Нет мудрости, желанья благ:
Мы все по смерти – только прах!
Риан разбудила пульсация ее «гроба»; она с удивлением обнаружила, что вообще спала. Она открыла замок и неуклюже встала – все равно раньше, чем ее соседки, – одним неловким движением скинула с себя одежду, помогая себе локтями, и первой добралась до очистителя. Он снял с нее слой грязи и отмершей кожи; звуковые волны заставили ее зубы лязгать. А затем Риан вышла, обтерлась салфеткой, пропитанной вяжущим средством, и не спеша оделась – на самом деле она даже тянула время, надеясь, что придет на кухню уже после того, как состоится казнь. Тогда она сможет утешить себя холодной мыслью о том, что ничего не могла сделать.
Тогда она, как и многие сироты, сможет сказать себе, что она – всеми забытая принцесса, что ее с кем-то спутали и что совсем скоро настоящие родители ее спасут.
Но оказалось, что Голова ее ищет, а у двери стоит поднос, на котором стынут яйца, поджаренный хлеб и кофе.
– Ты опоздала, – сказал Голова и всучил ей поднос.
– Мы и сегодня должны ее кормить? – спросила Риан.
– Должны, – ответил Голова. – Казнь отложена. Леди Ариан уехала по делам. – Он помедлил, что было совершенно на него не похоже, и вытер широкие ладони о штанины белого кухонного комбинезона. Затем Голова понизил голос, бросил взгляд через плечо и помедлил. Пауза затянулась ровно настолько, что Риан задумалась, зачем он собирается открыть ей столь страшную тайну. А затем Голова сказал:
– Ты оказалась права, девочка, и старый Командор – тоже. Двигатель пришел мстить за пленницу. Ариан развязала войну.
Риан тоже заговорила тише и опустила подбородок, прикрывая рот волосами и плечом.
– Значит, она отпустит Персеваль.
Но губы Головы превратились в твердую линию.
– Вряд ли. Я думаю, что она… вернувшись, она сделает то, о чем думала с самого начала. Она хочет править – но не только Властью. По-моему, она собирается захватить весь мир и стать не только Командором, но и Капитаном. А как только ее братья и сестры поймут, что она задумала, им это тоже не понравится.
Рот Риан округлился, как и ее глаза. Она ощутила, как их ткани натягиваются и придают себе новую форму. Она почувствовала, как легкие растягиваются от глубокого вдоха.
– Ты сказал, что война нас не затронет. Что на нас не обратят внимания.
– Возможно, это была моя ошибка, – признал Голова и похлопал Риан по плечу. – А теперь иди и покорми пленницу. Она должна жить до тех пор…
До тех пор, пока она не понадобится леди Ариан.
– Голова, – сказала Риан, прежде чем понести поднос к двери, – цепи причиняют ей сильную боль. Она не может ни сидеть, ни сдвинуться с места.
Голова, как обычно, тщательно обдумал ее слова, а затем кивнул и достал из кармана пульт управления и ключ. Вставив ключ в пульт, он поднял его к Риан, чтобы он ее понюхал. Потом Голова вытащил ключ и протянул пульт Риан.
– Оставь его за дверью, – сказал Голова. – Тогда ты не сможешь ее освободить, даже если она тебя схватит.
– Да, Голова, – ответила Риан.
Голова положил пульт на поднос рядом с кофе и яйцами.
В подземелье уже начало пованивать, и Риан поначалу не понимала, что делать. Она, разумеется, оставила поднос у двери, но если она удлинит цепи Персеваль, то она просто упадет в свои собственные нечистоты. Риан не знала, сможет ли она как следует промыть незажившие раны, и поэтому не хотела рисковать. Даже Голова, отличавшийся добротой, не станет тратить антибиотики на врага.
Риан закрыла глаза. Ей вдруг стало ясно: она думает, что Персеваль проживет целую неделю.
Но судя по тому, как Персеваль висела на цепях, она вряд ли протянет еще один день. И если Риан не сможет подойти к ней с ключом в руках, то и не смягчит ее падение.
Риан решила, что сначала уберет в камере и принесет постель. И если для этого Персеваль придется еще немного повисеть… ну, Риан не была уверена в том, что Персеваль сейчас в сознании.
Но пока Риан занималась уборкой, Персеваль все-таки подняла голову и попыталась выпрямиться. Но когда встала и перенесла вес тела с плеч на ноги, она заплакала.
– К счастью, я могла летать, – сказала она, слизывая слезы. – Я не такая тяжелая, как другие. Ты принесла мне последний ужин, Риан?
– Это всего лишь твой завтрак, – ответила Риан.
Когда она закончила уборку, ей пришлось снова подняться на два этажа за постелью, но за это время вымытый пол успел подсохнуть, и, с другой стороны, еда и так уже остыла. Правда, Риан все равно постаралась управиться побыстрее.
Персеваль с легким недоумением наблюдала за тем, как Риан раскладывает у ее ног матрас из открытопористой «пенки» и наполненные волокнами одеяла, но, похоже, она либо была готова поверить ей, либо боль и усталость настолько одурманили ее, что она уже не могла поставить под сомнение действия Риан.
– Я тебя уложу, – сказала Риан, возвращаясь к двери за ключом. – Постарайся упасть на матрас.
Персеваль расставила ноги так широко, как позволяли цепи, и сосредоточилась.
– Я не упаду, – сказала она.
Но конечно, она упала. Нанотех расслабился, цепи растянулись, и Персеваль рухнула, словно мешок со стираной одеждой. Она упала на матрас, выставив руки перед собой, чтобы смягчить падение, хотя Риан и не была уверена, что суставы Персеваль работают как нужно.
Синяя кровь и желтый гной, вытекшие из-под белого одеяла, приклеили его край к коже Персеваль. Риан содрогнулась, увидев эту картину, но все-таки осторожно убрала одеяло, не обращая внимания на стоны и конвульсии Персеваль. Повязки под одеялом промокли, и, сняв их, Риан увидела, что все корки и нежные ткани под ними порваны.
– Твои кости продолжают двигаться, – сказала она. – Тут вообще ничего не зажило.
Но, по крайней мере, раны были открытыми, и внутреннего воспаления не было. А как только Риан сняла повязки и проветрила раны, запах стал не таким ужасным.
Она дезинфицировала раны и промыла их, думая, что если они не затягиваются, то все ее усилия напрасны. Персеваль невозмутимо терпела, а может, провалилась в горячечный бред. Ее руки неловко, беспомощно повисли. Цепи теперь не натягивались под ее весом, а потянулись за ней, словно шлейф.
Риан принесла с собой бинты, и теперь, когда мышцы Персеваль расслабились, Риан смогла лучше ее перевязать. Когда она закончила, Персеваль уже хватило сил, чтобы сесть и самостоятельно съесть половину завтрака. Риан помогала ей, придерживая ложку.
– Не понимаю, почему я до сих пор жива, – сказала Персеваль наконец, глотая холодный кофе. Она потерла губами друг о друга, словно втирая жир из сливок в потрескавшуюся кожу. – Почему вы тратите пищу на обреченную?
Риан точно не знала. И она могла бы успокоить Персеваль, соврать, что, может, ее и не казнят. Но, подумав, она покачала головой и сказала:
– Потому что у Головы доброе сердце.
– Да, видимо, она добрая, – ответила Персиваль и, отставив чашку в сторону, растянулась на постели.
– Голова – кант, – ответила Риан. – Бесполый.
– Добрый, – отозвалась Персеваль. – И Риан тоже.
– Риан славится своей добротой, – сказала Риан.
У нее заурчало в животе; завтрак она наверняка уже пропустила, но, возможно, ей удастся выпросить что-нибудь у Головы, Роджера или кого-то другого из тех, кто сейчас на кухне. Риан встала, и в ту же секунду Персеваль протянула руку и, словно случайно, коснулась хрупкими пальцами ее колена.
– Ты вернешься, сестра? – очень тихо спросила Персеваль.
Риан прикусила губу и разжала зубы лишь тогда, когда решила, что голос ее не дрогнет. Но оказалось, что она ошиблась.
– Если доживешь до ужина, – сказала она, – я вернусь и позабочусь о тебе.
Но она не вернулась.
Леди Ариан позвала своих братьев и сестер домой, и они вернулись вместе со своими свитами – по крайней мере, так поступили Дилан, Эдмунд, Джефри, Аллан и Оливер. Ардат прибыла одна – высокая и мускулистая, с длинной черной косой и пиратским изумрудом, поблескивавшим в мочке уха. Челси нигде не было видно, и – хотя Риан затаила дыхание в предвкушении – Бенедик тоже отсутствовал. Бенедика она видела только на портрете и помнила только то, что у него впалые щеки, окаймленные жидкими прядями черных волос.
Эти черные, словно космос, волосы и пронзительный взгляд были отличительными чертами всей семьи Коннов, за исключением Тристена-мутанта. Они, возвышенные, могли выглядеть именно так, как хотели, и то, что они, в определенных пределах, сделали себя похожими на отца, говорило о многом. О многом, по мнению Риан, говорило и то, что самый старший сын и самая младшая дочь не желали иметь ничего общего с Ариан.
Воссоединение семьи объединили с военным советом, и поэтому нужно было устроить пир. Приготовления к нему заняли всю вторую половину дня. Риан лучше прислуживала за столом, чем Роджер, ухаживать за Персеваль отправили его.
Риан знала, что протестовать бессмысленно: этим она лишь возбудит подозрения Головы, и у нее навсегда отнимут Персеваль.
Она пыталась не думать о том, что это все равно произойдет, – так же как она пыталась не думать о ранах Персеваль. Она просто прислуживала за столом и притворялась, что не слушает разговоры обедавших членов Дома Власти.
Ариан сидела во главе стола, но не на стуле отца – пока. Его стул отставили в сторону и закрыли красным бархатом, чтобы на него никто не сел, а на его место поставили другой, поменьше. Слева от нее сидел Дилан, второй по старшинству из присутствующих, – высокий и сильный мужчина. Его титановый экзоскелет, покрытый позолотой и радужной филигранью, плотно прилегал к коже. Когда Дилан двигался, экзоскелет не издавал ни звука, но придавал его движениям жуткую текучесть и плавность, словно он был не более материальным, чем Персеваль.
Дальше по обеим сторонам стола расположились средние и младшие братья: Эдмунд с коротко подстриженной бородкой, в коричнево-алой одежде; Джефри – невысокий, стройный и учтивый, он ел с помощью шпажки и ножа; Аллан в тонком белом свитере под украшенным вышивкой синим жилетом, подстриженный так коротко, что виднелись хрупкие кости черепа; и Оливер – младший. Когда Риан поставила тарелку перед Оливером, он подмигнул ей, а она подмигнула в ответ. Он еще был дома, когда Риан выросла настолько, что уже могла работать за пределами кухни и понимала, кому они служат. Кроме того, он всегда с пренебрежением относился к любым границам между возвышенными и плебеями.
Нет, он не считал себя менее достойным, чем его родственники. Он просто вел себя более вежливо.
Ардат сидела в одиночестве в дальнем конце стола; похоже, именно она больше всех возражала против предложения Ариан захватить Двигатель и съесть инженеров. По словам Ариан, настало время Преобразования, время, когда все должны вернуться в Семью. Время, когда мир снова должен сняться с якоря.
Риан казалось, что Ардат выдвинула хорошие возражения. Как оправдать завоевание с точки зрения морали? Что делать с вопросами логистики – кто именно из Дома Власти станет локусом Преобразования? Иными словами, кто будет пожирать врагов, кто возьмет на себя ответственность за то, чтобы поглотить их воспоминания и программы и обеспечить к ним доступ? И что делать со свободными элементалями, с дикой нанотехнологией, с искусственным разумом и искусственной жизнью? Кто займется поисками и как он поймает и соберет все это? Во всех уголках мира существовали домены, трюмы и анкоры, как населенные, так и пустующие, и между большинством из них не существовало ни надежного сообщения, ни надежной связи. Наступающим придется штурмовать мир камеру за камерой, каюту за каютой.
Им придется захватить весь мир.
Что произойдет, если они победят и соберут всех? Как они исцелят мир, который даже первые инженеры и первые Конны объявили не подлежащим ремонту? Как они помирятся с ангелами, без помощи которых у них нет шансов снова привести мир в движение?
А когда все это будет сделано, как они выберут направление? В прошлом из-за этого тоже вспыхивали войны.
Это были великолепные вопросы.
Но Ариана ответила на каждый из них. И в конце концов, когда Ардат задала самый сложный вопрос – как мы починим то, что не смогли восстановить даже Капитаны древних времен? – Ариан улыбнулась и, пожав плечами, сказала:
– Когда дело дойдет до этого, мы посмотрим, какие ресурсы у нас есть. Возможно, они просто были недостаточно жестоки. И в любом случае у нас нет выбора.
– Нет выбора? – спросила Ардат и подалась вперед, поставив локти на стол, покрытый камчатной скатертью.
– Верно, – ответила Ариан. – Милая сестрица, война начнется в любом случае, хотим мы того или нет. Видишь ли, войска Двигателя уже на марше.