Практикум для теоретика

А Филодор зря времени не терял. Мне было отлично видно, как он сколол булавкой платья двух придворных дам и подвинулся чуть в сторону, чтобы проделать то же самое с другой парочкой этих надоедливых куриц. Молодец мальчишка! Только жениться ему рановато, дурь пока между ушами играет. Вот лет через десять это будет жених!

Горан под ручку повел свою невесту к тронному возвышению, где расторопные слуги уже устанавливали кресла для гостей. Настала очередь принца Хельмута.

Он не подвел. Как только его представили Лили, он встал на одно колено и тоже попросил ее руки. Она кинула взгляд на Рика, который как раз смотрел в другую сторону, и приняла предложение.

Горан громко объявил, что сейчас будет помолвка и обручение сразу двух пар: его с принцессой Розамундой и Лилианы с принцем Хельмутом.

Тут, как и ожидалось, разразился скандал!

Виталин заорал так, как будто ему в зад воткнули раскаленное шило.

— Ваше Величество, как вы можете! Вы же дали слово моему сыну!

Я уточнила у Рика:

— Дал?

Он замотал головой:

— Нет, не давал. Они договорились в принципе, нечто вроде: а хорошо бы… Никаких бумаг подписано не было и клятв тоже никто не приносил.

Горан встал, чтобы ответить кортальскому гостю, Виталин сделал два шага вперед, Эберхард тоже сдвинулся и оказался между ним и королем. Никто даже не заметил, как он умудрился переместиться так быстро и так далеко. Вот только что стоял за пять человек от этого места и вдруг…!

И тут я с ужасом поняла: вот оно! Мы не успеваем! У него не яд — у него бомба! Эберхард пошел ва — банк и сейчас будет побоище!

Я стояла и смотрела на весь этот кошмар, но не могла и молвить, ни вздохнуть, как будто меня отнялись ноги и язык. Только молилась Доброй Матери: хоть бы кто‑нибудь еще, кроме меня, понял, что происходит и сделал что‑нибудь!

Медленно, очень медленно, как будто каждая минута растянулась на лигу, Эберхард сунул руку в карман и достал оттуда синий продолговатый флакон, обвязанный золотистой нитью. Одной рукой он пихнул Виталина в грудь, а другой быстро сдернул нить и швырнул пузырек прямо под стул Губерта.

Помню я показательный урок Нанни Гейл! Сейчас эта склянка стукнется о паркет и король взлетит на воздух вместе со всеми окружающими!

Но бомба не долетела. Откуда‑то из‑за моей спины метнулась темная тень, подхватила флакон у самого пола и отправила его в новый полёт. К счастью, король Горан не терпел духоты. Пара окон в зале были открыты и флакон вылетел в одно из них. Взрыв прогремел уже в розарии.

Оказалось, не я одна заметила маневры Берти. Конрад тоже был начеку. Он даже выпил специальное ускоряющее зелье, чтобы успеть в случае чего. Именно из‑за него я видела все в таком замедленном режиме. Все‑таки наша связь работает.

Дальше начался сумасшедший дом. Все кричали и порывались куда‑то бежать, дамы, чьи юбки сколол Фило, повалились друг на друга и устроили кучу малу, остальные придворные метались, как подстреленные, даже не пытаясь понять, откуда может исходить угроза. Прилично себя вели только короли, принцы с принцессами да агенты службы Грегорича. Они живенько скрутили Эберхарда и потащили его в камеру с полного одобрения царствующих особ.

А у нас с Конрадом начался отходняк. И если он просто стал зеленый, как молодая травка, то я опустилась на пол, не способная шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Грегорич дал своим парням сигнал и нас отнесли отдохнуть. Кон еще пытался изобразить из себя сильного мужчину, который может идти сам, но его уложили на носилки и посоветовали поиграть в раненого героя.

Все остальное в тот день произошло без нашего участия. Окончание скандала с Виталином, помолвка, обручение, обед и танцы… Я жалела только, что не пришлось мне потанцевать и покрасоваться в моем любимом платье. Но зелье ускорения вытянуло силы так, что мы смогли прийти в себя и уверенно встать на ноги только к полудню на следующий день.

Конрад попросил у меня прощения:

— Одуванчик, я не знал, что ты тоже потеряешь силы. Десять раз бы подумал, прежде чем так делать.

— Да ладно, что уж там… Ты всех нас спас. Если бы эта штучка бумкнула, тебе не перед кем было бы извиняться.

Он криво улыбнулся.

— Скорее всего мы бы особо не пострадали. А вот те, кто был ближе к месту действия… Ты представляешь, какой силы эта бомбочка?

— Очень даже представляю. Примерно на пять шагов вокруг все было бы всмятку. Нас должно было задеть вполне прилично.

Меня заинтересовал вдруг вопрос:

— А что стало с теми амулетами, которые Леокадия украла, но не успела использовать? Они не всплывут? И почему Нанни не сказала ничего про пропавшую бомбу и… что там еще было у Берти?

Кон обнял меня покрепче:

— Не переживай, одуванчик, не всплывут. "Ледяные стрелы" нашли на трупе. А сеть Леа использовала, чтобы поймать меня. Мы пока не выяснили, откуда у Эберхарда взрывное устройство. Почему ты связала бомбу с Нанни Гейл?

Я запустила пятерню в свои кудряшки и начала дергать, стараясь сообразить:

— На показательном уроке у Нанни видела точно такую: та же форма, размер, синее стекло… Все совпадает. Она их делает сама и тогда показывала студентам. Как Эберхард добыл эту штуку?

— Думаю, так же, как и амулеты, с которыми Леокадия на тебя нападала.

Тогда и Нанни участвовала в заговоре? Мне не хотелось думать плохо о подруге Вольфганга. Конрад же возразил:

— Может, у нее ничего не пропадало? Может, она просто продала свое изделие и выбросила это из головы, а когда стало припекать, постаралась себя обезопасить? Она не кроткий ангел, Марта, она — боевая ведьма, а у них с этикой слабо. Не зря она пришла со своими признаниями к тебе, обычному человеку, который не мог бы ее разоблачить.

— Но мы же не можем просто так ее обвинить? А никаких доказательств кроме домыслов у нас нет. Да и не верю я…

Пока мы думали да гадали, пришел Грегорич. На него страшно было смотреть: уморенный, сине — зеленый, вылитое умертвие. С той самой минуты, как в розарии прогремел взрыв, бедолага вел следствие и, сдается мне, за это время не съел ни крошечки и не поспал ни минуты.

Его интересовало, как Конрад додумался, что Эберхард бросит бомбу.

— Да ничего я не додумался. Просто следил за ним и когда увидел у него в руке флакон, который он явно желал бросить, понял: в зале эта штучка упасть не должна. Я даже не думал о бомбе, скорее о ядовитом газе. Это Марта сразу догадалась, но не могла действовать, потому что я на всякий случай выпил зелье ускорения.

Ага, он ускорился, а мне достались побочные эффекты и откат. Хорошо еще мозг не выключился, только тело. Хоть буду знать на будущее: никаких таких зелий! Грегорич услышал, что я сразу поняла про бомбу, и прицепился, как пиявка. Как я догадалась?

Пришлось сдавать Нанни. Это на ее занятии я видела такую штуку и узнала, как она работает. Грегорич замелил:

— А я даже не успел понять, что этот гад делает. Не видел движения, настолько оно было быстрое.

Выходит, я тоже ускорилась, только этого не заметила. Мне все было прекрасно видно, я отлично рассмотрела флакон и успела его узнать. Зато действовать не могла: сил не было.

Конрад объяснил Грегоричу про ускоряющее зелье, которое выпил он, а подействовало на нас двоих, и попросил описать бомбу и сказать, где я такие видела. Уже невозможно было умолчать о возможной роли Нанни.

Только я хотела умолять главу секретной службы помягче отнестись к нашей сотруднице, как Грегорич сказал:

— Такой округлый синий сосуд с коротким горлышком и специальной пробочкой в серебряной бумажке? Умещается в мужском кулаке? Скотина Лойко! А я его как сына… Тянул, продвигал… Старый дурак. Мы закупили у вашей Нанни целую партию, двадцать штук. Хотели изучить, насколько они будут полезны для защиты пограничных крепостей. Лойко их и рассылал… Выходит, не все. Кое‑что продал на сторону.

У меня просто камень с души свалился. Нанни тут ни при чем! Как я рада за Вольфи!

А Грегорич продолжал распинаться. Неблагодарность и предательство Лойко так сильно его задели, что он не мог остановиться, изливая душу.

Этого парня он вывел из низов и пригрел, увидев в Лойко ум и способности. Обеспечил ему карьерный взлет, сделал своим первым помощником и готовил в преемники. А теперь… Главное, что расстраивало Грегорича, это то, что Лойко даже не понимал, что он такого сделал. Он беден и ищет возможности разбогатеть, абсолютно нормальное желание. Ну, принял участие в заговоре, но не против же своего короля! Это не измена и не предательство!

Помогал Эберхарду в основном советами, кроме того указывал на нужных людей. Помог с поимкой Леокадии и уговорил ее поработать на Эберхарда тоже он. Берти ему хорошо платил, а деньги — единственное, что его в этом деле интересовало.

Откуда они друг друга знали? Познакомились пару лет назад в Гремоне, когда Лойко ездил за границу изучать приемы сыска. Именно ему пришла в голову комбинация с женитьбой Горана на Розамунде, а Берти подал идею пристроить Лили за Хельмута. Оба желали заработать на этом политический капитал, но не сложилось. Король Губерт идею принял, но Берти возвышать и не подумал. А Лойко находился настолько далеко от этой сферы, что не мог оказать на нее никакого влияния.

Поэтому, когда они встретились в Сармионе, то, изложив друг другу свои претензии к этому миру, решили действовать сообща. Берти проведет в жизнь план, способствующий его возвышению, а Лойко получит более чем щедрое вознаграждение за содействие. Ему помогут перебраться в Гремон и сделают там графом.

Лойко Сабинич своим недостойным поступком так зацепил своего бывшего начальника, что тот готов был его проклинать часами. Но меня больше интересовал Эберхард. На что он рассчитывал, когда при всех взрывал своего короля?

По мнению Грегорича, это был жест отчаяния.

Берти вдруг понял, что попался. До него дошло, почему Горан прислал за ним усиленный конвой и почему он за целый день не смог связаться с Лойко. Когда он увидел, как Губерт входит в зал и заговорщически улыбается Горану, то ему все стало ясно: его игра проиграна.

Он оглядел зал и отметил, что бежать не получится. Его схватят как только закончится торжественная часть и судьба его незавидна. Губерт никогда не отличался мягкостью и всепрощением.

Поэтому он и метнул бомбу: хотел уйти красиво и прихватить с собой на тот свет короля, который его не ценил.

Я в уме прикинула: если бы бомба взорвалась под креслом Губерта, то сам король, сидящий рядом Хельмут и принцесса Розамунда погибли бы. Горан и Лилиана, даже если остались бы живы, должны были очень сильно пострадать. Скорее всего их бы изуродовало так, что мама родная бы не узнала. Грегорич стоял рядом, и ему бы досталось будь здоров. Мы с Коном тоже находились в поле действия бомбы, хотя и на самом краешке. Нас бы просто задело.

Сам Берти находился не в эпицентре взрыва, соответственно, пострадал бы, но меньше. У него был хороший шанс выжить.

Вот хитрая сволочь, однако! В ситуации, когда одного короля уже нет, а за жизнь другого с трудом борются, он мог выпутаться просто за счет неразберихи.

Сказала об этом Грегоричу. Он усмехнулся:

— Все ваши расчеты немного запоздали, Марта. Эберхарда фар Арвиля больше нет.

Я чуть не упала.

— Как нет?!

— А так. У него, кроме бомбы, с собой был яд.

Ну точно! Мы же предупреждали о двух флаконах! Яда я боялась больше, чем взрыва и считала его более вероятным методом. Грегорич подтвердил:

— Мои головотяпы связали господина фар Арвиля, но не удосужились вывернуть ему карманы. Сочли, что наличие яда может быть хорошим пунктом обвинения. А значит, его надо изъять не просто так, а при свидетелях. Парень, которому я поручил эту часть расследования, хотел себя показать, выслужиться. Ну и довыслуживался.

Кошмар! Какое легкомыслие! Видно, парень совсем раздулся от самодовольства, раз упустил из виду возможности Эберхарда. А он был далеко не простак.

— Этот ваш Берти сумел ослабить веревки на руках, и, как только мой сотрудник отвернулся, добыл яд из кармана. А выпил его уже на глазах охраны. Хорошая отрава, качественная. Подействовала мгновенно.

Если он брал яды у нашей Нанни, то я в этом не сомневаюсь. У нее таких, моментального действия, полно и называются они весьма поэтично: "зеленая змея", "полночный убийца", "масло королев", и, если мне не изменяет память, "поцелуй смерти". Это я случайно вычитала в конспекте одного студента: он пытался на моем уроке изучать другой предмет, я тетрадь временно конфисковала и, разумеется, сунула туда нос.

С другой стороны, это бомбу через портал проносить опасно, а яд Берти мог привезти с собой.

Но, что бы это ни было, а узнать все доподлинно теперь уже невозможно. Да и смысла нет. Со смертью Эберхарда умерли все его властолюбивые прожекты.

Сейчас надо думать о том, как выкрутиться из той ловушки, в которую я сама нас с Коном запихала. Конечно, мы спасли короля, но ничто не мешает сомневаться в его благодарности.

Конрад продолжил беседу с Грегоричем, а я извинилась, ушла в ванную, залезла в теплую, душистую воду и стала крутить ситуацию и так, и сяк. Клятву Губерт посчитал недостаточным ручательством. А что бы его устроило? Что могло бы вывести нас с Конрадом за скобки раз и навсегда? Закон?! Эх, жалко, нет у меня здесь свода гремонских законов… Но, кажется, есть неплохая идея.

Когда я вышла наконец из ванной, Грегорича уже не было. Зато на столе лежало письмо. Вернее, предписание. Нам предлагалось отбыть по месту проживания, то есть в школу, но прежде посетить короля Губерта в его покоях.

Пришлось одеваться и идти. Конрад еле переставлял ноги. Можно было подумать, что его ведут на казнь, а он стремится протянуть время своей жизни еще хоть на несколько минут. Я висла у него на руке и шептала сова утешения, нечто вроде:

— Не переживай, все будет хорошо. Мы выкрутимся.

Наконец перед нами распахнулась дверь в покои, предоставленные Губерту на время пребывания в гостях у Горана. Король ждал нас в уютном кабинете, но выглядел неприветливо. Сел сам, но нам стульев не предложил. Конрад так и остался стоять посреди комнаты, как памятник королевской власти Гремона. Я робко жалась к его боку и выжидала удобного момента, чтобы вылезти со своими идеями.

Король, как и положено, сам начал беседу.

— Я должен поблагодарить тебя, Конрад ар Герион, за спасение своей жизни. Если бы не это, вы бы сейчас тут не стояли.

"Вы" — это значит, что он нас обоих имеет в виду.

— Ваше Величество, я беспокоился не только о вас. Если бы бомба взорвалась, пострадали бы многие.

Он хочет сказать, что Губерт ничем ему не обязан? Глупости какие. Король так это и понял.

— Ты хочешь сказать, что я могу быть свободен от благодарности за спасение? Ты соображаешь, что и кому говоришь? Такие вопросы я решаю сам. Так вот: если бы не ты, я погиб бы. И не только я. Тебе теперь обязаны жизнью два королевских дома. Так что не выпендривайся.

О, молодец Губерт! Все правильно сказал. Конрад только поклонился в ответ, но промолчал. Видно, слов не нашел. Король же продолжил беседу, но сменил тему:

— Надеюсь, ты не забыл с прошлого раза, кем мне приходишься и что из этого следует.

Кон махнул головой, как застоявшаяся лошадь.

— Могу я не произносить этого вслух? Наше родство меня не радует, поверьте, Ваше Величество.

— Меня тоже. Но я обязан тебе и твоей жене благодарностью. А неблагодарность почитаю за низкое, недостойное короля качество, так что убрать тебя, как опасного претендента на мой престол, не смогу в любом случае. Я тогда спокойно жить не смогу.

Хорошо, однако, когда у королей есть совесть! Тогда и подданным легче живется. У них появляется шанс на благополучное разрешение ситуации. Стоп! Я сказала "подданные"? Какие же мы с Конрадом для Губерта подданные? Да никакие! Я лиатинка, а он вообще валариэтанец. А кто там где родился, это уже второй вопрос. Но послушаем, что Губерт скажет.

— Мы с тобой, кажется, пришли к неким соглашениям. Пришло время дать клятву о том, что ни ты, ни твои потомки никогда не будете претендовать на трон Гремона.

Конрад согласно кивнул.

— Я готов.

— Хорошо, — ответил Губерт, — После нашей беседы мы проведем обряд. Но, как ты сам понимаешь, это не гарантирует бездействие третьих лиц. Таких, как фар Арвиль, например.

— Вы ищете дополнительные гарантии, Ваше Величество?

Голос моего мужа был тих и задумчив. Он искал и не находил ответа. Еще бы! В его системе координат их и не может быть. Он маг и мыслит не так, как обычные люди. Ищет там, где оно никогда не лежало: в заклинаниях, магических обрядах или в чем‑то в этом роде.

Поэтому я вылезла из‑под его локтя и вякнула:

— Ваше Величество, можно спросить?

Мне король широко и добродушно улыбнулся.

— Спрашивай, Марта, я постараюсь ответить.

— Мой муж считается потомком семьи ар Герион. Страшим сыном. Но он добровольно отказался от титула, принял свой дар и стал магом. Архимагом. Но еще раньше, когда он стал магистром, то получил гражданство Валариэтана. Представим себе, что он решит вернуть себе титул и владения ар Герионов. Это возможно?

В спокойных, даже ленивых глазах Губерта вдруг загорелись огоньки. Кажется, король меня понял.

— Ты права, девочка! Приняв свой дар и став магом, твой муж лишился всех прав на титул и земли. Есть же закон! Как я об этом не подумал!

Я решила его дожать, показав ситуацию со всех сторон:

— А если у нас с Конрадом родится ребенок без дара, он сможет претендовать на титул и имущество?

Губерт рассмеялся.

— Нет, тем более не сможет. Конрад отказался ото всего и за него тоже. И твой муж, и твой ребенок будут иметь право на титул и земли только если им их дарует король, то есть я. Но… В законе о магах ничего не говорится о королевской власти, вот в чем закавыка.

— Может быть, надо принять поправку? Мол, все вышеизложенное имеет отношение ко всем семьям Гремона, включая королевскую?

— Это опасно. У короля может быть единственный сын — маг, например. Не отдавать же корону в чужие руки?

— Для таких случаев нужно сделать оговорку и связать ее с прямым изъявлением королевской воли. Если король может дать Конраду титул, то уж объявить сына — мага наследником престола он должен иметь право!

Губерт посмотрел на Конрада и нис того, ни с сего предложил нам сесть. Затем заметил:

— Тебе повезло, ар Герион. Не жена, а чудо. Обошла меня со всех сторон так, что мне это понравилось. Не зря Горан ею восхищается. Мне кажется, она придумала отличный способ вывести тебя из игры так, что все останутся довольны. Я обсужу придуманный ею выход со своими легистами.

Конрад взял меня за руку и поднес ее к своим губам.

— Я люблю Марту и восхищаюсь ею, иначе бы никогда не пошел с ней на обряд разделения жизни. Знаете, Ваше Величество, в молодости для меня главными качествами женщин были красивая внешность и кротость характера, но с годами я научился ценить более важные для жизни качества. Марта добрая, честная, порядочная и очень умная. Для меня нет никого прекраснее. И я ничуть не удивлен, что она придумала ход, который устроит всех: она всегда их придумывает.

После этого напряжение, просто ощутимо присутствующее в комнате, вдруг исчезло. Все расслабились и разговор стал спокойным. Король с Конрадом обменялись комплиментами, затем пришли Хельмут с кем‑то из сопровождающих Губерта лиц. Они должны были присутствовать как свидетели, когда мой муж будет давать клятву.

Сам обряд не занял и трех минут, после чего нас отпустили. Хельмут потащился за нами. Ему сказали, что я из Лиатина и он хотел узнать, как меня занесло в Шимассу. Для него стало открытием, что Марта ар Герион — это дочь его учителя математики Франка Аспена.

Принц оказался свойским парнем. Он проводил нас до кареты, а по пути пытался вызнать, как следует разговаривать с Лилианой, чтобы ей понравиться. Я посоветовала не делать слишком много комплиментов ее красоте, а поговорить о чем‑нибудь интересном. О путешествиях, странах, обычаях, науке и магии. Девушке будет приятно, что принц не рассматривает ее как куклу, а воспринимает, как живого человека. Он поблагодарил меня и сказал, что так и сделает. Он не был уверен, что такая красавица — не глупая, самодовольная курица, но теперь просто счастлив. Ему досталась замечательная невеста.

В общем, слово за слово, мы пригласили принца посетить нашу Школу. Возможно, нечто подобное скоро будет организовано в моей родной стране, так что имеет смысл посмотреть, как это делается в других местах. Хотя бы чтобы не повторять чужих ошибок.

Наконец мы сердечно распрощались с Хельмутом, уселись в карету и она плавно покатила прочь из Сармиона в сторону нашей дорогой школы.

Казалось, Конрад до сих пор не пришел в себя. Сидел молча, поглаживал меня по запястью и смотрел прямо перед собой, хотя ничего, кроме передней стенки кареты, там не было.

А я… Раз уж все благополучно рассосалось, я решила прикинуть список ближайших дел. Первым долгом надо восстановить нормальный учебный процесс и подготовиться к визиту высочайших особ. Хельмуту я обещала экскурсию, но ведь и другие захотят. Тем более что Горан обязательно будет хвастаться перед гостями нашей школой.

Я опять буду вести занятия! Как же я соскучилась по моим дорогим студентам, передать не могу!

Учебник… Пошлю всех куда подальше и по полтора часа в день буду им заниматься. Тогда в новом году смогу учить студентов уже по нему.

Надеюсь, Пин привел в порядок наше жилище. Уборка мне сейчас была бы некстати.

А еще надо написать письма. Соль — со всеми подробностями, маме — с обещанием приехать летом с женихом.

Кажется, я все это время не думала про себя, а бурчала под нос, потому что Конрад вдруг влез с поправкой:

— Не с женихом, а с мужем, моя дорогая. Но, если твоя мама будет настаивать, мы устроим для них торжество и посетим храм Доброй Матери. Я не хочу огорчать твоих родственников. А когда король примет закон, мы посетим и мою родню. Думаю, они будут рады. Мам так уж точно.

Я склонилась к мужу на плечо. Кажется, все неприятности наконец закончились. Начинается хорошая, спокойная жизнь.

Не успели мы выйти из кареты во дворе школы, как к Конраду подбежали Васил и Лойко:

— Скорее, господин декан, там ваши студенты разносят нашу стройку!

Кон успокоительным жестом похлопал меня по руке и сорвался на бег. Ко мне же подошла Верка:

— Марта, там… У тебя… Короче, к тебе приехали. Я не знала, куда их поместить и пока поселила в твою квартиру…

Я даже не спросила у помощницы, о ком речь. Ноги сами понесли меня домой, а сердце сжалось от предчувствия… Я распахнула собственную дверь и услышала раньше, чем увидела:

— Ну вот, не прошло и года! Явилась наконец! Мать в кои‑то веки приехала в гости, тащилась через весь континент, а она где‑то шляется! И ни здасьте, ни извините… Разве так я тебя воспитывала?

Узнаю родную маму!

Кажется, я погорячилась. Мои личные неприятности только начинаются…