Глава 6


– Еду теперь будешь пять раз в день приносить, – через спину, не глядя на меня, и я вздрагиваю.

Ужасно боялась этой встречи. Боялась его. Не хотела и… Мечтала увидеть всю ночь. И когда время подошло, как идиотка помчалась к нему в аппаратную, напоминая себе бабочку, норовящую в костре сгореть.

Оборачивается, и я медленно киваю, давая понять, что слышала и приняла.

Эмир так холоден, что мне кажется вспышка близости между нами просто мне приснилась.

– Ждешь пока отпущу? – усмехается, а я киваю, сжав зубы покрепче. – Молодец, усвоила урок.

Спускается со своего пьедестала и приближается ко мне.

Пытаюсь держать себя в руках, тупя глаза в пол, в лучших традициях покорной рабыни.

– Мне интересно, Аиша, – Эмир невыносимо медленно обходит меня кругом, вставая перед глазами. Я вижу его ноги, обутые в тяжелую военную обувь. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! Вот так, умница… Мне интересно, как ты оказалась на невольничьем рынке? Что такого ты сказала или сделала своему мужу, что он отправил принцессу крови прочь?

Поджимаю губы, стараясь унять дрожь, но ничего не выходит.

В больное. Он бьет прямо в больное.

И сейчас я даже рада, что не могу говорить. Слезы сами на глаза наворачиваются, а губы начинают трястись. Позорная слабость, которая только удовольствие ему доставит.

– Почему ты плачешь? – он вдруг хмурится. – Пиерис сделал тебе больно?

Почему его голос звучит с такой угрозой? Эмиру и правда есть дело, или хочет просто позлорадствовать?

– Делал?!

Быстро и отрицательно мотаю головой. Он просто не успел…

– Хорошо… – шея Эмира чуть расслабляется. – Ты… Ты любила его? – поднимаю на него хмурое лицо, но вижу, что Эмир серьезен. – Любила, Аиша?..

«Я никого не любила кроме тебя. Никогда.»

Эмир вдруг вздрагивает и бледнеет, словно я и правда сказала это вслух.

– Ответь мне… – очень тихо произносит он, а я не могу. Просто не могу.

Ничего уже не сделать. Ничего не изменить. А ворошить прошлое – означает только новую боль нам обоим. А я… Я просто не могу больше. Мой предел уже давно достигнут.

– Почему ты, бл*** такая упрямая?! – вздрагиваю от его внезапной вспышки гнева, а Эмир вдруг запускает пальцы в волосы и начинает шагать из стороны в сторону.

– За что тебя лишили голоса? Хелона сказала, что связки вырваны как будто с корнем. Я знаю, что это высшая мера наказания для алияды. Хуже – только изгнание. А тебя, похоже, наградили обоими. За что, Аиша? – он вдруг подскакивает, хватая меня за плечи. – За что? Ответь мне! Напиши, если хочешь, но я должен знать…

А я до крови кусаю губы, стараясь не разрыдаться, стараясь не опасть мешком к его ногам, потому что больно… Ужасно больно жмет в груди от того, что мы с ним – лишь жертвы отвратительного обмана, чьи судьбы решены.

Эмир вдруг резко отпускает меня, смотря тяжелым взглядом, а потом кивает головой в сторону двери:

– Иди.

И я бросаюсь со всех ног к выходу, лихорадочно пытаясь понять, что делать.

Если он узнает… Если Эмир только поймет, как сильно он был обманут, то не пощадит никого.

Сколько смертей вы готовы принести на алтарь своего счастья? Я не собиралась приносить ни одной. Но зная Эмира Берая, я уже поняла, что он сожжет всю планету, если только станет известно, что виновница всего – не я.


***


– Так и знал, что себе заберешь, – усмехается Зох, входя в аппаратную. – Еще в самом начале, когда вошел, ты так посмотрел на нее, что я сразу все понял. Блондинка, как ты любишь. Всегда ж с рынков только блондинок себе заказывал, но обычно нам забрать разрешал, а тут вдруг… Я даже удивился.

Это уже вторая ночь, когда Эмир ночует здесь, в небольшой комнатке, смежной с аппаратной, отведенной на экстренный случай. Просто не может пойти к невесте в таком состоянии.

– О чем ты? – хмурится Эмир, делая вид, что не понимает, что речь идет об Аише. Продолжает бить по клавиатуре пальцами, получая шифрованный маршрут до Эрлис Луванга.

– О девке той, рабыне.

– Что-то имеешь против? – Эмир оборачивается, смотря в упор на Зоха, и улыбка тут же сползает с губ майора.

Мужчина чуть бледнеет, произнося:

– Нет, генерал, разумеется, нет. Всем, что есть у меня, я обязан тебе.

– Вот и славно, – отзывается Эмир, отворачиваясь обратно.

И Зох вдруг понимает, что эта та самая, ради которой они десять лет обшаривали все невольничьи рынки. Сам себе объяснить не может, это просто как озарение. Та, ради которой Эмир в одиночку полетел на зараженный радиацией Архаир, хоть каждый на Черной Бездне пытался вразумить его.

Подстава. Самая настоящая. Сархад фан Дормейский разрешил спуститься на планету только одному Эмиру. И любому идиоту ясно было, что это закончится смертью генерала. И он все равно пошел. Словно одержим был этой девкой. А вернулся потом через несколько дней не с ней… С другой, Азалией. И даже Зоху не рассказал, что произошло на Архаире. Замкнулся в себе еще больше, чем прежде.

И Зох только по старой памяти предложил остановиться в Колдоре, на невольничий рынок, прежде чем вернуться в Эрлис Луванг.

Наткнулся на эту блондинку, и с ума сошел буквально. Генерал и ему привил эту тягу к белым, почти прозрачным бабам. И пусть вся в грязи была перемазана, его все равно как иголками пронзило от ее глаз зеленых.

И теперь он понял… Все понял. Это та самая. Потому Эмир забыл даже про красавицу-невесту, которая всех с ума сводила на корабле.

С Аишей ей все равно было не тягаться. То – что-то глубинное… Ради чего Эмир башку в такое пекло совал, что у Зоха волосы на затылке шевелились. Такое не перебить ни красотой, ни прелестями Азалии.

– Что-то еще?

– Нет, – потрясенно произносит Зох. – Если как-то могу помочь…

– Никак, – Эмир явно не в настроении, и майор знает, что его нельзя в такие минуты беспокоить. В него словно сам дьявол вселяется, и он не узнает ни друзей, ни врагов.

– Что ж… Тогда… Пойду…

Зох пятится к выходу, все еще не понимая, что за война происходит внутри его генерала.

Эмир приходит в себя только, когда дверь за подчиненным закрывается.

Опускает голову на ладони, пытаясь унять бурю и хаос в мыслях.

Теперь приемов пищи он ждал как самое главное событие дня. И не потому, что успевал проголодаться, а потому, что их приносила она.

Заставил ее таскать жратву пять раз в день, а не три, чтобы только видеть почаще, пожаловавшись, словно идиот на температуру блюд.

Плевать!

Почему его вообще должно волновать, что там о нем думает его немая рабыня?

Хоть полы лизать будет, если прикажет. Он в своем праве.

А потом опять прикрывает глаза, вспоминая, как побледнела, когда он про жениха ее спросил, и колотит всего от бешенства. Слепой ревности, что выбрала не его. Что отвергла, словно щенка. А он… Не представлял, как мог бы задеть ее на столько сильно, чтобы вернуть эту боль обратно. Эмиру казалось, что если он накажет ее достаточно сильно, увидит порабощение во взгляде, увидит, как она молит его о пощаде, то станет легче.

И понимает, что никогда не будет сыт ее мучениями.

Сделал ее рабыней, надеясь, что Аиша начнет беситься и тарелками в него бросать, сверкать глазами, говоря о том, что она, королевских кровей, не создана для такой работы.

И он глазам своим поверить не мог, когда она так кротко, не глядя на него, вошла в головной отсек.

Боялась. Но бледным губам видел, что кровь отхлынула от лица. Но ни одного дерзкого или ненавистного взгляда. Только вселенская печаль в зеленых, как, как земная трава глазах.

Его даже сомнение кольнуло.

А вдруг ошибся?..

Вдруг ее заставили, обманули, пригрозив чем-то?

И понимает, как жалки эти мысли. Но это была надежда.

Решил, что будет с ней помягче, пока не выяснит всё, пока не удостоверится окончательно, что это был ее собственный выбор.

Крепко сжал кулаки и зубы, понимая, что сам себе врёт. Просто хочет верить в то, что она невиновна. И все равно не мог отказаться от этого.

Если была хоть единая вероятность того, что Аиша невиновна, то он найдет ее, чего бы ему это не стоило, даже если придется перевернуть весь гребаный мир.

Но что потом?..

Этот вопрос застал его врасплох.

Даже если она невиновна, у него есть невеста.

Азалия… Она спасла его, едва ли не отдав собственную жизнь. И он не может пасть так низко, чтобы выбросить ее, как ненужную куклу.

Они полетят в Данкар, а потом вернутся на Архаир, где сыграют свадьбу.

Просидел один до поздней ночи, сжимая виски пальцами и пытаясь понять, какого дьявола происходит. Не мог найти ее десять лет, обыскивая каждый засраный уголок вселенной, думая, что ее похитили пираты, и вот… Обнаружил в роскоши, на Архаире…

И усмехается зло, вспоминая все слова, что она ему сказала… Разве можно сыграть такое пренебрежение, если любишь человека?

Сжимает руки в кулаки, вспоминая эту зелень глаз, наполненную удивлением.


«– …Зачем ты прилетел, Эмир? После стольких лет?.. Наивно было полагать, что я всё еще жду тебя…

– Аиша, – стоит перед ней, как идиот, как влюбленный восемнадцатилетний пацан, и пальцы дрожат, как у долбаного школьника. – Я не мог не искать тебя… Я клялся. Для меня это не пустой звук!

Качает головой, упуская зеленые глаза, а ему хочется схватить ее за затылок, сжимая пальцами волосы и орать в губы, требовать правды.

Не верит. Не хочет верить словам…

– Я выхожу замуж, Эмир. Слишком поздно…

Для чего, мать твою, поздно?! Для его одержимости?! Для десяти лет заточения в собственном теле без возможности касаться ее?! Она хоть представляет, что он пережил, пока искал ее? Что отказался от дома и родных людей, чтобы только призрачную надежду иметь, что она с ним будет?

– Я уже дала слово, Эмир, – произносит, и он вдруг слышит одну единственную фальшивую нотку в голосе и напрягается весь. – Я выйду замуж за принца Пиериса. Отец уже обо всем договорился…

– Аиша… – голос перехватывает, и хочется выть от безысходности. Что подобрался так близко к своей мечте, фактически сжал в кулак, но она все равно выскальзывает, сочится водой сквозь пальцы.

– Это все, Эмир. – Ее голос приобретает металлические нотки. – И говорить больше не о чем.

Смотрит на нее и чувствует, что лжет, какой-то гребаной частичкой души, там, где они связаны, знает, что неправду говорит.

– Я не верю тебе, – качает головой и уверенно смотрит на нее.

– Не веришь?.. – сначала потерянное выражение, но тут же меняется, становясь насмешливо-пренебрежительным, и он отшатывается, как будто ударила его. – Не веришь, Эмир? Что ж, я пыталась быть вежливой… Чего ты хочешь от меня? Чтобы я променяла свою жизнь принцессы и наследницы престола на жизнь… – кривит губы, – Жены какого-то кочевника? – глазами сверкает, приближаясь, и он тонет, захлебывается болью. – Хочешь, чтобы я моталась с тобой по вселенной… И была кем?.. Твоей женой? – еще один удар под дых от того, как на ее губах звучит это слово. – Ты хоть представляешь, какая пропасть нас разделяет, Эмир? Да ты хоть… – она приближается еще ближе. – Хоть представляешь, как надо мной будет изгаляться весь высший свет Альянса, если узнает, что я стала женой сына какой-то плебейки?..

– Довольно. – берет себя в руки, чувствуя, как черная ярость застилает глаза.

– Не довольно, Эмир! – в ее глазах блестят слезы ярости. – Проваливай к чертям собачим, туда, где тебе самое место! И возвращаться не смей! Ты оскверняешь своим присутствием эту святую землю!.. – обрывает мысль, начиная хрипеть, потому что сам не понял, как сомкнул пальцы на ее горле.

– Я. Сказал. Довольно. – Приближает к ней свое лицо, получая какую-то нездоровую радость от того, что заставил заткнуться наконец. – Я надеялся, что встречу здесь ту девочку, которую полюбил, – рычит в губы, смотря в испуганные глаза, – но я ошибался. Ты не та, кого я искал, Аиша. Ты. Маленькая избалованная стерва. И больше, – касается носом ее кожи, и она дрожать начинает от страха. – Клянусь, я никогда тебя больше не побеспокою.

Отпускает резко, и Аиша отлетает в сторону, хватаясь за горло и начиная хрипеть.

Разворачивается спиной, чувствуя, как бешенство подкатывает тряской в теле.

И уже на выходе бросает ей через спину:

– Я убивал и за меньшие нанесенные мне оскорбления, – рычит сквозь зубы, еле сдерживаясь, чтобы не развернуться и не разорвать ее на части. – Еще раз увижу тебя, и ты горько пожалеешь об этом, Аиша.

А она ничего не отвечает. Так и стоит где-то там, сзади, трясясь как лист и обхватывая себя руками.

И сквозь пелену гнева, ему вдруг хочется совершить безумство. Схватить ее, брыкающуюся, закинуть на плечо и бежать на самый край света. Сделать своей даже через силу, на столько сильна его одержимость этой сукой.

И глаза прикрывает, успокаивая зверя внутри.

Не может. Не сделает. В память о девочке, которая промывала его раны, когда он дрался за нее. От нее ничего не осталось, кроме зеленых, бездонных глаз.

Оборачивается, бросая на нее последний взгляд с привкусом горечи, и дыхание перехватывает от того, как она прекрасна. Серебро струящихся волос, белая, сияющая кожа, алые сочные губы, сводящие с ума и эти глаза… О, дьявол… Сколько раз эти глаза преследовали его во снах…

Судорога проходит по телу от мучительного желания, смешанного с болью, и он делает над собой усилие, дергая ручку двери и вылетая из комнаты.

Только не возвращаться. Никогда.

Ему слышится, будто она что-то кричит ему вслед, но понимает, что с ума просто сходит. Просто одержим и болен. И несется по коридору, не обращая внимания на удивленных слуг, которых сносит с ног, пока пелена застилает глаза.»


Эта сцена, произошедшая меньше недели назад, вызывает новый приступ боли.

Не позволит, не может дать ей снова власть над ним в руки.

И голову тисками сжимает, словно это поможет прогнать ее.

Не может… Не может держаться от нее подальше. Она – его неизлечимая болезнь. Заноса, застрявшая в мозгу.

И вскакивает на ноги, вылетая из аппаратной. До последнего не понимая, куда направляет его воспаленное сознание.

Загрузка...