Человекочудо

На мягких лапах мы – моя мать, моя старшая сестра Мия и я – бежали через сосновый лес. Я так и подпрыгивал от возбуждения, как будто мне в мех забрались муравьи.

– Мы правда это сделаем? – уже в сотый раз приставал я к маме с беззвучным вопросом, лишь прикасаясь головой к её голове. – Мы пойдём в город?

– Ещё раз спросишь, – рассердилась мама, – и повернём назад.

Конечно, она злилась. Несколько недель мы не давали ей покоя и постоянно твердили: «Возьми нас с собой!» Одних лишь историй о людях нам было мало.

Мама остановилась и стала скрести когтями землю вокруг нас, словно охотилась на бурундука.



– Где-то здесь спрятаны наши человеческие вещи, – объяснила она, и под лапами у неё будто сверкнуло серебро.

Она довольно кивнула и начала превращаться. Её тело выпрямилось, задние лапы стали ногами, на передних выросли длинные пальцы, песочно-рыжий мех превратился в солнечно-белокурые волосы, закрывающие спину. Она улыбнулась нам, и мы увидели у неё крошечные человеческие зубы.

– Ну, теперь ваш черёд, – напомнила мама высоким женским голосом. – Помните, как это делается? Сосредоточьтесь. Представьте себе, как вы выглядите в человеческом облике. Ощутите в себе человека. Чувствуете покалывание?

Мия замотала головой, что в облике пумы выглядело довольно глупо. У меня же всё получилось легко. Через пару секунд я стоял в лесу на голой земле, и сосновые иголки кололи мои босые ноги. Я прыгал и смеялся, снова и снова, мне нравилось, как звучит мой голос. Как здорово, когда есть руки! С ними можно так много всего сделать! А я уже и забыл, каково это – мы редко превращались.

– Ну же, Мия, давай! – подзуживал я сестру. – Иначе ты не сможешь пойти с нами.

– Не дразни её, – одёрнула меня мама, – ей и так трудно.

Сгорая от нетерпения, я своими ужасно удобными руками раскапывал наш тайник – жестяной ящик, зарытый глубоко в лесную почву.

Наконец и сестрица обернулась человеком. Её каштановые волосы стояли дыбом, как будто у неё на голове сидел дикобраз. Она попыталась пригладить их руками, но не очень-то помогло.

Мия опустилась на колени рядом со мной, и мы вместе вытащили наверх крышку ящика. Мама торжественно вынула вещи и протянула их нам – длинные куски ткани и какие-то штуки из кожи. Я уже и забыл, что делать со всем этим барахлом.

Глядя на меня, мама улыбнулась:

– Караг, это надевают не на голову, это брюки. В них надо влезть ногами.

– Я так и собирался, – пробормотал я и снова попытался одеться.

Наконец я справился. Что там ещё интересного в ящике? Какие-то баночки и склянки – человеческие лекарства. И пара каких-то смятых бумажных свёртков.

– А это что?

– Деньги, – объяснила мама, – доллары. На них мы сможем что-нибудь купить в городе.

Она бережно взяла в руки один из зелёных свёртков с цифрой 5 и убрала в карман.

– Ну, вперёд! – серьёзно сказала она. – Вы идёте в город в первый раз, поэтому глядите в оба. От меня ни на шаг, это важно! И никто не должен знать, кто мы такие. Поняли?

У меня пересохло во рту:

– А вдруг люди всё-таки поймут, кто мы… Что тогда?

– Тогда нас убьют, – отрезала мама.

Ох! Мы с сестрой переглянулись. Интересно, у меня были такие же огромные изумлённые глаза, как у неё?

Наконец, мы отправились в путь. Видок у нас, наверное, был ещё тот. Наши шмотки имели так же мало отношения к моде, как рыба – к пихте. Мои штаны заканчивались посередине голени, футболка выцвела и была вся в пятнах. В волосах – сосновые иголки, руки по локоть в земле.

На нас пялились во все глаза – ну и пожалуйста! А вокруг столько людей! Столько блестящих пёстрых автомобилей – и какая же от них вонь, оказывается! Но самое интересное – это магазины. Едва мы вышли на центральную улицу, я прилип к первой же витрине. Тут продавали шляпы, камни – кто и зачем станет покупать камни?! – одежду, чашки, картины и еду. И как же вкусно пахнет!

– Мороженое, – прочитал я вывеску над входом в магазин, – ваниль, клубника, шоколад.

Читать меня научила мама, но что такое «мороженое» – она никогда не рассказывала. Сладкий сливочный запах щекотал ноздри, где-то в области желудка заурчало и запрыгало. Эй, живот, ты чего это?! Но урчание в животе – это ещё ладно. А вот что колючий мех под майкой стал расти – это уж совсем ни к чему. Стоп! Не сейчас!

Я зажмурился: я человек, я человек, человек, человек! Мех стал редеть и исчез совсем. Уф! Колени дрожат, ноги ватные.

– Ладно, куплю вам по мороженому, – объявила мама и протянула смятую зелёную бумажку с цифрой 5 незнакомой женщине. – Одно ванильное, одно шоколадное.

Женщина выдала матери какие-то блестящие металлические штуки, а мне протянула нечто, напоминающее медвежий помёт. Ладно, попробую. Я дотронулся языком до холодного коричневого нечто. Ммм, как сладко! Если бы у медведей был такой сладкий помёт, я бы выслеживал каждого медведя, справляющего нужду. Мия получила ванильное и взвизгнула от счастья. Но тут же забеспокоилась и стала озираться: вокруг слишком много людей, незнакомых звуков и запахов.

Потом мы прошли мимо магазина под вывеской «Супермаркет». Через стеклянные двери было видно, что там внутри.

– Хочу туда! – засуетилась Мия.

Я подхватил. И оба канючили до тех пор, пока мама не сдалась:

– Ну, ладно, только быстро.

Стеклянные двери сами собой распахнулись, и мы с Мией растерянно уставились на прилавки. Еда. Везде еда! Горы еды!

– Укуси меня кабан! – не выдержал я. – И люди могут всё это просто так забрать с собой домой? И летом и зимой?

– И зимой, – подтвердила мама.

Мы с сестрой застонали от зависти. Нам зимой часто приходится голодать. В это время года гораздо труднее поймать какого-нибудь оленя или горного барана.

Но тут – о ужас! – от чрезмерного возбуждения Мия уже почти наполовину превратилась обратно в пуму! У неё опять выросли огромные клыки, они уже не умещались во рту, а сестра и не замечала. Она стащила с полки консервную банку с изображением кошки – наверное, потому, что эта кошка была похожа на пуму. Мия впилась в банку клыками, прокусила её и втянула в себя содержимое.

– Эй, тут дохлых зверей в банках продают! – сообщила она и пошла дальше.

Я дёрнул маму за рукав, но она была занята тем, что подбирала с пола упавшие золотистые металлические штучки.

Сестра всё ещё сжимала в руках прокушенную банку.

– Возьми новую, а эту выброси, – прошипел я, и Мия шикнула в ответ.

– Тебе не кажется, что откуда-то здорово пахнет? – Она задрала голову и принюхалась.

Сотрудник супермаркета помог матери собрать мелочь. У него на носу сидел какой-то предмет с двумя блестящими кругами, а в ушахторчали металлические штуки. Я на секунду забыл о Мие и уставился на него. Он улыбнулся:

– Привет, парень. Как тебя зовут?

– Караг. – Я сверкнул на него глазами.

– Тебе нравится в Джексон-Хоул?

– Обалдеть как здорово, – ответил я.

Человек улыбнулся и подарил мне круглый предмет, захрустевший у меня в руке. Пахло хорошо, я сунул его в рот. Мужчина захохотал.

– Сначала фантик разверни. – Он помог мне вынуть конфету из обёртки, кивнул и вернулся к работе.

Какие милые бывают эти люди! И какие они, должно быть, могущественные, если строят такие города и живут в них. Каково это – быть таким, как они? И жить так же?

У конфеты оказался вкус дурацких фруктов. Я незаметно выплюнул её на пол.

– Мия!

Полный ужаса призыв моей матери пронёсся по магазину. И я тут же забыл о людях и своих мечтах. Между тем лицо сестры поросло лёгким светло-коричневым пушком. «Она превращается обратно! – испугался я. – Неужели прямо здесь и сейчас?!»

Мама дёрнула её за руку в проход, где никого не было, схватила какой-то пакет с едой и улыбающейся женщиной на упаковке и сунула эту картинку под нос сестре:

– Мия, родная, соберись! Ты выглядишь сейчас вот так, такой и оставайся! Просто представь себя в облике человека!

Мия послушно кивнула, и я с облегчением увидел, как её клыки втягиваются обратно, пусть и не до конца. Но она вдруг опять что-то учуяла в воздухе и обернулась в другой конец прохода.

– О нет, мясной прилавок! – проговорила мама.

А Мия уже снова обратилась пумой и скользнула в ту сторону. Её лоснящееся светло-коричневое тело как будто вовсе не касалось земли. В два прыжка Мия оказалась у мясного прилавка, провела по нему лапой и когтём подцепила стейк.

Покупатели кинулись врассыпную, заорали и направили на Мию плоские прямоугольные штуки, которые у каждого оказались в руках. Они хотят её убить?! Каким-то чудом мне удалось сохранить свой человеческий облик, и я как смог с разбегу растолкал толпу. Штуки попадали на пол, разлетелись вдребезги, раздался звон и треск.

– Нет, Караг, стой! – крикнула мама и бросилась за Мией, которая пыталась вскарабкаться на полку с овсяными хлопьями и там наверху спокойно разделаться с добычей. Но на гладкой полке не за что было зацепиться, и моя сестра рухнула на пол вместе с ворохом картонных коробок. Картонки погребли её полностью, один только хвост торчал наружу и хлестал пол. Орущая толпа ломанулась к выходу.

До чего они нас боятся, эти люди, с ума сойти! Не могу взять в толк, почему же мы боимся их!

– Быстро пошли отсюда! – скомандовала мама, подбирая сестрины шмотки. – Через пару минут они явятся с оружием.

– С оружием?

Я тогда ещё точно не знал, что такое оружие, но звучало как-то недобро.

Мия с трудом выкарабкивалась из-под горы картонных коробок, на ходу в превосходном настроении уплетая кусок говядины, хотя её с ног до головы покрывали прилипшие к шкуре овсяные и прочие хлопья для завтрака. Мама схватила её за шкирку и потащила к выходу.

– Пошли отсюда! Бегом! – был приказ, и мы втроём метнулись вон.

Поздно: у входа уже ждали крепкие парни в чёрной униформе. Они не собирались пропускать мимо ни одного четвероногого. Мать прикрыла нас, и мы с Мией шмыгнули за стеллаж.

– Давай превратись ещё раз в человека! – зашептал я в отчаянии в мохнатое ухо сестры. – Постарайся, пожалуйста!

Два глубоких вдоха – и девочка рядом со мной пыталась пригладить волосы пальцами, на которых ещё оставались острые звериные когти.

– Извините меня, – попросила Мия в смущении.

– Хоть бы мне кусочек оставила, – упрекнул я и протянул сестре её одежду.

– Быстро! – напомнила мать. – Орём и мчимся к выходу, как все!

Получилось! Парни в униформе не обратили на нас внимания, хотя Мия забыла спрятать когти в карман брюк.

Совершенно измученные, с истерзанными стёртыми ногами – эти гадкие ботинки! – мы приковыляли обратно в лес. Отец выслушал наш рассказ с явным недовольством.

– Но люди же нам ничего не сделали, – промямлил я уже в облике пумы, – они были с нами добры. Ну, пока Мия не начала охоту в холодильнике.

– Добры?! – Отец фыркнул. – Они коварны, подлы и опасны! – Его слова отчеканились у меня в голове. – Держитесь от них подальше! – И он с возмущением обратился к матери: – Зачем нужно было тащиться в город, объясни мне?

– Если бы мы им запрещали, они ходили бы туда тайком! – огрызнулась в ответ мама.

Увы, меня действительно страшно тянуло в то место, где столько чудес, – тянуло к людям.

Почему мы, оборотни, не можем жить одновременно и как люди, и как пумы? Ну, то так, то так, а? – отважился спросить я.

– Людям нужна целая куча документов, – начала объяснять мама. – Это такие бумаги, на которых написано, кто ты такой. У нас таких нет.

Отец взглянул на меня янтарными кошачьими глазами. Как будто насквозь проткнул:

– Решай, кто ты, Караг, – либо пума, либо человек: быть одновременно и тем и другим не получится.

Разумеется, мама больше не собиралась брать нас в город. Я в тоске слонялся по окрестным горам и ночи напролёт смотрел на мерцающие городские огни внизу – они были ярче звёзд. По-другому я не мог. Через полгода я в первый раз проскользнул туда один, пока родители были на охоте. Бродил по улицам, вдыхал тысячи новых запахов, от которых кружилась голова, мечтал прокатиться на этой штуке, которую мама называла автомобилем. Не успел я вернуться в лес, как меня уже потянуло назад в город.

Спустя два года, в одиннадцать лет, я принял решение, которое совсем не понравилось моей семье. Однажды утром, слизывая со шкуры росу, я объявил, что хочу жить среди людей.

– У Карага помутился рассудок, – тут же откликнулась Мия и пнула меня лапой в бок.

Я глубоко вдохнул, сосредоточился – и превратился в человека. Мех тут же исчез. Холодный влажный ветер неприятно хлестнул по голой коже.

– Это была не шутка!

Отец вздрогнул всем телом от неожиданности и растерянно уставился на меня в человеческом облике. Мама занервничала:

– Но… так нельзя! Как же ты будешь…

– Я знаю, как я буду! Я неделями продумывал свой план. Возьму свои вещи из тайника и…

– Забудь об этом! – зарычал отец. – Твоё место здесь! – Его мохнатые уши нервно задёргались. – Прекрати эти свои глупости, мы идём на охоту, я научу тебя нападать на оленя.

– Ксамбер, – вмешалась мама с тревогой, – он серьёзно.

Наверняка они думают, я слишком мал, чтобы уйти к людям. Но мне уже одиннадцать – они сами рассказывали мне, что лесные звери взрослеют быстрее, чем люди! Пума в одиннадцать лет давно живёт своей жизнью, сама по себе.

– Я буду иногда навещать вас, – пообещал я запальчиво и одновременно подавленно. – То есть часто!.. Как только смогу.

– Ступай и делай что хочешь! – рявкнул отец. – Но я тебе сразу скажу: мы не желаем иметь с людьми ничего общего!

Тут уж я не на шутку растерялся:

– Но я же… даже если буду жить среди людей… я только притворюсь человеком! Я останусь самим собой!

– Караг, – беспомощно отозвалась мама, – ты точно хочешь уйти туда совсем один? В нашем зверином обличье нам нельзя подходить близко к людям. Мы не сможем быть рядом с тобой, когда ты станешь одним из них. Мы долго не будем видеться. Люди не терпят хищников поблизости.

– Но вы же тоже можете превращаться время от времени, – огорчённо предложил я.

И расстроился ещё больше, не получив никакого ответа. Даже мама отвернулась. Она не доверяла людям и не любила превращаться.

– Правда, дурацкая идея! – Мия потёрлась головой о мои голые ноги. Она выглядела растерянной и очень грустной. – Тебе что, совсем не нравится тут в горах?

– Да нет, тут неплохо, только…

Я обвёл лес человеческими глазами. Мне мало быть просто пумой. Как же им это объяснить?!



– Мы не сможем прийти к тебе, когда будем тебе нужны, – печально повторила мама. Признаться, в глубине души я рассчитывал, что в эту минуту она примет человеческий облик: вот, мол, и мы люди, и мы понимаем тебя. Но нет, она осталась пумой.

– Мне пора, – сказал я, обняв за мохнатую шею сначала Мию, а потом и маму.

Мама напутствовала меня последний раз:

Береги себя!

Отец не двинулся с места, когда я его обнял, и даже не посмотрел на меня.

Неужели он действительно откажется от меня? Нет, не может быть. Он сердит сейчас, но со временем он успокоится и простит меня. Я не сомневался.

Дрожа от напряжения и тревоги, но твёрдо решившись, я достал одежду из тайника. В человеческом облике, босиком я бежал через леса и просеки, пока не увидел первое здание. Я просто постучался в полицейский участок в Джексон-Хоул и заявил, что потерял память и не знаю, кто я и откуда. Мой план удался. Меня приняли за человека и выдали все необходимые документы.

Теперь мне уже тринадцать лет. Зовут меня Джей, и вот уже две недели я учусь в седьмом классе средней школы в Джексон-Хоул. В школу пошёл недавно, потому что сначала пришлось много всего узнать о мире людей, а обучали меня этому дома в моей приёмной семье.

У меня коротко стриженные песчаного цвета волосы и зеленовато-золотистые глаза – в общем, ничего особенного, ничем не выделяюсь. Ношу джинсы, кроссовки и рюкзак, как и другие школьники. Ко мне тут уже все привыкли. Почти все.

Увы, не все люди одинаково добры, как я думал. В школе некоторые злобно шепчутся у меня за спиной – думают, я не слышу. Как же! Всё я слышу: этот их шёпот для ушей лесного оборотня – как колокольный звон. А есть совсем гадкие, злобные, вроде бешеного зайца. Шон, например, Кевин и его подружка Беверли, которые в этот сентябрьский день, когда всё переменилось, поджидали меня у входа в школу. Со своей особенной ухмылкой на лице.


Загрузка...