Предел – афелий. Призраки солнечного ветра

Глава 3. Ничего личного, просто бизнес

И ввел я вас в землю плодоносную,

чтобы вы питались плодами ее и добром

ее; а вы вошли и осквернили землю

Мою, и достояние Мое сделали

мерзостью

Иеремии 2:7

2385 год. За 52 года до появления «Сынов Преданной».

Уже к 2385 году Дифодол-и-Ддидас стал одним из крупнейших научных городов Объединенной Земной Конфедерации. Сюда съезжались все самые светлые умы планеты. Требовалось не мало постараться, чтобы получить работу в таком месте. Зато редкий работодатель читал дальше скромной пометки «предыдущее место работы: Дифодол-и-Ддидас…». Молодым и не очень ученым всегда находилось место в этом мире. Конечно же, желающих покинуть рог изобилия встречалось не так много. Страшно представить, сколько миллионов монеро ежегодно вкачивалось в Дифодол-и-Ддидас на различные разработки.

Определенная доля загадочности всегда окружала спокойный уклад города. Казалось, он жил отдельно от всего остального мира. Тут воплощались в реальность проекты, которые казались, скорее, мифом, чем просто несбыточными фантазиями. Методы эффективной терраформации, первые гравитаторы и, конечно же, противорадиационный щит – вот то немногое, что составляло вершину айсберга бесчисленного числа изобретений. Полезных, и не очень. Здесь же увидела свет и «Fidela». Это дало толчок расцвету города как маленького государства в государстве с колоссальными инвестициями извне. С тех пор, как человечество устремило свой взор в космос, заказы на научные разработки текли рекой. Каждый из сильных мира сего пытался успеть застолбить место там, где большие деньги могли принести еще больше денег.

Белый, синий и зеленый – официальные цвета Дифодол-и-Ддидас. Вся архитектура проектировалась в едином дизайне, не терпя никаких беспорядочных линий и направлений. Изначально она задумывалась с грандиозными взглядами в будущее. Человечество хотело доказать, что прогресс не остановить и свою безоговорочную уверенность оно выразило амбициозно. Первая половина города была построена прямо на волнах Лионского залива. Ожидалось, что со временем станет возможным поднять постройки высоко над водой, воплотив на практике будоражащую теорию об антигравитаторах. Парящий город стал бы символом человеческого разума.

Здания, словно соты, располагались вовсе не в хаотичном порядке. Они аккуратно группировались, и их белые бока идеально гармонировали с цветом океана. Зеленые деревья нагружали строения, превращая их в небольшие плавучие острова. Медленно расползаясь по суше, спустя несколько десятков лет город расширился и вышел далеко за пределы залива. Несмотря на это, он не сменил своих сдержанных цветов. Университеты и научные центры составляли основу белого города, утопающего в зелени. Аккуратные купола зданий неизменно красились в синий цвет, символизируя стремление вверх.

Изобретение антигравитаторов все затягивалось, и встал вопрос о дальнейшем существовании проекта. Пришлось его отложить в долгий ящик, и в результате наземная часть Дифодол-и-Ддидас оказалась лишена тех архитектурных решений, что применялись на бирюзовых волнах. Кто-то счел это отступлением от цели, но все понимали, что так просто дешевле. Учитывая, что на суше осуществить многие из задуманного оказалось гораздо трудней, а что-то невозможно в принципе.

На территорию Дифодол-и-Ддидас не допускались лица, не относящиеся к зарегистрированным жителям. Вход осуществлялся строго по пропускам. Это исключало превращение города в обычный, когда семьи сотрудников, преподавателей и студентов начинали разбавлять научную составляющую. Именно из-за этого многим пришлось выбирать между карьерой и личной жизнью. И большинство выбирали первое.

Приятное субботнее утро 2385 года сулило для Майера Варгандфида большие перспективы. Именно в этот день должна была состояться очень важная встреча, которая могла перевернуть всю его жизнь. Наспех сваренный кофе уже раза два окропил белый халат, пока молодой мужчина носился туда-сюда, пытаясь собрать воедино ключевые документы своих научных разработок. К слову, не выпуская чашку из рук. Казалось, пятна совсем его не волновали. Да и не очень опрятный халат со следами отсутствия попыток устранить предыдущие оказии говорил о том, что внешний вид, в целом, мало заботил молодого ученого. Если бы не самодостаточный в плане ухода за собой материал одежды, то все выглядело бы совсем плачевно.

Накануне раздался звонок. Молодой, очень вежливый человек с располагающей улыбкой на лице сообщил о желании кое-кого встретиться с Майером в неофициальной обстановке. Этот некто заинтересовался плодами трудов его отца.

Гонтар Варганфид всю свою жизнь отдал науке, при этом прослыв добродушным, веселым стариком. Он вдохновлял окружающих в стремлении осуществлять неосуществимое, и помогал многим талантливым студентам найти свое место в жизни. Его любили и уважали. Пришло время, и совсем молодой Майер вступил в команду, став предметом гордости и бесконечного доверия. Сын всеми силами старался оправдать ожидания, целыми днями корпя над учебниками и не вылезая из лаборатории. Это оказался тот редкий случай, когда отец ценил старания своего ребенка, а он, в свою очередь, действительно имел незаурядные умственные способности. Майер унаследовал гибкость мышления и нестандартное видение реальности, что позволяло находить неожиданные решения в сложных вопросах. Редко кто мог заикнуться о том, что место в престижной команде разработчиков парню досталось по «блату». Хотя, безусловно, так оно и было.

После смерти Варганфида-старшего многое изменилось. Какие-то проекты, ведомые лично им, пришлось закрыть. Часть команды разбежалась, решив, что Майер не потянет дело отца в силу своего юного возраста. Некоторые остались, отдавая дань уважения памяти Гонтара.

Молодой мужчина уже несколько лет вел пару амбициозных проектов практически в одиночку. Добиться финансирования оказалось не такой уж и простой задачей, потому как затянувшиеся разработки мало кого привлекали. Без дохода даже самые идейные сотрудники начинали колебаться, принявшись прощупывать почву в других, более перспективных местах.

В дверь постучали.

– Входи, Флорри.

Приятной наружности женщина мягко впорхнула в просторный кабинет, радуя глаз длинным голубым платьем.

Флорри, или по-другому «Аrtefarita Inteligenteco «Floro» gen.4», работала секретарем. В основе мыслительных функций прототипа лежал искусственный интеллект четвертого поколения. То бишь, самого последнего, введенного в широкую эксплуатацию относительно недавно. После правовой неразберихи, случившейся почти сотню лет назад, ОМК строго контролировало рамки мыслительных функций и возможности сознания новоиспеченных роботов. Новые стандарты пришлось установить, когда встал вопрос об их позиционировании самих себя в мире людей. В определенный момент времени сознание дроидов превзошло самого человека, и в силу своей более стабильной природы составило конкуренцию ему самому как виду. Все бы ничего, так как протоколы, ограничивающие возможности роботов, все еще работали как часы. Ситуация усугубилась тем, что люди, некогда бывшие живыми, но выбравшие существование в цифровом мире, начали переселять свои сознания в более крепкие тела дроидов. Человек, имеющий ничем не ограниченное сознание и практически бессмертную оболочку, объявил искусственный интеллект своим братом. Не только по положению в обществе, но и по оружию. Всемирный переворот тогда удалось избежать руками самих же роботов, задействовав экстренный протокол защиты. С тех пор вопрос курировался строжайшим образом, разграничив области влияния каждого вида в своей нише.

– Мистер Варгандфид, вас ждут. Машина уже внизу, – мило улыбнулась секретарь, показав ровный ряд белоснежный зубов.

– Конечно, уже спускаюсь, – ускорился ученый.

Чашку все же пришлось поставить на стол, задействовав уже обе руки. Желание попросить Флорри о помощи исчезло так же быстро, как и появилось. Почему-то не хотелось, чтобы кто-то прикасался к личному, сокровенному. Однако, Майер все же любил, когда женщина к нему заходила. Явно предпочтение отдавалось живому общению вместо призрачных дистанционных голограмм. Для своего юного возраста Майер был слишком старомоден.

– Вы в этом точно уверены? – мужчина лет пятидесяти сидел в удобном кресле дизайна еще тех времен, когда люди из всех благ цивилизации больше всего ценили коней.

Будучи довольно тучным по своей природе, он полностью занимал полость внутри мебели. Будто в изысканное, винтажное кресло тело основательно вросло. Мягкие изогнутые подлокотники деликатно поддерживали напирающие со всех сторон бока.

Откинув край классического пиджака, мужчина ловким движением выудил из-за пазухи большую сигару. Начался приятный, вдумчивый ритуал. Маленькая карманная гильотинка обрезала сигару чуть выше своих плечиков. Зажегся беспокойный огонек, заставивший тлеть ее край красным. Изящный, грациозный дым, танцуя и извиваясь, пролетал сквозь висевшую в воздухе полупрозрачную голограмму. Картинки на ней постоянно мелькали, отображая то какие-то сложные вычисления, то моменты из жизни различных насекомых.

– Абсолютно. Все перепроверили несколько раз, – ответил высокий худощавый собеседник.

Трудно сказать, сколько именно составлял его рост, потому как сидячее положение не позволяло сделать однозначные выводы. К тому же, излишняя худоба визуально увеличивала рост. Несмотря на то, что ткань официального костюма, облачавшего гостя, состояла из интерактивного волокна. Кресло под длинным, жилистым телом явно не вписывалось в общий интерьер. Являясь продуктом уплотнения мобильных частиц посредством локального гравитатора, оно раздражало своим примитивным минимализмом. Любовь к утонченности тут явно не обитала.

– Господин Гэддифол, вы же понимаете, какой это риск? – важно спросил толстяк, выпуская густой дым из маленького объятого щеками рта.

– Мы все прекрасно понимаем, – вмешался в короткий диалог третий участник, сидевший на элегантном диванчике напротив двух остальных.

Хотя, он скорее полулежал, опершись о подлокотник. По сравнению с другими мужчина выглядел довольно молодым. Возраст не больше сорока лет, рост чуть меньше среднего и приятные, немного изнеженные черты лица. Последние не несли в себе и тени пластических изменений. К слову, при его должности следовало бы сделать более представительный, можно сказать, суровый облик. Овальное, без единой жесткой черты лицо выглядело несколько прилизанным, особенно вкупе с острым выпирающим носом прямо посреди бледных гладких щек. Однако, внешность несколько сглаживалась хорошо посаженным костюмом серо-голубого оттенка с немного металлическим отливом. Мужчина решил не менять своих природных данных, руководствуясь вполне понятными причинами. Ллевид Бид, всемирно избранный президент Объединенной Земной Конфедерации, не любил показушных действий, и отдавал предпочтение профессиональным качествам, нежели внешнему виду.

– Однажды мы уже упустили монополию на планетарные гравитаторы, и теперь Марс наступает нам на пятки, – задумчиво продолжил президент. – Он развивается слишком быстро. Их либеральное движение выходит из-под контроля, господин Бастеррог. Не пройдет и полвека, как мы потеряем над ним контроль.

– Можно просто ограничить им поставки, – предложил Трихос Бастеррог, чуть колыхнув обширными щеками. – Как вариант…

– И поставить под угрозу сотни тысяч жизней. Я представляю интересы Земли, но никак не готов выступить палачом, – ответил Ллевид, каким-то образом нащупав тонкую эмоциональную грань между возражением собеседнику и уважительным посылом к нему же.

– Согласен. Единственный шанс сохранить лидирующие позиции надолго —монополизировать телепорты, – поддержал президента Гэддифол Гаунд. – И вам, как крупнейшему магнату транспортной промышленности это должно быть интересно в первую очередь.

– Если телепорты будут работать так, как задумано, то не станет ни машин, ни дорог. Что нам останется? Космические корабли, в лучшем случае? Я рискую потерять все, – прищурился толстяк.

Казалось, дым попал ему в глаза, но это было не так. Мужчина волновался, и пытался это скрыть. На кону стояло слишком многое. Если изобретение антигравитаторов только упрочило бы лидирующие позиции в бизнесе, то порталы дистанционного перемещения могли его просто уничтожить.

– Не только вы, – улыбнулся сидящий в кресле, не вписывающимся в интерьер. – Вопрос финансирования стоит даже не так остро, как необходимость подготовки транспортной системы. В любом случае, нынешние доходы и рядом не стоят с теми, что принесут мгновенные перемещения в любую точку планеты. Да что там планеты… После первых успехов придется отбиваться от желающих включиться в проект.

– Если вы гарантируете мне то, что обещали, то получите сумму, на которую рассчитываете, – облизнул несуществующие губы Бастеррог.

– Есть только одна загвоздка. Паренек очень принципиальный, и может пойти на попятную, – вставил свое слово Ллевид.

– Я вас умоляю, господин президент, – усмехнулся транспортный магнат, хотя всем показалось, что он хрюкнул. – Если молодой человек не согласится, значит, вы просто мало предложили.

Повисло неловкое молчание. В этот момент каждый погрузился в свои мысли. Занятно, но господин Гэддифол Гаунд думал о том, какая интересная метаморфоза происходит с модными тенденциями в современном мире. Глядя на толстяка, становилось немного противно. Когда-то худоба и подтянутость считались хорошим тоном. Признаком успешности. Нынешние реалии стремительно менялись. Современность почти не предлагала еду без модификаций и всевозможных имитаций пищевого «благополучия». Ты ел жирное, запивая сладким, которое в действительности не содержало жира, а сладким в и помине не было. Триггер нейронных связей. Дешево, сердито, прибыльно. В организм поступала минимальная доза необходимых для жизнедеятельности организма пищевых добавок, утвержденная Министерством Здравоохранения ОЗК. Остальное – белковый наполнитель, который трансформировался в кишечнике, имитируя действие натуральной клетчатки. С одной стороны, дело полезное и нехитрое, а с другой имело свои психологические последствия для социума. Располнеть стало гораздо трудней, чем оставаться стройным. Натуральные продукты стоили баснословных денег, и отъесть такой внушительный второй подбородок, несомненно, должно быть под силу только очень состоятельному человеку.

Сам же виновник возникших раздумий отключил порядком уже надоевшую голограмму. Размышляя о своем, он только вскользь упрекнул Гэддифола в том, что из уважения к хозяину дома тот мог бы не приходить с собственным стулом, и любезно принять имеющийся интерьер как должное. Тем более всем известно, насколько он любил старинную, будуарную атмосферу и трепетно относился к тому, что его окружало. В принципе, на том и закончил.

И только президент не думал ни о чем. Он жаждал действий. Встав со своего места, он подошел к окну, наполовину завешенному тяжелой шторой. Яркий солнечный свет пробивался в полуосвещенную комнату, отчасти падая на потухший камин. В солнечных лучах кружили пылинки. Наступила осень, и на улице уже стало холодать.

– Или мы, или Марс, – тихо сказал Ллевид Бид, глядя вдаль на бирюзовый залив, где широко раскинулся Дифодол-и-Ддидас.

Молчание продолжилось еще совсем недолго, так и не успев стать неловким. Его нарушило входящее сообщение.

– Мистер Трихос Басстеррог, к вам Майер Варгандфид. Ему назначено, – вежливо оповестила голограмма, на том конце которой сидела очаровательная девушка с огненно-рыжими волосами.

– Конечно, дорогая, пусть войдет.

Майер зашел в небольшое помещение, размер которого, скорее, добавлял уюта, чем экономил пространство. Густая тьма поначалу обескуражила, так как после полуденного света что-то разглядеть оказалось просто невозможно. Несмотря на это, он решил не прибегать к помощи корректоров зрения, встроенных в глазные яблоки. Через некоторое время организм должен был сам адаптироваться к полумраку.

Чувствовался стойкий запах хороших сигар. Спокойный дым расслаблял, наполняя комнату. Буквально через несколько секунд стало светлее. Стоявший у окна человек небрежным движением руки откинул тяжелую штору с золотистой вышивкой. Свет заполнил кабинет, создав схожую с вечерней атмосферу. Гэддифол Гаунд поднялся и учтиво пожал руку молодого ученого, вежливо указав тому на свободное кресло. Толстяк кивнул, в знак приветствия, но не встал. Никто его в этом не винил. Только последний из тройки остался стоять лицом к окну, отвернувшись от всего происходящего. Не поздоровался, и не пожал руки. И, казалось, даже не собирался показывать своего лица.

Варгандфид заметно нервничал, не зная куда себя деть. Он неловко опустился в кресло, крепко сжимая в дрожащих руках кожаную сумку с самым сокровенным, что имел в своей жизни. Мелкие капельки выступили на широком, бледном лбу. Пришлось выудить из кармана платок и осушить вспотевшую кожу. Конечно, нехорошо проявлять волнение в такой ответственный момент, но крепкие нервы отличительной чертой Майера никогда не были.

– Как доехали? – учтиво начал Гаунд.

– Благодарю, очень хорошо. Тут недалеко, – прозвучало нарочито спокойно.

На лице ученого скользнула мимолетная, неуверенная улыбка. Попытка разрядить обстановку с треском провалилась.

– Чаю? Кофе?

– Нет, благодарю.

– Полагаю, вас известили о цели наших интересов, – не стал ходить вокруг да около сухощавый мужчина.

– Да…

– И что вы готовы рассказать нам по этому поводу? Что можете предложить?

– П-примерно месяц назад, – запнувшись, начал Майер, – Drosophila melanogaster и Blattella germanica… Это… Мы смогли переместить их… На сегодняшний день это самые высокоорганизованные биологические виды, которые удалось телепортировать. Никто пока даже не приблизился к тому, чего удалось добиться нашей команде.

При этих словах на лице молодого ученого появилась немного горделивая, даже блаженная улыбка. Конечно, не специально. Однако, она была замечена и произвела располагающее впечатление.

– Дрозофила, насколько я осведомлен, мертва. А таракан? – толстяк смачно затянулся тут же выпустив новую струю сладковатого дыма.

– Да… Она перемещение, к сожалению, не пережила. А вот таракан до сих пор жив. Наблюдение ведется круглосуточно. И все же, это невиданный прорыв, несмотря на некоторые неудачи. Сам факт того, что удалось перенести органику такого сложного организма, без потери структуры…

– Вы уже связывались с кем-то по этому поводу? Политика конфиденциальности города пока не позволяет освещать эту тему в СМИ, но не запрещает заключать контракты и получать гранты, – довольно грубо прервал Бастеррог, больше понимающий в финансах, нежели в физике или биологии.

Майер сжал губы. Не хотелось признаваться, что на днях прошла встреча с представителями Марса и Луны. Они изъявили желание выделить на проект баснословную сумму в двести миллионов монеро, и, что немаловажно, с гарантией дальнейшей поддержки. Кроме всего прочего, переговоры имели один серьезный пункт, имеющий, скорее, момент этический, нежели коммерческий. Оппоненты Земли не накладывали права вето на патент. Это означало, что никакой монополии на производство и реализацию не будет.

– Полноте, мистер Варгандфид, – будто прочел его мысли Трихос и многозначительно посмотрел исподлобья. – Мы все понимаем, что Марс крайне заинтересован в этом проекте. Нет ничего зазорного в том, что вы ищете спонсоров для своего детища. Но вы же понимаете, что ни одна колония, даже быстро развивающаяся, даже с устойчивой экономикой и богатыми ресурсами, не способна потянуть такое серьезное дело? Вы рискуете встрять еще на долгие годы. Как это сделал ваш отец.

Отмашка достигла цели, хоть и походила на удар ниже пояса. Сказанное оспаривать никто не стал. Юный Варгандфид понимал, что такая крупная неудача может стоить ему не только дела всей жизни, но и карьеры в целом. Успех напрямую зависел от того, хватит ли финансирования. В идеале хотелось выбить из инвесторов еще хотя бы сотню-другую миллионов.

– Время покажет, – взгляд молодого человека уперся в пол. Прямо на персидский ковер, мягкость которого чувствовалась даже сквозь подошвы обуви.

– Не волнуйтесь за Марс. Он никуда не денется. Будет так же развиваться… Глядишь, раз, и не угонишься. Вспомните, еще каких-то двести лет назад эсперанто был разве что мечтой гуманистов-романтиков, а сейчас это мировой язык. Да и ОЗК вовсе не существовала как государственная структура, – в пространство выпустилась новая, густая, пахучая струя дыма. – Прогресс не остановить. Мы лишь хотим сохранить баланс вселенной, так сказать…

– Это был, скорее, вынужденный компромисс, чем прогресс – голос Майера зазвучал растерянно. – А какой же компромисс тут?

Попытка углубиться в нравственную сторону вопроса оказалась не самым удачным способом подойти к главной теме разговора – количестве инвестиций. Ученый понял это уже после того, как произнес фразу. Выдохнув, он пожалел о том, что не послушался Флорри, советовавшей ему послать на встречу вместо себя ушлого семейного юриста. Тогда личное присутствие казалось знаком уважения, готовности сотрудничать… Сейчас же все представлялось не несколько ином свете.

– Государства всегда конкурировали за свои лидирующие позиции. В этом нет ничего криминального, – любитель дорогих сигар развел пухлые руки в стороны. – А вот то, что пауки в банке нашли в себе силы не кусать друг друга, а сообща открутить крышку и выползти в большой, неизведанный мир – это общая, колоссальная заслуга всего человечества. И что с того, что внезапное дружелюбие стало следствием страха перед гибелью цивилизации? Главное – результат, а он феноменален. И сохранение этого результата – наша задача. Если конкуренция продолжится, но уже в масштабах целых планет, то что станет с человечеством?

Эти слова заставили Майера задуматься. Повезет ли цивилизации снова? Сможет ли она удержать собственные амбиции и не влезть в гибельное соперничество? Сотни лет назад Земля находилась на пороге третьей мировой войны. Напряжение нарастало, никто не хотел идти на уступки. Все чаще вспыхивали локальные войны, метастазирующие, словно раковая опухоль и превращающиеся в поле борьбы за влияние лидирующих государств. Казалось, пузырь нетерпения вот-вот лопнет и небо вспыхнет огнем ядерных взрывов. В этот момент и произошла трагедия, которая, ко всеобщей неожиданности, предотвратила еще большую трагедию. Пандемия, прошедшая своей смертельной волной по всему земному шару стерла в прах не только амбиции многих стран, но и их экономики. Впрочем, ненадолго. Страны, бросившие значительные ресурсы в разработку вакцины заявили о собственном привилегированном положении. И мало кто мог с этим поспорить. Так продолжалось около тридцати лет. Ровно до того момента, когда вторая волна совсем иной болезни не уравняла всех. Цивилизация, понесшая значительные людские потери, с растерзанной вдрызг экономикой, не могла оправиться полвека. Можно сказать, повезло, что она не поглотила сама себя. С тех пор начались совсем другие времена. Человек вдруг осознал, что не имеет спасительного аэродрома. Осознал со всей той глубиной ужаса, что заставляет остервенело искать решения в ситуациях, казалось, безвыходных. Готовность сотрудничать и слушать друг друга взлетела до небес. До небес в прямом смысле этого слова. С бешеным энтузиазмом началось освоение космоса. Наученная горьким опытом, ни одна страна мира не стала продвигать свой язык в качестве единого космического. Общим решением им стал эсперанто – нейтральный, универсальный, объединяющий.

Влияние покорения звездного пространства изменило мир до неузнаваемости. Эсперанто стремительно ворвался в быт не только колоний, но и самой планеты Земля. Улетавшие и возвращавшиеся со временем покорители космоса использовали его уже как основной. Сложилась необходимость изучать язык по всему миру. Прошло совсем немного времени, а эсперанто уже стал вторым государственным во множестве стран. Этому поспособствовала и единая валюта «монеро», в которую обращались все вложения общего космического бюджета.

Ученый прекрасно понимал, чего от него ждут и чего хотят. Несмотря на всю правильность вышесказанного, условия спонсорства, без сомнения, будут содержать передачу права на патент. Это могло означать только одно: спутники и планеты-колонии окажутся не у дел.

– Я не могу передать вам права на наши с отцом разработки – это общечеловеческое достояние, – юноша нашел в себе силы с уверенностью объявить свою принципиальную позицию.

– Сколько вам предложили? – наконец, заговорил худощавый Гаунд, чуть наклонившись к собеседнику и обескураживающе взглянув в его глаза.

– Чтобы воплотить проект в реальность, требуется оборудование. Очень дорогое… Даже при современном развитии технологий. Я не говорю уже о том, сколько понадобится времени для теста безопасности основных элементов… – слова не содержали ни капли лжи, но паренек явно набивал себе цену.

Худые, короткие пальцы с большими костяшками сильней сжали кожаный портфель, вызвав тем самым характерный хруст.

– Мы предложим больше, но монополия останется у нас. А у вас – деньги и слава. Навсегда.

Ученый сомневался. Он не знал, о какой сумме идет речь, а озвучить желаемую у него не хватало моральных сил. И если совсем уж честно, главная причина сомнений заключалась вовсе не в финансовом вопросе, а в нежелании отдавать права на разработки. Сделать это – означало переступить через собственные принципы, гордость, и, в какой-то степени, предать все человечество.

– Полтора миллиарда вас устроит? – Ллевид, стоявший все это время у окна и внимательно слушавший собравшихся, неожиданно повернулся.

Если бы Майер в этот момент все-таки пил кофе, от которого так предусмотрительно отказался, то наверняка поперхнулся бы. Немного оцепенев, он смотрел на приблизившегося президента, беззаботно облокотившегося о спинку дивана. Пребывая в невольном замешательстве, ученый испытал двоякие чувства. С одной стороны, стремительное развитие событий заставило впасть в некоторый ступор, с другой – испытать стыд. То ли оттого, что оцепенение не позволило должным образом поприветствовать такую важную персону, то ли потому, что при всем своем обширном образовании молодой мужчина не в состоянии оказался вспомнить, сколько же нулей было в озвученной только что сумме.

– ОЗК выделит вам полтора миллиарда монеро. Это, конечно же, для начала. При условии, что вы согласитесь со всем, предложенным ранее, – беспечная улыбка Ллевида совсем не вписывалась в контекст создавшейся атмосферы.

Доброжелательный взгляд чуть прозрачных голубых глаз оставался убийственно спокойным. Ллевид остался доволен проделанной работой, но виду не подал. В конце концов, мир выбрал его на должность президента не просто так.

Майер нашел в себе силы вскочить с места, но что делать дальше – понятия не имел. Подойти и пожать руку через диван? Будет ли это уместно, учитывая, что официальная церемония знакомства давно прошла? Которой, впрочем, как таковой и не было.

– Господин президент, – сказал Майер и просто поклонился.

Ллевид, не стирая с лица мягкой, приветливой улыбки, слегка кивнул в знак одобрения, а затем продолжил:

– Не стану ничего скрывать. Ваши разработки и гибкость ума выделяют вас на фоне остальных. Однако, вы далеко не единственный, кто занимается этим вопросом. Свое финансирование мы могли бы направить совсем в другое русло, и ведь пути назад не будет. Что бы сказал господин Гонтар, узнав, что труд всей его жизни так бездарно загублен? Что кто-то менее одаренный, но более целеустремленный достиг желанной цели? – шло явное давление, почему-то не чувствовавшимся таковым. Скорее, создавалось ощущение, будто кто-то старший журит нерадивого подростка за неподобающее поведение.

– Предложение ошеломительное… Но я хотел бы подумать, – только и смог выдавить из себя Майер. – Это так неожиданно…

– Ну, подумайте, подумайте… – прозвучал ответ с тонкой ноткой разочарования.

Ученый опустил голову. Ощущение, что он стоял в кабинете директора и отчитывался перед всем преподавательским составом набирало силу. Как тогда, более тринадцати лет назад, когда он сжег школьную химическую лабораторию, по дурости перепутав реагенты. Уже тогда юноша заканчивал школу экстерном, чтобы скорее поступить в университет под предводительством своего отца. Усталость брала свое, и сей инцидент был совершен по запарке. Помнится, влетело тогда по первое число. Не помогло даже то, что Варгандфида-старшего уважали и знали все. Более того, от него-то как раз подростку и досталось больше всего.

На этот раз повисшая тишина опустилась всей своей тяжестью. Молчание стало не просто неловким, оно обжигало своей остротой и неоднозначностью. Толстяк даже перестал курить, оставив сгоревшую более чем наполовину сигару на уровне пояса. Хотя, скорее, там располагалась обширная выпуклость.

Президент буравил своим располагающим взглядом стоявшего напротив собеседника. Решение приходилось принимать быстро, лихорадочно взвешивая все преимущества и недостатки. Слишком многое стояло на кону. Конкуренты, и правда, дышали в спину. В любой момент могло прийти неприятное известие из других научных центров. Это значило бы, что финансирования теперь не видать.

– Я… Я согласен, – наконец, сломался Майер, в одно мгновение обрушив гнетущую тишину.

На довольные, уверенные улыбки своих собеседников Майер ответил своей, но какой-то уж совсем растерянной.

– Пожалуйста, идите за мной. Я вас провожу той же дорогой, – услужливо проверещала симпатичная рыжеволосая девица сразу же, как только за мужчиной захлопнулась дверь.

Майер шел, опустив глаза и думал о перспективах, которые только что открылись. Еще размышлял о том, какие трудности его ждут впереди, и какие вопросы нужно начать решать в первую очередь. Казалось, ученый совсем не замечал удивленные, осуждающие взгляды проходящих мимо людей. Оно и понятно, ведь его собственный взгляд был устремлен аккурат на заднюю часть женских прелестей. Округлые выпуклости, туго стянутые классической юбкой-футляром, гармонично колыхались от мягкой походки женщины. Под эти ритмичные движения планы выстраивались плавно и непринужденно. Ученый совершенно без задней мысли пялился именно на эту часть тела, даже не подумав, что это может показаться актом вопиющей бестактности. Он погрузился в свои проблемы. И, выйдя из здания, тут же позвонил Флорри и попросил купить метроном.