и Китае, не говоря уже о нищей Японии. Так и выходило, что себестоимость бансов за последние годы постоянно снижалась, пока не достигла вполне приемлемого уровня. Хотя я отношу это на счёт роста доходов наших горожан, начавших понемногу закупать консервы. Однако, по-прежнему, самым главным потребителем бансов оставались моряки и военные. Так вот, внешний вид бансов почти не отличался от консервов двадцатого века. Ибо на каждой банке была этикетка с наименованием, датой выпуска, составом, рабочей сменой и сроком годности. И выпускали мы консервы не только говяжьи и свиные, но и крабов, кальмаров, мидий, куриц, тунца, и речной рыбы сортов пять. В прошлом году начали выпускать для военных пайков кашу с мясом, пока лишь рисовую.
Вернёмся же к нашим баранам, вернее к Ван Дамме, который в прошлом плаванье нашёл своих двоюродных братьев в Капстаде. По меркам этого века, самая близкая родня, им и вёз заботливый Клаас гостинцы из далёких стран. Причём, со слов капитана, даже там британцы достали голландских поселенцев. Они не только наглым образом захватили половину порта, не выплачивая должных компенсаций за стоянку транзитных кораблей. Но и вытесняют буров из торговли, из местной власти, пользуясь пресловутым правом сильного. Даже голландские фермеры страдают от англичан, регулярно вбрасывающих продукты из других стран по демпинговым ценам, чтобы скупить недорого товар, а потом взвинтить цены на всё. Уже дважды британские торговцы проделывали подобные фортеля, разорив трёх фермеров. Из-за этого и цены на продукты в Капстаде выросли, боятся крестьяне в городе торговать. Такие дела происходят в бурской колонии, даже там умудрились наследить англичане, хотя о золоте и алмазах, как мне удалось осторожно выяснить, никто не слыхал. Бедно живут буры, очень бедно, особенно последние годы, когда доходы с портовых услуг резко снизились, почти всё взяли в свои руки англичане.
Очень заинтересовал меня рассказ Клааса, очень. Даже не столько возможностью поживиться южноафриканским золотом. Для его добычи нужны тысячи людей и хотя бы рынок сбыта. А в Европе пока и американское золото с серебром некуда девать, помнится, во время будущей Великой французской революции полновесный золотой будут платить за живую курицу голодающие дворяне. Где-то я читал об этом в своё время. Так, что пусть золото в Южной Африке добывают наши потомки, если захотят. Вот сам Капстад, как очень удобный порт для всех судов, идущих из Атлантики в Индийский океан, меня заинтересовал. Тем более, что Ван Дамме, чертыхаясь и матерясь, два дня доказывал мне на недоверчивые замечания, что на тысячу миль в обе стороны от Капстада не найти такой же удобной стоянки. А мыс Доброй Надежды опасен, и почти каждый проходящий корабль нуждается если не в пополнении запасов, то в ремонте, не зря его раньше называли когда-то мысом Бурь.
Одним словом, попросил я капитана узнать, не будет ли против, руководство бурской республики, если русская кампания, имею в виду РДК, купит в порту немного места под склады и верфь для ремонта кораблей? В городе мы бы открыли своё торговое представительство, благо товаров для подобного мероприятия предостаточно, от стального инструмента и ружей, лучших в мире. До китайского шёлка, пряностей и сахара. Если нам разрешат это сделать, мы бы выстроили в Капстаде бансовый завод, а дальше на север купили земли под скотоводство. Но, для начала нужно разведать, как отнесутся к нам буры, и есть ли в городе рабочие руки, или нам вести своих корейцев из Владивостока? Чтобы облегчить задачу, я предложил Клаасу стать официальным представителем Русской Дальневосточной кампании в Капстаде. Ему, как родственнику буров, будет легче решать проблемные вопросы, да и в отставку он сможет вернуться в края, где его все знают и уважают, а не безвестным рантье в Европу. Ван Дамме, после некоторого раздумья, согласился навести справки, а там будет видно.
Время шло за такими разговорами быстро, дальневосточная флотилия летела вперёд ещё быстрее, погода выдалась стабильно ветреная. Не прошло и недели, как корабли прошли побережье Китая, Аннама, Камбоджи. Благо, ни в один порт мы не заходили, чтобы не терять времени. Вскоре мы повернули строго на юг, стремясь в богатые пиратами воды Малаккского пролива. Мне даже стало жаль, что наша флотилия такая большая, сразу шесть кораблей. Захотелось проверить, нападут ли знаменитые малаккские пираты на одинокий русский корабль? Ничего, успокоил меня Клаас, если выгорит дело с Капстадом, русские суда будут частыми гостями здешних вод. Да и Цейлон не стоит забывать, желательно туда по дороге завернуть, чтобы напомнить богатым покупателям о себе, патронов продать по случаю. Они, чай, давно всё извели. Патроны и ружья для этого дела были, визит на Цейлон запланировали давно, чтобы показать будущим, надеюсь, союзникам, нашу мощь в виде огромной по здешним меркам, флотилии.
Однако, наши разговоры на мостике были прерваны криком вперёдсмотрящего, — паруса на горизонте! Вижу десяток кораблей европейского типа!
Все свободные от работ члены экипажа и пассажиры высыпали на палубу. За несколько дней пути среди океана люди соскучились по новым лицам, да и любопытно, кто там впереди? Даже ветер, казалось, усилился, подгоняя корабли к встрече с европейцами. Вскоре паруса стали видны с палубы. Ван Дамме долго изучал их в подзорную трубу, после чего заметил, — Что-то там происходит. Скорее всего, идёт сражение.
Клубы порохового дыма от неслышных из-за дальности орудийных выстрелов, словно в подтверждение его слов, окутали часть кораблей. Порывы ветра быстро развеяли белые облачка, а командиры канониров уже объявили боевую тревогу. Молодцы, ребята, не ждут вышестоящего начальства, умеют думать. За ними пошли вооружаться и надевать пробковые жилеты стрелки. Эти жилеты мы выпускали двух типов, военные и мирного типа. Мирного типа, гражданские, то есть, жилеты, были в свободной продаже и ничем не отличались от знакомых по будущему спасжилетов. Разве, вместо пенопласта была кора пробкового дерева, в восемнадцатом веке в изобилии растущего в Уссурийской тайге. Несмотря на это изобилие, мы закупали пробку в Кантоне, во-первых, дешевле, во-вторых, на юге слой пробки толще.
Военные жилеты в свободную продажу не поступали, их получали только канониры и абордажные команды. По желанию, могли надевать офицеры и моряки, но, те с известным морским снобизмом, как один, отказывались от подобной защиты. Потому, как между двумя слоями пробки военные жилеты содержали начинку в виде трёхмиллиметровых пластин твёрдого сплава. На испытаниях такие жилеты выдерживали выстрел из ружья в пятидесяти метрах, а винтовочную пулю в ста двадцати метрах. Несмотря на то, что весили жилеты почти пять килограммов, они вполне держали в воде человека, правда, без оружия. С "Лушей" в руках обладатель жилета гарантированно шёл ко дну.
Кроме того, военный жилет был окрашен в серо-зелёный цвет, чтобы не было заметно на воде, в отличие от обычного спасжилета, ярко-оранжевого цвета, как и в наше время. Поэтому, через полчаса палуба разделилась на три коллектива, несколько пассажиров в оранжевых одеяниях, стрелки в серо-зелёных жилетах, и моряки в повседневной форме цвета морской волны. Они принципиально не надевали жилета, пока корабль не тонет. В принципе, я поддерживал такое правило, и, не вмешивался в морские традиции.
Мало-помалу, мы приближались к полю боя, если можно так выразиться на море. Когда силуэты кораблей стали видны невооружённым глазом, а в подзорную трубу капитан рассмотрел даже флаги на мачтах, он объяснил мне ситуацию.
— Британские моряки напали на французов, и, судя по всему, скоро пустят их ко дну, или захватят на абордаж. Смотри, Андрей Викторович, четыре английских торговых корабля стоят по ветру, они не дают уйти французам, которым пришлось принимать неравный бой. У французов всего четыре корабля, из них только один военный фрегат. Он ведёт неравный бой с двумя английскими фрегатами, у которых и орудий больше. У француза не больше сорока, у каждого из британцев до шестидесяти пушек на борту. Француз вот-вот потеряет маневренность, часть парусов уже сбита, тогда англичане легко добьют его. Что будем делать?
Ван Дамме красноречиво посмотрел на меня, действительно, наши главные соперники из британской Ост-Индской кампании громили французов. Правильно, уже пять лет идёт вялотекущая англо-французская война, из-за которой французские торговцы до сих пор нам и не встречались. Теперь мы воочию увидели причину отсутствия французов в Индокитайских водах. Не пускают их сюда англичане, не пускают, родимых. Ну, пора нам обозначить свою позицию на весь Индокитай. Как говорится, с богом!
— Поможем французам, фрегаты топим, а торговцев придётся захватывать. Командуй, капитан! — Весело подмигнул я обрадованному голландцу, получившему возможность проверить в деле все возможности нашего оружия. Да ещё на старых недругах, британцах.
Капитан привычно козырнул и разразился чередой команд, добрая половина которых проскальзывала мимо моего восприятия, запоминаясь хитрыми морскими терминами, вроде бим-бом-брам-селям. Прикинув расстояние до противоборствующих сторон, нашу скорость, я отправил стюарда готовить кофе для меня и профессора Пешке. Даже он не удержался и вышел на палубу, видимо топот зевак отвлёк от дел.
— Уважаемый профессор, не составите кампанию на чашку кофе? — пригласил я ботаника на корму, где стояли полдюжины столиков, облюбованных пассажирами для вечернего чаепития на свежем воздухе.
— Помилуйте, как так, сейчас будут стрелять, удобно ли это? — Пешке, как истинный учёный, сделал вполне правильные логические выводы из суеты канониров и стрелков.
— Не волнуйтесь, сильной отдачи от выстрелов не будет, кофе, надеюсь, не прольём. Прошу Вас, вот за этот столик. Полагаю, отсюда мы увидим всё действо в полной мере. — Занявшись кофе и беседой с профессором, я едва не упустил момент, когда от очередного залпа фрегата британской Ост-Индской кампании грот-мачта на французском корабле надломилась. Со страшным скрежетом, перекрывшим звук выстрелов орудий, мачта рухнула на палубу корабля, по пути сбив оснастку с бизань-мачты и, по-моему, пробив в нескольких местах палубу.
— Французам, кажется, пришёл конец, — деланно бесстрастным голосом произнёс ботаник, не испытывавших особой любви ни к англичанам, ни к французам. Выходец из немецкой глубинки, он со студенческих времён насмотрелся на чудачества обеих имперских наций. И, как всякий европеец из "маленькой, но гордой страны", недолюбливал граждан крупных и сильных стран. Мне кажется, он и к нам поехал, на Дальний Восток, в пику британским и французским учёным, мол, не только у вас учёным хорошо платят. Тем более, что Россия пока в Европе рассматривалась пусть большим, но не сильным государством.
Капитан французского фрегата, похоже, пришёл к аналогичному выводу, поскольку матросы срочно спускали паруса, оставшиеся целыми, а на палубу вышел офицер, с белым полотнищем в руках. Этой простынёй он принялся усиленно размахивать, видимо, опасаясь, что за клубами порохового дыма англичане её не заметят. Именно этот момент выбрал Ван Дамме, чтобы дать пристрелочный залп тремя орудиями по англичанам. Как я и предполагал, кофе мы не пролили, упал графин с соком, аккурат, мне на колени.
— Чёрт возьми! — Я вскочил с места, подхватывая салфетку, чтобы высушить брюки.
— Чёрт возьми! — прокричал капитан, глядя на фонтаны недолётов.
— Хрен вам всем, — ответил главный канонир, передавая поправки наводчикам.
Что сказали англичане, увидев шесть торговых судов, спешащих поддержать уже проигравшую сторону, не знаю. Думаю, они очень сильно удивились, и, ещё сильнее обрадовались новым жертвам. Со стороны, наша флотилия из шести типично торговых по внешнему виду кораблей, с редко встречаемыми флагами России, выглядела диким зрелищем для британцев. Ещё более диким зрелищем оказались две болванки, попавшие в корпус ближайшего фрегата при втором пристрелочном выстреле тремя орудиями. Вряд ли, что успели подумать британские офицеры после этого, поскольку сразу несколько фугасов ударили в борт первой жертве. Всё происходило даже лучше, чем на испытаниях, три снаряда на расстоянии около двух километров замедлили скорость при подлёте к фрегату. Поэтому взрыватели сработали ещё до проникновения снарядов в трюмы, в результате взрывы вырвали огромные дыры в обшивке кораблей. Когда осели обломки корпуса фрегата от первых попаданий, корабль уже начал погружаться.
Затем пришёл черёд второго британского фрегата. Ему повезло меньше, или больше, как считать. Из десяти выпущенных фугасов только один попал в борт корабля, образовав там дыру, в которую мог залезть небольшой слон, заметно выше ватерлинии. Однако, два снаряда с небольшим снижением траектории упали на палубу фрегата, удар был под острым углом, поэтому снаряды пробороздили доски палубы, чтобы взорваться возле другого борта. Такой воздушный взрыв мощного фугаса буквально вмял палубу вниз, в трюм, воздушный удар перевернул корабль, словно ребёнок мыльницу в ванной. Фрегат лёг на бок, в трюм хлынула вода, мачты зачерпнули морскую волну парусами. Под действием балласта умирающее судно попыталось подняться от поверхности океана, но было поздно. Сорвавшиеся с креплений орудия ударили в переборки, помогая морю поглотить гибнущий фрегат. Оба корабля затонули меньше, чем за пять минут. Ни один моряк не смог выплыть из огромных воронок на месте гибели фрегатов.
Стрелял по британцам лишь наш флагман, остальные корабли флотилии спешили перехватить четырёх торговцев. Купцы британской Ост-Индской кампании были настолько шокированы случившимся, за считанные минуты, что не пытались убежать или сопротивляться абордажным командам. На этот раз мы откусили кусок, который трудно проглотить. Во-первых, все захваченные торговые суда по водоизмещению превосходили наши корабли вдвое, не менее тысячи тонн, каждое судно. Во-вторых, судя по грузу, корабли шли в метрополию, трюмы были полны экзотического товара. На любой, буквально, вкус. Начиная от тканей, шёлковых и хлопковых, тонких и толстых, прозрачных и с яркими рисунками, затем шли фарфоровые вазы и посуда, фарфоровые же статуэтки. На одном корабле нашли небольшой зоопарк, где в жутких условиях содержались редкие виды животных, начиная от ланей и мишки панды, заканчивая гиббонами и диковинными птицами, которых я и не видал.
Другой корабль оказался битком набит пряностями, у главного торговца нашли целый сундук с жемчугом, и, контрабандное золото из испанских колоний в Америке, с такими же незаконными изумрудами. Владелец этого груза признался, что купил всё это на Филиппинах, нелегально. Поскольку торговать колониям с другими странами повсеместно запрещено. Как говорится, если нельзя, но очень хочется, тогда можно.
— Откуда на Филиппинах изумруды, — удивился я, рассматривая крупные стеклянные осколки пивной бутылки, иначе необработанные изумруды и не выглядят.
— Полагаю, из Южной Америки, — невозмутимо ответил Ван Дамме, просматривавший судовые документы, изъятые у пленных торговцев. — Смотри, вот вексель на получение в Бристоле двух тысяч фунтов стерлингов. Вексель на предъявителя, неплохая добыча.
— Но, как мы его получим? — Я не собирался заходить на бывших британских кораблях в Англию, тысяча фунтов не та цена, чтобы воевать со всем английским флотом прямо в Европе.
— Хочешь, я продам этот вексель за полторы тысячи фунтов в Кале?
— Это другой разговор, сто фунтов будут твоими, — такие сюрпризы хороши, учитывая, что мы обязательно будем в Кале.
Три дня мы дрейфовали с трофейными судами, ожидая идущих к нам русских торговцев. Сразу три шлюпа торговали в портах Камбоджи и Сиама, они спешили принять у нас призы, получив мои приказы по радио. Ежедневно радисты корректировали их путь, чтобы встретиться вдали от побережья, подальше от любопытных глаз. Хотя, французы и отправленные с ними британские купцы наверняка разнесут наш "подвиг" по миру. Ничего, главное, что в эту эпоху никто быстрее нас не сообщит о случившемся в Европе. К тому времени, как мы будем проходить Ламанш и датские проливы, о сражении между нами и англичанами никто не успеет услышать.
За время ожидания часть наиболее ценных трофеев, вроде жемчуга, изумрудов и золотых слитков перегрузили на наши корабли. Оба немецких капитана даже умудрились заменить на своих судах часть балласта снарядами, а в освободившиеся трюмы загрузить до ста тонн пряностей. Они бы и паруса шёлком китайским заменили, если бы не подошли корабли РДК. Мы быстро передали трофейные суда для конвоирования в Беловодье, в бухту Невмянска. Там, после выгрузки грузов, корабли подвергнутся уже привычной переделке, замене вооружения и кренгованию. Через полгода Русская Дальневосточная кампания сможет увеличить торговый оборот на порядок, используя такие большегрузные суда. А пока я еле удержал нашего ботаника Людвига Пешке от возвращения с зоопарком в Беловодье, либо перевозки всех зверей в Европу, где они вызовут подлинный фурор. Слава богу, пример голодающего панды, способного питаться почти исключительно молодыми ростками бамбука, оказал на профессора должное действие. Кроме того, он был изрядно удивлён (профессор, а не панда) моими познаниями в зоологии, в частности условиях содержания экзотических животных.
Я сдуру выложил ему концепцию зоопарков двадцать первого века, с мерами по сохранению редких животных. Милейший Пешке принял меня за мецената, помешанного на любви к братьям нашим меньшим, и, счёл своим долгом уговорить на создание зоопарка во Владивостоке. Да не обычного, с клетками, а именно такого, о котором я рассказал, для сохранения и разведения редких животных, с просторными вольерами, отдельными островками, где можно воссоздать родную обстановку редкого вида. Кто из нас в детстве не увлекался книгами Джеральда Даррела, по ним я и представлял себе подобный зоопарк. Малаккский пролив мы спешили проскочить, как можно быстрее. Не столько из-за боя с англичанами, под чьим контролем был пролив, сколько из-за срыва графика движения нашей флотилии. От меня, вплоть до самого Цейлона, Людвиг Иванович (Иоганнович, конечно) отходил лишь возле дверей моей каюты. Впрочем, общение с ним доставило мне неподдельное удовольствие, ботаник оказался человеком разносторонним, искренне влюблённым в животных и растения.
И, я довольно хорошо понимал профессора, вспоминая асфальтовые джунгли двадцать первого века, и печальный мартиролог, по которому ежедневно (!!!) исчезали несколько десятков редких видов животных, птиц, насекомых, и, даже рыб. К тому же, именно теперь я лично достиг того уровня доходов, чтобы позволить себе оплату нужных мер. К прибытию на Цейлон, я разрешил ботанику, убедить себя в необходимости создания, в первую очередь, владивостокского зоопарка. В котором студенты биофака нашего университета (биологического факультета пока и не было, но, с осени примем человек двадцать) начнут отрабатывать те идеи, что так "внезапно" пришли в голову Людвигу Пешке (ну не мне же, дилетанту). По крайней мере, теперь я уверен, что профессор не только вернётся на Дальний Восток, но и завербует себе десяток-другой помощников, разрешение я ему дал, с выдачей немалой суммы для аванса. Создадим крупную научную школу, при таком то материале! И при таком финансировании! Кто знает, может, через двадцать-тридцать лет Владивостокский биологический центр станет также известен, как калифорнийская силиконовая (кремниевая) долина в конце двадцатого века?
Глава восьмая. Интриги, интриги.
На Цейлоне Ван Дамме довольно уверенно привёл всю флотилию в небольшую уютную бухту на южном побережье острова. Жители прибрежной деревеньки сразу узнали гостей, проживших более трёх месяцев два года назад. Сошедших на берег путешественников завалили дарами природы, от свежих фруктов и местных деликатесов, до примитивных поделок и огромного количества необработанных самоцветов. Конечно, эти самоцветы выглядели не лучше трофейных необработанных изумрудов, то есть, никак не выглядели, откровенно говоря, но, даже для такого не товарного вида цена, по которой аборигены предлагали разноцветные камешки, оставалась неестественно мизерной.
После нескольких совместных пиршеств на берегу, где русские пробовали различные фрукты, угощая аборигенов мясом и консервами, два коллектива легко нашли общий язык. Всё равно договорились ждать неделю ответа от посыльных, направленных местным князьям. Скрашивая время ожидания, русские ( под ними понимаются все, кто приплыл на наших кораблях, от Ван Дамме и Пешке, до вогульских стрелков ) покупали и выменивали необработанные самоцветы, заодно интересовались жизнью в этом райском уголке. Действительность оказалась не совсем райской, самоцветы потому и отдавали гостям почти даром, что англичане их получали просто бесплатно. По велению подчинённых британской Ост-Индской кампании князей, купленных или запуганных англичанами, аборигены сотнями работают на добыче самоцветов, практически даром, за отвратительную кормёжку. А вся добыча поступает британцам, увозящим самоцветы сундуками.
— Вот бы такой корабль подкараулить, что самоцветы везёт? — мечтательно облизнулись наши молодые капитаны, Егор и Пахом, так и не принявшие участие ни в одном морском сражении до сих пор.
— Кто мешает? — Непроизвольно пожал плечами я, прикидывая возможности по организации на острове военной базы, как в Корее. В принципе, бухта мне понравилась, местность довольно здоровая, даже москитов по ночам не наблюдалось. Окружающие холмы позволяют контролировать все подходы, если разместить там пушки. Нужно попробовать договориться с владельцем этих земель, пообещав ему, ну, что он захочет. Захочет богатство, подкормим его немного, захочет мощную армию, обучим его бойцов. Лишь бы дал возможность закрепиться на острове. — Завтра с князем и поговорим на вопрос строительства военной базы. Готовьте подарки, будете сами обалтывать местного землевладельца.
Вообще, из рассказов Клааса, местных доброхотов и пленных англичан, мы давно знали, что на острове лет двадцать идёт вялотекущая, как и все войны в колониях, война за господство над ресурсами Цейлона. Голландцы, захватившие остров ещё в начале века, изрядно надоели своей жестокостью местному населению. Поэтому англичане, вступившие в противостояние с голландской колониальной администрацией Цейлона, первое время воспринимались аборигенами, как спасители от жестоких угнетателей. Но, время шло, по мере захвата территории британской Ост-Индской кампанией англичане стали проявлять свой характер "белого человека", с массовыми расстрелами и казнями восставших, с грабежами целых княжеств.
В результате бедные сингалы и тамилы, не говоря о немногих выживших веддах, окончательно запутались, как говорится "Белые пришли — грабят, красные пришли — тоже начали". Европейцы на протяжении многих лет азартно воевали друг с другом, попутно не забывали грабить и убивать аборигенов. Не упуская случая интриговать, поливать друг друга и местные власти грязью. Под это дело они уничтожили два из трёх независимых цейлонских государств, образовали несколько оккупационных зон, по-русски, говоря. Причём, территория, захваченная британской Ост-Индской кампанией чередовалась с землями, ещё находящимися под эгидой голландской Ост-Индской кампании. И, так по всему побережью Цейлона несколько раз. Единственным относительно самостоятельным государством на острове осталось сингальское королевство Канди, спасавшееся своим горным расположением. Небольшая территория королевства занимала центральную часть острова, с несколькими выходами к южному побережью. Именно на таком участке королевства Канди мы сейчас и высадились.
Два года назад именно кандийским феодалам продали оружие наши капитаны. Умница Ван Дамме не впал в слюнтяйство и не пошёл на контакт с голландцами без моего ведома. Ибо всех русских купцов и капитанов мы настрого приучили торговать лишь с аборигенами, никаких прямых контактов с европейцами без согласования. Собственно, торговать с европейцами не было нужды, никакого товара они нам предложить не могли. В Индии и Индокитае все европейцы либо грабили, либо расплачивались деньгами, в крайне редких случаях втюхивали аборигенам дешёвую дрянь, вроде стеклянных бус, зеркал, ножей или примитивно опиума, выращенного на британских плантациях в Индии. В ожидании появления официального представителя короля Канди, мы наводили справки у местных жителей по местному колориту англо-голландских войн.
Довольно интересная картина складывалась в результате. Я поначалу не поверил раскладу, пока его не подтвердили наши капитаны. Оказывается, на всём Цейлоне не насчитывалось и пары полков противоборствующих сторон. Даже гарнизон Коломбо, крупнейшего порта на острове, не дотягивал до полноценного батальона. Не говоря о других, более мелких селениях, раскиданных на побережье острова, пока контролируемых голландцами. У англичан ситуация аналогичная, они захватывали территорию, опираясь на местные войска подконтрольных княжеств, не имевшие и понятия об огнестрельном оружии. Самих солдат британской Ост-Индской кампании на Цейлоне набиралось не более полка, раскиданного отдельными взводами по всему побережью. Очень интересная война получается у европейцев, так можно до пенсии воевать, не напрягаясь и не рискуя ничем.
Представитель короля Канди представился многосложным именем, сокращённым мною до Парачалама, с чем тут же согласился. Выглядел парень лет двадцати пяти совершенно беззаботным лоботрясом, ещё больше я утвердился в этом сравнении, когда он с гордостью сообщил, что приходится двоюродным племянником короля. Однако, в ходе разговора, через переводчика, понятно, мнение о представителе резко изменилось. Во-первых парень оказался лет на двадцать старше, чем выглядит. И не парень вовсе, а умудрённый опытом политический интриган, по сравнению с которым я себя чувствовал деревенщиной в Нью-Йорке. Был такой рассказ у О.Генри, помнится.
Так вот, Парачалам очень удивился моим рассказам о нехороших британцах и предложением купить оружие, чтобы выгнать этих британцев с острова.
— Зачем нам воевать с британцами, если они наши друзья? — не знаю, насколько искренне удивился сингал. Глядя на мою изумлённую физиономию после перевода, Парачалам добавил, — король Канди заключил дружеский договор с британцами. Они обещали выгнать голландцев и вернуть все захваченные теми кандийские земли королевству. Остальные земли британцы заберут себе и будут жить в мире с государством Канди, как добрые соседи.
— Чем платит королевство за такую "помощь"? — Недоверчиво уточнил я, пытаясь понять, в чём британцы обманывают сингалов. В бескорыстную военную помощь я не поверю никогда, кроме России, ни одна европейская страна за всю писаную историю не помогала в освобождении чужих земель просто так, из лучших побуждений.
— Всего лишь допуском английских торговцев в наши леса, где растёт коричное дерево, и поставками корицы, — равнодушно пожал плечами Парачалам. — Кора отрастёт снова, мы ничего не теряем.
— Корицу отдаёте бесплатно, разумеется, — утвердительно кивнул я, не сомневаясь в ответе. -Ещё поставляете работников для строительства укреплений и домов англичанам. Возможно, кормите английских торговцев и солдат, так? Королю это ничего не стоит, работа крестьян дармовая, и продукты они даром отдают. Возможная выгода всё окупит, да?
— Причём тут какие-то крестьяне, когда речь о государственных интересах? — Удивился Парачалам.
— Британская Ост-Индская кампания за последние двадцать лет захватила больше десяти княжеств на соседнем материке. Половину этих княжеств англичане "освобождали" от голландцев и французов, почти, как на Цейлоне. С помощью индийских князей они выгоняли европейцев, чтобы не просто занять их место. Они поработили даже те княжества, что были свободны до их прихода. И, я уверен, что королевство Канди ждёт такая же участь. Едва британцы разделаются с вашей помощью с голландцами, как придёт черёд королевства.
— Всё это слова, а британцы не говорят, они выгоняют голландцев, очищают остров от наших врагов. — Сингал разволновался, видимо, мои слова его насторожили, либо совпали с подобными опасениями. — Ты продаёшь оружие, поэтому пугаешь нас, чтобы продать больше своих ружей.
— Да, я продаю оружие, лучшее оружие в мире, кстати! Но, это не самое главное в моей жизни, покупателей для оружия хватает, и без королевства Канди. — Я улыбнулся, вспоминая общее количество заключённых контрактов на оружие. — Главным для меня будет вытеснение всех европейцев из Индии и с острова Цейлона. Но, в первую очередь, британцев! Они мои враги, и я предлагаю королевству Канди союз против любых врагов.
— А сам займёшь место англичан на острове? Чем ты лучше их?
— Тем, что мне не нужен весь остров или его часть. Мне будет достаточно места для военной базы в этом порту, скажем, на условиях бесплатной аренды на девяносто девять лет. А остров вы освободите сами, с небольшой нашей помощью. После этого королевство Канди будет единственным на Цейлоне. Надеюсь, тогда нам, точнее Русской Дальневосточной кампании, король Канди выделит место для торговых складов и стоянки кораблей в порту Коломбо. И, разрешит торговать по всему острову.
— Но, вы тоже европейцы, как вы будете нарушать запрет о торговле? — Хитро прищурился родственник и доверенное лицо короля.
— Как раз, нет! Моя страна, Россия, граничит с Китаем, Кореей, Японией. Надеюсь, ты слышал о таких странах? БОльшая часть России расположена в Азии, и много русских подданных азиаты. — Я кивнул на вогульского стрелка, сидящего неподалёку от нас. — Вот мои бойцы, чем они отличаются от маньчжур или тибетцев? Мы потому и настаиваем на удалении всех европейцев, что хотим полной независимости Азии от захватчиков. Не только Цейлон станет свободным, с нашей помощью индийские княжества смогут себя защитить от порабощения. Для этого нам и нужна военная база на острове, там мы будем обучать индусских воинов обращению с нашим оружием.
— Думаю, король откажется от союза с вами, договор с британцами заключён, он не нарушит данное англичанам слово! — Сингал встал, давая понять, что разговор окончен.
— Жаль. — Я тоже поднялся, прощаясь с гостем. — Через полгода я буду возвращаться из Европы, надеюсь, к тому времени получить окончательный ответ. Очень надеюсь, что нашим союзником станет королевство Канди. Иначе, нам придётся самим выгнать европейцев с острова, тогда в дружбе с государством Канди не будет надобности. Вот так.
Парачалам отбыл со всей свитой, даже не закупив патроны для "Луш". Судя по этому, аборигены умудрились сломать все купленные ружья, видимо, искали "секрет" стрельбы патронами. А, может, просто забросили в сараи, где оружие примитивно проржавело. Однако, у нас есть больше полугода для окончательного решения по острову. За время пребывания на Цейлоне, я окончательно уверился в необходимости и возможности строительства нашей опорной базы на острове. Удобные бухты на побережье имеются, население дружественное, на фоне голландцев и англичан, тамилы и сингалы нас на руках носить будут. Особенно, если не будем проводить массовые казни и заставлять бесплатно работать. Нас такое положение вполне устроит, уровень жизни на Цейлоне настолько низок, что платить рабочим можно раза в три меньше, чем китайцам во Владивостоке.
Видимо, мои аргументы или недостойное поведение так смутили Парачалама, что он со мной больше не встречался, сразу отбыл в столицу. Из-за этого сорвалась предварительная договорённость по аренде земель под военно-морскую базу на берегу бухты. Местный феодал, напуганный поведением королевского посланника, сразу отказался от любых деловых отношений с нами. Хорошо, хоть не рискнул нарушить законы гостеприимства. Ну, мы не стали ждать, пока он созреет до этого, отправились дальше на запад буквально через день. Единственным плюсом посещение Цейлона осталось в карманах и вещмешках наших людей горстью-другой необработанных самоцветов.
Флотилия, подгоняемая свежим ветром, бодро двигалась на юг. Мы вернулись к вялотекущему ритму морского путешествия, с его однообразием и скукой. Океан подавлял своей бесконечностью. Неделю за неделей корабли упорно двигались на юго-запад, меняя галсы. За бортом выпрыгивали летучие рыбы, иногда появлялись киты и стаи дельфинов. А мы всё шли и шли вперёд, не встречая на бескрайнем горизонте ни единого паруса, ни единого облачка. Пусть, капитан рассказывал мне, что мы идёт самым излюбленным путём торговых караванов, но, глаза видели совсем иное. Вода и вода, солнце и солнце, небо и небо. И, так каждый день, на протяжении долгих трёх недель. Потом Клаас скажет, что мы пересекли Индийский океан в рекордные сроки. Нам повезло дважды, вернее трижды. Во-первых, выбрали удачное время года, когда штормы закончились, а штили ещё не начались. Во-вторых, корабли находились в отличном состоянии, днища очищены от моллюсков и водорослей, что увеличивало скорость движения. В-третьих, на всём пути до Капстада мы никого не встретили и двигались круглые сутки, включая на ночь прожектора.
В Капстаде, где царил разгар зимы, задержаться тоже не пришлось, хватило однодневной стоянки, за время которой Ван Дамме побывал в гостях у своего двоюродного брата. Мы успели полюбоваться на обширное хозяйство британской Ост-Индской кампании, действительно превалировавшей в гавани. На случай боевых действий разведчики измерили шагами портовые сооружения, артиллеристы настроили прицелы. Всё нанесли на схему в пересчёте на метры, с рекомендованными позициями для атаки береговой батареи и главных вооружённых сил британцев в порту и городе. После регулярных практических тренировок во время плаванья, канониры смотрели на подобную задачу подчёркнуто равнодушно. Мол, задание для новичков, если нужно, за пять минут от порта и всей его охраны камня на камне не останется, только скажите, когда?
Ну, воевать в Африке ещё рано, дай бог, с Юго-Восточной Азией навести порядок. Пополнив запасы свежей воды, и закупив фруктов и зелени, флотилия продолжила свой путь, уже на север, максимально выдвинувшись в океан. Следующая остановка была уже в Дакаре, запомнившаяся вполне ожидаемой жарой, влажной духотой, гомоном бродячих и плавающих на лодках торговцев в гавани. Там мы не стали задерживаться даже на ночь, отплыли сразу, едва запаслись водой и фруктами. Но, видимо, наша флотилия успела засветиться среди местных пиратов. Ещё бы, шесть тяжело гружёных купцов из Ост-Индии, при минимальном наличии артиллерии, выглядели мы весьма лакомым кусочком. Как пираты передали эти сведения, не знаю. Однако, утром мы встретили идущих с севера знаменитых берберских пиратов.
Два десятка шебек отрезали нам выход в открытый океан, оттесняя к побережью Африки. Учитывая направление ветра, сбежать мы не могли, нужно принимать бой либо сдаваться. Сами берберы не сомневались в нашем пленении, ещё бы. Пока мы дадим один залп орудиями и начнём их перезарядку, шебеки успеют подобраться на абордажную дистанцию. Собственно, выбора у нас не было, ну не сдаваться же? Я попросил передать на все корабли флотилии, чтобы топили пиратов без попыток захвата судов. Какая нам польза от трофеев? Кроме обузы, ничего захваченные шебеки нам не дадут.
Сражение происходило, как в учебном бою. Корабли растянулись вдоль линии вражеских судов, чтобы не мешать друг другу. Команды приспустили паруса, выравнивая ход. Все выжидали приближения пиратов на дистанцию уверенного выстрела, на километр. Берберы, явно введённые в искушение такими лакомыми жертвами, да ещё сбавившими ход, торопились захватить нас. Всё поведение русских кораблей давало понять пиратам, что убегать мы не будет. Из этого они почему-то сделали вывод, что мы будем сдаваться, поэтому и спешили, насладиться первым грабежом жертвы. Но, жертвами оказались сами пираты. На дистанции уверенного поражения, один за другим прозвучали пристрелочные выстрелы. Как в учениях, недолёт, перелёт, узкая вилка.
На двадцать минут в море случился рукотворный ураган. Позже мы подсчитали, что на потопление двадцати пиратских шебек наши канониры затратили восемьдесят семь снарядов, не считая пристрелочных болванок. Неплохой результат, если считать, что стреляли практически в упор, а для потопления одного пиратского корабля вполне хватало одного же фугасного снаряда. От взрыва фугасов шебеки подбрасывало из воды, тонкие борта пиратских судов разлетались в щепки, не давая выжившим пиратам возможности для спасения. Когда стрельба закончилась, на волнах качалась настоящая лесосека. Разбитые мачты, доски, какие-то бочонки, просто огромные щепки и обломки такелажа, всё это усыпало добрых пять гектар океанской поверхности. Среди этой неразберихи плавали редкие спасшиеся берберы, в предчувствии неизбежной гибели. Хотя побережье Африки чётко чернело на горизонте, но, акулы, привлечённые выстрелами и запахом свежей крови, начинали собираться вокруг нас, сжимая кольцо, словно стая волков.
— Спустить шлюпки, подобрать людей! — Скомандовал Ван Дамме. С остальных кораблей стали доноситься такие же команды, отчётливо слышные после отгремевшей канонады.
Собирать тонущих моряков пришлось больше часа, некоторые пытались сопротивляться, но обошлось без ранений. Доставленных сразу осматривали корабельные лекари, спешившие заняться делом, а не лечить простуду и расстройство желудка, как самые популярные заболевания в плаванье. Пока шла сортировка пленных, капитаны кораблей и командиры стрелков собрались на флагмане.
— Думаю, к пиратам нужно внимательно присмотреться, — после приветствий и поздравлений, начал я разговор. — В ближайшее время нам понадобятся опытные и бесстрашные бойцы на Дальнем Востоке. Для всех вас не секрет, что мы будем воевать на Цейлоне, нам предстоят сражения на море с британцами. Пленные пираты могут оказаться опытными моряками, не раз ходившими на абордаж, такие бойцы нам пригодятся.
— Какие они бойцы, за полчаса их разделали! — Весёлый от удачного боя, высказался командир канониров с "Беты".
— Для тех, кто не знает, поясняю. Берберские пираты, которые попали нам в плен, наводят ужас не только на одинокие торговые суда. Они не боятся сражаться с испанскими и французскими военными кораблями, конвоирующими торговые караваны. И, почти всегда, добиваются успеха! — Я кивнул головой, пережидая бурное обсуждение моих слов. — В ходе войны с британской Ост-Индской кампанией нам понадобятся опытные абордажники, думаю, берберы способны обучить и возглавить такие команды из новичков, что мы наберём на Дальнем Востоке. Там, кстати, берберам труднее будет нас обмануть, чем тем же китайским пиратам. Они будут надёжнее, так как бежать им некуда.
— Да, — поддержал меня Ван Дамме. — Не забывайте, что наши трофеи довольно трудно продать в Европе. А берберы знают порты и людей в северной Африке и Турции, где любой товар сразу купят без лишних вопросов. Надеюсь, все понимают разницу между бесплатной войной и прибыльным сражением?
Громкий рёв заглушил последние слова капитана. Все бойцы знали вкус трофеев и оценили задумку Клааса. Действительно, если мы найдём удобный рынок сбыта трофеев ближе Европы, будет замечательно. Интересную мысль подсказали мне слова капитана. Есть ведь ещё пираты в Красном море и Персидском заливе. Нужно наводить связи с ними, хотя бы для сбыта трофеев, те совсем рядом с нами, и цену дадут бОльшую, нежели в Китае. Должны, по крайней мере, исходя из логики, к Европе они ближе. Нужно навести справки, когда вернёмся, может, что выйдет.
После совещания, капитаны и стрелки стали активно присматриваться к пленникам. Всего мы в море собрали двести сорок берберов, треть из них были ранеными. В течение недели, пока мы шли до Кале, половина раненых умерли. Итого, около двух сотен пиратов содержались на кораблях, где их постепенно обучали русскому языку, с постоянной психологической обработкой. Дело несложное, даже примитивное, понятное любому дураку. Либо ты поступаешь на службу русским, подписываешь контракт на десять лет. Либо, на обратном пути отправишься кормить акул, возле любимого побережья Африки. Особо упёртых среди пиратов не было, откуда им там быть? Так, что контракты подписали все, принесли мне клятву на Коране. Но, это уже было позже. За нарушение контракта, в лучших традициях восемнадцатого века предусматривалось лишь одно наказание — смерть. Зато вполне понятно и доходчиво, никто из берберов не был благовоспитанным человеком, таких лишь подобное наказание и держит в рамках.
Итак, в Кале мы несколько облегчили судно, высадив нашего профессора с коллекцией и ассистентами. Освободившееся место в трюме заняли пираты, поступившие в подчинение наиболее опытным командирам. Нечего берберам время терять, пусть обучаются языку путём погружения в среду, привыкают к строевой подготовке, командам на русском языке. Ружья "новобранцам" мы пообещали выдать после клятвы на Коране и принятия присяги. Пока бывшие пираты отрабатывали элементы совместной атаки кораблей, их захват и прочие нюансы. За время стоянки в порту мне удалось встретиться с нашим агентом Уинслеем, офицером разведки его величества Георга Третьего. Нет, официально разведки в Британии не было, но, в подразделении, занимавшимся этим делом, Уинслей и служил.
Кроме вороха новостей, выложенных старым знакомым, мы обменялись планами совместной работы. Я откорректировал задание англичанину, выдал солидную сумму в гинеях, как положено между благородным сословием, а не в фунтах, чтобы придать толику благородства нашим отношениям. Видно было, что Джон оценил мои действия, и тут же сообщил об окончании англо-французской войны, как о решённом факте. Кроме того, по планам британской Ост-Индской кампании, любезно переданных Уинслеем, никаких военных действий восточнее Сингапура не планировалось. Зато, были расписаны инструкции для офицеров и управляющих делами кампании на Цейлоне. Там попадались весьма нелестные отзывы о королевстве Канди, и просто людоедские планы по зачистке нескольких районов, поддерживавших голландцев. Причём, особо подчёркивалась необходимость убийства аборигенов-мужчин, с чисто экономической целью, лишить голландцев работников, приносящих им прибыль.
Мы обговорили сроки моего возвращения, когда Уинслей, через посредников, естественно, привезёт в Кале завербованных специалистов. К обычным мастерам-механикам, судостроителям и врачам, я попросил добавить нескольких зоологов и ботаников. Английские регулярные сады в это время славились на всю Европу, и Джон обещал прислать молодого и амбициозного садовника, безуспешно пытающегося найти богатого покровителя. Планы у садовника были громадные, как раз для воплощения их на Беловодье. Будем там создавать картинку, как наглядный пример райского уголка. За время плаванья вместе с профессором Пешке мы нарисовали детальные планы зоопарков и ботанических садов во Владивостоке и Невмянске. Так пусть и англичане добавят свою толику в привлекательную сторону дальневосточных городов.
Дальнейшее плаванье до Петербурга прошло незаметно, даже датские проливы, которых я опасался, прошли быстро, без излишних формальностей. Верно, если вовремя и хорошо заплатить, все формальности, как правило, становятся необязательными. В морском порту, предупреждённый по радио Никита устроил нам пышную встречу, с духовым оркестром, сборищем многочисленных зевак. Полагаю, все дипломаты и газетчики получили приглашение, как и значительная часть вельмож. Обилие богатых экипажей, сплошной линией стоявших вдоль причалов, было тому подтверждением. На выходе из шлюпок я попал на импровизированный митинг, в лучших традициях советских времён.
Никита подхватил меня под руку и провёл на приготовленную трибуну из свежесколоченных досок.
— Чего красной тканью не обшили? — Рассмеялся я другу на ухо, — с твоим зелёным мундиром весьма гармонирует.
— Не поверишь, не успели, плотники запили, еле трибуну сколотили. Отвык ты от России, здесь такие вещи сплошь и рядом. — Улыбнулся Никита, подхватывая с трибуны рупор, вроде капитанского. В него он и начал вещать. — Сегодня мы встречаем славных покорителей Дальнего Востока. Шесть русских кораблей, преодолели сорок тысяч миль через три океана — Тихий, Индийский и Атлантический! Приплыли в Россию, в Санкт-Петербург, через бури и штормы, через схватки с пиратами и морскими чудовищами. Преодолели все трудности и опасности, чтобы сказать государыне императрице Екатерине Великой и всему русскому народу, Россия твёрдо стоит на берегах Тихого океана! Мой друг, по высочайшему повелению государыни нашей инспектор тех далёких краёв. Он привёз невиданные богатейшие товары, коих даже просвещённая Европа не имеет! Знай наших! Ура!!
— Поддержи меня, в подобном стиле, — сунул рупор мне в руку Никита, пока зеваки выражали своё восхищение криками и свистом.
— Здравствуйте, господа! Я рад сообщить вам, что русские люди с каждым годом всё лучше живут на берегах Тихого океана! Рабочие и приказчики славного города Владивостока зарабатывают в месяц от двадцати до полусотни полновесных серебряных рублей, офицеры и купцы ещё больше, а крепостного рабства там и в помине нет. Верфи Русской Дальневосточной кампании способны строить океанские корабли, что прошли сорок тысяч миль легко и быстро, всего за два месяца, ура!!! (как раньше писали, долгие и продолжительные аплодисменты, в смысле, крики). Да, на этих красавцах мы выдержали и нападение пиратов, и штормы. — Я показываю на шесть океанских кораблей, с развёрнутыми флагами РДК. Народ поворачивается в том направлении, корабли выглядят очень эффектно на фоне маленьких судёнышек, привычных для мелководного балтийского моря. — Дальний Восток, господа, это поистине золотой берег России, неисчерпаемые богатства произрастают там на каждом шагу. Через несколько дней торговый дом Лушникова начнёт продажу тех богатств и диковинок, что мы привезли. А Русская Дальневосточная кампания приглашает в свои ряды смелых, деловых, решительных молодых людей. Тех, кто способен служить России шпагой или пером, руками и умом, всех, кто любит нашу Родину! Ура!!!
— Отлично, — Никита передаёт рупор профессиональному глашатаю, который бодро начинает озвучивать адреса лавок Лушникова и вербовочного пункта РДК. Чувствую, наше выступление закончилось, пора выбираться домой. Никита кивает головой и выводит меня с трибуны сразу к ожидающим экипажам. Там уже распоряжается Лушников с приказчиками, решают вопросы торговой пошлины, разгрузки кораблей и прочие обязательные хлопоты. В нашем экипаже уже стоят два сундука с самыми ценными грузами, мы с Никитой усаживаемся туда же. Знаю я русский порядок, едва отвернёшься, приделают ноги к дальневосточным сувенирам.
С территории порта за нами выехали едва не десять экипажей, заполненных самыми ценными грузами и образцами. Основную выгрузку товара начнём через пару дней, после подготовки складов и грузчиков. На рейде товары будут в большей безопасности, чем в портовых складах. После короткого обеда, Никита повёз меня по нужным людям. Начали с Михаила Дмитриевича Чулкова*, секретаря коммерц-коллегии, подготовившего государыне обширную петицию о пользе дальневосточной добычи мехов и необходимости экспансии на восток. За его спиной стояли такие промышленники, как пресловутый Григорий Шелихов. Именно в тандеме с ним Никита и протолкнул свои записки о приращении богатства русского амурскими землями.
Чулков принимает нас на службе, в небольшом аккуратном кабинете, не успев выпустить перо из рук. Я обратил внимание, что пальцы правой руки запачканы чернилами, похоже, этот Михаил Дмитриевич рабочая лошадка, человек стоящий, коли своим трудом добился немалого поста. Да и общение с ним происходит в деловой манере, совсем не характерной, по моим наблюдениям, для этой эпохи. Говорим долго и о многом, Никита согласовывает технические и процедурные моменты, как говорится в армии, подход — отход — отдание чести. Я коротко раскрываю наши планы, оставляю дорогие сувениры, предлагаю вступить пайщиком РДК на "особых условиях", в случае нашего успеха. Михаил Дмитриевич ведёт себя достойно, руки при виде богатства не трясутся, думает о деле, и, все заманчивые предложения оставляет на потом, когда государыня примет нужное нам решение. Он заметно удивлён нашими предложениями, мы не просим денег у государства, не просим монополии на освоение богатств. Наоборот, предлагаем вовлечь в РДК максимальное число пайщиков, независимо от их статуса. Поведение, надо сказать, не характерное для нынешних промышленников, всячески стремящихся захватить монополию на выгодную торговлю.
Следующие два дня походят один на другой, мы с Желкевским объезжаем нужных и важных людей, самого разного калибра, от вторых секретарей, которым достаточно сотни рублей, до вельмож Строганова и Демидова, и далее, к генерал-прокурору А. А. Вяземскому. Никита отлично поработал в столице за десять лет, фамилии Лушникова и Кожевникова у многих практичных людей на слуху. Ружья и револьверы, телефоны и пароходы заметно поколебали великосветские устои. А уж крупнейших русских заводчиков такая продукция интересовала ещё пять лет назад. Тем более, что Строганов второй год выпускает свои пароходы, а Демидов закупает паровые двигатели с насосами для своих рудников в Таракановке. И Никита смог объединить этих торгово-промышленных гигантов для строительства первой в столице железной дороги.
Вернее, дороги будет сразу две, одна в Петродворец, другая в Гатчину. Как мы планировали несколько лет назад, Желкевский нашёл подходы к наследнику Павлу. Не просто занял место в свите немногочисленных лизоблюдов, а целенаправленно меняет мировоззрение будущего императора. Зная, что в нашей истории Павел сделал из Фридриха Прусского себе кумира, в силу того, что пруссак смог добиться внешнего порядка в государстве и чёткого исполнения приказов, Никита старался привлечь внимание тяготевшего к порядку и строгому соблюдению правил Павла к механизмам. От тупых солдафонов Фридриха Павел, с незаметной подачи Желкевского, всё больше разворачивался к чёткой работе машин и механизмов.
Никита регулярно устраивал скучающему наследнику экскурсии на свои предприятия, играя поначалу на его самолюбии, поскольку никого посторонних на оружейные заводы Желкевского не пропускали. Павел много читал, чем Желкевский воспользовался, подсунув наследнику новомодную механистическую теорию государства, с небольшими поправками. Никита предложил будущему русскому императору эту популярную в Европе, особенно у Фридриха Прусского, теорию, довести до логического завершения. Коли теория механистическая, следует в государстве максимально заменять людей механизмами, вполне логично, не правда ли? Механизмы не предадут, не уйдут в запой, им не нужен отдых. Молодой наследник, загорелся идеей сравняться со своим кумиром, а то и стать выше того. И, с присущим Павлу максимализмом, занялся механикой и производством.
В 1778 году Павел, подобно своему великому прадеду Петру Первому, прошёл курс обучения на мастера в паровозном производстве Желкевского, получил соответствующий диплом, с правом постройки и управления паровыми двигателями, паровозами и пароходами. Тут же Никита организовал прямо в Гатчине небольшую механическую мастерскую, по сборке оружия, паровых двигателей и первых локомобилей. Эта мастерская была передана в полное подчинение наследнику, чего вполне хватило для поддержания интереса к механике до сего времени. А, где производство, там и экономика недалеко. Никита уже начал разъяснять Павлу понятия себестоимости и производственных затрат, кустарного и серийного производства. Пока Желкевскому удавалось сохранить себя от повышенного внимания Тайной канцелярии из-за принципиального неприятия политики, разговоров о которой он в присутствии наследника никогда не вёл и, громогласно везде объявлял, что далёк от политики.
В будущем, а до смерти Екатерины ещё полтора десятилетия, мы планировали подарить наследнику автомобиль и, если получится, покатать на самолёте. Тогда появлялась реальная надежда о перевесе интересов императора Павла Первого к производству, а не бряцанию оружием и парадам. Бог даст, удастся уберечь его от союза с Австрией и Британией, сразу направить к другу Бонапарту. Тогда, правда, Александр Васильевич Суворов лишится своих альпийских подвигов, кто его знает, могут найтись и другие поля сражений? Пока же, наши друзья Никита и Володя строго соблюдали договорённость, и никаких новинок в области артиллерии в европейской части России не появилось. Русская армия и без того сильнейшая в мире, а наши артефакты украдут те же её враги, лишь ослабив Россию. Мы, в свою очередь, все корабельные орудия закрывали чехлами и охраняли, как зеницу ока. Хватит ружей, поставки которых в русскую армию принесли Желкевскому и Кожевникову миллионы рублей. Причём, уже год, как основной доход Никита получал от продажи ружей за границу, до двадцати тысяч стволов ежегодно, не считая патронов.
Первый же день торговли колониальными товарами, привезёнными с Дальнего Востока, произвёл фурор. Не столько самими товарами, сколько ценами, ниже европейских. Не зря мы стояли в Кале и Копенгагене, стоимость всех аналогичных нашим товаров была сведена в таблицу. Сейчас списки с этой таблицы стали лучшей рекламой дальневосточным гостинцам. Ещё бы, самые дорогие товары стоили ровно на десять процентов ниже самой низкой европейской цены. Нам это ничего не стоило, добрая половина товара досталась в качестве трофеев, либо в десятки раз дешевле. Зато разжечь интерес обывателей, купцов и практически всего Петербурга нам удалось. Настолько удалось, что через два дня нас удостоили аудиенции у императрицы. Вернее, пригласили одного меня.
Приём на этот раз был в небольшом рабочем кабинете, где меня поджидали Потёмкин и Екатерина. Кроме них, были ещё секретарь и пара гвардейцев у дверей, как без этого.
— Рассказывай, возмутитель спокойствия, — после моего поклона и верноподданнических приветствий, бесцеремонно начал Потёмкин. — Чего просить хочешь, коли свой товар за бесценок отдаёшь?
— Прошу только одного, милости вашей. А деньги мне без надобности, это Вы верно, Григорий Александрович, заметили. Разрешите небольшой подарок преподнести? — Я специально не стал говорить, что подарок государыне, сами разберутся, без меня.
По моему знаку моряки с "Альфы", с большим скандалом протащившие сундуки во дворец, стали заносить гостинцы. Они ставили небольшие, но тяжёлые сундуки на пол, открывали крышку, затем уходили. Первыми я поставил на стол перед Потёмкиным небольшие сундучки с жемчугом, необработанными изумрудами, цейлонскими самоцветами. Стол оказался занят полностью, и я преклонил перед государыней колени, подавая Екатерине блюдо с огранёнными рубинами, с выложенным поверх камней золотым ожерельем, самым искусным изделием маньчжурских ювелиров. На изготовление украшения пошли до пятидесяти рубинов, и сотни две жемчужин. Как будет эту тяжесть носить императрица, не знаю, но смотрелось изделие маньчжурских ювелиров великолепно. Настолько, что Екатерина не удержалась и сразу взяла подарок в руки, чтобы внимательно рассмотреть. Надевать она не стала, сдерживать свои желания Екатерина Великая умела.
— Это золото из второго прииска, гораздо богаче прошлого, его мы просим принять в дар, государыня. Пусть этот прииск, где каждую неделю добывается пуд золотого песка, будет твоим, государыня.
— Сколько привёз золота? — Деловито обошёл сундуки Потёмкин.
— Шестьдесят два с половиной пуда, — я заранее пересчитал тонну золота в пуды. И добавил, чтобы внести точность. — Зелёные камни, это необработанные изумруды из Южной Америки, достались нам в бою, как трофеи. Разноцветные камни мы на острове Цейлоне купили, там этих самоцветов больше, чем на Урале. Золото на реке Амур мОем, на правом берегу, что по Нерчинскому договору китайским считается. Жемчуг тоже китайский. Всякую мелочь, вроде китайского шёлка, бансов наших, я сюда не принёс. Повозка с тем добром у входа стоит, надо распорядиться, куда доставить.
— С бою, говоришь, взяли, — моментально ухватил мысль Потёмкин, пока Екатерина продолжала любоваться ожерельем и камнями. — Рассказывай.
И начался мой получасовой рассказ, заранее отрепетированный, с поправками на действующую русскую реальность, внесёнными Никитой. Я не только кратко пересказал достигнутые успехи, обрисовал торговые перспективы. Пользуясь случаем, популярно изложил концепцию колониальной торговли европейцев и нашего вступления в неё. Не полностью, конечно. Где-то сместил акценты, кое о чём просто умолчал. Озвучил известные в будущем, но тщательно скрываемые в этом веке, доходы европейских Ост-Индских кампаний, в разы превышающие бюджет России. Намекнул, что при определённых полномочиях РДК доходы России станут аналогичными, более того, за счёт Русской Дальневосточной кампании страна сможет практически бесплатно создать сильнейший океанский военно-морской флот и содержать его. А это уже сильный удар по европейской политике, куда Россию по-прежнему не всегда пускают.
— Чего просить будешь? — Подвёл итог моей речи Григорий Потёмкин, не упустивший ни единого слова, в то время, пока Екатерина ходила по кабинету и любовалась сокровищами.
— Денег не буду просить, это точно. Монополия нам тоже не надобна. — Я позволил себе улыбнуться. — Прошу разрешить Русской Дальневосточной кампании такие же права, что у европейских Ост-Индских кампаний. А именно, право содержать свои войска, право захватывать любые азиатские страны и заморские владения любой европейской страны, право воевать с любой европейской Ост-Индской кампанией, в Европе это называют конкуренцией. При этом Российская империя не будет отвечать за действия Русской Дальневосточной кампании, у европейских стран не будет повода для объявления России войны, что бы мы не творили в Азии или Африке.
— Ты уже на Африку замахнулся? — Моментально отреагировал Потёмкин.
— Да, нам нужен удобный порт на морском пути во Владивосток. Тогда мы сможем в два раза больше грузов в Петербург доставлять, и людей на восток перевозить. Страна от этого только выиграет, тех же налогов в два раза больше поступит.
— Налоги сам считать будешь? — Вступила в разговор императрица.
— Могу сам, могут твои казначеи, государыня. Можно просто ежегодно проверять наши учётные книги. Как велишь, матушка. — Я поклонился, затем добавил. — Дайте нам европейские права, и, эти французы, австрийцы и англичане, через десять лет милостыню в Петербурге просить станут. Одна твоя подпись, государыня, и каждый год у твоих ног будет лежать не меньше этого. — Широкий жест в сторону сундуков с золотом вырвался у меня непроизвольно, заставив внутренне поёжиться. Тут я здорово переборщил, придётся хорошо постараться, чтобы ежегодно такое богатство к царским ногам привозить. Могу и не собрать столько.
— Понятно. — Помолчала царица, не отрывая взгляда от блюда с гранёными рубинами, мерцавшими колдовскими сполохами. Потом встряхнула головой и повернулась ко мне. — Себе чего просишь?
— Разреши по городам и деревням увечных солдат собрать, да с собой увезти. И охотников на Дальний Восток безбоязненно вербовать. А самому мне ничего не надо, всё есть, слава богу. А чего нет, так купим. — Я понял, что аудиенция закончена, попрощался и покинул кабинет.
У подъезда меня ждали моряки, и нервничал в коляске Никита.
— Как? — возник из воздуха вопрос.
— Вроде нормально, — я прислушался к своим ощущениям. — Спасибо, можно идти.
Три дня мы ждали решения императрицы. Три ночи мы с Никитой не могли уснуть, забалтываясь за бутылкой вина до рассвета. Говорили о многом, в основном, строили планы на будущее. Обсуждали сделанное нами за десять лет, моделировали возможные изменения, оценивали свои новые возможности. И, надо сказать, с каждым моим посещением Петербурга, картина становится всё более чёткой.
Вспомнили, какими мы появились в этом мире, ни кола, ни двора. Даже в холодной успели отсидеть, а я дважды. Теперь Никита граф и секретарь коммерц-коллегии, директор патентного бюро, владелец двух заводов в Петербурге, ружейного и оптического, одного завода на юге России, неподалёку от Курска. Тот завод настоящий гигант по нынешним меркам, железа выплавляет за год двадцать тысяч тонн, да не простого, а проката, куда и рельсы входят. От завода к угольному разрезу три года назад чугунка проложена, где паровозы трудятся. Собственно, выпуск паровозов и железнодорожной техники, от ручных дрезин, до вагонов и костылей с молотками для забивки рельсов, и есть основная специализация завода под Курском.
Володя в Сарапуле и Таракановке тоже неплохо развернулся, он монополист европейского масштаба по выпуску паровых двигателей и пароходов, в частности. Он же на закрытом производстве совершенствует станочный парк, производит инициирующее вещество и много всяких мелочей, вроде ружей, револьверов, патронов, коротковолновых передатчиков. Но, радио мы не афишируем, используем лишь в своих целях. Это на Дальнем Востоке все города, гарнизоны и корабли радиофицированы, и только длинноволновыми передатчиками. Ну, не идут у меня коротковолновые радиостанции. А в европейской части России, всего два коротковолновых передатчика, у Никиты и Володи. Работают они на них сами, никто, кроме близких в это дело не посвящён. Опытное производство радиопередатчиков работает в Таракановке исключительно на будущее, практически без выхода продукции.
Миномёты и казнозарядные орудия в Таракановке так и остались тайной за семью печатями, кроме ружей и револьверов с патронным зарядом ничего нового мы за десять лет в мир, в смысле в Европу, не привнесли. Кстати, никто до сих пор не разгадал секрет инициирующего вещества, рецепт производства бездымного пороха тоже удаётся скрывать. Даже обидно, ей богу, вроде столько новинок в мир выдали, а результата ноль. Россия также готовится к войне с Турцией, также свирепствует ещё не казнённая Салтычиха и ей подобные. Европейцы яростно делят колонии, Фридрих расширяет Пруссию, Австрия прикрываясь сильным союзником — Россией, захватывает итальянские княжества и подгребает балканских славян под себя. Ничего не изменилось для России, ничего!
Но, пришло время, и Потёмкин пригласил меня к себе. Признаюсь, были у меня опасения, что могу запросто исчезнуть в его коридорах, слишком много богатства не всегда хорошо. Однако, едва я увидел в приёмной светлейшего князя телефон, на душе полегчало. Нет, Григорий Александрович не упустит своего. Так и оказалось, добрый час Потёмкин обсуждал со мной перспективы РДК, видимо, опасался, не "потёмкинская" ли это деревня.
— Григорий Александрович, далась Вам эта Дальневосточная кампания? — не выдержал я мутного разговора с непонятной целью. Ну, не дипломат я, а простой химик. Так и решил ускорить выводы, обострить ситуацию. — Не в торговле дело. Если мы вытесним британскую Ост-Индскую кампанию из Кореи, Китая, Индии и других азиатских стран, все богатства Востока просто упадут к нашим ногам, без особой торговли. Скажу честно, самым быстрым способом отобрать индийские богатства у англичан станет капёрство. Те корабли, на которых мы пришли в Санкт-Петербург, ещё два года назад плавали под британским флагом. Да по пути сюда мы четыре ещё бОльших транспорта британской Ост-Индской кампании захватили, с огромными грузами, на будущий год всё в Россию привезём. Как британские пираты сто лет назад грабили испанские суда в Карибском море, так и мы прижмём англичан в Жёлтом море. Вполне по-европейски, Елизавета английская пирата Дрейка лордом сделала, теперь вся Британия этим ещё и гордится! Чем мы хуже?
— А военного флота не боишься? Британцы очень не любят деньги терять. — Светлейший князь развалился в кресле, внимательно рассматривая меня. — Ну, как пошлют два десятка линейных кораблей и фрегатов во Владивосток, да сотрут городок с лица земли?
— Два десятка? До Владивостока дойдёт не больше полутора десятков кораблей, с изрядно потрёпанным экипажем. Город и гавань закрыты несколькими батареями дальнобойных гаубиц, не хуже шуваловских единорогов. Два года назад японские пираты захватить нас пытались, полсотни кораблей целое войско привезли во Владивосток. Только артиллерией потопили более половины, остальных пиратов на берегу добили. — Мне надо было отвлечь внимание Потёмкина от нашей артиллерии, я спешил перевести разговор на ружья и револьверы. — Не ценят в России револьверы и "Луши", Григорий Александрович! А зря. Скорострельное оружие в умелых руках не только врага десятикратно превосходящего разгромит, но и солдат спасёт. При обороне Владивостока русские ополченцы, простые рабочие и мастера, десятитысячную армию китайцев разбили, одними ружьями, без артиллерии. При этом ни один из двухсот оборонявшихся не погиб!
— Брешешь, — не моргнул единственным глазом мой собеседник, — такие сказки я часто слышу.
— Направьте со мной толковых офицеров, человек десять, лучше двадцать. Молодых, которые не закоснели мозгами, могут думать и не боятся учиться. Через пару лет они вернутся, всё расскажут. — Я давно искал повода передать хотя бы части русского офицерства нашу военную тактику. Тут подвернулся великолепный случай. Кого бы не направил Потёмкин, по возвращении в Россию офицеры обязательно получат возможность показать полученный опыт на практике. Потому и просил два десятка, хоть половина справится и то, для консервативной русской армии огромная польза. — Трофейные британские корабли в порту Петербурга стоят, однако. Выходит, как-то справляемся с британцами!
— Н-да, — забарабанил пальцами по столу князь, не собираясь отрицать очевидное.
— В любом случае, в ближайшие годы британская Ост-Индская кампания потеряет много денег и кораблей. Доходы Англии снизятся, часть военного флота будет отправлена на восток. — Я внимательно всмотрелся в лицо Потёмкина и медленно, чётко, максимально уверенным тоном выговорил. — Я гарантирую, что бОльшая часть военного флота Британии, отправленная на Дальний Восток, будет нами уничтожена. Спасутся лишь те, кто убежит. И говорю об этом, чтобы Россия использовала эти сведения в своей европейской политике. Мой друг Никита Желкевский поддерживает связь с Дальним Востоком, и получает от нас новости за неделю, иногда быстрее. Прошу Вас, Григорий Александрович, доверять полученным от него сведениям.
— Голубей, что ли, вывели? — Равнодушно пробормотал вершитель русской политики, задумавшись над моими словами. — Хорошо, поверю тебе, Быстров. Впрочем, — он улыбнулся. — Наша матушка-государыня тебе поверила, куда мне деваться. Вот, барон Быстров, тебе жалованная грамота на титул баронский. Вот, документы на Русскую Дальневосточную кампанию, в коих кампания сия приравнивается по статусу европейским Ост-Индским, с правом содержания собственных войск, захвата любых земель и всего прочего. Завтра же всем европейским посланникам будут переданы списки с этих документов, с просьбой о вспомоществовании благородному начинанию по освоению и цивилизованию Дальнего Востока. Пляши, дурилка!
— Ура! — Я вскочил со стула, выделывая плясовые коленца. Начал с русской присядки, закончил сумбурными элементами рок-н-ролла. Заметив полуоткрытый от удивления рот светлейшего князя, остановился. — Позвольте, Григорий Иванович, маленький презент. Тут у меня настойка на корне женьшеня. На Востоке он называется корнем жизни, дарует мужскую силу и здоровье, удлиняет жизнь. Вот, примите дар от Дальнего Востока, пейте по золотнику-другому каждый день, живите долго на благо России.
Оставив заинтересовавшемуся необычным подарком великому князю целый ящик полулитровых, привычных мне, бутылок со спиртовым настоем женьшеня, где в каждой бутылке плавал небольшой корешок, я едва не выбежал на улицу. Вот он, очередной шаг к нашей цели, важная ступенька к процветанию Дальнего Востока и всей России. Очень многое в наших планах было завязано на полученные "вольности" Дальневосточной кампании. Теперь осталось лишь сказать — "Пора действовать!", и дать отмашку заранее подобранным и проинструктированным людям, нашим многочисленным помощникам.
Уже на следующий день в столице стали расползаться многочисленные слухи, странные, абсолютно непонятные, от того и вызывавшие подозрение. По всем окрестным гарнизонам, на верфи, в порту, в меблированных номерах, в дешёвых съёмных квартирах и откровенных ночлежках стали выискивать отставных офицеров и солдат, калек и стариков, моряков и сухопутных. После некоторых расспросов, многим предлагалась служба в Русской Дальневосточной кампании, с бесплатным переездом на Дальний Восток. Причём, содержание предлагалось едва не выше, чем в гвардии, это и смущало народ. Были даже попытки вызвать околоточного надзирателя. Однако, у всех вербовщиков оказалось высочайшее её императорского величества дозволение на вербовку охотников в РДК.
Едва столичные сплетницы просмаковали эту новость, появилась другая, пуще прежнего загадочная. Да так, что всякий старался её скрыть, даже от ближних друзей. Перекупщики осторожно принялись скупать ранее абсолютно неходовой товар — крепостных детей, бобылей, вдовых баб с детьми, опять же калек, включая даже строптивых и пойманных беглых, с рваными ноздрями. Платили, конечно, меньше, чем за здорового мужика, но, получить за никчёмных дармоедов хоть какие-то деньги оказалось заманчиво. Выходило очень приятственно, тем более, что интересовались перекупщики исключительно ближайшими имениями и жителями Петербурга. А деньги передавали после доставки "товара" в столицу. Этих возмутителей спокойствия скрывали сами продавцы, чтобы не скинуть цену, где видано, чтобы за семилетнюю девчушку-сироту сто пятьдесят целковых серебром выкладывали, даже не проверяя её, как иные любители детских утех.
Вершиной этих осторожных слухов стало появление в бывшем особняке графини Заинской представительства Русской Дальневосточной кампании. Тут же на ограде небольшого садика появились огромные вывески с предложениями о найме работников. Требовались все, от опытных офицеров, до белошвеек, от крепостных людей обоего пола не старше пятидесяти годов, до профессоров любых наук и учителей. Платили хорошо, даже по столичным меркам, народ задумался, перемывая подробности и сомнения. Вроде и отбыли все шесть дальневосточных судов восвояси, а контора в особняке осталась. Более того, продолжала исправно нанимать людей, и, через месяц на зафрахтованном судне голландских купцов, всех нанятых увезли куда-то на юг.
На этот раз я решил возвращаться морем, нравится мне оно или нет, но, так выходило гораздо быстрее. Да и вопросы следовало решить важные на обратном пути. Корабли шли, битком набитые людьми, только отставных солдат, матросов и офицеров мы навербовали три сотни с лишком. Многие были увечными, без руки, ноги или глаза, но, нашим целям это не помеха. Ибо из них мы планировали формировать костяки русских гарнизонов на Цейлоне. Пройдут инвалиды курс обучения во Владивостоке, освоят нашу тактику, оружие, вызубрят наизусть свои обязанности, как "Отче наш". К этому времени появятся первые селения и городки на Цейлоне, принадлежащие нам. Туда и отправятся отставники, муштровать гарнизоны, набранные из аборигенов, да следить за интересами РДК. Отобранные ветераны явных признаков идиотизма не проявляли, полагаю, справятся, разбогатеют и семьи заведут. На фоне аборигенов они же будут богатой властью!
Крепостных мы купили почти восемьсот душ, разнобой, конечно, даже два десятка беглых каторжников с рваными ноздрями. Однако, место "по душе", найдём каждому. Будет чем заниматься два с лишним месяца посреди океана. Все торговцы получили списки крестьян, с чётко поставленной задачей — выбрать среди них себе помощников, не столько проворных и хитрых, сколько надёжных. Пусть деревенский бобыль не умеет читать, не знает арифметики и не разбирается в торговле. Не беда, читать и считать научим, инструкции по закупкам вызубрит наизусть. Дадим в помощники несколько местных жителей, и будет этот крепостной через полгода-год где-нибудь на Цейлоне корицу у местного населения принимать. Справится, отлично, не справится, найдём другую работу. За свою жизнь мы с друзьями убедились в правоте поговорки, что в промахах подчинённого всегда виноват руководитель. Либо неправильно разъяснил задачу, либо выбрал не того исполнителя.
А русских мы набирали не только из патриотизма, среди сингалов и других аборигенов проще найти опытных заготовителей, да и обошлись бы они кампании в десять раз дешевле. Однако, наши крестьяне и отставники будут создавать русскоязычную среду во владениях кампании. Местные жители начнут невольно учиться русскому языку, чтобы выгодно сдавать корицу, самоцветы и прочее. Деньги им платить будут русские, а кто платит, как известно, тот и заказывает музыку. Пять лет назад мы всё это проходили в Маньчжурии, сейчас там по-русски говорят все, плохо, но говорят. А куда деваться, возможность хорошо заработать очень стимулирует лингвистические способности.
Учителей и ремесленников наняли немного, не более ста человек. Всё же с пленными берберами пассажиров на кораблях оказалось очень много. Пришлось пожертвовать частью грузов, люди сейчас нужнее, а железки подождут, весной заберём. В Кале на борт "Альфы" благополучно вернулся профессор Пешке, с пятнадцатью коллегами, среди которых оказались два французских зоолога и шведский ботаник, да десяток молодых ассистентов из всех европейских стран. Там же нас дождались нанятые в Британии специалисты, как обычно, судостроители. Но не только, с ними оказались английские биологи, тут же вступившие в полемику с французами. И, как обещал Уинслей, молодой, амбициозный, архитектор-садовник, сразу представивший мне три варианта английских садов в колониальном стиле.
Так и получилось, что время в пути до Капстада пролетело быстро, хлопот с пассажирами хватало. Заняты были все, абордажные команды стрелков и канониры тренировались сами и совместно с берберами. Те поклялись на Коране в честной службе на благо РДК и получили ружья, с интересом привыкали к новому оружию. Вместе с матросами берберы лазили по вантам, переучиваясь управлять парусами больших кораблей. На так неожиданно оказавшихся в нашем распоряжении две сотни головорезов, у меня уже созрели определённые планы. Пока же хватало хозяйственных забот. Первые недели плаванья всех нужно было переодеть, отдельную форму получили берберы, свободную и лёгкую, не стеснявшую движений и подходящую для тропиков. Тяжелее пришлось с отставниками, привычные к тёплым обтягивающим мундирам, они с большой неохотой переодевались в лёгкие просторные рубахи и штаны из плотной льняной ткани.
Крепостные вопросов не задавали, легко сменили свои лохмотья. Женщины получили две смены ситцевых платьев голубого цвета, с коротким рукавом, и вызывающе коротким по нынешним меркам подолом до середины икры. Однако, желающих возмущаться не нашлось. В первые же дни плаванья хорошим примером послужили два десятка жестоко выпоротых за неподчинение, приставание к женщинам, и просто склочный характер, пассажиров. Были среди них и крепостные, и отставники-солдаты, и берберы, позволившие себе лишнего. Капитаны объявили, что повторные нарушения будут караться быстрее, груз на ноги и за борт. Народ поверил, в море капитан бог и царь, об этом мы потрудились всем объяснить. Да и пассажиров, несмотря на их разнородность, мы отбирали вменяемых и спокойных.
Так вот, ко времени пересечения экватора, порядок среди пассажиров был наведён достаточный, чтобы устроить небольшой праздник, день Нептуна. Купание впервые пересекающих экватор людей решили заменить обливанием из ковша. А затем чарка вина или леденцы для детей. Особого веселья не было, но люди отдохнули, расслабились душой. К этому времени все достаточно познакомились, чтобы зелёные костюмы берберов мелькали между шоколадными одеждами отставников, а голубые порты и рубахи крепостных соседствовали с тёмно-синей формой матросов. Даже разномастные одежды учёных, учителей и мастеров стали как-то похожи. Почти все перешли на лёгкие штаны со светлыми рубашками. Какой может быть камзол, когда на градуснике в тени тридцать пять градусов по Цельсию?
В Капстаде на сей раз задержались на три дня, времени хватило оформить в собственность небольшой участок побережья в гавани. Нашим представителем в городе стал рекомендованный Клаасом его дальний родственник, получивший в своё подчинение десяток крепостных бобылей. Инструктировали Питера, так его звали, мы с Ван Дамме основательно. Почти всё записали, не надеясь на память. Выдали аванс и оставили деньги на предстоящие расходы. Работы у голландца был непочатый край, начиная от строительства собственных складов и причалов кампании. Заканчивая организацией перевалочной базы РДК, где предусматривался приём русских переселенцев из Европы, размещение их, содержание до появления кораблей из Азии. Причём, содержать переселенцев следовало в человеческих условиях, с возможным привлечением к труду, но за плату. Эти нюансы мы постарались довести до нашего представителя самым строгим образом, установив огромные штрафы за умерших переселенцев в случае выявления вины Питера, или его недосмотра.
Так вот, из Европы наши люди будут принимать переселенцев, чтобы отправить дальше на восток. А из Азии в Европу станут отправлять товары с Дальнего Востока, включая трофеи. О них мы говорили отдельно, не скрывая, что англичанам не понравится наша деятельность. Посему стоит нанять хорошую охрану складов, вооружить её и не жалеть средств на её оплату. Будем надеяться, что Питер справится с поручением.
И, наконец, мы вышли в изумрудные воды Индийского океана. По меркам восемнадцатого века, мы почти дома, каких-нибудь четыре-пять недель пути сущие пустяки по сравнению с уже пройденным маршрутом.
Глава десятая.
— Рассказывай, Иван Палыч, всё подробно, — я хлебнул прохладного кваса и откинулся на спинку скамейки. Мы только что вернулись из бани, где добрых два часа смывали с меня соль и пот, грязь дальних странствий, как говорится. Новости, конечно, я уже знал, однако, хотелось и подробностей. Тем более, что к концу плаванья все шесть раций нашей флотилии успешно "сдохли", несмотря на запас радиоламп, оставив нас без контакта с Владивостоком.
— Ну, обо всём не расскажу, сам только месяц, как вернулся домой. А повоевали мы знатно! — Палыч хитро улыбался, предваряя моё удивление. — Значит, так! После разгрома китайской армии, мы с полком самых опытных бойцов северной Кореи, развернулись на юг. За неполный месяц дошли почти до Сеула, захватили две трети корейского полуострова. Ты оказался прав, когда продавал вану двадцать тысяч "Луш", почти все они оказались в руках северян. Я едва не захватил и южную Корею, но, эти трофейные "Луши" меня образумили.
— Правильно, — ухмыльнулся я, — если захватишь всю Корею, кто будет выплачивать кредит?
— Вот-вот, точно так! — Иван, изрядно раскраснелся, приняв на грудь пару стопок водки своего изготовления. — Однако, этот ван, когда его прижало, начал действовать быстро. Он тут же вспомнил, как меня зовут, и направил парламентёров. Не нашего друга Пака, а настоящих министров и советников. Отгадай, что они предложили?
— Чего думать, полный вассалитет Кореи, — вырвалась у меня давно лелеемая мысль.
— Ну, я так не играю. — Нарочито обиженным голосом произнёс Палыч. — Ты уже знаешь об этом?
— Нет, случайно получилось, — я развёл руками, — бывает у меня предвидение, сам знаешь.
— Ладно, поверю. Короче говоря, увидев, что корейцы созрели, я подписал предварительное соглашение о перемирии. Потом два месяца мои умельцы грабили захваченные земли. Вдруг, ты решишь отдать их вану? Сами северяне ошалели от такого успеха и лежат, как объевшаяся собака. Мне повстанцы уже намекали, что готовы вернуться в лоно родной страны, ежели ван объявит амнистию и раздаст главарям вакантные должности в захваченных районах. Они за два года перегрызлись друг с другом. На полноценную демократическую республику смелости не хватает, а лучшего монарха, чем ван, не нашли. Как говорится, приходи и владей нами. Корейские послы от севера и юга второй месяц живут во Владивостоке, тебя ждут. Уже перестали плеваться друг в друга, давеча вместе бражничали.
— Как дела в Беловодье? Японцы не тревожат? И, где, чёрт возьми, настоящие послы от сёгуна?
— Не волнуйся, послы от сёгуна с июля ждут тебя в Невмянске. Говорят, что будут мир заключать, а сами мутят воду среди айнов. Только с ними и встречаются, да на недели в леса уезжают, якобы на охоту. — Иван вздохнул сокрушённо. — Людей у меня не хватает на слежку, что японцы среди айнов делают, не знаю. Думаю, ничего для нас хорошего.
— Ты, хоть оборону города усилил? Я собираюсь туда на зиму перебраться, в запертом льдами Владивостоке полгода потеряю. Не хотелось бы людей терять в боях с айнами.
— Нормально там всё, не думаешь же ты, что я своего тёзку дикарям отдам? За лето в город столько оборудования перевезли, что пришлось всех местных японцев в рабочие нанимать. А, когда от тебя известие пришло о присвоении РДК прав Ост-Индской кампании, я объявил, что остров императрица тебе подарила в вечное владение. И, русские чиновники в Беловодье власти иметь не будут. — Палыч с загадочным видом взглянул на меня. — Отгадай, что было?
— Не знаю, молебен, что ли? — Пожал плечами я, не представляя, чтобы народ мог интересовать такой специфический вопрос.
— Хуже, на остров перебрались практически все староверы и беглые мастера, в первую очередь, с уральских заводов. Не поверишь, продавали налаженные хозяйства, или оставляли большую часть имущества соседям и дальней родне, собирали манатки, и, на корабли. Сейчас, по моим подсчётам, в Невмянск добрых три с половиной тысячи русских перебрались. И, половина всех беглецов из России туда же намылятся, с новыми караванами. Считай, во Владивостоке русских не более пяти тысяч жителей вместе с детьми осталось. Правда, за счёт православных китайцев, маньчжур и корейцев, Владик, конечно, до двадцати тысяч жителей потянет. Однако, на сегодня, почитай, Невмянск стал крупнее Охотска. Второй по величине город на Дальнем Востоке. Мелочь, а приятно.
— Вот-вот, а мы туда ещё всех крепостных, купленных в Петербурге, завезём, ещё лучше станет. Не переживай, берберы и отставные военные тебе останутся. Будешь их натаскивать до весны, по курсу молодого бойца, чтобы ружьями пользовались и в рукопашную не рвались.
— У меня и так, целое военное училище в Берёзовке образовалось. Одних южан-китайцев двести курсантов, со сменой каждый год. Казахи сорок бойцов прислали, монголы двадцать человек. Инструкторами, кстати, я северных корейцев завербовал, тридцать самых толковых ветеранов, пусть передают боевой опыт борьбы с китайской императорской армией. И наших молодых ребят присматриваю, "ветеранов боевых действий" к ним приставил. — Иван сел на своего конька о военно-патриотическом воспитании молодёжи через военные сборы, и зачастил. — Викторыч, надо срочно всеобщую воинскую повинность вводить, как минимум, для молодёжи от четырнадцати до восемнадцати лет. Пацаны оружие любят, дадим им форму, научим стрелять и кое-что из тактики. Хотя бы на полгода первичного обучения, с ежегодными сборами! Смотри, почти три года мирно живём, расслабились. А нам бойцы нужны, для той же Калифорнии, свои, русские, надёжные. В училище, за полгода из этих эмигрантских детишек корейцев и маньчжуров ветераны неплохих патриотов воспитают. Русскому языку обучат, чувству локтя, так сказать. Опять же, политинформацию проводить станем, участники сражений чего интересного расскажут. Те же корейцы с маньчжурами во втором поколении уже русскими себя считать будут.
— Кто бы спорил, только не я. Вон, Фидель Кастро, на Кубе каких патриотов за пару лет воспитывал! Да и наши революционные Павки Корчагины не хуже были, из них потом Рокоссовские вырастали с Королёвыми. Полностью согласен, на неделе объявим всем горожанам, а по весне соберёшь "первый призыв". Форму готовь и обувь, денег, слава богу, лет на пять хватит.
Начало декабря 1780 года во Владивостоке пролетело, загруженное до нельзя. Уже в пути на Беловодье я с удивлением узнал от переселенцев, что целую неделю в городе мела пурга, засыпая улицы снегом по пояс. Ни пурги, ни внезапной оттепели, ни гололёда, ничего я не заметил. Даже вспомнить, что ел в те дни, и, ел ли вообще, до сих пор не могу. Хотя, подозреваю, что Ирина меня кормила, но чем и когда? Однако, сделать удалось многое.
Всего за три дня получилось согласовать позиции Северной и Южной Кореи, и заключить мирное объединительное соглашение, гарантом которого будет Русская Дальневосточная кампания. Так, что зимние хлопоты Ивану Палычу гарантированы, замучается мирить вчерашних врагов. Хотя, корейцы достаточно дисциплинированны, да и все заинтересованы в мире. К тому же, Палыч уже отправил своих вербовщиков приглашать наиболее непримиримых бойцов в наши ряды, в вооружённые силы РДК. Многих он знает, предварительные согласия получены. Поэтому о паре батальонов корейских ветеранов Иван говорит уверенно. Под них он уже казармы выстроил в той же Берёзовке, к югу от Владивостокского порта. Вассальный договор Корея тоже подписала с Русской Дальневосточной кампанией, от России у меня никаких полномочий нет, а ждать два года, пока договор вернётся из Петербурга, несерьёзно. Подписал договор, конечно же, Евграф Романов.
Однако, с ним мы давно разделили свои полномочия. Как председатель правления кампании, Евграф принимал все текущие решения по торговле, строительству и распределению кораблей кампании. Он жёстко держал в руках торговцев и приказчиков РДК, честно вёл бухгалтерию. На мои забавы с использованием личных средств под эгидой РДК и личных, по существу, кораблей, для пользы РДК, Романов закрывал глаза. Тем более, что давно убедился в нашем с Иваном не стяжательстве. То, что нужно было для дела, для интересов кампании, я часто брал из своих запасов, когда была срочная необходимость, а согласовать вопрос с Евграфом не успевал. Те же полномочия для РДК, полученные от императрицы, были оплачены на две трети моими личными доходами. От золотого прииска, до бансов, драгоценностей и шёлка. Никаких компенсаций от кампании, я, естественно, не требовал.
Однако, для Романова такие мои забросы оказались не вполне естественными, первое время он настороженно ждал предъявления счёта. Пришлось очередной раз объяснить, что вся моя жизнь подчинена становлению России и Русской Дальневосточной кампании на берегах Тихого океана. Похоже, опытный делец так и не поверил в мою искренность, кто откажется в здравом уме от нескольких миллионов? Поэтому с облегчением принял мою просьбу действовать от имени РДК в необходимых случаях. Посчитал, видимо, что я намереваюсь выручить ещё больше, чем потратил. И это успокоило председателя правления РДК, передавшего мне полномочия на любые действия, вплоть до вооружённых конфликтов. Благо, содержать корейских наёмников первое время, как минимум, я обещал на личные средства. А РДК, благодаря действиям бойцов Ивана Невмянова, опять же, содержавшихся на наши личные средства, получила возможность цивилизованно грабить Корею.
Конечно, об этом я серьёзно разговаривал с Романовым, да и он, как я упоминал, был вменяемым торговцем. Не чета конкистадорам и европейским колонизаторам. Он понимал важность именно деловых отношений с корейцами, способными стать опорой России на берегах Тихого океана. Не только в политическом смысле, а именно в экономическом и человеческом. Стоимость рабочей силы в той же Корее, была в два-три раза ниже, чем во Владивостоке. Соответственно, товары, даже честно закупленные в любой части Кореи, принесут огромную прибыль в России и Европе. Потому Евграф не собирался портить перспективнейшие отношения грубостью, и в Корею зимой поедет сам, что мне и требовалось.
Когда все корейские дела разрешились, в первом приближении, указанные мной в списке товары и инструменты погружены на корабли, пришла пора моему окончательному переезду на остров Хоккайдо, в город Невмянск. На материке дела шли стабильно, более того, из Нингуты пришло сообщение о прибытии долгожданного посольства цинского Китая. Ничего хорошего мы с Иваном от этого посольства, вспоминая первых "послов" Японии, не ждали. Однако, принять решили официально, во Владивостоке, куда послов везли от границы железной дорогой. Пришлось задержаться, благо от Нингуты сейчас до нас пути не более двух суток, при самом неспешном темпе движения. А весной строители обещали, наконец, сдать мост через Сунгари, строительство которого шло четвёртый год. Тогда до границы с Китаем наши войска смогут добраться в течение суток, вот так!
Чтобы не выглядеть, совсем уж дикарями, хотя варварами мы для китайцев всегда будем, на железнодорожном вокзале устроили нечто вроде торжественной встречи, с оркестром и хлебом-солью. Пусть привыкают к нашим традициям, потому и приём послам назначили на следующий же день. В кабинете, оформленном подчёркнуто в европейском стиле, трём китайцам, предъявившим полномочия на переговоры, предложили сесть за стандартный переговорный стол. Напротив ханьской делегации уселись тоже втроём, я, Иван и Евграф, польщённый высокой честью. Он ещё не знал, бедняга, что вся дальнейшая торговля с китайцами предстоит ему. Мы с Иваном намеревались сразу уехать, ему мирить корейцев срочно, а меня замерзающее море торопило.
— Что привело сюда представителей императора Срединной Империи? — я не собирался играть в церемониальные улыбки и пожелания "ста тысяч дней счастья", как принято в Китае. Потому и разговор мы с Иваном построили жёстко, по-деловому. Благо, наши переводчики давно овладели нюансами ханьского пекинского диалекта.
— Император выражает своё недовольство связями русских и корейцев. Он прислал нас с требованием немедленно прекратить все контакты России и вассального империи Цин корейского королевства. Также наш повелитель приказывает русским варварам покинуть территорию Маньчжурии до наступления лета в соответствии с договором, заключённым полвека назад в Нерчинске.
— Нам нет никакого дела, чего хочет император от своих подданных, мы ему не подчиняемся, а Нерчинский договор давно устарел. Отношения России со своим вассалом, корейским королевством, тоже не должны более беспокоить императора Цин, мы слышали о сражениях армии Цин с западными и южными соседями. Пусть император оставит Корею нам, пока мы не развернулись к Западу и Югу. Что касается территории, то хочу напомнить послам императора, что более ста тысяч ханьских войск за пять лет не смогли изгнать русских из Маньчжурии. Хотя нас было в сто раз меньше. — Я перевёл взгляд на Ивана, который играл роль "ястреба".
— Если Китай не устраивает сложившаяся за последние годы граница с Россией, мы можем её изменить. — Иван демонстративно широко ухмыльнулся. — С помощью корейских вассальных войск, вооружённых лучшим в мире русским оружием, мы вполне способны передвинуть эту границу ближе к Пекину. Хотя бы на линию великой китайской стены. Я с удовольствием займусь переносом границы будущим летом. Хорошая армия должна воевать, не так ли говорил Сунь Цзы?
— Мы очень заинтересованы в мирных отношениях с вашей страной, — вступил в разговор Евграф, по предварительной договорённости игравший роль миротворца. Кому-то должны китайцы взятки совать? — В обмен на признание сложившихся границ, мы могли бы заключить мир и поставить цинской армии новейшее и лучшее в мире оружие. Думаю, что этот вопрос мы вполне можем обсудить завтра, если высокие гости не против.
Высокие гости были не против и поспешили удалиться. С предложением поставить ружья китайцам вышел накануне Палыч, раздосадованный малыми закупками "Луш" южными подпольщиками.
— Давай продадим императорским войскам ружья, в знак примирения, например. Тысяч двадцать-тридцать стволов, под обязательное заключение мирного договора с границами по факту. Грамотно использовать ружья китайцы всё равно не смогут, стандарт мышления старый, да и отношение к армии не изменилось. В Цинской империи солдаты по-прежнему ценятся ниже крестьян, много такие бойцы навоюют? Патроны мы навязывать не будем, предложим по десятку на ствол, в абсолютных цифрах много получится, а в бою быстро выйдут, гарантировано в "молоко". Кто с десяти патронов из незнакомого оружия стрелять научится?
— Если казахи с монголами возмутятся? Или китайцы против нас же повернут ружья? — покачал я головой. — Рискуем, однако.
— Ерунда, риска никакого нет. Если ружья попадут на западную границу, однозначно, станут трофеями бойцов Срыма Датова, как в северной Корее получилось, казахи только спасибо скажут. Кроме того, союзников в случае продажи мы предупредим, количество патронов тоже озвучим, поймут, не дураки. — Иван уверенно жестикулировал, разрубая ладонью воздух. — Если ружья повезут на юг, это сразу узнают южане и поневоле начнут вооружаться, чисто от испуга. Ну, а применения против нас можно не бояться. По нашему анализу, наибольшее количество потерь в боестолкновениях с нами и корейцами ханьцы понесли от миномётно-артиллерийского огня. Кроме попытки штурма пиратами Владивостока. Сам знаешь, там другой случай.
— Да, но на всякий случай, давай вооружим всех наших стрелков помповиками, а снайперов нарезными винтовками. Посчитай всех, включая два будущих батальона корейских ветеранов. Помповики мы никому не продаём, а выпускаем постоянно. На складе их тысяч пять скопилось, пусть работают.
— Старьё куда денем, у первых ружей и помповиков стволы так износились, что за полсотни метров едва в человека попадёшь, одно название, что оружие. Такого металлолома вместе с первыми револьверами до тысячи штук наберётся, не считая тех, что в личном пользовании.
— Точно, собирай это старьё и грузи на мои корабли, повезу на остров, покумекаю. За пару дней управишься?
— За это время даже с Нингуты и Быстровска соберём, только в острогах и останется. Ну, тех за зиму поменяем.
Так и вышло, слава богу, без дальнейших проблем. Уже через три дня караван из полутора десятков гружёных судов отправлялся из Владивостокского порта. Шёл густой снег, на воде превращавшийся в кашу, там он долго лежал и не таял. Судя по этому, мы успели едва ли не в последний день. Зато везли такие запасы, что душа радовалась. Содержимое трюмов давало возможность почти с колёс приступить к созданию точных металлорежущих станков, не имевшихся нигде в мире. Более того, Володя, по чьим чертежам будем изготавливать эти станки, заверил меня, что раньше двадцатого века подобные конструкции просто не появятся. Даже в Таракановке работали всего два таких станка, в условиях строжайшей секретности. Конечно, опытный ремесленник любой европейской страны даст ручную точность обработки и в восемнадцатом веке, но, эти станки выдадут детали с нужной точностью на порядок-другой дешевле и быстрее. Что и требовалось для избавления от конкурентов.
Мой оптимизм не разделяли переселенцы, успевшие взять немногие сбережения, оружие, да часть одежды. Многие оставили дома, хозяйство, нажитое за последние годы. Как там пойдут дела в Беловодье, неизвестно, а родную корову и пару лошадей жалко. Посему три дня плаванья до Невмянска, я разговаривал с рабочими, их семьями, поднимая дух. Подсчитав необходимые ресурсы и свои запасы, пообещал всем переселенцам бесплатно выстроить дома и выдать небольшую сумму на обустройство. Они давно знали, что своё слово я держу, даже жёны рабочих заметно повеселели, начав планировать свои предстоящие покупки.
Уже в виду берегов острова Белого, как официально стали называть Хоккайдо, нам повстречалась трогательная картина, шесть морских лодок айнов, больше похожих на каяки, возвращались к берегу, буксируя за собой небольшого кита. Когда мы проплывали мимо, в бинокль стало видно, что на дне каяков лежат три трупа. Видимо, погибли в ходе охоты, и, неизвестно, сколько ещё утонули.
— Вот бы им наши пушки и ружья, — не удержался мой старший сын, услышав рассказ об опасной охоте на китов, которой веками жили прибрежные народы.
Эта фраза почему-то врезалась мне в память, действительно, с нашим оборудованием и на паровых катерах, охота на китов станет весьма прибыльной и почти безопасной. Такой возможностью не стоило пренебрегать. Позже, на берегу, после налаживания основного производства, я приступил к экспериментам по созданию гарпунной пушки. Забегая вперёд, скажу, что рабочий вариант получился только весной следующего года, к самому сезону охоты на китов. Пока же, зимние месяцы прошли в строительстве домов для переселенцев, разворачиванию производства боеприпасов и паровых двигателей. Привезённые с материка гаубицы командир невмянского гарнизона Федот Чебак, один из немногих моих учеников, подавшийся в пушкари и первым освоивший стрельбу с закрытых позиций, установил на господствующей высоте, затем провёл учебные стрельбы, обучив артиллеристов и пристреляв местность.
С учётом береговых батарей, город превратился в мощную крепость, неприступную с моря и труднодоступную с суши. Опасаясь массированной атаки айнов из глубины острова, Федот с началом снегопадов, начал минировать наиболее уязвимые для атаки со стороны суши, предместья города. Его сапёры закладывали хорошо проявившие себя при обороне Владивостока проводные мины, пункт управления Иван вывел к батарее гаубиц. Учитывая, что динамит помещался в герметичный кожух, провода наши умельцы научились изолировать довольно надёжно, а места для минирования выбирали возвышенные и сухие, года на два-три такой обороны могло хватить. Ибо снимать мины после таяния снега никто не собирался, их сразу закапывали в землю.
Наши три наёмных капитана, к моему удивлению, отнеслись к переселению с материка философски. Клаас был скорее рад возможности круглый год выходить в плаванье. И тут же, едва разгрузили оборудование, попросился в новый вояж на Цейлон, объявив, что теперь, когда он служит торговой кампании с такими полномочиями, его руки в отношении английских кораблей Ост-Индской кампании развязаны. Можно подумать, мы до этого британцам в рот смотрели? Всё же, он подал дельную идею, её мы в сутолоке проблем едва не упустили. Обсудив с капитанами торговых кораблей, мы рискнули пойти на обострение отношений с англичанами. Все наши торговые корабли получили на вооружение не менее одной пятидесяти миллиметровой пушки, приняли на борт отделение бойцов, взяв их на довольствие. В результате половина переселившихся вогульских стрелков стала морскими пехотинцами, ускоренно изучив стрельбу из орудий. Оба капёрских шлюпа, вернее, их капитаны, как сказали бы в советское время, "с огромным воодушевлением" восприняли изменение нашего статуса. Более того, обещали подобрать казаков на два трофейных корабля, водоизмещением тонн на триста, сманить казаков с севера, из Охотска. В столице освоения Русского Забайкалья, ещё пять лет назад диктовавшей свои условия добытчикам меха и дальневосточным казакам, многие завидовали нам. И мы не исключали серьёзных доносов оттуда в Петербург. Впрочем, Потёмкин заверил меня, что цена таких доносов обратно пропорциональна богатству наших подарков.
После перевооружения беловодские суда имели шансы выжить в бою, в случае неподчинения требованиям англичан к досмотру судов. Именно об этом мы договорились с капитанами острова Беловодье, вернее, я приказал не допускать никакие досмотровые группы на корабли, кроме таможенников. Более того, капитаны РДК при встрече судов британской Ост-Индской кампании получили официальный приказ требовать досмотра трюмов и проверки груза у самих британцев. Предлог был формальный, но, вполне объяснимый в Европе. На предмет поисков контрабандных шкур каланов, добывавшихся исключительно на русской территории. И, уже моё уточнение, на предмет обнаружения контрафактных товаров, таких, как бансы, ружья и т.п. До нас уже доходили слухи, что кое-где шлёпают консервы и отдельные умельцы скопировали "Луши".
Капитанам РДК канониры продемонстрировали, что не надо бояться открывать огонь, наши фугасы не понравятся никому, а дальность стрельбы орудий превосходила любых вероятных противников вдвое. Чтобы не сомневаться в превосходстве артиллерии, торговые суда обязались ходить парами, кроме, естественно, шести гигантов греческого алфавита — "Альфы", "Беты" и других. Эти суда были настолько мощными, а капитаны опытными, что отправлялись широким веером на юг, с конкретной целью захвата британских призов. У всех шести капитанов были капёрские свидетельства, выписанные против британских и японских судов. Как говорили в будущем, ничего личного, только бизнес. И те, и другие, нас когда-то атаковали. Правда, это было давно, но, связь в восемнадцатом веке плохая, все знают. Потому русские капитаны и "не знали" об отсутствии боевых действий между Русской Дальневосточной и британской Ост-Индской кампаниями.
Из-за этих мер, торговцы отплыли к побережью Юго-Восточной Азии в начале января, немного раньше, чем обычно. Товаров для продажи пока хватало, но, месторождение железа на острове, нужно было, как воздух. На ближайший год трофейных запасов хватит, не больше. Иначе придётся самим пиратствовать, что приведёт нас в тупик, выродимся в примитивных дикарей. Или возить ресурсы с материка, тогда о промышленном производстве можно забыть, дороговато выйдет, и, любая блокада подорвёт защиту острова. Мы, однако, собирались сделать из острова Белого неуязвимый и непотопляемый броненосец. Слишком много желающих нас ограбить появятся в ближайшие годы.
Едва придя в себя после переселения из Владивостока, сразу после таяния льдов на материке, мы направили пару судов к побережью Дальнего Востока, налаживать пассажирские перевозки. Нам по-прежнему нужны были переселенцы из России, особенно староверы.
А я почти каждый день встречался с японским посольством, откровенно тянувшим время. Натолкнувшись на такое поведение, мы не знали, что и думать. В результате, я решил, что они ждут инструкций от сёгуна, которые почему-то задерживаются. Однако, вскоре причина такого поведения японцев выявилась сама. Стоило только обороне города дать широкую трещину, ну, так со стороны казалось, корабли-то ушли. А те четыре английских тысячетонных купца, что стояли в ремонте, к обороне города отношения не имели. Слава богу, им хоть днища успели почистить за осень, теперь переделывали рангоут и заменяли два десятка пушек нашими шестью гаубицами, нарезными, сто миллиметрового калибра, с противооткатным устройством. Монстры будут, если удастся, как планировал Сормов, добавить на корабли паровые машины и два винта. Объём трюма, кстати, вполне позволял подобный эксперимент, потому мы на него и решились. Уголь будет заместо балласта, вместе с паровой машиной, а в случае сражения или штиля, на сутки неторопливого хода запаса топлива вполне хватит.
Не успели отплыть все торговые корабли, оставив три паровых катера в порту, как Федот получил сведения о выступлении против нас соединённой армии айнов. Три айнских князька, видимо, узнали, что мы переселились на остров постоянно и, решили, что не имеем поддержки на материке, мол, бежали на остров от врагов. После отправки на торговых судах половины вогульского отряда, и, без того, малочисленный гарнизон Невмянска, стал почти вдвое меньше. По меркам восемнадцатого века, те три сотни бойцов, что остались в городе, особой силы не представляют. А город, наоборот, считался у аборигенов лакомым куском. Слухи о несметных сокровищах, награбленных пиратами Мацумы, давно ходили у аборигенов. Сюда добавились выгруженные летом трофеи с шести британцев, почти пять тысяч тонн груза для небольшого селения огромная ценность. Уверен, не обошлось и без науськивания японских дипломатов, шаставших по окрестностям полгода. В результате недолгих переговоров объединённое войско айнов, размером до пяти тысяч воинов, направилось к нашей столице. Почему вожди решили, что они лучше японцев, погибших в порту два года назад? Трудно сказать, видимо, все мы учимся только на своих ошибках, а не на чужих.
По сведениям Федота, до приближения войска были два дня, которые мы использовали на полную катушку. Первым делом вывели из портовой бухты паровые катера, чтобы не допустить возможного десанта в порту, как год назад. Сапёры произвели дополнительное минирование подходов к окраине города, потратив последние запасы медного провода. Перед линией обороны, на расстоянии броска гранаты, мобилизованные горожане, отрыли небольшие ровики, которые невозможно перепрыгнуть с разбега, примерно по грудь глубиной. Наши бойцы получили по десятку осколочных гранат, сотню патронов, провели учения на местности. Парни не забыли гибели своих друзей при высадке японцев, готовились к обороне обстоятельно, горели желанием встретить врага во всеоружии. Что и говорить, прошедшие годы воспитали из ребят опытных бойцов, не боящихся никакого численно превосходящего противника. С нашим-то оружием!
Линию обороны пришлось организовать в полукилометре от города, весь городской периметр переселенцы успели засадить картошкой и засеять озимой пшеницей, всё это уже взошло, и было жаль отдавать на потраву врагам. Из-за этого и позиции нашей артиллерии передвинулись ближе к окраине города. Рабочие, по владивостокской привычке, собрались со своим оружием и пытались прийти к нам, на периметр. Мы с Федотом отправили всех добровольцев домой, договорились, что ополчение будем собирать по заводскому гудку, не раньше. В военные таланты аборигенов мы не верили, однако, взвод опытных стрелков оставили в резерве, расположив его в центре города. Одно название, что город, радиусом не больше версты. Все группы обороны мы обеспечили проводной телефонной связью, а три самых важных даже коротковолновыми рациями, с приданными радистами. Учитывая огромное численное превосходство врага, нас могла спасти исключительно мобильность и надёжная связь. Как израильтяне в шестидневной войне*, мы собирались бить врагов массированным огнём по очереди.
К вечеру второго дня ожидания, разведчики на двух дельтапланах заметили отряды айнов, подходившие к городу с трёх направлений. По словам лётчиков, численность врага была значительно больше ожидаемых пяти тысяч воинов, как бы не вдвое больше. Но, все приготовления были сделаны, ничего менять мы не собирались, разве, усилить ночные дозоры. Утром 28 апреля 1781 года и произошло первое сражение с айнами, самое кровопролитное из всех боёв на острове. Ещё ночью противник занял позиции в километре от наших, в большинстве своём, расположившись в заминированных местах. У нас с Чебаком так и чесались руки взорвать все заложенные мины и закончить сражение досрочно. Увы, мы понимали, что такая неправильная битва сыграет против нас, айны не примут такого "нечестного" поражения, мы рискуем получить массовое партизанское движение. Кроме того, раскроем врагу сам принцип минирования, до сего времени на острове не применявшийся.
В ходе боя, после применения артиллерии, взрывы мин будут приняты айнами за падение снарядов огромной силы, что нас больше устраивало. Потому оставалось ждать атаки превосходящих сил противника, постоянно выпуская воздушную разведку. В тот день у Антона Воронова и его подопечных стояла единственная, исключительно важная задача, постоянно держать в воздухе хоть одного разведчика, облетая город по периметру. Увы, начавшийся к полудню мелкий моросящий дождь не дал ребятам выполнить приказ полностью, но, главное они сделали, первыми обнаружив массированную атаку вдоль побережья. Почему-то именно там, в неудобье холмов, противник решил атаковать город, наивно полагая, что пересечённая местность защитит их от огня пушек. От пушек, может и защитит, но, не от миномётов. Нашим пятидесяти миллиметровым осколочным минам никакие естественные укрытия не стали помехой. Миномётчики вступили в бой первыми, за четверть часа выкосили, подчистую, передовой отряд айнов. Разведчики с дельтапланов рассказывали, что две трети наступавших, почти поголовно раненые, отступили в лес, бросив своих убитых и тяжелораненых.
Не успели миномётчики прекратить огонь по опустевшим буеракам, как началась массированная атака основного войска айнов. Видимо, их командиры решили, что артиллерия связана боем на холмах и не успеет перенести огонь по месту главного удара. Действительно, наступали аборигены очень плотно, Чебак насчитал тысяч восемь, самое меньшее, вражеской пехоты, промахнулись разведчики в оценке вражеской армии. Спасла нас быстрая и надёжная связь, миномётные батареи и гаубицы в считанные минуты открыли огонь по всему фронту наступления, квадраты были согласованы заранее. Наступавшие плотными толпами айны понесли ужасающие потери, осколочные снаряды выкашивали врагов десятками за один выстрел. Однако, вопреки нашим ожиданиям, они не залегли, как делали китайцы и японцы в подобном положении, а побежали вперёд.
Мы очередной раз убедились, как врёт западная пропаганда, истинными самураями оказались не японцы, а их побеждённые враги — айны. Под ураганным артиллерийско-миномётным огнём тысячи айнов бежали вперёд, перепрыгивая через убитых и раненых, размахивая мечами и копьями. Меньше десяти минут ушло у передовых воинов, чтобы преодолеть разделявшие наши войска расстояние, не будь вырытых траншей перед окопами, даже ружейный огонь не остановил бы безумную атаку врага. По нашим прикидкам, две тысячи айнов успели добежать и спрыгнуть в траншеи, тут же пытаясь выбраться из них. Против трёх сотен стрелков на этом участке обороны, такой численный перевес мог оказаться для нас гибельным. Но, ветераны не подвели и не дрогнули в обороне. На траншеи с врагами полетели гранаты, десятки, сотни гранат, падавшие удивительно точно, ещё бы, трудно промахнуться здоровому молодому мужчине на расстоянии двадцать метров.
Из траншей смогли выбраться не больше пятисот самых упорных противников, до наших окопов никто из них не дошёл. Прошлогодний печальный опыт рукопашной схватки с самураями научил наших парней максимально использовать преимущество огнестрельного оружия. Помповики и револьверы выкашивали врага за считанные секунды, не давая шансов приблизиться на расстояние удара. В этот момент пришло сообщение от портовых наблюдателей, сотни лодок, с вооружёнными айнами, пытаются высадиться на побережье. Федот отправил туда резервный взвод и облегчённо вздохнул,
— Всё, подобного сюрприза я и ожидал. В порту высадиться никому не дадут, удобные места на побережье мы вчера минировали, на всякий случай. — Он внимательно осмотрел поле боя, где под разрывами снарядов погибали айны, и спросил меня, — будем заканчивать? Вижу, противник резервы подтягивает, как бы, не прорвались.
— Ты командуешь, решай.
Мой ученик ухмыльнулся и вызвал подрывников, в считанные секунды указал номера закладок и очерёдность подрыва мин. Не прошло и минуты, как нарастающий гул взрывов полностью перекрыл гром артиллерии, стены земли, поднявшиеся выше леса, на тех местах, где стояли войска айнов, заставили обернуться всех нападавших. Как рассказывали потом пленные, понимание того, что погибли все князья, шаманы и оставшиеся в резерве друзья, выбило у них любые мысли о продолжении боя. По нашей команде, огонь артиллерии прекратился, над полем боя зависла тишина, даже раненые прекратили стонать, напуганные взрывами. В эти секунды из динамиков понеслась речь незаменимого Мефодия Хромова, довольно бегло говорившего по-айнски.
— Боги на нашей стороне, сдавайтесь, иначе все погибнете, ваши дети и жёны останутся сиротами. Ваши князья и шаманы погибли, если погибнете вы, ваши роды, ваши дети обречены на смерть. Всем пленным будет сохранена жизнь, раненым окажут помощь. Сдавайтесь, бросайте оружие, идите в центр поля, к трём берёзам.
Трижды повторил Мефодий свою короткую речь и выключил микрофон. Мы напряжённо ждали результата. Тяжело текли минуты, айны стояли неподвижно, медленно поворачивали головы, всматриваясь в уцелевших соратников. Всё шло к продолжению боя, но, сначала один, другой, третий бросили свои пальмы* на землю. За ними оружие побросали все, и медленно побрели к трём берёзам, поднимая по пути раненых. Выждав минут двадцать, Федот отправил на поле две роты конвоиров и трофейщиков, из числа наёмных китайцев, собирать оружие и раненых. Попыток нападения на наших людей пленные не предпринимали, поражение было полным и безоговорочным. К вечеру подвели итоги сражения — почти девять тысяч пленных, включая раненых. Погибших собрали около пятисот. У нас потерь никаких, не считая лёгких ранений у трёх миномётчиков и двух артиллеристов, полученных по неосторожности, при стрельбе*.
Не собираясь регулярно воевать с аборигенами, мы отбросили остатки цивилизованности. На следующее утро после боя, по всем ближайшим селениям айнов, принимавшим участие в нападении на Невмянск, разъехались наши бойцы. Без каких-либо предисловий, пользуясь полным отсутствием управления и боеспособных мужчин, все селения айнов в радиусе полусотни километров от нашей столицы, были переселены на побережье. Нет, я не собирался создавать резервации, или лагеря, подобные сталинским. Но, опыт "вождя народов", позволивший покончить с басмачеством за пару лет, исключительно после переселения всех туземцев из приграничной полосы, использовать будем. Партизанские бои в лесах острова с айнами нам не нужны.
Зато нам нужны рабочие руки, которые мы и планировали получить таким переселением. На западе и востоке от Невмянска, выросли два прибрежных городка, с населением по десять тысяч взрослых в каждом, и втрое больше детей и подростков. Сорванные с родных мест, женщины и немногочисленные старики, не могли противиться нашей воле, выстраивали свои хижины в указанных местах. К осени мы планировали заселить большинство из них в отстроенные ими же бревенчатые избы. Пока, мы назначили из самых лояльных аборигенов наших управляющих, там, где таких не было, в качестве временного начальства племени или рода назначалось отделение стрелков. Независимо, вогулов или русских. Главной задачей нового руководства, кроме обеспечения нормальной жизни вверенного племени, была самая малость, — обучение аборигенов русскому языку и вербовка молодёжи и подростков на работу в Невмянск. Насильно приводить в столицу рабочих мы опасались, нужны были самые толковые, пришедшие добровольно, пусть и с целью заработка от прежней нищеты.
Аналогичная работа проводилась с пленными, которых усиленно вербовали на работу в заводах. Тех, кто по глупости или упрямству отказывался, возвращали в родное племя, но, в обмен на двух-трёх аманатов (заложников), из числа родных детей, внуков или младших братьев. Причём, обязательным условием становилась клятва аманатов, что не будут бежать или отказываться от работы, под угрозой репрессий ко всей семье. Такую практику работы с недружественными аборигенами, русские колонизаторы проводили лет триста, со времён Ермака. Естественно, подростков брали обоего пола, способных работать, не детей. Но, все эти меры мы принимали в отношении самых близко расположенных айнских селений. Пленные из далёких племён привлекались к работам, но в отношении них мер по замирению мы не вели, не хватало людей. Пленников из дальних племён было много, грабить врага гораздо выгоднее, когда он тебе не сможет отомстить аналогичным набегом. Таких хитрецов было большинство из пленных, тысяч шесть, из тех, кто выжил после ранений.
Они строили бараки для себя, рубили строевой лес для городских и заводских нужд, прокладывали насыпь под будущую железную дорогу в сторону найденных запасов каменного угля. Одной из причин "зачистки" и переселения айнских племён, было наше желание обезопасить дорогу до угольного разреза, и, легализовать захват всех земель в радиусе полусотни вёрст вокруг нашей столицы. Через две недели, именно от пленных мы узнали о существовании в северной части острова крупного месторождения железной руды. При разборе трофеев, русские кузнецы заинтересовались мечами и наконечниками пальм, явно не японского или русского производства. Ребята не постеснялись принести мне образцы местных железок, в обнаружении местных железных руд были заинтересованы все кузнецы и механики.
— Вот, Андрей Викторович, сравни эти наконечники и наши ножи, — вложил старший из кузнецов трофеи на стол.
— Да, это железо не наше, — мне хватило пары минут, чтобы заметить разницу. В айнском железе, именно железе, до настоящей стали наконечникам пальм было далеко, было удивительно мало углерода, хотя, наличие примесей хрома и ванадия бросалось в глаза. — Судя по всему, железная руда, из которой сварили это железо, исключительно богатая.
Парни запомнили айнов, у которых изъяли оружие, каждое племя отличалось своим орнаментом на одеждах, дальше было дело техники допросов. Оказывается, во всех окрестных племенах айнов, живущих вблизи залежей железной руды, существовал своеобразный "заговор молчания", тамошние кузнецы и купцы не хотели делиться прибыльной торговлей. Потому и наши прошлогодние поиски железной руды не увенчались успехом. Впредь, нам наука, а толковым кузнецам, заметившим разницу металла в трофейном оружии, от меня премия.
До начала июля наши рудознатцы сплавали в указанные места и вернулись довольные. Руды оказались богатыми, достаточными для организации добычи и строительства там завода. Протекавшие речки позволяли устроить небольшую плотину и организовать типичный уральский город-завод, с полным комплексом железоделательных работ. От добычи руды и обжига угля, до выплавки чугуна, стали и проката рельсов. Опыт у наших металлургов уже был. В августе туда отправилась первая команда строителей, с ними напросился Федот Чебак, для успешных переговоров с соседними племенами айнов. Там его боевой опыт пригодится, с этим я был согласен. Единственное, что смущало, он бросил на меня все хозяйственные работы.
Но, времена меняются, мои ученики давно подросли, помощников в том году хватало. Опытные мастера, с участием бывших пленников, отстраивали новые, большие помещения для мастерских, для будущих цехов. Николай Сормов, в ожидании первого беловодского металла, разворачивал механические мастерские, отрабатывал линии по производству и сборке паровых двигателей, паровозов, обучал айнских подростков. К началу мая он так меня извёл проблемами обучения новичков, что мне пришлось весь месяц провести у него в мастерских. Признав правоту Николая, новички, даже при всём желании, не годились на слесарей-сборщиков нужной квалификации, мы начали пробовать различные способы организации труда. Пришли, в результате, к типичному конвейеру, разделив все операции на самые примитивные.
Обошлось нам это в копеечку, количество калибров, скоб и другого измерительного инструмента выросло в три раза. Но! Теперь, пацаны стругали свои деталюшки и собирали небольшие узлы, не хуже роботов. А, когда они узнали, что их работа сдельная, мне невольно вспомнился лозунг "Пятилетку в три года". Даже самому стало приятно, когда к началу сентября, сормовские мастерские выдали первый беловодский паровой двигатель. Но, на подходе встал вопрос, пострашней войны. Нам грозила голодная зима, в первую очередь, из-за незапланированных пленников и аманатов. Собственно русское население Беловодья не превышало со всеми домочадцами к концу лета 1781 года восьми тысяч человек. Практически все мы были заняты исключительно на производстве, торговле и обороне. Грубо говоря, никто из нас не сеял и не пахал. Несколько сотен крестьян-переселенцев только распахивали вырубки, дай бог им себя прокормить этой зимой. Небольшие припасы риса и других круп, доставляемых корейскими торговцами, нас выручат, разве, в качестве гарнира.
Деньги на массовые закупки продуктов были, но, мне представлялось рискованным их тратить за одну осень. И, без того, приходилось оплачивать работу мастеров и рабочих, которым тоже надо кормить семьи. Мы планировали протянуть пару лет, как минимум, на захваченных запасах, до первых регулярных и массовых продаж нашей продукции. Самим, как говорится, есть нечего, а тут ещё приходится кормить почти дивизию пленных и столько же учеников-подростков, что работали на моих заводах. Несмотря на обильные реки и кишевшие живностью прибрежные воды острова, улова у рыбаков хватало лишь им на прокорм, два года назад именно мы потопили все крупные корабли. Для постройки рыболовных шхун тратить средства я не собирался, а бесплатно, как говорил Макаревич, только птички поют. Пришлось вернуться к идее о китобойном промысле.
За зиму в оружейных мастерских переделали пару пушек под стрельбу гарпуном, благо, я представлял конечный результат достаточно зримо, и отправился на двух пароходиках в море. Ненавижу море, но, голод — не тётка. А именно призрак всеобщего голода маячил перед нами абсолютно серьёзно. Айны, видимо, потому и не были завоёваны соседями раньше, что остров не располагал к процветанию сельского хозяйства. Прибрежные племена кормились ещё относительно регулярно, зато лесовики голодали каждую весну. И, как ни странно, делать запасы на полную зиму, так и не привыкли. Широкие души, айны после каждой удачной путины или охоты устраивали гулянья, порой, затягивающиеся на пару-тройку недель. Пока вся добыча не бывала, уничтожена, с помощью соседей, тоже бросавших свои дела ради хорошей гулянки. Даже молодые вогулы, заставшие аналогичные привычки родных в своём детстве, за годы общения с нами отвыкли от подобной дикости, и смотрели на айнов с долей жалости, как на дальних родственников, отставших от жизни.
Нет смысла описывать наше первое плаванье — пронизывающий ветер, сырость, частые дожди. Меня едва опять не схватил радикулит, но, настойка грибов была со мной, спасала от хождения в полусогнутом положении. К счастью, уже на пятый день мы встретили небольшое стадо китов из пяти взрослых и пары детёнышей. Оба наши кораблика стали подбираться, к стаду, медленно подрабатывая винтами, опасались, что киты испугаются паровых двигателей. На свою беду, киты оказались любопытными, словно дельфины. Они буквально окружили пароходики, пуская фонтаны с обоих бортов, даже стыдно было стрелять таких милых гигантов. Но, свои дети, ближе и роднее китов. Первые выстрелы ушли в молоко, к счастью, не спугнув наши жертвы. С третьего раза гарпун так глубоко погрузился в тело морского гиганта, что ожидаемой, как у классиков, гонки на привязи за китом, не получилось. Кит умер в считанные секунды, успев перед этим нырнуть.
На поверхность он поднялся уже мёртвым. К тому времени команда второго парохода тоже загарпунила кита, тот их полчаса таскал за собой, пугая разрывом каната. Мы, максимально выбрали свой линь и привязали тушу убитого животного к борту, где-то я слышал, что убитые киты тонут. У нас этого не случилось, возможно, в силу близости к острову, куда мы доставили добычу через три часа. Там и началась разделка туш, на земле киты смотрелись в десять раз больше, нежели в море. Пленные айны, получив топоры и обещание мясных блюд, как муравьи, вгрызались в тело кита, многие из них уже принимали участи в такой работе. Они подсказывали нам ценность добычи, вырубая отдельно, китовый ус и части туши. Главное было сделано, с середины июня 1781 года призрак голодной смерти отступил от острова навсегда.
Более того, китовый жир пошёл на производство ценных товаров — мыла, глицерина, нитроглицерина, динамита, смазочных масел, и т. д. С осени того года эти продукты стали на порядок дешевле. Добытое мясо мы не могли хранить долго, в силу мягкого островного климата, часть его выдавали на корм пленным, часть продавали желающим. Учитывая, что стоило китовое мясо гораздо дешевле говядины, разбирали его хорошо, не обращая внимания на весьма характерный запах. Впрочем, чего-чего, а пряностей в Невмянске хватало, по ценам, не сравнимым с европейскими. Однако, уже вторая добытая партия китов отправилась на переработку в консервы, то бишь, в "бансы". На фоне востребованности китовых консервов, пришлось даже снизить закупки тюленьего мяса у охотников, китятина выходила в пять раз дешевле. Консервный цех, где работали к тому времени почти поголовно, одни аборигены, вышел на стабильный график производства. Себестоимость бансов достигла разумного уровня.
В начале мая восстановилось морское сообщение с материком, порадовав нас новыми переселенцами. Ещё сотня семей староверов добралась за зиму на Дальний Восток и решили осесть в Беловодье, благословенном острове. И, нам удалось восстановить контакты со Срымом Датовым, он отправил на остров почти восемь сотен пленных маньчжур, мужчин и женщин. За которых расплатился Евграф Романов ружьями и патронами, проведя всё через РДК. Однако, оставить маньчжур во Владивостоке не решился, слишком много там скопилось китайцев, отправил пленников на остров. Эти маньчжуры нас здорово выручили. Во-первых, среди них оказались мастера строители, кузнецы, ювелиры и чеканщики. Для всех работы было по горло, а после обещания отпустить их домой через пять лет, при условии обучения пяти учеников, пленники были согласны работать за еду и одежду. Ничего, через год я им начну понемногу платить, сами не захотят уезжать. Во-вторых, маньчжурские чиновники оказались удивительно вышколенными и работящими, видимо, на фоне казахских юрт, наши промышленные городки произвели на них впечатление. Возможно, пленники приготовились к самому худшему, пожизненному сидению в яме, работе пастухом в степи, или забойщиком в рудниках. Поэтому, узнав, что им придётся отработать пять лет по "специальности", то бишь, управленцами, маньчжуры с редким усердием принялись изучать русский язык.
Буквально через месяц первые знатоки русского языка отправились заменять надзирателей в лагере военнопленных. Тем летом, из-за нехватки рабочих рук, массового строительства и необходимости отвлекать часть стрелков на охрану военнопленных, в городе было настоящее вавилонское смешение языков. Мы отменили торговые пошлины, активно налаживали торговлю со всеми, кто сумел добраться до Невмянска. Корейские и китайские торговцы, голландские и испанские моряки, японцы и айны, маньчжуры и русские, все торговали, совсем, как в начале девяностых, приснопамятных годов, в России. И товары были аналогичные, рядом с корейскими пряностями, мои приказчики продавали недорого трофейные мечи, возле торговца китайским шёлком устраивался испанец, предлагая свои кремнёвые ружья и толедскую кольчугу. Радовало одно, все понимали русский язык. Да, лето 1781 года выдалось тяжёлое, выдержали мы его исключительно на энтузиазме и нашем оптимизме. Промышленности на острове практически не было, работало в полную силу только консервное производство. Из полезных ископаемых ничего не освоили, немного добывали каменного угля, новости от Федота Чебака приходили самые разные. Айны, десятилетиями скрывавшие от чужаков богатые выходы железной руды, были не в восторге от строительства целого города чужаков у самого месторождения.
Однако, через месяц после высадки мастеров и рабочих на севере острова, соседние князьки проверили "люча"* на прочность. Сотня молодых, наглых охотников-айнов устроила атаку на поселение русских металлургов. Спасли наших рабочих жёсткие требования Федота к обязательному ношению револьверов, первые же раненые стрелами мастера открыли беспорядочный огонь по нападавшим аборигенам. Своими выстрелами они никого не убили, зато напугали охотников частой стрельбой и предупредили остальных. В результате, у нас вышло несколько раненых, а бойцы охранной роты захватили трёх пленных. С них и началось "добровольное сотрудничество" с аборигенами на севере острова. К тому времени слухи о серьёзном поражении объединённого войска айнов дошли до северных племён. Поэтому они не рискнули оказывать вооружённое сопротивление роте стрелков.
Применяя в практике древний принцип "око за око, зуб за зуб", Чебак по очереди навестил во главе вооружённых до зубов бойцов все окрестные племена. Там, в виде компенсации за обиду, взял в заложники старших детей вождей и шаманов, и по сотне молодых парней нанял на работу. Эти работники, по указанию вождей, обязались работать на русских в течение года, за одежду и кормёжку. В качестве платы князьки выбирали абсолютно разные товары — от стальных ножей, до китайского шёлка, и, низкорослых казахских лошадок. Часть оговорённой платы племя получало авансом, развязывая Федоту руки, в случае конфликта с работниками. В результате, скорость строительства городка резко возросла, а Чебак получил первых информаторов из родов северных айнов.
Собрав необходимую информацию, Федот съездил в Невмянск, выбрал сотню пленников из нужных ему родов, и отвёз их на север. Там, с помощью и при посредничестве уже знакомых айнов, начал торговлю с вождями племён, принимавшими участие в набеге на нашу столицу. Теми из них, кто выжил, разумеется, или их наследниками. Пленники служили своеобразным доказательством правдивости наших слов и проводниками. За июль взвод из роты Федота проехал через весь остров, добравшись до Невмянска по суше. Да не просто так, а с переговорами и великолепными результатами. Чебак, в обмен на строительство железнодорожной насыпи силами местных аборигенов, по указанному и размеченному вехами маршруту, пообещал выпустить пленников без всякого выкупа. Причём, кроме прокладки насыпи по указанным размерам, местные князьки пообещали двадцать лет не воевать с нами и признать власть Андрея Быстрова, то есть, меня. В знак своего покорения, все крупные островные князьки прислали в Невмянск аманатов, заложников из числа своих младших братьев или сыновей.
Не зря мы так жёстко поступили с ближними племенами, наглядный пример их переселения очень впечатлил северные племена айнов. Особенно всех поразили наши потери, вернее, их отсутствие, и рассказы очевидцев об огненном тайфуне, накрывшем наших врагов. В отсутствие половины войск, что стало какой-то традицией, мы опять воевали. Дважды военнопленные поднимали восстание в своём лагере, второй раз всё закончилось гибелью трёх наших охранников и пятерых маньчжурских чиновников. Федот поспел к подавлению второго бунта, для этого хватило поднятой по тревоге роты стрелков и пары миномётных залпов по территории лагеря. Выстроенные вдоль периметра стрелки даже не применили оружие, пленные моментально вспомнили своё поражение в бою. Разрывы нескольких мин способствовали резкому обострению памяти у айнов, а сведения о скором освобождении избавили от дальнейших конфликтов.
Неожиданно, после сражения с айнами и наведённого за пару месяцев порядка на острове, включая механизированный китобойный промысел и массовый выпуск бансов, притихшие японские послы сами напросились на приём. Эта встреча с японскими представителям прошла исключительно в деловом тоне. Три старичка очень вежливо себя вели, никакими мечами не размахивали, да и гримом не увлекались. Более того, они скромно сели на предложенные им стулья, за мой переговорный стол, а один из них даже говорил по-русски. Правда, мы уже не умилялись таким вещам. Лето 1781 года продолжало менять политическую и экономическую ситуацию на Дальнем Востоке, что приятно, исключительно в нашу пользу!
Главное, конечно, цивилизованный грабёж Кореи. Мы полностью отказались от вассальных денежных выплат в пользу русских, чем вызвали благоговение среди корейских чиновников, и, надеюсь, завели сторонников. Страна на протяжении нескольких веков настолько привыкла к таким вассальным платежам, что восприняла все остальные наши требования без всяких возражений. Видимо, опасались, что мы передумаем. В результате, мы получили беспошлинную, бесконкурентную торговлю русскими товарами в многомиллионной стране, где одних богатеев, по разным оценкам, насчитывалось до двух-трёх миллионов. И, естественно, все они оказались почти исключительно нашими покупателями. Всех европейских торговцев, кроме русских, разумеется, вместе с китайскими купцами, по условиям вассального договора из Кореи выгнали, в течение пары месяцев.
Измождённая гражданской войной Корея стремилась восстановить хозяйство, поэтому китайских торговцев, веками чувствовавших себя в Корее едва ли не лучше, чем на родине, грабили быстро, аккуратно, без шума и крика, но выгребали всё дочиста. Вернувшиеся на север богатеи с удивлением обнаружили в своих поместьях голые стены, и, спешили восстановить былую роскошь. Чему приказчики Романова были рады способствовать, продавая часть трофеев, вывезенных из соседних районов. Кроме того, всё русское стало модным, не только оружие и инструменты. Я отправил в Корею большую часть ювелирных украшений, под маркой "русских", туда же шли целыми вагонами стальные ножи, топоры, лопаты и прочий инструмент из Владивостока. Верёвки и канаты заводчика Нилина, развернувшегося на наших морских заказах не хуже, чем поставщики императорского двора. Под давлением такого растущего потребления многие русские промышленники во Владивостоке панически расширяли производство, а главные сливки сняли наши железоделательные заводы со смежниками. Ибо, Корея официально стала закупать у нас всё оружие, инструменты, боеприпасы и маломальскую технику.
Кроме того, мы получили возможность на самых льготных условиях организовать добычу и выплавку в Корее олова, цинка, свинца, уже к имеющейся меди. Там же организовали производство полуфабрикатов и наиболее металлоёмких изделий, благо зарплата корейцев после окончания гражданской войны восхищала (нас, естественно). К добыче серебра в северных горах нас, однако, не допускали. Мы не жаловались, добирали гигантскую прибыль заказами железнодорожного министерства, срочно образованного ваном. Подумывая о строительстве вагонного производства в Пусане. Тем более, контракты с министерством были подписаны на десять лет вперёд и утверждены, опять же, самим ваном. Пока не хватало рук, но, в перспективе были проекты кораблестроения, консервных заводов и многое другое. Потому Евграф Романов жесточайшим образом следил за поведением русских представителей, вплоть до личного мордобития наиболее наглых, и, обещания выслать обратно в Россию. Последняя угроза, как мы и полагали, действовала сильнее всего.
С Китаем за год ничего не решилось, чиновники тянули переговоры, а разведка доносила о концентрации крупных войсковых подразделений южнее Нингуты. Бедные ханьцы и не подозревали, что Иван Палыч обрадовался предстоящим боям, словно ребёнок. Под это дело он гонял своих курсантов, разворачивая три батальона в отдельные полуроты, способные к самостоятельным действиям, с приданной артиллерией. Вместе с ветеранами корейцами и башкирами, смело привлекал монгол, казахов и южно-китайцев. Как говорится, для лучшего усвоения теории. Одновременно формировал два полка железнодорожных строителей, ибо намеревался тянуть по захваченной территории сразу две ветки. А остановить наступление на Китай планировал лишь в Пекине, не раньше. И, уговорил меня на личное участие в переговорах о мире. По его данным, напасть китайцы планировали не позднее августа, до зимы времени хватит на все Палычевы планы.
Почти еженедельно приходили радиограммы от капёров, вычистивших любые британские суда в прибрежных водах к востоку от Сингапура. Действуя со своими планами досмотра наобум, мы не ожидали почти стопроцентного попадания. Из остановленных за три месяца для досмотра судов британской Ост-Индской кампании сопротивление оказали семеро из сорока восьми капитанов, естественно, бесполезное. Их суда были конфискованы и доставлены в Невмянск. Остальные сорок одно судно были тщательно досмотрены, после чего конфискованы за контрабанду или контрафакт тридцать три из них. Как передавали капёры, в портах побережья англичан не осталось. Видимо, избежавшие конфискации капитаны распустили в Сингапуре нужные слухи. Так, что, последний месяц две трети капёров перешли на борьбу с японцами. Окружили побережье японских островов плотной сетью вооружённых судов, с регулярной радиосвязью, с крупных кораблей запускали дельтапланы для лучшего наблюдения за морем. Дельтапланы последние годы стали весьма популярны во Владивостоке и Невмянске, хотя самые опытные воспитанники Антона Воронова давно перешли на планеры. Этих планеров выстроили два десятка, из лёгких пород дерева, обтянутых шёлком, разгоняя на взлёт с помощью ручных дрезин по проложенным на склонах сопок железнодорожным веткам. А планеристы регулярно облетали окрестности обоих городов, получая официальное жалованье за воздушную разведку. Иван с Антоном не остановились на этом, с зимы "обкатывали" два десантных планера на десяток бойцов.
Так, что дельтапланы остались увлечением молодёжи, и по моей рекомендации самые простые варианты летающих треугольников взяли на вооружение шесть судов "греческой азбуки", "Альфа", "Бета" и прочие. Взлетали они нечасто, погода позволяла подниматься раз-другой в неделю. Однако, наблюдение с высоты приносило достаточную пользу. Суда кампании практически блокировали японское мореплавание. У побережья островов задерживали все японские суда, рыболовов и торговцев, мелочь просто грабили, а крупные приводили в Беловодье. Нам пришлось спешно расширять портовые склады и причалы Невмянска ввиду такой успешности капёров. Не говоря об огромной добыче и страшных слухах, расползавшихся среди европейских Ост-Индских кампаний. Думаю, скоро подобные слухи дойдут и до японских послов, или уже дошли. Так, что предстоящие переговоры меня не особенно волновали. Рано или поздно мы добьёмся своего, и, чем позже, тем хуже для Империи Восходящего солнца. Прошедшие изменения наглядно убедили меня, Палыча и Евграфа, что азиаты понимают лишь силу, чем она наглее, тем быстрее делают выводы. Не зря америкосы подмяли их всех в будущем, кроме вьетнамцев, конечно.
— Мацума-сан уточняет, все ли ваши предложения остались в силе? — произношение у японца довольно внятное, да и держится он спокойно. Видимо, не знает новостей о капёрских действиях.
— Не родственник, ли, уважаемый Мацума-сан, бывшему здешнему князю? — Довольно нагло уточняю я у переводчика, уже в пятый раз за полгода. Пусть считает меня идиотом, легче станет вести разговор. Выслушав отрицательный ответ, тихим-тихим голосом, зная, что для японцев такая тональность разговора считается тоном обращения подчинённого к начальнику, продолжаю. — Передайте уважаемому Мацуме-сан, что прежние условия мы предлагали два года назад. С тех пор многое изменилось, в первую очередь на острове Белом, затем в Корее, да и в морях вокруг Японии. Раньше мы предлагали империи Ниппон условия равноправного партнёрства, сейчас это нам не надо. Через пару месяцев у японцев не останется кораблей, даже рыболовных. Японцы просто вымрут от голода, например. Или мы вооружим простолюдинов, как в Корее, да уничтожим императорскую власть, и сёгунат сразу. Сделаем это руками тех же ронинов, например. Выжившие в подобной войне, уверен, с радостью примут власть русского императора, мы уговорим. Поэтому, постарайтесь заинтересовать меня своими предложениями, пока у меня есть время на переговоры.
— Буммм! — Отвалившаяся от удивления челюсть переводчика, казалось, физически стукнула о столешницу. После его сбивчивого перевода аналогично отреагировал Мацума-сан, который не родственник прежнему князю. Японцы предполагаемо быстро собрались и откланялись, надо думать, для консультаций. Если будут тянуть, обвиню их в шпионаже и потребую Киото в личное владение, например, для своего замка. Где-то так, наверно.
Впрочем, японцы всё равно не успеют получить консультации до моего отбытия. Через два дня я отбывал к вожделенному Цейлону в составе настоящей эскадры из четырёх самых крупных трофейных судов, водоизмещением в тысячу тонн каждый. Буквально за день до переговоров Сормов закончил испытания всех установленных на четырёх трофейных гигантах паровых машин, благо места в трюмах хватало. Акцентировать на внешних надстройках наличие парового двигателя не стали, трубы спрятали в кормовых надстройках. Две паровых машины выходили каждая на свой винт, запаса угля в бункере хватало на тысячу миль экономного хода, благо большая часть угля использовалась в качестве балласта. Воинское пополнение на корабли с материка прибыло. Я имею в виду вогульскую роту ветеранов, три сотни русских отставных военных, два десятка присланных Потёмкиным офицеров, прошедших переподготовку на базе военного училища Палыча. С ними на корабли загрузились купленные крепостные, подготовленные приказчиками РДК для закупки корицы, самоцветов и прочей экзотики у аборигенов. Таких получилось две с небольшим сотни работников. Именно на них упадёт основная тяжесть жизни на острове, что ж, такая планида. Тем более, я обещал им за хорошую службу дать свободу и возможность заработать на достойную жизнь в России.
С парусами на кораблях работали почти сплошь англичане, завербованные из пленных, в восемнадцатом веке служба на флоте для простых матросов оставалась практически пожизненной. Поэтому предложенные нами контракты на пятнадцать лет, отсутствие мордобоя и телесных наказаний, отличное питание, оказались для забитых британских матросов райским предложением. Что позволило оставить на кораблях относительно адекватных людей, избегая полных негодяев и дебилов. Трюмы были полны подарков для императрицы, по оценке специалистов, не уступавшим прошлогодним. Хотя на бывшем моём прииске уже хозяйничали государственные управляющие, запасов золота и серебра хватило для создания пленными маньчжурскими ювелирами достойных украшений, с использованием цейлонских самоцветов.
В прошлом году с Цейлоном у нас ничего не вышло. Король сингальского королевства Канди сделал свою ставку на британцев, полностью отказав нам в союзе. Даже ружья не стал брать, не говоря о пушках. Правильно, таких недалёких аборигенов англичане и покорили, своими мизерными по меркам двадцатого века, силами. Собственно, мы будем заниматься тем же самым, зато без всякого угрызения совести. Хотя, Клааса Ван Дамме я решил не вовлекать в предстоящий конфликт на острове, там рано или поздно произойдёт столкновение с голландцами, оно нам надо? Задача у людей РДК стояла чёткая, вытеснять будем лишь британцев, с голландцами нейтралитет либо сотрудничество. Однако, я и сам в такие сказки не верил, тем более, что первым делом мы собирались отбить у британцев некогда голландский порт Коломбо. Уверен, что голландцы воспримут подобные действия не союзными, а оскорблением, забыв, как сами захватили Коломбо у португальцев.
Сингапур мы не собирались посещать, да и Малаккский пролив прошли, не отвлекаясь на немногочисленные встречные судна. Погода нам благоприятствовала, к гавани Коломбо корабли подошли без потерь. Там я сразу отправился в шлюпке в город, захотел лично оценить противника. Для проформы меня сопровождали пять вогул с помповиками, да в шлюпке остались дюжина гребцов под охраной. Под белым флагом парламентёров мы высадились на причале, пропахшем солью и корицей. Причём приправа отбивала вездесущий для портовых городов запах тухлой рыбы. План обороны порта у нас давно имелся, судя по моим наблюдениям, ничего в расположении орудийных батарей не изменилось. Даже тревогу артиллеристы не сыграли, южная расслабленность не способствовала соблюдению дисциплины. Хотя, какая там дисциплина, в восемнадцатом веке? Все русские суда стояли вне доступности огня береговых батарей. Силуэты кораблей были торговыми, а слухи о свирепствующих русских капёрах восточнее Сингапура здешним народом явно не воспринимались прямой угрозой.
А наши суда, вытянувшись вдоль берега, уже брали под прицел всех вероятных противников. Начиная от береговых орудий, заканчивая одиночными кораблями, способными открыть огонь в нашу сторону, имею в виду шлюпку. Так, что, о путях отступления я не волновался. Представившись дежурному офицеру, в попугайно-красном мундире, с загорелой физиономией старого рыбака, я почувствовал, что открыто конфликтовать британцы не собираются. Конвой из трёх человек доставил нас к дверям двухэтажного белого домика, скорее португальского стиля, нежели голландского. Там мне предложили подняться к начальнику порта, что я и сделал, легко взбежав по ступеням. За оставшихся на улице стрелков беспокоиться не нужно, все парни надёжные, добротно проинструктированы.
— Ричард Дик, комендант порта, — представился мне в ответ белобрысый мужичок лет тридцати пяти, с довольно бледным, в сравнении с моим конвоем, лицом. Не пытаясь подняться из своего вольтеровского кресла, он угрюмо уставился на меня, выжидая продолжения.
— Я представляю здесь Русскую Дальневосточную кампанию, в отношении которой представители Британской Ост-Индской кампании длительное время допускают недружественные дискриминирующие, нарушающие честную конкуренцию, меры. От имени правления русской кампании предлагаю вам и всем представителям Британской Ост-Индской кампании в двухдневный срок покинуть город Коломбо и остров Цейлон. — Я положил на стол лист бумаги с письменным подтверждением сказанного. Там обиды на британцев перечислялись подробнее и красочней. — Если послезавтра до полудня мы не получим ответа, будем действовать военными методами. Да исполнится право сильного! Честь имею.
Не оглядываясь на пытающегося осмыслить мои слова англичанина, я быстро вышел из кабинета, спустился по лестнице и, только тогда услышал дикий крик дикого Дика, взбешённого Дика.
— Срочно задержать этих наглецов! — Продублировал он свой невнятный вопль, высунувшись на улицу из окна своего кабинета.
— Мистер Ричард, я спешу! — Раскланялся я Дику с улицы, — поспешите и вы, осталось меньше двух суток!
— Взять мерзавца! — не выдержал англичанин.
Четверо находившихся возле выхода солдат поспешили исполнить грозный приказ, но куда им! Я не успел толком размяться, стрелки показали свою удаль, короткими ударами и бросками разбросали служащих британской Ост-Индской кампании по пыльной улице. Чтобы не ждать выстрелов в спину, парни собрали трофейные фузеи, и, поспешили обратно к причалам. Идти было недалеко, может, поэтому, организованная погоня настигла нас только после успешного отплытия шлюпки к кораблям. Два десятка выбежавших за нами солдат в красных мундирах попытались стрелять, но, были рассеяны в считанные секунды соскучившимися вогулами. На сто метров помповики били вполне достойно, а прилетевший с рейда фугас, хоть и попал в пустую набережную, произвёл достойное впечатление мощью разрыва, вырвал воронку до сажени в диаметре. После такой демонстрации силы красные мундиры попрятались, кто куда. Зато порт словно проснулся от спячки, забегали артиллеристы в фортах, матросы на кораблях. Увы, к моменту, когда пушечные порты некоторых кораблей едва открывались, мы успели подняться на борт флагмана "Север". Я не упоминал, что четыре переоборудованных парусных пароходов назвал четырьмя сторонами света?
И, началось наше стояние в блокаде порта Коломбо. Стрелять по четырём русским торговым кораблям никто с берега не стал, пушкари отлично знали свой сектор обстрела, ни одна из береговых батарей, не говоря о судовых орудиях, не имела шансов добросить ядро. Да и фугас с "Севера", разбивший набережную, насторожил артиллеристов. Возле него почти сразу собралась толпа зевак, затем прибыли и официальные лица, судя по различной яркости мундирам. Обсуждение длилось часа два, после чего "мундиры" разошлись в разные стороны. Почти до темноты никакого движения в порту не наблюдалось, мы успели пообедать на свежем ветерке, поднявшемся после полудня. Ни один из трёх европейских торговых кораблей, не считая десятка мелких шхун, не рискнул атаковать нас. Потому, ближе к ночи, четыре русских корабля неторопливо расползались в стороны, охватывая горло бухты редкой сетью.
Линия, обозначенная четырьмя узлами русских кораблей, отрезала бухту от открытого моря, плотно заперла выход из гавани. В этом мы были уверены, поставив все суда за пределом дальности прямого выстрела, аж на четыре километра от берега. Однако, любой корабль, попавший между нашими, оказывался под гибельным огнём с двух сторон сразу. Напоминаю, что дальность прицельного огня бортовых орудий почти совпадала с предельной дальностью выстрела, около трёх километров. Все хитрецы, рискнувшие ночью прорваться между русскими кораблями, попадали под огонь с двух сторон сразу. А те, кто догадается приблизиться к одному из судов, уходя от огня второго, неизбежно становится самоубийцей, на расстоянии до километра количество попаданий корабельных канониров не опускалось ниже 80%, при условии залпового огня шести орудий, шансов у противника не было.
Однако, англичане, запертые в Коломбо, этого не знали! Как не знали и того факта, что на всех кораблях имеются прожекторы, работающие от мощных генераторов, как на паровой, так и на ручной тяге. Достаточной, чтобы пара матросов, меняя друг друга, не напрягаясь, поддерживали нужное напряжение несколько часов. Главным оставалось заманить врага в ловушку, включить прожекторы в момент наибольшего приближения вражеских кораблей. Погода благоприятствовала нам, время от времени затягивала облаками растущий месяц, тогда становилось изумительно темно. Мне оставалось пожалеть об отсутствии приборов ночного видения.
— Да, — я положил бинокль на столик перед собой, взглянул на часы. Время подходило к полуночи. Если не поплывут на прорыв сейчас, уйду спать, оставлю англичан на волю случая, на вахтенного. Проберутся мимо него — повезёт, заметит матрос чужаков — не повезёт им. В принципе, ничего страшного, если несколько судов минуют блокаду. Город мы возьмём в любом случае, к штурму подготовились с учётом ошибок захвата Невмянска в своё время. Да и артиллерия теперь не в пример мощнее, запас снарядов больше на порядок. Координаты целей давно изучены, на макетах городка не один раз отработаны все варианты действий.
— Плыфутт, — добросовестно сообщил марсовый, из англичан. Первым заметил беглецов и честно сообщил мне, спустившись с мачты, полушёпотом. С вечера все получили строгую команду о сохранении тишины, соблюдении режима маскировки. — Тфа сутна на вест, три на ост.
— Молодец, давай наверх! — Я поднялся, направляясь к канонирам. Осталось выбрать удачный момент для открытия огня.
Действительно, воспользовавшись радиорубкой, я связался с капитанами остальных кораблей и согласовал время открытия огня и цели. Остальное оказалось делом техники. Спустя полчаса беглецы вошли в зону эффективного огня, и, ночное море вздрогнуло от беглого огня сто миллиметровых гаубиц. На сей раз, мы не собирались топить беглецов, догадываясь, что на кораблях могут оказаться очень интересные люди и крупные ценности. Поэтому гаубицы били исключительно пристрелочными болванками, впрочем, хватило и этого. После пары-тройки попаданий все беглецы спустили паруса, показывая своё смирение. Куда им деваться, под яркими лучами прожекторов, шокировавших британских подданных больше , нежели сам обстрел.
Призовые команды без потерь захватили все пять судов, отправляя к нам наиболее ценные трофеи и капитанов кораблей. Мы не ошиблись, трофеи оказались богатыми, только не в денежном выражении. Мне попала в руки переписка Ост-Индской кампании, в частности, огромное количество жалоб на русских пиратов, с перечислением потерянных судов и грузов. Нужно ли говорить, что реальные потери от капёров РДК были вдвое, если не втрое, ниже? Кому, как не мне знать добычу капёров РДК? Были в бумагах и другие интересные находки, вроде нескольких планов по вытеснению (мягко сказано) голландцев с их территории. Нашлись два отчёта по уже выполненным захватам голландских и кандийских земель, с перечнем убитых врагов, выплаченных денег наёмникам, и, даже подтверждение успехов наёмников, в виде свидетельских показаний.
В них подробно, почти хвастаясь, торговцы описывали, как провоцировали аборигенов напасть на голландцев. Как сингалы, оплаченные британскими провокаторами, убивали других сингалов, состоящих на голландской службе. Затем уже наёмники британской Ост-Индской кампании, одетые в форму, спешили занять голландские склады и постройки, под предлогом защиты европейцев от дикарей, убивая при этом своих же провокаторов.
— Какая знакомая картина! — Не удержался я от восклицания, перечитывая каллиграфические отчёты клерков. — В двадцатом веке защищали права и демократические свободы, а в восемнадцатом начинают с "братской помощи голландскому народу". Весьма своевременные документы, мы их в Европу переправим, да в газеты закинем — французские, голландские, испанские, русские. Лимонников там любят меньше, нежели своих, вполне напечатают. Добавим призывы защитить несчастных голландцев, а потом пару статей в поддержку русской РДК! Кого только туда направить, Андрюха Хомяков с этим не справится, видимо, придётся Мефодию по европам проехать.
Времена были пасторальные, буколистические. Полгода-год ничего не решали, у нас хватит времени подготовиться, снять копии с оригиналов, продумать план действий. Вполне хватит пары-тройки недель, пока Хромов плывёт сюда, в Коломбо. Вот команду на его отплытие я радирую сегодня же, попутные суда найдутся. На месяц всё равно придётся задержаться в Коломбо. Какие, однако, расслабленные европейцы восемнадцатого века. Неужели доверять бумаге подобные сведения? Хотя, по меркам "просвещённой Европы", сингалы и тамилы суть дикари, не слишком отличные от обезьян. Ничего, мы достойно подготовим общественное мнение к приходу РДК на Цейлон! А оригиналы документов обязательно сохраню в личной библиотеке, чтобы порадовать лет через двести сингалов истинным лицом цивилизованных европейцев. Думаю, наши потомки найдут достойное применение подобным документам.
Остаток ночи и день прошли спокойно, в явственно наблюдаемых через бинокль попытках властей Коломбо усилить оборону города и порта. Оставшиеся в порту корабли перевозили часть своих пушек на набережную, где спешно выкладывались орудийные дворики. Вообще, подготовка шла качественная, по улицам города маршировали разнообразно одетые люди, судя по всему, ополченцы. Купцы судорожно пытались вывезти со складов часть товаров, гоняя аборигенов плетьми для пущей скорости. Почтенные господа отправляли свои семьи на колясках за город, пытаясь уберечь дочерей и жён от превратностей войны. Нахальные портовые рыбаки несколько раз пытались на своих фелюгах проскользнуть мимо наших судов, под предлогом рыбной ловли. Пара выстрелов болванками по курсу пока останавливала наглецов, мы предупредили, что третий раз будем топить нарушителей. К моему удивлению, поверили, наступила унылая тишина.
Вечером, мы ещё раз обсудили с командирами и капитанами порядок действий по захвату города, выбрали новые цели среди возникших орудийных батарей. С наступлением ночи на берег высадились два взвода стрелков, с задачей утром перекрыть основные дороги из города. Оба командира имели с собой радистов с длинноволновыми передатчиками. Что-что, а их мы научились "шлёпать" в совершенстве, основной вес десятикилограммовой рации составляли аккумуляторные батареи, сам передатчик весил менее двух килограммов. А приёмник, вообще, в экономном режиме работал, как детекторный, практически без питания. Радиодело у нас постепенно прогрессировало, ну, очень постепенно. Однако, стабильности в длинноволновых передатчиках мы добились. Теперь изделия беловодских мастеров работали с гарантией не менее восьми месяцев. На острове некоторые энтузиасты подумывали о коммерческом использовании радио, тормозил их начинания исключительно я сам.
Так вот, после полудня, когда истёк срок ультиматума, мы, естественно, не дождались ответа. После моего сигнала, корабли принялись за бомбардировку орудийных батарей в порту, методично и неторопливо уничтожая фугасами вражескую артиллерию. Происходило всё, как на учениях. Сначала два пристрелочных выстрела одиночными болванками. Затем, пойманная в узкую вилку цель фиксировалась прицелами сразу трех орудий, поражавших её одним-двумя фугасными залпами. Больше двух залпов не требовалось, и, пушкари переходили к другой цели. Попытки оборонявшихся ответить нам, закончились смешно, ядра не пролетали и двух третей дистанции до кораблей РДК. Спустя полчаса выявленных целей на берегу не осталось, капитаны медленно направили русскую флотилию к берегу.
Шли осторожно, не сомневаясь в наличии засады. Раза два даже "пульнули" в сторону подозрительных зарослей, к счастью, всё обошлось. При высадке десанта на причал, со стороны города какой-то безрассудный смельчак обозначил себя ружейным выстрелом. Сразу два орудия разметали выстрелами не только баррикаду, за которой тот укрывался, но и ближайшие дома. Убегавших за клубами поднятой пыли не было видно. Пока миномётчики разбивали свои позиции, первые разведчики забрались в припортовые сооружения, различные конторы, склады и тому подобное. Нигде белых людей не было, а сингалы и немногочисленные негры лежали ниц, не пытаясь противостоять нападавшим.
Затем, шаг за шагом, уже в привычном порядке, начался захват города. Благо, это не Москва или Нью-Йорк, дай бог, двадцать тысяч жителей наберётся. Время шло, стрелки занимали один квартал за другим, а организованного сопротивления так и не встретили, как и неорганизованного, впрочем. Когда мы захватили здание градоначальника, а я рылся в бумагах, надеясь на приятный сюрприз, послышались выстрелы на городских окраинах. Видимо, первые беглецы и дезертиры достигли русских постов. Дальше пошло веселее, бойцы захватывали сразу кварталы, не проверяя каждый дом. Наглость, конечно, однако, время поджимало, до темноты мы торопились установить полный контроль над городом. Боялись мы зря, вразумительного сопротивления так и не встретили, как и какого-нибудь подобия вооружённых формирований.
Как англичане властвовали в Индокитае при таком положении дел, непонятно. Через несколько дней, когда Коломбо был дважды обыскан, переписан, и назначены местные начальники, набралось всего тридцать солдат Ост-Индской кампании. Правда, погибли почти сорок артиллеристов и вдвое больше нашли ранеными, разместив для лечения по зажиточным домам. Офицеров захватить не удалось, не было их и среди погибших. Собственно, давно известно, что лимонники большие специалисты скрыться в нужный момент. Финансовые приобретения оказались шикарными, хотя и не сказочными. Больше меня порадовала переписка и бухгалтерские документы. Из них мы конкретно узнали количество и площадь контролируемых англичанами земель, их доходность и имена преданных чиновников. Больше всего порадовала недлинная ведомость оплаты услуг наёмников.
На весь остров таковых насчитывалось менее тысячи солдат и три десятка офицеров, до полковника включительно. Пушек за пределами Коломбо не было, белые люди считали лишним применять орудия против дикарей. Что ж, мы будем действовать аналогично, в качестве артиллерии сойдут и миномёты, до сего времени, на острове не стрелявшие. Пока наши командиры и приданные Потёмкиным офицеры разбирали захваченный архив, планируя операции по овладению островом, я расставлял по будущим участкам своих заготовителей, передавал им скопированные с британских отчётов списки добываемой продукции, пересчитывал шиллинги и пенсы в рубли и копейки, диктовал планы первоначальных действий. К моменту прибытия Мефодия Хромова на одном из трофейных быстроходных бригов, подготовка к захвату Цейлона подошла к финалу.
— Итак, господа, — я обвёл взглядом собравшихся на совещании офицеров и командиров. Прямо, как в Красной Армии двадцатых годов, назначенные мною командиры пушкарей, миномётчиков и стрелковых подразделений, не были офицерами. Их я и называл командирами, в отличие от офицеров, присланных Потёмкиным, действовавших исключительно в качестве наблюдателей. — Подготовка к боевым действиям по захвату британских владений на острове закончена. Завтра передовые отряды отправляются в путь. Есть ли у кого сомнения по только что изложенному плану? Уверен, всё пройдёт успешно, боеприпасов достаточно, люди опытные, командиры грамотные. Пункты сбора пленников оборудованы, офицеров отправляйте на гауптвахту, солдат в порт, на работы. По мере возможности, отправляйте их в Беловодье, здесь англичане не нужны. Действуйте решительно, однако, людей берегите! Не сомневаюсь, через полгода Цейлон будет русским! С богом! Все свободны.
Глава одиннадцатая.
После захвата Цейлона, я вернулся в Беловодье. Решил не баловать Екатерину и Потёмкина своим личным визитом. Пусть привыкают к другим представителям РДК, благо, дары ко двору будут не хуже прошлогодних. Самоцветов и корицы, как минимум, в десять раз больше отправили, не считая других диковинок, в виде конфискованных у местных богатеев чучел белого носорога, слона и других крупных животных. Уплыли в Петербург и два десятка молодых сингалов и тамилов, из числа детей местной знати. Не столько в качестве диковинок, сколько для обучения на заводах и верфях Желкевского, чтобы вернуться года через три нашими помощниками. Никита понимает всю важность их обработки, подготовит парней, как надо. Будем отправлять каждый год самых толковых аборигенов в Россию, не только из богатых семей.
Мефодий Хромов, нагруженный убойными материалами и крупными суммами наличности, отправился в Европу, будоражить общественное мнение. Создавать РДК образ заступницы обиженных голландцев, французов и прочих неангличан. Отправив флотилию в Европу, я задержался на три месяца, ровно столько длился захват острова. Мы действовали не вслепую, тупо двигаясь вдоль побережья, а высаживали десанты в опорных точках. Документация британской Ост-Индской кампании оказалась удивительно точной, вся английская территория перешла под наш контроль без потерь. Не считая двух десятков раненых с нашей стороны и полсотни застреленных британцев при попытке сопротивления. Голландцы, напуганные стремительной сменой власти, поначалу притихли. Но, быстро оклемались, и в нескольких случаях пытались вернуть себе утраченные позиции. Где путём переговоров, где внезапным нападением. Мы были готовы к таким попыткам, русские представители жёстко их осадили, не только пресекая любые переговоры. Во всех случаях вооружённого нарушения сфер влияния голландцами отряды РДК просто захватывали территорию нарушителей, что послужило наглядным примером к мирному сосуществованию. А нам позволило значительно увеличить подконтрольную территорию, соответственно, и доход.
Убедившись, что остров в наших руках, и приказчики РДК активно развернули работу по добыче пряностей, самоцветов, соли и прочих богатств Цейлона, я вернулся домой. Никаких переговоров с государством Канди так и не получилось, сингалы за три месяца не успели переосмыслить исчезновение своих "союзников" британцев. Видимо, не знали, что делать, а помогать им я уже не хотел. Кандийцы в кольце, выхода с острова не имеют, сами придут на поклон, когда прижмёт. Жизнь на острове кипела, моего участия не требовалось, да и соскучился я по семье. Уплывать надолго от молодой жены совершенно не хотелось, подрастающие сыновья тоже требовали крепкого мужского воспитания. Провороню детей, развалят всё, что наработаем. Так, что лучше хорошие надёжные наследники при небольшом наследстве, чем огромное состояние без наследников. Ну, это все понимают, это лирика. Беловодье же меня радовало, остров менялся на глазах, рос, словно грибы после дождя.
Тем более, что жизнь на острове стабилизировалась. Все перебравшиеся с материка, включая пленных маньчжур, переселились в избы. С одним различием, русские селились в избы семьями, а маньчжуры группами, до десяти человек. Но, в бараках остались жить только военнопленные. Два городка айнов на побережье, куда вернулись к весне все мужчины, выжившие в сражении, оставались в смешанном виде. Половина айнских семей перебрались в тёплые бревенчатые избы с русскими печами, другие отказывались покидать привычные хижины и чумы. За зиму оба городка приобрели не совсем традиционную профессию — разделка китовых туш, выпуск изделий из китового уса, китовой кожи, переработка китового жира и китовых скелетов. При городках предприимчивые купчины выстроили мыловаренные заводики, консервные цехи. Палыч подал кому-то идею откармливания китовой требухой и обрезками мяса пушных хищников, создавать фермы по производству пушнины. С соболями шло плохо, а песцы и чернобурки чувствовали себя в неволе великолепно, ещё бы, на бесплатной и обильной пище. Появились шансы через пару лет получить тысячи шкурок недорогой пушнины, среди частных звероферм мы с Иваном организовали пару своих.
Учитывая почти бесплатное сырьё, стоимость мыла оказалась достаточно приемлемой, чтобы заняться пропагандой и насаждением гигиены. Наши ветераны давно знали мои требования к чистоте рук, тела, жилища и двора. А новички привыкали тяжело, но, совместно с отцом Гермогеном, меры убеждения для русских переселенцев мы находили. Японцам, маньчжурам, корейцам и айнам приходилось тяжелей. Однако, как говорится, терпенье и труд всё перетрут. После окончания строительной лихорадки я официально объявил каждую субботу банным днём, и старшие по улице, уличкомы*, как в нашем прошлом-будущем, обходили по вечерам свои участки, проверяя, как топят бани соседи, как они там моются. Штрафовать за нарушение гигиены мы не стали, отправляя нарушителей, этих грязнуль, на работу истопниками, на неделю. Либо в мой замок, либо в свежевыстроенную школу, там уже топили печи углём. Постепенно будем переводить на угольное отопление весь город, когда выстроим до угольного разреза железную дорогу, пока уголёк оставался дорогим.
Когда закончился отопительный сезон, придумали иное грязное наказание, но, судя по всему, горожане до зимы привыкнут к еженедельной бане. Хуже с аборигенами, в двух соседних городках, в шутку названными Палычем Тасла и Висла, этих мыловаренных и разделочных цехах, несмотря на грязь и вонь, айны до сих пор пытаются ограничиться мытьём рук. Ничего, к осени займёмся ими плотнее, отстроим там общественные бани, станет легче их проверять. За деревеньки пока не будем браться, сил не хватит, поживём — увидим, как быть. Одним словом, в житейском плане, Беловодье держалось нормально. Все живы, работа есть, жильё есть, продукты есть, даже расход денег оказался вполне расчётным. Запас финансов позволял продержаться ещё пару спокойных лет. Тем более, что русских денег было крайне мало, приходилось расплачиваться китайскими монетами, хоть свои деньги не выпускай. Ну, тогда меня сразу прихватят, никакая отдалённость не спасёт. Фальшивомонетчиков никто не любит. Ничего, будем думать, возможно, на векселя перейдём, но это планы не следующего года. Пока на острове хватало звонкой монеты. Однако, промышленность буксовала, кроме паровых машин и оружия, никаких новинок мы не производили. О закрытом производстве радиодеталей умолчу. Причина лежала на поверхности — нехватка специалистов. Разбрасываться мы не собирались, потеряем и то немногое, что успешно работало. Необходимо выбрать самые важные направления, решить, что важнее для развития.
— Что будем делать, Иван? — Глядя в мутное слюдяное окошко, оконное стекло на острове всё ещё не получалось, я пытался рассмотреть, как играют ребята во дворе моей крепости, — надо определять главное направление нашего развития, иначе торговать будет нечем. Да и прогрессорства не получается. Половину производств, нами организованных, мы раздали местным мастерам. Сам видишь, качество продукции везде упало, себестоимость растёт, народ привычно берёт всё ручным трудом. Случись что с нами, промышленность на Дальнем Востоке долго не протянет. Надо приучать мастеров и рабочих к механизации, только, как? Держать всех за руку?
— Ну, не всё так плохо, есть и толковые мастера. Да и всех натаскивать нет смысла, — поправил меня Палыч, — на местных ресурсах всё не потянем. Собственно, нам и не надо делать всё. Как говорил незабвенный Козьма Прутков, нельзя объять необъятное*. Давай лучше решим, без каких направлений нам не выжить. Потому, как, развивать обувное дело или производство тканей, как и выращивание картошки, считаю делом частников, там и без нас обойдутся.
— Хорошо, посмотрим, что нам приносит основную прибыль в торговле, — я присел за стол и окунул перьевую ручку с чернильницу, подвигая чистый лист китайской бумаги. — Продажа оружия и боеприпасов, это раз. Бансы, это два. Так эти заводики мы разве, что не облизываем, даже налогами не обложили.
— Ты забыл ювелирные изделия, — подвинулся ко мне вместе со стулом Иван, — нам бы ещё золото найти на острове, помнится, была добыча золота у японцев на Хоккайдо в двадцать первом веке. Запиши сюда пароходы, китобойные. Ко мне уже два князька прибрежных подкатывали, хоть в кредит, но желают купить пароход с гарпунной пушкой. Жаль, что расплачиваться им нечем. Собственно, всё, если не считать железного инструмента, так его частники неплохо делают.
— Да, жидко мы смотримся с таким перечнем востребованной продукции, Очень слабо. — Я задумался, — подойдём с другого края, что нам нужно будет развивать в обязательном порядке. Кроме пароходов, паровозов и станкостроения? Электричество и примитивную радиотехнику? Хватит, а то надорвёмся?
— На ближайшие годы хватит, хотя, ты забыл главное. — Палыч взглянул на моё недоумевающее лицо и улыбнулся, — что общего у парохода, паровоза, станка, электрогенератора и электродвигателя? Какие общие детали в них есть обязательно? Ну, пошевели мозгами, или совсем политиком стал, думать разучился?
— Пожилого человека всякий обидеть норовит, — я неожиданно ухватил суть предложения с полуслова, — подшипники?
— Правильно, без подшипников грош цена всем нашим самоделкам. Думаю, именно производство подшипников надо развивать максимально быстро, определить десяток-другой типоразмеров и под них строить завод, рабочих рук у нас сейчас предостаточно, задействуем подростков-айнов из прибрежных городков, нечего им на разделке китов бездельничать, совсем отупеют. — Иван загорелся идеей, — наберём там сотни две, для начала, молодёжи, обоего пола, устроим им двухсменную работу, а в свободное время — вечернюю школу. Воспитателей из маньчжурских чиновников наберём, с первого сентября в школу начнут ходить. Учителей наших надо использовать на полную катушку, контракты у них не закончились. Думаю, если предложить в Беловодье повышенную оплату, многие согласятся перебраться на остров. Как и другие специалисты, завербованные нами, тут любопытная информация пришла на днях из Владивостока.
— Значит, так, — вскочил с места Палыч, прогуливаясь вдоль длинной стены моего кабинета, — ты знаешь, что после нашего отъезда и передачи, либо продажи, части заводов мастерам и управляющим, некоторые почувствовали себя хозяйчиками. Привычно, стали закручивать гайки, как на российских заводах: двенадцати-четырнадцати часовой рабочий день, штрафы, физические наказания, задержка зарплаты и прочее, как принято. Зимой людям деваться некуда, работали, скрипя зубами. Сейчас мои люди собрали список из двухсот шестидесяти восьми рабочих и мастеров, не желающих работать в таких условиях. Все просят принять их в Беловодье, вместе с семьями. Среди них, между прочим, два с лишним десятка рабочих с подшипникового завода, когда направим за ними караван?
— Погоди, а зарвавшихся хозяйчиков, что, не тронем? Надо их немедленно убирать!
— Э, нет, батенька. — Иван серьёзно уставился мне в глаза. — Как иначе мы хороших специалистов получим на остров? Пусть самые непокорные и смелые на остров перебираются уже сейчас. Ты не думал, что после нашей смерти, царские чиновники в любом случае на Дальнем Востоке гайки закрутят, как по всей России? А, может и раньше, ежели Екатерина наши заводы в казну возьмёт, как Потёмкин обещал. Сколько он давал тебе времени? Пять-десять лет? Из них уже два года прошли! Я через неделю уезжаю на материк, с Китаем воевать. Всё готово к тому, что до китайской стены дойдём, уверен, ханьцы сразу мир подпишут, на любых условиях.
— Да, тогда через полгода-год, царская власть прочно придёт на Дальний Восток, — я кивнул головой, — приедут новые заводчики, с российскими замашками, привезут приписных рабочих, народ взвоет. Нас с тобой в первую очередь проклянут, за обман.
— Верно, потому и надо готовить людей к тому, что всегда смогут от угнетателей в Беловодье уйти. На этих оболтусах-хозяйчиках и покажем пример. Сначала перевезём всех желающих к себе, а потом, не афишируя, заменим самодуров. Так, когда за рабочими суда отправлять?
— Хоть завтра. Только, неудобно получается, мы для России развивали промышленность на Дальнем Востоке, и, вдруг, будем увозить грамотных рабочих?
— Мы же не всех увозим, меньше половины. Думаю, побег рабочих заставит других управляющих, в том числе и частников, держаться за оставшихся специалистов, рабочий день уменьшить, или ещё как. Даже если, тупо начнут завозить крепостных рабочих из европейской части России, всё равно хорошо, Приморье заселять станут.
— Лишь бы хуже не было. Сейчас отзвонюсь коменданту порта, пусть готовит караван к побережью, место сбора и сроки согласуешь сам, — я потянулся к телефону.
До вечера мы определили основные направления развития промышленности нашего частного острова на ближайшие годы и честно пытались их выдержать. Для удобства и соблюдения необходимых сроков, по старой заводской привычке, составили график необходимых мер до конца года, с конкретными датами исполнения. К такой дисциплине приучила работа на госзаказ в советское время, а затем планирование само вошло в мою кровь, без этого я бы не стал нормальным руководителем. Мои коллеги и в девяностые разухабистые годы не рисковали нарушить свои обязательства по срокам исполнения. Помню поговорку тех лет, позднее подслушанную у бандитов — "За слова надо отвечать!".
— Может, отдадим остров в состав России? Сами переберёмся куда подальше, в Австралию или Новую Зеландию? — задумчиво размышлял Иван Невмянов, задержавшись у меня после ухода всех руководителей. — Чего нам с родиной ссориться? Главное мы сделали, Дальний Восток на сто лет, почитай, раньше, осваивать начали, Хоккайдо русским островом стал.
— Ну, да, конечно, а наш остров, лет через сорок, как Сахалин в начале двадцатого века, японцы захватят. Или, хуже того, как Калифорнию, само правительство продаст за бесценок. Получится, что мы техническую базу для Японии выстроили, именно на сто лет раньше. Так они к 1904 году не только Маньчжурию, всё Приморье до Байкала, как раз, присоединят к империи Восходящего солнца. — Я скрипнул зубами, представив такую ситуацию, — сейчас всё находится в неустойчивом равновесии, Иван. Нам нужно не просто развить промышленность и поднять уровень жизни, культуры в регионе. Надо создать для русских людей заманчивую перспективу на Дальнем Востоке, как в царское время бежали в Америку, а в советское время облизывались на Прибалтику, тамошний порядок. С одной стороны — порядок и чистота, как в Европе, с другой стороны — привычный уклад жизни. Если вырастим высокоразвитый и богатый русский анклав на острове, мы обязательно привлечём внимание русских императоров и политиков к нам.
Тогда, на фоне наших успехов, Россия меньше будет смотреть в рот Европе, особенно, если мы сможем потеснить англичан, испанцев и французов из региона. Бог даст, удастся избавиться от втягивания родины в большинство европейских войн, сколько русских жизней удастся спасти? Думаю, при наличии наших альтернативных поставок оружия и техники аборигенам, получится избавить Юго-Восточную Азию от европейской колонизации. Если мы создадим торгово-оборонительный союз с двумя-тремя соседними странами, лет тридцать сможем прожить в мире. Европа в ближайшие годы будет занята великой французской революцией и наполеоновскими войнами, этого времени вполне достаточно, чтобы построить базу для безусловного технического и военного превосходства в регионе, и, укрепить новорожденное частное владение. Тогда и помирать легко будет, дети наши задел получат неплохой.
Вскоре, после этого разговора, Иван отправился на материк, где плотно ввязался в войну с Китаем. Судя по регулярным донесениям, она шла в запланированных и расписанных рамках. Невмянов не давал своим командирам увлекаться победными атаками и наступлениями, методично выдавливал китайцев из Маньчжурии. Наступая от Нингуты на Пекин мобильными отрядами, в сопровождении башкирской конницы, войска РДК при помощи мобилизованных местных жителей тянули за собой две линии железнодорожного пути. По ним не только подвозили припасы и вывозили трофеи. По каждой железнодорожной ветке двигались два бронепоезда, пугая вражеских шпионов неизвестностью. Название "бронепоезд" было неформальным, все четыре вагона и паровоз этих чудовищ были обшиты броневым листом пятнадцати миллиметровой толщины. Такая защита выдерживала даже попадание пушечных ядер небольшого калибра, лишь бы вагон с рельсов не сошёл. Так, что поезда представляли собой достаточно серьёзного противника. Всего войскам предстояло пройти до пятисот километров, потому тыловое обеспечение готовилось исключительно тщательно.
Кроме того, Ивану удалось согласовать наше наступление с восстанием на юге Китая. Из-за этого, собственно, мы и отложили свой рейд на несколько месяцев. Зато, обученные нашими инструкторами, прошедшие корейскую кампанию повстанцы, неплохо развернулись на юге. Учитывая активизацию казахов Срыма Датова на западе Срединной империи, и монгольских князей на севере, ситуация для династии Цин складывалась серьёзная. Потому и не спешил Невмянов, предоставляя башкирской коннице широкое раздолье. Бойцам предоставили возможность грабежа всех, сколь-нибудь богатых аборигенов. Чем больше беженцев покинет нашу будущую территорию, тем легче пройдёт ассимиляция населения с русскими крестьянами. К весне, когда войска РДК подойдут к великой китайской стене, в войну вступят корабли, обеспечив блокаду китайского побережья. Мы не сомневались, что император в таких условиях пойдёт на переговоры. Иначе придётся захватывать Пекин и досрочно менять династию. Возможно, такой вариант даже лучше для нас, ибо тогда страна разорвётся на клочки под пожаром неизбежной гражданской войны. Посмотрим, понимает ли это император. Пока мне хватало забот в Беловодье.
Да, на острове образовался типичный государственный капитализм, изрядно приправленный бесплатным трудом нескольких тысяч пленников. Хотя, по моим оценкам, три четверти работников были заняты работой у частников или на себя. И общий объём частного производства и торговли, пожалуй, превышал доходы с наших с Иваном предприятий, раза в два-три. Ну, это лирические отступления, а мои планы были сугубо практическими. Я собирался оставить Беловодье на попечение Чебака и отправиться в плаванье. Как не избегай морских путешествий, выхода не было. Нам срочно нужны были надёжные контакты с другими странами и торгово-оборонительные союзы. Блокады мы с Иваном боялись, как огня, и, спешили заручиться дружбой с соседними странами. Выбор представлялся небольшим — Камбоджа, Аннам, — там уже побывали торговцы РДК, имелись связи при дворах правителей. Один большой минус, в обеих странах шли гражданские войны. В Камбодже сиамцы воевали против аннамцев, все вместе против китайцев. В Аннаме проще, обычная гражданская война на три, четыре, пять и больше сторон. Там, похоже, побеждали братья Нгуены, с которыми у нас сложились неплохие торговые отношения. Оружия мы им продали за последние годы, не меньше, чем Корее.
Забыл упомянуть, что мир с Японией заключил Невмянов ещё во время моего пребывания на Цейлоне. Условия мирного договора были довольно щадящие, сёгун отдавал нам остров Цусиму, признавал все Курильские острова и бывший остров Хоккайдо русской территорией, а Японское море внутренним морем России. Японцы обязались не пропускать корабли любых стран через свои проливы в акваторию Японского моря, за что получали право рыбной ловли в пределах ста миль вдоль своего западного побережья. В других местах внутреннего русского моря добыча любых водных ресурсов разрешалась после уплаты индивидуальной пошлины. Стандартным условием договора стал запрет торговли с Японией любых европейских представителей. Мы планомерно вытесняли европейцев с азиатских рынков, получая почти монопольное право торговли европейскими товарами на довольно большом рынке. О таких элементах договора, как беспошлинная торговля и строительство заводов, добыча руды и прочее, даже не упоминаю.
Чтобы подсластить горечь такого договора, мы единовременно обязались поставить в порты Японии полсотни китов по внутренним беловодским ценам, ибо в стране Восходящего солнца второй год был неурожай, начинался голод. Ещё целенаправленно кредитовали сёгуна на миллион рублей, поставив почти десять тысяч ружей с боеприпасами. Кредит выдали на десять лет, и вели переговоры о поставках японцам пары китобойных пароходов, два десятка японцев уже проходили стажировку на наших китобоях. Учитывая явную нехватку звонкой монеты в стране, предложили гасить кредит культурными ценностями, по нашей цене, разумеется. Японцы стиснули зубы, но молчали, надеясь с помощью ружей расторгнуть двадцатилетний договор значительно раньше. Пока же, сёгун с помощью наших ружей и под руководством двух десятков беловодских военных советников наводил порядок в стране. Советники, впрочем, были Невмяновым строго проинструктированы, чтобы не увлекаться своими советами. Их указания оставались строго в рамках традиций европейских боевых действий восемнадцатого века. Типа движения колоннами, стрельба плутонгами и прочее.
Учитывая, что с двумя соседними станами удалось заключить довольно удачные договора, отправлять кого-либо другого послом я не хотел, есть вещи, которые необходимо делать самому, настолько они важны. Известно же, хочешь сделать хорошо, делай сам.
— Чебак, лучше тебя никто остров не защитит. А навыки рукопашника у тебя, сам знаешь, мне в подмётки не годятся. Случись провокация или нападение на посольство, я справлюсь не хуже тебя. Зато в обороне острова ты мне сто очков форы дашь.
— А случись чего? — повернулся ко мне бывший воспитанник, а ныне главнокомандующий войсками Беловодья, с раскрасневшимся от гнева лицом, — мне тут гражданская война не нужна! Ты не рискуй, обязательно возвращайся, официально именно ты авторитет для айнов и японцев, на меня они плюнут. И, не вздумай там рисковать, не заключишь союзы, не жди, возвращайся быстрее. Не хватало, тебя из холодной очередной раз вытаскивать.
В результате, весной 1782 года, я, в сопровождении взвода ветеранов-вогул, переселившихся с семьями в Беловодье, отплыл на самом быстроходном пароходике в сторону Камбоджи. Учитывая вооружение парохода, аж, из трёх гаубиц, с противооткатными устройствами, мы рискнули плыть без каравана. Тем более, что я взял с собой свою старую добрую "Сайгу", с сотней заново снаряжённых патронов. После использования самодельных патронов, точность стрельбы заметно снизилась, за километр я в человека и не попаду. Но, на расстоянии в полкилометра, как говорится, промаха не дам. Вполне достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности на море. А на берегу мне хватит пары револьверов и взвода ветеранов с помповиками, да и страны, куда мы направлялись, давно изучены русскими торговцами. По их рассказам, опасности там не больше, чем на тракте Москва-Питер. Такие же помещики-самодуры, разбойников власти давно вывели, спокойней, чем в России. Гражданская война там идёт не первый год, вялотекущим образом, чисто по меркам восемнадцатого века, восхищавшего меня своей неторопливостью.
Стоя на корме кораблика, я прощался с берегами острова Белого. Вот, в дымке растаяли купола храмов нашей столицы. За три года церквей в Невмянске выстроили ровно полтора десятка, не считая восьми часовен, все деревянные. Почти каждая группа староверов, добравшихся до Беловодья, считала своим долгом отстроить церковь или часовенку, обязательно со звонницей. Год назад колокола заказывали в Корее и Китае, но, их звон не понравился русским людям, непривычно получалось, без "малинового" привкуса. Зимой пришлые умельцы отлили первый удачный колокол, теперь за их продукцией очередь на два года расписана. Покуда православные будут в Беловодье, литейщики без работы не останутся.
Плыли мы не на запад, как привыкли все торговцы, а на юг, вдоль японского побережья. Учитывая отношения с Китаем, я решил не рисковать. В прибрежных японских водах европейцев и китайцев мы не встретим, а японцев после заключения мира не боялись. Собственно, за последние годы соседи привыкли к виду пароходов, знали, кто на них ходит, и спешили убрать свои лодочки и более крупные судёнышки под берег, на всякий случай. За годы, проведённые на Дальнем Востоке, мы имели возможность убедиться, что азиаты гораздо предусмотрительнее и осторожнее любого немецкого бюргера. Потому два дня великолепной погоды, обдуваемый встречным ветерком, я с удовольствием любовался видами побережья, практически не тронутыми цивилизацией. Стада китов и дельфинов, не распуганные пока китобоями, встречались в день по два раза. Вспоминая свой опыт китобойного промысла, я лишь удивлялся такому невезению, тогда китов мы увидели на пятый день плаванья. Вовремя пришла идея добывать китов у чужого побережья и продавать целиком японцам, пора наводить связи с соседями, не век нам враждовать.
Утром третьего дня, когда до Нагасаки оставалось, по словам капитана, пол дня пути, у меня резко сработало чувство опасности, которому привык доверять, и не я один. Испугавшись возможного кораблекрушения, мы с командой полчаса тщательно обыскивали корабль, обстукивали корпус и переборки. Механики проверили оба двигателя, всё безрезультатно, никаких признаков катастрофы нет, а сердце уверенно диктует беду. Я решился на неожиданный и нелогичный для других поступок, скомандовав капитану поворачивать на запад, в открытое море. Если нас ждёт опасность в Нагасаки, не стоит туда стремиться, нужно сломать логику поступка, и мы спасены. Кто другой, а суеверные моряки поняли меня моментально и безропотно изменили направление плаванья. Стоя на мостике рядом с капитаном, я вглядывался вперёд, регулярно проверяя у механиков по переговорной трубе состояние двигателей.
Тревога не отпускала, потому появившийся слева по курсу столбик дыма, явно наш, пароходный, был принят с облегчением. Капитан приказал изменить курс в направлении встречного судна, возможно, там кроется причина моего волнения. Все пассажиры парохода высыпали на палубу, вглядываясь в серый столбик дыма, раздуваемый на высоте свежим ветерком. Уже через час нам открылась любопытная картина, напомнившая мне книги о пиратах. Наш торговый пароходик, с единственной пушкой на борту, удирал от трёх огромных, в сравнении с ним, парусников. Классических таких, трёхмачтовых, европейских кораблей, пушек по двадцать на каждом, не меньше. У капитана парохода был единственный шанс, уходить против ветра, чем он и воспользовался, двигаясь в нашем направлении. Его преследователи, вынужденные идти встречными галсами, не теряли надежды догнать пароход, регулярно покрываясь белыми клубами дыма от выстрелов носовых орудий.
Отвечать им огнём торговец не мог, пушка находилась на носу корабля, а терять время на развороты и остановки беловодский капитан боялся. Я его понимал, против трёх противников с одной, пусть и скорострельной пушкой, драться, дело гиблое. Через полчаса стало заметно, что скорость парохода возмутительно мала, видимо, проблемы с машинами. Наш капитан вопросительно взглянул на меня,
— Будем стрелять?
— Командуй, другого выхода нет, я пошёл за карабином, — мои ноги сами вели меня в каюту за оружием.
— Орудия к бою! Стрельба по правому кораблю, дальность две тысячи двести метров, скорость сближения двадцать пять километров в час. Огонь по готовности! — Зычный голос капитана был слышен даже в каюте, где я неторопливо снаряжался, проверяя оружие и оптический прицел.
Первые выстрелы застали меня уже на палубе, гаубицы били, как на учениях, не давая ушам отдохнуть от ударной звуковой волны. Чертыхнувшись про себя, что забыл надеть наушники, я натянул свой картуз на уши и пробрался обратно на мостик. Оттуда наша позиция представилась идеальной, все три орудия били по ближайшему паруснику, разрывы фугасов уже выстроили дорожку на волнах к его высоким бортам. Англичанин под флагом Ост-Индской кампании, по инерции приближался в нашу сторону, пытаясь развернуть корабль к нам правым бортом, для пушечного залпа. Беловодский торговец, при виде нас, прекратил бегство и разворачивался единственным орудием в сторону левого преследователя.
Те из нас, кто не был занят стрельбой из гаубиц, зачарованно смотрели в сторону правого парусника. Пароходные канониры после пятого или шестого выстрела добились своего, первое попадание разнесло в щепки борт англичанина. Ещё два снаряда, как в замедленной съёмке, пробивают середину правого борта, видны вылетающие изнутри обломки досок, огонь. И, неожиданно вспухает взрыв в центре палубы парусника, пожирающий столбом огня две мачты с парусами. Даже сквозь шум ветра и выстрелы орудий слышны крики матросов, заживо сгорающих в огне. Всё, этот корабль нам не соперник.
— Огонь по левому паруснику! — быстро реагирует капитан, перекладывая руль налево.
Пока наш пароход, подрабатывая винтами, выписывает дугу разворота к следующему противнику, развернувшийся беловодский торговец успевает сделать десяток выстрелов по тому, умудрившись дважды попасть. Да, натерпелись, видимо, парни, чувствуется их ненависть к своим преследователям. Стреляют они реже наших пушкарей, но, злее. Поняли это и их соперники, не успевшие развернуться в позицию для бортового залпа. Пример горящего товарища на англичан действует отнюдь не лучшим образом. Не успеваем мы выстрелить, как левый торговец выбрасывает белый флаг и спешит спустить паруса в знак полной капитуляции.
— Отставить левый! Орудия на дальний парусник! — останавливает разворот наш капитан, выправляя нос парохода в сторону дальнего преследователя. — Полный вперёд!
Последний из англичан пытается развернуться, но, сопоставив скорость, с какой мы сближаемся с ним, прекращает попытку скрыться. Три фонтана от гаубичных фугасов у его борта способствуют быстроте решений, паруса третьего противника безвольно обвисают и подтягиваются к реям. Всё сражение заняло не больше десяти минут, никто из наших противников не успел дать бортовой залп. Не то, что многочасовые бои парусных флотов, описанные классиками, когда матросы успевали спустить шлюпки и развернуть корабли в полный штиль. А разбитый такелаж умудрялись отремонтировать в ожидании следующего залпа. Чувствуется, что врагов такая скоротечность боя шокировала сильнее, чем скорострельность орудий. Фугасы сто миллиметрового орудия сработали отлично, к моменту капитуляции третьего корабля, первый парусник уже наполовину скрылся под водой.
Однако, два английских парусника, с вооружением, как успели посчитать ребята, в двадцать четыре орудия каждый, остаются опасными противниками. Посему, инструктирую своих стрелков и направляю два отделения призовыми командами, захватить корабли, обезоружить их команды и доставить офицеров на пароход. Тем временем, к нам приблизился спасённый торговец, на борту которого вижу знакомые лица, капитан парохода — Аника Нифантьев, сын нашего первого корабела, завербованного в Санкт-Петербурге. С борта рискованно перепрыгивает к нам беловодский негоциант Порфирий Соколов, из староверов.
— Благодарствую, батюшка, — картинно кланяется он мне в пояс, — не чаяли, что ты услышишь наши молитвы.
— То не я их услышал, а господь внял вашим молитвам и послал меня на помощь, — также благочинно отвечаю парню. Ещё одна байка родилась о предвидении Андрея Быстрова, ничего, главное, людей спасли. — Проходи ко мне в каюту, рассказывай.
— Встретились нам эти торговцы сегодня утром, — степенно огладил пробивающуюся бородку купец, усевшись на сиденье в каюте, — шли с наветренной стороны, сразу окружили и даже стрельнули впереди парохода ядром, остановись, мол. А сами командуют, показать товары для досмотра. Так нас зло взяло, Андрей Викторович, не товар жалко, обида берёт, в открытом море, почти у своих берегов, выполнять приказы англичан этих. Раньше, когда мы в России жили, там деваться некуда, не покажешь товары, губернатор накажет, коли, англичане пожалуются. А теперь, ты дал всем волю, торговый народ не забижаешь, со всем уважением за нас стоишь. Аника мне и шепчет, мол, давай против ветра пойдём, парусникам нас не догнать. Вот, мы и рискнули.
— Как же они вас догнали?
— Так одна машина, едрит её в котёл, аккурат, через пять минут сломалась, на виду у нехристей этих, прости, господи, — перекрестился Порфирий, — пришлось полдня и ползти на одном паровике, думал, погибель наша приходит. Мы уж решили с робятами, как остановимся, будем биться до конца, а досмотровую команду не пустим, пока живы. Стыдно и обидно, батюшка, ты нас не ругай за это.
— Значит, так, — взглянул я в иллюминатор, засмотревшись, как наши моряки поднимают из воды спасшихся матросов с затонувшего парусника. Судя по всему, конфликт с англичанами, вернее, с Ост-Индской кампанией, активно прогрессирует. Я повернулся к Соколову и повторил, — Значит, так, будешь сопровождать захваченные корабли в Невмянск. Отвечаешь за их сохранность, немедленно организуй обыск обоих торговцев, изыми все бумаги, деньги и самое ценное имущество. Отделение призовой команды останется на судах, помогут тебе. В порту сдашь суда и пленных коменданту, передашь ему моё письмо.
Тут же я написал указания коменданту порта и распоряжения по пленникам, запечатал конверт своей походной печатью и передал Порфирию, — Ступай, с богом. Молодец, передай мою благодарность Анике и его морякам.
Мы поднялись на палубу, куда уже доставили группу пассажиров и офицеров с захваченных кораблей. Даже в плену офицеры не потеряли своего горделивого вида, а торговцы не поубавили спеси, надеясь запугать дикаря мощью Ост-Индской кампании. Придётся немного их огорчить, для пользы дела.
— Что, господа, Британская Ост-Индская кампания объявила войну Русской Дальневосточной капании? — мой английский был вполне понятен пленникам после года общения с Уинслеем. — Я об этом не слышал.
Офицеры переглянулись, один из них ответил, — Нет, сэр. Таких инструкций мы не получали, собственно, о существовании Русской Дальневосточной кампании мы не знаем.
Как так можно, попасть в примитивную ловушку, пытаясь унизить собеседника. Я продолжил, — Тогда чем можно объяснить факт пиратского нападения на мирное торговое судно в открытом море? В Англии за пиратство ещё не отменили смертную казнь? Кто дал команду напасть на наше судно?— Вот так, прикинемся бедными овечками, словно и не мы напали на Коломбо. Не только у европейцев может быть двойной стандарт, что они скажут, если мы к ним применим подобное? Свои действия назовём ответом на их неправомерные нападения, а действия британцев обозначим не спровоцированным пиратским актом?
— Вы должны немедленно отпустить нас, мы мирные торговцы и ваш корабль сам напал на наш караван, — вступил в разговор вальяжный торговец, видимо, достаточно богатый, чтобы привыкнуть к безнаказанности.
— Мы вам ничего не должны, кроме пеньковой верёвки с петлёй на рее. Сейчас вы отправитесь в наш порт, где вас ждёт суд, вполне по английским законам. Напомнить, что полагается за пиратство? Думайте, господа, чем вы можете вымолить себе жизнь, думайте. Дня три для этого у вас будет. — Я отвернулся к нашему капитану, — Александр, отправляйте их на пароход к Анике. Пусть конвоирует захваченные призы в Невмянск, нам пора двигаться дальше, время не ждёт.
После удачного боя с превосходящим противником, настроение поднялось не только у меня. Вся команда улыбалась несколько дней, пушкари с песнями драили гаубицы, машинисты расспрашивали очевидцев сражения который раз подряд, выслушивая всё новые подробности. На волне радости мы плыли ещё четыре дня, направляясь на юго-запад, в Аннам. Море было спокойное, ветер попутный, ни единого паруса не попалось навстречу. Вокруг кипела непривычная для меня морская жизнь, касатки гоняли дельфинов и тунцов, проплывая мимо корабля, как львиный прайд проходит по саванне, распугивая всех зверей. За касатками тут же возникали беззаботные дельфины, постоянно игравшие в носовом буруне парохода. Ночи стояли лунные, давая нам, возможность двигаться вперёд без остановки, а стаи летучих рыб буквально бомбардировали ночью низко посаженную палубу судна.
Моряки развлекались, устраивая ловлю тунца или акулы на кусок мяса, совсем как плаванье знаменитого путешественника Тура Хейердала на плоту Кон-Тики. Впервые морское путешествие мне понравилось, даже не своей экзотикой, а краткостью и спокойным морем. Связь с Невмянском держалась устойчивая, я уже знал, что призы доставлены и Чебак работает с пленными. Он порадовал меня неплохим трофеем, трюмы корабля были заполнены лишь наполовину. Корабли шли через Индонезию в Китай, закупать шёлк и экзотический товар. Поэтому, кроме запаса пряностей, хлопка и тканей, в казне обоих кораблей была значительная сумма в полновесных английских фунтах, серебром и золотом. С учётом трофейных пушек, боеприпасов, и стоимости самих кораблей, призы получались увесистыми, заметно превышая стоимость потраченных боеприпасов.
Набрав тёплой забортной воды, как скажут через двести лет, "экологически чистой", мы устраивали обливания и целые купания в брезентовых бассейнах. Как выразился один из спутников того же Хейердала, это плаванье все моряки единодушно назвали бы "лучшим отпуском в своей жизни". Если бы знали, что такое отпуск. Близость побережья обозначили паруса джонок и других азиатских корабликов, пугливо отворачивавших от парохода. Не стараясь приблизиться к берегу, капитан вёл судно дальше на юг, первой целью нашего плаванья была Камбоджа, там, в порту Кампот, ждали запасы угля и свежие продукты. Хотя, при наличии консервов, особой необходимости в пополнении запасов продуктов у наших мореплавателей не возникало.
Кампот стал первым крупным портом, где мы остановились. Огромная бухта, кишела различными судёнышками и лодками. Отдельно стояли строгие европейские парусники, на две головы выше любого азиатского кораблика. В лицо ударил запах протухшей рыбы и вонь нечистот, типичный для рыбацких стоянок. Торговцы на лодках начали подплывать к нам ещё до швартовки у причала. Крики, шум, заунывное пение каких-то бродяг, ритмичные удары кузнецов по железу, создавали вполне индустриальное впечатление. Я закрыл глаза и сразу представил себе одесский порт с его шумом и гамом торговцев, словно наяву раздался крик "Кому барабульки! Свежая барабулька!". Иллюзия оказалась такой реальной, что пробил озноб, и я огляделся, раскрыв глаза. Не хватало ещё попасть обратно в двадцать первый век. Нет, ребята, здесь, в восемнадцатом столетии, жить, оказывается, интересней!
Пока я занимался психоанализом и медитацией, пароход встал у причалов и принял на борт портовую стражу с таможенниками. К моему удивлению, чиновники вели себя достаточно корректно, бегло осмотрели корабль и получили причитающиеся платежи. Капитан разъяснил мне, что при обилии торговых кораблей небольшая посудина не вызывает жадного взгляда, и таможенники спешат отделаться от нас, в ожидании богатых купцов. Не успели таможенники покинуть пароход, на причале появились два моих старых знакомых, братья Наум и Анемподист Пискотины. Одни из первых вогул-добровольцев, братья прошли со мной длинный путь от деревни Таракановки в Прикамье, до Дальнего Востока. Два года назад я послал обоих нашими резидентами в Камбоджу, мужики смекалистые, хваткие. На выделенные им товары и деньги, они устроили себе торговые склады в Кампоте, выучили язык и обзавелись массой полезных знакомых.
— Здравствуй, воевода, — поклонились оба в пояс, стараясь не терять степенности.
— Дайте, я вас обниму, парни, — спрыгнув на берег, я обнял обоих по старшинству, сначала Наума, затем Анемподиста. — Ведите к себе, разговор будет долгий.
Началась разгрузка, братья со своими людьми весело помогали перетаскивать грузы, перешучиваясь со знакомыми стрелками. Вечером они устроили гостям настоящую русскую баню, с берёзовыми и дубовыми вениками. А ближе к ночи мы беседовали втроём у них во дворе, в предбаннике, наслаждаясь наступающей прохладой. Узнав о цели моего прибытия, братья задумались, не проявляя, привычного, оптимизма.
— В чём дело? — насторожился я, — нам нужны связи с королевским двором, очень. Иначе раздавят Беловодье за пару лет, и все мечты о справедливости пропадут втуне. И дети ваши будут крепостными рабами.
— Поняли мы, воевода, поняли, — неожиданно тихо ответил Наум. — Тут другое дело, сейчас в Камбодже два короля. Один ставленник аннамцев, другого поддерживают из Сиама. И, неизвестно, кто из них сильнее. Многие не знают, кого поддерживать, да ещё китайцы воду мутят. К кому из королей на поклон отправимся?
— Надо подумать, до какого ближе?
— До старого, Анг Нона*, коего аннамцы поддерживают. Он сейчас должен быть в Пномпене, сидит в королевском дворце. Туда караваном меньше недели добираться.
— Так и решим, завтра же отправимся к старому королю, поговорим, посмотрим. Кстати, деньги я привёз, наймите хороших носильщиков и лошадей.
Караван, оказалось, уходил в Пномпень наутро. Ночь прошла в духоте влажных испарений, свежий морской ветер в бухту не попадал. Сырые простыни, звенящие над ухом москиты или другая кусачая сволочь, превратили ночлег в порту в садомазохистское мероприятие. Братья успели всё организовать рано утром, пока мы завтракали, наняв вместо лошадей для нас двенадцать слонов, что резко повысило статус в глазах аборигенов. С нами поехал младший Пискотин, Анемподист. Мы ехали, конечно, на разных слонах, их оказалось в караване больше тридцати. Собственно, эти слоны и оказались главным фактором, сдерживавшим скорость движения. Пока их напоят, накормят, обиходят погонщики, пока на слонов взберутся торговцы и чиновники, пройдёт полдня, по моему мнению. Впрочем, двигались животные довольно резво, и удавалось подремать на ходу. А на вторую ночь, когда мы поднялись в предгорья, по ночам стало прохладно, как в Средней Азии, где мне приходилось бывать. Непривычное раскачивание животного при ходьбе компенсировалось достаточно резвым ходом. По моим наблюдениям, за день мы проходили до сорока километров, в горах и по узким тропам, великолепный результат.
Сами окружающие джунгли никого из нас не удивили, стрелки в прошлом году побывали в Аннаме, и особой разницы не видели. Я не успел забыть телепередачи об экзотических странах, и пытался вспомнить названия полузабытых растений, встречавшихся по дороге. Единственное, от чего настрого предостерёг Анемподист наших парней, чтобы не ели никаких местных фруктов. Впрочем, они были бойцы тёртые, и понимали службу, ограничиваясь прожаренным мясом и крепким чаем. Так, что, особой радости в смысле экзотических удовольствий, мы не получили.
Ставка короля впечатляла, не размерами и многолюдьем, а нетронутой азиатской архитектурой, не успевшей обветшать и смешаться с французскими постройками. Конечно, я не архитектор, но величественные храмы и роскошные дворцы, многие из которых активно перестраивались, красивы и без всякого образования. Поселившись в караван-сарае, неподалёку от знаменитого храма Изумрудного Будды, мы с Пискотиным отправились записываться на приём, где опять меня удивила прохладная тишина и спокойствие присутственного места. Никаких очередей, многоголосия посетителей, тишина и слабые запахи благовоний. Пока вогул водил меня от одного клерка к другому, я без смущения рассматривал богатое убранство залов. К моему удивлению, часть стен оказались покрыты гобеленами, я полагал, что это чисто европейская манера. В ожидании своей очереди, мы посетили знаменитую Серебряную Пагоду, затем храм Изумрудного Будды. Самого Изумрудного Будду, как мне объяснили, четыре года назад похитили сиамцы, в ходе очередной оккупации столицы. На второй день, то есть, необычайно быстро, меня удостоил приёма довольно высокий чин королевской канцелярии, с неудобоваримым названием.
Докладывая цель своего приезда, кто я, откуда, и зачем хочу встретиться с королём кхмеров, не мог отделаться от впечатления, что он всё это знает. Несмотря на внешнюю невозмутимость круглолицего толстяка, возникло ощущение его ненависти ко мне, физически прожигавшее кожу. Я отвернулся, продолжая чувствовать этот всплеск энергии, попытался отвлечься, рассматривая убранство комнаты. Наконец, не выдержал и попросил Анемподиста,
— Скажи ему, что мы друзья Аннама, и братья Нгуен, правители Аннама, мои друзья.
Это оказалось ошибкой, не успел Пискотин перевести мою фразу, как чиновник изменился в лице и закричал. В комнату вбежал десяток стражников, опоясанных мечами с пиками в руках. Выкрикнув им пару слов, чиновник указал на меня и произнёс команду, понятную без перевода, — Взять их!
Ну, нет, я давал Чебаку слово, что в тюрьме не окажусь. Холодного оружия у нас с собой не было, но два револьвера были спрятаны у меня на поясе, под роскошным кушаком. Эти небольшие шестизарядные револьверы мне сделали под заказ перед самым путешествием. Патрон стандартный, 10 мм, но само оружие облегчённое, а ствол длиной пять сантиметров, под уличный бой. Разворачивая пояс, я скользнул под левую руку ближайшего стражника, зажимая его кисть себе под мышку. Небольшой разворот, удар ногой сзади под коленку, стражник оседает на месте, со стоном от боли в сломанной руке. Его сосед пытается меня схватить, но, я уже отпрыгнул и развернул кушак, оба револьвера в руках. Быстро стреляю ближайшему в лицо, второму в ногу, третьему в плечо. После того, как упал четвёртый раненый стражник, Пискотин крикнул команду по-кхмерски, и остальные охранники упали на пол, бросив оружие.
— Бери этого гада с собой, — я кивнул на чиновника, не ожидавшего от нас подобного сопротивления, — бегом возвращаемся.
На выходе из комплекса зданий нас ещё раз пытались задержать, на этот раз, с двух сторон выскочили до двадцати охранников, к счастью, без луков. Им хватило ещё четырёх выстрелов из револьвера в упор и четырёх убитых товарищей. Видимо, к стрельбе из револьверов стражники не привыкли, потому, что дали нам беспрепятственно пробежать полтора километра, отделявшие канцелярию короля от караван-сарая. Чиновник пытался сопротивляться, но быстро образумился, попав на болевой приём, после чего бежал впереди нас.
— Видишь, воевода, я не забыл твои уроки, — улыбался Пискотин, нисколько не опасаясь последствий нашего поступка. Он с явным наслаждением вёл чиновника захватом за руку и покрикивал, — иди, толстомордая сволочь, иди быстрее!
Честное слово, мне показалось, что кхмер начал понимать русский язык. По пустынным переулкам мы добрались до караван-сарая, передали пленника двум стрелкам. Пискотин отправился к хозяину организовать спешное отступление, а мы с командиром взвода прикидывали меры обороны. Как оказалось, очень своевременно, стража не дремала и целый отряд, человек сорок, показался со стороны дворца. Отрядив первое отделение стрелков на погрузку и вывод слонов на тропу, я взял любимую сайгу и за считанные секунды ополовинил пытавшихся приблизиться стражников. Чего там сложного, расстояние около ста метров, остолопы не догадались даже лечь, пока треть из них не упали от ранений. Стрелял я в любую часть тела, лишь бы попасть, посему эффективность огня была стопроцентной. Увидев валяющихся на земле своих товарищей, остатки отряда стражников отступили бегом, бросив раненых.
Думаю, они побежали за подкреплением, по крайней мере, до отъезда из городка, никто не пытался нас преследовать. Погонщики слонов, пытавшиеся убежать, моментально успокоились, увидев в моих руках золотые монеты. Их подопечные проявили чудеса скорости, за остатки дня мы прошли полтора обычных перехода, жаль, ночевать пришлось в джунглях. Пока стрелки привычно разбивали бивуак, мы с Анемподистом допрашивали пленника. Он не думал запираться, вымаливая прощение. За два часа выложил массу интересной информации. Оказывается, король Камбоджи, чьей аудиенции я так неосторожно добивался, бежал в Пномпень перед превосходящими силами второго короля, Праха Утея*, ставленника Сиама. Тот захватил весь север королевства, под относительным контролем аннамского ставленника осталось лишь побережье. Аннамцы помочь ему не могут. Все их силы заняты в войне против братьев Нгуен, захвативших большую часть южного аннамского княжества. Вышло так, что аннамцы, поддерживающие короля Анг Нона, оказались врагами братьев Нгуен. Очень неудачно я похвалился их дружбой.
Кул Пуат, наш пленник, занимал небольшую должность при короле, вроде помощника министра иностранных дел, судя по количеству связей за пределами Камбоджи. Он мог нам много рассказать, но, чувствовалось, боится говорить, не верит в нашу силу. Не собираясь форсировать его откровения, мы отправились на ночлег, естественно, под охраной часовых. Ночь прошла спокойно, хотя всякие твари в джунглях, окружавших лагерь, орали необычайно громко. Едва рассвело, мы быстро перекусили и принялись собираться в путь. Этот момент и выбрали наши преследователи для нападения. Часовые начали стрелять со всех сторон лагеря, видимо, нас за ночь окружили. Настоящим спасением оказался моросящий дождик, начавшийся с рассветом. Именно из-за дождя кхмеры не применяли луки, а патронам такая влага не помеха.
После первых выстрелов, отряд привычно и спокойно занял круговую оборону, я полез на ближайшее дерево. Скользкая кора и целые литры воды, скопившиеся за ночь в пазухах листьев, быстро вымочили меня, не хуже мышонка, попавшего в лужу. Высоко забираться не стал, укрепившись на высоте второго этажа, вполне достаточно, чтобы до меня не допрыгнули. Внизу раздавались спокойные команды взводного и редкие выстрелы бойцов. Видимо, кхмеры поняли, что обнаружены, и, считали выстрелы, чтобы атаковать, когда все ружья будут разряжены. Правильно, с высоты своего насеста я насчитал сотни две вооружённых копьями и мечами кхмеров. Без огнестрельного оружия они нас просто раздавят. Опасаясь, что атака начнётся сию секунду, я начал беглый огонь из карабина. На сей раз, стрелял по стоявшим сзади богато одетым воинам, скорее всего, командирам.
Они, эти командиры, оказались сообразительными, скомандовали атаку после пятого убитого офицера. Увы, они не знали, что именно этого я и добивался. Нам нужен был скоротечный бой, чтобы продолжить отступление к побережью, не дожидаясь возможного подхода подкрепления к преследователям. Подгоняемые криками офицеров, под шумом моросящего дождя и грохот помповиков, атакующие кхмеры не заметили, как оказались в ловушке. Мои бойцы так проредили первую волну нападавших, что кхмеры второго ряда остановились перед телами своих друзей. Я в это время вертелся, как белка в колесе, расправляясь с командирами. Результат превзошёл все ожидания, удалось полностью лишить нападавших кхмеров командования. Полторы сотни вооружённых стражников замерли вокруг нас, боясь шагнуть в гибель, и не слыша окрика командиров.
— Пискотин! Командуй им сдаться, все останутся живы! Пусть кладут оружие!— я спешил воспользоваться этим затишьем в бою, способным переломить всё без кровопролития. — Громче кричи!
Анемподист прокричал мяукающие фразы, ещё раз, ещё. По моей команде стрелки встали и направили своё оружие на стражников, я высунулся из-за ветвей, размахивая карабином. Одним словом, мы убедили противников сложить оружие и занялись сортировкой пленных, сбором трофеев. Занятие, ставшее привычным за последние годы. Меня интересовало, будет ли подкрепление преследователям. Прикинув, что, в любом случае, на два часа мы задержимся, независимо от информации, провёл эксперимент. Через Пискотина я приказал Кулу Пуату расспросить стражников о возможном подкреплении, самому Анемподисту велел только слушать. Судя по всему, пленный чиновник понял, что придётся служить нам, результаты скоротечного боя произвели необходимое впечатление.
Из двухсот двенадцати кхмеров сорок шесть были убиты или умерли в течение следующих часов, ещё восемнадцать раненых я велел перевязать и положить на самодельные носилки. Их понесли пленники, поражённые таким отношением к раненым товарищам сильнее, чем нашим оружием. Трофейные доспехи и оружие мы погрузили на часть слонов, потому, как одному отделению стрелков пришлось конвоировать пленных. По пути, двое стражников пытались бежать, но были застрелены из помповиков, что, надеюсь, отбило подобное желание, у остальных пленных. Через два часа пути мы добрались до небольшой деревеньки, где оставили раненых и часть трофеев. В обмен на них, крестьяне обещали достойно похоронить убитых и ухаживать за ранеными.
Пока стрелки готовили обед и сушили вымокшую одежду, я работал с пленными стражниками. С помощью Пискотина удалось поговорить с некоторыми из них и предложить службу в своей "страже". На стандартных условиях, двадцать лет службы за плату, заметно выше королевской, ружьё в собственность, и земельный надел после окончания службы, либо раньше, после женитьбы. Надо ли говорить, что треть пленников согласилась без раздумий. Им тут же, демонстративно, вернули доспехи, копья, и приставили конвоировать своих бывших товарищей. Но, перед этим новобранцев накормили, остатки пищи отдали пленникам. После этого стрелки вернулись на спины слонов, а пленники, под охраной своих бывших соратников, навьючили на себя трофеи, и, под заунывным проливным дождём, мы пошли к побережью. На этом пути ещё дважды приходилось останавливаться на ночлег, но никаких происшествий не было, более того, вчерашние стражники очень скоро изменили психологию, превратившись, из одного отряда стражи в две непримиримые группы, конвоируемых и конвойников. Соответственно, перешедшие на нашу сторону кхмеры легко вошли в роль охранников, весьма бдительно конвоировали своих бывших товарищей, чувствительно подгоняли их копьями и пресекали всякие попытки бежать.
Приближение моря ощутили все, запахом йода и свежим ветром, принесшим окончание бесконечного дождя. Выглянуло солнце, земля под ногами моментально превратилась из вязкой грязи в твёрдый такыр*. За считанные секунды одежда высохла, и наше движение вновь приобрело черты туристической прогулки.
— Смотри, Анемподист, — указал я Пискотину, сидевшему рядом на слоне, на открывшийся приморский городок, — вот и Кампот долгожданный. Как думаешь, сможем нанять судно для перевозки стражников в Беловодье?
— Боюсь, воевода, придётся драться, — Пискотин прикрыл рукой глаза от солнца, всматриваясь в раскинувшийся впереди город. — Кабы они наш склад не пожгли, или пароход не захватили. Смотри, вон дым слева, где склад. А в порту белые облачка, однако, от пушечных выстрелов. Надо спешить, Андрей Викторович.
Я рассмотрел указанные места в бинокль, действительно, в порту стреляли из пушек. Нужно спешить, гибель парохода поставит нас в незавидное положение. Командир взвода согласился со мной, и мы прибавили хода. Увы, ненадолго, через полчаса стало очевидно, что в городе нас давно ждут. Перед городскими воротами стояло небольшое войско, до двух тысяч пеших копейщиков, с лучниками по флангам. Видимо, они надеялись на поддержку крепостных орудий, на некотором отдалении гарцевала конная сотня, в ожидании неминуемого грабежа и преследования, бегущих врагов, то есть, нас. Наши новобранцы при виде такого соотношения сил заметно побледнели, но, в откровенное бегство не пустились. Зато их бывшие коллеги, ныне пленники, прибодрились и начали выкрикивать оскорбления и угрозы в наш адрес.
— Командуй, поручик, — кивнул я взводному, — будем пробиваться вперёд, к пароходу. Пора доставать миномёты.
— Есть, — козырнул взводный и побежал распоряжаться.
Не меняя ритма движения, караван продвигался вперёд, остановившись в полукилометре от противника. Там бойцы в темпе сгрузили оружие и отпустили наших хоботных "лошадок" вместе с проводниками. Новобранцы отправились в арьергард, прикрывать тылы, выставив механический заслон из пленных со стороны джунглей. А ветераны, соскучившись по настоящим сражениям, установили оба миномёта, что мы везли с собой, в темпе рыли окопчики, благо земля была мягкая. Поручик выслал четверых стрелков установить в полусотне метров заграждения из жердей от конницы, бойцы торопливо вырубали шесты из ближайшей бамбуковой рощи. Я выбрал себе небольшую возвышенность, куда отправился с верной сайгой, сказавшись взводному. Тот выдавал бойцам все запасы гранат, по два десятка на брата.
В бинокль с моего наблюдательного поста хорошо было видно недоумение на лицах командиров противника. Чего они ожидали, не знаю, возможно, бегства или сдачи в плен. Но, мы не оправдали их надежд. В результате, спустя полчаса с начала нашей подготовки, кхмеры решили атаковать. Вся двухтысячная масса пехоты двинулась мерным шагом вперёд, явно намереваясь ближе к нам перейти на бег. Сразу заработали оба миномёта, выбивая фланги атакующих, где находились лучники. Те ещё не стреляли, старясь подойти ближе. Их мы с поручиком опасались больше всего, думаю, бойцы тоже понимали опасность нескольких сотен лучников. Пока миномёты выбивали вражеских стрелков, я принялся, "под шумок", отстреливать командиров.
Погода стояла соответствующая, встречный ветер практически не сбивал прицел, мишени были ярче некуда. Давно мне не приходилось стрелять в таких удобных условиях. Старый оптический прицел привычно холодил правую бровь, магазинов с патронами в избытке, солнце стояло в зените, враг шёл, как на параде. Я начал с самых дальних мишеней, ехавших на великолепных арабских скакунах позади и левее пехоты, чтобы не попасть в клубы пыли, поднятой тысячами ног. Кто из них кто, угадывать некогда, потому я расстрелял всю группу из восьми ярко одетых мужчин. Затем перевёл огонь на офицеров, наступавших с войском. Когда никто из командиров не попадался на глаза, я не ждал удобного случая, стреляя в передовую шеренгу. Азарт боя затягивал, заставляя выискивать всё новые мишени для стрельбы.
Из-за этого, едва не пропустил атаку конницы, явно заскучавшей без боя. Ещё бы, как можно назвать боем атаку трёхтысячным королевским войском горстки безумных торговцев. Возможно, всадникам захотелось славы и трофеев, редких и дорогих русских ружей, уже получивших известность в Камбодже. Может, я преувеличиваю, покойный командир всадников просто захотел поддержать атаку пехоты, избиваемой миномётным огнём. Сейчас уже не узнать, что произошло. Но, вопреки логике, конница устремилась на врага, не дожидаясь, пока пехота сомнёт противника. Миномётчики попытались перенести огонь на приближавшийся отряд, но, не успели, всадники проскочили разделявшие нас полкилометра за секунды. Немного задержали атаку бамбуковые жёрдочки, собрав растянувшуюся в скачке всадников в компактный отряд.
— Гранаты! — скомандовал поручик.
Ветеранам не пришлось долго объяснять, что требуется. В сгрудившихся у самодельных заграждений всадников полетели осколочные гранаты. Не просто одна или две, а сразу десятки, гранат, образовав перед нашими траншеями настоящую завесу из поднятой земли и пыли. Я в это время судорожно пытался добить двух оставшихся командиров в конном отряде врага. Пыль затрудняла видимость, даже яркие одежды всадников еле виднелись из-за разрывов гранат. Уловив удобный момент, я смог попасть, наконец, в вертевшегося в седле командира кхмерской конницы и принялся перезаряжать карабин. Наконец, канонада прекратилась и оставшиеся два десятка невредимых всадников галопом поскакали обратно в город, едва не налетев на подбежавшую массу пехоты.
Когда до атакующих линий врага осталось двести метров, ветераны начали стрельбу из ружей по пехоте противника. Стреляли не спеша, тщательно выбирая цели, миномётчики установили постоянные прицелы и открыли беглый огонь, выкашивавший кхмеров десятками. Армии восемнадцатого века не сталкивались с автоматическим оружием и атаковали плотным строем, при таких условиях даже наши пятидесяти миллиметровые мины наносили ужасный урон. Несколько десятков выживших лучников попытались поддержать атаку товарищей и принялись стрелять по нашим позициям. Именно по позициям, на виду у врага так и не появился ни один из наших бойцов. Представляю, как чувствовали себя кхмеры, атакуя пустоту, несущую смерть.
Этими лучниками пришлось заняться мне, благо, те не могли ни сесть, ни лечь. Даже перебегать не догадывались. Моя стрельба стала походить на тренировку в тире по ростовой мишени, с оптическим прицелом, на расстоянии сто-сто пятьдесят метров. Я успевал лишь менять магазины, чертыхаясь, что Пискотин, лежавший рядом, опаздывает перезаряжать их. Но, в запасе оставались ещё два полных магазина, я спешил убрать лучников, пока они не достали бойцов и, едва не проморгал атаку с тыла. Громки крики и ржание лошадей за спиной, заставили меня обернуться. Чёрт побери, сзади нас атаковал ещё один отряд конницы, численностью до ста всадников. Видимо, командир кхмеров послал этот отряд в обход наших позиций, ещё до начала сражения. Сейчас всадники разгоняли предусмотрительно расположенных позади нас пленных стражников, пытаясь пробить к окопам. Новобранцы, охранявшие пленных, испуганно пятились в нашу сторону, ощетинившись копьями. Из окопа выглядывал поручик, взволнованный возможностью окружения.
— Давай двух человек с гранатами, — крикнул я ему, собирая в подсумок выложенные на земле гранаты. — Сам разберусь, не отвлекайся.
Поручик кивнул и скрылся в траншее, из которой вскоре выбрались два бойца с сумками. Вчетвером мы поспешили назад, к отступавшим новобранцам. Пискотин кричал, чтобы они ложились на землю, пинками укладывая их лицом вниз. Забежав вперёд, мы оказались в двадцати метрах между атакующими всадниками, уже пробившимися через разбегающихся пленников.
— Сначала фугасы, — постарался перекричать я шум боя, показывая бойцам на безосколочную гранату. Оба кивнули, вытаскивая из своих сумок такие же, я сунул свою гранату Пискотину и достал вторую. — Огонь!
Гранаты перелетели первый ряд атакующей конницы, разорвавшись позади них. Но, разрывы не остановили пятерых вражеских всадников, твёрдо намеревавшихся добраться до нас. Указав рукой бойцам и Пискотину на гранаты, я вскинул сайгу. Что может быть страшнее выстрелов из карабина в упор? Только выстрелы из старого карабина, где ударно-спусковой механизм немного подработан для стрельбы очередями. В силу понятных причин, я таким баловством не пользовался раньше. Патронов на эту роскошь не напасёшься. Однако, нас прижало здорово, иного выхода не было, три коротких очереди скосили ближайших всадников, с двумя лошадьми. Ветераны и глазом не моргнули, продолжая методично бросать гранаты, а Пискотин замер с открытым ртом, переводя взгляд с меня на мой карабин. Я демонстративно неторопливо заменил магазин и скомандовал,
— Ложись! — в подсумке оставались одни осколочные гранаты.
— Осколочными! — уже лёжа на боку, объяснил задачу бойцам, и толкнул Анемподиста в плечо, — давай, кидай!
Сам откатился в сторону, выбирая место для стрельбы, и занялся выбиванием командиров, пока ветераны заканчивали с запасом взятых гранат. Через несколько минут поле перед нами напоминало последний день Помпеи. Крики раненых людей, ржание и стоны коней, смешались в общий стон, упавшие животные пытались встать, падали, жалобно ржали. Кхмеры лежали на земле убитые и раненые, всадники и пленные стражники, гранаты не выбирали себе мишень. Расстреляв последний магазин, я занялся его снаряжением, наблюдая, как Пискотин с ветеранами приканчивает последние запасы гранат. Они так увлеклись, что из кровавой бойни смогли выбраться с десяток коней без всадников, все кхмеры полегли в бою.
Глава двенадцатая.
Однако, мы и не заметили, что с уничтожением отряда всадников закончился и сам бой. Кхмерская пехота, увидев разгром конницы, напавшей на нас с тыла, была полностью деморализована, и сложила оружие. Нам этот бой стоил восьми раненых ветеранов, в основном в плечи и спину, от стрел и осколков гранат. Из новобранцев в живых остались двадцать восемь человек, но, как они гордились собой, своей причастностью к фантастической победе. Глядя на них, можно было не сомневаться в их безоговорочной преданности мне, чем я поспешил воспользоваться.
— Анемподист, собирай лошадей, поскачем проверить, как дела в городе. Поручик, занимайся пленными, жду тебя с ними в порту. — Я выбрал десяток новобранцев, по числу пойманных коней, указал им на сёдла. Парни всё поняли без переводчика, верхом быстро догнали меня и Пискотина, где уже вогул объяснил им нашу задачу — спасти его брата Наума.
От нашего небольшого отряда шарахались все встречные, не исключая немногочисленных стражников. Судя по такой реакции, за сражением наблюдали едва ли не все жители города, многие из которых ещё стояли на городских стенах. Фантастическое поражение городского войска выбило у стражников всяческие мысли о закрытии ворот. Хотя, в моей сумке оставались несколько динамитных шашек, применять их не пришлось. По указанию Пискотина мы мчались на трофейных конях узкими улочками, направляясь кратчайшим путём к складам и жилищу братьев. Тяжёлое предчувствие сжало сердце, в направлении нашего движения поднимался чёрный густой столб дыма. Анемподист гнал своего коня, не разбирая дороги, мы чудом никого не стоптали, редкие прохожие прижимались к стенам и прыгали в стороны, спасаясь от копыт наших лошадей. По мере приближения к порту, в воздухе, пропахшем дымом, появились неприятные привкус сгоревшего мяса, так часто сопутствующий пожарам. Это не был запах подгоревшего шашлыка, пахло смертью, пахло погибшими и сгоревшими заживо людьми.
Наконец, лошади вынесли нас к очагу пожара, дому братьев Пискотиных, тому, что от него осталось. Мёртвый, обожженный, весь израненный, Наум полусидел, прислонившись к каменной ограде дома. При виде нас мертвец ожил, открыл один глаз, улыбнулся и умер окончательно, словно, только и ждал нашего приезда.
— Наум, Наум, — кричали мы с Анемподистом, — упав на колени перед старшим братом Пискотиным. — Всё хорошо, не умирай, мы вылечим тебя, только не умирай!
Через пару секунд, мои пальцы, в попытке проверить пульс на шее Наума, провалились в огромную резаную рану. С такими ранами не живут, стало понятно, что израненного Наума убийцы выволокли на улицу и перерезали ему горло, как он дождался нас, невероятно. Я встал, снимая шапку с головы, всё, мы потеряли Наума Пискотина. Оставив рыдающего Аню возле старшего брата, вошёл во двор дома, само пожарище постепенно затухало, огонь пожрал всё, что хорошо горело, и остановился, наткнувшись на каменные постройки. Новобранцы, воодушевлённые одержанной победой, бесцеремонно зарубили часть стражников, грабивших подворье, остальных оттеснили к стене склада. При виде меня с карабином в руках стражники дёрнулись и понуро опустили головы, принимая свою участь. Я интернациональным жестом показал новобранцам, как решить судьбу стражников, направляясь вглубь склада, к тайнику. Куски шёлка, тканей, тюки хлопка и другие товары, что не успели вынести грабители, валялись по всему складу.
Прикинув место, я расчистил его от хлама и вывернул замковые камни, открылся тайник, где хранилось оружие. Жестом, подозвав новобранцев, уже прикончивших стражников, молча, выдал каждому по ружью и указал на оставшееся оружие и боеприпасы. Так же жестами велел перетащить всё на двор, новобранцы с горящими глазами принялись за работу. Пока мы перетаскивали оружие во двор и упаковывали его, навьючивая на коней, Аня пришёл в себя.
— Перенеси брата во двор, вернёмся, похороним, — не давая ему раскиснуть, велел я. Затем добавил, — там, в порту бьются наши ребята, показывай путь, нужно спешить. Туда мы обязаны успеть!
Через несколько минут отряд бегом направился в сторону порта, навьюченных оружием и припасами коней вели под уздцы новобранцы, полные решимости убить каждого, кто встанет на пути. Эти нехитрые мысли были написаны на их лицах, и читались без всякого перевода. В порту мы застали сюрреалистическую картину, стоявший в центре бухты пароход, методично расстреливал европейские корабли в гавани. А на берегу бесновалась в бессильной злобе разношёрстная толпа, состоявшая из стражников, моряков-азиатов и нескольких европейцев в военной форме. При виде нашей кампании, вооружённой ружьями, с навьюченными лошадьми, решительно двигающейся к причалу, азиаты разбежались вместе со стражниками. Европейцы, после некоторого колебания, направились в мою сторону.
— Сэр, объясните нам, что случилось? — начал по-английски самый возмущённый из моряков.
— Не понимаю, — по-русски, с улыбкой и вежливым поклоном, ответил я ему, подавая знак своим людям двигаться к месту нашей бывшей стоянки. За ними, обогнув застывших столбом моряков, направился сам.
— Месье, разрешите заметить, — догнал нас через минуту тот же капитан, чтобы снова получить ответ на чистом русском языке.
— Не понимаю.
Тут нас догнала вся европейская кампания и засыпала меня вопросами на европейских же языках. Я смог узнать среди них немецкий, итальянский, испанский, португальский и голландский. Не выдавая своих намерений, со всеми я вежливо раскланивался и отрицательно мотал головой. Анемподист, оставшись без присмотра посторонних глаз, смог обратить на себя внимание капитана парохода и жестами велел возвращаться, указав на меня. Саша Дегтерев, капитан парохода, быстро направил судно к берегу. Тем более, что из шести кораблей, которых он обстреливал, один успешно сел на дно, провалившись в воду у самого пирса, палуба парусника сейчас была в метре над уровнем моря. Пять других "торговцев" выбросили сигналы капитуляции.
При виде парохода, швартующегося у причала, европейцы перестали галдеть и побежали к нему. Я подозвал своих новых бойцов и направился туда же. Первый же европеец, попытавшийся направиться к уложенным сходням, был остановлен грозным окриком капитана и недвусмысленным помахиванием револьвера. Капитан Дегтерев дождался, пока на корабль заведут коней с поклажей, за ними поднимусь я, затем отрапортовал мне.
— Докладываю, три часа назад корабль был атакован стражей города, после чего я принял решение выдвинуться на середину гавани. Там, без всяких причин, корабли британской, голландской и французской Ост-Индских кампаний подвергли пароход обстрелу из пушек. Пришлось ответить парой выстрелов, немного перестарался. — Дегтерев нахмурился и грустно закончил, — воевода, они двумя ядрами попали в левый борт. Одного кочегара убили, левая машина повреждена, не работает. Чудом не пошли ко дну, господь, видать, уберёг, — перекрестился капитан, и его жест повторила вся команда.
Задав пару уточняющих вопросов, я развернулся к ожидающим на причале капитанам и спустился по сходням.
— Что полагается за нападение на торговый корабль в порту, господа? — на чётком немецком языке обратился я к морякам. — Город захвачен моими воинами, требую выдать мне от каждого корабля зачинщиков пиратского нападения для виселицы. Иначе ваши корабли будут конфискованы, а команды, во главе с вами, отправлены на каторгу. Всё понятно? Да, не забудьте, кроме зачинщиков нападения, от каждого корабля, за обиду, причитается штраф, тысяча фунтов стерлингов, либо, четверть груза натурой. Корабли, чьи капитаны не выполнят мои требования до шести часов вечера, будут конфискованы вместе с грузом. Всем понятно? В вашем распоряжении четыре часа, у каждого судна будет выставлена стража, те, кто попытаются бежать, пойдут на дно, а выжившие моряки — на каторгу.
— Но, сэр, — попытался возразить один из капитанов, — мы подданные британской короны, вы не имеете права...
— А вы имели право убивать русских моряков, имели право обстреливать мирный корабль в порту? Ещё одно слово о правах, и я вздёрну на реях вас вместе с экипажами, все поняли?
Возможно, капитаны ещё попытались бы препираться со мной, но, в это время в порт начали подходить первые пленные кхмеры из остатков разгромленного под городом войска. Вид сотен молчаливых пленников, навьюченных трофеями, ряд за рядом выступавших на портовую набережную, шокировал европейцев, поспешивших вернуться на корабли. С каждым из них Анемподист отправил трёх новобранцев, для контроля корабля. Новичков он проинструктировал сообщать о любых попытках вынести с корабля товары или деньги, или тайно отплыть из гавани. С помощью Анемподиста, неплохо ориентировавшегося в порту, мы арендовали несколько больших складов под размещение пленников, организовав их охрану силами всё тех же новобранцев. После этого все помощники закончились, ветераны занялись перевязками и чисткой оружия. Поручик с капитаном парохода остались контролировать порт, а мы с Пискотиным отправились к градоначальнику.
Как ни странно, он оказался на месте, недалеко от порта, в своей резиденции. Стражники, стоявшие у дверей здания, даже не пытались нас остановить, вжались в стены по обе стороны дверей. Худой, угрюмый глава города при виде нас медленно встал со своего места и подошёл, с трудом удерживаясь на ногах. Я зашёл кабинет и сел на место градоначальника, после чего приступил к оглашению ультиматума, переводимого Пискотиным.
— В этом городе, без всяких причин, убили моих людей, ограбили мои склады и напали на мой корабль. Я могу стереть город с лица земли, а всех жителей обратить в рабов. Но, в знак примирения, не буду этого делать, не буду никого казнить. При одном условии, к завтрашнему полудню жители должны собрать выкуп, эквивалентный миллиону рублей. И выделить мне достаточное количество судов для перевозки двух тысяч пленников. — Подождав окончания перевода, я продолжил, — если выкуп не будет собран, его начнут собирать мои люди, и корабли тоже выберут они сами. Правда, они могут не успеть, и нам придётся задержаться в вашем гостеприимном городе на неделю или месяц, не знаю, как это понравится приезжим торговцам, но, нас это не волнует. Надеюсь, ты меня понял?
После перевода ультиматума градоначальник покраснел, побледнел и упал на колени, быстро о чём-то упрашивая.
— Чего он хочет? — взглянул я на Пискотина.
— Жалуется, мол, бедный город и половины не соберут. Врёт всё, дай мне людей, вдвое больше наберём, только товаром, а не золотом.
Я посмотрел на мэра, стоявшего на коленях, вынул из-за пояса револьвер и выстрелил у того над головой. После чего демонстративно перевёл прицел ниже, прямо в лицо кхмеру, и ухмыльнулся, как можно выразительнее.
— Анемподист, возьми какую скатерть, что ли, — выбравшись из кресла мэра, я подошёл к развешанным на стенах картинам и стал их собирать, передавая в руки Пискотина. Затем перешёл к безделушкам из драгоценного металла и самоцветов, выставленных на подоконниках и комодах.
Глядя на откровенный грабёж, градоначальник понял мой намёк, вскочил с колен и выбежал на улицу. Мы основательно обчистили мэрию, и, гружёные двумя весомыми узлами с барахлом, пошли обратно в порт. Время двигалось к вечеру, стоило задуматься об организации обороны и удобного ночлега. Город словно вымер, даже нищих на улицах не было, порт молчал, встречая нас запахом похлёбки и жареного мяса. Наши ветераны, устроившись под навесами, в тенёчке, занимались любимым солдатским делом — отдыхом с приготовлением пищи. Оружие было надраено до блеска, раны перевязаны, боеприпасы пополнены. Я присел рядом с командиром взвода, устало вспомнил, что с утра не видел маковой росинки.
— Накормишь, поручик?
— Конечно, Андрей Викторович, — привстал командир, распоряжаясь, затем вернулся ко мне и сел рядом, явно намереваясь что-то сообщить.
— Говори, Иван Николаевич, что думаешь? — на лице поручика лежала печаль, не свойственная боевому офицеру.
— Боеприпасов мало, барон, гранат осталось две на брата, патронов меньше полусотни, уходить надо, пока королевские войска не подошли. — Взводный настороженно взглянул мне в глаза.
— Уйдём, успеем, либо завтра вечером, либо послезавтра утром, как с кораблями договоримся. Меня интересует, как тебе пленные? Батальон добровольцев набрать сможем?
— Думаю, сможем и больше, как их на остров довезти?
— Сейчас придут капитаны европейских кораблей, принесут штрафы, зачинщиков они нам выдавать не станут, а мы на этом сыграем. Я поторгуюсь и заменю повешение бесплатной арендой судов по доставке пленников и трофеев в Беловодье. Но, тебе придётся на каждое торговое судно посадить своих людей, не меньше трёх человек, чтобы господа торговцы нас не обманули, доставили всех пленников и товар в Невмянск. В Аннам поплывём с новобранцами, всех ветеранов размести на торговых судах.— Увидев изумлённое лицо поручика, я улыбнулся, — ничего, справимся.
Спустя два часа, когда капитаны торговых судов Ост-Индских кампаний принесли штрафы в увесистых сундуках, и принялись торговаться за своих моряков, не желая выдавать зачинщиков открытия огня по пароходу, так всё и случилось. Я изначально понимал, что пушкари выполняли непосредственно приказы капитанов, потому и потребовал выдать зачинщиков, вешать капитанов не входило в мои планы. Открыто воевать с Ост-Индскими кампаниями всей Европы ещё рано, по нашим сведениям, только британские частные войска насчитывали до сорока тысяч солдат. При наших вооружённых силах в два батальона, даже при перевесе в вооружении, будет тяжело. Одно дело, по-тихому затопить или захватить в открытом море пару кораблей, другое дело, вешать капитанов в гавани, на виду других моряков. Этого нам точно не простят. После пересчёта монет в штрафных сундуках, я вспомнил далёкие девяностые годы, когда мне приходилось приторговывать на рынке, и, битых полтора часа торговался с капитанами. В результате сошлись на заранее известном результате, завтра все корабли Ост-Индской кампании берут на борт пленников и перевозят в Невмянск, бесплатно, провиант мой.
К этому времени на гавань опустилась настоящая тропическая ночь, с непролазной темнотой, пением цикад, криками ночных животных в прибрежных зарослях. Поручик сменил караулы у складов с пленными, отправив новобранцев ужинать и отдыхать. Я поднялся на борт парохода, где весь день чинили левую машину.
— Что скажешь, капитан? — я спустился в машинное отделение, где трое полуголых человек, в адской духоте очередной раз пытались запустить паровую машину. Две свечки давали минимум видимости, но, и без того все знали двигатель на ощупь. Руки механика, старпома и капитана обгорели, грязь, пот давно смешались, вызывая боль при резких движениях. Парни вытирали руки и плечи ветошью, продолжая проверять ход поршней.
— Как машина?! — громче повторил я, увидев полное равнодушие моряков к моему появлению.
— А-а, Андрей Викторович, — вышел из мыслей капитан, увидев меня рядом с собой, — добрый вечер.
— Так добрый, или нет?!! — не выдержал я, выплеснув всю усталость длинного дня. — Как машина?
— Наладили, воевода, наладили, дня три-четыре выдержит, — кивнул головой капитан, — но не больше.
— Ну, слава богу, успокоили. Всем спать!! Немедленно, мыться, ужинать и спать, капитан, уводи парней. Охрану я обеспечу. И-ди-те!!!
Выгнав парней отдыхать, я поднялся на палубу и посмотрел на порт, залитый непроницаемой мглой. Только на кораблях светились небольшие маячки, в городе не горело ни огонька. Подумав, кому поручить охрану парохода, я пришёл к выводу, что все заняты и отправился в машинное отделение сам. Жару я всегда переносил неплохо, потому заперся изнутри, лег на охапку ветоши и моментально уснул, упёршись ногами в двери. Редкий случай, спал я без сновидений и выпал из сна внезапно, в полной темноте. Сразу понял, где нахожусь, и прислушался, так и есть, лёгкие шаги нескольких человек ощущались физически, через колебание корпуса. Не двигаясь, я вытащил револьвер, проверил ощупью барабан, все патроны на месте. Вспомнились электрические фонарики, достижения будущей цивилизации, и сразу скрип ступеней смыл все воспоминания.
Два-три человека спускались в трюм, в машинное отделение. Я внимательно вслушался в моторику движений, стараясь уловить габариты шпионов, убивать всех не хотелось. Быстро прикинул варианты поведения и решил стрелять первому в живот, а второго рассмотрю при вспышке выстрела, там определюсь. Откуда в Камбодже великаны? С человеком среднего роста, даже вооружённым, справлюсь наверняка. По шагам я окончательно определился, идут двое. Медленно зашуршала приоткрытая дверь в машинное отделение, я выстрелил в упор, прищурив глаза. За широкоплечей фигурой падающего человека открылся тонкий силуэт второго диверсанта. Скользнув вдоль левой стенки коридора, я рукоятью револьвера ударил второго в солнечное сплетение, и, тут же, добавил этим револьвером по загривку первого диверсанта, слишком медленно он оседал на пол.
Отскочил, прислушиваясь, присел и почувствовал глухое падение двух тел на ветошь. Протянул левую руку, нащупывая ниточку пульса на шее у каждого из лежащих. Первый готов, второй жив, нормально, как и думал. Только после этого на палубе забегали люди, раздались команды и топот ног на лестнице в машинное отделение.
— Викторыч, жив? — первым ворвался, распахнув двери настежь, капитан с фонарём в руке.
— Ты же не знал, что я здесь, — невольно я прикрыл рукой глаза от света, — все живы?
— Да, караульный связан, но, живой. Кто тут был? — только сейчас капитан увидел двух лазутчиков в куче ветоши.
— Один живой, свяжите и вынесите на борт, после завтрака поговорю. — Я взглянул на часы, — надо же, скоро шесть утра, пора вставать. Иди, проверь казну в каюте, вдруг это отвлекающий манёвр.
— Есть, — капитан пулей вылетел на палубу.
Я устало плюхнулся на пол, собираясь с мыслями, пора заниматься делами, нужно проверить посты у кораблей Ост-Индской кампании, затем допросить лазутчика. Выдохнув, я отправился в свою каюту, умываться, чистить зубы, завтракать и переодеться. Через полчаса, в бодром состоянии тела и духа, я зашёл в каюту капитана, чтобы согласовать наши планы. Вскоре, наш патруль направился проверять посты, гулко стуча каблуками по сухой земле порта. Собственно, в ярких лучах восходящего солнца, и с палубы парохода легко различались силуэты наших караульных у кораблей. Опустив бинокль, я вздохнул с облегчением, все живы.
— Аня, спроси у неё, кто она и что делала на пароходе. — К нашему удивлению, захваченный лазутчик оказался женщиной, молодой, довольно симпатичной кхмеркой, одетой в лёгкие штаны и куртку, с весьма занимательным набором в сумке. Эти инструменты мало напоминали смертельные орудия, скорее были комплектом юного механика.
— Она говорит, что собиралась разобрать нашу машину и посмотреть её изнутри. — Переводил Анемподист, — девушку зовут Пата Миала, она внучка знаменитого мастера Миала Кунда. Сегодня ночью она наняла портового вора, чтобы он провёл её посмотреть машину парохода. Весь город знает, что пароход днём уплывёт, а девушка очень хочет построить такую же машину.
— Чёрт знает что, — я поднялся с места, принялся расхаживать по каюте, — есть такой мастер?
— Да, Викторыч, есть. Знаменитый мастер, делавший чудесные машины для старого короля Реаче, пока того не казнили аннамцы в позапрошлом году.
— Ладно, Пискотин, бери трёх новобранцев, проводи девушку домой. Если она нас не обманула, отпусти. Всё, хватит дурью маяться, — я посмотрел на капитана, — готовь пароход к отплытию. После обеда отходим. Я займусь погрузкой пленных.
Пленные отняли всё время до обеда. Накормить полторы тысячи человек, затем погрузить их на пять кораблей Ост-Индской кампании и шестнадцать нанятых азиатских корабликов, обеспечить условия жизни, воду и питание на неделю, дело нудное и хлопотное. Мы едва управились к появлению каравана из гружёных вьюками лошадей, возглавляемого градоначальником. Убедившись, что привезённые монеты примерно соответствуют моим требованиям, я переговорил с градоначальником. Оказывается, он понимал английский и французский языки, мы вполне обошлись без переводчика. Трудно сказать, согласился ли градоначальник со мной, или сделал вид. Но, предварительная договорённость появилась, как и личная заинтересованность градоначальника. После разговора я вернул ему все похищенные картины и ценные вещицы из его резиденции, добавив несколько роскошных образцов трофейного оружия.
Отплывали мы без пышных проводов, под молчаливую ненависть горожан, один за другим, корабли покидали гавань Кампота, за ними шли пять Ост-Индских парусников. Наш пароход отходил от причала последним, загрузив на борт все выкупы и штрафы, новобранцы переминались на палубе в нетерпении. Едва моряки стали поднимать трап, как по нему на борт судна скользнула знакомая фигурка. Пата Миала подбежала ко мне и склонила голову, медленно произнесла пару фраз.
— Она просит разрешения плыть с нами, — перевёл Анемподист, не отходивший на корабле от меня. — Говорит, что согласна выполнять любую работу, чтобы научиться делать паровые машины.
— Пусть плывёт, но, объясни, до прибытия в Беловодье, в машинное отделение заходить нельзя. Делать такие машины научим на острове Белом. Я обещаю. — Повернувшись к капитану, добавил, — найдите девушке отдельный закуток для ночлега, чтобы никто не обижал.
Четыре дня мы сопровождали караван в сторону Беловодья, вдоль побережья материка, сначала на юг, затем на северо-восток. Утром пятого дня пути на горизонте появились дымы патрульных пароходов, высланных из Невмянска, нам навстречу. Корабельную рацию, работавшую через раз, явно собиравшуюся "сдохнуть" в ближайшие месяцы, я спешил использовать на полную катушку, договорившись об отправке сопровождения навстречу нам ещё в порту Кампота. Однако, реакция капитанов на эту встречу оказалась неоднозначной. Азиаты восприняли такое "совпадение" равнодушно, многие моряки не сомневались в сверхспособностях человека, особенно знаменитого барона Беловодья, разгромившего огромную армию у всех на глазах. У европейцев, капитанов Ост-Индских кампаний случился настоящий шок, особенно после того¸ как они убедились в том, что встреча в открытом море, вдали от берега, отнюдь, не случайная. Капитаны обратили внимание, что после взятия координат судов, Саша Дегтерев всякий раз корректировал направление движения каравана, то есть, шёл в определённое место океана, где и встретили русские пароходы.
Остановившись посреди океана, флотилия наблюдала, как с прибывших пароходов перегружают оружие и боеприпасы на мой корабль. А я, соответственно, передаю часть казны на корабли сопровождения. Получив подкрепление в виде взвода ветеранов, на сей раз, корейцев, я отправил новобранцев и Пату Миалу, с подробным письмом в Невмянск. После чего капитан Дегтерев развернулся обратно, к берегам Аннама, а огромная флотилия, под конвоем трёх вооружённых пароходов продолжила плаванье в Беловодье. От берегов континента мы были недалеко, в полутора днях пути. Хватило времени отдохнуть, выслушать новости из Невмянска, даже перебрать повреждённую машину успели, подтянув разболтавшиеся узлы, и дополнительно проверили все слабые места. В принципе, без форсирования нагрузки, левый двигатель продержится до возвращения домой. На всякий случай, в Аннам мы шли не спеша.
По последним сведениям наши протеже, братья Нгуен, захватили центральную часть Аннама, вышли к побережью, и четыре года вели вялотекущую войну с южным княжеством, отрывая у южан по кусочку территории. Именно южане поддерживали кхмерского короля Анг Нона, с отрядами которого мы неосторожно схватились в Камбодже. Поэтому теплилась определённая надежда, что с Нгуенами мы поладим, как говорится, враг моего врага — мой друг. Однако, две недели у нас ушли на поиски правителей Нгуенов, кочевавших вдоль побережья вместе с войсками, как и положено полководцам. Мы, соответственно, переплывали из порта в порт, стараясь нагнать правителей восставших, или тайшонов, как они назвали себя по месту начала восстания.
За это время мы неоднократно видели "Луши" в руках восставших, начищенные до блеска, украшенные амулетами, с резьбой на прикладах. Видно, уважали аборигены ружья, берегли и следили за ними. Но, всё делали в меру своего феодального уровня развития, то бишь, почти по Лескову*, стволы оружия натирали абразивным порошком не только снаружи, но и внутри. Да, ржавчины не было, несмотря на ужасную влажность, превосходившую все разумные пределы. Аннамцы добросовестно смазывали металлические части жирами, с удовольствием протирали оружие, но, использование абразивного порошка приводило стволы в негодность лучше всякой ржавчины. В разговорах я узнал, что через три-четыре года такой эксплуатации ружья способны вести прицельный огонь на расстоянии лишь полусотни метров. Дальше полёт пули становится абсолютно непредсказуемым.
Правильно мы сделали, похвалил я себя, что казахов и корейцев натаскивали своими инструкторами, хотя, разница климатических условий не менее важна. В степях Казахстана влажность не самый серьёзный фактор, влияющий на точность выстрела и качество оружия. Наконец, наши торговцы догнали ставку аннамского войска, успев договориться, что главный из братьев, Нгуен Хэ, примет меня. Опять четыре дня передвижения по влажным тропическим джунглям, на сей раз, пешком, и в дружественной атмосфере. Слухи о наших похождениях в Камбодже, добрались до Аннама. Лучшей рекламы было трудно пожелать. Взвод сопровождения встречали во всех придорожных селениях восхищённые мальчишки и завистливые молодые парни. Ещё бы, в камуфляжной форме, сапогах, с помповым ружьём за плечом и револьвером на поясе, стрелок выглядел фантастическим пришельцем в нищих деревеньках, где дети до десяти лет бегали голыми, а большинство мужчин до старости ходили в набедренных повязках.
Другое дело, в сапогах приходилось жарковато, на третий день похода по джунглям, устав менять моментально промокавшие от пота портянки, всем пришлось переобуться в плетёные местные сандалии, а сапоги спрятать в рюкзаки. Если бы не многочисленные кровососущие насекомые, я и одежду бы поменял, на майку и шорты. Но, только в кино, главные герои бегают по джунглям в белых трусиках и маечках. Мы обливались потом в духоте, мазали открытые части тела многочисленными местными средствами от насекомых, помогавшими чисто психологически. И, медленно пробирались сквозь джунгли к ставке Нгуена Хэ. Её приближение почувствовали все, без переводчика. Дорога пошла в гору, воздух стал прохладнее, отступили многочисленные мухи и мошки, подул ветерок.
Жизнь налаживается, улыбнулся я при виде небольшого лагеря аннамцев, раскинувшегося на склоне горы, вдоль быстрой речки. Нас, судя по всему, ждали, сразу отвели два больших шатра для проживания и, через переводчика, пригласили меня к князю Хэ на следующий день. Приятно попасть в рабочую обстановку, без излишней волокиты и формализма. В отличных условиях, после джунглей показавшимися райскими, мы отдохнули, выспались, вымылись, выстирали одежду, чтобы не выглядеть совсем бедно. Хотя, даже самая парадная наша одежда, по азиатским меркам выглядит исключительно нищенски, ни ярких красок, ни шёлковых тканей, ни дорогих украшений.
Ранним утром, в сопровождении двух бойцов, нёсших сундуки с подарками, я отправился на приём к Нгуену Хэ. На этот раз единственный револьвер я демонстративно повесил на пояс, надеясь заинтересовать вьетнамского князя таким оружием, пока аннамцы закупали лишь ружья. Стрелки также оставили свои помповики в шатре, оставшись с револьверами на поясах. Они внесли сундуки в шатёр князя, оставив их в отгороженной тканью прихожей. Я, дождавшись приглашения, вошёл внутрь шатра. Рассеянный свет, проникавший сквозь шёлковую ткань, придавал нашей встрече мягкий, неофициальный характер. Сам Нгуен Хэ оказался человеком без возраста, как многие азиаты. Лишь его глаза, смотревшие с усталостью и спокойствием, не свойственным молодёжи, выдавали возраст, видимо, мой ровесник.
После обмена официальными приветствиями, князь Хэ предложил разделить с ним завтрак, указав на невысокий столик, накрытый на двоих. Когда мы уселись за него, на подготовленные подушки, переводчик сел в двух метрах левее, а четверо охранников остались стоять у стенок шатра. Князь с любопытством наблюдал, как я примусь есть рис, выложенный на моё блюдо, руками или палочками. При виде моего невозмутимого и привычного владения палочками, Нгуен Хэ не скрыл улыбки, пошутив, что я не похож на европейца. Началась прощупывающая беседа, мы обменивались малозначительными замечаниями, стараясь понять логику собеседника, его ход мыслей. Постепенно, выслушивая переводчика и глядя на поведение своего визави, я почувствовал себя довольно комфортно. Стало очевидно, что Нгуен Хэ относится ко мне доброжелательно, заинтересован в контактах с нами, а не только в нашем оружии.
Закончив трапезу, мы перешли на другое место, я вкратце рассказал историю образования баронства Беловодье, обозначил наши цели. Не стал, конечно, рассказывать о прогрессорских планах, нет. В числе главных целей были названы — торговля со всеми соседями, создание военных союзов для обороны от Китая, англичан, французов, и прочих европейцев, развитие промышленности. Как ни странно, это было понятно и близко моему собеседнику. При том, что Беловодье жило в мире, а Нгуен находился в самом разгаре гражданской войны, мирные планы, вероятно, были для него достаточно далеки. Для него, самого близкого по духу и по факту партнёра, я приготовил нечто другое. Один из доставленных сундуков был заполнен серебряными монетами, ибо война требует очень много денег, а денежные поступления в Кампоте позволяли мне сделать подобный подарок без ущерба для Беловодья. Зато во втором сундуке, значительно больше размерами и легче по весу, оказались образцы нашего оружия, доставившие Нгуену Хэ настоящее удовольствие.
В качестве личного оружия, я преподнёс своему собеседнику пару револьверов, инкрустированных золотом и серебром. Затем было двуствольное ружьё, также богато инкрустированное, охотничий нож из лучшей стали. Гвоздём программы оказались два миномёта, без каких-либо украшений, но, с десятком мин. Были в сундуке и два десятка револьверов и ружей, без особых украшений, для приближённых князя Хэ. Как настоящий мужчина, князь сразу захотел испытать оружие. Мы выбрались на свежий воздух и отправились за пределы лагеря. Там, Нгуен Хэ вволю настрелялся из подарков, даже сделал пару выстрелов из миномёта. Потом, сдерживая себя, пригласил вернуться в свой шатёр.
Пришла пора переходить к конкретным переговорам, как умный человек, Нгуен Хэ отлично понимал, что я прибыл не просто познакомиться и подарить оружие. Переговоры заняли остаток дня, удивив меня конструктивным подходом князя. Становились понятны его воинские успехи, он чётко формулировал обязательства, сразу прорабатывал сроки, не упускал ни единой важной детали, отличный управленец. Мы решили закрепить достигнутые договорённости на бумаге, на русском и аннамском языках, текст, соответственно, подготовят помощники князя и мои к следующему дню. С такими результатами я, измученный долгим тяжёлым днём, но, не чувствуя под собой земли от удачных переговоров, возвращался в свой шатёр. Сил едва хватило на быстрый ужин, после чего я провалился в неудержимый сон, усталость навалилась разом, как тяжёлый мешок.
Приснился мне дом, как жена Ирина, отправив детей на улицу, пробралась в спальню и обнимает меня, гладит по груди, по лицу, шее. Внезапно я понял, что сплю, и меня кто-то гладит по лицу, рефлексы сработали сами. Через секунду я сидел на коленях, зажав в болевом хвате руку незнакомой девушки, пытался рассмотреть её при свете масляного ночника, освещавшего палатку.
— Часовой, в чём дело, почему посторонние в палатке?! — немного повысил я голос, уже догадываясь, что женщина не диверсантка. "Чёрт, опять азиатские подарки женщины на ночь, заразу подхватишь, пенициллина ещё нет, всё хозяйство через год отвалится", — продолжал я с сожалением рассматривать спокойно сидящую женщину, скрывавшую боль в зажатой руке. Уж я-то знал, что этот хват без крика долго не выдержать, посему немного ослабил руку, любуясь точёным лицом и стройным, сильным телом незнакомки. Та, спокойно выдержала мой взгляд, слегка наклонив голову в поклоне.
— Андрей Викторыч, — забежал в шатёр командир взвода, Лин, — эту женщину подарил тебе князь Хэ, она опытный лекарь, делает массаж. Переводчик привёл её и сказал, что она снимет боли с твоей спины. Мы её обыскали, оружия не было, она просила не будить тебя.
— Как просила? — удивился я, — на аннамском языке?
— Нет, она говорит по-русски.— Поклонился поручик.
— Я немного говорить русски язык, — певуче протянула девушка, вернее, женщина, не моложе тридцати лет. — Я лечить и ухаживать барон Андрей, я хороший лекарь.
— Свободен, поручик, — отпустил я Лина и разжал руку. Посмотрел на женщину, массирующую кисть и спросил её, — как тебя зовут?
— Вонг. Чао Вонг. — Женщина встала и поклонилась мне. — Мой дед и отец хороший лекарь, я уметь лечить тебя. У тебя не будет болеть спина.
— Хорошо, мне раздеться?
— Нет, сегодня лечить голову, ложись, — показала рукой Вонг на моё одеяло.
С удовольствием, подчинившись ей, я улёгся на одеяло, лицом вниз, прислушиваясь к нежным движениям рук аннамки. Лёгкие поглаживания затылка, шеи, плеч, постепенно усыпили меня, возвращая в сладкий сон. С той ночи Чао Вонг стала мои лечащим массажистом, сопровождая меня в редких путешествиях, остальное время жила в нашем дворце на окраине Невмянска. Довольно скоро она подружилась с Ириной, моими детьми, делала массаж им, но, кроме моей семьи, никого не лечила и не массажировала. Вонг строго следила исключительно за моим здоровьем, очень тактично помогала мне при недугах, готовила отвары при простудных заболеваниях. После её появления от моего радикулита остались одни воспоминания, как и от головных болей.
Надо ли упоминать, что наутро я проснулся помолодевшим лет на десять, с ясными мыслями, огромными планами и желанием бегать, прыгать, кричать от избытка энергии. Впервые за все дни плаванья, я не отказал себе в удовольствии сделать гимнастику тайцзицюань, все сто восемь движений, на лужайке перед шатром. Привычные к такому зрелищу стрелки улыбались при виде удивлённых аннамцев, для которых до сих пор единоборства были страшно закрытыми дисциплинами, упрятанными внутри семейных кланов. Было бы, что прятать, как говорится. Эти тайны через полтора века создадут ореол исключительности восточных единоборств, хотя, за годы проживания на Дальнем Востоке, я так и не встретил мастера, сопоставимого со мной в уровне рукопашного боя. Двух донских казаков, прибившимся к нам после разгрома пугачёвцев, я не считаю. Те, действительно, дали мне очень много, в части новых приёмов и самой рукопашной схватки. Сейчас эти казаки преподавали своё умение армейским офицерам и службе безопасности Беловодья.
Второй день общения с Нгуеном Хэ прошёл свободнее и продуктивней, мы подписали договор о дружбе и военном союзе. Там, кроме поставок оружия по оптовым "корейским" ценам и обучения беловодскими советниками аннамских солдат и офицеров, предусматривалась вербовка аннамских добровольцев на службу в Беловодье. Из аннамцев я надеялся создать батальон и, под шумок, навербовать ремесленников, контрактами на пять лет. Кроме того, Нгуен Хэ обязался, в случае войны Беловодья с любой страной, поддержать нас войсками и объявить нашему врагу войну. Аналогичные обязательства брали на себя мы, но, только после окончания гражданской войны в Аннаме. Князь Хэ согласился, что привлечение иностранцев скорее навредит имиджу освободителей Юга. Да и реальных сил у нас не было, я не скрывал, что беловодская армия не превышает пары тысяч человек. Не уточняя, что это количество сильно преувеличено за счёт рабочих, способных стрелять. После заключения договора мы оба обязались подписывать любые международные соглашения с учётом интересов друг друга и, оговаривать это в документах.
Князь Хэ разрешил моим рудознатцам проводить любые изыскания на его территории, обязуясь обеспечить их сопровождение. Беловодские промышленники получили право строить на аннамской территории любые промышленные и добывающие предприятия, в течение трёх первых лет не облагаемые налогами. Мы, в свою очередь, расширили ассортимент поставок оружия, к "Лушам" добавились револьверы и холодное оружие. Миномёты начнём поставлять после обучения расчётов. Больше всего Нгуену Хэ понравилось то, что за поставки оружия мы не просили звонкую монету, а соглашались (хотя я изначально планировал такое "согласие") принимать плату слитками меди, свинца, цинка, олова и других металлов, рисом, пряностями. Также я "согласился" пять процентов стоимости брать произведениями искусства — картинами, статуями, древними свитками. Этого добра в стране, второе десятилетие раздираемой гражданской войной, хватало по бросовым ценам.
К вечеру, уже собираясь проститься, я поинтересовался у союзника, как он отнесётся к тому, что мы захватим Кампот? Крупный торговый порт в Юго-Восточной Азии весьма пригодится, по моим прикидкам, для защиты от нападения с моря хватит трёх гаубичных батарей. Понятливость кампотского градоначальника меня впечатлила, понравилось, как ни странно, миролюбие жителей города, спокойно перенесших разгром городской стражи, их богатство, естественно. Как я помнил из обрывков истории будущего, особых конфликтов из-за Камбоджи у англичан и французов не возникало. Порт находится в стороне от основных маршрутов Ост-Индской кампании, это нас вполне устраивает. Беловодье долго будет нуждаться в сахарном тростнике, рисе, хлопке и других сельскохозяйственных товарах. Там, глядишь, наладим поставки каучука из Камбоджи, тогда база станет стратегически важной. Другой вопрос, что силы для захвата Кампота появятся не раньше, чем через пару лет, так надо заранее убрать все подводные камни, подготовиться политически и экономически к этому. Когда это удастся сделать выгодней, как не во время гражданской войны в Камбодже?
Поражённый моей наглостью и самоуверенностью, Нгуен Хэ едва не рассмеялся, но, видимо, вспомнил результаты моей недавней поездки в соседнюю страну. Ответ он отложил на следующий день, хотя было понятно, что согласится. В военном лагере аннамцев мы пробыли неделю, провели показательные стрельбы по мишеням из помповых ружей. На них князь Хэ и его полководцы наглядно убедились, как за считанные секунды один взвод способен уничтожить полутысячный отряд противника. Мишени, которые аннамцы расставляли на поляне целый час, были изрешечены за пять минут. Тут же зрители увидели, как пуля пробивает офицерский доспех с расстояния полсотни метров. Одним словом, показательные выступления прошли успешно.
Покидали лагерь мы в сопровождении двухсот отобранных для обучения в Беловодье солдат и офицеров, посольство князь обещал выслать позднее. Хотя впереди были пять дней пути по влажным джунглям, великолепное настроение не покидало меня. Удалось закрепиться, показать наши возможности, приобрести мощного союзника. Маячивший два года призрак морской блокады отступал, впереди несколько лет мирной жизни и огромные перспективы для технического развития. Нужно только работать, работать и работать, а это мы умеем.
Глава тринадцатая.
Моя поездка по Камбодже и Аннаму словно открыла ворота для иностранных представительств. Едва я вернулся домой, в Беловодье прибыли посланцы королевства Сиам. Надо полагать, их насторожили наши успехи в Кампоте и победа над отрядами проаннамского короля. Тут же, посланец Сиама попытался закрепить успех, полагая, что имеет дело с "северными варварами", которых можно нанять в качестве союзных войск. Действуя по тому же принципу, что и я в Аннаме, враг моего врага — мой друг, сиамцы предложили нам союз. В принципе, цели наши совпадали, и, я даже знал, где смогу взять войска для интервенции в Камбоджу. Поэтому, оказывая всяческое уважение посланнику, торговался по конкретным пунктам соглашения, выдвигал мелкие условия, которые требовали консультации с его руководством, выгадывая время.
В вялотекущих переговорах я надеялся продержаться полгода-год, когда набранные два батальона аннамских стрелков станут относительно боеспособными. Да, за считанные недели, нам удалось набрать в Аннаме почти тысячу крепких здоровых парней и мужчин, согласившихся на двадцать лет службы за предложенную плату. Ну, соответствующие бонусы при выходе в отставку, в виде надела земли не менее двух гектар, выходного пособия в размере ста рублей и сохранения оружия в качестве личного. Столько же новобранцев удалось завербовать среди пленных, доставленных из Кампота. Так, что, через год у нас будут четыре батальона обученных и великолепно вооружённых бойцов. Только, кхмеров я в Кампот отправлять не собираюсь, найдём им место службы с большей пользой для Беловодья.
Пока я пудрил мозги сиамскому посланнику, в Невмянск прибыл французский священник и попросил у меня аудиенции. Меня заинтересовал необычный визит, о нашей строгой политике в религиозном деле все "местные" европейцы были осведомлены. С первых же дней захвата острова я запретил любые открытые богослужения, кроме православных. Сами торговцы или жители острова могли верить во что угодно, но, агитация в любую, кроме православной, религию, была запрещена под угрозой огромного штрафа или исправительных (читай — каторжных) работ. Принимая во внимание язычество аборигенов, запуганность немногочисленных синтоистских священников-японцев, никто из постоянных жителей острова не возражал. Все прибывшие со мной русские и вогульские переселенцы исповедовали исключительно православие, староверы или нет, это другой вопрос. Точка зрения пленных маньчжур или китайцев, как и англичан, захваченных с торговыми кораблями Ост-Индской кампании, никого не интересовала.
Явившись на аудиенцию, французский священник представился миссионером Пиню де Беэном*, ведя беседу на неплохом английском языке, — Архиепископ Адранский, — пояснил он для точности.
— Очень приятно, — поклонился я с места, не делая попыток подойти для благословения. Посмотрев на своего гостя, выглядевшего настоящим грузином — худощавый, остроглазый, чёрные волосы, усы и горбатый нос — я представил его в роли стареющего Арамиса и невольно улыбнулся. — Что привело представителя славной Франции в наши края?
— Я рад приветствовать барона столь известного острова Беловодье. Ваш недавний вояж по королевству Камбодже и Аннаму произвёл должное впечатление. Ваши подвиги на поле боя достойны восхищения, — начал славословия архиепископ, но быстро свернул на знакомую стезю, — как представитель цивилизованного общества, я хочу поддержать начинания на ниве просвещения аборигенов, приобщения их к вере Христовой. Мне известно, что баронство заселено дикарями, пребывающими в дикости, не знающими слова божьего. Как представитель католической церкви, предлагаю помощь в приведении аборигенов, населяющих остров, в лоно церкви.
— Интересно, — задумался я, пытаясь придумать, чем этот архиепископ сможет принести пользу княжеству. Допускать на остров каких-либо миссионеров я не собирался и решил поиграть с французом. — Крещение дикарей, несомненно, богоугодное дело, но, как Вы знаете, у нас есть для этого православные священники и действует запрет на иные культы. Чем Вы от них отличаетесь? Конкретизируя вопрос, уточняю, что Франция может дать такого, чего нет на острове, и мы не в состоянии купить в соседних странах?
С интересом, рассматривая замолчавшего архиепископа, я сам заинтересовался, чего такого он сможет предложить? Видимо, аналогичные мысли проскользнули у Пиню де Беэна, но, он решил идти стандартным путём.
— Моя страна могла бы оказать вашему баронству военную помощь и покровительство...
Я не выдержал и захохотал, — мне, покровительство, Франция, которую британцы выгнали из половины колоний? Армию, которой бьют в Европе все, кому не лень? Ой, рассмешили, архиепископ, так рассмешили. Не говорите вслух такие вещи, монсеньер, может быть неудобно. Сколько войск сможет прислать сюда метрополия? Полк, два, три? Предположим, что пять полков направят сюда, это почти десять тысяч солдат. Так? Под Кампотом с тридцатью бойцами я разгромил двухтысячный отряд кхмеров. При этом ни один из моих бойцов не погиб. Сейчас на острове у меня в сто раз больше бойцов, что соответствует двумстам тысячам кхмеров. Согласен, французские войска отличаются от аборигенов в лучшую сторону, но не в двадцать раз, а?
— Ошибаетесь, год назад в Пондишери, на юге Индии, французская армия нанесла чувствительное поражение англичанам. — Вспыхнул архиепископ.
— И, что с того, лимонники уступили вам хоть одну свою колонию? Нет, и никогда не уступят. В лучшем случае, эта победа даст Франции возможность сохранить остатки колоний в Индии. — Я прошёлся по кабинету, — Тем более, на фоне боевых действий в Индии, мы с вами отлично понимаем, что на помощь туземному барону в дикую Юго-Восточную Азию отправят, в лучшем случае, батальон пехоты, с парой пушек. Нет, монсеньер, давайте разговаривать серьёзно, слушать сказки я буду в детской, с детьми. Сейчас в Юго-Восточной Азии нет армии сильнее моей, оружие у нас самое передовое, что-что, а военная помощь мне не понадобится.
— Мы можем помочь в установлении контактов в Европе, позиции Франции достаточно сильны в европейской политике. Моя страна может ввести баронство Беловодье в круг европейских игроков, ваш остров будет представлен в цивилизованных странах. Чего ещё больше?
— Вынужден вас огорчить, монсеньер, как раз европейская политика в ближайшие двадцать лет меня нисколько не интересует. Другое дело, страны Индокитая. Если Вы сможете помочь нам с установлением дипломатических отношений с Китаем, например, наш разговор мог быть более конструктивным. Но, как я понимаю, именно в Китае Ваши позиции недостаточно прочны. Тут, мне кажется, англичане смогут сделать гораздо больше.
Я вернулся на место и пару минут смотрел на лицо собеседника, менявшее цвет, с бледного до тёмно-багрового и обратно. Наконец, сжалился над архиепископом и успокоил его, искренне пытавшегося найти аргументы, способные заинтересовать меня. — Успокойтесь, монсеньер, я Ваш друг, и друг Франции. Но, моё баронство не азиатская провинция, и ничего стоящего предложить вы мне не можете. А, жаль. В сотрудничестве с европейскими странами, особенно с Францией, мы заинтересованы. Но, как равноправные партнёры, а не колония дикарей. Поживите, мсье де Беэн, в Невмянске неделю-другую, посмотрите, подумайте. Буду рад увидеть вас с реальными предложениями сотрудничества.
Простившись с архиепископом, я улыбнулся и подошёл к окну. Оттуда открывался великолепный вид на город, я смотрел на луковки церквей, но видел заводы, выпускающие рельсы, ружья, пароходы. После нашего возвращения, с учётом необходимости вооружения четырёх батальонов и перевооружения ветеранов, мы максимально развернули производство оружия. Для новобранцев и на продажу выпускали старые добрые "Луши", помповики ветеранов отправили в капитальный ремонт, с частичной заменой стволов. Трофейное оружие — мечи, копья, доспехи, удалось недорого продать представителям Нгуена Хэ, как и договаривались. Учитывая бартерный подход к торговле оружием, заводские склады были завалены слитками меди, олова, цинка, свинца.
Старые разбитые помповики и "Луши" переделали в разработанные за год ручные гранатомёты, с небольшой гранатой калибра тридцать миллиметров. Пороховой заряд гильзы обеспечивал дальность прямого выстрела гранатой двести метров, навесной стрельбы — до четырёхсот метров. Радиус поражения осколками такой гранаты был небольшой, не более пятнадцати метров, но сам факт взрыва многих пугал, заставляя думать о пушках. Сейчас сотня таких ручных гранатомётов проходила обкатку на китайском фронте, Палыч отзывался хорошо. Мелкой, очень мелкой серией, мы выпускали дальнобойные нарезные карабины, с дальностью прицельной стрельбы до восьмисот метров. Под них шли и оптические прицелы из петербургских поставок Желкевского. Он, в свою очередь, получил по сотне гранатомётов и нарезных карабинов для своей охраны.
Металлурги города Железного, что вырос на севере острова Белого, поставили выплавку чугуна и стали на поток, форсируя производство рельсов. Пленные кхмеры и английские моряки, не согласившиеся служить баронству во флоте, прокладывали рельсы с двух сторон, со стороны Железного и, доставленные морем — от Невмянска. Сормов, получивший материал в избытке, клепал паровые двигатели, по одному в неделю. Часть ставил на деревянные катера и корабли, их собирали в порту Невмянска, часть отправлял на заводы, остальные готовил под первые островные паровозы. Работа кипела, все стремились использовать длинный летний день на полную катушку. Аннамские корабли прибывали в порт еженедельно, сразу караванами. Наши рудознатцы уже работали в горах Аннама, разыскивая полиметаллические руды, в первую очередь меня интересовал вольфрам, я отлично помнил, что во Вьетнаме было крупнейшее месторождение вольфрама. Этот тугоплавкий металл нам требовался для производства резцов и, конечно, для развития лампочек накаливания и электротехники вообще.
На фоне резкого увеличения торговли с Аннамом, зашевелились европейские торговые кампании. Первыми ко мне пробились голландцы, с просьбой о строительстве фактории. Прикинувшись диким князьком, я удивлённо разводил руками, — Покупайте землю или берите в аренду, стройте склады, лавки, для этого не нужно моё разрешение.
— Нет, нам нужна именно фактория, где будут действовать законы Голландии, а доступ местных властей ограничен, — объясняли мне, непонятливому, опытные торговцы, упирая, что именно такие условия принесут моему баронству небывалое процветание.
— Конечно, я понимаю, посольство! — Продолжал играть я в глухие телефоны, — я рад приветствовать ваших послов, когда они прибудут? Обещаю, что посольство будет пользоваться правом экстерриториальности, как и наше посольство в Голландии.
— Что Вы, какое посольство? — Удивлялись моей наивности торговцы, — мы представляем торговую кампанию, никаких политических целей, только торговля.
— Хорошо, подведём итоги, — эта возня мне изрядно надоела, не политик я, инженер, — как только вы привезёте мне из Голландии разрешение на строительство там экстерриториальной фактории баронства Беловодье, и мои торговцы смогут открыть на вашей родине факторию, с правом торговли на территории Голландии любыми товарами, аналогичное разрешение получите и вы. Но, не раньше. До этого, торгуйте на общих основаниях.
Аналогичный разговор у нас получился с испанцами и французами, представителям англичан же я пошёл на встречу. Сами лимонники не рискнули заплывать восточнее Сингапура, отрядили своих представителей из Голландии. Так я и пошёл им навстречу, нет, не в строительстве фактории, тут меня не проведёшь. И не в покупке концессии или монополии на право торговли каким-либо товаром, как предлагали многие пронырливые купцы. Английским представителям я заявил, что поддерживаю британское законодательство, особенно Морской Акт, и присоединяюсь к нему, в отношении британских торговцев. Более того, с англичанами баронство будет строго придерживаться именно английских правил торговли, таможенного досмотра, ибо, как гласит английская же поговорка, "Закон суров, но это закон".
Тут же я уточнил, что к британским торговцам будет в обязательном порядке применяться карантин, при наличии больных людей на судне. Если при досмотре на корабле будет найден опиум, запрещённый к любому распространению в Беловодье, вся команда будет отправлена на каторжные работы, включая офицеров и пассажиров. Товар, не произведённый в метрополии, как требует Морской Акт, или, произведённый с нарушением авторского права, как, контрафактные консервы, запатентованные мной во всех европейских странах, будет немедленно конфискован. Любое сопротивление таможенному досмотру будет расценено нападением на власти, с соответствующей реакцией. Я упомянул малую часть требований, предъявляемых Морским Актом и английскими законами к иностранным торговцам. Но, сослался именно на них, благо Джон Уинслей подробно изложил в своих "мемуарах" основные торговые требования метрополии к иностранцам.
Напуганные такой отповедью англичанам, испанцы, голландцы и французы насторожились, опасаясь аналогичного подхода к ним. О факториях речи уже не шло, но, по здравому размышлению, мы с Палычем решили сблизиться с французами. Я пригласил к себе архиепископа Адранского, успевшего разобраться, что баронство достаточно технически развито, а в части оружия даст фору любому европейскому государству. Высказав несколько комплиментов католической церкви, плюнув немного на протестантов, я предложил монсеньору начать политическое и торговое сближение наших стран, России и Франции, здесь, на Дальнем Востоке. Понятно, я не мог рассказать священнику о предстоящей Великой французской революции, о том, что под шумок часть французских колоний захватят англичане, руками британской Ост-Индской кампании. Более того, я и не знал, какие именно колонии потеряют французы. В таких обстоятельствах мы с Палычем решили закрепиться, в первую очередь, в индийских французских колониях.
Об этом я и повёл речь с архиепископом. Стараясь выторговать самые необременительные условия допуска Беловодья и РДК на индийский рынок. Конкретных договорённостей, естественно, мы не достигли. Но, мсье де Беэн обещал приложить все усилия для заключения политического союза между Францией и Россией в освоении Дальнего Востока. А в качестве приманки, я предложил французам выстроить морскую базу с правом экстерриториальности на Итурупе и беспошлинную торговлю на пять лет в Беловодье. В обмен, архиепископ обещал согласовать допуск беловодских торговцев, со своей вооружённой охраной, в порты французских колоний в Индии, и, строительство там наших баз, то бишь, складов и лавок. Мне показалось, уезжал на материк священник весьма удовлетворённый возможными перспективами, поскольку о религиозных делах мы решили разговаривать после воплощения договора в жизнь. Видимо, до него ещё не дошла информация о заключённых Беловодьем договорах с Кореей, Аннамом, Японией, о запрете допуска на рынки этих стран европейских торговцев. Договора мы заключили давно, но, увы, в восемнадцатом веке скорость распространения информации и принятия должных мер ужасающе мала. До южных княжеств той же Японии запрет на торговлю с европейцами до сих пор не добрался.
Пока я пытался, в меру сил, заниматься политикой, население острова росло, не только естественным путём. Каждый месяц с материка прибывали десятки староверов-переселенцев, пробиравшихся на счастливый остров Беловодье. Новые родственники Володи Кожевникова, раскольники, наладили активную агитацию в Поволжье и на Урале. А "натоптанная" нами тропа, временами переходящая в наезженную дорогу, помогала беглецам от царского произвола и церковного принуждения, добираться до Белого Камня относительно быстро, за три-четыре месяца. Казахи Срыма Датова, глотнув пьянящий напиток победы, не успокаивались, продолжали выдавливать китайцев из Южного Казахстана. Естественно, они нуждались в поставках боеприпасов и оружия, а денег было маловато. Посему, приток пленных маньчжур, к которым нынче добавились уйгуры, не прекращался. За лето 1782 года на остров привезли более пятисот ремесленников и чиновников, многих с семьями. Профессия строителя и печника становилась самой популярной в баронстве, строительный бум не прекращался.
Из Японии, где наведение порядка шло тяжело, поступили новые заказы на ружья и патроны, в отсутствие денег, мы предложили покупателям расплачиваться молодыми юношами и девушками, по две пары за ружьё. Надо ли говорить, что сёгун выбрал такой способ оплаты, не раздумывая? Не прошло и месяца, как Невмянск принимал тысячу молодых парней и девушек, дружными рядами и шеренгами проследовавших к моему замку. Там их ждали свежевыстроенные казармы и наиболее продвинутые чиновники-японцы из прежней невмянской администрации, освоившие русский язык. После переписи новых граждан баронства и принесения вассальной клятвы, мужчины отправились помогать кхмерским и английским товарищам, строить железную дорогу, пока лето. Девушки так же занялись общественно полезным трудом на консервных и патронных производствах. Всем была поставлена цель скорейшего изучения русского языка, дававшая возможность сменить работу и начать получение заработной платы в серебряных монетах. До этого момента молодым гражданам Беловодья предстояло трудиться за еду, трёхразовую и обильную. При всех наших с Палычем завихах, направленных на улучшение условий труда и жизни рабочих, мы не упускали любых относительно законных возможностей снижения затрат на производстве. Между собой мы давно решили, что получать равную с русскими рабочими плату будут только те аборигены, что выучат русский язык, как минимум. За исключением специально приглашённых специалистов, разумеется.
Приятным открытием того лета стало обнаружение золота в Беловодье, пока рассыпного, но, с перспективой рудных залежей, как говорят старатели, "коренного золота". И тоже, как нарочно, в северной части острова, недалеко от города Железного. Эти новости заставили ускорить строительство железной дороги, расширять производство рельсов максимально быстро. К осени железнодорожная ветка соединила Невмянск с угольным разрезом, цена на уголь упала ниже стоимости дров. Правильно, дрова рубили свободные лесорубы, которым надо кормить семьи, а уголь добывали пленные кхмеры и англичане, которым хватало трёхразового кормления и тёплой одежды по сезону. Да, ещё затраты на инструмент и конвой, однако, в сумме всё позволило снизить стоимость угля до минимально выгодного.
Первые паровозы на острове мы пустили в начале октября 1782 года, причём, сразу пять штук. Два работали в порту, перевозили грузы от причалов к складам. Три, более мощных, занялись исключительно доставкой рельсов на строительство дороги, на обратном пути вагоны грузились углём. Учитывая, что подшипниковый завод, с помощью рабочих с материка, наладил выпуск продукции, была надежда на относительную долговечность подвижного состава железной дороги. Сормов, по моему заказу, к весне разрабатывал мощные двигатели повышенного ресурса, для установки их на новые морские пароходы. При участии английских моряков, вернее, плотников и корабелов из пленных экипажей, отданных в помощники нашим петербургским мастерам, на верфи заложили три огромных, по нашим меркам, парохода. Водоизмещением в триста тонн каждый, с перспективой установки четырёх гаубиц на вращающихся платформах. Как вы хотели, полученный за Кампот выкуп должен работать на благо производства, а не лежать в сундуках.
На остатки выкупа оружейники обещали к весне изготовить два десятка гаубиц с противооткатными устройствами, сорок миномётов и тридцать пятидесяти миллиметровых пушек, простых, без противооткатников. Благо, средств и рабочих рук для производства снарядов было в избытке. Впервые за многие годы, мастера не испытывали нехватки рабочих рук. Возникли ожидаемые проблемы с поставками селитры, основного компонента для производства пороха и других взрывчатых веществ. В портах южного Китая и Кореи мы закупали всё больше селитры. С помощью айнов удалось отыскать и добыть несколько тонн гуано из пещер, однако, со временем, нехватка селитры могла серьёзно сказаться на производстве боеприпасов, количество которых росло в геометрической прогрессии*. Пока же, в города пошли молодые айны, в Невмянск — понятно, рядом два города, занятых разделкой китов и консервным производством. Не всем нравится подобная работа, да и соблазнов в портовом городе много. Но, почему айны из соседних родов стали проситься на работу в мастерские Железного, я не мог понять. Пока Федот Чебак не объяснил,
— Там, на севере, бедность айнов, по нашим меркам, ужасная. Кроме одежды из шкурок, да полуголодного существования на рыбе и мясе, никаких внешних признаков цивилизации нет. Представляешь, Викторыч, японские торговцы и айнские кузнецы, драли за каждое железное изделие в прямом смысле, три шкуры. Обычный нож из плохонькой стали меняли на три собольих шкуры. С началом работы плавильных мастерских, цены на железо упали на порядок, да ещё торговцы, которые завозят айнам ткани, украшения, посуду и сладости! Сам знаешь, мужчине немного надо, зато, ради жены и детей, человек пойдёт на многое. Торговцам на севере я запретил брать в уплату за товары меха, кроме соболя. Только деньги, исключительно наличные, никаких кредитов.
— Понятно, соболя на всех не хватает, а носить красивые платья и покупать сахар хотят все. — Я продолжил идею Федота, — а деньги северные айны могут заработать только в городе Железном. Туда молодёжь и потянулась. Отлично! Через год-другой, когда желающих станет много, а рабочих мест в городе не будет хватать на всех, начнём вербовать молодёжь на строительство нового города, в центре острова.
— Зачем?
— Расположим там все закрытые производства, радиотехнику, двигатели внутреннего сгорания, большую химию, давно мечтаю заняться химией вплотную. Но, это через год или два, не раньше. Сейчас не осилим, нет квалифицированных кадров. — Я прошёлся по кабинету, где мы сидели. — Кстати, когда ты займёшься освоением курильских островов? Самое время оставить там смену из японцев-рабочих, придать нескольких переселенцев, пусть учат русский язык, рыбу ловят, солят её. За острова будем держаться, там и северные Курилы начнём осваивать. Надо подобрать, на одном из островов, место для перевалочной базы для наших кораблей в Америку и Командорские острова.
— Не рановато, ли? — Удивился Палыч, приехавший на неделю из действующей армии, привыкнув к моей осторожности, он молчаливо наблюдал за нашим разговором с Федотом, — нам бы лет пять сил поднакопить, чтобы прийти в Америку всерьёз и надолго.
— Нет у нас этих пяти лет, Шелихов на следующий год поплывёт на Аляску, ты знаешь. Пока мы решили не вмешиваться. Думаю, между острогами Шелихова и испанскими владениями в Калифорнии, найдётся достаточно места для постройки наших крепостей. Пока русские не наладили с тамошними испанцами тесных контактов, есть время закрепиться, желательно ближе к испанцам, в районе будущего Сан-Франциско. Именно там ближе всего золотые россыпи и серебряные руды. Людей у нас достаточно, японцы, айны. За зиму отстроятся, на консервах продержатся, разведают обстановку. А весной вышлем роту тех же кхмеров с золотоискателями на восток, в горы, примерное расположение золотых россыпей мы знаем, на горных реках к востоку от северных испанских поселений.
— Слишком неопределённо, как-то, — скривился Федот, — при таких ориентирах золото можно десять лет искать.
— Чёрт с ним, с золотом, не найдут его, найдут медь или железо. Там, в горах, хватает руды, того же серебра. Нам очень важно закрепиться в Калифорнии, перекрыть перевалы через Кордильеры крепостями. В Европе войны идут одна за другой, ты уже убедился, что денег на войну нужна прорва. Скоро испанцы и французы начнут продавать неосвоенные земли в Северной Америке, ту же Луизиану, Флориду и так далее. Будет к тому времени у нас база в Калифорнии, сможем купить эти земли.
— Дай бог, коли так пойдёт, обязательно купим те земли.
— Не мы, так дети наши купят. Напишем политическое завещание, почище доктрины Монро*, чтобы они держали всё западное побережье Северной Америки в своих руках. Мол, тихоокеанское побережье северного полушария, стратегически должно принадлежать только русским, испанцам и китайцам. Вот, потомки посмеются!
Ровно через месяц Федот Чебак и Степан Титов отправили первую беловодскую экспедицию в Калифорнию. На двенадцати кораблях, пароходах и парусниках, среди которых были два трофейных английских корабля, гружёных материалами, инструментом и боеприпасами, туда плыли двести японских рабочих, лучшая рота кхмеров-новобранцев, десять семей староверов-переселенцев со своим скарбом, пять молодых торговцев РДК с товарами, один поп. Руководил экспедицией Фаддей, бывший взводный, ныне командир той самой лучшей роты кхмеров, человек опытный и надёжный, прошёл с нами от Урала до Беловодья. Он давно считал себя русским офицером, вернее беловодцем. Фаддей вёз с собой всю семью, понимая, что обживать Калифорнию придётся всерьёз и надолго. В случае успеха я обещал ему любой земельный надел, по его желанию, хоть тысячу десятин. На острове Белом или в Калифорнии, там, соответственно, в десять раз больше площадью. На усмотрение Фаддея было наделение поселенцев землёй, всё с той же целью, осваивать Калифорнию, всерьёз и надолго.
Начальник экспедиции лично проверил список оборудования и продуктов, особенно боеприпасов. Он долго торговался со мной, пытаясь получить гаубицу с противооткатным устройством, сошлись на том, что гаубицы будут доставлены ему через год, когда он сможет гарантировать их сохранность от вражеских лазутчиков. Пока, Фаддею пришлось обойтись десятком миномётов и двадцатью ручными гранатомётами. Зато боеприпасов он получил огромное количество, тут я с ним не спорил, понимая, что от их запаса зависит жизнь наших колонистов. Терять людей, даже простых японцев-рабочих, я не собирался. Это наше с Палычем отношение к человеческой жизни, не только своих близких, но и любых подчинённых, давно стало притчей во языцех среди знакомых. Многие люди восемнадцатого века, даже рабочие, относились к человеческой жизни, мягко говоря, философски.
Да и как могло быть иначе, если смерть простого человека редко была естественной. Не умрёт от голода в неурожайный год, так сгинет в горе на подземных работах, где люди больше пяти лет не выживали. Или набег степняков, или простуда зимой неминуемо приведёт к смерти. Да и барин смотрит на своих крепостных, как на скотину, не скрывая того, что борзая ему ценнее крестьянина. Любой крепостной или приписной, крестьянин или рабочий, с детства знали свою цену, триста рублей за здорового мужика, невольно сравнивая её с ценами на барские безделушки, коня и любимую собаку помещика. Такое знание не способствовало мыслям о ценности человеческой жизни, более того, с детства крепостные понимали, что обязаны спасать барское имущество даже ценой смерти, иначе за погибшую борзую рискуют поплатиться не только своей жизнью, но и жизнью всей семьи. Русские мужики рано становились фаталистами, возможно, потому и славилась русская пехота своим штыковым ударом и пренебрежением к смерти. Как бы любой из вас, читатели, вёл себя, если бы с детства знал, что жизнь его не стоит телевизора, компьютера и, не дай бог, целой автомашины? Да, что там, бутылка дорогого шампанского превосходила своей ценой русского крестьянина.
Потому такое отношение к человеческой жизни, когда мы не просто жалели своих людей, а, не задумываясь, тратили огромные деньги, чтобы избежать любых человеческих потерь, резко выделяло нас из обычных бар. Если прикамские рабочие не замечали этого, привыкнув к нам за десять лет, то уральские, демидовские крепостные, имели отличную возможность сравнить нас со своими бывшими хозяевами. Возможно, первое время нас воспринимали, как малохольных немцев, не разбирающихся в русских ценностях. Но, постепенно, удалось переломить русский фатализм, в первую очередь, среди молодых бойцов. С годами, с опытом, с неизбежными боевыми потерями, воины научились ценить жизнь, свою и своих товарищей. Любой из наших офицеров и командиров знал, что выполнение боевой задачи нужно провести без потерь, а не любой ценой. Соответственно, так и планировали все операции, делая трёхкратный запас прочности, на непредвиденные случайности. Не жалели боеприпасов и денег, чтобы избежать потерь.
Проводив экспедицию, я занялся хозяйственными хлопотами. Рабочих рук было достаточно, шальные штрафные деньги оставались, наступила пора привести в достойный вид мою крепость. Нанятые маньчжуры и японцы норовили всё устроить по-своему, не учитывая русского размаха. Красиво, конечно, но всё тонко и ненадёжно, того и гляди, дети мячиком стену сломают. За такими строителями глаз да глаз нужен, тем более, что мастера по сантехнике остались во Владивостоке. А я хотел оборудовать свой дворец лучше, нежели дом градоначальника в Быстровске. Кроме того, беловодские стеклодувы к осени смогли, наконец, выдать первые образцы прозрачного оконного стекла достаточного качества. Естественно, все спешили до холодов застеклить дома, я использовал "служебное положение" и застекление дворцовых окон шло полным ходом.
Свою резиденцию я оснастил всеми техническими новинками, что были способны создать беловодские мастера. Начиная с цивилизованного санузла, с ванной и душем, горячей водой, пока нагреваемой обыкновенным титаном на дровах, отлитом из беловодского чугуна. Освещение электрическое, страшно убыточное, но, положение обязывает. Лампочки перегорали каждый месяц, а обходились "в копеечку". Генераторов в моей усадьбе было два, от водяных колёс, установленных на прудике, куда впадал небольшой ручей, и, от ветряка, работавшего практически круглый год. На вершине горы, где стояла крепость, ветер дул всегда, очень удобно сдувал всю мошкару и многочисленных мух. На экстренный случай был и резервный генератор, от законсервированной паровой машины. О телефоне я не говорю, к началу 1783 года в Невмянске работали две телефонные кампании, популярность телефонов была огромной, несмотря на внушительную абонентскую плату. Все заводчики и торговцы, стремясь показать солидность фирмы, ставили телефоны в своих конторах обязательно. Да и привыкали быстро к удобству, не надо бегать в порт и обратно, многие просто подражали мне и Палычу. Для делового человека в Беловодье наличие телефона стало своеобразной визитной карточкой. На улицах с лета установили столбы с громкоговорителями, где два раза в день передавали по проводному радио местные новости и объявления, постепенно приучая людей к рекламе. В домах радиоточки были ещё редкими, но, у всех руководителей устанавливались обязательно, по моему настоянию. В критических ситуациях объявление по радио позволит собрать всех нужных мне людей за считанные минуты, не обзванивая по телефону.
В парке дворца, разбитом по восточным канонам, я настоял на двух фонтанах, довольно редких в Азии. Кроме того, мы украсили парк и дворец скульптурами, вывезенными из Аннама, Кореи, Китая, внутренние помещения картинами, вазами, выглядевшими подлинными шедеврами средневековой Азии. От порта ко дворцу, прямо в гору, укладывали рельсы для быстрого сообщения. По прямой была пара километров, но, крутой склон не позволял повозкам и паровозам двигаться в гору. Посоветовавшись с мастерами, мы решили сделать пробную линию канатной дороги, но, не в воздухе, а по рельсам. Вагончики открытые, только с навесом, двумя тормозными системами, изменяющимся наклоном сидений. Мастера предложили много оригинальных технических решений для дороги и вагонов, заинтересовавшись возможностью создать настоящую игрушку. Правильно, за те деньги, что я выделил на канатную дорогу, можно было двадцать километров настоящей железной дороги выложить. Однако, престиж нашему молодому баронству будет только на пользу, особенно, в техническом направлении, в восемнадцатом веке считающимся исключительно прерогативой Европы.
Пусть европейские путешественники видят технические новинки, недоступные и неизвестные "цивилизованному обществу". Может, поубавится спеси, начнут практичные европейцы покупать у нас не только бансы, но и технику. Кроме рекламных и представительских целей, канатная дорога дала настоящий прорыв в технологии. Обеспокоенные надёжностью канатов (по дороге придётся ездить не только мне и моим гостям, но и самим мастерам и их детям), наши умельцы занялись производством стальных тросов. Не сразу, конечно, сперва наладили вытяжку железной и стальной проволоки нужного диаметра, попутно получив заказ на поставку колючей проволоки. До появления автоматического оружия только колючая проволока сможет стать серьёзным препятствием для больших атакующих отрядов. Не всегда у нас будет возможность выкопать препятствия, в любом случае, проволоку размотать быстрее и проще. Конечно, за зиму 1782-1783 годов, канатную дорогу, стальные тросы и даже колючую проволоку, необходимого качества, наладить не вышло. Но, к лету я надеялся на результаты, как минимум, по колючей проволоке.
Промышленность в Невмянске и трёх других городах Беловодья не требовала моего вмешательства. Грамотные и опытные мастера лучше меня знали, что необходимо делать, нам с Палычем оставалось лишь ставить заводчикам, так сказать, госзаказ, и следить за его исполнением. Учитывая островное положение баронства, основное внимание мы уделяли кораблестроению и производству паровых машин достаточной мощности и ресурса. С пуском подшипникового завода, появлением достаточного количества собственного дешёвого железа и привозных цветных металлов, главный механик Беловодья Николай Сормов дневал и ночевал на производстве. Энтузиаст своего дела, он, порой смотрел дальше нас, запуская опытные производства машин. Не боялся экспериментировать, доверять молодым мастерам и прислушивался к замечаниям опытных рабочих. Парень в свои тридцать лет не закоснел, оставался открытым творческим человеком. Совсем не походил на руководителя, мне кажется, он забывал обо всём, при монтаже очередной паровой машины.
В декабре 1782 года я побывал в городке металлургов, Железном. Целью поездки стал заказ на производство листового железа толщиной до двадцати миллиметров. Обычное кровельное железо и жесть в Железном делали давно, для прикамских мастеров это не новинка, его выпускали ещё в Прикамье, десять лет назад. Но, с увеличением толщины листа возникают дополнительные требования к качеству проката, к прочности валков и необходимым усилиям. Пришлось задержаться, поработать два месяца с металлургами, пока не пошли плавки необходимого состава и качества. Руководство руководством, а свою квалификацию металлурга и химика я терять не собирался. Никакие политически переговоры не сравнятся для меня с наслаждением видеть отлично сваренную сталь, вовремя и качественно закалённую пластину. А химия? Разве может нормальный химик променять удовольствие синтеза нужного вещества, проведённого через два десятка реакций, на пошлые торжественные и скучные приёмы во дворце?
Нет, два зимних месяца в Железном дали мне радости больше, чем всё прошлое лето, несмотря на тропические моря и красоты. Увы, я так и не стал политиком, оставаясь инженером. Возможно, поэтому мои политические действия такие неуклюжие и успехи на международной арене весьма сомнительны? Хотя, чёрт с ними, остров развивается, как мы и хотели, без давления и принуждения сверху, люди живут и работают для себя и своих семей, не боясь правительства и начальства. Даже налоги и подати платят лишь местные жители, переселенцы будут ими облагаться через семь лет после приезда. Налоги, правда, чисто символические, для порядка. Что можно взять с лесных аборигенов или японских торговцев? Так, для проформы собираем, обучая будущих чиновников острова, растим, так сказать, людей на перспективу.
В феврале 1783 года армия Невмянова вышла к великой китайской стене, оказавшейся на проверку длинной грядой каменных руин, обозначенных на высокой земляной насыпи. Иван выслал парламентёров из числа пленных чиновников, и остановил отряды для отдыха и подкрепления. Неожиданно быстро прибыла делегация от императора, активно уговаривая заключить мир на прежних, трёхлетней давности, условиях. Невмянов, как можно вежливее, объяснил новые условия, в целом совпадавшие с договорами, заключёнными с другими соседями. Парламентёры удивительно быстро провели консультации и всего через три недели после начала переговоров, был заключён мирный договор. Вернее, сразу два мирных договора. Один — между Российской империей и Китайской империей, о новых границах по линии великой китайской стены и далее по географической параллели на запад. Другой — между Русской Дальневосточной кампанией и Китайской империей, о беспошлинной торговле русских купцов в Китае, выдворении из страны всех европейских торговцев, кроме французов. В этом пункте здорово помогла информация Невмянова о контрабандной торговле опиумом британцами в Китае. Китайцы проверили несколько складов, нашли там опиум и очень обиделись на британцев.
Ну, это были стандартные условия договора, а в качестве победителя Иван Палыч настоял ещё на двух пунктах. Первое, выкуп недорого острова и строительство военно-торговой базы РДК на этом острове напротив Макао, в будущем Гонконге. Второе, Китай выплачивал нам, то есть мне и Невмянову, пятьдесят миллионов рублей серебром и золотом. Десять из них, сразу после подписания мирного договора, остальные в течение года. Деньги прибыли менее, чем за десять дней, но не десять, а двадцать миллионов. Дополнительная сумма шла на приобретение нашего оружия. В первую очередь, пушек и миномётов. Желание вполне предсказуемое, заранее нами обговоренное. Иван, не моргнув и глазом, продал на десять миллионов рублей пятьдесят тысяч ружей с десятком патронов на каждое, тысячу миномётов с аналогичным боезапасом, двести пятидесяти миллиметровых пушек без противооткатных устройств с десятком же снарядов. Ну, и по мелочи всякое.
Невмянов подождал ещё месяц, пока железная дорога не подошла к его лагерю, а китайцы не привезли два экземпляра мирного договора, подписанные самим императором. Затем, оставил небольшой гарнизон, чтобы вернуться с армией, победой и огромными трофеями домой. Договор между Россией и Китаем отправили через поручика Синицкого Сибирью в Петербург, большую часть выкупа зарезервировали на острове Белом для предстоящих целей, армия получила "боевые" и вернулась в родные края. Палыч принялся за обучение набранных новичков, из Камбоджи и Аннама. А в Китай по двум железнодорожным путям ринулись русские торговцы, презрев все опасности ради баснословных барышей. Первым, как ни странно, оказался Евграф Романов, председатель правления РДК. Мы с Иваном успокоились, теперь в Китае будет полный порядок с торговлей. А РДК получит новые огромные прибыли.
Не забыли мы и своих союзников, Срыму Датову отправили миллион наличными, монголам выслали огромное количество трофеев холодного оружия и боеприпасов к ружьям. А в Южный Китай, где повстанцы продолжали расширять захваченный плацдарм, отправились две роты "добровольцев", десять тысяч единиц холодного оружия и две тысячи "Луш" с сотней патронов. Всё бесплатно. Командир "добровольцев" получил от Ивана инструкции осторожно прощупать руководство восставших насчёт более реальной помощи пушками, миномётами и боеприпасами, в счёт трофеев, аналогично помощи северной Корее два года назад. И, в случае победы повстанцев, подписания военного союза. Сам Палыч на юг не отправился, слишком неопределёнными были позиции руководителей восстания. Судя по всему, они сами не знали, чего хотят в случае победы. Пусть определятся сначала в своих целях, союзников на Дальнем Востоке у нас теперь достаточно.
Глава четырнадцатая.
— Андрей, тут радиограмма пришла интересная от Клааса, — позвонил мне в апреле домой Иван с утра. Я неделю, как вернулся из Железного, устроив себе небольшой отпуск, целыми днями играл с детьми и наслаждался близостью молодой жены Ирины. Потому, во всех срочных делах меня замещал Иван, видимо, что-то достаточно серьёзное.
— Приезжай, поговорим, — привычка не доверять телефонам осталась неистребимой. Тем более, что местные телефонные станции были исключительно с "барышнями", до автоматики пока не дошли. Таким телефонам сам бог велел не доверять, хотя все эти барышни и работали в службе безопасности баронства, недавно организованной официально, без оглашения, естественно. Руководил этой службой мой ученик, ещё из Прикамска, Роман Ларионов, молчун, коренастый тридцати пятилетний мужчина, один из лучших учеников братьев Агаевых.
В ожидании Ивана я успел побриться, быстро перекусил и отправился в библиотеку, велев проводить туда гостя. Библиотека становилась моей гордостью, наполняясь редчайшими книгами, которых в двадцатом веке уже не будет. Начало положили два десятка найденных во время пугачёвского восстания староверских рукописных летописей и Велесова книга, в точности подходившая под описание историков. Несколько связок из дощечек, выщербленных старинными буквами. Я понимал, что сохранение только этих книг принесёт фурор в будущем. Кроме того, зная будущее своего мира, в котором "неудобные" книги будут планомерно уничтожать в России, Европе и Азии весь девятнадцатый и двадцатый века, мы запустили поговорку "Книга — лучший подарок, для барона Быстрова".
Мои торговцы, пользуясь гражданскими войнами в Аннаме и Камбодже, разрухой в Корее, Японии и захваченной нами Маньчжурии, за бесценок скупали старинные книги и свитки. Результат не заставил себя ждать. В библиотеке за два года набралось более двух тысяч рукописных и печатных книг и свитков. Некоторые староверские общины, в благодарность за прибытие в Беловодье, дарили мне редчайшие рукописные летописи уральских и северных скитов. И, хотя, эти сокровища не видел ни один учёный, мне было чем гордиться, одновременно, принимая беспрецедентные меры противопожарной безопасности в библиотеке. Сейчас, в ожидании Палыча, я раскрыл дверцы книжного шкафа, чтобы полюбоваться русскими летописями.
— Книжки читаешь? — раздался с порога голос Ивана, — а наших парней в море топят!
— Кого, когда? — от такого известия я скрипнул зубами, захлопывая дверцу книжного шкафа.
— Успокойся, никого не утопили, но, схватился Клаас с англичанами по полной программе. — Иван уселся в гостевое кресло, налил дежурную кружку чая и приступил к рассказу. — Помнишь, месяц назад, в очередном сеансе связи, Клаас радировал, что прибыл из Капстада в Коломбо, с флотилией из четырёх кораблей. Везли они переселенцев из России, триста семей крепостных, купленных Желкевским, и полторы тысячи завербованных отставных военных, мелкопоместных дворян, мещан и прочих добровольцев.
— Отлично помню, Неделю назад наши четыре "стороны света" из Питера отплыли, они ещё пять тысяч переселенцев везут с собой. Да в Капстаде полторы тысячи крепостных ждут своей очереди.
— Не перебивай, — Иван плюхнулся в кресло и присосался к кружке с холодным, с ледника, квасом. Высосал полулитровую ёмкость одним духом, крякнул и вытер усы от пены. — Так вот, в Малаккском проливе нашу флотилию ждали. И, не пираты, а девять британцев Ост-Индской кампании. Начали стрелять без всяких переговоров. Впервые такое.
— У нас есть потери? — От удивления я поднялся из кресла, прошёлся по кабинету. Расклад один к двум для наших кораблей со скорострельными орудиями не фатален.
— Нет, конечно, четырёх лимонников наши потопили, остальные бежали. Подобрали триста английских моряков. — Иван поморщился. — Собственно, из-за них Ван Дамме и беспокоит. Спрашивает, куда девать пленных, на кораблях и без того мало места.
— Пусть идёт в Кампот и ждёт там, — я взглянул на карту Юго-Восточной Азии, где мы отмечали не только наши города и крепости, но и корабли РДК и свои. Так и есть, в Кампоте сейчас два корабля РДК и ещё три должны скоро подойти. Я указал на них Невмянову. — Этим экипажам пусть радируют дождаться Клааса и принять у него пленных.
— Это я и без тебя полчаса назад передал, — невозмутимо наливал себе ещё кваса Палыч. — Вопрос в другом. Что делать будем?
— Собственно, выбор не велик. Или мы спускаем всё с рук британцам, но, на подходе другие корабли из Европы и Капстада. И англичане могут просто блокировать нас, не говоря о риске для пассажирских перевозок. Или мы захватываем Сингапур и чистим Малаккский пролив.
— Я прикидывал, придётся ещё и Пинанг отбирать, англичане там который год мутят воду, того и гляди захватят официально. А у нас с Сиамом ничего не решено и с Бирмой никаких отношений нет вообще. Даже торговцы там не бывали.
— Это плохо, что не бывали. А в Пинанг найдём людей, хотя бы из тех, кого Клаас везёт, дворян честолюбивых. Вот в Сингапур лучше наших, прикамских парней отправим. Боеприпасов хватит, на складе сотня карабинов лежит новых, да двести гранатомётов. Готовь десанты через месяц, не позже, иначе наши "стороны света" могут попасть под раздачу. К началу июня до двух десятков торговцев вернётся, пять капёров, кораблей хватит. А со "сторон света" можно часть переселенцев сразу снять, на заселение Сингапура русскими. Не знаю, готовы ли новички из Аннама и кхмеры, справятся ли они с захватом Сингапура?
— Легко, к июню этого года четыре батальона новобранцев смогут две британских дивизии на куски порвать! — Отмахнулся рукой Палыч, — Ты мне быстроходные катера дай, из стального листа. Тогда мы англичан научим по струнке плавать, сами начнём их досматривать и пошлину за плаванье в южных морях собирать.
— Две дивизии, говоришь? Это хорошо, но, не будет у тебя четырёх батальонов, в лучшем случае три останется. — Я улыбнулся и продолжил, — один батальон кхмеров отправится летом в Австралию. Будем обживать юго-восток материка, пока англичане туда не высадились. С ними поедут две тысячи айнов и полсотни наших мастеров и геологов. Высадимся сразу в двух местах, в руслах рек, чёрт, забыл названия. Мюррей, по-моему и ещё как-то, неважно, назовём по-русски. Две рации придётся передать им, имей в виду. Что касается стальных катеров, тут всё плохо, стальной лист нужного качества идёт, но, сварки у нас нет. Клепать катера я не хочу, слишком затратное занятие, катера золотыми выйдут. Поэтому, жди пока, довольствуйся деревянными пароходами. А в Сингапуре проверь берберов, пусть напугают европейцев, как следует. Опыта в Китае они набрались, как развеются в Сингапуре и Пинанге, пару кораблей с ними хорошо бы в Персидский залив отправить. Пусть налаживают рынки сбыта пряностей и восточных трофеев, всяко ближе, чем в Европу возить.
— И, подумай о захвате Кампота с близлежащими территориями. Туда можно готовить десант. Переговоры с сиамским послом подходят к концу, думаю, в мае подпишем договор о сотрудничестве. Сиам закроет глаза на оккупацию юга Камбоджи, если мы изгоним оттуда марионеточного короля, ставленника южного Аннама. Они до сих пор не знают, что Нгуен Хэ согласен с нашим вторжением в Камбоджу и свержением южно-аннамского ставленника. Получается, оба соседних государства будут нас поддерживать. Против может быть только Лаос, но, как раз от них нас отделяет север Камбоджи, где правит просиамский король. Да и сам Лаос увяз в вялотекущей войнушке с Сиамом. Европейцы ещё не спохватились, многие о нашем существовании просто не знают. С англичанами, которые имеют реальную военную силу в Индийском океане, один чёрт, будем воевать, судя по всему.
— Ну, ты замахнулся, братко, — подпрыгнул в кресле Иван. — Планы, почище наполеоновских. В принципе, на суше мы разобьём любую армию, в пределах двадцати тысяч пехотинцев, при удаче, и значительно большую. Как на море, не знаю.
Иван с невольной улыбкой отправился готовить десантную операцию, я поехал на завод, всё-таки придётся расширяться. С учётом последних успехов Невмянова и заключённых договоров, оружия мы выпускаем маловато, надо удваивать производство, как минимум. Один Китай забрал почти полугодовую продукцию, а с учётом планов по Сингапуру и Камбодже, патронов и снарядов понадобится много. Да и новые союзники оружие будут закупать. Так, что, работать, работать, и работать, как завещал великий вождь. Этим мы и занимались всю сырое и тёплое лето 1783 года. Учитывая, что выпуск продукции с беловодских заводов резко возрос, торговцы развили активную деятельность по установлению и развитию торговых отношений со всеми окрестными островами и странами. Добрались даже до Манилы на Филиппинах, где впервые с нами расплатились добротными испанскими золотыми дублонами. Жаль, потребности губернатора Филиппин в оружии оказались небольшими, хватило всего на два десятка ружей, а пушки мы никому из европейцев не продавали. Ничего, с каждым новым торговым плаваньем мы расширяли свой кругозор, составляя реальную карту Юго-Восточной Азии и всех островов.
Тогда же на остров перебрались казаки Ерофея Подковы. Не все, конечно, около полутора сотен человек, остальные отправились домой, на Яик. Нам такие бойцы пришлись весьма кстати, хоть они и не подчинялись мне напрямую. Поселились казаки отдельно, в полусотне вёрст к северу от Невмянска. А предложение моё им пришлось весьма по вкусу. Мы с Иваном передавали казакам в аренду три парусника с пятью пушками каждый. На этих судах Подкова поднимал флаг РДК и устраивал свободную охоту на англичан к западу от Сингапура. Взятые призы договорились делить пополам, а боеприпасы продавать казакам по себестоимости. Азарт большой добычи привёл к тому, что новые партнёры отправились в море на всех трёх кораблях сразу, оставив на берегу всего десяток человек, присматривавших за аборигенами на постройке изб.
Точно 15 июня 1783 года флотилия беловодских кораблей из двадцати вымпелов отправилась захватывать Сингапур. Однако, коварный Невмянов был бы сам не свой, если бы не совместил сразу три войсковых операции. По пути в Сингапур вся флотилия зашла в Кампот, где два судна остались, а один батальон сошёл на берег. Мы решили выполнить своё обещание, данное мной год назад Нгуену, и, захватить Кампот. Кроме того, в конце мая удалось, наконец, согласовать с посольством Сиама условия разгрома кхмерского короля, того самого, что воевал против ставленника Сиама. За эту операцию сиамцы обещали неплохие призы, часть дохода с юга Камбоджи, беспошлинную торговлю РДК на всей территории Камбоджи и Сиама, как обычно, землю под строительство военно-торговой базы в Кампоте.
Высадив один батальон в Камбодже, остальная армия вторжения спустя несколько дней уже стояла у входа в гавань Сингапура. На этой раз никаких ультиматумов в предупреждений Иван не предлагал. Эскадра с хода вошла в гавань, бомбардируя береговые батареи и немногочисленные суда, попытавшиеся открыть орудийные порты. Берберы молниеносно десантировались на причал и в течение получаса захватили все суда в порту. К этому времени высадился основной десант, миномётчики установили свои миномёты и открыли беспокоящий огонь по административным зданиям и казармам. Под хлопки миномётных выстрелов и прошёл захват Сингапура. Не обошлось без накладок, необоснованных потерь среди новобранцев. Хотя, в целом, Палыч остался доволен операцией. Двенадцать захваченных судов, принадлежавших французам, голландцам, испанцам и португальцам, освободили с извинениями. А флот РДК пополнился семью трофейными британскими кораблями довольно большого водоизмещения.
Через три дня, назначив нового коменданта Сингапура, с гарнизоном в две роты аннамцев и роту кхмеров, установив три батареи гаубиц для обороны города и порта, эскадра отправилась в Пинанг. Он ещё не принадлежал официально британской Ост-Индской кампании, потому обошлось без кровопролития. Невмянов просто отправился к коменданту порта, затем к градоначальнику и довёл до их сведения, что порт переходит под власть Русской Дальневосточной кампании. Тем временем его офицеры при содействии стрелков разоружили немногочисленны гарнизон. А Палыч, на следующий день выдворил из города все британских подданных, дав два часа на сборы. Оставленное имущество перешло в собственность РДК.
Сам же Палыч задержался в Пинанге на месяц, приняв участие в небольшой местной войне, захватив княжество Кедах, на границе с Сиамом. Основательно пощипав княжество, Иван посадил на княжение племянника безвременно усопшего князя, подкрепив его верность ротой кхмеров. Те исполняли роль дворцовой гвардии, а советником князя остался выходец из Прикамья, Лука Стрелков. Парень хваткий, толковый, себя в обиду не даст, тем более, при наличии длинноволнового передатчика. Новый князь Кедаха подписал вассальный договор с РДК, на аналогичных с Кореей условиях. То есть, беспошлинная торговля для русских, все европейцы вон из страны, военный союз с РДК и закупки оружия, для организации своей дееспособной армии под руководством русских советников. Благо, княжество оказалось вполне платежеспособным, британцы и Сиам не успели его ограбить. Хватало драгоценностей, слоновой кости и прочей дорогостоящей экзотики.
Убедившись, что всё в порядке, Невмянов на двадцати пяти уже судах, гружёных трофеями под завязку, направился домой. По пути навестив Сингапур, где прихватил ещё четыре нагруженных судна. В конце августа он добрался всей эскадрой до Кампота, где выслушал доклад командира батальона о подробностях боевых действий.
Итак, высадка батальона аннамцев-новобранцев в Кампоте, и последующий захват города прошёл без эксцессов, мирным путём. Не зря год назад барон Быстров провёл предварительную работу с градоначальником, фактически подкупил его. Укрепившись в порту и городе, стрелки приступили к захвату прилегающих селений и городков. Сопротивления первые два месяца им никто не оказывал, пока территория, подвластная марионеточному королю южной Камбоджи, не съёжилась до размеров небольшого заповедника в горах. Самое главное, мы перехватили все налоговые поступления из южных провинций Камбоджи, оставив аннамского ставленника без средств.
Несмотря на многолетнюю гражданскую войну, чиновничий аппарат Камбоджи работал без перебоев. Налоги и подати собирались вовремя, благодаря забитому населению. Но, с лета 1783 года все сборы с юга страны шли в Кампот, ставший нашим опорным пунктом. Там, собранные средства распределялись на финансирование чиновничьего аппарата и другие нужды, но, треть доходов отправлялась в Беловодье. По меркам России начала двадцать первого века, где в Москву из Прикамья уходили 90% собранных налогов, а возвращались в различных дотациях не больше 20%, очень божеское распределение. Тем более, что затраты на содержание армии в южной Камбодже, после нашей оккупации, снизились на два порядка. Небольшие суммы выделялись для скромных городских гарнизонов, и всё. Никаких военных налогов, экстренных сборов и мобилизации. Так, что, простые крестьяне, ремесленники и торговцы, заметили разницу довольно быстро. С нашей стороны, был грех, не создать пробеловодские настроения в стране. С помощью переводчиков, мы печатали в невмянской типографии агитки на кхмерском языке и распространяли их по селениям. Не считая примитивного подкупа наиболее влиятельных торговцев и чиновников в захваченных городах. Так, месяц за месяцем, большая часть собираемых денег с юга Камбоджи потекла в нашу сторону, лишив короля Анг Нона средств на продолжение войны.
Учитывая, что его союзники были заняты войной с армией Нгуена Хэ, надеяться Анг Нону было не на кого. От большого ума, или, от безвыходного положения, неприкаянный король Камбоджи решил дать бой беловодским стрелкам. Видимо, разведчики сообщили численность наших отрядов, потому, как кхмеры выставили армию в двенадцать тысяч солдат, с девятью боевыми слонами. И, судя по всему, не сомневались в победе, раз король решился выступить во главе своей армии. Совершенно анекдотичная ситуация, — аннамский ставленник, кхмерский король, выступил против аннамских же стрелков, находящихся на службе Беловодья. Вот, как рассказывал о сражении командир батальона, кореец Чон Чиван.
— Оставив в Кампоте четвёртую роту гарнизоном, полсотни стрелков больных и раненых, основные силы батальона в количестве двухсот пятидесяти стрелков и двенадцати миномётных расчётов, пять дней двигались в сторону аннамской границы. Там, в горах, нашёл себе пристанище один из двух кхмерских королей. Выдвинутая на десять километров разведка обнаружила довольно большую поляну, на северном краю которой сосредоточилось кхмерская армия. — В этом месте Чиван, как настоящий офицер, выходец из семьи потомственных чунъинов*, начинал схематично набрасывать карту местности, объясняя подробности. — Место очень удобное для обороны, слева пропасть, справа крутой склон, поросший колючим кустарником, лучше любой колючей проволоки. Главное, почва каменистая, окопы не вырыть, так, ямки до колена получаются. Если не знать о миномётах и ружьях, лучшей позиции для обороны не выбрать. Мы к тому времени вымотались, гоняли королевские войска по Камбодже два месяца. Поэтому, все обрадовались, наконец, представится возможность разбить главные силы врага.
— Помню, с начальником штаба батальона, мы, сперва, отправили взвод лучших пластунов в обход по горам, чтобы те не дали сбежать королю. Только потом принялись считать силы противника и планировать операцию. Радовало отсутствие конницы, но, со слонами мы до тех пор не сталкивались. К счастью, среди бойцов нашлись двое, работавших со слонами. Они объяснили, что самое главное, напугать животных, чтобы те бросились не в нашу сторону, а в любую другую. Учитывая, что слонов кхмеры поставили на своём левом фланге, у крутого склона, бежать те могли только в двух направлениях, назад или к пропасти, по солдатам короля. На всякий случай, мы срубили несколько деревьев и устроили завал, за которым расположились миномётчики. Они и выиграли бой.
— Первые три залпа, миномёты дали с недолётом, постепенно приближая попадания к слонам. Животные сначала не понимали, в чём дело, пока осколки мин не попали им в тело, в первую очередь в голову и грудь. Видимо, умные слоны смогли соединить боль от осколков и взрывы снарядов перед ними, потому, что побежали назад, не слушая своих погонщиков. По пути слоны растоптали часть обоза, подняли панику в задних рядах пехотинцев. Миномётчики тут же перенесли огонь на выстроенную армию кхмеров. Тех бегство слонов до начала сражения деморализовало, народ дикий и суеверный, — Чон гордился тремя поколениями своих предков, служивших офицерами корейской армии, заслуженно считал себя выше неграмотных кхмеров, служивших в армии короля. Более того, майор Чиван не только грамотно писал по-русски, последние годы прославился среди офицеров стихами и эпиграммами, на русском, что характерно, языке. — Так вот, хватило восьми залпов миномётной батареи, чтобы противник полностью утратил боеспособность и обратился в паническое бегство. Мы готовились к длительной перестрелке, а пришлось бежать за отступающим врагом. Учитывая нашу малочисленность, пленных взяли мало, исключительно командиров и офицеров, но взводу пластунов удалось захватить в плен самого короля. Этим сражением и закончилась наша операция по захвату южной Камбоджи. После этого батальон ведёт скучную гарнизонную жизнь.
К осени 1783 года в Беловодье стали поступать доходы из нашей "полуколонии", как назвал южную Камбоджу Палыч. Деньги поступал гигантские, до миллиона рублей в квартал, перекрывая годовой бюджет княжества в несколько раз. Если из прибрежных городов и деревень небольшой Камбоджи мы столько получали, сколько же миллионов выкачивала из Азии Британская Ост-Индская кампания? Впрочем, едва мы выполнили соглашение с Сиамом, как наши партнёры тут же стали его нарушать. По договору, они отдавали нам всё побережье страны на пять лет, так сказать, "в эксплуатацию" и разрешали беспошлинную торговлю русским в Сиаме. Но, не успели мы взять короля в плен, как северяне потребовали вывести войска из Кампота и передать власть "истинному королю Камбоджи". А с немногочисленных русских торговцев по-прежнему брали пошлину, невзирая на их жалобы. Пока до открытых столкновений между нами дело не доходило, но, всё к тому шло.
— Андрей, помнишь, зицпредседателя Фунта, из "Золотого телёнка", Ильфа и Петрова? — поинтересовался у меня Иван, когда мы очередной раз упомянули в разговоре южную Камбоджу. Отдавать лакомый кусок не хотелось, втягиваться в длительную войну с Сиамом и севером Камбоджи, тоже. — Зачем нам воевать самим? Посадим на юге своего ставленника, оставим взвод советников, продадим пару тысяч ружей, пусть кхмеры сами разбираются внутри себя. Перед этим подпишем договоры о безвозмездных поставках в Беловодье риса, беспошлинной торговле и плате за "военную помощь".
— Ты, что, пленного короля предлагаешь вернуть на трон?
— Конечно, Анг Нон мужик адекватный, я с ним много разговаривал. Ради трона отца родного зарежет. Тем более, возможности русского оружия представляет в полной мере. Единственный из правителей нынешней Азии, кроме Нгуена Хэ, способный понять, что небольшой отряд с миномётами страшнее десяти тысяч пехотинцев. И, не трус, кстати, не побоялся выйти против нас, до последнего пытался остановить панику в своей армии.
— Так он нас предаст, при первой возможности. Нужно к нему комиссара приставить, тьфу, советника.
— Правильно, у меня и кандидатура есть, отец Николай. Он с Гермогеном второй год общего языка найти не может. Того и гляди, новый раскол объявит. В Камбодже ему самое место, пусть миссионерствует, как бог на душу положит. Хозяйственник он практичный, за беловодскими интересами присмотрит. Ему бы ещё рацию, тогда совсем удачно выйдет.
— Да, рации у нас скоро все сдохнут, а новые не лучше, всё радиодело пробуксовывает. Ладно, с этим попробую разобраться, — я сделал на ежедневнике пометку, — ты уже говорил с Николаем, как я понимаю?
— Да, намекал, он, в принципе, не возражает. Тесно ему на одном острове с Гермогеном, а в Калифорнию или Австралию его отпускать страшно, точно раскол выйдет. В Камбодже он будет вынужден за нас держаться, ну, что?
— Хорошо, приводи обоих ко мне завтра, обговорим условия, договоры я подготовлю. Подпишем и приступим. Только батальон стрелков придётся выводить постепенно, по роте в месяц, к новому году закончим, не раньше.
Через две недели на юге Камбоджи возникло марионеточное правительство кхмерского короля Анг Нона под нашим патронажем. Денежный поток в Беловодье из Кампота немного снизился, но, ненадолго. Беловодские военные советники не даром хлеб ели, обучение королевских отрядов проходило, как говорят художники, "на пленэре", проще говоря, на практике. Уже к весне 1784 года большая часть севера страны была в руках южан, а просиамский король Прах Утей бежал в Сиам. Соответственно, наша доля поступлений из Камбоджи неплохо выросла, достигнув восьми миллионов рублей серебром в год. Но, это я забегаю немного вперёд. Пока, летом и осенью 1783 года мы спешили вооружиться, чтобы встретить неминуемый конфликт с британской Ост-Индской кампанией и её боевыми отрядами, достойно. Благо, недостатка в ресурсах и средствах мастера не испытывали, рабочих рук хватало в избытке.
Защиту Невмянска усилили двумя батареями сто миллиметровых гаубиц, с противооткатными устройствами. В остальных городах дополнили оборону батареей пятидесяти миллиметровых пушек. Верфи спустили на воду три парохода водоизмещением в триста тонн, вооружённые четырьмя гаубицами каждый, с двумя паровыми машинами, разгонявшими пароходы до скорости двадцать пять километров в час. Летом новые суда патрулировали побережье острова, нарабатывая слаженность действий команды. Остальные пароходы и катера, по очереди проходили капитальный ремонт машин, с небольшой модернизацией и увеличением мощности. Три трофейных корабля переоборудовали, установили на них небольшую паровую машину с одним винтом, для применения в экстренных ситуациях, вроде сражения или полного штиля. На каждом борту разместили по десятку гаубиц, с примитивными противооткатными устройствами на пружинах, но, с дальностью стрельбы до трёх километров. Теперь эти монстры обживала команда, и наш самый опытный капитан, Александр Дегтерев, грамотно отбивший нападение на свой пароход в порту Кампот год назад, организовывал морскую оборону острова.
К осени 1783 года Иван решил, что остров укреплён вполне достаточно, дальнейшее вооружение станет бесполезной тратой средств. Мы оба знали, что крупномасштабных военных действий в Юго-Восточной Азии лет сто не будет, и, закапывать деньги в оборонительные сооружения не собирались. Тем более, что общая численность стрелков на острове составила три батальона, плюс десять миномётных и семь артиллерийских батарей. В общей сложности, больше двух тысяч бойцов, при суммарном городском населении во всех четырёх городах меньше ста тысяч человек. Не будь у нас "нетрудовых доходов" из Камбоджи, Кедаха, Цейлона, контрибуции Китая, прокормить такую армию одни мастера не смогли бы. Из Калифорнии и Австралии приходили спокойные радиограммы, в Тасле и Висле начали строить верфи, островному государству кораблей понадобится огромное количество. Палыч продал в кредит первый китобойный пароход наиболее лояльному вождю прибрежного рода айнов. К осени наступило некоторое затишье, и, тут же, навалились старые кадровые проблемы. Самым главным вопросом оставалось обучение, воспитание грамотных инженеров, педагогов, моряков.
В октябре 1783 года удалось окончательно определиться с нашими учебными заведениями. В Невмянске второй год работала начальная школа, занимавшаяся обучением русскому языку, письму и счёту. Первый вал чиновников и предприимчивых аборигенов, понявших необходимость изучения русской письменности, прошёл, освободившиеся учителя смогли заняться, как во Владивостоке, полным классическим обучением. Днём они учили русских подростков письму, географии, языкам, арифметике, этикету. По вечерам три часа учителя ускоренным темпом обучали взрослых, в основном переселенцев из России, тем же самым предметам. Тем из учителей, кто пытался жаловаться на большую нагрузку, я с чистой совестью предъявлял договор, не ограничивавший рабочий день учителя, но, освобождавший меня от любых обязательств в случае неисполнения обязанностей педагогом. После нескольких недель учителя свыклись с необычным графиком работы, а мы с Палычем стали понемногу направлять к ним наших нерусских подданных, для получения начального образования. С Нового Года в дневной школе появились два класса айнов, из числа детей вождей и шаманов, уже освоивших разговорный язык.
Школа напоминала сборную солянку, где за одной партой сидели дети от семи до четырнадцати лет. Мама рассказывала мне, что после войны так учились в советских школах, куда в 1944 году особым распоряжением правительства заставили привести всех детей, не учившихся в самые тяжёлые годы войны. Тогда тоже сидели за партами по трое, не было бумаги и учебников, дети отличались по возрасту, на три-пять лет, многие плохо говорили по-русски. Типичная невмянская школа. Учитывая, что мой Васька напросился учиться со всеми, куратором школьного обучения в Беловодье стала Ирина. Мало того, что она следила за хозяйством, за поставкой бумаги и дров, чернил и школьных досок, мела и бесплатных завтраков. В редкие свободные от хозяйственных забот часы жена вела занятия по математике и природоведению. К ней с азартом примкнула Марфа Невмянова, полностью избавив нас с Палычем от вопросов обучения подростков.
Мы с Иваном все вечера проводили в первом беловодском институте, в небольшой группе толковых парней и девушек, уже имевших начальное образование и опыт работы в наших мастерских. Этот институт, пользуясь закрытостью острова, мы решили делать по программам двадцатого века, обучать специалистов под себя, для прогрессорского скачка в технике. Поручить их обучение было некому, только мы могли вырастить себе будущих сталеваров и радиоэлектроников, механиков и гидравликов, химиков и артиллеристов, достаточно высокой квалификации. Эти семь месяцев первого учебного года стали для меня истинным мучением. Чтобы прочитать лекцию или семинар, нам приходилось готовиться весь день. Легко сказать, да трудно сделать, учитывая, что институты мы оба закончили двадцать лет назад, никаких справочников под рукой нет, и размерность ещё не существует. Доходило до того, что мы большинство лекций готовили вдвоём, как Ильф и Петров, да консультировались с Кожевниковым по радио. То, что не помнил один из нас, по частям добавлял второй, или передавал третий. Потом и Никита подключился к нашим потугам, стало выходить более-менее связно. Всё приходилось записывать в конспекты, которые позднее мы превратили в печатный курс лекций. Лекции вышли очень неровные, разбросанные, нелогичные, с отсутствием привязки к современной науке 18 века.
Многие данные больше напоминали популярное изложение, при отсутствии математических расчётов, и противоречили новейшим научным воззрениям конца восемнадцатого века. Взять хотя бы астрономию, оказывается, до сих пор действовало указание Французской академии, что камни не могут падать с неба, поскольку небесная твердь отсутствует. Им там негде взяться, среди мирового эфира. В то же время, часть из школьных законов физики уже были открыты, но, не названы именами. Хотя бы тот же закон Ломоносова-Лавуазье, или Гей-Люссака. Путаница возникла с терминологией, с обозначениями в формулах. Нам приходилось изобретать собственные названия размерности, взамен тех же Герц, Фарад и прочее. С характером Палыча, названия выходили довольно спорные, вроде "дрыга", вместо герца, и "калиты" вместо фарады. Он и без того остёр на язык и меткие замечания, а в физике развернулся по полной программе. Мы спешили, выдавливая из памяти всё, что могли, пусть нелогично, но, по-максимуму. Потом наши ученики сами разберутся и расставят всё по местам, как в таблице Менделеева.
Новый Год мы третий раз встречали, как в детстве, наплевав на все условности российской действительности. Нарядились Дедами Морозами в красных тулупах с накладными бородами, своих жён одели Снегурочками, и двое суток подряд поздравляли всех с праздником. В городе залили каток с большой елью в центре, украшенной игрушками и гирляндами, электрическими разноцветными гирляндами! Всю рождественскую неделю ёлка притягивала к себе любопытных горожан, детей и взрослых. Гирлянды не просто светились разноцветными лампами, они весело перемигивались, создавая ощущение сказки для всех. По вечерам каток освещался довольно неплохими прожекторами, если погода позволяла, играл духовой оркестр. Возвращаясь домой после занятий, мы нередко проходили мимо катка, где почти всегда нас ждали жёны с детьми. Хоть на полчаса, надевали коньки, чтобы прокатиться по льду, освещённому цветными отблесками ёлочной гирлянды. Звуки вальсов, ещё год назад заученных музыкантами с наших фальшивых напевов, далеко разносились над ночным побережьем гавани, навевая, почему-то мысли о сороковых и пятидесятых годах двадцатого века. Нас тогда и в помине не было, а, поди ты, именно то время приходило на память, и всё тут.
Ближе к весне 1784 года теоретические занятия, наводившие дрожь на нас самих, стали перемежать с лабораторными работами, с курсовыми работами. Но, не отвлечённым повторением школьных опытов, а практическими разработками в области химии, прикладной механики, гидравлики и электрики. Петя Суслов, наш гений радио, смог рассчитать и создать первую антенну с ферритовым сердечником, избавив радистов от необходимости развешивать сети антенн. Он же с друзьями к весне поставил на поток производство простеньких и надёжных ламп-триодов, с чёткими характеристиками. Своими самоделками он неплохо модернизировал беловодскую радиоаппаратуру, теперь связь с Петербургом, Таракановкой и колониями в Камбодже, Цейлоне, Калифорнии, княжестве Кедах, стала довольно стабильной. Килин Ерофей, превратившийся в толстого внушительного мужчину, внешностью напоминавшего классического купца из комедий Островского, разработал оригинальную схему водяной турбины, совмещённой с электрогенератором. После испытаний у нас появились реальные шансы электрификации, как минимум, Невмянска, затем "всей страны", как говаривал классик. Правда, без участия советской власти, так, что коммунизма не построим*.
Группа механиков под руководством любознательного Сормова, который, несмотря на свой статус главного инженера, не стеснялся заниматься с нами по вечерам в институте, создали почти ювелирной точности токарный станок, способный преодолеть рубеж десятых долей миллиметра. Чтобы это измерить, они даже микрометр собрали, правильнее будет сказать, соткометр, способный измерить диаметр изделий с точностью до пяти сотых миллиметра. Все беловодские инженеры и мастера давно перешли на метрическую систему, ещё на материке. На базе этого студенческого станка мы организовали выпуск прецезионных подшипников для гидротурбин и электрогенераторов. Интересно, что кхмерка Пата Миала, после приезда на остров моментально определилась, и, не отходила от Николая Сормова. Девушка оказалась талантливым механиком, вдобавок, симпатичной, с добрым характером. Судя по поведению холостяка Сормова, всё шло к свадьбе. Как вы хотели, темы для студенческих работ мы с Палычем не наобум распределяли. Последним успехом той весны стала электрическая лампа, способная выдержать по расчётам две тысячи часов работы. На деле эти лампы горели больше двух тысяч часов, они стали первым шагом массовой электрификации острова и всего русского Дальнего Востока.
При выходе на летние каникулы, половина студентов занялась организацией собственных мастерских по реализации своих изобретений, полученных при лабораторных работах. Чтобы закрепить права ребят, пришлось организовать патентное бюро, да поломать голову, как изобретателям направить заявки на патенты в Лондон, Париж, Антверпен и Петербург. Электрическое освещение стало вторым гражданским проектом, приносящим доход в казну баронства. Хоть я и покупал турбины с генераторами у своих студентов, плотина и гидроэлектростанция были моей собственностью, их строили пленные: кхмеры, маньчжуры и англичане, при посильной помощи японских "специалистов". Потом, городская (читай — моя) кампания ставила столбы на улицах и тянула медные провода к потребителям. Соответственно, за потреблённую энергию, платили каждый месяц в эту городскую кампанию. Лампы тоже производила моя кампания, патент у ребят я выкупил, довольно дорого.
Оказалось, очень многие жители города желают иметь яркое электрическое освещение в доме и фонарь у крыльца. После новогодней иллюминации, электрическое освещение стало своеобразной демонстрацией высокого статуса владельца дома. В апреле 1784 года начали поступать первые доходы от продажи лампочек, плата за потреблённое электричество. Гораздо раньше мы организовали городскую проводную радиостанцию, работающую два часа утром и четыре вечером. Ребята быстро освоились и через полгода наши радиопередачи не принципиально отличались от таких же провинциальных радиоточек конца двадцатого века. Новости, объявления, поздравления с праздниками, несколько раз в день живая музыка и часы духовного воспитания, выступления отца Гермогена. Иногда беседы с руководителями заводов и чиновниками, наши с Палычем речи, советы садоводам и прочая, прочая, прочая.
В апреле же 1784 года в Петербург отправилась очередная флотилия, уже из двенадцати судов, пока только парусных, зато общим водоизмещением девять тысяч тонн, с подарками для императрицы. На этот раз мы перещеголяли себя, отсутствие золотого песка с лихвой компенсировали самоцветы, жемчуг, пряности, шелка и слоновая кость, китайские, кхмерские, аннамские и японские сувениры, традиционные бансы. Там же, часть для императрицы, часть для продажи, плыли сто тонн тростникового сахара. Чтобы уменьшить затраты сахарного производства, Невмянов организовал первый сахарный завод в Кампоте, куда свозили сахарный тростник Камбоджи. Нет, на острове Белом сахарный завод остался, так сказать, для внутреннего потребления. Но, в Кампоте сахар выходил вдвое дешевле. Уверен, Екатерина останется довольна нашими подарками. Тем более, что к ним я приложил миллион рублей звонкой монетой, часть контрибуции Китая.
На обратном пути флотилия должна была доставить из Петербурга аж шесть тысяч переселенцев, завербованных нашей конторой. А за год во Владивосток и Беловодье прибыло уже двенадцать тысяч русских, многие расселялись на опустевших равнинах Маньчжурии. На острове Белом, пятидесятикилометровая полоса отчуждения вокруг Невмянска, ещё три года назад пустовавшая, уже заполнялась фермерами. Ещё год-другой, и свободной земли на острове не останется, пора осваивать Австралию и заселять Калифорнию.
Туда, кстати, и в Австралию, и в Калифорнию, мы тоже отправили подкрепление. До тысячи русских переселенцев уплыли в обе колонии, по две батареи гаубиц, полсотни карабинов, миномёты и огромное количество боеприпасов. Пока оба поселения не приносили никаких доходов, но, тут я не жалел никаких средств, это работа на очень важную перспективу. Основной задачей новоотправленных переселенцев в Калифорнии было освоение территории, движение на восток, до границы Скалистых гор и прерии. Там, в самых удобных проходах через горы, командирам подразделений вменялось в обязанность ставить остроги, прикрывая горы от проникновения с востока. Независимо, будут то индейцы или переселенцы-американцы, никого не пропускать в Калифорнию. На следующий год, когда все проходы будут перекрыты, направим мастеровых и старателей для поиска золота, серебра, меди, и разработки ископаемых.
В Австралии переселенцам ставилась иная задача, селиться компактно, организуя оборону против высадки морского десанта. То есть, устраивать поселения или наблюдательные посты в немногочисленных удобных для высадки бухтах юго-востока материка. Благо, Большой Барьерный риф прикрывал от кораблей всё восточное побережье. Наряду с контролем побережья, австралийцам вменялось оборудовать хотя бы временные жилища для будущих переселенцев. Туда же относилась разведка удобных для заселения мест, заготовка продуктов, умиротворение аборигенов, желательно мирным путём. Разведку полезных ископаемых мы там планировали года через два, когда обживутся переселенцы, наладят производство продуктов, выстроят дома. Основная задача австралийского десанта была обозначить русское присутствие, не допустить высадки голландцев и англичан. Потому, в Австралию уже перебазировались три парохода, вооружённых гаубицами, для достойного патрулирования побережья.
В Капстаде наши агенты, голландские родственники Ван Дамме, понемногу прикупали землю в устье реки Оранжевой. На купленных участках селились русские крестьяне, а в самом устье даже поставили небольшой острог, на полуроту солдат, с батареей миномётов и пушек. Якобы для защиты фермеров от аборигенов, пока в это верили. От устья, наши поисковые команды двигались на север вдоль побережья, к Берегу Скелетов. Там, на границе пустыни, где это возможно, офицеры получили задание разбить новый острог, который обживать, занимаясь разведкой окрестностей. В самом Капстаде конфликтов с британцами пока не было, собственно, и русских там тоже почти не было. Сами переселенцы там лишь выгружались и сразу отправлялись на север, в одно из окрестных поместий. Порт же служил лишь перевалочной базой для выгрузки переселенцев и погрузки товаров на корабли, отправлявшиеся в Европу. Или выгрузки товаров и погрузки переселенцев на корабли из Беловодья.
Но это были наши тайные заделы на будущее, о которых знали лишь двое. Остальным командирам и заводчикам было известно лишь то, что в Калифорнии и Австралии огромные запасы золота, серебра и меди, потому за эти земли надо держаться изо всех сил, для блага России и Беловодья. С флотилией даров в Петербург отплывали все офицеры-наблюдатели, которые интересно провели полтора года, участвовали в войне с Китаем, в десантах в Камбоджу, в Сингапур, в Пинанг. Они не только поняли нашу тактику ведения боя и военной кампании в целом, но и убедились в богатстве Юго-Восточной Азии. Уж они-то уговорят светлейшего князя Потёмкина-Таврического в необходимости поддержки действий РДК, как минимум. И в перевооружении армии на скорострельные орудия, как максимум. Никита к этому готов, его мастера уже освоили производство пятидесяти миллиметровых орудий и снарядов к ним.
Тем временем, Романов, председатель правления РДК, толково распоряжался своими возможностями. Обороты кампании, как и доходы, ежегодно удваивались и утраивались. По отчётам за 1783 год РДК заработала чистой прибыли двенадцать миллионов рублей, когда Никита по нашей просьбе напечатал выдержки из отчёта в столичных газетах, начался настоящий бум. Даже не бум, а золотая лихорадка, направленная на Восток. Эта лихорадка умело поддерживалась представителями РДК и регулярными поставками азиатских товаров, по неизменно низким, чем в Европе, ценам. Мы понимали опасность популярности РДК для себя лично, монархи не любят людей независимых и богатых. Но, старались успеть, как можно сильнее раскрутить РДК среди обывателей, чтобы о кампании знали все жители городов, как минимум. Чтобы все амбициозные русские люди, все авантюристы, все любители лёгкой наживы, стремились на Дальний Восток. Да, из них редко получаются хорошие работники, они плохие исполнители. Но, часть из них, разбогатев, вернутся на родину, что станет ещё большим стимулом для молодёжи.
Тогда, будущие декабристы пойдут не на Сенатскую площадь, а отправятся в Калифорнию, Австралию, в Капстад, в конце-концов. Выброс нестабильной части населения пойдёт России на пользу, а в колониях сложится русскоязычная среда. Именно то, чего мы и добиваемся, вытесняя англичан из их будущих колоний. Не только лишить Европу большей части нетрудового дохода, не подкреплённого производством. Но и создать на Тихом океане русские анклавы, богатые и далёкие от европейских потрясений, где наука и технологии смогут развиваться без оглядки на государственную и церковную цензуру. Ещё мы попытаемся развить Юго-Восточную Азию в техническом и военном отношении опережающими темпами, чтобы любая попытка колонизации наталкивалась на сокрушительный отпор. Кстати, о сокрушительном отпоре.
Только за 1783 год мы продали Китаю оружия на десять миллионов рублей, Корее на полтора миллиона рублей, Аннаму на три миллиона, жаль, что взяли полуфабрикатами в виде свинца, олова, меди и прочего. Поставки оружия в Камбоджу, Японию и султанаты южного побережья полуострова Малакки и острова Суматры на общую сумму три миллиона рублей можно не считать. Кроме того, нам удалось втянуть в оборонительный союз, кроме Аннама и Кореи, Камбоджу и султанат Кедах, благо в двух последних странах правили подотчётные нам монархи. Соответственно, в Берёзовку прибыли для обучения представители всех стран-союзников. От двадцати до полутора сотен офицеров пехоты и артиллерии от каждой страны, все будут жить и учиться полтора года на русском Дальнем Востоке. После этого, Невмянов планирует регулярные морские и сухопутные манёвры по отражению внешней агрессии.
Кроме оружия, соседи за последние годы неплохо развились технически. Железнодорожная линия дошла от Владивостока до Пусана на юге Кореи. Другая ветка, начатая во время последнего китайского конфликта, дошла в 1784 году до южной оконечности Ляодунского полуострова, где обнаружились огромные залежи марганцевых руд. В двух удобных бухтах Невмянов заложил сразу два порта, назвав их Дальний и Порт-Артур, хотя мы не были уверены в их географическом совпадении с прототипами, но не смогли удержаться от намёка, понятного в этом мире лишь четверым. Зато не сомневались, что сценарий русско-японской войны в этом мире не повторится. Ибо Россия нашими трудами получила прямой выход на трёхсоткилометровый участок побережья Жёлтого моря. И, как следствие, сразу два незамерзающих порта — Дальний и Порт-Артур. Нет, даже три, сюда можно добавить военно-морскую базу в Пусане.
С нашей подачи, среди торговцев Аннама, Китая, Японии, Камбоджи и Малаккских султанатов запустили слухи о возможности беспошлинной торговли с Россией, Беловодьем и Кореей. Но, для этого все заинтересованные должны заключить полноценный торговый и оборонительный союз. Главными условиями союза, как нетрудно догадаться, становилась дальнейшая торгово-экономическая интеграция сторон. В первую очередь, обязательное введение патентного права, и, поистине драконовские мер против европейского контрафакта, включая огромные пошлины на все европейские и штатовские товары. Хотя таких товаров толком и не было, мы стремились обозначить жёсткие рамки на будущее. Тем более, что как раз оформляли патенты на все перспективные разработки, благо, представляли пути развития техники и технологии. Соответственно, пытались прикрыть патентами все направления, от оружия до электроники, от бансов до воздухоплаванья. Всё, что невозможно спрятать от контроля, что будет лишним поводом для нашей конфронтации с европейскими колонизаторами и торговцами. Учитывая разветвлённый и обширный чиновничий аппарат стран Юго-Восточной Азии, принятие подобных законов, подкреплённых мощными вооружёнными силами, полностью закроет европейцам рынки богатейших стран Востока.
В России, за последние годы здорово изменилась психология торговцев и промышленников, в первую очередь, молодёжи. Огромный приток новых товаров шёл в провинцию сразу с двух сторон, по привычному пути из столицы, и, мелкими, но, растущими караванами, по суше из Сибири. Рассказы торговцев, образцы невиданных товаров, манили романтикой дальних странствий, невиданной прибыли, быстрого богатства. Тем более, что вербовщики РДК постоянно нуждались в грамотных приказчиках и опытных заводчиках. Дети и младшие братья купцов и заводчиков, вынужденные ранее до седины находиться на подхвате, в младших компаньонах и бесправных помощниках, получили огромные возможности. Многие вербовались на Дальний Восток, и, не только специалисты. Наши наёмные конторы брали всех, было бы желание и маломальская грамотность.
На огромные территории Маньчжурии, отошедшей к России по Пекинскому договору, устремились башкиры, почти десятилетие завидовавшие родам, ушедшим с нами. Староверы и беглые крестьяне, давно протоптавшие тропу на Дальний Восток, с каждым годом смелее переселялись к нам. А после официального присоединения Маньчжурии в их число попали провинциальные мещане, дворяне-однодворцы, включая девиц-бесприданниц. Те, зачастую вместе с родителями, заслышав о нехватке русских жён на Дальнем Востоке, оказывались едва ли не самыми упорными переселенцами. Своеобразная "золотая лихорадка" привела к тому, что казахи и оренбургские казаки, подрабатывавшие проводкой караванов до Иркутска, навели строжайший порядок на всё пути караванов. Разбойников вычищали мгновенно, не ожидая реакции властей. Дорога от Приуралья до Иркутска обросла постоялыми дворами, деревнями и станицами. А, от Белого Камня к Иркутску с юго-востока, который год китайцы упорно строили дорогу через горы, с помощью взрывчатки прокладывали широкий удобный путь для караванов, с перспективой пуска железной дороги.
Одним словом, лёд тронулся, господа присяжные заседатели!
Глава пятнадцатая.
Только мы обрадовались, что на острове всё спокойно, айны ничего не затевают, переселенцы исправно ходят в школу, пришёл ко мне отец Гермоген с ультиматумом.
— Инородцев я терпел, русских людей обращал в истинную веру, сколько мог, но, немцы твои, прости господи, выведут из себя кого угодно! — такой грозной отповедью начал наш патриарх разговор.
— В чём дело, батюшка? — я не ожидал такой бурной реакции на несколько десятков немцев и голландцев.
— Протестанты эти ломают всё, к чему я паству три года приучил. Пьют, курят, с непокрытой головой ходят, крестятся не по-нашему. И всё при твоей поддержке! Как, Андрей Викторович, мне людям в глаза смотреть! Как я инородцев наших буду к христианской жизни вести, коли, в центре города непотребство творится?
— Так, ты сам понимаешь, без притока свежих людей, мы не выживем. — Развёл я руками, не представляя, что отвечать на справедливые замечания Гермогена.
— Убирай немцев из города, мы же БЕЛОВОДЬЕ! Не место нехристям протестантским на благословенном острове, сам подумай!
Выпроводив батюшку, я позвонил Палычу, пригласил на обед, поговорить. Вот, интересная психология у Гермогена. Маньчжур, айнов, корейцев, аннамцев, кхмеров и прочих азиатов он не считает опасными для православия. Хотя их, в общей сложности, в десятки раз больше на острове, чем русских. А полсотни европейских протестантов напугали его сильнее, чем возможное нападение англичан?
— Он прав, — согласился с Гермогеном Иван, выслушав меня, — вспомни, с чего всё начиналось? Ещё там, в двадцать первом веке, у скалы? С того, что живём не по-человечески, пакостим на своей земле, нет в людях внутреннего стержня, веры нет! Здесь, в Беловодье, у нас уникальный шанс, создать монокультуру, на базе православия и русского общественного уклада. Попробуй, в Саудовской Аравии или в Эмиратах, в двадцать первом веке, пройдись европейская женщина с непокрытой головой и в шортах? Сам знаешь, далеко не уйдёт. И, весь мир терпит и молчит. Потому, как мусульмане смогли себя поставить, веками яростной борьбы доказали своё право распоряжаться в своей стране. Более того, они и на Европу протягивают свои требования, вспомни защитников мусульманской одежды во Франции?
— Причём тут мусульмане? — Я не мог понять, куда клонит Иван.
— Притом, что у мусульман, как и азиатов, сохранилась сильная патриархальность. Уважение и реальное послушание, а не европейские формальные лозунги любви старших. Европейская и русская цивилизации, как американская и подобные им, уже к концу двадцатого века потеряли свои корни. Во многом, из-за урбанизации, больших городов. Именно там произошло падение нравственности, разложение человеческих отношений. В миллионных городах люди ненавидят друг друга, убивают и оскорбляют, понимая свою безнаказанность. Кстати, азиаты и мусульмане, даже в больших городах селятся компактно, создавая свою общину во враждебной среде, свой маленький городок, где все друг друга знают. В деревне или небольшом городке, все знакомы, там очень трудно длительное время плевать на человеческие отношения. Нахамив, кому-либо на улице, ты через день-два обязательно встретишь этого человека, более того, он окажется твоим дальним родственником или другом твоих родных. Отец с матерью узнают о твоей грубости, и, если они нормальные люди, всыплют, как следует. Поэтому в небольших городках даже хулиганистая молодёжь, подрастая, становится мирными бюргерами.
— В принципе, так оно и есть, — согласился я, вспомнив хулиганов моего детства, ставших к тридцати годам порядочными семьянинами и работягами. — Но, к чему ты клонишь?
— Нужно принять законы Беловодья, в которых закрепить три важных постулата. — Иван поднял вверх указательный палец, глядя на меня, словно учитель на уроке. — Первое, объявить баронство Беловодье исключительно православным христианским островом, с полным запретом иноверцам покупать землю и недвижимость в баронстве, наследовать имущество и проводить открытые богослужения своих конфессий. Всем, беспрекословно, соблюдать требования православия, в поведении, одежде и прочем, независимо от статуса прибывшего на остров человека, посол он, или торговец. Второе, запретить на веки вечные, строительство городов в Беловодье, с населением более ста тысяч жителей, под предлогом, например, опасности землетрясений, ты же провидец, предскажи серию землетрясений в двадцатом и двадцать первом веках. Люди поверят, а церковники поддержат. Третье, объяви землю баронства, море, реки, леса и воздух, богатством, которое мы обязаны передать своим потомкам в чистом виде, неиспорченном отходами, не отравленном выбросами и так далее. Это те моменты, что будут коренным образом отличать законы Беловодья от многочисленных основных законов прочего мира.
— Тогда надо делать законы прямого действия, чтобы все нарушения были сразу исправлены, либо нарушители наказаны, без возможной волокиты. И, внести туда право на свободу, защиту имущества и чести, образование и так далее. — Я присмотрелся к довольному виду Палыча, наслаждавшегося крепким чаем, и продолжил, — договорились. Бери людей и пиши закон, в конце лета примем. Только я не понял, что с Гермогеном и немцами делать?
— Ерунда, давай введём практику высылки всех, кто не понравился Гермогену, в Австралию.
— Почему не в Калифорнию?
— В Калифорнии проходимцев, и без того, хватит. Там нужны люди надёжные, индейцев в православие обращать, с испанцами и американцами работать. В Австралии места много, пусть селятся общинами по интересам, лет через пятьдесят всё нивелируется, тогда и церковники наши мягче станут. Кстати, пришла радиограмма, через полчаса прибудет караван из Австралии, там тебе сюрприз везут.
— Что ж, ты молчал, сейчас выезжаем! — Я побежал одеваться, первый караван из Австралии вёз семена и саженцы эвкалипта, запас высушенных листьев этого растения, эвкалиптовое масло, нескольких кенгуру для невмянского зоопарка.
Спустя час, после предъявления сюрприза, моя радость не знала границ, караван привёз в Невмянск, кроме зоологических и ботанических диковин, пятьдесят тонн селитры, самого востребованного оружейной и химической промышленностью, ресурса. Только ради неё стоило затевать экспедицию на пятый континент. Теперь, при огромных объёмах дешёвой селитры, патроны и снаряды станут втрое дешевле, можно приступить к строительству настоящего, большого химического завода. Город передовых технологий стал реальностью, накопленные за два года деньги позволят выстроить его за полгода, а ресурсы Австралии открывали фантастические перспективы в химической промышленности. Всё, к Новому Году перебираюсь в закрытый городок в центре острова, решено.
Из Калифорнии шли сообщения грустные, Форт-Росс они не нашли*, посадили один корабль на рифы. Плюнули на поиски русских поселений, обосновались в двадцати километрах севернее испанцев, выстроили острог, завели дружеские отношения, примитивно подкупив соседей дешёвыми инструментами и товарами. Коменданта испанского гарнизона расположили к себе, подарив два десятка ружей с полусотней патронов каждое. Досаждавшие первое время индейцы, быстро поняли, кто сильнее, теперь начинают торговать с беловодцами. Фаддей обживался неторопливо, обстоятельно, собирал сведения о горах и перевалах, заводил связи среди индейских племён. Пусть так, за него я был спокоен. Хотя, в отличие от Австралии, Калифорния оставалась строго убыточной. Ничего, там мы работаем на будущее, все затраты окупает Камбоджа, Кедах, Цейлон, и торговля с соседями. За прошедший год корабли дважды возвращались из Америки, с новыми караванами мы отправили ещё триста поселенцев, боеприпасы, бансы, железные инструменты и ткани для торговли с испанцами.
Радовали и одновременно пугали успешные действия капёров. За зиму они захватили у побережья Цейлона восемь кораблей британской Ост-Индской кампании, да ещё три потопили. За Малаккский пролив британские подданные уже полгода не рисковали заплывать, соответственно, капёры перебазировались на Цейлон. Как говорится, рыба ищет, где глубже, а рыбак ищет, где рыба. Казаки уверяли, что сами сражения никто не видел, но, как мы убедились, слухи великолепно расходятся даже в открытом океане. Два трофейных корабля мы переоборудовали, вооружили и передали казакам, пока те набирали команды на них, из пленных англичан и соседних селений айнов. Шесть кораблей достались нам, вместе с половиной груза, пришедшегося весьма кстати. Хлопок и ткани, ценные породы деревьев, часть китайской посуды и всякую мелочь, мы оставили на острове. Пустили в продажу по божеским ценам, горожане уже успели накопить жирок, выстроили себе роскошные хоромы, теперь обустраивали свои жилища. Так, что ткани, посуда и всякая мелочь уходили влёт, особенно недорогие трофеи. Много оставили на острове сахарного тростника, ему тоже нашли применение. Большую же часть груза, в виде пряностей и китайских сувениров, перегрузили на склады, чтобы отправить на будущий год в Европу. Сами же трофейные суда переоборудовали под транспорты для перевозки переселенцев, с их скарбом, скотиной и станками, в Калифорнию и Австралию.
Тем летом мне пришлось вплотную заняться внутренними делами Беловодья. Население росло, разбирать регулярно возникавшие споры и конфликты одним авторитетом становилось проблемно. Не собираясь, выдумывать уголовный и гражданский кодексы, строить под них тюрьмы и создавать судопроизводство, я ограничился законом о судьях и принципах наказания. Судей в городах и свободных селениях определили троих. Одного выбирали жители, другого назначал я, третьего судью назначала местная власть — градоначальник, староста или айнский князь, сроком на десять лет. Обязательным условием было знание русского языка, определённый достаток, и отсутствие родственных отношений до пятого колена с местной властью. Ответственность за преступления назначали сами судьи, по здравому размышлению. Любой преступник мог избежать наказания, попросившись в пожизненную ссылку в колонию, его судьи были обязаны передать мне. Дальше жизнь подскажет, как пойдёт беловодское правосудие, адвокатов и прокуроров на острове не предусматривалось, как и тюрем, впрочем.
В экономике пришло время работать с населением городов Беловодья. За последние годы, по моим подсчётам, в руках мастеров, рабочих, учителей и военных, осели огромные суммы, свыше миллиона рублей серебром. Это, максимум на пятьдесят тысяч населения, вместе с жёнами и детьми. Уровень жизни горожан вызывал зависть не только азиатов, европейские купцы не могли поверить, глядя на иного рабочего, что он не дворянин или торговец. В Невмянске не осталось одноэтажных домиков, все горожане сразу строились на два этажа, с верандой, баней, курятником, стаей и конюшней. При отсутствии нормального налогообложения, нужны были способы выкачивания денег из населения, иначе все средства будут уходить приезжим торговцам, за китайские безделушки, дорогие ткани и редкие фрукты. То, что часть этих безделушек были трофейными, а выручку получали мы сами, я имею в виду РДК, картину меняло не сильно. Рано или поздно закончится эпоха непуганых европейцев, они уйдут из региона, чего мы сейчас добиваемся. Грабить будет некого, чем станем жить?
Надо срочно насыщать рынок своими товарами, превосходящими по заманчивости импортное предложение. Не скажу, что эта идея впервые пришла ко мне в голову, кое-что для этого делалось, взять телефоны, радиоточки, электричество. Так вот, вся эта затея с освещением и радиовещанием летом 1784 года стала давать постоянную прибыль в казну острова. Причём, сравнимую с собранными за прошлый год, податями и налогами, примерно десять процентов от их величины, но, ежемесячно, а не раз в год. Их, этих податей, набралось, как мы и ожидали, меньше двадцати тысяч рублей, в пересчёте на деньги. Платили, как правило, натурой, — мехами, скотиной, копчёностями, потому что, налоги брали только с дальних айнов, живущих за пределами пятидесяти километровой полосы вокруг Невмянска. Горожане и "замирённые" айны налогов не платили. Страшно бедными оказались аборигены, даже, если они утаивали от чиновников две трети податей, всё равно, непонятно, как тут самураи до нас жили? Видно, не от хорошей жизни в пираты подались. Такая, вот, разница в уровне жизни русских и айнов на острове сложилась огромная. В принципе, это было нам на руку, молодёжь айнов всё больше уходила в города, на производство, началась вербовка айнов в армию, Иван рискнул создавать второй полк, полностью айнский, на случай межнациональных проблем.
Короче, первой гражданской продукцией, приносящей регулярный, ежедневный доход внутри страны, стали конфеты и сахар. Тростник у нас был не только трофейный, многочисленные торговцы постоянно привозили из Камбоджи сахарный тростник, который промышленным способом обрабатывался, и шёл на продажу. Как в виде обычного сахара, так и в виде столь любимых детьми леденцов на палочке. Петушков, белочек, звёздочек и прочих фантазий. Конечно, сахар и до нас производили и привозили на Хоккайдо, но, себестоимость нашего продукта была в пять раз ниже, и продавали мы его вдвое дешевле, чем конкуренты, получая, однако, больший процент прибыли. За счёт чего, спросите вы? Элементарно, общеизвестные законы экономики работали на нас. Дешёвый каменный уголь, доставка его по железной дороге обходилась в считанные копейки, большие объёмы производства и максимальная механизация работ. Плюс, красивая упаковка в разноцветную бумагу, огромный ассортимент изделий и постоянная реклама по радио.
После вассализации Камбоджи, сахарный тростник поступал на остров чуть выше себестоимости выращивания. Мы его брали без посредников, у крестьян, выходило вчетверо дешевле для нас, и вдвое выгодней для крестьян, каждый год кхмеры расширяли его посадки. Да, забыл, что на сахарном производстве работали молодые японки за смешные деньги. Единственное, где мы не экономили, так это в продолжительности рабочего дня. Даже у пленных и наёмных рабочих он не превышал девяти часов в сутки на человека при обязательном выходном дне в воскресенье. Пришлось даже подготовить нечто вроде краткого трудового кодекса, запрещавший любые штрафы, ограничивающий рабочую неделю 54 часами, гарантировавший недельный отпуск в году, и некоторые другие мелочи. А местным торговцам и ремесленникам мои люди подсказали, как "обойти" ограничения по величине рабочей недели. Всего лишь, оформить не меньше десятой доли производства в собственность работника. Тогда тот становился совладельцем и имел право работать, сколько сможет и захочет.
Поведение руководства Беловодья, законы, реклама и проповеди немногочисленных священников, по давно достигнутой договорённости, направлялись в общем русле восхваления трудолюбия, мастерства и честности. Поэтому девятичасовой рабочий день подавался не наградой, а препятствием, которое истинный рабочий обязан обойти. Мол, барон рассчитывает на слабаков, не способных долго работать, а добрый рабочий сможет больше трудиться. Если нельзя на рабочем месте проводить больше 9 часов, хороший хозяин "доберёт" в родном хозяйстве, сделает из дома картинку, обустроит свой квартал, например. Предвосхищая теорию Дарвина, мы с Иваном пустили лозунг, "Труд сделал из дикаря человека", на фоне окружающих первобытных племён, исключительно доступный для понимания русских рабочих. Теперь любой лентяй или бездельник рисковал получить прозвище дикаря, людоеда и тому подобное. Так, что атмосфера в городах была исключительно рабочая, бездельники по улицам не шлялись, о нищих и попрошайках даже речи не шло. Зато города и улицы на острове стремились перещеголять друг друга в красоте, чистоте, порядке. А мы не жалели денег на рекламу и поощрение умельцев.
Рабочие руки, даже неквалифицированные, требовались повсюду. Поэтому без дела могли бродить исключительно лентяи и преступники, которые на улицах долго не задерживались. Немногочисленная полицейская служба, при помощи уличкомов, быстро вылавливала тунеядцев. Если после первого предупреждения задержанный не делал выводов, при повторном задержании он отправлялся добывать уголь на два месяца. В угольном разрезе ему была обеспечена постель, кормёжка и кое-какая зарплата. Фактов третьего задержания бродяг и тунеядцев было крайне мало, все они уплывали осваивать тихоокеанские острова, обозначать русское присутствие. Работать там никто не заставлял, лежи, как в рекламе, на песке, и ешь кокосовые орехи, если самого аборигены не схарчат. Немногочисленных беловодских калек, оставшихся без родных, прибирали к себе церковники, но, не на паперть, а на лёгкие работы. Где-то сторожить, где-то дворничать, и тому подобное. В перспективе, мы с Гермогеном планировали открыть богадельню для немощных, таких пока не набиралось и десятка.
Выжимки и отходы сахарного производства брал себе Палыч, быстро ставший гигантом винокурения. Его фирменный напиток "Белый ром" и постоянно обновляющийся ассортимент более слабых продуктов, за год успел прославиться по всей Юго-Восточной Азии. Теперь наши торговцы везли в трюмах три обязательных беловодских товара: ружья, сахар и ром. Красивые бутылки крепкого напитка и недорогая цена сильно потеснили конкурентов, а за качеством следил специальный контролёр, не допускавший изменения сорокаградусности напитка. Однако, недорогая цена была лишь для экспортного продукта, спиртное в баронстве стоило в несколько раз дороже и употребление его в общественных местах, кроме огороженных закусочных и кабаков, повсеместно запрещено. Пьяные старались пробраться домой незаметно и тихо, ибо уже семерых хронических любителей спиртного, попавших мне несколько раз на глаза, я выслал из города, запретив появляться в нём три года. За этим последовал запрет, горьким пьяницам и немногочисленным наркоманам, жить в селениях с количеством жителей более ста человек. Аналогично поступали и с приезжими, тем, кто попадался в невменяемом виде дважды, запрещали сходить на землю острова, пей на корабле.
Бансы, на которые мы возлагали большие надежды, продвигались у азиатов медленно. Большая часть консервов пока шла на внутренний рынок, для наших моряков и складские запасы гарнизонов. Зато с каждым рейсом их всё больше стали брать в портах, как правило, европейские мореплаватели. Цены мы не задирали, довольствуясь ста процентами прибыли, понемногу Невмянск стал популярным местом, где европейские мореходы запасались провизией. Тем более, что все знали об отсутствии любых торговых пошлин в столичном порту на ближайшие двадцать лет. Вслед за голландцами, французами, заглянули "на огонёк" наши "соседи", испанцы из Манилы. Очень полезные гости, расплачивались исключительно золотыми и серебряными монетами. В расчёте на подобных гостей, Палыч на собственные доходы выстроил в порту две роскошные гостиницы, в которых наличествовал весь спектр услуг. От горячей воды и канализации, до телефона в каждом номере и радиоприёмника в коридоре. Как раз испанцы и рискнули первыми провести у себя в Маниле телефон, это был наш второй крупный проект, после телефонизации Невмянска и Железного.
Весной 1784 года завершилась прокладка железнодорожной линии к нашему металлургическому центру. Теперь почти триста километров пути поезд преодолевал за шесть часов, мы вплотную занялись строительством закрытого города в центре острова, в тридцати километрах от основной железнодорожной магистрали. Палыч предложил оригинальное название для города передовых технологий — Китеж. Думаю, Иван из вредности выбрал такое сложное для иностранцев название, его приколы местных жителей постоянно шокировали. То он устраивал массовые полёты дельтапланов и планеров над городом и портом, чтобы продемонстрировать испанским "друзьям" возможности беловодских инженеров. Всё бы ничего, так в программу входило бомбометание по движущейся мишени. Её изображал старый сампан, который тянули за верёвку к берегу. Конечно, пилоты в азарте перепутали и разбомбили сампан дядюшки Еня, портового торговца фруктами. Хорошо, никто не пострадал, да и Ень потом благодарил за выплаченную компенсацию, вдвое превышавшую стоимость его развалюхи.
В другой раз, Палыч продемонстрировал новое сверхоружие, в виде деревянного бочонка с привязанными к нему барабанными палочками. Стоило ему трижды ударить палочками по бочонку, заполненному обычной брагой, как взорвался стоявший в гавани третьим справа древний трофейный китайский кораблик, чудом доживший до своей славной гибели. Эффект от таинственного оружия превзошёл все ожидания, наблюдавшие это европейские капитаны поспешили, на всякий случай, откланяться и вернуться на свои суда. Нужно ли так пугать наших гостей при испытании первого радиовзрывателя, который вместе с миной установили на кораблик аквалангисты? Пока у нас было всего шесть аквалангистов, страшно засекреченных диверсантов, отмеченных особым доверием Невмянова. Зато, они умели всё, жалея в перерывах между тренировками, об отсутствии хорошей войны. Приходилось Ивану их развлекать поисками жемчуга в прибрежных водах и рыбалкой с помощью пружинного подводного ружья. Он и меня сманил на пару таких заплывов, честно скажу, понравилось.
Более того, моя испорченная постоянным поиском денег психика тут же нашла применение аквалангистам, к обоюдной выгоде. Парни занялись подъёмом затонувших ценностей со дна акватории порта. Сначала отработали навыки в порту Невмянска, подняв тридцать орудий различного калибра, две целёхонькие джонки, несколько десятков китайских ваз, якобы династии Мин, и огромное количество металлического лома. Вершиной изысканий стал неприметный сундучок, с десятью килограммами отборного жемчуга. Получив великолепные наградные, водолазы перебазировались в гавань Кампота, где улов оказался на порядок богаче. За август-сентябрь 1784 года группа водолазов подняла в Кампоте ценностей на четыре миллиона рублей, от затопленных кораблей, набитых ценными породами дерева, затонувших пушек и оборванных якорей, до галеона, груженного слитками серебра и золотыми монетами.
Все работы проводились под прикрытием, с демонстрацией примитивного водолазного колокола, на виду всего порта, опускавшегося под воду. Пока зеваки смотрели за кораблем, с которого опускали в море колокол, водолазы спокойно работали в других местах. При необходимости поднятия крупных грузов или кораблей, туда перемещался наш пароход с водолазным колоколом, поэтому о существовании аквалангистов никто из посторонних не знал. А своих посвящённых в тайну было не больше десятка, кроме самих водолазов. Вполне достаточно, чтобы сохранить секрет довольно долго. Разведка в этом мире не обладала иными технологиями, кроме денег и человеческих контактов. Именно поэтому, я и начал строительство города Китежа, вдали от любопытных глаз. Летом 1784 года первые строители высадились в уютной долине, где протекала речка, получившая название Ледяная.
Город-завод, как привыкли уральские мастера, начал создаваться с постройки плотины, рытья котлована под пруд. Берега водохранилища застраивались жилыми домами, план городка я нарисовал заранее, стараясь предусмотреть его расширение до восьмидесяти-девяноста тысяч жителей. Учитывая, что это будет, скорее научно-производственный центр, с высоким образовательным уровнем жителей, в плане застройки были библиотека, стадион, парк, кафе и магазины, места под школы и институты. Первоначально мы строили всего три опытных завода: химический, радиоэлектронный, двигателей внутреннего сгорания. Да, не ожидая обещанного Кожевниковым двигателя, я решил начать разработку ДВС* собственными силами. Антон Воронов меня уже замучил, выпрашивая двигатель для своих планеров. Три года назад, в укромном месте, он начал постройки планеров, наработав достаточный опыт по их эксплуатации. Разгоняли планеры для подъёма в воздух первые паровозы, и, в отличие от дельтапланов, планеры обладали большей грузоподъёмностью, скоростью и дальностью полёта. Полетав на них, Антон рвался в небо на настоящем, независимом от паровозов, самолёте, и я его понимал. Более того, небольшие по габаритам, высокооборотистые ДВС, давали мне возможность порадовать Палыча быстроходными катерами.
Там же, в Китеже, на вершине ближайшей горы, я строил свою запасную резиденцию, с отдельной лабораторией, соединённую с городом канатной дорогой. Без лаборатории я не видел свою дальнейшую жизнь, твёрдо рассчитывая разработать самые необходимые технологии получения крайне важных веществ. От тринитротолуола, до аспирина и анальгина, и, если повезёт, пенициллина, сульфамидных препаратов и полиэтилена. Увы, опыты по получению пенициллина биологическим путём, что проводили по моей просьбе два наших доктора, пока не увенчались успехом. Глядя, как ежегодно умирают и становятся калеками люди, которых могли бы спасти антибиотики, я не находил себе места, твёрдо решив заняться их производством. Для этого мне нужна была добротная аналитическая база и время, потому и строили сейчас на вершине горы мою научную резиденцию. Тем более, что первая канатная дорога вовсю работала в Невмянске, радуя ребятишек и взрослых, поражая иностранцев.
В первых числах июля 1784 года на остров прибыл архиепископ Адранский, с конкретными предложениями по сотрудничеству. Французы не стали организовывать свою базу на предложенных мной островах, решили ограничиться стоянкой своих военных кораблей в портах Беловодья, беспошлинной торговлей французских купцов в Кампоте, Пинанге и на территории острова Белого. В порту Невмянска беспошлинно торговали все, но, за сухопутную торговлю пошлину мы брали высокую, стараясь отвадить иностранцев от рысканья по острову. В обмен на это мсье де Беэн предлагал нам доступ в две французские колонии, Пондишери и Калькутту. В результате яростного торга, мне удалось добиться половинной пошлины для наших купцов. Для начала вполне достаточно, учитывая, что через шесть-семь лет англичане начнут выживать французов из колоний, а тем будет не до этого, Великая Французская революция, всё-таки. У нас появится возможность торга с французами, но, это дело будущего. Пока, мне удалось заключить с архиепископом тайный военный союз, направленный против давних соперников Франции, англичан. Более того, архиепископ привёз с собой сумму, достаточную для покупки двух тысяч наших ружей с патронами, по "дружественной" цене. Прикинув, что до наполеоновских войн проданные "Луши" вряд ли дотянут, значит, против русских не будут обращены, я согласился на сделку.
Учитывая обилие недорогих и уникальных для Европы товаров, французские торговцы, прибывшие с архиепископом, здорово растрясли свою мошну, приобретая сахар, "Русский ром", меха, бансы, ювелирные изделия, телефонные аппараты с аккумуляторами и проводами, прожектора с парогенератором, два дельтаплана. Завели речь о приобретении паровоза, но, поняв сложность эксплуатации и необходимость обучения машинистов, кроме того, строительство железнодорожных путей, ограничились предварительными расспросами о стоимости всего проекта и времени постройки. Мы догадались, что торговцы пытались с нашей помощью сбить цены на паровозы Никиты Желкевского, активно продающего их в Европе. Не получилось, мы с Никитой давно обговорили общие цены на одинаковые товары.
Развязав себе руки на политическом фронте, я окунулся в любимое дело, металлургию и химию. Иван разродился Положением, отменявшей любое рабство на землях баронства. Кроме того, Палыч заложил в Положении создание Совета представителей из двадцати пяти человек, выборного парламента баронства, условия, формирования которого, определяет барон Беловодья. Однако, выборы обязаны происходить каждые пять лет, приостанавливаясь лишь на время войны. Совет представителей, кроме разработки законов, наделялся правами утверждения правительства, которое формировал назначенный бароном председатель. Стандартная для двадцатого и двадцать первого века схема государственного устройства. Ну, разумеется, Положение декларировало права человека и гражданина, защиту имущества и чести, и, как мы договорились, стала документом прямого действия. Любое решение или действие властей, тем более, простых граждан, пусть и богатых, нарушающее Положение, объявлялось незаконным и не подлежащим исполнению. Произносить слово "конституция" в России было опасно, потому мы и подобрали нейтральное, чисто русское название "Положение".
Не найдя в Основном законе больших противоречий, я подписал его, и, тут же назначил Невмянова председателем правительства. Уже вдвоём мы придумали удобную выборную систему для создания в Совете большинства нашим сторонникам. По ней, правами избирателей наделялись мужчины с ежегодным доходом не менее ста рублей, православного вероисповедания, говорящие и пишущие, по-русски. Под этот статус попадали практически все квалифицированные рабочие и мастера, торговцы, учителя, офицеры и немногочисленные врачи, географы, одним словом, служащие. По определению, все они были нашими сторонниками, их насчитывалось уже восемь тысяч человек. Из аборигенов-айнов при такой градации статус избирателей могли получить исключительно князьки, шаманы и редкие удачливые охотники, в силу общей бедности основного населения острова. По нашим прикидкам, если все они выучат русский язык, примут православие и задекларируют истинные доходы, количество избирателей, способных противостоять нашим действиям, не превысит трёх-четырёх тысяч. На ближайшие десятилетия такой отбор избирателей давал прочное большинство в Совете нашим ставленникам, промышленникам и торговцам.
Свалив на Ивана и его министров административные вопросы, мы всей семьёй перебрались в Китеж. Там, в лабораториях, среди учеников и мастеров, зима 1784-1785 годов, пролетела для меня, как одна неделя. Радость творческой, любимой работы, переполняла меня, возвращая во времена студенческой юности. Вместе со стеклодувами и каменщиками мы создали в Китеже великолепную лабораторную базу, способную порадовать любого химика, даже двадцатого века. Муфельные печи, перегонные аппараты, спиртовки, пробирки и штативы, колбы и пипетки, весь набор химической посуды, на самый взыскательный вкус. К весне лаборанты наработали запасы основных химических реактивов, которые я помнил, от йода и фенолфталеина, до набора основных кислот и щелочей. К сожалению, из полезных дел за зиму вышла одна фотография.
Мы отработали несложную, стабильную технологию нанесения фоточувствительного слоя на стеклянные пластинки, недорогое производство реактивов, даже фотобумагу для контактной, пока без увеличителя, печати со стеклянных негативов. Дело было за выпуском фотокамер и обучением фотографов. Фотография стала одним из пунктов обучения химиков грамотной лаборантской деятельности. Главное, что меня радовало, в Китеже за зиму приобрели необходимые навыки работы с реактивами сорок шесть молодых парней и девушек, моя химическая гвардия. Ребята разбирались в основных формулах, строго соблюдали технику безопасности, необходимую чистоту экспериментов. С ними можно выходить на качественно другой уровень химии, заниматься органической химией и полимерами. Город Китеж за зиму приобрёл основные очертания, все три завода начали работу. Пока, в экспериментальных рамках.
Изредка, чтобы осмыслить результаты экспериментов, я устраивал себе выходные, полностью посвящая их семье. Весной 1785 года Ирина родила мне дочь, уже вторую, теперь в невмянском дворце росли два сына и две дочери. Надеюсь, они достойно продолжат историю Беловодья, выполнят те планы, до реализации которых мы с Иваном не сможем дожить. Старший, Василий, входил в подростковый возраст, когда учиться безумно интересно, и, я не разочаровывал сына. Мы вместе изучали химию, математику, физику, историю и биологию, географию и металлургию. Часто с нами сидел непоседливый Ванька, второй сын, познавая все уроки вместе с братом. Преподавание в институте я не вёл, зато привёл в порядок свои записи и весной заказал по ним в типографии учебники, сразу по двести экземпляров. Арифметику и русский язык школьники Беловодья изучали по учебникам восемнадцатого века, закон божий батюшки читали лично, как бог на душу положит, из церковной литературы рискнули напечатать одно Евангелие.
Но, к осени 1785 года, для учеников старших классов, будет подарок: учебники физики, химии, биологии, математики, геометрии, географии, истории. Студенты получат сопромат, металлургию, оптику, расширенную химию, станкостроение, тригонометрию, технологию обработки металлов, стандарты, электротехнику, экономику, обзор философских теорий, гидравлику, бионику (так я назвал начала эргономики и психологии). О прикладных, общеобязательных дисциплинах, вроде этикета, черчения, рукопашного боя, танцев, иностранных языков, я не говорю. Число студентов на первых трёх курсах пока не превышало шестидесяти человек, но, при общей численности горожан, вполне достаточно. Наши с Иваном, разрозненные воспоминания, по радиотехнике, электронике, ядерной физике, генетике, кибернетике, развитию оружия и военной техники, и прочих, достижениях страшного двадцатого века, лежат за семью замками, ждут своего часа. Что-то мы собираемся давать самым доверенным мастерам, вроде радиотехники и электроники, что-то покажем только детям, когда повзрослеют.
Распустив в июне учеников на двухмесячные каникулы, я вернулся в Невмянск, разместить заказы на оборудование и подыскать нужных людей для обучения на фотографов. Город меня приятно поразил, вырос, похорошел, горожане стали спокойней, уверенней, радовали многочисленные переселенцы из России. Чистота городских улиц и дорог омрачалась исключительно конским помётом, да и тот, хозяйственные японцы и корейцы спешили собрать для своих огородов, никаких помоев или мусора, никаких зарослей бурьяна. Центральные улицы начали выкладывать плиткой, сточные канавы были все облицованы, прочищены. Не верилось, что пять лет назад мы высадились в убогом пиратском вертепе, больше напоминавшем деревню, нежели город. Напротив моего замка, на вершине соседнего холма шло строительство комплекса правительственных зданий, сразу из кирпича и камня.
— Нравится? — подкрались ко мне Иван со Стёпой Титовым, градоначальником, хвастаясь своими успехами.
— Да, — не стал я лукавить, — не верится, что я осенью уехал из этого же города. Всё изменилось до неузнаваемости.
— Погоди, ты ещё не так запоёшь, когда услышишь новости с финансового фронта! — Иван повёл меня в свою временную резиденцию. Там выложил на стол последние данные по экономике и производству.
Было от чего запеть! За зиму структура доходов баронства изменилась в приятную сторону, почти треть поступлений в казну принесла внутренняя торговля. Наши рабочие и мастера, офицеры и педагоги, вполне добротно обжились и захотели роскоши. Все женаты, растут дети, жёнам хочется "быть не хуже других", что выражается не только в одежде. Невмянск, Железный и Китеж, всего за год, полностью электризовали, соединили телефонными линиями, города насчитывали до тысячи телефонных абонентов, которые исправно платили ежемесячный тариф. Тасла и Висла пока отставали, но, Иван не сомневался, через год там будет не хуже. К государственной радиостанции прибавились две частные проводные радиокомпании, спрос на проводное радио продолжал расти. К тому же, на полную мощность вышли металлурги, железную дорогу из Железного вдоль побережья острова строили сразу на восток и запад, одновременно с закладкой будущих портовых городов через каждые сто километров.
Капёры продолжали борьбу с английскими торговцами вдоль побережья Индии, привели в порт за зиму двенадцать захваченных судов, не считая шести затопленных кораблей. Из этих двенадцати торговцев две трети товара реализовали в Беловодье. Как обычно, ткани, посуда, сахарный тростник, редкие породы деревьев, немного драгоценных камней и жемчуг. Естественно, казна острова неплохо пополнилась вырученными от продажи товаров средствами, серьёзно подорвав торговлю предметами роскоши азиатских негоциантов. Так, глядишь, на остров будут завозить исключительно рис, фрукты и другие продукты питания. Их до сих пор не хватает для полного самообеспечения. Ничего, найдут купцы заморские, чем торговать у нас, не останутся в накладе. Нам ещё многого не хватает для нормальной жизни. Приятно, с одной стороны, получать от казаков такую халявную прибыль, но, пришлось двести пленных англичан, самых строптивых, отказавшихся сотрудничать, отправить в Австралию. На фоне нескольких тысяч айнов и европейских переселенцев, англичане особого вреда не принесут. Тем более, что до изучения разговорного русского языка будут жить под конвоем и работать бесплатно. Неплохой стимул к ассимиляции?
Корабелы к весне закончили первый цельнометаллический пароход, со сварными узлами. Пока исключительно для военных целей, водоизмещением пятьсот тонн, с четырьмя гаубицами на вращающихся платформах. Скорость этот гигант отечественного кораблестроения развивал до тридцати километров в час. Во всяком случае, даже по ветру парусникам за ним трудно будет угнаться. При полных трюмах угля, запас хода планировался в две тысячи километров. Однако, мы не спешили хвастать своим творением перед иностранцами, пароход проходил испытания в пустынных водах Курильской гряды. Там, на одном из скалистых островов, строили секретную военно-морскую базу. Пароходы завозили уголь, на берегу и в море устанавливали мишени для тренировок артиллеристов. Незачем жителям острова Белого и многочисленным торговцам, знать реальные возможности военных новинок. Да и экологию населённого острова уничтожать не стоит, пусть гаубичные болванки разбивают пустынные скалы.
Начатые мной два года назад с металлургами города Железного эксперименты по изготовлению труб, завершились успехом. Самое смешное, что наиболее востребованной продукцией трубного завода стали кровати, классические никелированные кровати с панцирной сеткой. Гальваническое покрытие мастера освоили ещё во Владивостоке, железную проволоку вытягивать начали давно. Стоили кровати пока дорого, но именно их азартно закупали богатые корейцы, китайцы, японцы, кхмеры, аннамцы, словом, все аборигены. Собственно, русские беловодцы не отставали от них, с чьей-то лёгкой руки, кровати стали брать дочерям в приданое. Зайдя в гости, к одному мастеру, я опешил, увидев в горнице знакомую с детства картину. Кровать с никелированными шариками на спинках, застеленная покрывалом, поверх которого громоздилась пирамида из восьми подушек, одна другой меньше. Вот когда, оказывается, появился провинциальный русский стиль, сохранившийся до конца двадцатого века. Машинально, я стал искать фарфоровых слоников на комоде, их пока не держали. Но, полагаю, вскоре эти знаменитые символы мещанства, так любимые советской литературой, появятся во многих домах беловодцев.
Прибывавшие ежегодно из России тысяча-две переселенцев, в большинстве, староверов, вполне устраивали наши запросы заселения острова Белого русскими. Вожди и старейшины айнов тяжело шли на контакт, хотя, вооружённых конфликтов больше не было. К тому же, мы по-прежнему, собирали налоги и подати только с воевавших два года назад против нас, айнских родов. Остальные айны не облагались сборами, им даже выплачивалась некоторая компенсация стальными изделиями за земли, заселяемые староверами. Переселенцев мы освободили от любых податей и налогов на семь лет. Ещё три года, и первые беловодцы начнут платить налоги, время идёт, однако.
Зимой беловодские торговцы основательно потеснили голландцев на Цейлоне. К осени на севере острова выстроим острог, укрепим его батареей пушек, получим отличную базу для торговли с индийскими княжествами. И не только торговли, рота вогул-ветеранов, чья служба не закончилась, отправились на три года на Цейлон военными советниками. Там они будут обучать тактике боя представителей материка. Многим индусам не нравилась агрессивная политика британской Ост-Индской кампании на полуострове, где беловодские торговцы всё активнее продавали оружие, принимая в виде оплаты любой ценный товар, от слоновой кости и самоцветов, до шёлка и ситца, лучшего в мире. Некоторые княжества Индостана сохранили независимость, расплачиваться за ружья и миномёты магараджам найдётся чем, а беловодские ветераны великолепно обучат аборигенов. При этом мы пока не влазили сами в междоусобные войны на Индостане, не хватает войск для серьёзных операций. Вот, наберёт Палыч айнский полк, обучит его, тогда можно и думать о захвате британских владений.
Нгуен Хэ в Аннаме захватил, наконец, южное княжество и сократил закупки ружей, на патронах много не заработаем. Хотя, сдаётся, он не успокоится на достигнутом, и будет присоединять к своим владениям север Аннама. Король Камбоджи Анг Нон, беловодский ставленник, исправно выполняет свои обязательства, похоже, через год-другой, наведёт в королевстве полный порядок. Вот, кто достойно оценил наше оружие и не помышляет о прекращении его поставок, более того, сам предложил расширить военно-торговую базу в Кампоте. Туда уже свозят запасы угля со всего королевства, скоро несколько пароходов и шлюпов повезут в Камбоджу боеприпасы и, самый ходовой товар этого года — железные кровати с никелированными спинками. В обмен на расширение базы, кхмеры просят увеличить поставки, оплаченные, конечно, миномётов и продать пару вооружённых пароходов. Иван советует согласиться, союзника нужно укреплять. Хотя переговоры с Сиамом, о продаже им ружей, тоже идут, боятся соседи Камбоджи своего недавнего данника. Это, как цепная реакция, усиление Аннама и Камбоджи, вызвало огромный интерес к закупкам нашего именно оружия в не только в Сиаме, но и в Бирме и Лаосе. Под этим предлогом торговцы РДК начинают осваивать эти страны, за ними пойдут и беловодские приказчики.
Если всё пойдёт нормально, к осени отправим гарнизон на Гавайские острова, парни будут патрулировать их, закрепляя беловодское присутствие. Жаль, в своё время, мы не прихватили карты из будущего, не знаем настоящих названий открытых островов, называем по-русски. Поэтому беловодские карты испещрены привычными названиями — остров Палыча, Черепаховый, Малый брат, Красный Камень, Молчун, Буйный и прочие. На все мало-мальски пригодные острова обязательно высаживаем людей, как правило, молодые японские семьи, выдаём им в кредит одежду, посуду, оружие, инструменты для работы. Все они знают, если создадут хорошие запасы угля, найдут каменный, или пережгут местные пальмы на древесный, пароходы станут посещать их чаще. Основная задача гавайского гарнизона, обеспечение русского присутствия на островах, то есть, строительство официальных селений и торговля с аборигенами, где они есть. Что покупать у нищих папуасов? Всегда есть жемчуг, копра, запасы кокосов, копчёная и сушёная рыба. На больших островах откроем, со временем, филиалы консервных заводов. Все японские поселенцы смогут вернуться на остров Белый через пять лет, неплохо заработав, если захотят.
С японцами у нас отношения налаживаются в последнее время, после поездки наших молодых японских воспитанников к родным на каникулы. Не скажу, что желающих перебраться на остров Белый много, требование крещения в православие настораживает аборигенов, но редкий день обходится без прибывших лодок с беглецами из Японии. Вот их, желающих заработать или получить земельный надел в баронстве, мы выборочно командируем обживать острова, с обязательной оплатой "командировочных", да перспективой покупки у них добытого сырья или мехов. Выгоды никакой, кроме заселения островов и установления над ними суверенитета, зато и убытка не допускаем. Фаддей не подвёл мои ожидания, закрепился в бухте на побережье Калифорнии, а старатели нашли в горах золото и медь. Туда отправили за последнее время больше двух тысяч рабочих, двух батюшек благословил на служение Гермоген. Заменили роту стрелков-кхмеров, батальоном новобранцев-айнов.
Задачи у них стояли "архиважные", как сказал бы вождь пролетариата, выстроить линию острогов по восточному склону Кордильер, в местах перевалов. Мы настроились, как можно быстрее и надёжней, перекрыть главные пути проникновения на тихоокеанское побережье американцам по суше. Редкие зверобойные шхуны англичан и американцев ничего не решат, побережье останется за испанцами и русскими. Шелихов, наконец, связался с людьми Фаддея, русские добытчики осели на острове Кадьяке, на Аляске, махнув рукой на западное побережье Северной Америки. Живые шкуры каланов показались им важнее, нежели обживание чужой земли, да поиски руды, которые и прибыли не принесут, поди. Их можно понять, синица в руках для многих важнее журавля в небе. Узнав об этом, мы дали указание строить линию обороны по восточным предгорьям Кордильер на пятьсот километров к северу, а в южную сторону, до контакта с испанцами. Потому и пришлось отправить целый батальон. А в будущем запланировали ещё три экспедиции на тихоокеанское побережье Северной Америки, чтобы создать опорные базы по всему побережью, вплоть до Аляски. Глядишь, никакая Канада к Тихому океану не выйдет. В горах, пока никем не освоенных, проведём геологическую разведку и начнём строить рудники, города и заводы. Чтобы не только добывать золото и серебро, а укрепиться там промышленным производством, создать собственную техническую базу. Побережье Калифорнии и Алеутские острова всё лето будут патрулировать беловодские шлюпы, вооружённые пятидесяти миллиметровыми орудиями. Приходится отгонять американских и английских добытчиков пушного зверя, те, оказывается, хищники ещё те, почище наших промышленников. Русские англосаксам в части алчности в подмётки не годятся.
Прошлым летом, кстати, удалось найти на одном из Командорских островов чудом сохранившееся небольшое стадо стеллеровых коров. Сейчас там живут немецкие и голландские зоологи из Беловодья, под охраной взвода стрелков, изучают образ жизни почти истреблённых ламантинов, со временем, надеюсь перевезти несколько экземпляров в бухты острова Белого. Тут мы их точно сможем защитить от вымирания, как спасли остатки каланов на Южных Курилах, где добычу этого зверя запретили два года назад. Пришлось, правда, устраивать на всех трёх островах небольшие гарнизоны из отделения аннамцев, с паровым катером в придачу, вооружённого пушкой. Каждый год охранники гоняют с акватории островов промышленников, исключительно русских. Представляю, сколько жалоб уходит в Петербург. Но, мы не забываем ежегодно отправлять подарки в столицу, последний раз караван состоял из восемнадцати судов. Я помню совет Потёмкина о влиянии цены подарков на рассмотрение жалоб. Наши корейские бойцы, как, впрочем, и вогульский батальон, великолепно проявили себя. Теперь оба батальона в сумме и трёхсот человек не выставят, но, не от боевых потерь. Почти все командиры и толковые рядовые бойцы ушли руководителями на производство, начальниками экспедиций и поселений, или разъехались командирами дальних гарнизонов, на Цейлон, в Калифорнию, в Австралию. А Иван уже присматривается к перспективным айнам, набираемым на службу.
Наши колониальные доходы от Камбоджи, Цейлона и Кедаха позволяли содержать непропорционально большое количество войск, вооружать их, да ещё немного копить, "на чёрный день". Впрочем, себестоимость оружия и боеприпасов за последние годы удалось снизить почти на порядок. Теперь, обычная "Луша" обходилась своим изготовлением в пять рублей, а десяток патронов к ней в копейку. И, как я надеялся, с поставками селитры из Австралии и развитием химического производства, цена на боеприпасы упадёт ещё значительнее. Повторяю, бедная Камбоджа, отчисляющая всего 30% дохода, давала нам фантастические возможности для развития и экспансии. Что тогда говорить об Индии? Страшно подумать, какие преференции захваченные индийские богатства дали Европе, в первую очередь, Британии! За счёт чего и кого она содержала такой огромный флот и развивала колониальные войска. Такие мысли подогревали нас с Иваном к самым наглым действиям против британской Ост-Индской кампании.
Самое интересное преподнесла группа наших резинщиков, занимавшихся изделиями из каучука. Благодаря регулярным поставкам из Камбоджи и Аннама, в лесах которых собирали латексный сок из нескольких сортов фикусов, резиновые изделия всё больше начинали приносить доходы. Сапоги и плащи мы даже не пытались делать сами, их привозили корабли Вовкиного тестя, в огромном ассортименте. Зато различные прокладки и трубки для техники Сормов вырывал прямо из рук лаборантов, не забывая рассказать результаты испытаний и уточнить, что надо исправить. 90% каучука уходило на технологические нужды, изоляцию проводов, оставалась разная мелочь, вроде резиновых игрушек, камеры для мячей, ласты взводу боевых пловцов и авиационная резина для моделей. Всех такой набор вполне устраивал, особых заданий резинщикам мы не ставили. Тем приятнее было обнаружить на столе в их лаборатории плоскую лепёшку расплавленного материала, смутно напомнившего что-то давно забытое.
— Лукьян, — поинтересовался я у руководителя группы, — дорого обошлась эта лепёшка?
— Нет, это отходы, не знаем, куда пристроить, хрупкая пластинка вышла. — Грустно развёл руками парень, типичный крестьянский сын, не терпевший бесполезных вещей и отходов производства.
— Кажется, я знаю, куда мы эти отходы пристроим, — в тот же вечер я зашёл к Палычу и сунул ему в руки бесформенную лепёшку, — что это?
— Лет двадцать назад я бы назвал это расплавленной грампластинкой, — небрежно постучал Иван лепёшкой по столу, — звук очень походит.
— Правильно, это будущая фирма грамзаписи, только назовём её по-русски и коротко.
— Звукопись, что ли, — расхохотался Палыч, — не очень звучит, хватит светописи вместо фотографии.
— Там будет видно, до качественной продукции лет пять придётся ждать, не меньше, — предположил я и, ошибся, на три года. Первые "крикуны" (граммофоны) фирмы "Лукос", от "Лукьян" и "голос", поступили в продажу через два года. Вообще, при отсутствии бюрократического аппарата и технологичной простоте изобретений, скорость внедрения новинок поражала. Собственно, в реальной истории конца девятнадцатого и начала двадцатого века, было точно так же. Не успели подпрыгнуть на своём аэроплане братья Райт, как через десять лет самолётов насчитывались сотни. Только показали первый фильм Люмьеры, спустя всего пять лет зрителей были тысячи, а кинокомпаний десятки. У нас, пока так не получалось, в силу необразованности подавляющего большинства жителей острова. Однако, даже наши неграмотные крестьяне и рабочие, откалывали порой, фантастические номера.
В деревне Рязановке, например, в двадцати верстах от Невмянска, целая семья таких самоделкиных оказалась. Они не только переделали старый паровой двигатель и установили его на повозку, Лапиковы фактически создали из парового двигателя локомобиль. Классический локомобиль, тысячи таких или похожих на него, катались по дорогам и бездорожью России в послевоенные годы двадцатого века. С топливом в стране тогда было плохо, советские колхозники и переделывали в деревенских кузнях шило на мыло. Локомобиль чем хорош, топливо закончилось, останавливайся и беги в ближайший лес, нарубил там дров и дальше поехал, вечный двигатель, если не ломать. На нашем острове это самый ходовой транспорт будет, нефть мы при жизни даже искать не будем, разве, что в Индонезии. Я сразу выкупил у Лапиковых патент за хорошие деньги, после чего обоих его сыновей нанял выпускать свои же локомобили, с небольшими изменениями ходовой части, тормозов и резиновыми шинами.
Так, народные умельцы меня засыпали рацпредложениями и прожектами, пришлось еженедельный приём организовать во дворце. Откровенного бреда, в принципе, не было, две трети идей вполне реализуемые, за что я регулярно выкладывал кругленькие суммы, передавал в специально созданное патентное бюро, а на заводы приходили самородки-изобретатели, не умевшие читать-писать. Там они быстро "спелись" с уральскими мастерами, наладившими на острове самую передовую в мире технологию производства станков и паровых двигателей, луддитов*, у нас, слава богу, не было. Людей, в отличие от Европы, сокращать не приходилось, наоборот, мы продолжали расширять производство, нанимая на работу всё больше молодых айнов обоего пола.
Однако, вместе с новичками мы принимали на работу проблемы. Далеко не все айны стремились профессионально расти. Многим хватало зарплаты подсобного рабочего для непритязательных потребностей. Аборигены не пытались чему-либо учиться, освоив разговорный русский язык и выстроив избу на окраине города. Да, они соблюдали правила проживания в городе, ходили в баню и засаживали огороды овощами. Но, квалифицированными рабочими и мастерами оставались одни русские переселенцы, за редким включением немногочисленных маньчжурских ремесленников. Айнам, вполне хватало заработков подсобного рабочего, на фоне нищеты родичей в лесах, они и так смотрелись высоко. Тем приятнее стала женитьба Николая Сормова на Пате Муале, внучке знаменитого кхмерского мастера-механика. Учитывая нестабильную ситуацию в Камбодже, засланному в качестве свата Палычу, удалось уговорить главу дома мастеров переселиться в Беловодье.
В результате, на свадьбу дочери, сестры и племянницы, приехали два десятка кхмерских мастеров-механиков высокого класса. Все поселились в Невмянске, а отец Паты получил от меня в подарок мои наручные часы. Как говорится, мне удалось взять его "на слабо", задав провокационный вопрос, сможет ли он повторить чудесную игрушку, изготовленную на моей родине? Я давно вынашивал планы развития часового производства, но, останавливала нехватка квалифицированных кадров, умения беловодских часовщиков хватало лишь на ходики, обычные настенные часы с гирями и маятником. Теперь, найдя азиатского Кулибина, рискнул расстаться со своими старыми, надёжными часами, работавшими не хуже иного хронометра. И, не прогадал. В руках у опытного мастера оказался не только экземпляр невиданного в восемнадцатом веке хронометра, но, через Сормова удалось помочь кхмеру редкими сплавами, пружинами, технологическими советами.
Азиаты работали неторопливо, поняв моё желание видеть не уникальное изделие, а стандартный продукт, недорогой и пригодный для массового производства. И, спустя два года добились нужного результата, выпустив целую линейку добротных часов. От простеньких дешёвых "луковиц", в стальном корпусе, до точных хронометров в золотых корпусах, наручных, карманных, каминных и прочих видах. Именно мастерам семьи Муала баронство заказало огромные партии "командирских" часов, хронометры для морского флота и много настенных часов в присутственные места. Соответственно, через четыре года родственники Сормова разбогатели, первыми из азиатских переселенцев. А, мы с Иваном постарались разрекламировать "беловодское чудо" во всех доступных нам странах, печатали листовки с кратким описанием того, чего можно добиться в Беловодье своим честным трудом, без всякого обмана.
Нужно ли говорить, что к концу восьмидесятых годов, благодаря такой пиар-кампании в Европе и Азии, тоненький ручеёк переселенцев в Беловодье начал превращаться в устойчивый поток. Число русских и европейских переселенцев выросло, до пяти тысяч семей ежегодно. Азиаты, измученные гражданскими и колониальными войнами, бушевавшими по всей Юго-Восточной Азии, устремились в Беловодье такими темпами, что пришлось выстраивать эмиграционную службу. Выбора у меня не было, надоели скандалы и упрёки Гермогена, обвинявшего меня в нарушении Положения баронства. Многочисленные азиаты, европейцы, расселявшиеся на острове Белом, не собирались в большинстве своём, принимать православие. Мы рисковали потерять религиозную опору, превратиться в подобие Соединённых штатов Америки, чего с Палычем искренне боялись. Да ещё британцы нам "помогли", организовав в Бенгалии страшный голод, как раз в 1781-1785 годах. По разным оценкам, там погибли от голода до десяти миллионов человек*. Это в крошечной Бенгалии!! Начиная с 1783 года бенгальцы, узнав о нашем конфликте с британцами, правдами и неправдами добирались до острова Белого, с каждым годом таких становилось всё больше и больше. Как раз эти беглецы, больше похожие на ходячие трупы, согласны были на любые условия, лишь бы спасти свои семьи и детей от смерти, принятие православия и изучение русского языка их совершенно не пугало.
Так вот, жизнь заставила нас с Иваном откорректировать свои планы на ближайшие годы. Мне пришлось вернуться к административной работе, выстраивая чиновничий аппарат Беловодья. Три года я мотался по острову и соседним странам, дважды плавал в Австралию, побывал в Новой Зеландии и Тасмании. Результатом этих поездок стали чётко обозначенные инструкции и правила работы с эмигрантами. Всех славян вместе с азиатами, принимавшими православие за время карантина, оставляли жить на острове Белом, превращавшемся в типичную западноевропейскую, монокультурную страну, поскольку все жители считались русскими. На острове действовали строгие правила поведения, проживания и отношения к охране природы, поддерживаемые бдительными религиозными деятелями.
Мы, всё-таки, пытались воспитать в славянах не только уважение к труду, издавна им присущее, но, и, строгое соблюдение порядка. Удалось же немцам, воспитать покорённых западных славян в подобных требованиях. К двадцать первому веку никто и не вспомнит, что две трети территории Германии находятся на славянских землях, а носителями истинно прусского духа, ставшего олицетворением германского государства ещё в девятнадцатом веке, стали потомки племён пруссов, самых буйных славян. Настолько буйных, что не успели создать своё государство к началу захвата их немцами, за что и поплатились полной ассимиляцией. Вдруг у нас получится совместить русскую смекалку с немецкой аккуратностью и азиатским трудолюбием? Хотя бы на острове Белом, на базе православия и высоких технологий.
Остальные эмигранты — европейцы и азиаты, не готовые к отказу от религии и резкой перемене образа жизни, уже за наш счёт, отправлялись осваивать южный материк, соседние с ним острова, либо западное побережье северной Америки. Со многими заключались договоры, от пяти до десяти лет, на определённую деятельность, необходимую в том, или ином, регионе. Баронство снабжало новичков инструментами, кое-какими средствами, и отправляло с очередным караваном работать на благо страны. Пока европейцы не спохватились, я торопился заселить людьми не только Австралию, но и соседние с ней острова. Все эти южные поселения отнимали много средств, окупаемых, однако, одними поставками селитры с пятого материка, так, что жадничать мы не собирались.
К тому же, Палыч почувствовал, что может немного отдохнуть, и, моментально договорился с испанцами почистить дно порта Манилы. На паритетных, разумеется, основаниях. Наши водолазы приобрели великолепный опыт в портах Камбоджи, посему в Маниле начали с самого приятного. А именно, подъёма золотых слитков из трёх затонувших кораблей, расположение которых разведали давно, во время "дружественных визитов". Испанцы, естественно, тут же попытались нагло отобрать поднятый груз, подняв какие-то замшелые законы и плюнув на заключённый договор. Палыч, без всякого спора отдал поднятые две тонны золотых слитков, демонстративно поднял водолазный колокол и покинул порт Манилы.
Другой вопрос, что его ребята остались работать, перебравшись на другое судно. Работы пришлось проводить по ночам, отрабатывая ночные погружения. Благо, подводные фонари давно имелись, и, кое-какой опыт был. Не обошлось без определённых накладок, однако, к концу 1785 года Беловодье оказалось обладателем тридцати тонн золота в слитках и трёх пудов изумрудов. Иван, воспользовавшись такой удачей, тут же выпросил у меня разрешение на тренировки своих бойцов "в реальных боевых условиях". Несмотря на огромные затраты, в основном на оружие и боеприпасы, я поддержал Палыча. Кхмерские и аннамские батальоны нуждались в постоянном пополнении боевого опыта, кто-то из великих полководцев сказал, что долго не воевавшая армия превращается в балласт. Да и сроки годности снарядов истекали, если их уничтожать, так с пользой!
Не имея возможности, и, не желая создавать армию в десятки тысяч солдат, мы собирались постоянно поддерживать беловодские боевые отряды в тонусе. Хитрец Невмянов, в начале 1786 года высадился в городке Мачилипатнаме, в колонии британской Ост-Индской кампании на восточном побережье полуострова Индостана с четырьмя батальонами, где за полгода, под прикрытием туземных племён, полностью очистил полторы тысячи километров побережья от присутствия англичан. Место высадки было выбрано не случайно, нам удалось взять в свои руки крупнейшие места добычи знаменитых индийских ювелирных алмазов. С 1786 года мы стали крупнейшими поставщиками бриллиантов в Европу, в первую очередь, конечно, в Санкт-Петербург. Теперь уже Екатерина Вторая могла назвать Индию сверкающим бриллиантом своей короны.
Правда, привыкшие к войне, отряды местных племён тут же занялись борьбой за власть, восточное побережье полуострова захлестнула гражданская война. Нет у нас английского колониального опыта, да и чёрт с ним, расстреливать тысячами людей не самый хороший способ наведения порядка в стране. Невмянову удалось главное, вбить в головы индийских раджей, что призывать на помощь европейцев — англичан, голландцев или французов, не стоит. Мы будем против этого. Дело чести индусов решить вопрос о власти самим. При этом, беловодские торговцы стояли в стороне от любых военных действий за пределами контролируемой территории, находясь под охраной небольших, но, отлично вооружённых гарнизонов. А Ивану пришлось ещё на полгода задержаться, отстреливая наиболее одиозных вождей, не желавших понять наши требования. Только к лету 1787 года удалось навести порядок и спокойствие в беловодских колониях Индии.
К этому времени я пришёл к неутешительному выводу, что нарисованные несколько лет назад фантастические планы развития экономики начинают пробуксовывать. Постоянно прибывающие эмигранты разбавляют квалифицированных обученных рабочих, оставляя общую культуру производства на низком уровне. Промышленники, избалованные притоком дешёвой рабочей силы, оказались не заинтересованными в техническом вооружении. Зачем ставить новейшие ткацкие станки, когда сотни корейцев и японцев вручную выпускают столько же материала, и, что характерно, значительно дешевле, не требуя обучения? Не правда ли, знакомая картина? К счастью, в маленьком Беловодье, при отсутствии оппозиции, были у нас "методы против Кости Сапрыкина"*.
Ничего нового я не выдумал, обычное налоговое регулирование. Однако, не собираясь, подобно постсоветскому правительству, менять правила игры каждые полгода, к делу мы подошли очень осторожно и аккуратно. Любимой поговоркой того времени стала "Лучшее — враг хорошего". В результате, после введения ряда прямых и косвенных налогов, заниматься техническим перевооружением принялись две трети заводчиков, кроме начинающих и неопытных. Потому, что неуплата налогов в Беловодье стала страшнейшим преступлением, наказуемым сначала штрафом, а, при повторных нарушениях — полной конфискацией имущества. Причём не только у должника, но и всех взрослых членов его семьи. Повторяю, тюрем на острове не было, решения по преступлениям принимались быстро, а проштрафившийся должник быстро получал место в трюме корабля, плывущего в Австралию, Тасманию или Новую Зеландию.
Впрочем, острова давно получили другие названия. Тасмания звалась островом Императрицы Екатерины Второй, а два острова Новой Зеландии, соответственно островами Петра и Павла. Документы в Русскую и Французскую академии наук о заселении Австралии и наименовании островов, мы отправили ещё в 1783 году. Пока европейские географы бьются, мы не следим за их баталиями. Рано или поздно наши названия приживутся. Так вот, чтобы помогать в развитии собственных дел предпринимателям, или строительстве домов для небогатых переселенцев, пришлось пойти на открытие беловодского банка, но, ссуды выдавали не под проценты, ростовщичество в баронстве мы запретили практически сразу после высадки на острове, а под выполнение определённых работ или поставок товаров для нужд городов. Поступавшие из колоний средства не успевали осваивать, пришлось создавать золотые запасы, чтобы не подстегнуть инфляцию. И, даже отправить в Россию, Никите Желкевскому и Володе Кожевникову, по одному миллиону рублей в звонкой монете, в гинеях, естественно. При нехватке русских разменных денег в России, они принесут там больше пользы, нежели у нас в сундуках.
В Японии, где с 1782 года случались ежегодные неурожаи, летом 1785 года начался страшный голод*. Количество беженцев на остров Белый выросло в десятки раз, страшно было смотреть на скелеты, чудом добиравшиеся до наших берегов. Особенно страдали дети, самые беспомощные перед голодом. Нам пришлось отбросить условности и буквально навязать японцам свою помощь, до этого времени отклоняемую сёгуном. Видимо, он боялся выставления кабальных условий по результатам нашей помощи. На аудиенции с японским послом я поклялся, что Беловодье не будет требовать никаких обязательств от микадо и сёгуна, за оказанную соседскую помощь. Видимо, мне поверили, и разрешили, всего через неделю, организовать пункты раздачи пищи на японских островах.
Нет, мы не собирались создавать из японцев нахлебников, но, смотреть на умирающих от голода детей и женщин не могли. Кроме того, на всех пунктах раздачи китового мяса, которых удалось организовать на побережье островов тридцать два, работали беловодские разведчики и агитаторы. Работали осторожно, без выкручивания рук, выбирали специалистов в самых различных областях, от цветоводства до строительства, от кузнецов до учителей каллиграфии, приглашали их в Беловодье. Отказывавшимся предлагали небольшие стипендии, начиная менять образ врага на иной, если не друга, так доброго соседа. Этот опыт двух лет работы в Японии стал первым блином в становлении беловодской службы зарубежного влияния. Завербовать на переезд удалось человек пятьдесят, зато стипендиатов образовалось четыреста сорок. Жаль, официальные власти, после окончания голодных лет, в 1787 году, никаких шагов навстречу не сделали, ограничившись письменной благодарностью сёгуна. Возможно, проверяли, сдержу ли я слово.
Да, к восемьдесят шестому году, в баронстве и за его пределами работали три спец службы, подчинённые лично мне. Это контрразведка, служба охраны и служба "Я", под таким немудрёным названием скрывалась работа с агентурой влияния. В подчинении председателя правительства была немногочисленная полиция, разведка и служба безопасности, совмещавшая законодательный контроль с технической контрразведкой. В общей сложности, всех сотрудников не набиралось и двух сотен человек, законы разрастания чиновничьих аппаратов были мне знакомы, более того, изучались в Невмянском институте. Я опасался, что в будущем чиновники погубят баронство, низведут его до застоя и коррупции. Поэтому первые же выявленные нарушения Положения мы широко разглашали, по радио и в газетах, жёстко наказывали нарушителей. Независимо, проводили буддисты молебен на улице, или сбрасывал в реку отходы красильной мастерской старовер Игумнов. Все нарушители выплачивали огромные штрафы и отправлялись в плаванье. Буддисты в Австралию, Игумнов в Калифорнию. С предупреждением, что следующим местом ссылки будет Тасмания с её людоедами, либо Командорские острова, где красить и продавать станет нечего.
Таким, вот, образом, не мытьём, так катаньем, закладывали мы основы будущего государства, вернее одной из губерний России. В том, что рано или поздно Беловодье, как и Австралия с Калифорнией и Гавайями, будут включены в состав России, мы с Иваном не сомневались. Более того, все наши наработки выстраивали именно с учётом этой перспективы. Я подозревал, что административная работа не сахар, но, чтобы настолько?! К концу восемьдесят седьмого года я так вымотался, полностью испортил себе нервы, вспыхивал, как порох при первых же неприятностях, что решил оставить управление, сделать годовую передышку. Вернее, это решил не я, настояла жена Ирина, заявив, что иначе рискует остаться вдовой, с маленькими детьми. Именно дети дали мне силы принять такое решение, слишком мало времени оставалось на их воспитание. Чего будут стоить наши дела, если мои наследники не смогут стать моими единомышленниками? Не смогут в нужном русле продолжить стратегию развития?
Так, поздней осенью 1787 года мы всей семьёй перебрались в Китеж, где наступило счастье. Счастье общения с детьми, исследований в любимой химии. С Нового, 1788 года, я вернулся к чтению лекций в институте, административная работа мне ясно показала, что главным богатством острова остаются люди, а не новые технологии. За прошедшие годы из всех новинок удалось поставить в промышленное производство снимки и крикуны (фотографию и граммофоны). Спрос на то и другое оказался неожиданно большим, возможность, подобно богачам, иметь каждому в доме изображение семьи, оказалась популярной в народе. Уже помимо нас появились художники, раскрашивавшие чёрно-белые снимки в естественные цвета. К концу восьмидесятых годов, снимки обогнали по поступлениям в казну Беловодья всю продукцию, кроме сахара и оружия. Крикуны великолепно шли на экспорт, а среди беловодцев нашлись великолепные голоса, особенно у священников. Ради этого, Гермоген пошёл нам навстречу, разрешив служителям господа записываться на пластинках, не только церковными песнопениями, но, и обычными песнями. И, едва Андрей Хомяков сообщил о получении патентов на крикуны и снимки в основных европейских странах, как новинки хлынули на экспорт. Три года внешнеторговый оборот баронства оставался положительным, внутренний рынок рос. Даже без колониальных поступлений, бюджета хватало на стабильное развитие.
А в закромах, так сказать, новой родины, лежали почти семьдесят миллионов рублей в золотых слитках и монетах, в ожидании своего звёздного часа. И, эти запасы ежегодно росли на десять-пятнадцать миллионов.
Глава шестнадцатая.
В апреле 1788 года, Невмянов позвонил мне в Китеж по телефону. Беспокоить себя я просил по исключительно важным вопросам, войны и мира, не меньше. Потому и трубку взял с опасением, не высадился ли десант на острове?
— Здравствуй, Иван Палыч, что случилось?
— Не переживай, всё нормально в Беловодье. Однако, китайцы вторглись в Аннам, по данным разведки, армия не меньше ста восьмидесяти тысяч. Полным ходом идут к столице Нгуена Хэ, с которым, смею напомнить, у нас договор взаимопомощи.
— Думаешь, не выдержит, разобьют его китайцы?
— Нет, конечно, на всякий случай мы полсотни миномётов срочно отгрузили, хотя, Нгуен справится и без них. Но, так спокойнее. У меня другое предложение. Разреши высадиться в Макао, с дальнейшим захватом Кантона, это крупнейший торговый центр южного Китая.
— С ума сошёл, на вас ещё сто тысяч войск император кинет, да португальцы с французами взвоют. Положим людей зря, и военный конфликт получим, зачем? Денег у нас и без того достаточно.
— Денег много не бывает, сам говорил, скоро земли в Америке торговать будут, наших миллионов может не хватить. Там нужно в десять раз больше средств. Это первое. Второе, мои бойцы год не воевали, застоялись, пусть развеются, попробуют себя в крупных операциях. Третье, мы же не собираемся оставаться в Кантоне. Ограбим его дочиста и сделаем вид, что нас уговорили именно французы вернуть город Китаю. Им приятно и нам хорошо.
— Ладно, согласен. Только, вот что, захвати ещё Тайвань. Хотя бы чисто формально, крупные порты побережья. Сможешь?
— Сделаем, только зачем? Базу сделаем, так?
— Базу сделаем, это раз. И покажем себя не пиратами, а типичными европейцами. Мол, захватили много, но, удержать смогли только остров. В будущем возникнет предмет торга с Китаем о заключении мира. Если получится, вернём императору остров, пусть сам порядок наводит. Себе оставим базу в порту, хватит вполне.
Санкционировав конфликт с Китаем, я вернулся к занятиям по химии и лекциям в институте. Зимой доставили из Индонезии несколько тонн нефти, мы с лаборантами отрабатывали безопасную и недорогую технологию получения тринитротолуола. Занимательная работа, нефтехимия увлекает. Едва ли не каждая реакция даёт перспективные продукты и направления. Задача не в том, чтобы получить нужный продукт, а в том, чтобы сделать его недорогим. Тут, помимо химии, нужна экономика и представление перспективного развития. Поручить кому-либо, при всём желании, такие исследования я не мог, да и не хотел, собственно. В работе пролетали месяцы, но, запущенный тремя годами работы механизм государственного аппарата, как, оказалось, продолжал работу. При минимальных поправках со стороны Невмянова. В частности, служба "Я" и разведка, все эти годы совместно обрабатывали пленных английских моряков, состоявших, в основном, из ирландцев и шотландцев. Не упуская, впрочем, и натуральных кокни, уэльсцев и прочих островитян.
Глубокой осенью 1788 года беловодские корабли высадили первый десант из сотни ирландцев на Изумрудный остров*. Каждый из повстанцев был вооружён "Лушей", а руководители десяток извещены о месте и времени приёма грузов. В трюмах, когда-то английских, трофейных кораблей ждали своих хозяев пять тысяч ружей с патронами, на пушечных палубах отремонтированных парусников скучали кхмеры, надраивая новенькие гаубицы. Представляю, как чесались руки канониров, пострелять по англичанам, если те рискнут потребовать досмотра беловодских судов в открытом океане. Однако, за две недели ожидания в открытом море западнее Ирландии, никто из британцев не рискнул придраться к кораблям загадочного государства. Видимо, красный флаг лимонники успевали разглядеть издалека, чтобы успеть обогнуть небольшую эскадру, не рискуя приблизиться.
Затем, один за другим, в чётко отмеренные часы, корабли крейсировали вдоль западного побережья Изумрудного острова, принимая на борт, странных рыбаков, в жизни не бравших в руки сырую рыбу. Многие из лже-рыбаков сразу привозили тяжёлые дорожные сундуки, не утруждая себя ночными поездками на берег и обратно. Результатом стали отгруженные на берег ружья, их продали борцам за свободу Ирландии почти по себестоимости, за десять рублей штука. Но, такое важное дело, как освобождение братского ирландского народа от английского империалистического гнёта, стоит небольшой спонсорской помощи. Тем более, что с оружием на берег высадились два десятка военных советников, более-менее освоивших гэльский язык. Мы намеренно не ставили ребятам задачу обязательного восстания, поработают на месте, разберутся сами. Многие из военных советников успели отличиться на Цейлоне и в индийских княжествах, знали тактику боевых действий английских войск, примут решение на месте.
Отдельно от них группа шотландцев и уэльсцев, из торговых и военных моряков, обработанных нами в духе марксизма-троцкизма, сошла на берег в Британии. Перед ними стояла задача по организации борьбы с несправедливым угнетением рабочих, развитие луддизма, с перспективой построения лучшего общества. Работать по воспитанию классовой ненависти к угнетателям, в восемнадцатом веке, было довольно легко, самой наглядной агитацией стали условия труда в Беловодье. Мы просто дали возможность будущим революционерам поработать на наших заводах и узнать размер зарплаты, а затем объяснили теорию прибавочной стоимости. После этого никого убеждать в преступности британских промышленников не пришлось.
За полгода наша типография изготовила достаточно "подрывной литературы", обговорены каналы финансирования и явки для связи. Пока никто из беловодцев в деятельности луддитов не участвовал, посмотрим, как пойдут дела. Слишком суровым оказалось английское правосудие к инакомыслящим, никакими гражданскими свободами не пахло, рисковать своими парнями мы не будем. Пусть за свободу английского рабочего класса борются сами лимонники. Разгрузившись, бывшие корабли британской Ост-Индской кампании успели в Петербург до ледостава. Там им предстояло ждать весны, распродавая привезённые из княжества товары, хлопковые ткани, обработанные самоцветы, золотые украшения и часы в экзотических корпусах. Без традиционных бансов не обошлось, все три корабля привычно использовали консервы вместо балласта.
Никита Желкевский давно считал прибыль миллионами в месяц, еженедельно принимал у себя европейских покупателей. Покупали у него всё, от рельсов, до паровозов и железнодорожных мостов. А железнодорожное училище, основанное им в Харькове, на второй год стало международным. Вот, Никита уже внёс свою лепту в корректировку истории, в Европе и России будет единая железнодорожная колея, покупатели даже не представляли, что ширину колеи можно изменить. Кроме общего железнодорожного направления, Никита успешно развивал оптико-механическое производство. Бинокли, микроскопы, часы для общего потребления. В закрытых мастерских оптико-механики разрабатывали артиллерийские прицелы, дальномеры и хронометры. Разбрасываться Желкевский не собирался, понимая, что большее количество лабораторных исследований не сможет контролировать.
Володя специализировался на пароходах и паровых двигателях для тех же паровозов, но и этого хватило, чтобы отгрохать в Сарапуле и Таракановке настоящие дворцы. А летом 1784 года семейство Кожевниковых прокатилось в Европу, успели её рассмотреть перед революцией и наполеоновскими войнами. Потому ребята подарили нам радиопроекты, не желая отвлекаться от своего машиностроения.
— Лучше я ДВС до ума доведу к будущему году, — честно признался мне Володя, — не хочу заниматься радио. Сам же просил небольшой двигатель, для самолётов.
— Кто бы спорил, только не я, — едва не подпрыгнул в своём Беловодье от такой новости, — тогда мы тебе полсотни генераторов вышлем, разной мощности, и аккумуляторов.
— Это дело, не забудь конденсаторов прислать. И, Катерине моей подбери каких-нибудь камушков, побасче.
— Договорились, ребята всё на корабле осенью привезут, тестю твоему передадут, там разберётесь.
Так и вышло, теперь нам предстояло отработать самую простую и надёжную конструкцию коротковолнового передатчика. Одновременно, разобраться, наконец, с диапазонами работы, мне совсем не хотелось, чтобы наши разговоры легко прослушивались любыми радистами. Переходить на морзянку поздно, дешевле издавать справочник кодовых фраз. Поломали мы голову с Иваном, рисуя многочисленные схемы, выдумывая новые конструкции триодов и пентодов, рассчитывая минимально необходимое количество контуров. Практически всё вытянул на себе Палыч, не забывая привлекать к расчетам учеников. Зря, что ли, столько лет упорно вспоминали давно забытые формулы, обучая заметно выросшую в количестве и качестве институтскую братию. Весной 1788 года устроили первый выпуск студентов Невмянского института, выдали дипломы, отпечатанные на тонко выделанном пергаменте и золотую заколку для галстука с годом окончания обучения и названием института "Первый Беловодский". Ну, не ромбики же печатать, как в Советском Союзе.
Дипломные работы выпускников звучали для меня, как песня. Послушайте, "Малогабаритный коротковолновой передатчик", "Технология снижения затрат лампового производства", "Спиртовой двигатель внутреннего сгорания", "Акклиматизация стеллеровых коров в прибрежных водах острова Белого". Благодаря работам выпускников скоро не только каждое беловодское судно будет оборудовано радиосвязью, рации получат беловодские разведчики и стрелки, послы и геологи. Антон Воронов уже взлетал при помощи "дипломных работ", умоляет приступить к их серийному выпуску. Что же, пару моделей можно запустить в мелкую серию, на закрытом китежском заводе. Пусть лётчики начнут отрабатывать полёты до материка, глядишь, получим возможность быстро добраться в Камбоджу, Цейлон, Австралию, лет через пять и в Калифорнию. Пригодятся выстроенные базы на Курилах, на Гаити, на Тайване.
С китайцами всё получилось, как мы и предполагали. После захвата крупнейшего китайского торгового города Кантона беловодскими стрелками и разгрома двухсоттысячной армии вторжения в Аннаме*, император Поднебесной выслал в захваченный Кантон послов для переговоров о мире. Что характерно, в сопровождении французов и англичан. Правда, все сборы происходили темпами восемнадцатого века, где время исчисляется даже не днями, а месяцами. К моменту прибытия послов, город был дочиста нами разграблен, зафрахтованные суда не успевали развозить трофеи по адресам. Часть в Аннам, часть в Камбоджу, Корею, даже в княжество Кедах, — продемонстрировать союзникам яркие примеры нашего могущества. Много товаров первой необходимости, тканей, инструментов, мебель, посуду везли сразу в Австралию. Туда уплыли три огромные флотилии под охраной пароходов. На остров Белый увезли сравнительно немного, деньги, драгоценности, произведения искусства, да пленных ремесленников и мастеров, как правило, с семьями. Их в Кантоне не осталось совсем, боюсь, долго придётся восстанавливать богатейшему городу Китая свою славу.
В переговорах решил поучаствовать лично я, посмотреть на китайских "партнёров". И, не скрою, получил массу удовольствия, чего стоили одни выпученные глаза китайских послов на мои требования выкупа в пятьдесят миллионов золотых рублей за оставление города. Англичанам, попытавшимся оказать на меня давление, угрозой блокады и высылки войск, я, с улыбкой, ответил на чистейшем "аглицком" известной пословицей "Не стоит бросаться камнями тому, чей дом из стекла". Тут же повернулся к китайцам и поинтересовался,
— Что за люди присутствуют на переговорах? Если это слуги, пусть они удалятся. Мне никакие англичане не известны, с Британией у Беловодья дипломатических отношений нет, как говорится, "Посторонних попрошу очистить зал"*. — И, сразу, демонстративно, завёл разговор по существу переговоров с французами. Подчёркнуто, прислушался к требованиям французов, о снижении выкупа за город, недолго поторговался с ними. Но, до ухода англичан отказался вести дальнейшие переговоры.
Что делать, из Европы специалистов мы получаем свободно, без всякого участия англичан, торговать в Британии нам, так и не дают, ссылаясь на что угодно. Буквально год назад арестовали два торговых беловодских судна вместе с товарами, рискнувших добраться до Портсмута. К счастью, всю команду удалось вывезти на испанском судне, за огромные деньги. А корабли и товар достались британской короне, без каких-либо официальных обвинений. Конфликт с британской Ост-Индской кампанией перешёл в открытую фазу. Наши гаубицы и пушки великолепно показали себя в морских сражениях. Тем более, вооружение и скорость пароходов делают беловодские корабли сильнейшими, как минимум в Юго-Восточной Азии. Теперь не те времена, когда мы боялись блокады и ждали высадки десанта на острове. Ещё полгода-год, и наши самолёты будут патрулировать Японское, Жёлтое и Южно-Китайское моря. Тогда, с учётом радиосвязи, мы сможем выслеживать корабли любых противников и уничтожать, пользуясь абсолютным преимуществом скорости хода и вооружения. Однако, после потери Северной Америки, при наличии войн с французами в Канаде и боевых действий в Европе, Британская империя вряд ли сможет послать войска в Азию.
Британская Ост-Индская кампания может прислать войска, но, не будет. По разведданным, спровоцированные нами восстания в Восточном Индостане связывают все вооружённые силы кампании. Рисковать войсками лучше против слабого врага, нежели отправлять их на верную гибель в Беловодье. Такое отношение к баронству сложилось у лимонников три года назад. Всё это время они сколачивали союз против нас. Нгуен Хэ честно рассказал об этом, кхмерский король тоже доложил о предложенной британцами военной помощи против нас. В отношении китайцев мы не сомневались, о попытках подхода англичан с такими предложениями к корейцам и, даже, губернатору Дальнего Востока, сообщили братья Агаевы. Учитывая, что через семь-восемь лет Британия будет надолго связана борьбой с Наполеоном, мы могли себе позволить дёргать кота за усы.
В результате переговоров мы получили десять миллионов рублей золотом, плюс военно-торговую экстерриториальную базу на Формозе, она же Тайвань, сроком на 200 лет. И, обещание китайцев направить послов в Беловодье для заключения военно-торгового союза. Чтобы они не тянули, я на прощание похвалил китайцев, демонстративно долго расхваливал богатые города на побережье, после чего, совершенно не в тему, посетовал, что дороговизна боеприпасов не позволяет воевать Беловодью чаще одного раза в году.
— Но, — закончил я, свой сюрреалистический рассказ, подмигивая китайцам, — после получения десяти миллионов рублей мы сможем быстро подготовить нужное количество боеприпасов. И, пожалуй, не станем ждать целый год.
Мы действительно не стали ждать год. Едва закончились перевозки трофеев, корабли вернулись назад, прошли профилактический ремонт, а бойцы отдохнули и восстановили форму, Палыч запланировал новую операцию. На сей раз, не сложную, высадку на восточное побережье острова Новая Гвинея. По нашим данным, там разрозненные селения дикарей, склонных к каннибализму, огромные территории, не имеющие никакой официальной власти. Даже испанцы и португальцы официально не претендуют на восток Новой Гвинеи. Однако, вполне могут ввязаться в конфликт, если он затянется. Поэтому Палыч усиливал боевое сопровождение колонистов до двух батальонов кхмеров, с батареей миномётов и пушек. На побережье Новой Гвинеи мы собирались создать морскую базу с аэродромом. Этих аэродромов вдоль сто пятидесятого меридиана мы выстроим не меньше пятнадцати, через каждые пятьсот километров, если не чаще, на пути из юго-восточной Австралии до Курильских островов. Теперь планы освоения Тихого океана корректировались применением самолётов. С их появлением контроль над островными архипелагами вдоль сто пятидесятого меридиана становился жизненно необходимым. Независимо, будут эти острова заселены, станут, приносить доход, или нет. Мы первыми поняли стратегическую важность цепочки островов, соединяющей Беловодье с Австралией, и, не дадим другим странам втиснуться в эту нишу.
Так, что экспедиция на восточное побережье Новой Гвинеи, будет двигаться вдоль сто пятидесятого меридиана, высаживая гарнизоны и поселенцев, на все пригодные для этого острова. С шагом около пятисот километров. Учитывая, что расстояние до Новой Гвинеи составляет почти шесть тысяч километров, по прямой, а до австралийских городков, на три тысячи километров дальше, работа предстоит огромная. Но, как говорил вождь мирового пролетариата, архиважная. К тому же, сейчас мы в состоянии снабдить все гарнизоны радиосвязью и регулярно контролировать. И, что немаловажно, прислать быструю помощь в случае опасности. Как минимум, из соседнего гарнизона, ведь в каждом втором гарнизоне оставался вооружённый паровой катер. Да, такая экспедиция и высадка гарнизонов, не считая платы строителям аэродромов, выходила в копеечку. Но, оплатили всё китайцы, десяти миллионным платежом, обеспечив деятельность островных гарнизонов на линии Невмянск — Павловск (Австралия), лет на двадцать вперёд.
Мы догадывались, что лет через пятьдесят, если не раньше, за эти острова, пока ненужные никому, начнётся настоящая драка среди европейских держав. И, победит не тот, кто захватит острова первыми, а тот, кто сможет содержать там войска с меньшими расходами. Потому заранее думали о возможном получении прибыли с островов. В экспедиции плыли несколько геологов, китобой и два рыбака, чтобы оценить перспективу освоения островов. При прочих равных условиях, содержать гарнизоны именно нам выйдет дешевле, нежели любой европейской стране. Не будет на островах полезных ископаемых, начнём строить бансовые заводы и развивать китобойный промысел. Если уж совсем ничего не найдём, попробуем сажать сахарный тростник и гевеи, либо ещё что-нибудь практичное, кофе, какао, пряности какие.
Или найденные в джунглях Юго-Востока латексные фикусы, из сока которых получаем аналог резины, эти деревья и станем выращивать, всё дешевле, чем из Южной Америки каучук закупать. Такие вот, планы составили мы для начальника экспедиции, которая может продлиться, по нашим подсчётам, до двух лет. Начальником стал мой шурин, брат жены, Фёдор Васильевич Быстров. Он сам напросился в плаванье, долго переживал из-за внезапной смерти, при родах, своей жены, и, решил плыть, куда глаза глядят, чтобы не видеть привычные домашние стены, супружескую кровать. Зная его упорный характер, я не сомневался, что планы Федя выполнит самым лучшим образом. А два сына его будут жить в нашей семье, при случае и поговорят с отцом по радио.
Теперь о мирных делах, третий год мы усиленно продвигали свои привычные модели одежды, не только для солдат и офицеров, спокойно воспринявших новую форму. Все работники баронских предприятий год назад перешли на типовые комбинезоны, отличавшиеся на разных заводах расцветкой и покроем. С чиновниками особых проблем не возникло, с помощью жён и опытных портных мы сварганили нечто среднее между пиджачными парами и короткими кафтанами. К ним прилагались рубашки, а галстуки стали непременными атрибутами официальных приёмов и парадных выходов. Гермоген меня поддерживал, глядя сквозь пальцы на некоторые вольности. В главном у нас было взаимопонимание, этим летом беловодские староверы, решились, наконец, организовать первую семинарию для подготовки миссионеров. С учётом предстоящего освоения гавайских и других островов, миссионеры нам понадобятся непременно, им и на острове Белом работы хватит надолго.
Структуру управления островом решили законодательно не устанавливать, при такой плотности населения сил барона, то есть, меня, вполне хватит разобраться со сложными проблемами лично, остальные решат местные старосты русских и японских деревень, либо айнские князья. Зато разделение территории между общинами за последний год удалось окончательно согласовать, описать все речки и болота, пастбища и леса. Выписанные из Саксонии и Баварии географы лично объехали весь остров и начертили карты с подробным установлением границ. По одному экземпляру таких карт, касающихся закреплённых территорий, выдали местным жителям, второй хранился в моей библиотеке. Земли местных жителей мы сразу максимально ужали с перспективой выделения территории для будущих переселенцев, не отрезая каждый год наделы.
Получилось, что две трети острова оказались ничейными, то есть, баронскими, из них процентов восемьдесят непригодны для сельского хозяйства и проживания. Всякие горные пики и хребты, болота и овраги. При этом удалось обойтись без военных столкновений, мои люди не скупились на подкупы айнов, не серебром, так оружием и дорогими вещами. Князья айнских родов после закрепления новых границ племенных территорий лишились почти всех общих границ, племенные владения отделяли друг от друга полосы баронской, моей, земли. Большая часть конфликтов из-за нарушения границ потеряли свои причины. Теперь потерпевшей стороной при нарушении охотничьих границ, в первую очередь, оказывался я, не оставляя никаких шансов поживиться в междоусобице. В лучшем случае племена и роды отделывались штрафом, в худшем, отправляли очередных подростков в Невмянск на учёбу, в качестве "заложников". За шесть лет количество заложников в городах достигло трёх тысяч парней и девушек, самые толковые из них уже учились в институте, пока двенадцать человек. Но, какие наши годы, лет через десять все перспективные аборигены получат образование, а неперспективные станут рабочими и земледельцами. Боже мой, без всякого принуждения, только под гнётом обычного любопытства или примитивной зависти к более богатым сверстникам, как на протяжении двадцатого и двадцать первого века уезжала молодёжь из деревень. Не всегда от нищеты и голода, часто в поисках новых знаний и лучшей жизни.
В Беловодье примеры лучшей жизни и знаний просто бросались в глаза в каждом глухом селении. Начиная от дельтапланов и самолётов, паровозов и пароходов, до сих пор пугавших аборигенов из глухих селений, заканчивая обычными стальными ножами, отрезами хлопчатой ткани и золотыми украшениями, в обилии развозимых по деревням мелкими торговцами, почти каждый из которых был вооружён ружьём или револьвером. Не столько от разбойников, сколько для поднятия авторитета. Поэтому, мы с Палычем не сомневались, при всей патриархальности островного общества, молодёжь в города и на предприятия пойдёт, постепенно, но, пойдёт. Не зря мы выстроили два стадиона в каждом городе, для пендаля и лапты, на которых зимой заливали катки и хоккейные (крючные) площадки. За городами расчистили лыжные трассы, где зимой устраивали ставшие традиционными лыжные гонки с внушительными призами. Не далёк тот год, когда по периметру острова пройдёт лыжная гонка или пробег на локомобилях, молодёжь любит подобные представления.
Неопределённые отношения сложились с представителем британской Ост-Индской кампании, соизволившему прибыть в Невмянск в декабре 1787 года на французском корабле. Поначалу я обрадовался его появлению, полагая, что британская Ост-Индская кампания решилась на переговоры о прекращении боевых действий с РДК, идущих пятый год. Однако, статус посланника не был определён, кроме письма, удостоверявшего полномочия барона Гилберта, его государственное положение не носило конкретных полномочий. Да и сам барон ничего конкретного не говорил, занимаясь откровенным шпионажем. Потому и относились мы к Гилберту подчёркнуто равнодушно, как к обычному проезжему капитану торгового корабля. Приезжие европейцы селились в двух портовых гостиницах, наравне с азиатскими торговцами, что для восемнадцатого века было редкостью. Однако, владелец гостиниц Невмянов, на просьбы и рекомендации голландцев и португальцев о выделении отдельной гостиницы для европейцев, отвечал довольно цинично.
— Деньги не пахнут, господа, вы для нас такие же варвары, как все остальные. Дикари, прости господи, — при этой фразе мы привычно крестились, — русского языка не знаете, договоров с вашими странами нет, товаров путных нет. Одежда смешная, корабли примитивные, об оружии и говорить нечего, один смех. Я лучше аннамцев послушаю, они, между прочим, давно железную дорогу построили, а у вас, в Европах железная дорога есть? Или отдельные гостиницы для беловодцев и русских имеются? Когда всё это будет, милости прошу, пока же, не обессудьте.
Очередную просьбу англичан и голландцев, возглавляемых бароном Гилбертом, о выделении земли под строительство факторий я принял благосклонно, предложив, сначала прислать полномочных послов для заключения консульских договоров и выделения соответствующих территорий в Британии и Голландии, вблизи портов, с обнулёнными пошлинами. Такого поворота торговцы не ожидали, особенно их добила моя фраза о несоответствии их товаров британскому же Морскому Акту и международному законодательству.
— На ваших судах уже неоднократно обнаруживали бансы постороннего производства, на последнем голландском корабле найден контрафактный телефон, соединявший рубку с капитанской каютой. Учитывая наши добрые отношения, эти находки пока оставили без внимания. Однако, сообщаю вам, что бансы, телефон, ружья и многие беловодские товары давно запатентованы в ваших странах. Лицензию же на производство этих товаров я не продавал никому в Европе. — Налюбовавшись на шокированные лица своих посетителей, я продолжил, — Следовательно, ваши страны завозят товары из чужих стран, нарушают Морской Акт, который РДК и Беловодье всецело поддерживают. Ваши торговцы имеют наглость привозить на продажу шкуры каланов и соболей, которые добываются лишь на русской территории. Причём, привозят они эти шкуры в Британию, что является чистейшим нарушением Морского Акта. А правительство Георга Третьего не принимает никаких мер!
Глаза голландских капитанов вылезли наружу, отражая очевидные мысли, подводившие мину под Морской Акт. Не секрет, что он был придуман исключительно против голландского торгового флота, теперь англичане рисковали получить свой же фитиль себе обратно, в то самое место. Ни одна из подвластных британской короне территорий официально не производила наши товары — бансы, телефоны, ружья и прочую мелочь. Судя по всему, их производство организовали в самой метрополии, наплевав на патентное право, обычная практика двойных стандартов. Ничего, наши агенты в Ирландии и Шотландии уже получили задание обжаловать нарушение права в судах. Пусть тяжба продлится полгода-год, денег мы выделили достаточно, чтобы уложиться в стандартные сроки. Но, мы заставим европейцев покупать наши патенты, или будем конфисковать суда, где обнаружим контрафактные товары.
Эта фраза едва не выскочила из моего рта, чего-чего, а войны с Британией или всей Европой, мы не хотели. Быстро сжав губы, я прошёлся по кабинету, повторяя посетителям требования.
— Пока между вашими странами и баронством Беловодье нет дипломатических отношений, нет договоров о мире и торговле, никаких факторий строить вы не будете. Более того, весь груз кораблей, где обнаружим товары, нарушающие Морской Акт, будет конфискован. Начиная, допустим, с января будущего года. Думаю, к тому времени, вы найдёте возможности убедить свои правительства, жить по цивилизованным правилам.
Не прошло и недели, как Гилберт покинул Невмянск, надеюсь, чтобы поторопить правительство Георга. У нас же, воцарилась такая привычная спокойно-быстрая провинциальная жизнь. Палыч, в ожидании результатов китайской авантюры, занялся производством гармошек, обычных русских гармошек. С нашими мастерами умельцами хватило и его скромных воспоминаний о конструкции музыкального инструмента. А прибывшие итальянцы из Миланской оперы азартно осваивали новый инструмент. Я полностью погрузился в химию, мы разработали довольно простую технологию производства целлулоида и искусственных красителей. Целлулоид давал возможность переходить на привычную фотографию (светопись) с кассетами плёнки и фотоувеличителями. Оптику для них подрядился выпускать Никита на своих петербургских заводах. Он же пообещал изготовить нам несколько десятков фотоаппаратов-миньонов, в сугубо шпионских целях. Если всё удастся, наладим совместное предприятие по выпуску малогабаритных фотокамер образца двадцатого века.
Искусственные красители при грамотном применении снизят затраты на окраску тканей в разы, мы сможем обрушить китайские рынки. И, не только китайские, при толковом подходе, но и европейские. Лишь бы, не накликать войну против нас. Поэтому, с красителями решили не спешить, провести испытания в течение двух лет стойкости окраски. За это время подготовим технологическую базу и примерные рынки сбыта. Думаю, жители Кореи, Аннама и Камбоджи примут снижение цен на крашеные ткани положительно, но, как отнесутся к этому красильщики и торговцы? Ничего, за два года этот вопрос успеем обсудить с правителями союзных стран. Тем более, что в Аннаме, заканчиваем строительство вольфрамового рудника, с заводом по выплавке металла, и прокладку железной дороги от порта к руднику. Нгуен Хэ, в ходе разгрома китайской армии, понёс серьёзные потери в своих войсках и финансах. Подарок ему части награбленного имущества китайского города Кантона не только пришелся, кстати, но, открыл нам огромные возможности по добыче полезных ископаемых в Аннаме. Как и любом деле, необходимом при строительстве и торговле.
Все последние годы в Беловодье шло постоянное строительство, домов, заводов, и очистных сооружений. Кроме карательных мер за нарушения Положения в части охраны природы, применялись и налоговые льготы. Для этого, мне пришлось посчитать все расходы, показать их заводчикам и сделать налоговый вычет на затраты по строительству и эксплуатации очистных сооружений. Как фильтров-дымоуловителей на трубы, так и отстойников и фильтров сточных вод. Твёрдые шлаки централизованно вывозили на подушку для грунтовых дорог, а сами новые дороги мы прокладывали заново между городами. Проектировали их сразу максимально прямыми, срывая холмы направленными взрывами. Дороговато, но опытные взрывники, в свете предстоящих войн, стоят многого.
Градоначальники получили дополнительные средства из баронской казны на строительство мощёных дорог и тротуаров, набережных и фонтанов, разбивку цветников. В моих владениях на окраине Невмянска уже заканчивались подобные работы, баронское поместье приняло законченный вид. Архитекторы из Британии и Китая выстроили по соседству с крепостью два трёхэтажных кирпичных дворца, усиленных железными балками против землетрясений. Один дворец англичанин создал в подчёркнуто европейском стиле, другой в китайско-японских мотивах обустроили китайские архитекторы. Но, с привычными удобствами двадцатого века, санузлами, горячей водой и паровым отоплением. Слава богу, беловодское трубное производство позволяло это сделать. На роскошное убранство обоих строений пришлось вложиться по полной программе. К счастью, многие проекты начали приносить постоянную прибыль, или, по крайней мере, работали без убытков.
В этих дворцах, соединённых зимним садом с застеклёнными стенами и крышей, я ежемесячно устраивал официальные приёмы, со шведским столом, практически без алкоголя. В Невмянске поселились посланники Кореи, Аннама, Камбоджи, Японии и Китая, Сиама и Бирмы, княжества Кедах и прочих Малаккских княжеств. Наши торговцы и военные советники, используя базы на Цейлоне, в Пондишери и Чандернагоре, активно осваивали рынки индийских княжеств, высадились на Индонезии, "подкармливали" продажами оружия повстанцев оккупированного Лаоса. С учётом выросшего торгового ассортимента, его качества, совмещённого с дешевизной, торговый оборот продолжал расти, ежегодно увеличиваться в разы. Капёры фактически вытеснили английских мореплавателей из вод Тихого океана и перенесли свои рейды восточнее, к побережью Индии. Там они поначалу схватились с местными пиратами, но, вскоре стали сотрудничать. Так, что года через два Капстад станет для британских моряков самой восточной точкой плаванья. А для жителей Беловодья слово англичанин станет синонимом пленника. Впрочем, уже сейчас добыча казаков стала значительно меньше, до шести судов за год. А свою законную половину трофеев они перепродавали на месте, реализуя через китайских и аннамских контрабандистов и пиратов.
Я практически отошёл от дел Русской Дальневосточной Кампании, ограничившись поставкой бансов и пароходов. Однако, даже она приносила неплохие дивиденды, честно выплачивающиеся всем акционерам. Беловодские поселения в Калифорнии начали приносить первую прибыль. Пока, добычей золота на пятьдесят тысяч рублей в год, ещё на пятьдесят тысяч мы продавали русским и испанским поселенцам товаров, получая оплатой меха и продукты. Чистой прибыли Америка не давала, более того, высасывала полмиллиона рублей ежегодно в виде товаров, оружия и оплаты гарнизонов, но почти сотни тысяч рублей, поступавших оттуда в виде золотого песка, мехов и зерна, хватало для поддержания моего реноме, как богатого и умелого руководителя.
Чистый доход баронства от непосредственной торговли со странами Юго-Восточной Азии и поступлений из колоний зашкаливал за двадцать миллионов рублей в год. Учитывая, что мы освоили не больше двадцати процентов европейского рынка в Азии, почти не торгуем с Бирмой, западной Индией, Персией и Турцией, страшно представить, сколько выкачивают из азиатов денег Британия, Испания, Голландия и Франция. Понятно, почему даже в начале двадцатого века любая из них оставалась в десятки раз богаче России, триста лет грабежа четырёх континентов дали западной Европе огромный запас прочности. Куда там Российскому стабилизационному фонду, который копится считанные годы. Если нам удастся немного обуздать аппетиты Европы и заработать на этом, очень интересная картина мировой политики выйдет. Однако, для этого придётся здорово потрудиться, выращивая достойную смену и создавая экономический потенциал выживания княжества.
Мы много думали с Палычем, какую политику проводить в отношении европейских стран, и выбрали, наиболее экономичный вариант. Учитывая революционные изменения в Европе и Северной Америке, которые уже произошли и ещё произойдут, будут отвлекать внимание европейцев ближайшие два-три десятилетия, ограничимся своей легализацией и разведкой в европейских странах. Основной упор по торговле и развитию промышленности будем делать на Юго-Восточную Азию, Индию и западное побережье обеих Америк. Те полтора-два десятилетия, отпущенные нам историей относительной закрытости от Европы нужно использовать для максимального развития экономики острова и торговли в Индийском и Тихом океанах. До начала девятнадцатого века европейцы с нами воевать серьёзно не будут, им не до того. С любой азиатской страной мы справимся, включая британскую Ост-Индскую кампанию, у них не хватит сил обеспечить надёжную блокаду острова. На открытый военный конфликт с нами британская Ост-Индская кампания сейчас не пойдёт в силу экономической невыгодности.
По нашим планам, мирные годы уйдут на развитие Беловодья, на создание устойчивой экономики, науки и стабильного общества. Будем строить заводы и дороги, учить всех жителей острова, в первую очередь, молодёжь, воспитывать инженеров и разведчиков, осваивать рынки сбыта русских товаров. Попытаемся создать политические союзы с соседними государствами, завязанные на взаимовыгодной торговле и военном сотрудничестве. Индия ещё не разграблена, ткани индусов считаются лучшими в мире, даже самое мелкое по размеру княжество вполне платёжеспособно. Не тканями и сахарным тростником, так слоновыми бивнями и драгоценными камнями, всегда сможет рассчитаться за поставленную продукцию. Зелёные фантики под названием "доллар" пока не стали единым мерилом богатства страны. Будем торговать, и копить средства, создавать ювелирные украшения и просто гранить драгоценные камни, складывая их в запасник. Готовить запасы в двести-триста миллионов рублей, кто знает, может, удастся купить ту же Луизиану или Флориду, или, испанскую Калифорнию. Никто из нас четверых не мог вспомнить ни одной даты продажи и покупки новых территорий Североамериканских штатов. Но, то, что Флорида и Луизиана были куплены у Франции, мы помнили, точно, Никита бывал в Нью-Орлеане, ещё до потопа, и слышал историю покупки от гида. Что-то подобное произойдёт с другими мексиканскими штатами, попытаемся участвовать в игре.
Планы вполне реальные, лишь бы продержаться лет двадцать-тридцать. Лишь бы нам не подставило ножку родное русское правительство. Посему будем год от года слать в Петербург богатые подарки и молиться за здравый ум Екатерины Второй.
Примечания.
Стр. 4 — Монгольфье изобрёл воздушный шар в 1783 году, ГГ ошибается.
Стр. 6 — ТТХ — тактико-технические характеристики, основные и главные показатели любого оружия.
Стр. 6 — Шуваловский единорог стоял на вооружении русской армии до середины 19 века, а в описываемое время это орудие было лучшим мировым образцом.
Стр. 11 — реальный случай из моей жизни, когда моя мама в конце семидесятых годов привезла из Москвы два килограмма мяса, в упаковке мясокомбината нашего города, расположенного в 1200 км от Москвы. На упаковке стояла дата выпуска, название нашего города и мясокомбината. У нас к тому времени мясо несколько лет было по талонам.
Стр. 11 — "Основание", трилогия А. Азимова, о создании нескольких удалённых друг от друга баз научного потенциала человечества.
Стр. 15 — Кожевников цитирует фразу из фильма "Эскадрон гусар летучих".
Стр. 17 — Во время поста венчание не разрешалось, особенно в те времена.
Стр. 20 — Той, праздник (казахский).
Стр. 22 — Зарница, военно-спортивная игра в советское время.
Стр. 22 — Высказывание, приписываемое русскому полководцу Александру Суворову.
Стр. 28 — Следопыт, герой цикла романов Фенимора Купера о покорении Дикого Запада Америки.
Стр. 29 — кутёнок — щенок, на уральском диалекте.
Стр. 41 — знаменитые фильмы "Академия полиции", в правильном переводе на русский язык, должны звучать, всего лишь, как "Курсы первоначальной подготовки постовых милиционеров".
Стр. 49 — братья Нгуен, реальные исторические лица, захватившие в описываемое время власть, сначала в южном Аннаме, затем в Северном княжестве. Потом успешно воевали с Китаем.
Стр. 78 — марс, морской термин, означает наблюдательную площадку (бочку), на вершине мачты.
Стр. 91 — М.Д.Чулков, реальный русский чиновник, действительно подавший в 1780 году генерал-прокурору А. А. Вяземскому проект об освоении Русского Тихоокеанского Севера, однако не акционерном, как у наших героев, а монопольном, для группы сибирских торговцев. К сожалению, проект не был принят государыней из-за нелюбви к монополистам.
Стр. 105 — имеется в виду арабо-израильская война 1968 года, когда несколькими ударами евреи разгромили войска трёх арабских стран, на порядок превышавшие их численностью.
Стр. 106 — пальма — вид копья у дальневосточных племён.
Стр. 106 — скептики, сомневающиеся в возможности таких результатов боя, могут проверить исторические данные колониальных сражений англичан в девятнадцатом веке, где при уничтожении нескольких тысяч аборигенов, лимонники теряли меньше десятка погибших солдат, в Африке, Индии, Юго-Восточной Азии.
Стр. 110 — "люча" — русские.
Стр.119 — уличкомы, с советских времён, вплоть до начала двухтысячных годов эти назначенные администрацией городов жители, следили за соблюдением порядка на улочках небольших городков. За освобождение от уплаты налогов на жилище и другие льготы, уличкомы контролировали соблюдение противопожарных мер, уборку мусора, чистку дорог от снега и другие меры чистоты. При необходимости вызывали соответствующие контролирующие органы.
Стр. 119 — Козьма Прутков, вымышленный автор и персонаж произведений А.К. Толстого и братьев Жемчужниковых. Автор множества афоризмов.
Стр. 127 — Анг Нон, реальный персонаж, один из двух королей Камбоджи, ставленник Аннама, правивший в описываемое время.
Стр. 128 — Прах Утей, реально живший в описываемый период король Камбоджи, ставленник Сиама.
Стр. 130 — такыр, твёрдая, покрытая коркой засохшей грязи, пустыня в Средней Азии, часто солончаковая.
Стр. 138 — в повести Лескова "Левша", написанной в середине 19 века, главный герой просит передать царю, что англичане, в отличие от русских, "битым кирпичом ружья не чистят". Надо полагать, общая техническая грамотность русских солдат и офицеров 19 века была соответствующая. Чего тогда ждать от азиатов 18 века?
Стр. 143 — Пиню де Беэн, историческая личность, известный французский миссионер того времени, жил в Аннаме.
Стр. 147 — для тех, кто забыл, в геометрической прогрессии увеличение происходит в разы, а не на проценты.
Стр. 148 — доктрина Монро, документ, опубликованный в начале 19 века, где североамериканский политик Монро указывает, что вся Северная Америка должна принадлежать исключительно американцам. Европейским государствам там места не должно быть. Примерно так, вкратце. Сам документ значительно шире всё раскрывает.
Стр. 155 — чунъины, в Корее тех времён служилое сословие, поставлявшее основную часть офицеров, чиновников.
Стр. 159 — имеется в виду знаменитая фраза В.И. Ленина "Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны".
Стр. 164 — ещё бы, ГГ не знает, что Форт-Росс основан в начале 19 века.
Стр. 168 — ДВС, это сокращение от "двигатель внутреннего сгорания", в отличие от парового двигателя, который "наружного сгорания".
Стр. 174 — Луддиты, разрушители. Политико-экономическое течение в Англии конца 18, начала 19 века. Они разрушали новые станки, опасаясь увольнений и нищеты рабочих.
Стр. 175 — голод в Бенгалии, возникший в результате действий британских колонизаторов, в 1781-1785 годах унёс от 7 до 10 млн жителей. Реальные факты истории.
Стр. 177 — цитата из знаменитого советского сериала, отгадайте, какого?
Стр. 177 — исторический факт. Голод в Японии в 1783-1786 годах.
Стр. 179 — Изумрудный остров, поэтическое название Ирландии.
Стр. 181 — в реальности правитель Нгуен Хэ, объединивший оба княжества Аннама, тоже разгромил 200-тысячную армию китайцев. Вскоре, правда, был отравлен.
Стр. 181 — цитата из книги "Двенадцать стульев", Ильфа и Петрова.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ