Повелители времени

ПРЕДИСЛОВИЕ

Как известно, останавливаться всегда следует в наилучший, самый подходящий для этого момент, однако авторы, пишущие в жанре фэнтези, лишь в редких случаях принимают эту истину во внимание. И все же я прошу уважаемых читателей поверить мне, что история о кольцах власти, которую в свое время мы написали вместе с моим другом Хорстом фон Альвёрденом, с самого начала не задумывалась как история с продолжением. Фактически мысль об этом пришла мне в голову лишь на предпоследней странице, когда герои романа, которых я к тому времени хорошо узнал и полюбил, прощались друг с другом.

Что происходит с героями, когда великая битва закончилась и враг побежден? Что они найдут, вернувшись домой? Это составляет особую прелесть мира фэнтези с его несовершенным совершенством: хочется узнавать больше и больше. «И это все?» – спрашивает фольк Кимберон в последней строке. И давно известный, вечный ответ: «Не может быть, что это все».

Нет, невозможно, чтобы все они счастливо и довольно жили до самой смерти. Конец приходит всегда, но оказывается не совсем таким, каким его ожидали. Приключения изменяют всех, в том числе и нас – рассказчика и читателя, – изменяют, совсем чуть-чуть, и сам мир. Эта цель выглядит довольно скромно, она весьма велика, если при этом мир сделается хотя бы чуточку лучше.

Однако достаточно философии. На самом деле не так-то просто написать продолжение завершенного романа. Дж. Р. Р. Толкин пытался осуществить подобное, сделав героями книги «Новые тени» поколение, пришедшее на смену персонажам «Властелина Колец», и перенеся действие во времена, когда только старики помнят Великую Войну Колец, а молодые тянутся к темной стороне власти. Однако всего лишь после полудюжины страниц вдохновение иссякло. «Я мог бы написать триллер о тайном заговоре, его раскрытии и подавлении, – говорил он по этому поводу. – Но игра не стоит свеч».

Поэтому с самого начала мне было ясно, что история должна происходить в другом пространстве и в другом времени. И тогда случилось то, что отнюдь не предполагалось: в «Кольцах Всевластия» есть побочный эпизод, где рассказывается о великом герое прошлого, который в действительности был вовсе не таким уж героичным, как потом говорилось о нем в легенде. При этом упоминалось, что его сопровождала смешанная группа, состоявшая из людей, гномов, эльфов и еще одного народа... Фольков? Внезапно мне стало ясно, что я этих спутников уже знаю...

Другое время и другое пространство. Выйти из замкнутой в себе маленькой страны маленьких фольков в большой мир людей. Мир с другими законами, чужой и все же узнаваемый. Хорошо знакомый и, однако, новый.

Что касается технических деталей, то я хотел бы еще заметить, что тут было заранее обдуманное решение: построить культуру людей на основе Римской империи, вернее, Священной Римской империи Средневековья, вплоть до использования латыни в качестве языка придворных и ученых. Первоначально это должен был быть выдуманный язык, как и эльфийский, однако для древних текстов – для которых образцом служил барочный язык Р. Эддисона – неизбежно просилась латынь. К тому же знание этого языка и связанного с ним наследия является исчезающей частью культуры. Я вырос на латыни, но для многих читателей она кажется столь же фантастичной, как и синдарин Толкина. Таким образом, у меня не было другого выбора, как сочинить в первой главе письмо императора на латыни, в качестве своего рода дани «Властелину Колец», в черновом варианте которого имелось письмо короля, которое так и не попало в окончательный текст книги. Подобным же образом студенческая застольная песня в четвертой главе объединяет элементы песен средневековых вагантов с более поздней традицией буршей. В конечном счете, принцип рассказа состоит в том, что перемешивается старое и новое, используется хорошо знакомое, чтобы ввести неизвестное, и радость узнавания соединяется с удовольствием от новых открытий.

Позвольте себе удивиться.

Гельмут В. Пеш

Кёльн, весна 2000 г.

ПОВЕЛИТЕЛИ ВРЕМЕНИ

Во времена седой старины Высокий Эльфийский Князь

создал семь колец власти.

Три кольца он отдал человеческим детям,

дабы ими не овладели тени Среднеземья.

Два кольца хранят Владыки гномов,

дабы удерживать тьму Подземного Мира.

Одно кольцо сберегает сам Высокий Эльфийский Князь

вплоть до дня, когда падет Высший Мир.

Седьмое кольцо не больше чем надежда,

а восьмое кольцо он никому не отдавал.

ЛЕГЕНДА О МАЛЕНЬКОМ НАРОДЕ

Удивительно, с каким постоянством в разных мифологиях повторяются легенды о маленьком народе, чья страна лежит где-то на северо-западе Среднеземья. Эта земля с трех сторон защищена горами, а с четвертой закрыта опасными рифами, и, чтобы попасть туда, существует не много путей: по горам или под горами, через болота и, наконец, по морю, если кто-то на это отважится.

Жители этой страны во многих отношениях схожи с людьми, за исключением маленького роста и заостренных ушей, таких же, как у эльфов. По их собственным подсчетам, средний рост фолька – четыре фута и восемь дюймов. Словом, они ниже эльфов, однако выше бородатых гномов. Они осознают себя как самостоятельный народ, хотя имеют много общего с другими: как людям, им не чужд дух коммерции и мирской суеты; подобно эльфам, им присуща любовь к природе; и, как гномы, они привержены традициям. Сами они зовут себя «фольки», «popules» на старинном языке ученых, свою страну они именуют Эльдерландом.

Фольки Эльдерланда гордятся своей историей, своими обычаями и порядками. С тех пор как более семисот лет назад они пришли через горы на север, чтобы обосноваться в этом скромном уголке мира, они записывали и сохраняли все, что казалось им достойным внимания. Среди этого были и такие вещи, которые кому-то другому могли бы показаться не имеющими ценности пустяками: вышитые платки и глиняная посуда, инструменты и курительные трубки, генеалогические древа и всевозможные реестры, вплоть до перечня поголовья скота в северных районах (возрастающего) и квот на ловлю рыбы для гильдии рыбаков Усть-Эльдера (год от года падающих).

Жизнь фольков непроста. Несмотря на теплое течение, омывающее западные берега и создающее предпосылки для того, чтобы на холмах южнее реки Эльдер родился даже виноград, пригодный для виноделия или нет – это вопрос другой; невзирая на непроходимые горные цепи на западе и на юге, отделяющие Эльдерланд от остального мира и дающие определенную защиту от немилостей природы, здесь, далеко на северо-западе, урожай поспевает поздно и требует напряженной работы, так что фольки по праву гордятся своими достижениями.

Поэтому не вызывает удивления, что наряду с помещиком из Гурика-на-Холмах и бургомистром Альдсвика, пастором церкви в Усть-Эльдере и настоятельницей храма Виндера в Совет Эльдерланда, который в тяжелые времена исполняет роль правительства провинции, входит и хранитель Музея истории Эльдерланда. Кроме того, фольки – подданные Империи, государства людей, которое управляется на юге императором.

В целом Совет обычно мало занят. Все спорные вопросы разрешаются местными землевладельцами или главами гильдий в духе обычаев и традиций, основывающихся на том факте, что фольки спокон веку являются принципиальными противниками любого рода перемен. При этом любовь к патриархальной старине у большинства фольков сочетается с исключительным любопытством и безудержной склонностью к болтовне и сплетням.

То, что этот маленький народ, согласно легенде, переселился по эту сторону Серповых гор, можно объяснить лишь тем, что люди предпочли бы видеть это мрачное, пропитанное кровью место, где сосредоточено слишком много магии, в руках слабых и миролюбивых существ.

Однако, несмотря на то, что люди вновь и вновь рассказывают, как они посещали эту страну – путешествуя наяву или во сне, – она существует лишь в царстве фантазии или в представлениях Божественной Четы, которая, создав этот мир, давно из него удалилась.

Из «Legendae Aureolis» [Легенды Ауреолиса» (лат.)]Кверибуса Транса в библиотеке Аллатурионского университета. В «Index librorum prohibitorum» [Каталог запрещенных сочинений» (лат.)]классифицировано как ordo II, sectio IV [Шкаф II, полка IV (лат.)](еретически, но безвредно; в учебных целях выдавать только по специальному разрешению).

ПРОЛОГ

Когда магистр Кимберон Вайт почувствовал приближение конца, он отправился на небольшую поляну, где покоился прах былых хранителей Музея истории Эльдерланда. Обыватели из Альдсвика больше уже не злословили о том, что старый магистр стал немного странноват. Это зрелище было всем хорошо знакомо: магистр, стоящий среди могил и ведущий в одиночестве беседы со своими предшественниками.

– Магистр Адрион, – сказал он, – мне очень не хватает вас. Я чувствую, как убывают мои силы, но еще не могу отряхнуть с ног земной прах.

Он прислушался к ветру. Ответа не было. Не пришло никакого отклика из той далекой дали, где пребывал дух магистра Адриона.

– Что же мне делать? – взмолился Кимберон и на мгновение снова стал застенчивым молодым человеком, которого некогда так влекли к себе приключения, – он, хранитель силы, о которой тогда лишь догадывался, но и теперь знал немного.

Он раскрыл ладонь и посмотрел на металлическое кольцо с черным камнем, которое лежало там.

Кольцо сверкнуло, когда его коснулся последний луч вечернего солнца.

– Иди с нами! – позвал ветер. Хотя нет, это был не ветер. Ким обернулся. Перед ним под ветвями по-зимнему голого дуба, пережившего на, своем веку немало бурь, обозначились три фигуры. Лишь на один миг, пока контуры их расплывались, завиваясь, как дым на ветру, Киму показалось, что это призраки; потом они внезапно сгустились и стали вполне реальны: отнюдь не духи, но существа из плоти и крови.

Первый из них ростом был ниже, чем обычный мужчина-фольк, однако при этом гораздо мощнее сложением. Огненно-рыжая борода спускалась ему на грудь. В руке он держал огромный топор с раздвоенным лезвием.

Второй был среднего роста и гибкий, словно молодое дерево. Светлые волосы падали ему на плечи. Его лицо было бледным, но это была не болезненная бледность, а свежесть утра; брови вразлет, раскосые глаза, остроконечные уши. Он был одет в зеленое и держал узкий, сверкающий серебром клинок.

Третий был рослый воин. Меч его не был ничем украшен, однако на плечи воина был накинут плащ из добротного сукна, а куртка – из мягкой кожи, с заклепками. На шее и запястьях блестели золотые украшения.

– Бурорин! – вскричал Ким.– Гилфалас! И Фабиан! – Он собрался было заключить их в объятия, однако тотчас опомнился... Тень легла на его лицо.– Хорошо, что вы наконец-то пришли. Уже пора.

– Ким? – Человек, которого он назвал Фабианом, выступил вперед. – Кимберон Вайт?

– Он самый, ваше величество, – сказал магистр.

– Черт! – вырвалось у первого из пришедших, гнома. – Что с тобой стряслось?

– Все мы однажды станем старыми, Бубу, – ответил Кимберон, и при этом на лице его появилась печальная улыбка. – Вы пришли слишком поздно. Вам нужно вернуться на тридцать пять лет назад в прошлое. И скажите ему... скажите мне, что вы меня встретили. И что я должен идти с вами...

– Так тебе известна эта история? – спросил эльф Гилфалас. – И ты знаешь, как она заканчивается?

Ким не мог отвечать, как будто у него перехватило горло.

– Да... Или нет... – Голос отказал ему. Потом он заговорил снова, и внезапно у него возникла безумная надежда на то, в чем ему всю жизнь отказывали. – Книга у вас?

– Книга? – Фабиан наморщил лоб. – Ты имеешь в виду... ту самую книгу?

Он снял вещевой мешок, раскрыл его и обнаружил там переплетенный в кожу синий том, весь покрытый пятнами, с металлическими уголками.

– Да, да! – с нетерпением воскликнул магистр Кимберон. – Дай ее мне!..

Фабиан протянул книгу.

Магистр жадно схватил ее. Потом он отвернулся, не обращая больше внимания на своих друзей. Те молча смотрели на него, пока не растаяли в сумраке, как выцветает картина, слишком долго провисевшая на солнце.

Кимберон Вайт, тринадцатый хранитель Музея истории Эльдерланда, мчался так быстро, как только могли нести его старые ноги. Теперь, наконец, он получил то, что искал всю жизнь. Оставалась еще только одна обязанность, которую он должен исполнить: определить себе преемника.

И этот выбор, несомненно, еще больше, чем предыдущий, поразит обитателей Альдсвика.

Однако чтобы узнать, что привело к этой встрече близ Музея истории Эльдерланда, нам нужно возвратиться на сорок девять лет назад.

ПИСЬМО ИМПЕРАТОРА

Это произошло в прекрасный солнечный день в конце зимы 778 года по летосчислению фольков. Фольки всегда гордились своим календарем и вели счет не так, как люди, которые за точку отсчета принимали год основания Империи; у фольков было свое время, начинающееся с момента зарождения их народа.

Как раз семьсот семьдесят восемь лет назад на узкой тропинке горного перевала в Серповых горах появились первые фольки и увидели страну, лежавшую внизу. Откуда родом были эти переселенцы и где они жили прежде, не смог выяснить никто из исследователей. И никто из народа фольков не знал этого – никто, за исключением одного, узнавшего об этом совсем недавно.

Кимберон Вайт, тринадцатый хранитель Музея истории Эльдерланда, отложил в сторону остро заточенное гусиное перо и закрыл фолиант, в который он, строку за строкой, вписывал что-то своим каллиграфическим почерком. На титульном листе рукописи было выведено:

E pluribus Popules

Sive

Historia gentis Minoris Ab Initiis

Dissertatio Inauguralis

In Gradum Magistri Artium

Universitatis Altae Thurionis

Exhibita.

Это означало: «Один фольк из многих, или История Маленького народа от его начала. Трактат на соискание степени магистра университета Аллатуриона, представленный Кимбероном Вайтом из Альдсвика». Поначалу Ким сомневался, не должен ли он повременить с надписью на титульном листе, пока не заполнит текстом остальные девяносто девять страниц, но искушение было слишком велико.

Дерзкой затеей была его магистерская работа, которую он намеревался представить Ученому Совету университета Аллатуриона, чтобы защитить от злокозненных и плохо соображающих оппонентов. Порой, особенно в такие дни, как нынешний, когда время как будто останавливается, у него возникало чувство, что свой труд он никогда не доведет до конца. Так мало он еще написал, так много предстоит еще исследовать.

Ким вздохнул. Свет позднего послеполуденного солнца, окрасивший красным облака, уходящие на запад, в направлении моря, косо падал сквозь пестро раскрашенное круглое оконное стекло. В лучах света танцевали пылинки. Всюду, где есть книги, присутствует и пыль, много ее было и здесь, в кабинете хранителя на верхнем этаже Музея истории. Стены здесь были сплошь заставлены книжными полками, где громоздились огромные книги в переплетах свиной кожи и тома указателей; потертые и засаленные тисненые фолианты с золотым обрезом; стопки бумаг, сжатые деревянными досками и перевязанные веревками; пергаментные свитки в суконных или кожаных мешках; документы в тубах, запечатанные уже не один век; тетради в осьмушку и четвертую долю листа, оставшиеся со времен, когда пергамент был узким; больше-форматные папки. Книги были нагромождены стопками, так что полки прогибались; книги служили и подпоркой вместо отсутствующей ножки конторки, и грузом для раскатанных географических карт.

Так много книг и так мало времени! Однако при ближайшем рассмотрении большая часть библиотечного фонда оказывалась ненужной; некоторые книги не раскрывались уже годами, если не десятилетиями, ибо едва ли стоили затрачиваемых на чтение усилий. Что, положим, было ценного в хронике подвигов семейства помещиков Финков, – в переплете из листового золота, украшенного горным хрусталем и гербом с перламутром и ляпис-лазурью, если все содержание тома могло уместиться на одном листе бумаги?

Едва Ким собрался вновь обратиться к своим занятиям, как заработало переговорное устройство.

Конечно, это было новомодное изобретение, а все новое вызывает у фольков недоверие, но с тех пор, как в Эльдерланде распространились слухи о чуде, появившемся в царстве гномов, мысль о переговорном устройстве не покидала Кима. Это была всего-навсего свинцовая труба, проводящая звук. Она спускалась из его кабинета вниз, в кухню дома смотрителя. Это избавляло уже не слишком юную домоправительницу от походов по лестнице наверх в кабинет, дабы позвать его к столу или при необходимости сообщить нечто существенное. Если говорить нараспев, труба дребезжала.

Ким вынул пробку из раструба, который находился рядом с его столом, и прокричал: «Алло!» – после чего прижал ухо к отверстию.

Послышался глухой, как будто откуда-то из подземелья, ответ:

– Го-о-осподин Ки-имберон! К ва-ам го-ость!

– Иду!

Он вскочил так поспешно, что чуть не опрокинул чернильницу. В этот миг любое занятие представлялось ему более приятным, чем продолжать сидеть и писать. Казалось, Кима вновь охватила жажда приключений, которую он похоронил в библиотечной пыли, искушение неизвестным, соблазн увидеть что-то новое. Перепрыгивая через две ступеньки, он ринулся вниз по деревянной лестнице.

– Не так быстро, господин Кимберон! Вы еще шею себе сломаете!

Домоправительница, госпожа Металюна Кнопф, стояла в дверях кухни, упираясь руками в бока, и неодобрительно морщила лоб, когда Ким, спотыкаясь, вошел в гостиную.

Однажды, вскоре после возвращения Кима, госпожа Металюна возникла на пороге его дома и провозгласила, что намеревается отныне присматривать за ним, так как прежняя домоправительница сбежала с гномом. Ким пытался объяснить ей, что, во-первых, все произошло совсем иначе, а он и сам в состоянии заботиться о себе, но она отмела возражения, засучила рукава и стала мыть посуду.

Что было печальной необходимостью. Каким бы добросовестным и пунктуальным ни был господин Кимберон в своей работе, домохозяином он рожден не был, ибо голова его была постоянно занята совсем другими вещами, нежели мелкие повседневные обязанности. Когда он погружался в свою работу, то забывал порой о времени и пространстве. Тогда великие подвиги прошлого смешивались в его воображении с теми приключениями, в которых он и сам принимал участие. А иногда он просто сидел и мечтал.

Однако сейчас время было не для мечтаний. Хотя в последнем бою, когда люди, эльфы и гномы совместно сражались против темных эльфов и их слуг – больгов, и была одержана победа, цена ее была непомерно высока. Не было семьи, которая не оплакивала бы погибших. Многие поместья были разорены, многие дома сожжены. Только теперь, когда солнце опять отважилось появиться, жизнь начала потихоньку восстанавливаться.

Ким отбросил мрачные мысли и спросил:

– А кто пришел? – (Посетители были редкими в эти дни.) – Кто-нибудь из моих друзей? – И тут же ощутил, как ему недостает их: добродушного гнома Бурорина, Фабиана, который теперь занял трон в Великом Ауреолисе; эльфа Гилфаласа; и конечно, Марины, маленькой женщины-фолька, которая была для него чем-то гораздо большим, чем просто домоправительницей, и которая отправилась в далекое царство гномов с Бурорином, своим законным супругом. Как давно он не видел их всех!

– Кое-кто знающий вас, – добродушно ответила госпожа Мета, – сами увидите.

Несколько разочарованно Ким толкнул дверь в переднюю. В отделанном деревом помещении несколько неуклюже освобождался от своего плаща гость – фольк, судя по росту и острым ушам, – крепкий и коренастый, с палкой в руке. При свете, падающем из открытой входной двери, лицо чужака было почти неузнаваемым, но не пришлось долго сомневаться в том, кто это.

– Кимберон! Старый друг! Как поживаешь? – Тяжело опираясь на палку, он приблизился и протянул Киму руку.

– Рад тебя видеть, Мартен, – проговорил Кимберон, отвечая на крепкое рукопожатие.

Мартен Кройхауф, один из богатейших купцов Альдсвика, был известен Киму с давних пор как тщеславный и самодовольный хвастун. При обороне он поначалу действовал не самым лучшим образом. Однако в решающей битве он храбро сражался и даже был ранен. А теперь, пользуясь репутацией героя, он решил баллотироваться на вакантную должность бургомистра Альдсвика. Прознав, что к особым отличительным знакам политика относится крепкое рукопожатие, он усердно совершенствовался в этом искусстве.

– Хорошо, Март, – сказал Ким и усмехнулся. – Считай, что мой голос у тебя уже есть. Но скажи, чем я обязан твоему появлению?

– О! – вскричал Кройхауф и потер руки, как будто больше вовсе не нуждаясь в палке с набалдашником из кости единорога, на которую до того демонстративно опирался. – Конечно, это предвыборная кампания. Я должен посетить своих избирателей, дом за домом, как положено. – И добавил хитро: – Разве хранитель Музея истории как член Совета Эльдерланда лишен права выбирать бургомистра? – Затем он громко рассмеялся над собственной шуткой.

– Даже если и так, – ответил Ким, – политика не мое дело.

Внезапно он осознал, каким негостеприимным, должно быть, выглядит.

– Проходи же. Могу ли я тебе что-нибудь предложить? Может быть, кусок пирога, если еще что-нибудь, осталось... – И он виновато взглянул в сторону кухни, вспомнив, что нынешней ночью в приступе голода доел последние крошки, и теперь отнюдь не был уверен, что госпожа Мета испекла новый пирог. – Выпьешь что-нибудь? Или, может быть, выкуришь трубочку?

– Да, трубка – это, конечно, было бы неплохо! – обрадовался Кройхауф. – О твоих сокровищах просто чудеса рассказывают.

– Это одна из привилегий, – объяснил Кимберон, провожая гостя в комнату с камином, – которые дает должность хранителя. Помимо жалованья мне еще полагается ежегодное табачное довольствие, да и мой предшественник, покойный магистр Адрион, оставил мне богатый запас.

Он мог теперь произносить имя своего наставника, почти не чувствуя резкого укола боли, напоминавшего об утрате. Но только почти.

– Что тебе предложить, Мартен? Большую трубку из морской пенки? Или, может быть, трубочку, вырезанную из корня вишни?

Конечно, это должна быть пенковая трубка, и Киму следовало добавить, что она как нельзя лучше подходит дородному торговцу в его богато вышитом жилете с золотыми пуговицами.

Когда они уселись на низкие стулья, а огонь, горевший в камине, отбрасывал свой золотистый отблеск на стены, все немного напомнило старые времена. Ким взглянул на свою трубку, дым из которой клубами поднимался вверх, и огонь отразился на его кольце, которое внезапно сверкнуло. До него как будто снова донесся, сквозь время и пространство, голос магистра Адриона: «Оно будет напоминать тебе обо мне, когда ты будешь особенно в этом нуждаться, и каждому откроет дорогу туда, где он больше всего нужен».

– Ах, – произнес Март Кройхауф и выпустил густое кольцо дыма, – помнишь, как мы лежали в окопе, справа и слева колючая изгородь, а перед нами враг: тысячи темных эльфов, десятки тысяч больгов! Да, это были времена!

Ким констатировал, что воинство Тьмы в интерпретации Марта умножилось по меньшей мере раз в десять.

– Сейчас у нас все не так уж и плохо, – высказался он. – Единственное, чего мне не хватает, так это нашего прекрасного темного пива. Но больги опустошили его запасы, когда грабили Альдсвик. Так что я могу тебе предложить разве лишь чашку чая... С мятой или, если хочешь, с шиповником...

– Не утруждай себя,– сказал торговец.– Я принес кое-что получше. Нужны только стаканы.

– Госпожа Мета! – громко позвал Ким. – Принесите нам два бокала хорошего хрусталя! И себе не забудьте!

Быстрее, чем он мог себе представить, в дверях появилась экономка с подносом и тремя бокалами, вся – напряженное внимание. У нее была одна общая черта с Мариной, бывшей домоправительницей Кимберона, – она ничего не упускала из виду, а все, что слышала, становилось на следующий день предметом общегородского обсуждения.

Март Кройхауф поднял брови:

– Здесь принято, чтобы прислуга вместе с господами...

– Марти, – фыркнула экономка, – я знала тебя еще тогда, когда ты лежал в колыбели. Но и уже тогда ты был самодовольным и надутым.

– Помещица Кнопф никакая не «прислуга», как тебе известно, Мартин, – поспешил защитить свою экономку Ким. – Она владеет поместьем более чем в сто моргенов. [Морген – старинная немецкая мера площади, равная 0,25 гектара. – Прим. перев.] Ее муж погиб на войне, и она, не захотев сидеть на шее у детей, по собственному почину решила пойти ко мне на службу.

– Я в любом случае не стану голосовать за тебя, Марти, – съязвила помещица.

– Достаточно! – Ким поднял руку.– Предоставим куму Кройхауфу возможность порадовать нас.

Еще немного ворча, но, все же сознавая, что все внимание приковано к нему, Мартен Кройхауф достал нечто из кармана своей широкой накидки. Это была маленькая пузатая бутылка, едва ли больше ладони и из такого тусклого старинного темно-зеленого стекла, что невозможно было догадаться о содержимом. Этикетки на бутылке не было, а пробка была покрыта некоей темно-коричневой субстанцией. Помещица Мета сморщила лоб, как будто желая сказать: «Это выглядит, однако, не очень-то многообещающе».

Из другого кармана торговец извлек нож с коротким лезвием и начал соскребать коричневое покрытие. Потом он осторожно потянул за пробку, которая выскочила с громким хлопком. В воздухе разлился запах столь чистый, ясный и сияющий, что его, казалось, можно было увидеть. Это было так, словно в этой бутылке хранилась некая эссенция лета, запах которой распространился теперь в помещении, напоминая о зелени лугов, солнечном свете над полями и согревающем тепле винограда.

– Выпьем в честь Отца, – произнес Кимберон, когда купец поднес ему бокал.

– ...И в честь Матери, – продолжила домоправительница, когда золотистый напиток наполнил ее бокал.

– Во веки веков. Аминь, – завершил Кройхауф молитву, наполняя третий.

Они пили молча, и мир наполнял их сердца.

– Что это? – спросил Кимберон.

– Летнее вино, – объяснил купец. – С южных склонов в нижнем течении Эльдера. И больше никогда не говорите, что вино из Эльдерланда пить невозможно.

– Но тут, конечно, не один виноград? – рискнул предположить Кимберон.

– Добавлено еще несколько приятных травок, – определила госпожа Мета, – срезанных обязательно в полнолуние, когда они наделены большой силой.

– Этого я не знаю, – ответил Кройхауф, – но скажу вам, что, если б я имел только хотя бы одну большую бочку этого вина, какую торговлю я мог бы развернуть! Скажем, по шиллингу за пинту... или даже по два...

– Мне кажется, есть вещи, которые не продаются...

– Верно, верно, – вздохнул торговец, – и эта бутылка была так хорошо спрятана, что даже мародеры-больги ее не нашли. Зато теперь этот напиток должен на нас хорошо подействовать. – Он похлопал себя по толстому животу и сделал глоток.

– Марти, – обратился к нему Ким с тихим смешком, употребляя ненавистное торговцу уменьшительное имя, – у меня есть подозрение, что ты что-то от нас скрываешь.

Мартен Кройхауф поперхнулся и закашлялся.

– Но как ты... догадался? – тяжело дыша, спросил он, когда приступ кашля прошел.

– Ну, я не могу себе представить, что ты ходишь к избирателям только затем, чтобы осчастливливать их раритетами твоего винного погреба, – высказал свое мнение Ким. – Насколько я тебя знаю, ты редко делаешь что-то, если не видишь в этом выгоды для себя. Итак, чем я обязан честью твоего визита? Говори прямо, не стесняйся!

Коммерсант слегка покраснел.

– Ну, – начал он неопределенно, – ты член Совета Эльдерланда, и я, возможно, вскоре тоже... и нам лучше... в память старых времен... сохранять добрососедские отношения... и... – Он повернулся: – Тут еще дело в письме.

– В письме? – Ким нахмурился. – Что еще за письмо?

– Ну... хм... не так давно, когда я был в Усть-Эльдере по поводу распределения продуктов питания, ты ведь знаешь, я, собственно, несколько озабочен тем, чтобы у всех была еда, – так вот тогда я подумал, что есть смысл нанести визит пастору. Кроме того, он ведь тоже член Совета и такой милый, скромный человек, умный и понятливый...

– Он не так хорошо о нем отзывался после первой встречи, господин Кимберон, – заметила госпожа Мета, которая отнюдь не простила торговца.

– Как так? – поднял брови Ким. – Я и не знал, что ты уже знаком с пастором.

Марту было явно неловко.

– Ах, я думал, что все это давно забыто.

Но домоправительница уже не могла сдержаться:

– Тогда отец Одильон был сапожником в Усть-Эльдере, и он поставил на место кума Кройхауфа, когда тот за кружкой пива в «Золотом плуге» плохо о вас отозвался, хотя и не знал вас совсем...

– Хватит! – сказал Ким с напускной строгостью, которая плохо ему далась, поскольку про себя он вовсю веселился, глядя, как изворачивается торговец. – Дайте куму Кройхауфу договорить. – Он потянулся за трубкой, в которой почти ничего не осталось, и выпустил дым. – И что же с этим визитом?

– Да то, что, когда мы с пастором... то есть с отцом Одильоном сидели за чашкой чая, пришел посыльный. И тогда я сказал, что мы с тобой хорошо знакомы, и предложил, что отвезу тебе это письмо сам.

Ким все еще ничего не понимал.

– Что еще за посыльный?

– Посланник императора. У него было одно письмо для пастора, другое для помещика Родериха и третье для хранителя Музея истории Эльдерланда, – пояснил коммерсант.

– И где же это письмо?

– Да вот, оно у меня с собой. – Кройхауф принялся деловито возиться со своей курткой и последовательно вытащил из карманов на всеобщее обозрение следующие предметы: носовой платок с вышитой монограммой, золотые карманные часы, кошелек из оленьей кожи, стопку расписок, скрепленных серебряной скрепкой, и пятнистый кусок пергамента.

Ким не верил своим глазам.

– Что, это и есть послание императора?

– Да вы только посмотрите! – удивилась госпожа Мета. – На нем императорская печать!

Торжествующие нотки в ее голосе объяснялись радостью по поводу того, что завтра она расскажет обо всем этом на рынке.

Ким нерешительно крутил письмо в руках. На обратной стороне его тонким, каллиграфическим почерком было выведено: Ad Kimberonum Vitum B.A. Custodem[Кимберону Вайту, бакалавру искусств, хранителю (лат.)].

У Кима слезы выступили на глазах. Он вспомнил о другом письме, которое несколько месяцев назад держал в руках, тогда, в Гурике-на-Холмах, – о последнем послании магистра Адриона Лерха. Его любимого друга и наставника тогда уже не было в живых.

И внезапно Кима охватило то же чувство, что и в тот решающий час, когда они с Фабианом взяли судьбу фольков в свои руки и стали готовить их к последней решающей битве. Казалось, что остановившееся было колесо времени теперь снова набирает ход. История идет дальше, подумал он. Путь еще не закончен. Выступление в новый поход, новый день, шаг в неизвестное будущее.

Он перевернул письмо и невольно вспомнил печать магистра Адриона: жаворонок с пером в клюве. Здесь птица была более благородного происхождения – орел с распростертыми крыльями. Надпись, окружавшая его, содержала императорский титул: Fabians V Alexis Imp.R. [Фабиан V Алексис, император (лат.)]

У Кима возникло ужасное подозрение.

– Как давно у тебя это письмо?

– Н-ну... – Март Кройхауф втянул голову в плечи. – Когда я вернулся в Альдсвик, было так много работы дома и всяких дел... Я должен был заботиться обо всем и обо всех...

– Как давно?

– Ч-четыре недели.

– Четыре недели?! Ты хочешь сказать, что таскаешь в кармане императорское послание уже почти месяц и забыл о нем?

Март Кройхауф попытался по возможности съежиться и уменьшиться в размерах, что при его комплекции было достаточно сложно; вид у него стал такой несчастный, что хотелось немедленно начать ему сочувствовать.

– Ломайте же печать, господин Кимберон, – воскликнула госпожа Мета, – чтобы мы, наконец, узнали, что там написано.

Ким отбросил мысль доказывать ей, что письмо адресовано ему, а не всему дому; ибо все равно письмо императора – и роль, которую сыграл в этом злосчастный кандидат в бургомистры, – будут завтра предметом пересудов в Альдсвике. Кроме того, содержание письмо интересовало его ничуть не меньше, чем госпожу Мету.

Итак, он сломал печать и развернул пергамент. Почерк был тот же самый, что и на конверте, – очевидно, почерк канцелярского писца, витиеватый, однако каллиграфически четкий:

Fabians V Alexis

Patris Matrisque gratia et acclamatione excercitus

Humanorum Imperator Rexque futurus ad occasicnem

coronationis suae invitat membrum quodlibet Consilii

Terrae Aldensis ad Kalendas mensis Imprimis in Urbem

Magnae Aureolis

Ким закончил чтение и с изумлением посмотрел на остальных. Они уставились на него точно с таким же видом, только по другой причине.

– И что это значит? – наконец, не выдержав, спросил Мартен Кройхауф.

– О! – Ким не подумал о том, что среди них он единственный, кому знаком старинный язык ученых. – Это довольно сложное предложение, но значит оно примерно следующее: Фабиан Пятый Алексис – это его фамилия или что-то в этом роде, – милостью Отца и Матери, призванный войском людей... нет, провозглашенный императором войском людей, приглашает по случаю своей коронации кого-либо из членов Совета Эльдерланда в первый день месяца имприлис... э-э... в город Великий Ауреолис. Месяц имприлис, – добавил он, – это первый месяц по календарю людей, но третий по нашему, тот, который мы называем мартом.

– Но первый день марта будет уже через две недели! – воскликнула госпожа Мета.

– Минутку, – произнес Кимберон. – Тут есть что-то еще.

Вторая надпись принадлежала» без сомнения, кому-то другому и была на Всеобщем языке. Он прочел вслух:

– «Дорогой Ким! Если можешь приехать, то отправляйся не мешкая. Мне не выдержать эту занудную церемонию. Всего хорошего. Фабиан».– Ким замолчал.

– Приглашение на коронацию в Великий Ауреолис! – поразился Март Кройхауф, а госпожа Мета добавила:

– Но почему на «коронацию»? Я думала, что господин Фабиан уже давно император!

– Да, император, – начал объяснять Ким, которому вопрос на историческую тему помог прийти в себя. – Провозглашен императором на поле битвы – такого не бывало со времен Хельмонда Великого. Но по закону император должен короноваться в первый день года. Фабиан уже правит Империей, но только после коронации он станет в глазах Божественной Четы полновластным императором.

– И поэтому важно, чтобы кто-то из фольков принял участие в этой церемонии, – подчеркнул Март Кройхауф. – И это должен быть ты.

– Почему же именно я? – Мысли Кима смешались. – Я хочу сказать, что, конечно, я бы охотно... но у меня так много дел. Конечно, Фабиан зовет меня лично... Однако мне нужно писать книгу, и... Словом, нужно собрать Совет, – закончил он.

– Для этого уже нет времени, – пояснил коммерсант. – Кроме того, – продолжил он и принялся перечислять: – Помещик Родерих еще несовершеннолетний, госпожа Марина в отъезде, а патер мне сказал, что он незаменим здесь, поскольку люди страдают от последствий войны. Ну а бургомистр Альдсвика будет избран только через два месяца, к майскому празднику...

– Но изберут-то тебя, – сказал Ким, – и совершенно вне зависимости от того, что скажет завтра на рынке госпожа Металюна. Сейчас требуется кто-то вроде тебя во главе городского управления, чтобы навести порядок.

– Да, я незаменим, – заявил Март Кройхауф с необычайной серьезностью. – Хотя враг и побежден, опасность голода еще не преодолена. Только когда созреет первый урожай и принесет плоды, мы снова сможем вздохнуть свободно. Мы еще зависим от помощи, которая должна поступить из Империи, и кто-то должен будет ее распределить. И пусть я не такой великий герой, каким иногда себя выставляю, но к этому я вполне пригоден.

– Другими словами,– продолжал Ким,– я единственный, кто здесь не нужен. Ну хорошо, я поеду. – Он вздохнул: – Я надеялся обрести немного покоя для своих занятий. Но, увы...

– Боюсь, тебе надо поторопиться, – высказался торговец и вздохнул: – Это моя вина.

– Тогда, кум Кройхауф, – подхватила госпожа Металюна, – мне нужно время, чтобы я собрала господина Кимберона в дорогу: носки и тому подобное. Если уж ему предстоит путешествие, по крайней мере, пусть никто не сможет сказать, что фольки не снабдили своего представителя жизненно необходимыми вещами. Кто знает, что едят в стране Большого народа, и годится ли это для нас...

– Но... я думал, вы будете меня сопровождать, как прежде Марина...

– Господин Кимберон! Мне – ехать на чужбину? Для этого я слишком стара. Да и кто-то должен присматривать здесь за порядком, когда вы в отъезде.

– Может быть, – вмешался Мартен Кройхауф, – дабы исправить хотя бы в небольшой степени мою ошибку, мой сын отправится с вами, господин Кимберон...

– Карло? – От ужаса голос Кима прозвучал на целую октаву выше, чем обычно. Он хорошо знал сына коммерсанта, которого отец некогда отправил в ученье. Бедный юноша, который отнюдь не был предназначен для умственной деятельности, вынужден был с позором вернуться домой, несмотря на все богатство своего отца. – Я не думаю, чтобы он...

– Та-та-та! Вздор! Я говорю не о Карло. Нет, я имею в виду Альдо, моего младшего. Ему еще только семнадцать, но он очень смышленый. Он тебя не разочарует, Ким.

Ким тяжело вздохнул, но, догадавшись, как много это значит для торговца, согласился:

– Ну, хорошо, тогда завтра на рассвете он должен быть здесь.

– А теперь, – взяла слово экономка, – разрешите вас выпроводить, кум Кройхауф. Если господин Кимберон должен завтра рано утром отправиться в такое важное путешествие, то следует еще кое-что сделать.

Под ее строгим взглядом они выколотили свои трубки и поднялись. Ким проводил гостя до двери и помог одеться. Затем он молча пожал коммерсанту руку и смотрел ему вслед, пока тот, опираясь на палку, не исчез за домами.

Меж тем вечерело. Солнце плыло по западной стороне неба туда, где низменность Эльдера соединяется с морем. По другую сторону моря, за Ограничительным Поясом, лежало царство Тьмы.

Видят ли они солнце так же, как он, – темные эльфы и их слуги больги? О чем они при этом думают? Есть ли у них способность воспринимать красоту природы, вечно меняющуюся игру облаков, нежные – от темной лазури до светящегося золота – краски неба? Или они думают только о пламени и крови, о смерти и гибели, – по крайней мере, темные эльфы? Ибо в мыслительных способностях больгов вообще нет уверенности.

Ким вздрогнул при мысли о том, какая малость отделяет его и всех фольков от Темной власти, живущей среди теней. Только Ограничительный Пояс, нематериальный, сотканный из заклинаний. Но в нем, как и в любом переплетении, может оказаться слабое место, и тогда вся ткань будет разорвана.

– Господин Кимберон! – вырвал его из задумчивости голос домоправительницы. – Что вы тут стоите и грезите? Я, старая женщина, должна сама подниматься в кладовую и доставать вашу амуницию? Не можете ли вы мне хоть чуть-чуть помочь, если сами ни о чем и не беспокоитесь...

– Иду, госпожа Мета, лечу! – засмеялся он и поспешил в кухню. В приступе хорошего настроения он подхватил ее и, покружив, снова поставил на место. – Ах, как прекрасно! Вперед, в большой мир!

Она какой-то миг смотрела на него почти с материнским участием.

– Лучше всего все-таки дома, как говаривал покойный кум Кнопф. – Потом она нахмурилась: – А теперь – за сборы!

В эту ночь Ким видел вещий сон.

Он сразу понял это и старался все запомнить, однако еще до пробуждения картины сна стали ускользать.

Откос, по которому он карабкается, кажется бесконечным, руки его начинают кровоточить...

Бледное, совсем лишенное красок лицо, обрамленное светлыми мокрыми волосами, на фоне черной горелой земли. Оно молодо, ужасно молодо. Кровь течет из его рта...

Вражеская крепость, черная, огромная, с зубчатой стеной. Башня. И на этой башне кто-то стоит и держит в руке нечто, и оно непреодолимо притягивает взгляд наблюдателя, но если тот увидит это нечто, то все, за что он боролся, все, ради чего жили и страдали фольки, погибнет. И он знает, что в следующий миг это непременно произойдет и огненное колесо превратит его в пепел...

– Господин Кимберон! Ради Святой Матери, что с вами? Господин Кимберон! Ким! Проснитесь же!

Ким сел в постели, весь в холодном поту, широко раскрыв глаза. Перед ним стояла госпожа Мета со свечой в руке.

Ким потряс головой:

– Ч-что случилось? – Во рту у него пересохло. – В чем дело?

– Вы кричали, – сказала она как о чем-то само собой разумеющемся. – У вас жар? – Она подошла и положила руку ему на лоб. – Да вы холодны как лед.

– Я... я что-нибудь говорил?

Она посмотрела на него недоверчиво:

– Вы что-то кричали, про какие-то «зубцы» и про «огненное колесо».

– Я ничего не могу вспомнить.

Госпожа Мета наморщила брови, но тему развивать не стала.

– Спите. Вам предстоит далекое путешествие.

С этими словами она развернулась и вышла, держа в руке горящую свечу, похожая на привидение, которое в ночь полнолуния ищет своих родственников.

Но Ким больше не мог спать. Тусклый свет неясных сумерек, предшествующий восходу солнца, пробивался сквозь толстые стекла круглого окна, и, когда глаза его привыкли к нему, он отбросил одеяло и встал. Надев шлафрок, он открыл дверь в коридор. Госпожи Меты не было видно. Осторожно, стараясь не выдать себя, он прокрался по лестнице на верхний этаж.

Кабинет выглядел совершенно таким, как он его оставил. Неподготовленному гостю все это показалось бы жутким хаосом, но для Кима каждый предмет был на своем месте. Чтобы найти необходимое, ему не нужно было зажигать свет.

Он должен сделать еще кое-что, прежде чем отправится в путь. Ким в прошлом совершил ошибку, отправившись в путешествие без книги. На этот раз такого не должно случиться.

– Тук-тук-тук!

Удары прогремели в предутренней тишине. Он схватил первую попавшуюся под руку книгу и помчался вниз по лестнице так стремительно, что последние четыре ступени преодолел одним прыжком. Запыхавшись, он достиг передней и распахнул входную дверь.

Молодой парень, который стоял перед дверью, как раз собирался снова постучать, и его согнутые пальцы оказались на расстоянии ладони ото лба Кима.

– Прекрасного доброго утра! – произнес он радостно.

– Д-доброго, – изумленно ответил Ким. Потом его осенило: – Ты, должно быть, Альдо, сын Марта Кройхауфа.

– К вашим услугам, – подтвердил юноша и дернул себя за вихор. Он улыбался во весь рот, как будто для него не было ничего особенного в том, чтобы оказаться на ногах в такую рань. Он был приземист, как отец, однако рыжие волосы и веснушки мог унаследовать только от матери, равно как и жизнерадостность. – Я здесь, чтобы помочь с упаковкой.

– Чтобы... что? – Ким все еще не соображал, что с ним творится. – Упаковкой чего?

– Да всего этого!

Ким оглянулся. Передняя выглядела так, будто кто-то собирался в кругосветное путешествие. Там стояли не только два больших кожаных кофра с металлическими уголками, но и тяжелый вещевой мешок рядом с ними, и ящик с кухонной утварью, вплоть до топорика для колки дров, а к тому же еще огромнейшая корзина для пикников, с крышкой, сплетенной из ивовых прутьев, одеяла, плащи и даже палатка с колышками, заботливо связанными в пучок. Госпожа Мета, очевидно, была занята сборами до поздней ночи.

– Но как же мы все это стащим? – простонал Ким.

– Никаких проблем, – пояснил Альдо. – Для этого у нас есть Алексис... – Он бросил взгляд через плечо: – Иди же, Алекс! Он иногда немного упрям, чтоб вы знали, но вообще-то вполне добродушный малый.

В поле зрения Кима возник самый печальный осел, какого ему приходилось видеть в жизни. Он тащил за собой небольшой фургончик, крытый брезентом.

– Больги перебили всех наших пони, – продолжал Альдо, – но его они не заметили. И мой отец считает, что он пригодится в путешествии, а то он только стоит в конюшне и даром поедает корм.

Кум Кройхауф, по-видимому, из всего умел извлечь выгоду, даже если он делал кому-то одолжение. Тем не менее, Ким был рад.

– А сейчас, – высказал свои соображения Альдо, – пока я укладываю багаж, для вас, господин Кимберон, самое подходящее время одеться. – (Ким оглядел себя и констатировал, что он все еще в домашнем халате.) – А затем я приготовлю нам завтрак.

Итак, после хорошего завтрака, состоявшего из чая, булочек и лучшего айвового мармелада госпожи Меты, они отправились, сопровождаемые добродетельными наставлениями экономки, в путешествие.

Их путь пролегал мимо старых складов и через рыночную площадь Альдсвика. Было еще раннее утро, и горожане только начинали пробуждаться. Дома были отмечены следами войны: черные обгорелые стены и разбитые окна. Однако среди обугленных бревен виднелись уже новые отесанные балки и свежеочищенная каменная кладка. Откуда-то доносился детский смех. В первые дни после войны Ким однажды увидел группу детей, игравшую черепом больга. Тогда он отругал их, но они лишь посмотрели на него темными печальными глазами. Тогда он отвернулся и заплакал. Теперь у них были уже настоящие игрушки.

– Жизнь идет своим чередом, – сказал он больше самому себе, чем Альдо, державшему поводья; тот искоса взглянул на него с таким глубокомысленным видом, будто знал нечто, приличествующее более старшему возрасту, хотя, как представлялось Киму, парень в любом случае был моложе его лет на шесть-семь.

Они перешли через Андер по каменному мосту, выше того места, где река соединяется с Эльдером, и пошли по улице, которая поворачивала длинной дугой к югу, вдоль Эльдера в направлении побережья.

Ким вспомнил, как он впервые путешествовал на юг в сопровождении магистра Адриона. Тогда он сам был не старше Альдо. Они направлялись в Аллатурион, большой университет в стране Большого народа. Он удивленными глазами смотрел на мир, в котором все было ему чуждо и непривычно. Однако теперь его юный спутник, казалось, не испытывал подобных чувств.

– Как насчет песни? – спросил Альдо жизнерадостно.

– Почему бы и нет?

Солнце сияло, сиюминутные заботы остались позади, путь был свободен, и будущее начиналось прямо сейчас.

– Ты знаешь «Кто любит странствовать в любое время года»?

– Песню путешественников? Нет, но я знаю одну подходящую.

Он запел мужественным, ясным голосом:

[Здесь и далее стихи в переводе Веры Мещей.]

Он ухмыльнулся:

– Это, конечно, не такая уж высокая поэзия, но для дороги годится.

– Мне нравится, – сообщил Ким. – Особенно конец, где тропа приводит домой.

Открытая низменность под высоким небом привела их к морскому побережью.

– Вот там пристали вражеские корабли, – показал Ким.

– Вы ведь были при этом с самого начала, правда? – спросил Альдо.

– Нет, это Гилфалас, сын короля эльфов, увидел их из старых руин на холмистой гряде. За ним гнались до самого Альдсвика; но он успел нас предупредить. Так все это началось. А как закончилось, ты и сам знаешь.

– Я бы хотел увидеть когда-нибудь эльфа, – проговорил Альдо мечтательно. – Я еще ни одного не встречал. Вы знаете, где он теперь, ваш друг?

– Последнее, что мне известно, – сказал Кимберон, – это то, что он вернулся к себе на родину, так же как и Бурин, вернее, Бурорин, как он теперь зовется, став князем гномов. Но, может быть, если посчастливится, ты увидишь его на коронации в Великом Ауреолисе.

В полдень ветер переменил направление; он дул теперь с запада и приносил соленый запах моря.

– Может подняться туман, – сказал Ким, бросив испытующий взгляд на солнце. – Если земля прогрелась, ветер с моря часто приносит туман. Это было бы неприятно.

Но его предыдущие замечания только раздразнили любопытство Альдо.

– Как все было, когда вы здесь проходили? – спросил он. – С эльфийским принцем, князем гномов и господином Фабианом – императором?

В его взгляде было столько нескрываемого почтения к героям, что Ким почувствовал себя обязанным чуть сбавить пафос.

– Ну, тогда он еще не был императором. И это было больше бегством, чем путешествием, а, кроме того, было ужасно сыро. Все время лил дождь, и я до сих пор удивляюсь, что не подхватил тогда насморк. Марш под дождем и ветром, с больгами и темными эльфами за спиной, – если ты это считаешь великим приключением, то оно таким и было.

Однако юноша не давал себя сбить с толку.

– Несмотря ни на что, я хотел бы там оказаться. Я видел больгов,– продолжал он яростно,– тогда, в Альдсвике. Хотя быть преследуемым больгами – это мне представляется ужасным. Что вы стали бы делать, появись здесь внезапно больги? Вы стали бы сражаться своим мечом?

Его взгляд упал на оружие Кима в потертых ножнах.

– Сражаться? Таким коротышкой? – Ким вытащил клинок из ножен. – Для фолька это, может быть, и меч, но для больга – всего лишь столовый нож. Не думаю, что многого бы с ним добился. Скорее я бы отдал им на съедение нашего серого друга, а сам пустился наутек.

Осел бросил на него угрюмый взгляд через плечо, как будто все понял. Ким спрятал кинжал.

– Интересно, а что стало с больгами, – продолжал Альдо. – Они не могли быть все убиты. Я не удивился бы, узнав, что некоторые все еще шатаются где-то здесь.

– Легионы императора должны охранять побережье. Хотя мы до сих пор еще не встретили ни одного патруля. Ну, может быть, еще и встретим.

Однако после полудня они вообще никого больше не видели. Солнце спряталось в туманной дымке, и земля лежала в приглушенном свете. Конечно, большие поместья находились восточнее, в отдалении от дороги, но оттого, что вокруг ни одной живой души, Киму стало слегка неуютно. Он сделал усилие, чтобы скрыть это от своего юного сопровождающего, и больше не говорил о больгах и подобных «приятных» предметах.

Вечером они разбили лагерь в небольшой рощице, южнее того места, где дорога ответвлялась в направлении Виндера.

Альдо показал себя весьма проворным, когда принялся устанавливать палатку, чего Ким без посторонней помощи не сумел бы сделать. Затем он развел небольшой костер, и вскоре в котле уже кипела вода.

– Ты очень ловок, – заметил Ким, когда они утолили голод из припасов госпожи Меты и согрелись большими чашками чая.

– Всему этому меня научил Карло, мой брат, – пояснил Альдо.

– Карло? – Ким помнил старшего сына Марта Кройхауфа как ни на что не годного чурбана.

– О, он очень способный во всем, что нужно делать руками. Он только не мастак говорить и обращаться с цифрами. Но отец непременно хотел сделать из него коммерсанта.

Ким резюмировал:

– Жаль, когда отцы не видят, что их дети не могут быть такими же, как они.

– Ну, потом-то увидел. Карло теперь на службе у одного богатого крестьянина в Цвикеле. Старый Ом потерял ногу на войне, поэтому больше не может работать. Кроме того, он почти оглох. Так что ему не мешает, что Карло мало говорит. А работать – это Карло умеет. Может быть, Ом Хиннер когда-нибудь даже завещает ему усадьбу, кто знает?

Ким тихонько рассмеялся:

– Старый Ом Хиннер?

– Вы его знаете?

– Конечно. Лучший стрелок из арбалета в армии фольков. Герой, как и твой отец. А какая у тебя цель в жизни, мой мальчик?

Альдо пожал плечами:

– Я умею всего понемногу. Вероятно, буду купцом, как отец. Но я бы охотнее занялся чем-то другим: делал бы открытия, завоевывал новые страны, отправился бы туда, где еще ни один фольк не был...

Ким допил свой чай:

– Пусть Святой Отец поддержит твои мечты. А теперь спать!

Однако, несмотря на усталость, Ким долго не мог заснуть. В то время как его спутник уже крепко и мирно спал, он прислушивался к ветру, который хлопал брезентом палатки. Где-то, подобно потерянной душе, выла собака, и Ким с дрожью вспомнил псов-призраков, высасывающих души, как гласит легенда. Однако что было здесь легендой, а что реальностью?

Наконец он погрузился в беспокойный сон. И снова увидел те же самые картины, что и накануне. Но на этот раз он видел все ясно.

Он поднимается по крутому горному склону. Там ничего не растет – ни трава, ни цветы, только голый камень. Над его головой изгибается, словно ножом отрезанный, склон, а выше повисло бесформенное, укрытое тучами небо. Он карабкается и карабкается. Руки начинают кровоточить, но цель ничуть не становится ближе.

Затем другая картина.

Некое существо, голое, скорченное, пребывает в темноте. Оно ничего не видит, не слышит и безгласно. Оно не ведает, как долго здесь находится, ибо тут нет ничего, чем можно было бы измерить время: ни солнца, ни приливов и отливов.

Он опять под открытым небом, на этот раз в темном грязном переулке. Отворяется дверь, на балконе появляется мужчина. Покачнувшись, он падает через балконные перила в лужу. С трудом он поднимает голову, единственным, залитым, кровью глазом пьяно уставляется во мрак, а затем снова падает лицом в грязь. А он должен стать героем, думает Ким, пока картина опять не меняется.

Он летит над землей, которая кажется ему странно знакомой. Внизу тянутся бесконечные крепостные стены, за одной возникает другая, еще выше. Страх охватывает его, страх перед существом, стоящим на башне подле огненного колеса. Затем он видит уже не одну, а две борющиеся фигуры. Свет вспыхивает и гаснет.

И снова он проснулся с криком и в холодном поту.

Ветер хлестал в лицо. Кто-то открыл палатку. Внутрь просунуло бесформенную голову какое-то чудовище и навалилось на него так, что он не мог дышать. Ким уставился в широко распахнутые, мерцающие глаза, в которых отражался безмолвный ужас, то ли его собственный, то ли...

– Алекс! – прозвучал из темноты рядом с ним голос Альдо. – Алексис, чертова скотина! Убирайся отсюда!

Осел разразился паническим ревом. Что-то напугало его так сильно, что он стал искать спасения в палатке. Может быть, волки?

Вместе они вытолкали осла из палатки и привязали к дереву достаточно крепко, чтобы он больше не мог ворваться к ним. Над болотами плясали призрачные вспышки голубовато-белого света, и в воздухе раздавалось неясное шуршание и шелест, от которых становилось не по себе.

– Неуютно здесь, – проворчал Ким. – Пойдем-ка снова спать.

Но о сне нечего было и думать. В голове повторялись картины из сна.

Альдо тоже, по-видимому, не мог заснуть и беспокойно вертелся.

– Что-то странное с Алексом, – сказал он наконец. – Обычно он так не делает.

– Да все в порядке, – ответил Кимберон. – Он не виноват.

Но что-то явно было не в порядке. Что-то было не так, как всегда, и у Кима возникло тупое и ноющее чувство, что произошли какие-то изменения, которые ему совершенно не нравятся.

ЧЕРНЫЙ ЛЕГИОН

Когда они выбрались из палатки, мир вокруг изменился.

Над землей лежал туман. Не утренняя дымка, поднимающаяся над лугами и окутывающая землю таинственным шлейфом до тех пор, пока взошедшее солнце не растопит ее своим теплом. Нет, это была плотная, вязкая, бесформенная масса, почти осязаемая и сокращающая поле зрение до двух шагов. Деревья на краю поляны, где они разбили лагерь, превратились в гротескные призрачные фигуры, которые цеплялись за сумерки гигантскими пальцами, и даже солнце, висевшее где-то над далекими вершинами Серповых гор, было лишь светлеющим пятном.

Алекс стоял там, где они привязали его ночью. Казалось, он с тех пор не пошевелился и теперь смотрел на них с сумрачной миной, которая точно соответствовала состоянию погоды.

Ким бросил испытующий взгляд на небо.

– Не думаю, что туман скоро рассеется, – заметил он. – Но мы пойдем дальше. Я вздохну спокойно только тогда, когда мы достигнем первых имперских постов.

Подлесок был настолько сырым, что Альдо не смог снова разжечь огонь. Так что завтрак их был коротким и холодным, и они принялись складывать палатку. Связав в один узел брезент и шесты, они снова впрягли в фургон осла и отправились дальше. Даже Алекс, казалось, радовался тому, что они удаляются от этого негостеприимного места.

В туманной тишине каждый шорох звучал вдвое громче: цокот копыт, скрип фургона, визг осей и скрежет обитых железом колес по покрытию дороги. Даже когда Альдо лишь один раз взмахнул поводьями, хлопок прозвучал резко, как удар бича. Глядя вперед, они не видели ничего, кроме небольшого отрезка дороги, а обернувшись назад, видели такой же кусок ее, исчезающий в тумане. Холмы справа и слева скорее угадывались, чем были видны. Да, это выглядело так, как если бы мир ограничивался окружностью в несколько дюжин шагов и всякий раз образовывался перед ними заново с тем же постоянством, с которым исчезал позади, в то время как колеса фургона катились дальше и дальше по дороге.

Было трудно понять, сколько времени они так идут, но миновали часы, пока дорога не стала медленно подниматься и береговые откосы справа и слева сменились бревенчатым настилом, уходящим в зыбкую топь. Они достигли болот.

– Если мы встретим здесь больгов, – сказал Альдо, – то не успеем развернуть фургон. Нам останется только бежать через болото.

– Вот этого я бы не советовал делать, – возразил Ким сухо. – Через пару шагов, особенно в такую погоду, мы бы безвозвратно пропали. Болота глубоки и коварны. Без проводника далеко здесь не уйдешь. А болотники...

– Болотники! Я о них и не подумал. Мой отец рассказывал, что они заманивают путников в ловушки и поедают живьем...

– Никаких болотников больше нет, – ответил печально Ким. – Они спасли нам жизнь и поплатились за это: темные эльфы сожгли их деревню и убили всех. Всех, кроме одного.

– Кроме одного?

– Да, кроме Гврги, нашего друга. Он был с ними с самого начала.

– Но... тогда он должен быть очень древним.

– Он появился в результате эксперимента темных эльфов – неудавшегося, как они посчитали. Они хотели создать могущественное существо. А сотворили бессмертное. И он странствовал через века и создал собственный народ, существовавший до тех пор, пока темные эльфы его не уничтожили.

– Вы полагаете, Гврги все еще где-то тут? – Альдо бросил опасливый взгляд в туман, стелющийся над топью.

Ким засмеялся. Этого лучше было не делать, так как здесь, среди болота, это звучало как сумасшедшее хихиканье потерянной души. Остаток своего смеха он быстро проглотил.

– Нет, – сказал он, – Гврги сидит теперь на подземном троне в Зарактроре, он стал властелином карликов. А если ты ищешь повод испугаться, то, пожалуйста: они – создания темных эльфов, результат их тщетных попыток создать жизнь. Синтетические существа. Совершенно такие же, как и... – Он остановился.

– Как кто?

Как мы, хотел он добавить, вспоминая начало фольков, но не сказал этого, чтобы не смущать своего юного спутника. Довольно и того, что это известно ему самому.

– Как Гврги, – продолжил Ким. – Но он сильнее, чем они. Возможно, он самое могучее существо из всех, известных мне. Но при этом он веселый и порой очень наивный. Он... – Ему не хватало слов.

– Вы виделись с ним еще когда-нибудь?

– Нет, но он сказал, что еще встретимся.

В моих снах. Внезапно Ким вспомнил о нагом, слепом и глухом существе из своего сна, заключенном под землей и жалобно стонущем. Был ли это Гврги? Может быть, когда-то в далеком прошлом, сказал себе Ким.

– В Зарактроре я бы тоже охотно побывал, – заявил Альдо, – осмотрел бы чудеса, которые должны же там иметься. Или в Подземном Мире. Я слышал, там есть экипажи, ездящие сами по себе. Вот бы нам сейчас такой! Хотя, что бы делал этот экипаж в таком тумане? Осел или пони могут быстро остановиться, но если катиться на полных парах по болотистой местности, то определенно случится...

– Тихо! – прервал Ким словоизвержение Альдо. – Ты слышишь?

Они прислушались. Издалека, сквозь скрип и грохот повозки, доносилось что-то похожее на лязг оружия.

– А чувствуете ли вы запах? Пахнет пожаром!

Они взглянули друг на друга. Больги?!

– Вперед! – Альдо щелкнул поводьями. – Вперед, Алекс!

Осел ощутил беспокойство хозяев и припустил рысью. Если не повезет, дорога приведет их в лапы больгов. В противном случае можно надеяться, что где-то недалеко первые имперские посты.

Туман кое-где стал редеть, но они все равно не чувствовали себя уверенно.

Из тумана выступали странно изогнутые деревья и кусты, увитые ползучими растениями, поля с большими бледными цветами, среди которых что-то тихо булькало... Тут и там виднелись островки твердой почвы, слегка поднимающиеся над болотом; там росли березы, их белые стволы и черные, еще по-зимнему голые ветви напоминали скелеты. Болотные вороны взлетали, вяло взмахивая крыльями.

– Там! – закричал Альдо. – Вы видите? Крепость!

В колышущихся испарениях перед ними плыла темная тень. Неуклюжая, квадратная, с башнями по углам и массивным замком в середине – крепость! Ее стены и башни, как с облегчением отметил Ким, не были увенчаны тремя зубцами, как в его сне.

Он вознес тихую благодарственную молитву Божественной Чете, когда фургон съехал с бревенчатого настила, свернув на пологий въезд, ведущий к крепости. Перед ними в черной стене зияли ворота. Створки ворот были распахнуты, решетка поднята. Вокруг царила зловещая тишина.

Справа и слева от ворот были вкопаны в землю высокие колья. На каждый была насажена отрезанная голова больга.

Ким зажмурился.

– Они уже давно здесь, кроме двух, эти еще свежие. Тут кто-то питает жуткую ненависть к больгам.

– Я не слышал, чтобы войска императора поступали так, – высказался Альдо, когда они очутились в темноте арки. – Какой легион это может быть?

Ким посмотрел наверх. В замковом камне свода был вырезан знак: человеческий череп с двумя скрещенными мечами под ним. Ниже – надпись LEG XX ATROX [Двадцатый легион, страшилы (лат.)].

– Об этом легионе я никогда не слышал! – сказал он.

Из тени выступили две фигуры, копьями преградившие им путь.

– Quo vadis? [Кто идет?] – прорычал один из них.

– Слава Отцу! – Ким перевел дух. – Мы – Кимберон Вайт, хранитель Музея истории Эльдерланда, и его спутник – следуем по приглашению его величества императора на коронационные празднества...

Он умолк, не дождавшись реакции стражников. Подумав, что стоит попробовать говорить на старом языке, он повторил:

– Cimberonus Vitus sum Populum Musaei Custos Terrae Aldensis...

– Я все понял, малыш, – прервал его стражник. – Я только спрашиваю себя, что за ерунду ты сказал. Заезжайте. Пусть в этом разбирается центурион.

Ким и Альдо беспомощно переглянулись; потом, когда стражи опустили копья, они пустили осла вперед. Крепостной двор был голым и пустынным, впрочем, возможно, в аркадах под стенами находились еще какие-нибудь легионеры, но сейчас не было видно никого.

– Я думаю, это ошибка, – прошептал Альдо.

Ким же возмутился:

– У меня послание императора. И если Фабиан узнает, как с нами здесь обращались, тогда этим оборванцам не поздоровится...

Он умолк, так как открылась дверь главного здания. Оттуда вышел один из самых больших людей, каких Киму доводилось когда-либо видеть. На нем был блестящий нагрудный панцирь легионера, однако панцирь этот был не золотым, а черным. Черным и не очень чистым был и плащ, свисавший с его плеч, так же как и потрепанный султан на его шлеме, который он держал в левой руке. В правой он нес точеный дубовый посох – знак своей должности.

Центурион услышал последние слова Кима. Его физиономия в связи с этим была мрачна.

– Оборванцы, да? А что это за послание, о котором ты болтаешь? Покажи-ка.

Ким выпрыгнул из фургона и знаком показал Альдо следовать за ним. Тот закрепил поводья на козлах и тоже спустился на грязную утоптанную землю. Ким вытащил нагрудный кошель, в котором хранил письмо императора, и предъявил его центуриону.

Тот вроде бы углубился в чтение, но Ким со смесью удивления и ужаса обнаружил, что центурион держит письмо вверх ногами. Этот человек не умеет читать!

– Я еще не видел, что там у вас в фургоне! – сказал он затем.

– Только личные вещи, – пояснил Ким, – и некоторые запасы на дорогу.

– Декурион! – фыркнул командир сотни. – Обыскать!

Один из стражей подошел ближе и пошарил копьем под брезентом, в то время как Ким с нарастающим гневом наблюдал за всем этим.

– Как он и сказал. Такое количество снаряжения, что хватило бы для целой экспедиции. И большая корзина еды.

– Ну ладно, – сказал центурион. – Отнесите все на склад и отберите то, что может пригодиться. Еду – в кухню, фургон на дрова, а осел пойдет в стойло.

– А что делать с этими ребятами?

Центурион пожал плечами:

– А вышвырните их вон!

Гнев Кима перерос в ледяную ярость.

– Мы не «ребята»,– произнес он с тихой яростью. – Мы официальная делегация от Эльдерланда, и я требую от каждого – подчеркиваю: от каждого – уважения, которое подобает члену Совета Эльдерланда.

Он встряхнул головой так, что его русые волосы взлетели.

Глаза центуриона сузились.

– Подойди-ка сюда! – сказал он. Ким невольно сделал шаг в его сторону.

Центурион поднял свой скипетр и отвел им волосы Кима в сторону.

– Интересные ушки, – заметил он, – один из эльфов позволил себе позабавиться.

Однако в его издевке присутствовал и оттенок неуверенности.

– Мы не полукровки,– сказал Ким твердым голосом.– Мы представители Маленького народа, и...

Окончание его слов утонуло в грохочущем хохоте. Смеялся не только центурион; стражники у ворот согнулись от хохота пополам.

Ким никогда еще не чувствовал себя столь неуютно, а Альдо попытался сделаться еще меньше, чем был на самом деле.

– Это уже слишком, – сказал центурион, вытирая рукавом выступившие слезы. – Пусть с вами разбирается легат, если он еще вернется.

Он указал своим скипетром: «Уберите их в тюрьму».

Из-за его спины появились еще два легионера.

Ким и Альдо замерли.

Оба солдата были одеты в имперскую форму: шлемы и панцири с изображением серебряного черепа и скрещенных мечей, регалиями этого странного легиона. Но это были не люди.

Это были больги.

Ким выхватил кинжал прежде, чем успел это осознать. Альдо молниеносно вытащил длинную палку из фургона, и они встали спина к спине, чтобы, сражаясь, продать свои жизни как можно дороже.

Больги подошли ближе. На их широких задубевших лицах ничего невозможно было прочесть. Казалось, их даже не интересует, будут ли пленники сопротивляться. Один взмахнул копьем как дубиной; что-то треснуло, и Альдо тотчас опустил обломок своего оружия. Другой замахнулся на Кима, тот стремительно опустился на одно колено и ткнул Коротышом в незащищенное колено противника. Больг зарычал, и последнее, что помнил Ким, был подбитый гвоздями сапог, приближающийся к его лицу. После этого мир взорвался от боли.

– Ооо! – было первое, что сказал Ким, придя в себя, и повторил снова: – Ооо!

Голова его адски болела, так, словно он врезался в стену. Пальцами Ким ощупал лоб, и боль опять пронзила его. Рука оказалась липкой.

– Не двигайтесь, господин Кимберон, – послышался голос из темноты. – Вы истекаете кровью, позвольте мне осмотреть вашу рану.

Ким услышал, как рвется ткань, потом что-то легло на его лоб. Он вздрогнул.

– Спокойно, – раздался голос Альдо, которого он наконец-то узнал. – Почти готово.

Ким попытался открыть глаза, и его взгляд упал на низкое полукруглое зарешеченное оконце, сквозь которое проникал лунный свет. Потом он повернул голову, чтобы посмотреть на своего спутника.

– Ведите себя спокойно, – сказал тот.

Ким лежал тихо, пока Альдо занимался врачеванием. .

– Где ты взял повязку? – спросил он, наконец. Этот вопрос ему самому показался глупым, но он не знал, что еще сказать.

– Мне всегда нравились короткие штаны, – ухмыльнулся Альдо. В его руке сверкнул нож, которым он как раз и укоротил нижнюю часть своего гардероба до колен.

– Нас швырнули сюда, – сообщил он. – Они не особенно церемонились.

Ким ужаснулся. Инстинктивно он схватился за грудь. Его пальцы пытались нащупать то, что он носил под рубашкой. Вытащив висящий на шнурке мешочек и раскрыв его, он удостоверился, что кольцо все еще там, кольцо хранителя, его бесценное сокровище. Скользнув по нему пальцами, он ощутил холод. Вставленный в оправу черный камень казался черным даже в полумраке.

Приподнявшись, Ким попытался осмотреться. Они находились в низком сводчатом помещении, куда свет проникал лишь через небольшое, забранное решеткой окно, находящееся на уровне пола. Оконце выходило, по-видимому, в крепостной двор. Пахло плесенью и влажной каменной кладкой.

Ким удержался от вопроса о том, где они находятся. Больше его занимало «почему».

– Они нам не поверили, – предположил Альдо.

– Нет, – заявил Ким. Голова его все еще кружилась, но мысли были ясными. – Что-то здесь не так. Больги в императорском легионе? Такого еще не бывало. И эта странная форма...

– Может быть, это резервный отряд темных эльфов, захвативший крепость и уничтоживший здешний гарнизон?

– Ты забываешь о символах над аркой ворот: череп и два скрещенных меча. О таких знаках я никогда не слышал. И название. Двадцатый легион называется не Atrox, страшилы, а Victrix – Победители.

– То есть это легион врагов?

– Или люди на службе у темных эльфов.

Ким пытался осмыслить все это своим рационалистическим умом: пункт за пунктом, как его учили.

– Ну, хорошо, такое можно себе представить. Но если у них был этот легион в резерве, то почему они не ввели его в бой? Да и сама крепость – она построена отнюдь не несколько месяцев назад... Нет, что-то тут не так.

– И что же нам делать?

– Как-то отсюда выбираться. Вот только решетка...

Альдо усмехнулся; сверкание его зубов было заметно даже в темноте. Он снова достал свой складкой нож.

– Маленькая пила? – Он покрутил его. – Напильник? – Поколдовав еще, добавил: – Или штопор?

– Это все? – Ким вздохнул. – Попробуем напильником. Но для начала надо осмотреть окно.

Оконный проем был перекрыт тремя горизонтальными и тремя вертикальными прутьями. Проникающая повсюду сырость и здесь оставила свои следы – с них отслаивалась ржавчина. Но под ней было прочное железо, как убедился Ким, взявшись за напильник. Его скрежет зазвучал в тишине неестественно громко.

– Потребуются часы, чтобы распилить решетку. А до этого нас десять раз поймают...

Позади них под сводами зашевелилось нечто огромное и бесформенное. Ким и Альдо застыли без движения. Неизвестное существо тяжело дышало в темноте, как собака, переворачивающаяся с боку на бок. Зазвенели цепи. Темная фигура повернулась к ним. Лунный свет упал на покрытое рубцами широкое лицо с выступающей нижней челюстью и лишенными выражения черными глазами. Изо рта тянулась нить слюны.

Больг.

– Мы должны выбраться отсюда! – сказал Ким и стал яростно пилить. Напильник треснул и сломался. Ким принялся трясти решетку. Один из прутьев подался, сдвинулся, вероятно, на ширину клинка, но этого было мало. Ким в отчаянии огляделся.

– Я... помогать, – произнес больг. – Я... с...

Ким меньше бы удивился, если бы заговорил камень в стене или железный прут под его рукой. Этого не могло быть! Это невозможно! Больги не умеют говорить. В старинных легендах, рассказывающих об ужасных злодействах, совершенных больгами, никогда не упоминалось о том, что кто-нибудь из них произносил звуки, подобные человеческой речи. Хрюканье и фырканье, рев и вопли, издаваемые ими, когда они терзают жертву, – все это было возможно. Но только не речь, нет.

Больг выпрямлялся медленно, как будто не желая испугать их. Цепи вновь зазвенели. Ким увидел, что больг одет в подобие туники, как легионер Империи, только его одежда разорвана в клочья.

– Завтра... – сказал больг, – люди... меня убивать. – Он поднял руку и провел пальцем по горлу, все так же медленно и осторожно, будто боясь неосмотрительным движением спугнуть. – Пожалуйста... помогите!

Альдо невольно сделал шаг в сторону пленника, но Ким схватил его за руку.

– Он больг,– пояснил он то, что и так было очевидно. – Не подходи к нему близко. Один удар – и тебя не будет.

Альдо наморщил лоб:

– Ну, это вряд ли. Посмотри, он ведь закован. И судя по всему, его сильно отделали.

Только тут Ким заметил, что плечи больга разукрашены ударами кнута, раны раскрылись и снова начали кровоточить.

– Ты думаешь, что... – Он вспомнил вдруг о водруженных на колья головах у ворот крепости. Две из них были в свежей крови.

– Даже если он и относится к ним, – продолжал Альдо, не поясняя, кого он разумеет под «ними», – то с ним обошлись не слишком-то по-дружески. А враг моего врага...

– Мой союзник, – закончил Ким, – как говорил уже Эрликус Твернензис, легендарный стратег. Но чтобы больг...

Больг тем временем молча протянул им руки, закованные в цепи. Альдо так же молча взял из рук Кима складной нож.

– Ты уверен в том, что делаешь? – спросил тот, когда Альдо принялся ковырять замок.

– Нет, но есть ли у нас другой шанс?

Хотя Ким и не считал удары, совершенные его сердцем до того момента, когда поддался первый замок кандалов, но их было не менее сотни. Открывание второго тянулось еще дольше, и Альдо был близок к тому, чтобы с проклятиями отбросить свою импровизированную отмычку, когда замок внезапно раскрылся.

Больг принялся растирать запястья и обнажил желтые зубы, как будто желая сказать «спасибо», но, вероятно, этого слова в его лексиконе не имелось. Затем он согнул и разогнул опухшие пальцы.

Ким невольно отшатнулся. Больг взглянул на потолок, находившийся на расстоянии ширины ладони от его головы, а затем протиснулся, сгорбившись, к маленькому зарешеченному оконцу. Его огромные руки схватили один из железных прутьев. Прут сдвинулся, но устоял.

– Нож! – произнес больг.

– Нет! – прошептал Ким, но было уже поздно. Альдо доверчиво вложил оружие в руку больгу.

– Только не сломай его! – заявил он, бросив взгляд в сторону Кима.

Больг ковырял ножом там, где прут был укреплен в стене. Наружу полетели ржавчина и цементный раствор. Потом он снова схватил прут, напряг мускулы, кряхтя выломал его и с грохотом бросил на пол.

Все, включая больга, напряженно прислушались, но, казалось, никто ничего не услышал.

К удалению оставшихся частей решетки больг приступил более осмотрительно. Ким поразился, с какой осторожностью он стал действовать. Наконец были вытащены все прутья, кроме одного.

Это была последняя из вертикальных перекладин. Для фолька отверстие было уже достаточно большим, чтобы в него пролезть. Но для массивного больга требовалось освободить проем полностью. Последний прут неожиданно оказал сопротивление. Снова и снова выскальзывал нож из рук больга.

– Дай мне,– сказал Альдо,– я сделаю это лучше.

Больг неуловимо помедлил, прежде чем вернул нож...

Альдо принялся освобождать последнюю штангу решетки. Наполовину высунувшись из окна, он услышал шаги.

– Тсс... – прошептал Альдо.

На крепостной стене появился патруль. В пустом дворе гулко раздавался стук сапог, подбитых гвоздями. Если бы кто-нибудь из них бросил взгляд вниз, то непременно увидел бы Альдо.

Облако закрыло луну, и тень легла на окно подвала. Затаив дыхание, все трое ждали, когда звук шагов затихнет. Альдо тотчас вернулся к работе.

– Не получается, – через некоторое время заявил он. – Попробуй ты!

Больг схватил штангу и потянул, но та выскальзывала из рук.

– Проклятье! – воскликнул Ким. Он стянул с головы повязку, рана уже затянулась и только слегка пульсировала. – Вот, возьми.

Больг обернул тряпкой железный прут и потянул его на себя. Его губы исказила гримаса напряжения, глаза вылезли из орбит. Из его груди вырвался сдавленный стон. Камень заскрежетал, соприкасаясь с железом.

– Достаточно, – раздался голос Альдо уже снаружи, – этого должно хватить.

К своему удивлению, Ким увидел, что больг согнул толстенный железный прут, им с Альдо осталось лишь пару раз повернуть его в разные стороны, чтобы он высвободился.

– А теперь прочь отсюда, – сказал Ким и выпрыгнул в оконный проем. Больг нагнулся, поднял что-то с пола и полез вслед за фольками. Внезапно взгляд его стал неподвижным, полным глубочайшего отчаяния, соединенного с безнадежностью. Он застрял в оконном проеме.

– Поможем ему, – обратился Ким к Альдо, – мы должны его вытащить, иначе он выдаст нас...

Кое-как они сумели извлечь его тяжелое тело на свободу. Больг взмахнул железным прутом и воскликнул: «Vadite!» Это был хорошо известный ему приказ.

– Идем!

К крепостной стене фольки отправились согнувшись, а больг и вовсе почти ползком. Двор был темным и пустым. Небо все еще в облаках, на востоке уже прояснялось. Скоро наступит утро, и его свет, безразличный к добру и злу, выдаст их...

Под стеной крепости размещались дощатые сараи, судя по всему конюшни. Они были пусты. Кроме одного.

– Алексис! – Альдо в последний миг едва сдержал радостный возглас.

– Мясо! – сказал больг.

Осел посмотрел на него с ужасом и, ища защиты, молча придвинулся к Альдо. Видимо, больги двадцатого легиона повергли его в такой страх и ужас, что он уже не в силах был подать голос.

– Не бойся, Алекс, – успокоил его Альдо, – он ничего худого тебе не сделает. Пойдем.

– Как ты собираешься его вывести, если мы и сами не знаем, как выйти? – проворчал Ким. Грубая рука зажала ему рот.

– Тсс! – прошептал больг. Снова донеслись шаги патруля, обходящего крепость. Впрочем, тут, за стеной конюшни, их никто не мог увидеть.

Ким бросил взгляд во двор. Они находились как раз напротив крепостных ворот, но створки их были закрыты и укреплены тяжелыми балками. Сломать их, не привлекая всеобщего внимания, не представлялось возможным.

– Пойдемте! – позвал больг. Он повел их вдоль стены. Ким увидел темный четырехугольник. Дверь?

Он вспомнил, что большинство пограничных крепостей обладают потайным выходом, «водяными воротами», которые могут использоваться во время осады для вылазки или побега. Как правило, эти ворота бывают закрыты и замаскированы. Но зачем им-то эти ворота, если у них нет ключа?

– Вот, – сказал больг, – стойте.

Ким коснулся тяжелого амбарного замка, висящего на петлях. Он приподнял его и понял, что замок весит добрый фолькский фунт.

Больг вставил в дужку замка железный прут, затем всем своим весом навалился на его длинный конец и нажал. Замок с треском раскрылся.

Правило рычага, подумал Ким. Он никогда бы не поверил, что больг может знать этот закон. Ему показалось, что их спутник ухмыляется. Ким осторожно толкнул дверь и огляделся.

Снаружи дверь была отделана деревянными панелями, столь похожими на окружающие камни, что увидеть дверь ближе чем с двадцати шагов было невозможно. Но так близко едва ли кто-нибудь и подходил, поскольку ворота выходили непосредственно ко рву, огибавшему крепость. То, чтобы кто-нибудь стал приближаться к воротам, было маловероятно и по другой причине – здесь уж очень мерзко пахло.

Воняло отвратительно. Это был не только запах гниения, витающий обычно над болотами. Пахло здесь одновременно отхожим местом и помойкой. И недаром, ибо как раз сюда выбрасывали все, что больше не было нужно: остатки еды, сломанную утварь, гнилые овощи.

– Где-нибудь здесь, наверное, лежат и наши пожитки, – сказал Ким и тут же обнаружил свой вещевой мешок.

Он поднял его. Внутри находился какой-то твердый предмет, но у Кима не было времени на то, чтобы об этом раздумывать.

– А вот кастрюля госпожи Меты.

Ему казалось, что прошли годы с тех пор, когда он последний раз сидел у себя в столовой, вкушая творения госпожи Металюны... Неожиданно он увидел нечто блестящее.

– Коротыш! – Он наклонился и выудил кинжал из кучи отбросов. Они еще поплатятся за это! – поклялся он себе. В этот момент за его спиной появились больг и Альдо, тащивший на веревке осла. Тот уперся и вознамерился было зареветь, однако Альдо быстро зажал ему пасть.

– Терпение! – прошептал он. – Терпение, малыш! Скоро мы будем далеко отсюда.

Небо уже розовело, и рассвет бросал длинные тени на землю. В отдалении, на расстоянии примерно тысячи футов, начинался лес, а за ним виднелись отроги Серповых гор. Если они успеют добраться туда, то смогут укрыться.

– Куда пойдем? – спросил больг.

– В столицу,– ответил фольк.– К императору. Понимаешь? – продолжал он, так как больг смотрел недоуменно.– Император Фабиан. Империум Рекс.

Больг отшатнулся, на его лице был неподдельный ужас.

– Нет, – громко сказал он, – Горбац не пойдет... Туда! – Он указал на север.

Начав спорить, они невольно повысили голоса. Шорох наверху напомнил им, в каком положении они все еще находятся.

– Эй, что за шум? Кто это? – Дозорный нагнулся над стеной. – Пленники сбежали!

Проклятье! Голоса далеко разносятся в ночи, особенно над водой. Ким решил, что они уже на свободе. Но теперь-то и начнется охота.

Вода во рву была чернильно-черной. Кто мог знать, что таится на дне? Но выбора не было.

– Вперед! – Больг бултыхнулся первым. Вода доходила ему только до пояса.

Альдо ободряюще шлепнул осла:

– Идем, Алекс!

Осел зарыл копыта в вязкое дно и отказывался сойти с места.

– Он не хочет! – В голосе Кима послышались истеричные ноты. Этот проклятый осел будет теперь стоять, может пройти вечность, когда он соблаговолит двинуться дальше.

За их спинами в крепости вспыхивали факелы.

– Мы не можем оставить его здесь, – прошептал Альдо удрученно. – Если больги поймают его, то сожрут.

Больг, который уже почти пересек ров, обернулся, восприняв эти слова как призыв. Желтоватые белки его глаз и зубы мерцали в сумерках. Он тут же оценил положение. Два, три шага – и вот он снова рядом. Грубо схватив повод осла, он дернул его.

Алекс давился и плевался, но против грубой силы больга его шансы были минимальны. Поставленный перед выбором смириться или быть задушенным, он предпочел опасную жизнь неизбежной смерти и последовал за больгом.

Ким и Альдо отправились следом. Вода местами доходила им до горла, и они перебирались наполовину вплавь, наполовину бегом. Наконец они выбрались на берег.

– Куда теперь? – с трудом переводя дыхание, спросил Ким.

Перед ними тянулось болото. Здесь и там мелькали скрытые ряской колодцы, один неверный шаг мог стать последним.

Больг только пробурчал что-то себе под нос, крепче схватил осла за поводья и побежал прочь.

Ким и Альдо обменялись отчаянными взглядами, а затем последовали за своим предводителем.

Утреннее солнце засияло над далекими горами на кроваво-красном небе и осветило вершины Серповых гор. Туман поднимался над болотами, однако было слишком холодно, и солнцу недоставало сил развеять его. Что было, с одной стороны, и хорошо для беглецов, но, с другой стороны, в тумане найти дорогу представлялось непростым занятием.

Ким не отваживался оглянуться, однако у него не было сомнений в том, что хозяева странной крепости не позволят им так просто скрыться. Он представил себе, как солдаты поднимаются с коек и, торопливо застегиваясь, хватая шлемы и мечи, еще до конца не проснувшись, выскакивают на улицу. Раздаются команды, бряцает оружие. Пар от дыхания виснет белыми облачками во влажном утреннем воздухе.

Он так погрузился в свои фантазии, что не заметил, как натолкнулся на осла. Больг остановился и втягивал носом воздух. Его ноздри трепетали, как у принюхивающегося зверя.

– Там! – прорычал он и повернул в другом направлении, отклоняющемся от их тропы почти под прямым углом. И снова пустился рысью, волоча за собой осла. Оба фолька помчались следом за ним.

– Ты уверен,– пропыхтел Альдо,– что он знает, куда бежит?

– Нет, – с трудом переводя дыхание, отвечал Ким. Для более пространного комментария у него не хватало сил.

Теперь у Кима появилась возможность бросить взгляд на крепость. В тени ее стены он заметил движение. Они позволяют себе быть чертовски неторопливыми, подумал он. Они чересчур уверены в себе. Или ждут чего-то еще.

Тут целая вереница маленьких теней появилась из-под прикрытия крепостной стены. Вот теперь охота действительно началась.

Он вспомнил о мысли, пришедшей ему в голову в миг, когда открылись ворота: если добраться до леса, то надежда на спасение есть.

Дорога шла вверх. Появились деревья, первые предвестники леса. Но его спасительная темнота была еще далеко. Ким заметил, что его ноги стали тяжелее, пот заливал глаза. Он споткнулся и упал.

В последний миг он инстинктивно выбросил руки вперед. Благодаря этому он только разодрал себе кожу на коленях, а не разбился полностью. Это путешествие, которое задумывалось как увеселительная прогулка, превратилось в жуткий сон. Причем никаких оснований для этого не было. Хотелось одного: закрыть глаза и ждать, пока этот кошмар пройдет.

– Вставайте, господин Кимберон, – услышал он голос Альдо. – Нам нужно идти.

Ким покачал головой. Рана на лбу вновь стала кровоточить, кровь попадала ему в глаза.

– Я... не могу.

Он почувствовал руку на своем плече. Сквозь красную завесу он увидел склонившегося над ним больга. Идите, хотел сказать Ким, и оставьте меня в покое, оставьте меня. Но он не в состоянии был произнести ни звука.

– Слушайте! – произнес больг.

И тут Ким тоже услышал. Вой собак.

– Псы-призраки!

Услышав звук своего голоса, он осознал, что произносит это вслух. Псы-призраки! Ужасные слуги темных эльфов. Не существа из плоти и крови, но воплощение того, чего каждый боится больше всего. Псы-призраки, безжалостно затравливающие до смерти, стоит им только взять след. Так рассказывалось в старинных легендах. Но Кимберон и сам уже слышал их вой.

– Не призраки, – сказал больг. – Собаки... которые охотятся...

Но Кимберон его не слышал. Он уже бежал. Он мчался ради своей жизни, ради оставшейся небольшой части рассудка, которая еще сохранилась. Его ладони и расцарапанные колени горели, кровь текла в глаза, и во рту было солоно. Это его не заботило. Он видел свои движущиеся руки и ноги, словно наблюдал со стороны за кем-то посторонним, не имеющим с ним ничего общего, за бегуном, стремящимся к неизвестному рекорду. Он не знал, как долго он так бежал. Все его мысли, все чувства и стремления были направлены только на то, чтобы уйти от этого источника ужаса, – только прочь, куда угодно.

Его окружали призраки, высокие и низкие тени, тянущиеся к нему длинными холодными пальцами. Роса увлажняла его лоб, листья касались его кожи. Ветви и сучья рвали его одежду. Внезапно он остановился. Его руки и ноги еще конвульсивно вздрагивали, но больше он бежать не мог.

– Спокойно, – раздался чей-то голос. – Горбац здесь.

Больг был рядом. Его массивная фигура, черная на фоне пестрой темноты леса, вызвала чувство защищенности. Вокруг было тихо. Не было слышно ни одного звука, кроме шелеста ветра в деревьях.

– Горбац – это твое имя, не так ли? – услышал себя Ким. Это сильно удивило его. Не только то, что больг умеет говорить, а также и то, что у него имеется имя, а вместе с ним, очевидно, и представление о себе самом, свое «я».

– А как... твое имя?

Где есть «я», там есть также «ты». С этого все начинается.

– Я – Кимберон Вайт, хранитель Музея истории и член Совета Эльдерланда, и... зови меня просто Ким, – закончил он вяло.

– Я – Горбац, – повторил больг. – Двадцатый легион, двенадцатая когорта, вторая манипула. – Это звучало как выученное наизусть. – Это... был я, – добавил он.

Любопытство одолело Кима.

– Что с тобой сделали? – спросил он.– То есть что ты натворил, отчего тебя бросили в тюрьму?

Взгляд больга стал мрачным и невыразительным.

– Мои товарищи, – проворчал он, – они захотели... больше еды. Декурион приказал... казнить каждого десятого... Двоих из двадцати. – Он провел рукой по своему горлу.

Ким вспомнил о головах на столбах у входа в крепость. Теперь ему стало ясно, откуда они взялись.

– Я... отказался. Горбац – солдат, а не палач, – продолжал больг. – Поэтому они меня бить, бросать в подземелье.

Он поднял массивные плечи, как будто хотел сказать: «Остальное ты знаешь».

Краем глаза Ким заметил какое-то движение и обернулся. И с облегчением узнал своего спутника, который к ним присоединился.

– Альдо, – сообщил он, – нашего друга зовут Горбац...

– У нас нет времени для разговоров, – пропыхтел Альдо. – Вы разве не слышите? Собаки...

Вой снова стал отчетливым... Теперь Ким и сам слышал, что это был не вой привидений, которого он, было, устрашился, а тявканье и прерывистое дыхание обычных псов. Впрочем, если их схватят эти псы, их укусы могут быть столь же смертельны, как и дыхание ужаса, исходящее от собак-призраков.

– Да, – согласился он, – надо бежать.

Он попытался сделать несколько шагов, но ноги отказались ему служить, и он упал бы снова, если бы Горбац его не подхватил.

– Господин Кимберон не может больше идти, – заявил Альдо.

– Пустяки, – сказал Ким. – Могу.

Когда он снова, прихрамывая, пустился в путь, его тело кричало при каждом шаге, но голова была ясна.

– Как это получилось, что ты говоришь на нашем языке? – спросил он на ходу у больга. – Кто тебя научил?

Горбац, казалось, не вполне понимал, о чем его спрашивает Ким.

– Люди разговаривают, люди приказывают. Больги подчиняются, – сказал он. – Больги учатся.

Ким наморщил лоб.

– Но ведь вы недавно появились здесь, – задыхаясь, произнес он, – я имею в виду армию больгов... Или по ту сторону Ограничительного Пояса тоже есть люди?

Он видел, что больг его не понимает, и прекратил дальнейшие расспросы. Он берег дыхание.

Бегство привело их не только в лес, но и выше – к подножию гор. Киму эта местность была знакома лишь по старым картам, хранящимся в музее, и у него не было ни малейшего представления о том, куда они направляются. Он только желал установить между собой и преследователями возможно большую дистанцию. Справа и слева перед ними возвышались скалы, Ким направился к расселине меж ними.

– Нет... там долго, – пыхтя, сообщил больг.

Но Ким не позволил себя остановить. По ущелью бежала вода, ручей, питаемый горным источником.

– В воду! – закричал Ким. – Собаки потеряют наш след!

Но было уже поздно.

Среди деревьев сверкали обнаженные мечи. Вой собак зазвучал совсем рядом. С последним приливом энергии Ким устремился прочь по скользким камням, против течения, и дальше по сухой земле и камням до тех пор, пока не увидел, куда дикий бег привел его самого и его спутников.

Они оказались на дне маленькой котловины. С обеих сторон вздымались поросшие лесом, заканчивающиеся светлой горной породой откосы.

Перед ними в нескольких десятках шагов среди замшелых камней лежало маленькое озерцо, наполняемое водой небольшого водопада. Дальше высилось непреодолимое нагромождение скал.

Они попали в ловушку.

К собственному удивлению, Ким заметил, что сжимает в руке кинжал. Он думал, что давно уже его потерял. Клинок сверкал в отблесках воды. Горбац поднял что-то, это был толстый железный прут, подобранный с пола тюремной камеры. Альдо вооружился суковатой палкой, а Алексис оскалил зубы.

Первыми появились собаки. Не призраки, а существа из плоти и крови. Но какие существа! Черные собаки, принюхивающиеся и рвущиеся с длинных поводков. Комки из мускулов и сухожилий, в половину человеческого роста и по меньшей мере такого же веса, как взрослый человек. Рожденные для борьбы, наделенные неуправляемой яростью, вымуштрованные дрессировщиками. Их морды были в пене.

Увидев добычу, они залаяли и с удвоенной силой рванулись вперед, так что поводки их едва сдерживали.

За ними показались солдаты в черных плащах и с матово блестящим оружием. Ким узнал центуриона по султану на его шлеме, о прочих было невозможно сказать, люди это или больги.

Люди и больги, что за странный союз?

Однако уже не осталось времени об этом раздумывать, так как собаки были спущены.

Как стрела, вылетела первая. С морды ее стекала пена, клыки были длинны и остры. В налитых кровью глазах сверкала жажда убийства.

Ким даже не стал поднимать кинжал. Он видел смерть, приближающуюся к нему, и единственное, что пришло в голову, была мысль о том, что на вопрос «почему» он уже никогда не получит ответа.

Что-то мелькнуло в поле зрения Кима и ударило в черное тело нападавшего пса. И почему-то отбросило его в сторону. Опрокинувшись, пес с визгом упал на землю. Брызнула кровь. Красные пузыри показались из его разинутой пасти, глаза утратили блеск и угасли. Из собачьего бока торчало белое древко стрелы.

Следующие стрелы, просвистев, впились в тела остальных собак. Одной из них стрела попала в шею, и собака с клокотанием околела. Другую выстрел приковал к земле, и прежде чем она смогла освободиться, вторая стрела вонзилась ей в глаз. Четвертая была поражена в круп, и она скатилась в ручей, где, вздрагивая и завывая, извивалась до тех пор, пока две новые стрелы ее не прикончили.

Только одна из собак уцелела. Она выбрала своей жертвой Горбаца. Однако расправа над прочими собаками из своры на какой-то миг сбила ее с толку. Больг не медлил, обеими руками он поднял железный прут, удар которого обрушился на пса с такой мощью, что череп его раскололся и брызнул мозг. Животное было мертво прежде, чем упало на землю.

Мгновение царила тишина. Тогда рванулся вперед один из легионеров, все еще стоявших при входе в котловину. И сразу же схватился за шею, из которой торчала оперенная стрела. Центурион понял, что тупик, в который они загнали было добычу, теперь для самих охотников стал смертельной ловушкой.

Прозвучал приказ:

– Retro! Назад!

Легионеры подняли щиты, чтобы прикрыть себя, и построились в каре для организованного отступления.

Врага видно не было. Но он их видел прекрасно, обнаруживая слабые места в обороне легионеров. Тут же свистели белые стрелы и находили свою цель.

В конце концов, остался лишь великан-центурион, покрытый многочисленными мелкими кровоточащими ранами, один среди мертвых и умирающих.

– Покажитесь, вы, трусы! – прорычал он. – Если среди вас есть мужчина, он должен со мной сразиться!

Из кустарника вышел кто-то высокий и стройный, одетый в зеленый плащ с капюшоном, так что черты его лица невозможно было различить. Доспехи его состояли лишь из кожаной куртки с заклепками, однако меч в руке – длинный прямой клинок – был из шлифованной стали.

Меч ярко блестел. Однако то, что произошло потом, осталось не замеченным Кимом и его спутниками, ибо их внимание было отвлечено тем, что из-за кустарника появились фигуры, одетые во все зеленое. Они были не слишком высокого роста, тонкокостные, изящно сложенные, со светлыми волосами, изогнутыми бровями и острыми ушами.

– Эльфы! – вскричал Ким. – Мы спасены!

Стоящий впереди эльф, воин, чье лицо было покрыто шрамами, а волосы были почти белыми, поднял лук. Другие сделали то же самое. Стрелы были направлены, тетивы натянуты. В глазах эльфов отсутствовало дружелюбие.

– Гурдан им-белег!

Не требовалось особых познаний в эльфийском языке, чтобы понять эти слова: «Смерть больгу!»

– Нет! – закричал Ким. – Он наш друг. Он нас спас.

Он встал перед Горбацом и, защищая его, распростер руки. Альдо сделал то же.

Горбац поднял свой железный прут, желая отдать свою жизнь как можно дороже. Ветер пел в натянутых тетивах луков.

– Прекратите! – раздался голос. Человек высокого роста прокладывал себе путь меж лучников. Эльф, стоявший впереди и целившийся в Кима, опустил лук, но оставил стрелу на тетиве.

Воин, вступивший в поединок с центурионом, выступил вперед. Его капюшон был глубоко надвинут на лоб, так что увидеть его лицо было невозможно. Меч в его руке был красен от крови.

Этот меч был знаком Киму. Выкованный в древности в кузнице гномов Инзилагуна, он был мощным оружием повелителя людей.

– Фабиан?

ВЛАСТИТЕЛЬ В ИЗГНАНИИ

Чужак откинул назад капюшон. Под ним оказалось молодое еще лицо, обрамленное коротко стриженными русыми волосами, одна прядь падала на лоб. Взгляд узких глаз под тонкими изогнутыми бровями был открытым, однако рот его не улыбался. Мужчина не сделал никакого приветственного знака.

– Фабиан! – вскричал Ким. – Ты что, не узнаешь меня? Я Ким. Твой друг Кимберон.

По лицу мужчины пробежала тень. Между бровей появилась прямая складка. Однако он по-прежнему молчал.

– Знаете ли вы этих людей, господин? – спросил один из эльфов.

– Это шпионы, – сказал другой. – Они в союзе с Темными силами.

– Эти двое детей? – спросил третий. – А почему за ними гнался Черный легион?

Фабиан – если это был Фабиан – движением руки приказал им замолчать. Он заговорил. Голос его был ясным и хорошо знакомым Киму.

– Кто вы? И откуда вы знаете мое имя? Говорите!

Ким был полностью обескуражен:

– Фабиан! Что все это значит? Эта маскировка? И кто эти люди? Откуда пришли эти легионеры, которые нас поймали, а потом преследовали? Я ничего не понимаю. Я думал, что ты – император в Великом Ауреолисе. Ты ведь пригласил меня на свою коронацию!

– Я – император? Ты имеешь в виду Темную империю?

Кима охватил ужас, и внезапно в его голове стала складываться картина того, что произошло. Но в этой страшной догадке он и себе самому не мог признаться....

– Но ведь Темные силы побеждены, – сказал он, полный удивления. – Мы все были на поле битвы: Гилфалас, Бурин, ты и я. Неужели ты все это забыл? И забыл, что мы – носители колец власти?

Он поднял руку. Кольцо блестело на его пальце, черный камень в неведомом металле сверкнул, когда в нем отразился луч солнца. Камень ярко вспыхнул, появившийся из него луч засиял всеми цветами радуги.

Фабиан зашатался, схватившись за грудь. Зеленое мерцание, исходившее из сжатого кулака, окутало его. Ким увидел, что и у него на руке кольцо. Лицо Фабиана стало смертельно бледным, когда на него нахлынули воспоминания. Он упал на колени. Эльфы вновь подняли луки.

– Ким, – сказал Фабиан, как будто не доверяя своему собственному голосу, – Ким, что со мной произошло?

Затем они бросились в объятия друг к другу, и оба не смогли сдержать слез.

– Ким, – сказал Фабиан, наконец, отстранившись на расстояние вытянутой руки. Так как он все еще стоял на коленях, их лица были почти на одной высоте.

Лицо Фабиана было совершенно таким, каким Ким его и помнил, но вблизи он увидел, что на нем появились морщины, следы печали и забот. Белый шрам, которого прежде не было, тянулся через висок.

– Как ты попал сюда, Ким? – продолжал Фабиан. – Нет, – поправил он себя, – я знаю, что пригласил тебя на коронацию. – Его голос звучал так, словно он не верит в то, что говорит. – Все это кажется мне таким... невероятным. Я помню наше путешествие и нашу победу. Но одновременно существует и нечто совершенно иное, то, что происходит сейчас... Или все это не так?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – ответил Ким. – Но у меня есть подозрение, что кто-то сыграл с нами дурную шутку. И следует все вернуть на свои места.

– Пойдем! – Фабиан встал. – Я знаю по крайней мере, что нам следует делать сейчас. А там увидим, что делать дальше.

В его голосе вновь звучал сейчас старый, привычный к приказаниям тон, когда он повернулся к стоящим вокруг:

– Эти полукровки под моей защитой. Мы доставим их к королю.

– Я не... – хотел было запротестовать Ким, но, не успев произнести «фольк», умолк. В ушах его еще звучал хохот, который это слово вызвало у мрачных легионеров.

– К королю? – спросил он только.

– Терпение, – произнес Фабиан, и лукавство блеснуло в его глазах. Однако прежде чем он смог объяснить что-либо, к нему подошел беловолосый эльф:

– А что, вы хотите взять с собой и этого надбелег – чтобы он всех нас предал, когда придет время? Позвольте нам убить его сразу.

Больг все еще стоял в прежнем положении, занеся железный прут для защиты. В его темных глазах кроме страха читались надежда и сомнение, если он вообще мог испытывать подобные чувства.

Фабиан выглядел какое-то время нерешительным, не знающим, что сказать.

Кима охватил гнев, и он воскликнул не задумываясь:

– Горбац не «вещь-больг»! Он спас нам жизнь. И если ему не разрешат идти с нами, то мы тоже не пойдем.

Фабиан пришел к решению:

– Хорошо, – и, обратившись к эльфам, сказал: – Если мой друг ручается за него, мне этого достаточно.

– А мне нет. – Эльф плюнул на землю. – Если он пойдет с нами, я требую, чтобы он был разоружен и закован в цепи.

Горбац сделал шаг назад. Эльфы подняли луки.

– Может быть, ты попробуешь убедить его, – произнес Фабиан, обернувшись к Киму, – иначе ничего не получится.

– Ты сам можешь с ним поговорить, – вспыльчиво ответил Ким. – Он не зверь. Он умеет разговаривать.

Однако прежде чем Фабиан успел ответить, больг произнес своим низким, рокочущим голосом:

– Нет. Никаких цепей.

Раны на его запястьях, стертых до крови кандалами легионеров, снова открылись.

– Кандалы больше никогда. Я – Горбац. Я борюсь.

Альдо в некоторой нерешительности стоял рядом с ним. Он все еще держал в руках палку.

Ким вздохнул. Ему показалось, что он втянут в игру, ведущуюся по определенным правилам, которые известны всем – за исключением одного его.

– Мы заключим соглашение,– сказал он.– Мы сдадим свое оружие...

– Нет! – прорычал больг.

– Мы сдадим наше оружие, – повторил Ким бесстрастно. – Но никто не будет закован. Смотрите, я начинаю.

Он нагнулся и очень медленно и осторожно, дабы никто превратно не истолковал его действия, поднял кинжал, небрежно брошенный им в траву, и протянул его Фабиану рукояткой вперед.

– Теперь ты, – кивнул он Альдо.

Тот колебался лишь мгновение, затем отдал палку, которая была его единственным оружием, стоящему рядом эльфу.

– А теперь ты, Горбац.

Больг все еще не двигался. Эльф, выступавший прежде как оратор, протолкнулся к нему:

– Отдавай!

Горбац поднял прут, но не отпустил его. Казалось, он раздумывает.

– Так не пойдет,– сказал Ким и отодвинул эльфа.– Дай мне прут, Горбац. Пожалуйста. Верь мне.

Больг опустил оружие, затем медленно положил его в протянутую руку. В этом было нечто трогательное, настолько мощна была его лапа. Рука Кима сразу же опустилась вниз, железный прут оказался куда тяжелее, чем он предполагал. Какая сила скрывается в этом грубом существе, подумал он.

– А теперь, – сказал эльф, – закуйте его. Приказ прозвучал как гром среди ясного неба.

Все были потрясены, и, когда никто еще не успел ничего сделать или сказать, Ким, напрягая силы, поднял железную палку. Конечно, он не был воином, а эльф был на полголовы выше него. Но дипломатическими тонкостями он был сыт. Приставив холодный конец железного прута эльфу под подбородок, Ким произнес:

– Только попробуй! И я предсказываю – ты будешь раскаиваться.

– Никто здесь не будет закован, – сказал Фабиан, его голос тоже был преисполнен гнева, но этот гнев был холоден как лед. – Мы отведем их к королю. Он будет решать, что с ними делать – с моим другом и его спутником. И вот с этим.

Он все еще был не в состоянии представить себе, что больг может быть наделен рассудком.

Эльф отвернулся, неохотно подчиняясь. Горбаца он больше не удостоил взглядом. Одним скачком он перепрыгнул ручей и легкими шагами, почти не касаясь земли, миновал камни, обрамляющие русло, и направился туда, где водопад обрушивался в озеро. Некоторые из эльфов тоже повернулись, дабы следовать за ним. Оба фолька и их неуклюжий спутник недоверчиво наблюдали за ними.

– Куда они пошли? – спросил Ким, не видя другого пути, кроме той дороги, по которой они сюда пришли.

– В Потаенную долину, – ответил Фабиан. – Это единственный проход с востока туда. Вот почему мои спутники столь недоверчивы, – продолжал он. – Они считают, что это может оказаться хитростью врага и что он втерся к вам в доверие затем, чтобы обнаружить наше тайное убежище.

Фабиан назвал Горбаца «он», а не «этот», подумал Ким. Что можно считать шагом вперед – если это не оговорка.

– Вы должны понять Гальдора, – продолжал Фабиан,– его семье больги причинили много зла.– Он умолк, и тень скользнула по его лицу. – Как и моей, – добавил он.

Ушедшие эльфы уже достигли маленького озера. Вода в нем клокотала от падающего потока.

– И куда же теперь? – не мог сдержаться Ким.

– Подожди и увидишь!

Авангард повернул направо и двинулся вдоль скалы, спускавшейся к озеру. Казалось, они идут прямо по воде, но их ноги ступали по твердой поверхности. Подойдя, Ким понял, в чем состоял секрет: это был узкий выступ, невидимый издали, и вдоль кромки воды он вел прямо к водопаду.

Ким осторожно поставил ногу на выступ. Скала была мокрой, но на ее поверхности были высечены бороздки, по которым вода сразу же стекала.

– Если бы здесь был Бурин, он сказал бы: «Работа гномов...

– ...на века!» – Фабиан должен был это прокричать, ибо рев воды был здесь прямо оглушителен. – Хорошо сказано, мой друг, и это действительно работа гномов, ведь...

Остальные слова были заглушены пронзительным, исполненным страха ржанием.

Ким обернулся и увидел Альдо, борющегося с ослом. Глаза бедного животного были выпучены. Теснота, пенящаяся вода, грохот – всего этого было слишком много для его маленького мозга. Он чувствовал себя загнанным в ловушку: ни за что на свете и никогда он не сделает и шагу дальше.

Горбац что-то пробурчал, чего Ким не понял, схватил повод и рванул.

Однако на этот раз осел не смирился. Он оскалил желтые зубы и схватил было руку Горбаца. Только чудом больг избежал укуса. Он занес кулак для удара.

– Спокойно! – Фабиан, пытаясь развернуться на узком карнизе, бултыхнулся в воду; к счастью, в этом месте было неглубоко. – Сила здесь не поможет. Дай мне. – Он взял повод и приблизился к ослу сбоку. Потом вытянул руку и ласково потрепал ему холку, делая движение вверх от затылка к ушам.– Как его зовут? – спросил он, обернувшись к Альдо.

– А-алексис.

Фабиан усмехнулся.

– Хорошее имя для осла, – сказал он, почесывая животное между ушами. – Будь храбрым ослом, Алексис, – проговорил он. – А теперь идем.

К удивлению, осел позволил ему вести себя по узкому карнизу. Ким, спотыкаясь, пошел дальше. Теперь он сам должен следить за дорогой. Где остальные? Он никого не видел. Солнце, которое должно было стоять где-то на восточной стороне неба, – он не имел никакого представления, сколько времени прошло, но, тем не менее, должно было быть еще довольно рано, – не проникало своими лучами в ущелье. Вода с шумом устремлялась сверху вниз, капли падали на путников с такой высоты, что их удары были почти болезненными. Вскоре он ничего больше не мог видеть, и у него возникло чувство, что он находится внутри водопада. Внезапно дорога стала шире, и он вроде бы выбрался на свободу.

– Иди дальше, дальше! – Это был Фабиан, который следовал вплотную за ним. Ким проковылял еще несколько шагов и осмотрелся.

Нет, он находился не на свободе. Он стоял в глубоком гроте, из которого высокий, образующий остроконечные своды проход вел в глубь скал. Трудно было понять, насколько он велик, ибо свет, просачивающийся сквозь падающую вниз дымку от водопада, был рассеянным. Все было как в тумане – свет, краски, даже звуки.

За ним водяную завесу миновал Фабиан, вплотную к которому следовал осел, казалось слепо ему доверявший.

Затем Альдо короткими перебежками проскочил в сухое место, и, наконец, массивная фигура больга рассекла поток, как скала – волны прибоя.

Осел отряхнулся по-собачьи, так что капли воды разлетелись во все стороны; затем он прислонил свою мягкую мокрую морду к куртке Фабиана и бросил на него взгляд, исполненный глубочайшего почтения.

– Думаю, ты нашел в Алексисе друга, – не смог удержаться Ким.

– Меня удивляет лишь дерзость, с которой твой друг назвал скотину именем моего прародителя, – проворчал Фабиан.

– Это не я, – объяснил Альдо, который снова обрел дар речи.– Это мой отец. Он дал всем в доме и во дворе благородные имена, как, например, моему брату Карлусу, которого все зовут просто Карло, и мне тоже: меня, собственно, он назвал Альдероном, но... – Он прервался, заметив, что опять подвергся приступу словоизвержения. Фабиан улыбнулся:

– А кто твой отец, юный фольк?

– Мартен Кройхауф, ваше величество. Он купец...

– Я хорошо знаю, кто такой кум Кройхауф... – Он запнулся. – То есть, собственно говоря, я его не знаю. Очень странно. – Тень снова омрачила его лоб. – Однако не зови меня «ваше величество». Это еще больше осложняет дело...

– Так точно, ваше вели... я хотел сказать, господин Фабиан. Это значит, собственно...

В этот миг больг, выходя из-под струй водопада, невольно толкнул Альдо, и тот непременно упал бы, если бы Фабиан не схватил его за руку. В тени скалы, полускрытые падающей водой, виднелись остальные.

– Ну ладно, – сказал Фабиан. – Нам нужно идти.

Он взял на себя руководство, Алексис неуклюже зашагал вслед за ним – кроткий, как ягненок. Ким, вздыхая, тоже двинулся. Альдо держался вплотную за ним не столько из страха перед окружением, сколько потому, что он считал своей обязанностью присматривать за господином Кимбероном. Завершал процессию больг, озабоченный тем, чтобы не потеряться. Хотя он им полностью и не доверял, но тем, кто шел позади, он доверял еще меньше.

Ким вскоре заметил, что еще не слишком твердо держится на ногах. Бегство по болоту, через лес и, наконец, вверх в гору обессилило его. И теперь, когда напряжение спало, он остро ощутил, как болят руки и колени.

Свет, откуда-то сверху падавший в проход, разбивался на зеркальные пятна, вспыхивал и пропадал, однако вполне можно было видеть собственные руки и ставить одну ногу перед другой. Проход был настолько высок, что своды терялись в полумраке, и, когда шум водопада позади замер, Ким понял, что здесь тоже не было абсолютной тишины: звенели капли в подземных шахтах и со звоном падали в глубокие пруды, журчали ручейки в невидимых руслах. Было так, словно они находятся внутри какого-то гигантского живого существа.

– Вы тоже слышите? – прошептал Альдо.– Гора поет.

– Красиво, – пророкотал Горбац.

Дорога снова пошла вверх, и стало светлее. Подниматься было труднее, и Киму приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. В прибывающем свете можно было тут и там увидеть следы инструментов, которыми в неутомимом труде было проделан и расширен этот ход. Здесь работали мастера, наносившие каждый удар обдуманно, чтобы разрушить лишь столько, сколько необходимо, и сохранить сколько возможно.

Это, несомненно, была работа гномов, однако у Кима возникло ощущение, что в затейливом узоре было заключено нечто большее, нечто приближавшее искусство к самой природе, к красоте цветущего луга. Строка старого стихотворения пришла ему на ум: «Цветы, каких не видывал и эльф».

Он прежде не понимал, о чем здесь идет речь, но теперь ему стало вдруг ясно: это были цветы гномов, в которых заключалась красота всех созданных ими вещей.

Вдруг неожиданно его бросило в жар.

Красиво.

Слово, сказанное Горбацом, все еще звучало у него в ушах.

Так, стало быть, больги имеют представление о красоте?

Он так погрузился в свои мысли, что совсем не заметил, как они неожиданно вышли на свободу. Ослепленный, он закрыл глаза.

Когда он снова их открыл, он увидел чудо.

Под сияющим синим небом с редкими белыми облаками расстилалась обширная равнина, простиравшаяся между двумя покрытыми снегом гребнями гор. Но в долине снега не было. Среди цветущих яблоневых садов, журчащих ручьев тянулись широкие дорога. В прудах, сверкающих между деревьями, среди прибрежных камышей росли водяные лилии. Трава тут была зеленее, воздух прозрачнее, а цветы ярче, чем где бы то ни было.

У Кима не хватало слов. Он оглянулся на своих спутников. Даже больг потерял дар речи; темные глаза Горбаца стали бездонными. Альдо стоял с открытым ртом, однако он первым и пришел в себя:

– Это Высший Мир?

Фабиан обернулся; в его глазах также появился блеск, которого прежде не было. Что это, отблеск света или в этой стране присутствует нечто такое, что делает взгляд свободнее, а мысли яснее?

– Высший Мир? Нет, это Потаенная долина. Но в каждом уголке эльфийского царства есть немного света Высшего Мира, и это вы ощутили.

– Не хочешь ли ты мне наконец объяснить, что... что все это значит? – спросил Ким, движением руки обводя долину.

– Скоро, – ответил Фабиан, – скоро ты получишь объяснение. Имей терпение. Осталось совсем немного.

Они спустились с площадки, где оканчивался подземный ход, в долину. Тут были вырублены каменные ступени, однако, по мере того как склон становился более отлогим, ступени делались шире и наконец закончились. Только теперь, когда они спустились, между деревьями стали видны изящные деревянные строения с остроконечными крышами и тонкой резьбой, которые гармонично сочетались с окружающей природой; насколько было известно Киму из древних рукописей, это был классический стиль эльфийской архитектуры.

Между ними были видны и дома людей – из обтесанных резных бревен с белыми оштукатуренными стенами. Из печных труб вились вверх дымки. Было тихо; воздух благоухал запахом свежескошенной травы, так что Алексис тотчас навострил уши.

Однако то, что ожидало их у подножия лестницы, не оставило надежд на спокойное продолжение дня. Там собрались обогнавшие их эльфы, и взгляды их можно было назвать какими угодно, только не миролюбивыми.

Но Фабиана, казалось, это совсем не обеспокоило. Широким шагом он направился к воинам, и они неохотно расступились. Так, с эскортом справа и слева, похожие скорее на пленников, чем на гостей, продолжили они свой путь: Фабиан во главе, в сопровождении осла, затем Ким и Альдо, рука об руку, и завершал шествие Горбац, окруженный стражами. Если бы не свирепые мины на их физиономиях, все это выглядело бы смешно. Но фолькам было не до смеха, тем более больгу.

Дорога тянулась длинными подъемами и спусками через луг, затем привела их в лес, где продолжилась, своими извивами отвечая ландшафту, не будучи вытянута в прямую линию рукой эльфа или человека. Впереди можно было видеть едва на десяток шагов. Иногда по сторонам мелькали скользящие среди стволов деревьев фигуры, однако стоило устремить туда взгляд – и там никого не оказывалось. Один раз Ким увидел девочку, человеческого ребенка: она стояла под деревом и смотрела на них большими глазами, пока подбежавшая женщина не схватила ее и не утащила прочь.

Они шли так примерно с четверть часа, пока после очередного поворота не очутились на открытом месте. Переход оказался столь внезапным, что Ким едва не споткнулся, сделал еще пару шагов и остановился.

Перед ними на большой прогалине возвышался холм, на котором стояло сооружение, которое не могло бы воздвигнуть ни искусство гномов, ни человеческий разум. Оно походило на храм и было круглым, как и холм, на котором высилось. Оно было создано из кольца живых деревьев. Ветви и сучья были сплетены и поддерживались подпорками, а между стволами были сделаны окна из перламутрового стекла. Над зелеными кронами устремлялся в небо купол, вырезанный из разных пород дерева: белой березы, ясеня и ольхи, клена и липы, темного дуба и вишни. Все выглядело чистым, блестящим и свежим, как в первый день творения.

– Это сердце эльфийства на земле, – тихо сказал Фабиан, стоящий рядом с Кимом. – Его построил сам Высокий Эльфийский Князь в те дни, когда Среднеземье было еще молодо.

Когда они подошли ближе, створки ворот открылись, и, переступив через них, Ким увидел по обеим сторонам новые ряды деревьев, терявшиеся за поворотом, а вверху – смыкавшиеся в переплетенный свод ветви. С голубого неба в просветах меж ними сияло солнце; тем не менее было прохладно, как в просторном зале или в лесной глуши. Ощущение было такое, словно находишься одновременно и внутри здания, и под открытым небом.

Вторые ворота, ведущие внутрь, были распахнуты невидимыми руками. С каждым шагом изменялся угол зрения, возникали новые геометрические узоры, получавшиеся из бесконечного природного многообразия и создававшие новую гармонию. Это было так, словно пропорции возникли из света и воздуха – из самой жизни, подчиняясь правилам миропорядка и улавливая то, что открывает дух, но что невозможно выразить в словах. И, кроме того...

– Слишком все маленькое,– проворчал Горбац.

Ким обернулся. Массивная фигура больга заняла весь проем. Его широкие плечи задевали косяки справа и слева, так что неуклюжее тело заслоняло свет; чурбан, отбрасывающий тень, черное пятно позора в этой чистой гармонии, – нет, этот дом был построен совсем не для больгов.

– В чем-то он прав, – сказал Альдо, едва заметный в огромной тени больга. – Это выглядит так, будто в действительности должно быть гораздо больше. Что-то вроде кукольного домика...

– Твои друзья на редкость наблюдательны, Кимберон Вайт, – раздался голос, ясный, светлый и странно доверительный. – Ибо это лишь макет утраченного Зеленторила, который Высокий Эльфийский Князь создал, чтобы сохранить в Среднеземье память о Высшем Мире.

Ким обернулся. Перед ним открылся третий портал, давший возможность увидеть круглый зал, над которым кроны деревьев образовывали купол, увенчанный фонарем. В центре его стояли два трона, украшенные богатой резьбой.

На тронах сидела пара, одетая в расшитые драгоценными камнями наряды. Их волосы были светлы, как солнце, на головах у них были короны: у него – из золота и зеленых листьев, у нее – из серебра и белых лилий. На миг Киму привиделись молодой бог и его невеста, сияющие в начале времен, но тотчас он понял, что это лишь иллюзия. Он узнал того, кто сидел в золотой короне, подпирая голову рукой, на которой сверкало кольцо с голубым камнем.

– Гилфалас!

Эльф мягким движением поднялся и пошел им навстречу.

– Добро пожаловать, Ким, – произнес он. – Трижды добро пожаловать – благодаря надежде, которую несешь ты со своими спутниками. Ты не хочешь представить их мне?

Ким не знал, как начать.

– Это... это Альдо, мой провожатый из Эльдерланда, а вот это Горбац. Больг, – пояснил он, хотя это и было излишне, и упрямо добавил: – Без него нас бы здесь сейчас не было.

Гальдор, который сопровождал их, протолкался вперед и упал на колени:

– Мой господин! Вы ведь не допустите, чтобы это отродье осквернило ваш священный очаг. Во имя верности, в которой я поклялся вашему отцу, прошу вас прикончить это... этот предмет.

Глубокая складка легла на чело Гилфаласа.

– Король здесь я, – проговорил он более резко, чем прежде. – Если мой друг поручился за него, мне этого достаточно. И должно быть достаточно тебе.

Но Гальдор не позволил себе успокоиться:

– Этот полукровка? Это создание из царства легенд? Из страны, о которой матери человеческих детей поют песенку, баюкая своих отпрысков? – С издевкой он пропел:

– Мой господин, – продолжал он, – здесь пока еще есть свет. Не позволь ему угаснуть. Или, клянусь, я воспрепятствую этому своим клинком...

Ярко вспыхнул меч, лунно-сияющий стальной серп.

– Хватит! – Фабиан встал между ними. Его меч скрестился с клинком эльфа.

– Да, достаточно, – произнес другой голос, ясный и светлый, как звон колокольчика. Девушка-эльф, сойдя с трона, подошла к ним. – Лишь тот, кто приносит в эти залы злые сны, является слугой Теней. Ибо здесь сны имеют больше власти, чем реальность.

– Уберите ваши мечи, – приказал Гилфалас. – Или мы все никогда больше не пробудимся.

Оба противника опустили оружие. Мгновение царила тишина.

– Кто-нибудь может мне объяснить, что, собственно, происходит? – Ким больше не мог сдерживаться. Вся эта болтовня о снах и реальности была не столько выше его понимания, сколько действовала на нервы. – Что это за бессмыслица, в которую мы угодили? Я получил приглашение на празднование коронации в Великом Ауреолисе. А встречаю Фабиана в качестве лесного разбойника... А что с Бурином и Мариной? И что, ради Всемогущего Отца и Святой Матери, случилось с Эльдерландом?

Гилфалас посмотрел на него долгим сочувствующим взглядом.

– Никакого Эльдерланда нет, – сказал он, – нет в этом мире, в котором мы находимся. Здесь уже тысячу лет князь Теней правит Темной империей. Азантуль Ужасный – император Среднеземья, а его Черные легионы представляют собой исполнительную власть. Талариэль, лес эльфов, исчез в пламени, и мой отец, король Инглорион, исчез вместе с ним. О гномах мы уже столетия ничего не слышали: то ли они спрятались глубоко в скалах, то ли их больше нет. Высокий Эльфийский Князь, который создал эту долину, скрылся. Даже Божественная Чета отвратила от нас свой лик. Лишь кучка эльфов в союзе с последними из Большого народа поддерживает здесь пламя света. Но нас очень мало, и мы не можем вести открытую борьбу с властью Тьмы. Мы знаем, что не можем победить, но тем не менее прекращать борьбу не собираемся. Так я думал – до того, как появился ты и принес седьмое кольцо. Теперь я знаю, что есть мир и по ту сторону этого мира и есть надежда, что не все сделанное нами напрасно. Мы ждали тебя, Ким.

Он замолчал. Ким покачал головой. Многое, казавшееся ему до сих пор загадочным, стало обретать в свете этого объяснения смысл: черная крепость в болотах, высказывания Горбаца, странное поведение Фабиана...

Альдо тем временем разразился слезами:

– Скажите, что это неправда, господин Кимберон! Моя мать, мой отец, вся моя семья, весь народ фольков – все исчезло? Зачем же тогда мы здесь? Этого не может быть! Пойдемте назад, пойдемте искать их... – Его слова тонули в рыданиях.

– Боюсь, что это правда, – тихо сказал Ким. – Мы, фольки, были созданы лишь как стража, чтобы охранять ту старую, пропитанную кровью землю, где некогда стояла крепость Мрака. Однако если Темная власть победила, тогда фольки не нужны. Но почему в таком случае, – продолжились его раздумья, – мы с тобой здесь?

– И что следует делать? – вернул Гальдор все к исходной точке.

Ким вздохнул:

– Я не знаю. – Его взгляд упал на эльфийскую девушку, та улыбалась, и он невольно ответил на ее улыбку. – Госпожа, сказал он, – вы прекрасны, умны и мудры. Может быть, вы знаете, что мы должны делать?

Итуриэль, так звали ее, рассмеялась серебристым смехом:

– Такой комплимент я даже от эльфийских поэтов слышу редко, а уж они на это большие мастера. Ты испытываешь голод и жажду, и твои спутники тоже. Пойдемте к столу – есть, пить и веселиться. А там будет видно.

Длинный стол стоял на прогалине позади дворца. Там были приготовлены кушанья и напитки, хлеб, вино и фрукты, как будто припудренные золотом и серебром. На краю поляны струился ручей с лилиями, напоминая эльфам Воды Пробуждения, местность в Высшем Мире, где все начиналось. Свет весны играл в листве и бросал пестрые краски на ковер из травы и цветов. Еда была легкой и сладкой, вино переливалось в хрустале, и почти невозможно было в таком месте думать о печальных вещах.

– Вот чего нам не хватает, так это пивка, – заявил Фабиан. – Ах, как мне недостает темного пива из «Золотого плуга», хотя, честно говоря, я его никогда и не пробовал.

– Тише, – простонал Ким, – ты еще больше все усложняешь.

– А чего не хватает мне, – высказался Альдо, тихо сидевший с краю, – так это трубки с хорошей травой.

– С травой? – спросил Гилфалас. – Здесь растут удивительные травы.

– Трубочная трава! – воскликнул Фабиан. – Я помню. Но здесь табака не знают.

– Нет трубочной травы? – Ким был подавлен. – Нет травы – нет фолька. Но что же здесь делают, когда хотят хорошенько поразмыслить?

– Нам приходится думать без вспомогательных средств...

Из всего неправдоподобного, с чем Ким столкнулся в течение этого дня, это показалось ему самым невероятным. Когда он вспомнил о дыме, обволакивавшем факультет, когда его друзья и он перекидывались идеями, как мячами, то решил, что кроме истории последних столетий утратил кое-что еще.

Воспоминания о «табачном прошлом» навели Кима на одну любопытную мысль.

– В один из таких вечеров, – проговорил он медленно, – мы вот так, покуривая, спорили об истории и о том, герои делают историю или герои сделаны историей. Ты помнишь, Фабиан?

Фабиан наморщил лоб:

– Очень смутно, будто в тумане. Но продолжай.

– Один из нас – пожалуй, Бурин – рассказывал про идею, которую высказал один ученый шестого века – по летосчислению Империи, – что-то об ущербности истории...

– «De Fallibilitetate Humanorum Historiae» [«О погрешности человеческой истории» (лат.)], – проговорил Фабиан. – Да, я вспомнил. Как же его имя? Атериас? Клериас?

– Ктесифас! Магистр с островов. Он представил теорию, согласно которой в потоке истории существуют определенные точки, где действие единственной личности в нужном месте и в нужное время может изменить весь последующий ход событий... История не сама себя регулирует – вот каков был его тезис. Мы тогда пришли к заключению, что это недоказуемо, поскольку то, что было, уже произошло. Все прочие варианты истории – из области неиспользованных возможностей. Однако мы, кажется, как раз и попали в одну из них.

Фабиан с его острым аналитическим умом сразу же сделал вывод:

– Так ты считаешь, что где-то в прошлом есть точка, начиная с которой все пошло иначе, чем следовало бы?

– Да, в какой-то момент случилось именно это. И мне бы очень хотелось узнать, в какой именно.

– Но я не понимаю, как это может нам сейчас помочь, – заявил Фабиан со вздохом.

– Я тоже, но по крайней мере с этого мы можем начать. Первый шаг. Что будет после этого, увидим. Но я не хочу терять надежду, что мы еще можем что-то изменить.

– Я тоже так думаю, – раздался из сумерек тихий, ясный голос Гилфаласа. – Ведь иначе зачем ты появился здесь из царства легенд? Разве это не значит, что кольцо фольков всегда приводит его обладателя туда, где он больше всего необходим? Иначе какой смысл возвращать нас к воспоминаниям о том, что могло бы быть? Только чтобы страдать? В это я не верю.

– Кто знает, какие планы связаны у Божественной Четы с миром. Он не вечный, не совершенный, однако он не жесток, – сказала Итуриэль.

– Но где же мы можем хоть что-то выяснить? – спросил Ким.

– В единственном месте, где история сохраняется и исследуется, – ответил Фабиан, – в университете Аллатуриона.

– Так университет существует и здесь? Несмотря ни на что? И ты там учился?

– И да, и нет, – таинственно сообщил Фабиан. – Ты найдешь его очень изменившимся, и учеба там не слишком благотворна. Однако он еще есть.

– Тогда, – заключил Гилфалас, – утром мы выступаем.

В эту ночь Ким долго лежал без сна.

Ветер пел в деревьях, а стены дома для гостей, куда их поместили, были столь тонкими, что казалось, путники ночуют прямо в лесу. Свет луны падал в окна сквозь мелькающую и шелестящую листву, делая прозрачные круглые стекла матовыми. Ничего угрожающего в этом не было, и все же фольк, привыкший к дому, стоящему на твердой земле, с мощными балками и потрескивающим огнем в камине, ощутил себя совершенно беззащитным.

В конце концов он сбросил странно легкое, почти невесомое эльфийское одеяло. Он открыл дверь и вышел.

Хотя было далеко за полночь, но здесь, в долине, полностью не стемнело. Луна висела над деревьями, как круг из литого серебра, и между ветвями искрились звезды, похожие на бриллианты. Ночь была наполнена пением ветра и еще какими-то непонятными звуками.

– Вы тоже не спите, господин Кимберон?

– Что? – Ким обернулся. Даже в неясном лунном свете фигурка, возникшая рядом, была легко узнаваема по вьющимся волосам и острым ушам.– Это ты, Альдо?

Альдо вздохнул:

– Ах, я мечтаю о настоящей кровати с пышной подушкой, набитой пером, и с шерстяным одеялом. Не с этой струящейся эльфийской материей. Это все изумительно, однако...

– Я знаю, о чем ты думаешь. Все не так, как дома. – Он сглотнул, голос отказывался ему служить.

Дома! Тотчас он вспомнил, что Эльдерланда больше нет. Да и они сами, стоящие здесь, всего лишь игрушки судьбы, неправильность в структуре времени. Он сжал руку в кулак. Кольцо на его руке сверкнуло в лунном свете. В этот миг он желал себе никогда не владеть этим кольцом, ведь тогда он сейчас вместе со всеми остальными фольками был бы унесен гигантской бурей, которая со всеми мелкими препятствиями поступает точно так же, как с целыми народами и царствами.

Странные заунывные звуки стали громче.

– Слушайте! – сказал Альдо. – Вы тоже слышите?

– Да. Этот звучит как...

– ...Песня,– прогудел глубокий низкий голос. – Кто-то поет.– Горбац сидел на траве под деревьями. Он сидел там так тихо, что они его не заметили.

Ким удивился, что Горбацу позволяется пребывать здесь без охраны.

– Элок-хай, – произнес больг, словно прочитав его мысли. – Эльфы. Стоят на страже.

Ким оглянулся, но никого не было видно.

– Если уж мы все равно не спим, – сказал Альдо, – то давайте посмотрим, кто это поет.

– Пожалуй, не стоит всюду совать свой нос, – возразил Ким. – Что подумают наши хозяева?

Альдо пожал плечами:

– Посмотрим, насколько далеко нам разрешается зайти. Раз уж они за нами все равно наблюдают. Я не могу спокойно стоять. Я чувствую, что эта песня зовет меня.

– Я понимаю.

Горбац поднялся – черная бесформенная тень на фоне мерцающего полумрака леса. Ветви скрипели под его тяжестью.

– Я пойду с вами.

Луна светила достаточно ярко, чтобы они могли отчетливо видеть посыпанную гравием тропинку среди деревьев. Как и все дороги здесь, в Потаенной долине, она бежала не прямо, а с подъемами и изгибами, повторяя рельеф местности. Однако свет сиял все яснее и чище в глубине леса и указывал им, в каком направлении идти.

Ведь оттуда же доносилась и песня. Сейчас они уже различали отдельные слова. Женский голос, сладостный и светлый, пел:

– Вы понимаете, о чем она поет? – Альдо понизил голос до шепота.

– Не все, – ответил Ким, – но смысл улавливаю. Она поет о том, как в темной ночи она тоскует по прошлому, по Итиаз Кайден – Водам Пробуждения, где цветут лилии, отражающие блеск звезд и свет восходящего солнца. Итиаз Кайден – это место в Высшем Мире, где некогда пробудились эльфы.

Песня стала отчетливее и яснее:

– Это довольно сложный стихотворный размер; – продолжал Ким, – который эльфы называют «ан-лалайт», по названию морского прибоя, потому что волны его тоже все время двигаются туда и обратно. Курион и Кориэнна – это юный господин и его невеста, которые там встретились. Это было первое, что увидели эльфы, когда пробудились, и от сияния Божественной Четы померкли звезды, как и темнота – при воспоминании о Водах Пробуждения. Или что-то в этом роде, – закончил он неуверенно, так как заметил, что его уже никто не слушает.

Они вышли на поляну. Перед ними лежал круглый пруд – серебряное зеркало в блеске луны. На берегу возвышалась своеобразная часовня – маленькое круглое здание, колонны которого были образованы стройными серебристо-белыми березами. Их высокие тонкие кроны, сужавшиеся к верхушке, образовывали крышу, в центре открытую к небесам.

Луна, стоявшая прямо над храмом, бросала луч света внутрь, на видневшуюся там женскую фигуру – на золотистые волосы, собранные обручем, и белый наряд. На пальце женщины сверкало кольцо – серебряный обруч без всяких украшений, без камня. Было ясно, что это кольцо власти, ибо его блеск окутывал ее, как плащ, делал величественной, как богиня.

– Подойдите сюда, вы оба, – сказала она. – Идите и смотрите!

Альдо, как в трансе, направился к ней, и Ким тоже – неловкими, будто одеревенелыми, шагами. Горбац, хотя приглашение к нему и не относилось, последовал за ними как тень. Когда они подступили ближе, аура власти исчезла, и они увидели, что перед ними – Итуриэль, принцесса эльфов.

– Что у вас за кольцо? – спросил Ким, когда к нему вернулся дар речи. Потом он сообразил, сколь невежливым должен показаться такой вопрос, и проговорил, запинаясь: – Я имею в виду... я не хотел... мне очень жаль, что я...

– Не бойся, носитель кольца! – Смех у нее был звонкий, как колокольчик. – Я позвала тебя сюда с умыслом, тебя и твоего спутника. Это кольцо дал мне Высокий Эльфийский Князь, прежде чем...

– ...Умер? Он мертв? – Эта мысль заставила Кима содрогнуться. Однако что же еще это могло значить?

– Он исчез... растворился... Я этого не знаю. Но он дал мне кольцо на этом самом месте, и я долгие годы хранила его в лесах Талариэля, пока не вернулась сюда. Я не знаю, почему он избрал меня, однако ясно, что это кольцо должно сыграть роль в истории. Ведь что бы ни случилось, власть этого кольца никогда не кончится, пока существует мир.

Взгляд Кима обратился к круглому пруду, поверхность которого ярко блестела в лунном свете. Внезапная безумная надежда охватила его.

– Тогда, наверное, это Врата? Врата между Мирами? И мы можем ими воспользоваться, что бы... – Чтобы привести помощь, хотел сказать Ким. Но о какой помощи он подумал? К кому могли бы они обратиться за помощью, если сама Вселенная распалась?

– Нет, это не Врата, – объяснила Итуриэль, – а окно, в которое ты можешь смотреть. Но что оно покажет, неизвестно: настоящее, прошлое или будущее.

– А, – сказал Ким, упав духом. – Я видел будущее в своих снах, и оно мрачно.– (Голый склон, который никак не хотел кончаться, нагое существо в темноте, свет, вспыхнувший и погасший.) – Я не хочу смотреть на будущее.

– А я хочу! – вмешался Альдо, который, оставленный без внимания, стоял рядом с ними. Его голос звучал настойчиво и в то же время упрямо. – Я хочу увидеть Эльдерланд, где мой дом. Вы можете мне его показать? Пожалуйста!

– Смотри!

Итуриэль простерла руки над водой. Зеркало пруда замерцало и поблекло.

Далекая зеленая страна, холмистая, окруженная горами и морем. Над болотистыми низинами поднимается туман, расплываясь клочьями под лучами утреннего солнца. Это молодая радостная страна, еще не тронутая плугом крестьянина и лопатой строителя, страна без изгородей, без канав; ручьи и реки здесь еще ищут свои пути к морю. Рыбы сверкают в протоках, дичь летает среди деревьев, мелькают спины хорьков, лисиц, полевых зайцев и другого мелкого зверья. Взгляд двигается дальше, обнаруживая мощный горный хребет, который окаймляет страну на востоке и над которым восходит солнце. Звуки раздаются прежде, чем появляется из темных горных пропастей народ – веселый и беззаботный. По длинной горной дороге они спускаются с тележками, нагруженными скарбом. Во главе их молодая женщина, еще почти девочка, со светлыми волосами.

– Это начало.

Зеркало пруда замерцало, возникла новая картина.

Город с белыми домами, чьи фронтоны богато украшены. Взгляд скользит по складским постройкам на берегу реки... Последнее в длинном ряду зданий выделяется величиной, построенное на века. В его тени прячется другой дом, гораздо меньше. Из его окон падает свет, теплый и домашний, говорящий об уютных часах, проводимых у камина...

– Господин Кимберон! Это музей с домом хранителя! Такой, каким мы его оставили.

– Тихо, юный фольк. Смотри.

Через теплую весеннюю ночь взгляд скользит дальше. Рыночная площадь.

Фонари на фронтонах и под аркадами. Звучит музыка – скрипки, трещотки, тамбурины. Молодые фольки танцуют и смеются. Старый фольк, отставив костыли, держит большую чашу. Молодой неуклюжий парень сидит рядом с ним на скамейке и не спускает с него глаз. Крепкая пожилая дама, напротив них отпивает из своей кружки за чье-то здоровье.

– Это дед Хиннер и Карло, мой брат. И госпожа Металюна. Вы их узнали?

Дородный, пышно одетый фольк прокладывает дорогу через толпу, все почтительно расступаются. За ним следует женщина, изящная, но скромнее одетая.

– Мой отец! Он жив. А рядом с ним... мама!

Картина распалась на куски. По ней пробежало множество крохотных волн, распространяясь от центра к краям, так что ничего больше не было видно, кроме мерцающего зеркала воды.

– Ты не должен касаться воды, юный фольк. Иначе все исчезнет.

Альдо поднял глаза. Слезы бежали по его лицу.

– Но они ведь живы, правда? Иначе я не мог бы их видеть.

Голос Итуриэль был кротким и сочувствующим, когда она ответила:

– Да, Альдо, это так. Они еще пребывают в душе Божественной Четы, Отца и Матери, как вы их называете. Но дорогу туда не откроет никакое волшебство. Ее можно найти только сердцем.

– Но, однако, вы ведь тоже их видели, господин Кимберон! – продолжал Альдо, повернувшись к Киму. – Как они отмечают праздник весны – моя семья и все остальные...

– Я не видел ничего, – сказал Ким, – только пруд в лунном свете.

Альдо отвернулся. Его плечи вздрагивали, а из горла вырвалось сдавленное рыдание. Ким обнял его.

– Мы найдем их, – пообещал он, – ты и я, мы оба.

Из темноты сумерек появилась тень больга.

– Сделай волшебство для Горбаца! – прорычал он.

Принцесса эльфов отступила на шаг. Это было невольное движение, как если бы из мрака ночи внезапно появился жуткий монстр.

– Я не могу совершить волшебство для тебя, больг, – сказала она.

Однако от больга не так легко было отделаться.

– Ты колдуешь для всех других, почему не для больга? Я изгнан из моего народа. Я теперь один из вас. Я не вредное насекомое. Я думаю. Я говорю. И я борюсь. За вас. Сделай волшебство для Горбаца.

Это была самая длинная речь, которую Ким когда-либо слышал от больга. И с каждой фразой она впечатляла все сильнее. То, что говорил Горбац, было сказано простым языком. Но разве это не было правдой?

Итуриэль посмотрела с уважением на их неотесанного спутника, и в ее голосе прозвучало почти сожаление, когда она проговорила:

– Так далеко моя власть не простирается. Что бы мое волшебство подействовало, ты должен верить.

– Я верю, – сказал Горбац.

Итуриэль молчала. Затем она очень медленно наклонила голову, словно желая этим сказать: тогда должно получиться.

– Подожди! – проговорила она.

Она ступила на край пруда, наклонилась и зачерпнула рукой воду. В другой руке она держала хрустальный флакон, которого до этого не было. Вода блестела, как жидкое серебро, переливаясь в сосуд. Она закрыла его пробкой, также из полированного хрусталя, и протянула болыу. Горбац взял флакон и повертел его в своих грубых пальцах.

– Что это?

– Это мой подарок тебе. Если твоя вера сильна и время это докажет, то волшебство подействует.

Горбац ничего не ответил.

– Этого тебе должно быть достаточно.

– Достаточно, – проворчал он. – Этого больше чем достаточно, элок-ханим. – Бесконечно осторожно он опустил бутылочку в карман.

– А теперь идите и спите, – сказала Итуриэль. – Мы отправляемся в путь рано утром.

Они посмотрели на нее, и сейчас в ней больше не было ничего сверхъестественного: стройная, но нежная эльфийская дева, одетая в белое. Луна опустилась за верхушку дерева, и единственный свет, падающий на них, был блеск звезд, отражающихся в пруду.

На обратном пути они не сказали ни слова. Каждый из них был погружен в себя, в то, что он увидел и пережил. В голове у Кима бешено крутились мысли. Принцесса эльфов тоже хранительница кольца. Высокий Эльфийский Князь умер или пропал без вести. Врата, если они и существуют, заперты. Что стало с другими кольцами власти – неизвестно...

Ему казалось, что всю ночь он не сомкнет глаз, так сильно все это его взволновало. Однако едва он добрался до постели, все отступило, и он спал до утра глубоко и спокойно, без сновидений.

АКАДЕМИЯ ЧЕРНОЙ МАГИИ

В путь отправились очень рано.

Они, как в старые времена, пошли пешком, шестеро странников. Или семеро – если считать осла.

– Я думал, мы поедем верхом, – сказал Альдо недовольно.

– А ты ездил когда-нибудь на лошади? – задал ему встречный вопрос Кимберон.

– Нет, но можно было бы попробовать.

– Там, куда мы идем, нет дороги для лошадей, – объяснил Гилфалас, услышав их разговор. – Они бы нам только помешали.

– Но осел-то идет с нами! – сказал Альдо упрямо, резче, чем намеревался.

Фабиан, стоявший рядом с ними, рассмеялся:

– Если оставить моего друга Алексиса здесь, это разобьет ему сердце.

Осел смотрел на него с преданностью сродни собачьей.

– Хорошо бы найти тележку, – заметил Ким. – Тогда он мог бы везти наш провиант. Или кто-нибудь мог бы ехать в повозке, – добавил он, взглянув на Итуриэль.

Принцесса эльфов выглядела сегодня совсем иначе, чем вчера. Она была одета в костюм из светлой кожи, сапоги со шнуровкой, и на плече у нее были лук и колчан со стрелами. Она выглядела так, будто собралась на охоту. При этом она осталась столь же нежной и хрупкой, и Ким спрашивал себя, как она сможет перенести столь долгий путь.

– Я куда выносливей, чем ты думаешь, – сообщила она, будто прочитав его мысли. – Но, возможно, ты или твой спутник захотите ехать на осле верхом.

– На ослах не ездят верхом, – сказал ей Ким. – Их спины не предназначены для того, чтобы носить седло.

Все сошлись на том, чтобы навьючить на осла часть груза. Ким обнаружил, что его вещевой мешок уже здесь; эльфы его почистили и заново наполнили. Что-то мелькнуло на краю его сознания, но при всем желании он не мог определить, что это было.

Горбац с неподвижным лицом закинул на плечи самый большой из тюков так легко, будто это была подушка. Ким попробовал представить себе больга верхом – на самом крупном тяжеловозе с развевающейся гривой, подстриженным хвостом и лохматыми пучками волос над копытами, – на таком, каких Флориан Солодник, хозяин «Золотого плуга», запрягал в свой фургон, отправляясь на пивоварню. Но картинка никак не складывалась.

– А ты умеешь ездить верхом, Горбац?

– Больги не ездят верхом. Больги маршируют.

И он продемонстрировал верность своих слов. Если Гилфалас и Итуриэль, легко ступая, скользили по дороге, едва касаясь земли, то больг тяжело топал коваными сапогами, как будто он мог маршировать так целые дни напролет. Ким и Альдо, напротив, прилагали усилия, чтобы их короткие ноги выдерживали нужный темп. Фабиан, образуя арьергард, шел длинными, поглощающими пространство шагами, сопровождаемый Алексисом, который бежал за ним, как ягненок.

Уже скоро Киму стало ясно, почему Гилфалас сказал, что лошади им бы только помешали. Правда, горы здесь были не столь высоки, как покрытые снегом вершины на востоке Эльдерланда, однако местность была суровой и негостеприимной. Обломки скал окаймляли тропу, а иногда она вообще пропадала, и путникам приходилось карабкаться с камня на камень. Разрушенная страна – так эта местность обозначалась на старых картах, и такой она и была на самом деле: словно в глубокой древности тут боролись друг с другом великаны, не оставив камня на камне. Или будто бы сама земля поднялась здесь против могучего врага и была им разгромлена.

Когда Ким, тяжело дыша, достиг гребня, он еще раз обернулся назад. Дымка висела над Потаенной долиной, легкий мерцающий туман, благодаря которому все там расплывалось, как мираж. В какой-то миг он мог бы поклясться, что перед глазами у него не было ничего, кроме каменной пустыни. Затем он снова увидел деревья и светлые линии дорог среди них, сверкание водных поверхностей. И опять ничего.

– Потому ее и называют Потаенной долиной, – сказал Фабиан, присоединившийся к нему. – «Decepto Visus» на ученом языке, обман зрения. Только эльфы умеют так переплетать свет и тени, что непонятно, видишь ты что-то или нет.

– А если врагу удастся проникнуть сквозь туман? Что будет тогда с долиной?

– Тогда об этом позаботится Гальдор, так что врагам придется невесело, – произнес Фабиан жестко. – Ты, может быть, не оценил его как следует, потому что он бывает чересчур резким и прямолинейным, но для защиты долины нет никого лучше.

Они остановились на привал, чтобы отдохнуть и перекусить. Эльфийский хлеб оказался таким легким и пышным, словно был испечен из воздуха, а фрукты, как будто присыпанные золотистой пылью, были сладкими и сочными.

Вокруг не было ни души – ни людей, ни эльфов, ни больгов. Разумеется, в том случае, если у больгов имеется душа, подумал Ким, взглянув в сторону Горбаца.

Тот, не утруждая себя размышлениями, жадно поглощал провизию, как будто не был уверен, что припасов хватит и на завтра. Если ты теперь на нашей стороне, подумал Ким, тогда мы должны, по крайней мере, заботиться о твоем пропитании. Однако еда была отменной, небо – высоким, а настроение, несмотря на царившее вокруг запустение, весьма мирным.

За остаток дня они никого не видели, за исключением вороны, которая, с хриплым «кар-кар» пролетев над скалистой пустыней, уселась на камень, глядя на путников блестящими глазами. Но, в конце концов, она, устало взмахнув крыльями, взлетела и унеслась с ветром.

Вечером они разбили лагерь под защитой скал. Попытка найти в окрестностях сухое дерево, чтобы развести огонь, оказалось тщетной. Так что путникам пришлось довольствоваться холодным травяным чаем, эльфийским хлебом и фруктами. Сейчас, когда очарование новизны прошло, Ким понял, что подобная еда почти не насыщает. Взгляд Альдо, который он поймал, свидетельствовал, что и тот думает так же. Только Алексис с довольным видом уплетал овес из своей торбы.

Отстояв половину ночи на страже, Ким только под утро погрузился в беспокойный сон. Фабиан, который нес вахту последним, разбудил его:

– Вставай. Нам сегодня предстоит длинный переход.

Не выспавшийся и не отдохнувший, Ким собрался с силами и стал складывать вещи. Сырой утренний холод был невыносимым. Может быть, если эльфийская магия поможет... Но Гилфалас и Итуриэль не собирались совершать никаких чудес. Ким вздохнул. Каждый раз одно и то же: приключения оказываются совсем не столь приятны, как это описывается в книгах.

Он наморщил лоб. Почти бессознательно Ким ощупал вещевой мешок. Пальцы наткнулись на что-то твердое.

И внезапно воспоминание всплыло перед ним. Как он вылавливает мешок из крепостного рва.

Ким быстро открыл вещевой мешок. Среди пакетов и мешочков, кремней и трутов, мотка эльфийской веревки, проскользнувшего между пальцами, рука наконец обнаружила то, что он искал: плоское, угловатое, переплетенное в кожу.

– Ким, сейчас не время для чтения, – раздался над его ухом неодобрительный голос Фабиана.

– Но...

– Тсс. – Голос Итуриэль был тихим, но решительным.– Двигайтесь совершенно естественно, будто ничего не случилось.

Уголком глаза Ким увидел, что она стоит с луком в руках. Она достала стрелу из колчана и положила на тетиву, молниеносно натянула лук и послала стрелу.

Ворона с карканьем вспорхнула, но было уже поздно. Стрела пробила крыло. Вторая стрела Итуриэль вонзилась ей в горло и пригвоздила к земле.

Итуриэль опустила лук.

– Это не совсем обычная ворона, – сказала она. – Она наблюдала за нами. Я поняла это по ее глазам.

– Уже давно наши темные братья пытаются отыскать Потаенную долину, – прибавил Гилфалас.

– Тогда, – решил Фабиан, – выступаем тотчас.

Ким засунул книгу обратно в вещевой мешок. Альдо помог ему свернуть одеяло и погрузить вещи на осла.

В молчании отправились они дальше. Небо, вчера казавшееся таким высоким, тяжело нависало над миром, и они шли, беззащитные и крошечные, по огромной пустоши.

Утренний туман лежал над страной и собирался в темных лощинах.

В этом тумане каждый шаг звучал вдвое громче, а каждый покатившийся камень мог увлечь за собой лавину.

Уже наступил полдень, когда они достигли лесистой низины. Туман рассеялся. Однако теперь обзор был ограничен слева и справа каменными стенами, у подножия которых росли сосны. Кое-где еще лежал снег. Однако Кима заставил мерзнуть отнюдь не он.

– У меня такое чувство, словно за нами наблюдают отовсюду, – прошептал ему Альдо.

– У меня тоже, – ответил Ким так же тихо. – Мне хотелось бы уже оказаться у цели. Я обнаружил кое-что, что...

– Тихо! – сказал Фабиан. – Нас могут услышать. Здесь полным-полно разбойников и прочего сброда. Лучше не привлекать их внимание.

Они отправились по извилистой тропе, которая вела через лес на юг. Вскоре они сделали привал на поляне, но только для того, чтобы перевести дух, а затем отправились дальше.

Лес мало-помалу стал редеть. Лесная тропа превратилась в широкую проезжую дорогу. Справа и слева виднелись огороженные участки земли, на которых работали крестьяне.

– Что мы будем делать, если они нас увидят? – спросил Ким, обращаясь к Гилфаласу.

– Доверься мне, – ответил эльф. – Они нас не увидят.

И действительно, никто из них не повернул головы, чтобы посмотреть на путников. Это были изможденные люди, одетые в рубахи из небеленого холста и босые, несмотря на холодную погоду. Были ли они настолько заняты работой, что не позволяли себе отвлечься? Или же они не осмеливались взглянуть на высоких господ, которые проходят по дороге? Или это было эльфийское волшебство, тот самый обман зрения, о котором говорил Фабиан?

– Кажется, они действительно нас не видят, – пробормотал Альдо.

– Или не хотят видеть, – ответил Ким. – Как бы то ни было, нам это только на пользу.

В дальнейшем, во вторую половину дня, они еще не однажды проходили мимо крестьянских дворов и полей, где работали люди, но никто не обратил на них внимания. Один раз им встретилась запряженная парой ослов тяжело нагруженная телега. Они уступили дорогу, и возчик, человек в глубоко надвинутой на лоб шапке, молча провел свою упряжку мимо них.

Наконец они добрались до города. То есть сначала они увидели реку, на берегах которой он был построен, как и многие города людей. Собственно, они сообразили, где находятся, только тогда, когда, пройдя позади бесконечного множества дворов, тянувшихся по склону холма, достигли моста.

Аллатурион лежал освещенный лучами вечернего солнца. Стены и дома наполовину находились в красноватом предвечернем свете, наполовину – уже в голубоватой тени. Лишь одного места в городе как будто не касалось заходящее солнце. Над городом, в самом его центре, возвышалась огромная четырехугольная башня, увенчанная четырьмя шпилями, которые, как иглы, прокалывали небо, окруженные мерцающими тенями, подобными стаям летучих мышей. Башня была черной, и ни один луч закатного солнца не согревал ее темный фасад. Там, где она стояла, властвовала вечная ночь.

– Что это? – спросил с удивлением Ким.

– Насколько мне известно, это Collegium Arcanum,– сказал Фабиан,– Академия черной магии.

– И ты там учился?

– Нет, конечно нет. – В голосе Фабиана звучала досада, но также и неуверенность. – Я был на историческом факультете Аллатурионского университета, как и ты... Это значит, что я, собственно, здесь и учился, но...– Он умолк.– Нет, я, и сам уже не знаю, что я здесь делал. Но своим внутренним взором я вижу старый университет, где мы были друзьями...

И пока он это говорил, Ким увидел, как на фоне этой ужасной башни появилось другое строение, главный университетский корпус, с хорошо знакомым осыпающимся фасадом из песчаника. Однако в тот же миг все это было словно стерто, погашено той действительностью, в которой они сейчас пребывали.

– Лучше здесь не стоять, – решительно сказал Гилфалас, – пойдем дальше.

Их шаги гулко звучали по мосту. На другой его стороне находилась башня с воротами, справа и слева вдоль реки тянулись мощные стены, которых Ким совсем не помнил. Ворота на мосту представляли собой единственный вход в город с южной стороны. По обе стороны ворот стояли в тени стражники, и когда Ким подошел ближе, он с неприятным чувством увидел, что это больги.

Гилфалас, не останавливаясь, подошел к воротам и хотел пройти между стражниками, когда те внезапно скрестили свои копья и преградили ему путь.

– Уг?

По-видимому, волшебство эльфов, вводящее разум в заблуждение, прекратило свое действие. Гилфалас смущенно остановился, не зная, что делать дальше.

– Скаш! – Горбац выдвинулся вперед.

Больги застыли.

– Узг...– Оба вскинули копья и встали по стойке «смирно». Горбац прошелся перед ними, словно центурион, осматривающий свою когорту.

– Узг снаш шуб-хулум баг!

Несмотря на вечернюю прохладу, пот выступил на кожистых физиономиях больгов. Горбац обернулся:

– Аташ! – Затем, увидев растерянность на лицах остальных, он перевел: – Следовать!

Они прошли гуськом между окаменевшими стражниками и через внутреннюю арку ворот вступили на главную улицу.

Ким облегченно выдохнул.

– Что ты с ними сделал? – не смог он удержаться от вопроса.

Горбац ухмыльнулся несколько смущенно.

– Припугнуть, – сказал он. – И приказывать нас пустить. Только вспомогательная сила, – добавил он, поясняя. – Хотят приказы. Говорят только по-больгийски. Глупы даже для больгов.

Аи да Горбац, подумал Ким. Их новообретенный соратник задал ему еще одну загадку. Какие еще способности в нем дремлют? Ведь даже то, что больги имеют собственный язык, было Киму до сих пор неизвестно.

Они пошли дальше наугад, лишь затем, чтобы удалиться из поля зрения стражников-больгов.

– Пойдемте к историческому факультету, – предложил Фабиан, – я вроде бы помню дорогу.

Он возглавил группу, и они быстро пошли, так как уже привлекли первые недоуменные взгляды прохожих.

У Кима при взгляде на окружающее возникло очень странное ощущение. С одной стороны, он чувствовал, что все это должно быть ему знакомо, но с другой – все было чуждо. Никаких студенческих компаний, которые шумно перемещаются из одной пивнушки в другую, ни магистров в беретах и длинных мантиях, с книгами и свитками под мышкой, спешащих из аудиторий в свои кабинеты. Горожане шли ссутулившись, а если и посматривали друг на друга, то лишь уголком глаза и искоса. И здесь не было того смешения рас, которое он запомнил по годам учебы: эльфы и гномы, бронзово-загорелые жители юга, желтые, черные и красные фигуры. Здесь были только люди, странно покорные и тихие.

Фабиан целенаправленно вел их к узкому переулку, который ответвлялся от главной улицы. Уже через несколько шагов высокие стены с выступающими эркерами поглотили большую часть дневного света. Тут и там горели лампы за толстыми стеклами круглых окон и бросали в переулок мрачный свет. Однако приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на нечистоты или не споткнуться о вывороченные камни.

Скоро Ким совершенно запутался в лабиринте извилистых переходов; правда, когда переулок стал немного шире, у него снова появилось чувство, что он здесь однажды уже был.

– Это не площадь Свободы? – спросил он.

– Здесь она называется иначе, – только и ответил Фабиан.

Однако теперь Ким по меньшей мере снова знал, где они находятся. Еще один длинный узкий переулок, проходной двор, поворот, и они у цели... Он застыл с открытым ртом. Там, где, по его воспоминаниям, должно было выситься массивное здание факультета со «слепыми» окнами и зубчатой короной – не крепостной замок, но хорошо выполненная его имитация, – теперь в свете единственного уличного факела стояло убогое строение из дерева и глины, крытое соломой. Штукатурка раскрошилась между гнилым косяком двери и засовом. Ставни висели косо и скрипели в петлях при малейшем дуновении ветра. Круглые оконные стекла были грязными и потрескавшимися. И поперек вырезанного на дверях герба, на котором были изображены песочные часы историка и роза – аллегория цветка, вырастающего из прошлого, – тоже шла трещина. Да, если бы Киму не была знакома эта надпись, он едва ли смог бы ее разобрать. Однако он точно знал, что означают слова девиза под щитом: «Verba voland, acta manent». Слова проходят, поступки остаются. Впрочем, после того, что он пережил в последние дни, у Кима появились в этом сомнения.

Фабиан постучал рукояткой меча в дверь:

– Магистр Кверибус, откройте. Это я – Фабианус Алексис.

Некоторое время было тихо, затем послышалось шарканье ног, и в ветхой двери приоткрылось маленькое оконце. Оттуда появилось лицо. В свете единственного факела, освещавшего улицу, были видны только острый нос и два блестящих мышиных глаза.

– Кто... как... что?

Фабиан выхватил факел из подставки и осветил свое лицо.

– Фабианус, ваш ученик. Вы меня узнаете?

Послышались скребущие звуки, скрежет замка. Затем со скрипом открылась дверь. За ней стоял испуганный, дряхлый, сморщенный человечек, ростом едва ли выше фолька, одетый в поношенную мантию магистра и смотрящий со смесью страха и облегчения.

– Фабианус! Тебя послал Святой Отец... я полагаю... как всегда. Небо... – Потом ученый увидел тех, кто толпился в переулке за Фабианом, и его глаза расширились. – Но... кто это?

Фабиан распахнул дверь – на пол с грохотом опрокинулась скамеечка, на которую вставал маленький магистр, чтобы взглянуть в дверное оконце, и ступил через порог. Остальные вошли следом.

– Нет, – залепетал магистр, – это невозможно. – Потом он увидел Гилфаласа и Итуриэль. – Таи на элоаи метаниас... э-э... я хотел сказать: метаниет. Такой высокий визит, такая честь. Однако... – Его взгляд упал на Кима и Альдо, который вел в поводу осла. – Дети и животные не должны сюда входить... и больги тоже! Interdictum. Non sit! [Запрещено. Такого не должно быть (лат.)]

– Я не ребенок, – сказал Ким возмущенно и негодующе.

– Это господин Кимберон из Альдсвика, – прояснил ситуацию Фабиан, – историк, как и вы, и его слуга Альдерон. Гилфалас, король эльфов, и его сестра принцесса Итуриэль уже вас приветствовали. А больг останется здесь – и осел тоже.

Мышиные глаза магистра растерянно перебегали с одного на другого и окончательно остановились на Фабиане.

– Фабианус, ты должен мне помочь. Этот... этот сумасшедший. Он погубит библиотеку!

Из подвала послышался грохот, сопровождаемый гортанными нечленораздельными звуками. Магистр в отчаянии воздел руки:

– Он расположился там, внизу, в архиве... он все разрушит...

Глубокая складка пролегла на лбу Фабиана.

– В архиве, вы говорите? Это мы должны посмотреть. Ким, ты пойдешь со мной, и Гилфалас тоже. И Горбац – на случай, если нам что-нибудь понадобится... – Его фраза осталась незаконченной. – Остальные – не спускайте глаз с двери.

Расшатанная деревянная лестница вела вниз, в подвал. Фабиан шел впереди, Ким следовал за ним. Он вытащил свой кинжал. Шагов Гилфаласа не было слышно, но за ним ступени лестницы скрипели под тяжестью Горбаца. Дверь в архив была лишь притворена. За ней раздавался шум. Вот снова что-то с грохотом упало на пол.

– Ким, ты поменьше, – прошептал Фабиан. – Попробуй заглянуть в дверную щель.

Ким осторожно выставил голову за угол, но тотчас же убрал ее обратно, когда брошенный изо всех сил фолиант пролетел в дюйме от него.

– Входите, – прогудел низкий бас. – Уже пора.

Ким и Фабиан переглянулись. Потом Фабиан решительно выступил вперед.

– Я уже два дня здесь, – послышалось изнутри. – Где вы так долго болтались?

– Бу-бурин?

– А вы кого ожидали здесь увидеть?

Их бывший однокурсник стоял на груде книг и рукописей. Рыжие курчавые волосы торчали дыбом над его головой, топорщилась даже борода. Лицо и толстые руки блестели от пота в свете масляных ламп, которые он повсюду расставил, чтобы осветить низкое помещение, и в жарком красном свечении кольца на его пальце. Гном был, очевидно, не в самом лучшем настроении.

– Но... что ты тут делаешь? – пролепетал Ким.

– Вы же видите. – Бурин вырвал лист из толстой книги и швырнул книгу в угол. – Произвожу разыскания.

На полу были разложены страницы из книг, части документов и грамот – некоторые отдельно, другие кучками. В углах подвала в диком беспорядке громоздились остатки фолиантов, которые Бурин распотрошил. Киму, отъявленному библиофилу, едва не стало дурно.

– Бурин, ты ведь не можешь...

– О, еще как могу! – В его глазах горел безумный огонь. – Разве ты не понимаешь? Три дня назад, когда ты использовал силу своего кольца, у меня словно пелена с глаз упала. Вся моя жизнь в Инзилагуне – это только насмешка, иллюзия. Они отобрали у меня Марину!

В его голосе звучало такое глубочайшее изнеможение, что Ким понял: не безумие овладело его другом, это были тоска и бессильная ярость. Конечно! Если больше нет фольков, то нет и Марины – женщины-фолька, с которой был обвенчан Бурин.

– Я понимаю, что это слабое утешение, – сказал Гилфалас, подходя к ним, – но скажу тебе, что она еще не потеряна. Она еще присутствует в душе Божественной Четы, которую вы, гномы, называете Владыкой и Владычицей.

– Так дело не пойдет,– ответил Бурин,– время уходит. Подойдите и посмотрите, что я разыскал. – Он высоко поднял лист, вырванный им из книги: – Тебе, Ким, это не покажется странным?

Ким взял страницу и прочел:

Во времена седой старины Высокий Эльфийский Князь

создал семь колец власти.

Три кольца он отдал человеческим детям,

дабы ими не овладели тени Среднеземья.

Два кольца хранят Владыки гномов,

дабы удерживать тьму Подземного Мира.

Одно кольцо сберегает сам Высокий Эльфийский Князь

вплоть до дня, когда падет Высший Мир.

Седьмое кольцо – не больше чем надежда,

а восьмое кольцо он никому не отдавал.

Ким выронил лист.

– Это звучит как притча, которой учил нас магистр Адрион. Но текст странно изменен. А о восьмом кольце там и речи не было.

Он не знал, что и думать. Однако Бурин еще не закончил:

– Для тебя, Фабиан, у меня тоже кое-что есть; это касается твоей семьи. Видишь эту родословную?

Он указал на старый, покрытый пятнами пергамент, на котором выцветшими чернилами был проставлен ряд имен.

Фабиан взял его в руки. Шрифт в начале свитка был старинной формы, с буквами, похожими на ветвистые стволы и написанными неловкой рукой. Нахмурив лоб, он начал читать:

Родословная господ из Туриона с начала до последнего члена рода

Алексис Сильный, свободный крестьянин из Турна

Йоханнес Проворный, его сын

Алексис, его сын без наследника

Мануэль, его брат, по прозвищу Дюк, властелин Турна

Алексион и Ангелос, его сыновья...

И так продолжалось до основания Империи, там шрифт изменялся, так же как и язык документа:

...Talmundus Potens, Eqves Thurionis, Dux Bellorum.

Elmundus Magnus, filius eius, Comes Thurionis, Imperius Rex per acclamationem exercitus.

Jvlianus Justus, Dux Aureolis, Imperius Rex, Descendit sine Progenio.

Alexis II. Albanus, frater eius, Dux Thurionis, Imperius Rex electus...

[Талмонд Могучий, рыцарь из Туриона, военачальник.

Хельмонд Великий, его сын, граф Турионский, провозглашен императором на поле битвы.

Юлиан Справедливый, герцог Ауреольский, выбран императором, умер без наследника

Алексис II Эльфийский, его брат, герцог Ауреольский выбран императором (лат.).]

– Быстрее, быстрее,– торопил Бурин,– не останавливайся.

Свиток быстро двигался дальше в бесконечной генеалогии императоров: через время солдатского императора и Кардасской войны, через Interregnum Magistrate [Великое междуцарствие (лат.)], когда ученые благодаря магии господствовали над Империей, через возрождение при Каролусе Великолепном до успешных войн при его сыновьях. Шрифт изменялся вместе с историей: от Capitalis minor через Uncialis quadrata и каролингский полуунциевый к курсиву гуманистических времен.

Свиток заканчивался известными именами, написанными извилистым канцелярским почерком:

Alexis III, Princ. Thurionis, Imp. R. temp;

Julians II. Alexis, Princ. Aureolis, Imp. R.;

Fabians V. Alexis, Fil. eius, Princ. Thurionis, Imp. R.p. a. exus.

[Алексис III, князь Турионский,

император Юлиан II Алексис, князь Ауреольский, император,

Фабиан V Алексис, его сын, князь Турионский, превозглашен императором на поле битвы (лат.)]

– Тут есть и ты! – воскликнул Ким.

– Это булла Туриона, старая генеалогия нашего Дома, – объяснил Фабиан, и благоговение послышалось в его голосе. – Она считалась пропавшей, хотя в архивах Великого Ауреолиса существуют ее копии. Однако это, вероятно, оригинал, судя по шрифтам и по возрасту. Но как она оказалась здесь?

– Ты имеешь в виду в библиотеке?

– Нет, здесь, в этом мире, в этом времени. Ведь это династия, какой здесь никогда не было. Здесь мы называем себя властителями Туриона, но уже давно не имеем настоящей власти. Она в руках императора, который правит по ту сторону Серповых гор.

Он замолчал.

– Здесь имеется еще кое-что, – прорычал Бурин. – Как тебе это нравится?

Фабиан застыл над документом, нахмурив лоб, а потом часто заморгал. Была ли причина в плохом освещении или чернила уже стали выцветать?

– Лист чересчур длинный, – сказал Бурин.

Фабиан не понял, что он имеет в виду.

– Тут все правильно. Мой дед Алексис, император, мой отец Юлиан...

– А теперь взгляни на это! – произнес Бурин и достал другой свиток. Он был гораздо короче первого.

– Но это... – Фабиан был потрясен. Документ в точности повторял подробности первого, даже пятна старости на пергаменте были идентичны. Все сходилось до одного определенного пункта:

«...Талмонд Буйный, его сын, предводитель шайки воров, повешен на веревке. Юстин Крыса, его сын, колесован и четвертован, умер без наследника».

На этом свиток заканчивался. Остаток пергамента был отрезан острым ножом. Видимо, кто-то использовал его для других целей.

– И какой из двух свитков подлинный?

– Никакой, – ответил Ким. – Или оба. Они оба – разные редакции истории. Но ни одна из них не соответствует полностью тому, что мы знаем. По одной версии, Дом Алексисов должен править Империей людей до сего дня. По другой – эта династия несколько веков назад вымерла. Но в обоих случаях тебя здесь не может быть, Фабиан.

Фабиан взглянул на него. В его взгляде была неуверенность, тень, которой раньше не замечалось.

– Теперь ты знаешь, как чувствует себя человек, попавший в неправильное время... – заметил Ким.

– Погодите,– проворчал Бурин.– Имеется еще одна версия.

Третий пергамент был обгорелым, но было совершенно ясно, что это тот же самый кусок, что и первые два, с теми же пятнами. Только он был совершенно чист.

– Ты понимаешь? – спросил Бурин. – История еще свершается. И кто-то при этом пытается ее изменить. Я не знаю, кто он. Только у нас больше нет времени. Если мы не будем действовать, то можем тоже выцвести и исчезнуть, как надписи на этом пергаменте.

Неуверенность на лице Фабиана сменилась выражением ужаса.

– Но каким образом мы тогда вообще здесь находимся?

– Я думаю, благодаря кольцам, которые защищают нас от ветра времени, – проговорил Гилфалас. – Пока что первое кольцо Высокого Эльфийского Князя охраняет нас. Однако и его власть не безгранична.

Первое кольцо! Ким отчетливо видел, как оно блестит на руке Итуриэль. Возможно, была причина, почему Высокий Эльфийский Князь...

– Мы должны отыскать точку, в которой история нарушила свой ход, – сказал он твердо. – А то я уже начинаю сомневаться, не по простому ли капризу судьбы мы оказались здесь все вместе. А ведь сила моего кольца в том, чтобы отправлять каждого в то место, где он более всего необходим. Так говорил мне покойный магистр Адрион.

– Но кто может нам сказать, куда мы должны отправиться? – спросил Фабиан.

– Он знает,– пророкотал голос Горбаца из подвала. Больг стоял на страже в глубокой тени под лестницей. Теперь он вышел вперед, держа в руке барахтающийся узел.

– Я... я ничего не знаю, – бормотал маленький маг. Он, вероятно, тайно прокрался вниз по лестнице, чтобы посмотреть, что стало с его бесценной библиотекой, и попал прямо в руки больгу.

– Магистр Кверибус Траке, – вздохнул Фабиан, – в этом вы нам действительно не поможете.

У Кима чуть глаза на лоб не вылезли.

– Кверибус Траке? Траке Еретик? Автор легендарной «Sacra Theoria Mundorum» [«Священная история миров» (лат.)], которая якобы хранится в секретном архиве университета? Вспомни, Фабиан.

Фабиан наморщил лоб:

– Да, что-то такое было. – Он покачал головой. – Это все так расплывчато – то, другое воспоминание. Однако... это было в последнем веке или нет? Этот Кверибус Траке, о котором ты говоришь...

– ...Уже много лет как мертв, – продолжил Бурин.

– Что вы... что вы, я ничуть не мертв! – заволновался маленький человечек. – И я не еретик. Я написал всего лишь маленькую книжечку... и господа из Академии черной магии сказали, что это безвредно, и поместили ее в Черную библиотеку. Это только пара легенд о Маленьком народе, которые я собрал...

– Разве я – легенда? – Ким отбросил свои растрепанные волосы, так что стали видны его уши. – Вы это видели, магистр? Гномы и эльфы – они существуют, да? И больги – в них вы тоже верите. Однако фольки – это, по-вашему, только сказки!..

Он разъярился так, как уже давно не бывало. Магистр не знал, что и сказать. Внезапно у Кима возникла идея.

– Итак, если вы мне не верите, тогда есть еще одно доказательство. – Он снял с плеч вещевой мешок и стал развязывать веревки. – У меня тут имеется одна книга...

– Тсс! – донеслось сверху. – Тихо! Стража!

Ким застыл, не закончив движения; Итуриэль внезапно показалась на лестничной площадке. Наверху Альдо боролся с ослом.

– Тихо, Алекс! – шипел он.

Раздались тяжелые удары во входную дверь.

– Открывайте! – прорычал голос, который мог принадлежать как больгу, так и человеку.

Магистр Кверибус повернулся, но Горбац не ослаблял хватки, и взгляд его не допускал даже мысли о сопротивлении.

– Тут никого нет! – послышался второй приглушенный голос снаружи.

– Но я же слышал! И горит свет!

– Окружите дом! – Третий голос. – И потом ломайте дверь.

Фабиан приблизил губы к самому уху магистра Кверибуса:

– Есть запасной выход?

Магистр покачал головой.

– Тогда идите наверх. Вы должны их как-то отвлечь.

Магистр побледнел:

– Я не могу...

Фабиан кивнул Горбацу. Больг не стал мешкать. Он поднял маленького человечка, как куклу, и на вытянутых руках понес вверх по лестнице. Они услышали, как наверху открылось дверное окошечко. В тишине было отчетливо слышно каждое слово.

– Э... добрый вечер, господа.

– Тут все-таки кто-то есть! Чем ты занимаешься здесь так поздно?

– Я... я работаю. Чем могу служить господам?

– Мы ищем троих мужчин: человека, эльфа и гнома. И ребенка или что-то вроде того. Ты их не видел?

– Нет... никого. – Голос магистра звучал сдавленно. – Тут только мои книги, и... вы можете посмотреть. Правда, у меня не убрано...

– Безобидный сумасшедший, – сказал один из стражей. – Выключи свет, парень. Комендантский час. Не заставляй нас возвращаться!

– Это больше не повторится, и...

– Пошли!

Они услышали, как дверь наверху захлопнулась. Свет погас, и блики факелов стали медленно удаляться.

Ким взял одну из горящих свечей, в то время как Бурин, Фабиан и Гилфалас зажигали другие. В сиянии матового света они поднялись наверх.

Там их уже ждали остальные. Горбац отпустил маленького магистра, но был наготове, чтобы схватить его в любой миг, если это потребуется. Альдо держал за повод присмиревшего осла. Итуриэль дрожала. Было холодно. Магистр Кверибус тоже дрожал, но не от холода.

– Вы... вы те, кого они ищут, не так ли? Человек, эльф, гном. И кто-то вроде ребенка... Что вы натворили?

– Это я бы тоже хотел узнать, – пробурчал Бурин.

– Магистр Кверибус прав, – внезапно сказал Фабиан. – Почему они ищут нас: человека, эльфа, гнома и кого-то вроде ребенка? И кто может знать, что здесь, в Турионе, находится сейчас фольк – существо, которое в это время не может существовать, – и что он представляет собой опасность?

– Опасность? – удивился Ким. – Для кого?

– Где известно что-нибудь о фольках? – продолжал Фабиан. – Где хранятся рукописи, которые не соответствуют подлинной картине этого мира? Нигде, кроме как...

– ...В Черной библиотеке, – закончил Ким.

Все глаза обратились к магистру Кверибусу. Тот побледнел.

– Нет, – сказал он. – Туда нельзя никому. Я был там однажды и... – Он умолк, поняв, что последует за этими словами.

– Так вы были там?

– Ну да, во время процесса... по поводу моей книги...

– Тогда вы знаете, как туда попасть. И стало быть, можете нас провести туда.

– Я... я не буду... – заикаясь, лепетал магистр.

– Дайте-ка я возьму мой топор, – зарычал Бурин. – Теперь мы им покажем!

Он повернулся, чтобы снова спуститься в подвал, но Фабиан удержал его за плечи.

– Мой дорогой друг, – сказал он, и в его голосе звучало понимание и сочувствие, – я знаю, как все это близко тебя коснулось. Но для этого предприятия нас слишком много. Ты и в правду опытный боец и сносный студент, но существо довольно шумное.

Бурин сверкнул на него глазами. Они метали молнии.

– А я тихий,– проговорил Гилфалас.– И пойду с тобой.

Фабиан повернулся к нему:

– А если там окажутся темные эльфы? Тебя они сразу узнают: твоя аура выдаст тебя. Нет, – объяснил он,– это касается прежде всего моей семьи. Так и предоставьте идти мне. И Киму. Он маленький и проворный. И он лучший историк среди нас. Мы двое и магистр – этого достаточно. Вы, остальные, ждите здесь...

– Святой Отец! – воскликнул, услышав это, Кверибус. – Только не здесь! Они могут вернуться, и тогда...

Бурин все еще не успокоился, но неожиданно согласился с магистром.

– Существует ли еще «Черный кит»? – спросил он, обернувшись к Фабиану.

– А как же!

– Тогда мы ждем вас там. И если вы до рассвета не вернетесь, пойдем вас выручать.

– Договорились.

Фабиан посмотрел через дверное оконце. Последний факел, освещавший площадь, уже погас, дома и улицы лежали в темноте тихие и словно покинутые. Он осторожно открыл дверь.

– Сначала пойдем мы. Вы, остальные, отправляйтесь попозже.

Ким молча обменялся рукопожатием с Альдо и последовал за Фабианом. Позади шел дрожащий магистр, грубо вытолкнутый Бурином на улицу.

– И веди себя хорошо, дружок! – добавил гном вслед. – Иначе тебе воздастся.

Фабиан посмотрел на маленького человечка, который был так напуган, что с трудом переставлял ноги.

– Уж будьте любезны, магистр, – произнес он с неотразимой вежливостью, а потом повернулся к Киму: – Иди вперед, чтобы я мог присматривать за магистром Кверибусом. Мы ведь не хотим, чтобы он потерялся.

– Куда... – начал, было, Ким, но тотчас увидел.

Над крышами домов, под мчащимися клочьями облаков, освещенных светом еще высоко стоящей луны, высилась угрюмая громада черной башни. Других ориентиров не требовалось. Мгновенно Ким узнал, где он находится; переулки в районе исторического факультета он знал как свои пять пальцев. Только улица вела теперь не к главному корпусу университета с актовым и лекционными залами, ректоратом и аудиториями, а к тому чудовищному безобразию, которое возвышалось над крышами Аллатуриона, – к Академии черной магии.

Под безжалостным светом холодных звезд они пересекли вымощенную булыжником площадь и нырнули в лабиринт переулков. Даже для знатоков местности непросто было найти дорогу в полной тьме. Нигде не было света, все окна были темны. Ким вспомнил, что один из стражников сказал о комендантском часе.

Где-то вдали мелькнул красноватый свет факела: вероятно, их все еще искали – эльфа, гнома, человека и кого-то похожего на ребенка.

Ким все свое внимание обращал на дорогу. Что-то прошмыгнуло мимо; он понадеялся, что это всего лишь крыса. Улицы не отличались чистотой, и камни для перехода, которые днем позволяли избегать нечистот, ночью могли стать причиной падения.

Он снова увидел высокое черное строение, прежде чем они оказались непосредственно перед ним. Он взглянул вверх. На фоне танцующих облаков фасад огромной башни казался неумолимо падающим на наблюдателя. Если уже при свете дня строение казалось сплошной черной массой, то при матовом свете луны было совсем невозможно разглядеть какие-либо детали. Все же Ким надеялся рассмотреть архитектурные формы: каменные остроконечные арки с почти сходящими на нет косяками, глухие фронтоны и контрфорсы, украшенные фиалками. Однако там, где он ожидал увидеть фигуры крабов и ползучие цветы, в ночном небе вытягивались уродливые силуэты чаш, снабженных пастями и когтями,

– Это выглядит как творение эльфов, – предположил он, – но несколько в другом роде...

– Мы называем это готическим стилем, – произнес магистр, который вновь обрел дар речи, – «варварским», по старому значению этого слова. Здесь варварство поднялось до искусства.

– У нас нет времени дискутировать об истории искусств, – прошипел Фабиан. – Мы должны попасть внутрь.

Взгляд Фабиана прошелся по фасаду здания вдоль и вверх.

– Смотри! – сказал он Киму. – Там открыто окно.

Ким тоже его увидел.

– Оно слишком маленькое. Как ты туда пролезешь?

– Я – нет. А ты наверняка. Если взберешься ко мне на плечи, то сможешь мимо этих водяных чаш добраться до карниза.

Ким нахмурился. Мысль лезть в такую темень по неизвестному и столь негостеприимному зданию наверх вызвала у него резь в животе.

– Знаешь, я не страдаю головокружениями, – высказался он. – Попробуем.

Фабиан встал на колени, и Ким взобрался ему на плечи. Затем Фабиан выпрямился, и фольк, держась руками за стену, встал на плечи принцу.

– Не достаю, – сказал он. – Ты должен еще меня поднять.

Фабиан взялся за ноги Кима и поднял его.

– Достаточно? – задыхаясь, спросил он. Ким нащупал выступ, за который мог ухватиться. Его ноги нашли опору на карнизе.

– Я наверху!

Луч света, упавший сквозь облака, осветил место, где он находился, и Ким увидел огромный закрытый глаз. Он принадлежал жутковатому гибриду дракона и собаки. Ким ухватился как раз за его губу.

Глаз открылся.

У Кима замерло сердце. Глаз уставился на него. Он был полон бесконечной ненависти. В следующее мгновение глаз различит его, и драконья пасть сторожа откроется.

Загремел гром. Молния осветила ночь. Ослепленная горгулья прикрыла глаз. С невероятной быстротой Ким перебрался дальше в направлении стены и застыл неподвижно. Однако сторож опять казался погруженным в каменный сон, из которого он пробудился лишь на короткий миг. Все было тихо.

Ким с облегчением выдохнул. Он подтянулся и был уже на карнизе, который проходил под верхним этажом. Скоро он достиг окна, которое они высмотрели. Оно было больше, чем выглядело снизу. Одна створка окна была открыта.

– Я внутри! – прокричал он сдавленным голосом.

– Поищи теперь дверь! – послышался голос Фабиана.

Ким взглянул вниз. От подоконника, на котором он стоял, до пола было футов десять. Он закрыл глаза и прыгнул.

Приземление заставило его резко согнуть колени и почти лишило дыхания. Что-то скользнуло под его ногами, послышался треск, потом он в чем-то запутался. Скорчившись на полу, он прислушался. В помещении что-то двигалось. Призрачные тени извивались тут и там, ловя остатки света. Казалось, какие-то фантастические создания разбегаются в стороны. Ким оцепенел от ужаса. Его пальцы нащупали что-то похожее на бумагу или пергамент. Стало очевидно, что именно это чуть не сбило его с ног. Он почти машинально заткнул лист за пояс.

Зарница осветила небо, на миг – короче одного удара сердца – она озарила и помещение, где он оказался. Внезапно Киму стало ясно, что за тени здесь мелькали: это были бумажные листы, листы повсюду, сохнувшие на веревках, как выстиранное белье, листы с надписями на них, черные буквы в неверном свете выглядели как ползущие насекомые.

Когда глаза фолька привыкли к полумраку, он увидел еще больше. На стенах были полки, на которых лежали стопки бумаг; столы с ящиками, разделенными на отделения, в которых неярко блестели кусочки металла, и, властвуя над всем пространством, возвышалось некое деревянное сооружение, предназначение которого Киму было неизвестно.

Однако времени на то, чтобы удовлетворять любопытство, у него не было. Ветер встряхивал оконное стекло. Ким осмотрелся. Направо вел узкий сводчатый проход в коридор, из которого лился слабый красноватый свет.

Ким осторожно высунул голову. Слева ход уходил дальше, мимо закрытых дверей. Встроенные в стену фонари создавали вид запасного освещения из матово светящихся камней. Направо вела другая дверь, боковой портал, различимый по навесному засову и свету, просачивающемуся через решетку.

Киму повезло. Засов бесшумно отодвинулся в сторону. Какой-то миг он опасался, что портал может быть защищен дополнительным замком, который в полутьме незаметен, или – хуже того – колдовством. Но ничего подобного не случилось. Дверь с легкостью отворилась.

– Сюда! – позвал он.

Фабиан тотчас же оказался рядом, подталкивая перед собой магистра. Даже в красноватом освещении Ким мог видеть, как бледен маленький ученый.

– Вы же не можете... – протестовал он.

– Тсс! – шипел Фабиан. – Как пройти в библиотеку?

Магистр указал пальцем.

В конце коридора, снова по указанию магистра, они свернули налево. Второй проход закончился дверью с пилястрами и архивольтами, что были украшены фигурами борющихся мифических существ. Тимпан над дверью изображал раскрытую книгу, окруженную драконом, пожирающим себя с хвоста.

– Библиотека?

Магистр Кверибус кивнул.

Где-то стукнула дверь. Яркий движущийся свет проник в угол коридора.

– Сюда! – закричал магистр Кверибус. – Захватчики! Воры! Они здесь!

– Проклятье! – воскликнул Фабиан. Он попытался схватить маленького человечка, но тот пригнулся, нырнул и помчался в направлении, откуда они пришли, с такой быстротой, как если бы одно из чудовищ со стены ожило и погналось за ним.

– Здесь! Сюда!

Из-за поворота показались больги. Форма – робы без рукавов и бархатные береты – выглядела на их неуклюжих телах как маскарадные костюмы. Но это ничуть не уменьшало опасности.

– Давай сюда! – сказал Фабиан.

Они распахнули дверь и проскользнули внутрь. Дверь захлопнулась за ними. Фабиан схватил стул, стоявший рядом, и продел его ножку в ручку двери. Такое заграждение долго не продержится, но все-таки, решил он, даст им небольшую фору во времени.

Ким стоял с открытым ртом и разглядывал библиотеку. Это была мечта – или кошмар – любого ученого. Ряд за рядом струганные полки, достигавшие потолка, и все они заполнены старинными фолиантами. Ряды полок прерывались только светильниками и витринами, за решетками которых виднелись другие книги – слишком бесценные или слишком опасные, чтобы их можно было держать открыто на полках. Вдоль торцевой стороны полок тянулся каталог: шкафы с выдвижными ящиками из черного дерева.

Он так и стоял в изумлении. Будто по принуждению, он вытянул руку и схватил с полки первый попавшийся том. Кожа фолианта была на ощупь странно мягкой, почти скользкой. Он хотел вытянуть книгу с полки, однако та оказывала сопротивление его усилиям, как будто была живым существом.

– У нас нет времени, – сказал ему Фабиан. – Мы должны сообразить, как улизнуть отсюда. – Он показал в другой конец библиотеки, где колыхался, словно движимый невидимой рукой, тяжелый занавес: – Сквозняк. Может быть, там есть выход.

Я пришел сюда не для того, чтобы читать что-либо, подумал Ким, но вслух этого не сказал. Он поставил черный том – наполовину с сожалением, наполовину с облегчением – назад на полку и последовал за Фабианом.

За занавесом оказался коридор, ведущий куда-то вниз. Спускаясь, они осторожно ощупывали наклонные стены. Снизу поднимался странный вспыхивающий свет, бросающий на стены изменчивые тени. Сквозняк стал сильнее.

– Это мне не нравится, – сказал Фабиан и вытащил меч. – Это мне совсем не нравится.

Между тем сквозняк превратился в ветер, так что им приходилось прилагать усилие, чтобы их не снесло. Ведущий вниз скат превратился в лестницу с широкими вытоптанными ступенями, которая, извиваясь, спускалась ниже и ниже. Ветер превратился в ураган. С неимоверным трудом они продвигались, вот еще один поворот, и они достигли подножия лестницы.

Они оказались в подвальном помещении, своего рода часовне, низкий свод которой поддерживали странные точеные столбы. Выветренные временем фрески покрывали стены. Однако у Кима и Фабиана не было времени их разглядывать. Все их внимание поглотило существо, стоящее во вспыхивающем круге в центре подземной часовни.

Он был одет в темную мантию магистра, но это был не человек. Его лицо было бледно как смерть, а черные глаза горели зловещим огнем. Узкий подбородок, тонкие черты лица и заостренные уши, так же как и длинные блестящие волосы, указывали на то, кем он был: князь темных эльфов. Под мышкой он держал связку бумаг. А на правой руке было нечто излучавшее чудовищную энергию.

– Азантуль! – вскричал Фабиан. – Тебе недостаточно битвы в Эльдерланде? Я должен убить тебя еще раз?

Темный эльф поднял на него свой взор. В нем читались боль, недоумение и затем первое смутное понимание. Потом он увидел Кима, и его темные глаза расширились от потрясения или от ужаса.

– Нет! – закричал Ким. Кольцо на его руке горело огнем. – Фабиан! Не делай этого!

Но Фабиан уже прыгнул вперед. С силой он опустил меч.

Ослепительная вспышка молнии наполнила зал, потрясла опоры и своды, отчего все здание до самого основания задрожало.

– Фабиан! – Ким больше не мог смотреть. Его ладонь, нет, вся рука была охвачена пламенем.

Он слепо обернулся вокруг себя, и каким-то образом ему удалось ухватиться за кончик плаща Фабиана. Крепко в него вцепившись, он попытался вытянуть своего друга. Но круговорот, захвативший их, был безжалостным, непреодолимым и бесчувственным, как течение времени, которое поглощает всех и каждого.

– Фабиан!

Ослепительный вихрь подхватил их.

ДОРОГА В ЗАРАКТРОР.

– А что такое «Черный кит»? – спросила Итуриэль.

Бурин ухмыльнулся.

– Терпение,– произнес он,– и вы всё узнаете. Я полагаю, прекрасная дама, что вы не были студенткой. Тогда вам предстоят некоторые сюрпризы. Только проявите терпение.

– Тсс, – сказал Гилфалас, – тише, нас могут услышать.

Ночной город был призрачно тих. Ни единой души, никакого света, кроме далеких красноватых вспышек.

– Это больги, – сказал Горбац, – они ищут.

Он явно неуютно чувствовал себя в узких переулках и прилагал усилия, чтобы скрыть это.

– Не бойся, мой толстый друг, – проговорил Бурин с шутливой снисходительностью. – С тобой мы.

– Его зовут Горбац, – вступил в разговор Альдо. Он мог понять, как неуютно больгу. Ему и самому было не лучше, ведь и он был одинок в чужом городе. Однако он находил все это отчасти и увлекательным.

– Вот мы и пришли! – объявил Бурин. – Правда, все немного изменилось.

И внезапно он словно провалился под землю.

– Бурин!

– Я здесь, Гилфалас, – послышался голос Бурина снизу, оттуда, где чернота была столь глубокой, что видеть в ней могли лишь глаза гнома. – Только на пару ступенек ниже.

– Вход в подвал? – спросил Гилфалас недоверчиво.

– Я люблю подвалы! – прозвучал бас Бурина из углубления.

Потом стало слышно, как он стучит кулаком в деревянную дверь.

Прошло несколько мгновений, прежде чем послышались шаркающие шаги и открылось оконце в двери. Свет упал на обрамленное рыжей бородой лицо.

– Приветствую вас, хозяин. Я студент из далекой страны и хочу попробовать ваше несравненное пиво.

Свет в отверстии исчез, когда хозяин высунул лицо в окошко.

– Пароль!

– Как я могу знать сегодняшний пароль, если я пришел издалека? Gaudeamus igitur? Dum bibo, spero? [Возрадуемся же? Пока пью, надеюсь? (лат.)] Испытайте меня, добрый человек! Скажите мне первую часть, а я продолжу. Тогда вы увидите, что к чему.

Хозяин оставался недоверчив.

– Ну хорошо,– наконец произнес он.– Ex unque leonem...

– Hex auribus asinum. [По когтям узнают льва, по ушам – осла (лат.)] Это очень просто. Теперь-то вы меня впустите?

Засов был отодвинут, и дверь, скрипя, отворилась. Бурин молниеносно проник внутрь и прижал дверь своим коренастым массивным телом так, что хозяин больше не мог ее закрыть.

– Входите, друзья, – сказал он.

– Нет! – запротестовал хозяин. – Кто они такие? Им сюда нельзя! Это студенческая пивнушка, а не... – Его глаза раскрывались шире и шире. – Эльф... нет, два эльфа, и больг, и... ребенок?

– Я не ребенок! – возмутился Альдо, который счел, что это уж чересчур. – А если вырос не очень высоким, то это моя проблема, а не ваша.

– Минуточку, – произнес хозяин. – Вы – те, кого разыскивают? Кого нам велели выслеживать?

– Ну вот еще, – возразил Бурин. – Вы разве не умеете считать, добрый человек? Один эльф, один человек, один гном – разыскивают их, не так ли?

Это показалось хозяину убедительным. Однако его глаза расширились еще больше при виде входящего вслед за Альдо осла.

– Никаких животных! – сказал он твердо. – Это уж слишком. Может, вы еще и льва приведете? – Он так и не позволил себя уговорить, и они сошлись на том, что Алексис останется привязанным в сенях.

Альдо позаботился об осле, освободив его от клади, и последовал за остальными в зал. Это было низкое помещение со сводчатым потолком, освещенное горящими свечами. Двое молодых парней, понурясь, сидели за столом и пили из каменных кувшинов, но казалось, что их это не особенно радует.

– Что за унылая обстановка? – прогудел Бурин. – Хозяин, пиво для всех присутствующих!

Хозяин вытер руки о фартук.

– Не в обиду будь сказано, господин студент, – сказал он, – однако какой монетой вы думаете платить?

– У меня есть имперская крона, которую дал мне отец, – шепотом сказал Бурину Альдо. – Если она сгодится...

– Это вызовет недоумение, – ответил Бурин так же тихо, – потому что никому не знакомы ни имя, ни надпись на ней. – Потом он громко сказал: – Золотом! – Он вытянул из кошелька тяжелую золотую монету, которая покатилась по столу. – Золотом из рудников Инзилагуна. Это не эльфийское золото, – добавил он, бросив взгляд на Гилфаласа и Итуриэль, – которое при свете дня превращается во всякую дрянь. Это настоящее красное золото гномов!

Хозяин взял монету. Надкусив, он проверил ее, и на его лице появилась улыбка, хотя выражение маленьких поросячьих глазок оставалось настороженным.

– Пиво для всех.

Бокалы с пенящимся пивом были поставлены на вытертый до блеска стол. Бурин пододвинул их Друзьям. Итуриэль недоверчиво поглядела на него, когда он поставил напиток перед ней:

– Это и есть пиво?

– Пиво. Цервизия. Ячменный сок. Благородная влага. Называйте как хотите. Скажите-ка, вы что же, никогда не пили пива?

– Нет. – Она улыбнулась. – Но могу попробовать.

– Я тоже не пил, – сказал Гилфалас, а когда Бурин изумленно взглянул на него, добавил: – Но могу вспомнить, каково оно на вкус.

– Тогда освежим воспоминания. За удачу! Ad Salamandrum ex! [Духу огня да вверим себя! (лат.)]

Альдо попробовал напиток.

– Недурно! – констатировал он. – Не так хорошо, как в «Золотом плуге», но пить можно.

Гилфалас сделал большой глоток. Итуриэль осторожно пригубила, изменилась в лице и сделала еще глоток.

– Уже лучше, – удивленно сказала она.

– Второй глоток всегда лучше первого, – пояснил Бурин. – А что ты скажешь об этом, друг больг?

– Хорошо, – ответил Горбац и со стуком поставил на стол пустой кубок. – Еще.

Он опустошил и второй бокал залпом.

– Браво! – прогремел Бурин. – Пьешь как настоящий сапожник. Но перед тем, как мы перейдем к ускоренным темпам питья, следует спеть. – И громким звучным голосом он затянул:

[Пьет героиня, пьет герой, пьет рыцарь, пьет священник, пьет эльф, пьет гном, пьет князь и пьет простолюдин. Пьет ученый с рукописью, пьет каждое существо. Пейте, пейте, собратья, лучше всего пьется с ровней (лат.)]

Хозяин поспешил к столу. Его физиономия была озабоченной, даже испуганной.

– Не так громко, господа... э-э... и дама. – (Итуриэль улыбнулась ему.) – Нас могут услышать, а сейчас комендантский час. И если стражники что-нибудь заметят, у меня отнимут лицензию, а то и что-нибудь похуже.

Но Бурина было уже не удержать.

[Пьет любой и пьет любая, пьет слуга и пьет служанка, пьет сестра и пьет брат, пьет сын и пьет мамаша, пьет осел и пьет болван, пьет префект и пьет декан (лат.)]

А теперь все вместе, – скомандовал он.

– Bibite, bibite, collegiales, Bibitur optime inter aequales!

[Пейте, пейте, собратья, лучше всего пьется с ровней (лат.)]

– Боюсь, он умолкнет лишь в том случае, если ему дадут выпить еще, – объяснил хозяину Гилфалас. Хозяин воздел руки и поспешил снова нацедить пива. Между тем Бурин, не останавливаясь, пел дальше:

[Пьет верный и пьет изменчивый, пьет неграмотный и пьет магистр, пьет умелый, пьет ленивый, пьет больг, пьет темный, тут пьет один, там пьет другой, пьет сотня, пьет тысяча (лат.)]

Осел улегся спать. Альдо прилег возле него и положил голову на теплый бок животного. Он не мог разделить общее веселье: среди спутников должен был остаться, по крайней мере, хотя бы один сохранивший ясную голову.

Снаружи непрерывно лил дождь. Шум дождя убаюкивал Альдо, пока его глаза в конце концов не закрылись.

Внезапно он в испуге встрепенулся. Было еще темно. Он лежал на твердом каменном полу; было холодно и сыро. Вода просочилась под дверь, и в сенях натекла лужа. Сначала Альдо решил, что его разбудил холод, но потом обратил внимание на другую перемену: дождь прекратился.

Полусонный, он поднялся и побрел в зал пивной. Остальные еще сидели за столом. Горбац, прислонившись спиной к стене, громко храпел. По виду Гилфаласа нельзя было сказать, спит он или нет. Бурин уставился в свой бокал. Итуриэль пыталась сконцентрировать взгляд на кончике своего носа, при этом глаза ее забавно косили.

Альдо с усмешкой повернулся и снова пошел на свой пост. Там он и дожидался, несмотря на холод, пока не забрезжил рассвет.

Когда первый луч солнца проник сквозь дверную щель, он принялся трясти осла, чтобы разбудить. Алексис посмотрел на него недовольно, однако же поднялся на ноги и позволил Альдо вытереть себя досуха и смягчить свое настроение мешком с кормом. Затем фольк пошел в зал, чтобы посмотреть на своих спутников.

Все сидели так, как он их оставил. Молодые люди за соседним столом отсыпались; хозяин соскользнул на пол возле бочонка и громко храпел. Итуриэль сидела, опершись на руку Гилфаласа и полуоткрыв глаза.

– У меня голова болит, – пожаловалась она.

– Это от пива, – объяснил Гилфалас.

Она зажмурилась:

– Так всегда бывает?

– Если пить слишком много, – сказал Гилфалас со смешанным выражением сочувствия и злорадства.

– Может быть, вам выйти на свежий воздух? – предложил Альдо. – Иногда это помогает.

Она задумалась, но потом ответила:

– Нет.

Горбац открыл глаза. Они были налиты кровью.

– Ох, – выдохнул он.

– Что, паршиво? – спросил Альдо с ухмылкой.

– Бывает и паршивее,– сказал больг.– Но маршировать я могу.

Альдо сразу ему поверил. Эти больги – очень крепкие ребята.

– Где Кимберон? – продолжил Горбац.

– Вот в этом-то и вся загвоздка, – заметил Бурин.

– Их еще нет? Ни Кима, ни Фабиана, ни магистра?

Альдо покачал головой:

– Никого.

Бурин поднял голову от стола и провел рукой по лицу и бороде.

– Мне надо пива, – констатировал он. Затем, взглянув на спящих кутил и столь же крепко спящего хозяина, добавил: – А может, и не надо.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Гилфалас.

– Хорошо... только в голове стучит молот Инзилагуна. – Бурин вздохнул. – Который час?

– Солнце уже встало, – ответил Альдо.

Они обменялись взглядами. Каждый понял, что это означает. На восходе они договорились встретиться здесь, в пивной. Если Ким и Фабиан до сих пор не подали признаков жизни, приходилось опасаться, что им что-то помешало.

– Что делать? – прорычал Горбац.

– Ты обладаешь завидной способностью ставить вопросы ребром, мой сверхтяжелый друг, – сказал Бурин. – Мы идем их выручать. Что же еще? – Он с усилием встал, поднял свой топор и закрепил на поясе. Затем взял плащ, небрежно брошенный на стул, и накинул его на плечи. – Чего мы ждем?

– Может быть, прежде чем мы ринемся на штурм, нам стоит все обдумать, – высказался Гилфалас. – Если мы сейчас, средь бела дня, пойдем через город, недолго придется ждать, пока стража нас задержит. Они разыскивают смешанную группу, каковой мы и являемся. Что будет, если они сначала набросятся с кулаками, а только потом пересчитают нас?

– Мы будем решать проблемы по мере их поступления, – возразил Бурин.

– Однако не послать ли нам вперед кого-то одного, чтобы он разведал, свободен ли путь? – задумчиво предложил Альдо.

Бурин развернулся. Его взгляд все еще был довольно мутным, а глаза красными.

– И кто это должен быть? Я, гном? Гилфалас или Итуриэль, эльфы? Или ты, фольк, с твоими острыми ушами?

– Мог бы пойти Горбац. Здесь на него никто не обратит внимания.

Горбац встал. В свете последней догоравшей свечи тень, отбрасываемая им на стену, была огромной, и от этого он выглядел еще крупнее. Бурин посмотрел на него.

– Как ни странно это звучит, – высказался он, – но, вероятно, ты прав.

– Но доверяешь ли ты ему? – задал вопрос Гилфалас. Эльф все еще не мог избавиться от чувства недоверия к больгу.

– Я ему доверяю, – сказала Итуриэль. Взгляд, которым одарил ее Горбац, свидетельствовал о беспредельной преданности.

– И я тоже, – добавил Альдо.

– Итак, решено, – сказал Бурин. – Мы посылаем его.

Они взяли свои вещи и оставили хозяина и остальных спать. В сенях их ждал Алексис, который тем временем успел хорошенько подкрепиться овсом. Он смотрел на них слегка недовольно, будто бы и он вчера тоже чересчур налег на пиво.

Возможно, его огорчал тот факт, что с ними не было Фабиана.

Альдо осторожно открыл дверь. Они оглядели переулок, который был столь узок, что в этот утренний час большая часть его еще лежала в тени, но воздух был ясен и чист. Дождевая вода лужами стояла на мостовой. В углублении перед входом в подвал образовался целый маленький пруд. Горбац побрел, расплескивая воду, и через несколько шагов исчез из виду.

В то время как Альдо с Бурином нагружали осла, Гилфалас продолжал стоять в полуоткрытых дверях. Ноздри его вздрагивали.

– Чувствуете запах? – спросил он.

– Я совсем ничего не чувствую, – произнесла Итуриэль. Лицо ее было все еще немного бледным.

Альдо подошел к двери и принюхался.

– Пахнет гарью, – констатировал он.

С улицы на них упала тень. Фольк инстинктивно отшатнулся, когда перед ним внезапно выросла огромная фигура. Затем он узнал Горбаца. Больг уже вернулся.

Не успел кто-нибудь задать вопрос, как Горбац кивком показал в сторону улицы.

– Пойдемте, – сказал он. – Смотрите сами.

Альдо отправился первым; Гилфалас и Итуриэль последовали за ним. Бурин с ослом образовали арьергард. Какой-то миг казалось, что Алексис намерен упираться, однако вскоре он обнаружил преимущество освобождения из своей тесной тюрьмы и позволил гному вытаскивать себя по ступеням наверх, не бросая на того злобных взглядов.

Горбац уже обогнал их. До конца переулка было лишь несколько шагов. Там, где он переходил в широкую улицу, можно было разглядеть над домами башню Академии черной магии.

Альдо остановился как вкопанный. Гилфалас, шедший позади, налетел на него, но Альдо этого, казалось, даже не заметил. Он неотрывно смотрел и не верил своим глазам.

Черная башня являла собой дымящуюся руину. Стена, казалось, треснула по всей высоте и, пока Альдо с остальными, затаив дыхание, смотрели, начала смещаться, скользить и рухнула наконец. Грохот падающих камней разрастался от улицы к улице. От башни, раньше возвышавшейся над всеми крышами, не осталось ничего, кроме облака из пыли.

– Ким! – вырвалось у Альдо.– Господин Кимберон и принц Фабиан! Они были там, внутри.

Он побежал в направлении разрушенной башни, забыв об остальных. Но и с ними происходило то же самое. Всякая мысль об опасности отошла на задний план. Их друзья были там.

Площадь перед Академией лежала вся окутанная туманом, насыщенным едкой гарью и пылью. Вытянутое в длину громадное здание еще уцелело, но были разбиты все окна и даже пробиты скаты крыши.

Перед центральным входом в Академию возвышались три столба, почти неразличимые в дымке. На левый и правый были насажены отрубленные головы больгов. На среднем красовалась голова несчастного Кверибуса Тракса.

– Пошли, – проговорил присоединившийся к ним Горбац. – Здесь мы уже ничего не поправим.

Альдо не мог сдержать слез. Они бежали по щекам, смешиваясь с пылью и грязью. Он оплакивал маленького магистра, который хотя и был трусоват, но, разумеется, не заслужил такой ужасной смерти. И еще он оплакивал Кима и Фабиана, которые теперь безвозвратно потеряны.

На его плечо легла рука. Это был Горбац. Прикосновение оказалось неожиданно мягким.

– Не плакать, – пророкотал больг. – Твои не здесь.

Альдо понял. Их обоих никто не нашел, в противном случае на столбах были бы выставлены и их головы. Но что толку, если они все равно погребены под тоннами черного камня?

Он повернулся спиной к этому средоточию смерти и, ослепнув от слез, позволил увести себя прочь. Они достигли надвратной башни, у которой начинался мост. Стражи не было видно – вероятно, все больги сбежались к месту обвала. Таким образом, они беспрепятственно перебрались через реку, и скоро их поглотил лес. Здесь преследователи – если таковые имеются – не так легко их найдут. Здесь они в относительной безопасности.

На берегу небольшого ручья они сделали привал, чтобы умыться и перекусить. Но никто не был особенно голоден. Бурин зачерпнул рогом воды и пустил его по кругу.

– У меня ужасная жажда,– сказала Итуриэль,– несмотря на то что я вчера так много пила.

Альдо поправил ее:

– Но, несмотря на это, а благодаря этому. Но нужно обсудить более важный вопрос: что делать?

Все уставились на него, будто ожидая тут же услышать и ответ.

– Теперь, – продолжал Альдо, – если судно спущено на воду, следует ожидать каравана, как говаривал мой отец. Нам не поможет, если мы будем отсиживаться здесь, спрятав головы в песок. Мы должны продолжить то, что начали господин Кимберон и принц Фабиан, даже если... даже если они больше не с нами, – закончил он и сам себе удивился, что смог произнести такую длинную речь.

– Я не верю в то, что Кимберон и Фабиан мертвы, – сказала Итуриэль. – Я бы это почувствовала. – (Остальные посмотрели на нее с сомнением.) – Допустим, вчера вечером, когда все это случилось, я была не совсем трезва. Но поверьте мне, такое я бы все равно ощутила.

Ведь она тоже носит кольцо, подумал Альдо, высшее из всех.

– Возможно, Высокий Эльфийский Князь сумел бы нам помочь? – спросил он осторожно. – Вы не знаете, как до него добраться?

– Нет, – возразила Итуриэль, – дорога в Высший Мир нам закрыта.

– Я тоже не думаю, что мы можем ожидать оттуда помощи, – добавил Гилфалас.

– Люди ничего, – проворчал Горбац, – и эльфы ничего. Как у гномов?

Все глаза обратились к Бурину. Тот сжал губы в одну тонкую линию, словно желая удержать язык за зубами и не дать вырваться какой-либо необдуманной фразе. Гномы слывут самым скрытным народом, и, если кто-то посягает на их тайны, они делаются немы, как камни.

– Есть одно место, – сказал он, наконец, – где встречаются все миры. Я об этом уже подумал. Сводчатый зал в Зарактроре.

– Зарактрор! – воскликнул Гилфалас.– С этим связаны воспоминания, от которых я бы с удовольствием избавился. Однако дорога в Зарактрор идет через область, где... где был Эльдерланд.

Невысказанные слова повисли в воздухе. Альдо сглотнул. Однако вслух он проговорил:

– Ты хочешь сказать – где находится сейчас крепость врагов?

– Есть еще один путь, – высказался Бурин, – через горы.

– Но я думал, что этот путь потерян еще много веков назад, – обернулся к нему Гилфалас. – Ты сумеешь его найти?

– Я был в Зарактроре, – объяснил Бурин. – По крайней мере, в той, другой жизни я там был. А гном всегда вспомнит то место, где однажды побывал. Иначе мы бы не выжили в подземном царстве.

Гилфалас с сомнением смотрел на него:

– Но, насколько мне известно, вы тогда не достигли восточного выхода.

– Ты – нет, – ответил Бурин, – но мы – да. Ты разве не помнишь?

Эльф продолжал смотреть на него, но теперь с таким выражением, будто сомневался в собственном рассудке.

– Я припоминаю... – произнес он тихо, как в трансе.– Я падал... в глубины земли... борясь с псами-призраками... – Дрожь охватила его при этих словах. – Я был втянут... в глубины земли... и поток увлек меня за собой... и выбросил.... – Он огляделся, взгляд его снова был ясен. – Но не сюда – в Высший Мир.

– Но разве Высший Мир не отражение нашего? – спросил Бурин и, поскольку Гилфалас все еще медлил, воскликнул: – Идем!

Гилфалас вздохнул:

– Это довольно неопределенный план, ты не считаешь? А что касается меня, то идея вернуться в Зарактрор мне совсем не по нутру. Но я не представляю, что другое мы можем сделать. Так что попытаемся.

Зарактрор! Мысли заметались в голове Альдо. Он, конечно, слышал истории о приключениях господина Кимберона и его друзей в темных залах Зарактрора. От пересказа к пересказу они все больше приукрашивались. Речь шла о туннелях, достигавших самого сердца земли, о целых городах в недрах горы. О диковинных вещах и тайных лабораториях, где из нечистых металлов создавалось золото, а из мертвой материи – живые существа. И о неисчислимых сокровищах: оружии и приборах, золотых чашах и серебряных блюдах, наполненных драгоценными камнями – рубинами и топазами, изумрудами и бриллиантами, бирюзой и турмалином, и о сундуках и ларцах, «прямо-таки сплошь усыпанных драгоценными каменьями», как клялась старая Альтамира Нойюс; но она была, правда, и не совсем в своем уме.

– Что такое Зарактрор? – спросил Горбац.

Альдо не знал, с чего начать. Все было так запутано. Отделить друг от друга факты и легенды было почти неразрешимой задачей.

– Это город гномов, – ответил он, наконец, – которые появились из-под земли. Фрегорин, один из трех владык, правил там, по крайней мере, в мое время... там, откуда я пришел. Но Зарактрор не только это. Как сказал господин Бурин, это место, где встречаются миры. Поэтому именно там начали выводить живых существ – сначала этим занялись темные эльфы, а потом и гномы. Таких существ, например, как карлики и драконы, а также смешанных существ, как больги...

– Выводить? – Глубокая складка пролегла между насупленными бровями Горбаца; впервые Альдо видел, что мимика больга способна на такое. – Об этом я должен подумать.– И через некоторое время продолжил: – А что с коротышками? Вы тоже выведены?

– Об этом, – сухо сказал Альдо, – следует подумать мне.

В тот день у них было достаточно времени на раздумья. Их путь шел назад, на север, через леса, но чуть восточнее. В течение дня они не увидели никого: поля были пусты. Только птицы пели на деревьях, не озабоченные страданиями, раздумьями и заботами обитателей Среднеземья.

Вечером, когда они решили разбить лагерь, оказалось, что они уже достигли восточных отрогов Серповых гор. Деревья росли здесь скудно, но было достаточно сушняка, чтобы развести огонь. Путешественники расположились в небольшой котловине, где были защищены от ледяного ветра, дующего с горных глетчеров. Несмотря на это, было холодно, и они, укладываясь спать, плотно закутались в плащи.

У Альдо не выходил из головы разговор с Горбацом. Конечно, ему были известны старинные предания о происхождении фольков. Семьсот семьдесят восемь лет назад, как гласила легенда, фольки впервые увидели зеленый Эльдерланд. Затем они спустились с горного перевала вниз – целыми семьями, в фургонах, нагруженных нехитрыми пожитками, – чтобы поселиться и обосноваться в этом краю. А до этого – ничего. Ни истории, ни сказаний, ни песен. Как будто до этого их и не существовало. Не следует ли отсюда, что и фольки имеют не естественное происхождение, а выведены в результате опытов в глубинах Зарактрора? И с неуклюжими больгами их объединяет нечто, возможно, гораздо большее, чем им кажется?

Эти мысли не давали ему покоя. Господин Кимберон мог бы, вероятно, рассказать об этом подробнее; у Альдо давно было подозрение, что хранитель Музея истории знает об их происхождении больше, чем говорит.

Он все выяснит. В этом Альдо себе поклялся; по крайней мере, это даст ему уверенность. Уверенность в себе самом.

В эту ночь Альдо видел странный сон.

Ему снилось, что он идет в каком-то мире, наполненном туманом, по скалистой земле, между покрытыми снегом вершинами. Его удивляло, что прежде он всегда видел горные вершины только издали и совсем не представлял, что значит странствовать на такой высоте. Он был один. Дорога, узкая горная тропа, бежавшая перед ним, была отчетливо различима, но через сто или сто двадцать Футов она терялась в окружающей серой мгле.

Потом он увидел в тумане тень. Это был странный, бесформенный силуэт: существо с огромными ушами и длинным носом передвигалось как будто на четырех ногах. Альдо охватила дрожь при этом призрачном видении, но затем он чуть не рассмеялся, узнав, кто это. Это был Алексис, также одиноко блуждающий вокруг.

Алъдо хотел позвать его, но это был сон, и поэтому он не мог издать ни звука. Он подошел к ослу, чтобы тот мог его разглядеть. У Алексиса на шее была оборванная веревка. Взгляд животного был смутным и полным ужаса, словно он уже давно скитался тут в одиночестве.

Внезапно Алъдо оказался на крутом обрыве. Он дико замахал руками и так сильно испугался... что проснулся.

Было утро, и стоял холод. Однако его спине было тепло, и когда Альдо повернулся, его пальцы погрузились в шерсть осла, который ночью улегся спать рядом. Глаза Алексиса были закрыты, и он похрапывал.

Альдо почувствовал себя очень странно. Как ему могла присниться такая бессмыслица? Конечно, если разобраться, у них с ослом действительно есть проблемы. Когда они станут спускаться в Зарактрор, будет очень трудно убедить Алексиса следовать за ними. Он вспомнил, как одному только Фабиану удалось уговорить серого зверя пройти под водопадом. А Фабиана с ними больше нет.

Альдо вздохнул и попытался разжечь огонь. Когда дрова начали потрескивать, остальные путники начали мало-помалу освобождаться от своих накидок. Гилфалас сел на корточки к огню и принялся растирать руки.

– В каком направлении нам нужно идти, Бурин? – спросил он.

Бурин развернулся, как стрелка компаса, и указал пальцем:

– Туда.

Завтрак их был скудным, и запивали они его лишь водой. Их запасы подошли к концу: даже вещевые мешки эльфов не были бездонны.

Когда они отправились в путь, настроение у всех было подавленным. Бурин был молчалив, то и дело вертел головой в разные стороны, будто разыскивая некий знак, чтобы по нему сориентироваться. Гилфалас все еще не мог разделить уверенность гнома; для него это было путешествие без цели. Итуриэль также шла молча, погруженная в себя, и Альдо вернулся к своим мыслям.

Только Горбац, казалось, не изменился. Его глаза не выдавали эмоций. В нем была прямо-таки успокаивающая невозмутимость; между тем они так к этому привыкли, что едва ли сознавали, насколько сильно полагаются на него.

Местность в этой восточной части Разрушенной страны была не столь пустынной и безрадостной, как прежде. Тут и там росли группами деревья и кустарники.

Около полудня они вышли на дорогу. Дорога была мощеная, широкая настолько, что по ней можно было идти попарно, а не гуськом. Выложена она была большими, грубо отесанными камнями вроде тех, какими мостят военные тракты Империи в скалистых местностях. Однако булыжники здесь были так плотно пригнаны друг к другу, что между ними невозможно было просунуть и лезвие ножа, и казались очень старыми, гладко отшлифованные дождями и ветрами.

– Работа гномов, – сказал Бурин.

У Альдо сердце подпрыгнуло в груди. Если это Дорога гномов, и к тому же ведущая в том направлении, которое им нужно, тогда их цель достаточно реальна, это не просто надежда. Возможно, этот путь и приведет их к воротам Зарактрора.

Они зашагали быстрее. Даже у Алексиса, которого переход по гористой стране измучил так, что у него язык вываливался из пасти, открылось второе дыхание. Его копыта звонко цокали по мостовой.

– Стойте! – сказал Гилфалас. – Тихо!

Альдо потянул осла за веревку и остановил его.

Он, как и все остальные, прислушивался, но не мог уловить ничего, кроме свиста ветра среди скал.

– Я тоже слышу, – проговорила Итуриэль. – Кто-то идет.

Бурин встал на колени и приложил ухо к земле.

– Строевой шаг, – сказал он. – Идет отряд.

– Может быть, гномы? – рискнул предположить Альдо.

– Или больги, – высказался Гилфалас и искоса взглянул на Горбаца. Тот промолчал.

– Впереди канава, – заметил Бурин. – Спрячемся-ка мы лучше там.

Место, на которое он указывал, находилось примерно в двадцати шагах от дороги. Канава заросла колючим кустарником. Но чтобы добраться до нее, следовало пройти по камням. Осел увидел это и воспротивился. Он уже достаточно натерпелся, чтобы так просто расстаться с удобной мощеной дорогой. Так что он уперся и проявил полное нежелание сдвинуться с места хотя бы на шаг.

– Сейчас не до капризов, Алекс! – уговаривал Альдо.– Идем! .

Алекс не двигался. Альдо потянул за веревку. Тот сопротивлялся, изо всех сил напрягая шею. Перед ним вдруг возникла огромная фигура Горбаца. Алексис оскалил зубы.

– Проклятье! – выругался Альдо. Теперь и он слышал приближающийся отряд. – Мы не можем оставить его стоять здесь.

– Забрать груз! – произнес больг сдавленным голосом.

Альдо тотчас понял, что задумал Горбац. В два-три приема он ослабил ремень, закрепляющий груз, который вез осел. Бурин и Гилфалас подхватили поклажу.

– Бегите!

Горбац забрал у Альдо повод.

– Извини, – сказал он Алексису. Это было новое слово в его лексиконе. Затем он потащил осла по скалистой почве.

Алексис боролся за каждый дюйм. Каким-то образом в его маленьком ослином мозгу прочно засела мысль, что нет ничего ужаснее, чем променять надежную дорогу на неопределенность открытого пространства. Веревка натянулась и лопнула.

Горбац чуть не упал. С севера, с той стороны, куда они направлялись сами, он увидел приближающийся отряд.

– Сюда, Горбац! – крикнул Альдо.

Время еще оставалось. Тремя-четырьмя огромными шагами больг преодолел оставшееся расстояние и притаился вместе с Альдо и остальными.

Алексис остался в одиночестве. Дико оглядываясь вокруг, он стоял между скал, почти как тот легендарный осел, которого кардасские жители на далеком Юге посылали в пустыню, чтобы там он погиб под грузом их грехов.

Приближающийся отряд был одет в форму Черного легиона. Возглавлял его здоровенный как бык парень с лицом, покрытым шрамами, один только вид которого уже внушал страх.

Рядовые солдаты были не людьми, а больгами.

– Ты знаешь их? – спросил Альдо, обернувшись к Горбацу.

– Двадцатый легион, двенадцатая когорта, вторая манипула.

Альдо увидел, как дрожит огромный больг; но это был не страх, а переполнявшее его волнение. Тут он сообразил: это именно та часть, где служил их друг.

Их друг? Сейчас выяснится, действительно ли это так. Ему нужно только привстать, чтобы показаться перед старыми товарищами, – и все будет кончено. Вероятно, его бы даже наградили, если бы он доставил на расправу короля и принцессу лесных эльфов, а также наследника царства гномов. И, тем не менее, Альдо ни на одно мгновение не усомнился в верности Горбаца.

В этот миг предводитель отряда увидел осла.

Озадаченно смотрел он на него. Больги, спотыкаясь, остановились и все как один тоже уставились на Алексиса. Тот отпрянул. Ему казалось, что не может быть ничего ужаснее, чем отправиться в путь по бездорожью. Теперь он понял, что эта мысль была роковой ошибкой.

Больги в один голос завопили: «Мясо!» Алексис вспомнил, как на заднем дворе Черной крепости он, связанный, ожидал, когда его поведут на бойню. Это воспоминание вырвало его из оцепенения. С пронзительным ревом он повернулся и побежал.

Два или три больга отделились от группы и кинулись в погоню за ним. Один из них поднял копье, чтобы метнуть его в убегающего осла.

Рука Гилфаласа потянулась к эфесу меча. Бурин уже достал из чехла свой боевой топор. Итуриэль сжала в руке кинжал. Альдо видел, как Горбац рядом с ним инстинктивно нащупывает оружие, но у него ничего не было; даже железный прут, прихваченный из темницы, остался в Потаенной долине.

Больг сжал свои огромные ручищи в кулаки.

Внезапно последовал резкий окрик, и преследователи остановились. Потом, разочарованные, они вернулись в строй. Центурион лающим голосом отдал команду, и отряд вновь отправился в путь.

Путники ожидали, пока самый последний черный плащ не исчез за поворотом. Только тогда они отважились выбраться из своего убежища.

Осла нигде не было видно.

– Пойдем искать? – спросил Горбац. Больг все еще дрожал, но уже едва заметно.

Альдо покачал головой:

– Боюсь, это бессмысленно. Если он сам не вернется...

Но он считал, что вероятность этого невелика. Поскольку животное умчалось в панике, оно остановится лишь тогда, когда не сможет больше бежать. И более чем сомнительно, что осел сможет после этого найти дорогу назад. Кроме того, у них не было времени ждать так долго.

– Мы все равно не сможем взять его с собой туда, куда направляемся, – сказал Гилфалас. – Меня самого мысль о Зарактроре наполняет ужасом. Туннели там длинные и узкие, а шахты глубокие. В залах со множеством колонн царит вечный полумрак. Осел бы этого не выдержал.

– Я об этом тоже подумал, – отвечал Альдо. – Здесь у него, по крайней мере, есть еще шанс, если только он не попадет в руки другим больгам.

Когда он произносил эти слова, ему снова вспомнилась картина из его сна: встреча в тумане. Он отчетливо видел внутренним взором оборванную веревку на шее осла. Неужели он все это предвидел? И встретятся ли они с Алексисом еще когда-нибудь?

Бурин не прислушивался к их разговору. Он вертел головой в разные стороны, как собака, берущая след.

– Ты все еще веришь, что мы найдем Зарактрор? – спросил он Гилфаласа довольно строго.

Гилфалас улыбнулся:

– Я знаю, где мы находимся. Смотри! Канава, в которой они нашли убежище, была высохшим руслом ручья, впадавшего в озеро, которое сейчас, до сезона таяния снегов, превратилось просто в маленький пруд, почти лужу. Озерные лилии, которые когда-то цвели вдоль его берегов, погибли от холода.

– Это было именно здесь: я пришел в себя, и мне казалось, что я в Итиаз Кайден, Водах Пробуждения. Здесь или в другом месте, очень похожем на это.

Он говорил таким тоном, словно готов был в следующий миг запеть. Но Бурин прошел мимо него и, тяжело ступая, направился по хрустящему льду в направлении скалы.

С дороги это выглядело так, будто горный ручей, питавший маленькое озеро в другое время года, выходил прямо из камней у подножия скалы. Но при ближайшем рассмотрении картина менялась. Внезапно там, где до сих пор была видна отвесная скала, открылся проход. Это была не иллюзия, лежащая в основе магии эльфов; это было искусство, как бы сотрудничающее с природой.

– Работа гномов, – сказал Гилфалас.

В самом деле, вход был устроен чересчур аккуратно, правильно, чтобы быть естественным. Слишком прямыми и крутыми были края, слишком гладкими – стены галереи, ведущей в глубину. А сверху над аркой красовался вырезанный в камне знак – стрела с раздвоенным острием.

– Что это означает? – спросил Альдо.

– Это гномий глипт, – пояснил Гилфалас, – однако, что он означает, может сказать только Бурин.

– Это знак Фрегорина, – пробурчал Бурин, – владыки Зарактрора.

– Мы пойдем туда? – спросил Горбац, который уже терял терпение.

– Фрегорин давно мертв, – заметил Альдо. – Он сидит на троне в Сводчатом зале, превратившись в камень, как это рано или поздно случается со всеми гномами, – продолжал он, бросив искоса взгляд на Бурина. – Так, во всяком случае, рассказывают в Эльдерланде.

Бурин молчал.

Разговаривая, они постепенно вступили в туннель, который перед ними открывался. Он был довольно высок, так что даже Горбац без труда мог идти по нему выпрямившись, и широк настолько, что можно было идти и по двое.

Насколько можно было видеть, туннель уходил по прямой в самую глубь горы.

– Я не знаю, что нас ждет, – наконец заговорил Бурин. – Мне известно только, что это единственный путь, который приблизит нас к решению загадки. Поэтому мы должны идти.

Какой-то шорох заставил их остановиться. Это прозвучало как стук камня о камень. В туннеле внезапно потемнело. Они оглянулись и увидели, что вход за ними закрылся. Все произошло так быстро, что никто не успел и слова сказать. Они лишь стояли и смотрели, как какая-то сила запирает единственный путь к отступлению.

– Тем более, – продолжал Бурин уже в темноте, – другого выхода у нас и нет.

СТЕНЫ МРАКА

Боль была ужасно сильной; она накатывала на Кимберона волнами. Но еще ужаснее боли был голос, кричавший из темноты:

– Иди ко мне!

Он не мог противостоять мощи этого голоса. Но не мог и разжать пальцы, которые все еще цеплялись за краешек плаща. Он разрывался между необоримой силой и неподвижным предметом. И боль в голове была настолько сильной, что он не мог ни думать, ни действовать.

Потом что-то в голове как будто взорвалось, и он оказался на твердом каменном полу и остался лежать в углу, жалобно постанывая.

Все вокруг него продолжало вращаться, но уже медленней. Он чувствовал вкус крови во рту, голова болела. Собственно говоря, болело все. Рука все еще была сжата, и он придвинул ее к лицу. Она горела.

То, что он держал в руке, было клочком зеленого плаща.

– Ф-фабиан?

Кто-то подполз к нему; большая тень оказалась фигурой друга.

– Ты проснулся?

Я вообще не спал, хотел возразить Ким. Вместо этого он спросил:

– Где мы?

– Представления не имею,– ответил Фабиан. – Лишь одно я знаю точно: мы не в Турионе.

– Может быть, в Подземном Мире?

– Не так громко! – вместо ответа прошептал Фабиан. – Нас могут услышать.

Зрение Кима медленно прояснялось. Его взгляд упал на каменный пол с плотно уложенными шестиугольными плитками, поддерживавшими друг друга наподобие пчелиных сот. Они с Фабианом находились в большом зале, отделанном камнем. Пилястры, делившие стены справа и слева на отрезки, хотя и были сделаны из камня, но изгибались подобно растениям или змеям. В мерцающем голубоватом свете, заполнявшем помещение, они казались живыми.

Нет, сказал себе Ким, это не гномъя архитектура. Он вспомнил Академию и уставившийся на него слепой глаз. Нет, так строил лишь один-единственный народ в Среднеземье: следуя законам природы, но ради собственных целей искажая их.

Темные эльфы.

С усилием Ким огляделся. Перед ним возвышалось нечто вроде колонны, заслоняя обзор. За ней, в круге на возвышении, потрескивал и играл голубоватый свет, который он уже заметил раньше. Он напомнил о призрачном свечении, которое Ким уже наблюдал над болотами в начале путешествия.

В помещении пахло как будто сырой шерстью, и кисловатый привкус раздражал язык.

На возвышении пребывал, сгорбившись, некто в черном. Он стоял спиной к наблюдателям, так что они не могли видеть лица, однако длинная черная мантия и гладкие черные волосы делали его вполне узнаваемым: это был темный эльф, которого они застали врасплох в библиотеке во время магического ритуала. Он, очевидно, и увлек их за собой сюда.

Сюда... или когда, прозвучало в сознании Кима. Он не смог бы сказать, подумал ли об этом, или мысль пришла к нему откуда-то извне.

Порыв ветра пронесся по залу, когда открылась дверь. Рука Фабиана потянулась к рукояти меча. Ким покачал головой, удерживая его от необдуманных действий.

В этот момент сквозь шелест и мерцание прозвучал голос. Но он принадлежал не фигуре на возвышении, а кому-то находящемуся дальше, за колонной.

– Атхар! Тхай но вессун.

Ким с детства интересовался языками, чтобы иметь возможность читать книги, находившиеся в доме его воспитателя, магистра Адриона. Однако в первый момент он не смог отнести эти слова ни к одному из знакомых ему диалектов. Затем он догадался: это язык эльфов, но той разновидности, которой он никогда не слышал.

– Отец! Приветствую вас.

– Сын. – Согбенный силуэт на возвышении выпрямился. Связка бумаг, которую темный эльф держал под мышкой, упала на пол.– Дорога была слишком долгой. Моих сил едва хватает и на меньшую.

– Вы нашли то, что искали, отец? – Голос звучал яростно, почти алчно.

– Да. И я видел его, сын. Человека с мечом. Он пойман во времени. Теперь ты должен выполнить свою часть задачи: чтобы он не родился.

– А хранитель кольца? Что с ним?

– Я призову его, когда настанет время. Так, как произошло, произойдет.

Было слышно шуршание бумаг, потом раздался звук тяжелых удаляющихся шагов. Голубое свечение погасло, и помещение погрузилось в темноту, рассеиваемую только бледным сиянием, проникавшим снаружи сквозь высокую остроконечную прорезь окна.

Ким и Фабиан помедлили еще некоторое время, прежде чем решились покинуть свое убежище. Ким со стоном присел на край возвышения. Фабиан растирал себе руки и ноги; на него тоже подействовало их стремительное путешествие, но без таких тяжких последствий, как у Кима.

– Ты понял, о чем они говорили? – спросил он. – Это звучало как эльфийский, но я не разобрал почти ни слова.

– Это один из вариантов эльфийского, – ответил Ким. – Так уже давным-давно не говорят. Во всяком случае в Среднеземье, – добавил он. – Я понял, по крайней мере, большую часть. Тот, который ожидал здесь, называл другого, вместе с которым мы сюда попали, отцом...

Фабиан беспокойно прошелся взад и вперед.

– Я знаю, – ответил он. – Это и я понял. И мне знаком этот голос. Я слышал его на поле битвы в Эльдерланде. Это Азантуль, полководец темных эльфов.

– Тогда тот, в библиотеке...

– Азратот, его отец, князь Теней.

Ким почувствовал себя бесконечно усталым. Его правая рука горела, будто в огне.

– Но я думал, что он давно мертв.

– Да, даже в этом мире. И эльфы живут не вечно, во всяком случае в Среднеземье. Он считался величайшим в мире магом, однако его колдовство лишило его сил, так что он, в конце концов, зачах. А некоторые говорят, что его убил собственный сын – Азантуль.

Фабиан снова возобновил свое бесцельное хождение из стороны в сторону.

– В любом случае он не должен быть здесь. Он не должен больше существовать, понимаешь?

Ким вздохнул.

– Я уже не знаю, что может быть, а что не может, – произнес он. – Однако мне известно одно, и это совсем скверно: у него кольцо власти.

– Что?

– Да,– подтвердил Ким,– кольцо власти. Я видел. И смотри, как оно на меня подействовало.

Он поднял правую руку. Она была красной, а пальцы – такими распухшими, что он едва мог ими шевелить. Его собственное кольцо так плотно охватило распухшую плоть, что снять его было невозможно.

– Надеюсь, это пройдет, – продолжал он. – Но я думаю, что и с ним должно было случиться что-либо подобное. Вероятно, поэтому он не стал разыскивать нас. Он был гораздо больше занят собой.

Фабиан поднял руку, на которой было кольцо, серебряное с зеленым камнем.

– А у меня все в порядке, – проговорил он удивленно. – Почему же все это оказало действие только на тебя? – Это прозвучало чуть-чуть обиженно, хотя Ким понимал, что это не так.

– У него есть кольцо, – повторил он. – Я видел.

– Я нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил Фабиан. – Только что это за кольцо? Седьмое носишь ты. О трех мы знаем. Два на руках Владык гномов, как гласят легенды, но это охранные кольца, в их власти открывать и закрывать, связывать и разрешать – но не больше. Первое кольцо Высокого Эльфийского Князя? – Его пронзила дрожь. – Оно много лет считается пропавшим.

– Я думаю, первое кольцо в безопасности, – возразил Ким. – Я его тоже видел.

Фабиан искоса взглянул на него, однако ничего не сказал.

– Но какое же тогда это кольцо?

– Восьмое? – высказал предположение Ким. – То, о котором повествует притча из библиотеки магистра Кверибуса? Кольцо, которое никому не было дано?

Он соскользнул с края возвышения и встал на ноги.

– Нам нельзя здесь оставаться, – заявил он. – В любой момент кто-нибудь может войти, и что тогда?

Фабиан пожал плечами.

– В конце концов, имеется еще Изратор, – высказался он. – Это самое лучшее средство против темных эльфов!

Остатки голубоватого мерцания еще висели над круглым возвышением, где стоял темный эльф. На его поверхности были вырезаны некие знаки, которые уходили в вышину, и на потолке, где сходились своды, образовывали единое целое. Исполненный любопытства, Ким провел рукой по ним. Там, где его пальцы касались поверхности, вспыхивал голубой свет. Внезапно Ким понял, что напоминают ему знаки-рисунки.

Во времена учебы у него в руках однажды оказалась книга по астрономии, знаменитая «Liber Astrolabicum» [«Книга про астролябию» (лат.)] магистра Иордануса Клависа. Но вскоре он отложил ее в сторону. Речь там шла о гомо– и гетероцентрических сферах, об эпициклах, деферентах и циклах внутри эпициклов, об их совместном движении, зависимом от размера эксцентрика и аквиантов. Все было закодировано в бесконечном множестве диаграмм, таблиц, формул и доказательств, основанных на данных вычислений и бесчисленных наблюдений.

И все это только для того, чтобы понять кажущееся бессмысленным движение небесных тел, которые то двигаются по небу прямым путем, то возвращаются назад по своей собственной орбите или по эклиптике, таща за собой живописные шлейфы.

Перед математическим гением ученого Ким готов был снять шляпу, но понять все это до конца был не в силах. С другой стороны, он уже тогда спрашивал себя, почему Божественная Чета – или какое-то другое существо, создавшее мир во всем его совершенстве, – пришла к настолько сложной системе, что даже великие ученые должны прилагать громадные усилия, чтобы эти закономерности постичь. Обладая скромным разумом фолька, он полагал, что простое объяснение всегда лучше сложного, ибо если оно и не всегда правильнее, то всегда красивее.

Фольки, гордившиеся своей собственной системой летосчисления, определили год по посеву и урожаю, по летнему солнцестоянию и рождеству. А когда замечали, что их часы слишком противоречат космосу, тогда Совет Эльдерланда устанавливал дополнительный день в году, и все снова на некоторое время было в порядке.

То, что Ким видел здесь, было гораздо сложнее. Здесь учитывалось не только движение звезд и циклы макрокосма, но еще и времена года с их светлыми и темными фазами, лунными циклами, неделями, днями, часами, минутами, вплоть до самых крошечных частиц времени...

– Календарь! – воскликнул он. – Это календарь, Фабиан...

Однако тот его не слышал. Он стоял у двери, приоткрытой на ширину ладони, и пристально смотрел наружу. Казалось, увиденное так его поразило, что он забыл обо всем остальном.

Ким подошел к нему. Фабиан уступил ему место, и тогда Ким увидел все это сам.

Перед ним простирались стены и переходы, тянущиеся через мощеный двор. Где-то далеко-далеко над горами поднималось из глубины ночи солнце, так что из тумана возникали одна за другой бесконечные стены. Это была чудовищных размеров крепость. Она выглядела сооружением, не имевшим цели и смысла, но подчиняющимся какому-то тайному закону, подобно моллюску, создающему слой за слоем свою раковину. И все створки этой раковины были украшены коронами с тройными зубцами.

– Высокие Стены Мрака, – поразился Ким. – Мы в Аграхуридионе, главной крепости Темной империи.

Затем, когда его взгляд проник сквозь туман, он увидел кое-что еще. Он наморщил лоб. Между стенами происходило движение. Что-то звучало там, как ритмичная мелодия. А потом он услышал резкие команды, издаваемые глотками больгов, и удары кнутов.

– Там работают, – обратился он к Фабиану. – Надсмотрщики, похоже, больги, а рабочие – люди.

– Люди? – Фабиан вытянул шею. – Да, ты прав. А там еще больше. – Он указал рукой в другом направлении. – И там! Что здесь делает такое количество рабочих? Пойдем, надо посмотреть!

Он распахнул дверь.

– Подожди меня! – закричал Ким.

Когда он оказался за дверью, его встретил ветер яростной силы. Сквозняк был столь сильным и неожиданным, что Ким непременно оказался бы на мостовой, если бы Фабиан молниеносно не поймал его. Дверь захлопнулась за ними.

Они подняли глаза. Над ними высилась циклопических размеров башня, охваченная мощными железными скобами, окружавшими ее, как панцирь. Выше нее не было ничего, только бледное розоватое небо.

Но и это было не все, поскольку возле башни располагался комплекс других зданий: дворец и женская половина, хозяйственные постройки, даже конюшни и прочие сооружения, о назначении которых невозможно было догадаться.

Ким уже видел эту крепость, вернее, ее руины в Гурике-на-Холмах. А теперь ему довелось увидеть ее строительство.

У их ног терраса тянулась за террасой. Сейчас, в свете восходящего солнца, было хорошо видно, что крепостные валы уходят не так далеко, как показалось Киму и Фабиану сначала. Три или четыре из них были почти готовы, а внешний вал тянулся непрерывной линией, опоясывая холм. Но между тем в укреплениях еще имелись бреши, которые рабочие заполняли каменными глыбами.

Отовсюду доносились рев надсмотрщиков и свист бичей. И каждая стена патрулировалась стражниками, чьи шлемы и копья сверкали на утреннем солнце.

– ...Не понимаю, – произнес Фабиан. Ветер относил слова в сторону. – ...Стены... столетия назад готовы...

– Стражники увидят нас тут, – прервал его Ким. Он лихорадочно продолжил: – Мы должны оставить здесь плащи и оружие и смешаться внизу с людьми.

Фабиан, уловивший только часть речи, покачал головой. Ким знал, что это означает: Нет, свой меч я не отдам. Времени было в обрез. В любое мгновение один из воинов мог посмотреть наверх и обнаружить их. Ким стянул с плеч плащ из легкой, но весьма прочной ткани, который получил в Потаенной долине от эльфов, и жестом показал, что он намерен делать: завернуть в него меч и спрятать под лестницей.

Фабиан чуть помедлил, затем отстегнул пояс с мечом и сначала закутал в свою драную накидку, а потом обернул все это эльфийским плащом Кима. Цвет ткани был таков, что под лестницей сверток невозможно было заметить.

– Я кажусь себе голым,– сказал Фабиан.

Ким вздохнул. Потом он вытащил Коротыш и протянул его другу.

– Спрячь в сапог,– показал он.

Фабиан с благодарностью убрал клинок.

Здесь никого не было видно, ни единого стражника, что казалось удивительным. Но, вероятно, сюда не отважился бы подняться ни один из них. И кто знает, может быть, все изгонялись отсюда в то время, когда властители в своей железной башне совершали магические обряды.

Отсюда вниз вел пандус, тянущийся вдоль стены. Ким и Фабиан, следуя по нему, ощущали себя бесконечно маленькими и брошенными на произвол судьбы на фоне голого камня, под открытым небом.

Они ползли, как мухи по стене. Внезапно перед ними оказалась сторожка. В ее тени были видны фигуры солдат.

– Больги, – прошептал Ким. – Что делать?

– Предоставь это мне, – ответил Фабиан. Потом он резко выпрямился и твердым шагом направился к воротам.

– Ты сошел с ума... – начал было Ким, но Фабиан, казалось, его не слышал, так что у фолька не осталось выбора, как только догнать своего друга.

Перед ними зияли темные ворота. Стражники неподвижно стояли, глядя в противоположную сторону.

– Скаш, – прорычал Фабиан.

Стражники вздрогнули от испуга и высоко вскинули свои копья. Но не для того, чтобы направить их в животы пришельцам; нет, они вытянулись и еще тверже уставились прямо перед собой.

Фабиан спокойно прошагал между ними, ведя Кима на буксире. Стражники на воротах не пошевелились. Они даже не решились посмотреть, кто отдал им приказ.

Фабиан небрежно махнул рукой:

– Аташ!

Стражники как будто стали приходить в себя.

– Следовать? – закричал один из них. – Мы не следовать. Мы охранять!

А другой:

– Кто такие вы есть?

Фабиан и Ким побежали.

– Зачем ты сказал им «следовать»? – спросил Ким на бегу.

Фабиан сделал несчастное лицо:

– Это единственное слово больгов, которое я вспомнил.

За их спинами раздавались крики солдат.

Где-то далеко внизу началось движение. Ким бросил взгляд через парапет. То, что он увидел, заставило его содрогнуться. По пандусу поднимался отряд, состоявший не только из больгов; нет, с ними было несколько высоких фигур в черном. Их доспехи блестели, подобно панцирям насекомых, составленным из многообразных неправильной формы чешуек, прекрасно пригнанных к телу. Это были темные эльфы, рыцари Тьмы, не лишенные воли воины-рабы, но господа, отдающие приказы.

– Надо прятаться,– сказал Ким.

По стене крепости шел крытый проход, который там и тут прерывался выдающимися вперед так называемыми смоляными эркерами, через отверстия которых должны были выливаться кипящие смола и масло на возможных нападающих.

Ким посмотрел на пол. Смоляной эркер был закрыт деревянной ставней-люком. Дерево выглядело свежим, хотя оно не было здесь защищено от непогоды. Основано ли это на волшебстве или оно находится здесь совсем недавно?.. Он не додумал мысль до конца. Времени для этого не было. Совместными усилиями они открыли люк. Внутри был почти вертикальный спуск.

– Я пойду первым, – сказал Фабиан. – Я не такой хороший скалолаз, как Бурин, но моего умения должно хватить. – Он протиснулся в отверстие.

Стена была сложена из массивных кубических блоков, лезть по которым было бы достаточно просто, если иметь время и следить за каждым движением. Но сейчас это было рискованным предприятием, ведь темные эльфы, наведенные на след одураченной стражей, в любой миг могут вернуться назад.

– Я внизу! – приглушенно крикнул Фабиан. – Давай!

Ким внезапно осознал, что он, собственно, никогда не спускался с такой высоты. Фольки охотнее остаются ближе к земле, и хотя подростком он порой и забирался на вишни и яблони в соседских садах, однако у него тотчас закружилась голова, едва он посмотрел вниз. Сверху кладка казалась коварно гладкой и лишенной всяких швов.

Однако, по-видимому, он был обречен заниматься скалолазанием. Сначала в ночи – вверх по стене Академии черной магии. Теперь по крепостной стене вниз. Но выхода не было. Итак, он тоже скользнул в отверстие и начал спуск.

Сверху Ким услышал шаги. Его правая рука, все еще слишком опухшая, не попала в щель, которую искала. Повиснув лишь на пальцах левой, он чувствовал, как силы его покидают. Он заскользил. И рухнул вниз.

Сильные, всегда готовые прийти на помощь руки поймали его.

– Я здесь, Ким, – произнес Фабиан. – Я держу тебя.

Ким открыл глаза, зажмуренные от ужаса. Фабиан бережно усадил его на пол.

– Хорошо, что ты такой маленький и легкий, – высказался он.

Ким не позволил себе передышки.

– Спасибо, – только и сказал он. – Нам нужно уходить!

Здесь было больше возможностей найти укрытие: стоящие вокруг бочки, доски, носилки с грубо обтесанными камнями. Но вместе с тем именно здесь и шло строительство. Люди, похожие на арестантов, сопровождаемые конвоирами, таскали камни, доставляя их другим работающим на лесах. Раздавались команды на резком языке больгов и удары кнутов. Одежда людей была такой же серой, как их волосы и лица, покрытые каменной пылью. Все были так измождены, что, казалось, они едва ли в состоянии поднимать тяжелые камни. Самое ужасное было то, что среди них были женщины, которые также таскали камни, и даже подростки, счищавшие с помощью колотушек с каменных кубов строительный раствор.

Фабиан огляделся. Поблизости не было ни одного надсмотрщика.

– Давай,– произнес он,– к ним. Там мы меньше всего будем бросаться в глаза. И может быть, узнаем, что же здесь происходит.

Рабочие, услышав шум и заметив их приближение, подняли глаза, однако быстро их опустили, как будто не желая иметь с этим ничего общего.

Когда Ким и Фабиан оказались рядом, они были уже почти так же засыпаны серой пылью, как и рабочие.

– Давай я помогу, – предложил Фабиан старому изнуренному человеку, который шатался под тяжестью камня.

– Тсс! Не разговаривать! – буркнул тот, но помощь принял.

Фабиан встал в цепочку мужчин, передававших камень за камнем женщинам, которые укладывали их на телегу. В телегу были впряжены два осла, терпеливо ожидавшие, пока повозка наполнится.

Ким невольно присмотрелся к ним, точно опасаясь обнаружить Алексиса; но это были два совсем обычных животных, серых во всеобщей здешней серости и таких худых, что можно было пересчитать их ребра.

Ким присоединился к подросткам, работавшим рядом. Это были жалкие создания в рваных рубахах, сквозь дыры которых просвечивали истощенные тела. К своему ужасу, Ким убедился, что среди подростков были и девочки. Ким взял у одной из них долото и молоток. Она улыбнулась ему с благодарностью, но в улыбке было столько изнеможения, что ему захотелось плакать.

Скоро он убедился, что это было не лучшей идеей. Хотя его правая рука была уже не столь плоха, но все равно ему стоило немалых усилий удержать молоток. У камней были острые края, и скоро из множества мелких ранок на его руке стала сочиться кровь. Однако о том, чтобы сделать перерыв в работе, не приходилось и думать. Когда один из рабочих увидел это, то молча подошел к фольку и занял его место, кивком послав Кима к другой группе, собиравшей в корзины щебень. Ким таскал груз до тех пор, пока у него не начали подгибаться колени. Теперь ему воздавалось за то, что он всегда охотнее сидел за книгами, вместо того чтобы сделать что-либо для укрепления тела.

Время тянулось бесконечно, до тех пор, пока солнце не поднялось высоко в небе и не прозвучал удар гонга. Все прекратили работу. Из ворот появились два человека с котлом.

Они были мощного телосложения, сильнее и крепче убогих строителей, однако столь пустые глаза и тупые выражения лиц Ким до этого наблюдал лишь у больгов. Рабочие выстроились в длинную очередь, они двигались не толкаясь и не напирая, ибо были слишком усталыми для этого. Ким смешался с толпой. Только когда его очередь почти подошла, он сообразил, что у всех на поясах висят некие подобия мисок и ложек. При мысли о еде у него закружилась голова. Но без посуды он все равно останется голодным.

– Вот, – сказал кто-то стоящий рядом и вложил ему в руку миску с ложкой. Он оглянулся.

Это была та худенькая девочка, которой он помог.

– Спасибо, – тихо произнес он.

Посуда была не слишком чистой, но сейчас Ким был так голоден, что это его не смутило.

Один из распределявших пищу шлепнул ему в миску черпак варева, и Ким пошел дальше. Еда, подумал он. Как в старые добрые времена. Он набрал ложку, попробовал... И тут же выплюнул.

– Невкусно? – Девочка опять была рядом и усмехалась.

Ким взглянул на не поддающуюся описанию «кашу». Сверху плавала пара глазков жира, а в том, что скрывалось под поверхностью, он не хотел уже разбираться.

– На, – сказал он, – возьми.

Девочка не заставила себя уговаривать. Она торопливо схватила миску и быстро проглотила еду.

– Как тебя зовут? – спросил Ким.

– Яди, – ответила она.

– Давно ты здесь?

Она подняла четыре пальца.

– Четыре дня, недели, месяца?

– Года, – ответила она.

Четыре года рабского труда! Девочка должна была прочесть ужас в глазах Кима. Она указала на одного из стоящих рядом – это был старик, которому Фабиан помогал поднимать груз и который теперь, прислонясь к стене, медленно ел.

– Он – три раза по семь лет. – Она переняла что-то от манеры разговаривать у больгов или, может быть, и не умела иначе. – С тех пор как пришли темные, – добавила она.

С тех пор как прийти темные. У Кима по вискам заструился пот.

– Темные давно здесь? – спросил он. – Три раза по семь лет?

Девочка кивнула:

– Они пришли и с тех пор строят крепость.

Ким откинул рукой назад мокрые от пота волосы.

Внезапно безразличное выражение в глазах девочки сменилось испугом. Она указала пальцем на Кима:

– Элоаи.

Остальные тоже взглянули на него и отвернулись. В их глазах сначала был испуг, потом – страх, смешанный с ненавистью.

– Шпион, – сказал один.

Другой подтвердил:

– Один из них.

Женщина вместе с подростком, очевидно ее сыном, стояли прислонившись к глыбе. Женщина заявила:

– Посмотрите только на его уши! – Ее голос был пронзителен.

Ким понял. Когда он откинул рукой волосы, он открыл свои острые, как у эльфа, уши.

Фабиан, сделав несколько широких шагов, приблизился к ним.

– Он не элоаи, – сказал Фабиан, стараясь сохранить спокойствие в голосе. Опыт дипломата, даже если он и существовал только в воспоминаниях о жизни в другом времени, теперь пригодился. – Он – представитель Маленького народа. И он за вас. Так же как и я.

Шаркая ногами, к ним приблизился старик с серой бородой. Его голос был хриплым, но в глазах горела упрямая воля.

– Ты кто такой? – спросил он. – И чего тебе нужно тут? Ты ведь нездешний.

Крутая складка появилась между бровей Фабиана.

– Это моя страна, – ответил он резко. В это мгновение в нем было что-то, заставившее всех посмотреть на него так, как будто он действительно послан сюда для их спасения высшей силой. Кольцо на его пальце сверкнуло в солнечном свете.

Но этот миг быстро прошел.

– Я выведу вас отсюда, – продолжил уже без прежней уверенности Фабиан. – Должна же быть дорога отсюда.

Старик горько рассмеялся, смех его перешел в кашель.

– Отсюда выходят только мертвые. – Его взгляд изменился, в нем появилось недоверие. – Да ты, наверное, бунтовщик. Стража! – прокряхтел он. – Стража! Шагронк!

Кнут прошелся по плечу Фабиана и оставил красный след на лице старика.

– Скаш!

К ним незаметно приблизился надсмотрщик-больг.

– Нет, Фабиан! – закричал Ким.

Но Фабиан уже обернулся, и, прежде чем надсмотрщик успел занести кнут для нового удара, принц схватил больга за руку.

– Фабиан! – умолял Ким друга. – Они выместят зло на рабах, если ты что-нибудь ему сделаешь.

Фабиан сверлил взглядом больга, и тот первым отвел взгляд. Фабиан отпустил его. Недовольно ворча, больг хлестнул бичом, никого, однако, не задев, и удалился.

Фабиан осмотрелся.

– Нам тоже, – сказал он, – пора отсюда убираться.

Они нырнули в тень строительных лесов. Никто из рабочих ничего не сказал, даже старик, который звал стражу. Только девочка Яди, та, которой Ким помог и которая поделилась с ним посудой, повернула голову в их сторону. На одно мгновение на ее лице показалась улыбка.

– Что-то во мне говорит – это мой народ, – сказал Фабиан. – Я не могу бросить его на произвол судьбы.

– Боюсь, все обстоит не так просто, – осторожно заметил Ким.

– Что ты имеешь в виду? – Фабиан сурово посмотрел на него.

– Оглянись! – Ким сделал движение рукой, охватывая все, что они видели: возводимые стены, строительные леса, рабочих и надсмотрщиков с кнутами, все – припудренное серой каменной пылью. – Разве это не Высокие Стены Мрака, над которыми трудились многие поколения больгов и рабов-людей? Взгляни на надсмотрщика: получеловек-полубольг, их только начали выводить. Меньше чем одно поколение назад, как сказала мне девочка, пришли темные сюда. Империи еще нет, Фабиан. Колдовство князя Теней из библиотеки перенесло нас не только на триста миль на север, но и...

– ...На тысячу лет назад, – завершил Фабиан.

Отряд больгов под предводительством темного эльфа прошел мимо, и Фабиан с Кимом прижались к стене. Видимо, их все еще ищут. Но среди строительного мусора, в общем беспорядке легко было спрятаться. Неподалеку стояла дощатая будка, где хранился инвентарь. В ней друзья нашли убежище понадежней. Когда отряд прошел мимо, они выглянули из своего укрытия.

– А зачем он это сделал? – продолжал Фабиан.– Он достиг того, чего хотел. Империи нет, Дом Алексисов потерял свое значение. Черная крепость строится.

Ким почесал голову, потом спину. Вездесущая пыль покрыла его с головы до ног. Его рука нащупала вещевой мешок, который он таскал на спине, совсем забыв о нем.

– Книга! – воскликнул он.

– Не так громко! – попросил Фабиан.

– Книга, которую я притащил из Эльдерланда. Может быть, она что-то нам разъяснит?

– Ну не станешь же ты здесь читать!

Но Ким отыскал что-то еще, что ему мешало. Это оказался лист, захваченный им в библиотеке. Он вытащил его и расправил. Лист был испачкан, текст едва читался, к тому же половина страницы была оторвана. Он вздернул брови, пытаясь разобрать уцелевший текст.

– Это напечатано, а не написано, – произнес он. И тут сообразил, для чего служили приспособления, которые он видел в помещении с бумагами, развешанными, как белье для просушки. – Типографская печать! – воскликнул он. – Ее придумали, когда мы учились в университете! Но я только слышал о ней, но никогда не видел. По слухам, факультет теологии был против, на тех же основаниях, что и всегда. Хм. Это выглядит как объявление.

AUT VIV – – – – – MORT – – -

PRAEMIU – – – – AURE -

Todt о – – – Lebend – -

–lohnun-XXX Gold – – – -

Под текстом была гравюра, изображавшая бородатого мужчину с черной повязкой, закрывавшей левый глаз, и с безумным выражением лица.

– Здесь назначено за кого-то вознаграждение, – перевел Ким. – Тридцать золотых. Живым или мертвым. Имя...

Имя было едва различимо.

– Т...л...м...д...

– Талмонд, – сказал Фабиан.– Я уверен, его зовут Талмонд.

Ким внимательно посмотрел на него.

– Твой предок?

Фабиан снова прислонился к опоре лесов. Его лицо было серым, как камень. Он тяжело дышал.

– Они хотят положить мне конец, понимаешь? Как в первой рукописи, помнишь? Descendit sineprogenio [Умер без наследника (лат.)]. Тогда получится, что я никогда и не жил. Но зачем?

– Кольцо – это ключ, – сказал Ким. – Покуда существуют носители колец, князь Тьмы пребывает в опасности. Несмотря на все препятствия, мы снова собрались. Он хочет разрушить наше единство.

– А что с седьмым кольцом?

– Я не знаю, – произнес Ким. – Я совершенно не знаю, что мы можем предпринять против врага, который распоряжается временем.

Фабиан посмотрел в щель будки. Солнце затянулось дымкой, и в туманном воздухе все казалось нереальным: ад, состоящий из бессмысленной работы и боли, такой, каким он мог представиться больному уму. В гнетущей тишине, громыхая по мостовой, проехала телега. Несмазанные ступицы колес визжали. Телегу сопровождали два существа в черно-серых рясах. Трудно было сказать, люди это или больги. Один из них тянул ее, другой подталкивал сзади. На телеге лежали два продолговатых предмета, кое-как прикрытые кусками брезента. Одна накидка была коротка, из-под нее торчали голубоватые голые ноги.

– Они увозят мертвых, – сказал Фабиан.

Они с Кимом переглянулись. Они подумали об одном и том же. Только мертвые выбираются отсюда. Так сказал старик.

Не говоря ни слова, они поднялись и последовали за повозкой. Они шли все время согнувшись, под лесами.

Повозка катилась вниз, к внешней стене крепости. Она остановилась перед низким казематом, граничащим со стеной. Тот, что шел впереди, достал ключ и открыл дверь. Затем они втолкнули тележку в зияющий проем.

Ким и Фабиан крадучись проследовали за ними.

Они ожидали увидеть некое подобие часовни, но тут не было даже ни одной скамейки, не говоря уж об алтаре. Только стены из грубо отесанного камня, маленькое окошко с решеткой, через которое проникал серый дневной свет, и круглая, обложенная камнями дыра в полу.

Стражники стягивали мертвеца с телеги, чтобы столкнуть его в отверстие. Один из них обернулся. Он заметил, что на миг стало темнее, когда Ким и Фабиан входили в помещение. Отреагировал он на долю секунды позднее, когда Фабиан был уже рядом и таранил его плечом.

Человек-больг качнулся. Его лицо выражало ужас. Мертвец, которого он все еще держал в руках, был слишком тяжел и потянул его за собой. Раздался крик. Он становился все тише и внезапно оборвался. Фабиан, балансируя руками, сумел все-таки удержаться. Второй сторож стоял с другой стороны ямы, уставившись на Фабиана и Кима.

– Ну, – поманил Фабиан, – возьми меня!

У сторожа не было меча, но на поясе у него висел кнут, который он теперь вытащил. Фабиан и человек-больг закружили вокруг отверстия шахты. Сторож размахивал кнутом. Но для такого оружия необходимо пространство – без этого бич ударялся о потолок и бессильно падал вниз. Фабиан подался вперед и схватил его. Теперь оба тащили кнут в разные стороны, пытаясь стянуть противника в пропасть.

В это мгновение Ким прыгнул из темноты под ноги больгу. Может, это и не было геройством, но маленькому фольку потребовалось немалое мужество для такого поступка.

Фабиан толкнул больга и отпустил кнут. Все было кончено.

– Жаль, – сказал Фабиан, – я надеялся использовать кнут как канат, чтобы спуститься в шахту. Но, вероятно, его длины все равно бы не хватило.

– Канат... – повторил Ким. Потом его глаза посветлели. – У нас есть канат!

Он отступил от края ямы и развязал свой вещевой мешок. В нем он нащупал – рядом с еще не прочитанной книгой – моток тонкой веревки, который ему положили в Потаенной долине.

– Думаешь, этого хватит?

– Эльфийская веревка! – Фабиан был поражен. – Она невероятно прочная. Но нам нужно что-то, чтобы она не разрезала нам ладони.

Он вытащил из голенища кинжал Кима и разрезал брезент, которым была покрыта телега, на полоски. Ким тем временем забил клином входную дверь. Они обернули ладони кусками ткани. Потом закрепили конец веревки на оконной решетке и бросили моток в отверстие.

Ким не решался даже думать о том, что может ждать их на дне шахты. Одна только мысль о спуске в эту мрачную глубину заставила его дрожать. Зияющая бездна была больше чем ворота в неизвестность. Это был спуск в само царство смерти. Ким сглотнул. Затем взялся за веревку, проверяя ее прочность.

– Я спущусь первым, – сказал он. – Если кто-нибудь будет нас преследовать, ты справишься с этим лучше меня.

Колодец шахты был выложен из камней, плотно пригнанных друг к другу и не дающих ногам найти опору. Перехватывая руки, Ким начал спускаться. Смотреть вниз он не решался: его страшило то, что он может там увидеть. Он полностью сосредоточился на том, чтобы сохранить хватку и не сорваться.

Неожиданно его ноги нашли опору. Колодец делал здесь поворот. Хотя он и дальше вел в глубину, но уже не отвесно, как прежде. Теперь Ким мог и опираться на ноги.

Сверху раздался глухой треск, многократно отразившийся от стен шахты.

Они ломают дверь!

– Я спускаюсь! – закричал сверху Фабиан. – Давай быстрее!

Веревка стала резко раскачиваться. Ким старался спускаться как только мог быстро. Несмотря на тряпки, которыми были обмотаны его ладони, веревка горела в пальцах.

Сверху донеслись треск ломающегося дерева и глухие голоса.

Внезапно натяжение веревки ослабло. Кто-то ее перерезал. Руками и ногами Ким пытался затормозить, но напрасно. Через мгновение он вылетел наружу, как камень, посланный катапультой. Над ним – небо. Под ним – земля. Больше ничего.

Стражи, дрожа, стояли перед троном князя Тьмы. Справа и слева – темные эльфы в черных хитиновых панцирях. Рядом, в позе обвинителя, – Азантуль.

Один из больгов-людей выступил вперед. В руках он держал обрывок бумаги.

– Вот, господин!

Азантуль взял грязный клочок двумя пальцами, с отвращением, и стал рассматривать его, как безобразное насекомое.

Он сумел разобрать лишь некоторые строки:

...рыцарь из Турина...

...против Высокого суда...

Его взгляд омрачился. Стоящие перед ним полулюди украдкой смотрели на него со страхом. Азантуль делал вид, что не замечает этого.

– Кто это был? – прошипел он.

– Мужчина и ребенок, – объяснил один из стражей. – Мальчик с острыми ушами. Они ушли дорогой мертвых. Так сказали рабы.

Князь Тьмы нагнулся вперед на своем троне. Свет упал на его лицо, лишенное возраста, – на фоне черной одежды и кольчуги оно казалось еще бледнее.

– Вон! – фыркнул Азантуль.

Стражи повернули назад, не смея глянуть ни на него, ни на того, кто сидел на троне. Темные эльфы, справа и слева от трона, последовали за ними как тени. Больше не было сказано ни слова.

Дверь за ними закрылась и приглушила крики умирающих.

Азантуль все еще держал в руках клочок бумаги. Он скомкал его в кулаке.

– Они последовали за вами, отец, – произнес он на старинном языке темных эльфов, – через Врата. Но как это могло произойти?

– Молчи! – Азратот поднял руку. Кольцо на его пальце сверкнуло в сумерках. – Есть вещи и поважней этой: пространство, время и власть, которая ожидает за звездами. Иди и отыщи человека с мечом, отыщи его и убей. Время не терпит...

Он умолк. В его голосе слышалось изнеможение, как будто он еще не пришел в себя после путешествия через время.

Глаза Азантуля вспыхнули. Гибким движением он подхватил связку бумаг, лежавшую рядом с троном.

– Слушаю и повинуюсь.

Он повернулся, чтобы идти, но не к дверям, а к нише, терявшейся в ажурной каменной резьбе. Человеческий взгляд скорее всего не заметил бы этого проема: высокое, с остроконечной аркой отверстие, такое узкое, что необходимо было повернуться боком, чтобы проскользнуть в него.

Оно вело на лестницу, которая поднималась вверх по стене, узкую, с узкими ступенями, сделанную не для ног простых смертных. На ее верхней площадке была железная дверь. Замочной скважины в двери не было. Темный эльф произнес заклинание, и дверь отворилась. Помещение, расположенное в верхнем этаже башни, было круглое, полностью обитое железом. Посредине его находился круглый же бассейн, из которого исходил красный жар, как от горящего угольного пласта. В этом жаре что-то шевелилось.

– Всадник ветра, – прошептал Азантуль, – певец бури, исчадие огня. Проснись.

Существо задвигалось. Щелкали когти, царапалась чешуя, с металлическим звоном разворачивались крылья. Поднялась голова: узкая, коварно блестящая, поднялась с точностью механизма, но одновременно с грацией, присущей только живому существу. Дракон вытянул длинную гибкую шею и громко прокричал единственное слово, которое было ему известно:

– Арзах!

– Хорошо! – похвалил его темный эльф. – Но воевать еще рано. Сегодня нам предстоит небольшое путешествие. Вставай!

Дракон медленно поднялся. И теперь стало видно, что он еще молод. Годы, возможно, столетия потребуются, чтобы сделать из него то, к чему он предназначен: рок, которому ничто и никто не может противостоять, который отбросит законы этого мира. Однако и сейчас, в незавершенном состоянии, это создание было смертельно опасным. Азантуль оседлал его.

– Наверх!

Крыша над ними раскрылась, как некий чудовищный цветок. Два тяжелых металлических крыла, скрипя, разошлись в стороны, и за ними показалось небо. Дракон напряг мощные мускулы и взметнулся к затуманенным звездам. Над цитаделью бушевал ветер. Он рвал одежду всадника, путался в крыльях дракона.

Дракон взмахнул крыльями, набирая высоту.

– Туда!

Как мощно выпущенная стрела, дракон пронесся над зубцами стены. Внизу, под ними, в страхе склонялись рабы-больги и рабы-люди, и даже в глазах темных эльфов был страх, когда над ними проносилась гибельная тень. Потом под ними промелькнула последняя, внешняя, стена и стало видно отверстие, из которого крепость извергала своих мертвецов. Острые глаза темного эльфа осматривали каменное дно. Увидев то, что искал, Азантуль засмеялся.

КОРОЛЬ КАРЛИКОВ

Здесь не было ничего, кроме темноты и молчания. Но молчание не было полным. Где-то в глубинах капала вода, прокладывая себе дорогу сквозь скалы, чтобы все стоки слились в один подземный ручей, который затем превратится в реку. Камень скрежетал и стонал под натиском воды и, когда давление становилось невыносимым, давал потоку свободу.

Поток устремлялся в пустое пространство, в провалы, раскрывающиеся перед ним, водоворотом низвергался он ниже и ниже в бездну, где соединялись огонь и вода, воздух и земля, и из первоматерии вырастала новая жизнь, над которой даже Божественная Чета не имеет власти.

Нечто поднялось из самой бездны. Оно прислушалось. Ответ пришел откуда-то сверху – стук, подобный пульсации огромного сердца или ритмичному бою барабанов.

– Вы тоже слышите? – спросил Альдо, широко раскрыв глаза.

Было все еще темно, однако от каменных стен исходило матовое слабое свечение, которого хватало для того, чтобы разглядеть руку, поднесенную близко к глазам. В этих неопределенных сумерках он увидел перед собой склоненную фигуру Бурина. Гном прислушивался к происходящему в глубине.

– Я слышу, – наконец ответил он, как будто пребывая в трансе, – рост и распад камня, из которого состоит мир.

Альдо даже не подозревал, что гном, чья раса отличается прежде всего практицизмом, способен изъясняться столь поэтически.

– Это звучит красиво, – высказался он, – но...

– ...Но нам нужно идти. – К ним приблизилась тень Гилфаласа. Его миндалевидные глаза мерцали в темноте. – Мы не можем здесь оставаться.

Его слова прозвучали так, будто он боялся темноты.

– Вы должны нас вести, Владыка Бурин, – добавила Итуриэль. – Лучше всего будет, если мы возьмемся за руки и...

– Это Зарактрор, принцесса, – прогремел Бурин, вновь обретший уверенность в себе. – Здесь должен быть свет.

Он стал ощупывать стены. Бурин, казалось, что-то искал. Но что?

Перед ними возвышалось некое подобие портала: пилястры справа и слева, которые соединялись в вышине в арку. Перед ней в боковой стене была плоская ниша. Бурин вошел туда, послышался щелчок, словно раскрылся замок. Потом вспыхнул свет.

Он струился узкими лучами вдоль потолка. Свечение было холодным и голубоватым. Оно не было ярким, однако его хватало для того, чтобы различить дорогу.

– И не называйте меня Владыкой, – продолжал Бурин. – Здесь, в глубине, этот титул принадлежит только одному.

Они отправились дальше. Впереди шагал Бурин, сопровождаемый Альдо, Гилфалас и Итуриэль держались рядом. Горбац замыкал шествие.

Здесь, вблизи подземной реки, грунт, в котором были прорыты туннели и штольни, не был однородным. Слои твердых пород перемежались слоями песка и жирного мергеля. И там туннели были укреплены подпорками и обшиты досками, пятна плесени на которых проступали в зеленоватом свете, как смутные, призрачные цветы.

Но с каждым шагом внутрь горы порода становилась тверже, а туннели делались уже. Появились первые признаки запущенности: в углах лежали груды щебня и мусор, а на потолке пауки плели свои сети.

Некоторые лампы не горели; некое маленькое четвероногое существо прошмыгнуло через туннель, но так быстро исчезло, что невозможно было определить, кто это был.

Это не выглядит цветущим садом, подумал Альдо, но не стал произносить это вслух. Лицо Бурина с каждым шагом становилось все мрачнее.

До сих пор они еще не увидели ни одного строителя подземного города. Не доносилось ни единого звука, кроме глухого стука в глубине, более угадываемого, чем слышимого.

Очередной туннель закончился прямоугольным залом. Бурин разыскал выключатель, вспыхнули некоторые из светильников, встроенных в ветхий фриз. В стенах зияли ниши. Низкие каменные скамьи стояли по периметру зала. Но никто на них не сидел.

Комната стражи, подумал Альдо. Но где же сами стражники?

Горбац, шедший последним, кряхтя выпрямился. Альдо вообще не заметил, что туннель стал столь низким.

– Эти туннели созданы не для больгов, – отважился он пошутить.

– Да уж, – прорычал Бурин. Юмор, похоже, покинул его.

Горбаца, впрочем, это не заботило. Он опустился на гранитную скамью и втянул плечи.

– Шлем, – сказал он и повторил еще раз совершенно отчетливо: – Мне нужен шлем.

Он провел ладонью по лбу. Ладонь оказалась в крови.

– Откуда ему тут взяться? – заявил Гилфалас. – Если только наш друг Бурин не найдет потайной сундук с доспехами.

Горбац пошарил под скамьей, на которой сидел. И что-то оттуда вытащил.

– Шлем! – сказал он торжествующе и водрузил его себе на голову.

Действительно, это был шлем из тисненой кожи, укрепленный стальными обручами и украшенный горным хрусталем. Очевидно, это был шлем гномов. Для широкого черепа Горбаца он был маловат, но, когда больг застегнул ремни под подбородком, шлем сел как влитой.

Бурин словно остолбенел. Наконец дар речи вернулся к нему.

– Откуда... откуда у тебя это? – заикаясь, спросил он.

Горбац молча ткнул пальцем под скамью.

Между скамьей и стеной лежало еще что-то. Можно было подумать, что это просто куча тряпья и веник. Однако куча эта имела слишком упорядоченные формы. Это был скелет, на котором еще сохранились клочки одежды.

– Гном? – спросил громко Альдо.

– Нет, – произнес Бурин, – не гном.

Горбац порылся среди костей и достал какой-то продолговатый предмет.

– Молот, – сказал он и взмахнул им, испытывая оружие. – Хорошо. – Затем, увидев, что Бурин пристально смотрит на него, он наморщил лоб:

– Разве это не молот гномов?

– Молот-то гномий. Снаряжение и оружие происходит из кузниц гномов. Но взгляни...

И Горбац увидел странно исковерканные кости, высокий лоб с отверстием между надбровными дугами, как будто там располагался третий глаз, несоразмерно длинные руки и намного более короткие ноги с уродливыми ступнями.

– Мы называем их карликами,– продолжал Бурин. – Они – рок рода гномов. И наше собственное творение,– добавил он.

– Карлик, – произнес Горбац озадаченно. – Об этом я должен...

– ...Поразмыслить, – завершил Альдо.

Гилфалас высказал то, что подумали все:

– Значит, здесь происходил бой между гномами и карликами. И гномы, очевидно, победили.

– Не очевидно, – проворчал Горбац.

Все изумленно посмотрели на него.

– У карликов оружие гномов, – констатировал он. – Так что победили скорее карлики. Но не здесь, а где-то раньше. А если гномы победители – то где они?

Если бы взгляд Бурина мог метать молнии, тогда Горбац был бы сожжен заживо. Однако во взгляде Бурина был не только гнев – оттого, что больг выказал сомнение в превосходстве гномьей расы, – но и потрясение тем, что Горбац способен к логическому мышлению.

– Он не совсем неправ,– подтвердил слова больга Гилфалас. – Здесь, вероятно, произошла только небольшая стычка, и это – павший одной стороны. Кто знает, что стало с другими?

– Это нам не поможет, – проворчал Бурин.

– И куда нам теперь идти? – переменил тему Альдо.

Из сторожевого зала имелось два выхода. Первый, справа, был высоким и узким и вел наверх; другой, слева, – широкий и под стать росту гнома. Он спускался в беспросветную глубину.

– Куда нам, Бурин? – спросил Гилфалас.

Бурин указал на гладкую каменную стену перед ними:

– Туда.

– Я за правый туннель, – высказал свое мнение Гилфалас. – Он, по крайней мере, ведет к свету.

– А я – за левый, – пророкотал Бурин. – Если мы хотим понять, что здесь произошло, нам нужно внутрь горы, ответ – там.

Горбац пожал плечами.

– Этот слишком узок для больга, – кивнул он направо, – а этот слишком низкий. Мне все равно.

– Я тоже не знаю, – сказал Альдо. – Охотнее всего я отправился бы опять наверх, но, может быть, господин Бурин прав.

Все обернулись к Итуриэль, которая молча стояла позади всех. Ее ответ был ясен – она уже давно решила.

– Мы отправимся налево, – произнесла она. – Там, в глубине, что-то зовет меня.

Кап-кап-кап.

Капает вода.

Вода – это пища.

Это оно знало. Оно знало немного, не намного больше, чем животное, состоящее из нюха и вкуса, осязания и слуха. Ведь увидеть в этой всепоглощающей темноте невозможно.

Кап-кап.

Руки с худыми острыми пальцами ощупывают скалу. Скала сырая. Язык облизывает камень, ловит капли, проглатывает сочащуюся влагу.

Вода – это жизнь.

Оно не знает, как долго оно здесь. У него нет представлений о времени. Годы, десятилетия, века погребенное в глубоком карцере, отрезанное от внешнего мира; здесь время не имеет значения. По человеческим представлениям, оно давно должно быть мертво.

Но оно не человек.

И не способно умереть.

Кап-кап-кап-кап.

Капли превращаются в струйку, в ручеек, питаемый тайным источником. Вода течет, брызжет в лицо, в глаза. Существо мотает головой, чтобы избавиться от этого ощущения, и внезапно...

...внезапно возвращается воспоминание о солнце на коже, о цветах и траве, о птицах и бабочках, о тумане, лежащем над болотами, и о голубом ясном воздухе над покрытыми снегом горами. Воспоминание о тепле и безопасности, о голосах, беседах, дружбе и любви.

Из горла вырывается крик.

Он поднимается снизу, из живота, и, как вода в горе, ищущая свой путь, он, однажды начавшись, больше не в состоянии остановиться. Крик звучит резко. Громкий, пронзительный, отчаянный, крик потерянной души, вечный крик живого, чувствующего существа, осознавшего в один миг, что оно одиноко.

Один!

Из плеска воды донесся ответ.

– Вы что-нибудь слышали?

Итуриэль подняла голову и вслушалась в темноту. Альдо, следовавший за ней вплотную, чуть не натолкнулся на нее.

– Что случилось?

Она покачала головой:

– Ничего. Мне показалось.

– Идем дальше! – прорычал Горбац, как всегда шедший в арьергарде.

Туннель, по которому они следовали, здесь, где гранит уступил место другому камню, был чуть выше. Но по-прежнему недостаточно высок, чтобы эльфы или больг могли идти выпрямившись. Согнутое положение не только заставляло болеть мышцы, но и действовало на нервы.

Покуда не было прямого повода для вспышки, Горбац переносил это. Гилфалас и Итуриэль страдали не только от тесноты, но и от мрака. Не считая редких прожилок матово мерцающего лишайника, подобно паутине спускавшегося с потолка, освещение состояло из вделанных в стену ламп, расположенных в нишах на порядочном расстоянии друг от друга. То, что они вообще горели, было чудом. Но их сияние пронизывало мрак лишь на пару шагов. А дальше была абсолютная тьма, которая рассеивалась, когда силуэты спутников внезапно появлялись в голубоватых сумерках, бросая на стены гротескные тени.

– Как долго это будет продолжаться? – снова прозвучал голос Горбаца. Он был явно несколько рассержен.

– Разве у меня есть карта, где отмечены все штольни и туннели Зарактрора? – ответил Бурин, шедший впереди. – Или есть кто-нибудь, кто способен ее прочесть? – тихо добавил он. – Надо пройти еще пару шагов, и тогда...

Затем послышался шум падения. Бурин попытался ухватиться за что-нибудь, но это ему не удалось. С потоком камней он унесся в глубину. Падение завершилось громким всплеском. Еще был слышен в стенах отзвук горной лавины, потом стало тихо настолько, что доносилось журчание воды в глубине.

– Бурин! – закричал Гилфалас. – Где ты?

– На темных перинах Подземного Мира, – донесся из глубины приглушенный голос Бурина. – У огня ночи, среди червей, что обитают в глубинах тьмы...

Стало очевидно, что он не пострадал при падении.

– Я в пещере! – добавил он. – Той, которой не должно здесь быть. И она кажется весьма обширной.

– Насколько большой? – спросил Гилфалас.

Остальные тем временем подошли к эльфу. В свете, падающем от ближайшей лампы, можно было угадать край ямы. Дальше все было черным.

– Не знаю! – крикнул Бурин. – Если бы здесь был свет...

Как будто в ответ на его возглас, стало светло. Искры вспыхивали в темноте, хороводами поднимаясь из глубины, рассеивались, блестя и мерцая. Как светляки, танцевали они, подхватываемые легким дуновением воздуха. Невесомо несущиеся, они вспыхивали и исчезали, но вместо одного угасшего тотчас вспыхивали два новых. Это выглядело как фейерверк в глубине, но совсем беззвучный, как будто невидимая рука сеяла свет в ночи.

– Как красиво, – произнесла Итуриэль.

– Это светляки? – спросил Альдо.

– Нечто подобное, – раздался голос Бурина.

Теперь они видели, где он стоял: на дне пещеры, через которую тек ручей. Поэтому они и услышали всплеск, когда гном упал.

– Мы зовем их келед-изил, блеск хрусталя. Но это не живые существа, а крошки минерала, которые быстро потухают в воздухе. Спускайтесь скорее ко мне, это скоро пройдет.

В свете мерцающей пыли они увидели пещеру. Она была гигантской, и как далеко простиралась – сказать было невозможно.

Очевидно было, что она не природного происхождения. Для этого стены были слишком ровными, закругления слишком правильными. Но если кто-то выкопал в горе эту огромную пещеру, куда он дел отвалы породы? Едва ли он выносил их через тот туннель, которым они пришли сюда.

– Давайте спускаться, – поторопила друзей Итуриэль. И тут же последовала своим словам. Светящиеся пылинки исполнили бурный танец, как будто приветствуя ее.

Гилфалас отправился вслед за ней, как только она оказалась внизу.

Альдо попытался было спускаться быстрыми мелкими шажками, но быстро заскользил и в результате был рад, когда его подхватили крепкие руки Бурина.

Горбац, как обычно, был в конце. Под его сапогами зашуршали покатившиеся камни. Мерцающие огоньки заклубились, как будто сердясь.

– Вы уверены, Бурин, что эти келед-изил, этот блеск звезд, не живые? – спросила Итуриэль.

– Вполне уверен, – отвечал Бурин. – Согласно учению гномов, это обычная алхимическая реакция. Вы, эльфы, конечно, можете смотреть на это иначе.

Итуриэль подняла руку. Блестящая пыль подплыла к ней, как будто притянутая неодолимым желанием, и украсила ее пальцы.

– Меня больше интересует, что это за пещера, – сказал Гилфалас.

– Она не создание гномов, – категорически заявил Бурин. – И она, должно быть, совсем новая.

– Старая,– пророкотал Горбац, стоявший в облаке каменной пыли. – Слишком много камней. – Своей огромной лапой он указывал на пол пещеры, и Бурин понял, что тот имеет в виду. Пол был засыпан камнями, гладко отшлифованными водой. Это был результат труда не нескольких дней или недель, это был итог работы десятилетий, если не веков.

– Куда теперь? – спросил Горбац.

– Туда, куда ведет туннель. – Бурин указал на черную дыру в стене пещеры.

– Нет, – возразила Итуриэль. – За мной! – И быстрым шагом пошла вперед, сопровождаемая шлейфом звездной пыли.

– Вы слышали, что сказала госпожа? – произнес Гилфалас. – Итак, последуем за ней.

Он отправился вслед за Итуриэль. Бурину ничего не оставалось, как идти за ними.

– Правильно ли это? – высказал сомнение Альдо, повернувшись к Горбацу.

Тот только пожал плечами. И показал на землю. Ручей, текший по дну пещеры, за то время, пока они находились здесь, превратился в реку. С плеском она затопляла пещеру.

– Вода поднимается.

Вода текла теперь быстрее.

Так много ее здесь не было никогда, долгое, долгое время. Время – это перемены.

Время – это смена дня и ночи, солнца и луны, лета и зимы. Время течет. То как медленная, спокойная река, то как стремительный ручей, который все смывает: дерево и куст, птицу и человека, холм и гору. Даже твердый камень, из которого состоит мир, со временем постепенно изнашивается. Ничто не вечно. Когда-то разрушатся все оковы, любая тюрьма окажется разрушенной.

Пленник сидел на корточках по щиколотку в ледяной воде. Он дрожал. Он опустил плечи и, защищаясь, обвил руками тело. С переменами пришел страх. Это была не обычная перемена. Она заставила его мерзнуть, лишила воли, так что он, нагой и беспомощный, съежившись, сидел в темноте, не способный даже пошевелиться. Вместе с водой пришло и нечто такое, что не было естественным. Оно стояло в пространстве как тень, глубоко чернеющая даже во всеобъемлющей темноте. Оно было не одно, их было много, и они обращались к нему.

– Кто/ что/ почему ты /здесь /внизу?

Слова возникали в его уме, многократно разорванные.

Он попытался сформулировать ответ, но горло отказывалось ему служить. Оттуда вырывался только сухой кашель. Однако, когда и тело отказывалось ему служить, его мысли были свободны, всегда были.

Я есть.

Я тот, кто одинок.

Я не такой, как все остальные.

Тень отступала. Теперь страх присутствовал в ее ауре, как это происходит с каждым существом, которое впервые противится другому.

Если ты /одинок /другой /кто /что /почему/есть тогда я /есть мы?

Лишь один ответ был возможен:

Я есть я. Ты есть ты.

Существо-тень отступило. Оно с усилием прокладывало в скале свой путь, и, поскольку это была не только тень, но и вещество, скала скрежетала под его весом, когда оно сквозь нее протискивалось.

Тот, другой, одиноко сидел, скорчившись, во тьме, спрашивая себя, что же произошло. Вода поднималась. Теперь она уже омывала его колени. Скалы трещали. Что будет, когда камень не выдержит, когда маленькое замкнутое помещение целиком заполнится водой? Переживет ли это бессмертное «я», как рыба, плавая в холодной воде и дыша жабрами? Или вместе с воздухом исчезнет и дыхание, кровь застынет, сердце остановится, мозг охладится?

– Сюда! – прокричала Итуриэль.

В туннель уже проникла вода. Белая пена кипела под ногами.

– Нет, Итуриэль! – Гилфалас был уже рядом с ней. – Это слишком опасно.

Следом, фыркая, появился Бурин. Здесь, в подземных переходах, гном передвигался на удивление легко. Альдо и Горбац едва поспевали за ним.

– Что она делает? Она сошла с ума?

– Я думаю, она что-то ищет, – отвечал Гилфалас.

Итуриэль снова была чуть впереди. Мерцающая пыль следовала за каждым ее движением, тянулась за ней, как хвост кометы. В этом блистающем свете она наконец нашла то, что отыскивала.

Там, где туннель делал поворот, вода вымыла в полу углубление и с плеском уходила туда.

Итуриэль начала копать. Голыми руками царапала она скользкие камни, облепленные глиной.

– Помогите мне!

Брат едва узнавал ее. Волосы Итуриэль намокли и прилипли к голове, лицо было вымазано глиной.

– Не стойте! Времени в обрез!

Бурин отодвинул эльфа в сторону.

– Пусти-ка! – проворчал он. Его ловкие руки ощупали пол, он просунул руку в дыру и нажал.

И в то время как вода из туннеля, бурно пенясь, осваивала новый путь, камни и грязь лавиной с шумом обрушились в глубину.

– Осторожно! – вскричала Итуриэль.

В первый момент Бурин подумал, что предостережение относится к нему. Однако потом, когда блестящая пыль медленно рассеялась в открывшейся пустоте, ему стало понятно, что возглас Итуриэль предназначался тому, кто ожидает их внизу.

Из глубины донесся крик. Ужасный и дикий крик, исполненный беспредельного отчаяния.

Он кричал.

Это был единственно возможный ответ на происходящее. Его мир состоял из стен темницы, от голого основания до мощной плиты, образующей потолок. Все началось с одной капли, продолжилось водопадом и закончилось разрушением. Он примирился с вечной темнотой, так как больше ничего не знал. Только все стало иначе.

Боль.

Это было единственное, о чем он помнил, когда его окутала слепая темнота. Боль была в начале, перед бесконечным Теперь. Он ее почти забыл. Сейчас она вернулась. Он чувствовал свою кровь в том месте, куда ударил камень. Откуда они, эти свистящие удары из тьмы? Откуда шум, грохот там, где до сих пор царила тишина? Он не понимал этого, не понимал того, что с ним неожиданно произошло. Сейчас он слышал, ,ощущал вкус, чувствовал. И он видел. Вспыхнул свет, и в первый раз с незапамятных времен он увидел то, что его окружает. Затем он увидел ее.

Белое пятно высоко наверху, где выпавшие камни образовали дыру. Ее лицо облепили мокрые светлые волосы. Ее миндалевидные глаза мерцали в блистающем свете. Она была безмерно прекрасна, так что было больно смотреть на нее. Ему не хватило бы слов, если бы он мог говорить.

Ее голос, ясный, как хрусталь, сладкий, как музыка. Он знал, что такое язык и для чего он служит, слова достигли его ушей, но мозг не воспринимал их. Он не знал сейчас, знаком ли ему этот язык. Однако слышать голос было для него подобно исполнению давнего желания. Впервые с тех пор, как его бросили в эту тюрьму, он был счастлив. Слезы бежали по его щекам, и их соль смешивалась с солью его крови. Потом лицо исчезло. Это было ужаснее всего, что он испытывал до сих пор. Он тяжело дышал. Его сердце учащенно билось, а кровь стучала в висках, как будто желая разбить череп. Зов сверху заставил его посмотреть туда.

Что-то опустилось вниз – длинный блестящий шнур. Он инстинктивно схватился за него, крепко уцепился, чтобы никогда больше не отдавать.

Затем он почувствовал, как его вытягивают наверх, из глубины смерти в высь жизни.

– Веревку! Дайте мне веревку!

Крик Итуриэль еще звучал в ушах Альдо, когда он снимал с плеч вещевой мешок. Какая удача, что в Потаенной долине эльфы положили туда моток веревки.

Следующие слова Итуриэль, прежде чем она опять исчезла в сырой узкой дыре, повергли его в замешательство.

– Я надеюсь, он знает, что делать с веревкой.

Существо, которое не умеет обращаться с веревкой? Что все это может означать? Гилфалас и Бурин обменялись взглядами, в которых тоже отражалось недоумение. Ноги Итуриэль, видневшиеся в отверстии, дрожали от напряжения.

– Тяните! – прозвучал ее приглушенный голос.

Гилфалас с Бурином подхватили ее. Совместными усилиями они извлекли Итуриэль наружу. Она судорожно вцепилась в конец веревки. Горбац забрал веревку. Рывок за рывком он перехватывал ее, пока то, что висело на другом конце, не скользнуло через край отверстия им под ноги.

Со смесью облегчения и ужаса Альдо уставился на то, что, дрожа, лежало в слизи на земле. Существо было таким истощенным, что, казалось, состоит только из кожи и костей. Его кожа была серовато-белой и покрытой грязью. Глаза, которые существо держало крепко закрытыми, были неестественно большими на сморщенном лице. Единственным световым пятном на маленьком теле были жабры, выделявшиеся на короткой шее.

– Не бойся, – сказала Итуриэль, погладив его по голове, – теперь все будет хорошо.

Существо открыло глаза; его зрачки были крошечными точками.

Из горла, давно разучившегося говорить, если оно было когда-то к этому способно, вырвался сдавленный звук:

– Гвр... гврг...

– Гврги?

Бурин и Гилфалас выкрикнули это одновременно. Они уставились друг на друга, а затем на существо, лежащее перед ними.

Альдо не верил своим глазам. Неужели это Гврги, таинственный проводник господина Кимберона Вайта, могущественный шаман? Это создание, вызывавшее одновременно отвращение и жалость. Эта незаконченная... вещь?

Гилфалас первым обрел дар речи.

– Я не верю, – сказал он. – Этого не может быть. Гврги, которого мы знали, был существом бесконечно многообразным, мудрецом и плутом одновременно, нашим другом...

Итуриэль посмотрела на спутников.

– Это, – сказала она печально, – не тот Гврги, которого вы знаете. Это то, во что бы он превратился, останься он пленником в каменной тюрьме без света, без надежды. Меня удивляет, что он еще жив. И мы не можем оставить его.

Существо на полу смотрело на нее с полнейшим непониманием, но вместе с тем и с преданностью, назвать которую можно было только собачьей. Альдо вздохнул. Осла мы потеряли, – подумал он, – но зато теперь у нас есть это.

– Нельзя останавливаться,– раздался сзади тихий голос Гилфаласа. – Вода поднимается.

И теперь это был уже не плеск потока, текущего по дну пещеры, или бормотание подземного ручья, ищущего дорогу среди камней. Теперь это была белая стена воды.

Они побежали. Гврги – они должны были привыкать называть его этим именем – вскочил и, шатаясь, сделал пару шагов, но ноги его не слушались. Итуриэль повернулась, чтобы помочь, но Бурин уже подхватил и потащил его за собой.

– Беги! – прокричал он. – Я понесу его.

Вскоре они оказались у развилки. Правый туннель вел вверх, левый спускался вниз.

Итуриэль хотела повернуть направо, но Гврги в руках Бурина стал биться и извиваться, с помощью рук и ног указывая налево.

И они побежали туда... Примерно через двадцать шагов туннель сделал поворот, и перед ними открылось отверстие почти во всю ширину хода, ведущее вниз, в лабиринт пещер. Только слева остался узкий осыпающийся выступ. Легко ступая, Итуриэль скользнула туда.

Гилфалас последовал за ней. Бурину с Гврги на руках было сложнее, однако недаром он слыл опытным скалолазом.

Альдо бросил взгляд назад. Пенящийся поток уже достиг развилки. Выступ, проходивший над пропастью, был ужасающе узок. Любой ошибочный шаг неизбежно привел бы к падению. Но выбора не было. Альдо ступил на узкий карниз, прижимая руки к стене. Его одежду рвал ветер, вызванный движением воды; напор его с каждым мгновением делался сильнее. Дальше, только не останавливаться! Шаг. Еще один шаг... Горбац неотступно следовал за ним.

И тут отвесная стена воды настигла их...

В тишине были слышны лишь легкое журчание воды, кашель и фырканье путников.

Было темно. Поток воды унес остатки блестящей пыли, и света не стало совсем.

– Где мы? – раздался из темноты голос Итуриэль.

– Не знаю, – отвечал глубокий бас Бурина. – Боюсь, я слегка утратил ориентацию.

– А я-то думал, что гном всегда знает, где находится, – послышался голос Гилфаласа с другой стороны.

– Это так, – согласился Бурин. – Но в этих пещерах еще не ступала нога ни одного гнома. Это совершенно меняет дело.

Альдо попытался осмотреться. Но даже для зорких глаз фолька окружающее было черным, как чернила.

– Я здесь! – крикнул он, что было напрасно: ведь эхо подземелья искажает направление звука. – Где остальные? Горбац? Как ты себя чувствуешь?

– Сыро, – прозвучало издалека. – И зажгите кто-нибудь свет.

Просьба была правомерна. Ирония не осталась не замеченной Альдо. Три носителя волшебных колец – и никто не может извлечь ни искры. Три носителя колец – и шаман.

– Э-э... Гврги? – К этому имени Альдо еще не привык.

Тихий стон во тьме, скорее повизгивание. Был ли это Гврги? Или что-то другое?

Движение, которое он заметил уголком глаза, застало Альдо врасплох. Что-то белое в темноте. Но нет, он, наверное, сходит с ума. Но он вновь увидел это, теперь в другой стороне.

– Мне кажется, я что-то вижу, – сказал он осторожно. – Но я не уверен.

Через несколько мгновений он был уже абсолютно уверен в том, что они здесь не одни. Чьи-то тела тускло замерцали в темноте, не совсем видимые, но все же более светлые, чем абсолютная чернота.

Меч Гилфаласа со скрежетом выскользнул из ножен. Кольчуга Бурина зазвенела, когда он выхватил топор. Итуриэль хотела вынуть лук, однако сырость сделала его непригодным, да и, кроме того, во тьме он был бесполезен. Поэтому она вытащила кинжал. У Альдо не было сомнений в том, что Горбац держит наготове боевой молот. Тогда как сам он вооружился палкой, чтобы защищаться.

– Итак, – раздался ясный голос у них за спиной, – это весьма неудовлетворительно. Может быть, кто-нибудь зажжет свет, если это не слишком трудно?

Все замерли. Никто не отваживался пошевелиться.

– Может быть, кто-нибудь из моих подданных все-таки зажжет свет, – голос звучал заметно строже, чем прежде, – если я, Хамагврги, это приказываю!

И тут появился свет.

Не холодное свечение стенных ламп, какие используют гномы, не блистающая пыль, которая, воспламеняясь, тотчас гаснет, нет, это была слабая мрачная сфера, осветившая все мягким желтоватым сиянием, тем же, каким во мраке мерцали фигуры, обступившие путников.

Их было, наверное, несколько сотен, но не было среди них двух похожих существ. Единственное, что было у них общего, – это матовый свет тел. Но нигде, от высот Высшего Мира до глубин Подземного, не собиралась толпа столь гротескных фигур. Некоторые из них имели слишком мало частей тела, другие, наоборот, слишком много; здесь сгибался сустав, которого не должно было быть, там разворачивалось бескостное щупальце.

Огромные руки и ноги смешивались с изуродованными культями, сухопарые туловища соседствовали с глыбами колышущегося жира. Уродливые рты испускали слюну. Но ужаснее всего были те, чьи лица были лишь пустыми бесконтурными поверхностями, ведь они видели силой своего духа, который витал, подобно грозовым облакам, над кишащей толпой. И взгляды всех были направлены к Гврги.

Он стоял перед ними, гордо выпрямившись. От жалкого, согбенного существа, скорчившегося во мраке, ничего больше не осталось. Его бледная кожа блестела, как воск, отражая свет сферы так, что сам он, казалось, светится изнутри.

– А теперь, – сказал он, – не хочет ли мой народ присягнуть мне на верность? Поклонитесь королю карликов, а кто не в силах поклониться, делайте так, как если бы...

По толпе прошло движение. И затем все склонились перед ним, каждый как мог; вся безобразная толпа низко поклонилась ему. И, отражаясь от стен пещеры, прозвучало:

– Король! Это наш король! Он вернулся!

КТО БУДИТ ТЕНИ

Ворона склонила голову набок, чтобы лучше рассмотреть добычу. Имея глаза, расположенные там, где у человека помещаются уши, не так-то просто наблюдать за тем, на что нацелен острый загнутый клюв, особенно если мозг между этими глазами слишком мал и может воспринимать только самые необходимые вещи.

Однако сейчас перед вороной было то, что нравится ей больше всего, – еще совсем свежая падаль. В первую очередь она выклюет глаза. Это самое вкусное... В последний момент она уловила какое-то движение. Опасность! Камень шлепнулся рядом. Ворона огляделась вокруг. Где же враг? Никого не видно. Однако камень не мог прилететь из ниоткуда: кто-то его бросил. Это ворона знала. Она в опасности. Однако голод был сильнее. На своих тонких ножках она подскочила чуть ближе. Может быть, если быстро клюнуть и тотчас отскочить... Уголком глаза она заметила тень, резкое движение, а потом прозвучал хриплый голос:

– Кыш! Пошла отсюда!

С недовольным карканьем ворона взлетела. Вяло взмахивая крыльями, она пересекла поле.

– Ким! Ким! Ты жив?

В первый момент его взгляд был лишен даже тени узнавания. Затем в поле зрения Кима возник расплывчатый, но хорошо знакомый объект.

– Ф-фабиан?

Ким поднял голову, затем сел. Все вокруг него вращалось. Голова раскалывалась. Он ощупал лоб, и его пальцы отдернулись, когда боль усилилась.

– Где мы?

Фабиан, стоящий рядом на коленях, откинулся назад. Облегчение появилось на его лице, но было еще и нечто другое.

– Мы в царстве смерти, – сказал он жестко. – Правда, мы-то живы.

Ким осмотрелся. И понял, что его друг имел в виду.

Здесь ничто не росло, ни трава, ни цветы. Но эта земля приносила иные, ужасные плоды. Поле было полно трупов.

Они лежали в разных стадиях разложения, мужчины, женщины, дети. Некоторые из них были прикрыты остатками ткани, в которую были когда-то завернуты, другие были нагими. Ребра торчали сквозь разорванную кожу, зияли пустые глазницы. Здесь и там в безжалостное небо обвиняюще указывала окостеневшая рука.

Было тихо, ужасающе тихо. Лишь иногда черные тени взлетали, вяло размахивая крыльями.

Смрад, наполняющий воздух, душил Кима. В какое-то мгновение он действительно поверил, что пребывает в царстве смерти, по ту сторону всех надежд. Над ними нависали Темные Стены Мрака, украшенные трезубцами, а в бесконечной крепостной стене зияла дыра, через которую они и выбрались.

– Эльфы закапывают своих мертвецов в плодородную землю и выращивают цветы на холмах, под которыми те спят, – сказал Фабиан. – Гномы обретают покой в вечном камне. Люди востока сжигают своих умерших, а на юге тела бальзамируют и кладут в саркофаги из золота, воздвигая каменные пирамиды над ними. Когда судьба призовет меня из Среднеземья, я буду положен в склеп к моим предкам. Но даже простые крестьяне моего народа имеют шесть досок для гроба. Это принадлежит к первоосновам любой культуры – оказывать честь мертвым. Но выкидывать их как отбросы, это... это... – Ему не хватало слов, чтобы выразить негодование.

Ким положил ладонь ему на руку:

– Я понимаю тебя. Но ты ничего не можешь изменить.

Фабиан резко выпрямился:

– Но я попытаюсь положить этому конец. Пойдем. Мы не можем терять время.

– Куда ты предлагаешь идти?

– Ты не помнишь? Они хотят убить Талмонда, моего предка, прежде чем он поведет войско свободных народов против Твердыни Теней. Мы должны идти в Турион, чтобы его предупредить, и помочь ему, насколько это возможно.

Ким с трудом поднялся. Однако, кроме ссадины на лбу и пары синяков, серьезных повреждений не было. Ни сломанных ребер, ни вывихнутых суставов. Это было чудом и единственной радостью в не слишком-то обнадеживающем положении.

Перед ними простиралась в убывающем свете бесконечная холмистая равнина. Эта земля была его родиной, но он пришел сюда как в чужой мир. Ким вздохнул:

– Куда пойдем?

Фабиан, все еще стоявший на коленях, посмотрел на него:

– Через болота нам не пробраться. Так что остается только один путь: через горы.

Старая дорога гномов, ведущая к перевалу, с которой когда-то прежде – то есть когда-то в будущем, если это будущее вообще есть, – фольки впервые увидели, верней, увидят холмы Эльдерланда. Ким уже однажды шел по ней, и Фабиану она известна.

– Но мост разрушен, а перевал... – Он умолк, осознав свою ошибку.

– Не в этом времени, – произнес Фабиан мягко. – И кто знает, может быть, мы найдем там помощь.

Слезы подступили к глазам Кима. Фабиан обнял его.

– Не унывай, – попытался он утешить Кима и добавил: – Ты ведь знаешь, что тебя обычно посылают туда, где ты больше всего нужен. – Он встал. – А сейчас пойдем, пока нас кто-нибудь не увидел.

Ким последовал за ним, все еще наполовину слепой от слез. Может быть, это была милость Великой Матери, затуманившей его взгляд, чтобы он не видел ужаса, царившего вокруг.

Но ему и не нужно было это видеть, ведь отчаяние, наполнившее его, шло изнутри. Внезапно он постиг, что его так мучит: не его кольцо перенесло их сюда. Это была власть того, другого кольца, надетого на палец князя Тьмы, силой которого они оказались перенесенными в далекое прошлое. И он ничего, совсем ничего не может противопоставить этой власти. И вот, слепо спотыкаясь, он брел, полный отчаяния, и не видел теней, следующих за ними.

Они были здесь.

Они не были рождены или созданы. У них не было сознания; они были одно целое, но одновременно и множество. Там, где были мертвые, не погребенные, лишенные родины, там всегда оказывались и они. Может быть, они были материализовавшимся отчаянием. Они не думали и не чувствовали. Они только подтверждали своим присутствием, что здесь происходит нечто чудовищное, нарушающее миропорядок.

Но все это только слова, а слово было им чуждо, ведь оно никогда не обращалось к ним. И поэтому, если однажды земля примет кости мертвых, они, вероятно, тоже снова растворятся, как если бы их никогда не существовало.

Но вдруг среди мертвых появились живые. И тени пошли следом за ними.

То, что двигало тенями, было не любопытство. Это была лишь перемена, которая привела тени в движение: переход от чистого бытия к действию.

Ибо тень смерти всегда следует за жизнью.

С заходом солнца, кроваво-красно отпылавшего на западе, над местностью нависла давящая тишина. Далеко на востоке возвышалась цепь Серповых гор. Медленно и устало карабкались Ким и Фабиан через скалы и колючие кусты. Единственной их сегодняшней целью было как можно дальше уйти от мест, принадлежащих смерти.

В конце концов, когда Ким в темноте во второй раз провалился в расселину, они остановились. В тени мощного валуна отыскалось место для ночлега.

– У меня во рту совсем пересохло, – сказал Ким. – В вещевом мешке есть еще немного эльфийского хлеба, но без воды он, боюсь, застрянет в горле.

– Да, – согласился Фабиан, – без еды мы еще сколько-то протянем, но не без питья.

Мысль о том, что где-то под ногами может скрываться вода, делала жажду еще непереносимее.

– Кстати, – вспомнил Ким, – у меня в мешке лежит книга. Но сейчас слишком темно.

– А что, собственно, это за книга?

– Понятия не имею, – сказал Ким, – Я все время пытаюсь узнать, но каждый раз что-нибудь мешает. Может быть, мне не суждено вообще прочесть ее. – Он помолчал некоторое время, потом продолжил: – Раньше, когда я был маленьким, я представлял себе, что где-то в библиотеке музея есть книга, в которой сказано абсолютно все. Вся история мира, понимаешь? Все, что можно знать. Я даже искал ее, но, конечно, не нашел. Вероятно, такой книги вообще нет! И это хорошо. Ведь иначе остальные книги были бы ненужными или не правильными.

– Завтра, – сказал Фабиан сонно, – завтра мы ее непременно посмотрим.

Ветер завывал среди камней, и от земли поднимался холод, исходящий, казалось, из самой глубины мира. Тени собрались вокруг; некоторые из них казались более черными, чем сама ночь. Сейчас Киму очень пригодилась бы эльфийская накидка, но он оставил ее вместе с мечом Фабиана в Черной крепости. Теперь у него не было ничего, чтобы защититься от холода.

– Ты веришь, что мы успеем? – спросил Ким спустя некоторое время. – Что мы вовремя доберемся до Талмонда Могучего, чтобы предупредить его и, может быть, даже поддержать его военный поход?

Фабиан так долго молчал, что Ким решил, что он заснул. Потом из темноты раздался его голос:

– Не знаю. Мы можем делать только то, что можем; большего нельзя требовать ни от кого. Но я обещаю тебе, Ким, если мы придем слишком поздно, то я сам подниму меч против князя Теней, даже если погибну при этом. В этом я клянусь Святому Отцу и Великой Матери. Я – император, коронованный или нет.

К этому нечего было добавить. Однако Ким, как истинный представитель Маленького народа, оставил последнее слово за собой:

– Я рад, что я всего лишь маленький фольк.

– Теперь спи.

– Спокойной ночи, ваше величество.

В эту ночь ему снились тени.

Они стояли вокруг него и не двигались. Они только наблюдали за ним. Хотя у них не было глаз. Странным образом он оставался спокоен в их присутствии. Это было так, словно он и тени жили по совершенно разным законам и в двух разделенных мирах, которые лишь случайно соприкоснулись. Только когда тени сливались с окружающими их камнями, вспыхивая и вновь потухая, только тогда испытывал он неприятное чувство, как будто происходило здесь нечто, чего не должно было быть.

Но если бы он был одной из этих теней, тогда он мог бы последовать за ними через трещины в почве и найти воду, чтобы утолить жажду. Тени расплывались, и он плыл вместе с ними. Они просачивались в землю, следуя к воде, журчащей в глубине. Дорога вела их все дальше и дальше, в глубину мира, где заканчиваются все пути, где нет ничего, кроме молчания. И снова наверх.

Прошло время.

Размытые картины: огромные лаборатории, где выращиваются существа, не имеющие ничего человеческого. Борьба в туннелях и залах под горой, война, пожар и разрушения. И горящий свет, который отбрасывает его в бездонную глубину.

И снова прошло время. Нет никакой возможности измерить его; здесь, в глубине земли, оно не ощущается. И это продолжается долго, до тех пор, пока он не поднимается, набравшись сил. Его будит свет, далекое сияние, проникающее сквозь камни. Он следует за ним по путям воды, наверх. И видит. На этот раз картины четки: пещера, в которой неисчислимое число бледных существ кланяется и кричит: «Король! Король вернулся!»

Рядом маленькая группа: Буран и Гилфалас, фольк и еще кто-то в тени, и бледное худое существо, которое стоит среди них выпрямившись и принимая почести, – кажется, это Гврги.

Потом черная рука простирается над одним из существ, чтобы вырвать сердце его из живой груди.

Он закричал.

Фабиан тотчас проснулся.

– Ким, что такое?

Его голос был тусклым, как зола, горло болело.

– Ничего. Дурной сон.

Было позднее утро. Небо уже окрасилось в серый цвет, горы на востоке выглядели черной трещиной на его фоне. С запада дул холодный ветер. Пейзаж вокруг был безрадостным и мрачным.

– Возьми в рот камень, – сказал Фабиан Киму. – Говорят, это помогает от жажды, по крайней мере, на какое-то время. А там мы, надеюсь, найдем источник.

– В Зарактрор, – ответил Ким, словно не слыша. – Нам нужно в Зарактрор.

– Но зачем? – удивился Фабиан. – Сейчас, в эти времена, там властвуют темные эльфы. И выращивают больгов... и кое-что похуже.

Но Ким не позволил сбить себя с толку:

– Зарактрор... В глубине... вода... – И он побежал по склону ущелья, возле которого они провели ночь.

– Ким, ты куда?

Но Ким не слышал. В глубине была вода, это сказали ему тени. Нужно только спуститься достаточно глубоко, тогда он ее найдет.

– Ким? – Фабиан догонял его.

Камни с шумом катились из-под ног. Но Ким ступал с безошибочной уверенностью. Он следовал за тенями.

Они омывали его, как поток омывает скалу. Они шептали на неслышном языке, в котором не было слов. Они следовали путем воды.

Кап... кап... кап...

Вода была здесь. Ее только нужно было найти.

Кап... кап...

Кап!

В гроте под нависающей скалой, на самом дне ущелья, образовалась лужа, в которую стекала вода с выступа. Ее там собралось мало, но для изнемогающего от жажды и это было чудом.

Ким дал напиться теням, затем стал пить сам.

Вода была маслянистой, с металлическим привкусом, но для Кима она была сейчас вкуснее, чем летнее вино из подвала Марта.

Чей-то силуэт заслонил вход в грот.

– Иди сюда, – сказал Ким, – и пей.

– Вода? – В голосе Фабиана звучало удивление. Он нагнулся и зачерпнул рукой. – Вода!

Это была всего лишь какая-нибудь пара пригоршней, но их хватило, чтобы утолить нестерпимую жажду. Когда вода уже больше не зачерпывалась, Ким протер мокрыми руками лоб и щеки. Фабиан поступил так же.

– Как ты обнаружил воду? – спросил он, все еще удивляясь. – Я бы ее здесь ни за что не нашел!

Ким медлил. Должен ли он рассказывать Фабиану о тенях, которые привели его сюда? У него не было в этом уверенности.

– Я услышал ее, – в конце концов объяснил он. – У меня слух острее.

Если Фабиан и не слишком поверил этому объяснению, то в темноте это было незаметно.

– Куда мы пойдем теперь?

Фабиан испытующе посмотрел на небо. Между стенами ущелья была видна лишь узкая серая полоса. Положение солнца определить было невозможно.

– Я думаю, – произнес он, – что это ущелье ведет к югу. Так что пойдем по нему. Или у тебя есть другая идея?

Ким пожал плечами, но, поняв, что Фабиан едва ли заметил в полумраке этот жест, сказал:

– Согласен, идем.

Вздыхая, он собрался с силами. Короткий привал скорее обессилил его, чем укрепил. Затянувшаяся рана на лбу ныла, и любое движение причиняло страдания. Но нужно было идти дальше.

Это оказалось не так просто. Ущелье извивалось, а на его дне было совсем темно. Вдобавок путникам постоянно приходилось перебираться через завалы.

К этому добавился голод. С тех пор как они ели последний раз вместе с пленниками в Черной крепости, прошли уже сутки. Теперь даже варево из котла, которое он тогда выплюнул, показалось бы Киму самым аппетитным блюдом.

И еще тут были тени. Он постоянно ощущал их присутствие. Когда Ким пытался всмотреться в темноту, они ускользали, но не пропадали совсем. Он силился изгнать их из своих мыслей, но хорошо понимал, что тяжело, если не невозможно сознательно о чем-то не думать.

Он старался обратить свои мысли на что-либо другое. Он пытался думать о своем доме. Об Эльдерланде, каким его знал, о дружелюбных нелепых маленьких фольках с их нелепыми, но такими важными заботами и радостями. Он думал о Музее истории с его странными и курьезными сокровищами, о вечерах перед камином, в то время как госпожа Мета хлопочет в кухне, о своем кабинете, где он проводил часы, дни и недели в поисках тайн, скрывающихся в старых рукописях.

И вдруг понял, что не в силах вспоминать. Он больше не помнил, что читал. Половина его жизни прошла в учении, в поисках правды, но в памяти не осталось ни единой строки из прочитанного. Да, он больше не помнил даже того, что написал сам. Это стерлось, как будто никогда не существовало.

Сердце его отчаянно забилось. Он силился хоть что-нибудь вспомнить. Но на память ему пришла лишь старая-старая, не раз слышанная в детстве песенка. И, будучи близок к отчаянию, Ким внезапно запел:

Его голос, слабый и дрожащий в холодной тьме, сделался тверже и яснее, когда он продолжил:

Фабиан остановился. Откуда-то донеслось эхо песни, так, словно тени подхватили ее и бросили назад, многократно преломленную. И различимы были другие звуки, отдаленные, более твердые и жесткие: резкие команды и свист бичей. Затем все стихло.

– Звуки разносятся здесь далеко, – сказал Фабиан тихо. – Мы должны быть осторожны.

Ким сглотнул. Надежда, вспыхнувшая было, погасла, как пламя свечи под неожиданным порывом ветра.

– Я... я не мог иначе,– пробормотал он.– Я просто обязан был это спеть.

– Я знаю, – ответил Фабиан. – И это было хорошо.

То ли растущая яркость дня была тому причиной, то ли они действительно преодолели самый темный участок пути, но стало заметно светлее.

Еще один поворот —'и они оказались в другом, более широком ущелье, по дну которого, глубоко внизу, несла свои бурные воды река. Вдоль отвесной стены ущелья, по уступу, пролегала узкая дорога, скорее даже тропа.

– Если мы свернем налево, то отправимся в сторону Зарактрора, что мне совсем не нравится, – сказал Фабиан. – Так что давай пойдем направо. Надеюсь, что где-нибудь там мы сумеем и выбраться наверх.

Киму оставалось только согласиться.

Солнце – светлое пятно во всепоглощающей серости – нагревало камни, и уже не было так холодно, как прежде. Однако у Кима было такое ощущение, что теней вовсе не стало меньше, даже напротив. Здесь было светлее, и тени были резче, тверже обрисованы.

Если бы не прозвучала песня, тени, возможно, остались бы внизу. Там, где темно, где им никто не мешал. В безнадежности, на дне отчаяния, из которого они и родились. Утверждать, что тени поняли песню, было бы слишком самонадеянно. Постичь это они были не в состоянии. Тени не думали. Они не чувствовали. Однако звуки песни заставили их задрожать, и они неосознанно сделали бесповоротный шаг. Шаг от бытия к познанию.

Порыв, повлекший их за собой, был столь мощным, что любое сопротивление было бессмысленным. И они последовали за ним из темноты наружу, к свету. Ибо везде, где есть тень, существует и свет.

Так они шли, вероятно, с четверть часа: высокая скала справа, обрыв и пенящаяся река слева. Внезапно Фабиан остановился:

– Тихо!

Выступ скалы закрывал обзор, а шум реки убаюкал даже острый слух Кима. Но вот совсем рядом зазвучали шаги подбитых гвоздями сапог, заскрипели колеса, заскрежетало железо по каменистой земле. Больги!

Ким осмотрелся. Стена скалы над их головами была почти отвесной, взобраться на нее было невозможно. Внизу пенилась и бушевала вода, и даже если бы они отважились спускаться по откосу, их сразу бы заметили.

– Туда! – прошептал Фабиан.

Это была неглубокая ниша в стене ущелья, не дававшая почти никакого укрытия. Но возможно, если они будут сидеть там тихо, больги их не заметят.

Процессию возглавлял отряд больгов. Их предводитель был единственным, у кого был шлем и подобие доспехов, остальные были одеты только в обшитые металлическими полосами кожаные куртки и тяжелые сапоги. Ким удивился тому, как мало больги этого времени имеют общего с боевыми машинами, с которыми он сталкивался в «свое» время в Эльдерланде. В другой одежде, в другой обстановке эти существа лишь незначительно отличались бы от него самого. Даже матово-коричневая кожа мужчин-больгов была похожа на ту, что он видел у людей с юга, с которыми вместе учился.

Только блеск тупых глаз, взгляды, в которых отсутствовала мысль, выдавали, что это не люди. В их глазах можно было прочитать только волю их темного господина.

Или же нет? Ким вспомнил о Горбаце и внезапно усомнился. Относительно существ, следовавших за больгами, всякое сомнение исключалось. Это были обычные люди.

Большинство из них было одето в холщовые рубахи, более или менее оборванные. Многие шли босиком, некоторые в грубых сандалиях. Часть людей была закована в железо, для других необходимости в этом не было. Некоторые попарно, как волы, были впряжены в повозки, они тянули тяжелые телеги с окованными железом колесами, с визгом катившиеся по неровной дороге. Фургоны были загружены провиантом и каким-то снаряжением. Когда колеса попадали в ямы на дороге или натыкались на камни, свистели кнуты надсмотрщиков-больгов, и люди-волы с удвоенным напряжением тащили повозки, а остальные помогали им, насколько позволяли их силы.

С силами дело обстояло не особенно хорошо. Все составляющие печальную процессию рабов были осунувшимися и худыми и с большими усилиями вообще держались на ногах. Вот и последний фургон прогромыхал мимо укрытия.

– Мы должны... – прошептал Ким.

– Тсс! – зашипел Фабиан.

Однако поздно.

Один из надсмотрщиков, замыкавших колонну, оглянулся. Его правый глаз был обезображен отвратительным шрамом, и левый, судя по всему, не особенно хорошо видел, ибо он не понял, что эти двое не относятся к числу рабов.

– Встать, ленивый сброд! – Его кнут просвистел в миллиметре от Фабиана. – Не прикидывайтесь! Марш! Вперед!

– Пойдем скорее, – сказал Ким, – пока нас не заметили другие больги.

Колонна внезапно остановилась. Колесо одного фургона застряло между камнями. Ким подскочил и ухватился за спицу, а Фабиан стал его подталкивать. Фургон подпрыгнул и покатился дальше.

Сзади подошли больги-надсмотрщики, однако Фабиан подталкивал фургон и использовал его как прикрытие. Ким не поднимал глаз. Согнувшись, он смешался с людьми, которые, тяжело ступая, шли за последними фургонами.

– Вперед, сброд!

Раздался щелчок кнута.

Теперь они двигались в направлении Зарактрора, хотели того или нет. Ким следил только за своими ногами, чтобы не споткнуться. Только теперь он вдруг заметил, как устал. Он сжал зубы и сделал усилие, чтобы ни о чем не думать, а только делать шаг за шагом. Жажда опять сделалась ощутимой. Он так давно пил, да и это была лишь какая-то пара пригоршней воды. Во рту было сухо, и пыль, поднимаемая колесами телег и ногами идущих впереди, как свинец, ложилась в легкие. И не было надежды на то, чтобы незаметно отсюда выбраться. Он должен ждать, когда представится для этого возможность. Фабиан непременно что-нибудь придумает. А если нет...

От своей смутной дремы он очнулся, только когда кто-то окликнул его:

– Ты? Я думала, ты мертв!

Он повернул голову. Это лицо было ему знакомо, бледное юное лицо со впалыми щеками и глубоко запавшими глазами, окруженное свисающими прядями пшенично-белых волос.

– Яди?

Это была девочка, с которой он познакомился в Черной крепости.

– Х-х-х... – Голос отказывал ему. – Нет ли у тебя чего-нибудь попить?

Она внимательно посмотрела на него, затем развязала пояс и протянула ему кожаную фляжку. Он жадно приник к ней губами. Вода была теплой и застоявшейся, но ее можно было пить, и это было хорошо.

Он вернул фляжку, дабы не поддаться искушению опустошить ее до дна.

– Откуда ты появился?

Ким не ответил. Уголком глаза он видел, как тени обтекают путников, но он, казалось, был единственным, кто замечал их.

– Ты знаешь, куда вас ведут?

Она покачала головой.

– У этого места нет названия, – сказала она. – Нам сказали – на разведение. Там делают из людей больгов. – Ее взгляд был бесконечно усталым. – Я так боюсь...

– Тихо! – Кнут взметнулся, и на спинах Кима и Яди остался горящий след. – Прекратите болтать!

Девочка пошатнулась и упала бы, не схвати ее Ким за руку. Ким обернулся. Перед ним стоял больг-надсмотрщик со шрамом, он занес руку для нового удара. Но взгляд Кима был исполнен такой ярости, что больг опустил кнут.

– Дальше! – прорычал он и грубо подтолкнул обоих. – Идите!

Дальше дорога была совсем плоха. Сплошь усыпанная камнями, местами она была слишком узкой и для пешего путника, не говоря уж о повозке.

Ким заметил суматоху впереди. Он успел увидеть, как заднее колесо одной из телег соскользнуло с края дороги. В облаке пыли стал скользить вниз по склону один из тянувших ее «волов». Его крик еще звучал, когда он оказался в воде. Он отчаянно пытался удержаться за камни, но течение было сильнее. Оно увлекло несчастного за собою.

Телега висела над откосом. Брезент соскользнул с нее; под брезентом поблескивал металл. Ким увидел торчащие острия копий, другое военное снаряжение. Кривой больг-надсмотрщик грубо прокладывал себе дорогу в толпе пленников. Он отбросил в сторону свое копье, подхватил край телеги и попытался приподнять ее. Больг кряхтел. Его здоровый глаз выпучился, на руках напряглись мускулы. Он явно не желал выказать слабость перед окружающими, но сдвинуть телегу с места ему не удалось. Потом что-то с громким треском сломалось. Колесо, соскочив, покатилось в реку, а груз начал съезжать на больга. Больг видел надвигающуюся опасность, но не мог ее предотвратить. Он тупо смотрел на сползающие на него шлемы, щиты и копья. Они неизбежно погребли бы его под собой, как соломенную куклу, пронзенную дюжиной стрел и копий одновременно. И причинили бы вред людям, стоящим за ним.

– Прочь!

Фабиан оказался единственным, кто своевременно реагировал. Он схватил копье больга, вставил его между фургоном и землей и уперся, используя копье как рычаг. Больг инстинктивно откатился в сторону. Копье прогнулось и сломалось, но груз изменил траекторию падения. Люди отпрянули в сторону и прижались к скале. Все произошло гораздо быстрее, чем можно описать. Быстрее, чем страх уступил место радости спасения.

Больг медленно, осторожно поднялся. Его изуродованное шрамом лицо было лишено выражения. В его голове явно что-то происходило.

Некоторое время они стояли с Фабианом друг против друга: один, являющийся большим, чем простой человек, и другой, оставивший человеческое позади, чтобы опуститься на ступень животного.

– Почему? – спросил больг.

Все ждали ответа, затаив дыхание. Каждому было ясно, что означает вопрос: «Почему ты рисковал жизнью, чтобы спасти меня, твоего мучителя и тюремщика?»

– Потому что ты не враг мне, – произнес Фабиан громко, перекрывая голосом даже шум реки. – Наш настоящий враг там. – И указал распростертой рукой на север, туда, где высилась Черная крепость. Из кольца на его пальце заструился свет – зеленое сияние. И он не был больше оборванным юношей, безоружным, рабом среди рабов. В его осанке появилось величие, а во взгляде властность. Больг, уставившись на него, как на существо из другого мира, упал на колени. Стоящие рядом поступили так же. Ким, который, между прочим, и отправился на коронацию, закричал громко, как только мог:

– Император! Это император!

Однако больги, стоявшие позади, заворчали и, растолкав людей, подошли ближе. Они уже видели достаточно магии, чтобы зеленый свет не произвел на них впечатления. Место было как будто создано для боя. Горная дорога расширялась здесь, так что пространства хватало. Так они и стояли – группа воинов-больгов, вооруженных копьями и кнутами, и безоружный юноша, окутанный зеленым светом.

Больг, которому Фабиан спас жизнь, схватил копье, упавшее из фургона на землю. Некоторые из его товарищей, впечатленные увиденным чудом, тоже были готовы защищать своего нового господина. Один миг казалось, что все закончится борьбой больгов с больгами, кровавой бойней на маленькой арене над бушующей рекой.

Предводитель больгов выступил вперед. В руке он держал меч, но медлил, видя решительные лица противников. Он привык общаться только с послушными рабами. Его промедление оказалось роковым.

Еще никогда тени не видели такого света. Он влек их к себе – магически, непреодолимо, как мотыльков, летящих на пламя свечи. Только в огне они могли узнать, что представляют собой нечто большее, чем просто отсутствие света. Тени сплавлялись, делались одним существом.

С единством пришло сознание. Там свет. Здесь тень.

Тень стремилась к свету. Руки, которых не было, простирались к средоточию света, готовые погасить все, что оказывалось между их собственной темнотой и манящим светом.

Один из больгов, стоящих непосредственно у скалы, упираясь копьем в твердый камень, испытал это первым. Тень заструилась по древку, обвила его руку, держащую копье, поползла по ней вверх до локтя и дальше к плечам. И там, где протекала тень, исчезало все, чего она касалась. Больг внезапно лишился руки и оцепенело уставился на остаток, торчащий из тела. Глаза его вылезли из орбит, он хотел закричать, но растворение уже охватило верхнюю часть его тела, так что легкие, ставшие тенью, не могли больше издать ни звука. С глубочайшим ужасом он должен был наблюдать, как уничтожается его живая плоть, и через мгновение от него ничего не осталось, кроме струящейся, колышущейся тени.

Другие больги пытались отбиваться от врага, но любое сопротивление было бесполезно. Один пошатнулся, лишившись головы, между его плечами осталось черное расплывающееся пятно; другой пытался бежать, однако ноги под ним растворились, как дым. Главарь больгов тщетно пытался поразить тенеобразного врага мечом, который уже состоял из темноты, и исчез таким же образом, как и рука, им размахивающая. Подобно гангрене, распространялась тень, стремительно, как огонь, который не оставляет ничего, кроме золы, которую вскоре развеет ветер. Зеленый свет погас.

Тень не знала, куда теперь направляться. Она задрожала и стала уменьшаться. Тень расплывалась. Она искала убежище в щелях, там, куда не проникал свет. Темнота устремилась к темноте, поплыла от беспощадной дали неба в защищающую тесноту земли, от шума и непостижимых вещей, которые творятся на поверхности мира. Это не было ни обдуманным действием, ни инстинктом, такие побуждения характерны лишь для высших существ. Тень следовала одной только необходимости, и ее бегство должно было скоро закончиться, поскольку она достигла уже места, где не было ничего, кроме темноты и тишины.

– Что это было? – спросила Яди.

– Тень смерти, – сказал Ким. Его глаза смотрели неподвижно, как будто взгляд его проникал дальше, чем может видеть простой смертный. – Она следует за нами, – добавил он. – Но ты можешь больше не бояться. Она далеко и останется в глубинах земли, пока кто-нибудь ее не разбудит.

Он дрожал, но, казалось, не замечал этого.

– Значит, это был не сон?

Ким повернулся к ней. Взгляд его снова был ясен.

– Сон или нет, но мы здесь, и это реальность. И сейчас мы должны решить, куда идти дальше.

Пленники все еще находились под впечатлением происшедшего, впрочем не совсем понимая, что произошло.

Затем один из мужчин поднял с земли копье. Его жест был однозначен.

– Смерть больгам!

Фабиан снова обрел дар речи.

– Хватит! – сказал он твердо. – Те из них, кто уцелел, будут теперь сражаться на нашей стороне. Вы, может быть, будете еще благодарны им. Ведь наш путь будет долгим и опасным.

Человек с копьем заворчал, но, оглянувшись, увидел, что остальные его не поддерживают.

– И куда мы пойдем?

Фабиан улыбнулся. И когда он поднял руку с кольцом власти на пальце, не нужны были ни корона, ни императорская мантия, чтобы было понятно, кто он такой.

– Туда, – указал он. – На юг!

Там дорога очередной раз раздваивалась. Один путь вел на восток, другой – на юг, где через пропасть был перекинут высокий каменный мост.

Ким снова удивился странным поворотам судьбы. Ведь если бы они с Фабианом отправились в другом направлении, то неизбежно увидели бы мост и пошли по нему. И люди, которых они освободили, были бы уведены в темные глубины под гору, чтобы никогда больше не увидеть света дня. А тени, рожденные на поле смерти, преследовали бы их и дальше, гонимые стремлением получить свою часть от жизни. И друзья, ослабленные жаждой и голодом, наверняка оказались бы их жертвами.

Пока вокруг разгружали фургоны, освобождаясь от того, что в дальнейшем пути только мешало бы, и распределяли оружие и провиант, Ким вслушивался в недра горы. Он знал, что тени все еще там, но не слышал ничего, кроме бесконечного журчания воды.

В крепости Мрака князь Теней вслушивался в сумерки. Он долго спал в изнеможении, но боль все равно была с ним, мучение, исходящее от предмета, который он носил на шейной цепочке. Он вращался перед его внутренним взором, как огненное колесо в темноте, спал князь Теней или бодрствовал. Он всегда был с ним, источник власти и одновременно величайшая опасность.

Но есть и другие кольца власти. И одно из них, то, чей зеленый свет он видел совершенно отчетливо, как огонь маяка вдали, находится здесь.

Чего не может быть. Это не то время и не то пространство, но, тем не менее, это кольцо где-то здесь!

А еще место, где встречаются все времена.

Зарактрор!

Он произнес это как проклятие. Встав, плавными широкими шагами прошелся по своему покою. Есть лишь один способ сохранить господство над временами. Нужно разрушить Зарактрор.

Конечно, это опасно. Он должен быть мудрым, как змея, и хитрым, как лисица, невинным, как голубь, и смертоносным, как дракон.

Князь Теней вновь прислушался к темноте. И оттуда к нему пришел ответ.

Он услышал тени.

Они были великолепным оружием. Невинные – и смертоносные. Никто и никогда не нападет на его след, никакой противник, даже сам Великий Эльфийский Князь.

А сейчас он должен снова отправиться в будущее. Не так далеко на этот раз и не так надолго.

Он оделся со всей тщательностью. Поверх чешуйчатых доспехов он накинул плащ, сотканный из ночи и мрака. Он взял меч и повесил его на пояс: ведь он отправляется на войну. Он пронесся через двор к высокой башне. Ветер рвал его одежды. На рабов и больгов, торопливо склоняющихся перед ним, он не обращал внимания.

Круглый зал был холодным, освещенный лишь зеленоватым призрачным светом. Светом времени.

Он ступил на каменную плиту, и она незаметно начала двигаться: круги внутри кругов сталкивались со скрежетом. Их заставляла вращаться только его воля, его воля и власть кольца. Свет стал огнем, горящим жаром, всеопаляющим пламенем...

Ужасный крик наполнил башню.

Князь Теней исчез.

ВЛАДЫКИ МИРА

Тень вспоминала.

Воспоминание – это то, что приходит вместе с сознанием: знание о времени, в котором вещи были иными, чем стали. Из перемен возникает жизнь, из знания об этих переменах – мышление.

Тень вспоминала о том, как она когда-то была в другом месте, где так же звучал клич, который теперь отражался от полых стен:

– Король! Это король!

Однако это было не только в другом времени; это как будто существовало в двух мирах одновременно, и так будет всегда, когда исполняется предсказание. Но чем и было предсказание, как не тенью во времени?

Тень – одна и все же многие – вжималась в стены. Было еще слишком рано вступать в бой. Сейчас было только время наблюдений.

И раздумий.

– Король вернулся!

Путники все еще стояли, словно окаменев, когда эхо отразило многоголосый крик.

Гврги повернулся к ним, ухмыляясь во весь рот:

– Это весьма эффектно, не правда ли? Я уже давно хотел это испытать. И вот наконец я – король карликов Зарактрора. Или нет? Я бесконечно благодарен вам, госпожа, – добавил он с поклоном в сторону Итуриэль и стал серьезным, – что вы освободили меня из каменной тюрьмы. Несмотря на то что вместе с этим вы, я опасаюсь, разбудили и то, что лучше было бы оставить спать.

Все вопросительно смотрели на него, не понимая, что он имеет в виду, однако Гврги не стал дальше распространяться об этом.

– Позднее,– сказал он,– все объяснится. У нас есть время. Столько, сколько нам понадобится.

Бурин убрал свой тяжелый боевой топор и скрестил руки на груди.

– У нас нет времени, – заявил он твердо. – Оно уходит. Ты понимаешь, они все у нас отобрали: нашу свободу, наше будущее. И тех, кого мы любим.

Его глаза потемнели и излучали гнев, какой могут испытывать только гномы, никогда не отдающие назад то, чем завладели.

– Никакой свободы в царстве карликов нет,– тихо сказал Гврги, – и никакого будущего. А что касается любви, то об этом я ничего не знаю. – Он посмотрел на окружающих: – Но скажите, где мой друг Ким? Ведь этот фольк явно не он.

Альдо заметил, что взгляд Гврги остановился на нем, и поспешно поклонился:

– Альдо Кройхауф из Альдсвика, к вашим услугам.

– К моим услугам? – Глаза Гврги сверкнули. – Приятно слышать. А что с Фабианом? Куда вы его спрятали?

Сидевший на корточках Горбац выпрямился. Его массивная фигура отбросила огромную тень на стену. По собранию карликов прошло шипение, вновь обнажилось оружие.

– Я не Фабиан, – прогромыхал он.

Если Гврги и был удивлен, то никому не позволил заметить это.

– Больг, – констатировал он спокойно. – Ничего подобного здесь давненько уже не бывало.

– Я тоже творение, – проворчал Горбац, – как и ты.

– Как я? – Гврги высоко поднял брови. – Это весьма любопытно.

– Хватит пререканий, – вмешался между тем Бурин, – Фабиан и Ким пропали без вести во времени, и если нам не удастся исправить ошибку, тогда они, да и все мы растворимся и исчезнем, как если бы нас никогда и не было.

– Здесь, в Сводчатом зале, мы надеялись найти ответ,– продолжал Гилфалас.– Однако из-за окольной дороги, по которой плутали и где, между прочим, освободили тебя из тюрьмы,– подчеркнул он,– даже гном не знает теперь, где мы оказались. Ты должен помочь нам попасть туда.

– Я должен? – Манера Гврги отвечать вопросом на вопрос начинала постепенно раздражать. – Допустим, я что-то и должен, – сказал он, – ради прекрасной госпожи. Но давайте прежде поедим и попьем. Вы голодны. Король пропал, а теперь вернулся, это необходимо отпраздновать. Это я определенно должен своему народу. И на это времени у нас хватит.

Он повернулся и быстрыми шагами вышел. Бурин, Гилфалас и Итуриэль беспомощно переглянулись, потом Бурин пожал плечами, как бы говоря: «Разве у нас есть выбор», и пошел за ним. Альдо и Горбац присоединились, а следом валом валили, шаркая, ковыляя и скользя, карлики.

Дорога вела через туннель, который производил впечатление проложенного сначала водой, затем искусственно расширенного и отполированного. Бурин оглядывался по сторонам, все еще не понимая, где он находится. Это необычайно его сердило. Гврги вел их с такой уверенностью, словно уже сотни раз здесь ходил и точно знает, чего хочет. Горбац чувствовал себя не слишком уютно под пристальными взглядами окружавших его карликов, но не подавал виду. Однако он старался держаться поближе к Альдо и ко всем остальным, ощущая себя в большей безопасности, будучи в группе. Наверное, это было первым, что прививалось больгам в легионе.

– Кто этот малый? – спросил он, косясь на Гврги, поднимавшегося перед ними по витой лестнице, перила которой были образованы сталагмитами.

– Гврги? – Альдо поднял голову. – Я его не знаю, но господин Кимберон рассказывал о нем. – Он попытался вспомнить. – Он был родоначальником болотников, – во всяком случае, в том мире, который мне известен. Я думаю, он что-то вроде результата эксперимента темных эльфов, неудавшегося, как они посчитали. И он странствовал через века под видом шамана и создал собственный народ, который темные эльфы потом уничтожили.

– Значит, он такой могущественный? – спросил Горбац.

– Не знаю, но он умен и мудр и, как я слышал, обладает чувством юмора. Иначе он не стал бы властелином карликов. Мой отец рассказывал об этом. И он рассказывал, как жутко выглядят карлики. Мы думали, он преувеличивает. Но...

Он бросил взгляд на окружающие их бледные силуэты и вздрогнул.

– Это было... в твоем мире? – спросил Горбац.

Альдо посмотрел на него:

– Я знаю, это трудно понять, но ты, наверное, уже заметил, что там, откуда мы – господин Кимберон и я, – там кое-что происходило иначе, нежели в вашей истории.

– Я понимаю, – сказал Горбац.

– О, – произнес Альдо.

Он сам приложил немало усилий, чтобы понять, что случилось с ними. И это без особого труда понял больг... Во всяком случае утверждает, что понял... Это просто удивительно.

– А что теперь с этим... Гврги?

– Что ты имеешь в виду?

– Можно ему доверять?

Это был серьезный вопрос.

– Не знаю, – отвечал Альдо. – Кажется, он неплохой парень, после всего, что я о нем слышал. Но это внезапное превращение меня тревожит.

Миновав винтовую лестницу, они прошли по короткому переходу, который внезапно повернул, и они оказались в огромном зале. Все здесь – каждая колонна, мельчайший орнамент – было высечено из «живого» камня, так же как и дворец, который, подобно собору, высился в центре зала.

Он был увенчан мощным куполом, окружен венком часовен, богат украшенными резьбой нишами, лизенами, фризами круглых арок и профилированными карнизами, предназначенными для того, чтобы защищать от никогда не идущего здесь дождя. Портал отчетливо выделялся на окружающем темном фоне. Из светлого камня была высечена морда дракона.

Бурин стоял и смотрел так, будто сам превратился в камень.

– Я уже был здесь однажды, – произнес он как трансе, – и видел этот дворец с высокой галереи, видел его совершенно таким, каким он изображен старинных хрониках моего народа. Но я думал, то никакие дороги к нему не ведут.

– Дороги гномов, те конечно, – сказал Гврги. – Ведь это дворец карликов, и резец гномов их не касался. Этот дворец создал для меня мой народ в столетиях долгой работы каменными инструмента ми. И сегодня он должен быть освящен.

Он провел их через высокие ворота в зал с колоннами, точеные столбы и фигурные пилястры которых обвивали создания, о которых было невозможно сказать, где прекращается природа и начинается орнамент. Пол был выложен светлым и темным мрамором, плетение полос которых продолжалось на стенах, поднимаясь к куполу.

Под высоким балдахином из белого мрамора был воздвигнут стол, высеченный, как и все остальное, из камня, со скамьями по обеим сторонам и троном во главе, украшенным короной со множеством зубцов. Гврги занял место на троне и хлопнул в ладоши:

– Идите садитесь. Праздник начинается!

Мимо них справа и слева потекли бледные силуэты, выстроившиеся затем в апсидах. Бурин явно чувствовал неловкость, усаживаясь. К нему присоединились Гилфалас и Итуриэль. Горбац, занявший два места, сел напротив. Альдо пристроился на скамью рядом с больгом. Затем началось торжество, которое оказалось воистину достойно короля.

Для питья имелась вода, голубовато поблескивающая и чистая, из глубинных источников, поданная в бокалах из шлифованного хрусталя. На столе было то, что выращивалось и созревало в пещерах и гротах под горой: грибы вареные и жареные, вкусом напоминающие прекрасную телятину, блюда из водорослей и грибовидных наростов, тающие во рту, рыба из подземных озер и даже мясо, нарезанное маленькими продолговатыми кусочками, соблазнительно благоухающее.

– Хмм, это выглядит как угорь, – сказал Альдо и попробовал. – Но у него есть лапы, – констатировал он затем.

– Ящерица, – заявил Горбац. – Хорошо.

Альдо незаметно вынул кусок изо рта, положил его на тарелку и с удвоенным рвением занялся шампиньонами.

– Музыка! – закричал Гврги. – Песню для моих гостей.

Музыкант, если его можно было так назвать, выступил вперед. Это существо едва могло передвигаться, и его поддерживали два других. Там, где должны быть глаза, у него имелся только один длинный вытянутый разрез, за которым поблескивало что-то белое. Ему принесли арфу, сделанную из китового уса, с золотыми и серебряными струнами. Правая рука арфиста была бесформенной культей, достаточной лишь для того, чтобы держать инструмент, на левой же руке было множество узких многосуставчатых пальцев, и когда они перебирали струны, звук был столь чистым и прекрасным, подобным каплям, падающим в хрустальную воду. А голос, звучавший из бесформенной глотки, был высоким и ясным:

Песня закончилась сложным аккордом. На миг воцарилась тишина. Затем Горбац начал медленно и осторожно аплодировать, остальные последовали его примеру.

– Теперь вы понимаете, – взял слово Гврги, – зачем этому народу нужен я? Для жителей Среднеземья я был уродлив и безобразен – ни рыба, ни мясо. Однако для несовершенных созданий этого царства я воплощение того, чем они хотели бы быть – цельными и целыми. Поэтому они благодарны мне за то, что я возвратился и даю им возможность стремиться к чему-то высшему, к совершенству, и создавать культуру, которая не уступает человеческой, эльфийской или гномьей.

– Если эти карлики действительно имеют такую великолепную культуру, – заявил Бурин, облизывая пальцы, – тогда почему же мы, гномы, ничего о ней не знаем?

Гврги смотрел на него долго и задумчиво.

– Оба царства, карликов и гномов, не соприкасаются. Они как две параллельные. Поэтому ты и не знаешь, где находишься, поскольку бродишь о другой плоскости, где не ступала нога гнома.

– Но если это так, – бросил Гилфалас, – то как же нам попасть отсюда в Сводчатый зал?

Гврги наморщил лоб.

– Я должен спросить свой народ, – сказал он сдержанно и обернулся к стоящим за ним фигурам с лишенными контуров лицами. Если между ними и состоялся диалог, то он был беззвучным. Однако через некоторое время Гврги кивнул и снова повернулся к столу. – Они могут проводить вас к Залу предков, – пояснил он. – О Сводчатом зале они не знают.

– Значит, Зал предков им известен, – возразил гном возмущенно. – А откуда? И кто ответствен за мертвых гномов, если не карлики?

Гврги опять недолго помолчал, как во время немого диалога.

– Да, – сказал он потом, – была война между гномами и карликами. Однако только после того, как тени из глубины разрушили границу между нашими царствами. Король гномов, твой прадед Фрегорин, восстановил ее властью своего кольца на дне мира, там, где заканчиваются воды глубины. Но твой народ понес тяжелые потери в войне. Это достойно сожаления, но так было. И этого не изменить.

– Все можно изменить. – Бурин встал и отодвинул тарелку. – Я не буду есть и пить с убийцами моего народа. Выведи нас отсюда, король карликов, и потом оставь в покое!

Гврги промокнул рот салфеткой и тоже встал.

– Если остальные тоже закончили есть, – сказал он, – то мы можем идти.

И опять тень растворилась в стенах.

Она проследовала за ними во дворец, по-прежнему никем не замеченная. Здесь было много щелей и углов, в которых она могла скрыться, ведь она была не совсем из этого мира, плененного между «быть» и «не быть».

Сквозь твердый камень скользила она, как сквозь дым. Только когда соблазн реальности становился слишком велик, тогда приобретала она субстанцию, и мир вокруг нее терял свою прочность. Тогда руки-тени прорывались сквозь камень и то, к чему они прикасались, становилось ничем. А если кто-то ее видел, то это была только тень. Тень была за ними, рядом с ними и вокруг них.

Она будет ждать, когда они придут.

Снова они шли по естественным туннелям, расчищенным карликами от мусора и мелких камней. Много лет усердного труда стояло за этим. Однако гном, шагавший впереди вместе с Гврги, не глядел по сторонам.

– Кажется, господин Бурин все это воспринимает слишком лично,– приглушенным голосом сообщил Альдо Горбацу, который, как обычно, шел в арьергарде.

Горбац пожал плечами.

– Гномы умирают, – проворчал он, – больги умирают. Жизнь коротка.

Альдо бросил взгляд в сторону Гврги.

– Может быть, – возразил он. – С известными исключениями.

Горбац взглянул на него снисходительно.

– Ты хочешь жить вечно? – спросил он.

Философский вопрос. Альдо потребовалось время, чтобы дать ответ.

– Я не знаю. Но думаю, что скорее нет. Меня гораздо больше интересует то, что будет после этого.

– А меня – нет, – сказал Горбац. – Жить хорошо. Когда конец, тогда конец.

Альдо молчал. Вести беседы о жизни и смерти с больгом в подземной галерее – в этом уже было нечто удивительное. Ничего подобного он не мог себе представить еще несколько дней назад, да и теперь это казалось ему довольно абсурдным.

Итуриэль, которая услышала их беседу, обернулась.

– Для гномов, – сказала она, – прошлое значит больше, чем будущее. Поэтому они не могут забыть то, что произошло. Ты понимаешь?

– А как у эльфов? – рискнул спросить Альдо.

– О! – Она засмеялась.– Мы стоим у начала, разве ты не знаешь? У нас нет прошлого...

Альдо смотрел на нее в сомнении. Это звучало удивительно, но, однако, он не мог до конца поверить.

– Можете вы там, сзади, покончить с болтовней? – донесся сердитый голос Бурина. – Я хочу знать, что будет дальше.

Теперь остальные увидели, что он имел в виду. Туннель расширился и превратился в большой зал, пол которого постепенно поднимался. Однако и в самой удаленной от них точке он был достаточно высоким, чтобы даже Горбац, самый рослый из них, не мог коснуться потолка вытянутой рукой. В мягком желтоватом свете можно было видеть всю пещеру.

– Здесь заканчивается царство карликов,– произнес Гврги, – и здесь переход в другой мир.

Он поднял руку, и мерцающий шар, который, казалось, парил, осветил темный потолок. То, что прежде выглядело как тень, которую бросал выступ на потолок пещеры, оказалось при ближайшем рассмотрении отверстием. Это была дыра со странными, как будто вымеренными циркулем краями.

– Вам нужно наверх.

Бурин с сомнением посмотрел наверх.

– Эта дыра выглядит как-то неестественно, – заявил Гилфалас. – Так, словно...

– ...Пещера, через которую мы прошли сюда. Там, где ходы гномов были разрушены! – выкрикнул Альдо.

– Но это не работа карликов, – констатировала Итуриэль, – и не творение гномов.

– Это создание теней, – объяснил Гврги.

Когда он произнес это слово, на них как будто легла тень. Свет в его руке замерцал на мгновение. В сумраке над ними что-то двигалось, черное на черном фоне.

– Я не боюсь теней, – сказал Бурин. – Но как нам забраться туда?

– Мой народ может вам помочь, – предложил Гврги.

Бурин фыркнул. Затем с изысканной вежливостью обратился к Горбацу:

– Мой большой друг, это была бы большая честь, если бы ты оказал мне помощь.

Горбац не мешкая скрестил пальцы своей лапы и соорудил из них подобие стремени, чтобы Бурин мог поставить туда ногу. Затем гном поднялся на плечи больга, но все еще не мог дотянуться до потолка. Чтобы помочь ему, Горбац схватил его за щиколотки и приподнял. Его мощные мускулы напряглись, было видно, что даже для него гном был отнюдь не пушинка.

– Я наверху,– раздался наконец приглушенный голос Бурина,– можешь теперь меня отпустить.

Он подтянулся, а потом ноги гнома исчезли из виду.

– Следующий, – проворчал Горбац.

Гилфалас приготовился к тому, чтобы взобраться на него. Гврги скептически наблюдал за процессом, ничего не говоря. Поднять эльфа оказалось существенно проще, тем более что Бурин находился уже сверху, а Альдо, следующий в очереди, был и совсем легок.

Они оказались в высеченном в скале туннеле. Здесь было темно, единственным светом было желтое сияние, проникающее из отверстия в полу. Его едва хватало, чтобы разогнать тени в углах.

Снизу доносился голос Гврги:

– Госпожа, если вас недостоин этот способ, то я мог бы...

Но Итуриэль прервала его со смехом:

– То, что могут мои спутники, могу и я.

Мгновением позже ее светлые волосы появились из глубины. Готовые помочь руки тотчас втянули ее наверх.

Оставался Горбац.

– А как быть с тобой? – спросил Гврги. – Ты тоже не хочешь, чтобы тебе помогли, или останешься здесь?

Альдо прямо-таки видел, как Горбац пожал плечами.

– Подтолкни-ка меня, – произнес больг. В следующий миг его шлем показался над отверстием.

За ним следовал желтый свет, вместе с которым появился Гврги.

Король карликов свободно парил над провалом, затем опустился на землю. Заглянув вниз, можно было понять, как ему это удалось. Внизу, под отверстием, стояли существа, которыми повелевал король карликов. Их слепые, лишенные контуров лица уставились наверх.

– Использую их способности, – сказал король карликов. – В этом и весь трюк.

Итуриэль заговорила первой:

– Ты пойдешь с нами, Гврги? Что-то говорит мне, что ты не покинешь нас.

Гврги скептически взглянул на нее:

– Мое место здесь, с моим народом.

– Пожалуйста, пойди с нами, – попросил так же Гилфалас. – Ты нам нужен.

– Кроме того, нет света, – заявил практичный Горбац.

– А как господин Бурин? – спросил карлик. – Он тоже просит меня?

Бурин, казалось, охотнее проглотил бы свой язык, чем попросил о чем-нибудь Гврги, но, в конце концов, и он пробурчал едва слышно:

– Пойдем.

– Не из-за дружеской просьбы гнома, – пояснил Гврги, – а только ради вас, госпожа Итуриэль, я буду сопровождать вас еще некоторое время. Несмотря на то, что мой разум подсказывает мне, что это безумие. Некоторое время, заметьте! Только до ворот Сводчатого зала, ведь я тоже хочу знать, что с ним стало в этом времени. Но не дальше. Там кончается моя власть – и мой путь.

Гврги пошел первым. Сияющая сфера последовала за ним, держась над его головой. Однако чем дальше он шел, тем слабее делался свет и тем заметней становились тени, поджидающие в стенах.

Туннель привел к залу. Вход в него был закрыт каменной плитой, такой же круглой, как мир.

– Когда я в последний раз был здесь, – проворчал Бурин, – плита была треснутой. Сейчас она цела.

– У гномов все культовые постройки имеют круглый вход,– вспомнил Гилфалас.– И он – единственный.

– Но не в Зале предков, – сказал Бурин. – Для духа здесь всегда открывается второй.

– А как мы туда попадем? – спросил Горбац.

Бурин положил руку на круглый камень. Казалось, гном прислушивается к тому, что там происходит. Затем он слегка нажал, и камень пришел в движение, заскользил в сторону с едва слышным скрежетом.

Они вошли в Зал предков.

Справа и слева, в высеченных из камня нишах, стояли рядами саркофаги. Их были сотни, если не тысячи. Они стояли там, как немые каменные стражи, без украшений, кроме глиптов – вырезанных в камне знаков – имен тех, кто там покоится.

В этих огромных катакомбах не было затхлости, воздух был немного застоявшимся, но чистым.

– Это саркофаги гномов Зарактрора! – воскликнул Бурин. В его голосе звучало почтение.– Род гномов обречен быть превращенным в камень, из которого и был создан.

Они медленно шли дальше. Тени, скрывающиеся в нишах, казалось, движутся вместе с ними. Когда на них падал свет, они выступали из темноты, когда он исчезал – они падали назад, во мрак. Путники подошли к концу зала. Перед ними была вторая дверь, подобно первой закрытая круглой каменной плитой.

Свет горел теперь уже совсем слабо. Однако его было достаточно для того, чтобы осветить последнюю гробницу. Саркофаг в нише был самым большим. На покрывающей его тяжелой каменной плите красовался тот же знак, что и над входом в Зарактрор, – глипт Фрегорина. Бурин натянул капюшон на голову.

– Итак, значит, он мертв – стал камнем, как все другие.

– Но если он был последним из гномов, – раздался из полумрака ясный голос Гилфаласа, – кто тогда положил его в саркофаг?

– Это были не карлики, – пояснил Гврги, – они никогда не умели открывать ворота этого зала.

Альдо отнюдь не был уверен в том, что карлики, с их таинственными силами, не могли бы с этим справиться. Но Бурина волновал другой вопрос.

– Если владыка Фрегорин лежит здесь, – произнес он медленно, – кто, спрашиваю я себя, сидит тогда на троне в Сводчатом зале?

Он повернулся к камню, закрывающему вход, и едва коснулся его, как тяжелая круглая плита откатилась в сторону.

Она терпеливо ждала. Время не имело для нее значения. Как прежде она сторожила мертвых, так караулила теперь здесь, в темной местности под горой, куда не проникал свет.

Тень разделилась на полдюжины частей. Она ощутила мир этими разными своими частями, и в разнице ощущений пришло знание о том, чего ей следует ожидать.

Существа, нагого в темноте.

Бурин отступил. Перед ним были тени. Они стояли полукругом, как будто его и дожидались.

Дайте ему / дайте это / наружу

Голос был подобен шороху ветра бездны.

Он / мы /они мы / будем / как я / как я есть / тень / часть тени

Гилфалас тоже отступил. Его лицо было белым, как известь. Если кто-то и боялся теней, так это он; ведь только тот, кто знает свет, знает, как глубок мрак. Но затем он увидел то, чего совсем не предполагал.

Гврги застонал:

– Нет... нет... не... – Голос его превратился в хрип. Из его горла вырывались нечленораздельные звуки.– Прочь... прочь...

Он скорчился, закрывая лицо руками. Его жабры дрожали.

Тени приблизились к нему. Это были существа, чьими руками был сотворен живой камень и создан переход между мирами. Владыка Фрегорин изгнал их. Теперь они снова здесь, разбуженные в глубине и поднятые водой. Но кто может теперь их остановить?

Первая тень выступила вперед. Ее черная рука была направлена к Гврги. И Альдо понял, что произойдет сейчас на их глазах: чернота проникнет в грудь Гврги и вырвет сердце из живого тела.

Свечение над головой короля карликов вспыхнуло и погасло.

Его окутал мрак. И тут из темноты прозвучал светлый, ясный голос:

– Отступи прочь, тень глубины. Через меня говорит Арандур Элохим, Высокий Эльфийский Князь. Отойди от моего слуги Гврги назад в глубину мира, из которой ты пришла.

Это говорила Итуриэль.

Она была окутана светом, что исходил из кольца, надетого на ее палец. И в свете этом были власть и величие.

Тень закричала.

Свет причинил ей боль. Он жег, глаза, если можно говорить о глазах существа, состоящего из тьмы. Он разъедал ее, как кислота, и с каждым ее шагом умирала часть целого.

Тень отступила.

Как вода подняла ее наверх, так теперь ветер гнал вниз. Это был не шторм, который ощущается физически, это было подобно излучению солнца, посылающего свои лучи в черноту космоса. На одно мгновение мысль о сопротивлении овладела тенью. Однако она промелькнула быстрей, чем взмах крыла. Ветер стал таким сильным, что любое сопротивление было бессмысленным.

Бегство было единственным, что оставалось. Тень пыталась ускользнуть через щели в полу, через каждую маленькую трещинки. Ею владела единственная мысль – убежать от этого горящего света, вернуться в надежную глубину.

Она падала все глубже и глубже, мимо гремящей воды до тех пор, пока не обрела покой и в глубине мира не умолк ветер. Потом не было больше ничего, кроме темноты и тишины.

Они стояли в сумраке. Гврги тихо скулил:

– Гврги страх. Гврги пойти вместе.

– Он заговорил как больг, – удивился Горбац.

Однако Итуриэль была уже рядом. С безошибочной уверенностью даже в абсолютной темноте она нашла Гврги.

– Я не брошу тебя, – сказала она и погладила его. – Ты не должен бояться.

– Бурин! – позвал Гилфалас. – Где ты?

Ответа не последовало. Потом Альдо, чьи глаза были зорче, нежели у других, увидел красное свечение. Оно было поначалу таким слабым, что его даже удивило, когда он различил силуэт Бурина. Гном стоял перед величественным порталом, обрамленным камнем, на котором были вырезаны знаки власти: наковальня и корона, кубок и меч и многое еще. На левой створке Альдо увидел выгравированный знак, который был ему известен, – глипт владыки Фрегорина. Знак на правой створке ничего ему не говорил, но Бурин прикрывал его рукой, как будто не желая никому показывать.

На руке гнома было кольцо, оно сияло светом, красным как огонь. И в огненном свете кольца раскрылись мощные створки ворот.

– Я не знаю, что нас здесь ожидает, – проговорил гном, будто бы во сне. – Но здесь мы найдем ответ, я это чувствую.

Его голова все еще была покрыта капюшоном, который он надел, чтобы поклониться мертвому Фрегорину. Гилфалас последовал за гномом по сверкающему полу. Итуриэль должна была поддерживать Гврги, поскольку тот едва переставлял ноги. Альдо широко раскрытыми глазами смотрел вперед. В конце, как всегда, шагал с невозмутимым лицом больг.

В центре зала чернильно мерцал черный как ночь водоем. Вспыхнул свет, который струился вокруг него из скрытых в полу источников. Чистый, как хрусталь, он наполнил купол над их головами, украшенный странными знаками: круги внутри кругов, карты, меридианы, параллели, высоты и азимуты. Это выглядело так, словно кто-то в давние времена изобразил устройство мира на своде, который, несмотря на то что неколебимо высился в центре зала, казалось, вечным, незаметным движением вращается по кругу.

В середине помещения, под центром свода, находился такой же круглый, отделанный камнем бассейн. Это и была черная вода, которая блеснула, когда они входили. А на противоположной стороне зала возвышался высеченный из камня высокий подиум с ведущими к нему тремя ступенями.

На подиуме стояли два каменных трона.

На троне слева сидел Он, более всего напоминавший солидного фолька с первой сединой на висках, однако еще полного сил. В его взгляде было нечто от любопытства ученого, но и от хитрости торговца, понимающего, каким образом так заключить сделку, чтобы при этом имел выгоду каждый, но главное – он сам. Однако прежде всего Он был отцом, который ласков и строг одновременно.

На другом троне сидела Она, одетая как матрона. Ее тело уже вынашивало и производило на свет детей. Она правила домом и всем, что имело к нему отношение, включая супруга, которому была надежной опорой, однако зачастую поступала так, как ей хотелось. Но прежде всего она была матерью, на чьей груди можно было хорошенько выплакаться.

– Хвала вам, Владыка, – проговорил Бурин, – и хвала вам, Владычица. Сколь много я чту в вас мудрость, столь милостиво вы смотрите на меня и храните в этом мире.

И пока Альдо от удивления не мог прийти в себя, Гилфалас продолжил:

– Видеть здесь вас, Господин, – сказал он, – отрада моей юности и нежданное счастье.

А Итуриэль подхватила:

– И видеть вас, Госпожа, в расцвете вашей красоты – больше чем честь для эльфов Среднеземья. Однако скажите, неужели поля лилий в Высшем Мире больше не доставляют радости, если вы на шли дорогу к нам, вниз?

Тогда Альдо понял: они находятся в присутствии той сущности, что в двух ипостасях правит миром, и каждому Божественная Чета видится такой, какой он представляет ее: эльф – как жениха и невесту, он сам – как Отца и Мать, а гном – как Владыку и Владычицу, его сотворивших.

– Арзах-кхан, – прогремел Горбац, и эхо отразилось от сводов зала. – Арх арраз кханум, – продолжил он с глубоким поклоном.

То, что путники услышали, было столь поразительно, что пошатнуло все их представления о мире. Больг чествует Божественную Чету! Да, он назвал их обоих по имени на своем языке. Значит, у больгов есть душа. Что же еще это может означать?

– Если вы уже достаточно наудивлялись, – произнес сидящий на троне, – то, вероятно, мы можем обратиться к насущным вопросам.

– Простите, Владыка, – произнес Бурин с поклоном, – и вы, Владычица, простите мне...

– Говори же, Бурин, – разрешила богиня.

– Я, честно говоря, ожидал найти здесь на троне господина Фрегорина, ставшего камнем, как это подобает всем гномам, которые созданы вашей рукой. А вас я представлял в Подземном Мире, в вашем высоком доме, окруженных вашими слугами.

– А я, Господин, – подхватил Гилфалас, – думал, что вы находитесь в Высшем Мире, на Водах Пробуждения. Что же привело вас и Госпожу в обреченное на смерть Среднеземье?

– И что произошло, – добавила Итуриэль, – с Высоким Эльфийским Князем? Он оставил мне свое кольцо как залог того, что вернется. Однако много лет никто о нем ничего не слышал. И я с трудом несу эту ношу.

Услышав Итуриэль, Альдо тоже собрался с духом и словно со стороны услышал, как обращается к Божественной Чете:

– Известно ли вам, высокочтимый Отец, или вам, почтенная Мать, что с господином Кимбероном и с императором Фабианом – я имею в виду принца Фабиана... ах, я совсем запутался, – закончил он и покраснел так, что окрасились даже его острые уши.

Мать улыбнулась ему, а Отец сказал:

– Так много вопросов. А что, Горбац, воин второй манипулы двенадцатой когорты двадцатого легиона, у тебя вопросов нет?

– Я не спрашиваю, – сказал Горбац, – приказывайте, я буду подчиняться.

– Пока этого достаточно, – произнес бог. – Но Великий Больг будет не только подчиняться, но и приказывать. А если это будет нужно, и погибать в сражении. И еще я скажу: Темный князь, чье имя да не будет здесь названо, расшатал время. А тот, кто изменяет прошлое, разрушает настоящее и будущее. Ваши друзья идут по его следу, чтобы сделать происшедшее непроисшедшим, но они нуждаются в вашей помощи. И единственный путь к тому месту и времени, где вам нужно быть, ведет через Врата, которые у ваших ног.

Все повернулись к круглому водоему в середине зала, вода которого была черной как ночь. Только в нем ничто не отражалось – ни звездное небо, ни высокий купол свода с изображенными там знаками. Казалось, бассейн поглощал любой свет и поверхность его совершенно неподвижна, можно было подумать, что там не жидкость, а только черный обсидиан, твердый, как стекло.

Горбац первым ступил на край водоема. Для него вопросов не было – он был солдат, получивший приказ.

У Альдо закружилась голова, когда он приблизился к бассейну. Вода казалась бесконечно глубокой, и у Альдо было такое чувство, что он увидел само основание мира.

Бурин помедлил один миг, что не ускользнуло от владыки на троне:

– Теперь ты веришь моим словам, Бурорин?

Бурин застыл. Слова Владыки застали его врасплох. Не сам вопрос, а последнее слово. Только что он был простым гномом, а теперь... Услышал ли он правильно? Назвал ли его Владыка Подземного Мира Бурорином?

– Вы... Вы оказываете мне великую честь, Владыка, – произнес он быстро, прежде чем смог обдумать услышанное, – и, конечно, это ваше право, даже если я не чувствую себя достойным. И все же...

– Говори!

– Эти врата... Если правда то, о чем сообщает легенда, то тогда владыка Фрегорин создал их против вашей воли, но Фрегорин погребен в своем саркофаге после войны с карликами. И они не должны сейчас существовать.

– Но кто тебе сказал, что Фрегорин пал в бою? Кто мог положить его в саркофаг, если карлики этого не делали? Ты хочешь знать все тайны времени, Бурорин, сын Балорина из дома Брегорина? Ты думаешь, тебе подобает знать слово, которым был создан мир, и то, которым он закончится?

Бурин обернулся:

– Нет, конечно, нет, Владыка...

– Хотя мы не вмешиваемся в ход истории, – взяла слово Владычица, – но, если устройство мира будет поколеблено, мы используем свою власть, чтобы восстановить порядок вещей. И в итоге все окажется лишь частью нашего плана. Еще вопросы?

У Бурина вопросов больше не было. Он повернулся и ступил на край бассейна.

– Пойдем, – сказал Гилфалас Итуриэль и подал ей руку.

Она взяла протянутую руку, но на ходу обернулась еще раз.

– А что будет с ним? – спросила она, взглянув на одиноко стоявшего, побледневшего Гврги.

– Он не предусмотрен нашим планом, – заявил бог и наморщил лоб. – Он должен вернуться к созданиям, стоящим вне нашего порядка.

– Но я обещала, что буду о нем заботиться. – Слезы стояли в глазах Итуриэль.

– Я сожалею, сестра, – произнесла богиня, – но Господин прав. Устройство времени достаточно хрупко, и мы не можем использовать новые элементы, чье действие мы не в состоянии контролировать.

Итуриэль вздохнула.

– Прости меня, Гврги, – сказала она затем. – Я не хотела, чтобы ты снова стал таким, каким был когда-то. Может быть, время залечит твои раны. Но я не могу противиться божественному требованию.

Своим взглядом Гврги был способен разбить сердце. Медленно он сделал два-три шага в направлении Врат, чьи мощные створки все еще были наполовину открыты. Итуриэль отвернулась. Слепая от слез, ступила она на край черного водоема. Держась за руки, они в последний раз глубоко вдохнули.

– Прощайте! – произнес бог, а богиня добавила:

– Мы будем с вами всегда и везде.

Альдо закрыл глаза, прежде чем совершить последний решительный шаг в глубину.

– Нееееет! – раздался пронзительный, заставляющий стынуть кровь крик. В два прыжка Гврги приблизился к ним. Он схватил Итуриэль так крепко, словно не хотел больше никогда ее отпускать, и вместе с ней упал в темную глубину.

НЕСОСТОЯТЕЛЬНЫЙ ГЕРОЙ

Бурин проснулся.

Вернее сказать, Бурорин проснулся. Он все еще был ошеломлен тем, что услышал от Владыки. Но состояние это было настолько ему приятно, насколько было бы приятно любому гному хотя бы раз в жизни услышать свое длинное имя. Ведь чем больше букв содержит имя, тем ранг гнома выше.

Чувствовал ли он себя теперь иначе, нежели раньше? Стал ли теперь героем тот, кто прежде, несмотря на свой древний и всеми почитаемый род, был таким же гномом, как и прочие? Он прислушался к себе, попытался заметить что-то необычное, раньше ему не свойственное. Но не увидел никакой разницы. Вероятно, со стороны виднее, когда кто-то повышается в звании, подумал гном. Нет, он был таким же, как и прежде. Ему даже стало казаться, что он в каком-то смысле авантюрист. Но для себя и своих близких друзей он навсегда останется просто Бурином.

Гном открыл глаза. Все вокруг было окутано непроглядной темнотой. Однако Бурин знал точно, что она не похожа на ту, какая бывает в пещерах. Вдруг он увидел узкую полоску света, таинственный непонятный луч, который проглядывал откуда-то сверху. Это было совсем не похоже на дневной свет. Справа и слева от гнома высились черные стены с зубчатыми краями, которые, казалось, пребывают в непрерывном движении. В воздухе ощущался запах гнили, от которого становилось дурно. У Бурина возникло сомнение по поводу того, уж не выпил ли он хорошенько накануне, так как все вокруг крутилось и вертелось.

Но в действительности он ничего не пил, а просто-напросто был брошен на дно шахты, где и пребывал теперь в таком весьма плачевном состоянии.

– Эй? – позвал он осторожно.

Тут Бурину на ум пришли имена его спутников, которые он и решил произнести.

– Гилфалас? Альдо? – раздалось в темноте.

Только теперь он сообразил, что лежит, и заставил себя подняться. От его внимания не ускользнуло и то, что топор так и остался в кожаном чехле, привязанном к поясу. Еще не до конца придя в себя, чувствуя какое-то оцепенение, он сделал пару неуверенных шагов и тут же, нелепо раскинув руки, упал. Гигантская тень закрыла небо, и две огромные лапы подхватили его.

– Горбац?

– Silentium! [Тише! (лат.)] – прорычал больг.

Для Бурина было сюрпризом услышать от больга язык студенческих пивных. Наконец он вспомнил, что и их легионы общались на Всеобщем языке. В этот момент все стало на свои места, мир для Бурина принял свой обычный вид, и он увидел, что они находятся в каком-то темном узком переулке. Была ночь. Все вокруг окутывала непроглядная тьма. Но вот сквозь облака показались тонкие полоски света.

– Где остальные? – спросил Бурин удрученно.

– Не знаю, – пожал плечами Горбац. – Пойдем их поищем.

Пройдя совсем немного по переулку мимо жалких щитовых домиков, стоящих по обе стороны, они увидели две небольшие тени. Их очертания были легко узнаваемы: эльф и фольк.

– Гилфалас, что... – начал Бурин.

– Тсс! – ответил Гилфалас и жестом попросил его умолкнуть.

Он провел Бурина в какую-то нишу в стене дома. Горбацу пришлось встать чуть поодаль, так как места для него в нише не хватило.

Бледные рассветные лучи слабо освещали маленькую площадь. Вокруг царила тишина.

Внезапно на втором этаже дома напротив заскрипела дверь. Галерея, тянувшаяся вдоль фасада, осветилась. Какая-то женщина вышла на балкон. На ней было пестрое платье, которое скорей демонстрировало, нежели скрывало ее пышные формы. На шее и в ушах ее сверкали бриллианты, возможно поддельные. Ослепительный блеск шел от браслетов на ее руках, а пальцы были украшены многочисленными кольцами. При слабом свете ярко и отчетливо вырисовывались глаза и губы, накрашенные чересчур сильно. Внезапно раздался ее визгливый голос:

– Идиот несчастный! Ничего ты от меня не получишь, слышь ты, ничего! Пшел вон!

Ее речь была такой грубой и исковерканной, что с трудом можно было разобрать, что она кричит.

На балконе показался мужчина. Раскачивающейся походкой он напоминал медведя. Послышался его невнятный голос:

– Не будь дурой, Иллона! Перестань кричать. Кто заботится о тебе так хорошо, как я?

Разумеется, мужчина был пьян, да так, что еле стоял на ногах. Он норовил обнять женщину, но та держала его на дистанции.

– У кого ничего нет – тот ничего и не получит.

Человек не отставал и положил руку на талию женщины. Тогда внезапно она толкнула пьяного. Мужчина, изо всех сил пытаясь сохранить равновесие, начал балансировать руками, но попытка его не увенчалась успехом. Он перевалился через перила и ухнул прямо в канаву, лицом в грязь.

Женщина посмотрела вниз, как бы желая удостовериться в том, что с ним ничего хуже не случилось. Видно было, что противоречивые чувства переполняют ее в этот миг. Лицо выражало одновременно и торжество, и сострадание.

Тем временем пьяный, лежавший в канаве, приподнялся, опираясь на локоть, но тут же снова упал.

– Поделом тебе, дурак! – сказала женщина, удаляясь. – Мужлан!

Друзья, наблюдавшие за происходящим, переглянулись.

– Мы должны ему помочь, – сказал Альдо.

– Мужчина не заслуживает помощи, если так обращается с приличной женщиной,– возразил Гилфалас, сделав при этом жест отвращения.

Альдо и не подозревал, что у эльфа такие высокие моральные принципы. Но, вероятно, это было связано с отношением к женщине его народа.

– Во всяком случае, он может сказать, где мы оказались, – сделал Альдо еще одну попытку.

Бурин фыркнул:

– Хорошо, если он вспомнит, как зовут его самого!

Некоторое время спутники стояли в нерешительности, прежде чем что-либо предпринять, но тут с другой стороны площади показался свет факелов. Вслед за тем послышался скрежет металла.

– Стража, – произнес Горбац.

Человек, лежавший на земле, приподнялся и оглянулся.

– Возьмем его с собой! – недолго думая решил Бурин.

Сделав пару быстрых шагов по направлению к пьяному, он подхватил его под руки. Бородатое, покрытое грязью лицо уставилось на Бурина неподвижным глазом в кровоподтеках, другой был закрыт повязкой с кожаным клапаном.

– Не трогай меня... – Пьяница попытался сопротивляться.

– Помогите! – прошипел Бурин.

Альдо не знал, что надо делать. Да и Гилфалас, по всей видимости, не мог взять в толк, что от него требуется. Только Горбац осознал всю серьезность их положения. Тотчас его кулак опустился на голову незнакомца и отправил его в царство снов. Затем больг поднял мужчину, вес которого заставил даже его поднапрячься. Перекинув бесчувственное тело через плечо, как мешок, он отправился по переулку.

– Vadite! [Пошли! (лат.)] – приказал он.

– Вперед! – перевел Альдо.

Стало уже почти светло, но тем не менее бежать спутники не могли, поскольку приходилось внимательно смотреть под ноги. Переулок был полон мусора, и запах вокруг стоял отвратительный. В какое же ужасное место забросила их судьба?

– Знаете ли вы что-нибудь об остальных? – поинтересовался на ходу Бурин. – Что с Гврги и Итуриэль?

– Их здесь нет, – ответил Гилфалас. – Я это чувствую.

Свет от факелов стал еще ярче, когда группа солдат показалась на площади. Их было четверо: неотесанные парни с бесчувственными лицами, их черные глаза сверкали дико и тупо. Это были еще не больги, но определенно уже и не люди.

Их подбитые гвоздями сапоги то цокали по мостовой, то хлюпали по липкой грязи. Грубые и резкие движения заставляли скрипеть кожаные доспехи. Пронзительно скрежетал металл. От солдат шел запах давно не мытого тела, кожи и масла. В руках они держали алебарды – оружие городской стражи,– древки которых с силой погружали в грязь.

За ними двигался тот, чья походка резко отличалась от остальных. Казалось, что, шагая, он не касается грязи и мусора в переулке, а парит над землей. Его доспехи были черны и так отполированы, что даже слабый сумеречный свет отражался в них. Его окутывал черный как ночь плащ, черными были и волосы, лишь лицо казалось бледным, как лик луны. Красные глаза напоминали огонь. Вся его фигура была овеяна дымом, словно дыханием дракона. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, где он находится, одного движения руки, чтобы зря не тратить слов на приказания.

Двое стражей плечами надавили на тяжелую деревянную дверь. Петли заскрипели, однако тяжелый засов изнутри выдержал мощный натиск.

Зажегся свет. Где-то раздался резкий крик. Стали слышны шаги и топот ног по лестнице.

Снова на дверь бросилась стража. Дверь и на этот раз не поддалась.

Вдруг позади них послышалось шипение, заставившее всех отпрянуть. Свет огня направился на дверь, тут же превратив ее в пепел.

Темный эльф проскользнул внутрь. Он внимательно оглядел всех находящихся там: девушку и женщину, накрашенных и полуодетых, молодых людей, еще с пушком над верхней губой, дородных мужчин, делавших все, чтобы не быть замеченными. Открытые бутылки с вином стояли на столах.

Темный эльф отвел глаза от присутствующих, как будто совсем их не замечал.

– Где мужчина? – прошипел он. – Дайте его мне!

Пожилая женщина, полнота которой уже перешла в дряблость, так что краска на ее лице выглядела вдвойне гротескно, осмелилась на него взглянуть. Пот выступил на ее лице.

– Кого вы ищете, господин? И чем мы вам можем помочь... – Ее голос осекся под взглядом пылающих жарким огнем глаз.

Темный эльф взмахнул рукой. Один из стражей шагнул вперед, при этом разворачивая в руках что-то белое. Перед лицами присутствующих появились черные буквы и изображение. Это был портрет не очень хорошего качества, но, кто там изображен, понять было можно.

Мужчина с кожаным клапаном на глазу и густо разросшейся бородой.

Фыркающая голова незнакомца показалась из воды.

– Достаточно... хватит! – сплюнул он.

Горбац усмехнулся. Голова его жертвы снова погрузилась в ледяной бурный поток.

– Прекрати, Горбац! Ты его погубишь, – вскрикнул Альдо.

– Я его отрезвляю, как это делают в легионе, – услышал он в ответ.

Несомненно, больг знал толк в таких вещах. Из воды снова вынырнуло полное бородатое лицо. Теперь оно выглядело значительно чище. Светло-русая, уже слегка седоватая борода окаймляла его. Кожаная повязка, прикрывавшая левый глаз, резко нарушала симметрию лица.

– Перестань! – простонал мужчина. – Пожалуйста!

Горбац отпустил его.

Они находились в тени речного склона, за последними домами.

Поскольку никто из спутников даже не предполагал, где они очутились, им пришлось ориентироваться по шуму реки, на берегу которой нашлось достаточно укромное место. К счастью, городок был не такой значительный, чтобы быть окруженным стеной или какими-либо иными укреплениями.

– У меня такое чувство, что я уже здесь когда-то был и... не был, – заметил Бурин.

– У меня тоже! – согласился Гилфалас.– Только мне кажется, что я вижу все более ясно, чем прежде.

Незнакомец тем временем пытался вытряхнуть воду из ушей. Он выглядел теперь если не трезвым, то, по крайней мере, не таким пьяным.

– Она так всегда делает, эта шлюха, – сказал он вместо приветствия. – До тех пор пока звенят монеты в кошельке, она ласковая, как козочка. Зато потом... Ах, бабы! – Он отряхнулся.

Меж тем становилось все светлее. Лучи восходящего солнца сверкали на воде и окутывали стены домов в теплый свет.

Бородатый человек прищурил здоровый глаз, когда солнце осветило ему лицо, но, вероятно, главной причиной тому было удивление.

– Гном и эльф,– произнес он.– И какой-то малыш. Откуда вы взялись? – Затем его голос внезапно стал резким: – И что делает здесь боллок?

– Больг, – поправил его Бурин. – Его зовут Горбац. Это он вытащил тебя из грязи, когда пришла стража. Мое имя Бурорин, сын Балерина, сына Белфорина из рода Брегорина. А это – Гилфалас Элохим, король эльфов, ну а этого фолька зовут Альдерон из Альдсвика. А как твое имя?

Человек с повязкой тупо уставился на него. Выглядело это так, будто он хотел во всем разобраться.

– Я должен вас поблагодарить за то, что вы меня спасли, – произнес он. – Ладно, если речь идет о моем имени, то я – рыцарь из Туриона, и когда-то моему роду принадлежала вся эта местность. Чего, конечно, теперь не скажешь. – С ироничной ухмылкой он указал на свои лохмотья.

Бурин нахмурил лоб, в выражении его лица ясно читалось ужасное предположение, но Гилфалас опередил его.

– Талмонд Турионский? – спросил он.

Теперь пришла очередь незнакомцу нахмурить лоб:

– Откуда вы знаете мое имя? Каким образом я сделался известен в землях гномов и эльфов?

Теперь уже Альдо не мог удержаться:

– Талмонд Могучий, я слышал о вас и о ваших подвигах еще в школе. Учитель нам даже задал выучить наизусть старинную балладу.

И он запел высоким чистым баритоном:

Его голос прервался.

– Как там дальше? Вы поведете свободные народы в бой против могущества тьмы... или повели... – Он запутался во временах.

Человек, который назвал себя Талмондом, посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Затем он с силой почесал бороду, раздавив при этом явно не одну блоху.

– Мне кажется, ваш друг не в себе. Должно быть, он перегрелся,– проворчал он.

Бурин попытался спасти ситуацию:

– Мы пришли из одной очень далекой страны, господин Талмонд, и там рассказывают странные истории об Империи...

Сразу же он сообразил, что Империя не существует вообще в этом времени. Талмонд поднялся. Теперь, при дневном свете, он казался больше и мощнее, чем прежде. Его внушительный живот округлился над глубоко сидящим ремнем.

– Это безрассудно – идти против темных властителей, и, разумеется, у меня нет никакого желания делать это. И простите меня, уважаемые, но сейчас я должен расплатиться в известном вам притоне.

Альдо повернулся к Бурину:

– Но он не может просто так взять и уйти, как будто ничего не произошло. Он – герой, а герои в легендах так не поступают.

– Это – действительность, а вот мы – это действительно легенда, – кротко заметил Гилфалас. – И я боюсь, что эта действительность такова, какой мы ее знаем из страшных снов. Ты помнишь: «Талмонд Дикий казнен мечом; Хельмонд Бастард, его сын, повешен». Так будет.

Одноглазый уже на ходу обернулся, сказав:

– А если вы меня хотите запугать, то, во-первых, нет у меня никакого сына, а во-вторых, это пока еще моя родина, и никто мне здесь не причинит вреда. Но раз уж вы меня вытащили из канавы, я не хочу показаться скрягой и угощу вас едой и бокалом вина. А потом идите своей дорогой.

Гилфалас и Бурин переглянулись, как бы желая сказать: «Лучше это, чем ничего».

Альдо, который еще не мог прийти в себя из-за того, что его герой оказался простым смертным, пожал плечами.

Вероятно, небезопасно, если мы сейчас пойдем в город, подумал он. Кто может быть уверен, что они ищут не нас?

Альдо еще не забыл об их злоключениях в Турионе.

– Вероятно, Гилфалас мог бы сотворить чудо, как тогда... – заключил он вслух.

Эльф возразил:

– Этот обман не удастся в городе. Мы, эльфы, в подобных случаях просто-напросто обматываем кусок ткани вокруг головы, чтобы не было видно ушей. Наверное, это могло помочь и тебе. А что касается Бурина, то коротышки есть везде.

– Я не коротышка! – зашумел Бурин. – Для гнома я просто гигант. Лучше скажи мне, что мы сделаем с нашим слабеньким и действительно крохотным больгом?

Альдо усмехнулся:

– Думаю, что мы могли бы надеть на него шкуру и вести с собой как дрессированного медведя...

Горбац сделал шаг к нему и зарычал.

– Я Горбац! – прогремел он в наилучшей больгской манере. – Двадцатый легион, двенадцатая когорта, вторая манипула. А танцевать будешь ты!

Это прозвучало устрашающе, но не слишком правдоподобно.

Альдо ухмыльнулся. По-видимому, у больга имелось и чувство юмора. Он удивлял фолька снова и снова.

– Ну что, господа? – сверху раздался голос Талмонда. Пока они спорили, он уже успел подняться на склон. – Вы желаете продолжить беседу или предпочтете пиво?

Ранним утром для пересохшего горла это была наилучшая перспектива.

Тем временем городок просыпался. В узеньких переулках было еще тихо, лишь слышались лай собак да мяуканье кошек, которые бродили по крышам, вернувшись с ночной охоты. Где-то закричал петух, встречая утро. Затем послышалось кудахтанье его большой семьи, пока глухой шлепок брошенной кем-то туфли и вскрик птицы не поставили точку в утреннем концерте.

Перекосившиеся щитовые домики с выступающими крытыми балкончиками казались втиснутыми в переулок. Здесь и там были открыты окна. Содержание кем-то вылитого ночного горшка чуть не угодило на голову Талмонда, и его ловкий отскок был не менее удивителен, чем количество брани, последовавшей затем.

Через полуоткрытое окно высунулась голова женщины в ночном чепце.

– Что это вы в такую рань шляетесь по улице... – начала было она. Но через мгновение осеклась и воздела руки к небу: – Мать Всего Сущего, это же он! Это он!

Окно захлопнулось. Талмонд удивленно посмотрел вверх.

– Ты ей ничего не успел напеть, малыш? – спросил он, укоризненно взглянув на Альдо, которому внезапная популярность его героя стала внушать тревогу.

– Нет, господин, – произнес фольк.

Теперь уже осторожнее они пошли дальше. Пройдя по извилистым переулкам, спутники вышли к площади, той самой, где в предрассветных сумерках на балконе разыгралась сцена. Уличные торговцы уже начали раскладывать товар.

Как только Талмонд показался на площади, тут же прекратились их разговоры. Все взгляды оказались устремлены на него. В толпе послышался шепот, и вдруг кто-то показал на него пальцем:

– Он... это он!

И тут все остальные, словно выйдя из оцепенения, начали переговариваться.

– Рыцарь! Тот, которого ищут... Вознаграждение... серебром, нет, золотыми слитками. Золото... Хватай его! – раздалось на площади.

Эти слова не повлекли за собой никаких действий. Напротив, все отвернулись или просто остались стоять на своих местах, продолжая повседневную работу. Ассортимент у торговцев был невелик: вялые овощи, высохшие яблоки, жалкая речная рыба, потрошеные зайцы. Городок явно отжил свои лучшие дни. Люди одеты были бедно, никто не имел при себе оружия.

Талмонд подошел к одному из рыночных торговцев, который, вместо того чтобы хоть что-то объяснить, в испуге отпрянул. Его лицо было бледным, глаза пугливо расширены.

Рыцарь, не уступавший в силе медведю, схватил его за грудки и потащил к себе так, что ноги парня едва успевали перебирать землю.

– Что здесь происходит? – Голос Талмонда походил на раскат грома. – Что это за болтовня про меня?

Торговец как язык проглотил. Он только указал дрожащей рукой на что-то белое, прикрепленное к двери публичного дома.

– Пошли! Ты поможешь мне! – прогремел Талмонд и потащил несчастного за собой.

На двери висел лист из какого-то тонкого, похожего на пергамент материала, на котором было что-то написано. С листа смотрело лицо бородатого человека с повязкой на глазу.

– Читай! – крикнул Талмонд, прищурив здоровый глаз.

Схваченный повернулся:

– Я... я не умею читать.

Талмонд обернулся. Его лоб был наморщен. Как будто у него по лицу пробежала молния.

– Ты можешь прочитать, малыш? – спросил он у Альдо, смотревшего на него широко открытыми глазами.

Альдо сглотнул.

– Я могу попробовать, господин, – пролепетал фольк.

Он приступил. Верхняя часть листа была столь грязна, что едва ли можно было что-то разобрать.

– Это литературный язык, я ничего не понимаю. Но часть написана на Всеобщем языке. Это я могу разобрать, – продолжал он.

– Читай же! – проревел Талмонд.

– «...живой или мертвый. Вознаграждение тридцать золотых...» И ниже...– Он посмотрел на разъяренного человека и помедлил. – Это тяжело прочитать из-за шрифта и...

– Его зовут Талмонд Турионский, лесной рыцарь, – бросил Бурин. – Criminis capitalis causa.[За государственную измену (лат.)]

Талмонд уставился на него. Кровь хлынула к лицу.

– Кто... кто посмел?

Его язык онемел, но не от ужаса. Большой человек был вне себя от гнева. Он сорвал плакат со стены. Потом развернулся. Его рука инстинктивно потянулась к поясу. Но там не было никакого оружия.

Торговый люд стоял полукругом у своих прилавков и пристально следил за сценой. Талмонд выпустил торговца. Пятясь, тот пробрался к стоящим товарищам и, задрав голову, с искаженным от боли лицом закричал:

– Стража! Стража!

Это было даже скорее хрипение, чем крик. Остальные торговцы подхватили:

– Стража!

Она была уже тут. Две фигуры прокладывали себе дорогу между рыночных лотков. На них были простые доспехи: не кольчуга или броня, а куртки из дубленой кожи с нашитыми металлическими кольцами. На головах стражников были простые кожаные шлемы с железными застежками. Кроме того, каждый имел алебарду.

– Что здесь происходит? – прогремели они.

Интересно, все блюстители порядка задают такие глупые вопросы или только здешние, подумал Альдо.

Торговец показал пальцем на Талмонда.

– Вот... вот этот человек,– сказал он тихо, как будто не верил своим словам. И еще тише он добавил: – Вознаграждение...

Оба стражника подошли к Талмонду, который посмотрел на них с таким равнодушием, словно не считал их достойными противниками. Он мог бы справиться с обоими, но алебарды давали им преимущество.

– Ты – сказал один. – Иди с нами.

Талмонд усмехнулся. В этот момент еще двое стражников начали прокладывать себе дорогу через толпу торговцев. Они шли с копьями наперевес, зазубренные острия которых сверкали в утреннем свете. Положение становилось затруднительным. По-видимому, город просто кишел стражниками. Откуда-то доносился лязг оружия, были слышны команды.

– Этот мужчина – мой пленник, – внезапно прогремел низкий голос.

Горбац вышел из тени. Он был выше городских стражников на полголовы. На их равнодушных грубых лицах, казалось, отразилась работа мысли. Горбац сделал шаг по проходу, образовавшемуся между людьми и живыми боевыми машинами. Он был таким, какими могли бы стать дети их детей. В легионе Черной империи Горбац был лишь рядовым солдатом, но в глазах полубольгов-полулюдей он являлся воплощением силы.

– Аташ!

У Талмонда выбора не было. Четыре стражника стояли рядом, с копьями наготове. Ища помощи, он оглянулся, как будто надеялся, что спасители из прошлой ночи и в этот раз вызволят его из беды.

Альдо и его друзья стояли в пяти шагах от него, но взгляд Талмонда скользнул мимо них, как будто там вообще никого не было. Фольк подумал, что тот с ними играет, но потом ему стало ясно, что их действительно не видно. Здесь, на большой площади, снова сработало волшебство Гилфаласа.

Талмонд удрученно отвернулся. Ссутулившись, он позволил конвою повести себя. Горбац свернул за угол, в переулок. Стражники вместе с пленником последовали за ним, и в следующее мгновение все они исчезли из виду.

Альдо посмотрел им вслед. Он видел, как их друг Горбац с четырьмя городскими стражниками уводят Талмонда Турионского в тюрьму, к неминуемой гибели. Ибо что еще могло означать это воззвание на двери?

Но вот Гилфалас неслышными шагами последовал за процессией. Бурин отправился за ним. Сапоги его зашлепали по лужам. Альдо еще раз тряхнул головой и побежал за друзьями. Но прежде чем осознать, что происходит, он услышал впереди скрежет металла, пару приглушенных ударов и треск. Опасаясь чего-нибудь страшного, он высунул голову из-за угла.

Четверо стражников катались по мостовой. Их сломанные копья валялись в грязи. Бурин ухмылялся, а Горбац и Талмонд хлопали друг друга по плечу.

Пока Альдо взирал на это, послышался шум новых шагов и лязг оружия.

– Еще стражники! – крикнул он.

– Vadite! – скомандовал Горбац.

Спутники последовали за ним. Переулок, по которому они побежали, поворачивал то вправо, то влево. Весь город был похож на лабиринт. Дорога шла под висящим ярусом, который, как мост с закрытой верхней частью, протянулся от одной стороны улицы к другой так низко, что Горбац и Талмонд были вынуждены нагнуться. Они повернули за угол, потом еще раз. Альдо увидел, что справа снова возвышается то здание, от которого они только что отошли.

– Нет! – послышался голос Талмонда. – Дальше пути нет!

Здесь был тупик. Они попали в ловушку. Альдо огляделся. Из переулка доносились шаги преследователей. Взгляд его скользнул по земле в надежде найти хоть какую-нибудь палку.

– Сюда! Сюда! – раздалось где-то рядом.

Голос доносился откуда-то сверху. Альдо поднял голову. На втором этаже было открыто окно. Вдруг оттуда упала, повиснув в воздухе, веревка. Затем в окне показалось женское лицо, откуда-то ему знакомое.

На раздумья не было времени. Талмонд полез первым. Перехватив веревку несколько раз, он добрался до окна и исчез внутри. Бурин был следующим. Он вскарабкался с такой скоростью, что никто никогда бы не поверил, что грузный гном способен на такое. Гилфалас последовал за ним.

– Теперь ты! – пробурчал Горбац.

Одно мгновение Альдо медлил, но Горбац уже схватил его и приподнял. Фольк пополз наверх, и потом чьи-то руки подхватили его и втащили в оконный проем.

Только Горбац остался внизу. Он проверил веревку на прочность. Сможет ли она выдержать его? Все равно! Нельзя больше терять ни секунды.

– Держите крепче!

Он подпрыгнул и ухватился за веревку. Гилфалас, Бурин и Талмонд держали ее. Туго натянутая, она дрожала, как струна.

Огромная голова в шлеме вынырнула из-под карниза.

– Осторожно! – крикнул Альдо.

Веревка затрещала и оборвалась. Из последних сил вскинул Горбац руки. Его пальцы ухватились за карниз, а то, что больг схватил, он уже никогда не отпустит. Горбац подтянулся, напрягая мышцы. Он обнажил желтые зубы, его маленькие глаза были налиты кровью. Вслед за головой, показавшейся над карнизом, последовали плечи. Последнее усилие – и, наконец, его массивная фигура заслонила весь проем, Бурин с Гилфаласом схватили его за плечи.

Больг с грохотом упал на пол. Талмонд, не теряя присутствия духа, осторожно, без шума закрыл окно.

В помещении было темно. Только слышно было тяжелое хриплое дыхание Горбаца. Все прислушались.

В переулке около дома послышались шаги. Голоса звенели недоверчиво и пугающе.

– Где они?

– ...Они не могли...

– ...Раствориться в воздухе...

Альдо стало смешно. Смех прямо рвался изнутри. Его позыв был непреодолим. Фольк зажимал рот руками, но тщетно. Все его тело сотрясалось.

– ...В воздухе... высоко в небесах... – задыхался он.

– Ладно, все позади, – послышался чей-то голос. – Вы в безопасности, по крайней мере на какое-то время.

Зажегся свет. Лампа была тусклая, но после темноты и из-за тесноты помещения он казался даже ярким. Альдо увидел женщину. Сначала он не понял, кто это, но потом узнал. Без толстого слоя пудры она была, пожалуй, даже привлекательна.

– Илона, девочка моя! – Талмонд обнял ее. – Ты простила меня, голубка?

Это была женщина, которая ночью отправила его в канаву. Она высвободилась из объятий Талмонда.

– Что ты натворил, дрянной мальчишка? Они тебя всюду ищут. Ты не видел расклеенных повсюду плакатов? Они даже обещают тридцать золотых за твою голову.

Талмонд развел руками:

– У меня нет ни малейшего понятия, кто...

– Он был здесь! – Она понизила голос до шепота. – Его лик – белый. Глаза горят, а пальцы бросают молнии. Это был один из темных, и он спрашивал о тебе, – продолжала она.

Талмонд удивленно потряс головой, как будто совсем ничего не понимал. И это было действительно так. За одну ночь из буяна и гуляки он внезапно превратился в преступника. Человеку не под силу такое осмыслить.

– Кажется, мы пришли в нужное время, – проворчал Бурин. – Иначе он был бы уже мертвец. Но, однако, мне это не нравится. Где-то во всей этой истории есть подвох. Все не так, как должно быть.

Между тем Гилфалас повернулся к женщине, которую Талмонд назвал Илоной. С подчеркнутой вежливостью он начал:

– Прекрасная девушка, мы вам очень благодарны за то, что вы нас буквально вырвали из рук врагов...

Он осекся, когда она засмеялась.

– Мне такого давно уже никто не говорил, молодой человек, – сказала она. – Проституткой, потаскухой и шлюхой меня называют, а вот девушкой...– Вдруг она остановилась, увидев его острые уши и тонко очерченные брови. – Мать Всего Сущего! Вы... как он.

Гилфалас лишь несколько секунд пробыл в смущении, затем он тихо сказал:

– Нет, не как он. Вы видели моего темного сородича, князя Теней, как мне кажется. Но совсем не каждый, у кого острые уши, по природе зол. – Он улыбнулся, взял Альдо под руку и отодвинул его волосы. – Вы видите? Или вы думаете, что наш молодой друг состоит на службе тьмы?

Илона посмотрела на Альдо, и ее бледное лицо покраснело.

– Это нехорошо, что...– пролепетала она.– Я думаю, в его возрасте... в таком доме...

– В публичном доме! – Талмонд обратил все это в шутку и сам захохотал глубоким дребезжащим басом.

– Спокойно! – Бурин своим властным голосом перекрыл его смех. – Слышите?

Гогот Талмонда прервался, и все прислушались. Где-то послышались тяжелые шаги и прозвучали команды.

– Вам нельзя здесь оставаться! – резко сказала женщина. – Следуйте за мной! Я вас выведу.

Приоткрыв дверь в коридор и убедившись, что опасность не грозит, Илона приложила палец к губам и вышла из комнаты. Гилфалас на цыпочках отправился за ней. Альдо последовал за ним. Доски заскрипели под тяжестью Бурина, Талмонда и Горбаца, замыкавшего шествие. Однако, к счастью, шум, который доносился с первого этажа, заглушал все звуки.

Коридор был узким и длинным. По обе его стороны тянулись двери. Затем коридор резко сворачивал, превращаясь в крытый мост, висящий над переулком.

Никто не рискнул бросить взгляд через круглые стекла окон, так как любая тень могла быть замечена каждым, кто случайно или преднамеренно поднял бы голову. Дом, куда они попали, был меньше, чем сам бордель. Должно быть, здесь располагались своего рода хозяйственные службы. В этот ранний час людей здесь еще не было. Деревянная лестница вела вниз. Альдо уже достиг нижней площадки и считал себя в безопасности, как вдруг громкие удары сотрясли тяжелую дубовую дверь дома.

– Открывайте! – прогремел кто-то снаружи. – Сейчас же открывайте!

– Есть еще какой-нибудь выход? – спросил Бурин, повернувшись к Илоне.

Та в ужасе остановилась, покачав головой:

– Нет... Хотя... Следуйте за мной!

Сказав это, она открыла другую дверь. Вниз вели каменные ступени.

– В подвал? – Альдо удивился. – Какая может быть дорога на свободу из подвала?

Однако он последовал вниз за Гилфаласом.

– Я хорошо помню этот подвал! – пробурчал позади чей-то голос,

На лице Альдо можно было прочесть удивление. Бурин, спускавшийся за ним, словно извиняясь, поднял плечи.

– Я здесь производил розыски, – объяснил Бурин.– Это было в течение двух дней. Гном никогда не забывает место, где он однажды был.

– Но где же здесь дорога для бегства? – спросил Альдо, остановившись на последней ступеньке.

Бурин сморщил лицо, точно хотел сказать: «Откуда я знаю?»

– Подождите минуточку, господа, – раздался из темноты голос Илоны.

Показался слабый, мерцающий свет свечи. Альдо удивленно оглядывался по сторонам. Это был просторный подвал: глиняные кувшины с вином стояли по одну сторону, а плетеные корзины с овощами – по другую. Здесь можно было увидеть бочонки с кислой капустой, а еще колбасы и окорока, висевшие под потолком. Альдо и сам раньше был в этом подвале, где они обнаружили гнома. Но если он не ошибался, тогда здесь находились совершенно иные вещи.

– В последний раз, когда я тут был, везде лежали книги! – воскликнул Бурин.

Талмонд не мог сдержаться.

– Что болтает этот гном? – проворчал он. – Какие книги? Здесь никогда не было никаких книг.

Сверху раздался шум. Городская стража была уже здесь.

– Нет времени, нет времени, – поторопила их Илона. – Помогите мне отставить эту бочку...

Гилфалас откликнулся первый. Несмотря на хрупкое сложение, он был на редкость силен. Он отодвинул большую бочку, стоявшую в углу. Беглецы, ожидавшие увидеть потайную дверь, разочарованно переглянулись.

– Люк!

Крышка в полу была так покрыта грязью, что в полумраке ее невозможно было заметить, если специально не искать. Единственное, что бросалось в глаза, было торчавшее из пола металлическое позеленевшее от времени кольцо. Бурин ухватился за него и с силой дернул. Лязг и скрип ржавых петель был заглушен шумом и грохотом, доносившимся сверху.

– Кто-нибудь подумал о том, чтобы закрыть дверь, ведущую в подвал? – спросил Альдо.

– Не беспокойся! – отозвался Горбац.

Больг, несмотря на стремительное бегство, все предусмотрел.

– А что это? – спросил Альдо, с любопытством вытянув вперед шею.

Поток гнилого воздуха хлынул из глубины, а внизу, на дне шахты, что-то заблестело.

– Это городская канализация,– объяснила Илона. – Туннель ведет к реке. Конечно, если господа слишком изнежены, тогда они могут идти к стражникам.

Бурин нахмурил лоб:

– Нет, спасибо. Но залезет ли туда наш толстый друг, вот в чем я сомневаюсь.

– Я не толстый, – возразил было Талмонд, но тут же сообразил, что имели в виду не его.

Горбац уже снимал свою ношу. Он положил боевой топор, который взял с собой из крепости гномов.

– Подержи-ка! – обратился он к Альдо, у которого под тяжестью топора тотчас согнулись колени.

Сказав это, он полез в люк ногами вперед. Нижняя часть тела прошла без проблем. Упираясь в стены руками и коленями, он погружался все глубже. Дальше отверстие становилось уже.

– Застрял! – выкрикнул он. – Кто-то должен надавить сверху.

– Я маленький, но тяжелый, – сказал Бурин и прыгнул.

Раздался стук, когда гном приземлился на голову Горбаца. Затем он нащупал ногами плечи больга. Ухватившись руками за края отверстия, гном с силой надавил на больга, и тот полетел вниз, как продавленная в бутылку пробка. За ним последовал Бурин.

Гилфалас был следующим. Он зажал нос и скользнул вниз.

Альдо некоторое время колебался.

– Прыгай! – крикнул снизу Бурин. – Мы тебя подхватим.

Талмонд и Илона стояли рядом.

– Иди со мной, – сказал он. – В лесу нам будет неплохо.

Она засмеялась:

– И оставить здесь все? Теплую постель и еду каждый день? Нет уж, иди сам, но потом возвращайся, хорошо?

– А когда они придут, что будет с тобой?

– Кто узнал тебя, жеребца, тому уже не страшны какие-то там людишки или больги.

Талмонд хотел ее поцеловать, но в это время увидел стоящего и чего-то ожидающего Альдо.

– Ну что ты мешкаешь? Прыгай! – приказал Талмонд.

Альдо сначала сбросил вниз имущество Горбаца, а затем прыгнул сам. Прежде чем успел что-либо ощутить, его подхватили сильные руки. Кругом булькала вода. Альдо стоял по колено в вонючей жиже, пахнущей гнилью. Свод облицованного камнем канала был достаточно высок, так что Альдо и гном могли стоять здесь выпрямившись. А вот Горбацу и Гилфаласу пришлось согнуться. Где-то вдалеке брезжил свет. Там должна была быть река.

Что-то маленькое и мохнатое с шумом пронеслось мимо Альдо. Он глухо вскрикнул от неожиданности.

– Всего лишь крыса, – проворчал Горбац.

Всего лишь крыса? Неужели это не повод для беспокойства? Вероятно, здесь тысячи крыс, которые могут наброситься и своими острыми, как иголки, зубами разорвать их – да так, что от них ничего не останется: ни кожи, ни мяса, лишь обглоданные кости. Альдо так красочно все это представил, что больше ни разу не вскрикнул.

– Где Талмонд? – удивился Бурин. – Чего он ждет?

В этот момент раздался грохот. Это Талмонд прыгнул в канализационный колодец. С громким плеском он приземлился.

– Бш! – фыркнул Гилфалас, вытирая с глаз навозную жижу.

Люк закрылся за ними.

– Чего мы ждем? – спросил Талмонд. – Вперед!

Он начал прокладывать дорогу через нечистоты, как будто это было для него обычным делом. Прочие последовали за ним.

Сто шагов туннеля остались в воспоминаниях Альдо как самое отвратительное, что он когда-либо испытывал в своей жизни. Ни тюрьма Черного легиона, ни переход через болота не шли ни в какое сравнение с этим коротким отрезком во влажной неопределенной темноте, наполненной хлюпаньем и чавканьем нечистот. У Альдо было чувство, что все его поры забиты липкой грязью, что сам он стал частью нечистот, которые его окружают.

Но вскоре юноша вышел из туннеля. Яркий свет ослепил его, и поток свежего чистого воздуха проник в легкие. Спутники оказались немного ниже того места, где на рассвете отрезвляли негодующего Талмонда. Кусты и деревья, растущие возле отмели, укрывали от бдительных взглядов. Гилфалас лег на песок. Лицо его было бледнее, чем обычно, грудь поднималась и опускалась. Бурин расположился рядом с ним. А Талмонд уже отмывал свои сапоги, стоя в пенистой воде реки.

Горбац был последним, кто выбрался из туннеля.

– Как паршиво! – пробурчал он.

Альдо не выразил бы это лучше и точнее. Он двумя руками зачерпнул воду, чтобы вымыть лицо, благоразумно встав при этом выше впадения в реку клоаки. Долго-долго Альдо счищал и смывал с себя грязь, но все равно у него осталось ощущение, что вонь навсегда впиталась в его тело и одежду.

Талмонд Турионский сидел на берегу в нерешительности, как будто размышляя, что же делать с вновь обретенной свободой.

– И что же дальше? – спросил Альдо.

Мужчина с черной повязкой на правом глазу пожал плечами.

– Здесь в лесах прячутся люди, – сказал он наконец. – Несколько бывших помещиков и беглых наемников. Вы, как мне кажется, люди, которые умеют позаботиться о себе. Но если хотите, то можете к нам присоединиться.

Это было сказано так, словно Талмонду все равно, примут они его предложение или нет. Но в голосе его можно было уловить нечто похожее на искру надежды, что его слова не будут напрасны.

У Альдо сердце готово было выпрыгнуть из груди. Это было как раз то, чего он ждал.

– Шайка благородных разбойников? – спросил он восхищенно. – Вы грабите богатых и отдаете добычу бедным, да?

В этом случае легенда становилась реальностью. Талмонд фыркнул:

– Что забираем – это, конечно, правда. Но что касается отдавать... Ты очень смешной, малыш. Мы вне закона, и я был в городе, чтобы поменять часть трофеев на золото для покупки оружия и теплой одежды. Теперь вы это знаете. Итак, идете вы со мной или нет?

– Мы пойдем с тобой, Талмонд Турионский! – воскликнул Гилфалас.

ПРИНЦЕССА И БОЛОТНИК

Итуриэль шла сквозь туман. Она не знала, сколько времени идет, даже не могла вспомнить, как здесь оказалась. В памяти ее было только падение в пустоту и бесконечно длинная, окутанная дымкой дорога.

Затем она увидела их. Они лежали на берегу. Их волосы были светлы, их тела узки, совершенно не отмеченные знаками, которые оставляет время. У них были тонкие черты лица, брови вразлет, впалые щеки, заостренные уши. Это были эльфы. Они лежали с закрытыми глазами.

Сначала Итуриэль показалось, что они мертвы. Но, склонившись над одним из лежащих, она увидела, как равномерно поднимается и опускается его грудь. Тонко очерченные ноздри дрожат. Она протянула руку.

– Не трогай!

В тишине шепот прозвучал так громко, что Итуриэль испуганно отпрянула. Подняв глаза, она сначала не поняла, кто там стоит. Туман искажал фигуру до гротескных размеров, делая ее то большой, даже огромной, то совсем крохотной. Наконец девушка догадалась, что это Гврги.

– Ты разве не видишь? Они спят! – прошептал он.

Он подошел ближе и развел при этом руками. Попытка поднять плечи привела к тому, что жабры на его короткой шее вздулись и стали похожи на красные цветы. Это было и странно, и одновременно необычайно красиво.

– Мне жаль, что я тебя сюда взял, но я не мог поступить иначе, – произнес он.

– Где мы? И как мы сюда попали?

– Сразу два вопроса. – Он попытался улыбнуться. – Мы пришли через Врата Зарактрора. Припоминаешь? Они привели нас сюда, к истоку времени. Смотри, мир еще только формируется. Эльфы ждут, чтобы их разбудили. А лилии даже еще и не раскрылись.

Ее глаза широко распахнулись от удивления. Она смотрела на стебли, торчавшие из воды, зеленые побеги, наполовину скрытые туманом. Теперь Итуриэль поняла, где они находятся.

– Итиаз Кайден, – сказала она. – Воды Пробуждения.

Она так часто пела о месте, где Божественная Чета некогда разбудила эльфов.

– Но... я думала, что мир был создан именно в тот миг, когда Госпожа и Господин увидели друг друга...

Гврги приложил палец к губам:

– Тише, они могут нас услышать. А мы не хотим нарушить порядок вещей, не правда ли? Высший Мир и Подземный Мир оказались на краю существования, и водоворот времени нас выбросил на их берег. Пойдем, мы должны возвратиться, – сказал он.

Он взял ее руку. Его ладонь была сухая и теплая. Девушка поднялась и последовала за ним, как во сне. Итуриэль и Гврги шли между телами спящих до тех пор, пока не увидели вход в какую-то пещеру.

– Куда...

– Туда, где встречаются все времена, – ответил он.

Тогда Итуриэль вспомнила, что однажды уже была здесь, на этой дороге, ведущей в Зарактрор, вместе со своими спутниками, когда они искали вход в подземное царство гномов. Но тогда они видели лишь увядшие лилии и пересохшее русло.

И вдруг ее охватило горячее желание стать свидетельницей начала всех вещей, момента, который оставил неизгладимый след в душе каждого эльфа. Ей захотелось увидеть мир еще юным, свободным от печали и беспокойства.

Вот-вот это должно произойти, жизнь сделает первый вдох, сверкая в блеске утра, в свете нового солнца и юной луны. Она почувствовала, как все вокруг набухает и загорается. Глаза Итуриэль наполнились слезами, когда она обернулась и увидела...

Позади была лишь гладкая каменная стена.

Они оказались в закрытом помещении. Оно было круглое, как мир. Да, в некотором отношении это был сам мир или, скорее, то, что от него осталось. Ограниченное пространство. Камни, окружавшие его, были старые, древние. Даже медленные изменения, которые формировали и переформировывали горную породу с древних времен, даже они обрели покой. Бесконечное бремя мир взял на себя. Это было время конца.

В центре зала возвышался трон из камня, обработанного таким тонким резцом, что никаких следов инструмента нельзя было обнаружить. На троне сидел тот, кто своим спокойствием напоминал скалы, окружавшие его. Это был самый старый гном из всех, каких когда-либо видела Итуриэль. Его длинная борода, доходившая до колен, казалась такой же редкой, как и волосы. Лицо избороздили глубокие морщины, как будто все заботы мира оставили на нем свой след. Ни один мускул не двигался на его лице, ни один волос не дрожал на голове. Кожа была серой, как огрубевшая скала, но глаза, выглядывающие из-под кустистых бровей, блестели, глядя все еще ясно, без страха, без гнева, без горечи. Если бы не сияние глаз, то можно было бы подумать, что гном мертв. Но хотя последнее превращение и казалось неизбежным, он был еще полон жизни.

– Кто это? – прошептала Итуриэль.

– Это Ардхамагрегорин, Владыка гномов, – тихо ответил Гврги. – Один из первых гномов, порожденный рукой Владыки Подземного Мира. Ему предписано оказаться последним, прежде чем мир завершит свое существование.

– Стало быть, мы в Подземном Мире? – переспросила девушка.

– В Подземном Мире, в конце всех вещей. Пойдем, у нас мало времени, – поторопил ее Гврги.

Он взял ее руку, и она вновь позволила вести себя. За троном имелось отверстие в стене. Чтобы пройти за Гврги, Итуриэль пришлось нагнуться. В тот же миг темнота окутала ее.

Когда девушка выпрямилась, то обнаружила, что находится в другой, еще более просторной пещере. Была видна вода, струящаяся по сталактитам, которые свисали с потолка филигранным узором. Накапливаясь на их остриях, масса воды становилась слишком большой, чтобы удержаться. То здесь, то там время от времени падали капли. Это походило на некое вечное гидротехническое сооружение. Капли со звоном опускались на сталагмит-сосульку, растущий снизу, навстречу своему собрату-противнику. Так и росли они во тьме в надежде когда-нибудь, по прошествии неисчислимого количества лет, соединиться.

Здесь было темно, но все же Итуриэль удалось разглядеть то, что ее крайне удивило: каким безучастно-равнодушным выглядело это творение искусства, созданное самой природой.

– Пошли, мы должны спуститься еще глубже, – сказал Гврги.

Итуриэль не задавала вопросов. Девушка последовала за ним через едва заметное отверстие, которое открылось в стене. Они прошли по извилистому пещерному ходу.

Их взорам предстал скальный купол. Он поддерживался массивными опорными пилястрами, высеченными прямо в скале. Они устремлялись вверх, как огромные деревья, тонко разветвляясь у самого свода. Это был камень, превратившийся в настоящий лес, в листьях которого все красочно искрилось.

Здесь были разнообразные птицы и животные, от самых крохотных, едва заметных, до огромных, поражающих своим величием. Колибри словно застыли над цветами, переливаясь всеми оттенками; голубые зимородки погружались в глубины, откуда, полыхая, взлетал вверх феникс. Здесь можно было увидеть сокола с бархатным опереньем, белую сову, закрывающую большие глаза от света, застывшего черно-бело-красного орла. С одной стороны являл себя зрителям гриф, чьи перья отливали бронзой. С другой – сидел василиск, покрытый серебристо-зеленой чешуей. В ветвях караулила гарпия, с перьями твердыми, как сталь. Змея быстро ползла меж сучьев, напоминая сверкающую извилистую линию, а за ней следовал пятнистый барс, напрягший сильные мышцы и, казалось, готовый прыгнуть в любое мгновение. Над всем этим раскинул свои могучие крылья огненный дракон.

Однако ничто в этой красоте не было естественным. Все, что так искрилось и блестело, будто наполненное жизнью, было искусно создано из великого множества драгоценных камней: агатов, аметистов и александритов, бериллов и хризолитов, гранатов, яшмы и кораллов, топазов, турмалинов и желтого циркона, напоминавшего прозрачное золото,

Казалось, что здесь постоянно дует ветер, раскачивая ветви. Шум исходил от водопада в центре купола. Если бы не было водоворота от падающей воды, растворявшейся в вихре, и нельзя бы было разглядеть завесу мельчайших капелек воды, то водопад можно было бы принять за хрустальную колонну. Поток ослабевал, проходя по акведуку, выполненному в форме клюва, далее струи низвергались и исчезали в круглом отверстии в полу. Потоки воды уносились в самые глубокие пучины мира.

– Это – сердце царства гномов на земле,– промолвил Гврги. – Ни Сводчатый зал, где высится трон Владыки, ни другие чудеса Подземного Мира не идут ни в какое сравнение с ним. Здесь гномы создали то, для чего появились на свет: картину творения мира из камней, в вечной хвале тому, в чьих руках всё.

Итуриэль не понимала, о чем он говорит.

– Пойдем! – снова произнес Гврги, указав при этом на винтовую лестницу, ведущую вниз.

Мгновение Итуриэль колебалась:

– Но...

– Нет, не бойся, – сказал он, будто прочитав ее мысли. – Нас не заметят. Для них мы здесь не существуем. Мы лишь остатки кораблекрушения на волнах времени, которые разбиваются о прибрежные скалы.

Сначала Итуриэль несколько удивилась его словам, однако в этом была несомненная правда. Ей казалось, что она пребывает во сне, из которого никак не может выйти. И словно во сне она последовала за Гврги вниз по винтовой лестнице.

Спускаясь, Итуриэль стала различать звуки, которые прежде заглушались шумом падающей воды. Это были свидетельства усердной деятельности: стук молотков и визг пил. Попав в зал, она обнаружила источник.

Это была гигантская мастерская. Сотни гномов сновали по ней либо стояли у бесчисленных верстаков и станков для обработки камня, у полировочных барабанов и наковален. Каждый из них был столь углублен в свою работу, что едва замечал, что делается вокруг. Впрочем, может быть, и волшебство Гврги сделало его и Итуриэль невидимыми, когда они проходили через мастерскую.

Между тем грохот водопада снова стал таким сильным, что перекрывал все прочие шумы. Искристый туман заставлял пол сверкать столь ослепительно, что создавалось впечатление, что это лед. На краю круглой шахты, в которую устремлялась вода, высилась странная конструкция из металла и камня. А внутри шахты находились большие круглые котлы, от которых, разветвляясь, тянулись желоба к высеченным из камня формам. Это было сооружение для отливки, однако плавильной печи видно не было.

Вскоре механизм был пущен. Система колес, стержней и рычагов пришла в движение. Котел повернулся на шарнирах, и ослепительный светлый поток потек по желобам.

– Что это? – невольно спросила девушка.

Однако ни один из стоящих рядом гномов не взглянул на нее.

– Это электрум, благороднейший из металлов, – объяснил Гврги. – Еще его называют подлинным серебром. Он добывается лишь в глубинах Зарактрора.

– А откуда он берется? – поинтересовалась Итуриэль.

– Посмотри сама и увидишь! – предложил Гврги.

Мерцающий поток поднимался из глубин водопада.

Между тем Итуриэль и ее проводник приблизились к самому краю шахты, не видимые никем. Шум воды здесь был таким сильным, что разговор казался невозможным, но Итуриэль все же понимала каждое слово Гврги.

– Так отправимся к сути вещей? – задал он вопрос, сверкнув глазами.

– Туда, вниз? – испуганно спросила Итуриэль.

Вода исчезала у ее ног в круглом отверстии.

– Доверься мне! – попросил Гврги.

Она сглотнула. Затем протянула ему руку. Вместе они шагнули и...

...полетели. Вода проносилась мимо них с огромной скоростью, но казалось, она не касается их тел. Итуриэль стала как будто бестелесной, не более осязаемой, чем тени, которые в непрерывном потоке, переливаясь всевозможными цветами, справа от них поднимались наверх, чтобы потом, слева, потемнев, снова низвергнуться в бездну.

Затем поток разорвал поднимающиеся тени. Это произошло так внезапно, что Итуриэль даже подумала, что ей все это померещилось.

Вокруг не было ничего, кроме падающей воды.

Путь в бездну казался бесконечным. Они опускались все ниже и ниже. Время и пространство потеряли свое значение.

Итуриэль и Гврги парили, как два листка, которые, сорвавшись с дерева, падают вниз.

Но вот внезапно поток устремился куда-то наружу, впадая в глубокий кристально чистый пруд.

Здесь, в самом основании мира, было темно. Но все же спутникам удалось различить, что находятся они в пещере, скорее даже в подземном склепе гигантских размеров. В центре его находился пруд, в который, пенясь и гремя, мчался поток воды. Лужи вдоль его берегов блестели и сверкали в тех местах, где вода и камень соприкасались с расплавленным серебром.

На краю гигантской пещеры сгущались тени. Они громоздились на мерцающих колоннах, то распадаясь, то складываясь по-новому. Они были едины, но одновременно их было множество.

В самом центре стоял тот, кто был темнее теней.

Его доспехи сверкали, и он стоял, опираясь на огромный черный меч. Длинные черные волосы падали на плечи. В глаза бросалась подчеркнутая окружающей тьмой бледность его рук и лица, худого и тонко очерченного. Глаза горели красноватым огнем, а на губе виднелась черная метка.

– Я Азратот.

Тень /или тени/ была /или были/ сбита /или сбиты/ с толку.

Прошлое было еще слишком молодым, чтобы оказаться забытым. Но там, где нет никакой структуры, чтобы удержать воспоминания, они становятся скоплением картин, которое мысль лишь с трудом может привести в порядок.

Петь над полем.

Грот виден на дне пропасти, где капля воды падает в маленький пруд.

Блеклый свет и бесконечное желание.

И дикое бегство вниз, только вниз, через скалы и камни, через ущелья и трещины, которых никогда не достигало сверкание золотого света верхнего мира, вниз, на дно, в самую глубину, туда, где вечный рев воды гасит все мысли, все чувства, все желания.

Прошло время.

Когда-то дыхание тени двигалось между сверкающим серебром и черной скалой.

Она еще существовала одна и в многочисленных образах. Ей, в ее одиноком существовании, был заметен лишь рокот падающей воды.

Здесь было место, где все кончалось, чтобы начаться вновь.

Было ли это любопытство, гнавшее тень наверх? Или это слишком громко сказано для существа, не способного на ясную мысль?

Тень поднялась из водопада. Сначала показалась лишь ее часть, чтобы затем снова унестись вниз, в серебристую лужу на краю пруда. Однако тень что-то постигала. С каждой попыткой она поднималась все выше. Казалось, что это игра, а тень была еще молода, и, как все юные существа, она любила играть. У нее появилась возможность испытать свои силы. С каждым отрезком, на который она поднималась вверх, увеличивалась ее свобода. Это продолжалось до тех пор, пока тень не достигла сводов зала, где падение воды брало свое начало.

Сначала она вообще не замечала других существ в зале. А те, похоже, ее заметили. Обычно создания из серебра и темноты принимают за игру света, обман зрения. Однако, когда тени стали появляться слишком часто, а поток их начал беспрестанно двигаться то вверх, то вниз, их заметили. И существа, находящиеся в зале, стали принимать меры, чтобы разгадать тайну тени.

Сначала они установили странные приборы вокруг водопада. Тень перестала понимать происходящее. Она не умела говорить и, кроме того, была полностью втянута в игру воды, двигаясь взад и вперед по бесконечному кругу. Лишь изредка ей удавалось бросить взгляд на то, что находилось вне водопада. И увиденное пробегало по всей ее цепи. Так постепенно тень узнавала о странных существах, населяющих зал. Они отличались от всех тех, о ком она имела представление. Эти существа были маленькие и коренастые, с волосами, которые росли не только на голове, но также свисали и под подбородком. Тень назвала их бородатыми.

Она поняла их намерения лишь тогда, когда они поймали ее.

Крик прошел через всю стаю теней, когда одна из них или ее часть была вырвана из цепи. Тень или часть ее содрогнулась, так как потеряла все, что имела прежде, – блеск серебра и водную дымку. Она была брошена в гудящую сеть, из которой не могла освободиться.

– Ты – наше творение, – произнесли бородатые.

Тень не поняла, что они сказали. Была ли она старше их? Или бородатые уже существовали до того, как она родилась? Тень вспоминала с большим напряжением, чтобы ответить на этот вопрос. И одна, без своих братьев или части их, она была не в состоянии справиться с этим.

– Неси нам серебряную руду!

Тень не понимала, для чего им серебряная материя, которая была только красивой и не служила ни для чего, а лишь блестела. Между тем она начала раскаиваться в том, что искала путь из темноты.

– Или мы причиним тебе страдания.

Тень не знала, что это значит.

Они научили ее этому.

Все началось с гудения, а затем превратилось в безмолвный крик, который сотряс каждую нить ее существа. После чего по ней пропустили электричество. Тогда тень быстро, как только могла, снова погрузилась вниз, в глубину. Известие о том, что произошло, распространилось по цепи с быстротой мысли.

Так началось время рабства. Пока тень доставала для бородатых серебряную материю из глубины, ее оставляли в покое. Когда же река серебра текла медленнее или останавливалась, один из членов цепи бывал вырван и замучен. После этого тень уже боялась бунтовать. Она привыкла к постоянному ритму движения вверх-вниз и теперь не могла больше ничего, кроме как выполнять эту непрерывную механическую работу.

Это происходило до тех пор, пока в глубокой пещере не появилось существо и не проникло в ее душу, сказав:

– Я – князь Теней!

– Я Азратот. Я знаю, что происходит.

Тень упорствовала. Она двигалась вокруг существа из темноты, но в то же время сохраняла надлежащую дистанцию.

– Как твое имя? – спросил князь Теней.

В ответ последовало неопределенное мерцание.

– Имя? Что такое имя? Я или мы не имею или не имеем никакого имени. Мы одно, но нас много. Мы есть смерть, однако мы живем.

– Я дам вам имя, – произнес Темный. – Я назову вас Сагот, что значит «легион» на темном языке. И я дам вам цель.

Тени хранили молчание.

– Смерть бородатым! – произнес Азратот.

Одним движением руки он освободил их. Тени взлетели вверх, исполненные только одной мыслью: Смерть бородатым!

Они собрались там, где гремящий поток устремлялся с высоты вниз. Тени нырнули в бурлящую воду, дернулись наверх и исчезли. Это произошло так быстро, что едва можно было заметить глазами или ощутить какими-то другими органами чувств, которые здесь, в темноте, заменяли глаза.

Он продолжал оставаться во мраке. Его лицо дрожало. Затем он внезапно повернул голову. Его взгляд скользнул по тому месту, где стояли Итуриэль и Гврги.

Только один миг Итуриэль оставалась под свирепым, безжалостным взглядом князя Теней, но миг этот показался ей вечностью.

Взгляд прошел дальше, прочь от нее и ее спутника. Он их не видел.

Вдруг лицо Азратота исказилось, словно от боли. Его рука судорожно забилась перед грудью. Одно мгновение девушка видела внутренним взором, что князь Теней держит в руке пылающее колесо, обруч без начала и конца.

Подул ветер, потоки воздуха отправляли брызги водопада в далекий путь. Одежда и волосы князя Теней развевались. Он прошел сквозь Итуриэль и Гврги, словно они были бестелесными тенями.

Слабое мерцание, наполнившее склеп, заставило дрожать весь огромный зал в его основании.

Затем свет устремился туда, где секунду назад стоял Азратот, князь Теней.

Итуриэль ждала, пока вихрь не стихнет.

– Куда он исчез? – поинтересовалась она у Гврги.

– В прошлое, откуда он приходил, – объяснил тот. – Я думаю, он пытался уничтожить гномов, чтобы они не могли в далеком будущем помочь нам найти Сводчатый зал, а значит, и путь к нему.

У Итуриэль голова пошла кругом.

– Разве будущее будет не таким, из какого мы пришли?

– Только если время позволит ему стать таким. Для нас оно лишь часть прошлого, но только для нас. Мир не будет таким, каким мы его знали. Перед нами оказалась его другая сторона.

Когда она снова непонимающе взглянула на него, он сказал:

– Пойдемте, я покажу.

Снова дорога вела их через какой-то туннель, и они попали в большую галерею, где из земли извергался поток воды.

Откуда-то доносился лязг оружия. Из темного отверстия выбегали гномы. Одетые в старинные доспехи и шлемы, они имели при себе мечи и боевые молоты. Однако от врага, который преследовал их, это вряд ли могло уберечь.

Тени были всюду. В то время как лезвие касалось их, они извивались и какая-то часть отрывалась и, пылая, умирала на полу пещеры. Но основная часть тотчас воссоздавалась. Когда же тени касались чего-либо, будь-то металл, камень или живая плоть, тогда все это растворялось, само становилось тенью.

Маленькая кучка гномов стояла на обломке выступа. Пути к отступлению у них не было. Окружая, тени хватали их своими черными пальцами. С выверенной точностью защищались гномы. Там, где ударял один, прикрывал другой. Когда один отступал, товарищ сразу же занимал его место. Несмотря на безнадежность своего положения, они даже пели или, скорей, выкрикивали заклинание:

–Владыка! – кричали они. – Владыка!

И он явился на зов. Великолепные доспехи сверкали на нем. Тонкой работы кольчуга, украшенная сверкающими драгоценными камнями, отливала серебром. На щите и шлеме были вырезаны рунические знаки власти. Рогатый шлем украшал знак, на который только он имел право: глипт Фрегорина, Владыки Зарактрора. В руке он держал огромный боевой топор.

Свет, исходивший от него, был сильнее, чем камень или железо. Он шел от кольца на его правой руке. Золотое кольцо с аметистом излучало сияние, смертоносное для теней.

Свет горел. Он проникал в темную сущность, заставляя ее таять, как снег на солнце. Только этот снег был не белым, каким он бывает на вершинах гор, а черным как сажа, как вещество из потустороннего мира, подобное черноте, подстерегающей за звездами.

И тень кричала.

Это не была боль, которую тень уже когда-то испытывала.

Ей были знакомы боль и разрушение. Но этот свет истреблял саму основу ее существования.

Там, куда он был направлен, находилась сущность тени. Она не могла выдержать его сияния. Когда тень бледнела, тогда прекращалось существо Сагот, которое могло быть и в единстве, и во множестве.

Сагот убегал. Напрягая остатки сознания, искал он спасение в бегстве. Он хотел найти место, где был бы, в безопасности, место, где кончаются все пути.

В глубине.

Гномы возликовали. Они спрыгивали с выступа и преследовали отступающую тень. Ими владело желание показать врагу, кто здесь подлинный хозяин.

– Остановитесь! – прогремел голос Фрегорина.

Но гномы его уже не слышали.

Тень отступила в места, прежде недоступные гномам. Вскоре преследователи заблудились. И тогда путь им преградили бледные, призрачные фигуры.

– Назад! – закричал один из гномов своим товарищам.

Однако они его не послушались. Пролилась кровь. Жизненный сок этих бледных созданий был таким же красным, как кровь, которая течет в венах гномов, людей и эльфов.

Гномы почувствовали, что они сильнее. Однако бледных было слишком много, и там, где падал один, сразу же на его место вставали двое.

– Назад! – послышался теперь уже голос Фрегорина.

Гномы вняли Владыке. Продолжая сражаться, они шаг за шагом стали отходить. Противник наступал, вооруженный уже не только когтями, зубами, камнями и палками, но и захваченным у гномов оружием. И теперь уже ряды гномов таяли, как прежде тени под магическим светом.

А потом появились они, огромные и безмолвные, бесшумно выступив из мрака. У них не было ни глаз, ни лиц. У них не было даже оружия, но они в нем и не нуждались. Их оружием была сила духа. Она поразила гномов, превратив их костный мозг в лед, а кровь – в воду.

– Вот как начиналась, – тихо сказал Гврги, – война гномов и карликов. Из-за какого-то недоразумения. А все потому, что два мира, которые извечно должны были быть разделены, встретились. Но кто знает, может быть, это и к лучшему?

– И как все это закончилось? – испуганно спросила Итуриэлъ.

– Пойдем, я тебе покажу, – прошептал Гврги.

Он снова повел ее, держа за руку, через тенистые галереи и туннели. То здесь, то там слышались крики и лязг оружия. Девушка понимала, что все, что она видит и слышит сейчас, в действительности тянулось десятки, если не сотни лет.

С каждым шагом они не продвигались вперед, а прокладывали себе путь назад во времени.

Наконец они вошли в Зал предков, длинное сводчатое помещение, скорее походившее на галерею, чем на зал. Справа и слева в высеченных нишах стояли каменные саркофаги. Пораженная Итуриэль проходила мимо них. Даже Гврги, который всегда казался таким непоколебимым и спокойным, выглядел очень удивленным. Все они, а их были сотни, если не тысячи, оказались закрыты. Подобно безмолвным окаменевшим стражам, стояли они здесь, никак не украшенные. Лишь на крышках были высечены имена покоившихся там.

– И все они мертвы? – прошептала Итуриэль.

– Все до единого, – тихо пояснил Гврги.

В конце зала стоял Фрегорин. В руках он с трудом удерживал тело какого-то гнома, который, казалось, был невероятно тяжел.

С неимоверными усилиями Владыка положил умершего в гроб, стоявший в последней нише. Затем послышался скрежет закрывающейся крышки.

Одно мгновение Фрегорин стоял погруженный в раздумье или в безмолвную молитву. Внезапно раздались громкие удары.

– Карлики, – ответил Гврги на вопросительный взгляд Итуриэль. – Они ломают дверь.

Фрегорин повернулся. Круглый вход в зал закрывала каменная плита. Владыка гномов ухватился за нее и отодвинул в сторону. Он вошел в раскрывшееся отверстие, при этом не побеспокоившись о том, чтобы задвинуть за собой тяжелую каменную плиту.

Итуриэль и Гврги последовали за ним. Когда они покидали Зал предков, девушка обернулась.

Саркофаг в последней нише был открыт. За ним, прислоненная к стене, стояла крышка, на которой виднелся уже знакомый знак, глипт Владыки Зарактрора.

– Но... я видела, что саркофаг был закрыт. Фрегорин... – удивилась Итуриэль.

– Маленькое отличие с существенными последствиями, – с ухмылкой сказал Гврги. – Князь Теней не мог об этом догадаться, так как в это время война между гномами и карликами была короче, кровопролитней и закончилась иначе. В том времени, из которого мы пришли, в живых не остался никто.

– Как же так? – удивилась Итуриэль.

– Тени раньше или позже освободились бы. Но это длилось бы гораздо дольше, до тех пор, пока гномы не нашли бы дорогу в другое царство. И так умирали бы они один за другим, а господин Фрегорин от отчаяния превратился бы в камень, – объяснил Гврги.

– Кто же тогда положил бы его в саркофаг?

Гврги посмотрел на девушку своими светлыми глазами:

– Вы не помните, что сказал Владыка Подземного Мира? Вероятно, это был он сам, но только не хотел в этом сознаться. А может быть, это были карлики, так как они никогда не испытывали ненависти к нему. В конце концов, они и разыскивали Владыку.

Внезапный скрежет заставил его посторониться. Огромные створки двери, которая вела в Сводчатый зал, начали медленно закрываться.

– Быстро! Ведь если Владыка Фрегорин закроет их, мы не сможем войти! – воскликнул Гврги.

Они успели проскользнуть прежде, чем дверь с глухим стуком закрылась.

Фрегорин стоял у входа в зал. От кольца на его руке шел свет, и его сверкающий луч запечатал дверь. Какой-то миг портал как будто был объят пламенем. Затем свет стал блекнуть и, наконец, исчез совсем.

Медленно Фрегорин обернулся. У него был вид старого уставшего человека, для которого бремя жизни стало чересчур тяжелым, чтобы нести его дальше. Он с трудом снял кольцо с пальца. Из сумки, висевшей на поясе, он достал конверт. Фрегорин положил туда кольцо. Затем он подошел к краю круглого бассейна, находящегося в центре зала. Конверт порхнул вниз. Одно мгновение он лежал на поверхности сверкающей черной воды, так что можно было увидеть изображенный на нем глипт Владыки гномов. Потом конверт исчез, не оставив на воде даже кругов.

Тем временем Фрегорин, ступая медленными тяжелыми шагами, поднялся на площадку по другую сторону бассейна. Там стояли два трона. Он помедлил секунду, затем сел на трон, стоящий справа, и положил руки на каменные подлокотники.

Превращение оказалось ужасным и удивительным одновременно. Все началось с ног. Сначала кожа черных сапог приобрела матово-серый оттенок. Потом ткань на коленях потеряла эластичность. Кольца на кольчуге потускнели. Руки, лежащие на каменных подлокотниках, застыли. Затем кожа лица стала восковой, а блеск в глазах исчез.

– Камень к камню,– сказал Гврги.– Это должно быть понятно тем, кого сотворил Владыка Подземного Мира. Когда пришло время, они снова стали такими, какими были изначально.

Вокруг царила тишина. Казалось, даже бесконечно медленное движение большого купола над их головами, измерявшее своим вращением ход времени, на мгновение прервалось.

В тишине послышался голос Итуриэль:

– Когда-то он был велик. Мы должны отдать ему дань уважения.

Она опустила голову. И пока девушка, пришедшая из начала времен, размышляла о конце всех вещей, из глубин горы донесся какой-то шум.

Это были барабаны. Барабанная дробь раздавалась где-то в глубине.

– Мы больше не можем здесь оставаться. Мы должны возвращаться из мира сна в мир живых, – объявил Гврги.

Итуриэль подняла глаза. Ее взгляд упал на черный пруд, блестевший в центре зала.

– По этой дороге? – догадалась она.

Он кивнул, насколько позволила это сделать короткая шея.

Девушка подошла к краю бассейна.

– А что это за послание, которое Владыка Фрегорин бросил сюда вместе со своим кольцом? – спросила она.

– Он был осужден своим братом Ардхамагрегорином. Осознавая вину, Фрегорин просит его прийти сюда, чтобы охранять Врата.

– И он придет?

– Это другая история, – ответил Гврги. – А мы должны посмотреть, что происходит с нашей, не правда ли?

– Пойдем! – согласилась девушка.

Она улыбнулась и взяла его за руку. В последний раз ее взгляд пробежал по залу, по запечатанной двери, по окаменевшему гному на троне. Наконец Итуриэль отважно шагнула в чернильную темноту.

Он прошел сквозь безвременный мир.

Туман опустился на скалистые утесы, и можно было разглядеть лишь голые камни земли. Среди скал подстерегали бесконечно глубокие пропасти. Небо над головой имело сероватый оттенок, как и весь окружающий мир, ибо там, где нет времени, нет и солнца.

В туманной дымке показался некто коренастый в коричневом плаще и грубых сапогах. В руке он держал палку.

Единственное яркое, что можно было увидеть во всем этом обесцвеченном мире, – его рыжие морковно-красного оттенка волосы.

– Альдо! – захотел крикнуть видевший все это.

Но крикнуть было невозможно, ибо здесь не существовало звуков.

Еще он увидел серое животное, стоявшее возле ущелья. Это был осел. Он выглядел оголодавшим и изнуренным. Его взгляд был одновременно недовольным и потерянным.

А поодаль он заметил большой окутанный туманом каменный мост, повисший над бездной.

– Там дорога!

– Ким! – Фабиан тряс его. – Ким, проснись!

Ким в испуге вскочил. Было раннее утро. Солнце еще не появилось из-за вершин. Было холодно. На скудном кустарнике и травах, растущих на горных отрогах, лежала роса.

Вокруг разместились группами люди. Женщины и дети лежали под повозками, свернувшись калачиком. Что касается мужчин, то одни несли караул, а другие лежали у огня. Больги сидели отдельной маленькой группой в стороне.

Они были счастливы уже потому, что их никто не преследует. Но исчезновение колонны никого не обеспокоило. Казалось, внимание князя Теней направлено на что-то другое.

– Так ты нашел дорогу? – поинтересовался Фабиан.

– Что? – удивился Ким.

– Ты разговаривал во сне и воскликнул: «Там дорога!»

– О!

Киму показалось нелепым, что Фабиан говорит сейчас о его сне, где он видел Альдо и осла. Ким обратил взор в сторону юга, к горам, залитым лучами утреннего солнца.

– Я уверен, что там есть дорога, – размышлял он вслух. – Во всяком случае, была, когда мы шли здесь в прошлый раз. Неужели ты забыл?

Фабиан наморщил лоб. Каждый раз, когда Ким напоминал ему о прошлом, которое лежало где-то в возможном будущем, у него мутилось в голове.

– Теперь, когда ты говоришь об этом, я начинаю припоминать, – сказал он.

– Я предполагаю, что дорога первоначально шла дальше, – продолжал Ким с воодушевлением. – Это древняя дорога гномов, ведущая в Зарактрор. И если мы последуем через предгорье на юг, то выйдем на нее.

– Надеюсь, ты прав, – произнес Фабиан.

Постепенно лагерь просыпался. Быстро был приготовлен завтрак из запасов конвоя.

– Это получше, чем пойло, которое дают работающим в крепости, – проворчал Фабиан, нарезая колбасу.

При этом он заметил, что у него все еще кинжал, который ему дал фольк.

– С благодарностью возвращаю,– сказал Фабиан. – А себе я тут что-нибудь раздобуду.

Взяв кинжал, Ким усмехнулся:

– Он мне теперь дорог как бывший кухонный нож императора, а не как оружие.

– Люди полуголодные. Я бы хотел, чтобы по крайней мере у нас был котел для приготовления похлебки. Мне вспоминается суп, который готовила Марина,– мечтательно вздохнул Фабиан.

– Мне тоже, – грустно отозвался Ким. – Но сейчас не до воспоминаний. Мы должны отправляться.

Обоз был готов. Ким и Фабиан пошли впереди. За ними последовало несколько мужчин, вооруженных копьями и щитами. Следом шли женщины и дети, а завершал шествие вооруженный арьергард. Повозка ехала в середине. Больги держались чуть в стороне, ибо к ним бывшие пленники относились все еще настороженно.

Солнце было уже высоко над горами, когда зоркие глаза Кима разглядели на середине холма светлую ленту, которая обвивала его.

– Вот! – воскликнул он. – Это похоже на дорогу.

Фабиан высказал сомнение:

– Скорее всего это какая-то горная тропа.

Взгляд Кима проследовал по направлению дороги к вершинам, которые все еще дымились в красноватом отблеске солнца. На глаза навернулись слезы, и он отвернулся.

– Что случилось? – забеспокоился Фабиан.

– Там какой-то свет, – объяснил Ким. – Наверху, на горе. Он меня ослепил. А ты не заметил?

Прищурив глаза, Фабиан посмотрел в сторону далекой горной цепи.

– Ничего не вижу, – сказал он. – Наверное, ты слишком долго смотрел на снег.

– Нет! – возразил фольк, поднявшись. – Я не ошибся. Это был свет, и мы должны идти туда.

РАЗБОЙНИКИ СО СКАЛ

– Как медленно! – пробурчал Альдо себе под нос. – Я даже не вижу леса из-за этих деревьев.

– Что ты сказал? – спросил, наклонившись, тот, кто шел рядом с фольком. При этом его маленькие глазки засверкали. – Это шутка?

С того момента, когда искра юмора проблеснула в больге, он стал воспринимать окружающий мир преимущественно с комичной стороны.

– Я хотел лишь сказать, что мне уже порядком надоел лес, – уточнил Альдо.

Горбац обдумал эти слова, но, по-видимому, не нашел в них смысла.

– Ты не любишь лес? – спросил он удивленно.

– Люблю, но только тогда, когда его не так много,– вздохнул Альдо.

– А-а-а... – протянул понимающе больг.

Сейчас они двигались по той же дороге, по которой шли в Аллатурион. Однако она была совсем не такой, какой запечатлелась в памяти. Конечно, эти воспоминания находились за многие столетия вперед, в будущем – в том будущем, возникновению которого они пытались воспрепятствовать.

Вдоль дороги то здесь, то там виднелись поля, обрабатываемые крестьянами, от взглядов которых Гилфалас оберегал друзей своей магией.

У Альдо было такое чувство, будто за каждым деревом и кустом их поджидает враг. Даже мелькание белки среди ветвей или шуршание лесной мыши в траве заставляли его вздрагивать. Казалось, с Бурином происходит то же самое. Хотя он и привык к вечным сумеркам, живя в пещерных залах под горой, все же изменчивый мерцающий свет, с трудом проникавший через лесной покров, тревожил его. Гилфалас скользил от тени к тени, как всегда ступая с легкостью и грациозностью. Но создавалось впечатление, что он перебегает от одного прикрытия к другому. Даже больг недовольно оглядывался по сторонам, как будто ощущал на себе чьи-то взгляды. Только их проводника Талмонда ничто не беспокоило. Этот лес был его владением. Здесь он был хозяином.

Альдо обрадовался, когда во второй половине дня они наконец достигли просеки, где могли сделать привал. Неподалеку журчал ручеек, водой которого путники утолили жажду. Хлеб стал черствым, фрукты из Потаенной долины давно потеряли свежесть, но все равно это было лучше чем ничего.

– Грибы, – сказал Альдо, – мы могли бы набрать грибов! Около ручья их должно быть много. Затем их надо тонко нарезать и с луком... и маслом... поджарить на сковороде.

Он вздохнул.

– Очень смешно! – ухмыльнулся Горбац.

Растянувшись на земле, Альдо взглянул на него.

– Я мог бы взять твой шлем и в нем их приготовить, – предложил он.

Улыбка сразу же исчезла с лица Горбаца.

– Не очень смешно! – заметил он.

Гилфалас, прислонившись к молодому деревцу, смотрел на Талмонда. Рыцарь выковыривал из зубов остатки пищи.

– Господин Талмонд, сколько времени нам еще идти? – спросил вежливо Гилфалас.

Тот скривил в ответ лицо. Это была не улыбка, нет, улыбался только его рот, но не глаза.

– Да, пожалуй, мы уже пришли, – сказал он.

Затем он сунул два пальца в рот и свистнул. Внезапно, словно из ниоткуда, появились люди. Их одежда представляла собой весьма живописные лохмотья. На некоторых даже были доспехи: у одного – шлем, у другого – кольчуга или поножи. В руках они держали короткие луки. Тетива была натянута, а стрелы направлены на путников.

– Боюсь, на этом наши пути расходятся, – продолжал Талмонд. – Я не создан для роли героя, которую для меня назначил ваш юный друг. – При этих словах он показал на Альдо. – Но прежде я вас прошу, чтобы вы избавились от вашего оружия и денег. Мне и моим людям они пригодятся. Я надеюсь, вы это воспримете спокойно.

Лицо Бурина стало таким же красным, как и его борода. Он ухватился за свой топор.

Альдо больше не понимал, что происходит вокруг. Талмонд Могучий... Ладно, он никакой не герой, а легенды врут. Но чтобы спаситель Среднеземья оказался просто-напросто разбойником с большой дороги?!

– Вы не можете... – пролепетал он.

– Слушайтесь приказа, – сказал рыцарь. – И прежде чем вы, господин Бурин, или ты, больг, что-то задумаете предпринять, советую вам хорошенько подумать. В вас могут быть пущены двадцать стрел.

– Двенадцать! – поправил Гилфалас. Он спокойно сидел, прислонившись спиной к дереву, как будто его это не касалось. – Я сосчитал. Их всего лишь двенадцать. Кстати, господин Талмонд, вы ведь, наверное, не знаете, что за каждым из ваших стрелков следят по меньшей мере два воина-эльфа.

– Как? Где? – Талмонд осмотрелся по сторонам. – Я никого не вижу.

– А вы верите лишь тому, что видите? – отозвался Гилфалас.

Ему даже не пришлось свистеть. В следующее мгновение они были повсюду, фигуры, одетые в зеленые одежды, с мечами, копьями и луками. Из полумрака леса выступили воины. Просека наполнилась серебристым, переливающимся хохотом.

Талмонд стоял, словно не понимая, что происходит. Затем он со вздохом опустил плечи.

– Это предприятие оказалось неудачным, – грустно признался он. – И что же теперь будет со мной и с моими людьми?

При этом он кивнул в сторону разбойников, которые уже опустили оружие. На их лицах можно было увидеть страх и уныние.

Гилфалас поднялся одним плавным движением.

– Веди нас в свой лагерь, а там посмотрим, – сказал он.

Один из эльфов, еще совсем молодой, со светлыми волосами, подошел к Гилфаласу и спросил что-то на языке элоаи. Тот в ответ покачал головой.

– Что он сказал? – полюбопытствовал Бурин.

– Надо ли брать с собой оружие, – пояснил Гилфалас. – Но, по-моему, в этом нет необходимости.

Дорога к лагерю лесных разбойников оказалась такой узкой, что нужно было идти гуськом. Эльфы перемешались среди людей отряда Талмонда, но некоторые из них все-таки пробегали по краю, под деревьями. Густой лес не был для них препятствием.

Альдо посмотрел на белокурого эльфа, который, по всей видимости, был их предводителем.

– Откуда мне знаком этот парень? – тихо прошептал он Горбацу, идущему за ним.

– Гальдор, – проворчал больг.

Эльф обернулся. Он произнес что-то на своем языке, но, заметив, что его не поняли, перешел на Всеобщий:

– Откуда вам известно мое имя?

Альдо вздрогнул. Да, Горбац прав, это эльф, с которым они познакомились в Потаенной долине. Только сейчас он был еще совсем молод. Гальдор тем временем нахмурил лоб.

– О! – воскликнул Альдо. – Мы слышали о вас, не правда ли, Горбац?

– Легенду, – прогремел тот.

Талмонд, идущий впереди Гальдора, тоже остановился.

– Да! – усмехнулся он. – Они знают слишком много легенд. Я вам советую не верить ни одному их слову.

Гальдор посмотрел на него, как человек, который разглядывает вредное насекомое. Ему даже не пришлось ничего говорить. Талмонд втянул голову в плечи, повернулся и пошел дальше.

Было трудно определить расстояние, которое они преодолели. Солнце уже начало садиться, когда дорога стала подниматься в гору, а лес – редеть. Они приближались к южному отрогу Серповых гор. Впереди сквозь кроны деревьев просвечивали отвесные скалы. Где-то здесь, неподалеку, должно находиться ущелье, через которое они попали из Потаенной долины в Аллатурион.

Альдо присматривался, но не видел ничего, что было бы ему знакомо. Снова у него появилось чувство, которое его уже когда-то посещало: он, фольк, которому нет еще и двадцати лет, оторван от дома на многие мили и тысячи лет. Ему никогда не было так одиноко.

– Мы скоро должны быть там, – пробурчал Горбац, идущий позади него.

Прочитал ли больг его мысли или у него было такое же состояние? Иногда Альдо думал, что единственное существо во всем мире, способное его понять, – это примитивный больг, о котором бы никто никогда не сказал, что он способен на сопереживание.

Внезапное жужжание стрелы, ударившейся о камень и отскочившей от него, напугало фолька.

– Ни шагу дальше! – послышался голос сверху, из-за выступа.

Он казался слишком молодым. Но эльфы уже начали выстраиваться в цепь.

– Пропусти нас! – закричал Талмонд. – Они превосходят нас в силе. Сопротивление бесполезно.

– Мы друзья! – поспешил заверить Гилфалас. – Мы не хотим вам сделать ничего плохого.

Вскоре из-за скалы показалась фигура с арбалетом в руке. Тот, кто оттуда вышел, оказался таким же оборванцем, как и люди из отряда Талмонда. Это был совсем молодой парень, худой и взъерошенный. При взгляде на него сразу становилось ясно, почему именно его поставили сюда, на стражу. Его левая рука заканчивалась на локте, а дальше шел кожаный манжет с железным крюком.

Стражник был недоволен.

– Что это за люди? – спросил он.

– Эльфы, – бросил Талмонд. – Эльфы, гном и.... Да почем я знаю? Друзья, одним словом.

– Хорошенькие друзья! – ухмыльнулся стражник.

Он опустил арбалет. Тут же справа и слева от него вынырнули из пустоты два эльфа. Парень посмотрел на них с удивлением, затем вздохнул так, как будто был даже рад, что все так получилось.

Лагерь располагался в котловине, которая прижималась к серым скалам, а с боков поросла лесом. С юга и с востока доступ затрудняли обрывистые стены. На севере, из-за скалистого рельефа, сюда невозможно было пройти. С запада виднелся единственный проход между скал, но он был настолько узким, что несколько человек могли бы легко его оборонять от целого войска.

Бурин начал притоптывать ногами от радости, что нескончаемые леса остались позади.

– Твердый камень, как я его люблю, – объяснил он и, оглядевшись, добавил: – Дайте мне полдюжины гномов и немного времени, и я из этого места сделаю крепость, о которую стотысячная армия разобьет головы.

Однако при ближайшем рассмотрении можно было убедиться, что защищать здесь особенно и нечего. Там стояло полдюжины хижин, сооруженных из бревен, ветвей и камней. В самом центре находилось место для костра, над которым висел большой котел. Дыма видно не было. Между хижин слонялись оборванные фигуры, в глазах которых читался голод.

Какая-то женщина подошла к Талмонду.

– Ты достал что-нибудь в Турионе? – спросила она. – Муку и соль?

А другая, в одежде из небеленой шерсти, добавила:

– И льна, чтобы можно было сшить одежду!

Талмонд отрицательно покачал головой:

– Меня выгнали из города. И пообещали за мою поимку вознаграждение. Я не могу идти туда.

– Тогда должен идти кто-то другой. Нам надо что-то есть и во что-то одеваться, иначе не пережить зиму, – произнесла третья.

– Денег больше нет – ни золота, ни серебра, лишь пара медных монет. Всему виной они.

Сказав это, Талмонд указал головой на Алъдо и его спутников.

Какой же он мерзавец, подумал Альдо, который все меньше и меньше уважал главаря разбойников. Оставил все деньги в публичном доме, а теперь обвиняет нас!

Альдо только открыл рот, чтобы высказать все это, но его опередил Гилфалас:

– Мы принесли с собой еду и вещи, которые вам пригодятся.

Женщины уставились на него. В их глазах читалось полное непонимание.

– Разве это не так? – спросил Гилфалас, повернувшись к Гальдору.

– Как скажет мой господин, – подтвердил тот.

Тут показались эльфы. На плечах они несли шесты, на которых висели гирлянды из фруктов и дичи: зайцы, косули, фазаны. Некоторые держали большие кувшины и мешки с мукой. Шествие замыкали эльфы с рулонами льняного полотна, сотканного так плотно, что никакой ветер не мог бы его продуть. Были тут и плащи из непромокаемого сукна, шапки и колпаки, ремни и сапоги. Словом, все, что было необходимо для жизни.

Пока мужчины Талмонда стояли и смотрели, женщины проворно утащили принесенное эльфами и разожгли огонь. Тут же начались старательное ощипывание и разделка. Между двумя хижинами, стоящими на краю скалы, возвышалась полуразвалившаяся большая каменная печь. Ловкие и крепкие руки Бурина быстро привели ее в порядок. Вскоре аромат свежевыпеченного хлеба наполнил долину.

Между тем эльфы сделали следующее: из тонких стволов они в одно мгновение соорудили остов. Затем покрыли его шелком, отливающим разными цветами. Так был сооружен павильон, который, казалось, парит между небом и землей.

Столы и скамейки были поставлены в круг. Вскоре были зажжены факелы, ибо наступал вечер. Принесли еду и вино, которым наполнили деревянные кружки. После того как все утолили голод, зазвучала первая песня:

Только Талмонд сидел молча. Взгляд его был мрачен.

Из темноты появилась еще одна группа эльфов. Оружие брякнуло, ударившись о землю. В свете факела засверкали мечи и топоры, луки и щиты – великолепные произведения искусства. Изготовлены они были в мастерских эльфов, но предназначены для грубых человеческих рук.

Талмонд вытер жир с бороды, громко рыгнул, после чего взял в руки топор. Он взвесил его в руке и воткнул для пробы лезвие в землю.

– Зачем это? – спросил он громко, чтобы затем самому ответить на свой вопрос: – Вы хотите склонить меня к вашему безумному плану: участвовать в штурме Черной крепости. Но меня и моих людей нельзя купить. Придется забрать вам все это обратно. И посмотрим, как вы справитесь с этим сами.

Он окинул взглядом сидящих в кругу. Послышался сердитый шепот. По-видимому, люди Талмонда не были с ним согласны. Однако рыцарь продолжил:

– Я считаю, что это сущее сумасшествие. Нас всего дюжина. Даже если эльфов было бы вдвое или втрое больше, даже если бы их было пятьдесят, что можем сделать мы против армии больгов? Их сотни. Это хорошо обученные солдаты, готовые умереть. Мы должны держаться от них подальше, если нам дорога жизнь.

Шепот вокруг не умолкал. Наконец одна женщина не могла себя больше сдерживать.

– Да разве это жизнь? – Ее голос прозвучал резко. – Только грязь и голод.

– А что будет дальше? – спросил один из мужчин.

– Даже то малое, что мы имеем, ты проматываешь в городе, – добавил кто-то третий под защитой темноты.

– Я считаю, что лучше славно умереть, чем так жить, – продолжал свою мысль первый.

– И мы можем вместе с эльфами стать легендой, – добавил молодой однорукий парень.

– Легенды, ха! – фыркнул Талмонд. – Говорю я вам, жизнь – это единственное, что ценно. Я совершенно обычный человек и не рожден героем. А если вы очень хотите погибнуть – ну что ж, погибайте!

– Но без вас ничего не получится, Талмонд Турионский, – сказал Альдо и сам удивился, откуда у него взялось мужество вмешаться. – От вас одного зависит будущее, будущее всего Среднеземья.

– Мне плевать на будущее! – проворчал Талмонд.

События дня – неудавшаяся засада, открытое неповиновение его людей – делали Талмонда все более неуверенным. Не хватало лишь последней капли, чтобы переполнить чашу терпения.

– Ладно, – произнес спокойно Талмонд, – делайте что хотите. А я возвращаюсь обратно в Турион.

– Где назначена цена за твою голову, – послышался голос из темноты.

– Где ценят такого мужчину, как я, – упорствовал рыцарь.

– К проституткам. Пока хватит денег, – продолжал голос.

– Где я никого из вас не буду видеть, – упрямо закончил Талмонд.

– Так говорит мужчина, который думает только о том, что видит, – сказал голос из мрака.

Талмонд оглянулся.

– Кто это, черт возьми! – выругался он.– Покажись, ты, ублюдок! Где ты прячешься, трус?! Или я должен встать и вытащить тебя за волосы?

– Для этого нет необходимости, – произнес голос уже отчетливее и ближе.

Все посмотрели как завороженные туда, откуда он раздавался.

– Я здесь.

Он вышел из темноты, весь окруженный светом. Сияние исходило от него самого, и оно было настолько яркое, что осветило все в непроглядной тьме. Шелковая ткань павильона колыхалась от дуновения солнечного ветра, шедшего потоками от него. Он был высокого роста, в белой сверкающей одежде, которая, как казалось, омывала его, длинные золотистые волосы падали на плечи. Но все это меркло перед его ликом. Казалось, тот, кто предстал перед сидящими, юн и стар одновременно. В глазах его прочитывалась мудрость, и виден был свет звезд из того времени, когда мир был еще совсем молод. Однако во взгляде была заметна и глубокая печаль из-за страданий, на которые обрекают себя дети этого мира.

– Жил-был рыцарь Талмонд в одном маленьком местечке под названием Турион, – начал он. – Многие поколения его предков владели этим городком и землями вокруг него. Когда к Туриону подступили темные эльфы и их слуги, больги, горожане покорились и открыли врагу ворота. Но не таков был рыцарь. Он смело вступил в бой. Однако, пока Талмонд сражался с больгами, темные эльфы подожгли его дом. И его жена и дети сгорели заживо.

Талмонд поднял голову. Его взгляд был невидящим, а по щекам бежали слезы.

– Потом он ушел в лес и стал разбойником. Он брал себе все, что мог взять. Его больше ничто не интересовало. Деньги, которые отнимал, он тратил на девок, а его люди бедствовали. Талмонд обозлился, ибо не видел для себя никакого будущего.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Талмонд бесцветным голосом. – И кто ты?

– Я – Арандур Элохим, сын будущего, перворожденный среди пробужденных, – произнес Высокий Эльфийский Князь. – Я возник из духа Господина и Госпожи, в первый день творения. Мое царствие длится тысячу лет и один день. В Высшем Мире, где я правлю, один день – как тысяча. Я пришел из далекого прошлого, чтобы вернуть тебе будущее.

Каждое слово, слетавшее с уст Высокого Эльфийского Князя, было подобно чистой воде, которая падает в высохший пруд. Одна из женщин громко всхлипывала, да и у некоторых мужчин в глазах стояли слезы. Эльфы молчали, широко открыв глаза, в которых отражался свет звезд. Гном Бурин вертел в руках деревянную кружку. Больг сидел молча и неколебимо, но даже в его глазах что-то поблескивало. Альдо готов был заплакать от радости. Лишь Гилфалас сидел с задумчивым видом. Подперев голову рукой, он ждал, что Талмонд ответит.

Тот стоял не двигаясь, освещенный светом факелов. Когда он начал говорить, никакого упрямства в его голосе уже не было, а лишь глубочайшее сомнение.

– Какое будущее вы можете мне предсказать, великий волшебник из начала времени? – спросил он. – Я вижу лишь армию темных, которая растаптывает Среднеземье своими сапогами. Я вижу поколения рабов, влачащих жалкое существование. Все согнулись под плетью темных. Так что я даже рад, что мой род прервется на мне. Я не буду иметь детей, о которых однажды сказали бы: «Его отец был свободным человеком, а он всего лишь больг».

Ответ Арандура был искренен и полон сострадания:

– Но у тебя будет сын. Ты помнишь о женщине в Турионе, о вашей последней встрече? Она родит тебе сына, и его назовут Хельмонд Бастард, сын шлюхи Илоны. Но меч из древних легенд будет для него твоим наследством. На поле битвы против армии тьмы его, победителя, провозгласят императором.

Талмонд стоял как громом пораженный.

– Это правда? Вы меня не обманываете? Поклянитесь тем, что для вас свято.

– Я клянусь счастьем Господина и Госпожи, любовью Отца и Матери, мудростью Владыки и Владычицы, – отвечал Высокий Эльфийский Князь.– Всеми образами Божественной Четы, в руках которых судьба мира. Я клянусь властью Того, Кто всем этим управляет. Веришь ли ты мне теперь?

Талмонд упал на колени.

– Да, господин, я верю. Скажите мне, что я должен делать, – проговорил он.

Арандур Элохим подошел к нему. При его приближении свет окутал обоих.

– Я не могу пообещать тебе долгой жизни, но только славную и, надеюсь, быструю смерть, – произнес Высокий Князь.

– Мне все равно, – отозвался Талмонд.

Повелитель эльфов положил ему на голову руку, и вслед за тем на Талмонда пролилось что-то сверкающее.

– Ты не император и никогда им не будешь, но я сделаю тебя вождем людей. Отныне все поколения до скончания веков будут называть тебя Талмонд Могучий, – продолжал Арандур Элохим. И все стоящие вокруг начали ликовать.

– Да здравствует Талмонд Могучий! Да здравствует вождь! – раздались повсюду радостные возгласы.

Они поднимали кружки и кричали:

– Слава вождю Турионскому!

Талмонд встал. Он огляделся по сторонам, как будто сомневаясь, во сне это или наяву. Рыцарь был похож на человека, только что освобожденного из темницы, которого свет ослепил и одновременно воскресил.

Высокий Эльфийский Князь поднял руки:

– Так вырисовывается переплетающаяся дорога судьбы. Если бы кольца власти не дошли до нас, тогда бы над всеми временами господствовал князь Теней. Но теперь есть надежда, что это не случится.

Все обратили взгляды на сидящих спутников. Кольцо на руке Гилфаласа сияло голубоватым светом, а на руке Бурина оно горело красным огнем. И Альдо подумал: Вот до чего дошло. Сейчас мы все стали частью истории. Но одновременно у него было такое чувство, что сам он не имеет к этому всему никакого отношения.

Вечером, пока горел костер, они еще долго сидели вместе, и спутники рассказывали Высокому Эльфийскому Князю, что с ними произошло. Альдо поведал об Эльдерланде и о том, как они с господином Кимбероном были занесены в другое время. Гилфалас рассказал, как он стал правителем Потаенной долины, где все ждали возвращения Высокого Эльфийского Князя. Даже больг сообщил короткими рублеными фразами о том мире, который знал, где властвовали Черные легионы. А Бурин поведал об Аллатурионе, о приключениях в глубинах Зарактрора и о том, как они были отброшены в прошлое.

– Я ощутил ваше присутствие сразу, как только вы оказались в этом времени, – сказал Эльфийский Князь. – И тотчас послал эльфов, чтобы помочь вам и привести вас сюда.

– Ты знал это, не так ли? – спросил Бурин, повернувшись к Гилфаласу. – Гальдор в лесу поведал тебе об этом, но мне ты ничего не сказал. Впрочем, я и сам догадывался, но мне не хотелось испортить сюрприз господину Талмонду.

Талмонд сморщил лоб.

– Но вы, – продолжил Эльфийский Князь, – не должны существовать в этом времени, ибо без первого кольца бессильны. И меня весьма беспокоит, где Итуриэль...

– Я все понял! – закричал Альдо. – У нее ваше кольцо!

Все обратили взоры на юношу, отчего тот густо покраснел.

– В Потаенной долине она показывала мне с его помощью Эльдерланд, каким он когда-то был... или каким будет.

Эльфийский Князь поднял руки, и все увидели, что на пальцах его нет никаких колец.

– Она должна мне его принести,– сказал он. – Таков план. Однако теперь может произойти все, что угодно. Я не слишком доверяю этому безродному Гврги. Он не предусмотрен в плане Божественной Четы, и никто не знает, к чему приведет его вмешательство.

Гилфалас все еще не мог в это поверить.

– Моя сестра – обладательница первого кольца. Но почему же она мне об этом никогда не говорила? Или ты? – спросил он, повернувшись к Альдо.

– Они не хотели испортить сюрприз, – проворчал Бурин.

Альдо поднялся. У него было чувство, что он выдал тайну. Но вместе с тем никто не просил его и молчать об этом.

– Я устал и думаю, что мне стоит поспать, – сказал, окончательно смутившись, фольк.

Горбац, который все это время молчал, тоже поднялся.

– Мне тоже, – пробасил он.

Они пошли вместе, освещаемые блеклым сиянием факелов и блеском звезд, к краю котловины, чтобы найти себе место для ночлега среди деревьев. К счастью, у них с собой были эльфийские одеяла, так что ночной холод был не страшен. Они нашли подходящее место, где сваленные хвойные ветки создавали подобие матраса, и легли.

– Вся эта беседа о прошлом-будущем чересчур сложна для моих мозгов, – сказал Альдо лишь с той целью, чтобы что-нибудь сказать.

Горбац молчал. В последнее время, как заметил Альдо, он был особенно молчалив. Но тут больг сказал такое, чего едва ли можно было от него ожидать.

– А у больгов есть будущее? – спросил он.

Альдо не знал, что на это и сказать.

– Я боюсь, что так или иначе, но будущее их представляется довольно мрачным,– заключил он. – А как ты считаешь?

– Мне надо об этом подумать, – произнес Горбац.

Пока Альдо смотрел на черные верхушки деревьев, двигающиеся туда-сюда на фоне яркого звездного неба, он спрашивал себя, что же происходит в голове больга. Он ощущал, что его друг еще не спит и о чем-то думает. Но вскоре шуршание елей убаюкало Альдо.

И снова он увидел сон.

На сей раз Альдо не покидал мир, в котором находился. Он оставался там, где заснул, и, вероятно, то, что ему привиделось, было не сном, а фантастической действительностью.

Силуэт больга загородил звезды. Погруженный в свои мысли, черный и огромный, сидел он, поддерживая своей мощной лапищей выдающийся вперед подбородок. Он был похож на каменное изваяние, памятник горькой участи его народа, стоявшего на распутье двух дорог, любая из которых вела вниз, во тьму.

Если в предстоящей борьбе победит армия тьмы, тогда их неограниченная сила подчинит себе весь мир и больги станут править вместе с темными эльфами, но, тем не менее, останутся рабами.

Если свободным народам удастся сломить власть князя Теней, тогда больги будут изгнаны и опустятся до уровня животных.

Больг пошевелился. Он выпрямился, затем сунул правую руку в карман. Предмет, который он вытащил, казался крошечным в его грубых пальцах – сверкающий кристалл, нет, скорее колба, содержащая некую блестящую жидкость.

Горбац откупорил бутылочку. Свет, вышедший оттуда, окутал больга. Несмотря на ночную свежесть и слезы, бежавшие по его щекам, на грубой коже великана выступили капельки пота.

– Арзах-кханах Араз-кханум! – произнес он.

Затем поднес колбу ко рту и одним глотком осушил.

Какое-то мгновение ничего не происходило. Но вдруг больг скорчился, словно от боли. Затем он встал, выпрямился, стал расти все выше и выше, к далеким верхушкам деревьев, к самому небу, – до тех пор, пока тень его не погасила звезды.

Когда Альдо проснулся, солнце еще не встало, но свет уже освещал долину. Горбац исчез. Котловина бурлила. Люди складывали вещи и паковали груз, как будто предстоял дальний поход.

Альдо вспомнил о ночном видении. Что это было, просто сон или всемирно-историческое событие, важность которого он не понял?

Юноша тряхнул головой. Он нагнулся, чтобы взять одеяло, как вдруг его взгляд упал на что-то блестящее в траве. Это выглядело как драгоценность. Альдо раздвинул траву, но там ничего не оказалось.

Вздохнув, он скатал одеяло и направился в сторону лагеря. Павильон был уже разобран, но кругом еще стояли скамейки. Какая-то женщина, следящая за котлом, заметив фолька, положила ему каши в деревянную миску. Благодарно он взял ее, а также кусок хлеба, послуживший ему ложкой.

– Что здесь происходит? – поинтересовался Альдо.

– Мы сворачиваем лагерь, – объяснила женщина.

Она оказалась той, которая спрашивала у Талмонда про муку и соль. На ней было платье из тонкой шерсти, а волосы собраны на затылке и завязаны лентой. Альдо с трудом узнал ее.

– Высокий Эльфийский Князь предложил нам убежище в Потаенной долине. Женщинам и тем, кто слишком стар или юн, – добавила она.

– А что будет с остальными? – удивился фольк.

В ответ она только пожала плечами:

– Спрашивай об этом у главных, у Талмонда или у Эльфийского Князя.

Альдо заметил, что немного поодаль Арандур и Талмонд сидят вместе. Сейчас, в утреннем свете, Высокий Эльфийский Князь выглядел почти так же, как и остальные эльфы. Но его все равно окружал свет, исходивший теперь от лица. Талмонд, напротив, казался потухшим и погруженным в себя.

Альдо вытер миску куском хлеба и возвратил ее.

– Когда же мы отправимся? – поинтересовался он.

– Как только будем готовы, – услышал он в ответ.

Фольк встал и из чистого любопытства побрел к обоим вождям, желая узнать об их намерениях. Впрочем, любопытство было отличительной чертой не только Альдо, но и всех фольков вообще.

– А-а! – воскликнул Талмонд, увидев приближающегося фолька. – Это идет тот, кто любит рассказывать легенды. Скажи-ка нам, Альдерон, что говорят в далеком будущем о борьбе с князем Теней?

Высокий Эльфийский Князь удивленно поднял брови:

– Альдерон? А я думал, что тебя зовут...

– Альдо, совершенно верно. Мой отец давал своим детям величественные имена. Например, моего брата назвали в честь императора Каролуса, но все называют его просто Карло... – объяснил он. В тот же миг он сообразил, что его брат еще не родился. Нет, нее это чересчур сложно.

– Ну хорошо, Альдо, так что же все-таки рассказывают обо мне в будущем? – не отставал Талмонд.

Фольк задумался. О, если бы он был так учен, как господин Кимберон! Тогда бы знал массу подробностей, о которых написано в исторических книгах. А так, увы, он мог сказать лишь то, чему его учили в школе:

– Я знаю, что господин Талмонд, вождь Талмонд, был великим героем. Он отправился с войском, состоящим из людей, эльфов и гномов, против Черной крепости.

– М-да,– хмыкнул Талмонд.– Но я вижу лишь дюжину людей, эльфов, вероятно, раза в три больше, а гном и вообще всего один.

– Тогда нам следует это изменить, – заметил Арандур.

– Вы хотите в... в Зарактрор? – пролепетал Альдо.

– Нет, сейчас там правят темные эльфы, – возразил Арандур. – Но я не думаю, что нам придется идти так далеко. Вчера вечером я долго беседовал с господином Бурорином. Через Серповые горы идет старая дорога. Она проходит мимо поселения гномов, которое было покинуто многие сотни лет назад, а также мимо Врат в Подземный Мир. Вероятно, там мы и найдем гномов.

– Дорога! – У Альдо перехватило дыхание. – Я пойду по дороге, по которой впервые фольки пришли в Эльдерланд!

Альдо не мог в это поверить. Он пойдет по следам первых поселенцев, даже будет предшествовать им.

– Так ты знаешь эту дорогу? – спросил Талмонд.

– Не саму дорогу,– поправил Альдо. – Я знаю легенду о ней.

Сборы были недолгими. Люди сложили свой скарб, включая подарки эльфов. Имущества оказалось не слишком много. Тем не менее каждый из эльфов получил какую-то часть груза, которую должен был нести.

Единственный, кто отправился налегке, был Талмонд.

Он взял только меч, выкованный из эльфийской стали, который, несмотря на мощный клинок, оказался для него на удивление легким, и щит, который закинул за спину. Теперь, в накинутом на плечи эльфийском плаще, он уже больше походил на воина, нежели на разбойника с большой дороги.

Дорога вела наверх, на обширное плато. Необычный контраст поразил спутников. Они еще пробирались сквозь густые заросли, как вдруг, внезапно, когда склон был почти преодолен, перед их взорами предстала каменистая пустыня, где росли только искривленные, уродливые сосны да вереск. Ветер здесь дул с леденящей силой. Вдалеке, сквозь тянущиеся облака, проглядывали вершины высокого горного хребта.

Впереди Альдо увидел Горбаца, которого поторопился догнать. Альдо невольно искал признаки, которые могли указать на то, что с нынешней ночи в больге что-то изменилось, но Горбац, как всегда, имел непоколебимый и приземленный вид.

– Ну и... – задыхаясь пропыхтел Альдо, когда догнал его.

– Что? – посмотрел на него больг с непониманием.

– Ты все думаешь?

Горбац сверкнул зубами.

– Да! – прогудел он. – И пришел к одному выводу. – После небольшой паузы больг добавил: – Если сказать точно, то я, собственно говоря, думаю всегда. Пока я думаю, я знаю, что я есть. Можно было бы сказать так: я думаю, значит, я существую.

О нет, подумал Альдо. Философствующий больг! Только этого не хватало!

– Когда ты был простым солдатом, ты мне нравился больше, – произнес он.

– Серьезно? – огорчился больг.

– Нет! – уверил его Альдо. – Это шутка.

– Я знаю, – сказал больг, усмехнувшись.

– А здесь не слишком уютно, – заметил Альдо, поглядев по сторонам.

– В прошлый раз было еще хуже, – заметил догнавший их Гилфалас.

– В прошлый раз? – Альдо не понял, о чем тот говорит.

– Разрушенная страна, разве ты забыл? – удивился Гилфалас.

– И есть одно, без чего хорошо, – прогремел больг.

– Без чего же? – поинтересовался Альдо.

– Без ворон! – ответил Горбац.

Альдо посмотрел на небо. Оно было чистым. Фольк увидел то, чего раньше, смотря под ноги, разумеется, не замечал. Немного восточнее виднелись каменные столбы, обозначавшие начало дороги, которая вела к горам. Он проследил взглядом изгиб, пока дорога не затерялась вдали, за склоном. Затем он направил свой взор еще выше, к цепи заснеженных вершин над глубоко врезанной горной седловиной. Это был Проход. Их путь вел именно туда.

Вдруг Альдо заметил, что чуть ниже, в вечном снегу, озаренном солнцем, как будто блеснул свет. Он был таким ярким, что пришлось зажмуриться.

– Что это? Вы видели? – спросил фольк.

Остальные посмотрели на него с удивлением.

Однако Высокий Эльфийский Князь сказал:

– Я почувствовал.

COBEТ В КАРАЗКОМЕ

Свет походил на ослепительно сверкающую молнию, сияние, на миг окутавшее их.

Затем подул ветер с заснеженных вершин. Солнце растворяло последние остатки ночных облаков. Лишь самые высокие вершины еще лежали окутанные дымкой.

– Я не раз видела эти вершины во сне, – сказала Итуриэль. – Вот Харантор, Орлиная Голова, а эта носит имя Аилентарис, Светящийся Утес. На той стороне находится Итриндар, Белый Странник в своем длинном плаще, а та, что возвышается над всеми остальными, – это царь гор, Эридгварин на языке элоаи, который также называют Айватар, Вечновысокий. Видишь, Гврги?.. Гврги!

Бывший король карликов уселся на снегу. Он обнял руками колени и начал раскачиваться в такт неслышной барабанной дроби, взад-вперед...

– Гврги, что с тобой? – удивилась Итуриэль.

Он посмотрел на нее. Его глаза были широко раскрыты. Казалось, в его зрачках не больше понимания, чем у испуганного зверя.

– Гврги холодно. Гврги страшно, – пробормотал он.

Шорох заставил Итуриэль оглянуться. Перед ней высились Врата, огромные ворота, вырубленные в скале. Это было чудо искусства, оправленное в сталь. Они были пронизаны тысячами сверкающих прожилок. Все это плетение, словно корни, уходило в глубину скалы. Если бы кто-то захотел отделить Врата от горы, она тотчас превратилась бы в щебень.

Посредине можно было увидеть круглое отверстие. И шум, который услышала Итуриэль, мог означать лишь одно – Врата закрывались.

В них не было ни створок, ни задвигающейся плиты. Врата закрывались, как цветок ириса, равномерно сужаясь. Сверкнула последняя точка в центре Врат – и перед глазами Итуриэль оказалась ровная металлическая поверхность. Были слышны лишь вой ветра и стук зубов Гврги.

– Прекрасно, – сказала она.

Гврги не смотрел ни на Врата, ни на вершины гор вдалеке. Он смотрел на нее.

– Помоги Гврги, – послышалась его просьба.

Тут девушка поняла, что он снова впал в состояние, в котором уже однажды был, когда они оказались в Сводчатом зале, – еще до путешествия во времени. Он выглядел невероятно беспомощно. До сих пор Гврги помогал ей. Теперь настала очередь ей быть его проводником.

– Пойдем! – позвала она.– Мы не можем здесь оставаться.

Девушка не знала, понял ли ее Гврги, но когда она протянула ему руку, то почувствовала нежное прикосновение. Его пальцы, как всегда, были сухими и теплыми.

Итуриэль осмотрелась. Ниже Врат тянулось огромное ледяное поле, где идти было бы слишком опасно. По обе стороны ворот высились отвесные скалы. Единственным путем была узкая тропа, тянувшаяся вдоль подножия одной из скал.

– Пойдем там! – сказала она.

Держась за руки, они пустились в путь. В течение долгих часов не было минуты, когда Итуриэль и Гврги не подвергались бы смертельной опасности. Камни из-под их ног то и дело срывались в пропасть. А у них не было даже веревки, чтобы подстраховаться.

Ветер насквозь продувал их, а когда они повернули на запад, то оказались в тени, где холод был совсем уж нестерпим. Гврги так дрожал, что Итуриэль опасалась, как бы он не потерял равновесие и не свалился в пропасть. Девушка-эльф понимала, что если в ближайшее время они не найдут место, защищенное от ветра, то тогда его рев станет им предсмертной песней.

Она не представляла, сколько минут или часов они уже идут, когда пожатие Гврги внезапно стало крепче.

– Т-туда! – вымолвил он, показывая куда-то дрожащей рукой.

Затем она увидела черную дыру в скале. Пещера. Может быть, там они смогут отдохнуть и подождать, пока стихнет этот ужасный ветер?

После дневного света их глаза с трудом привыкли к темноте. У стены они наткнулись на некое подобие очага. Однако дров в пещере не обнаружилось. В глубине ее зияла еще одна черная дыра. Итуриэль подошла ближе. Некогда проход был закрыт подобием двери, теперь лежавшей на земле. Забыл ли кто-нибудь вернуть ее на место или это было сделано умышленно? Едва девушка шагнула в направлении прохода, как Гврги схватил ее за край одежды.

– Нет,– проклокотал он.– Не-ет!

– Не бойся, – успокоила она его. – Я только посмотрю, что там, а ты подожди меня.

Во второй пещере было пусто, лишь у задней стены виднелось нечто напоминающее алтарь. Рядом с ним стояли два изваяния, грубо, примитивно обработанные, из которых одно было мужским, а другое женским. Первая из фигур держала в руке что-то вроде молота или топора. Вторая была такого же роста, широкобедрая, с большой обвисшей грудью.

– Госпожа! – взмолилась эльфийская принцесса. – Богиня в трех ипостасях – дева, мать и старая женщина. Помоги мне. Исправьте, ты и твой Божественный муж, все то, что разрушила темная сила.

Тут она почувствовала, как ее сердце овеяло тепло и сила наполняет ее.

Итуриэль достала кольцо, висевшее у нее на шее. Оно как будто само соскочило с цепочки и скользнуло ей на палец.

Внутри кольца вспыхнул свет. В ту же секунду оно осветило маленькое круглое помещение и алтарь с двумя божествами. Казалось, фигуры кивнули, сказав: «Правильно сделала, дочь».

Шум перед входом в пещеру напугал ее.

– Госпожа, госпожа, помоги! – кричал Гврги.

Коренастые существа в блестящих доспехах проникли во внешнюю пещеру. Это были гномы. В руках они держали топоры и боевые молоты. Один что-то крикнул. Его голос звучал угрожающе. Не нужно было знать их язык, чтобы понять, что означают эти слова:

– Умрите! Вы осквернили святыню!

Итуриэль сделала шаг вперед. На ее руке сверкало кольцо. В его свете она походила на богиню, пришедшую из начала мира.

Гномы заговорили между собой. Свет начал тускнеть, а потом исчез вовсе. Теперь здесь стояла лишь молодая светловолосая девушка-эльф, окутанная пеленой волос.

– Отведите меня к вашему Владыке! – сказала она.

Путники с трудом двигались по склону. С того времени как они достигли древней дороги гномов, идти стало легче. Но теперь, на второй день похода, было заметно, что некоторые из самых молодых и самых старых не в силах поспевать за остальными. Ослабленных пришлось посадить на повозку, отчего она, естественно, не стала легче.

Дорога была выложена каменными плитами, так близко друг к другу пригнанными, что между ними не прошло бы и лезвие ножа. Но иногда дорога становилась такой крутой, что больгам приходилось браться за спицы и тащить повозку.

Девочка Яди пристроилась к Киму и Фабиану в самое начало колонны. Она казалась бодрее, чем прежде.

– Мы скоро там будем? – спросила она.

– Если бы я знал, что такое «там», я бы тебе точно сказал, – тяжело вздохнул Ким.

Девочка взглянула на него с недоверием:

– Мне казалось, вы знаете, где мы идем?

– По дороге, – ответил Ким. – Но в прошлый раз, когда я здесь шел, мы двигались с запада и местность была совершенно другой.

– Но когда-нибудь мы должны дойти до Прохода, – добавил Фабиан.

– Значит, вы совсем не знаете, где мы? – не отставала девочка.

– Знаем, – не согласился Фабиан. Он показал ей на горы: – Это Акуиларис, Орлиный Камень, а вот – Лугувалиум, Стена Света. А там – правда, пока его плохо видно – Монс Ахернаос, Вечный Трон, самая высокая гора южнее...

– ...Эльдерланда, – упрямо закончил Ким. – Страны маленьких фольков, моей родины.

– Эльдерланд? – переспросила Ядира. – Но Эльдерланд – это ведь сказка!

Фольк посмотрел на нее серьезно:

– Это могло быть сказкой, но это правда. Я это знаю. И я отказываюсь верить в то, что Эльдерланда никогда не было или никогда не будет. Где-то моя страна существует всегда. Она есть в душе Божественной Четы, Отца и Матери. Нужно только верить.

– Тсс! – зашептала она. – Эти имена нельзя произносить вслух!

– Почему же нет? Мы свободные люди. Поэтому мы можем о них говорить и будем услышаны. И если не они, то кто же нам поможет? – сказал Ким.

– Философы из Аллатуриона учат, что Отец охотнее всего помогает тем, кто помогает себе сам, – произнес Фабиан.

Яди повернулась к Киму и сказала:

– Ты красиво сказал. Я хочу в это верить.

Вскоре они оказались на развилке. Левая дорога с прорубленными в ней ступенями вела вниз, правая извилистой линией уходила в горы, к далекой седловине, которую отсюда едва можно было разглядеть.

– Это наверняка то самое ущелье, через которое мы перебирались по старому гномьему мосту, где был первый бой с темными эльфами, когда магистр Адрион... – Ким прервался, увидев, как окружающие смотрят на него.

Фабиан через силу улыбнулся.

– Во всяком случае, теперь мы точно знаем, где находимся, – сказал он. – Сегодня мы должны дойти по крайней мере до постоялого двора гномов, который находится чуть ниже перевала.

– Сохранился ли он в этом времени? – подумал вслух Ким.

– Что-нибудь там непременно есть, – ответил Фабиан. – И пусть это будет хотя бы пещера, в которой мы сможем переночевать. – Прищурив глаза, он посмотрел наверх. – Но добраться туда будет не так-то просто, – добавил он.

Действительно, дорога оказалась очень тяжелой. Путники должны были постоянно следить за повозкой. Они то и дело подкладывали под ее колеса камни, чтобы хоть немного отдышаться и перевести дух. Но нужно было торопиться, чтобы не попасть в беду. Хотя сейчас все было спокойно, велика была опасность оказаться увиденными снизу.

Когда путники одолели подъем, их силы были почти на исходе. Даже больги проявляли признаки изнеможения и двигались едва переставляя ноги.

– Что же теперь, господин? – спросил один из них, повернувшись к Фабиану.

– Еще далеко? – задан неизбежный вопрос другой путник.

– Ким, твои глаза зорче. Что там? – спросил Фабиан.

В сверкающем свете дня детали было различить трудно.

– Мост я вижу! – воскликнул Ким. – И кажется, он цел. И кто-то идет по нему, – сказал он, напрягая зрение.

– Я тоже вижу, – откликнулся Фабиан. – Но не могу понять, кто это. Я вижу блеск оружия и доспехов. Это больги или темные эльфы? Приготовьтесь! Возможно, предстоит бой.

Вокруг собирались мужчины. Тяжело дыша, они взялись за оружие.

– Это не больги, – возразил Ким, – и не эльфы. Это гномы и еще кто-то с ними. Вперед! Мы пойдем им навстречу.

Между эльфами и гномами никогда не было особой любви. Они были слишком разные. Эльфы любят движение и становление. Для них трава и цветы обладают высшей ценностью. Эльфы считают, что камень мертв, что в нем нет никакой жизни. Гномы думают иначе. Для них ценность представляет то, что прочно и долговечно, что поймано кристаллической решеткой, – железо, золото, камень.

Однако к Итуриэль гномы отнеслись с почтением. Они шли за худенькой девушкой-эльфом, превосходившей их на голову, как гвардия, сопровождающая королеву. Казалось, достаточно одного движения ее руки, и приземистые крепкие воины в стальной броне бросятся за нее в бой. Никому бы и в голову не пришло, что они ведут ее как пленницу.

На Гврги они смотрели как на безобидного зверька или шута. Он неуклюже плелся следом, словно боясь потеряться.

Гврги шел, глядя себе под ноги, и поэтому тотчас заметил, что каменистую почву внезапно сменил деревянный настил. Он должен был быть очень твердым, так как под ногами гномов даже не шелохнулся.

Справа и слева высились две четырехгранные опоры, ничем не украшенные и такие мощные, что думалось, они простоят века. Еще одна пара таких опор находилась впереди, чуть поодаль.

Мост висел над бурлящей и клокочущей бездной, где все кипело и пенилось. Блестящие от воды отвесные скалы уходили вниз.

Гврги сделал осторожный шаг, ступив на мост. Казалось, вода в бездне забурлила еще более дико. Он застыл.

Один из гномов, шедших сзади, обернулся. Он увидел болотника, усевшегося возле опор моста.

– Микас! Наке а-мену!

Гврги ничего не понял. Он согнулся еще больше и застыл в неподвижности. Гном подошел к нему. Он держал свой боевой топор в руке. Сначала показалось, что гном хочет поднять его, а затем, присев, опустить. Он слегка толкнул болотника рукояткой. Но, вероятно, Гврги даже не почувствовал этого.

– Наке!

Итуриэль отстала от группы и приблизилась к ним легкими шагами, словно паря.

– Подожди! – крикнула она. – Не так! Иначе он не сделает вообще ни одного шага.

Гном неохотно уступил ей место. Девушка склонилась над Гврги, смотревшим на нее большими глазами.

– Гврги страх,– прохныкал он.– Глубоко... глубокооо...

– Пойдем, дай мне руку,– попросила Итуриэль.

Болотник секунду помедлил, но потом доверчиво протянул ей руку.

– А теперь смотри наверх. Не вниз, а на небо, понял? А теперь вперед! – скомандовала она.

Он следовал за ней, как ребенок. Его взгляд был всюду и одновременно нигде. Гномы смотрели на это с удивлением. Странная пара уже почти миновала мост, как вдруг Гврги возбужденно указал вперед, в направлении предгорья.

– Там... там! – пролепетал он.

Взгляд Итуриэль обратился туда, куда показывал Гврги. Она увидела несколько фигур, на таком расстоянии едва различимых. Вдруг раздался крик, и кто-то отделился от группы и побежал к ним. Вслед за ним ринулся второй, побольше ростом.

И тут девушка разобрала, что они кричат:

– Итуриэль! Это Итуриэль!

– Фабиан! Кимберон! – обрадовалась девушка.

Неописуемое чувство радости охватило Итуриэль. Одинокая, потерянная во времени, она снова обрела друзей, увидела родные лица.

Прежде чем они приблизились, предводитель гномов выступил вперед.

– Кто вы и что вы здесь ищете? – сурово спросил он.

Фабиан не мог отдышаться от быстрого бега. Прежде чем он смог что-то сказать, Итуриэль ответила за него:

– Это Фабиан из рода Алексиса, принц.

– Нет, – тяжело дыша, произнес тот. – Фабиан V Алексис, правящий император будущего...

Предводитель гномов посмотрел на него, небритого, изможденного и оборванного. Взгляд гнома был пренебрежительным; казалось, он хочет сказать: «Это ты-то император?» Затем взор его проследовал по склону, где странная колонна плелась наверх: мужчины, женщины с детьми, повозка, а вокруг нее группа больгов.

– Я освободил их от рабства, – объяснил Фабиан. – Но сейчас они нуждаются в отдыхе и ночлеге. Здесь был постоялый двор гномов, насколько мне известно. Вы должны...

– Мы должны? – бросил ему предводитель гномов.– Какое право ты имеешь что-нибудь требовать от гномов, человек?

Фабиан выпрямился. Кольцо на его пальце излучало голубоватый свет.

– Властью этого кольца... – начал он.

Кимберон остановил его.

– Нет, Фабиан, они ничего о нем не знают, – грустно сказал он. И, повернувшись к гномам, он продолжил: – Нас послал ваш господин, Владыка Подземного Мира. Мы пришли из глубин времени, чтобы начать борьбу против князя Тьмы.

Один из гномов переспросил:

– Вы – сражаться? Да у вас даже оружия нет.

Предводитель гномов сказал:

– Это решать не нам. Следует отвести их к Владыке в Каразком.

Они подождали, пока все беглецы достигли моста. Путники двигались медленно и устало, но никто из гномов не пришел им на помощь. Они стояли и ждали. Впрочем, враждебных намерений они тоже не выказывали.

– Осталось совсем немного, – уверял Фабиан первых, которые к нему подошли. – Надо подняться еще чуть-чуть по горе. Там есть хижина и удобное место для лагеря. Ведь так?

Гномы посмотрели на него с удивлением: каким образом этот незнакомец посвящен в их тайны и что он может знать еще?

Ким увидел, что среди гномов кто-то сидит на корточках.

– Гврги! – удивился он. – Как ты сюда попал?

Болотник посмотрел на него так, словно никогда прежде и не видел. Но затем его рот растянулся в растерянной улыбке. Все еще сомневаясь, он протянул Киму руку. Его пальцы растопырились так, что стали заметны плавательные перепонки.

– Друг? – спросил он. – Друг Гврги?

Ким, повернувшись к Итуриэль, спросил:

– Он и раньше был таким? С... с того времени, как вы его знаете?..

– Нет, – ответила девушка. – Только после того, как мы прошли через Врата.

– Какие Врата? – нахмурился Ким.

– Вы можете об этом рассказать нам по дороге к постоялому двору, – заметил подошедший Фабиан. Затем он тихо добавил: – До него еще далеко. Но не говорите об этом остальным, иначе им будет тяжелее идти.

Он повернулся к Гврги, который все еще сидел, съежившись, с протянутой рукой. Фабиан присел на корточки и взял его руку.

– Я твой друг, Гврги, – произнес он. – И Ким тоже твой друг. Пойдешь с нами?

Гврги пожал ему руку.

– Я пойду с вами, – ответил он.

Он снова говорит «я», подумал Ким. Это хороший признак.

Дорога шла дальше в гору. Разреженный воздух на такой высоте затруднял дыхание. Впрочем, к гномам это как будто не имело отношения. Их дыхание оставалось спокойным и равномерным.

Когда же солнце достигло зенита, в тени выступающей скалы путники решили сделать привал. Фабиан отправился на переговоры с гномами.

– Продвигаясь так, мы лишь к рассвету доберемся до места, – сказал он.

Гномий предводитель, до сих пор не назвавший своего имени, посмотрел на него с недоверием.

– Откуда вы это знаете? – спросил он.

– Скажу просто, я был здесь однажды.

– И что вы предлагаете?

– Помогите нам с повозкой, – попросил Фабиан.

Гном не ответил. Но, очевидно, отдал приказ, ибо, после того как они снова тронулись, гномы ухватились за спицы повозки. Благодаря их невероятной силе колонна беглецов стала двигаться гораздо быстрее. Но все равно Итуриэль и ее спутники оставили остальных далеко позади, когда, наконец, увидели чуть ниже перевала хижину.

– Неужели мы все сможем туда поместиться? – удивленно спросила Итуриэль.

– Подожди,– ответил Ким.

Казалось, хижина была сделана из того же дерева, что и мост над ущельем. Черная, пристроенная к скале, она выглядела очень прочной. Приблизившись, друзья увидели, что дверь открыта. На страже стояли облаченные в доспехи гномы. Внутри хижина напоминала трактир. Свет проникал туда через маленькое окошко. Еще там горели две тусклые лампы. Их свет был так слаб, что создавалось впечатление, будто находишься в пещере. Слева в каменном полу было прорублено отверстие, куда вела лестница.

Предводитель гномов предложил спуститься. Первым отправился в подземелье Ким, за ним Итуриэль. Она удивленно огляделась, когда попала в туннель. Он был таким высоким, что даже эльф или человек без труда мог там стоять. Гврги широко распахнул глаза, как будто спрашивал, был он уже здесь или нет. Фабиан, с невозмутимым выражением лица, замыкал шествие.

По обеим сторонам туннеля имелось множество дверей, за которыми, как можно было предположить, были спальни или кладовые. Дальше коридор делал резкий поворот направо. Одна из дверей оказалась распахнута, и спутники очутились в большом крестообразном купольном зале, где могло бы поместиться пятьдесят—шестьдесят человек.

– Ты узнаешь? – прошептал Ким, повернувшись к Фабиану.

– Пожалуй, да, – ответил тот. – Только, я и не мечтал увидеть все это в таком великолепии.

Под сводами зала стояли столы, за которыми ели гномы. Откуда-то доносилась музыка. Сундуки, стоящие у стен, сверкали золотом и искусно обработанными драгоценными камнями. Гобелены, украшавшие стены, рассказывали легенды из истории гномов. В конце зала, под мраморным инкрустированным балдахином, возвышался в красноватом полумраке трон. На нем восседал гном. На его одежде и доспехах сверкали драгоценные камни. Но лицо его было в тени.

Итуриэль подошла ближе. Ей был уже знаком этот старый гном с длинной бородой. Девушка видела, как он сражался с карликами. Однако это должно было произойти в далеком будущем, и сейчас говорить об этом было бессмысленно.

– Владыка Фрегорин, мы пришли сюда из глубин времени, чтобы помочь вам в борьбе с силой тьмы. Мой господин, Высокий Эльфийский Князь, все предвидел и дал мне свое кольцо власти, которое было создано по велению Божественной Четы, – произнесла Итуриэль.

Она сняла кольцо с цепочки на шее. Оно засветилось серебряным светом.

– Я ничего не знаю ни о каких кольцах, – прогремел наконец голос гнома, сидящего на троне. – И никакой я не Фрегорин! – Он наклонился вперед. Его борода и волосы горели во тьме красноватым светом. – Скажите, откуда вы знаете это имя? Тогда я отвечу, как зовут меня, ибо...

В этот миг один из стражников подошел к нему и что-то прошептал на ухо. Повелитель гномов поднялся.

– Мы будем атаковать, – заключил он. – Готовьтесь!

Как только они добрались до дороги гномов, идти стало легче. Они образовали почти правильный строй. Бурин с Эльфийским Князем шли во главе отряда. Талмонд со своими людьми следовал за ними. Их было восемнадцать. Прилично одетых и с оружием эльфийской работы, их можно было принять за императорскую гвардию, если бы не голодные глаза, сверкавшие из-под шлемов. Эльфы с Гальдором замыкали шествие.

Очередной привал они сделали в небольшой ложбине, откуда уже был виден Горный Проход. Солнце, стоявшее за их спинами, ярко освещало горы. Там, где лежали вечные снега, все тонуло в голубовато-белых красках.

Альдо почувствовал, как хорошо ему здесь, в молчаливом горном уединении. Тут ничто не подвергается изменениям, которые держат мир в вечном беспокойстве. Даже тысячи лет спустя, когда многих вещей в мире нельзя будет узнать, горы останутся такими же. Приятно осознавать то, что есть вещи, которые остаются неизменными в круговороте времени.

– Они выглядят так, словно стоят вечно, – сказал фольк, заложив руки за спину и глядя на далекие вершины.

Горбац, как и положено солдату, улегся при первой же возможности.

– Ничто не вечно, – задумчиво произнес он. – Вспомни о Разрушенной стране.

Альдо задумался на мгновение, а затем все понял.

Неизвестно, какие катастрофы могут произойти в будущем. Неужели в этом мире нет ничего постоянного? – подумал он, вздохнув.

– Я не понимаю, как можно при взгляде на горы так вздыхать, – пробурчал Бурин, дожевывая кусок хлеба.

Альдо с удивлением посмотрел на него.

– Мне казалось, что гномы любят горы, – сказал он.

– Мы ценим их, это правда, – отозвался Бурин. – Но это не основание для того, чтобы становиться романтиком. Гора – это лишь камень. Не лучше и не хуже, чем все остальные.

– Значит, у вас нет для них и никаких имен? – не отставал Альдо.

– Почему же! – возразил гном. – Но это имена вещей, а не живых существ. Вот ту, например, мы, называем Высокий Зубец. – Говоря, он указывал при этом на вершины. – А вот эту – Серебряный Камень. Та, что возвышается над всеми остальными, называется Трон Владыки, Уримказар на языке гномов.

Бурин пристально посмотрел наверх.

– Но мне никогда в голову не пришло бы забираться туда, – сказал он.

– Это слишком далеко, – заметил Горбац.

– Смотри-ка, наш большой друг понимает меня, – обрадовался Бурин. – А теперь мы должны поспешить, чтобы хоть немного приблизиться к вершинам.

Они продолжили подъем. Бурин твердым шагом шел впереди. Казалось, его ничто не волнует. Но вот взгляд гнома пробежал над Проходом, лежавшим в тени, при этом его лоб наморщился. Незаметно он расстегнул чехол своего топора.

– Что случилось, Бурин? – удивленно спросил Гилфалас.

– Мне кажется, за нами следят, – ответил гном.

Альдо, услышав это, испуганно осмотрелся.

– Спокойно, – продолжал Бурин. – Никаких лишних движений. Но предупредите людей, чтобы были наготове.

Приказ пробежал по цепочке, и стало слышно, как все, один за другим, сняли с плеч щиты. Здесь и там скрипела кожа, лязгал металл.

– Я ничего не вижу, – произнес Гилфалас, осторожно осматриваясь.

– Наверху, на насыпи, – процедил Бурин, не отводя взгляда.

– Теперь и я вижу, – сказал Высокий Эльфийский Князь. – Хотя без ваших пояснений я бы ни чего не заметил.

– У вас острый глаз, – похвалил гном.

Альдо все это казалось более чем удивительным.

– Где же? – спросил теперь он. – Я не вижу никакой насыпи.

– Если бы ты ее увидел, это не было бы работой гномов. Посмотри повнимательней в сторону Прохода. Это сразу не заметить, – сказал Бурин.

У Альдо стало тревожно на душе. У юноши было такое чувство, что с каждой скалы на него смотрят чьи-то глаза. Он бросил быстрый взгляд наверх, к перевалу. Слева и справа от дороги скалы сужались, будто это были стены, воздвигнутые специально для защиты. И тут, словно на загадочной картинке, где внезапно вместо одного предмета видишь совсем иной, стали видны оборонительные сооружения. Естественные достоинства ландшафта умножались за счет искусных рукотворных дополнений. Альдо вспомнил, как Бурин при взгляде на убежище лесных разбойников сказал: «Дай мне полдюжины гномов, и я сделаю из этого места крепость, о которую стотысячная армия разобьет себе голову».

Несомненно, это была работа гномов.

– Эй! – послышался чей-то голос с высоты отвесных скал. – Кто вы, идущие к крепости Владыки гор?

Талмонд обнажил меч, который казался игрушкой в его огромном кулаке.

– Приготовиться! – приказал он.

Высокий Эльфийский Князь крикнул громким, ясным голосом:

– Армия вождя Турионского. А кто вы? Покажитесь, когда говорите с нами.

На насыпи началось движение. Затем вперед выступила фигура в доспехах из золота и стали, в устрашающей маске, похожей на голову дракона, закрывавшей все лицо. Глаза маски казались похожими на черные впадины, пасть извергала огонь. Рядом появились еще фигуры, также в броне. Они держали в руках натянутые луки.

– Армия эльфов и людей! – иронично прозвучал голос, усиленный отзвуком железной маски. – Идите-ка обратно, откуда явились.

Натянутая тетива луков дрожала. Стоявшие внизу подняли щиты. Стремительный град стрел готов был обрушиться на них.

Высокий Эльфийский Князь и Талмонд приготовились к бою, но Бурин призвал их к спокойствию.

– Позвольте мне ответить, – попросил он. Затем гном заорал во всю глотку: – Я не эльф и не человек. Я Бурорин, сын Балорина, сына Белфорина из рода Брегорина. А теперь скажите мне, кто вы такие?

Фигура на насыпи не шевельнулась. Потом медленно сняла с головы шлем. Красные волосы рассыпались по плечам, а также показалась огненно-красная борода, совершенно такого же цвета, как и у Бурина.

– Это чудо из чудес, – сказал стоявший на насыпи, – так как я и есть Брегорин.

Удивлению и радости обеих сторон не было границ.

– Альдо! – крикнул Ким, не веря своим глазам.

Оба фолька бросились друг к другу и обнялись.

Какая прелесть! Это выглядело так, будто два брата встретились после долгой разлуки. Хотя они не видались всего несколько дней, но в то же время и долгие столетия, где были единственными из их народа.

У Альдо в глазах стояли слезы. Он отступил на шаг назад и воскликнул:

– Ах, господин Кимберон, как я рад вас видеть!

Но Ким не хотел и слышать о подобном чинопочитании.

– Называй меня просто Ким, – попросил он.

– Хорошо, господин Ким, – согласился Альдо.

Ким посмотрел через его плечо и увидел огромного Горбаца. Гномы расступались при его приближении.

– Кого я вижу! – вырвалось у Кима. – Горбац, старый дружище! – Он протянул руку. – Кто бы мог подумать, что однажды мне доставит огромную радость видеть больга?

Горбац взял его руку в свою чудовищную лапу.

– Я тоже очень рад, – прогремел он. – Вы стали выше, господин Ким, как мне кажется. Или, по крайней мере, прибавили в длине, что далеко не одно и то же.

Ким удивился.

– С каких это пор Горбац так заговорил? – спросил он у Альдо.

– О, больг превратился в настоящего философа, – улыбнулся юноша.

– Вероятно, ему следовало бы познакомиться с другими больгами, – предположил Ким.

Горбац нахмурил лоб.

– Здесь есть больги? Такие же, как я? – спросил он.

– Не совсем. Пойдем, я тебе их покажу, – сказал он и увел Горбаца.

Гилфалас и Бурин были крайне удивлены, увидев вереницу людей, с трудом поднимавшихся наверх. Но Фабиан удивился не менее, когда перед его взором предстал хорошо вооруженный отряд людей. С эльфийским оружием в руках они выглядели бравыми вояками.

– Откуда они взялись? – спросил он. – Я полагал, что люди были в это время только рабами.

– Это гвардия Талмонда Турионского, – объяснил Бурин. – Видишь среди них толстого, с кожаной повязкой на глазу? Это он.

– Значит, вы взяли его с собой? Вы сослужили мне хорошую службу, – сказал Фабиан.

– Нам долго пришлось убеждать его. Оказалось, что это не так-то просто. И лишь благодаря Высокому Эльфийскому Князю это удалось, – казал Бурин.

– Высокому Эльфийскому Князю? – Фабиан не переставал изумляться.

– Ты что, не заметил его? – спросил в свою очередь Гилфалас. – Он рядом с Владыкой Брегорином.

Действительно, тот, кто стоял рядом с гномом, на первый взгляд ничем от прочих эльфов не отличался. Но черты лица свидетельствовали, что это один из благороднейших эльфов Среднеземья. Темный плащ он откинул назад, и стала видна кольчуга из чистого серебра. Он казался тонким и острым, как лезвие меча, и одновременно гибким и упругим, как ствол березы, раскачивающейся на ветру.

Он и предводитель гномов – большего контраста и представить себе было невозможно. Один – худой, высокого роста, с тонко очерченным лицом, другой – коренастый, приземистый, с пламенеющими волосами и бородой. В то время как Эльфийский Князь, казалось, парит в воздухе, Владыка гномов твердо стоял на земле.

И все же в них было что-то общее, то, чего нельзя выразить словами. Их лица сияли, в них ощущалось благородство высшей силы.

Светлый, ясный голос эльфа сочетался с глубоким, сочным басом гнома. Наблюдавшие не слышали их разговора, но, наконец, Брегорин кивнул, а Арандур Элохим быстро поклонился в ответ.

– Ах, если бы Итуриэль тоже была здесь, – заметил Гилфалас, – как бы я радовался...

– Твое желание выполнимо, – послышался голос.

В дверях стояла Итуриэль. В платье из мягкой тонкой кожи она походила на юную богиню, пришедшую с охоты домой. Ни цветочного венка, ни драгоценных камней не было в ее волосах, обрамлявших узкое лицо. Свет вечернего солнца, который золотил ее фигуру, не шел в сравнение со светом ее глаз, светом начала мира.

Она подошла к Высокому Эльфийскому Князю.

– Господин, я уже не надеялась увидеть вас в этой жизни. Вы наконец пришли, чтобы забрать то, что дали мне когда-то? – спросила девушка.

Арандур повернулся к ней, взяв ее руки в свои.

– Рад встретиться с тобой здесь, на пороге между мирами. Почти все свершилось. Наконец-то ты свободна, – произнес он.

Итуриэль достала кольцо. Мгновение она колебалась, как будто ей приходится отказаться от самой себя. Затем она сняла кольцо с цепочки и положила его в руку Высокому Эльфийскому Князю.

Арандур Элохим поднял кольцо. Луч вечернего солнца блеснул в камне, заставив его запылать.

– Я здесь, – произнес Эльфийский Князь. – Смотри, темный сородич, и знай, что твое время близится к концу.

В это время в Черной крепости князь Теней стонал во сне.

Полумертвый и скорченный от боли, он спал целую ночь и целый день с того часа, когда в сумерках возвратился домой. Никто из темных эльфов, тем более из служителей-больгов не отваживался приблизиться к нему. Они знали гнев своего господина и прекрасно понимали, что одного слова или движения руки достаточно, чтобы принести боль или что-то большее, чем боль.

Конец всего.

Уничтожение бытия.

Когда-то его эльфы последовали за ним. Они страстно желали властвовать над миром. Однако он всю ее, власть над жизнью и смертью, держал в своих руках.

И даже сейчас, терзаемый болью и чем-то напоминающим страх, он все равно был сильнее их всех.

Они, ожидая перед дверями его опочивальни, перешептывались друг с другом на темном языке:

– Может быть, позвать Азантуля?

– Лучше подождать, пока он проснется.

– А если он больше не проснется? Он спит уже слишком долго.

– Ты хочешь взять на себя ответственность?

– Что, я устал от жизни?

– Тогда молчи!

Из комнаты раздался крик. Потом снова воцарилась тишина, слышно было лишь тяжелое дыхание. Шумные вдох и выдох.

Через некоторое время послышались тяжелые шаги. Дверь приоткрылась. Больги и темные эльфы склонили головы.

Азратот стоял в дверях, тяжело опираясь о косяк. Его лицо было бледным, метка на губе чернела, глаза пылали внутренним огнем.

Все молчали и ждали, что прикажет повелитель.

– Готовьтесь, – прошипел он. – Завтра утром мы начнем битву.

Мрак окутал гору, но в недрах ее было светло как днем. Люди, эльфы и гномы заполнили зал.

В середине зала, у подножия трона, был поставлен стол. Владыка Брегорин как хозяин восседал во главе его. Справа от него сидели обладатели колец: Бурин, как две капли воды похожий на своего прадеда, за ним – Фабиан и Ким. Фольк настоял на том, чтобы Альдо занял место рядом с ним. Юноша чувствовал себя крайне неловко и старался казаться как можно более незаметным. А фольк, если постарается, мало чем уступит в этом и эльфу.

Те, кстати, сидели по другую сторону стола. Гилфалас был грациозен и невозмутим, словно речь шла вовсе не о судьбе мира. Высокий Эльфийский Князь излучал спокойную серьезность, сочетающуюся с веселой ясностью. Итуриэль находилась по правую руку от него. Сбоку от нее на скамеечке скорчился Гврги. Здесь были и Гальдор, предводитель эльфийской армии, и Талмонд, вождь людей. Горбаца за столом не было. Владыка Брегорин на такое пойти не отважился.

– Доверие – это одно, а ум – совсем другое, – сказал он. – Конечно, ради спасения мира лично я мог бы сесть с больгом за один стол. Но мой народ не понял бы этого. Между эльфами и гномами нет любви, к тому же мы очень разные. Но между больгами и гномами – ненависть, и мне бы не хотелось, чтобы она повлияла на наше решение.

Итак, Горбац сидел в углу зала, под аркадой. Больги присоединились к нему. Бросая взгляды в их сторону, Альдо спрашивал себя, о чем же больги говорят между собой и что творится в голове его неуклюжего друга.

– Именем Владыки и Владычицы, – начал свою речь Брегорин, и шепот в зале стих. Предводитель гномов посмотрел вокруг. – Не просто так мы произносим имена Божественной Четы, которая создала и хранит нас. Мне думается, что такого собрания, как это, в истории Среднеземья не было и не будет. Здесь, в залах Каразкома, мы созваны из далеких стран и времен. Говорю «созваны», хотя я вас к себе и не звал. Но все-таки это так. Мы, сидящие здесь, держим совет, как противостоять опасности, грозящей миру. Поэтому следует открыто говорить о вещах, о которых мы умалчивали до сих пор. И мне кажется, начать должен тот, чье путешествие сюда было самым долгим, – закончил он.

Все смотрели друг на друга, и никто не знал, кому же начать. Но тут поднялся Кимберон и откашлялся.

– Итак, все началось поздней зимой семьсот семьдесят восьмого года согласно летосчислению фольков, великолепным солнечным днем... – начал он.

Многое из того, о чем рассказал Ким, а затем сменившие его друзья, читателю уже известно. Однако те, кто сидел в зале, были поражены, услышав о Черном легионе и тысячелетнем царствовании тьмы. А больги, сидевшие вокруг Горбаца, стали смотреть на него с величайшим почтением, когда фольк отметил храбрость и мужество их товарища. Талмонд был весь внимание, когда Фабиан рассказывал об изменчивой истории своего рода. Гилфалас повествовал о долгой отчаянной борьбе, которую эльфы и люди Потаенной долины вели против силы тьмы. Бурин поведал о приключениях в залах Зарактрора и встрече с Божественной Четой в Сводчатом зале.

Только теперь собранная из отдельных рассказов история Сагота обрела какой-то смысл и последовательность: тени были призваны к жизни с поля мертвых, они бежали в глубины мира, там князь Теней их, порабощенных гномами, подстрекал против мучителей и, наконец, Владыка Фрегорин при помощи кольца власти прогнал их обратно в глубину.

– И на этом их история, конечно, не заканчивается, – сказал Высокий Эльфийский Князь. – Хотя, мне кажется, нас это больше не должно беспокоить.

Гврги посмотрел широко распахнутыми глазами на Арандура, но было не ясно, понял ли он из всего этого хоть что-нибудь.

Итуриэль начала было рассказывать о дальнейшей судьбе гномов Зарактрора, но Высокий Эльфийский Князь остановил ее:

– Иногда знание того, что должно произойти, становится препятствием.

– Что ж, если мы не должны знать о будущем гномов, то расскажите нам о прошлом эльфов, и, прежде всего о темных эльфах, – заметил Бурин не без иронии.

– Для этого мы должны обратиться к самому началу времен... – ответил со спокойствием Эльфийский Князь.

Кто-то уже знал эту историю в той или иной интерпретации, но для многих она оказалась внове. Арандур Элохим рассказал, как у истоков времени Божественная Чета встретилась на Водах Пробуждения и Господин, впервые увидев Госпожу, поклонился ей, чтобы выразить свое восхищение, и как в этот миг проснулись эльфы.

– Я это знаю, ибо был первым среди пробужденных. И этот миг был апогеем моего существования. Народ эльфов живет этим мгновением и поэтому знает лишь начало, но не ведает конца, – продолжал Арандур.

Он рассказывал, как в веселом хороводе и преклонении Господину и его вечно юной невесте проходила жизнь эльфов, когда каждый день был похож на следующий. Рассказал он и о том, как эльфы возвели в бесконечных лесах Высшего Мира город их мечты, Зеленторил. Он еще издали привлекал внимание блеском своих куполов и был наполнен играющей днем и ночью музыкой и танцами.

– И это бы длилось вечно, – продолжал он свой рассказ, – но случилось так, что тень беспокойства легла на мой народ. Мы не знали, откуда она взялась. Но я полагаю, с остановкой времени вещи начали меняться, и все делалось таким, как в начале. Это означало, что нет благословения на то, чтобы оставаться такими, какими мы были, что это проклятие, а настоящая жизнь может быть найдена в другом мире, в мире перемен.

Он рассказал, как эльфы в Среднеземье получили великое и одновременно ужасное знание.

Здесь они, казалось, нашли то, что искали. Они увидели, как возникает новая жизнь, и это их воодушевило, так как никто из них никогда не знал ничего, кроме собственного начала. Случилось так, что некоторые из них смешались с детьми Среднеземья, но все-таки остались отдельным народом.

– Были такие, которые пошли дальше, – продолжал он. – Вместе с жизнью они познали и темную ее сторону, смерть, так как везде, где есть свет, есть и тень. Один из них – его имя Элуир, Сын Света, – обрел власть над жизнью и смертью. И этой силой он привязал к себе многих. Он назвал себя Азратот, князь Теней.

Высокий Эльфийский Князь на мгновение умолк. Когда он стал говорить дальше, лицо его осветилось внутренним сиянием, глаза заблестели.

– Тогда ко мне пришел мой Господин и повел меня в глубину, в самое чрево земли, где вода берет начало. Там выковал я из огня, воды и первичного вещества мира по его приказу кольцо власти. С тех пор и наполнена та пещера подлинным серебром, которого не сыскать ни в каком ином месте.

Брегорин и остальные гномы наклонились вперед, и их глаза загорелись.

Но Эльфийский Князь не обратил на это внимания и продолжал:

– И другие кольца мне надлежало выковать: два кольца оберегающих, три изменяющих и седьмое, объединяющее в себе мир. Но одно из них должно было властвовать над остальными. Господин мой приказал мне спрятать это кольцо до поры. Я не представлял тогда, что это будет длиться столетия и какое количество судеб будет от него зависеть. Но теперь кольцо снова у меня, и темный сородич знает об этом.

– Так это и есть причина, по которой кольцо хранилось у меня? – воскликнула Итуриэль.

Эльфийский Князь повернулся к ней, сказав:

– Да, Азратот знает мощь этого кольца. И с давних пор тратит едва ли не все свои силы на то, чтобы найти его и уничтожить. Он догадывается и о том, что происходит здесь, и это сеет тревогу в его душе.

– Но какое же кольцо у него?

Все обернулись в сторону говорившего. Ким смутился и покраснел, но продолжил:

– Я полагаю, что двух у него нет и быть не может: кольцо Фрегорина будет возвращено Божественной Чете, а другое окажется в руке Грегорина, когда мир закончится. Три кольца находятся здесь – так же как первое и седьмое. Тогда с помощью какого кольца князь Теней управляет временем?

Арандур Элохим помедлил мгновение.

– Не знаю, – признался он. – Это и мне не понятно. Ведь сам он не в силах создать подобную вещь. Как он может изменить ход истории, если даже его попытка создать искусственное существо не увенчалась успехом?!

Он посмотрел вниз, на Гврги. Тот сидел себе на скамеечке и, казалось, не слышал ни единого слова. Но как только он поднял голову, стало заметно, как закатились его глаза.

– Что с ним? – с волнением в голосе крикнула Итуриэль.

Гврги попытался что-то сказать, но из его глотки вырвался лишь сдавленный хрип. Болотник дрожал всем телом. Трехногая скамеечка опрокинулась, и Гврги упал на пол. Изо рта его шла пена.

– Ккколъцо... кколъцо... ппроклято... сседьмое... кколъцо...

Тело Гврги забилось в припадке. Мышцы на его шее натянулись, как струны, красные жабры вздулись.

– ...нннет времменни... нниккакого спасения...

Итуриэль присела подле Гврги. Какая-то женщина выбежала из толпы. В руке ее был платок.

– Надо затолкнуть ему меж зубов. Это всего лишь приступ падучей...

Гврги инстинктивно защищался от попытки заткнуть его рот кляпом. В отчаянии он произнес еще какие-то едва понятные слова:

– …ббез колъццца...

Затем в зале воцарилась тишина. Ким побледнел. Он уставился на свое кольцо и вспомнил, как пылала его рука, когда он стоял перед князем Теней. Он вспомнил и обрывочные картинки из снов.

Огненное колесо во мраке... фигура на высокой башне, каменистый бесконечный склон и сила, влекущая его...

– Мое кольцо злое?

– Ничего нет от природы злого, – произнес до сих пор молчавший Гилфалас. – Но это правда, что твое кольцо не принадлежит этому времени. Вероятно, князь Теней понял это раньше нас.

Талмонд откашлялся:

– Я думаю, достаточно рассуждать о всяких волшебных кольцах. У нас есть войско – армия эльфов, гномов и людей. Надо выступить и положить этому конец.

– Но... – вымолвил Альдо.

Все посмотрели на него.

– Что «но?» – проворчал Талмонд.

– Но написано, что вы и князь Теней... в поединке... – пролепетал Альдо.

– Если он отважится принять вызов, то я ему покажу!

– Я склоняюсь к тому, – послышался голос Грегорина, до сих пор молчавшего, – чтобы согласиться с господином Талмондом, но не уверен, что мы сможем выстоять против такого количества больгов и темных эльфов.

– Вероятно, сможем, – прогремел низкий голос.

Они совсем забыли о Горбаце, сидящем под аркадой. Больг поднялся. От него падала такая чудовищная тень, что он казался еще больше, чем был на самом деле.

– Что ты хочешь этим сказать? – пробурчал Грегорин с некоторым недоверием.

– Они решили следовать за мной. – Сказав то, Горбац указал на больгов, сидевших по обе стороны от него. – В свое время я был простым легионером, а здесь я Великий Больг. Они только и ждут, чтобы я отдал им приказ. Я готов.

– Ты уверен, что они пойдут за тобой?

– Да, меня предупредил об этом еще в Зарактроре тот, кого вы называете Владыкой.

Брегорин наклонил голову:

– Что ж, тогда завтра мы выступаем.

В ЗАПАДНЕ ВРЕМЕНИ

Ким открыл глаза.

В большом зале, в углу которого он спал, еще царил мрак. Лишь пара бледных тлеющих огней прогоняла самые глубокие тени.

Вокруг все спали. Кто-то храпел, причем так громко, что это мог быть только больг. Эльфов, о которых известно, что они не спят, а только полудремлют, не было видно и слышно. Воздух наполнялся теплом, исходившим от множества тел. Кто-то во сне тихо постанывал. Некоторые вздрагивали, испуганные ночными кошмарами, заново переживая плен, голод и жестокость, от которых спаслись бегством.

Не спал только Ким. Он лежал и думал. Наконец он принял решение.

Фольк поднялся, тихонько откинув одеяло, чтобы никого не разбудить. Ему не нужно было одеваться, так как спал он одетым. А об утреннем туалете не приходилось и думать.

Ким бросил последний взгляд на девочку, мирно посапывающую рядом. Бледное лицо Яди было спокойным, на нем не было и следа дневного напряжения. Ким внезапно ощутил острое желание поцеловать ее на прощание, но он поборол в себе этот порыв, ибо не хотел рисковать: ведь девочка могла проснуться. Или же он мог случайно разбудить кого-то еще.

Надо было торопиться.

На цыпочках он шел мимо спящих. Его взгляд скользил по укрытым одеялами телам. Наконец он нашел того, кого искал.

Гврги лежал, свернувшись калачиком, у входа, словно пес, караулящий дверь хозяйки. Его веки подрагивали. Что же снилось болотнику? Были это видения будущего, или прошлого, или какого-то иного времени, которое никогда и не существовало?

Впрочем, размышлять об этом было некогда. Если Ким не выполнит сейчас то, что задумал, потом может оказаться слишком поздно.

Он прикрыл рукой широкий рот Гврги. Болотник моментально открыл глаза.

– Ммм...

– Тсс! – Ким приложил палец к губам. – Молчи!

Наконец в глазах Гврги засветилась искра понимания. Тогда Ким отпустил его.

– Друг? – проговорил Гврги. – Ты... друг?

– Да, я твой друг,– поспешил его уверить Ким. Хотя точно не знал, было ли это правдой при том, что он намеревался сделать. – Пошли, ты должен мне кое-что показать. Но только тихо, хорошо? Тсс! – прошептал Ким, указав на спящих людей, затем наверх, на лестницу. – Пойдем!

Гврги, еще пребывая в полусне, собрал силы, чтобы встать. Он взял одеяло, которым был укрыт, и набросил его на плечи.

– Холодно, – сказал болотник, недоверчиво посмотрев наверх, туда, где вход походил на светлый четырехугольник, вырисовывающийся в темноте.

– Пойдем, – поторопил Ким. – Скоро встанет солнце и будет теплее. Вперед!

Он протянул руку. Почти инстинктивно Гврги положил свою ладонь в его и последовал за фольком.

Они начали осторожно подниматься по лестнице. Наверху сидели два гнома-стража. На первый взгляд казалось, что они весьма бдительны, но, присмотревшись, можно было заметить, что они совершенно неподвижны. Ким увидел, что глаза их закрыты: то ли они следили за обстановкой органами чувств, о которых он не знал, то ли просто спали. А может быть, и то и другое одновременно.

Снаружи было еще темно. На востоке какое-то блеклое сияние окружало горы.

На севере все еще пребывало в глубоком сне. То здесь, то там вдалеке были видны отблески огня, походившие во тьме на пылающие точки, как будто кто-то прокалывал иголкой паутину ночи. Черная крепость на горизонте выглядела угрожающе. За ее стенами горели огни, но она была слишком далеко, чтобы разглядеть, что там происходит.

На юге тянулись высочайшие гребни горной Цепи, прерываясь лишь там, где седловина обозначала дорогу, ведущую к Проходу. Оттуда, где лежали вечные снега, веяло холодом, дул ветер и со стороны ледяных полей, расположенных ниже.

Гврги дрожал.

– Холодно, – пожаловался он еще раз и нагнулся, чтобы хоть как-то укрыться от ветра.

Ким тоже присел на корточки.

– Гврги, где Врата? Покажи мне их. Это где-то неподалеку.

Болотник, будто не понимая его, покачал головой.

– Врата! – повторил Ким умоляюще. – Врата в Подземный Мир. Врата, через которые ты прошел вместе с Итуриэль. Где они?

Гврги смотрел на него широко открытыми глазами.

– Зачем? – спросил он.

Это был слишком простой вопрос, чтобы на него просто ответить. И что фольк вообще должен был сказать? Может быть, болотник не понимает его или тут было еще что-то?

– Поскольку мое кольцо представляет опасность,– сказал тихо, но уверенно Ким,– я должен отнести его в безопасное место, прежде чем нас настигнет его проклятие. Я должен находиться в другом месте. Ты понимаешь? Сейчас я не в том времени, в котором должен быть.

Гврги встал.

– Пойдем, я покажу тебе дорогу, – согласился он.

Ким поднялся вслед за ним.

– Нет, Гврги, тебе не нужно идти со мной. Это только мое дело. Ты понимаешь? Ты должен только показать...

– Туда! – Болотник ткнул пальцем. Взгляд Кима проследовал в направлении, указанном Гврги.

Он увидел огромный ледник, в сумерках казавшийся беловато-серым.

Ким кашлянул.

– Но там не пройти,– сказал он.

В его голосе чувствовалось разочарование, ведь он все так хорошо подготовил! И сейчас ему показалось, что мир ополчился против него, чтобы в самый последний миг воздвигнуть непреодолимое препятствие.

– Пойдем! – Гврги протянул ему руку. – Дорога есть всегда, если ты в это веришь.

Ким позволил повести себя, и вскоре в его сердце забрезжило что-то похожее на надежду. Все показалось снова разумным. Если Гврги говорит, что дорога есть, в это следует верить.

Сначала они поднимались по горной тропе. Затем болотник повернул в сторону отвесной скалы, около которой извивался ледник. Под ногами скрипел и скользил щебень, то здесь, то там с шумом катились вниз камни.

Ким был безмерно рад, когда они, наконец, достигли скалы, с подветренной стороны которой можно было немного передохнуть.

– Тсс! – прошептал Гврги. – Кто-то идет за нами!

Ким прислушался. Теперь и он услышал топот шагов. Когда мчащиеся облака на мгновение разорвались, он бросил взгляд на приближающегося преследователя. Если полумрак и не позволял различить цвета, то по вьющимся волосам и по острым ушам он без труда узнал Альдо.

– Господин... господин Ким! – Юный фольк задыхался от быстрой ходьбы. – Подождите... меня!

Прошло немного времени, и Альдо был уже рядом.

– Теперь я наконец знаю... почему... моя семья... носит фамилию Кройхауф, что значит «ползущий наверх», – пропыхтел он.

Ким посмотрел на него с легким упреком:

– Ах, Альдо! Зачем ты пошел за мной!

– Теперь, когда я вас наконец-то отыскал, господин Ким... я не могу вам просто так позволить уйти.

– Но тебе нельзя идти со мной.

– Я знаю, что вы хотите, господин, – упрямо продолжал Альдо. – Вы хотите доставить кольцо в безопасное место. Хотя я не могу понять, как вы собираетесь это осуществить.

– Он, кажется, знает дорогу. – Ким кивнул на Гврги.

– Через ледник?

Гврги усмехнулся.

– Идем,– позвал он.

– Ладно, хорошо, идем, – сказал Ким.

Моренная гряда была вязкой и полной мелких камней, которые ледник в течение долгих столетий медленно тащил за собой в долину. Снег, ставший от бесконечного таяния и замерзания зернистым, ложился слой за слоем, приобретая странные фермы. Даже серым утром этот ледяной дворец светился изнутри, словно накопил в себе свет бесчисленных дней и теперь постепенно от него освобождался. Если долго смотреть на это причудливое создание природы, поневоле начинало казаться, что оживают картины далекого прошлого и из давно ушедшей жизни возвращаются сказочные существа.

– Сюда,– произнес Гвргк, указав на самую глубокую трещину в ледяной постройке.

Ким и Альдо не верили своим глазам.

– Туда, внутрь?

– Внутрь и сквозь!

Они последовали за болотником. Всюду, куда проникал взгляд, капало, и создавалось ощущение, что они находятся во чреве огромного животного, в какой-то кристаллической губке, которая, сначала впитав в себя воду, теперь отдает ее назад.

Сделав несколько шагов по ледяному лабиринту, они, казалось, безнадежно заблудились. Дорога петляла туда и сюда, поднималась, опускалась, шла через мосты и туннели, сквозь ледопады и мимо огромных валунов. Трещины и ходы, сплошь состоящие из одних острых углов, подчиняющиеся законам какой-то необычной геометрии, вели все глубже, в самое сердце льда. Темнота окутывала их все больше и больше, а свет, который сначала просачивался в эту ледяную глыбу, постепенно гас.

Но вскоре встало солнце. Свет его наполнил хрустальный дворец блеском. Сверкая, как агат и опал, он переливался всеми цветами радуги: красным и оранжевым, желтым и зеленым, голубым и фиолетовым. Это было невероятно красиво.

– Дальше, – сказал Гврги.

Со светом солнца лед пробудился к жизни. Вода, прежде только капавшая, теперь журчала и плескалась. То здесь, то там что-то хрустело и трещало. Где-то вдалеке оторвался кусок льда. Грохот эхом отозвался в глубине, заставив стены задрожать.

Ким и Альдо торопились за своим проводником. Впереди лед становился более прозрачным. Внезапно они оказались в воде. Дно было вязким, ледяная вода хлюпала в голенищах сапог. Но вскоре друзья увидели отверстие в голубой стене и устремились к нему. Свет проник внутрь, и над ними открылось небо. Последние облака рассеивались, и день обещал быть хорошим.

Перед ними лежала площадка, своеобразный выступ на отвесном склоне, который теперь был освещен солнцем. Сама скала с этой стороны пребывала еще в тени. Врата блестели, как огромный темный глаз.

Они были круглые, около двадцати шагов в диаметре. Сплошная металлическая плита закрывала их. По обе стороны Врат на скале были высечены непонятные иероглифы.

Ким преодолел последний отрезок пути и повернулся к своим спутникам:

– Благодарю вас за то, что вы довели меня до этого места. Но дальше я должен идти один.

– Об этом не может быть и речи, – запротестовал Альдо.

– Мы пойдем вместе, – подтвердил Гврги.

Ким посмотрел на них с печалью в глазах:

– Я совершенно не знаю, что ждет дальше, по ту сторону Врат.

– Но как раз то, чего я давно хотел – шагнуть в неизвестность, – стал упорствовать Альдо. – И вот теперь, когда все по-настоящему только начинается, я должен оставить вас?

Прежде чем Ким успел возразить, юный фольк был уже у Врат.

– А вы знаете, как их открыть?

Ким усмехнулся:

– Попробую.

Он вытащил руку из кармана. На ней сверкало кольцо. Ким сконцентрировал все внимание на Вратах.

– Откройтесь! – мысленно попросил он. – Откройтесь! Дайте мне пройти!

Однако ничего не произошло: ни содрогания скалы, ни шума каких-либо секретных механизмов.

Это было невероятно. Он подверг не только себя, но и своих друзей опасности, чтобы в конце оказаться перед дверью, которая не открывается!

Казалось, Альдо думал о том же, так как сказал:

– Должна же быть какая-нибудь ручка или кнопка, которую нужно нажать, или...

Гврги вплотную приблизился к двери. Он ударил ее ладонью так, что раздался звон.

– Откройся! – приказал он.

Сначала была видна крошечная точка в самой середине, темное пятно на гладком металле. Затем оно стало расширяться, словно некий огромный зрачок. Не было слышно ни малейшего шума. Единственное, что звучало достаточно отчетливо, так это завывание ветра. Оно доносило издалека чьи-то голоса, затем крики, а потом воцарилась тишина.

Внутри, во Вратах, ничего нельзя было различить. Виднелась лишь дрожащая, клубящаяся дымка.

Ким сделал шаг вперед и исчез в тумане.

– Господин Кимберон! – закричал Альдо.– Ким! Ким...

Он попытался схватить Кима за край одежды, но там уже не было ничего, кроме кромешной тьмы, в которой растворилась рука юноши. Альдо сглотнул, затем мужественно сделал шаг вперед, туман поглотил и его.

Гврги остался один. Какое-то время он еще продолжал стоять перед отверстием, потом, как бы желая извиниться, поднял руки и последовал за Кимом и Альдо.

Врата закрылись.

– Он исчез! – Фабиан в недоумении развел руками. Там, где спал Ким, лежали только скомканное одеяло и вещевой мешок, сквозь ткань которого вырисовывались очертания книги. Фольк все время таскал ее с собой, но не имел возможности прочитать.

– Наверное, он вышел подышать свежим воздухом, – предположил Бурин.

Все вокруг начинали просыпаться, потягиваясь и зевая.

– Кто-нибудь видел Кимберона?

Девочка, которая спала рядом с Кимом, вздрогнула.

– Где он? – спросила она, рассеянно посмотрев на одеяло.

Фабиан наклонился к ней:

– Ты что-нибудь видела?

В ответ она замотала головой:

– Мне приснилось, что он уходит. И сейчас его действительно нет.

– Альдо тоже исчез! – крикнул Гилфалас с другого конца зала.

– И Гврги, – сказала Итуриэль из коридора, ведущего наружу.

– Черт возьми! – выругался Фабиан, которого крайне трудно было вывести из себя. – Он принял слишком близко к сердцу то, что вчера сказал Гврги. О проклятии седьмого кольца. Я должен был это предусмотреть. Я...

– Пойдем! – перебил его Бурин. – Нет причины для беспокойства, ваше величество. Пойдем наверх и посмотрим. Стражники наверняка должны были видеть, что мимо них прошли трое. Или же это очень уж плохие стражники, – добавил он яростно.

Но оказалось, что те ничего не видели, хотя и не спали, как утверждали. Однако, как трое прошли мимо них незамеченными, стражники объяснить не сумели.

– Ну не растворились же они в воздухе! – сказал Фабиан.

– Я полагаю, что в этой игре действуют другая воля и другая сила, – сказал незаметно подошедший Высокий Эльфийский Князь. – Если носителя кольца здесь нет, то нам надо подумать, куда он мог отправиться.

– По дороге? – предположил Бурин. – Во всяком случае, Альдо знает путь, ведущий через Горный Проход, а затем вниз.

– Но зачем они взяли с собой Гврги? – удивился Фабиан.

– Врата! – вдруг воскликнула Итуриэль. – Гврги был там со мной. Они отправились к Вратам, чтобы уберечь кольцо от князя Теней...

– Кто тут сомневается в бдительности гномов? – спросил Владыка Брегорин, спускаясь по лестнице.

На нем были доспехи, как будто он их и не снимал. Его огненно-красная борода пылала, как огонь.

– Владыка, – произнес Бурин, – есть ли дорога, ведущая отсюда к Вратам, через которые прошли госпожа Итуриэль и ее спутник?

Брегорин нахмурился:

– Да, имеется. Однако между нами и Вратами находится огромный ледник, который необходимо обойти. Как вам должно быть известно, госпожа, – добавил он, повернувшись к Итуриэль. – Иначе мои люди не обнаружили бы вас так далеко.

– А можно ли увидеть Врата отсюда? – поинтересовался Гилфалас.

– Пойдемте, – сказал Брегорин. – Я вам их покажу.

В сопровождении гномов-стражников они отправились в сторону Прохода. Дорога шла лишь до ледника. Всюду коварно блестел фирн, погруженный в кроваво-красные отблески восходящего солнца. Беловато-зеленоватое ледяное озеро окружали морены, извиваясь, словно змеи.

– Тут есть следы, – остановившись, сказал Брегорин.

Они отчетливо виднелись на вязкой осыпи, следы двух пар ног: одних – босых, с широко оттопыренными большими пальцами, других – маленьких и узких. Теперь стала видна и третья пара – такой же маленький след проходил немного ниже, чтобы затем встретиться с остальными на краю морены.

– Гврги и Ким, – установил Фабиан.

– И Альдо, – добавил Бурин.

– Но как же они двигались дальше? – изумился Гилфалас.

– Можно пройти и через ледник, но для этого потребовался бы проводник. До сих пор ни один гном, каким бы отважным или отчаянным он ни был, не отваживался на это.

– У них был самый лучший проводник, какого можно себе представить, – тихо сказала Итуриэль. – Тот, за которым я следовала всюду, даже до конца времен.

– Вы имеете в виду... болотника? – спросил Эльфийский Князь.

– Гврги.

– Но все-таки... – Он с сомнением повернулся к ледяному полю.

Скалы, находящиеся за ним, лежали еще в темноте, но с каждым мгновением видимость становилась все лучше. И вдруг, когда первый луч света коснулся их, вдалеке что-то блеснуло, но только на одно мгновение и видимое лишь под этим углом.

– Врата! – воскликнул Гилфалас.

Пока они стояли и смотрели, далекая светлая точка стала темнеть.

– Они открываются, – констатировал эльф. – Значит, им удалось пройти.

Несколько секунд все стояли молча, смотря вдаль, пока далекий блеск не сообщил о том, что Врата снова закрылись. Затем солнце начало двигаться дальше, и последнее указание на то, что там кроме скал и льда есть еще что-то, исчезло.

– И что же нам теперь делать? – спросил Бурин, чтобы тут же самому ответить: – Разве мы можем отпустить нашего друга на верную гибель, как вы считаете?

– Тем более мы здесь отнюдь не затем, чтобы сражаться, – сказал Фабиан. – Это дело Талмонда: исполнить то, для чего он рожден, – и стать героем.

Гилфалас добавил:

– И не забывайте, друзья, что сказал Гврги, когда ему было пророческое видение: «Нет спасения... без кольца».

Фабиан быстро взглянул на него.

– Итак, ты полагаешь, нам следует что-то предпринять, пока силы мрака дремлют? – спросил он.

– Мы этого не узнаем, если не попытаемся, – заметил Бурин.

– Но как добраться до Врат? – спросил Фабиан.

– Я вас проведу, – отозвалась Итуриэль.

Итак, решение было принято. Они вернулись на постоялый двор, чтобы попрощаться с Брегорином и остальными, прежде всего с Горбацом. Бурин обратился к нему:

– Мне будет не хватать тебя, мой толстый друг, но не будем из-за этого становиться сентиментальными.

– Я не толстый, по крайней мере для больга, – проворчал Горбац. – Желаю тебе встретить такую женщину, которая бы так хорошо готовила, чтобы ты действительно стал толстым гномом.

– Твои слова да богу в уши, – отозвался Бурин.

Но глаза его при этом подозрительно повлажнели.

– И позаботьтесь о том мальчишке, – бросил Талмонд. – Он, конечно, надоел мне со своими сказаниями и легендами, но кто знает, что в итоге получится.

Высокий Эльфийский Князь обратился к ним:

– Я не думаю, что это конец. Петли времени закручены хитро, и у меня такое чувство, что мы еще встретимся до того, как решится исход битвы.

После этого три друга и их грациозная провожатая повернулись на север, чтобы идти вниз по дороге, ведущей в Эльдерланд. Над долинами еще лежал туман, но утреннее солнце уже начало его рассеивать. Вдалеке слышался звон оружия, вероятно, первый отголосок грядущей битвы.

Они свернули с дороги у старого моста и пошли в направлении старинной часовни гномов. Небо было ясным. При других обстоятельствах это могла быть великолепная прогулка под сияющим солнцем. Но каждый из спутников был погружен в свои мысли и едва ли обращал внимание на окружающее их великолепие.

– Меч! – вдруг воскликнул Фабиан, стукнув себя по голове. – Я забыл меч!

Остальные удивленно посмотрели на него.

– Изратор,– пояснил он.– Меч остался в Черной крепости. Я завернул его в эльфийский плащ, а это, надеюсь, хорошая маскировка.

– Вот еще что беспокоит меня, – сказал Бурин. – Я спрашивал Владыку Брегорина насчет подходящего меча, так как искал оружие для Талмонда, и Альдо напомнил мне одну старинную легенду. Жаль, но в этом времени подобного меча еще нет. Они пытаются овладеть секретами стали, но пока недостаточно продвинулись в этом направлении. Я бы мог им дать пару дельных советов, – заметил он тихим голосом. – Наверное, это могло бы ускорить развитие... Ах, как я ненавижу это путешествие во времени! Это делает все таким сложным!

– Что меня волнует, так это вопрос о том, правильно ли мы поступили, оставив тут Горбаца, – сказал в задумчивости Гилфалас. – Он ведь тоже чужой в этом времени.

– Может ли кто-нибудь вспомнить, чтобы в Войне Теней принимал участие некий Великий Больг? Вероятно, не следует изменять историю, которую хотим спасти?

– Записи об этом времени беспорядочны и обрывочны, – заметил Бурин. – Здесь все возможно. Почему бы и не случиться такому?

– Но в одном Гилфалас прав, – констатировал Фабиан. – При Талмонде не происходит никакой решающей битвы. Лишь при его сыне, Хельмонде Великом. И Разрушенная страна, и Ограничительный Пояс – все это возникло много позже.

– Вы не должны мучить себя тем, что могло быть или чего никогда не должно случиться, – заметила Итуриэль. – Поверим, что все это входит в план Божественной Четы, и будем делать то, что считаем нужным. Большего нельзя ни от кого требовать, ни от человека, ни от эльфа, ни от гнома.

– А мне кажется, мы сделаем правильно, если будем экономить дыхание, – пробурчал Бурин, – так как подниматься придется высоко и оно нам еще пригодится.

Он снова был в своем сне.

Но только в этот раз это был не сон, а пугающая действительность.

Перед ним лежала, насколько мог видеть глаз, бесконечно пустынная местность, еще дышащая древними силами природы. Сернистый дым заставлял глаза слезиться.

Здесь и там еще мерцали огни, которые создали эту местность, извергнув ее из чрева Земли. Где-то вдали, на западе над морем, там, где встретились огонь и вода, стоял пар. На востоке в небо врезались высокие горы.

Он снова был в Эльдерланде. Но сейчас эта земля не казалась ему родиной. Она выглядела совершенно необжитой. Барьера между вчера, сегодня и завтра не существовало. Из огня, воды и воздуха была рождена эта новая земля. И тяжело кровоточила рана в теле мира, рана, которая когда-нибудь должна была закрыться.

Ким поднимался по крутому скалистому склону. Вокруг были лишь камни, на которых ничто не росло – ни трава, ни цветы. Впереди, как будто срезанная ножом, поднималась скала. Над ней нависало темное, затянутое облаками небо.

И потом он увидел его.

Он казался скорее парящим над землей, чем идущим по ней. В нем чувствовалась легкость, берущая свое начало из более ранней эпохи. Его волосы были темны, словно ночь. Лицо его было белым, ибо зной лета никогда не обжигал его. Все же пепел дымовых труб успел исчернить его белые одежды, и ожерелья цветов, которые он носил, казались обугленными и увядшими. Глаза его горели всепожирающим огнем.

– Иди ко мне!

Ким не мог сопротивляться этому голосу. Он невольно последовал зову, хотел этого или нет. Ноги отказали ему, и он упал на колени. Дальше он пополз так, что руки его оказались разбиты, а колени кровоточили. Но это уже не имело никакого значения.

– Приди ко мне, ибо это предопределено. Приди ко мне, и я освобожу тебя от твоего груза. Приди ко мне, и ты обретешь покой.

Он должен это сделать. У него нет другого выхода. Дорога вела его сюда, и он прошел ее до конца. Пути назад нет.

– Больше никакой ответственности. Никаких забот. Никаких обязанностей. Никаких воспоминаний...

Не этого ли он так желал? Наконец-то освободиться от груза, взваленного на него, от груза, который был слишком тяжек для него. Он не рожден быть героем, он всего лишь маленькая искорка в круговерти мира, которая мерцает и вскоре погаснет.

– Ты должен этого хотеть всем сердцем. И должен сделать это добровольно, иначе это не освободит тебя. Ведь ты хочешь быть свободным...

Его голос был похож на пепел, наполнявший воздух.

– Да, хочу.

Из последних сил Ким снял кольцо с пальца и, дрожа, положил в протянутую к нему руку. Благодарно посмотрел он на...

...и встретился с горящими глазами князя Теней. И понял ужасную ошибку, которую совершил, понял это в тот миг, когда был отброшен пламенем.

– Не-ет!

– Вы слышали крик?

Брови Гилфаласа удивленно применялись. Он повернул голову. Хотя его слух был острее, чем у других, сейчас он сомневался.

– Я ничего не слышал, – пробурчал Бурин.

– Я тоже, – подтвердила Итуриэль.

– Может быть, это какая-нибудь птица высоко в небесах, – предположил Фабиан. – Здесь наверняка водятся орлы.

– Нет, – произнес Гилфалас. – Он пришел от скал. Оттуда. – Он показал в том направлении, где Врата переливались бронзовым светом.

Итуриэль, шедшая впереди, сощурила глаза:

– Там есть что-то, у Врат. Это выглядит как...

– ...Ким? – спросил Фабиан.

Гилфалас напряженно вглядывался.

– Я ничего не вижу. Сейчас оно исчезло.

– Пойдемте. Надо поторопиться, – сказал Фабиан.

Почва рассыпалась под их ногами и лавиной сбегала в долину.

– Спокойно, спокойно, – повторял Бурин.– Если мы упадем, то уже никому не сможем помочь.

Они находились на последнем и самом сложном участке пути. Врата казались уже совсем близкими, но каждый шаг давался с трудом. Итуриэль грациозно подплясывала над узкой лентой дороги, тянувшейся между отвесной скалой и ледником. Лицо Фабиана от напряжения казалось белым, как полотно. Бурин буквально врос в скалу, словно хотел слиться с камнем, а не идти этой обманчивой тропой.

– Вот! – крикнула Итуриэль. – Вот он!

Теперь это увидели все.

– Это Ким! Но что с ним? – воскликнул Фабиан удивленно.

Маленькая скорчившаяся фигурка лежала у подножия Врат и мерцала, как гаснущее пламя. То ока казалась видимой, телесной и реальной, то видна была лишь голая скала и поблескивающий металл ворот, словно там не было ничего, кроме дыма и тени.

Итуриэль добралась до него первой.

– Ким?

Фигура ожила и открыла глаза. В них была видна бесконечная боль. Боль и полная безнадежность.

– Я его потерял. – Его голос, шедший откуда-то издалека, был тонким и безжизненным, как эхо, отражавшееся от мертвой скалы.– Я хотел отнести его в безопасное место. Я думал, в Подземном Мире, в конце времени, оно бы надежно... в руках Владыки. Но Врата...

Его голос прервался. Мгновение было видно, как сквозь его тело проблескивает голый камень, потом Ким появился снова.

– ..меня перенесло обратно... обратно во времени. К нему. Я отдал ему кольцо, вы понимаете? Нет никакого восьмого кольца власти. Это было седьмое... мое кольцо. Теперь оно у князя Теней. Мне так жаль...

Итуриэль склонилась над ним. Она хотела его утешить, но он поднял руку, как бы желая сказать: «Не дотрагивайся до меня».

– Теперь власть князя Теней бесконечна. Лишь седьмое кольцо могло его остановить. Вы должны его вернуть. Вы должны...

– Ты полагаешь, нам надо пройти через Врата? – спросил Фабиан.

– Нет! Дорога через Врата ведет в бездну времени. Идите в Эльдерланд...

Спутники переглянулись. Каждый подумал об одном и том же. Фабиан произнес это вслух:

– Но Эльдерланда нет!

Маленькая фигурка у подножия ворот снова блеснула и погасла.

– Ким!..

– Эльдерланд всегда пребывает... в душе у Божественной Четы... – Голос затих в шуме ветра. – Есть дорога... если только в это верить...

Они посмотрели на то место, где лежал их друг, вернее, то, что от него осталось. И никто не знал, что он хотел сказать дальше.

Наконец Итуриэль прервала молчание:

– Что же он хотел этим сказать: «Есть дорога, если только в это верить»?

– Я не знаю, – произнес Фабиан. – Но дорога через Врата закрыта для нас. Но как без их помощи мы можем попасть в Эльдерланд? – В его словах звучало сомнение.

– Даже если мы этого очень сильно пожелаем, то вряд ли туда попадем, – сказал Бурин.

– Вероятно, нам сможет помочь волшебство наших колец, – предположил Гилфалас.

– Нет, этого мало, – сказала Итуриэль. – Разве вы не слышали, что сказал Ким? Мы должны в это верить. Ни больше, ни меньше. Верьте, и это произойдет.

Фабиан вытянул вперед руку. Кольцо на ней засверкало зеленоватым огнем. Бурин положил сверху свою, освещенную красным сиянием его кольца. Затем и Гилфалас опустил свою тонкую кисть, и голубое мерцание его кольца соединилось со светом первых двух.

– Я верю в Эльдерланд, – сказал Фабиан.

– Тогда в... – произнес Бурин.

– ...В Эльдерланд, – заключил Гилфалас.

На мгновение их лица осветились сиянием, в котором соединились все краски радуги.

Затем Итуриэль устремила блуждающий взор на север. По ту сторону ледника, стоящего в солнечном пекле, дым и пожар наполнили чистую голубизну неба. Девушка вздохнула. Потом решительно повернулась, положив руку на холодную гладкую поверхность Врат.

– Откройтесь! – вымолвила Итуриэль.

Весь мир представлял собой хаос бесконечно серых скал.

– Господин Кимберон? Господин Ким?

Никакого ответа. Даже эха не было слышно.

Туман поглощал любой звук. Альдо не знал, как долго он уже плутает по скользкому лабиринту. Он потерял чувство времени и даже не представлял, в каком направлении движется. Возможно, он уже очень долго шагает по кругу и никогда не достигнет никакой цели. Тем не менее, юноша продолжал идти, пока наконец настолько не обессилел от голода и жажды, что не мог сделать и шагу. И не оставалось ничего другого, как ждать конца среди голых равнодушных камней.

– Господин Ким! Ким!

Что это, эхо? Нет, он ошибся. Здесь нет ничего: ни травы, ни цветов, ни солнца, ни жизни. Он находился в сером междумирье, где не существует законов пространства и времени.

В тумане показались фигуры. Первая – высокого роста и широкоплечая, вторая – маленькая, коренастая и приземистая, третья – стройная и гибкая, как молодое дерево на ветру. От них исходил какой-то удивительный свет.

– Господин Фабиан... И Бубу... Гил...

Голос изменил ему. Туман разорвал слова.

Инстинктивно Альдо направился было к ним, но потом увидел, что они не настоящие, ибо внезапно начали бледнеть и исчезли. Альдо оказался на самом краю глубокой пропасти. Балансируя руками, он с трудом удержал равновесие.

И тут ужас сковал его. Прямо перед ним оказалась бесформенная голова с широко расставленными выпученными глазами. Брюхо существа было таким же серым, как и туман, окружающий его, к тому же у него были огромные уши и желтые оскаленные зубы.

И вдруг Альдо понял, где находится. Он пребывает в своем сне, который видел по пути в Зарактрор. Но теперь сон стал явью.

– Алекс! – Он с облегчением засмеялся. – Алексис, глупая скотина! Откуда ты взялся?

Осел уставился на Альдо. Его морда выражала непонимание и недовольство одновременно. Он словно хотел сказать: «Да что мне с того, что ты пришел сюда?»

– Ты что, заблудился? – спросил Альдо. В этом сером мире межвременья его уже ничто не удивляло. – Ты заблудился во времени. А это может произойти с каждым, не только с таким ослом, как ты.

Он понимал, что несет чушь, но ему было все равно. Он радовался, по крайней мере, тому, что встретил существо, которое ему знакомо.

– Подожди! Я выведу тебя отсюда!

Большими скачками юноша стал продвигаться от скалы к скале, вниз по склону, пока из прояснившегося тумана не появились знакомые опоры моста, висящего над пропастью.

– Оставайся на месте, Алексис, жди! Я иду!

– Не был ли это Альдо?

– Одно мгновение мне тоже показалось, что я...

– ...Увидел его.

В призрачном свете, окутывавшем их, было трудно понять, что реально, а что нет.

Вдоль этого пути не стояли дорожные указатели, под ногами не чувствовалась почва. С каждым шагом они погружались все глубже. Картинки перед глазами менялись так внезапно, что за ними невозможно было уследить. Целые столетия словно бы прошли мимо них. И остались лишь расплывчатые воспоминания о событиях, забытых прежде, чем они успели совершиться, о вещах, которые когда-то происходили или которых могло и не быть, о больших и маленьких, хороших и плохих.

Потом почва под ногами снова стала твердой и покрытой сухой осенней травой. И когда их взгляд окончательно прояснился, они увидели деревья без листьев, большое здание, а прямо перед ними цепь холмов, на последнем из которых стояла маленькая согнутая фигура.

– Ким!

Он не слышал. Он держал что-то в руке. Казалось, что это для него ценно и дорого, ибо он не отрывал от этого предмета взгляда. Драгоценность еще раз блеснула, когда с ней встретился последний луч солнца.

– Иди с нами!

Он обернулся. Его волосы были седыми, глубокие морщины избороздили лицо – знак времени, годы и десятилетия миновавших радостей и забот.

Он был освещен лучами вечернего солнца.

– Бурорин! – В дрожащем голосе старика слышалось удивление.– Гилфалас! Фабиан! – Он развел руки, чтобы обнять их, но потом передумал. Тень упала на его лицо. – Хорошо, что вы наконец пришли. Пора.

– Ким? – Фабиан сделал шаг вперед. – Кимберон Вайт?

– Он самый, ваше величество!

– Черт возьми! – вырвалось у Бурина. – Что с тобой?

– Мы все когда-нибудь становимся старыми, Бубу. – Кимберон улыбнулся, но это была грустная улыбка. – Вы пришли слишком поздно. Вам надо обратно, на тридцать пять лет назад, в прошлое. И скажите ему... скажите мне, что вы меня встретили. И что я должен идти с вами.

– Значит, ты знаешь эту историю? – спросил Гилфалас. – Ты знаешь, как она заканчивается?

Ким посмотрел на него так, словно не хотел или не мог ответить.

– Да... и нет... – сказал он наконец и умолк.

Потом Ким опять заговорил, и в голосе его прозвучала надежда, в которой ему жизнь так долго отказывала.

– Книга у вас с собой? – спросил он.

– Книга? – Фабиан наморщил лоб.

Сначала он не понял, что спрашивал их так изменившийся друг. Наконец он вспомнил:

– Ты имеешь в виду... ту книгу?

Когда они уходили с постоялого двора гномов, ему на глаза попался вещевой мешок Кима. Было ли это случайностью или судьбой? Ослабив завязки мешка, Фабиан вытащил оттуда что-то засаленное, затянутое в кожу, с металлическими углами.

– Да! Да! – В голосе Кимберона послышалось нетерпение. – Дай ее мне!..

Фабиан протянул книгу.

Ким прижал ее к груди. Затем, отвернувшись и не удостоив своих друзей даже взглядом, побрел прочь.

Фабиан, Бурин и Гилфалас переглянулись. Это оказалось не той встречей, на которую они рассчитывали, если они вообще на что-то могли рассчитывать. Но никто и представить себе не мог, что Ким, так внезапно появившийся, может столь же внезапно и странно исчезнуть.

– И что теперь? – пробормотал Бурин.

– Ты же слышал, что он сказал, – ответил Фабиан.– Обратно в прошлое – на тридцать пять лет...

– Но почему именно на тридцать пять?.. – удивился Гилфалас.

– Мне это неизвестно, но у меня такое впечатление, что он нас тут ждал, как будто знал, что мы должны прийти. Наверное, он уже встречал нас однажды, тридцать пять лет назад.

– А почему мне кажется, что и это уже когда-то происходило? – спросил Бурин.

Тут Гилфалас засмеялся. Впервые Бурин и Фабиан слышали, чтобы так смеялся эльф.

– Я-то думал, мы будем повелителями времени! А мы лишь пленники в его бесконечном круге.

– Подожди, путь еще не окончен, – возразил Бурин.

– Тогда пойдем по той дороге, которую нам укажут кольца, – предложил Фабиан.

Молча они снова протянули друг другу руки.

Болото было окутано туманом. В канавах блестела чернильного цвета вода. Блуждающие огоньки, подмигивая, танцевали над зарослями тростника, мерцали в траве, меж кривых березок и погибающего кустарника. Солнце проплывало по небу бледно-желтым пятном.

Племя продвигалось по насыпи, которая находилась чуть выше уровня болота. Здесь, под защитой кустов дрока, возникала иллюзия теплоты, по крайней мере, если двигаться, плотнее прижавшись друг к другу.

Их было около дюжины: мужчины, чуть более высокие, с обветренной кожей и с зазубренными гребнями на спине, и женщины, широкобедрые и приземистые, прижимающие детей к своим большим плоским грудям. Жабры на шеях указывали на земноводное происхождение, но они были живородящими, млекопитающими, они знали, как ухаживать за своими детенышами и как их воспитывать. Этот примитивный народ лишь недавно, несколько поколений назад, сделал шаг к думающему существу. Его язык состоял лишь из нескольких слов.

Жизнь этих существ все время находилась под угрозой, ибо за ними охотились. Не так много времени назад – время было для них неопределенным понятием – их было больше. Но охотники нашли племя и убивали его людей, защищавшихся лишь каменными топорами и рогатинами. Их все дальше загоняли в болото. Теперь оставшиеся прятались на маленьком островке, дрожа, страшась неизвестности и ожидая – но чего?

– Транг! – воскликнул один из них.

Это был самый большой мужчина, глава племени. Его звали Нгонг. Будучи умнейшим среди них, уходя от преследований, он привел остальных сюда, в относительно безопасное место. Но чем менее доступным для врагов оказывалось местообитание племени, тем труднее было добывать себе пищу. За болотом тянулись голые скалы. Там не было уже никакой еды: ни саламандр, ни угрей, ни рыбы.

– Транг! – крикнул Нгонг. При этом он подпрыгнул, словно хотел, чтобы это прибавило ему мужества. Длинными клейкими руками указал он в туман. Искра, блестевшая там, могла иметь только одно происхождение. – Транг!

Огонь.

Вождь побежал. Его ноги по колено утопали в черной воде. Но Нгонг уверенно находил дорогу. Остальные следовали за ним. Одна женщина со спящим на груди ребенком оставалась еще какое-то время сидеть, но потом и она отправилась вслед за остальными.

Чем ближе Нгонг подходил к огню, тем медленнее делался его шаг.

Он знал, кто разжег этот светлый, дарующий тепло огонь. Знал он это еще до того, как, сидя на старом месте, увидел блеск пламени, потому что уже наблюдал за чужим весь предыдущий день. Чужой пришел из сухой местности, где камень касается неба, но был похож на людей из племени. Или почти похож. Его кожа была светлее, но у него были такие же жабры и плавательные перепонки на руках и ногах, при помощи которых он передвигался по болоту. Чужой ходил то здесь, то там, словно что-то отыскивая. А теперь он сидел неподвижно, глядя на воду у своих ног.

Нгонг был уверен, что чужой не заметил их, когда они за ним наблюдали. Болотники радовались, что остались незамеченными. Эта стратегия использовалась ими, чтобы выжить. Но теперь, когда чужой поднял руку и сделал какой-то знак, даже не посмотрев в их сторону, Нгонг уже не был уверен, что их не заметили.

Потом он увидел то, что видел чужой.

Через черный пруд к ногам чужого подошла фигура.

Она не была реальной, а походила скорее на отражение. Но над водой не было ничего, что бы могло бросить тень в глубину. Она оказалась странной и удивительной, худая, с тонко очерченным лицом, с большими выразительными глазами. У нее были большие заостренные уши и длинные шелковистые волосы. Это была женщина. Светлые облегающие одежды окутывали ее тело.

Рядом виднелся еще кто-то, будто отразившись в каком-то темном зеркале. Это была та же самая женщина, только моложе, свежее, еще не тронутая тяжелой жизнью. Она стояла в саду, полном звездного света. Напротив нее на берегу пруда находился мужчина. Он казался таким же молодым, как и она, но все-таки был старше и мудрее. Он протянул ей что-то сверкающее.

То, что блестело и переливалось, оказалось маленькой драгоценной вещицей, круглой, как мир.

Она спрятала ее у себя на груди. То, о чем разговаривали мужчина и женщина, услышать не удавалось. Но их слово, их мысль должны были изменить судьбу многих. Потом она повернулась к наблюдавшему. Лицо ее выражало сострадание, грусть и любовь.

Изображение в пруду разбилось на множество волн.

Нгонг осмелился подойти так близко, что коснулся пальцем поверхности воды. И теперь изображение, которое он только что видел, оказалось безнадежно разрушено. Он отпрянул. Лишь серое небо отражалось в черной воде.

Чужой взглянул. На его лице отразилась такая противоречивость чувств, что ни одно из них не могло одержать верх. Тут были гнев и разочарование, надежда и сомнение, слабость и отчаянная решимость.

Нгонг бросился на вязкую почву, склонив голову к покрытым илом ногам незнакомца. Ему не хватало слов, чтобы выразить обуревавшие его в этот момент чувства, но чужой понял, что хотел сказать ему Нгонг:

– Ты сильный. Ты мудрый. Ты вождь.

Руки чужого подняли его, и он увидел пару светлых глаз, в которых стояли слезы.

Незнакомец попытался что-то объяснить ему, используя простые понятия. Нгонг понял лишь часть, но когда-то, в далеком будущем, через много поколений, зерно, которое было брошено здесь, могло превратиться в прекрасный цветок.

Ты вождь.

Я шаман.

Кольцо.

Свет.

Ан гварин!

Это был язык эльфов, но мог быть и любым другим, так как смысл был ясен.

Король!

Король возвращается.

Вы должны жить для этого.

Потом вас больше не будет.

Вождь поклонился. Дай мне какой-то знак. Что-то, что я могу хранить. Ты говоришь о смерти и разрушении, но они вездесущи. Дай мне надежду.

Незнакомец порылся в своем скарбе, вытащил оттуда пару кремней, кусок наполовину истлевшей ткани и змеиную кожу со странными знаками на ней.

Это оказалась карта, которая должна была вести его обратно в горы. Обратно к себе. Однако это теперь не имело значения.

Нгонг указал пальцем.

Дай мне это!

Это для короля.

Сказав это, чужак передал Нгонгу какую-то вещицу.

Нгонг с благодарностью принял знак своего нового сана. Он будет хранить ее для дня, который когда-нибудь должен прийти на его веку или на веку тех, которые будут после него.

Женщина, шедшая последней, вышла вперед.

Ребенок висел на ее руках. Она протянула его незнакомцу. В глазах ее были отчаяние и надежда.

Гврги взял безжизненное тельце. Он приложил ухо к маленькой груди, чтобы услышать биение сердца. Младенец больше не дышал.

Слезы, брызнувшие из глаз Гврги, перемешались с каплями бесконечно моросящего дождя.

Живи, взмолился он. Живи, ребенок!

Маленький болотник вздрогнул в его руках и издал тонкий крик.

ВОСЬМОЕ КОЛЬЦО

Ничего не изменилось. Музей истории с его четырьмя этажами, мраморным цоколем, над которым возвышались каменные стены и изящный фронтон, – все осталось таким, как и прежде. Здесь, казалось, всегда была осень, золотой сентябрь, когда урожай собран и амбары наполнены. Земля мирно лежала в лучах послеобеденного солнца. Такой же мирной казалась и маленькая фигурка с заостренными ушами и ниспадающими волосами. Она стояла у могилы и, казалось, беседовала с кем-то невидимым.

– Осторожно! – прошептал Фабиан. – Не будем его пугать.

Но Кимберон Вайт, обладавший острым слухом, услышал его. Он обернулся с виноватым видом.

– О, приветствую вас! – сказал он. – Извини те, что я так внезапно ускользнул, но я должен был постоять у могилы магистра Адриона, так как хотел сказать ему, как счастлив...

Он прервался на середине фразы и нахмурил лоб.

– Что с вами? – удивился он. – Вы так... изменились. И зачем вы переоделись? Куда вы собрались?

– Ким, мы пришли издалека, – осторожно начал Фабиан.

– Но каким образом? Ведь я видел вас сидящими перед домом с детьми?

– С детьми?

– Ну да, маленький Талмонд бежал с Альдо ловить рыбу, и эльфийская девочка с ними. Но твой сын, Бурин, и твоя дочь...

– У меня есть сын? – Бурин не мог в это поверить. – Сын! И дочка! Я хочу их увидеть.

Он собирался уже бежать, но Фабиан удержал его.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал он. Затем, повернувшись к Киму, добавил: – Мы не те, за кого ты нас принимаешь. Мы пришли из другого времени. Я знаю, это очень сложно понять, но мы пришли для того, чтобы позвать тебя с собой. Ты нужен нам.

Ким стоял с открытым ртом.

– Каким образом? – не понимал он.

– Потому что твое кольцо нарушило ход времени, – объяснил Гилфалас. – Оно на руке у князя Теней. И если я правильно понял слова Гврги, твои слова, то лишь оно способно снова привести мир в порядок.

– Я ничего не понимаю, – покачал головой им. – Что я говорил? И что говорил Гврги? Кстати, он здесь, с остальными. Итуриэль и Марина...

– Всех их больше не будет, – мягко объяснил Фабиан. – Ни их, ни Эльдерланда, если ты не пойдешь с нами.

Но теперь уже Бурин не мог остановиться.

– Марина? Она тоже здесь? Я должен к ней. Я... – Его голос изменился. В глазах стояли слезы. – Они увели у меня Марину, ты понимаешь? Они стерли ее из моей памяти. С лица земли стерли.

Ким никогда еще не видел своего друга таким взволнованным и отчаявшимся.

– Пожалуйста, идем с нами! – взмолился Бурин.

– Я все еще не совсем понимаю, о чем речь, – сказал Ким. – Но я доверяю вам, и если необходимо, то, разумеется, пойду.

– Я был в этом уверен! – радостно воскликнул Фабиан. И когда Ким и все остальные удивленно на него посмотрели, поспешно продолжал: – Когда мы дали ему здесь, у могилы, книгу... – Он прервался. – О, наверное, я не должен об этом говорить. Но ты нам сказал, Ким, нет, ты нам это скажешь, когда мы здесь снова встретимся через тридцать пять лет, что ты должен пойти с нами. Но как же ты мог нам это сказать, если бы не пошел с нами сейчас?

Остальные смотрели на него так, будто он бредит.

– Это слишком трудно понять такому простому гному, как я, – сказал наконец Бурин, который между тем снова начинал приходить в себя.

Гилфалас добавил:

– Петли времени запутаны и необъяснимы.

– Вы думаете, я потерял рассудок? – спросил Фабиан. – Но я в своем уме. Пойдемте!

– А куда мы идем? – не понимал Ким.

– Туда, где мы больше всего нужны, – ответил Фабиан. – Дай мне руку.

Ким положил свою ладонь на их руки. Камень на его кольце блеснул светом, окутавшим их всех.

– А что касается этой книги, нужно, чтобы...

– ...Вы мне еще кое-что объяснили.

– Осторожно!

Прямо на них летел раскаленный пылающий шар, сея огненный дождь. Кто-то повалился на Кима и сбил его с ног. Это был Фабиан. Горячий снаряд с шумом врезался в землю. Пламя полыхнуло в разные стороны.

– А!

Одна из едких горячих капель упала Киму на лоб. Она адски горела, обжигая, и Ким невольно застонал. Следующая упала на его одежду. Едкий смрад наполнил воздух.

– Смола, – заключил Бурин.

– Да, возможно, – подумал Ким, и ему стало понятно, что он произнес это вслух. – Где мы?

Фабиан, попытавшийся укрыть Кима от огненного дождя, повернулся и осторожно поднял голову.

– Полагаю, что в яме, – констатировал он.

– Из огня да в полымя, – пробурчал Бурин.

Они лежали в чем-то наподобие окопа. Вокруг слышались крики и лязг оружия. Раздавались приказы, шипение снарядов, крики ярости и боли. Все вокруг было в дыму и копоти. То здесь, то там тьму бороздили огненные снаряды.

Над Черной крепостью лежало тяжелое темное облако, поминутно разрываемое молниями. Кое-где, когда зарево зарниц освещало окрестности, в какие-то доли секунды можно было различить остроконечные зубцы крепостной стены.

Ким подполз к Фабиану.

– Кто здесь сражается? – спросил он.

Одну сторону распознать оказалось совсем просто. Это были темные эльфы в своих зубчатых латах. Их было несметное количество. Снова и снова извергала их земля.

– Я не предполагал, что их так много, – признался подползший к ним Гилфалас.

Армия противника состояла главным образом из эльфов и людей. Что касается вторых, то вооружены они были порой довольно странно: не мечами и копьями, но косами и серпами – мирными орудиями труда землеробов. Были здесь и гномы в искусно выкованных шлемах, рельефы на которых изображали животных и сказочных существ. Здесь виднелся кабан, там голова левиафана, а в центре – металлическая голова дракона, из-под которой торчала красная борода, пылающая, как огонь.

Но большую часть воинов составляли больги.

– Я не очень это понимаю, – сказал Ким, – больги в составе армии Свободных народов, сражающиеся против темных эльфов...

– Значит, наш толстый друг хорошо потрудился, – заметил Бурин. – Да здравствует Великий Больг.

Прежде чем Ким успел спросить, кто это такой, ему пришлось в очередной раз втянуть голову в плечи, когда еще один огненный шар, шипя, пролетел над ними и невдалеке ударился о землю.

– Не стоит здесь оставаться, – сказал Фабиан.

Он поднялся и, пригнувшись, побежал. За ним последовал своей легкой походкой Гилфалас. Бурин же, хотя и был среди них самым маленьким, постарался стать еще меньше. Он уже пробежал несколько шагов, как вдруг обернулся, чтобы посмотреть, бежит ли следом Ким. Тот стоял как вкопанный.

Взгляд Бурина упал на фигуру, безжизненно лежащую на земле. Слишком большой шлем сполз во время падения. Светлые взъерошенные волосы прилипли к голове, а из угла рта бежала струйка крови. Она была молода, невероятно молода.

– Яди?

Внезапно воскрес в памяти сон-воспоминание. Одно мгновение ему почудилось, что он присутствует сразу в двух временах: и в далеком счастливом будущем, где армия теней побеждена, и там – во власти Черных легионов, где не существует Эльдерланда и нет никакой надежды для детей Среднеземья. Потом оба воспоминания переплелись и стали единым целым. Теперь Ким чувствовал, понимал в своем прозрении, что сам он отныне не принадлежит ни к одному из этих миров и в каждом времени – посторонний.

Он встал на колени. Бережно и очень осторожно приподнял руками голову девочки и убрал солба мокрые волосы.

Веки ее задрожали. Глаза открылись.

– Яди!

Морщина пересекла ее лоб. Взгляд прояснился, и девочка посмотрела на него:

– К-ким?

– О, Яди, зачем ты пришла сюда?

– Я... я...

Она закашлялась. Кровь из ее рта потекла еще сильнее.

– Ты... ты ушел, и... я тоже не захотела остаться. Я хотела... бороться. За свободу... – Она ухватилась за его рукав. – Отец... Мать... они простят меня? – Ее тело сопротивлялось. – Молись...

Она не договорила. Дыхание ее стихло. Ким плакал.

– Я буду молиться за тебя, – прошептал он. – Они простят тебя и вознаградят за то, что ты желала лучшего. Когда-нибудь... – Он больше не мог говорить.

Фабиан оказался рядом. Взглянув, он сразу понял, что произошло.

– Пойдем, – сказал он, положив руку на плечо Киму. – Ей ты уже помочь не можешь. Мы должны идти к сражающимся.

Ким посмотрел на него невидящими от слез глазами.

– Бой – это не выход, – произнес он. – Но теперь я знаю, что нужно делать.

Миновав лабиринты окопов, они дошли до черного, задымленного бункера, где разместился штаб. Там был Владыка Брегорин. Его шлем в виде дракона был запачкан кровью. На Талмонде была куртка из кожи, укрепленная металлическими пластинами. По-видимому, настоящие доспехи еще не были изобретены. Меч эльфийской работы висел у него на поясе. Оба военачальника выглядели уставшими и измученными.

– А, это снова вы, – пробурчал Талмонд. – Хорошо, теперь нам важен каждый воин. А вот малыш... Он едва ли сможет противостоять темным, – продолжал он, взглянув на Кима. – Вы что, попали под огонь?

Ким вздрогнул, когда его назвали «малышом». В голове появились какие-то образы и воспоминания, с которыми пришла также мысль об остальных.

– Где Арандур? И Горбац? – спросил он.

– Высокий Эльфийский Князь отправился на запад, – пояснил Брегорин. – К старинной эльфийской крепости, чтобы защитить наши фланги. А вот больг может появиться здесь в любой момент.

Словно в подтверждение его слов, дверь отворилась, и порыв ветра, несущий с собой зловоние битвы, ворвался внутрь. В дверях стоял Горбац. В темно-красной накидке и шлеме, он был подобен трибуну, если не императору.

– Их становится все больше, – прогремел он. – Я и не думал, что темных эльфов так много.

Он заметил Кима и остальных.

– Значит, вам это удалось. Но где же мой юный друг Альдо? – спросил он.

– В последний раз я видел его на дороге, – искренне ответил Ким. – Он непременно вернется.

Увидев Горбаца, Фабиан обрадовался:

– Ты замечательно потрудился: больги на нашей стороне.

Горбац проворчал:

– Все они последовали за Великим Больгом, как и было предсказано в Зарактроре. Но этого мало. Едва мы разгромим отряд темных эльфов, на его месте тотчас вырастают два новых.

– Вы их не победите, – сказал Ким.

Все с удивлением посмотрели на него. Но он теперь понимал все предельно ясно. В тот миг, когда к Киму вернулась память, стала ясна ему и ошибка их плана. Он объяснил:

– Пока князь Теней властвует над временем, до той поры он может вызывать из него подкрепление. Вы не в силах это изменить и поэтому должны отступить.

Талмонд стукнул себя кулаком в грудь:

– Я не настолько низко пал, чтобы трусливо бежать!

– Но вы, Талмонд Турионский, можете победить его в поединке, – сказал Ким. – Об этом написано в исторических книгах будущего. Вы один и он, на главной башне Черной крепости.

– И при этом погибнуть?

– Весьма вероятно, однако, это единственная возможность.

– Но как проникнуть в крепость? – спросил Брегорин.

– Тем же путем, каким мы бежали оттуда с Фабианом, – объяснил Ким. – По дороге мертвых.

Талмонд подумал несколько секунд. Воцарилось глубокое молчание.

– Пожалуй, я рискну, – согласился он. – Ради моего сына, который еще не родился.

Он крепко сжал рукоять эльфийского меча.

– Мне бы только хотелось иметь оружие получше. А вы, Владыка, – обратился он к Брегорину, – пообещайте мне, если я погибну, выковать меч моему сыну.

– Клянусь,– ответил Брегорин.– Я сделаю это, и он получит меч, когда придет время.

– Тогда позвольте нам идти, – попросил Талмонд.

Тут в разговор вмешался Горбац:

– Идите смело, господин Талмонд. А мы на поле боя постараемся отвлечь внимание князя Теней. И не важно, останемся мы живы или нет.

– Ты еще больше вырос в моих глазах, Горбац, – с восхищением сказал Ким.

– У меня есть приказ, который я должен выполнить, – ответил больг. – Приказ от вышестоящего. На большее больгу рассчитывать нечего.

Молча протянули они друг другу руки.

Когда все вышли наружу, то увидели, что вся равнина, окружающая крепость, усеяна телами павших. Бой то затихал, то разгорался с новой силой.

– Мы прикроем вас с флангов, – предложил Брегорин.

Однако Фабиан отказался.

Если бы Ким случайно не увидел брешь в крепостной стене, то в непроглядном дыму и темноте они обязательно проскочили бы мимо нее.

– Туда!

К счастью, с ними шел Бурин, который был замечательным скалолазом. У него имелись крюки и веревки, непременное снаряжение гномов. С их помощью можно было одолеть и стену.

В этот раз фольк с Гилфаласом замыкали группу. Бурин и Фабиан забрались на стену первыми, чтобы подстраховать Талмонда, имевшего весьма малый опыт в этом. Он, со своим толстым животом, карабкался, обливаясь потом, а Фабиан и Бурин с силой налегали на веревку, чтобы герой не сорвался. Наконец все пятеро оказались наверху, в помещении, откуда сбрасывают в темную шахту мертвых.

Дверь оказалась лишь прикрыта. Фабиан осторожно выглянул.

– Никого, – сказал он. – За мной.

Они выскользнули во двор. Здесь не было видно ни человека, ни больга, ни темного эльфа. Лишь на стене, на внешнем валу, ощущалось какое-то движение. Там стояли катапульты, осыпавшие огнем штурмующих.

– Если отправить сюда отряд, который бы согнал их со стены, – мечтательно произнес Гилфалас, глядя вверх, на зубцы башен. – Тогда мы могли бы направить катапульты против врага.

– У нас нет времени, – отрезал Бурин.

– И потребовался бы чересчур большой отряд, передвижение которого, несомненно, они бы заметили, – добавил Фабиан.

– И все это было бы совершенно бесполезно, – подытожил Ким.

Все посмотрели на него. А он пожал плечами.

– Чего же мы ждем? – спросил Талмонд, все еще тяжело дыша. – Дальше!

Чувство беззащитности от подстерегающей на каждом шагу в стане врага опасности, так хорошо знакомое Киму и Фабиану, усиливалось из-за подозрительной тишины в крепости. Они, таясь в тени стен, пробирались все выше и выше.

Он должен ощутить наше присутствие, вернее, присутствие наших колец, подумал Ким.

И внезапно простенькое кольцо с прозрачным камнем запылало на его руке совершенно так же, как некогда кольцо власти, похищенное князем Теней. Ким остановился и попытался снять его, но оно начало вертеться на пальце. Ему не удавалось даже схватить его.

– Святой Отец! – взмолился Ким. – Святая Мать, помогите мне!

Кольцо соскользнуло с его пальца.

У Кима не оставалось времени спрятать его. Остальные уже ушли вперед. Он схватил кольцо в левую руку и побежал. Оно обжигало так, словно это был раскаленный уголь. Волна боли пробежала по телу.

– Ким, где ты? – раздалось вдалеке.

– Я иду, – простонал он. – Не ждите, я иду!

Они дошли до ворот главной башни. Арка выделялась своей чернотой на фоне темнеющего неба.

– Почему здесь так темно? – подумал Ким. Ведь еще не вечер. Как будто что-то затмило солнце.

Черное солнце.

Ему вспомнилась картина из его сна. Черное солнце, предвестник беды. Неужели все зашло так далеко?

В тени арки, у ворот, стояла группа темных эльфов. Их было шестеро. Это была гвардия князя Теней. Черные доспехи и такие же черные клинки сверкали в сумерках.

– Пропустите нас! – Голос Талмонда был тверд как гранит.– Это дело касается только меня и вашего господина. Не стойте у судьбы на пути, или вы поплатитесь.

Несколько секунд темные эльфы продолжали стоять в воротах в нерешительности. Затем они освободили проход.

Талмонд побежал по склону наверх как сумасшедший. Остальные едва поспевали за ним. Казалось, что какая-то неведомая сила наполнила его.

Ким услышал, проходя мимо тёмных эльфов, как те шепчутся между собой:

– Азантуль должен прийти.

– Мы не можем больше ждать.

– Надо позвать его.

Остальные ушли немного вперед. Ким не помнил, как снова остановился. Жар, исходящий от кольца, выходил наружу, но теперь это были не пульсирующие волны, а единое пылающее пламя.

– Князь Теней знает, что мы идем к нему. Ему нужно только ждать.

– Да-да... – послышалось эхо.

Шаг за шагом Ким двигался дальше. Казалось, что лестница главной башни бесконечна. Мышцы ног ныли. Но это было ничто по сравнению с болью, вызываемой раскаленным кольцом.

И ничто по сравнению с мыслью об очередной ошибке, которую они совершают.

Ветер продувал его одежду, но ему не было холодно. Он уже не видел того, как Талмонд огромными шагами, перепрыгивая через три ступеньки, бежал по витой лестнице на верхнюю площадку башни. Для Кима в этот миг существовало лишь то, что пылало в его руке.

Фабиан... Его беззвучный крик остался никем не услышан. Фабиан, твой меч!..

Талмонд достиг площадки. В первый момент у него перехватило дыхание, и не столько от подъема, сколько от того, что он увидел.

Отсюда поле битвы напоминало искусно сотканный ковер. Войска внизу то замирали в смертельной схватке, то снова стремительно куда-то двигались, отступали, атаковали, наносили и отражали удары. И казалось, этому неиссякаемому перемещению, мельтешению не будет конца. Можно было различить светлые фигуры эльфов, приземистых гномов, людей, больгов и темных эльфов.

Некто высокого роста, облаченный в черные полированные доспехи, стоявший на зубцах башни, поднял руку и указал вниз, на поле брани. Там в наступление шли больги во главе с огромным воином, на плечи которого был накинут красный плащ.

Из пальца князя Теней вышел луч, который, казалось, состоял не из света, но из чистой тьмы. В том месте, куда он упал, разверзлась земля, и на поле битвы стремительно появился отряд темных эльфов.

– Я здесь! – крикнул Талмонд, вытащив меч, от самый эльфийский меч, который в его руке напоминал игрушку.

Князь Теней медленно повернулся. Его взгляд был презрительным, словно он смотрит на назойливое насекомое, намереваясь его прихлопнуть. Не спеша извлек он черный клинок, как будто созданный из дыма.

– За свободу! – крикнул Талмонд и устремился с поднятым в руках оружием к противнику.

Азратот рассмеялся. Черный вскинутый меч встретил нападающего. Раздался свистящий звук, и Талмонд уставился на оставшуюся в его кулаке рукоятку сломавшегося меча.

Снова опустился черный клинок. Талмонд отскочил в сторону. Удар, предназначенный для головы, пришелся на бедро, оставив кровавый след.

Талмонд упал на колени. Он поднял меч с обломанным клинком, пытаясь защититься. Но не блестящий черный клинок коснулся его, а зазубренный набалдашник посоха. Он ударил Талмонда Турионского в его правый, невидящий глаз. Талмонд выронил обломок меча и закрыл обеими руками окровавленное лицо.

И снова рассмеялся князь Теней.

– Ты глупец, ты не знаешь, что меч, который может меня убить, еще не выкован, – произнес он высокомерно и поднял черный меч для последнего, заключительного удара.

В этот миг серый эльфийский плащ мелькнул в воздухе.

– Талмонд! – крикнул Фабиан. – Лови!

Что-то блестящее просвистело в воздухе. Но и зрячему человеку, не говоря уже о полуслепом, едва ли под силу поймать за рукоятку брошенный меч.

Князь Теней снова засмеялся. Мощным движением, в котором сосредоточилась ярость столетий и триумф, выпавший теперь на его долю, он опустил черный клинок на человека, сидящего у его ног.

В ответ Изратор ярко блеснул в руке Талмонда.

Со стоном поднялся Талмонд и отразил удар темного клинка. Высоко поднял он свой меч и чуть помедлил, прежде чем нанести смертельный удар.

В этот же миг черный клинок князя Теней, круто развернувшись, вошел ему в незащищенный бок. Оба противника замерли, соединясь в смертельном объятии. Вскоре пальцы Талмонда разжались, он опустился. Но, прежде чем его взор угас, он выдернул черный клинок, вошедший в его тело.

Азратот стоял выпрямившись. Клинок Талмонда вошел ему в легкие. С каждым ударом сердца жизнь покидала его. Азратот сжал рукой кольцо, которое носил на цепочке на шее. Фигура его начала расплываться...

– Нет!

Кимберон встал перед ним. Он вытянул руку. Кольцо пылало в его ладони, но боль казалась теперь чем-то несущественным. Он знал сейчас только тень и огонь, горящий во мраке.

– Может существовать только одно. Одно кольцо, одно время – и во всех образах один лишь Бог,– сказал он.

Князь Теней согнулся. Его фигура растворялась в воздухе. Он начал блекнуть, словно дым на ветру. Из кольца, лежащего в руке фолька, поднялась воздушная струя. Арка из света перекинулась от кольца Кимберона к тому, которое князь Теней укрывал на груди, и превратилась в бесконечно переплетенную ленту. Оба кольца соединились, став единым целым.

От князя Теней не осталось ничего, даже эха, когда пустые доспехи упали на землю.

Ким стоял на крепостной стене. В этот миг огромное войско князя Теней дрогнуло и согнулось, подобно колосьям на пашне во время сильного ветра, ибо не было больше силы, которая поддерживала его из глубин времени.

Кто изменяет прошлое, тому будущее разрушит настоящее.

Ким не знал, чьи это слова, но так мог бы сейчас сказать и он. Это было истиной.

И тогда разверзлось небо.

Солнце снова сделалось черным. Его пламя не излучало теплоты, а несло пожар и разрушение.

Из центра черного светила вырвался дракон.

Его крылья несли с собой ураган. Завыл ветер, рвущийся из черной бездны. Жутко ревя, летел он над землей. Ничто не могло выдержать его напора. Больги были повалены на землю, эльфы подняты в воздух, как осенние листья. Люди прятались в ложбинах, хватаясь за корни и камни. Гномы катились, словно камни.

И лишь один устоял на ногах.

Его одежда свисала лохмотьями, доспехи были помяты и раны кровоточили. Но Великий Больг не мог быть сломлен никакой силой мира. Он походил на скалу, о которую разбиваются волны. Камень, отброшенный создателями мира, он словно бы стал осью, вокруг которой вертится этот мир.

– Уймись, хвостатый обжора! – прокричал Горбац на языке, который был древнее языка Черных легионов и ученых.– Уйди, мерзавец, низшее из существ. Уйди туда, откуда явился!

Сидевший на спине дракона отдал приказ.

Дракон распахнул свою пасть, извергая огонь.

Горбац увидел летящее пламя, направленное прямо на него, и понял, что это конец. Ничто в этом мире не в силах устоять перед огнем дракона. Но и теперь мужество его не покинуло. Он поднял боевой топор и неколебимо стоял, в то время как полыхающее пекло окутывало его.

– Я Горбац...

Языки пламени столкнулись над ним, а когда рассеялись, от него ничего не осталось.

Дракон принялся снова извергать огонь, но его седок натянул поводья. Стальные когти пробороздили землю. Дракон заметался по кругу и, ударив оземь огромным хвостом, взмыл вверх.

Друзья, все еще стоявшие на башне, видели все это, и страхом наполнились их сердца.

Чудовище расправило крылья. На одно мгновение оно застыло в воздухе. Азантуль, сидя на его спине, посмотрел в сторону обладателей колец. С удивительной отчетливостью они различали каждую деталь его доспехов, понимали каждое слово, произнесенное им.

– Дрожите, твари, и преклонитесь перед вашим господином!

– Никогда! – крикнули друзья.

Дракон набрал в легкие побольше воздуха, чтобы выдохнуть смертельную струю огня. В этот миг черное солнце погасло. И далеко на западе, на какой-то возвышенности, что-то блеснуло.

Это Высокий Эльфийский Князь, стоя на вершине башни в крепости Тол Андреат, поднял свое кольцо.

Ветер усилился. Но в этот раз это не был черный ураган, несущийся из бездны, а чистый и ясный ветер, летящий с горных вершин. Воздушный поток подхватил дракона и, раскрутив, швырнул вверх. Выпущенное пламя прошипело в пустоте. Чудовище ударило крыльями, но против этой силы оказалось беспомощным. Шквальный ветер уносил его все выше и выше. Азантуль, сидевший на спине дракона, попытался повернуть его, но тщетно. Донесся его крик, и он был отброшен за море к далеким черным облакам, в которых прогремел, а потом смолк, словно последний отзвук грозы.

Ким и его друзья стояли на башке. Воцарилась тишина, как будто с последним этим криком весь мир онемел.

Фабиан нагнулся. Упираясь ногой в пустые доспехи, единственное, что осталось от Азратота, он извлек оттуда клинок. Изратор сиял так ослепительно, словно не побывал в бою.

– А что будет с нами? – спросил Ким.

Прежде чем кто-либо успел открыть рот, ответ пришел сам.

Фабиан, Гилфалас и Бурин начали бледнеть. В следующую секунду они стали прозрачными, и сквозь них можно было увидеть очертания башенных зубцов, даже структуру камня. Затем они исчезли, будто и не стояли там.

Ким остался наедине с пустыми доспехами Азратота и мертвым Талмондом, чьи глаза уставились в небеса.

– Кто-то должен отнести его вниз и предать земле, – сказал Ким.

Он не заметил, что говорит вслух. Внезапно оказалось, что он здесь не один.

– Ты не можешь взять на себя ответственность за все судьбы мира, маленький фольк, даже если ты и носитель седьмого кольца, – сказал Эльфийский Князь.

– О! – только и воскликнул изумленный Ким.– Откуда вы пришли?

Арандур улыбнулся.

– По-моему, остались только мы, – продолжил он, не ответив на вопрос. – Не значит ли это, что нам следует держаться вместе?

– Итак, власть Тьмы побеждена? – спросил Ким. – И Азантуль... и дракон?..

– О нет, – ответил Князь. – Азантуль лишь изгнан и непременно вернется. И будет новая битва, когда Хельмонд, сын Талмонда, поднимет меч своего отца. Дракон опустошит местность, которую потом назовут Разрушенной страной, затем Высокие Стены Мрака будут снесены, а магия людей, гномов и эльфов создаст Ограничительный Пояс, который отделит темных эльфов от Среднеземья на тысячу лет.

– И фольк появится через... через триста пятьдесят лет?.. Ах, как бы я хотел это увидеть, – сказал Ким.

Высокий Эльфийский Князь покачал головой.

– Всему свое время, – повторил он. – А сейчас нам время искать дорогу назад.

– Домой?

Но разве может он, оказавшийся где-то между мирами, когда-нибудь снова попасть домой?

Арандур взял его за руку. Они проходили между деревьями, где в ветвях пели птицы.

– Домой, в Эльдерланд.

– Ах, Алексис, старый осел! Я ужасно рад, что отыскал тебя.

Альдо было так хорошо, что от радости хотелось плакать. Осел смотрел на него так, будто хотел сказать: «Нашел время!» Впрочем, он на мгновение утратил свое обычное дурное настроение. Вероятно, он так долго плутал среди времен и миров, что был рад встретить любое знакомое лицо, пусть даже это был и его хозяин.

– Ты скверно выглядишь, – пожалел его Альдо. – Тебя что, никто не кормил?

Альдо говорил лишь затем, чтобы осел не разгадал его намерений, пока он пытается ухватиться за обрывок веревки. Но тот позволил захомутать себя без сопротивления.

– Теперь пошли, хороший ты мой. Посмотрим, как завоевывают землю.

Он легонько потянул за веревку. Животное заупрямилось, вскинув голову. Но у Альдо создалось впечатление, что такое поведение осла спровоцировало не врожденное упрямство. Ему показалось, что Алексис чего-то ждет. Да, кто-то спускался по Проходу. Сначала Альдо разглядел лишь фигуру, одетую во что-то светлое, затем он распознал в ней юную девушку-фолька. Сквозь светлые, немного взъерошенные волосы выглядывали заостренные уши. Ее глаза были широко распахнуты, словно она смотрела на мир впервые.

– Привет! – крикнул ей Альдо.

Она вздрогнула и остановилась.

– Не убегай! – попросил юноша. – Я ничего плохого не сделаю. Подожди!

Быстрыми шагами пошел он к ней. Алекс следовал за ними, как ягненок. Девушка продолжала стоять и молчала. Альдо, приблизившись к ней, откашлялся.

– Привет, – повторил он. – Меня зовут Альдо, точнее, Альдерон. А это мой осел Алексис. А как зовут тебя?

Девушка посмотрела на него, затем на осла:

– А-Алексис.

– Нет, тебя не могут так звать. У тебя что, нет имени?

Она пожала плечами.

– Яди, – произнесла девушка. – Меня зовут Ядира.

Теперь он увидел и остальных. Они двигались с повозкой, в которую был впряжен пони. Сначала все это походило на мираж, но затем послышались низкие голоса мужчин, радостный смех детей и болтовня женщин. Недаром фольки слывут большими сплетниками.

Альдо огляделся. Вокруг поднимался туман. Перед ними раскинулась земля, высились волнообразные холмы, покрытые лесами, перелесками, пересекаемые ручьями и реками. Зеленая земля лежала не тронутая прошлым, ничем не обремененная.

Альдерон взял Ядиру за руку.

– Пойдем, – позвал он, – домой, в Эльдерланд.

Они спускались по древней дороге, держась за руки.

КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ

Чтобы понять конец всей этой истории, вернемся в один удивительный день поздней зимы 778 года по летосчислению фольков, которое имеет право существовать, как любое другое. Представьте, что мы находимся в комнате с камином в доме хранителя, в непосредственной близости от Нового Музея, уже четыре столетия называющегося так. Аромат летнего вина, перемешанный с запахом табачного дыма, заполняет комнату. Трое сидят, склонившись над смятым засаленным куском пергамента: юный фольк с вьющимися волосами, глядя на которого никак нельзя сказать, что он является хранителем и членом Совета Эльдерланда, тучный пожилой торговец, смущенно крутящий в пальцах великолепную пенковую трубку, и пожилая упитанная женщина-фольк.

– Это довольно трудное предложение, – сказал Ким. – Перевести следует примерно так: «Фабиан Пятый Алексис» – это его второе имя или что-то вроде того. «По милости Отца и Матери и по призыву войска»... нет: «По требованию войска император приглашает по случаю своей коронации кого-либо из членов Совета Эльдерланда в первый день месяца импримис в город Великий Ауреолис». Месяц импримис – первый по календарю людей, но третий по нашему, и его мы называем «весенник», – пояснил Ким.

– Но первый день месяца весенника, это ведь уже через четырнадцать дней, – сказала госпожа Мета.

– Подождите, здесь еще что-то написано, – заметил Ким.

Размашистый почерк, несомненно, принадлежал кому-то другому. Ким нахмурил лоб.

– Я не могу это прочесть, – произнес он. – Письмо так замусолено, дорогой Марти, а чернила расплылись так, что ничего не понять.

– Но все же это – приглашение на коронацию в Великий Ауреолис! – сказал Март Кройхауф, словно оправдываясь.

Ким удивленно поднял брови:

– Я не думаю, что господину Фабиану во время этой церемонии понадобится наша помощь.

– Но с какой стати вообще будет проходить коронация? – поинтересовалась госпожа Металюна. – Я думала, что господин Фабиан уже давно император!

– Император, да, – согласился Ким, так как не мог противоречить историческому ходу вещей. – Провозглашен на поле битвы. Со времен Хальмонда, в течение тысячи лет, ни с кем такого больше не случалось. Но по старинной традиции коронация бывает в первый день года. Фабиан может уже править, но лишь после коронации он станет в глазах Божественной Четы повелителем народов Среднеземья, – объяснил Ким.

– И поэтому очень важно, чтобы кто-то из фольков принял участие в этой церемонии, – сделал еще одну попытку Март Кройхауф. – И это должен быть ты.

– Но почему же именно я? – усомнился Ким.

– Ты не хочешь, по крайней мере, созвать Совет?

– Каким образом? – спросил Ким и начал перечислять: – Помещик Родерих пока еще несовершеннолетний, а жрицы, госпожи Марины, сейчас здесь нет. Что же касается бургомистра, то он будет выбран только через два месяца, к майским праздникам... – При этом он бросил взгляд на торговца, как бы говоря: «Погоди, дружок».

Мартин Кройхауф развел руки:

– Я бы согласился. В качестве официального представителя Эльдерланда... – Потом его лицо стало серьезным, и он продолжал: – Но без меня здесь не обойтись. Даже если враг изгнан, опасность голода еще существует. Только когда посаженное семя принесет плоды, мы сможем облегченно вздохнуть. Еще нам надо принять помощь, которая придет из Империи, и кто-то должен ее распределить. Будут выборы или не будут, все равно в настоящем положении дел им нужен такой, как я, который стоял бы во главе городского управления и мог навести порядок. А кроме того... – Он не договорил.

– Что «кроме того»? – переспросила госпожа Мета в ожидании новости, которой она потом сможет поделиться с городским рынком.

И Ким, будучи фольком, прекрасно понимал, что Кройхауф должен сейчас сказать что-то важное.

– Было что-то еще? – поинтересовался он.

– М-да, – замялся торговец, при этом на щеках у него выступил румянец, причиной которого было не только смущение. – Знаешь, Ким, после того как мой сын Каролус так разочаровал меня...

– Каролус?

– Да, Карло! Ты же его знаешь. Так вот... Мы даже и не смели мечтать об этом, но моя жена ждет ребенка. Если будет мальчик, я назову его Алексисом, а если девочка, тогда посмотрим.

– Это хорошая новость! – сказал Ким, протянув ему руку.

Госпожа Мета поспешила согласиться.

– Мои сердечные поздравления! – воскликнула она.

Глаза ее загорелись от мысли, что завтра она обо всем этом расскажет на рынке.

– Но теперь ты должен торопиться, Марти. Будущую мать нельзя надолго оставлять одну.

Прежде чем будущий отец успел опомниться, он был уже вежливо препровожден к двери. Но на ходу он обернулся:

– Может, ты все-таки поедешь, Ким?

Ким пожал плечами:

– Времени все равно слишком мало. Понадобилось бы два дня быстрой ходьбы, чтобы дойти до первого поста Имперского легиона – того, что в болотах. И кто знает, смог бы я там получить сопровождение или хотя бы взять повозку для путешествия в Великий Ауреолис.

– Я бы предоставил тебе пони, за счет Совета, – сказал торговец. – Но их всех сожрали больги, когда опустошали Альдсвик. Никого не осталось.

– Даже осла?

– У нас раньше имелся осел, но это было давно... – начал было Кройхауф. Но громкий смех госпожи Металюны заставил его замолчать. Естественно, она стояла и подслушивала под дверью и не смогла удержаться, чтобы не расхохотаться.

– Не только раньше, Марти, не только раньше...

– А у вашей экономки определенно есть лошадь, – фыркнул Кройхауф, прежде чем развернуться и уйти.

Ким только и успел закрыть за ним дверь, чтоб вслед за этим разразиться хохотом, который он больше не мог сдерживать.

– Он ничего не умеет сделать толком, наш будущий бургомистр, – сказал Ким, утирая слезы смеха. – Разве только сына своего назвать именем великого императора...

– Не говорите ничего плохого про Карло, – сделала ему выговор госпожа Металюна. – Может, кто и считает его глуповатым, но у него золотые руки. А Марти непременно хотел сделать из него торговца.

– Жаль, когда отцы не понимают, что их дети не могут быть такими же, как они, – размышлял вслух Ким.

– Но теперь-то он понял. Карло работает сейчас у старого Хиннера. Тот потерял ногу на войне и сам не справляется. Кроме того, он глух, поэтому его не волнует, что Карло не больно речист. А работать парень умеет! И кто знает, может быть, Карло получит от Хиннера в наследство дом?

– Все, что ни делается, все к лучшему, – улыбнулся Ким. – Но все равно мне жаль маленького Алексиса.

Затем он отправился в комнату, чтобы остаться одному, подумать и выкурить трубочку.

Итак, зима прошла, и наступила весна. В первый день мая, который еще называют «месяцем наслаждения», на лугу отмечался праздник. Это было как во времена перед войной. Только старая липа, под которой в течение столетий женихи и невесты давали согласие, была срублена топорами больгов. Но теперь на старом месте рос саженец, и в его бедной еще тени объявляли результаты выборов.

Мартен Кройхауф, сделав себе имя на геройском прошлом, не боялся соперников и действительно выиграл с большим отрывом от других. Отдала ли за него свой голос Металюна Кнопф – это навсегда останется тайной. Стоя в полном облачении бургомистра – хотя и с более тонкой золотой цепью, нежели старая, которую похитили больги, – Кройхауф был великолепен.

Урожай в этом году выдался богатым, чему радовался и стар и млад на большом рынке Альдсвика. На рыночную площадь и в близлежащие переулки стекался народ, чтобы поторговаться или просто поболтать. И, конечно же, фольки, страстно любящие посплетничать, не могли упустить такую возможность.

А в этот раз было что обсудить. За два дня до открытия ярмарки у жены бургомистра Альдсвика Петронеллы Кройхауф родился сын.

По случаю этого бургомистр в «Золотом плуге» угощал пивом, причем не только богатых и знатных, как обычно, но – вопреки всем обычаям и традициям – всех, кто оказался этим вечером в заведении.

– Отец Одильон! – воскликнул радостно торговец, увидев среди присутствующих его худощавую фигуру. – Не хотите ли присоединиться к нам и чокнуться за рождение моего сына?

– С удовольствием! – ответил тот. – Но не обижайтесь, кум Кройхауф, я бы охотнее остался здесь, среди мне подобных. Все же я хочу дать вам благословение. Как зовут вашего малыша?

– Ну, моя жена, которая в таких вещах всегда права, решила, что имя Алексис больше подходит для осла. Поэтому мы назвали его Альдероном, в честь предводителя фолькского народа, первым пришедшего в Эльдерланд.

– Альдерон! – крикнули все стоявшие рядом. – Да здравствует Альдерон!

Господин Кимберон, сидя в углу трактира и потягивая пиво, улыбнулся.

Пару дней спустя в Альдсвике произошло одно событие, не такое шумное, как открытие ярмарки, но не менее значимое.

Марина, которая снова поселилась в своем старом доме неподалеку от Виндера, загодя явилась в дом хранителя, чтобы помочь госпоже Металюне с приготовлениями. Хотя та и не терпела посторонних у себя на кухне, сейчас она была втайне горда, что сама жрица посвящает ее в тайны приготовления обеда из одного блюда, о котором ходили легенды. И вскоре можно было увидеть, как обе женщины, склонив головы, рассказывают друг другу то, о чем никогда не узнает ни один мужчина-фольк.

Вечер 22 сентября выдался мрачным. Все небо затянули тучи, закрыв собой звезды. В сумеречном свете показались две фигуры, которые двигались по гравийной дороге, ведущей к небольшому домику. Он, словно нуждаясь в защите, притулился к огромному зданию Музея истории Эльдерланда.

Один из шедших был худ, но довольно широк в плечах. Его темно-русые волосы, падавшие на плечи, были собраны тонким золотым обручем. Куртку из заклепанной кожи с тонким орнаментом покрывала шерстяная накидка красного, даже пурпурного цвета. Его рубаха и штаны были сшиты из тончайшего льна, а сапоги – из наилучшей кожи. Кайма, обрамлявшая запястья, сверкала золотом. Меч, висевший в отделанных серебром кожаных ножнах, был, казалось, простой работы. Только при ближайшем рассмотрении можно было понять, что это оружие – настоящее произведение кузнечного искусства.

Шедший рядом был мал и крепок. Очень мал и очень крепок. Под кожаным одеянием он носил кольчугу тонкой работы. В вечернем свете она, надетая на объемный живот, отливала золотом. Голову его покрывал украшенный чеканкой шлем, из-под которого торчали кудрявые рыжие волосы и борода, свисавшая на грудь. Сбоку в кожаном футляре висел тяжелый топор с двойным лезвием. Несмотря на короткие ноги, гном ничуть не отставал от идущего рядом.

Огромное здание музея заслонило собой последние звезды.

– Почти как тогда, Бубу. Как будто ничего и не изменилось,– сказал мужчина гному.

Тот посмотрел на него с укором.

– Только твоя одежда пообносились. А вот физиономия раздобрела.

Второй ухмыльнулся:

– И это говорит мне тот, кто женился на женщине-фольке, чтобы та его откармливала.

Прежде чем гном успел что-то возразить, дверь широко распахнулась. Оттуда полился свет. Перед ними стояла маленькая полная улыбающаяся женщина.

– Добро пожаловать, ваше императорское величество, а также Владыка Бурин, сын Балорина из рода Брегорина.

– Марина, ты знаешь, что для тебя я всегда Фабиан. – Сказав это, рослый мужчина обнял ее, притянув к себе так, что ее ступни оторвались от пола.

– А как же я? – прогремел Бурорин. – Я так долго тебя не видел!

Марина высвободилась из объятий Фабиана.

– Ах, Бубу, – сказала она, поцеловав его в щеку, – что такое два дня?

– Вечность! – воскликнул он.

– Ты и без того со мной каждый день, – заметила Марина. – И каждую ночь, – прошептала так, чтобы только Бурин мог ее услышать.

– Что остальные? – спросил Фабиан. – Уже здесь?

– Смотрите сами! – сказала, улыбнувшись, Марина.

В этот момент дверь во внутренние покои дома отворилась, и на пороге показался хранитель Музея истории и член Совета Эльдерланда Кимберон Вайт. На его плечи была наброшена домашняя накидка винно-красного цвета. Таков обычай фольков, когда они принимают гостей в собственном доме. Его заостренные кверху уши немного покраснели, как бывало всегда, когда он чувствовал себя счастливым. Русые волосы были растрепаны, а голубые глаза блестели.

– Входите! Вы почти последние!

Арандур Элохим, Высокий Эльфийский Князь, поднялся, когда они вошли. Присущее ему величие делало его заметным везде, где бы он ни появлялся.

– Добро пожаловать! – приветствовал он всех. – Благословение Божественной Четы да будет с вами!

Рядом с ним находился эльф, одетый в светло-серебряное, и эльфийская девушка. На ней были белые струящиеся одежды, на голове блестела диадема.

– Гилфалас! – воскликнул Фабиан, а затем, поклонившись, добавил: – Принцесса Итуриэль, имею честь.

– О, – удивился Ким, – я и не знал, что вы знакомы.

– Принцесса присутствовала на моей коронации, а ты нет, – пояснил Фабиан. – Я жалел об этом. Почему ты не приехал?

– О, я думал, что окажусь лишним на этих празднествах.

Фабиан нахмурился. По его лицу пробежала тень.

– Но я же написал, что без твоей помощи не выдержу этой скучной церемонии.

– О, – сказал Ким в третий раз, показавшись при этом немного тупым. – В письме, к сожалению, не все можно было прочитать. Но ты это, как мне кажется, пережил. Верь мне, так действительно было лучше.

Фабиан не успел ответить, так как тут вошел Бурин.

– Где же здесь доброе темное пиво, дорогой Ким? – начал было он, как вдруг заметил в комнате еще одного гостя, который ускользнул от внимания Фабиана. Тот расположился в большом кресле у камина, поставив ноги на скамеечку. В одной его руке была пенковая трубка, в другой – большая кружка пива.

Это оказался самый старый, почтеннейший гном, какого только можно себе представить. Борода его доходила до пояса, а сросшиеся брови напоминали густую изгородь. Он восседал спокойно, как камень, из которого был сотворен много времени назад Владыкой Подземного Мира. На его правой руке сияло золотое кольцо с камнем, похожим на топаз.

– Ардхамагрегорин, не ожидал вас здесь увидеть, – произнес, поклонившись, Бурин.

– Разве я не носитель кольца? – сказал Владыка. – Разве обладатели колец не договорились встретиться здесь через год, чтобы обсудить ход событий? Кроме того, называйте меня Грегорин. Ведь длинные имена хоть и почетны, но все-таки слишком уж труднопроизносимы.

Бурин все продолжал удивляться:

– Вы курите, Владыка? И пьете?

– Ну да, – прогремел старец голосом твердым как гранит. – Охранять Врата в Подземный Мир – занятие довольно однообразное и монотонное. Поэтому я и пристрастился к табаку. А что касается пива, то оно здесь действительно хорошее.

– Без сомнения, – подтвердила Марина, вошедшая в комнату с двумя бокалами. – Берите, господа. Хозяин «Золотого плуга» достаточно наварил пива с такого хорошего урожая.

Фабиан взял у нее кружки и передал их Киму, который хотел одну отдать Итуриэль, но помедлил.

– Принцесса, вы когда-нибудь пили пиво? – спросил он из осторожности.

– Нет, не припомню. А это опасно? – поинтересовалась она.

– Только если выпить его слишком много, – объяснил Бурин своим громовым голосом.

– Тогда, Владыка, я, если можно, уклонюсь от этого, – решила Итуриэль.

– Таков обычай: когда встречаются старые друзья, каждый произносит тост. Не хотите ли вы оказать нам честь, Высокий Эльфийский Князь? – предложил Фабиан.

На мгновение Арандур задумался, а потом сказал:

– Выпьем за время, чтобы всегда – с начала и до конца – оно вело нас по дороге, которая в итоге приводит к дому.

Тост показался Киму необычным, но он со всеми вместе поднял кружку и выпил. Пиво оказалось пряным и лилось, как прохладное жидкое золото.

– А это хорошо, если однажды снова все будут вместе, – произнес он, чтобы прервать воцарившееся молчание.

– Один отсутствует,– сказал Высокий Эльфийский Князь.

Последний гость появился, когда уже перевалило за полночь.

Начинал капать дождь. Шлюзы неба, стонавшие весь вечер под давлением накопившихся потоков, наконец открылись. Сначала это были большие редкие капли. Потом дождь усилился, и они стали падать с еще большим шумом, пока наконец настоящие потоки с оглушительным грохотом не обрушились вниз. Через какое-то время дождь ослаб до непрерывной барабанной дроби, которая, ударяя в оконные стекла, тихонько убаюкивала.

Ким стоял, прислонившись к камину, и покуривал трубку. Было хорошо снова оказаться среди своих друзей и предаться воспоминаниям. Даже если что-то и изменилось, о чем он весьма критично заметил Бурину:

– Ты порядком прибавил в весе.

Тот потупил взгляд, уставившись в свой бокал.

– Это неизбежность счастливо женившихся мужчин, – объяснил он, посмотрев на Марину глазами, полными любви. Она в это время была увлечена беседой с эльфийской принцессой. – Но это ей не мешает, не вредит и моим занятиям. Более того, Ким, я думаю, что даже если через многие сотни лет крылатые корабли полетят к звездам, то и там найдутся толстые мужчины, которые будут заботиться о механизмах. Но скажи мне, что с твоей работой?

– О! – опять воскликнул Ким. Казалось, он будет произносить это междометие весь вечер. – С моей диссертацией дело продвигается. Я нашел массу нового о ранней истории фольков. Сейчас я ищу одну книгу, которая каким-то образом оказалась утеряна.

В этот момент в дверь постучали. Сначала Киму показалось, что он ослышался. Но когда увидел, что Марина приготовилась встать и открыть дверь, то, сделав шаг от камина, произнес:

– Сиди, я открою.

Стук возобновился, и Ким заторопился.

– Да, да, иду, – крикнул он.

Когда дверь открылась, порыв ветра ринулся в дом, неся с собой ливень. Ким невольно зажмурил глаза. Когда он их открыл, перед ним предстала удивительнейшая сцена.

Возле двери выстроилась в полукруг примерно дюжина фигур. Некоторые были высокого роста, их бледные лица светились изнутри. Не имея ни глаз, ни носа, ни рта, ни ушей, они, однако, двигались, как будто все видели. Их длинная блестящая одежда не позволяла узнать, что скрывается под ней.

Другие, маленькие и коренастые, были чернее ночи. Их лица и тела казались грубо отесанными, но отчетливо очерченными, как будто ребенок лепил их из глины, но еще не успел доделать. Создавалось впечатление, что их чернота притягивает окружающую темноту, но свет, падавший на них из двери, играл на туловищах, показывая, что они не просто тени.

Однако самая необыкновенная фигура стояла посредине.

Она казалась маленькой и коренастой и была одета в серебро и хрусталь, так что одежда на ней блистала и звенела при каждом порыве ветра. На голове красовалась корона из серебра, украшенная бриллиантами и рубинами, а на руке – золотое кольцо с фиолетовым камнем, похожим на аметист.

Лицо существа имело резкий контраст с внешним великолепием. Глаза, обрамленные морщинистыми веками, казались большими. Рот был широким и ухмыляющимся. Уши напоминали крылья летучей мыши, а под ними вздувались жабры с пульсирующими красными прожилками.

– Добро пожаловать, король карликов,– официально приветствовал его Ким, а затем добавил: – Как дела, Гврги?

Рот болотника растянулся в улыбке.

– Здесь мокро. Может Гврги войти? И свита тоже?

Ким ухмыльнулся, услышав, что его друг заговорил так, как в стародавние времена:

– Проходи! Заходите все!

Сначала он старался не вглядываться в светлые и темные существа из свиты короля карликов, пока они проходили мимо него. Но вскоре любопытство победило.

– Карликов я знаю, но другие... Это тени из глубин Зарактрора? – поинтересовался он.

Гврги закивал.

– Да, – подтвердил он. – Все их изгнали, и во тьме они были одиноки. Я знаю, что это такое, и поэтому спустился к ним. Сейчас тени принадлежат мне и не представляют никакой опасности.

– Это... это замечательно,– обрадовался Ким. – Я... – Голос его осекся.

В нескольких словах, произнесенных Гврги, лежала история, которая, как и многие другие, иначе не была бы рассказана. Потом фольк заметил, что король карликов его уже не слушает, так как что-то другое завладело его вниманием. Ким перевел взгляд в ту сторону, куда смотрел Гврги.

В дверях, ведущих из зала во внутреннюю часть дома, стояла Итуриэль. Казалось, свет, окутывающий ее, одновременно шел отовсюду и из ниоткуда. Она стояла там, молодая и ясная, как раннее утро. Ким невольно подумал о Водах Пробуждения, когда они в первый раз увидели богиню. Гврги стоял как вкопанный.

– Госпожа, хотите пойти со мной, чтобы я мог показать вам чудеса моего королевства? Это не займет много времени, – пролепетал он.

Она подошла и взяла его за руки:

– Я буду следовать за тобой всюду, куда бы ты меня ни повел, вплоть до конца всех времен.

Его большие глаза наполнились слезами.

– Я тебя полюбил, как только увидел. Но я не надеялся, что ты... Ты такая красивая, а я...

Итуриэль приложила руку ему ко рту:

– Успокойся, ты красив, Гврги, ничейный сын, носитель кольца, Владыка бездны. Все внешнее – камень. Только душа имеет значение...

И Ким, молчаливый свидетель того, как ужаснейшее и прекраснейшее существа Среднеземья объясняются друг другу в любви, лишний раз подивился путям, которые иногда уготавливает судьба.

На этом наша история медленно, но верно приближается к концу. Хотя, впрочем, есть еще что рассказать. Кимберон Вайт остался верен своему намерению не покидать Эльдерланд даже тогда, когда император снова пригласил его в Великий Ауреолис, на этот раз на церемонию своего бракосочетания. Ким решил, что будет лучше для него и всех остальных, если он останется здесь.

Лишь однажды он сделал исключение из этого правила. Через три года после встречи в доме хранителя, летом 781 года по летосчислению фольков, он один, взяв взаймы пони и повозку, отправился на юг.

Путь не был богат какими-либо событиями, хотя, когда Ким пробирался через болота, царил необычный для этого времени года туман. Без особых происшествий он миновал укрепления двадцатого легиона, которые были сооружены после войны с темными эльфами, чтобы защищать дорогу. Центурион дал ему ряд ценных советов. Ким вежливо поблагодарил его, хотя и сам знал, как ему следует поступать.

Аллатурион ничуть не изменился. Он остался таким, каким был в воспоминаниях Кима. Но что здесь могло измениться за четыре года, с тех пор как Ким покинул его? Дома стояли такие же покосившиеся, как и раньше. Пивные пребывали на своих местах. Студенты, хотя и повзрослели, пили не меньше, чем прежде. Исторический факультет находился в том же здании со старой, но заново покрашенной табличкой у двери, сообщавшей, что «слова уходят, а дела остаются».

Лишь декан факультета сменился. Прежний магистр Гандалфус почил два года назад, вследствие чего магистрат определил его преемника. Магистр Квазинус Траке был маленьким человеком с острыми бегающими глазами. Ходили слухи, что один из его предков слыл еретиком, и его сочинения в библиотеках в течение многих лет держались под замком, чтобы какой-нибудь благочестивый студент не оказался введен ими в заблуждение. Так, по крайней мере, рассказывал Ким в хозяйском доме после третьей кружки пива. Впрочем, входя в главную аудиторию, чтобы заявить о своем приезде, он был уже вполне трезв. Члены Ученого Совета – профессора и магистры, среди которых был и ректор Магнификус, – сидели в своих неизменных креслах в президиуме. На них красовались роскошные бархатные мантии и высокие береты, а в руках они держали позолоченные скипетры. У кафедры, украшенной резьбой, занял место магистр Квазинус. Ему надлежало выполнять функции адверсариуса, то есть он должен был опровергать согласно законам науки тезисы, выдвигаемые кандидатом. Верх его приземистого туловища венчала голова, едва выглядывавшая из-под кафедры. И чтобы увидеть хоть что-то кроме обтянутой кожей диссертации, лежащей перед ним в открытом виде, ему приходилось как можно выше вытягивать подбородок.

Ким напоминал подсудимого, когда прошел за барьер – туда, куда ему указали. Одет он был в коричневую мантию бакалавра, что подразумевало младшую степень учености, на голове его был простой берет того же цвета.

Магистр Адрион, подумал он, если вы все еще откуда-то на меня смотрите, заступитесь и помогите, чтобы я вас не опозорил.

Зал был наполнен людьми. По большей части это были студенты, но также и пара бакалавров в коричневых одеяниях. То здесь, то там виднелась красная мантия какого-нибудь магистра. Говорили, что сегодня должен проходить совершенно необычный экзамен. Суровый экзамен весьма странного кандидата, о котором было много разговоров года два назад. Да к тому же он должен представить работу, граничащую с ересью.

Прозвенел колокольчик ректора. Экзамен начался.

– Sit thema[Тема звучит (лат.)],– начал оппонент.

В аудитории поднялся шепот, отчего не было слышно последующих слов. Он равнодушно дождался, пока наступила тишина и начал снова:

– Sit thema: «Sive creatio artificial populum non sit contra grandem Patris Matrisque disignum»[Тема звучит: «Искусственное сотворение, не противоречит ли это Великому Плану Отца и Матери» (лат.)].

Ким знал, что дискуссия будет проводиться на древнем языке, на котором он и написал диссертацию. Но сейчас он не понимал ничего. Слова звучали в его ушах, но это походило на бессмысленное чередование звуков. Ким тяжело вздохнул. Все взгляды были обращены на него. Каждый ждал, что он скажет.

Ким закрыл глаза. И вдруг ему показалось, что рядом с ним присутствует кто-то, кого прежде не было. Какой-то миг он словно видел перед собой лицо любимого наставника, его худую фигуру, одетую в красную мантию. И тут он услышал далекий голос: Мужайся. Он не может быть прав. Прав ты.

Ким открыл глаза. Пауза длилась мгновение. Все еще ждали его ответа. Он откашлялся.

– Non est[Нет, не противоречит (лат.)], – сказал Ким уверенным голосом. Да, этого не может быть, ибо, если бы сотворение фольков противоречило Плану Божественной Четы, тогда бы это означало, что не весь мир находится в ее руках. – Nam si esset creatio singularis contra designum Patris Martisque, mundos поп esset finitHS, quis vere est secundum /idem et revela-tionen[Так как если бы было хотя бы одно творение против Плана Отца и Матери, мир оказался бы бесконечен, а конечность мира действительно существует согласно вере и интуиции (лат.)].

Адверсариус открыл следующую страницу рукописи. Ему, вероятно, и самому не хотелось углубляться в эту сомнительную область. Ведь если бы он допустил сомнение в конечности мира, какой она является сообразно вере и интуиции, он сам бы оказался на грани ереси.

Так от одного вопроса они переходили к другому. На каждый из них кандидат отвечал спокойно и уверенно. В полдень прозвенел звонок. Экзамен длился уже целых два часа.

– Sit thema[Тема звучит (лат.)], – снова начал было оппонент.

Аудитория застонала так откровенно, что даже магистр Квазинус не мог больше это игнорировать. Он оторвал глаза от рукописи. Ректор посмотрел на него с легким укором.

– Не достаточно ли, господин адверсариус? Разве кандидат еще не доказал, что его гипотеза не подлежит сомнению? – спросил он.

– Еще один вопрос, ваше превосходительство.

Ректор вздохнул:

– Да.

Магистр Квазинус открыл последнюю страницу работы Кима:

– Если этой работе и хватает правомерности, то научной обоснованности ей недостает. У вас здесь написано: Sicut Popules in Gradum exierunt, expectamt eos Alderonus cum asino suo Alexi[Фольки ступили на тропу, и там ждал их Альдерон со своим ослом Алексисом (лат.)]. Высокая коллегия, до меня не дошло ни одной заметки, даже маленькой справки о том, что кто-то ждал фольков. И откуда они могли появиться – Альдерон и его осел, asinus! [Осел! (лат.)] – со славным именем Алексис. Может ли кандидат это доказать? – закончил он.

Ким сидел как громом пораженный. Он не мог вспомнить этой фразы, но был абсолютно уверен в том, что где-то об этом читал.

– In libra quodam... [В одной книге... (лат.)] – начал он на древнем языке, но потом невольно перешел на Всеобщий. – Я об этом читал в одной книге, – сказал он в полголоса,– но не могу сейчас вспомнить ни названия, ни ее автора.

Шептание среди слушающих возобновилось и продолжалось до тех пор, пока ректор не начал стучать по столу своим скипетром.

– Silentium! [Тихо! (лат.)] – воскликнул он. Затем, повернувшись к кандидату, добавил: – Нам этого недостаточно, и требуется, чтобы ты представил свидетелей, которые бы подтвердили существование этой работы.

Ким беспомощно оглянулся. В этот момент с последнего ряда аудитории кто-то встал. Поднявшийся был одет в скромную коричневую мантию бакалавра. Его голос раздался ясно и отчетливо:

– Я могу это засвидетельствовать, ибо сам держал эту книгу в руках.

– А кто ты такой? – съязвил адверсариус.

– Fabianus Alexis, Baccalaureus Artium Civisque Universitatis Altae Thurionis. [Фабианус Алексис, бакалавр искусств и гражданского права Аллатурионского университета (лат.)]

Шепот нарастал.

– Император, это император!

Тотчас поднялся еще один свидетель:

– Я тоже. Gilfalas Talariensis, Baccalaureus Artium Civisque. [Гилфалас Талариэльский, бакалавр искусств и гражданского права (лат.)]

– И я, – присоединился третий, маленький и приземистый, внушительных размеров, на котором красовалась коричневая мантия. – Burorinus Balorini Filius, Baccalaureus[Бурорин, сын Балорина, бакалавр (лат.)] и так далее и тому подобное. И осла я знаю тоже, – добавил он напоследок.

Магистр Квазинус покраснел. Ректор злобно улыбнулся.

– Достаточны ли вам свидетельства этих безупречных студентов, уважаемый коллега? – прошептал он. И угнетенным голосом добавил: – Не становитесь сами asinus, Квазинус!

Тот проглотил подступившую к горлу желчь и с силой захлопнул рукопись.

– Quod concendendum est. [Экзамен сдан (лат.)]

Тотчас на Кимберона Вайта была накинута красная мантия, а на голову ему надет берет. Затем ректор произнес слова, которые звучали в подобной ситуации уже в течение многих столетий:

– Ego pro tempore Universatis Altae Thurionis ordinarius te Cimberonum magistrum nomino, nominatum pronuntio, pronuntiatum prodamo. Gratulor! [Я, действующий глава Аллатурионского университета, посвящаю тебя, Кимберон, в магистры и провозглашаю названным. Поздравляю! (лат.)]

Кимберон и его друзья сидели в «Черном ките» за кружками пива, пока их головы не стали тяжелыми.

Магистр Кимберон заплетающимся языком спросил у своего друга, императора:

– Скажи мне, Ф-фабиан, что с книгой... и ослом... ты мне хотел лишь помочь?.. И это не правда... это неревно... э-э... неверно...

Но Фабиан не согласился с этим:

– Все имеет свою подлинность... и со временем, мой друг... однажды...

– О! – воскликнул Ким.

Но день, когда все должно было проясниться, все не наступал, и, в конце концов, Ким забыл об этом.

Прошел год, за ним, согласно вечному круговороту времени, следующий. Однажды из Империи пришло известие, что Фабиан и его супруга стали родителями наследника, которому дали имя Талмонд Юлиан. Ким отправил поздравления на листе бумаги ручной выделки, написав их разборчивым почерком ученого, а потом позабыл и про это.

По первоначальному плану обладатели колец должны были встречаться в Альдсвике каждый год. Потом появился уговор повторять эту встречу раз в семь лет, поскольку император не мог каждый год предпринимать столь далекое путешествие, да и остальным это было не так просто.

На первую такую встречу прибыл лишь неизменный мастер Грегорин. У остальных были основательные причины для отсутствия. Фабиан собирался воевать с восставшими восточными провинциями. Гилфалас унаследовал трон своего отца, короля Инглариона, после его кончины. Бурорин предпочел остаться рядом со своей беременной женой. От карликов из глубин Зарактрора не было вестей уже два года. А что с Высоким Эльфийским Князем, не знал никто. Вскоре пришла радостная весть от Бурорина и Марины. У них родилась девочка, которую назвали Бурина, что магистр Кимберон посчитал не слишком остроумным. Впрочем, в выборе имен гномы никогда не отличались оригинальностью. И когда через три года у них появился страстно желаемый сын, то на стене дома было вырублено имя Брегорин.

Так проходили годы. Помещик Родерих Финк, ставший к этому времени зрелым мужем, взял на себя тяготы управления Эльдерландом, освободив тем самым Кима, так что теперь магистр Вайт мог всецело посвятить себя научным изысканиям. Но он все-таки не оставлял надежды увидеть старых друзей. И вот, в ожидании очередной встречи в Альдсвике, всем им он отправил письма.

Это было великолепным осенним днем 792 года по летосчислению фольков.

В саду перед своим домом магистр Кимберон выстроил беседку. На ней были развешены разноцветные фонарики, которые зажигались при наступлении вечера. Император со своей супругой сидели на почетном месте, в креслах, специально доставленных из ратуши. Естественно, здесь присутствовал и бургомистр в сопровождении жены и сына, долговязого юнца, не знающего, куда деть свои длинные руки и ноги. Но Альдерон дураком отнюдь не был. Чтению и письму его обучал сам магистр Кимберон. Мальчик уже сейчас делал немалые успехи в обращении с цифрами. Кроме того, он умел внимательно слушать – качество удивительное для его возраста. Юный принц Талмонд, одетый в красные одежды, напротив, скучал в присутствии взрослых.

– Здесь есть ручей, где можно ловить рыбу? – поинтересовался он у сына бургомистра.

– Конечно, – ответил Альдо. – Целая куча.

– Так чего же мы ждем?

Альдо бросил взгляд на отца, который был увлечен разговором с королем карликов, скорее всего с целью узнать о каких-нибудь новых возможностях в сфере торговли. Девочка, которая сидела прижавшись к юбке матери, была прямо-таки прозрачной бледности. У нее были острые уши, как у эльфов, но красные полосы на шее ясно давали понять, кто ее отец. Она выглядела потерянной.

– Что с ней? – спросил Альдо.

Девочка подняла глаза вверх и пугливо взглянула на мать. Итуриэль улыбнулась.

– Иди с ними, Альмириэль, – разрешила она.

Девочка встала и сделала несколько нерешительных шагов.

– Пойдем, – позвал ее Альдо.

Талмонд, в свои девять лет совсем не знавший, как надо обращаться с девочками, сморщил нос, но возражать не стал, чтобы не поставить под угрозу неожиданное бегство из мира взрослых. Итак, ушли трое: одетый в красное мальчик с темно-русыми волосами, парень из фольков чуть-чуть постарше и светловолосая девочка в сверкающем платье.

Грегорин сидел на большом камне и держал на коленях потомков Бурорина. Никто не ожидал, что он способен на такое. Шестилетняя Бурина и трехлетний Барин внимательно слушали истории, которые рассказывал им Владыка.

– ...так объединенной силой двух колец, принадлежащих гномам, был побежден дракон. С этого момента в Среднеземье никогда больше не слышали о темных эльфах и никогда их после этого не видели, – закончил он свой рассказ.

Он оглянулся. Бурин и Гилфалас разговаривали с Фабианом.

– Где же наш хозяин? – спросил Грегорин. – Я его уже давно не вижу.

Марина, только что накрыв на стол, подняла голову.

– Он должен быть где-то здесь. Пойду поищу его, – сказала она.

Прежде чем кто-то успел что-нибудь сказать, она исчезла в доме. Госпожа Металюна управлялась на кухне. Несмотря на свои восемьдесят, она казалась бодрой. Правда, за последнее время свет в ее глазах немного потускнел.

– Господин магистр? – Она называла Кима только так с тех пор, как он стал обладателем ученого звания. – Полчаса назад я его видела за домом вместе с тремя господами. Вы понимаете, кого я имею в виду...

Несмотря на давнее знакомство, госпожа Металюна была исключительно почтительна по отношению к жрице Эльдерланда.

– Но этого не может быть! – воскликнула Марина. – Бурин с Гилфаласом все время находились в саду, и император тоже! – Она нахмурила лоб.

– Ерунда, – пробурчала госпожа Мета. – Я же их видела.

Марина не преминула сама посмотреть за домом. Ей была знакома привычка Кима вести немые беседы у могилы магистра Адриона. Это случалось с ним, когда он был особенно счастлив или же, наоборот, в те минуты, когда им овладевало уныние. Но под старым деревом, у могил, никого не было. Марина вернулась в дом, заглянула в гостиную и бросила взгляд в кабинет, но и там никого не обнаружила.

– Его нигде нет, – вернувшись, сказала она. – Пойду посмотрю в музее...

Но Бурин остановил ее.

– Ты его там не найдешь, – сказал он с уверенностью.

Марина посмотрела на него. В глазах гнома таился загадочный блеск.

– Что это еще за секреты? – Она пробежалась взглядом по кругу. – Вам тоже что-то известно, не так ли?

Фабиан и Гилфалас многозначительно посмотрели друг на друга. Итуриэль ничего не ответила. Владыка Брегорин сидел молча и посасывал трубку. Лишь бургомистр Кройхауф, казалось, озадачен не менее Марины.

Бурин взял ее за руку.

– Остается только ждать. Но он вернется, вот увидишь, – уверил он.

Однако веселье не ладилось. Даже Март Кройхауф пил и ел без обычного аппетита.

– Ах, если бы у меня сохранилась хотя бы одна бутылочка летнего вина, которое мы пробовали много лет назад с господином Кимбероном и госпожой Метой. Тогда бы мы сейчас выпили его и стали счастливы, – подумал он вслух.

– Как тебе такое пришло в голову? – спросила Марина.

– Я этого не знаю, – пожал плечами Кройхауф.

Внезапно все услышали голоса детей, они возвращались с рыбалки. Талмонд бежал впереди остальных.

– Смотрите, кого мы привели, – крикнул он.

Император и остальные поднялись со своих мест.

– Добро пожаловать, – приветствовал Фабиан Высокого Эльфийского Князя, Арандура Элохима. Рядом с ним шагала маленькая остроухая фигурка.

– Ким! – Марина подбежала к нему. – Где же ты пропадал? Мы беспокоились.

Кимберон смотрел на нее влюбленно. Он выглядел уставшим, словно за его спиной была долгая дорога. Лоб пересекала красная отметка, как от ожога, одежда была грязной и местами разорванной. Левую руку Ким держал в кармане.

– Я немного заблудился во времени, но, как видите, все-таки вернулся.

– Так замыкается круг, – заключил Высокий Эльфийский Князь. – В последний раз я нахожусь среди вас. Мое время истекает. Но сейчас мы будем веселиться. Ведь многое, что было потеряно, приобретено снова, и поколение наших детей и их дети понесут наши стремления и мечты дальше, до тех пор, пока будет существовать мир.

В тот день они еще долго веселились в свете разноцветных фонариков и пили доброе темное пиво. И долго после этого в Альдсвике ходили рассказы об этом удивительном вечере, когда серебристые голоса эльфов сливались с низкими голосами гномов, а их песни наполняли сердца печалью и радостью.

Эпилог

Существует еще много историй, которые здесь рассказаны не будут. Можно было бы, например, сообщить, как юный Альдерон Кройхауф пришел в Аллатурионский университет, но не затем, чтобы изучать историю, а чтобы заниматься экономикой. Вскоре, став бакалавром, он женился на принцессе карликов. И к тому времени, когда он унаследовал состояние отца, торговля между Зарактрором и Эльдерландом небывало расцвела. Или можно было бы рассказать, как император Фабиан боролся с тенями в Замке Великого Ауреолиса, где и сложил голову. Но Талмонд Юлиан, его сын, при помощи меча предков победил врага, и юный император не только принял корону, но и взял в жены дочку подгорного короля. Или, наконец, можно было бы поведать о тесте Хамабурорина Великолепного, который стал в конце концов таким толстым, что четыре гнома были вынуждены носить его к трону, высеченному из камня, и который однажды все-таки треснул под ним. Можно было бы рассказать о том, как растет новое поколение носителей колец, дети рода человеческого и прочих народов Среднеземья.

Но одна история все же будет рассказана здесь чуть подробней. Она касается магистра Кимберона Вайта и вдобавок может способствовать тому, чтобы еще одна тайна была открыта.

Магистр так и остался холост. Экономка Металюна Кнопф жила при нем еще несколько лет, пока оказалась не в состоянии не только заниматься делами хозяина, но и заботиться о себе. Тогда она приняла предложение Марины провести оставшиеся годы в доме жрицы. Ей на смену приходили и уходили другие экономки, но ни одна из них не достигла вершин кулинарного искусства, на которые поднялись Марина и госпожа Мета. Так, по крайней мере, полагал Ким, но, может быть, годы преображают и воспоминание о тарелке супа.

Господин магистр, как его отныне называли все, сделался со временем немного странным и иногда в течение всего дня не выходил из музея. А бывало, его видели то идущим по заброшенной дороге в Винкель, то на равнине – с запряженным в тележку пони. Это означало, что ему известны как дорога к эльфам в Высший Мир, так и к гномам – в Подземный.

Кимберон Вайт перешагнул пятидесятилетний рубеж. Однажды, когда он сидел в своей библиотеке и, согнувшись над фолиантом, читал хронику времен основания Эльдерланда, некий голос внезапно отвлек его от размышлений:

– Что ты тут делаешь?

Он оторвался от чтения и увидел светлые глаза маленькой беловолосой девочки, которая проскользнула к нему в библиотеку.

– Ты кто? – спросил Кимберон.

– Яди, – ответила она.

– Яди? – переспросил он. – Когда-то я знал одну Яди, но это было давно. – Тут он сделал паузу, как делают старые люди, думая о прошлом. – Ты, наверное, самая маленькая из Кройхауфов, не так ли? Ядира, дочь Альдерона и Альмириэль?

Девочка не ответила. Она нашла что-то более интересное.

– Что это?

– Это книга. В ней написана история, которую можно прочитать, – объяснил магистр.

– Я тоже хочу читать.

Тут девочка ткнула указательным пальцем в удивительные черные значки, выведенные на бумаге.

– Как это называется?

– Это – «A»...

Так у магистра Кимберона появилась исключительно способная ученица. В ней любознательность и практический ум ее отца, фолька, сочетались со сноровкой карликов и эльфийским чувством прекрасного, унаследованным от матери. Девочка, когда подросла, помогла Киму привести в порядок музей, после чего они вместе разработали первый каталог экспонатов. Когда магистр понял, что больше ничего не может ей дать, то написал письмо ректору университета. Ответ, который он получил, написанный вычурным языком ученого, содержал, хотя и в вежливой форме, категорический отказ. Но Ким не отказался от своей идеи. Он послал письма многим ученым, с которыми переписывался, и даже самому императору.

В итоге Ученый Совет Аллатурионского университета изменил своим правилам и впервые допустил к занятиям в университете существо женского пола.

Естественно, были и такие, кто с откровенным недружелюбием встретил это. Никогда еще так грозно не звучал голос магистра Квазинуса, ставшего к тому времени деканом исторического факультета. Он утверждал, что умственные способности женщины не отвечают требованиям науки. Но Ядира обогнала всех своих сокурсников. Уже через шесть семестров она получила степень бакалавра, а два года спустя стала магистром.

Прошло семь лет, был канун традиционной встречи носителей колец. Правда, состав их значительно изменился. Кольцо Фабиана носил теперь его сын Талмонд Юлиан. Гилфалас подарил кольцо своей племяннице Альмириэль. А на смену Бурину пришел его наследник. Но что с того?

Ким с удивлением обнаружил, что стал таким же старым, каким был в свое время магистр Адрион, его предшественник, когда передал Киму свои дела.

Центральный рынок Альдсвика бурлил, когда магистр Кимберон сел и написал своим еще четким почерком письма, которые адресовались бургомистру Альдсвика, помещику Гурика-на-Холмах, жрице и пастору из Усть-Эльдера.

Он нахмурил лоб. Было еще что-то, что необходимо сделать. Ким искал это в течение всей жизни, но так и не нашел. Более того, даже не узнал, что это такое. А теперь вот магистр состарился и захотел покоя.

Как обычно, он отправился к могиле магистра Адриона.

Происходившее после этого не совсем понятно. Новая домоправительница – молодая женщина-фольк – утверждала, что магистр в сумерках вернулся домой в спешке, при этом прижимая что-то к груди. Она хотела было спросить, что это такое он несет. Но он сказал, что у него нет времени на разговоры, поскольку ему надо скорее прочитать книгу. После этого экономка отправилась к себе наверх.

На следующее утро магистра нашли сидящим в кресле. Глаза его были закрыты, словно он спал. Перед ним на столе лежали два запечатанных конверта. В одном письме, предназначенном для Совета Эльдерланда, была просьба об отставке, где он назвал имя своего преемника. Магистр Кимберон не смог бы выбрать лучшего момента для этого, нежели последний день ежегодной трехдневной ярмарки, шумевшей на рыночной площади Альдсвика и прилегавших к ней улицах. Уже сама по себе смерть магистра была бы темой для долгих и повсеместных разговоров. Однако в уставах Совета Эльдерланда нигде не было написано, что должность хранителя может быть унаследована непременно мужчиной.

Итак, когда носители колец встретились вечером в доме хранителя, они передали второй конверт, оставленный магистром адресату. На конверте было написано «Для Ядиры», в нем находилась маленькая вещица, кольцо с ясным камнем. Но это кольцо никогда никто не смог бы носить, поскольку оно было чудесным образом закручено, словно лента без начала и конца.

Магистра Кимберона похоронили рядом с его предшественником, а у изголовья поставили камень, надпись на котором гласила:

Здесь покоится

Кимберон Вайт,

Магистр искусств

Аллатурионского университета,

Тринадцатый хранитель

Музея истории Эльдерланда.

Всегда есть дорога, если только веришь.

Книгу, которую читал магистр в последний вечер, обнаружить не удалось. Ее не было ни в кабинете, ни в библиотеке музея. И если она все-таки существовала, то никто и никогда не узнает, что в ней было написано.