Глава 2 Люди на Земле Читающая Время

Главный зал спиритического салона выглядел именно так, как рассказывали побывавшие в нем люди. Стены большой, почти квадратной комнаты задрапированы багровыми портьерами, за некоторыми из которых прятались двери в другие помещения. Полумрак. Несмотря на то что в эту часть Парижа давно провели электричество, хозяйка пренебрегла и лампочками, и газовыми рожками – зал освещался свечами. Потолок высокий, теряется во мраке, пол темного дерева. Мебели мало, практически нет, лишь большой круглый стол в центре и два стула. На черной скатерти резко выделялся хрустальный шар на бронзовой подставке.

– Месье Паскаль?

Она произнесла имя сильным, глубоким голосом. Приятным.

– Да.

– Я ждала вас позже.

– Извините.

– Не стоит.

Хозяйка тоже соответствовала описанию. Невысокая полная женщина. Лицо немного грубовато, черты чуть резче, чем следовало бы, зато глаза – большие, красивые. Умные. Закрытое темное платье, подол касается пола. На голове – маленькая шляпка, не очень-то гармонирующая с одеждой.

«Для чего она ее напялила?»

– Я признателен вам, мадам Усоцкая, за то, что вы согласились уделить мне время.

– Полноте, месье Паскаль, вас рекомендовали мои хорошие друзья. Этого достаточно. – Медиум опустилась на стул и жестом предложила гостю последовать ее примеру. – Мне сказали, вы в отчаянии.

– Близок.

Паскаль принял довольно свободную позу: чуть боком к мадам Усоцкой, одна рука на спинке стула, другая лежит на бедре, стол мешает медиуму увидеть кисть.

– Постараюсь помочь, – с располагающей улыбкой произнесла женщина.

– О вас рассказывают настоящие чудеса.

– Рассказы полны преувеличений. Но могу я действительно много.

За ее спиной – портрет в полный рост, единственное украшение в комнате. Работа известнейшего парижского художника. Благодарного клиента.

Мадам Усоцкая, загадочная женщина из далекой России, появилась в Париже менее года назад и с легкостью овладела умами высшего общества. О ее способностях к ясновидению складывали легенды, у нее спрашивали совета министры и финансовые магнаты, ее боготворили. Паскаль добивался аудиенции месяц, с тех самых пор, как, вернувшись во Францию, узнал о появлении выдающегося медиума.

– Каково ваше дело?

– Хочу знать будущее.

– Вы думаете, знание поможет?

– Я не вижу иного выхода.

– Не желаете посвятить меня в подробности?

Мужчина глубоко вздохнул, на мгновение отвел взгляд:

– Это очень личные переживания. Поверьте, мадам Усоцкая, мне необычайно важно знать, что случится в течение ближайших часов.

– Ближайших часов?

– Зная о нашей встрече, я устроил дела так, что развязка произойдет сегодня. И от того, что я услышу, зависит то, как я себя поведу. – Паскаль выдержал короткую паузу. – Или вы предсказываете только на годы вперед?

Легчайший, едва заметный оттенок иронии прозвучал в его голосе. Посетитель осмелился высказать недоверие, ведь нагадать появление высокого брюнета с ясным взором в течение предстоящих десяти лет гораздо проще, чем рассказать, что ждет человека вечером.

Но мадам Усоцкая не обиделась.

– Вижу, вам доводилось общаться с шарлатанами.

– Я искал помощи.

– Поверьте, месье Паскаль, удовлетворить вашу просьбу не составит для меня никакого труда.

– Надеюсь.

Медиум положила руки на шар. Закрыла глаза.

– Какой отрезок времени? Точнее?

– С этой минуты и до полуночи.

– Теперь молчите.

Паскаль облизнул губы. Подумал и сменил позу, сел прямо, положив руки на стол, благо закрывшая глаза женщина не могла их видеть, не могла обратить внимание на безжизненность спрятавшихся под черными перчатками кистей.

Женщина перестала видеть окружающее.

Мадам Усоцкая не играла в медиума, она им была. И сейчас, выполняя просьбу гостя, смотрела в будущее. Взгляд ее был направлен далеко внутрь и далеко вовне. Взгляд ее покинул пределы комнаты и остался в ней, замурованный в хрустальном шаре. Взгляд ее охватил весь мир и поставил под сомнение его реальность. Взгляд ее…

Паскаль вздрогнул: пальцы женщины погрузились в стеклянную сферу. Мадам Усоцкая хрипло вскрикнула, и сразу же погасли шесть из девяти свечей.

И послышался каркающий голос:

– Кровь!

Паскаль широко улыбнулся.

– Кровь, – продолжила женщина. – Кровь на твоих руках… Ты… – Она задрожала, грубоватое лицо исказилось, черты стали резкими, отталкивающими. – Ты не Паскаль! Ты… – Она не могла открыть глаза, не могла выйти из транса, извлечь из хрусталя руки. Но увиденное потрясло ее настолько, что из-под опущенных век потекли слезы. – Ты… кровь. Ты убийца! Ты зверь! Проклятый зверь!

– Урзак, – громко произнес Паскаль. – Ты же знаешь, что меня зовут Урзак.

И резким движением смахнул со стола шар.

Мадам Усоцкая с криком упала на пол, но почти сразу же вскочила, слепо заметалась по комнате, попыталась обхватить руками раскалывающуюся голову и закричала еще сильнее, поранив себя застывшими на пальцах стеклянными иглами:

– Зверь!

Она снова упала на пол, наступив коленями на осколки шара. Застонала и наконец сумела открыть глаза.

– Я долго искал тебя, Читающая Время, – произнес Урзак, глядя на испачканное кровью и слезами, на искаженное болью и ужасом лицо женщины. – Расскажи, кто еще спасся?

Она промычала что-то невразумительное. Урзак подался вперед.

– А самое главное: как смогла спастись ты? Я ведь помню, как убивал тебя!

И женщина увидела, что стоит за вопросом, – страх.

Урзак не мог понять, что нарушило его планы. Непонимание рождает неуверенность в себе, неуверенность рождает страх, страх питает врагов.

Мадам Усоцкая успокоилась и даже сумела высокомерно улыбнуться.

– Что ты знаешь о смерти, зверь?

И уверенной рукой вонзила стеклянные иглы себе в шею.

* * *

Анклав: Москва

Транспортный Узел «Шереметьево»

Слабая облачность, приятный свежий ветерок

Чей-то след, чей-то взгляд


– Внимание! До окончания регистрации пассажиров дирижабля «Семен Дежнев» осталось десять минут. Посадка осуществляется на башне А-4.

Судьба цеппелинов – небо. Подобно альбатросам, они никогда не опускаются на землю, проводя под облаками всю жизнь, с рождения до смерти. Только там.

Огромные серебристые сигары величественно покачивались над посадочными башнями, бросали тени на бетонные полосы Шарика и всем своим видом показывали, что только они, медлительные и неповоротливые, имеют право называться «королями воздуха». Они, а не суетливые крылатые железяки, низкородные и пошлые.

– Внимание! Закончена посадка на рейс 2121 Анклав Москва – Анклав Франкфурт…

Большинство европейских маршрутов обслуживали обычные реактивные самолеты, гонять на короткие рейсы «сверхзвуковики» бессмысленно и невыгодно даже при заоблачных ценах на билеты. Узконосые потомки «Конкордов» и «Ту-144» летали дальше, самое близкое их направление – Эдинбург. Однако элитой пассажирской авиации считались не они, а обслуживающие межконтинентальные рейсы «страты» – ракетные самолеты, выходящие за пределы атмосферы. На полях Шарика они группировались отдельно: классические «Боинг Star 90», изящные А-7000 «Дилижанс» и знаменитые китайские «Куай Цзянь».

– Внимание! Экспресс «Красная Стрела», следующий по маршруту Санкт-Петербург – Анклав Москва, прибудет с двухминутным опозданием. Генеральная Компания Наземного Транспорта приносит извинения…

Вокзал скоростных поездов находился на минус втором уровне, однако информация о рейсах шла по всей территории узла.

– Внимание…

Объявления не сливались, но следовали друг за другом с такой частотой, что вычленить из потока нужную информацию казалось неразрешимой задачей. Большинство пассажиров и посетителей Шарика подключались к серверу Транспортного Узла напрямую, через «балалайку», маркировали нужный рейс и получали на чип весь необходимый пакет: время отправления и регистрации, место посадки и схему прохода к нему. Однако традиционные объявления по громкой связи руководство Шарика не отменяло. Не видело необходимости. Гигантский транспортный узел был переполнен людьми в любое время суток. Пассажиры и получатели грузов, представители транспортных компаний и лоточники, грузчики, встречающие, провожающие, жулики всех мастей, охранники, попрошайки – тысячи людей на тысячах гектаров. Тысячи людей, способных превратить в хаос самую продуманную и отлаженную систему. И голос диктора, проникающий в каждый уголок транспортного узла, объединял их, заставлял ощущать муравейник Шарика единым организмом, живущим по строгим и четким законам.

– Внимание! Регистрация пассажиров на рейс 2914 Анклав Москва – Анклав Эдинбург начнется через двадцать минут…

Мишенька остановился перед витриной сувенирной лавки, посмотрел на свое отражение, поправил белую фуражку, улыбнулся и не спеша направился к нужным воротам.


– Ничего запрещенного.

– Вас это смущает?

– Разумеется, господин Банум. – Без одарил Урзака белозубой улыбкой. – Мне платят за то, чтобы я находил преступников.

Натягивающий пиджак Хасим молча скроил ответную усмешку.

– Господин Банум, позвольте принести официальные извинения за причиненные неудобства. Дополнительная проверка…

– Оставьте, офицер, я знаю правила.

– Благодарю за понимание.

Еще одна дружелюбная улыбка. Но глаза у беза холодные, совсем не дружелюбные. Мимика отработана до мелочей, на лице морщинки, что появляются от многочисленных, ничего не значащих улыбок, а глаза – профессионала. Органические наноскопы. И извинения прозвучали безразлично, официально. Впрочем, лебезить перед пассажирами безов не учили, они делали свою работу, и точка, когда ошибались – так и говорили. Если досматриваемые начинали скандалить, им полагались еще несколько бессмысленных улыбок и дополнительные, но столь же холодные слова извинений. В крайнем случае вызывался начальник смены.

Правила.

Впрочем, Хасим привык к тому, что вызывает пристальный интерес у таможенников, и не собирался обвинять безов в ненужном рвении. Искусственные кисти, которые трансплантировали Бануму в «NanMed», действовали как настоящие: так же быстро, так же послушно. Они отличали горячее от холодного, тупое от острого, мягкое от твердого – посылали нужный сигнал в мозг… точнее, не в мозг – в «балалайку», а уж затем, благодаря дополнительным соединениям, – в мозг. Наноскопы, стоявшие на таможенных пунктах, реагировали на нестандартный разъем, и Бануму частенько приходилось отправляться в специальную комнату для дополнительной проверки.

– Прибыли с деловым визитом?

– У меня неплохо идут дела в Анклаве Цюрих, думаю открыть филиал фирмы и здесь.

– В Анклаве Москва прекрасно относятся к честным бизнесменам.

– Наслышан.

– Всего хорошего, господин Банум.

– Прощайте.

Урзак вышел в зал ожидания, остановился, прислонил трость к стене и стал медленно натягивать кожаные перчатки. Тонкие черные перчатки. Внешне искусственные руки ничем не отличались от настоящих: поры и волоски на коже, небольшой шрам между большим и указательным пальцами правой руки, не совсем идеальные ногти. Руки были теплыми, искусственная кожа даже краснела при пощипывании – в свое время Хасим не поскупился, заставив специалистов из «NanMed» сотворить подлинное чудо. Мертвые руки были живыми насколько это возможно.

Тем не менее Урзак предпочитал прятать их под перчатками.

Он восстановил прерванное во время досмотра подключение к информационной сети Шарика и негромко произнес:

– Такси.

Через мгновение в правом верхнем углу напыленного на глаза наноэкрана появилась схема кратчайшего пути к стоянке.

Моратти предлагал Урзаку удобную легенду, под которую можно было обеспечить встречу в аэропорту и снять хорошую квартиру в Сити, но Хасим отказался. Он взял у президента только самое необходимое, а обо всем остальном позаботился сам – так спокойнее.

– Внимание! Регистрация пассажиров на рейс 2914 Анклав Москва – Анклав Эдинбург начнется через двадцать минут…

Урзак взял трость, поднял с пола тонкий чемоданчик – весь свой багаж, сделал шаг вперед и тут же остановился, едва не столкнувшись с молодым человеком в летной форме.

– Извините.

– Вы извините, – улыбнулся пилот.

– Не за что.

Хасим повернулся к молодому человеку спиной и, тяжело опираясь на трость, направился к эскалатору: остановка такси находилась на минус первом уровне.

Белая форма с золотом – пилоты дирижаблей, белая форма с черным – «страты», добавки голубого указывали на то, что человек летает на сверхзвуковиках и, наконец, темно-синие вставки говорили, что перед вами пилот обычных самолетов. Улыбчивый молодой человек носил белое с голубым, люди смотрели на него с уважением, уступали дорогу, но Урзак был далек от того, чтобы восхищаться неизвестным летуном. Его заинтересовало то, что не видел никто другой.

Неуловимый след, который оставлял за собой молодой летчик.


– Николай Крючков, резервный пилот, рейс 2914.

Сотрудница авиакомпании посмотрела на Мишеньку с интересом: красавчик, да и сложен неплохо, да еще и сверхзвуковик – мечта любой девушки на выданье. Ослепительно улыбнулась, продемонстрировав, как умеют двигаться пухленькие – совсем чуть-чуть подправленные пластиками – губы. И порадовалась про себя, что не поленилась и утром нанесла макияж от «а» до «я», не ограничилась помадой и пудрой.

– Наверное, не часто бываете дома?

И поправила упавший на лицо светлый локон.

– Как раз наоборот – слишком часто, – улыбнулся Мишенька. – Пилоты не любят болеть, и работы у резервистов немного.

– А когда в основной отряд?

– Годика через два. Без опыта на постоянные рейсы берут редко.

Девушка с удовольствием бы поболтала с летчиком подольше, но к стойке подошли пассажиры с каким-то сверхважным и сверхсрочным вопросом, а потому пришлось завершать приятную беседу.

– Пожалуйста, поверните голову.

– С удовольствием.

Сканер считал информацию, и по монитору побежали слова сообщения:

«Проверка подлинности – 100».

«Балалайка» у Щеглова стояла настоящая, иначе и быть не могло, ведь чипы пилотам выдавала СБА. В «Пирамидоме» визировали все изменения в статусе служащих авиационных компаний и осуществляли проверку подлинности. Так что единственное, что сделали машинисты Мертвого, – добавили в собственную базу данных новую запись.

Курс управления сверхзвуковым самолетом Мишенька прошел еще в Университете – он входил в стандартную программу подготовки офицера СБА, и за те несколько часов, что у него были до отлета, Щеглов успел позаниматься на тренажере, освежить в памяти старые знания и ознакомиться с произошедшими изменениями. Разумеется, Мишеньку трудно было назвать полноценным летчиком, но поработать вторым пилотом он мог без проблем. К тому же по специальному, надежно защищенному каналу СБА, невидимому для авиационных служб, Щеглова страховал настоящий летчик из Московского отряда, готовый в любой момент подсказать правильный ответ на любой вопрос.

– Кстати, вы не знаете, что случилось с основным пилотом? – поинтересовался Щеглов после того, как девушка решила проблемы пассажиров.

И удостоился еще одной лучезарной улыбки.

«Он не ушел!! Он хочет поболтать!»

– С основным все в порядке. Второй отравился.

– Опять второй, – посетовал Мишенька.

– Ничего страшного, Николай, уверена, скоро вы станете капитаном. – Девушка чуть подалась вперед и взмахнула длинными ресницами. – Я работаю каждый день. Моя смена с восьми до шестнадцати.

– Наверное, достают пассажиры?

– Не то слово…

Она отчаянно пыталась закрепить успех и превратить мимолетную встречу во что-нибудь более перспективное.

А он отчаянно пытался понять, кто за ним следит. И, флиртуя с симпатичной девчонкой, периодически бросал взгляды на зеркальную витрину за ее спиной, прощупывая находящихся в зале людей.

Кто?

Знакомый? Невозможно: пластики СБА изменили его внешность так, что Мишенька сам себя не узнавал. Кауфман послал группу прикрытия? Зачем? Операция засекречена, и тайна хранит посланца Мертвого лучше, чем рота тяжеловооруженных безов. Предательство? Нет. О предстоящем путешествии в Эдинбург знали всего пятеро: кроме Кауфмана и Слоновски два техника да пилот на подстраховке. Троих последних Щеглов лично проверил и перепроверил сто раз – он курировал контрразведку московского филиала СБА – и был в них полностью уверен.

И все-таки чувствовал, чутьем профессионального дознавателя чувствовал, что кто-то за ним смотрит. Или смотрел. Скорее именно так: смотрел. Но взгляд незнакомца, тяжелый, оглушительно тяжелый, как вцепился в Мишеньку, так и не отпускал. Хватка слабела, конечно, но очень и очень медленно, нехотя и не уходила просто так, в никуда, а оставляла после себя неприятную, покалывающую боль в висках.

«Таким взглядом только стены сносить!»

А девушка продолжала болтать. Она уже перешла на «ты» и теперь завершала какую-то смешную историю из портовой жизни:

– И представь себе, Николай, сюда выходит сам директор Шарика! Обалдеть, да?

– Да.

Поняв, что человек, бросивший тяжелый взгляд, давно ушел, Мишенька попытался перебрать встреченных в зале людей. Тех, кто запомнился. Таксист, носатый, черноглазый («слегка заикается…»), две симпатичные веснушчатые двойняшки с тяжелыми рюкзаками («очень неплохие ножки…»), расплывшаяся тетка в хиджабе, за которой следовал выводок детишек («огромные миндалевидные глаза…»), плешивый капер в дорогом костюме, бородавка на левой щеке («почему он ее не свел?»), калека с палкой… Калека, с которым он столкнулся незадолго до того, как подошел к стойке… Его лицо почему-то не хотело всплывать перед внутренним взором Мишеньки. Не хотело, и все.

«Не твой ли взгляд на меня давит?»

– Николай, когда ты планируешь вернуться в Москву?

– Предсказать сложно, но я не думаю, что задержусь больше чем на два дня.

«Надо будет просмотреть запись в „балалайке“».

* * *

Где-то в сети

История не знает крепостей, которые не удалось бы взять


После общения с Моратти работорговцы решили не задерживаться в Цюрихе и разъехались к местам постоянного проживания. Некоторые из них отправились в Анклавы, вернувшись к обличью добропорядочных бизнесменов: кто-то переместился на виллу, кто-то на океанскую яхту. У каждого из них была вторая, законопослушная жизнь, которой они дорожили не меньше, чем первой, основной. Каждый из них был видным членом общества, выходил в свет, поддерживал благотворительные фонды и не состоял на учете ни в одной спецслужбе мира. Во всяком случае, как подозреваемый в причастности к деятельности Ассоциации.

А посему следующая встреча лидеров Ассоциации, которая состоялась через несколько дней после переговоров с президентом СБА, кардинально отличалась от предыдущей. Совещание шло через сеть, над обеспечением его безопасности работало несколько десятков классных машинистов, и потому работорговцы могли говорить почти свободно. Вот только ответы приходили с двухсекундной задержкой, но к этой мелочи лидеры Ассоциации давно привыкли.

– Надеюсь, детали московского проекта уже разработаны?

– Разумеется, господа, как и было обещано.

Предложение Моратти работорговцы приняли в тот самый день, когда оно было высказано. Приняли практически единогласно, при одном воздержавшемся: идея сделать должником Ассоциации самого президента СБА понравилась лидерам. Дольше всех колебался скептик, за что его в конечном итоге назначили менеджером проекта, и теперь ему предстояло отчитываться о проделанной работе.

– Разработаны… А ведь вы говорили, что времени для реализации проекта недостаточно, – напомнила женщина.

– Могу повторить, – буркнул скептик. – Никогда ранее мы не готовили столь сложную операцию в такие сжатые сроки.

– Какова вероятность успеха? – вклинился в разговор весельчак.

– Восемьдесят процентов.

– Так высоко?

– Вы сомневаетесь в моем профессионализме? – поморщился скептик.

В целях безопасности собеседники использовали только голосовую связь, без видео, но они слишком хорошо знали друг друга, чтобы понять, какую именно гримасу выдал менеджер проекта.

– Никто в тебе не сомневается, – произнес рассудительный. – И давайте, в конце концов, перестанем прыгать с пятого на десятое. Рассказывай по порядку.

– ОК, – согласился скептик. – Итак, первая проблема – недостаток времени. С ней мы более или менее справились, но это нам стоило невысокой вероятности успеха операции, поскольку был выбран максимально простой в реализации план.

– Придется рискнуть, – буркнул пятый участник совещания, самый молчаливый из всех лидеров Ассоциации.

– Тем более что выбора у нас нет, – поддакнула женщина.

Скептик вежливо дождался, когда собеседники прекратят обмениваться мнениями, и продолжил:

– Вторая трудность: собственно реализация проекта. Особое внимание следовало уделить тому, чтобы при любом развитии событий, и в случае успеха, и в случае провала, никто не смог увязать проект с Ассоциацией.

– Безусловно!

– Поэтому я решил не задействовать в операции ни Егеря, нашего регионального менеджера, ни подчиненных ему людей. Никакого прикрытия с нашей стороны.

– Это увеличит затраты на проект.

– Главное – безопасность.

Скептика выбрали на роль менеджера не только потому, что он дольше всех противился сделке с Моратти. Он был самым осторожным из лидеров, курировал, на пару с рассудительным, внутреннюю безопасность, и можно было не сомневаться, что он сделает все, чтобы оградить Ассоциацию от ненужных подозрений.

– Я подобрал персонал, способный работать в условиях полной автономности.

– Персонал будет потерян?

– Только в самом крайнем случае. К участию в проекте привлечены опытные и квалифицированные люди, которые в дальнейшем могут быть полезны Ассоциации.

– Вы уверены, что сможете соблюсти сроки?

– Проект планируется осуществить во время карнавала.

– Так скоро?

– Мы проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что затягивать не имеет смысла. По мере приближения крайнего срока уровень безопасности вокруг объекта будет расти. Он ведь не идиот, в конце концов. А на карнавале объект появится обязательно. Разумеется, его будут охранять, но в условиях праздника сделать это качественно крайне сложно.

– Вы только что сказали, что объект не является идиотом.

– А еще я только что сказал, что мы проанализировали ситуацию, – огрызнулся скептик. – На карнавале объект сопровождает удвоенное количество охранников. Не менее пятидесяти человек, включая снайперов и агентов в штатском. Но и только. Обеспечить надежную защиту они неспособны.

– Исполнители смогут осуществить проект?

– Вероятность восемьдесят процентов.

– И смогут уйти?

– Да. Эта часть плана проработана наиболее детально. Как я уже говорил, персонал подобран квалифицированный. Они не хотят попадаться.

– Как СБА возьмет виновных?

– Непосредственно на месте преступления, на карнавале.

Работорговцы помолчали, переваривая странное заявление скептика.

– Я думаю, в детали плана вдаваться не следует, – произнес наконец рассудительный. – Достаточно того, что менеджер проекта в нем уверен.

– Кого вы сдадите СБА? – поинтересовалась женщина.

– Братьев Бобры, – ответил скептик и пояснил: – Это видные московские уголовники.

– Улик будет достаточно?

– Более чем.

– Какую легенду им расскажут?

– Никакую. Братьев будем использовать втемную.

– Не уверен, что стоит связываться с канторщиками, – высказался молчун.

– Некоторое время назад у братьев были проблемы, их взяли с «поплавками», правда, довольно быстро отпустили.

– Это я и имел в виду, – произнес молчун.

– Бобры работают на СБА? – В голосе весельчака прозвучало удивление.

Он занимался исключительно американскими континентами и был далек от московских реалий.

– Мертвый выстроил в своем Анклаве весьма специфическую систему, – сообщил скептик. – Он грамотно использует этнические противоречия, стравливает между собой канторы, но при этом плотно их контролирует. Можно сказать, что все московские бандиты так или иначе работают на СБА. Во всяком случае, такой плотности осведомителей, как у Мертвого, нет ни у одного другого директора.

– Если Бобры работают на СБА, это даже лучше, – заметил рассудительный. – Кауфман им доверяет, а значит, повышается вероятность того, что он пропустит удар.

– Мертвый никому не доверяет, – вздохнул скептик. – Но добраться до него я постараюсь.

* * *

Анклав: Москва

Территория: Аравия

Около девяти утра, солнечно

Тайны мертвецов скрывают их друзья


«Была ли случайной встреча в аэропорту?»

Этот вопрос занимал Урзака всю дорогу до Аравии. Таксист не мешал – Банум сразу же велел ему заткнуться, – а окрестностями Урзак не интересовался, считая, что все Анклавы похожи друг на друга, так что размышлениям ничего не препятствовало.

Как всегда в подобные минуты, Банум не сводил взгляд с трости, а точнее, с резной рукояти. Маленькие черные бусинки, которые древний мастер искусно врезал в змеиную голову, могли показаться безжизненными, мертвыми, но Урзак умел смотреть глубже и знал способ преодолеть преграду и увидеть искру жизни за непроницаемой мглой. Но для этого нужна полная концентрация… которая так необходима во время размышлений.

Итак, молодой человек в форме пилота, аура которого опалена дыханием Чудовища. Последнее звено в цепи доказательств. Самое последнее. Аура – это не рассказ китайца и не ставшие теплыми руны, ауру не подделаешь. Следы, что оставляет Чудовище, можно попытаться скрыть, завуалировать, но пилот мер предосторожности не принял, из чего можно сделать вывод, что Чудовище чувствует себя в Москве как дома. Здесь его логово, его крепость. Здесь оно готово встретить любого врага.

«Знает ли Чудовище обо мне?»

Банум давно познал все, что вызывает страх: предательство, боль, тлен. Из-за этого ему иногда не хватало эмоций, чувства прошедшего через все человека притупились, жизнь потеряла прежнюю яркость, но сделанного не воротишь. Воплощение холодного разума – его выбор. И его защита. Нельзя сойти с ума, оценивая происходящее с позиций: «полезно – бесполезно», «выгодно – невыгодно», «практично – непрактично». Вопрос волновал Урзака только потому, что Чудовище могло скрыться, а Банум намеревался покончить с его существованием раз и навсегда.

«Знает ли Чудовище обо мне?»

И из этого вопроса плавно вытекал другой:

«Была ли случайной встреча в аэропорту?»

Тщательно обдумав ситуацию, Урзак ответил утвердительно:

«Да, встреча случайная».

Вряд ли Чудовище направило в аэропорт человека со столь заметной аурой, а если бы и отправило, то не позволило бы ему столкнуться с Банумом. Нет, если бы речь шла о встрече, Урзака должны были ждать обычные люди, специалисты наружного наблюдения. Сменяя друг друга, окружив гостя электронными глазами и ушами, они бы провели Хасима до самой квартиры, организовали бы несколько точек слежения… но этого не произошло. Такси спокойно ползло по московским пробкам, и никто – никто! – в этом Урзак был уверен на сто процентов, не следовал за ним.

«Или встреча была знаком? Не показывает ли Чудовище, что знает о приезде и не прочь договориться?»

Над этими вопросами Банум размышлял недолго:

«Нет. Невозможно».

В бусинках змеиных глаз проскользнули искорки, словно вырезанная из дерева тварь согласилась с хозяином.

Словно она помнила кровь на камнях Последнего Храма. Словно понимала, что Чудовище скорее убьет себя, чем протянет руку Тому, Кто Выбрал Путь.

А вышедший из транса Урзак перевел взгляд на мертвые кисти и прошептал:

– Тебя не должно быть. Ты не могло появиться. Не могло. Не могло…


Исламских районов в Москве два: Аравия и Урус. Правда, часть негров также почитала Аллаха, но их количество было незначительным, и Занзибар называли черным, вуду-католическим, а не правоверно-зеленым. В Урусе, расположенном на юго-востоке Анклава, селились в основном выходцы из России и Омарского эмирата. Эта территория считалась беспокойной и непредсказуемой. Чужаков здесь не любили, власть находилась в руках вождей семейных кланов и нескольких мощных кантор, которые не желали делиться ею даже с Мертвым. Впрочем, ничего странного в подобном положении вещей не было: такие же нравы царили в Занзибаре и Шанхайчике, не говоря уж о территории Мутабор.

На фоне Уруса Аравия выглядела куда как цивилизованнее: мало ветхих домов, нет мусорных куч на перекрестках, на улицах почти не встречаются вооруженные люди. В некоторых секторах, где селились богатые арабы, порядок поддерживали патрули СБА. Исправно оплачивались услуги городских служб, что позволяло содержать улицы в относительной чистоте и не бояться, что прорыв канализации приведет к появлению вонючих болот – подобные происшествия случались в Урусе по нескольку раз в год. Среди аравийцев преобладали переселенцы из Исламского Союза, что накладывало существенный отпечаток на жизнь территории. И ничего удивительного, что Урзак, привыкший к европейской жизни и имеющий массу друзей в Союзе, снял квартиру в этом спокойном уголке Анклава.

Однако первое, что он увидел, выйдя из такси, был разбитый информационный экран, возле которого стоял фургон с логотипом «МосИнфо». За сменой поврежденных частей наблюдало несколько зевак, и Банум, поколебавшись, остановился за их спинами.

– Завтра опять разобьют, а мы плати.

– Шейх сказал, что такое больше не повторится.

– Шейху, конечно, виднее.

– Говорят, ночью еще два магазина сожгли…

Урзак отвернулся от экрана, медленно обвел взглядом стены домов и почти сразу увидел то, что искал: «Кашмир!». Крупная надпись красной краской. В Аравии, судя по всему, назревали беспорядки.

«Тихий район?»

Квартиру Бануму присмотрели друзья. Сказали, что это будет приличный дом в хорошем квартале, а соседи – исключительно достойные люди. Фотографии здания и внутреннего убранства холлов и квартиры произвели на Урзака самое благоприятное впечатление, он согласился, получил электронный ключ, приехал, и вот – пожалуйста. Если в дорогом квартале Аравии происходят подобные вещи, то что же творится в районах, заселенных людьми попроще?

Банум вытащил из бумажника мелкую купюру, подозвал к себе мальчишку и поинтересовался:

– Что случилось?

– Наши вчера кришнам врезали, – охотно поведал пацан. – Вот они и ответили. Под самое утро примчались на двух джипах и устроили пальбу. Старая Зухра в окно высунулась и получила пулю в плечо, а Хамид, ее сын, сказал…

– Можешь не продолжать.

Урзак отдал парнишке честно заработанный евродин и направился к своему подъезду. Под ногами хрустело разбитое стекло.


Несколько позже, приняв ванну и расположившись на низеньком диване в большой гостиной – квартира действительно оказалась прекрасной, – Банум окончательно выбросил из головы увиденное на улице. Пока назревающие в Аравии беспорядки его не касались, думать о них не имело смысла. Сосредоточиться следовало на поисках Петры Кронцл, через которую – Урзак в этом не сомневался – можно будет выйти на Чудовище.

Поговорив с Моратти и изучив все подробности истории, что случилась в Москве несколько месяцев назад, Банум смог оценить, в какой непростой ситуации оказался Роман Фадеев, которого выманили на враждебную территорию и заставили играть по чужим правилам. Итог известен: Роман мертв, Петра пропала, корпорация находится под управлением президента «Науком» Холодова. Казалось, недруги Фадеева получили все, что хотели. Но только казалось. Урзак не сомневался, что от Романа требовали большего: отдать контрольный пакет, оставив за Петрой лишь незначительную долю, но Фадеев ценой собственной жизни сумел сохранить корпорацию для внучки. Что стало для нее превосходной страховкой – в случае смерти законных владельцев «Фадеев Групп» была бы продана по частям.

Знал ли Роман, где находится Петра?

Урзак не сомневался, что знал, наверняка обговорил детали. И так же наверняка позаботился о том, чтобы за внучкой присматривали не только похитители. Оставил надежных людей, способных в случае необходимости прийти Петре на помощь. Кого-то из своих телохранителей? Нет. Все шотландские безы покинули Москву после смерти Фадеева, никто из них не вышел в отставку и не вернулся в Анклав. Старые друзья? Роман родился в России, и у него наверняка сохранились связи, однако нащупать их невероятно сложно, для этого придется детально прорабатывать биографию Фадеева. Оставался только один кандидат – капитан спецназа ОКР Эмира Григорьевна Го. Она сопровождала Романа в Москве, ее люди засветились во время штурма базы Зузинидзе – скорее всего, тоже планировали освобождение Петры, но не успели, – наконец, прошлое Эмиры. В собранном людьми Моратти досье (а точнее – купленном в ОКР) подробно рассказывалось о детстве капитана Го, о том, чего ей довелось хлебнуть, и, читая его, Урзак подумал, что похищение девушки вполне могло задеть чернобурку.

Или не могло? Или идеальная машина, в которую превращали новобранцев дрессировщики ОКР, забыла о прошлом? Ответа на этот вопрос у Банума пока не было.

Но Фадеев тоже просматривал досье на капитана Го и наверняка обратил внимание на историю ее детства. Хватило ли у него времени, чтобы разобраться в Эмире?

– А у тебя не было выбора, – усмехнулся Урзак. – Ты растерял всех друзей, Железный Ром, и был вынужден полагаться на тех, кто под рукой.

Да и кто поверит, что верхолаз доверился чернобурке?

– Ты знаешь, где прячут нашу девочку, – улыбнулся Урзак, обращаясь к фотографии Эмиры. – И знаешь, кто ее прячет.

* * *

Анклав: Москва

Территория: Болото

«Шельман, Шельман и Грязнов. Колониальные товары и антиквариат»

Маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы


В тот день занятия начинались после обеда, и Пэт позволила себе поваляться в кровати подольше. Будильник не включала, проснулась, когда захотела, и еще с полчасика нежилась, бездумно переключая каналы на стационарном коммуникаторе.

– Польские фундаменталисты бурно отпраздновали возвращение из Мекки шейха Саида, наиболее почитаемого в этой провинции Баварского султаната духовного лидера. Манифестация в Кракове продолжалась…

«Скучно!»

– Специально для Бала Королевы Осени! Уникальное предложение от клуба «Кукуруза»! Полная имитация тропического острова…

«Спасибо, я уже знаю, куда пойду…»

– Стань стомиллионным участником «Переворота сознания»! Подключись к самой популярной глобальной игре современности, окажись стомиллионным игроком и получи суперпризы!!!

«Ага, размечтались!»

– Дорогой, ужасная новость! Двоюродная сестра мужа племянницы твоего шурина беременна от…

«Страсти какие…»

Девушка остановила выбор на одном из музыкальных каналов, нехотя выбралась из-под одеяла и направилась в примыкающую к спальне туалетную комнату. Однако едва Пэт выдавила на щетку пасту, как музыка сменилась рекламой:

– Нанотехнологический комплект «Барби»…

Поморщилась: «Фи! Барби!» Но тут же задумалась: все-таки управлять цветом волос и ногтей через «балалайку» весьма удобно.

«Купить?»

Поразмыслила, покачала головой и принялась яростно чистить зубы – Кирилл ни за что не одобрит вживление нанов.


В структуре антикварной компании «Шельман, Шельман и Грязнов» Филя Таратута занимал скромную должность начальника хозяйственного отдела. Выглядел он соответствующе: неприметное, незапоминающееся лицо, скромная одежда блеклых тонов, дешевый и практичный мобиль. На деле же Таратута не только вел всю бухгалтерию фирмы, но и являлся правой рукой Грязнова в другом предприятии, контролируя работу московского отделения Консорциума Транснациональных Перевозчиков, организации контрабандистов, размах деятельности которой заставлял скрежетать зубами все силовые структуры планеты.

– Кришны не хотят ждать, Кирилл, уже два раза выходили на связь.

– Для чего?

– Просят ускорить поставку.

Грязнов задумчиво перебрал несколько жемчужин четок, посмотрел на голову дракончика и поинтересовался:

– Мы можем привезти товар?

– Он уже в Москве, – подтвердил Таратута.

– Напомни, в спецификации нет ничего серьезного?

– Индусы не идиоты. Понимают, что мы не повезем барахло, которое вызовет у Мертвого истерику. – Подумал и добавил: – Мы не идем contra rationem[2].

Все знали, что Консорциум мог раздобыть любое оружие: хоть охотничий нож, хоть ядерную мину – связи у контрабандистов были колоссальные. Однако на практике они предпочитали придерживаться определенных правил. Контрабандисты частенько отказывались от сотрудничества с террористическими группировками, никогда не связывались с оружием массового поражения и никогда не поставляли в Анклавы боевые комплексы типа «саранча» или «пингвин». Безы не любили драться с хорошо экипированным противником, а Консорциум не желал вести полномасштабную войну с СБА. Разумеется, находились горячие головы, пытавшиеся заставить менеджеров КТП отойти от принципов. Финал этих попыток был всегда одинаков: горячие головы отрезались.

– Кришны запросили дешевое ручное оружие и боеприпасы. Но в больших количествах.

– Будут раздавать людям.

– In pugna non numerus multum, sed fortitude eorum vincit[3].

– Они ждут толпу из Аравии, – проворчал Грязнов. – Это будет не битва, а навал, который можно остановить только огнем.

– Или они сами хлынут в Аравию.

– Или так, – не стал спорить Кирилл. – В любом случае, ситуация там нестабильная, так что вези товар как можно быстрее: если опоздаем, нам никто не заплатит.

– Periculum in mora[4], – подытожил Филя.

– Верно, – кивнул Грязнов и обернулся к открывшейся двери: – Что?

– Патриция проснулась, – сообщил Олово. – Я накрыл завтрак.


Некоторое время назад, впервые оказавшись в доме Грязнова, Пэт не сочла его интересным. Она привыкла к богатым поместьям, к фешенебельным виллам, к замкам, площадь которых превосходила пару городских кварталов, и лишь поморщилась при виде двухэтажного особняка на московской улице. И несколько дней ее раздражала мысль о том, что ей придется жить в этой хижине. Но постепенно раздражение прошло, сменившись сначала удивлением, а затем и уважением. Особняк Кирилла оказался настоящим домом, уютным и спокойным местом, стены которого надежно ограждали обитателей от суеты и непредсказуемости внешнего мира. Если Пэт возвращалась в него взвинченной, чем-то недовольной, то уже через пять-десять минут она успокаивалась, если ей становилось тоскливо, то достаточно было пройтись по скрипящим половицам второго этажа, провести рукой по деревянным панелям или перилам лестницы, чтобы вернуть себе присутствие духа. Дом принял девушку, а Пэт приняла его и давно забыла о том, что хотела напылить на стены наноэкраны и расширить окна.

– Как дела в Университете?

– Нормально.

– Подружилась с кем-нибудь?

– Познакомилась.

– Нельзя прожить жизнь, имея лишь знакомых и приятелей.

– Ты, как всегда, прав.

Грязнов замолчал. Пэт взяла тост и намазала на него абрикосовый джем. Собирающий грязные тарелки Олово наградил девушку укоризненным взглядом.

– Ты сказала это с иронией, – после паузы произнес Грязнов.

– Ты ошибся.

– Кажется, тебя что-то беспокоит. У тебя портится настроение…

– Ты ошибся.

– Пэт?

Девушка помолчала. Ей не нравилось, что Кирилл легко, как книгу, читал ее состояние. Он видел все: когда ей весело и когда тоскливо, когда поглощена раздумьями и когда мается со скуки, не зная, чем заняться. Он видел и вел себя соответствующе. Этим Грязнов напоминал Пэт Деда. Чем и раздражал: ведь Дедом он не был.

Деда уже нет.

– Расскажи, что случилось, – попросил Кирилл. – Пожалуйста.

Поняла: не отстанет. И нехотя буркнула:

– Ко мне снова приставали свамперы.

– Как вы расстались?

– Карбид сказал, что в следующий раз будет считать меня врагом.

– Карбид их вожак? – уточнил антиквар.

– Да.

– Он произнес эти слова при свидетелях?

– Да.

– В этом случае к ним следует отнестись серьезно. У байкеров принято отвечать за свои слова.

– Я его не боюсь.

– Об этом и речи быть не может. – Грязнов выставил перед собой ладони. – Если я превращу тебя в трусливую курицу, Железный Ром найдет меня на том свете и, пожалуй, загрызет.

Кирилл не в первый раз упоминал имя Деда в таком полушутливом тоне, и Пэт давно перестало это коробить. Тем более Фадеев сам сказал внучке, что Грязнов его старый друг.

– Ты можешь мне помочь?

– Если ты попросишь.

Он ответил не высокомерно и без ехидства. Но посмотрел на девушку очень внимательно. И всем своим видом давал понять, что ломать гордость не надо, не тот случай. Они друзья, а в том, чтобы попросить об одолжении друга, нет ничего зазорного.

Но Пэт только училась дружить.

– Что ты можешь?

– В принципе – все.

– Вот как?

– Вот так.

Олово, бесшумно появившийся за спиной хозяина, поставил перед ним бокал с водой. Кирилл вытащил из кармана старомодную позолоченную коробочку, высыпал на ладонь несколько таблеток, положил их в рот и запил водой. Пэт знала, что Грязнова часто мучают головные боли, но к врачам он не обращался, современные препараты не использовал, предпочитая глотать пилюли, приготовленные жившим по соседству аптекарем.

На несколько секунд Кирилл закрыл глаза, а когда вновь распахнул их, Пэт сразу же спросила:

– И ты убьешь их? Если я попрошу?

– Безусловно. – Он медленно допил воду. Усмехнулся. – Лучше я сделаю это сейчас, не дожидаясь, пока они причинят тебе какой-нибудь вред и мне придется уничтожить их, пылая праведным гневом. – Грязнов помолчал. – Но есть нюансы. Существует вероятность, что мы не уничтожим всех байкеров. Или их родственники пожелают отомстить. Но ты не стесняйся. Если скажешь, я сотру с улицы всю банду.

Только сейчас девушка поняла, что Кирилл говорит абсолютно серьезно. Не испугалась – ей уже доводилось видеть кровь. Но поняла, чего не хватало Деду и почему он хотел сделать скромного антиквара Грязнова своим компаньоном: жестокость. Не жесткость, не злость, а спокойная, хладнокровная, обдуманная жестокость. Роман Фадеев не был слабаком, он легко переступал через друзей и врагов, убивая их одним из самых сильных орудий – деньгами, но когда его миллионы перестали что-либо значить, когда он столкнулся с людьми, которых нельзя купить, Железный Ром потерялся. А скромному антиквару, судя по всему, было безразлично, чем убивать: деньгами или клинком.

– Перебить целый вагон трудно… – начала девушка и осеклась: на губах Олово, явившегося за бокалом, промелькнула тень улыбки.

– Я должен заботиться о тебе, – мягко напомнил Грязнов.

– Такая помощь мне не нужна.

– Какая нужна?

– Я хочу справиться сама.

– Прекрасный ответ, дочь.

– Не называй меня так.

– Извини, не могу. Мы должны играть.

– Мы договаривались, что ты будешь называть меня так только на людях.

Грязнов кивнул:

– Ты права. Извини. Я привык.

– Не надо привыкать.

Кирилл потер лоб:

– Вернемся к нашим делам. Что в твоем понимании означает «справиться сама»?

Пэт повертела в руках салфетку.

– Они видят во мне только симпатичную метелку, богатую, но метелку. Большинство байкеров – мужики, их подруги… просто подруги.

– Есть масса исключений.

– Не в этом вагоне.

– ОК.

Девушка помолчала.

– Они считают, что я им неровня.

– Ты чужая. Во всем чужая.

– Но нам кататься на одних улицах.

– Хорошо, что ты это понимаешь. – Грязнов широко улыбнулся: – Итак, к делу. Чего ты хочешь? Сравняться с ними?

Пэт упрямо выпятила подбородок:

– Сравняться? Я лучше!

– Хочешь возглавить вагон?

«Что за идиотское предложение?»

– Зачем? Они должны оставить меня в покое.

– Продемонстрируй им свою силу. Докажи, что ты лучше.

– Этого будет достаточно?

– Смотря как преподнести.

Девушка вновь задумалась.

– А еще лучше, – протянул Кирилл, – подружись с ними.

– Подружиться?

– Что тебя не устраивает? Докажи свою силу, свое превосходство, а затем предложи дружбу.

Пэт вспомнила, как вели себя ее знакомые, те, из старой жизни. В их мире дружба, точнее, то, что они называли дружбой, была возможна только с равными. Если твой отец не верхолаз, а высокопоставленный капер, ты уже из другой лиги, ты всегда будешь чуть ниже.

– Разве это возможно: дружба между нами?

– А что, по-твоему, дружба?

Она не потратила на размышления слишком много времени:

– Отношения, основанные на взаимном уважении.

– Я не совсем согласен с подобной концепцией, но не собираюсь спорить сейчас. Я принимаю твое высказывание. Итак. Взаимное уважение. Взаимное. Тебе придется уважать их. Сумеешь?

– Я должна подумать.

– Хорошо, что ты не ответила сразу, – одобрил Кирилл. – А они соответственно должны уважать тебя. Не бояться, не липнуть к твоим деньгам, а уважать. Видеть в тебе человека. Видеть тебя настоящую.

Она не собиралась откровенничать, но не удержалась:

– Карбид хочет меня.

– А ты его?

Пэт скривилась.

– Понятно. – Грязнов почесал кончик носа. – Ты правильно сделала, что не скрыла эту подробность. Любая информация важна, а уж такая – тем более.

– Он видит во мне метелку и ни за что не признает равной.

– Я бы добавил, что Карбид наверняка обсуждал с приятелями твои достоинства и планы в отношении тебя. Теперь он не отступит.

– Чтобы не потерять уважения среди своих.

– Верно.

– И что нам остается?

– Скажи ты, – предложил Грязнов.

– Карбид должен исчезнуть, – спокойно произнесла Пэт. – Он всегда будет против меня.

– Все правильно, – негромко сказал Кирилл. Он опустил глаза и внимательно посмотрел на дракончика.

А голос девушки звучал все увереннее и увереннее. Разговор, который она начинала нехотя, помог ей разобраться в проблемах и принять нужное решение.

– Я хочу знать об этом вагоне как можно больше. Ты сможешь собрать информацию?

– Да.

– Когда я буду знать все, я смогу рассчитать свои действия.

– Все правильно, – тихо повторил Грязнов, – все правильно.


Чуть позже, когда девушка отправилась в свою комнату – «надо подготовиться к занятиям», – Кирилл вышел на кухню. Жестом показал Олово, чтобы тот не прерывался – слуга разделывал кролика, – некоторое время постоял у плиты, не приближаясь к покрытому кровью столу, после чего негромко сказал:

– Передай Таратуте, что к вечеру мне нужна подробная информация о свамперах.

– Да-а, мастер. – Олово тянул некоторые гласные, отчего его речь резала слух. – Они приста-ают к девочке?

Голос слуги был корявым, но в нем прозвучали нотки… нет, не угрожающие, не злые, не яростные… нотки человека, умеющего наводить ужас. Они улавливались подсознательно, и тот, кто мог их услышать, начинал смотреть на скромного Олово совсем другими глазами.

– Она справится.

– Хорошо.

Узкое лезвие скользило по тушке, нож казался продолжением окровавленных рук слуги – настолько ловко он с ним обращался. Олово молчал, но Кирилл не уходил, знал, что через некоторое время разговор продолжится.

– Она-а не доверяя-ает ва-ам, мастер. Сторонится.

– У нас есть время.

– Три года пролетя-ат быстро.

– Но торопиться не следует.

– Она-а может за-амкнуться, ста-ать скрытной. – Олово закончил работу и, не поднимая глаз, отошел к раковине и принялся отмывать нож от крови. – Она-а может оста-аться чужой.

– У нас есть время, – повторил Грязнов. – А пока разузнайте, что из себя представляют эти свамперы.

* * *

Анклав: Москва

Территория: Болото

Клуб «Ракетный Ускоритель»

Золото и доброе слово могут больше, чем только золото


Маленький ребенок ломает только что подаренную игрушку. Маленький ребенок ловит и вскрывает зазевавшуюся лягушку. Со стороны кажется, что мы видим проявление бездумной первобытной жестокости. На самом же деле маленький ребенок познает мир. И если он растет в нормальной семье, то очень скоро поймет, что создавать значительно интереснее, хоть и труднее, чем разрушать. Что к новому можно прикоснуться, не убивая и не ломая.

Но бывает так, что ни воспитание, ни этические ценности, ни религия – ничто не способно помешать человеку отдаться своим страстям.

Родители Дрогаса, зажиточные торговцы из Анклава Франкфурт, позаботились о том, чтобы все их дети получили приличное образование. Стефан окончил Университет, защитил диплом инженера-оператора ядерных установок, однако работать по специальности не стал. Отверг предложенный «ЕЕ» контракт и, к огромному удивлению друзей и родственников, завербовался в армию Европейского Исламского Союза. Причем не в обычное подразделение, а в Иностранный Легион, воевавший даже когда официальный Эль-Париж со всеми жил в мире. Здесь, в крови и грязи, в пороховом дыму боевых и карательных операций, таланты Стефана раскрылись в полной мере. Здесь, а не на скучной ядерной электростанции. Дрогас охотно принимал участие в военных действиях, стал экспертом по оружию и мастером рукопашного боя. Через год перспективного солдата отправили в диверсионную школу, а оттуда – в специальное подразделение, в которое брали только лучших специалистов. Через два года Дрогас стал офицером. Еще через три вышел в отставку и, несмотря на уговоры европейцев, вернулся во Франкфурт. Стефан не сомневался, что боевой офицер с его послужным списком не останется без работы, и не ошибся. Интерес к ветерану проявили и бандиты, и охранные фирмы, и даже менеджеры Ассоциации. Однако лучшее предложение сделала СБА, причем исходило оно от самого Ника Моратти, тогдашнего директора франкфуртского филиала. Стефан предложение принял и с тех пор ни разу об этом не пожалел. Работа на Моратти наилучшим образом сочетала в себе все, о чем мечтал Дрогас. Он постоянно преступал закон, убивал, подставлял, провоцировал… и оставался безнаказанным. Он играл со смертью в самой сильной команде мира. Он был счастлив.


«„Ускоритель“ – хороший клуб. Нет, без дураков, – действительно хороший. „Цапли“ не зря считаются самым вменяемым московским вагоном, и их база подтверждает репутацию. Здесь не задирают чужаков, ну разве что те сами нарвутся. Пушеры прячутся, их надо искать. А в туалетах можно дышать носом…»

«Дыры и заборы. Книга для тех, кто хочет прожить в Москве больше одного дня».

А еще здесь можно без помех поговорить. У цапель, несмотря на их вменяемость, отношения с СБА оставались натянутыми, Мертвый недолюбливал самый большой и свободолюбивый вагон Анклава, и безы охотно пакостили байкерам. Во избежание недоразумений помещения клуба проверяли на наличие прослушки два раза в день, для страховки цапли ставили мощные глушилки, что превращало «Ускоритель» едва ли не в идеальное место для серьезных бесед. Карбид об этом знал и, пользуясь своей дружбой с цаплями, частенько наведывался в клуб.

– Не нравится жесткая музыка?

– Громкая она, – пожаловался Дрогас.

– Что?

– Громкая!

– Какая?!

– Громкая!!

Карбид расхохотался.

Жанна из тех королев,

Что любят роскошь и ночь,

Только царить на земле

Недолго ей суждено.

Ну, а пока, как богиню, на руках

Носят Жанну… Жанну…

По утрам живые группы не играли, цапли включали записи. Как правило, современные, но иногда, как сейчас, старые, чуть не столетние, но не потускневшие, по-прежнему ударные.

– Здесь всегда так шумно?

– В кабинете будет тише, – пообещал Карбид.

Дрогас поморщился, но про себя отметил, что байкер выбрал для встречи неплохое место: редкие посетители клуба потягивали пиво, болтали, громко смеялись, но не обращали на них никакого внимания. Точнее, короткие взгляды бросали, но, опознав Карбида, отворачивались – здесь не принято лезть в чужие дела.

– Пришли! – Карбид плюхнулся на диванчик, ловко открыл банку пива и сделал большой глоток. – Располагайся и ничего не бойся: здесь своих не слушают.

Второй байкер, Рус, тоже открыл пиво, но пить не стал. Наполнил бокал и молча уставился на пенную шапку.

«О чем думает?»

Стефану Рус не нравился – недоверчивый молчун. Карбид представил его как «брата», хотя родственниками они явно не были: Рус худощавый, с прямыми черными волосами, наверняка южных кровей. Карбид – высокий, плечистый, пышная шевелюра светлая, в рыжину. Рус скуп на эмоции, Карбид шумный, любит находиться в центре внимания. А самое главное: руки. У Карбида мощные кисти, способные сжаться в пудовые кулаки, тонкие пальцы Руса перепачканы черным – смазка и масла въелись в кожу. И эта чернота смущала Стефана: человека, который умеет не только махать кулаками, трудно сбить с пути.

– Альфред, ты говорил, что будет серьезная тема, – припомнил Карбид, открывая вторую банку пива.

Он назвал Дрогаса именем, которое знал, – Альфредом, именно так Стефан представлялся в Москве на этот раз.

– Куда уж серьезнее, – пробормотал Дрогас.

До сих пор Стефан использовал свамперов по мелочам: помогли доставить оружие в южные районы Аравии, напали на магазин в Кришне, приняв участие в создании нужной атмосферы, вот, собственно, и все. Байкеры зарекомендовали себя хорошо, деньги отработали сполна, и Дрогас решил поручить Карбиду куда более важное дело. Однако хмурый Рус, некстати появившийся на переговорах, мог стать проблемой. Таких, с черными пальцами, сложно уговорить пойти на настоящее преступление.

– Оплата тоже серьезная?

– Кажется, ты уже убедился в моей щедрости, Карбид. Получишь в три раза больше, чем в прошлый раз.

– Хорошие деньги… значит, хороший риск, – подал голос Рус. – Что тебе надо от нас?

Спросил грубо, намеренно грубо.

«Господи, какое детство! – Дрогас едва сдержал смех. – Щенок пытается вывести меня из себя? Затеять ссору? Ну не идиот ли?»

Но если человеку чего-то хочется, надо ему это дать. Дать быстро, пока он не передумал. И дать больше, чем он хотел. Пусть наестся вдоволь. Пусть его стошнит.

– А у тебя что, поджилки затряслись? – высокомерно поинтересовался Стефан.

– Знать хочу.

– Тогда смени тон.

– А что тебе не нравится?

Стефан усмехнулся:

– Маленькая собачка любит задирать лапу на большое дерево?

Карбид поперхнулся пивом, но высказаться не успел.

– Нарываешься? – быстро спросил Рус.

– Держи пасть закрытой, когда разговаривают мужчины, – предложил Дрогас.

– Вы чего, охренели? – Карбид, не ожидавший, что ссора будет развиваться с такой скоростью, переводил недоуменный взгляд с одного собеседника на другого. – Мы же за дело говорить пришли.

– Я привык общаться с настоящими мужиками. А не…

– Заткнись!

– Нет, пусть продолжит!

– Лучше заткнись, – качнул головой Карбид.

– А то что? – осведомился Дрогас.

– А то нарвешься на неприятности.

– Хорошо, – после короткой паузы произнес Стефан. – Давайте посмотрим, что вы, ребятки, вкладываете в понятие «неприятности». Повторяю: я привык общаться с мужчинами, способными на большие дела, а не с трусливыми маменькиными сыночками, которые любят рассуждать о Настоящих Парнях…

Свамперы атаковали одновременно. Карбид – потому что вспылил. Рус – потому что надеялся дракой прекратить не нравящийся ему разговор.

Разные мотивы предполагали разное наказание. От Карбида Стефан ушел, элегантно увернулся от кулака и плавным движением придал здоровяку дополнительное ускорение, отправив его лбом в стену. Оглушенный Карбид вышел из игры, и Дрогас занялся его недоверчивым помощником. Пяти секунд ему вполне хватило, чтобы как следует отметелить Руса: прямой в челюсть, заставивший парня остановиться, затем еще два удара в голову и несколько пинков ногами по упавшему.

Цапли отнеслись к возникшей потасовке без особого интереса. Дерутся – значит, надо. Главное, что все быстро закончилось.

Убедившись, что Рус не придет в себя как минимум пять минут, Стефан обернулся к очнувшемуся главарю.

Улыбнулся:

– Извини за маменькиного сынка, Карбид. Я не имел в виду тебя. Я ведь вижу, что ты серьезный и основательный мужчина, настоящий лидер. Ты умеешь рисковать и знаешь, с кем можно работать. Я ведь не просто так пришел к тебе.

И протянул руку, помогая байкеру подняться на ноги. И сдавил его ладонь так, что Карбид скривился.

– Хорошо бьешься.

– Меня учили, – скупо ответил Стефан.

– Где?

– Допустим, в армии. Тебе не все равно?

– Хорошо учили.

Карбид угрюмо посмотрел на Дрогаса и потрогал наливающуюся на лбу шишку. Он не знал, как вести себя дальше.

Сначала работать со странным человеком, представившимся Альфредом, было легко и приятно. Он щедро оплачивал несложные задания, и у вагона впервые за несколько месяцев появились деньги. Ребята повеселели, и только Рус относился к Альфреду с подозрением – ему не нравилось, что вагон используют как стаю черенков. Но Карбида это не беспокоило. Тем не менее, когда Альфред упомянул о «серьезном» деле, вожак решил взять с собой Руса: одна голова хорошо, а две лучше. И вот что получилось.

– Рус горячий, – пробормотал Карбид, покосившись на распластанного на полу друга.

– Я тоже не айсберг. И шутить со мной не надо.

Угроза? А черт его знает! Карбид признался себе, что проигрывает Альфреду в уме и не всегда улавливает смысл, вкладываемый тем в слова. Угрожает, что, если они не согласятся работать, он сдаст вагон безам?

– Найти хороших и надежных партнеров очень сложно. Канторы – сброд, тупое быдло, работать с ними противно. Ты – другое дело. Ты свободный человек, и ребята твои – свободные. Вам можно доверять. А я ценю доверие. И ценю долгосрочные отношения.

– То есть… – Карбид откашлялся. – То есть мы еще поработаем? Потом?

– А ты думал, кто я?

– Ну, сейчас ты… – Карбид отвел глаза. – Сейчас ты Аравию мутишь.

– Правильно, – усмехнулся Стефан. – Но это сейчас. У меня широкие планы, Карбид, и заданий для тебя будет много.

– Хотелось бы верить.

– Что тебя смущает?

– Я ничего о тебе не знаю.

– Это залог твоей безопасности.

Карбид хмыкнул:

– Пусть так. Но если что-то пойдет наперекосяк, ты свалишь, а мы останемся. И ответим за твои художества.

– Перед кем ответите?

– Допустим, перед Мертвым.

Стефан расхохотался.

– Ты, Карбид, мужик нормальный, но манию величия надо лечить. Какое Мертвому до тебя дело? Или ты думаешь, он за каждым уличным хулиганом лично гоняется? Бунты на территориях обычное дело. Даже если вас поймают, то больше чем пара месяцев в местной тюрьме вам не светит – не того полета птицы. Скажете, что решили подзаработать, и вскорости будете разгуливать на свободе. Причем заметь, Карбид, с деньгами будете разгуливать.

Рус застонал и попытался перевернуться. Карбид поднял с пола банку пива, открыл ее, сделал глоток и поинтересовался:

– Что за серьезное дело?


По роду деятельности Дрогасу приходилось якшаться со всякой швалью: уголовники и психопаты, садисты и сексуальные маньяки, подонки, готовые продать родных за пару монет, и бескорыстные уроды, потакающие сидящим внутри демонам. Материал, из которого Стефан лепил свои операции. Даже законченный идиот может оказаться полезным, в качестве козла отпущения например, и Дрогас умел находить общий язык со всеми. И ко всем в глубине души относился приблизительно одинаково. Как к мусору.

Принципиальной разницы между канторами и вагонами Стефан не находил, но анализ показал, что работать с московскими уголовниками опасно: СБА зорко следила за канторами, и бандиты, в свою очередь, не считали зазорным делиться со Службой информацией о подозрительных чужаках. Эта идиотская, невозможная в других Анклавах система здорово мешала Дрогасу и заставляла тратить дополнительные силы на поиск исполнителей. Байкеры с СБА не сотрудничали, но жили по своим правилам, и вряд ли кто-нибудь из больших вагонов согласился бы сделать нужную Стефану работу. К счастью, Карбид полностью соответствовал психологическому портрету, который составили для Дрогаса помощники: не очень умный, самолюбивый и жадный. Карбид мечтал превратить свамперов в действительно мощный вагон и понимал, что для этого нужны деньги. Много денег.

Они договорились.

* * *

Анклав: Москва

Территория: Болото

«Салон Мамаши Даши. Предсказание будущего и коррекция судьбы»

Рано или поздно приходится отвечать на неприятные вопросы


Человек не может жить без загадок, не может не искать ответов, не может все время спать. Ученые объяснили людям, отчего возникают болезни и как с ними бороться, как влиять на погоду и летать в космос, вставили в головы компьютеры и связали их Всемирной сетью. Ученые старались сделать мир понятнее, но добились лишь того, что люди принялись искать другие загадки и задавать ученым вопросы, на которые у них не было ответа.

«Почему невозможно окончательно уничтожить вирусы?»

«Почему коррекция погоды лишь ухудшает экологию?»

«Почему постоянно откладывается пилотируемый полет к Марсу?»

«Что ждет меня завтра?»

И если на первые вопросы ученые худо-бедно научились давать ответы, то последний ставил их в тупик. Человек не желал выслушивать прогнозы, он желал точно знать свое будущее. Наука пасовала и уступала место шустрым предсказателям всех мастей и оттенков. В сети расплодились сайты, автоматически составляющие гороскопы по дате рождения, а то и просто по имени. Не хочешь читать гороскоп? Не беда: подключись к другому серверу, и каждое утро тебе будет приходить письмо с коротеньким предсказанием на день. Не умеешь читать? Выбери голосовой режим, и приятный женский (мужской) голос нашепчет сообщение. И подключались, и выбирали, и слушали. И даже верили. Несмотря на то, что сетевые колдуны гадали даже по номеру «балалайки».

Человек слаб.

Те же из жаждущих, кто располагал временем и деньгами, к виртуальным волшебникам не обращались. Понимали, что предсказание – не пицца, его по сети не закажешь. Составляя гороскоп, настоящий колдун не ограничится только датой рождения, он изучит ауру, посмотрит линии на руке, заглянет в глаза. И богатые домохозяйки отправлялись в магические салоны, пытаясь отыскать в полутемных, наполненных запахом благовоний комнатах ответы на вечные вопросы.


– Неправильно, – произнесла Мамаша Даша, откладывая поданный Матильдой лист с таблицей.

– Почему?

– Ответь сама.

Девушка взяла составленный ею гороскоп, быстро пробежалась по основным выводам, покосилась на исходные данные заказчика и пожала плечами:

– Вроде все в порядке.

– Ты забыла, что женщина родилась не в Москве, – вздохнула Мамаша.

– Черт!

– И не ругайся.

– Извини. Я переделаю.

Мамаша не заставляла Матильду заниматься гаданием, интерес к профессии тетки у девушки возник сам. И укрепился после нескольких случаев…

– Не уходи, – остановила племянницу гадалка. Она взяла Матильду за руку и заглянула в глаза: – Чем ты расстроена?

– Патриция… – нехотя протянула девушка.

– Вы поругались?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

Матильда запнулась. Как ответить? Издевалась? Ну, можно сказать и так: Пэт знала, что подруга не любит быстрой езды. Но «издевалась»… звучит слишком сильно. Увлеклась? Да, наверное, просто увлеклась. В конце концов, «Плутон» – не велосипед.

– Что у вас произошло?

– Пэт повезла меня из Университета на мотоцикле. Быстро повезла. И не остановилась, когда я попросила.

– Она поступила плохо.

– Она очень высокомерная, – бросила Матильда.

– Пэт грубила тебе?

– Нет… но это чувствуется. В жестах, в интонациях… Она как будто стоит на другой ступеньке.

– Когда Патриции было пять лет, Кирилл отдал ее в закрытую школу, – негромко произнесла Мамаша.

– Ты это говорила, – перебила гадалку Матильда. – Но мне кажется, что это ложь.

– Почему?

– Она ничего не рассказывает об этой школе.

– Может, ей там не нравилось, – пробормотала Мамаша.

А девушка, почувствовав растерянность Даши, решила проверить давние подозрения:

– Тетя, ты заставляешь меня дружить с Пэт, потому что так хочет Кирилл? А мы от него зависим?

– С чего ты взяла?

– Ты говорила, что мое обучение в Университете будет спонсировать «Науком»…

Гадалка вздрогнула.

– Да, говорила.

– Учебный год начался, а я до сих пор не подписала с ними контракт. Навела справки и выяснила…

– Да, ты права, – ослабевшим голосом произнесла Мамаша. – Я забыла тебе сказать, что «Науком» нам отказал.

– Но я учусь.

– За обучение платит Кирилл.

– И поэтому я должна дружить с его капризной дочерью?

– Нет! – Мамаша Даша ответила резко, неожиданно резко. И громко. – Ты ничего и никому не должна. Ты можешь пойти к Патриции и плюнуть ей в лицо, если пожелаешь. Можешь облить ее краской и навсегда поругаться. Можешь сделать все, что хочешь: Кирилл огорчится, но продолжит оплачивать твое обучение.

Матильда помолчала, растерянно хлопая глазами на тетку, затем тихо спросила:

– Это правда?

– Правда.

– Почему он это делает?

– Узнаешь. – Гадалка встала из-за стола, подошла к племяннице и обняла ее за плечи. – Патриция не умеет дружить, это так. Но рано или поздно это пройдет. Поддержи ее, Мата, мы должны ей помочь.

– Почему?

– Потому что она нам нужна.

* * *

Анклав: Москва

Территория: Аравия

Жаркий день

Большое начинается с малого


Настороженность. Ее запах. Ее шепот. Ее взгляд.

Выжить в Анклаве непросто. Хочешь вернуться вечером домой или в то место, которое называешь домом, – будь внимателен. Не ходи в районы, в которых тебе нельзя появляться. Не говори, чего не следует. Не говори, с кем не следует. Смотри по сторонам. Если ухитряешься следовать правилам и не стал параноиком – будешь жить долго. Счастливо или нет, зависит от тебя, но долго. У тебя выработается нюх на опасность. Повинуясь ему, ты покинешь улицу, на которой вот-вот начнется массовая драка, и зайдешь в магазин за секунду до того, как на площади откроет стрельбу психопат.

Согласно официальной статистике первые моб-киллеры убивали в среднем двадцать шесть человек – скорострельные «дрели», которые они, как правило, использовали, необычайно эффективны против толпы. Но когда аналогичное исследование провели через десять лет, аналитики крепко задумались: среднее число жертв снизилось до двенадцати человек. Психопаты продолжали выбирать наиболее оживленные места, продолжали использовать современное автоматическое оружие, но… У людей развился инстинкт. Они стали быстрее вычислять моб-киллеров, быстрее падать на землю, скрываться за углом, а самое главное – избегать опасных зон. В пятнадцать ноль восемь камера наружного наблюдения, установленная на площади Пушкина, зафиксировала толпу численностью около трех тысяч человек, в пятнадцать двенадцать людей было около двух тысяч, а когда в пятнадцать пятнадцать очередной психопат открыл огонь, на площади находилось всего полторы тысячи человек. Подобные данные поступали после каждой акции моб-киллеров.

У людей вырабатывался новый инстинкт.

Он складывался из повседневных мелочей, из наблюдений, из желания жить. Из простых правил, которые устанавливали для себя люди и которых они придерживались машинально, не задумываясь. Например, приезжая в Урус или Занзибар, Слоновски всегда снимал «дыродел» с предохранителя. А вот в Аравии – нет. Район другой. Спокойный.

Был.

Сегодня же в шумном гомоне аравийских улиц ощущалась настороженность, ожидание удара. Взгляды быстрые. Голоса отрывистые. Улыбок почти нет.

Настороженность.

– Они ждут, – негромко произнес Марат.

Грег молча кивнул.

Опытные безы чуяли надвигающуюся грозу лучше всех. И если Слоновски знал, что Аравия вот-вот полыхнет, то рядовые сотрудники СБА, не посвященные в комбинации Мертвого, просто чуяли и вот уже три дня выезжали на патрулирование Аравии в усиленном составе.

– Ждать осталось недолго.

– Надеюсь, мы успеем уехать, – невесело пошутил Марат.

– Надеюсь.

Посещать в эти дни Аравию не рекомендовалось. Официально территорию не закрыли, но все понимали: достаточно одной искры – и взорвется. Сильно взорвется. В любой момент. Но старый Абдурахман, у которого Слоновски собирался разузнать насчет людей Моратти, отказывался говорить о серьезных вещах по сети. Когда-то неосторожность стоила Абдурахману трех лет свободы, и с тех пор он вел дела только лично. Пришлось тащиться.

– К лавке не подъезжай, – пробурчал Слоновски. – Ну его к черту, рисковать. Остановись в паре домов, у щита. А дальше я сам.

– Еще скажи: смешаюсь с толпой.

– Постараюсь.

В целях конспирации безы переоделись муниципальными электриками, взяли инструменты, поехали на стандартном фургончике. К городским служащим в Аравии относились нормально, не приставали, но это в обычное время…

– Все, я пошел. – Слоновски, который с трудом помещался в маленькой кабинке «Пежо», выбрался на тротуар, расправил плечи и облегченно вздохнул.


Все в квартале знали, что Абдурахман человек уважаемый. Очень уважаемый.

В свои семьдесят с хвостиком он сохранил ясный и острый ум, которому бы позавидовал иной тридцатилетний. В его лавке продавались ковры ручной работы. Торговля процветала и пользовалась популярностью среди известных дизайнеров, оформляющих квартиры богатым каперам и верхолазам. Дети Абдурахмана выросли, трое сыновей жили в достатке, двум дочерям старик нашел достойных мужей. Все было хорошо.

Но по-настоящему уважаемым человеком делали Абдурахмана не мудрость и богатство, а обширные связи среди аравийских канторщиков. Сам старик уголовником никогда не был (ошибки молодости не в счет), но авторитет среди бандитов имел высокий, умел нужные слова для любого человека подобрать, совет хороший дать, подсказать, с кем иметь дело, а кого поостеречься. Абдурахман нынешних вожаков канторских сопливыми юнцами помнил, и к его мнению прислушивались. И не только прислушивались. Когда назревали серьезные дела, затрагивающие интересы нескольких кантор, старик частенько оказывался в самом центре интриг: ему доверяли, и случалось, скромный торговец коврами обеспечивал совместную работу группировок, вожаки которых терпеть не могли друг друга. Всякое бывало.

Назревающие в Аравии беспорядки оказались на руку канторам – удобный повод придавить обнаглевших конкурентов из Кришны. Однако открыто раздувать конфликт бандиты не хотели: опасно, да и уважение соплеменников можно потерять. Вот и поручили контроль за ситуацией старику – он и канторские интересы соблюдет, и СБА из виду не выпустит, и недругов Мертвого к делу пристроит. Альфред, появившийся некоторое время назад в Москве, денег на бунт не жалел, но аравийцы его к себе не подпустили, на Абдурахмана вывели. Деньги, разумеется, взяли, советами профессиональными воспользовались, а что дальше с чужаком делать, оставили на усмотрение старика, захочет безам сдать – пусть сдает, никого судьба провокатора не волновала.

Абдурахман же, обдумав все тщательно, решил Альфреда отдать, списать на чужака организацию беспорядков. Но торопиться старик не хотел, и сегодня Слоновски ожидала первая порция информации: подтверждение, что бунт готовят профессионалы из другого Анклава, и обещание передать их в руки московского СБА. Предложение щедрое, и Слоновски придется раскошелиться…


Два совпадения за один день… Возможно ли?

Сначала пилот-сверхзвуковик, теперь громила в форме муниципального электрика, невозмутимо вышагивающий по улицам Аравии. В отличие от пилота громила не удостоил Урзака вниманием, прошел мимо, равнодушно скользнув взглядом.

И унес на своей ауре пыль Чудовища.

«Сколько же у него слуг?»

Короткий укол, мгновенный приступ неуверенности.

«Хватит ли сил для победы?»

«Не веришь? Тогда зачем начинал?»

Банум шел, не поднимая головы. Очередная – и опять случайная! – встреча со слугой врага навела его на неприятные размышления.

Верю, в себя верю. Кем бы ни было Чудовище в прошлой жизни, ему не сравниться с Избранным.

Никто в мире не мог повторить путь Урзака.

А значит, исход схватки предопределен.

Традиция умрет окончательно. Уступит место китайцам. Мусульманам. Индусам. Католикам Вуду. Всем, кто оказался сильнее.

«Живучее».

«Неважно».

«А что важно?»

«Чудовищу нет места на Земле. Его Путь – кровь».

Банум остановился перед железной дверью подъезда. Искусственный палец прикоснулся к кнопке домофона.

– Вы к кому?

– Передайте шейху Удэю, что его хочет видеть Хасим Банум.


К Абдурахману Слоновски так и не попал. Перехватили по дороге. Остановили. Не дали пройти.

Но обо всем по порядку.

В том, чтобы не подъезжать к лавке старика, был смысл: не следует привлекать лишнее внимание к верному человеку. Учитывая положение дел в Аравии, даже визит врача может вызвать у соседей подозрения. Посему Слоновски пошел пешком. Он рассчитывал пробыть на улице не более пяти минут, достаточно, чтобы сыграть роль, продемонстрировать, что он заурядный служащий, занимающийся полезными делами, и без помех войти в лавку. В обычное время замысел бы удался, в обычное время Грега вряд ли бы заметили – среди черноволосых обитателей Аравии постоянно мелькали европейские лица, но Слоновски недооценил уровень напряженности, и даже форма муниципальной электрической компании, которую напялил Грег, не помогла.

Собственно, с формы все и началось.

Слоновски покопался в распределительном щите, изучил показания счетчиков, покачал для вида головой, огляделся, захлопнул дверцу и неспешной походкой направился к лавке.

И услышал грубоватый голос:

– Эй, капер!

Интерес к муниципальному служащему проявил юнец, отделившийся от небольшой группки черенков, болтающейся у информационного экрана.

– Я не капер, – миролюбиво отозвался Грег.

– Тогда кто?

Не будь Слоновски под прикрытием, он бы просто смахнул с дороги нахального щенка и пошел по своим делам. А рыпнулись бы – продемонстрировал жетон СБА или «дыродел», в зависимости от настроения. Но обстоятельства требовали играть роль инженера, а инженеры, насколько знал Грег, вели себя не так, как начальник отдела прямых переговоров. Юнец преградил дорогу, и Слоновски остановился, искренне надеясь, что конфликт разрешится сам собой.

– Саид, отстань от работяги!

Грег приободрился. Приятели нахального черенка не планировали прессовать заезжего электрика, так что еще пара секунд унижений, и его отпустят. Но юнец, к сожалению, не прислушался к совету друзей.

– Да какой он работяга, Махмуд? – Указательный палец Саида уткнулся в бицепс беза – тонкая ткань комбинезона не могла скрыть могучего сложения. – Ты посмотри на его лапы! Здоровый, гад.

– Меня мама таким родила, – смущенно пробормотал Слоновски.

Это было истинной правдой.

– А где твоя мама? В «Пирамидоме» служит?

Юнец сделал маленький шаг вперед. От него пахло соевым кебабом и «травкой». Злые глаза, чуть подрагивающие губы. Щенок нашел жертву.

– Саид, успокойся!

Медленно звереющий Грег помялся и несмело улыбнулся:

– Пожалуйста, можно я пойду? Мне не нужны неприятности.

– Ты зачем сюда приехал?

– Абдурахман задолжал за электричество… – машинально выдал легенду Грег и тут же прикусил язык, запоздало поняв, что для истеричного черенка следовало бы придумать что-нибудь иное.

– Кровопийца вонючий! – взорвался юнец. – Из честного человека деньги тянешь? У нас кришны магазины жгут, а тебе деньги подавай, да? Пошел отсюда, сволочь!

Черенок толкнул Слоновски в грудь. Попытался толкнуть.

И тут Грег допустил вторую ошибку. Он ответил. Достала его роль инженера. Не справился.

Удар пудового кулака отбросил щенка к стене.

Стая оторопела.

Слоновски молча развернулся и бросился наутек.


Толпа была разнородной.

Впереди неслись черенки, штук семь или восемь. Рты перекошены, видимо, орут, у некоторых в руках ножи. Следом бежали мужики постарше, скорее всего решившие развлечься местные бандиты. За ними зеваки и дети. Этим интересно посмотреть на развязку, увидеть, что сделают с чужаком. Убьют или измолотят до полусмерти? Окна в квартире стояли хорошие, звуки не пропускали, но Урзак знал, что шума на улице достаточно. Люди всегда кричат, когда пахнет кровью.

Аравийцы преследовали громилу в форме электрика. Что он натворил? Какая разница? Натворил, и все. Люди напряжены, и любой пустяк может вывести их из себя: наступил на ногу и не извинился, слишком пристально посмотрел на женщину, не уступил дорогу мулле. Громила допустил ошибку и теперь пытался спастись. Сумеет? Вряд ли. В обычное время его мог выручить патруль СБА, но сейчас безов на улицах мало, и станут ли они связываться с толпой – большой вопрос. Так что попал электрик, крепко попал. Правда, удирал громила мастерски. Беглецов, как правило, перехватывают прохожие: кидаются под ноги, хватают за руки, за одежду, заставляют притормозить, потерять время. Но здоровяк оказался силен, и смельчаки, рискнувшие преградить ему путь, кеглями разлетались в стороны. Потом вскакивали и присоединялись к преследователям. Толпа росла на глазах. Кто-то запустил обрезок трубы в витрину, кто-то ударил битой оказавшийся на дороге мобиль. Хозяин пострадавшей машины вцепился в обидчика, у того нашлись защитники, несколько прохожих вступились за владельца мобиля. Завязалась драка. На улицу, потрясая дробовиком, выскочил владелец магазина. Грохот выстрела долетел даже сквозь толстые стеклопакеты.

Урзак отошел от окна.

– Беспорядки начались.

– Еще нет, – спокойно ответил шейх Удэй. – Но скоро начнутся.

– Вас это не беспокоит?

– Беспокоит, – признал шейх. – Но это естественная часть жизни любого общества.

– Естественная?

– В рай мы попадаем после смерти, а на земле слишком много зла. Кого-то выгнали с работы, кто-то недоволен низким доходом, у кого-то несносная жена, чей-то сын стал наркоманом или дочь опозорила себя, связавшись с неверным. В повседневной жизни слишком много негатива. Какое-то время человек держит себя в руках, потом начинает срываться на близких, потом выходит на улицу. Провокаторы неспособны создать неудовольствие, они лишь спички. Костры же раскладывает жизнь.

– Вы хотите сказать, что есть провокаторы?

– Конечно, – после короткой паузы кивнул Удэй.

– Бунт вызывается искусственно?

– Любой бунт вызывается искусственно, уважаемый Хасим. Кто-то должен встать и сказать: «Пойдем». Кто-то должен показать, что можно перейти черту: ударить первым, разбить витрину, поджечь мобиль.

– Вы не препятствуете?

Шейх вздохнул и долил кофе в свою чашку.

– Уважаемый Хасим, я знаю, вы живете уединенно.

– Совершенно верно.

– Как часто вы встречаетесь с людьми?

– Только по необходимости.

– В таком случае вам не следует осуждать тех, чей образ жизни кардинально отличается от вашего. Поведение, разумное в пустыне, выглядит глупо в джунглях. И наоборот. Население Анклава давно перевалило за сорок миллионов человек. Восемь из них живет у нас, в Аравии. Вдумайтесь в это число, уважаемый Хасим, – восемь миллионов! Мы не заперты в клетке, наши люди ездят на работу на Колыму, Болото и даже в Сити, но ведь и там они не оказываются в пустыне. Толпы повсюду: на улицах, на площадях, в метро. Днем и ночью, двадцать четыре часа в сутки. Дешевые жилые дома похожи на муравейники, люди во дворах, люди на лестницах, люди на этаже. Взгляды, голоса, смех, слезы. Чужие эмоции. Шум. Уединение практически недостижимо. Лишь двадцать процентов жителей Анклава могут позволить себе отдых за его пределами. Остальные варятся в котле постоянно.

– В какой-то момент им все это надоедает, – пробормотал Урзак.

– Очень сильно надоедает, – подтвердил шейх. – И тогда мы читаем в новостях о том, как скромный лавочник учинил пальбу на оживленной площади. Девятнадцать убитых, шесть раненых. «Дрель» – прекрасное оружие для уличного боя, а новые боеприпасы «Науком» не оставляют ни одного шанса.

– И вы не мешаете людям выпускать пар.

Удэй промолчал.

Банум уселся в кресло напротив шейха и одним глотком допил остывший кофе.

– Когда полыхнет?

– Почему вас это интересует?

– Я снял квартиру в Аравии. Думал, здесь спокойно.

– Полагаю, вам следует переехать.

– Понятно. – Урзак отщипнул две виноградины, повертел в пальцах. – Жаль.

– Мы запускаем внутрь наны, вживляем «балалайки» и летаем на Луну, – медленно произнес Удэй. – Но изменить себя мы не можем. – И посмотрел на Банума: – Мне жаль, что так получилось, уважаемый Хасим. Но во всем остальном вы можете рассчитывать на мою полную поддержку.


Лишней крови Слоновски не хотел, но и терять темп не желал, знал, что если догонят – убьют. Пока Грег справлялся с появляющимися смельчаками с помощью кулаков, костяшки разбил в кровь, но это ерунда – очень уж не хотелось стрелять. Слоновски понимал, что первый же его выстрел окончательно взорвет ситуацию. Преследователи откроют ответный огонь, и все закончится большим шумом.

Слоновски не хотел стрелять.

Но пришлось.

Развернувшийся поперек улицы мобиль кулаком не смахнешь. Грег перепрыгнул через капот, но сидевший за рулем парень успел выскочить и ударить Слоновски по ноге. Без покатился по асфальту. Толпа взвыла. Грег опережал ближайших преследователей шагов на двадцать, и аравийцы не сомневались, что успеют нагнать дерзкого электрика. Слоновски в свою очередь не сомневался, что успеет удрать, потеряв пять-семь шагов преимущества.

Ошиблись все.

Грег молниеносно вскочил, но продолжающий играть в героя водитель уцепился за его лодыжку, намереваясь вновь отправить беглеца на асфальт. Не получилось – крепко стоящего на ногах Слоновски можно было свалить разве что танком, но время…

Через мобиль перепрыгнул первый черенок.

И словил пулю.

Переключение на автомат, и очередь из шести пуль по толпе. Переключение на одиночный, и герой-водитель утыкается в асфальт. Переключение на автомат, и еще две очереди в толпу.

Опустевшая обойма со звоном упала на асфальт. Слоновски на бегу перезарядил «дыродел» и юркнул в ближайший переулок.


– Нас слишком много, уважаемый Хасим, и у нас слишком мало места. Увы, это факт. Анклавы являются срезом общества: ограниченная территория и колоссальная численность населения. Заметьте: смешанного населения. Остальной мир пока не достиг этой стадии, но приближается к ней. Вы говорили, что живете уединенно. Насколько?

– Ближайшее поселение находится в двух километрах, – ответил Банум.

– Старое поселение?

– Нет, новое.

– Когда оно появилось?

– Я понял ваш вопрос, Удэй, – вздохнул Урзак. – Двадцать лет назад от моего дома до ближайшего жилья было девять километров.

Шейх склонил голову:

– Мир изменился, уважаемый Хасим. В Европе относительно спокойно, но только потому, что, слава Аллаху, население моей родины однородно. Но что произойдет, когда оно станет слишком большим?

Или в мире появится чересчур много чужаков?

Индусов и китайцев под зеленые знамена не поставишь, у них свои Традиции. То же с Католическим Вуду. Даже болезни не в состоянии существенно снизить численность населения, современная медицина справилась с пандемией белого гриппа за месяц, четырнадцать миллионов умерших не повлияли на общую картину: людей становится все больше и больше.

Рано или поздно инстинкт самосохранения погонит их на соседей. Что случится, если Омарский Эмират и Китай схлестнутся по-настоящему? Не в далеком Тихом океане, ради нескольких нефтяных скважин, а на земле? Ради земли?

Когда-то считалось, что главная проблема человечества – еда. Генная инженерия закрыла этот вопрос. Еды хватает. Пусть она искусственная, но ее можно есть. Мы сумели найти выход из водяного кризиса, обеспечили людей дешевой и сносной водой. Мы преодолели проблемы с нефтью, пересадив экономику на электричество. Но все равно оказались в тупике. Мы становимся врагами друг другу. Мы погибнем без новых земель.

Шейх помолчал.

– И мои рассуждения возвращают нас к вопросу, ответа на который у вас нет: что нужно Чудовищу?

Банум недоуменно посмотрел на собеседника.

– Пытаться оживить Традицию – глупо, – развил свою мысль Удэй. – Воду нельзя налить в разбитый сосуд. Вы – прошлое, уважаемый Хасим, вы мертвы. Развязать войну, чтобы отомстить всем? Для этого не требуется прикладывать усилий, достаточно просто подождать, рано или поздно мы сами сойдемся в битве. Но Чудовище не затаилось, оно рискует. Ради чего? Какой путь оно видит? Куда? Не сможем ли мы пойти следом?

– Вы правы, Удэй, у меня нет ответа на этот вопрос.

– Не получится ли так, что Чудовище знает больше вас, уважаемый Хасим? Не получится ли так, что, убив его, мы останемся в тупике? Превратим мир в арену Последней битвы и своими руками погубим наши Традиции? Не потому ли Чудовище пошло на риск, что знает: в любом случае добьется своего. Если оно победит, то получит желаемое, если проиграет – отомстит всем нам?

Урзак опустил глаза и посмотрел на свои руки. На свои мертвые, механические руки.

«Не допустил ли я ошибку?»

– Вы правы, Удэй, пребывая в уединении, я выпал из реальной жизни.

Шейх улыбнулся и вернулся к роли радушного хозяина:

– Попробуйте пахлаву, уважаемый Хасим, она великолепна.

– Благодарю.

Банум откусил сладкий кусочек, прожевал. Прищурился, глядя на спокойное лицо араба.

– Традиции сдерживают людей, но делают их чужими. Не позволяют смешиваться по-настоящему. Получается, пока они существуют, есть поводы для войн.

– Если Традиции умрут, мы превратимся в животных.

– Европейцы не превратились.

– Потому что в большинстве своем ушли в нашу Традицию. Выбрали правильный путь. – Удэй помолчал. – Сделали нас сильнее.

– А если ваша Традиция рухнет?

– Аллах всемогущ, – спокойно ответил шейх. – Понимание этого факта и есть ответ на ваш вопрос, уважаемый Хасим. Чудовище опасно для полубезумных Католиков Вуду и желтых варваров, которые до сих пор играют в мистические игры. Мы слишком сильны для него. А потому готовы подождать и посмотреть, что Чудовище сможет нам дать.


Называть Марата своим спасителем Слоновски не стал. Зачем? Напарник поступил именно так, как должен был поступить в данных обстоятельствах.

Увидев, что Грег дал стрекача, Марат спокойно выехал на параллельную улицу и медленно двигался по ней, ожидая, когда шустрый напарник соизволит к нему присоединиться. Свои действия безы корректировали через «балалайки» и, если бы не герой-водитель, обошлись бы без жертв. Но раз пришлось стрелять, Марат в стороне не остался, прикрыл напарника, когда тот прыгал в заботливо открытую заднюю дверцу фургона: дал очередь по толпе, после чего вернулся за руль и надавил на газ.

Загрузка...