Праздник дружбы в Конохе [СИ]

Часть 2

Тобирама обводил недоуменным взглядом бесчисленные фонарики, висевшие, стоявшие и лежавшие везде, куда только дотягивался взгляд. Нельзя было доверять Хашираме и Изуне! Ками, сколько бюджетных средств они спустили на это безобразие?.. Тобираме стало дурно, но что сделано, то сделано. Поздно посыпать голову пеплом: дыры в бюджете это не залатает.

Мимо пронеслась группка детей лет пяти-семи. И у Тобирамы даже перехватило дыхание: малыши принадлежали кланам Сенжду, Учиха и Хьюга. Хохоча, они лавировали в толпе, подзуживая друг друга и выясняя, кто первым добежит до палатки со сладостями — картина, не далее чем год назад казавшаяся совершенно фантасмагоричной. Где-то внутри закопошилась сентиментальная мысль о том, что не так уж Хаширама был неправ. Какой-то прок с этого праздника был, раз даже Тобираму с его холодной трезвостью и раной на сердце из-за растраченных средств смогло пронять.

На празднование Тобирама пришёл вместе с Изуной. Тот с таким старанием окучивал его несколько дней, убеждая, как классно будет провести время на празднике вместе со всеми, а не в одиночестве лаборатории, что Тобирама даже не стал утруждать себя быстрым согласием. Пусть его собственные планы вовсе не включали в себя лабораторию на тот вечер, наблюдать за из кожи вон лезущим Изуной было прияно. Учиха явно ещё и Хашираму подговорил «помочь вытянуть нелюдимца в народ», хотя в случае брата всё убеждение обошлось лаконичным: «Тем, кто придёт с человеком не из своего клана, первая токкури саке бесплатно». Какому производителю Хаширама продал душу за бесплатный алкоголь в промышленных масштабах, ещё предстояло выяснить. И, не дай Ками, окажется, что алкоголь дармовым не был…

Тобирама окинул взглядом площадь, где шла умеренная толкотня. Где-то тут должен был находиться Мадара. Хотя, по идее, самый простой способ его найти…

— Мада-а-ара! — пронеслось над площадью могучим басом Хаширамы. Тобирама насмешливо ухмыльнулся. Ани-чан будто решил им посодействовать: как по часам заорал. — Мадара-а-а! — уже не так громко, но более радостно — значит, Хаширама обнаружил цель и двигался к ней. Тобираме достаточно было просто пройти на звук, пробираясь через толпу. Изуна молча следовал за ним, слишком занятый выглядыванием кого-то среди толкавшихся на площади людей. — Мадара?! — третий клич вышел безудержно удивлённым. Значит, завращались жернова…

— Третье «Мадара» прозвучало странно, — подметил наблюдательный Изуна, вытягивая шею в сторону звуков.

Поскольку они подошли уже достаточно близко для того, чтобы видеть своих старших братьев и их окружение в общих чертах, но не более того, Тобирама получил редкую возможность лицезреть панику и сомнения на лице Изуны, топорно прикрытые хмуростью. Изуна являлся признанным специалистом по оскалам всех видов и форм, но полноценно бесстрастное выражение лица ему удавалось редко.

Его паника скоропостижно уступила место злобе на грани бешенства. Тобирама где-то на задворках сознания порадовался, что самая почётная роль в их с Мадарой плане досталась именно Учихе. А то Изуна не погнушался бы развязать если не настоящее сражение, то как минимум знатный мордобой, окажись именно Тобирама сейчас стоящим под руку с куноичи из клана Хьюга.

— Ва-а-а, Хитоми-химе, ты сегодня очень красивая! — заявил Хаширама, но его тон звучал не только восторженно, но и с оттенком опасливого недоверия.

Хьюга Хитоми вежливо ему улыбнулась. В тот вечер химе была — даже Тобирама отметил — в самом деле исключительно хороша. С другой стороны, дорогие шелка роскошного кимоно способны украсить любую женщину, в особенности куноичи, которую привычно видеть в мешковатой удобной одежде. Сама по себе химе была, на взгляд Тобирамы, на вид просто приятной — холодно так, очень по-хьюговски. Как ледник на склоне горы или замёрзший водопад. Тобираму такие не привлекали.

Чего не скажешь о вытянувшемся в струну Изуне. Вокруг него заклубилась опасная огненная чакра, перекатываясь по подрагивающим пальцам. В лицо ему Тобирама, сохранявший хладнокровную мину, предпочитал не заглядывать — опасался напороться на Шаринган и попасть под случайное гендзюцу. Изуна вполне мог наложить весьма жуткую иллюзию и даже не заметить. Типичная грань мастерства у Учих с Мангекью.

Мадара с завидным профессионализмом игнорировал все невербальные посылы Изуны, настойчиво предлагавшие ему либо отлепиться от Хитоми-химе, либо долго и мучительно… нет, не умирать: это было бы слишком просто, а долго и мучительно выслушивать проповеди Хаширамы о великой силе единения, которая сокрыта в Конохе. Тобирама едва не вздрогнул то ли от того, что представил себе сию экзекуцию в лицах и красках, то ли от осознания, что понял столь мудрёные мысли Изуны лишь по его Ки. Фонило знатно: даже уважительно державшие дистанцию от глав кланов гости праздника принялись оборачиваться.

То, с каким непробиваемым спокойствием Мадара продолжал играть свою роль, заслуживало восхищения.

Хаширама тем временем продолжал что-то вдохновенно распрягать, но подрагивающая бровь выдавала его желание отцепить Мадару от химе самостоятельно и утащить друга в сторонку, где устроить допрос. Мадара это явно понимал, поэтому все его ленивые ответы сочились двусмысленностью и нескрываемым тёмным весельем. Оно и понятно: для любого Учихи святое дело — подействовать кому-то на нервы, а если повернуть это выходит с несколькими людьми за раз — и того лучше.

Застывшая между ними Хитоми казалась откровенно лишней. Хьюга-химе поглядывала то на одного, то на другого главу союзных кланов с феерически холодным равнодушием, которое, как Тобирама предполагал, передавалось вместе с Бьякуганом. При этом девушка неожиданно упорно не смотрела в сторону Тобирамы и Изуны, хотя то и дело скользила внимательным взглядом по округе. Когда вокруг Изуны заклубилось огненное облако, молочно-белые щёки химе едва приметно порозовели.

Изуна вдруг чуть склонил голову вбок, и Ки осбалбло. Это могло значить лишь одно: план мести в его сознании прорисовался в мельчайших деталях — осталось лишь воплотить.

На этом моменте настало время оттащить Изуну любыми совместимыми с его жизнью способами куда-нибудь в сторону, чтобы он наблюдал за представлением чуть поодаль. Наблюдал и делал выводы, которые, направленные паранойей, совершенно точно в данных обстоятельствах не могли выйти даже более-менее близкими к правде. Но, собственно, на то и был расчёт.

Понимая, что пришла пора действовать ему, Тобирама дёрнул Изуну за локоть.

— Пошли за саке, пока всё не разобрали.

— Да какое к Шинигами?!.. — Изуна вновь вспыхнул и тут же остыл, приняв задумчивый вид. — А давай, — и очень решительно направился к стойке, у которой столпился народ.

Тобирама последовал за ним, предварительно бросив взгляд на Мадару. Тот улыбнулся одними глазами и хмыкнул — развлекался на полную. Тихо прошипев себе под нос про невыносимых Учих, Тобирама нагнал Изуну у самой раздачи саке. Перед ними толпа почтительно расступилась, пропуская младших братьев глав кланов к кучке гражданских, выдававших глиняные кувшинчики.

— Добро пожаловать! — бордо воскликнул мужичонка средних лет. — Вы из разных кланов, господа?

Тобирама и Изуна очень синхронно вскинули брови. Толпа шиноби вокруг (преимущественно Сенджу, Сарутоби и Учиха) подавилась смехом, стараясь скрыть его кто за кашлем, кто за стопкой, кто — оперативно свалив Шуншином.

— А не похоже? — очень, ну очень ласково уточнил Изуна. Его соклановцев в толпе разом стало меньше. Как и они, Тобирама знал, что именно этот тон Изуны — наиболее опасный, предвещающий самые страшные мучения.

— Только если самую малость, — неловко хихикая, ответил мужичок, многозначительно переводя взгляд с лица одного на второго, намекая на поразительную схожесть мимики.

Тобирама и Изуна синхронно переглянулись, нахмурились, затем нахмурились ещё сильнее, вскинули брови в недоумении и смачно и крепко, продолжая отзеркаливать друг друга, выругались. Даже выражение выбрали одно и то же, хотя оба проявили всю свою немалую фантазию, задаваясь цельную не быть «скопированным». И тут Тобирама понял, в чём же было дело, и шумно облегчённо выдохнул:

— Выруби Шаринган, Учиха!

Зло зыркнув на него, Изуна наконец сообразил, что светит додзюцу, распугивая население. Когда его глаза наконец вернули естественный чёрный цвет, Тобирама понадеялся, до идиота-гражданского наконец дойдёт, что красные глаза у обоих вовсе не равно родство.

— Так?.. — робко вклинился мужичок. — Вы братья?.. — и отступил на всякий случай на шаг назад. Его мозг работал, но недостаточно мощно. Или, судя по запахам, уже плавал в саке.

— Нет, — с промёрзлым спокойствием ответил Тобирама, едва воздержавшись от того, чтобы взбешённо рявкнуть.

Замечательно, его «породнили» с Учихой, мать его, Изуной! Просто прекрасно! Мадара будет ему должен за этот акт унижения. И Хаширама. И сам Изуна, который, гад такой, в итоге по-любому будет раздражать своим довольным жизнью видом… Почему в любой относительно мирной истории, не связанной со взаимными попытками убить, где замешан Изуна, Тобирама в итоге выходил в моральном минусе? Где же пресловутая справедливость?

— О, мы куда ближе, чем братья, — медово пропел Изуна, склоняясь к гражданскому. Толпа Сарутоби и Сенджу, всё ещё зависавшая поблизости, как зрители театральной постановки, удивлённо охнула. — Ни одни братья не знают так хорошо расположение внутренних органов друг друга, как мы.

— О-о, какие подробности! — громко прошептала в толпе Тока, и остальные Сенджу зашушукались между собой. Учихи пропали в радиусе двухсот метров.

— П-почему? — проблеял резко сбледнувший мужичок.

Тобирама позволил злорадной ухмылке выползти на лицо: сейчас будет кульминация.

— Проверяли методом тыка катанами, — Изуна миролюбиво улыбнулся, попав в свою родную зубоскальную стихию. — Так… что там на счёт бесплатной токкури? — проворковал он.

А Тобирама про себя с одобрением подумал, что ни один другой человек, кроме Изуны, не способен бросать угрозы смертной расправы так, чтобы всё это облекать в яркую обёртку дружелюбия. Дать, что ли, Учихе понять, что он в чём-то заслужил уважение Тобирамы? Да нет, скорее Хаширама откажется от своих идей о мире и дружелюбии всадит Мадаре катану в спину.

Не глядя на вновь расступившуюся перед ними толпу, Тобирама и Изуна откочевали в сторонку. Вёл снова Учиха и как бы невзначай подобрался поближе ко всё ещё говорившим о чём-то Хашираме и Мадаре, на руку которого легко опиралась Хитоми. Точнее, болтал Хаширама. Хитоми как будто томилась в ожидании — её вежливость стала совсем уж деревянной. Мадара в своей особой мрачной манере сиял довольством.

Недолго думая, Изуна запрыгнул на крышу ближайшего дома, не отводя взгляда от троицы. Лишь раз покосился через плечо, убеждаясь, что Тобирама следует за ним. Восприняв это, как приглашение присоединиться, Тобирама уселся рядом с Учихой на черепице, вытянул ноги. Откинув за спину мешающий хвост, Изуна ловко выудил откуда-то из складок одежды пару рюмок и принялся возиться с запечатывающим токкури воском. Тихо хмыкнув, Тобирама подозрительно покрутил в руках рюмки, которые Учиха ему сунул, не глядя (взгляд-то всё ещё буравил Мадару и Хитоми), после чего ополоснул-таки слабой струёй воды из пальца. Хрен знает, что ещё завалялось в карманах Изуны.

— Брюзга, — припечатал тот. Совладав, наконец, с токкури, он разлил саке по рюмкам, отобрал одну и залпом опрокинул в себя. Вдохнул-выдохнул — и снова наполнил рюмку.

К тому времени, как Изуна с мрачной решимостью почти единолично проглотил причитающуюся им бесплатно токкури, Тобирама успел забеспокоиться, что весь план пойдет Кьюби под хвосты из-за того, что Изуна переберёт в расстроенных чувствах. Сам Тобирама лишь пригубил, внимательно следя за старым противником.

За все минувшие годы лишь раз Изуна продемонстрировал так много чувств при Тобираме — когда тот тяжело ранил его в, как потом оказалось, последнем бою кланов Сенджу и Учиха. На том каменистом плато, пропахшем огнём и кровью, Изуна сделался совсем дурным, почти срываясь в объятия смерти, в чём-то сбивчиво убеждал Мадару, нёс возвышенный бред. Тобирама был откровенно удивлён видеть его таким — даже не успел среагировать, когда Хаширама подался вперёд и предложил Мадаре вылечить его брата с заделом на мир. При всём показном идиотизме Хаширама прекрасно знал, на что именно и когда стоит надавить. При всей горделивой несговорчивости Мадары им легко манипулировать, используя его младшего брата.

Это знание, важное, бесспорно, неожиданно не хотелось использовать во вред. За прошедшие месяцы Тобирама к Учихам притерпелся. В своей манере: не до конца перестал подозревать, наблюдал внимательно, но уже без желания вырвать каждые красные от Шарингана глаза на своём пути. Тобирама не соврал, когда сказал, что больше не хочет убить Изуну.

С ним оказалось интересно не только сражаться, но и работать вместе.

Правая рука главы клана, Изуна, курировал разведку и много чего и о ком знал. Не просто знал — был в состоянии придумать нетривиальный способ использовать во благо раньше только своего клана, теперь — всей Конохи. Изуна вообще был полон идей, а Тобирама отличался талантом скрупулёзно претворять эфемерные планы в реальность. Они составили хорошую рабочую команду по итогу.

«Может ли быть, что уже не только рабочую команду?» — вдруг подумалось Тобираме. Изуна рядом с ним даже не пытался скрыть своё напряжение и волнение. Ушёл из топлы, но не отделался от Тобирамы. Неужто присутствие Сенджу придаёт ему… спокойствие?.. равновесие?..

Знал бы он, что Тобирама завязан в плане мести Мадары.

— Почему они вместе?.. — прошипел Изуна едва слышно.

Не хотел бы ответа — спросил в мыслях. Так решил Тобирама и максимально отстранённо произнёс:

— Не знаю точно. Впрочем, в последнее время Мадара несколько раз заговаривал о химе…

— В каком контексте? — мгновенно повернулся к нему Изуна.

Тобирама неопределённо пожал плечами, наблюдая за Мадарой. Тот внимание почувствовал, слегка наклонил голову — и, отмахнувшись от Хаширамы, увлёк Хитоми в сторону скучковавшихся Хьюг. Пальцы Изуны резко выпрямились, он весь натянулся, готовый тут же кинуться им вслед, но в следующий момент заставил себя расслабиться.

На то, чтобы осознать, чему именно свидетелем он стал, у Тобирамы ушло непозволительно много времени для признанного гения тактики. Изуна решил не мешать. Отступил — не успело начаться реальное сражаение.

Тобирама неожиданно ощутил жгучую волну понимания, поднявшуюся в душе. Он сам был готов переступить через себя ради брата — и совершенно не ожидал того же от дерзкого, коварного Изуны.

На долю секунды стало стыдно за собственное участие в издевательстве над ним. После всё вернулось в норму.

Мадара тем временем довёл Хитоми до Хьюг, обменялся вежливыми полупоклонами равных с её братом Хидеки. На появление имото в обществе Учихи молодой глава Хьюга ответил заинтересованностью, куда менее блеклой, чем обычная палитра красок реакций его клана.

Когда Мадара заговорил, Изуна перестал дышать. На миг в его глазах вспыхнул Шаринган — желание прочесть слова брата по губам, — но тут же потух, и Изуна с протяжным вздохом откинулся на черепицу, зажмурился. Тобирама на пару секунд спрятал лицо в сгибе локтя: по плану Изуна должен был, чёрт бы его побрал, прочесть слова Мадары. И как им теперь выбираться из того места, в которое они дружно забрались? Само собой, можно всё просто рассказать, но Тобирама не испытывал уверенности в том, что Изуна, ушедший в дебри самокопательных шахт, отреагирует на радостную вроде бы новость адекватно. Могли полететь головы. Его и Мадары — едва ли: они бы увернулись, а вот лица незадействованные в этом фарсе могли в итоге случайно пострадать.

«Во что я ввязался?..» Тобирама с трудом сдержал истерический смешок: довела же его жизнь до того, что он оказался обязан разрешать любовную драму Учихи.

— Изуна, — настороженно окликнул его Тобирама, проверяя реакцию.

Учиха дёрнулся, словно только сейчас вспомнил о его существовании. Его чёрные — пока — глаза, уставившиеся на Тобираму, были злыми.

— Поздравляю, Тобирама, — процедил Изуна. — Наконец-то ты меня поймал, уделал. Признай, твоей идеей было укрепление связи Хьюг с Конохой через брак Мадары и Хитоми-химе?

«Восхитительно», — со злостной мрачностью подумал Тобирама. В итоге его ещё и крайним сделали! На секунду внтури взвилось желание плюнуть и оставить братьев расхлёбывать кашу самостоятельно. Уж кому-кому, а Мадаре Изуна простит всё на свете, кроме, должно быть, его смерти.

— Идея брака целиком и полностью принадлежит Мадаре, — не отказал себе в удовольствии оповестить Тобирама, наблюдая, как мир рушится в глазах Изуны. Он знал, что Мадара в курсе его увлечения. Вот только догадаться, что тот предпримет, оказался неожиданно неспособен.

Правду говорят, что любовь в состоянии даже лучших шиноби превратить в наивных детей.

И тут же Тобирама отошёл от этой злости: её волна схлынула и оставила за собой раскуроченный берег с разбитым Изуной, душевное состояние которого с чего-то Тобираму волновало. Угораздило же… друга в лице злейшего врага обнаружить. Или что там им двигало, когда он принял решение донести до Учихи достаточно очевидную истину?

— Сам Мадара скорее женится на своей катане, чем на Хитоми-химе, — Тобирама поймал растерянный, больной взгляд Изуны. — А вот тебя на ней женить ему ничего не мешает.

— На катане? — Изуна не успел толком проникнуться удивлением, а Тобирама — безнадёгой, как раздался вскрик Хитоми-химе.

Они оба подорвались и через пару мгновений были рядом с Мадарой и Хьюгами. Мадара сверкал Шаринганом и полыхал яростной Ки, а рядом бледнели и покрывались потом пара Хьюг с внушительной вывеской на руках, которая гласила об акции с бесплатным саке. Очевидно, ребята, переносившие вывеску на новое место, были поддатыми — лишь этим можно объяснить, как они притащили её угол аккурат Мадаре в нос.

Хм, а, впрочем, только этим ли?..

От мыслей Тобираму отвлёк злорадный гогот Изуны. Видимо, отказ от конкуренции и отступление перед братом не влияли на чисто учиховское желание отмщения.

— Это карма, нии-сан! — давясь почти истеричным смехом, сказал Изуна и слишком резко, неестественно успокоился — словно с вершины горы сорвался в пропасть. — В смысле, женить? — спросил он сипло, уставившись на Тобираму.

«Дошло, наконец», — он с облегчением выдохнул.

— В прямом, Учиха.

Изуна перевёл растерянный взгляд на брата. Теперь на него было жалко смотреть: столько раскаяния отразилось в его взгляде, обращенном на Мадару, — Тобирама и не предполагал, что столько вообще можно выразить. В ответ Мадара посмотрел на него серьёзно, и чуточку строго, и со скрытым лукавством. Впрочем, в этом его взгляде могли разобраться разве что самые близкие — окружающие Хьюги наблюдали за главой красноглазых демонов с пробивающим традиционную отстранённость испугом.

— Мадара-доно?.. — осторожно, но без робости окликнул его глава Хьюга.

Мадара перестал душить всех своей Ки, но Шаринган не погасил. Пять секунд щекочущей нервы паузы, многообещающий прищур — и твёрдое заявление:

— Если вы хотите сгладить произошедшее так, чтобы я не пролил ничью кровь, то примите мое предложение.

В повисшей тишине Тобирама едва удержался от хмыканья. Вот она — дипломатия Мадары во всей красе.

Хидеки скосил глаза на по-прежнему мертвенно бледных соклановцев, мявшихся с дурацкой вывеской. Посмотрел на Хитоми — та ответила кроткой улыбкой, застенчиво затенив лунные глаза длинными пушистыми ресницами. Изуна снова перестал дышать. Он уставился на личико химе так, как раньше глядел только на околосмертельные раны Тобирамы — с искренним, незамутнённым восторгом, наслаждением эстета.

Всю прелесть момента разрушил не на шутку встревоженный Хаширама, который увидал залитое кровью лицо друга.

— Мадара, ты как?! Что с тобой?! Дай залечу! — он, распихав всех вокруг, подпрыгнул к Учихе и протянул руки к его лицу. Естественно, Мадара рефлекторно увернулся. Но, Ками, когда Хаширама останавливался в своём искреннем, исходящем из глубин его огромного доброго сердца желании причинить добро? Будто его волновало то, что жертва акта его благодетели против!

Наконец, этот вечер принёс радость и Тобираме.

Не обращая внимания на суету старших, Изуна шагнул к главе клана Хьюга и склонился перед ним.

— Хидеки-доно, для меня станет честью ваше согласие на наш с вашей сестрой союз. Что бы вы ни знали, ни слышали обо мне, я клянусь, что сумею сделать Хитоми-химе счастливой.

— Только он и сможет, — очень тихо, как ветер шелестит в кронах, добавила Хитоми, не поднимая ресниц. Изуна едва не расплылся в улыбке, но вовремя взял лицо под контроль, всё так же склоняя голову перед главой союзного клана.

Редкое зрелище. Памятное.

Шутливая потасовка Мадары и Хаширамы как-то сама собой улеглась. Мадара — уже без следа травмы — взирал на брата с гордостью и затаённым счастьем. Хаширама светился.

— Кажется, ваш брат не оставил мне выбора, — скозь клановую холодность в Хьюге проступила благосклонность. — И Хитоме — тоже.

— Это «да»? — трепетно спросила Хитоми.

Хидеки успел лишь приоткрыть рот для ответа, как на него вихрем налетел Хаширама, принявшийся агрессивно сглаживать конфликт, которого по сути и не было. У Изуны откровенно дёрнулось веко. Хитоми-химе в недовольстве скривила губки. Мадара мрачно торжествовал, что не только его настигла миротворческая длань Хаширамы.

Протяжно вздохнув, Тобирама опустил ладонь на плечо брата и, с силой сжав, потянул назад.

— Пошли, — буркнул он, утягивая Хашираму подальше. — Оставь их в покое.

— Но, Тобирама!.. — возмутился тот, эмоционально размахивая руками, но не пытаясь всерьёз вырваться. Иначе бы это ему, к сожалению, непременно удалось. — Такое событие! Мы должны отметить его!

— Наотмечались уже, хватит, — Тобирама резко остановился, дёрнул брата, ставя рядом с собой, и указал на фонарики, заполонившие всё вокруг. — Ты где деньги на это непотребство взял?!

Хаширама что-то залепетал в своё оправдание, когда раздался окрик Изуны:

— Хей, Тобирама!

Тобирама развернулся, стараясь сохранять невозмутимость: обычно столь весёлые интонации в голосе Учихи для него ничем хорошим не заканчивались.

Но Изуна ничего не сказал. Просто кивнул, улыбаясь. Он понял, что Тобирама играл значительную роль в произошедшем сегодня, и благодарил одними глазами.

Тобирама вполне обоснованно считал, что знает по меньшей мере девяносто процентов того, что вообще можно знать о клане красноглазых демонов. В оставшиеся десять процентов, оказалось, умещались способность шутить, любить, испытывать благодарность, наслаждаться буднями, сладостями и миром… и это явно был не весь список. Но жить бок о бок с Учихами Тобираме предстояло догло, так что узнавание полного переченя являлось теперь лишь вопросом времени.