Преступление победителя

39

Искушение было белым — цвета чистого бумажного листа. Или черным, как чернила, дрожавшие на кончике пера.

Кестрель сидела в кабинете и писала Арину письмо. Она попыталась все объяснить, излила на бумагу все свои чувства. Строчки выходили торопливыми, но тяжелыми. Кестрель ничего не вычеркивала: перед ней лежала чистая, черно-белая правда.

Да, таково было искушение. Но реальность обошлась с посланием сурово: его поглотил слабый огонь, который горел в очаге, несмотря на теплую погоду. Весна подходила к концу, приближался первый день лета, а с ним и свадьба.

Действительность оказалась алой, жгучей, голодной и злой. Она пожирала все, что отдавала ей Кестрель. Письмо сгорело. Вскоре в камине не осталось ничего, кроме почерневших дров, присыпанных позолотой. Письмо превратилось в пепельные хлопья. Одна страничка свернулась и напоминала черную ракушку. Кестрель подумала об императоре и об отце. Слова давно стали дымом, а очаг остыл. Но Кестрель на всякий случай взяла кочергу и раскидала пепел.

Скоро Кестрель должно было исполниться восемнадцать. До дня рождения — и фортепианного концерта, который пожелал организовать император, — оставалось меньше двух недель. Было решено, что это будет последнее официальное мероприятие перед свадьбой, которая состоится спустя еще два дня. Кестрель подолгу репетировала. Иногда она слышала звон отцовских часов, легкий, как улыбка. Тогда музыка неизменно становилась спокойнее. Для него Кестрель всегда играла мягкие, глубокие, сильные мелодии.

К выступлению шили отдельное платье — наряд из блестящего кремового шелка с короткими свободными кружевными рукавами. Кестрель, не шевелясь, терпела примерку. В какую-то секунду ей пришло в голову, что скамеечка, на которой она стояла, примерно той же высоты, что помост, на который выводили рабов на аукционе. Арин был на нем в тот день, когда она его купила.

Как бы все повернулось, если бы прошлое можно было распороть, как криво сшитое платье, и переделать? Кестрель мысленно вернулась в тот судьбоносный день на невольничьем рынке, представила, как еще незнакомый ей раб поднимается на помост. В этот раз все случилось иначе. Она решила не делать ставку. Или Арина вообще не продавали. Генерал не захватил Гэрран. Кестрель осталась в столице. Ее мать не заболела и не умерла. Девочка выросла такой, какой хотел видеть ее отец.

Делия опустилась на колени и приподняла подол. Шелк качнулся и снова улегся ровными складками. Портниха продолжила возиться с платьем. Служанки Кестрель устали ждать и разбрелись по комнатам. Тогда Делия тихо, быстро спросила:

— У вас нет для меня новостей?

Кестрель резко повернула голову:

— Нет.

— Тенсен надеется, что будут… и скоро.

Она промолчала, но Делия кивнула, как будто в ответ на что-то. Портниха казалась разочарованной и обрадованной одновременно.

— Что ж, — добавила швея, — полагаю, вы понимаете, что делаете.

Понимала ли она? Кестрель, как всегда, представила игру в «Зуб и жало». Открывая костяшки, переворачивая пустой стороной вниз, глядя на символы и оценивая их ценность, осознавала ли она, что делает? Порой игра шла так быстро, что Кестрель не успевала отслеживать свои действия. Она просто знала, что в конце концов победит.

Кестрель посмотрела на портниху. Теперь от прежней уверенности ничего не осталось. Она даже не знала, что даст победа.

— Конечно, понимаю, — ответила Кестрель ровно и твердо.

Император отправился на охоту в лес за дворцом. Гончие громко лаяли. Некоторые придворные прихватили с собой рабов, чтобы те заряжали арбалеты. Отец Кестрель пришел бы в ужас, если бы увидел это, но он решил остаться во дворце.

Верекс поехал со всеми, но охотиться не желал. Император посмотрел на него и широко улыбнулся:

— Узнаю своего сына-трусишку!

— Давай просто пройдемся, Верекс, — предложила Кестрель. — Мне тоже охота неинтересна.

Они пошли по дороге впереди императора. Рядом с хозяйкой бежал щенок.

— Какая чудесная собачка! — воскликнула Марис где-то позади.

— Тебе нравится? — отчетливо донесся до Кестрель голос императора.

Плечи Верекса напряглись.

— Тогда забирай, — предложил император дочери сенатора.

Кестрель обернулась:

— Нет. Щенок мой.

— Да какая тебе разница? — И снова эта ухмылка. — Ты ей даже имя не придумала.

— Отдай, — шепнул Верекс на ухо Кестрель. — Ты же помнишь. — Он не уточнил, что именно, но Кестрель все равно поняла: уродливый шрам на лице Арина.

Собака ткнулась влажным носом в ноги Кестрель.

— Придумала, — парировала Кестрель. — Ее зовут Моя.

Император лишь пожал плечами, всем своим видом демонстрируя безразличие. Марис, наделенная инстинктами истинной придворной дамы, почуяла опасность и предпочла подождать, что будет дальше. Но разговор на этом закончился, и ей не оставалось ничего больше, кроме как догнать своих друзей.

В этот день император подстрелил лису.

— Это для моей дорогой дочери, — объявил он.

Густой рыжий воротник лисицы был забрызган кровью. Черные лапки напоминали рисовальные кисти. Император приказал сделать из шкуры меховую накидку для Кестрель.

Наконец вся компания отправилась в обратный путь. Верекс шел с Ришей, а Кестрель пришлось возвращаться в обществе самого императора. Тот больше не улыбался, но эта пугающая усмешка осталась в его голосе, как насекомое, застывшее в янтаре.

— Осторожнее, Кестрель. Как бы я не решил, что мне надоело твое упрямство.

— Придется отдать мою собаку, — сказала Кестрель Верексу. Она догнала принца на дворцовой лужайке, покрытой мягкой светло-зеленой травой. Остальные придворные ушли вперед. — Подберем для нее дом где-то подальше от двора. Нужно найти подходящего хозяина.

— Ты для нее самая подходящая хозяйка.

У Кестрель защипало глаза. Щенок, ни о чем не подозревая, покусывал лапы.

— Это я виноват, — вздохнул Верекс.

Нет, неправда. Просто теперь, глядя на собаку, этот прекрасный, теплый подарок, Кестрель неизменно представляла, как с ней что-то случится. Лучше отдать, чем ждать, пока отнимут. Разница в том, что в первом случае ты делаешь выбор сам.

Ограниченная свобода все же лучше, чем ничего. По крайней мере, так казалось Кестрель, когда Арин вручил два ключа от комнат, где она жила. О том же Кестрель думала, когда принесла Арину в дар его родину, пусть и поставленную в жесткие рамки многочисленных условий. Лучше, чем ничего. Теперь эта мысль вновь пришла в голову, только Кестрель уже знала, что все это неправда. Отдать — совсем не лучше, чем позволить кому-то отнять у тебя что-то ценное. Это то же самое.

Слова прозвучали у Кестрель в голове громко и отчетливо. Она почти забыла, что так ничего и не ответила вслух. Но потом Кестрель подняла голову, увидела на лице Верекса обеспокоенное выражение и вспомнила его слова. Она покачала головой: нет.

Верекс тихо вздохнул:

— Мой отец хочет, чтобы ты поставила его выше всех. Ты должна любить то же, что любит он. И больше ничего.

— Я знаю.

— Не уверен… Кестрель, твоя портниха мертва.

Новость оглушила ее. Точно камень упал в воду и опустился на дно. Кестрель как наяву увидела лицо Делии, ее серые глаза в обрамлении густых ресниц. Совсем как у Арина. Вот она приподняла шелковый подол: ткань стала полупрозрачной на просвет, а потом снова упала плотными складками. Юбка качнулась, наполнилась воздухом, как легкое, и с выдохом улеглась на место.

Кестрель охватил страх, такой сильный, что перед глазами запрыгали пятна и стало нечем дышать.

— Ее видели с гэрранским министром, — пояснил Верекс. — Потом за ней пришел капитан стражи. Она зарезала себя ножницами.

Кестрель вспомнила окровавленные пальцы Тринна в дрожащем свете тюремных факелов.

— Но встреча с министром на самом деле ни при чем, — добавил принц. — Это был просто повод. Настоящая причина в том, что увидел мой отец в день отъезда твоего губернатора. Стежки на его лице. Швы были уж слишком аккуратные. Помнишь, Кестрель? Отец все понял. Лицо Арина выдавало верность портнихи своему народу.

Щенок принялся облизывать руку Кестрель, обдавая кожу теплым дыханием. Облака затянули небо пуховым одеялом, в котором виднелся только один просвет. Синее облачко в белом небе.

Потом просвет растянулся, стал шире. Как чувство вины, когда Кестрель увидела шрам на щеке Арина; когда взгляд отца упал на мотылька на картинной раме. У Джесс было синее, как небо, платье. Облака напоминали сахарную вату. Ронан из воспоминания протянул ей пирожное. Кестрель откусила кусочек. Пудра оказалась едкой и ядовитой.

— Будь осторожна, — посоветовал Верекс. — Не играй против моего отца. Проиграешь. Тут ведь дело не в уме, Кестрель, важен опыт. А ты в растерянности, ты… страдаешь, и… — Он покачал головой. — Прошу тебя, не совершай опрометчивых поступков.

— И до каких же пор?..

— Ты сама знаешь.

Кестрель накрыла ладонью черную макушку щенка. «Моя», — подумала она. А потом убрала руку и попросила Верекса взять собаку за ошейник.

До каких пор? Пока не умрет император.

— Кестрель… Однажды мы сумеем все изменить.

Она отвела взгляд от щенка и окинула взглядом Верекса, его долговязую фигуру, сутулые плечи, бледные волосы и большие блестящие глаза.

Что будет, если она возьмет его за руку? Вообразит ли он Ришу на ее месте? Неужели так будет всегда? Кестрель представила, как обнимет принца. В их браке найдется место доброте, но… все равно это жестоко. От себя никуда не деться. Они вечно будут виновны в этом преступлении — желании видеть рядом с собой другого.

— Будь с Ришей, я не стану мешать тебе, — предложила Кестрель.

— Я не могу так с ней поступить, — вздохнул Верекс. — Если…

Он мог не продолжать. Оба знали, что император сделает с принцессой, если Верекс ослушается его.

— Мы сможем построить мир заново, — сказал принц. — Будем вместе править империей. Не так уж плохо, верно?

Кестрель наконец задала себе вопрос, которого долгое время боялась, но он лишь эхом разлетелся в голове. Ответа у нее не было.

— Мы справимся, — твердо произнес Верекс, — нужно только подождать. И быть осторожнее. Ты сможешь, Кестрель?

Кестрель мысленно выложила перед собой костяшки.

Император.

Гидротехник.

Лекарь.

Услуга.

Гэрран.

Валория.

Она запомнила новые символы. Разложила их в разных комбинациях. Попыталась найти верную схему, но ничего не вышло. Кестрель снова перемешала костяшки, но император не давал думать, поэтому она перевернула эту пластинку лицом вниз, чтобы не видеть ненавистного лица. Но с оборотной стороны на нее смотрел другой символ. Ее отец.

Что же это за игра? Чего добивалась Кестрель? Разве мало ей потерь? Разве мало она уже натворила? Кестрель вспомнила совет Верекса. Загадка про инженера и врача не для нее. Пора остановиться.

Да, Кестрель, брось эту игру. Забери ставки, пока не поздно. Смахни костяшки со стола.

Остановись прямо сейчас.