Уилл открыл глаза. Небо серело и солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта. Он пошевелился и тотчас почувствовал острую боль в теле. Взгляд его был рассеянным, перед глазами все плыло. Он даже не понимал, где он и что случилось. Он снова попытался пошевелиться и вскрикнул от боли, закашлявшись кровью.
– А ты молодец, – послышался вкрадчивый незнакомый голос. – Удивил… Не ожидал я найти шинозу в крестьянском доме.
Превозмогая боль, Уилл пошевелил правой рукой и очистил лицо от каменной крошки. Взгляд прояснился, и он посмотрел по сторонам. Дом разрушен до основания, все обвалилось, а сам Уильям лежал на развалинах, придавленный балкой и камнями. Из бока торчал тонкий брус, который ранее служил опорой для кровли. Чуть поодаль – развороченное тело вурдалака, прыгнувшего на него перед самым взрывом. Видимо он принял на себя большую часть удара.
Справа от Уилла лежал тот самый незнакомец. И ему повезло куда меньше, чем Уиллу – в момент воспламенения он стоял вплотную к мешку с шинозой. Аристократу оторвало ноги и одну руку, балка крыши прошила насквозь тело и пригвоздила к земле. С такими ранами невозможно жить, но сейчас незнакомец смотрел на Уильяма и улыбался, а клыки сверкали белизной на его обгоревшем лице.
– Да кто ты такой, демон тебя побери? – Уилл попытался приподнять балку, у него ничего не получилось, но от попыток это сделать стало только хуже. Из ран еще пуще захлестала толчками кровь.
– Я как раз-таки и есть демон, – незнакомец снова обнажил клыки в ухмылке и с интересом посмотрел на попытки Уилла освободиться. – На твоем месте я бы даже не пытался, только помрешь быстрее – слишком много крови потерял.
– Может это и к лучшему… Мне и так не выжить, но я поступил… поступил правильно, еще и тебя с собой заберу на тот свет.
– Хочу тебя огорчить, твой поступок тяжело назвать правильным. Он иррационален по своей сути. Если бы ты не стал помогать своей старой матери, которой и так осталось жить недолго, то вурдалак бы не разорвал тебе бедро и ты бы спокойно покинул деревню вместе с остальными.
– Это… неправильно… бросать свою семью.
– Надо же, какое врожденное благородство, – демон посмотрел в глаза Уильяму с издевательской насмешкой. – А что до меня, то полученная мной рана неприятна, но не смертельна. Через сезон буду как новенький, с руками и ногами. Однако…
Незнакомец испустил усталый вздох, задумчиво посмотрел на еще темное небо, в котором блекло виднелись едва различимые звезды, и пригладил единственной рукой обожженные бакенбарды.
– Однако судьба сыграла со мной злую шутку… Я сейчас в землях врага, который благодаря вурдалакам уже знает, что в деревне что-то произошло. И наверняка уже отправил из Офуртгоса отряды. Как только они обнаружат меня, беспомощного и неспособного защищаться, их хозяин очень быстро будет здесь и оборвет мою жизнь. А на одной руке я, увы, далеко не уползу, ищейки найдут меня очень легко.
– Зачем… зачем ты напал на нашу деревню? Неужели… тебе так нравится наслаждаться беспомощностью тех, кто не может защититься?
Взгляд у Уилла опять начал плыть. Он зажал рукой рану, пытаясь остановить кровь, но это не помогло – кровь сочилась по балке и медленно стекала вниз.
– Я не нападал. Мой путь проходил мимо Больших Вардов, и я лишь немного отклонился от маршрута, когда заметил, что вурдалаки сбиваются в большую стаю и готовятся к атаке на деревню. Это очень необычно для них, и я решил взглянуть на то, как воля Райгара подавляет природный страх этих созданий перед человеком. Научный интерес, так сказать.
Незнакомец положил руку на грудь и смотрел на светлеющее небо. Спустя некоторое время он повернул обожженное лицо с сияющими глазами к притихшему собеседнику. Тот с резко потускневшим взглядом тоже смотрел ввысь и силился что-то сказать, но его бледные губы испускали лишь хрипы. Наконец, грудь Уилла поднялась и он тяжело прошептал:
– Тогда почему… почему ты не помог?
– А зачем? Люди и так постоянно мрут как мухи, зачем вмешиваться в естественный ход вещей? – Вампир улыбнулся. – И не смотри на меня так осуждающе, человечек. Ты очень мало пожил, чтобы что-то знать об этом самом естественном течении жизни.
Пение мацурок затихало, быстро сгущался утренний туман – обычное дело для гор. Звезды скрылись за белесой поволокой, и вскоре плотная пелена опустилась на Вардцы. Видимый мир сузился до нескольких шагов.
– Какой смысл тогда… долго жить, когда жизнь так… так пуста и бесчеловечна.
– О-о-о, какие интересные размышления творятся в твоей голове. – Вампир теперь уже с любопытством посмотрел на человека, в его глазах загорелся огонь. – А откуда у тебя шиноза, человечек?
– Я обменял у алхимика… на рынке в Вардах свои книги на шинозу, чтобы подготовиться… к возможной атаке этих тварей на нас. Недавно они… они утащили из Вардов пару человек.
С каждой минутой Уиллу было всё тяжелее говорить, и он делал частые остановки между словами, чтобы набраться сил. Из-под сгоревших бровей аристократ поглядывал на чудного рыбака, деликатно улыбаясь, и терпеливо ждал, когда тот соберется с силами и ответит. И хотя тело вампира время от времени непроизвольно подергивалось от боли, говорил он бархатным и безмятежным голосом.
– Понятно. Забавно получилось у тебя это сделать. Человечек, а как тебя зовут?
– Уильям…
Он закрыл глаза, прислушался к своему дыханию – каждый вдох давался все тяжелее и тяжелее, а при попытке набрать полную грудь воздуха Уильям начинал кашлять кровью, которая стекала по его щекам и подбородку.
– А полное имя?
– Просто Уильям, рыбак из Малых Вардцев… – Во рту было сухо, сердце словно отстукивало последние удары.
– Меня зовут Гиффард фон де Аверин. Ну что ж, просто Уильям, настал момент твоего забвения. Хотя…
Внезапно вампира словно осенило, в глазах зажегся огонь, уже куда более яркий и дерзкий, и Гиффард, казалось, сам себе удивился от того, насколько безумная идея пришла к нему в голову.
– Послушай, просто Уильям, ведь мы можем помочь друг другу! Право же, я считаю, что мой жизненный путь уже пройден и более ничего нового я для себя не увижу. Однако умирать здесь и отдавать кровь этому подлецу у меня желания нет.
Гиффард немного подумал, почесал обугленный подбородок и, наконец, обхватив единственной целой рукой балку, стал вытаскивать ее из себя. Балка долго не поддавалась, но все-таки вампиру удалось извлечь дерево из тела. Он приподнялся на руке и подполз к умирающему Уильяму, волоча за собой ошметки тела.
Вампир навис над лежащим мужчиной, его лицо исказилось, черты обострились, зрачки стали черными и расширились, а клыки во рту удлинились. Бесцеремонно и в спешке он вцепился в горло Уиллу. Тот вскрикнул и попытался оттолкнуть ослабшими руками Гиффарда, но вампир даже не почувствовал его толчков.
– О-о, какой интересный молодой человек, – Гиффард оторвался от шеи мужчины, по его подбородку текла кровь и капала на лицо и грудь Уиллу. – Ну что ж, это будет любопытно.
Аристократ расхохотался и облизнул губы. В сгущающемся тумане Гиффард, лежа около тела рыбака, решался на что-то, и улыбка вампира становилась то хитрой, то едва грустной. Его синие и проницательные глаза, опутанные мелкой сетью морщин, блуждали по бледному и больному лицу рыбака, ощупывали его и изучали. Вырвал его из дум предсмертный хрип, доносящийся из груди Уилла – тот задыхался от крови, скопившейся в легких. В конце концов, последние силы покинули его, и он устало прикрыл веки, теряя последнюю связь с этим миром.
– Слушай меня внимательно, Уильям, – прошептал Гиффард, стараясь привести в чувство рыбака. – Иди на восток, через Большие Варды в сторону соседнего графства. Тебе нужно попасть в Брасо-Дэнто. Это полторы недели пешего пути, тропа очень хорошая, не заблудишься. Однако на саму тропу не выходи – иди вдоль неё лесом. Через несколько дней здесь появятся отряды Райгара, они будут искать тебя. И если найдут, ты умрешь – Райгар выпьет тебя досуха. Отыщи в Солраге город Брасо-Дэнто, а там иди к графу Филиппу фон де Тастемара и передай ему, что я прошу прощения, за то что не могу сдержать данное ему обещание тем способом, о которым договаривались. И что я признаю тебя своим законным наследником, Аверином.
Гиффард расчистил камни, придавившие Уилла, с трудом вытащил деревянный брус, проткнувший его бок, и подтянулся к мужчине. Ногти вампира удлинились, он взмахнул рукой и рассек себе шею.
– Теперь пей. Это будет моим даром тебе, – прохрипел он.
Гиффард разжал челюсти слабо отбивающегося мужчины, у которого уже не было сил, и что-то зашептал. Кровь из горла вампира, словно живое существо, тягучая и густая, потекла прямо в рот Уилла. То, что не попадало в рот, стекало по шее к прокусанной ране и втягивалось туда.
Уилл чувствовал, что задыхается. Он не мог дышать, захлебываясь чужой кровью, пытался оттолкнуть вампира. До него доносились еще слова Гиффарда, которые тот говорил, но Уилл не понимал их значения. В конце концов, кровавая пелена застлала его глаза, и он почувствовал, что проваливается в темноту, теряя сознание.
Уилл очнулся ближе к полудню, но туман всё еще окутывал пустую деревню. Он словно очнулся от страшного кошмара, испуганно вскрикнул и резко сел. В боку отдало болью – рана закровоточила. Оглядевшись, Уилл побледнел. Рядом с ним лежал Гиффард, однако останки аристократа более не походили на человеческие, даже отдаленно. Его кожа обтянула череп и напоминала старый пергамент, а звериные клыки оголились. Вампир был иссушен и напоминал тысячелетнюю мумию, чем того, кто умер утром.
Уилл потрогал свое лицо – ни намека на кровь и то, что он запомнил последним. Но на шее нащупывались очень болезненные следы укуса.
Он с трудом поднялся на ноги, и мир вокруг него завращался с дикой скоростью. Пытаясь держать равновесие, Уилл сделал пару шагов, пошатываясь. Тело горело, каждый шаг отдавал острой болью в раненых боку и ноге. Но он мог идти! Похоже, что сама смерть отпустила его из своих объятий и Граго решил не забирать душу молодого мужчины, решив повременить с этим.
Туман сгустился, и Уильям побрел по тропе в сторону Вардов в полной тишине. Голова шла кругом, тело едва слушалось, а кровь всё сильнее бежала из ран. Посреди ватных хлопьев тумана он шел словно во сне. Не понимая, что происходит, где он и что случилось. Все перемешалось в голове и перед глазами была неясная пелена прошлого, настоящего и будущего.
У Уилла задвоилось в глазах, он споткнулся и упал. С трудом оглядевшись, понял, что сбился с пути, который знал, как свои пять пальцев. В таком тумане очень опасно передвигаться по горам – каждый неверный шаг грозил падением в бездну.
Поднявшись на ноги, Уилл снова сделал пару шагов. Ему вдруг показалось, что он дошел до какой-то пещеры. Он вновь споткнулся, ударился при падении головой и погрузился в долгожданное забытье.
– Уильям, очнись, пожалуйста, – знакомый голос звучал все ближе и ближе, пока Уильям не открыл глаза. Перед ним было лицо Линайи.
– Я умер? – прошептал мужчина. – И ты умерла?
– Нет-нет, что ты!
Линайя нависла над ним, с беспокойством разглядывая Уильяма, ее косы лежали у него на груди, а глаза были красными и опухшими от слез.
– Я так рада, что ты жив… – Девушка поцеловала Уилла в лоб и всхлипнула. – Я потеряла Элиота в ночи, а потом меня заметил вурдалак. Я бежала и тварь, вроде, перестала гнаться за мной. Спряталась здесь, боялась выйти. Уже хотела пойти в Варды, а тут слышу шаги. Испугалась. А это был ты… Ты шел как в бреду, а потом упал около пещеры.
– Сколько времени прошло?
– Несколько часов. Уильям, скоро стемнеет, я так боюсь тут оставаться, нам нужно с тобой добраться в Варды до темноты. Тебя лихорадит, тебе нужна помощь.
Девушка помогла ему подняться. Уилла шатало, его разрывало изнутри, болело все тело, идти было очень тяжело. Он словно волочил какое-то чужое, не свое, тело по ковру опавшей прошлогодней хвои. Усилием воли заставил эти ноги идти, а голову держаться прямо.
– Погоди… Мне нельзя к людям, Лина, – прошептал он, что-то вспомнив.
– Почему?
– Это сказал Готфрид… Гоффирд… Гиффард, кажется, его звали, аристократ в красном платье. Он что-то сделал со мной, я должен был умереть, но он спас меня, – Уилл непонимающе дотронулся до следов укуса.
– Я не понимаю, о чем ты, Уилл… У тебя жар и ты, кажется, бредишь. Давай попросим бабушку Удду помочь.
Линайя была права. В таком состоянии он всё равно далеко не уйдет. Линайя взяла его под руку, и они медленно побрели в сторону Вардов. Уилл шел, шатаясь и временами проваливаясь в полубессознательное состояние. Тогда девушка его тормошила и заставляла двигаться дальше. Подобно ожившему призраку, взирающему на окружающий мир тусклым и невзрачным взором, смотрел он на туманный сосновый лес Офурта. Он не узнавал этих мест, а в голове все спуталось.
Наконец показались Большие Варды. Темнело. Линайя поначалу хотела пойти через город, но Уилл, пусть и пребывая в состоянии лихорадки, воспротивился. Тогда девушка повела его окружным путем через лес и сад к дому Удды. Наконец, она постучала в покосившуюся дверь.
– Да-да, кто там? – послышался голос старухи.
– Бабушка Удда, это я, Линайя. Откройте, пожалуйста, нужна ваша помощь!
Дверь со скрипом отворилась. Удда в ночной дырявой рубахе, видавшей лучшие годы, стояла на пороге со свечою в руках.
– Лина, что случилось? С тобой все в порядке? На Вардцы напали же прошлой ночью, но почему вы только сейчас пришли? – Удда посмотрела на бледного как смерть Уильяма. – Мальчик мой, что с тобой?
– Не знаю, – отстраненно прошептал Уилл. Он усилием воли не давал себе упасть в обморок.
– Заходите, живо! Что-то ты совсем плох, сынок, – запричитала Удда.
Уильям сделал последнее усилие, перешагнул порог и опять погрузился в темноту, рухнув к ногам старой травницы.
– Бедняга, совсем без сил. Девочка моя, помоги дотащить его до лежанки!
Женщины схватили Уилла и донесли его до спального места.
– О, Ямес, да он совсем горячий. Нужно раздеть его.
Линайя, багровая от смущения, помогла бабушке Удде снять с Уильяма одежду. Точнее то, что от неё осталось – штаны и рубаха были изодраны и лишь каким-то чудом держались на теле молодого мужчины.
– Бабушка Удда, может нужно воды принести? Или трав насобирать? Или еще чем помочь? – Линайя засыпала хозяйку вопросами и беспокойно ходила по комнате, то с любопытством поглядывая на обнаженное мужское тело, то вдруг краснела и отворачивалась.
– Ах, девочка моя, ты же с мужчинами еще не была… – тихо прошептала старуха. Она укрыла парня по пояс льняником, чтобы не смущать девушку. – Я сама могу омыть его, ты только принеси мне таз с водой. Наполни его из ручья, что сразу за моим домом. Потом скажу, что еще нужно сделать.
Линайя кивнула и исчезла за порогом, прихватив таз с черпаком. Травница подбросила дров в очаг, и те быстро занялись, наполнив помещение светом и теплом. Затем она взяла огромный льняник и закрепила его на веревке, натянутой меж стен, – половина лачуги прогревалась от очага куда быстрее. А еще это нехитрое ограждение оказалось на удивление плотным и скрывало лежанку от любопытных глаз входящих гостей.
Линайя вернулась с полным тазом воды, обошла льняник и поставила таз на табурет.
– Что еще сделать, бабушка Удда?
– На столе лежат мои травы. Найди один пучок Поперчника, два пучка Ясного глаза и еще один Златовика. Потом возьми горшок, разогрей над очагом воду, и как закипит, меня позови. А я пока обмою Уильяма, а то грязный, как черт – ничего не понятно.
Девушка послушно покинула огороженную часть комнаты с лежанкой. Удда убрала с тела молодого мужчины одеяло и принялась обмывать его. Уильяма лихорадило, глаза беспокойно двигались под веками, тело дрожало и горело. Время от времени он резко вздрагивал и судорожно сглатывал слюну. Голова Уилла лежала на боку, и черные волосы закрывали шею. Травница смыла грязь, обтерла чистой сухой тканью и начала осматривать.
Всё тело Уильяма покрывали ссадины, порезы и ожоги, но действительно серьёзных ран оказалось три.
Предплечье и бедро пострадали от зубов вурдалаков. Их острые клыки оставили на ноге ужасные рваные следы, а на руке вырвали кусок плоти. Такие раны заживали подолгу и часто начинали гноиться, потому Удда положила нож на угли в очаге, а когда тот раскалился докрасна, прижгла места укусов. Мужчина вскрикнул во сне и дернулся, но не очнулся.
Но более всего травницу беспокоила сквозная рана на боку. Она выглядела по-настоящему скверно, словно Уильяма проткнуло куском доски. Удда очистила её от пыли и кусочков древесины. Мужчина вздрагивал от каждого прикосновения.
– Бабушка Удда, нагрелось! – позвала Линайя.
– Хорошо. Перенеси горшок на стол, закинь туда травы да жди…
Старуха достала с полки мазь из спокушки, ясноглаза и перетертых мацурок и обработала ею все раны, царапины и ожоги на теле Уильяма.
Старая травница никак не могла понять причину странной лихорадки, терзающей молодого мужчину. При других обстоятельствах Удда бы посчитала, что началось заражение, сопровождаемое жаром и судорогами. Но для заражения прошло слишком мало времени. При таком количестве серьёзных ран Ульям должен потерять много крови, быть ослабленным. Но ничего этого не было.
Удда еще раз осмотрела мужчину. Наконец она отодвинула пряди черных волос с шеи и охнула.
– Ай-яй-яй! Что же это такое, – запричитала травница, рассматривая странный укус – два аккуратных, чуть воспалённых следа на коже шеи чуть ниже уха. Вурдалаки так не кусают, они рвут плоть жертвы на куски. Тут же было нечто совсем иное.
– Линайя, девочка моя… Расскажи-ка мне все от начала до конца! Где ты встретилась с Уильямом и что он тебе говорил в бреду?
Девушка поведала о том, как Уильям пришел к пещере, в которой она пряталась от вурдалаков. Линайя старалась ничего не упустить, вспоминая, о чем он говорил по пути в Большие Варды.
Удда насторожилась, когда речь зашла о странном незнакомце.
– Аристократ? – переспросила она и снова накинула льняник на тело Уильяма. – Подойди, я хочу кое-что тебе показать.
Девушка подошла к Удде и та указала на следы укуса. Но Линайя лишь непонимающе похлопала своими голубыми глазами и пожала плечами – для нее это была просто ещё одна рана и не более того.
– Судя по всему, тот аристократ был вампиром, девочка моя! И он укусил твоего Уильяма.
– Но… что теперь с ним будет? Он как те вурдалаки станет? – вздрогнула девушка.
– Нет-нет. Вурдалаки – это звери, а вампиры-то совсем другие существа, хоть и похожие на нас. Как-то раз я сталкивалась с ними…
Удда на мгновение закрыла глаза, словно выуживая старые воспоминания из глубин памяти.
– Ох, давно это случилось… Тогда я ещё молоденькой была, как вот ты сейчас. Годков двадцать примерно. Работала я тогда прислугой на постоялом дворе. И как-то приехали к нам иноземные судари – сняли самую дальнюю комнату под крышей и заселились там вчетвером. А мне, значит, выпало обслуживать их: убираться, белье перестилать да одежду чистить за дополнительную пару даренов.
И вот они пробыли на постоялом дворе три ночи, ничего не ели, не пили. Остальная прислуга не замечала этого, а я ж их обслуживала, потому эта странность очень бросилась мне в глаза.
Тайну я их узнала случайно, в день Аарда. Наши все тогда веселились и смеялись, много выпивших было… И вот один из этих иноземцев увлек одну девку легкого поведения, Мареллу, наверх, в комнату. А я, не зная этого, пошла им отнести чистое белье. Поднимаюсь тихонько по ступеням, открываю дверь… А память девичья была, и постучать я забыла.
– И что же там было? – испуганно спросила Линайя.
– Четверо здоровых полураздетых мужчин облепили нагую Мареллу со всех сторон, как рыба облепляет прикормку, и сосали из нее кровь! Один к шее пристал, второй – к одной руке, третий к другой, а четвертый задрал ее ногу и у самого бедра вцепился клыками. И выглядели они, девочка моя, как обычные мужики…
Марелла уже мертвая была. Как сейчас помню её остекленевший взгляд. А эти кровососы тянули из нее последние соки, и кровь стекала по их подбородкам. Я как вскрикну! Но хоть ума хватило убежать, а то, гляди, и сама стала бы едой.
Позвала я хозяина постоялого двора, поднялись мы с мужиками, вооруженными чем попало, открыли дверь… А те четверо как ни в чем не бывало сидят и в карты играют. Подле них кувшин с вином, все четверо одеты. А девки нет… Хозяин – твой, кстати, дедушка – всыпал мне тогда по первое число! А после долго извинялся перед гостями, так как те платили хорошо. Да вот только после отъезда иноземцев в реке за городом нашли тело Мареллы.
Линайя перепуганными глазами посмотрела на лежавшего под льняником Уильяма и прижала руки к груди.
– Бабушка! Что же нам делать?
– Не знаю, девочка моя, не знаю… Хороший он, твой жених. Жалко парня.
– Откуда вы знаете, что он мой жених? – удивилась девушка.
– Не совсем я еще ослепла, детка… Видела я, как ты на праздник Аарда в саду венок ему на голову надевала. Окно-то моё единственное выходит в ту сторону, а в нем щели с палец. – Удда грустно глянула на Уилла. Хорошая пара могла бы получиться из этих двоих, да и детки народились красивые. Да видно не судьба. – Думается мне, что лихорадит твоего милого не от ран, а от того, что все меньше в нем от человека и все больше от того существа.
Травница подняла верхнюю губу Уильяма, но там были обычные зубы.
– Подождем пока, посмотрим… Надеюсь, что я ошибаюсь.
– А как быть с его матушкой? Ей же нужно сказать, что сын ее жив!
– Упаси нас Ямес, ты что такое говоришь! – воскликнула старуха. – Даже не заикайся о том, что Уилл жив.
– Но почему, бабушка Удда? – искренне не понимала девушка, продолжая наивно хлопать глазами.
– Потому что узнает матушка, узнает и весь город. А узнают люди, что они сделают с твоим любимым, а?
– Что они сделают? – эхом отозвалась девушка и втянула голову в плечи.
– Отрубят голову, насадят на вилы, сожгут, разорвут… Много чего могут сделать, доченька! Когда люди испуганы, они превращаются в зверей.
– Но Уилл же вырос здесь, его все знают!
– Тем более зарубят! Причем ближайшие соседи будут рубить более остервенело и злобно! Готова поспорить, что Малик первее всех подкинет дровишек на его костер, – развела руками старуха. – Почти светает, твои родители места себе не находят, Линайя. Иди к ним, успокой. Сама отоспись и возвращайся завтра, а я пока твоего милого постерегу, напою отварами, которые как раз приготовились. А после поглядим, что с ним будет. Может и ошибаюсь я, старая карга. Но про Уильяма ни слова!
– Хорошо, бабушка Удда.
Линайя прошла тихую улицу, на удивление спокойную для раннего утра, вывернула на площадь и заспешила к дому родителей. Ее встретила рыдающая мать.
– Доченька, ты жива. Боже, спасибо тебе, Ямес, что уберег моих детей! Где же ты была, Лина? – Женщина обнимала дочь, рыдая. Сзади стояли отец и братья, у многих глаза были опухшие от слез.
– Матушка, я потеряла Элиота в темноте, а потом убежала и спряталась в пещере, очень долго боялась выйти. – Все тяготы той ночи вновь опустились на плечи девушки, она снова пережила тот ужас и расплакалась, уткнувшись носом в черное траурное платье матери.
Отец, крепкий и статный мужчина с пышной черной бородой, в весьма дорогом костюме, подошел к дочке и обнял ее.
– Элиот тоже вернулся домой прошлым вечером. Он был слаб, голоден и сейчас спит. Ямес защитил вас обоих! – смиренно произнес хозяин постоялого двора и воздел глаза к небу.
– И забрал очень многих, – всхлипнула мать Лины. – Помнишь Уильяма, доченька? Тот красивый и чудаковатый мальчик, с которым ты раньше играла в детстве? Говорят, он погиб под завалами дома, спасая мать. Бедная Нанетта рыдает не переставая. Хорошо хоть вождь выделил им лачугу, а то что бы они без крыши над головой делали?
При упоминании Уильяма Линайя едва сдержалась от того, чтобы не рассказать обо всем, что случилось на самом деле.
Весь день она провела дома. Но сон не шел – Линайя всё время вспоминала следы укуса на шее Уильяма. Лишь ближе к вечеру ее усталость взяла верх, и девушка провалилась в тревожное забытье.
Элиот тоже мирно проспал в кровати почти сутки. На голове у него красовалась здоровый кровоподтек, а ноги и руки покрывали глубокие царапины и синяки – он бежал по лесу без оглядки, спотыкаясь и падая.
А вот тётушке Маргари не повезло – вурдалаки загрызли страдающую от лихорадки женщину прямо в кровати. Весь день приходили горожане и выражали слова соболезнования, и они же радовались, узнав, что Элиот и Линайя вернулись живыми.
Линайя встала с рассветом, собралась, тихонько вышла из дома и направилась к травнице. Уставшая Удда впустила девушку и плотно затворила дверь.
Уильям умиротворенно спал, окуренный успокаивающими травами и спрятанный от любопытных глаз накинутым на веревку льняником. Лихорадка то пропадала, то возвращалась, но похоже, что Удда устала не от борьбы с ней, а от чего-то другого. Ее лицо, изрезанное глубокими морщинами, выцвело: в уголках глаз родилась великая скорбь, а тело склонилось к земле еще ниже под грузом чего-то ужасного, от чего болело и разрывалось старое сердце.
– Как он? – предчувствуя нехорошее, спросила девушка.
Удда молча взяла Линайю за руку, подвела к лежанке, приспустила льняник, и девушка увидела практически зажившие раны.
– Но… но… Ведь день назад тут зияла дыра в боку!
Травница грустно кивнула, затем также безмолвно подняла верхнюю губу Уильяма. Девушка вскрикнула – клыки удлинились.
– Что же делать?
– Что делать, что делать… Твоему милому нужно покинуть этот город, как только очнётся. Мне тяжело скрывать его присутствие от жителей Вардов. После ночного нападения все приходят ко мне да просят либо травы от укусов, либо от нервов, либо от того и другого. Или умоляют пойти с ними да помочь лежачим больным, а я не могу! Приходится лгать! Я даже не могу покинуть свою халупу ни на минуту, постоянно кто-то пытается войти без стука. А ведь если они его увидят… – старуха замотала головой. – Даже если они не поймут сразу, что с ним сталось, то как он очнется, он же будет голоден, Лина! И при разговоре все увидят эти клычища во рту… Нет, ему нужно уходить!
– Он сказал, что тот аристократ велел идти в соседнее графство, к его друзьям.
Удда призадумалась, почёсывая почти лысую макушку.
– Ему нужны дорожные вещи. Штаны, прочные ботинки да рубаха. И плащ с капюшоном от дождя.
Травница что-то вспомнила и кинулась к мешкам с тряпьем в углу. Засунула руку в небольшое пространство между ними, немного пошарила и достала старый потрепанный кошель серого цвета.
– Держи, милая! Сходи да купи ему вещи для дороги, а то те лохмотья, что были на нем, не годятся. – Удда посмотрела на лежащие в углу остатки от того, что называлось одеждой.
– Бабушка, у меня тоже есть сбережения, давайте я лучше на свои куплю…
– Ай, – махнула рукой старуха, – я тебе сказала иди и купи, не смей спорить со старухой! Тебе дарены еще могут понадобиться, а мне уже нет. Иди, и никому ни слова об Уильяме. Возвращайся вечером с вещами, надеюсь он уже очнется к этому моменту.
Девушка взяла кошель и покинула дом. Старуха закрыла изнутри дверь на засов и попыталась прилечь поспать хотя бы на час. Неожиданно в дверь постучали. Удда, вспоминая всех демонов, встала, приоткрыла дверь и выглянула на улицу. На пороге стоял вождь Кадин.
– Извините за беспокойство, бабушка Удда. Могу ли я попросить у вас успокаивающие травы? Некоторые не могут отойти от той ночи, так много людей погибло…
Кадин еще пытался что-то сказать, но Удда подперла табуретом дверь, не давая вождю Вардцев войти, взяла пучок Спокушки и небрежно просунула его в щель. Мужчина непонимающе посмотрел на старуху, но травы взял и, поблагодарив, ушел.
Старуха покрутилась по комнате – сон опять ушел. Выпив успокаивающий отвар в старой кружке, она вернулась на свой льняник и прикрыла глаза. Снова раздался стук. Раздраженная и обозленная Удда быстрым шагом подошла к двери, сняла засов и выглянула. На улице стоял бледный и осунувшийся Малик, под глазами темнели круги, а одежда на нем была все та же, в какой он пришел на ярмарку три дня назад.
– Бабушка Удда, матушке нужны успокаивающие травы, – не здороваясь, пробубнил мужчина.
– Что ж ты пришел сейчас, а не раньше? – возмутилась старуха. – Или долго решался поднять свою трусливую задницу?
Малик побагровел, но сдержался. Он пригладил давно немытые сальные волосы на голове рукой, сжал челюсти и выжидающе посмотрел на травницу. Удда развернулась, уже привычным движением подперев табуретом дверь, и вернулась с пучком спокушки.
– Где вы сейчас живете? – спросила травница, вернувшись к двери и выглянув наружу.
– По соседству, в доме умершего вдовца, – быстро ответил Малик и нетерпеливо протянул руку, не желая продолжать разговор.
Травница тоже не хотела общаться с этим хамом, но все же продолжала стоять за дверью и травы не отдавала.
– Передай матери, что Уилл, возможно, оказался в лучшем мире, защищая ее… И пусть Нанетта теперь думает о будущих внуках, – вздохнула старуха, передала пучок Малику и захлопнула дверь, с лязгом задвинув засов.
Старая Удда укуталась льняник, положила на ухо мешочек с травами и забылась сном на пару часов, не реагируя на непрекращающиеся стуки в дверь.
На закате в дверь снова настойчиво постучали. Удда не выдержала и открыла дверь с твердым намерением отправить очередного посетителя восвояси. Но на пороге стояла Линайя с корзиной, прижатой к груди. Судя по аромату, она принесла не только вещи для Уилла, но и свежую сдобу.
– Я все купила, бабушка.
Удда, вздохнув, отворила дверь и впустила девушку. Та вернула ей кошель, вес которого совсем не изменился. Травница сердито посмотрела на Линайю, но журить за упертость и непослушание не стала.
– Бабушка, я купила в лавке булочки. А то вы и не ели толком поди. – Девушка поставила корзину на стол и достала оттуда несколько румяных булок.
– Да, деточка, не ела. Спасибо, что позаботилась о старухе. – С этими словами Удда своим беззубым ртом стала жевать мягкую сдобу. – Уильям скоро очнется, его раны затянулись, дыхание выровнялось.
Линайя опустилась на колени перед мирно спящим мужчиной и притронулась ладонью к его лбу – жар действительно спал. Она провела пальцами по лицу, волосам, спустилась к губам и подняла верхнюю, обнажив клыки, которые стали еще длиннее.
– Еще больше стали, бабушка! Уже сильно заметны, – простонала несчастная девушка.
– Да, девочка, я видела. – Голодная старуха доедала булочку.
– Если бы ничего этого не случилось, то мы бы еще позавчера пришли к моему отцу и Уильям попросил бы моей руки. – Девушка всхлипнула и утерла рукавом платья слезы. – А если б отец не разрешил, то сбежали бы в Офуртгос! Я давно просила его это сделать, но он все пытался жить честно и по совести!
Старая Удда подошла ближе и с нежностью погладила склонившуюся Линайю по волосам.
– Ты молодая, сердце горячее, а душа трепетная, как у птички. Ты видишь в своем будущем лишь одного возлюбленного и никого больше, всю жизнь строишь вокруг него… Это тяжело признать, но постарайся хоть немного принять этот мир без своего Уильяма. Полюби сам мир и смирись с его жестокостью.
От слов старухи Линайя разрыдалась.
– Я просто не хочу обманывать тебя, дитя. Ваши пути разойдутся очень скоро, и он уже не будет милым Уиллом, так что нет у вас будущего. Твой отец выбрал кого-то тебе в женихи?
Заливаясь слезами, Линайя кивнула.
– Генри, сын вождя.
– Ну что ж, – чуть дрожащим голосом молвила Удда и смахнула слезу с морщинистой щеки. – Попробуй найти путь к его сердцу, может быть, и он одарит тебя любовью да преданностью. А если не примешь жизнь такой, какая она есть, и не подстроишься, то рыдать тебе до конца жизни по ночам в подушку от своего несчастья да лицо воротить от мужа. И будешь отмываться с остервенением после каждого раза, как он будет ложиться на тебя.
Девушка вздрогнула и испуганно посмотрела на старую Удду.
– Просто прими жизнь такой, какая она есть. – Старуха погладила Линайю по красивым и черным, как смоль, косам. – А сейчас нужно кое-что… Да, нужно…
С этими словами старуха задумчиво подошла к столу, взяла нож и чашу и поставила все это на стол.
– Что вы хотите сделать?
– Проверить, – грустно ответила травница и резанула свою ладонь ножом.
Линайя вскрикнула и зажала рот рукой.
По руке старухи побежала кровь, она подставила чашу, та наполнилась на треть. Потом Удда перевязала руку, стянула с себя старое выцветшее платье и надела ночную рубаху до пят, подошла к двери и закрыла ее изнутри.
– Я посплю немного, Линайя. Посторожи пока Уильяма. Если очнется, буди сразу же.
С этими словами травница завернулась в край одеяла и снова заснула, очень уставшая от всех этих событий последних дней.
Ночная тьма окутала Большие Варды. Жители покинули таверны и лавки, огни факелов на улицах погасли, и воцарилась тишина. Лишь поющие мацурки наполняли окрестные леса своим сладостным стрекотанием. Липкий туман медленно сполз с гор в долину и погрузил городок в серую мглу.
Линайя сидела около любимого, подобрав колени к груди, и рассматривала его неподвижное и умиротворенное лицо, стараясь запомнить каждую черту лица, дрожание закрытых век, слушала дыхание. Она погладила его по волосам, провела пальцами по укусу на шее, который уже практически затянулся. «Странно, конечно, – подумала Линайя. – От дыры в боку уже не осталось и рубца, а укус все еще виднеется».
Неожиданно Уильям повернул голову, открыл глаза и встретился взглядом с девушкой. Он взял ее ладонь, которая замерла на его волосах, в свою и поцеловал, прижал к щеке. Линайя улыбнулась, убрала второй рукой прядь с его лица. Уильям улыбнулся в ответ, и в рассеянном свете свечи сверкнули длинные клыки. Линайя побледнела, улыбка сползла с ее лица, уступив место страху, а нижняя губа предательски задрожала. Парень, не понимая, что послужило причиной такой перемены, приподнялся. Линайя отскочила, отошла к столу и позвала Удду. Старуха, кряхтя, поднялась с льняника.
– Ты очнулся, мальчик мой. – Она отряхнула ночную рубаху от застарелой пыли и взглянула на полусонного, но встревоженного мужчину.
– Да, бабушка Удда. Спасибо вам за то, что помогли. Долго я спал?
– Почти двое суток.
Уильям охнул и поднялся, льняник упал его к ногам, а Линайя покраснела. Рыбак тоже зарделся и, подняв одеяло, обернул вокруг талии.
– Как ты себя чувствуешь? – быстро спросила старуха.
– Хорошо, – ответил юноша и погладил горло. – Правда, в горле сильно першит.
– Так ты голоден? – настороженно спросила старуха.
Уильям чувствовал, как горит его горло. Он был не просто голоден, а очень голоден. Но зная бедность старухи, не мог позволить себе признаться в этом. Поэтому он мотнул головой.
– Не обманывай Удду! Может быть перекусишь? Ты так долго не ел. Линайя купила очень вкусные булочки в лавке. – Удда настаивала на угощении.
– Ну… ладно, бабушка Удда, давайте.
Травница достала из корзины булочку и протянула Ульяму на вытянутой руке. Линайя стояла за спиной старухи, выглядывая из-за ее костлявого плеча. Мужчина с аппетитом впился зубами в хлеб. Он откусил пару кусков, проглотил, не разжевывая, и вдруг почувствовал дикую боль, словно он проглотил не мягкую сдобу, а пригоршню гвоздей. Уильяма едва не стошнило, он выплюнул куски хлеба, рухнул на колени, схватившись за горло, и в исступлении закашлялся.
– Что за… Какого демона?
Удда и Линайя разом побледнели.
– Сынок, может запьешь? – Удда дрожащими старыми пальцами осторожно взяла деревянную чашу со стола и подала мужчине.
Тот, откашливаясь, кивнул и принял питье. Пахло чем-то сладким и аппетитным, аромат содержимого чаши дурманил. Уильям вдохнул этот чудесный запах и, не заглядывая внутрь, выпил залпом. Напиток разлился теплом по телу, и он почувствовал прилив сил.
Ульям в блаженстве закрыл глаза, облизнул губы. Это было что-то незабываемое, и казалось, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал.
– Бабушка Удда, это чудесный отвар! Спасибо!
Послышался испуганный всхлип. Мужчина открыл глаза и непонимающе глянул на женщин. Удда держалась за ручку двери, готовая вот-вот ее распахнуть и выбежать из дома, а Линайя была смертельно бледна и в ужасе смотрела на него, вцепившись пальцами в плечо старухи.
– Что случилось? – Уильям был в недоумении.
Он заглянул в чашу, и цвет жидкости его насторожил. Провел пальцем по стенке бокала. По пальцу растекалась густая алая кровь. Уилл все понял, вспомнил оскал Гиффарда и то, как он вцепился ему в горло, обещая чем-то одарить.