Потрошители времени

Глава 8

За годы работы независимым гидом во времени Малькольму Муру приходилось трудиться не покладая рук. Но даже самая тяжелая работа не шла ни в какое сравнение с тем, что ему пришлось провернуть, обустраивая базу для группы наблюдателей в Ист-Энде, на Уайтчепл-роуд. Ему пришлось таскать ученых и криминалистов по всему району, спать урывками по два-три часа, узнавать для них все исходные данные, пытаясь успеть все до последнего дня августа, когда на район обрушится кошмар.

Однако меньше всего ожидал он того, что увидел в прихожей Сполдергейт-хаус при открытии Британских Врат, за девять часов до первого убийства. Он спустился с верхнего этажа, оторвавшись от очередного совещания с учеными, и только и мог, что стоять, беспомощно моргая от удивления.

— Марго?

— Малькольм! — Его невеста бросилась ему на шею. — О, Малькольм! Я так по тебе соскучилась!

От ее поцелуя голова у него пошла кругом. Улыбаясь, как безумный, Малькольм в конце концов сумел оторваться от ее губ, перевести дух и заглянуть ей в глаза.

— Марго… Но что ты здесь делаешь?

— Прибыла в ваше распоряжение, сэр! — рассмеялась она, шутливо салютуя рукой. — Это все Кит с Баксом устроили, — пояснила она. — Я теперь гид у последней группы наблюдателей — да не смотри ты так, я постараюсь справиться, честно, — и Даг Тэнглвуд тоже, так что твою просьбу оказать помощь людьми все-таки услышали и уважили, вот!

Малькольм ухмыльнулся:

— Чертовски здорово! Хоть раз эти надутые индюки из «Путешествий» прислушались ко мне. Да, и сколько наблюдателей ты еще притащила?

Марго выразительно поморщилась.

— О Боже! — ужаснулся он. — Неужели так много?

— Ну, могло быть и хуже, — словно извиняясь, ответила Марго. — Шахди Фероз все-таки добилась, чтобы ее включили. Хуже всего репортеры. Гай Пендергаст и Доминика Нозетт… я даже не знаю, кто из них хуже. Ну и, разумеется, туристы, — добавила она, глядя на вваливающуюся в прихожую Сполдергейт-хаус толпу.

— Что ж, ясно, — вздохнул Малькольм. — Ладно, у нас совсем немного времени, чтобы всех устроить. Полли Николз умрет в пять часов завтра утром, а это значит, нам надо разместить все оборудование после двух ночи, когда закроются все кабаки и на улицах станет чуть тише. Оставлять камеры раньше я боюсь — кто-нибудь может и заметить. Вряд ли, конечно, ведь все оборудование сверхминиатюрно, и все же… Ладно, дадим им прийти в себя, а потом спускай своих наблюдателей в подвал. Наша база в Уайтчепле, но основная масса оборудования здесь, в подвале, где хватит энергии для компьютеров и камер слежения.

Марго кивнула.

— О’кей. И чем быстрее мы обуздаем репортеров, тем спокойнее я себя буду чувствовать. Они совершенно не слушаются, да и правил не соблюдают.

— Ничего удивительного, — фыркнул Малькольм. — Последние несколько недель и туристы превратились в сплошной кошмар. Все как один пытаются ускользнуть от гидов и застрять здесь, чтобы стать свидетелями хоть одного убийства. Думаю, с репортерами будет еще веселее. Ладно, давай-ка найдем мистера Гилберта и распределим всех по квартирам…

Спустя всего полчаса Малькольм с невестой проводили вновь прибывших членов группы в подвал, где за совершенно заурядной деревянной дверью заурядного викторианского погреба скрывалась еще одна дверь — массивная, стальная, бесшумно отворившаяся перед ними на электроприводах. За ней оказались ярко освещенный компьютерный центр и оборудованный по последнему слову техники медицинский кабинет с палатой. Ученые возбужденно приветствовали друг друга и тут же углубились в обсуждение теорий и практических аспектов предстоящего исследования; журналисты занялись проверкой своего оборудования. Техники одобрительно кивали при виде отчетливого изображения и чистого звука, передаваемого камерами, тщательно замаскированными на крыше особняка.

Пока ученые и журналисты занимались своей работой, Марго отвела Малькольма в сторону и вполголоса рассказала ему о последних событиях на станции. Новости изрядно огорчили Малькольма — не столько потому, что в случае продолжения беспорядков само существование станции оказывалось под угрозой, но и потому, что, находясь по эту сторону Британских Врат, он был абсолютно бессилен помочь в поисках Йаниры и ее семьи.

— Слыхал я про этот «Ансар-Меджлис», — устало вздохнул он, потирая переносицу. — Даже слишком много слыхал.

— У тебя ведь были друзья на ВВ-66, верно? — тихо спросила Марго, мягко положив руку ему на рукав. Малькольм снова вздохнул:

— Да. Боюсь, что да.

— Кто-то… — неуверенно начала она, ощутив себя вдруг сопливой девчонкой.

Малькольм погладил ее по щеке.

— Нет, Марго. Таких не было. — Он привлек ее к себе на мгновение, мысленно возблагодарив Бога за то, что Кит послал ее сюда. Он понимал, что совсем скоро ему самому придется посылать ее на слишком опасные лондонские улицы, но об этом мечтала она сама, и, возможно, именно за эту мечту он и любил ее так сильно. Во всяком случае, в эту минуту он был счастлив уже потому только, что она рядом. — Просто старые друзья, гиды, которых я знал много лет. Она кивнула и потерлась щекой о его плечо.

— Мне очень жаль, Малькольм.

— И мне тоже. Много успели обыскать до твоего отправления?

Марго принялась рассказывать дальше, но ее перебил пронзительный зуммер стоявшего на компьютерном столе телефона. Подключенный к допотопному аппарату в доме наверху, телефон этот являлся основным средством связи между крошечным уголком современности в подвале и внешним миром. Малькольм неохотно оторвался от нее и снял трубку.

— Да?

Это оказалась Хетти Гилберт, администратор Врат со стороны Нижнего Времени. Судя по тому, как отхлынула кровь с лица Малькольма, новость была еще хуже тех, что принесла Марго.

— О Боже… Да, конечно. Идем немедленно.

— Что там еще? — с замиранием сердца спросила Марго, когда он положил трубку.

— Неприятности. Очень серьезные неприятности. — Он покосился на монитор, на котором они через несколько часов надеялись увидеть наконец, кто такой Джек-Потрошитель. Он неделями ждал этой минуты — и теперь ему приходилось отложить все. Он неохотно встретился взглядом с Марго.

— Ну что же? — повторила Марго, страшась услышать ответ.

— Пропал турист, — тихо произнес он. — Мужчина.

— О боже!

— Вот именно. По имени Бенни Катлин. Гилберты просят нас помочь с поисками. Судя по всему, он убил кого-то в перестрелке в гостинице «Пикадилли». Один из наших кучеров в критическом состоянии — его с минуты на минуту привезут сюда на операцию. Он успел позвонить из гостиницы, прежде чем потерял сознание.

Все нетерпение, с которым ожидала Марго разгадки тайны Потрошителя, разом покинуло ее. Малькольм даже испугался, увидев, какое у нее лицо. Пропавший турист… ничего страшнее гиду во времени и вообразить невозможно. И не просто пропавший, но ухитрившийся укокошить кого-то в тихой викторианской гостинице. Пропавший турист-убийца, поисковые группы, прочесывающие Лондон как раз с началом убийств Потрошителя… и еще все эти беспорядки, похищения и убийства на станции… Малькольм заглянул в перепуганные глаза Марго. Все ее мечты о карьере разведчика времени висели в эту минуту на волоске — его собственная карьера, правда, тоже. Ни разу со времени той жуткой тюремной камеры в Португальской Африке ему не доводилось еще видеть ее такой напуганной.

Не говоря ни слова, он взял ее за руку и осторожно сжал пальцы.

— Нам лучше идти.

Вверх по лестнице они поднимались уже бегом.

Этим вечером Джон Лахли не собирался идти мимо Королевской оперы.

Однако, выйдя из Египетского зала после своей лекции, он обнаружил, что улица перегорожена перевернутой каретой, столкнувшейся с фургоном. Весь груз из фургона рассыпался по мостовой, где он заметил также нескольких бьющихся в истерике дам. Глянув на часы, извлеченные из жилетного кармана, он решил, что у него еще есть запас времени до намеченной встречи с Мейбриком. Поэтому он оказал помощь пострадавшим и только после этого протолкался через толпу и принялся искать кеб.

Исключительно случаем можно объяснить то, что он выбрал путь мимо Оперы: обыкновенно там можно было легко поймать кеб, дожидавшийся выхода публики после окончания представления. И все тот же случай свел его с молодой женщиной, вынырнувшей из ночи с криками о помощи. Выросшему в Ист-Энде Джону Лахли не раз приходилось становиться жертвой уличных хулиганов, поэтому при виде юноши, из последних сил отбивавшегося от вооруженного ножом преступника, его охватил совершенно искренний гнев.

Поэтому Лахли выхватил пистолет, который захватил с собой для их с Мейбриком ночных дел, и бросился на помощь. Первым же выстрелом он разнес этому ублюдку череп. Разумеется, его не удивило, что молодой человек пришел в состояние шока, да и кто спокойно воспримет кровь и ошметки чужого мозга у себя на лице? Точно так же не удивился он и реакции молодой женщины, которая едва не лишилась чувств от подобных потрясений.

Чего он никак не ожидал — так это того, что случилось, когда он взялся пощупать пульс молодой красавицы. Слова, сорвавшиеся с ее губ, когда она отпрянула от него, прозвучали на безупречном греческом — на древнегреческом!

— Смерть висит на ветвях дерева под кирпичными сводами… глубоко в подвалах, где смотрит незрячими глазницами череп юноши… и шестеро погибнут из-за писем его и чести…

Но ведь эта девушка никак не могла знать ни о письмах, ни о Тиборе, ни о черепе Моргана, красовавшемся теперь словно охотничий трофей над алтарем, ни о раскидистом дубе, на котором принял смерть этот маленький ублюдок! И все же она знала. Более того, она предсказала, что пятеро других умрут из-за этих проклятых писем Эдди…

— Кто?

Этого он себе даже не представлял. Однако он намеревался выяснить это. О да, он решительно намеревался выяснить это. Детство, проведенное в Ист-Энде, приучило его реагировать мгновенно, и он, не колеблясь, выхватил пистолет. Забавно, и этого юношу он только что спас…

— Простите, старина. Лично против вас я ничего не имею…

Лахли спустил курок в секунду, когда тот понял его намерения. В попытке спастись окровавленный мужчина отчаянно дернулся вбок. Пуля только чиркнула по его голове, и он упал обратно на мостовую. Лахли чертыхнулся и снова поднял пистолет, девушка взвизгнула и лишилась чувств…

— Джина!

Крик раздался прямо перед ним. Лахли поднял взгляд и увидел бегущую к нему женщину в лохмотьях. В руке у нее был огромный револьвер, и целился он прямо в Лахли. Второй раз за считанные секунды Лахли пришлось принимать мгновенное решение. Он наугад выстрелил в сторону женщины, чтобы задержать ее, нагнулся и схватил лежавшую без сознания у его ног девушку. Раздался выстрел, и пуля просвистела у него над ухом, сбив наземь цилиндр. Лахли выругался, перебросил свою добычу через плечо и бросился в лабиринт узких улочек Сохо и Друри-лейн.

Он почти не сомневался, что услышит крики, призывы на помощь или оклик констебля; тем не менее никто не кричал, шума погони не слышно. Лахли сбавил шаг, огляделся по сторонам — оказалось, он миновал уже половину Друри-лейн. Лихорадка боя схлынула и вернулась способность холодно, логически мыслить. Его била дрожь, он постоял минуту в темном переулке, потом окончательно взял себя в руки и перевел дух. «Боже праведный…» И как ему теперь поступить?

Он перехватил безжизненное тело девушки, взяв его обеими руками так, словно просто оказывал помощь внезапно почувствовавшей себя дурно молодой леди, потом вгляделся в ее мертвенно-бледное лицо. Она была невысокого роста, хрупкого сложения. Безупречные черты ее лица, пышные темные волосы и смуглая кожа выдавали уроженку Средиземноморья. На помощь она звала по-английски, но в состоянии шока — или, нахмурился он, скорее, транса — она говорила на чистейшем греческом. Чище слышать ему не приходилось. Но не на современном греческом, нет — на древнегреческом, языке Аристотеля и Аристофана. Имелся, правда, в ее произношении какой-то трудноуловимый акцент, уловить происхождение которого ему не удалось.

Всю свою жизнь он учился — начиная с церковной школы, где его без конца тиранили бессердечные сверстники. Он изучил все, до чего сумел дотянуться, он поглощал историю и языки с той же жадностью, с какой ист-эндские шлюхи поглощали ром и джин, он нашел даже как-то в полузаброшенной школьной библиотеке целую коробку книг, пожертвованных школе эксцентричной покровительницей, увлекавшейся оккультными науками. С годами познания Джона Лахли в языках и оккультных науках заметно расширились, заработав ему неплохую репутацию в Сохо. Лахли мог свободно читать на трех основных диалектах древнегреческого и изучил несколько других древних языков, включая арамейский.

И все же этот диалект ставил его в тупик.

Ее сбивчивые, захлебывающиеся слова снова и снова всплывали в его памяти. Кто она, эта невероятная женщина? Найдя на Друри-лейн фонарь, чтобы можно было получше рассмотреть ее лицо, он понял, что ей вряд ли больше двадцати лет. Где она так выучилась древнегреческому? Дам редко обучают таким вещам, тем более в средиземноморских странах. И где, именем нечистых древних богов, которым поклонялся Лахли, приобрела она те невероятные способности, свидетелем которых он стал перед Оперой? Способности столь яркие, что наверняка вызвали бы невероятный шум в тех кругах, в которых вращался Лахли.

При мысли об этом он нахмурился. В сложившейся ситуации показывать ее кому-либо было бы, пожалуй, опасно. Ее наверняка будут искать. Искать? Ну и пусть. Он сможет спрятать ее так, что ее никто не найдет, и уж он-то использует ее редкий талант сполна. Пожалуй, стоит опоить ее успокоительным на некоторое время и спрятать на верхнем этаже, запереть в спальне до тех пор, пока он не определит, насколько она ценна и какие усилия предпримут, чтобы найти ее, тот юноша и плохо одетая женщина с револьвером.

А потом…

Лахли довольно улыбнулся.

А потом перед ним открывается такое будущее: эта девушка станет инструментом, с помощью которого он это будущее увидит, а принц Альберт Виктор — инструментом, с помощью которого будет им управлять. Джон Лахли годами искал человека, обладающего подобным даром. Он вчитывался в древние письмена, он шарил по огромному городу, столице величайшей империи, но находил только таких же шарлатанов, как он сам, да еще нескольких жалких старух, бормочущих что-то о чайной гуще или хрустальных шарах. Он почти уже отчаялся отыскать настоящий талант — такой, о каких говорилось в древних книгах. И вот у него в руках как раз такая, абсолютно настоящая, сама вылетевшая ему навстречу.

Его улыбка сделалась еще шире. Что ж, в конце концов, вечер начинался не так уж плохо. А к утру в руках у него будут и письма Эдди.

Нет, право, вечер даже приятнее, чем он ожидал, — еще бы, такое приключение! Впрочем, прежде чем праздновать победу, ему нужно еще проследить, чтобы его трофей не умер от шока прежде, чем он успеет его использовать.

Поэтому руки у Лахли слегка дрожали, пока он нес свою добычу по темным переулкам. Наконец он, оглядевшись по сторонам, вынырнул на ярко освещенный Стрэнд, в мир богатых домов и престижных магазинов. Оказавшись здесь, ему не составило труда поймать кеб.

— Кливленд-стрит, — коротко бросил он. — Леди сделалось дурно. Мне нужно срочно доставить ее в мою клинику.

— Будет сделано, хозяин, — кивнул кебмен.

Экипаж рванул вперед, и Лахли, опустившись на подушки, пощупал пульс своей пленницы и прислушался к ее дыханию. Она все еще пребывала в шоке — пульс неровный и учащенный, руки холодные. Он почти нежно поправил ей голову, гадая, кто был тот молодой человек и кто на них напал. Скорее всего какой-нибудь громила из Найхола. Они постоянно сшивались около Оперы, подстерегая заблудившихся богатых джентльменов. Так что неудача этого громилы обернулась, можно сказать, для него, Джона Лахли, фантастическим выигрышем.

Кеб доставил их на место очень быстро, прежде чем незнакомка очнулась от обморока. Ему пришлось позвонить в дверь: достать ключ из кармана, держа девушку, он не мог. Слуга отворил дверь почти мгновенно; лицо его при виде лежавшей без чувств дамы почти не изменилось.

— Что-то случилось, сэр?

— Юная леди подверглась на улице нападению хулиганов. Мне нужно срочно отнести ее в операционную.

— Конечно, сэр. Записанный пациент уже прибыл. Мистер Мейбрик ждет в гостиной.

— Очень хорошо, Чарльз, — кивнул Лахли, проходя, чтобы слуга запер за ним дверь. Джеймс Мейбрик может немножко подождать. Пока что ему необходимо устроить эту девицу. Он осторожно уложил ее на просмотровый стол, достал стетоскоп и послушал ее сердце. Все верно, обыкновенный шок. Он достал одеяла, приподнял ей ноги и тепло укрыл, потом, положив теплые компрессы на шею и осторожно растирая запястья, вывел ее из забытья. Она пошевелилась и тихо застонала. Лахли улыбнулся и налил бокал своего сильнодействующего «аперитива». Он приподнимал голову девицы, чтобы поднести бокал к ее губам, когда в дверях процедурной появился Чарльз.

— Прошу прощения, сэр, но мистер Мейбрик пребывает в весьма возбужденном состоянии. Он настаивает на немедленном разговоре с вами, сэр.

Лахли стиснул в руке флакон со снадобьем и стиснул зубы, чтобы совладать со вспышкой гнева. «Чертов ублюдок! Я отстрелю ему яйца, как только мы разберемся с ночными делами!»

— Отлично! — буркнул он. — Скажи ему, я выйду к нему сейчас же.

Девушка еще не до конца пришла в сознание, но достаточно для того, чтобы проглотить снадобье. Он разжал ей зубы, влил жидкость в рот, потом придержал его закрытым, чтобы она не выплюнула снадобье. Только тихий вскрик ужаса сорвался с ее побелевших губ, прежде чем она инстинктивно сглотнула снадобье. Он влил ей в горло еще немного, потом обернулся к ожидавшему у двери слуге:

— Присмотри за ней, Чарльз. Она тяжело больна. Это лекарство должно помочь ей уснуть.

— Да, сэр.

— Как только лекарство подействует, перенеси ее в гостевую комнату. Я проверю, как она, после того, как поговорю с мистером Мейбриком.

Чарльз кивнул и отступил в сторону, пропуская его. Лахли устремился в дверь, кипя от негодования, что ему помешали. Однако перед дверью в гостиную он задержался, успокоил дыхание, изобразил на лице ледяную улыбку и изготовился принять все превратности, уготованные на его долю безжалостной судьбой. Воистину, даже чертов Великий Бард решился бы на убийство, окажись он в его положении. «Ничего, — пообещал он себе, — настанет день, я еще посмеюсь над этим».

Возможно, это будет в тот день, когда Джеймс Мейбрик запляшет на виселице.

Пока же…

Он резко отворил дверь и ласково улыбнулся ожидавшему его безумцу.

— Мистер Мейбрик, дорогой! Как я рад встрече с вами, сэр! Ну что ж, посмотрим, что беспокоит вас сегодня…

Где-то за окном, за тяжелой портьерой и массивной оконной рамой, блеснула молния: надвигалась гроза, свирепостью своей не уступавшая той, что бушевала в душе у Лахли.

Кит Карсон понял, что для деда он слишком мягкотел, когда всего через двадцать четыре часа после отбытия Марго в Лондон принялся всерьез размышлять, не отправиться ли ему самому через Британские в следующее же их открытие — просто так, чтобы быть рядом с ней. Он даже не знал раньше, что способен скучать по этой маленькой плутовке с такой силой. Квартира казалась ему до невозможности пустой, обед — подавляюще тихим. Даже гора бумаг, ожидавшая его в офисе в «Новом Эдо», не могла отвлечь его от невеселых мыслей. Хуже того, несмотря на самую массовую облаву в истории станции, им так и не удалось найти следов ни Йаниры Кассондры, ни ее мужа Маркуса, ни ее очаровательных дочек. Службе безопасности вокзала также не удалось найти двоих мужчин, застреливших на станции трех человек, несмотря на подробнейшие приметы, поведанные двумя десятками свидетелей.

На следующий день, когда Врата Дикого Запада готовились отвориться в Денвер лета 1885 года, настроение сотрудников Безопасности упало до опасного предела. Непрекращающиеся демонстрации понаехавших на станцию из Верхнего Времени послушников Йаниры, многие из которых получили во время беспорядков ранения, полностью парализовали торговлю на Малой Агоре. А Киту Карсону, посвятившему почти всю прошедшую ночь прочесыванию запутанных подвалов станции в поисках хоть малейшего следа пропавших, необходима была выпивка — в той же степени, в какой весенняя гроза необходима иссохшемуся кактусу в пустыне.

Небритый и уставший, с грызущим чувством одиночества, брел он по Приграничному Городу в поисках общества и чего-нибудь жидкого и крепкого, чтобы залить печаль. Он даже не мог разделить свои невзгоды с Малькольмом — тот был сейчас по ту сторону Британских Врат вместе с Марго: вот повезло парню! Рот Кита скривился в невеселой улыбке. Надо же, он полагал, что выход на пенсию обернется приятным отдыхом… Ничего, кроме скуки, да еще полчищ нечистых на руку туристов, которые тащат из номеров «Замка Эдо» все что ни попадя — от подушек до смесителей из ванных. Ну и конечно, бесконечные сплетни о том, кто, что, с кем и как. «Может, пойти в гиды — хоть какое, да занятие?» По крайней мере там не нужно будет посвящать все свое время заполнению бесконечных формуляров, необходимых для управления гостиницей…

— Эй, Кит! — вывел его из задумчивости знакомый голос. — С чего это у тебя вид, как у мокрого кота после драки?

Роберт Ли, вокзальный эксперт по антиквариату и старый приятель, сидел за столиком перед заведением Бронко Билли, а рядом с ним — прораб со стройки «Аравийских Ночей». В глазах у Ли играла улыбка.

— Нет, — покачал головой Кит, присаживаясь по другую сторону от Роберта. — Драки не было. Так, соскучился по проказнице.

— А… — сочувственно кивнул Роберт. Скандинавская кровь с материнской стороны подарила антиквару светлые волосы и кожу, но дед — родом из Гонконга, — помимо фамилии, оставил ему миндалевидный разрез глаз и готовность прийти на помощь другу. — Гнездо опустело, да и чириканье грустнее, да?

Кит с невольной улыбкой кивнул.

— Роберт?

— Да?

— Прибереги цитаты для туристов, ладно? Антиквар хитро ухмыльнулся и представил его своему собеседнику.

— Кит, познакомься с Аммаром Калилом Бен Махир-Риядом, руководителем строительства «Аравийских Ночей». Мы тут как раз обсуждали арабское искусство доисламского периода. Он переживает, что туристы будут в массовом порядке провозить эти произведения контрабандой через Врата, и хочет знать, смогу ли я опознать ворованные вещи.

— Разумеется, — кивнул Кит, обменявшись с прорабом рукопожатием и приветствием по-арабски (все познания в котором ограничивались у него несколькими словами). Прораб улыбнулся и сразу же снова посерьезнел.

— Я задержу вас всего на пару минут, мистер Карсон: у нас кончается пересменок. — Он вздохнул. — Мне хотелось бы принести извинения за проблемы, вызванные некоторыми из моих людей. Не я выбирал работников на ВВ-86. Большинство из нас сунниты, мы ни с кем не ссоримся, да и значительная часть шиитов из Верхнего Времени не питает никаких симпатий к этому жуткому братству. Я не знал, что среди моих строителей есть их члены, иначе я бы отказался принять их сюда. Если смогу, я отошлю отсюда зачинщиков драки. Однако не в моей власти уволить их, тем более что мы и так отстаем от графика. Я оштрафовал их и написал письма своему руководству с просьбой заменить их благонадежными работниками. Я отошлю письма с первым же открытием Главных. Возможно… — Он замялся и с огорченным видом попросил: — Вы могли бы переговорить со старшим менеджером? Если их депортировала бы администрация вокзала, это бы вышло за рамки моей компетенции, и моему руководству ничего не останется, как послать им на смену надежных людей, не состоящих в «Ансар-Меджлисе».

— Я переговорю с Буллом Морганом, — пообещал Кит. В темных глазах прораба явственно читалось облегчение.

— Большое спасибо, мистер Карсон. Ваша помощь для нас неоценима. — Он повернулся к Роберту, и на лице его снова заиграла легкая улыбка. — Мне доставило большое удовольствие побеседовать с вами, мистер Ли, о древнем искусстве моего народа.

— Мне тоже, — улыбнулся Роберт. — Надеюсь, при следующей встрече у нас будет больше времени для беседы.

Они пожали друг другу руки, потом прораб встал из-за стола и исчез в заполонившей Приграничный Город толпе.

— Рияд — хороший человек, — заметил Роберт. — Все эти беспорядки здорово его огорчают.

— Поверь мне, я обязательно переговорю с Буллом. Если мы не положим конец этим беспорядкам, Рияду негде будет заканчивать свою стройку.

Роберт хмуро кивнул, потом махнул рукой официантке.

— Заказывай пойло, Кит. Судя по твоему виду, небольшая порция будет тебе очень даже кстати. Мне, во всяком случае, точно.

— Огненной воды, — сказал Кит официантке. — Двойную, ладно?

— Нет проблем, Кит, — подмигнула она в ответ. — Двойную огненную — сейчас же. И еще один скотч? — добавила она, покосившись на полупустой стакан Роберта.

— Нет, принеси-ка мне тоже огненной.

Так называемая огненная вода, которую гнали тут, на станции, из бог знает чего, пользовалась у местных жителей особенной популярностью. Те же туристы, что неосмотрительно пытались подражать им в этом, частенько оказывались в местной больнице. Пока Кит с Робертом ждали своего заказа, худой молодой человек в черном, на голове которого красовалась грязная бандана из красного шелка, ввалился в бар и направился в их сторону. Судя по его продвижению, процесс возлияний начался у него довольно давно. Серебряные шпоры позвякивали в такт его неровным шагам; сомбреро съехало набок, закрывая лицо.

— Похоже, этот парень малость злоупотребляет огненной водой, — хихикнул Ли.

Тем временем тот, о ком говорили, задел их столик. Стакан Роберта опрокинулся, расплескав содержимое по столу, воск из горящей свечи накапал в его блюдце, а ложки и вилки с веселым звоном покатились по бетонному полу. Нетрезвый кабальеро, исполнив рискованный пируэт, едва не упал, но все же удержался на ногах и продолжил движение, оставляя за собой стойкий запах чеснока и перегара, от которого першило в горле. По пятам за ним следовал носильщик, согнувшийся чуть не вдвое под весом багажа; в отличие от своего клиента он старался идти по возможности по прямой.

— Боже праведный, — пробормотал Кит, собирая упавшие приборы, в то время как Роберт вытирал со стола. — Неужели этот кретин так и продолжал пить?

— Продолжал? — удивленно переспросил Роберт. Официантка принесла их напитки и навела на столе относительный порядок.

— Угу, — буркнул Кит, сделав большой глоток из стакана. — Мы уже видели его вчера. Парень похвалялся, что получит первый приз на каких-то соревнованиях по стрельбе. Значит, собирается через Врата Дикого Запада.

— Ах вот оно как… — протянул Роберт, кивнув в сторону пьяного туриста — последний уже скрылся из виду, но продвижение его было хорошо заметно по завихрениям толпы, плотно обступившей сектор регистрации Денверских Врат. Судя по доносившимся до них возгласам, он натыкался почти на всех, попавшихся ему на пути; дамы возмущенно фыркали при одном его приближении.

— Ну да, я слыхал, существует группа энтузиастов стрельбы из старинного оружия. По большей части студенты из Верхнего Времени, хотя попадаются и стрелки-ветераны. Они проводят пару недель в одном из заброшенных городов золотоискателей. Устраивают скачки и соревнования по стрельбе, организованные правилами Стрелковой ассоциации. Наша Пола Букер тоже собирается туда в отпуск, она мне и рассказала. Собирается побороться за приз. Бакс настоял на том, чтобы в состав группы был включен врач, вот она и предложила свои услуги в обмен на халявный проезд и пропитание.

— Пола всегда была ловкой леди, — усмехнулся Кит. — Что ж, молодчина. И потом, у нее не было отпуска уже несколько лет.

— Она очень увлеклась идеей этих соревнований. В Верхнем Времени разрешают соревноваться только с однозарядными пистолетами, а это лишает стрельбы какого-либо сходства с историческими ситуациями.

— Еще бы, — фыркнул Кит. — Ну, если этот кретин, — он кивнул вслед пьяному туристу, — протрезвеет, может, он во что-нибудь и попадет. Если мишень будет размером, скажем, с дом. Впрочем, если он будет и дальше налегать на виски, он быстро спустит все свои деньги.

— Если ему не терпится спустить свои деньги, — усмехнулся Ли, — по-моему, это его дело. Мне только жаль его носильщика. Вот не повезло бедолаге! Его клиенту уже не мешало бы принять ванну, а ведь они еще даже не отбыли.

— Возможно, — предположил Кит, — они сунут его там в сточный пруд и дадут отмокнуть немного? Роберт Ли одобрительно поднял стакан.

— Это было бы славное зрелище, и, скажу прямо, он это заслужил.

Кит чокнулся с приятелем и отхлебнул из стакана. Чувство одиночества немного отпустило его.

— Да будет так. Аминь.

Салун Бронко Билли пользовался при открытии Врат Дикого Запада особой популярностью за то, что его уличные столики располагались совсем рядом с сектором отправления, так что клиентам открывался прекрасный вид на все происходящее у Врат. Собственно, Роберт Ли именно поэтому застолбил этот, лучший из доступных, столик. Они увидели Полу у стойки регистрации и помахали ей, потом Кит заметил пробиравшегося сквозь толпу Скитера Джексона.

— Вот наконец парень, за которого я переживаю. Роберт проследил его взгляд и удивленно заломил бровь.

— За Скитера! Ради Бога, почему? Похоже, он снова принялся за свои старые штучки.

Кит покачал головой.

— Смотри внимательнее. Да, конечно, он охотится. Ищет Йаниру, Маркуса и их девочек.

Роберт внимательно посмотрел на Кита.

— Что ж, возможно, ты и прав.

Скитер внимательно вглядывался в отбывающих, переводя взгляд с лица на лицо, даже на носильщиков. Выражения сосредоточенности, тающей надежды, страха были видны на его лице даже с такого расстояния. Кит понимал, каково сейчас Скитеру. Ему и самому доводилось терять друзей. В основном пропавших бесследно разведчиков — вступивших во Врата, но не вышедших обратно. Может, им не удалось вернуться, а может, они ненароком затенили себя, оказавшись во времени, где уже раз находились. Наверняка Скитер чувствовал себя еще паршивее: никто не ожидал, что обитатели станции могли исчезнуть на ровном месте, среди множества людей.

Кит сел на место, пытаясь представить себе, как долго еще Скитер будет терзать себя поисками, прежде чем сдаться. Служба безопасности, например, поиски уже прекратила. Пьяный стрелок подвалил наконец к регистрационной стойке и принялся рыться в кармане в поисках билета и карты.

— Джо Тайролин! — взревел он, перекрывая шум толпы. — Снайпер! Еду выигрывать ихние стрельбы! Медаль, считай, уже моя.

Несчастная девица за стойкой отшатнулась от залпа прямо в лицо винных и чесночных паров. Кит, давно уже научившийся читать по губам, почти услышал ответ, произнесенный как можно быстрее и на одном дыхании: «Добрый-вечер-мистер-Тайролин-позвольте-ваши-бумаги-да-сэр-все-в-порядке-проходите-пожалуйста…»

Кит ни разу еще не видел, чтобы служащие «Путешествий во времени» регистрировали туриста с такой скоростью. Во всяком случае, в Ла-ла-ландии такого еще не бывало. Сидевший напротив него Роберт Ли давился от смеха. Тем временем несравненный м-р Тайролин неуверенно повернулся и уставил взгляд в несчастного носильщика.

— Эй, Генри, Сэм или как тебя там! Тащи багаж сюда. Эта крошка проштемпелюет его или что там еще…

Бедолага носильщик, одетый в потертый комбинезон и линялую клетчатую рубаху, отшатнулся и закашлялся. Его собственная шляпа сползла ему на нос, совершенно скрыв лицо. Все так же согнувшись под своей ношей, он проковылял к стойке и протянул девушке свои документы вместе с багажными квитанциями м-ра Тайролина, в процессе чего ухитрился уронить половину багажа. Чемоданы и кожаные сумки посыпались на пол. Стоявшие следом туристы, чертыхаясь, отпрыгивали в сторону. Ближняя к незадачливому носильщику дама взревела белугой и запрыгала на одной ноге.

— Идиот! Ты мне чуть ногу не сломал! — Задрав длинную юбку, она выставила на обозрение свой сапог — замысловатое сооружение со множеством застежек, в верхней части которого виднелась свежая царапина. Даже под полями летней шляпки видно было, как на лице ее блестят слезы. — Посмотри, что наделал, бестолочь безрукая!

Бормоча извинения, несчастный носильщик засуетился, собирая рассыпанный багаж, в то время как служащая «Путешествий» поспешила на помощь пострадавшей туристке.

— Мне ужасно жаль, мэм…

— Значит, недостаточно жаль! Ради Бога, да уберите же его с дороги! — К этому времени носильщик снова потерял равновесие и едва не столкнулся с ней снова. — Я шесть тысяч баксов выложила за этот билет — и для чего? Для того, чтобы какая-то неуклюжая деревенщина роняла мне на ногу сундук?

Совершенно сбитая с толку контролерша сунула билет носильщика в первый попавшийся карман его костюма и, не переставая извиняться, замахала руками, призывая на помощь свободных носильщиков.

— Мне страшно жаль, мы обязательно позаботимся об этом, мэм, может, вызвать врача, чтобы посмотрел вашу ногу?

— Чтобы он наложил гипс, а я опоздала к открытию Врат? Боже, что за идиоты здесь собрались? По возвращении непременно подам в суд на вашу дурацкую компанию! Вот только я сваляла дурака, подписав ту бумажку об отказе от претензий… Ну, чего стоите, вот мой билет! Я хочу сесть и снять этот дурацкий сапог! Нога вся распухла и болит как проклятая!

Носильщики «Путешествий во времени» сбежались на помощь своему коллеге и расчистили наконец дорогу донельзя раздраженной, охромевшей туристке — та прошла-таки регистрацию и проковыляла к ближайшему креслу. Все это время она не прекращала бросать убийственные взгляды в сторону пьяного Джо Тайролина и его носильщика, который в данный момент поддерживал голову своего клиента: последнего рвало в ближайшую урну. Еще одна девица из штата «Путешествий» с перепуганным видом направлялась к ним, держа в руках тазик и влажную тряпку. Пола Букер и остальные направлявшиеся в Денвер туристы сгрудились в дальнем от Джо Тайролина углу зала ожидания. Даже Скитер Джексон отодвинулся от пьяницы и сопутствующей ему вони.

— Ох, Кит! — Роберт Ли вытирал слезы, градом катившиеся у него из глаз от смеха. — Право же, мне даже жаль этого Джо Тайролина, когда он протрезвеет! Эта леди превратит его жизнь на ближайшие две недели в сплошной кошмар!

— Так ему и надо, — усмехнулся Кит. — Мне гораздо больше жалко бедолагу носильщика. Ему-то достанется от обоих.

— Тоже верно. Надеюсь только, ему хорошо заплатили, кто бы он ни был. Послушай, Кит, мне все недосуг было спросить: как ты сам думаешь, кем окажется этот Потрошитель?

— О Господи, Роберт, только не ты, ладно? — Кит закатил глаза и сделал большой глоток из стакана.

— Да ладно тебе, Кит, не выкобенивайся. Тут уже многие ставят на то, что это резвился кто-то из Верхнего Времени. Но я-то тебя знаю, ты на подобный вздор не купишься. И кто тогда? Какой-нибудь неудачливый американский актеришко, игравший в «Докторе Джекиле и мистере Хайде»? Лесбийская любовница Мэри Келли? Фрэнсис Тамблти, врач-американец, хранивший препарированные матки в банках? Аарон Козмински или Майкл Острог, удачливый вор? А может, Фредерик Бейли Диминг, он же Томас Нил Крим, врач, последними словами которого на эшафоте были: «Я — Джек…»? Или это был член какой-нибудь секты сатанистов, совершавших человеческие жертвоприношения своему господину? Вроде Роберта Донстона Стивенсона или Алистера Кроули?

Кит поднял руки, моля о пощаде.

— Ради Бога, довольно! Слышал я все эти теории! Я скорее уж поверю, что это был Льюис Кэрролл или личный врач королевы. По крайней мере против них улик не больше и не меньше, чем против всех тех, кого ты только что назвал. Тебя интересует, кто именно? Если это не Джеймс Мейбрик — а свидетельства против него достаточно убедительны, взять хотя бы его дневник, — значит, мне кажется, это был кто-то совершенно неизвестный, которого никто из нынешних ученых ни в чем не подозревает.

— Или из тех, что только называют себя учеными, — добавил Ли с ехидной ухмылкой. Все до единого обитатели станции были по горло сыты нахлынувшими на ВВ-86 толпами самозваных «специалистов», только и делавших, что споривших из-за своих не выдерживающих никакой критики теорий. — Что ж, — продолжал он, — может, ты и прав, Кит. Впрочем, через пару недель мы все узнаем, верно?

— Скорее всего, — усмехнулся Кит. — Дорого бы я дал, чтобы посмотреть на лица нашей группы наблюдателей, если это окажется кто-то, о ком они даже не слышали.

Роберт рассмеялся.

— Вот повезло с Марго! Может, она успеет сделать их фотографии?

Кит нахмурился.

— Ну уж нет, парой фотографий она не отделается.

— Успокойся, дедуля. Марго у тебя умница. Ты еще будешь ею гордиться.

— Именно этого, — вздохнул Кит, — я и боюсь.

Смех Роберта Ли был до возмутительного лишен малейшего сочувствия.

Интересно, подумал Кит, и когда он начнет получать удовольствие от роли любящего дедули? «В тот день, когда она откажется от идеи стать разведчиком времени», мрачно подсказал ему внутренний голос. Жаль только, если Марго все-таки откажется от этого, это разобьет сердца им обоим. Порой — кому-кому, а Киту Карсону это было известно лучше, чем большинству остальных, — жизнь становится совсем несправедливой штукой. И в глубине души он и не хотел, чтобы было иначе. И Марго тоже. Именно поэтому, со вздохом признался себе Кит, он ее так и любит.

Она слишком на него похожа.

Да поможет Господь им обоим.

Йанира Кассондра не знала, где она.

Мысли в ее голове были до странного сонными и беспорядочными. Она лежала навзничь с закрытыми глазами, голова ее отчаянно болела, а больше она ничего не чувствовала, кроме страха. Звуки и запахи, пробивавшиеся к ней сквозь туман, окутавший ее разум, были странными, незнакомыми. Противный, едкий привкус, словно черная пыль, застрявший в горле… ритмичное щелканье, которое могло быть тиканьем старинных часов вроде тех, что стоят в лавке у Конни Логан, а могло — стуком дождя по крыше… Но это, конечно, совершенно невозможно: у них на станции не бывает дождя.

Постепенно, несмотря на туман, не отпускавший ее разум, возвращалась память: она не может находиться на станции. Ее тайком вынесли с ВВ-86 в дорожном сундуке Джины Кеддрик. Что-то пошло не так еще в гостинице, за ними гнались мужчины, вооруженные пистолетами с глушителями, из-за них им пришлось бежать из гостиницы через окно… Значит, она в Лондоне. Но где именно в Лондоне? Кто принес ее сюда? Один из тех, что пытались их убить? И откуда у нее такое странное ощущение, откуда такая вялость в голове? Из тумана всплывали все новые воспоминания. Схватка на улице. Она бежала к какому-то незнакомцу в плаще и цилиндре, моля его о помощи. Потом грохот и пламя из дула его пистолета, когда он застрелил убийцу. Прикосновение его руки…

Йанира застыла от потрясения. «Богиня!» Картина вновь встала перед ее глазами, ясная и отчетливая, со всеми своими кровавыми подробностями. И вместе в этим воспоминанием всплыло еще одно? Пистолет их спасителя, нацеленный прямо в лицо Джине, новый выстрел, Джина, медленно-медленно падающая на мостовую, кровь, льющаяся из ее головы…

Йанира оказалась в Лондоне наедине с безумцем.

Ее затрясло, и она сделала отчаянную попытку открыть глаза.

На мгновение ее застал врасплох свет: необычно мягкий и приглушенный. Зрение медленно прояснялось. Ее принесли в незнакомый дом. В камине у противоположной стены ярко горел огонь. Убранство комнаты говорило о богатстве ее владельца: мебель подобрана со вкусом, стены оклеены дорогими обоями, каминная полка украшена изысканной резьбой. Дверной проем с арочным завершением в ногах кровати, на которой она лежала, вел в неизвестное ей соседнее помещение. В шаре дымчатого стекла на начищенном до блеска медном кронштейне горел газ. Одеяла, которыми она была укрыта, были пухлыми и теплыми, украшены богатыми орнаментами.

Человек, который принес ее сюда, как она вспомнила, был одет достаточно изысканно. Значит, это джентльмен, хоть и сумасшедший. Несмотря на теплые одеяла, ее снова пробрала дрожь; она попыталась сесть, но обнаружила, что не в состоянии даже двинуть головой без того, чтобы комната не начала вращаться вокруг нее. «Опоили… — мелькнула у нее вялая мысль. — Меня опоили чем-то…» Страх охватил ее с новой силой.

Издалека доносились голоса — мужские голоса, откуда-то из-под ее богато обставленной тюрьмы. «Что ему нужно от меня?» Она напрягла память, стараясь вспомнить подробности тех последних, страшных мгновений на улице. Она припомнила, как он кричал ей что-то на ее родном языке; только сейчас до нее дошло, что это были изумленные проклятия. «Откуда британский джентльмен знает язык древних Афин и Эфеса?» Голова работала слишком плохо и сбивчиво, чтобы вспомнить все, что читала она на станции о жителях Лондона по ту сторону Британских Врат.

Тут она со страхом заметила, что голоса приближаются. Поднимаются по лестнице, направляясь в ее сторону. Тяжелые шаги, скрип деревянных ступеней… Потом слуха ее коснулся металлический скрежет ключа, и дверь начала медленно открываться.

— …присмотри за мистером Мейбриком, Чарльз. Лекарство, которое я ему дал, успокоит его на несколько часов. Я спущусь и займусь им через некоторое время, после того, как разберусь здесь.

— Хорошо, сэр.

Голоса напоминали гидов «Путешествий во времени» или героев тех фильмов про Лондон, которые смотрели они с Маркусом. Фильмов — тут она с ужасом вспомнила, откуда знакомо ей это имя: Мейбрик, — про Джека-Потрошителя…

Дверь наконец отворилась. Он стоял в проеме — человек, застреливший Джину Кеддрик и принесший ее сюда. Долгую минуту он просто стоял, не улыбаясь, вглядываясь в ее широко открытые глаза. Потом бесшумно шагнул в спальню и прикрыл за собой дверь. Негромко щелкнул замок. Он повернул ключ и убрал его в карман. Она смотрела, как он приближается, с нарастающим ужасом — всю фигуру его словно обволакивала жуткая тьма.

— Ну что ж, дорогая моя, — мягко произнес он, придвигая кресло к изголовью кровати. — Право же, я не ожидал, что вы очнетесь так быстро.

Будь у нее возможность двигаться, она отвернулась бы от руки, которую он положил ей на лоб. Исходившая от него злоба почти оглушала Она вскрикнула, как от физического удара.

— Вам нечего бояться, дорогая моя. Я и в мыслях не имел причинять вам вред. — Он негромко рассмеялся неведомой ей шутке. — Скажите, как вас зовут?

Язык ее поворачивался против ее воли.

— Йанира… — Зелье, которым он ее опоил, шумело в голове, наводя на нее еще больший ужас.

— Йанира? Откуда вы? И как ваша фамилия?

Ее называли Кассондрой — титулом жрицы Артемиды. Она прошептала и это имя, не столько увидев, сколько ощутив его потрясение при этом.

— Кассондра? Чертовски странная фамилия. Так откуда вы, черт возьми, взялись? Ее охватило смятение.

— С вокзала… — начала было она.

— Да нет, не с какого вокзала, женщина! Откуда вы родом?

— Из Эфеса…

— Эфеса? — Глаза его снова изумленно округлились. — Вы хотите сказать, из той турецкой провинции, где когда-то стоял этот город? Но почему тогда вы говорите по-гречески, а не по-турецки? Да еще на древнем наречии Гомера и Перикла?

Слишком много вопросов, слишком мало сил… Он пригнулся к ней, больно схватив за руку.

— Отвечай!

Она вскрикнула еще раз от охватившего ее смертельного ужаса и забилась в попытке бежать от того бездонного кошмара, который видела в его душе.

— Спаси меня, Артемида!.. — Мольба вырвалась у нее невольно, словно у утопающей в захлестывающей ее черноте. Его лицо придвинулось вплотную к ней.

— Артемида? — переспросил он хриплым шепотом. — Что знаешь ты про Артемиду, богиню Эфесскую?

Боль от его присутствия стала почти невыносимой. Она невольно перешла на язык своего детства — молила о пощаде, снисхождении…

Он отодвинулся от нее, дав ее истерзанным чувствам передышку, но короткую. Он вернулся с кожаным саквояжем, расстегнул его и достал тяжелую металлическую трубку с торчавшей из нее иглой.

— Если ты не заговорила после того, чем я тебя напоил, — буркнул он, — клянусь всеми силами ада, уж это развяжет тебе язык.

Он впрыснул что-то ей в руку — оторвал рукав ее платья, обнажив ей локоть, и вонзил в него иглу. Головокружение и дурнота усилились, а вместе с ними и терзавшая ее боль. Комната то расплывалась перед ее взглядом, то шла кругом.

— А теперь, мисс Кассондра, — донесся до нее сквозь мутную пелену голос ее тюремщика, — будьте добры, скажите все-таки, кто вы такая, откуда вы взялись и что это за мужчина был с вами…

Йанира проваливалась в бездонный колодец ужаса, спасения из которого не было. Словно во сне слышала она собственный голос, отвечавший на вопросы, повторявший ответы, смысл которых ускользал от нее. Она погружалась в транс ясновидения, и новые образы вставали перед ней: нагой юноша, распятый на дереве и медленно умирающий под ножом допрашивающего ее мужчины; безвольный, жалкий молодой человек, в жилах которого текла королевская кровь; жажда любви, толкнувшая его в руки мужчины, склонявшегося сейчас над ней… Лента времени в ее голове свивалась и раскручивалась обратно, и она увидела искаженное от ужаса лицо женщины, прижатой спиной к деревянному забору, и другую женщину, разрезанную на куски ножом безумца…

Она поняла, что кричит от страха, только тогда, когда он ударил ее по лицу, выводя из транса. Она лежала, дрожа и борясь с дурнотой, медленно фокусируя взгляд на его лице. Он сидел, глядя на нее расширившимися от потрясения и от непонятного ей какого-то порочного торжества.

— Боже, — прошептал он. — На что вы еще способны? Она не смогла ответить, и он снова придвинулся ближе.

— Ну же, напрягитесь! Скажите, где сейчас Эдди?

Несчастный, одинокий молодой человек снова возник у нее перед глазами. На этот раз его окружала роскошь, какая даже не снилась Йанире до сих пор. Он сидел за длинным столом, сплошь уставленным серебром, хрусталем и дорогим фарфором. Во главе стола восседала пожилая женщина в черном, которую Йанира узнала по фотографиям; суровый взгляд ее уперся в изрядно напуганного молодого человека.

— Твоим прогулкам по Ист-Энду пришел конец, Эдди, — раз и навсегда. Ясно? Подобное поведение — срам, позор на весь наш род. И вообще я намерена отослать тебя в Сендрингем. Я не потерплю больше таких выходок…

— Хорошо, бабушка, — пролепетал он в полном смятении.

Йанира не сразу поняла, что вслух описывает все, что видит. Только голос ее тюремщика вернул ее обратно в маленькую комнатку с дорогой мебелью и газовыми светильниками на стене.

— Сендрингем? — поперхнулся он. — Королева отсылает его в Шотландию? Вот черт… Хотя, может, это и к лучшему. Пусть не мешается под ногами некоторое время, пока я не покончу с этим мерзким делом. Видит Бог, мне не хотелось бы, чтобы его как-то связывали с этим.

Йанира все лежала, слишком изможденная и напуганная, чтобы думать о собственной участи. Он улыбнулся ей и осторожным движением отвел прядь волос, упавшую ей на глаза.

— Твои друзья… — почти нежным шепотом произнес он. — Они будут тебя искать?

Страх снова вспыхнул в ней с новой силой. Он словно вобрал в себя все напряжение от погони, от наемных убийц в гостинице, от безликих людей, которых она никогда раньше не видела… Странный звук коснулся ее слуха: смех. Он заглядывал ей в глаза и смеялся искренним, неподдельным, радостным смехом.

— Боже праведный! — всхлипнул он, откидываясь на спинку кресла. — Они не смеют искать тебя! Надо же, какая чертовская удача! И, разумеется, — улыбнулся он, — кому-то очень влиятельному очень не нравится то, что вы умеете, дорогая моя леди. Не бойтесь, я в состоянии защитить вас от всего. Вы слишком ценны, чтобы позволять кому-либо найти вас и причинить вам горе. — Он наклонился к ней и нежно погладил ее по руке. — Может статься, я даже возьму вас в жены — в качестве дополнительной предосторожности.

Она зажмурилась при одной мысли о подобной участи.

Он пригнулся к ней еще ниже и коснулся ее губ своими.

— Ладно, — пробормотал он. — Сегодня вечером у меня дела, очень серьезные дела, так что мне придется с вами на время расстаться, мой прекрасный трофей. А вам необходимо отдохнуть и оправиться от всех потрясений. Завтра же… — Он усмехнулся и нежно провел рукой по ее лбу. — Завтрашний день обещает выдаться воистину занятным.

Он вышел, оставив ее беспомощно лежать в постели, и запер за собой дверь. Йанира лежала и тихо плакала до тех пор, пока снадобье, которое он впрыснул ей в руку, не погрузило ее опять в темноту.

Они не собирались задерживаться здесь надолго.

Собственно, они даже не собирались садиться с остальными на поезд до Колорадо-Спрингс, тем более ехать вместе с ними в заброшенный лагерь золотоискателей к западу от станции. Это было просто опасно делать, пока Артемисия и Геласия спали в огромном дорожном сундуке, напичканные снотворным, дыша кислородом из таких же баллонов, каким снабдили Йаниру. Отчаянно переживавший за жизнь своих дочерей Маркус положил в сундук пару лишних баллонов на случай, если что-то пойдет не так, как планировалось.

Именно так и вышло.

За ними следили от самых Врат Дикого Запада — как в худших опасениях Ноа.

— Его фамилия Сарнов. — Легкий кивок Ноа Армстро обозначил их преследователя. — Он ведает охраной одного очень опасного типа по имени Гидеон Гатри. А специальностью Гатри являются исчезновения людей, которые начинают ему угрожать чем-то. Славные, надо сказать, приятели у Джининого папочки. И главное, пока что мы не можем поделать абсолютно ничего. Если мы отколемся от группы сейчас, он просто последует за нами. В таком случае он будет выбирать время и место, когда рядом не будет толпы свидетелей. Впрочем, если мы поедем в этот лагерь золотоискателей, ему придется следовать за нами — при куче свидетелей из Верхнего Времени. В этом случае уже мы сможем выбрать время и место для действий против него, когда он будет меньше всего этого ожидать.

— Я могу сунуть ему перо под ребра, — предложил Юлий, сверкая свирепым взглядом из-под полей легкомысленной Джининой шляпки.

— Нет, не здесь, — резко оборвал его детектив. Юлий пытался было спорить, но суровый взгляд Ноа прекратил дискуссию. — Слишком много свидетелей. Если нам придется объяснять, что это убийство являлось актом самозащиты, мы добьемся только того, что новый отряд наемных убийц разделается с нами в вокзальной тюрьме. Придется подождать, пока мы не доберемся до гор. Ты, Маркус, поедешь с железнодорожной станции с вьючными мулами. Сундук с девочками должен находиться в самом хвосте вьючного каравана. Путь нас ожидает неблизкий, так что через несколько часов необходимо будет заменить баллоны кислородных аппаратов. Скажешь другим носильщикам, что мул расковался или что-нибудь в этом роде, отстанешь, откроешь сундук и переключишь баллоны. Девочки не должны проснуться раньше вечера, но через несколько часов им потребуется свежий воздух.

Так они и поступили. Маркуса пробирала дрожь при мысли об опасности, грозившей его маленьким девочкам. К тому же у него не было никакой гарантии, что с Йанирой в Лондоне все в порядке. Он прикусил губу, отчаянно жалея о том, что они не могли скрываться всей семьей в одном времени. Впрочем, спорить с Джиной Кеддрик, а тем более с Ноа Армстро было бесполезно.

Увы, им просто не хватило бы кислорода на то, чтобы прятать его детей до самого конца стрелковых состязаний. Первоначально они планировали отколоться от группы еще в Денвере, сесть на поезд, идущий в восточном направлении — в прерии, которые он видел раньше только в вестернах. Они собирались затеряться в одном из больших городов вроде Чикаго или Сент-Луиса на три-четыре цикла Врат Дикого Запада — на время, достаточное для того, чтобы у Ноа была возможность устранить любую исходящую из Верхнего Времени угрозу.

Потом они должны были проскользнуть обратно на станцию, но не раньше, чем Ноа вернется в Верхнее Время и передаст властям собранные им улики. Только когда люди, ответственные за убийства и беспорядки, окажутся в тюрьме, Маркус и его семья смогут считать себя в безопасности. И Юлий тоже. Вожак прославленной на всю станцию Шангри-ла подростковой «Банды Потерянных и Найденных» попал на вокзал через Римские Врата, как и Маркус. Юлий исполнял отведенную ему роль Джины с блеском, ведя преследователей по ложному следу. То, как он с абсолютной убедительностью изображал вздорную леди с ушибленной ногой, вкупе с Ноа в роли пьяного Джо Тайролина полностью отвлекло внимание от Маркуса, для которого остаться неузнанным до открытия Врат было вопросом жизни смерти.

Сам Маркус прошел через Врата по документам Юлия, якобы подрядившегося носильщиком Джо Тайролина. Деньгами на билеты их снабдила Джина. При мысли о том, какой опасности подвергают себя Ноа, Джина и Юлий ради спасения его семьи, ком в горле у Маркуса делался еще больше. Впрочем, иного выхода, кроме этого маскарада, у них просто не было.

Увы, до сих пор Маркусу ни разу не доводилось ездить верхом. И хотя когда-то он привык к палящим лучам средиземноморского солнца, несколько последних лет он провел в лишенном солнечного света мире ВВ-86. Несмотря на широкополую шляпу, закрывавшую его лицо, уже через час после выхода их каравана с железнодорожной станции он обгорел на солнце, в кровь сбил себе все мыслимые и немыслимые места на теле и. отчаянно тосковал по ставшей ему родной станции, по жене и друзьям.

— Придется нам развлекаться вместе с остальными, — таково было заключение Ноа Армстро на последнем военном совете в железнодорожном районе. — Так следящий за нами ублюдок поверит в то, что мы не знаем, кто он такой. — Определить пол Ноа в ковбойском наряде оказалось еще труднее, чем прежде. Каждый раз, когда Маркусу казалось, что он наконец знает точный ответ, какая-нибудь новая реплика или поступок детектива вновь не оставляли от его теории камня на камне.

В свое время, на невольничьих рынках Древнего Рима, Маркусу доводилось видеть людей, подобных Ноа Армстро. Тела их с возрастом так и не приобретали каких-либо определенных половых признаков; их нельзя было отнести ни к мужчинам, ни к женщинам. Такие люди — редкое, очень редкое явление природы, но на невольничьих рынках встречались с прискорбным постоянством. Кастрация мальчиков была обычным делом — созданные искусственным путем евнухи, немужчины и неженщины, ценились достаточно высоко. Тот же, кто рождался таким, стоил воистину астрономических денег. Маркус видел собственными глазами, как за одного такого раба заплатили на аукционе полмиллиона сестерциев — в десять раз больше, чем за образованного писца или учителя-грека. Римляне, как понял Маркус за годы знакомства с ними, были страстными коллекционерами, и чем более редким являлся предмет, тем выше становился статус его владельца. Впрочем, кем бы ни был детектив на самом деле, Ноа все же повезло родиться в Верхнем Времени, а не по ту сторону Римских Врат.

Когда их караван, вздымая конскими копытами клубы пыли, выехал из Колорадо-Спрингс, Юлий нахмурился под полями своей дамской шляпки.

— Как вы считаете, стоит мне участвовать в их состязании? Я пересмотрел уйму фильмов, но вот стрелять из этих древних пистолетов не умею.

— Не беспокойся на этот счет. — Голос Армстро звучал успокаивающе. — Вечером в лагере я научу тебя заряжать их. Тебе не обязательно стрелять так, чтобы выиграть или даже пройти квалификации. Достаточно, чтобы это выглядело убедительно, вот и все. Задолго до окончания состязаний мы разберемся с этим ублюдком, Сарновым, и сможем вернуться в Денвер. Я хочу, чтобы вы с Маркусом и девочками отправились на ближайшую железнодорожную станцию и ждали моего сигнала. Как только людей, ответственных за все это, арестуют, я дам вам знать, и все смогут вернуться домой.

Все это казалось таким простым…

Однако жизнь давно научила Маркуса тому, что в действительности все оказывается гораздо сложнее, особенно в игре, в которой замешаны религия, политика, а цена ставок — человеческие жизни. Все те долгие часы, пока они добирались до лагеря золотоискателей, приводили лагерь в жилое состояние и готовили стрельбище (Маркус время от времени проверял, все ли в порядке с его бесценными девочками, продолжают ли они спать в своих уютных коконах, не кончился ли у них кислород), он то и дело невольно оглядывался через плечо в ожидании беды.

Он вглядывался в лица окружавших его туристов — старшеклассников, которым не терпелось помериться силами за медаль, стрелков постарше — те пробовали силы в этом спорте, возможно, еще до рождения этих мальчишек. Он вглядывался в лица гидов «Путешествий во времени», носильщиков и погонщиков мулов… Он все пытался представить себе, каково это — жить в Верхнем Времени, иметь возможность в любое время проходить сквозь любые Врата, были бы деньги на билет. И каждый раз, когда молчаливый наемный убийца, прошедший через Врата вместе с ними, искоса поглядывал на них с Юлием, Маркуса прошибал холодный пот.

Другие туристы были разговорчивы. Они смеялись, хвастались своими достижениями или рассказывали случаи из других состязаний, в которых им довелось участвовать. Некоторые рассказывали даже об инсценировках исторических сражений, в которых принимали участие тысячи людей и стреляли не только из пистолетов, но и из самых настоящих пушек. Сам Маркус видел пушки только на фотографиях и в кино. Было среди туристов и довольно много одиночек — те держались в стороне от других, посвящая все свое время уходу за оружием. Они старательнее всех трудились, расчищая стрельбище, восстанавливая заброшенные постройки; они мало разговаривали и даже есть старались как можно быстрее, чтобы вернуться к работе. Для тех же, кто жаждал общества и развлечений, организовывались концерты самодеятельных музыкантов из числа туристов.

Обнаружилась в группе — и их счастливый вид заставлял Маркуса чувствовать себя еще более одиноким — даже молодая пара, намеревавшаяся сыграть свадьбу прямо в разгар соревнований. Ради такого случая они захватили с собой белое платье с фатой для невесты, подружек, свидетелей со стороны жениха, фотографа и официанта. Фотограф снимала всех и вся цифровой камерой — к изрядному раздражению Ноа Армстро. Единственной личностью, которую Маркус избегал как чумы, оказалась Пола Букер, врач-косметолог с ВВ-86. Впрочем, та вовсю наслаждалась путешествием и не обращала особого внимания на носильщиков, тем более что те сами не лезли на глаза.

Кромешный ад воцарился, когда проснулись после долгого сна Артемисия с Геласией, тут-то Пола его, конечно, узнала. Глаза ее изумленно расширились, она открыла было рот, чтобы сказать что-то… и тут же закрыла его, хотя вид у нее сделался донельзя испуганным. «Она поняла, — подумал он с невольным вздохом облегчения, — она поняла, что нам грозит опасность, хотя и не знает, какая именно».

Разумеется, неожиданное появление двух малюток взбудоражило весь лагерь, и бригадир носильщиков — не с ВВ-86, но из Верхнего Времени, — потребовал объяснений, как это у него хватило безрассудства захватить с собой со станции двоих малолеток.

С трудом держась на ногах под пристальным взглядом Сарнова, зная, что палец Ноа Армстро напрягся на спусковом крючке спрятанного в карман пистолета, Маркус пробормотал единственное, что пришло ему в голову:

— Я родом из Нижнего Времени, и нас не выпускают со станции, сэр. Мои девочки никогда не видели настоящего солнца…

Это было истинной правдой и, как выяснилось, вполне убедительной причиной. В результате несколько женщин даже прослезились и принялись совать девочкам конфеты, ленточки и прочую дребедень. Остальные же, менее сентиментальные туристы, обратили свой гнев на несчастного бригадира носильщиков, словно это он был виноват в бесчеловечных правилах, не позволявших детям выходцев из Нижнего Времени покидать станцию.

— Это же вредно для здоровья! — возмущалась какая-то дама, наскакивая на гидов «Путешествий». Эти ребята почти безвылазно жили по эту сторону Денверских Врат и, слава всем богам, не узнали Маркуса. Больше всех кипятилась фотограф:

— В жизни не слыхала ничего подобного! Не пускать маленьких детей через Врата на солнце! Уверяю вас, немедленно по возвращении напишу об этом своему конгрессмену!

Исполнявший роль Касси Юлий тоже не остался в стороне:

— Надеюсь, вы не заставите этих милых крошек спать на грязной конюшне? — С этими словами юный хитрец в женском платье хитро улыбнулся Маркусу и девочкам. — Они могут спать у меня в доме — сегодня и до конца тура. У меня там полно свободных комнат.

— Спасибо, — с усталой, но благодарной улыбкой отозвался Маркус.

Вот так и вышло, что девочки перешли под защиту Юлия, а Маркусу с Ноа только и оставалось, что следить за убийцей, не выпуская того из виду. В свою очередь за ними следила взглядом Пола Букер. Судя по тому, как она то и дело прикусывала губу, ей отчаянно хотелось подойти к Маркусу, но она боялась поставить его жизнь, а возможно, и свою собственную, под угрозу. Обе стороны — и они, и киллер — ждали благоприятного момента для того, чтобы нанести удар. Шедший по их следу человек был слишком опытен, чтобы откалываться от толпы, не давая им возможности отправить его к породившим его богам, кто бы они ни были. Они не могли нападать на него при свидетелях, однако возможность, которой все они ждали, подвернулась слишком быстро — на одном из первых же этапов состязаний.

Маркусу было поручено неотступно следовать за Юлием на протяжении всего этого этапа. Этап представлял собой верховой маршрут длиной в несколько миль по окружающим лагерь холмам, причем всадники должны были задерживаться на заранее подготовленных огневых рубежах и стрелять по внезапно выскакивающим из кустов мишеням-«засадам». Перспектива Юлия, скачущего без прикрытия по пустынной местности, мало радовала Ноа, но ничего поделать с этим было нельзя.

— Я хочу, чтобы ты не отставал от него дальше, чем на сотню футов, — шепнул детектив Маркусу. — Я буду держаться за тобой на том же расстоянии.

Сердце у Маркуса ушло в пятки, но он послушно кивнул. Седлая своего коня, он никак не мог унять предательскую дрожь в руках. Пустив коня тряской рысью, он направил его в сторону от лагеря и, только отъехав от него на полмили, повернул на маршрут, следом за Юлием.

Несмотря на ранний час, солнце палило уже вовсю. Хорошо, хоть Юлий… то есть Касси вытянула жребий скакать одной из первых, пока жара еще не сделалась почти невыносимой. Конские копыта поднимали целые облака пыли. Маркусу удалось-таки заставить свою упрямую бестию убыстрить ход, и в конце концов он увидел далеко впереди «мисс Касси», бочком сидящую в седле с непривычно высокой лукой. Маркус немного перевел дух и прислушался. Юлий принялся насвистывать что-то, так что держаться за ним стало легче. Несколько раз Маркус оглядывался, и ему казалось, что он может разглядеть сквозь пыль и жаркое марево Джо Тайролина.

Кожаное седло поскрипывало под его весом. Очень скоро Маркус пропотел насквозь. Он отчаянно тревожился о девочках, хотя те остались в окружении пятнадцати восторженных женщин, чья очередь скакать и стрелять приходилась на вторую половину дня, или тех, кто входил в свиту невесты и вообще не принимал участия в соревнованиях. Запах пыли и конского пота притуплял чувства и воскрешал в памяти годы, проведенные в рабстве у распорядителя гладиаторских зрелищ и состязаний колесниц на арене Большого Цирка. Запах пыли и конского пота неразрывно сливался в его памяти с воплями умирающих людей и животных…

Пронзительное конское ржание, прорезавшее утреннюю тишину, было уже не воспоминанием.

Маркус вздрогнул и пришпорил коня. Ржание повторилось — полное смертной боли. Ему вторил человеческий крик… и грохот выстрела.

Маркус послал коня отчаянным галопом, вытаскивая из-за пояса пистолет. За спиной он услышал топот копыт, и лошадь Ноа Армстро обошла Маркуса так, словно тот двигался неспешным шагом. Новый выстрел грянул в утреннем воздухе, а потом Маркус свернул за поворот, и глазам его предстала свершившаяся катастрофа.

Юлий лежал на земле.

Лошадь его тоже билась на земле, смертельно раненная.

Дальше дорогу заволокло пылью — ясно было, что Ноа Армстро преследует того, кто застрелил друга Маркуса. Сам он резко натянул поводья, останавливая коня, и спрыгнул на землю рядом с телом юного римлянина. Юлий был еще жив — бледен как смерть, но, хвала богам, еще жив.

— Не шевелись! — Маркус разорвал женское платье, в которое был одет юноша. Ткань покрывали темные потеки — явно не пот. Пуля прошла ниже сердца, сквозь брюшную полость. Юноша застонал и всхлипнул, стиснув зубы. Маркус уже стягивал свою рубаху, чтобы разорвать ее на повязки в попытке остановить кровотечение. Где-то далеко впереди грянул выстрел, потом еще четыре. Потом с той стороны донесся приближающийся стук копыт. Маркус снова схватился за пистолет, но тут же увидел, что это Армстро, бросил пистолет и дрожащими руками принялся затягивать повязку.

Детектив соскользнул с седла на землю и склонился над лежащим подростком:

— Юлий, ты меня слышишь? Держись! Мы отвезем тебя в лагерь, к врачу, к Поле Букер.

— Нет… — Паренек больно стиснул руку Ноа. — Он убьет тебя… и Маркуса… и девочек… Так он убьет вас…

— Только не этот. Он мертв. Остался на съедение стервятникам.

«Тогда они пошлют кого-нибудь еще!»

Если уже не послали…

Эти невысказанные слова повисли в воздухе, горячем и пугающем, как медный запах крови Юлия.

— Пожалуйста… — прохрипел Юлий. — Вы не должны тащить меня обратно. Я буду только мешать. Забирайте девочек и бегите. Пожалуйста, бегите…

Маркус попробовал остановить его. Его жгло чувство вины. Он принял помощь Юлия… во всем виноват он, Маркус.

— Прошу тебя, Юлий, молчи! Тебе надо беречь силы. Вот, воды хочешь? — Он прижал к губам юноши свою фляжку.

— Один глоток, — послышался голос Ноа. — Вот, довольно. Ладно, помоги мне поднять его. Нет, Юлий, нам все равно придется возвращаться в лагерь за детьми. Ты возвращаешься с нами, и не спорь. Маркус, положим его на твоего коня. — Детектив огляделся по сторонам, потом встретился взглядом с Маркусом. — Знаешь, а он прав. Они пошлют кого-нибудь еще. А потом за ними.

— Тогда что же нам делать? — Маркус ощущал себя совсем беспомощным, перепуганным и злился на себя за то, что вовлек во все это своего юного друга.

— Оставим Юлия у врача в лагере, вот что. Как только вернемся в лагерь, заберешь девочек к себе на конюшню. Пока все не опомнятся, нам с тобой надо покинуть лагерь вместе с детьми. Забрать лошадей и снаряжение и уезжать. Ко времени, когда они поймут, что нас нет, мы будем уже далеко — достаточно далеко, чтобы сесть на поезд. Маркус судорожно сглотнул.

— И куда потом? — прошептал он.

— На восток. В Нью-Йорк. — Взгляд Ноа оставался спокойным и уверенным. — А потом, со временем, — в Лондон. Джина и твоя жена должны быть там. Мы встретимся с ними.

Через три долгих года…

Маркус опустил взгляд на побелевшее лицо своего юного друга, на помутневшие от боли глаза и понял, что другого выбора у них просто нет. Три года в бегах… или вот это. Когда Йанира увидит своих детей в следующий раз — по ее отсчету времени всего через несколько часов после их бегства из детского сада, — Артемисии будет больше семи, а Геласии почти четыре. Геласия может даже не узнать родной матери. Йанира может никогда не простить его. Но у него нет другого выбора. Они не могут рисковать, вернувшись на станцию даже до первого же открытия Британских Врат. Да и через те придется прорываться силой: ни одного свободного билета через них не было уже много месяцев — и так до самого окончания Потрошительского сезона. Маркус склонил голову и крепко зажмурился, потом кивнул и с трудом узнал свой собственный голос:

— Да. Поедем в Лондон. И будем ждать — три полных года…

Он молча помогал детективу поднять Юлия на седло. Все так же молча он забрался в седло сам, чтобы придерживать тело своего друга. А потом повернул коня, оставив кровавые пятна в пыли и умирающую лошадь за спиной. Впрочем, почти сразу позади грянул выстрел. Сердце у Маркуса тревожно дернулось, но издаваемые животным жуткие звуки резко оборвались. Маркус перевел дух и крепче сжал поводья.

И поклялся отомстить.

Первым ощущением Джины после того, как она пришла в сознание, было то, что она перемещается куда-то; вторым — потрясение от того, что она еще жива. На мгновение эйфория от того, что она все еще на этом свете, затмила все остальное. Потом прорезалась боль — резкая, режущая боль в левой части головы. И почти сразу к ней добавилась тошнота. Она застонала и стиснула зубы, боль усилилась и стала совершенно невыносимой. Джина едва не захлебнулась, потеряла равновесие и почувствовала, что падает…

Она лежала на чем-то жестком, и ее рвало прямо на мостовую. Кто-то поддерживал ее, не давая упасть лицом в грязь. Как-то разом вернулось воспоминание: направленный ей в лицо пистолет, грохот, вспышка… Она забилась, решив, что все еще находится в руках того психа, что он несет ее куда-то, чтобы прикончить или допросить…

— Эй, спокойно!

Кто бы ни держал ее, он оказался сильнее Джины, не дав ей вырваться. Джина с трудом подавила нахлынувшую панику и медленно подняла взгляд. Она лежала, прижатая к чьему-то бедру. Державший ее человек был одет в платье из грубой шершавой ткани. Потом она встретилась взглядом с женщиной, чье лицо скрывалось в тени широкополой шляпки. Несмотря на боль, дурноту и страх, Джина поняла, что женщина эта совсем бедна. Платье и плащ ее превратились в лохмотья; шляпа насквозь промокла под дождем. Глаза ее на мгновение блеснули в свете уличного газового фонаря, а потом она заговорила, и голос ее был так же беден и оборван, как она сама.

— Слышь, милка, — тихо произнесла женщина, — и вид же у тебя. Да уж, задала ты мне жару, гоняться за тобой по всему городу — чтоб тебя под конец только что не укокошили.

Джина выпучила глаза, пытаясь определить, в своем уме эта женщина или нет. А может, это сошла с ума она сама? Безумные, веселые глаза снова блеснули в газовом свете, когда порыв ветра задрал на мгновение поля шляпы. Оборванка покосилась на тучи; блеснула молния, обещая усиление дождя.

— Ох, он тебя недострелил, так все одно помрешь, без теплого плаща-то, и мне еще найти чертова врача, чтоб посмотрел на эту твою голову. Кровищи до ужаса, но на деле не так уж страшно, как кажется. Так, царапина над ухом. Чертовски тебе, милка, повезло, чертовски повезло.

Джина испуганно уставилась на нее. Ее терзали тошнота, боль и крепнущая уверенность в том, что она попала в руки еще одной сумасшедшей из Нижнего Времени. И тут эта сумасшедшая пригнулась к ней еще ближе.

— Боже праведный, детка, ты и правда меня не узнала, нет?

Джина невольно разинула рот.

— Ноа?

Негромкий смешок детектива потряс ее. Джине еще ни разу не приходилось слышать, как Ноа Армстро смеется. Впрочем, если подумать, то за три дня знакомства у них было не так уже много поводов для смеха. Она медленно зажмурилась, пытаясь выдавить из головы противный туман. За три дня? Но Ноа с Маркусом отправились через Врата Дикого Запада. Вернее, должны отправиться. Завтра утром, если считать по вокзальному времени. Ноа Армстро вообще не полагается быть здесь, в Лондоне, в вечер прибытия Джины. Почти за сутки до отправления Ноа с Маркусом с ВВ-86: в Денвер…

Так и не разобравшись в каше, царившей в ее голове, Джина только и смогла, что беспомощно спросить:

— Откуда вы взялись? Как сюда попали?

Она подняла руку и ощупала голову. Почти вся она была закрыта повязкой из грубой ткани, влажной и липкой на ощупь.

— Давай-ка я понесу тебя дальше, детка, — услышала она голос Армстро. — Ты едва жива от всего этого.

Туман продолжал клубиться в голове Джины, когда руки Ноа осторожно подняли ее и понесли — куда-то в западном направлении.

— Но…как?..

— Ну разумеется, через Нью-Йорк. Сели на поезд в Колорадо, оторвались от хвоста и благополучно затерялись в Чикаго… Помнишь того мальчика со станции, Юлия? Его нарядили тобой, в твое платье и парик? — Голос Ноа на мгновение прервался. — Его застрелили. Черт, это моя ошибка, мне нельзя было выпускать парня из виду! Я знал, что Сарнов следит за нами, но не ожидал, что он так скоро осмелится на засаду. Мы доставили мальчика к врачу, но…

— Нет… — всхлипнула Джина, не в силах слушать дальше.

— Прости, Джина. В общем, он не выжил. Бедняга умер прежде, чем мы смогли ускользнуть из лагеря. Я еле смог вытащить оттуда Маркуса с девочками: гиды «Путешествий» и врач требовали ответа, что же там все-таки случилось.

У Джины потемнело в глазах.

— О Боже… — Она не решалась посмотреть в глаза правде. Только не тот славный паренек из Нижнего Времени, с которым они познакомились в подвале отеля «Замок Эдо». Он был моложе даже ее… В глазах ее защипало, а к горлу подступил комок, когда она стиснула зубы, чтобы не зареветь в голос. Сколько еще людей погибнет ради того, чтобы сохранить ей жизнь?

И тут она вспомнила про Йаниру.

— О Боже! Йанира!

Шаги Ноа на мгновение замедлились.

— Я знаю. Моя попытка проследить его сорвалась: он почти сразу скрылся в лабиринте улиц Сохо. Точно так же, как потом поступили и мы. Нам надо было уносить ноги: как-никак перестрелка со смертельным исходом. Швейцар и люди из проезжавшей кареты уже звали констебля.

— Но… Ноа, но ведь он ее унес…

— Ты не знаешь, кто это?

Она подавила приступ страха, попытавшись вспомнить что-то, кроме дула пистолета, смотревшего ей в лицо, того спокойного голоса, говорившего, что лично против нее он ничего не имеет…

— Он сказал, что он врач. На него наткнулась Йанира, пока я дралась с этим киллером. Он, наверное, стоял за той колоннадой.

Детектив кивнул.

— Да, это Опера, как раз на пути от того места, где на вас напали.

— Он пощупал у Йаниры пульс, а она… с ней словно припадок случился. Пыталась вырвать у него руку, начала выкрикивать что-то. Не знаю, что именно, но, наверное, очень страшное. По-древнегречески. В общем, он ее понял, и его лицо… Он просто зарычал на нее. В жизни не видела такой ненависти, такой убийственной злобы…

Ее перебил тихий голос Ноа:

— Тебе это не кажется чертовски странным?

Джина только задрожала и крепче прижалась к детективу.

— Он на меня посмотрел. Только раз посмотрел и сказал: «Простите, старина, лично против вас я ничего не имею». И выстрелил.

— Чертовски странно. Вообще не похоже, чтобы он был из Верхнего Времени.

— Нет! — От волнения голос ее сорвался. — Мы должны найти ее! Это я… я не помешала ему…

— Нет, не ты. И не спорь! Бога ради, детка, тебе пришлось трое суток уходить от погони — после всех убийств в Нью-Йорке, после потрясения, что ты испытала, узнав о своей беременности, после того, как тебе пришлось убить человека на ВВ-86, а саму тебя едва не застрелили у гостиницы «Пикадилли», а потом еще раз — перед Оперой? Какой-то псих из Нижнего Времени стреляет тебе в голову, и ты еще винишь себя? После всего этого? Детка, ты провернула уйму дел, а ведь ты даже не профессионал. Я — профессионал. И уж мне-то совсем зазорно облажаться так, как вышло. Мне не удалось перехватить вас у Сполдергейт-хаус, меня едва не поймали за кражей коня, чтобы преследовать вашу карету, и в довершение всего мне так и не удалось добраться до «Пикадилли» вовремя и помочь вам. В результате, когда началась стрельба, мне пришлось привязать этого чертова коня в квартале от гостиницы и бежать за вами в этих проклятых намокших юбках. Да, детка, мне удалось облажаться, как зеленому новичку, а в результате этот тип выстрелил в тебя и похитил Йаниру. И не вздумай винить в этом себя, Джина Кеддрик. Тебе чертовски здорово удалось по крайней мере вытащить ее из этой проклятой гостиницы живой.

Джина тихонько начала плакать, прижимаясь мокрой от слез щекой к колючему шерстяному платью Ноа.

— Ох, черт… — Шаги Ноа ускорились. — Надо уносить тебя от этой сырости. — Рука детектива прикрыла ей лицо отворотом пальто, и они поспешили дальше по ночному городу. Изредка мимо них громыхали по булыжной мостовой повозки, но Джина почти не обращала на них внимания. Голова гудела от тупой, бесконечной боли, горло сдавливали приступы тошноты. «Боже, если я и правда беременна, пусть с моим ребенком все будет в порядке…»

Примерно еще полчаса потребовалось Ноа, чтобы принести ее наконец в маленький уютный дом неподалеку от Крайст-Черч в Спиталфилдз. Маркус… Боже, как постарел он со времени их последней встречи… Увидев их, он испуганно вскрикнул:

— Что случилось? Где Йанира? Ответ Ноа был краток:

— Джина попала в засаду на пути от Врат. Мне нужно отнести ее наверх, в кровать. Согрей воды для грелки и принеси еще одеял, потом сходи к доктору Минделю и попроси его зайти. У Джины пулевое ранение — не слишком опасное, но требующее врачебного ухода. Она в шоке.

— Йанира? — шепотом повторил Маркус. Детектив помолчал.

— Она жива. Не знаю точно где. Все здорово запутано. Какой-то мужчина помог им, застрелив одного из нападавших. Но когда он дотронулся до нее, она впала в транс, и то, что она сказала, пришлось ему явно не по нраву. Он без всяких видимых причин выстрелил в Джину и прикончил бы ее, не появись на сцене я. Он стрелял в меня — наугад, чтобы отпугнуть. Мне пришлось открыть ответную стрельбу — мимо, черт подери! — и он схватил Йаниру и бросился вдоль Друри-лейн. Прости, Маркус. Мы отыщем ее. Клянусь тебе, мы ее отыщем.

Бывший раб побелел как полотно; губы его шевелились, но он не произнес ни звука. За спиной его послышались легкие шаги, и он обернулся.

— Папочка? — В дверях стояла хорошенькая девочка лет семи. — Папочка, мама пришла с Ноа?

Джине пришлось крепче ухватиться за плечи Ноа: комната снова начала вращаться вокруг нее. Маленькая дочка Йаниры Артемисия… только она оказалась почему-то старше, гораздо старше, и Маркус постарел: в волосах его блестела седина. Она ничего не понимала…

— Нет, Мисси, — пробормотал Маркус, опускаясь на колени, чтобы обнять ее. — Ноа с Джиной хотели привести ее, малышка, но что-то пошло не так, и маму увел один гадкий дядька. Мы обязательно найдем ее, милая, мы перероем весь Лондон и найдем ее. Вот только Джине сделали больно, когда она пыталась помочь нашей маме, и теперь нам надо помочь Джине. Мне нужно сходить за доктором, Мисси, а Ноа — присмотреть за Джиной, пока он не придет, так что ты уж подожди нас, ладно? Присмотри пока за Геласией и не забудь дать ей молока с бисквитами. Идет?

Малышка кивнула, не сводя с Джины широко раскрытых испуганных глаз.

— Это Джина, — послышался мягкий голос Ноа. — Она помогла спасти сегодня жизнь твоей мамы. Злые люди, от которых мы с тобой сбежали давным-давно, преследовали ее, малышка, а потом другой дядя сделал ей больно и забрал твою маму. Мне очень жаль, детка. Мы вернем маму.

Вряд ли любой другой ребенок семи лет от роду мог похвастаться такими глазами, как Артемисия: темными, слишком мудрыми для такого возраста — глазами, которые слишком много повидали за свою жизнь. Как ее мать. Девочка скрылась за дверью на заднюю половину дома.

— Сейчас принесу грелку и иду за доктором, — хрипло произнес Маркус.

— Хорошо. И захвати с собой мой кольт. А когда вернешься, положи его куда-нибудь, где его не найдут девочки.

Маркус взял у Ноа пистолет и скрылся на кухне. Ноа с Джиной поднялись на второй этаж по лестнице, на которой стоял запах сырости и дешевого мыла.

— Ноа? — прошептала она, так и не придя окончательно в себя.

— Да? — Детектив уложил ее в мягкую пуховую постель. Окружавшая ее спальня была уютна, но обставлена очень небогато.

— Почему… почему Артемисия такая взрослая? Я не понимаю…

Насквозь промокшая измятая шляпа Ноа полетела в сторону. Укрыв Джину одеялами, детектив осторожно снял с ее головы импровизированную повязку, внимательно осмотрел рану и принялся смывать кровь намоченной в теплой воде тряпкой. Джина обнаружила, что смотрит в глаза Ноа, потемневшие от неведомой ей пока скорби.

— Ты еще не догадалась, нет? Денверские Врата открываются в тысяча восемьсот восемьдесят пятый год. Британские — в восемьдесят восьмой. Для нас прошло три года, детка. У нас не было другого выхода.

Кровать закачалась под спиной у Джины, как на волнах. Туман, застилавший ей взгляд, сделался еще гуще, когда Ноа удалось на редкость осторожно переодеть ее в ночную рубашку и снова укрыть ее одеялами. Только после этого Джине удалось с усилием сконцентрировать взгляд на лице детектива.

— Три года? — прошептала она наконец. — Боже… Даже если мы найдем ее… Ее дочки не узнают родной матери. Бедная Йанира… Боже мой, потерять целых три года жизни…

— Я знаю. Поверь мне, детка, мы с радостью поступили бы по-другому, если бы это было возможно. — Только негромкий голос Ноа и удерживал Джину в этом мире, который продолжал непредсказуемо вращаться вокруг нее. — Мы живем в Лондоне уже два с половиной года. Мы ждали вас. Моя попытка перехватить вас в Сполдергейте окончилась известно как…

Все это в сочетании с сознанием того, что натворила Джина, было уже слишком. Она крепко зажмурилась, не в силах сдержать слез. «Что еще могла я сделать? Или кто-то другой из нас?» Ясно, что пронести девочек вместе с Йанирой они не могли. Однако предположение Ноа о том, что погоню пошлют за ними через все Врата, оказалось верным. Если бы они взяли девочек с собой через Британские Врата, они не ушли бы из «Пикадилли» живыми. Другого выхода у них действительно не было. Впрочем, мысль об этом утешала очень мало, поскольку Йанира пропала в этом огромном городе, в руках бог знает какого безумца, а эти славные девочки три года ждали встречи со своей матерью, да так и не дождались. Никто и предположить не мог, что Маркусу с детьми придется оставаться в Нижнем Времени Денверских Врат до самого открытия Британских.

Сознание того, что после всего пережитого они все еще в опасности, было слишком невыносимым, чтобы выразить его словами. Поэтому в ожидании врача Джина лежала молча, глядя в потолок. Тем временем детектив сунул под одеяла грелку и принес таз с горячей водой, от которой сильно пахло антисептиком, чтобы промыть рану на голове. Что ж, хорошо по крайней мере то, что Ноа Армстро удалось найти в Лондоне убежище, готовое принять ее. За окном сверкнула молния, и гром пошел гулять эхом по грязным улочкам Спиталфилдз, а дождь все хлестал со свинцовых небес.

Лучшей защитой их прибежищу служила бедность. Из всех мест на земле это наверняка было последним, где нанятые ее отцом киллеры станут искать ее. И без того полный насилия и нищеты Ист-Энд в разгар посеянного Потрошителем ужаса…

Когда прибыл наконец доктор Миндель, он отдал должное принятым Ноа мерам по уходу за «больным», окончательно обработал многострадальную голову Джины и накормил ее каким-то противно пахнущим лекарством, от которого ее вновь начала обволакивать чернота. Последнее, что она успела услышать перед этим, — это Маркуса, негромко разговаривавшего с Ноа в коридоре; при этом голос бывшего раба не обещал похитителю Йаниры — кто бы он ни был — ничего хорошего.

А потом она провалилась в блаженное небытие.

Выйдя из кеба на углу Боу-стрит и Харт-стрит, Малькольм задержался под газовым фонарем, чтобы посмотреть на карманные часы. Было уже полдевятого вечера. Низкие тучи, то и дело разрезаемые молниями, едва не цепляли за крыши домов; шум дождя приглушал почти все остальные звуки. Хотя официальный сезон политической и общественной жизни в Лондоне завершился вместе с окончанием очередной парламентской сессии еще двенадцатого августа, не всем посчастливилось сбежать из столицы в свои загородные дома или в гости к сельским друзьям. Многим пришлось задержаться, чтобы уладить дела, а некоторые джентльмены вообще оставались в Лондоне круглый год — особенно те амбициозные представители среднего класса, которые во всем следовали вкусам и привычкам знати, однако не имели возможности покинуть Лондон в межсезонье.

Как следствие этого по всей Боу-стрит можно было слышать мужские голоса, обсуждавшие театр, званые обеды, птиц, которых они намеревались подстрелить в излюбленных охотничьих угодьях — в Шотландии открылся сезон охоты на куропатку, — или тех леди, что проживали в сельских поместьях, в которых они намеревались погостить для охоты на куропаток, а после — на тетеревов и фазанов, и, наконец, ради благородной охоты на лис.

Из проезжавших в сыром полумраке — висевшую в воздухе влагу нельзя было еще назвать дождем, но и туманом она уже, пожалуй, не была, — экипажей доносился беззаботный женский смех. Звяканье сбруи и стук копыт по булыжной мостовой разносились по улице чуть приглушенным эхом: светский Лондон разъезжался по званым обедам. В это время года подобные мероприятия собирали изрядное количество юных леди на выданье и в равной степени не связанных еще узами брака джентльменов — окончание политического сезона знаменовало начало сезона брачного.

Был вечер четверга, и весь светский Вест-Энд, казалось, собирался в гости, в театр или Оперу, или на балы, где ряды ищущих себе аристократическую пару джентльменов разбавлялись джентльменами другого сорта: разбогатевшими, но лишенными титула, добыть который они могли только путем удачного брака с благородными, но обедневшими леди. Помоги им Бог, не без усмешки подумал Малькольм, на минуту забывший о собственных тревогах.

К шуму проезжавших экипажей добавлялись менее светские звуки: крики цветочниц и торговцев пирожков с рыбой, пытавшихся таким образом обратить на себя внимание публики. Малькольм разглядел одну из таких девиц, занявшую боевую позицию под фонарем, где ее легче было разглядеть в вечернем тумане. Тяжелая корзина с алыми и розовыми гвоздиками висела на бечевке у нее на шее. Платье ее, все в темных потеках от ночной сырости, выцвело и вышло из моды еще несколько лет назад; носки торчавших из-под длинных юбок башмаков были обрезаны, чтобы выросшим ногам не было слишком тесно.

Пока Малькольм наблюдал за ней, из темноты показались три джентльмена и купили по гвоздике в петлицы своих фраков. Они прошли совсем близко от Малькольма, прервав свой разговор о методах охоты на лисят и взрослых лис в наступающем охотничьем сезоне, чтобы вежливо кивнуть хорошо одетому незнакомцу. Малькольм кивнул в ответ, пожелав им доброго вечера, и они пересекли улицу, растворившись в тумане в направлении Ковент-Гарден.

А потом он снова остался на мостовой один, перебирая в уме все то немногое, что персоналу Сполдергейт-хаус было известно об исчезновении м-ра Бенни Катлина. Брошенные вещи Катлина, труп в его гостиничном номере и раненый кучер «Путешествий во времени» почти сразу же навели полицию на Сполдергейт-хаус. Второй труп был обнаружен на улице перед Оперой. Сопоставив обстоятельства и показания свидетелей, полиция пришла к выводу, что перестрелка в «Пикадилли» и убийство перед Оперой — дело рук одного и того же отчаянного типа.

Слава Богу, раненного в «Пикадилли» кучера «Путешествий» привезли в Сполдергейт без сознания, но все же живым. Багаж Катлина, разумеется, обыскали, но посланному за кучером человеку из Сполдергейт-хаус удалось до прибытия полиции спрятать окровавленные перчатки Катлина, подарив лондонскому персоналу «Путешествий» шанс выследить пропавшего туриста с помощью собак-ищеек.

По всему Лондону разворачивалась полицейская облава на пропавшего м-ра Катлина и всех тех, кто мог быть вовлечен в перестрелку. Маршалл Гилберт, смотритель Врат, столкнулся с самым острым кризисом за всю свою карьеру в британской столице, пытаясь оказать полиции всю возможную помощь, не выдав при этом всех тайн своего особняка.

Малькольм был далеко не в восторге от предстоящей ночной работы и связанного с ней недосыпа. По крайней мере, мысленно утешил он себя, он будет искать не в одиночку. Хорошо это или плохо, с ним будет Марго. Все предыдущие недели работы в Ист-Энде, пока он готовился к надвигающемуся ужасу, ему отчаянно ее не хватало.

Наконец на углу остановились два следовавших вплотную друг за другом кеба. Малькольм убрал в карман часы и зашагал навстречу выбиравшимся на мостовую пассажирам.

— А, Стоддард, очень хорошо. Я ждал вас. Мисс Смит, я так ужасно сочувствую вам. Не стоило вам самой приезжать сегодня… Мадам Фероз, вы поступили очень благородно, вызвавшись сопровождать мисс Смит. Я знаю, вы очень занятой человек… А это, должно быть, мистер Шеннон?

Мужчина, спрыгнувший на мостовую следом за старшим конюхом Сполдергейт-хаус и державшийся за спинами Марго и Шахди Фероз, пока Малькольм здоровался с ними, был местным (то есть уроженцем этого времени) — пожилой жилистый ирландец в плохо пошитом костюме. Он помог выбраться из экипажа еще одной пассажирке, красивой молодой женщине в небогатой одежде. Верхняя юбка девушки была не новая, но пошита из хорошего материала, да и линялое пальто сидело хорошо и было чистым. Волосы блеснули в свете газового фонаря медью; лицо украшало слишком большое количество веснушек, чтобы ее считали красавицей по викторианским стандартам. Однако лицо ее было из тех, что запоминаются, и вид оно имело спокойный и уверенный. Одной рукой она сжимала поводок замечательной эльзасской или — как привык Малькольм в Америке — немецкой овчарки с умными глазами.

Старый ирландец, физическая сила которого явно была больше, чем можно было бы предположить по худощавому телу, пожал Малькольму руку.

— Он самый, сэр, Оули Шеннон. Это внучка моя, Мэйви Шеннон, а Альфи — собака ейная, лучшая что ни есть ищейка в Лондоне. Мэйви ее сама и выучила.

— Малькольм Мур, — улыбнулся он в ответ, протягивая руку девушке. — Рад с вами познакомиться, мистер Шеннон, мисс Шеннон.

Несмотря на безупречное поведение собаки, мисс Шеннон продолжала держать ее на коротком поводке. Та молча сидела, глядя на людей своими умными глазами и высунув длинный розовый язык. Малькольм повернулся к конюху Сполдергейт-хаус.

— Стоддард, те перчатки, что нашли после исчезновения бедного мистера Катлина из гостиницы, у вас?

— У меня, сэр. — Конюх достал маленький полотняный мешочек, в котором лежала пара кожаных мужских перчаток маленького размера. Относительно свежие следы крови на них свидетельствовали о том, что они были на руках владельца в момент перестрелки в гостинице «Пикадилли» и что тот оказывал в них первую помощь раненому сотруднику «Путешествий», пока тот связывался по телефону со Сполдергейтом.

Малькольм коротко кивнул:

— Отлично. Тогда, пожалуй, дадим собаке понюхать их, ладно? Мне не терпится приступить к делу. Бедная мисс Смит. — Он кивнул в сторону Марго. — Ее огорчение можно понять: у нее пропал жених… Бедное дитя!

Марго старалась изо всех сил, изображая охваченную горем особу. Она нервно комкала в руках перчатки и отчаянно давила из глаз слезу.

— Ради Бога, вы найдете его? — дрожащим голосом спросила она, вцепившись в помятый рукав мистера Шеннона.

— Ну-ну, держитесь, мисс, — не без сочувствия обратилась к ней его внучка. — Слезы и все такое ему не помогут, а вы только лихорадку мозговую схватите, мисс.

— Мэйви, — оборвал ее дед. — Леди есть от чего горевать, так что дай Альфи понюхать да не распускай язык! Или, правду говорю, отниму собаку да отшлепаю по мягкому месту!

— И как это ты сделаешь, интересно знать? — парировала внучка, ни капельки не устрашившись его угрожающе поднятой руки. — Ладно, дайте Альфи эти перчатки, — обратилась она к Стоддарду.

— Где парня видели в последний раз? — поинтересовался Шеннон-старший, пока собака жадно принюхивалась к сунутым ей под нос перчаткам.

Малькольм кивнул в сторону расположенного через дорогу здания Оперы.

— Вон там, между Оперой и оранжереей. Швейцар успел заметить, как тот схватился с другим мужчиной в том, что он назвал «отчаянной схваткой», и бросился вызывать констеблей. Второй мужчина был застрелен мистером Катанном, после чего тот, судя по всему, в страхе бежал с места схватки. Должно быть, это был один из этих головорезов, составляющих знаменитые банды из Найхола. Их выходки возмущают весь Лондон. Боже сохрани, куда мы катимся, если малолетки каких-то четырнадцати-пятнадцати лет шастают по улицам, грабят прохожих или вламываются в дома, похищая имущество, оскорбляя женщин, — извиняясь, он приподнял шляпу перед леди, — или нападая на человека прямо перед Оранжереей? В последний раз мистера Катлина видели, когда он сражался за свою жизнь перед оранжереей.

— Что ж, раз так, перейдемте улицу, — заметила Мэйви Шеннон. — И там дадим Альфи еще раз понюхать перчатки.

Укорачиваясь от едва видных в тумане экипажей, они пересекли улицу, и медноволосая девушка снова сунула перчатки под нос овчарке, пока ее дед нетерпеливо постукивал башмаком по мостовой. Собака принюхалась, потом по команде своей хозяйки сорвалась с места и потащила ее за собой вдоль по улице. У темного пятна на камнях она задержалась; старший Шеннон наклонился и потрогал его рукой. Это была кровь.

Марго испуганно вскрикнула и вцепилась в руку Малькольма. ^

— О Боже, бедный Бенджамин…

— Ну-ну, — утешил ее м-р Шеннон, вытирая кровь с пальца носовым платком. — Сдается мне, это того типа, что напал на него. Полиция увезла труп в морг, так что навряд ли это вашего мистера Катлина. Не печальтесь, мисс, мы его отыщем.

— Ищи, Альфи! — скомандовала мисс Шеннон, и собака потащила их через дорогу, за величественную колоннаду здания Оперы. За Мэйви спешили Марго и Шахди Фероз; замыкали процессию Малькольм и Филип Стоддард.

Из тумана вынырнула темная стеклянная стена оранжереи, за которой угадывался высокий купол.

Тем временем овчарка, не отрывая носа от следа и не обращая внимания на запахи других джентльменов, леди, лошадей, собак и бог знает кого еще, прошедшего по улице сегодня, вела их в сторону Рассел-стрит. Там она резко свернула направо и устремилась прочь от Ковент-Гарден. Они миновали массивное здание театра, занимавшего почти целый квартал между Кэтрин-стрит и Друри-лейн. Языки тумана завивались меж колонн монументального портика, над которым едва виднелась тускло освещенная входными огнями скульптурная группа. Малькольма беспокоило то, как долго сохранится запах в такую погоду. Если моросящий дождь сменится проливным, чем то и дело угрожали раскаты грома над крышами, даже самой опытной ищейке не удастся идти по следу. Ливень смоет все запахи в ближайшую же сточную решетку. Возможно, подумал он, именно поэтому Альфи удается с такой легкостью находить след Катлина: все более ранние запахи уже смыты прошедшим накануне дождем.

Видит Бог, все, что им было нужно теперь, — это немного удачи.

Все больше экипажей громыхало им навстречу: преуспевающие дельцы среднего пошиба торопились в Друри-лейн к началу спектакля. До них доносились смех и возбужденные голоса. Тем временем овчарка, не задержавшись у поворота на Кэтрин-стрит, протащила их вдоль левого фасада театра, ионические колонны которого в темноте напоминали стволы какого-то фантастического каменного леса. По мере того как ищейка вела их все дальше по следу Катлина, у Малькольма начинала теплиться надежда на счастливый исход поисков. «Отличная мысль, Марго», — подумал он с благодарностью: идея пригласить ищейку принадлежала именно ей.

Шаги их отдавались гулким эхом от высоких зданий, выстроившихся вдоль Друри-лейн. То, что Бенни Катлин выбрал именно это направление, навело Малькольма на мысль, что того заставляли идти сюда силой или угрожая оружием. Опера, театр Друри-лейн и Ковент-Гарден располагались в самом центре вполне благополучного района для преуспевающего среднего класса, только с восточной стороны граничившего с наименее нищими кварталами Ист-Энда. Однако уже по мере их продвижения по Друри-лейн внешние признаки богатства и даже благополучия исчезали, а на их месте все заметнее становились зловещие проявления бедности. Здесь стояли дома и лавки лондонской рабочей бедноты, небольшая часть которой сумела обеспечить себе относительно пристойную жизнь, тогда как большинство сползало в голод и нищету.

У закрытых на ночь лавок возвышались на мостовой штабеля деревянных ящиков. Чем дальше она шла, тем уже становилась улица, а дома, равно как их обитатели, — все грязнее и неопрятнее. Из дверей пабов доносились звуки разбитых пианино и нестройное пение; неряшливо одетый рабочий люд сбивался в кучки поговорить и посмеяться, подозрительно косясь на хорошо одетых дам и джентльменов в теплых плащах, спешивших куда-то в компании с одетым в ливрею слугой, стариком и девушкой, державшей на поводке здоровенную собаку.

Малькольм запоминал на ходу все пабы, мимо которых они проходили: позже это может пригодиться при поиске свидетелей. И все это время одна рука его как бы невзначай прижималась к оттопыривавшемуся карману, в котором лежал пистолет. Он знал, что Марго и Стоддард тоже вооружены. Он не успел спросить, захватила ли оружие Шахди Фероз, но теперь это было в общем-то все равно: вооружать ее ему было бы нечем. Ощущая спиной устремленные на них из темноты и дверей злачных заведений взгляды оборванцев обоего пола, Малькольм шагал за спешившей по следу собакой и ее хозяйкой.

Каковы бы ни были побуждения Бенни Катлина — бежал ли он от угрозы, или же его силой тащили навстречу еще большей опасности — он прошел всю Друри-лейн с начала до конца. В одном месте собака задержалась, чтобы принюхаться к темному пятну на мостовой. На этот раз мистеру Шеннону не удалось объяснить происхождение крови ранением нападавшего. Марго цеплялась за Малькольма, плача и дрожа от страха. Шеннон снова вытер кровь с рук, только на этот раз это явно была кровь Бенни Катлина, так что утешаться оставалось только тем, что ее натекло не так много, чтобы считать рану смертельной, И все же ранения — неизвестно, насколько серьезные… и возможность того, что он находится в руках налетчиков…

Малькольм мрачно дал знак продолжать погоню. Даже в глазах Шахди Фероз начало проглядывать отчаяние. Историк явно знала шансы на счастливый исход не хуже, чем знал их Малькольм.

Они добрались до последних, совсем уже узких участков Друри-лейн, где налево ответвлялась от нее Уайч-стрит, которую совсем скоро должны были снести для строительства Олдвича. Возможно, основной целью намеченной городской перепланировки являлось именно уничтожение двадцати восьми акров этого злачного района. Собака потянула их направо, минуя похожую на западню Уайч-стрит, но и этот путь был не из самых безопасных. Плохо освещенные дома нависали над ними, словно сжимая улицу с двух сторон, а овчарка все тащила их вперед, не отрывая носа от мостовой. Наконец они вырвались на знаменитый Стрэнд, еще один оазис процветания в окружении трущоб, и взглядам их открылась церковь Сент-Мэри-ле-Стрэнд, островом возвышавшаяся посреди широкой улицы.

— И что за дьявол погнал его такой дорогой в разгар ночи? — буркнул под нос Филип Стоддард.

Малькольм покосился на конюха и предостерегающе кивнул в сторону Шеннонов.

— Боюсь, — произнес он вслух, — мисс Смит весьма расстроена.

Подыгрывая ему, Марго негромко всхлипывала. Теперь она цеплялась как за соломину за руку Шахди Фероз, изображая предел отчаяния, физических и душевных сил.

— Где он? — повторяла она снова и снова. — Боже, Боже, что с ним? Какой ужасный город…

Оули Шеннон покосился на нее через плечо.

— Тут еще вот оно как может выйти, сударыня. Ежель он не удрал от тех поганцев, что на него напали у Оперы, то Альфи держит путь прямиком на Холивелл-стрит. А уж туда тащат ради такого, чего я при леди и не говорил бы…

По спине Малькольма пробежал зловещий холодок. «Господи, только не это…» Собака вела их вдоль по Ньюкасл-стрит в сторону темного переулка, известного как Холивелл, тянувшегося параллельно Стрэнду слева от церкви. Малькольм успел еще увидеть стеклянную витрину Комической оперы — театра, зажатого между Уайч-стрит и Холивелл-стрит, попасть туда можно было только по туннелю, стеклянный козырек входа туннеля открывался на Стрэнд. Квартал выглядел довольно живописно — здания в основном датировались временем Тюдоров и Стюартов.

Однако темные в ночное время витрины книжных и антикварных лавок, выходивших на Холивелл-стрит, пользовались в Лондоне зловещей Славой. В магазинчиках «книжных рядов», как называли еще порой Холивелл, можно было за несколько шиллингов приобрести порнографические гравюры, фотографии или книжки непристойного содержания. А Добавив еще несколько шиллингов, можно было получить девицу — или, несмотря на еще более строгие законы, юношу. Девушек и молодых людей, работавших в задних комнатах и на верхних этажах этих ветхих магазинов, чаще всего завлекали сюда обманом или опоив и заставляли заниматься проституцией либо позировать для порнографических фотографий. При этом их насиловали как клиенты, так и сами тюремщики. Если какой-нибудь состоятельный джентльмен, с титулом или без оного, требовал от владельца заведения с Холивелл-стрит молодого человека какого-либо специфического сложения или окраски волос, вполне могло статься, что Бенни Катлина притащили куда-нибудь сюда, в самый что ни на есть викторианский ад. Хотя магазины были закрыты на ночь — и были уже закрыты в то время, когда мимо них проследовал Бенни Катлин, — по всей улице женщины в темных платьях торговались с мужчинами в драной рабочей одежде. Кое-кто из женщин бросал оценивающие взгляды на Малькольма, представлявшегося им, несмотря на присутствие с ним дам, потенциальным прибыльным клиентом.

— Что мистер Шеннон имел в виду? — едва слышно пролепетала Марго. — Что такого страшного в этой Холивелл-стрит, если он не хочет говорить об том?

Малькольм деликатно кашлянул.

— Э… возможно, я лучше объясню это как-нибудь в другой раз, мисс Смит. Я не думаю, чтобы то, что имел в виду мистер Шеннон, действительно имело место. — Малькольму отчаянно хотелось верить в это самому, однако он никак не мог заставить Марго разыгрывать совершенную истерику при вести о том, что ее жениха продали кому-то в качестве фотомодели или педераста.

Тем временем неряшливо одетые женщины явно пытались решить, стоит ли им обращаться к нему со своими деловыми предложениями. Будь Малькольм один, он наверняка получил бы по дюжине приглашений на каждые пятьдесят шагов по этой улице. Впрочем, окажись он на этой улице один, он не вынимал бы руки из кармана, в котором лежал пистолет. Человек, одетый как Малькольм и разгуливающий по нищей Холивелл-стрит, считался бы лакомой добычей для любого встречного громилы. Передвигаться здесь в обществе было безопаснее, но даже так рука Малькольма ни разу не отодвинулась от кармана больше, чем на несколько дюймов.

Они как раз поравнялись с женщиной, прислонившейся к стене книжной лавки прямо под большими, висевшими на стене часами. Малькольм задержался, осторожным жестом отослав своих спутниц под охраной мистера Стоддарда дальше вперед. Света от газового фонаря хватало, чтобы разглядеть поношенное платье, огрубевшие от работы и непогоды руки и усталое лицо под полями видавшей виды шляпки.

— Добрый вечер, мэм.

Она выпрямилась, смерив его оценивающим взглядом.

— Привет, красавчик. Хочешь чего, а?

— Я просто подумал, не видели ли вы здесь одного человека? Он проходил здесь недавно. Джентльмен, одетый примерно как я. Видите ли, мой кузен потерялся, — добавил он в ответ на недоверчивое выражение, появившееся на ее лице. — Я очень беспокоюсь за него, и его невеста — вон она, кстати, — тоже очень расстроена. — Он махнул рукой в сторону Марго, которая с покрасневшими глазами продолжала держаться за руку Шахди Фероз. Надо, кстати, не забыть спросить ее, как это ей удается так убедительно вызывать слезы.

— Кузен, говоришь? Ну, так оно совсем другое дело, верно? — Она передернула плечами. — Так во сколько, говоришь, он проходил, а, красавчик?

— В полдевятого или чуть позже.

— Не было меня тут в полдевятого — ни нынче, ни когда еще. Работа у меня — на пивоварне «Черный Орел». Встаю в шесть утра и не ухожу до полдесятого вечера, и все за шиллинг и шестипенсовый в неделю. Не было тут меня в полдевятого.

Шиллинг и шесть пенсов. Восемнадцать центов в неделю за работу с шести утра — пятнадцатичасовая смена, если не дольше. Ничего удивительного в том, что она стоит здесь после наступления темноты, пытаясь заработать несколько лишних пенсов любым доступным ей способом. Он вздохнул, потом встретился с ней взглядом.

— Ясно, мэм. Ну что ж, все равно спасибо. — Он протянул ей блестящий серебряный флорин. — Подумайте, а не мог кто-то быть поблизости в то время?

Она выхватила монету — почти двухнедельный заработок — из его пальцев.

— Ступайте к Дэви, поспрашивайте там. Паб открыт день и ночь напролет, его всякий мог заметить. И то сказать, не всякую ночь встретишь джентльмена в наших краях.

— Правда? Спасибо, мэм, и доброй вам ночи.

Он ощущал на себе ее взгляд, пока догонял дам и вместе с ними спешил следом за рвущейся с поводка Альфи. К утру рассказ о пропавшем джентльмене и безутешной невесте облетит весь этот район из конца в конец. Если повезет, какие-нибудь сведения о Бенни Катлине могут еще просочиться — в особенности в надежде на вознаграждение за эти сведения. Тем временем Альфи, повизгивая, тянула их по направлению к пабу «У Дэви», расположенному в самом конце Холивелл-стрит, там, где она снова вливалась в Стрэнд. Подходя к ярко освещенному газовыми лампами заведению, они еще издалека слышали смех и звуки музыки. Окна и оштукатуренные стены были оклеены плакатами, обещавшими шотландский и ирландский виски… лучший эль от Уэйни, Комба и Рейда… лучшие сорта портера… и, разумеется, «Джонни Уокер».

Одежда Малькольма мало подходила для общения со здешней публикой, зато наряд Оули Шеннона оказался в самый раз. Он кивнул Малькольму и исчез в битком набитом пабе. Малькольм со своими спутниками принялись терпеливо ждать, отметив на всякий случай про себя, что через дорогу расположен еще один кабак, «Восходящее солнце». Чуть дальше, там, где две узкие улицы, сливаясь, образовывали проспект, виднелся древний фасад церкви Св. Клемента Датского, также образовавшего островок посередине широкого Стрэнда Его высокая колокольня венчалась миниатюрным подобием античного храма, хотя сейчас его было почти не видно, так низко нависли дождевые тучи.

А сразу за церковью, в точке, где пересекались со Стрэндом узенькие Уайч-стрит и Холивелл-стрит, пролегала еще одна из границ старого Лондона: одна и та же цепочка столбов отделяла вызывающую роскошь от беспросветной бедности, ярко освещенные витрины от темных, обшарпанных домов. Подобные резкие смены обстановки на протяжении какого-то городского квартала только острее демонстрировали отчаявшейся бедноте роскошь их процветающих соседей — роскошь, заполучить которую они могли единственно воровством.

И именно таким образом многие обитатели Сохо ее и добывали.

Глядя на перекресток и окружавшие его здания, Малькольм понял, что даже для того, чтобы опросить потенциальных свидетелей, им пришлось бы снарядить основательную поисковую группу. Через пять минут из недр «Дэви» появился Шеннон, и выражение лица его обнадеживало.

— Местные парни остерегаются незнакомцев, — сказал он вполголоса. — Оно и ясно, когда копы похватали половину шпаны. Но я поведал им насчет мисс Смит и о том, что случилось. Как она плакала, убивалась и все такое. Так вот, с полдюжины местных говорят, что видели парня, похожего на него. — Он замолчал, покосился на Марго и откашлялся. — Говорят, мистер Мур, они видели, как мимо проходила женщина, и она несла раненого джентльмена. Шла поспешно, словно как спешила к врачу. Парни здесь держат ухо востро — после того как одну проститутку из здешних, Марту Тэбрем, пришили в августе. Вот им и показалось странным, что женщина в рванье несет джентльмена в хорошем платье, замотав ему голову старым плащом.

Малькольм побледнел. Марго тоже побледнела и крепче прижалась к Шахди Фероз.

— Странно, — пробормотал Малькольм. — Чертовски странно.

— Вот и я так думаю, сэр.

— Сомневаюсь, чтобы на мистера Катлина напала женщина. Возможно, она наткнулась на него, лежащего на улице, и, разумеется, спешила доставить его ко врачу. В конце концов, мистер Катлин довольно хрупкого сложения, поэтому сильной женщине не составило бы труда поднять и нести его.

Марго кивнула, утирая слезы тыльной стороной перчатки.

— Мистер Шеннон, мисс Шеннон, прошу вас, идемте дальше! Давайте посмотрим, куда приведет нас след.

Однако вышло так, что он увел их совсем недалеко. Альфи пересекла Стрэнд прямо перед старой церковью, там, где улица сворачивала к югу. В этом месте предлагали свои товары зажиточным семьям салоны портных и обувные магазины. Однако стоило им миновать церковь и выйти к перекрестку Стрэнда и Милфорд-лейн, как дождь усилился, и Альфи потеряла след. Собака в замешательстве заметалась по мокрой мостовой и в конце концов уселась, жалобно скуля. Мэйви подняла капюшон, плотнее запахнула плащ и, наклонившись к собаке, потрепала ее по мокрому загривку и прошептала что-то ей на ухо.

Малькольм огляделся по сторонам. Здесь, на этом отрезке Стрэнда, столпилось в ожидании состоятельных пассажиров несколько кебов.

— Как вы думаете, может, спасительница мистера Катлина взяла кеб? — предположил Малькольм.

Это предположение явно было не лишено смысла, хотя он сильно сомневался в том, что женщина, одетая так бедно, как ее описали очевидцы из паба, могла позволить себе роскошь взять кеб.

Мисс Шеннон еще раз погладила собаку и подняла взгляд.

— Может статься, что и так, сэр. Мне оно, конечно, жаль, что дождь пошел. Альфи, она у меня знатная ищейка, да только нет таких собак, чтоб держать след в такой дождь.

— Боюсь, что нет, — согласился Малькольм. — Ладно, давайте-ка попробуем пройтись отсюда в разных направлениях. Мистер Шеннон, в условия нашего соглашения ведь входит опрос потенциальных свидетелей, даже если овчарка потеряет след. Если бы вы и ваша внучка были бы так добры помочь нам в этом, мне кажется, мы могли бы продвинуться в наших розысках значительно дальше. С вашего позволения я бы попросил вас заняться кебменами. Стоддард, будьте так добры, порасспрашивайте местных в «Восходящем солнце». Я попробую побеседовать с теми джентльменами. — Он махнул рукой, указывая на компанию хорошо одетой публики, явно направлявшейся в сторону театра. — А вас, леди, я попросил бы пока взять и придержать кеб — надеюсь, он нам скоро понадобится.

— Хорошо, сэр.

— Разумеется, мистер Мур.

— Идет, сэр. Ну что, Мэйви, двинули?

На протяжении следующего получаса Малькольм переговорил с несколькими дюжинами джентльменов и их почтенных супруг, одетых в шляпки с перьями, — последние мокли, не умещаясь под зонтиками. Всем в осторожной форме задавался один и тот же вопрос: не приходилось ли им видеть плохо одетую женщину, оказывающую помощь раненому джентльмену их круга? Полученные им ответы были вежливыми, сочувственными, однако никто ничего подобного не видел. В итоге Малькольм не получил ничего, кроме разочарования, если не считать того, что промок до нитки. Молния, ударившая, казалось, в шпиль церкви, и оглушительный раскат грома мгновенно распугали хорошо одетую публику, бросившуюся кто к дверям, кто по экипажам.

Продолжать поиски в такую погоду просто не имело смысла.

Весь Лондон представлял собой необъятный лабиринт улиц и переулков. Число мест, в которых неосторожный турист из Верхнего Времени подвергался смертельной опасности, отрезвило бы даже самого отъявленного оптимиста из числа ищущих. Малькольм прошел по Стрэнду обратно, чтобы позвать Стоддарда и Шеннонов. Вчетвером они присоединились к Марго и Шахди Фероз — те ждали их в кебе, спрятавшись в экипаж от дождя. Никаких новых следов найти не удалось.

— В такую погоду ничего больше не поделаешь, — крикнул Малькольм сквозь раскаты грома. Марго устроила в кебе замечательное представление, безутешно рыдая и в изнеможении падая на Шахди Фероз, — мистер Шеннон даже закашлялся от сочувствия. Мэйви Шеннон тоже ступила на подножку, погладила Марго по плечу и шепнула ей на ухо что-то, чего Малькольм не расслышал, но на что Марго кивнула и, всхлипывая, поблагодарила ее.

— Мне так жаль, мисс, правда, но я уверена, все обернется как надо, — улыбнулась Мэйви, спрыгнула с подножки и кликнула собаку к ноге. Малькольм расплатился с м-ром Шенноном за ночную работу, приплатив премиальные за неожиданное сочувствие Мэйви, которое, с его точки зрения, дорого стоило. Возможно, Шенноны и привыкли к полной грубости жизни в Уайтчепле, где держали свое сыскное агентство, и все же это были славные, честные люди. Старый сыщик и его внучка пожелали Малькольму удачи и вместе с Альфи скрылись искать убежища от дождя. Малькольм тяжело вздохнул, потом окликнул еще один кеб, чтобы следом за Марго и Шахди Фероз вернуться в Сполдергейт. Стоддард угрюмо трясся рядом с ним. Темное лондонское небо то и дело озарялось вспышками молний.

Где-то там кто-то явно знал Бенни Катлина.

И Малькольм твердо вознамерился найти этого кого-то. Все, чего ему не хватало для этого, — это удачи, да еще потрудиться как следует. Малькольм поморщился. Не самое лучшее время напоминать себе, что до появления в его жизни Марго удача вообще отворачивалась от него. Малькольм Мур от природы не был суеверным, но и ему не удавалось отделаться от мысли, что в поисках Бенни Катлина удача не на его стороне.

Он мог только молиться о том, что она не отвернулась от Бенни Катлина.

В противном случае они скорее всего найдут его в морге.