Преступление в Радужном заливе

Глац подошел к столу с двумя гроздьями сигнальных пистолетов в руках.

- Здесь все - двадцать две ракетницы. И у каждой бирка. Где будем их проверять?

- Где-нибудь снаружи.

В присутствии врача, командира экипажа и доктора Гольберга следователь двадцать два раза выстрелил в лунную поверхность. Двадцать два раза вспыхивало едва заметное пламя. Двадцать два раза майор чувствовал отдачу, но не слышал выстрела. Да, на Луне другие акустические условия, другие условия для распространения волн... и совершения преступлений.

В лаборатории следователь двадцать два раза склонялся над микроскопом и наконец отложил в сторону ракетницу. Ту, что была найдена возле трупа Шмидта. Из нее были выстрелены все три ракеты.

- Фальшивка, трюк, обман! - Глаза Гольберга горели от возбуждения. Неплохо придумано, одно колесико цепляется за другое! Шмидту приписывали самоубийство, и действительно все три выстрела произведены из его ракетницы.

- Из его ракетницы? - переспросил Родин.

- То есть, - заколебался доктор, - из пистолета, найденного у трупа. Вы правы, это не обязательно должен был быть пистолет Шмидта. Но ничего, не будь тут кое-каких неясностей, я бы, пожалуй, отважился сказать, кто из него трижды выстрелил.

Родин несколько раз подкинул на ладони пистолет.

- Кто же?

- Тот, кто упорно лжет! Почему он не сказал нам, где был в критический момент и откуда прибежал к базе? Видимо, потому, что не может объяснить, где был, ибо камуфляж с самоубийством провалился. То, что он лгал, это ясно. Что он нам говорил? Что надевал скафандр и собирался идти в лабораторию, но в этот момент взвилась ракета и в гермошлеме раздался сигнал тревоги. "Я сразу понял, что случилось, - сказал он, - ракета загорелась над радиотелескопом. А там работал Шмидт..." Затем он якобы прошел шлюзовую камеру и побежал к базе...

Родин снова посмотрел в микроскоп:

- А вы уверены, что кто лжет, тот и убивает? В таком случае человечество давно было бы истреблено. Возможно, у Маккента для этого камуфляжа была другая причина. И, кроме того, как он практически мог это сделать? В 10:53 Нейман заметил его в оранжерее. За шесть минут Маккент не мог добраться до холма. Но даже если бы и смог, то каким образом он через две минуты оказался у базы?

Гольберг взъерошил шевелюру.

- Вот это-то меня и смущает. Тогда зачем же, черт побери, ему понадобилось подслушивать у дверей Шмидта? Зачем он копался в его медицинской карточке? Накануне убийства!

- Все это так, но скажите, к чему убийце знать, какой группы у Шмидта кровь, какое давление, болел ли он в детстве и какими болезнями и так далее и тому подобное?

- Не знаю. Но разве у нас недостаточно улик для обоснованного подозрения!

- Для подозрения - да. Что же касается обоснований, это мы еще увидим. Посмотрим, что он нам скажет.

ЧРЕЗМЕРНОЕ ЛЮБОПЫТСТВО

Мельхиад стал извиняться еще с порога.

- Я хотел зайти сразу после завтрака. Но вряд ли я могу быть вам полезным, я ровным счетом ничего не знаю.

Он действительно не припоминает ничего заслуживающего внимания. Испорченный кабель? Он же все сказал. Да, разумеется, кабель мог быть испорчен преднамеренно. В свете новых обстоятельств это вполне правдоподобно. Но по характеру поломки такого вывода сделать нельзя. Заметил ли он на кабеле отпечатки пальцев? Во-первых, это невозможно определить, во-вторых, ему и в голову не пришло ничего подобного.

В конце разговора Родин взял в руки гильзы.

- Убийца должен был выстрелить в Шмидта дважды и один раз в воздух, то бишь, я хотел сказать вверх. Следов ракеты, которая взвилась вверх где-то в районе радиотелескопа, нам, естественно, не найти. Но первые две ракеты должны были упасть где-то поблизости. Как по-вашему, не остались ли от них какие-нибудь следы?

Инженер некоторое время раздумывал.

- В ракетах имеются соли стронция, окрашивающие пламя в пурпурный цвет. Взяв в том месте, где был убит Шмидт, с десяток проб грунта, можно точно определить, где сгорели ракеты, даже если на первый взгляд от них не осталось и следа.

- Неплохо придумано, - заметил Родин, - но возиться с анализами!

- А для чего существуют манипуляторы? Положитесь на меня, и сегодня же к вечеру у вас будет ответ.

После ухода Мельхиада Гольберг пожал плечами.

- Не пустили ли вы козла в огород... Держу пари, что следом появится Ирма Дари.

Майор пари не принял. И оказался прав.

Не надо было быть ни следователем, ни психологом, чтобы заметить, как напряжена молодая женщина.

- Сегодня здесь у нас все напоминает кабинет зубного врача. - Ее слова звучали не очень естественно. - "Следующий, садитесь в кресло, не бойтесь, больно не будет". Ну вот, и я здесь.

За ее улыбкой что-то таилось. Но что? Сожаление, страх? Или что-то другое?

- Присаживайтесь.

Несколько секунд в комнате стояла тягостная тишина.

- Вряд ли я смогу быть вам полезной, - сказала наконец радистка, - я думала о субботе, но ни к чему не пришла.

- Когда была объявлена тревога, вы работали в узле связи?

- Да. Только что закончила передачу радиограммы. Пока я перематывала ленту с текстом - во избежание ошибок мы каждое сообщение передаем дважды, - мне задали несколько вопросов с Земли. Я ответила, и в этот момент прозвучала тревога. Я посмотрела на контрольное табло - откуда тревога - и вызвала Шмидта. Аппарат не отвечал. Я тотчас же связалась с Глацем и после этого сразу снова вставила ленту в радиотелетайп. Вот и все.

- Больше вы ничего не припомните?

- Нет... Простите, я хотела бы... Мельхиад здесь был?

- Да.

- Я... понимаете... не знаю, как бы это лучше объяснить. Борис такой... ну, немного вспыльчивый. Когда я узнала, что Шмидт убит, мне стало страшно. Понимаете, я подумала... Шмидт и я... а что, если Мельхиад о чем-то подозревал, вы знаете, что я имею в виду...

- Пока мы не располагаем фактами, свидетельствующими о том, что именно Мельхиад является убийцей. - От холодного тона следователя Ирма Дари сжалась в комок. - Вы это имеете в виду?

- Да, да. Я бы не перенесла, если бы он попал в беду. Как только я себе представляю, что из-за меня один мог лишиться жизни, а другой - чести, мне становится страшно! Борис вспылив, может обругать, даже ударить, но он не способен на хладнокровное, заранее обдуманное убийство. Никогда!

- Почему вы думаете, что это было обдуманное убийство?

- Все свидетельствует об этом, - радистка пожала плечами, - по крайней мере мне так кажется. Умышленное повреждение телесвязи, убедительное алиби - невероятно, чтобы все это было результатом неожиданного порыва...

- Видимо, вы правы, - подтвердил Родин. - Кстати, вы уверены, что Мельхиаду не известно о вашем... - он заколебался, - о ваших взаимоотношениях с Шмидтом?

- Да, - ответ сорвался с губ молодой женщины прежде, чем Родин закончил свою мысль. - Наверняка да. Он не сумел бы этого скрыть, он не умеет играть. Вы должны были в этом убедиться... Я никогда не скажу ему о случившемся. Не потому, что боюсь. Он бы позлился-позлился, но потом понял бы, что человек не всегда волен в своих поступках. Просто я не хотела напрасно причинять ему боль. Мне ненавистны те, кто испытывает радость оттого, что причиняет другим боль.

Две пары глаз проводили Ирму до двери.

- А теперь - очередь за Маккентом, - сказал Гольберг. - По-моему, его любопытство испарится, как только речь пойдет о некоторых щекотливых...

Прежде чем доктор успел закончить свою фразу, дверь вновь отворилась и на пороге появился Маккент. Быстро обшарив комнату глазами, он задержал взгляд на Родине.

- У вас есть для нас что-нибудь новое? - спросил тот.

- Да. То есть я так понял, что вы хотите с каждым из нас побеседовать в свете... ну, что ли, новых обстоятельств смерти Шмидта. Нейман сказал, что вы обнаружили какие-то шифрованные сообщения?

Следователь пропустил его вопрос мимо ушей.

- С какой целью вы интересовались медицинской картой Шмидта в пятницу? Что вы в ней искали?

- Я? - Биолог почти подпрыгнул на стуле.

- Именно вы. Итак, что вас интересовало?

- Это, верно. Рея Сантос...

- Оставьте ее в покое и отвечайте на мой вопрос.

Взгляд Маккента беспокойно перебегал со следователя на доктора.

- Это не имеет никакого отношения...

- Имеет, не имеет - позвольте судить нам. Как это произошло?

- В последнее время Шмидт не был похож на себя. Он стал задумчивым, чувствовалось, что его что-то гложет. Мне это показалось странным, и я подумал, не подскажет ли мне что-либо его медицинская карта. Вот и все.

- Это входит в ваши обязанности?

- Конечно!

- Каким же образом?

- А по-вашему, исследуя влияние здешней обстановки на растения, я могу пройти мимо того, как ее переносят люди?

- Итак, забота о коллеге. Почему же вы не попросили врача показать вам эти карточки?

- Потому что в тот момент ее не оказалось на месте, а карточки можно было посмотреть.

Следователь на мгновение был сбит с толку этим доводом, но тут же оправился и продолжил атаку:

- А для чего вам недавно понадобилось подслушивать у дверей комнаты Шмидта?

- Мне показалось, что кто-то произнес мое имя, и я остановился.

- Вы считаете, это в порядке вещей - подслушивать, что о вас говорят за вашей спиной?

- Пусть будет стыдно тому, кто за глаза говорит одно, а в глаза другое.

- Расскажите-ка о ваших субботних передвижениях. Только точно, не утаивая... - перебил его майор.

- Для этого я и пришел сюда. - Маккент облизнул пересохшие губы. - Я хочу вам рассказать нечто почти невероятное. Но сначала мне бы хотелось спросить...

- Спрашивать буду я!

- Да, конечно. Но... дайте мне договорить. Я знал, что Шмидт убит. Еще с субботы. Я видел его там, я нашел его... я был у него первым. То есть первым после убийцы.

- Спокойнее, не все сразу. О том, что вы лгали, мы знаем.

- Лгал... да... Я боялся. Вы, конечно, сравнили показания Реи Сантос...

Майор пристально посмотрел на биолога.

- Я сейчас перейду к делу, - заверил его Маккент. - Все началось с того, что меня заинтересовало поведение Шмидта. Я же видел, что между ним и Ирмой Дари что-то было. Он довольно открыто добивался ее расположения. Но это к делу не относится. Мне показалось, что Шмидт сделал какое-то открытие и скрывает это. Ему известно что-то интересное. Он над чем-то работает. Но где? На базе? У радиотелескопа? Что это могло быть? Потолковать бы с ним наедине. Быть может, он охотнее разговорится, чем в столовой или клубе, где все время народ. И я решил взглянуть, чем занят Шмидт. Я вышел из оранжереи примерно в 10:15, обратите внимание на время...

- Не беспокойтесь, следите лучше за собой - не забудьте чего-нибудь. Итак, вы направились к радиотелескопу...

- Ровно в 10:25 я его увидел. Шмидт... - Маккент несколько раз сглотнул слюну, лоб его покрылся испариной, - он там лежал. Мне показалось, что он в обмороке или у него поврежден кислородный баллон. Я подбежал к нему и не поверил своим глазам - его скафандр был прострелен в двух местах. Представляете?..

- Дальше, дальше.

- Я растерялся, вытащил ракетницу, думал дать сигнал тревоги... потом хотел позвать на помощь по радио, но не сделал ни того ни другого. Первое, что пришло мне в голову, - радиста кто-то застрелил нечаянно, не мог же он сам всадить в себя две ракеты! Но потом я отбросил эту версию, несчастный случай исключен. Шмидта убили. Два выстрела - неопровержимое доказательство убийства. И никого нет вокруг. Это было жуткое чувство. Я сразу подумал - стоит кому-то меня увидеть у трупа Шмидта - и подозрение может пасть на меня. Поэтому я бросился бежать оттуда со всех ног. Вот и все. - Маккент отер пот со лба. - На этот раз действительно все.

Закусив губу, доктор Гольберг едва сдерживал нетерпение - так хотелось ему задать Маккенту с десяток вопросов. Но он предоставил инициативу следователю.

- Скажите, Маккент, вы любите Моцарта? - неожиданно спросил Родин.

- Люблю. Откуда вы знаете?

- Какие произведения Моцарта вы здесь прослушивали?

- Здесь, в Радужном заливе? Насколько я помню, никаких. Да, точно, никаких.

- Вернемся к Шмидту. Значит, вы утверждаете, что помчались прочь от трупа? Куда - к оранжерее?

- Да, я вернулся прямо в оранжерею и лихорадочно стал обдумывать ситуацию. Неожиданно я вспомнил, что ровно в 11:00 будет проводиться проверка всех членов экспедиции, находящихся снаружи. Это значит, что с минуты на минуту следует ожидать тревоги. Если я прибегу последним, это может вызвать подозрение. Поэтому я встал и направился к базе.

- Вы никого не встретили по дороге?

- Я старался уклониться от встреч. Однако мне показалось, будто я вижу чью-то тень. Видимо, это был Нейман, проходивший мимо оранжереи в тот момент, когда я собирался выйти. Кроме того, я видел врача, Рею Сантос.

- Каким путем вы шли к базе?

- Я держался стороной, двигался вдоль склона, в тени. Наконец я притаился и стал выжидать.

- Что же было дальше?

- Потом произошло то, от чего я остолбенел. Над мертвым Шмидтом взлетела ракета. Но там же никого не было! Вы можете это объяснить?

И снова следователь пропустил его вопрос мимо ушей.

- Откуда вы знаете, что у радиотелескопа никого не было?

- Но я же собственными глазами видел мертвого Шмидта, а через две-три минуты после объявления тревоги все собрались у выхода! Кроме Ирмы Дари, но она все время была на связи.

- Вы видели ракету?

- Видел.

- Я, очевидно, неточно выразился. Я спрашиваю, вы посмотрели на холм после того как ваше внимание привлек красный свет, или...

- Нет. Я смотрел именно в этом направлении. Меня... я не знаю, как бы это лучше выразить... Просто радиотелескоп, холм, где лежал Шмидт... это место притягивало меня, я не мог от него оторваться. У меня было такое чувство... доктору, верно, знакомо это состояние...

- Архаическая аномалия, - проворчал Гольберг, - атавизм. Еще лет сто назад никого не удивляло, что люди толпятся перед домом, где совершено убийство.

- Вы не заметили ничего особенного в этой сигнальной ракете?

- Нет. Мне показалось, что она ничем не отличается от тех, какими мы стреляли на тренировке. Разумеется, за исключением цвета.

- А высота?

Биолог пожал плечами.

- Высота? Я бы сказал - обычная, может, чуть меньше.

- Хорошо. Вспомните, откуда кто прибежал.

- Первой прибежала врач, справа. Мне тогда просто в голову не пришло, что она бежала от оранжереи. Потом из шлюзовой камеры показались Глац и Мельхиад. Нейман бежал со стороны ракетоплана. Юрамото шагал от своей сейсмической станции, а Ланге мчался сверху, от обсерватории. Он прибежал последним.

- К слову, верно ли, что у вас с ним был довольно крупный разговор?

- Да, мы немного повздорили.

- По какому поводу?

Маккент недоуменно развел руками.

- Уж и не знаю, как вам объяснить. Речь шла о человеке, вернее, о человеке, о его прошлом и будущем. Ланге что-то сказал о господстве человека во Вселенной, а я имел неосторожность пожалеть Вселенную, подразумевая биологическое несовершенство человека. Он мне возразил, слово за слово - мы поспорили. Вот и все.

Родин посмотрел Маккенту в глаза.

- Скажите мне, пожалуйста, вы же не маленький ребенок - признанный ученый, заслуженный человек. Я понимаю, что, когда вы наткнулись на мертвого Шмидта, для вас это было сильнейшим потрясением, вы не знали, что делать, и в панике совершили ошибку. Но потом, когда прилетели мы... почему вы так долго скрывали от нас правду?

- Я подумал, - Маккент в волнении сжал руки, - я сказал себе... вы понимаете, я же тут, на Луне, только временно. Мы с вами расходимся во взглядах на целый ряд проблем, ко многому я отношусь с оговорками, возражениями. Кроме того, следует признать, что по натуре я достаточно активен, до всего хочу докопаться, все меня интересует, иногда это даже кое-кого злит. - Он улыбнулся уголками губ. - Представьте себе, что именно я выстрелил над Шмидтом ракету. Соберите все факты воедино, и вы поймете, что мне трудно было бы объяснить свое присутствие у мертвого тела радиста. Я признаю, что допустил ошибку. Но, мне кажется, я сумел объяснить, почему я не сказал вам всего сразу. Настало время исправить эту ошибку. Поэтому я и пришел - сказать вам чистую правду. Вы меня понимаете?

- Хотел бы я знать, - произнес доктор, когда за Маккентом захлопнулась дверь, - чем вызвано это его признание. Уж не тем ли, что он обнаружил пробелы в предыдущих показаниях, которые были чистой ложью?

- Вполне возможно.

У ЛЖИ КОРОТКИЕ НОГИ

После обеда доктор вытащил блокнот с пометками и некоторое время бесцельно перелистывал странички, пока не остановился на списке личного состава экспедиции.

- Лесенка укоротилась еще на две ступеньки, но продвинулись ли мы вперед? - заметил он с горечью. - Трудно сказать. Я уж не говорю о доказательствах. Что толку в подозрениях, если мы - простите, вы - не можете подкрепить их конкретными доказательствами?

На лице майора не отразилось горячего стремления продолжать дискуссию, но медик не был обескуражен его молчанием.

- Попробуем подвести некоторые итоги. Итак, у вас имеются четыре возможности... Кто говорит правду - селенолог или биолог? Юрамото или Маккент? Как утверждает Юрамото, он разговаривал со Шмидтом в 10:49. А Маккент заявляет, что в 10:25 он собственными глазами видел Шмидта мертвым. Значит, одно из двух. Как известно, мертвецы не разговаривают, а живые не могут лежать на Луне в пробитом выстрелами скафандре. - Гольберг продолжал развивать свою мысль. - Но есть еще третья возможность: оба они говорят правду, но правду субъективную. И наконец, четвертая возможность: оба они лгут. Что вы на это скажете?

И он победно посмотрел на Родина.

- Ничего, - ответил следователь.

- Рассмотрим первую возможность. Юрамото говорит правду, Маккент лжет. С какой целью? Предположим, Маккент не только ученый-биолог, у него есть иная миссия, которую он вынужден тщательно скрывать от других. Разумеется, это только гипотеза. Как знать, может, его задача - получить специальную информацию об оборудовании лунной станции, ракетной технике и прочем. Мы многое публиковали, но не все. Маккент вынужден скрывать свою деятельность под личиной чрезмерно любопытного человека, который хотя и не вызывает особых симпатий, но никому не причиняет зла. Но, как я уже говорил, патологического любопытства в чистом виде не существует...

- Да-да, я знаю - проявление любопытства должно иметь какую-то подоплеку! - воскликнул Родин.

- Совершенно верно. Но, чтобы объяснить это, требуется психологический анализ. Глубокий и обстоятельный, майор. Итак, наш биолог симулирует любопытство. И если кто-нибудь из членов экспедиции замечает, что он что-то вынюхивает, простите за выражение, то никто не обращает на это внимания - ведь в этом весь Маккент! Итак, что же произошло? Маккент принимал секретные депеши с Земли. Они могли быть зашифрованы в тексте обычных радиограмм, которые получает каждый член экипажа. Он мог также подсоединиться к одной из антенн и принимать сигналы самостоятельно. Ведь каждый объект имеет свою собственную приемно-передающую аппаратуру.

- Для чего?

- На тот случай, если будет уничтожен главный канал базы. Но продолжим. Маккент мог поддерживать секретную радиосвязь, необходимую для осуществления предполагаемой разведывательной деятельности. Шмидт во время поисков любительских станций мог это обнаружить. Он поймал непонятное сообщение - несколько букв и цифр. Ему нетрудно было догадаться, что сигналы посланы с Земли, и тогда он начал расшифровывать сообщение. Этим объясняется его интерес к непонятным цифрам в блокноте и беспокойство. Шифр не выходил у него из головы, он мучился днем и ночью. Маккент обнаружил, что ему грозит опасность разоблачения. Он выслеживал Шмидта, подслушивал у его дверей и наконец принял решение, что радист должен умереть. Как по-вашему, майор, могло так быть?

Майор закачался на стуле.

- А почему бы нет?

- Вот видите. Остается решить вопрос, каким образом Маккент совершил убийство. Это уже потруднее. Скажем, он задумал очернить Мельхиада. О любовном треугольнике ему было известно, он сам в этом признался. Ревность Мельхиада - достаточно убедительный мотив... Биолог выбрал для убийства время, когда никто не знал, чем занимается Мельхиад. Но он просчитался. Благодаря срочному ремонту кабеля, который сам же Маккент повредил, у Мельхиада появилось неоспоримое алиби. Тщательно выработанный план рухнул как карточный домик. Что оставалось делать биологу? Он придумал версию, будто видел Шмидта мертвым уже в 10:25 утра. Для чего? Чтобы момент убийства приходился на то время, когда, по его мнению, Мельхиад не сможет доказать своего алиби. Ну, что вы на это скажете?

- Занятно, занятно. Но... - майор посмотрел на доктора с сожалением.

- Что еще?

- ...ваша великолепная теория не объясняет, каким образом, убив Шмидта в 10:59, Маккент уже в 11:01 мог оказаться у входа в базу раньше других. Кроме того, не забывайте о другом важном моменте.

- Каком?

- Заявляя о том, что именно он обнаружил тело Шмидта, Маккент отнюдь не отводит от себя подозрения. Ведь самое лучшее его алиби - это те две минуты, которые прошли с момента убийства до прихода на базу. Вам же ясно, что за это время никому не удастся покрыть расстояние от радиотелескопа до базы. Преступник все это тщательно продумал, вряд ли он добровольно сдаст самое сильное свое оружие.

- Должен же он был как-то объяснить, почему по дороге не встретил Рею Сантос, - не сдавался доктор.

- Дайте мне несколько минут - и я придумаю дюжину правдоподобных объяснений.

Доктор с грустью посмотрел в записную книжку и вычеркнул имя Маккента.

- Хорошо, сдаюсь. Остается другая возможность - Юрамото. Причина такая же, как у Маккента. Секретная миссия на базе, радиосвязь с Землей, Шмидт перехватил шифровку и должен был умереть. Детали можно оставить в стороне. Юрамото из фотолаборатории направился к радиотелескопу, убил Шмидта, вернулся в свой бетонированный бункер. Все остальные его действия зарегистрированы сейсмографом.

- А ракета?

Закинув ногу на ногу и обхватив колено руками, доктор невидящим взором долго смотрел на своего собеседника.

- Есть две возможности, - сказал он наконец. - Такой человек, как Юрамото, обладает обширными знаниями. Технические дисциплины он знает превосходно. Быть может, ему удалось сделать приспособление, благодаря которому пистолет выстрелил спустя некоторое время. Бьюсь об заклад, такой механизм изготовить можно.

- Допустим. Но кому-кому, а Юрамото было известно, что из-за преклонного возраста ему не добежать до радиотелескопа первым, чтобы спрятать этот механизм. Мог ли он так рисковать? Но не это главное. Юрамото с десяти часов находился в лаборатории на глазах врача. А когда он оттуда вышел, то, согласно версии Маккента, Шмидт был мертв.

- Сдаюсь. Но есть еще возможность. Некто убил Шмидта. Кто-то другой нашел его и в 10:59 поднял тревогу, но, решив, что на него может пасть подозрение, прибежал к базе и не хочет признаться.

Родин улыбнулся.

- Дав круг, вы пришли туда, откуда вышли. Ну, как мог кто-то за две минуты оказаться у базы? Да и кто бы это мог быть? Ведь у каждого из них имеется надежное алиби!

Доктор сердито прошелся по комнате и внезапно остановился в нескольких шагах от следователя.

- Нашел! - Голос его задрожал от волнения. - Ведь убийца мог выстрелить из ракетницы не над трупом Шмидта! Что, если Юрамото сделал это в районе сейсмической станции, Ланге - около обсерватории, Нейман - находясь у ракетоплана, Рея Сантос - от оранжереи, а Маккент - у входа в базу?

Но следователь не разделял его восторга.

- Вы же сами говорили, что ракета стреляет на высоту каких-нибудь двухсот метров, а отсюда до радиотелескопа не меньше восьмисот метров, до ракетоплана шестьсот, до сейсмической станции около...

- Двести метров на Земле! - Гольберг сокрушенно схватился за голову. Как это сразу не пришло мне в голову! Хороший помощник у вас, майор, нечего сказать. Я вас...

- Оставьте, доктор. Лучше скажите, на какую высоту стреляет сигнальный пистолет здесь?

- Вы слишком многого хотите. Но думаю, гораздо выше, чем на Земле.

Майор связался с Глацем.

- Родин говорит. Не можете ли вы мне сказать, на какую высоту стреляет сигнальный пистолет? Да, здесь, на Луне... Спасибо.

- Ну что? - нетерпеливо спросил Гольберг.

- Глац говорит, что точно не знает, но полагает, километра на три.

- Три километра, майор! Но ведь это меняет всю ситуацию!

Следователь не выразил особого восторга.

- На первый взгляд, доктор, только на первый взгляд. Не забывайте, что все три выстрела произведены из пистолета, который нашли у тела Шмидта. Два выстрела в радиста, третий вверх. Один и тот же боек расписался на всех трех гильзах.

- Это значит...

Стук в дверь прервал Гольберга.

- Готово, - сказал Мельхиад и подал майору четвертушку плотной бумаги.

Доктор через плечо следователя посмотрел на рисунок, напоминающий бумажную мишень с несколькими попаданиями.

- Черный кружок в середине - это место, где мы нашли тело Шмидта, окружности - расстояние в метрах; крестиками отмечены пункты, где манипуляторы обнаружили следы стронциевых солей. Здесь сгорели сигнальные ракеты. Достаточно?

Майор долго не мог оторвать от рисунка глаз.

- Вы не ошиблись? - наконец спросил он. - Может ли это быть? В самом деле три крестика?

- Да, три, - уже в дверях подтвердил инженер.

Обессиленный Гольберг рухнул в кресло и слабо покачал головой.

- Я схожу с ума! Три ракеты в почву и одна вверх! Ну, хорошо. Скажем, первый раз он не попал. Но в сигнальном пистолете недоставало всего лишь трех патронов. Час от часу не легче! А тут еще эти двое - Маккент и Юрамото! Ведь кто-то из них солгал. А кто лгал, тот стремился что-то скрыть. Но что - кроме факта убийства? Не могут же они оба лгать, это же абсурд, как и то, что они оба говорят правду. Или, по-вашему, это возможно?

Следователь перестал качаться на стуле.

- Думаю, - медленно произнес он, - пожалуй, даже чересчур возможно.

ОБЕЩАНИЕ РОДИНА

Тропка вела к скалистой стене, грубой, не тронутой временем, будто ее только что сотворила природа. Сверху на манипуляторы падала тень.

Вдруг огромные механизмы ожили; в их движении Родину почудилось что-то устрашающее, зловещее, словно оно было предвестником близкой гибели.

Он инстинктивно отпрянул, но уперся в скалу.

Вытянув щупальца, манипуляторы сделали еще шаг вперед. Спасения не было. Стальные пальцы тянулись к горлу человека, застыли над беспомощной жертвой.

- Что с вами? - послышался голос Гольберга, и эти три коротких слова отогнали призрак.

Манипуляторы стояли неподвижно.

- Мне померещилась жуткая картина, - сказал Родин, - будто это чудовище напало на меня. Я чувствовал их прикосновение. Неужели я начинаю терять рассудок?

- Ну, к чему такие страшные слова? - загудел в наушниках голос доктора. - Мы же говорили с вами об оптических иллюзиях. Это как раз тот самый случай.

- Вы полагаете? - с надеждой спросил следователь.

- Не полагаю, а твердо знаю. Здесь? - Гольберг остановился.

- Вероятно. - Майор оглянулся. - Да, видимо, где-то здесь. Незначительное отклонение вряд ли будет иметь значение. Во всяком случае, попробуем.

Опустившись на колено, он приготовил сигнальный пистолет и на скальной поверхности отыскал опору.

- Убийце было не к спеху, он мог отыскать удобное место и спокойно прицелиться... Когда пройдет минута - скомандуйте.

Гольберг смотрел на часы.

- Внимание... пли!

Из ракетницы полыхнуло слабое пламя, и через несколько секунд над радиотелескопом загорелась сапфировая звезда. Не красная ракета, означающая тревогу, а синяя - заранее оговоренный сигнал между двумя или несколькими партнерами.

- На нее никто не обратит внимания, - сказал Гольберг.

- Один человек, быть может, действительно не обратит... - в словах майора был какой-то скрытый смысл. - Пошли!

Через несколько минут Гольберг открыл шлюзовую камеру сейсмической станции.

Юрамото встретил их своей обычной приветливой улыбкой.

- С дорогим гостем в дом приходит счастье, - он слегка поклонился. - А мечи ваши я положу на алтарь предков.

Майор испытующе посмотрел на селенолога.

- Благодарим за приветствие, но у нас остались лишь эфесы. Позвольте взглянуть на сегодняшнюю сейсмограмму. Интересно, что зарегистрировали приборы несколько минут назад.

Юрамото нажал выключатель, и свет упал на Паутину диаграмм. Следователь на них не взглянул, он внимательно смотрел на лицо Юрамото, но, кроме готовности выполнить просьбу, ему ничего не удалось прочитать на приветливом, морщинистом лице старого ученого. Родин перевел взгляд на сейсмограмму.

- Вы не помните точное время, доктор?

- 17:09, - тотчас ответил Гольберг.

Именно в этот момент прибор зарегистрировал незначительное, но явно различимое отклонение.

- Как по-вашему, что могло послужить причиной этого отклонения? - снова взглянув на Юрамото, спросил Родин.

Селенолог задумчиво смотрел на зигзаги, вычерченные самописцем.

- Трудно сказать, - произнес он наконец. - Но не знать - это значит не видеть. Держу пари, что это отклонение ничуть не отличается от того, которое поставило нас в тупик во время вашего вчерашнего визита. - Он достал из ящика субботнюю сейсмограмму. - Да, точно такое же отклонение, какое было зарегистрировано в день смерти Шмидта, за несколько секунд до объявления тревоги.

Родин внимательно сравнил обе сейсмограммы - сначала на глаз, потом с помощью лупы. Да, сомнений не было: обе аномалии практически не отличались друг от друга.

Он встал.

- Благодарю вас. Вы нам очень помогли.

- Приятный визит озарит и дождливый день, - церемонно поклонился Юрамото.

К базе возвращались медленно, погруженные в собственные мысли. Тишину нарушил Гольберг:

- Вам звонил Глац. В тот момент, когда вы выходили.

- Знаю, - ответил Родин.

- Что ему понадобилось?

- Он не звонил.

Доктор остановился.

- Но ведь...

- Это я звонил. Я спрашивал, не у вас ли я. Вы можете это объяснить с точки зрения психологии?

- Конечно. - Доктор пустился было в объяснения, но, сделав несколько шагов, остановился. - Понимаю, - задумчиво произнес он, - вы думаете, это возможно?

- Посмотрим.

После визита в оранжерею они вернулись на базу. Заглянули в медицинский кабинет, в мастерскую и на командный пункт. Словно одержимый какой-то манией, Родин всюду заводил разговоры о телефонных звонках. Наконец ему удалось получить долгожданный ответ.

- Как же, помню, - сказал Нейман. - Позвольте, когда это было? Кажется, в пятницу... да, в пятницу днем мне позвонил Шмидт и спросил, нет ли у меня Мельхиада. Мельхиада у меня не было, но я случайно встретил его через полчаса в коридоре. Однако выяснилось, что его никто не разыскивал. Вечером Мельхиад упрекнул меня за неуместную шутку, а когда я удивленно посмотрел на него, посоветовал мне обратиться к врачу и избавиться от галлюцинаций.

- Вы с ним согласились?

- Ну, конечно. Не ругаться же из-за какой-то глупости.

- Извините за назойливость, - сказал майор, - но вы когда-нибудь по-настоящему выходили из себя?

Нейман широко улыбнулся.

- Да, раза три случалось. И каждый раз - зря.

За ужином никто не обмолвился о Шмидте, никто не вспомнил о субботней трагедии, но в разговоре чувствовалось напряжение. Беседа была словно соткана из тончайшего покрывала, слишком прозрачного, чтобы оно могло скрыть подавленность, охватившую сидящих за столом.

Лишь за кофе биолог Маккент отважился ступить на тонкий лед.

- Завтра пятница, скоро мы свернем работу и отправимся домой, на Землю. А как же вы, майор?

- Мы тоже все закончим и тоже полетим домой.

Родин отодвинул пустую чашку.

- Спокойной ночи.

ПРОСТОЙ ПЛАН

Маккент с упреком посмотрел на майора.

- Сегодня пятница. Вы обещали к завтраку рассказать нам кое-что. Не забывайте, майор, скоро рассвет.

- Вы, вероятно, от любопытства не спали всю ночь, - усмехнулся Родин.

- Я не страдаю бессонницей. Но кому-то в эту ночь действительно уснуть было нелегко; боюсь, что его замучили кошмары. - Беспокойный взгляд биолога перебегал с одного лица на другое, будто он пытался отыскать на них следы недосыпания. - Не хотел бы я оказаться на его месте.

- Ну, что ж, я расскажу вам все. Это моя прямая обязанность. Следствие в Радужном заливе закончено, и мы готовы лететь на Землю. Если удастся, то еще сегодня.

Глац вопросительно взглянул на следователя и снял трубку.

- В котором часу вы хотели бы вылететь?

- Не знаю, как скоро это удастся организовать, но хотелось бы - до обеда. Доктору Гольбергу предстоит присутствовать на каком-то важном совещании.

- Сколько полетит человек?

- Трое.

- Вас двое...

- И преступник. Тот, кто убил радиста Шмидта. Первый убийца на Луне.

Лишь негромкие слова Глаца, связавшегося с космодромом в Море Ужасов, нарушали нависшую над столовой тишину.

- Все в порядке. - Глац положил трубку. - В одиннадцать за вами прилетит ракетоплан... Знаете что, переберемся-ка ко мне.

- Вам известно, кто застрелил Шмидта? - спросил биолог, едва все расселись.

- Да. Со вчерашнего дня.

- Почему же вы не сказали об этом вечером? - удивилась Рея Сантос.

- А вы полагаете, что провели бы ночь спокойнее?

- Это кто-то из нас? - Казалось, лицо Глаца старело на глазах. Взгляд его глубоко запавших глаз поочередно останавливался на каждом члене экипажа.

- Да, один из вас.

- Ну, не тяните! - Ирма Дари бросила на следователя взгляд, полный муки. И по ее голосу доктор понял, что она на грани истерического припадка.

Следователь наклонился, будто хотел увидеть всю группу в новой перспективе.

- Я, собственно, не знаю, с чего начать. Шмидт был убит настолько тривиальным способом, что почти не о чем рассказывать. Преступник подошел к радиотелескопу, застрелил радиста и чуть позже выпустил красную сигнальную ракету. Никаких трюков или прыжков со скалы, никакой гонки или борьбы за секунды. План был чрезвычайно прост, хотя рассчитан с математической точностью.

Лица сидящих за столом напомнили Гольбергу паноптикум - такие же неподвижные, оцепеневшие, совсем как настоящие, но не живые.

- Прошу прощения, майор, но ваше сообщение слишком сенсационно для моего несколько старомодного вкуса. - Астроном Ланге встал. - Вы меня извините? Мне надо еще кое-что сделать, пока не взошло солнце. Что же касается вашего заключения, то охотно допускаю, что это действительно не так сложно, как казалось. Желаю удачи.

Родин молча кивнул. Когда Ланге вышел, он снова заговорил.

- Вряд ли вас будут интересовать детали...

- Напротив, очень интересуют! - почти выкрикнул Маккент.

- Хорошо. - В улыбке следователя был оттенок грусти. - Но не ждите сенсаций - ни ясновидения, ни особого детективного дара не было. Попробуем рассуждать вместе. Что нам известно? Кто-то в 10:59 выстрелил из сигнального пистолета. Это один из немногочисленных фактов, на который мы смогли опереться, когда стало ясно, что Шмидт на помощь не звал. Понятно?

- Понятно, - подтвердил нестройный хор голосов.

- Кто же это мог быть? Маккент, который в 10:50 находился поблизости от входа в главный объект, спрятавшись в тени? Астроном Ланге, который в этот момент возвращался в обсерваторию? Или профессор Юрамото? При его-то опыте для него наверняка не составляло труда "обмануть" приборы, незаметно пройти шлюзовую камеру и выстрелить из пистолета.

- Весьма польщен, - селенолог слегка поклонился, но в его глазах светилась ирония.

- Такая же возможность была и у Неймана. Предположим, он действительно возился с прожекторами, но затем погасил их, прошел шлюзовую камеру и выстрелил в Шмидта. И наконец, врач Рея Сантос. Она в это время шла от базы к оранжерее. Трое оставшихся оказались вне подозрений. Они были в помещении. Это командир экспедиции Глац, радистка Ирма Дари и инженер Мельхиад...

- Итак, пятеро на подозрении. - Маккент переводил взгляд то на одного, то на другого.

- Да, пятеро. Именно у них была возможность произвести выстрел. Попробуем поразмыслить, кто же из них мог убить Шмидта. В десять утра радист докладывал, что у него все в порядке, значит, он еще был жив, а в 10:59 он не ответил на вызовы, его уже явно не было в живых.

- Час - это не так мало, - заметил биолог.

- Но мы сумеем его "уменьшить". В 11:02 все члены экспедиции, за исключением Ирмы Дари, которая разговаривала с Землей, находились у пункта сбора. Путь от главного входа до радиотелескопа отнимает не менее десяти минут, дорога обратно - как минимум три минуты. И то лишь ценой головоломного прыжка.

Приплюсуем минуту на три выстрела, осмотр Шмидта и замену пистолетов. Итого - четырнадцать минут. Следовательно, преступник должен был пуститься в путь не позднее 10:48. Однако в это время врач Рея Сантос и пилот Нейман только-только надевали скафандры и еще находились в помещении. Так как неопровержимо доказано, что до этого они не выходили с базы, то их смело можно вычеркнуть из "черного" списка. Мы знаем, что у Реи Сантос сначала был профессор Юрамото, а потом Ланге. Что же касается Неймана, то его местопребывание засвидетельствовано показаниями Глаца и Ирмы Дари. Вы принимаете эту версию?

- Безусловно, - откликнулся Маккент.

- Итак, остаются Юрамото, Маккент и Ланге.

- Ланге. - Мельхиад вздрогнул и повернулся к Глацу. - Он вышел наружу? Надолго?

- Не знаю, по-видимому. Он, кажется, ждет, когда Марс закроет собой какую-то звезду. Еще вчера об этом говорил.

- Верните его! Баллоны не заправлены кислородом! - Инженер вытащил из кармана таблицу. - У Ланге осталось кислорода лишь на полчаса, нет, на двадцать пять минут.

Глац молча поднялся и включил телеэкраны. На двух экранах был виден Ланге, шагающий к Радужному заливу.

- Ланге? - Командир наклонился к одному из микрофонов.

- Слушаю вас, - послышался спокойный голос астронома.

- Ваш скафандр не успели заправить кислородом. Запаса в баллонах хватит минут на двадцать пять. Вы знаете об этом?

- Я уже обратил внимание и буду иметь это в виду.

Родину показалось, что Глац передернул плечами. После минутного колебания он вернулся на место, но телеэкраны не выключил. На них виднелась уходящая вдаль фигура астронома. В его равномерной, целеустремленной поступи чувствовалась твердая воля.

- Итак, остались лишь эти трое, - продолжал Родин, - и ситуация стала еще запутаннее. Профессор Юрамото утверждал, что в 10:49 он говорил по телефону со Шмидтом. Радист якобы интересовался, нет ли на сейсмической станции Мельхиада. Можете представить себе наше удивление, когда...

- Удивление?! - переспросил Гольберг.

- ...наше удивление, когда вскоре после этого Кристиан Маккент заявил, будто в 10:25 он наткнулся на мертвого радиста, а от нас скрыл этот факт, дабы не вызвать подозрения.

В ответ на это сообщение присутствующие только изумленно переглянулись. Даже Нейман перестал жевать.

- Мы стали в тупик: кому же верить - Юрамото или Маккенту? Один из них лжет - мертвый Шмидт не может никому звонить.

- О каком тупике может идти речь, если один из них лжет? - Глац поморщился и повернулся к экрану.

- Трудность положения усугублялась тем, что обе эти альтернативы были неприемлемы. Судите сами. Если лжет Юрамото, то Маккент прав, утверждая, будто видел мертвого радиста намного раньше тревоги. Согласно его показаниям, Шмидт был мертв уже тогда, когда Юрамото еще находился в лаборатории, что может подтвердить врач Рея Сантос.

Майор обратился к биологу.

- Когда вы увидели мертвого Шмидта?

- Я уже говорил - в 10:25.

- А когда Юрамото ушел из лаборатории? - спросил он врача.

- Примерно в 10:30.

- Итак, первая альтернатива отпала сама собой, - улыбнулся Родин, если Юрамото лжет, то он не мог убить Шмидта. Рассмотрим другую возможность: Юрамото говорит правду, Маккент лжет. Согласно этой версии, в 10:49 радист был бы еще жив. То есть он погиб в то время, когда Маккент находился в оранжерее. Если Маккент скрыл от нас правду, то убийства Шмидта на его совести тоже нет.

- Верно, - вмешался Нейман. - Когда я шел к ракетоплану, то увидел в оранжерее Маккента: он застегивал скафандр и направлялся к шлюзовой камере.

Доктор Гольберг воспользовался минутной паузой.

- Поймите абсурдность сложившейся ситуации. Обычно люди лгут, стараясь выгородить себя, извлечь какую-то выгоду, избежать неприятностей или наказания. Но мне еще ни разу не приходилось видеть, чтобы психически нормальный человек обманывал других, превосходно сознавая, что причиняет себе вред. А здесь два разумных, рассудительных человека лгут, и для чего? Для того чтобы опровергнуть собственное алиби!

- Странно, не правда ли? Но благодаря доктору, - Родин поклонился в сторону Гольберга, - мы все же распутали этот гордиев узел. Доктору пришла в голову блестящая мысль, что могут быть не две, а четыре альтернативы, то есть или оба - Юрамото и Маккент - лгут, или оба говорят правду.

- Правду? - усомнился Глац.

- Точнее, субъективную правду. Но попробуем разобраться в ситуации по порядку. Итак, первое - оба лгут. Этот вариант отпадает сразу, так как убийца один, а кроме него лгать некому. Остается другая возможность - оба говорят правду. Я спросил себя: а что, если профессор Юрамото стал жертвой мистификации? Но как это практически можно осуществить? И я решил проверить эту возможность. Находясь в столовой, я позвонил к себе в комнату и спросил доктора Гольберга, нет ли там Родина. Он вежливо ответил, что меня нет. Ему и в голову не пришло, что он говорит с Родиным. Так ведь, доктор?

- Совершенно правильно.

- Таким образом, мы выяснили, что по телефону голос иногда очень трудно узнать.

- Вы правы, - подтвердил Мельхиад, - здешние телефоны в самом деле очень искажают голос.

- Тогда почему бы нам не предположить, что кто-то мог позвонить на сейсмическую станцию вместо мертвого Шмидта? Но, прежде чем решиться на этот шаг, он наверняка вначале должен был это проверить. И, как подтвердил Нейман, такая проверка действительно была проведена. В пятницу некто от имени Шмидта разыскивал Мельхиада.

- Значит, мы оба вам не лгали, - задумчиво произнес Юрамото и приветливо взглянул на Маккента.

- Да. И если вычеркнуть вас обоих, - Родин кивнул на селенолога и биолога, - в списке останется один член экипажа - Ланге. Попробуем подставить его в наши уравнения. Мог ли он за минуту до одиннадцати выстрелить из пистолета? Да, мог, ибо как раз в это время направлялся к обсерватории. Дальше. Мог ли он убить Шмидта в промежутке между 10:00 и 10:25? Мог, так как в фотолабораторию он пришел в 10:15, а что он делал до этого, установить невозможно. И, наконец, третий вопрос: имело ли для Ланге смысл утверждать, что в 10:49 Шмидт был еще жив? Точнее, было ли ему выгодно, чтобы это утверждал кто-то другой? Я отвечаю на этот вопрос утвердительно, ибо после 10:15 ему было обеспечено стопроцентное алиби, а на предыдущий отрезок времени - нет.

- Все ясно, - очень тихо сказал кто-то. Взгляды присутствующих были устремлены к экрану. Фигура астронома все уменьшалась и превратилась в маленькое пятнышко, еле различимое на сером фоне Радужного залива.

- Сколько у него осталось кислорода? - Это спросила Рея Сантос отчужденным, невыразительным голосом.

Инженер посмотрел на часы, потом заглянул в таблицу.

- При нормальном расходовании - на пятнадцать минут.

- Значит, самое время вернуться.

Глац взглянул на Родина, они долго смотрели в глаза друг другу.

- Поздно, - сказал наконец Глац.

- Но надо же попытаться! Свяжитесь с ним! Может, мы еще успеем догнать его и заправить баллон кислородом. Не кажется ли вам, что одной смерти для этой маленькой Луны более чем достаточно!

Командир не пошевелился. Рея в отчаянии повернулась к следователю.

- А вам, вам безразлично, что он хочет избежать правосудия?!

- Он сам себя наказал...

Глац резко встал, подошел к пульту управления и на секунду застыл, словно скованный непонятной силой. Потом медленно вернулся к столу.

- Кстати, "Маленькую ночную серенаду" Моцарта слушал я. Но это вряд ли имеет значение.

СЛОЖНЫЕ МОТИВЫ

Ирма Дари с трудом оторвалась от экрана.

- Но из-за чего? - срывающимся голосом спросила она. - Из-за чего?

- В самом деле, из-за чего?

- Вас интересует мотив. - Родину что-то сдавило горло. Он заговорил, но собственный голос показался ему совершенно чужим. - Побуждения, толкнувшие человека на тот или иной поступок, постичь намного сложнее, чем описать сам поступок.

Он старался заглушить мысль о драме, которая через несколько минут должна разыграться в Радужном заливе. И все же его взгляд как магнитом притягивал экран.

- Смотрите, какой-то конверт, - вдруг сказала Рея Сантос, - он адресован вам, майор. Неужели его оставил Ланге?

Маккент потянулся через стол.

- Да, это его почерк, - сказал Родин.

- Вы его не вскроете? - удивился Маккент.

- Вскрою, но попозже. Чтобы вы могли сами судить, насколько точны были наши заключения. Вы должны простить мое бахвальство, я не часто грешу этим...

- У вас есть на это полное право, - улыбнулся Юрамото.

- Вы очень любезны. Итак, с чего же начать? Должен вам заметить, меня все это время не оставляла мысль, что мотив этого преступления должен быть по-своему... ну, если хотите, величественным.

Рея Сантос нахмурилась.

- Величественный мотив преступления? Есть великие и мелкие люди. Но побуждения?..

- Вы правы, я неточно выразился. Скажем иначе, мне казалось, что в основе преступления должен быть мотив, достойный такого человека. Единственным фактом, на который мы могли опереться, были цифры в записной книжке Шмидта и еще несколько его замечаний. Посмотрим, подтвердит ли это письмо...

"Майор Родин! - начал следователь. - Я пишу вам утром. Перед рассветом, о котором вы так ясно, по крайней мере так ясно для меня, говорили. Вы хорошо справились со своей работой, и, видимо, будет справедливым, если за тактичность, которую вы проявили по отношению ко мне, я сообщу вам некоторые подробности этой печальной истории. Я это делаю с удовольствием, так как против вас лично ничего не имею..."

Следователь задумчиво посмотрел на экран.

Но дожидаясь вопроса, Мельхиад взглянул на часы.

- Кислорода осталось меньше чем на пять минут.

Родин продолжал читать:

"В четверг после обеда ко мне зашел Михаль Шмидт и дал прослушать магнитофонную пленку, на которую он записал радиосигналы, поступающие из области звезды Альфа Орла. Вам это будет непонятно, но специалиста заинтересует, что сигналы были приняты на частоте 1420 мегагерц, то есть на частоте нейтрального водорода. По длине отдельных сигналов и промежуткам между ними было ясно, что они передаются по определенной системе. Это были простые числа, но начала передачи не удалось поймать. Я настоятельно попросил Шмидта никому об этом пока не говорить, а попытаться снова поймать сигналы".

- В четверг... Вот почему Шмидт в тот день выглядел таким странным, вспомнил Глац.

"Не сомневаюсь, что вы поймете мое состояние, майор. Случайное открытие Шмидта уничтожило, разрушило дело всей моей жизни. Двадцать пять лет самоотверженной, кропотливой работы вылетели в трубу. Весь вечер я искал выход из создавшейся ситуации... И уснул с твердым намерением: Шмидта свидетеля этой нелепой случайности - надо навсегда заставить замолчать. В пятницу я проверил, можно ли позвонить от имени кого-то другого..."

- Как видите, у меня не было галлюцинаций. - Нейман улыбнулся Мельхиаду.

"И в субботу я осуществил свой план. Вряд ли вас заинтересуют технические подробности, к тому же вы сами до них дошли. Я хочу лишь заверить, что оружие против Шмидта я поднимал с болью в сердце. Он всегда был мне очень симпатичен, и я знал, что покушаюсь на редкостно одаренного человека, у которого имеются все предпосылки стать настоящим ученым. Вы понимаете, что убить в порыве ненависти и озлобления гораздо легче, чем произвести выстрел трезво и расчетливо, целясь в человека, который причинил вам вред, совершенно об этом не подозревая. И все-таки я убил его, хотя и не избежал ошибок, которые не ускользнули от вашего внимания".

- Осталось три минуты и несколько секунд, - заметил Мельхиад.

"Все, что я делал потом, включая ответы на ваши вопросы и незаметные, по крайней мере я на это надеюсь, попытки обратить ваше внимание на сигналы, пришедшие якобы с Земли, - все это было лишь проявлением инерции. Дискуссии с доктором Гольбергом представляли для меня тоскливое воспоминание о вчерашнем дне, и я прошу, чтобы он извинил меня; я отстаивал позиции, в которые сам уже не верил..."

Гольберг только кивнул головой.

"Шмидт преподнес мне эту горькую чашу в виде магнитофонной пленки с записью сигналов из звездных миров. Не могло быть сомнения: где-то там, в глубине космоса, живут разумные существа, возможно интеллектуально еще более развитые, чем люди. От моей теории об исключительности человеческой цивилизации не осталось камня на камне. Что было делать? И я поступил по принципу - если факты против тебя, тем хуже для фактов..."

- Две минуты, - прозвучал монотонный голос инженера.

"Но, когда я склонился над мертвым Шмидтом, чтобы убедиться, что свидетеля больше нет, я с ужасом понял, что он умер для всех остальных, но не для меня. Мне некуда скрыться. Я никогда не смогу избавиться от этих цифр. Отныне и навсегда я каждую ночь обречен просыпаться в холодном поту от страха, что именно в этот момент какой-то новый Шмидт готовится сокрушить мою теорию. Я никогда не смогу больше спокойно смотреть на созвездие Орла. А себя буду считать шарлатаном, который скрыл истину от науки, наивно полагая, что того, что неизвестно, не существует. Наука не может извращать фактов. В противном случае она перестает быть наукой..."

- Минута и несколько секунд.

"Я ухожу как побежденный человек и побежденный ученый. Я глубоко сожалею о своем опрометчивом поступке и сам себя осуждаю к наказанию наиболее тяжкому. Я никогда не был поклонником нравоучений, избегал патетики, но сейчас я хотел бы воспользоваться своим правом на последнее желание и выразить надежду, что моя судьба и наказание станут предостережением каждому, кто попытается собственные мысли выдать за нечто непререкаемое и откажется следовать фактам и правде жизни. Ваш Феликс Ланге".

Майор несколько секунд помолчал.

- Здесь есть приписка. "Я продолжаю верить, что существует лишь одно человечество. И поэтому ухожу. Вам понятна эта логика? Ф.Л."

В глазах Ирмы Дари блеснули слезы.

- Сколько? - прошептала она.

Мельхиад отвел взгляд от ее пепельно-бледного лица.

- Двадцать секунд. Десять... Пять. Кислород кончился.

- Конец, - тихо сказал Юрамото.

На стене раздражающе замигала зеленая сигнальная лампа. Задумавшийся было Родин вздрогнул.

- Что это значит?

Глац стряхнул оцепенение.

- Это солнечные батареи на холме зафиксировали утро. Начинается новый день, - сказал он усталым, невыразительным голосом.

На крайнем экране, на фоне однообразного, холодного, неопределенного света, к звездам тянулся радиотелескоп. Солнечные лучи на его вершине играли каскадом красок.