Повелитель пчел

15. Монах

Раскрыв дверь автомобиля, и выбравшись наружу, Бимен как можно громче хлопнул дверью, чтобы слышно было издалека, что приехали гости. Но навстречу из дома, почему-то никто не выходил. Он дошел до калитки, открыл проволочный замок, и проник во двор. Бесцельно побродив по нему, потому что дом оказался заперт, вышел обратно на улицу, откуда, после того как закрыл машину, отправился в лес. Точнее через лес в поселок, или хутор с названием «Ветреное».

В воздухе витал запах приближающейся осени, кое-где на верхушках деревьев появлялись желтые и красные листики, хотя было еще тепло, но уже не жарко. Путь до заброшенной пасеки он выучил еще во время второго посещения этого места, поэтому шел, весело насвистывая, непонятно какую, только что выдуманную мелодию. В голове было свежо и легко, от предвкушения встречи с пчелами, а позже с Бартеломью, если только он не ушел за покупками в соседнее село.

Вот и знакомый терновник, тропинка пошла в обход, угол забора, ворота без калитки, домик, выглядывающий из зарослей. Почему-то тянуло зайти внутрь, посмотреть, как жили люди, обитавшие здесь, вдохнуть запах дома, хоть и покинутого, но для кого-то очень дорогого. Продираться через крапиву и бузину стало намного легче, из-за одетой ветровки, купленной полгода назад на распродаже, и висевшей в шкафу и ждавшей своего часа до сегодняшнего утра.

Дверь была тяжелая, из темного дерева, но на удивление легко открывшаяся. Замка не было вообще, даже крючка изнутри не было, что совершенно повергло нашего героя в шок. «Что же за люди тут жили? — думал он, проходя в дом. — Если ничего не боялись, и ни от кого не прятались».

Бурьян за окнами не давал всему свету проникать внутрь помещения, поэтому внутри царил легкий сумрак, к которому довольно быстро привыкли глаза. Сразу после коридора с верандой который, еще называют «холодная», была дверь, которая вела в некое подобие холла, откуда была видна гостиная, просторная и светлая, и проход на кухню. Заглянув в которую, исследователь древностей увидел огромную печь с лежанкой наверху. При виде которой, сразу захотелось сходить в баню, пропариться, да отмыться хорошенько, а потом на протопленную печку залезть, и косточки погреть до самого утра. У окна стоял стол, застеленный растрескавшейся пыльной клеенкой, рядом с ним одинокая табуретка, такая же темная как дверь. У печки большой чугунок, а в углу около окна висели иконы. Благодаря шторкам, закрывавшим образ, он был не сильно запылен.

С иконы строго смотрел седой старец. От его нарисованного взгляда гостю сделалось как-то не по себе, стыдно что ли, от того, что не прошеным пришел в чужой дом. Потолки были низкие, и притолоки еще ниже, и хотя Бимен был не высокого роста, и мог без вреда для своей макушки спокойно пройти, но неосознанно, стал втягивать голову в плечи на выходе.

Пройдя через зал, можно было попасть в две спальни, одну побольше, скорее всего взрослую, с ржавой кроватью, с провисшей панцирной сеткой, и маленькую, которая наверное использовалась как чулан. Складывалось такое впечатление, что отсюда съехали постояльцы, как из гостиницы, забрав свои личные вещи, но при этом, не тронув гостиничную мебель и утварь. Хоть бери, да живи здесь. Только постельное захвати, мыло там, полотенце, вилки, ложки, ножи.

Покрутив головой по сторонам, Бимен не увидел ни лампочки на потолке, ни розеток, ни выключателей. Это наполнило его душу благоговейным трепетом. «Да это же дом отшельника, которому были чужды блага цивилизации, — сделал логическое умозаключение пчеловод. — Даже не думал, что такое бывает».

Покинув жилище, он прямиком направился в сад, где летали полосатые трудоголики. Они словно ждали его, а он их чувствовал, как прежде чувствовал своих, даже не просто чувствовал, а управлял ими. Вот тогда-то он возрадовался. Смеялся и прыгал как ребенок. Как чокнутый, злобный гений, у которого получилось создать эликсир бессмертия.

— Ну совсем нельзя одного оставить! Посмотрите на него: уже спятить успел.

Звук шел откуда-то сбоку, даже сверху и сбоку. Замерев и посмотрев в этом направлении, повелитель пчел разглядел, среди ветвей на соседнем участке, знакомую до боли фигуру.

— Эй! Сумасшедший, местного разлива! Давай сюда, груши собирать. Или у тебя в планах голышом по пасеке побегать? Тогда я посижу тут еще. Такое зрелище не каждый день увидишь.

— Здравствуйте, Бартеломью! Хотите, покажу что-то?

— А что ты хорошего можешь мне показать?

— Вам хорошо меня видно? — Бимен собрал пчел в горизонтальную звезду, и стал медленно поднимать ее над собой — Видите?

— Что я, по-твоему, должен видеть?

— В небо надо мной посмотрите!

Над пасекой насекомые образовали пентаграмму, затем растянулись в круг, затем сжались в шар. А потом была кульминация: огромные пчелосиськи, которые, немного сжавшись, разлетелись как праздничный салют.

— И не стыдно тебе, старому человеку задницу показывать?

— Это сиськи были.

— Мне отсюда виднее, на что это похоже. Ты помогать мне будешь, или нет, мастер сисечных этюдов?

— Уже иду.

— А пчел там оставь, боюсь я их.

Когда они шли обратно, в кармане у Бимена было три матки, а от него самого не отставал, гудящий, наводящий ужас на Бартеломью, пчелиный рой. Старик украдкой поедал груши, периодически озираясь, в поисках пчел, и подозрительно поглядывая на своего приятеля.

— Скажите, Бартеломью, а вы случайно не знаете, кто жил в том доме, ну, там где пасека? А то я зашел туда, из любопытства, а там даже электричества нет.

— Монах там один жил. А как его не стало, так года через два наверное, и деревня исчезла. Люди просто собрались все, и ушли.

Он, что-то вроде души здешней был. Удивительный человек! — Бартеломью сделал паузу. То ли подыскивал слова, то ли вспоминал что-то. — В молодости, еще при монастыре когда был, он обет дал, что слова больше не проронит. А потом, разочаровался когда в монастырской жизни, и ушел оттуда, сюда пришел.

Обжился, домик себе построил, пасеку завел. Но запомнился он людям нашим тем, что недуги исцелять мог. Но не хворь какую, а душевные болезни. Те, за которые доктора даже и не берутся, чтоб репутацию свою не испортить.

Рассказывали, привезут ему дурачка какого-нибудь, а через неделю забирают здорового человека. Или, например, меняется ребенок в нехорошую сторону. Злым становится, завистливым, или гадости делает всякие, про таких еще говорят, что вселился в него кто-то, или посмотрел кто в его сторону не так. Вот им тоже помогал, путь правильный найти, себя отыскать.

— А вы его лично видели? Разговаривали с ним?

— Я ж тебе сказал, что он ни с кем не разговаривал. Слово он Богу дал, что не станет силы свои на слова пустые тратить. А повидаться с ним у нас не получилось. Не успел я. Помер он.

Я тогда расстроился сильно. Он единственный, кто мог мне помочь. Договорился ведь со всеми, подготовился, приехали сюда, а тут… даже деревня изменилась сразу. То яркая была, веселая, жизнь ключом, детишки бегают, по кустам в прятки играют, а буквально через день — такое чувство, что пылью тут все заросло, все постарело разом, а люди словно серые маски одели. Даже дети выглядели теперь какими-то повзрослевшими. Мне все на въезде понятно стало. «Разворачиваемся! — говорю. — Поехали обратно».

— У вас это после лагерного происшествия?

— Ты что думаешь, я себя хотел вылечить, да? Ты думаешь я псих?

— Нет! — испугался пчеловод.

— А! Тебе Максимильен все рассказал? — подозрительно прищурился старик.

— Он сказал спросить, зачем вы кошек пинаете.

— Ну и наверное, совершенно случайно, поведал тебе о том, как я однажды потерял рассудок? — старик сделал паузу, собираясь с духом. — Так вот, мальчик, что я тебе скажу: он сам попросил больше не поднимать тему, связанную с Алей. Он. Сам. Ты же ведь знаешь, о ком я говорю?

Бимен утвердительно кивнул.

— После того как меня выписали из больницы, я продолжил ее поиски. Потому, что не может человек пропасть бесследно. И мы с ним регулярно встречались, и я ему рассказывал о своих успехах. Хвастаться было особо не чем, но я был настойчив, и не собирался сдаваться. А он, в один прекрасный день говорит: «Послушай, Барти, все уже давно прошло, и закончилось. Давай не вспоминать это лето. Ты можешь продолжать поиски, делай что хочешь, только прошу тебя, не втягивай больше меня в это». Ты понимаешь, ОН руки опустил. ОН сдался.

— А вы все еще ищите ее?

— Что я дурак, что ли. Давно уже не ищу.

— Так получается, что вы тоже сдались.

— Молодой человек, вы, пожалуйста, из меня идиота не делайте. Зачем мне искать, найденного человека?

— Так вы знаете, что ее нашли? А почему после этого тогда искали? — недоуменно поинтересовался Бимен.

— Кого искал? Кто нашел? Конкретизируйте, юноша. Я начинаю сомневаться в вашем здравомыслии. Вы какими-то шарадами разговариваете.

— Через две недели, после происшествия в лагере, Алю нашли… Мертвую. Неподалеку в лесу. — Выпалил пчеловод.

Бартеломью остановился, и в упор посмотрел на него. Он как гора навис над ним, и медленно спросил:

— Это тебе Сэми рассказал?

Бимен, поняв, что ляпнул лишнего, испугано заморгал глазками.

— Можешь не кивать, не трать силы. Я и так знаю, что он. Больше не кому! — продолжал старик, не отводя взгляда. — Алю нашел я. Я ее нашел. Я. Только не мертвую. И уж точно не через две недели.

Бимен смотрел на трясущегося от возбуждения Бартеломью, и думал: как же так получилось, что он довел бедного старика до безумства. Ну наверное, сейчас, он скажет: «Я тебе все докажу!» и потащит куда-нибудь, где лежит кукла, одетая в форму вожатой. И что страшнее всего, это в его чулане, или в сарае под замком. Хотя, пусть лучше это будет кукла, а не полуразложившийся труп соседки.

Барти с легкостью прочел все эти мысли, сделал шаг назад, одарил супергероя осуждающей улыбкой, и сказал:

— Да ты, как я погляжу, всерьез уверен, что я того… без крыши. — Он подумал немного. Видно было, как его так и подмывает сказать: «Поехали, покажу что-то», но он взял себя в руки, и спокойным голосом произнес:

— Когда будешь готов, к МОЕЙ правде, дай знать! — и немного подождав. — Пирожные привез?