ХИЩНИКИ

Вступая в беседу, необходимо помнить,

что в ней участвуют как минимум двое

Э. Севрус




Вечерами в Шае шумно лишь в центре, да на реке, а по прочим улицам, паркам и скверам бродит тишь, и редкий шум машин, кошачьи вскрики или лай собак звучат в этой тиши оглушительно громко и грубо. Шайские вечера прозрачны и медленны, неспешно ползут они до ночной границы, и если за городом тьма наступает вдруг, обрушиваясь на леса и мгновенно заполняя их до самого неба, то в самой Шае такого не бывает никогда, ночь не врывается в город полноправной хозяйкой, она терпеливо ждет, пока бесплотные пальцы густеющих сумерек не пригласят ее войти.

Но, несмотря на свою немногословность и медлительность, шайские вечера наполнены множеством событий.

Для некоторых шайцев нынешний вечер был наполнен событиями несколько неприятными.

* * *

Сергей Евгеньевич, с удобством развалившись в старом, но очень уютном кресле, читал Жапризо и отчаянно зевал. Не то, чтобы книга была неинтересной, и не то, чтобы Сергей Евгеньевич был так уж утомлен. Черт его знает, почему зевал Сергей Евгеньевич этим ранним вечером, но остановиться он не мог, и это его раздражало. В конце концов он встал, бросил книгу и пошел на кухню варить себе кофе.

По дороге он аккуратно переступил через спящего на прохладном полу дымчатого персидского кота, безмятежно задравшего к потолку все четыре лапы. Кот, как и Сергей Евгеньевич, был старым холостяком, но, в отличие от хозяина, холостяком вынужденным. Операцию он перенес еще в детстве, никогда не ведал мартовского томления, неистовых драк и хриплых страстных песен, и вся его жизненная концепция сводилась к еде и сну.

На кухне Сергей Евгеньевич достал из одного шкафчика банку с кофе, из другого - тусклую старую турку. Открыл крышку банки и, прикрыв глаза, потянул носом. Запах был чудесным. Шикарный кенийский кофе. Продавец из кофейного магазина уверял, что до того, как попасть в эту банку, кофе произрастал на южном склоне Килиманджаро. Для Сергея Евгеньевича, не часто позволявшего себе покупать дорогой изысканный кофе, слово Килиманджаро оказалось волшебным. Конечно, он купил кофе. Собирался купить и турку, но не смог выбрать подходящей, к тому же, они оказались удивительно дорогими. Его турка, которой он пользовался много лет, недавно прохудилась, поэтому в последнее время кофе приходилось варить в старой, с ржаво-желтым налетом на наружных стенках жестянке, которую и туркой-то стыдно было назвать. Нет, на следующей неделе все-таки сходит и купит новую, а эту выбросит без сожаления. Хоть она и принадлежала его матери, ни к чему держать дома всякий хлам.

Сергей Евгеньевич потянул носом еще раз, удовлетворенно улыбнулся, выдвинул ящик и достал специальную серебряную ложку. Вновь повернулся к столу, и его улыбка слегка поблекла.

Банка с кофе стояла там же, где была и секунду назад.

А вот турки там не было.

Рядом с банкой тускло поблескивал неровными боками старенький пузатый чайник. По его крышке сонно прогуливалась одинокая муха - судя по ее походке, тоже возраста весьма почтенного.

Сергей Евгеньевич удивленно вытаращил глаза и крепче сжал ложку в пальцах, словно боялся, что она сейчас упорхнет. Он совершенно точно доставал турку и совершенно точно поставил ее на стол рядом с банкой. Это было так же точно, как то, что никакого чайника тут не было. В чем еще больше был уверен Сергей Евгеньевич, так это в том, что у него вообще никогда не было такого чайника. Кажется, такой был у матери, но это было несколько десятков лет назад.

Он озадаченно повел очами в сторону плиты, где стоял эмалированный темно-синий чайник - и уж этот-то был его собственным, будьте покойны! И стоял на своем месте - где поставили - как и полагается.

Сглотнув, Сергей Евгеньевич вернул взгляд на стол. Турка безмятежно стояла рядом с банкой кофе. Странный чайник исчез. Муха теперь ползала по столешнице, еле-еле переставляя ноги.

- Что такое? - пробормотал Сергей Евгеньевич и схватил турку. На ощупь, как и на взгляд, она была вполне реальна, и он поставил ее на место. Отвернулся было к шкафчику, но тут же резко повернулся обратно. Турка все так же пребывала рядом с кофейной банкой.

- Хм, - глубокомысленно сказал самому себе Сергей Евгеньевич, пожал плечами и извлек из шкафчика сахарницу. Повернулся, и сахарница подпрыгнула в его дрогнувшей руке, звякнув прозрачной крышечкой.

Банка с кофе была на месте.

Но вместо турки рядом с ней теперь возвышалась монументальная стеклянная бутылка молока советского образца. Бутылка была запотевшей, и пока Сергей Евгеньевич, приоткрыв рот, смотрел на нее, по стеклянному боку медленно и как-то издевательски оползла капля влаги. Он вяло протянул руку и дотронулся до серебристой крышечки с выдавленными на ней буквами. Такая бутылка молока стоила сорок две копейки - он до сих пор это помнил. Сергей Евгеньевич отдернул руку и издал жалобный звук. Потом Сергей Евгеньевич накрепко зажмурился и сосчитал до десяти. Приоткрыл один глаз.

Банка кенийского кофе.

Турка.

Сергей Евгеньевич поставил сахарницу рядом с туркой и, попятившись, тяжело сел на табурет, не сводя с турки подозрительно-испуганного взгляда. Он смотрел на нее минут десять, но турка так и осталась туркой. Разумеется, ничем иным она и не могла быть.

- Чертовщина какая-то!.. - пробормотал Сергей Евгеньевич и потянулся за сигаретами. Закурил, выпустил густой клуб крепкого дыма и тут же закашлялся, глядя сквозь сизое облако на длинногорлую вазу, расписанную васильками и кажущуюся очень пыльной и немного знакомой.

Турки не было.

Бросив недокуренную сигарету в пепельницу, он дважды сосчитал свой пульс, потом пощупал лоб, и, не придя ни к каким выводам, опять зажмурился и, не доверяя векам, закрыл глаза еще и ладонями. Минуту сидел неподвижно, потом уронил руки и метнул взгляд в сторону стола.

Турка.

Сергей Евгеньевич вскочил и ринулся в ванную. Отвернув кран до упора, сунул голову под тугую ледяную струю. Яростно потер лицо ладонями, потом выключил воду, обмахнулся полотенцем и, швырнув его на пол, метнулся обратно на кухню, по дороге наступив на хвост спящему коту, который немедленно взвился с душераздирающим воплем и в отместку полоснул когтями хозяина по лодыжке. Тот этого даже не заметил. Подскочил к столу и злобно уставился на две абсолютно одинаковых банки кофе, стоящих рядом друг с дружкой.

В одной банке, несомненно, был кофе, собранный на южном склоне Килиманджаро.

Другой же, несомненно, произрос откуда-то из сознания Сергея Евгеньевича.

Повернувшись, он схватил телефон, но тут же понял, что не знает, куда звонить и кому. Его взгляд осторожно прокрался к столу.

Банка с кофе.

Турка.

Он вновь сосчитал свой пульс и обхватил мокрую голову руками. Потом взглянул на стол с вялым любопытством смертника, оценивающего дизайн плахи.

Банка с кофе.

Керамический гномик-солонка, таращащий нарисованные потрескавшиеся глаза прямо на Сергея Евгеньевича и ухмыляющийся толстенными губами, позволяющими заподозрить в его происхождении негритянские корни.

Если б гномик не ухмылялся, было б еще ничего.

Но ухмылка окончательно вывела Сергея Евгеньевича из равновесия. С яростным воплем он схватил солонку и с размаха швырнул ее в угол. Турка ударилась о стену, отскочила и укатилась под стол. Сергей Евгеньевич застыл, тяжело дыша, потом наклонился и заглянул под стол.

Да-да, турка.

Что ж еще?

Сергей Евгеньевич выскочил из кухни и уже не заходил в нее до самого утра.



* * *

- Ольчик! А ты пива принесла?

Встрепанная Ольчик выглянула из коридора в гостиную и грозовым взглядом обозрела идиллическую вечернюю картину. Кирилл возлежал на диване перед включенным телевизором, забросив босые ноги на подлокотник. На животе у него сидела четырехлетняя дочь и усердно сосала "Чупа-Чупс", свободной рукой рассеянно поковыривая засохшую ссадину на коленке. Оба находились в состоянии приятной расслабленности, и Ольгу, вернувшуюся после тяжелого магазинного рабочего дня, это раздражало.

- Пива?! - она швырнула сумку в кресло. - А ты меня встретил?

- Я был занят, - сонно ответствовал Кирилл и потер одну пятку о другую.

- Ну так и все - я тебе не лошадь литрухи через весь район тащить! - взвизгнула Ольга. - Там целый день паки тягаешь, покупатели эти прибитые никогда не знают, че им надо, а товар везут и везут - не разогнуться, и главный еще - помойте холодильники - а уборщица вам на кой?! - вообще, блин, скоро тромбану его с локтя и лахну оттуда, и пусть рулятся, как хотят!.. а тут, блин, на диване, еще и пиво!.. а белье, небось, так в ванне и валяется!..

- Белье? - удивился Кирилл и закрыл лицо свежим выпуском шайского "Вестника". Дочь спрыгнула с его живота и заверещала:

- Папа, папа, где моя мама?!

- Не знаю, где мама, опять бабайка пришла какая-то.

- Ужин хоть приготовил?! - грозно вопросила бабайка.

- Ну, мы поели.

- А мне что?

- Ну, там еще картошка вареная...- Кирилл зевнул, - а котлет уже больше нет.

- А позвонить, сказать не мог, чтоб я взяла чего-нибудь?! Телефон для чего?!

- Ты мне тоже целый день не звонила, - обиженно сказали с дивана.

- Вот придурок, - подытожила Ольга, - хорошо, что мы не расписаны!

- Ты чего это в такой открытой майке на работу ходишь? - недовольно спросил Кирилл, выглядывая из-под газеты.

- Конец лета, а батареи до сих пор не сделаны! Осенью потекут - и че?!

- Нет, а майка-то чего такая открытая? Это для кого...

- Целый день вчера дома просидел - хоть бы че сделал!.. А вот как нажраться и бегать по дому в противогазе...

- Ты за майку скажи сначала...

- Тромбану из дома - и поедешь назад в свой Грязовец...

- Да у нас в Грязовце!..

Но тут дочь прервала дискуссию оглушительным ревом, и Ольга, напоследок припечатав возлюбленного нехорошим славянским словом, развернулась и ушла на кухню, где принялась демонстративно греметь посудой. Девчушка, тут же успокоившись, вновь принялась за конфету и коленку, а Кирилл, убрав газету, уткнулся умиротворенным взором в экран телевизора. Но уже через минуту Ольга вернулась в комнату, и с дивана на нее посмотрели настороженно.

- А это что такое? - твердый, натренированный вскрытием бесчисленных паков палец Ольги указал на обнаженное окно гостиной. Кирилл непонимающе посмотрел в указанном направлении, ничего не увидел, но на всякий случай занял оборонительную позицию.

- Ну а что?!

- Третий день прошу шторы повесить! Уж это можно было сделать?!

- Чего их вешать - все равно окно на забор выходит, - Кирилл снова потер одну пятку о другую. - Да и страшные они.

- Страшные, нестрашные - других все равно нет! Поди заработай на нормальные!

- Заработать? - в ужасе переспросил Кирилл.

- Нет, я тебя точно сейчас с локтя тромбану! - Ольга сгребла с кресла помятые шторы, подхватила табуретку и потащила все это к окну. Кирилл изменил диванную позу, заняв более удобное для обзора положение. В комнату ворвался ветер, взмахнув оконными створками, Ольга поймала их, прикрыла и, сопя, полезла на табуретку. Встряхнула штору, разворачивая ее, из складки вывалился мумифицированный сенокосец и в облачке пыли спланировал на пол.

- Чтоб в воскресенье занялся батареями! - Ольга привстала на цыпочки, торопливо, кое-как цепляя к клипсам вытершееся в нескольких местах бледно-желтое полотно, разрисованное анемично-зелеными дубовыми листьями.

- Так в воскресенье мы у Петьки в гараже! - возмутился Кирилл.

Ольга снова перешла на нехорошие славянские слова, не отрываясь от вешания штор, потом, спрыгнув, задернула их, и закрытое бледной материей окно немедленно придало гостиной вид очень запущенной больничной палаты. Кирилл скривился.

- Ой, ну они же уродливые!

- Улодливые! - радостно повторила дочь, подпрыгивая у отца на животе.

- Же ж, блин, хоть вообще с работы не приходи! - рыкнула Ольга, пинком возвращая табуретку на ее привычное место. Ветер снова толкнул оконные створки, одна из штор взметнулась, перекрутившись в полете, накрыла Ольгу, игриво шлепнув ее распустившейся, с охвостьями ниток бахромой по груди, и хозяйка свирепо отшвырнула ее прочь. Кирилл, зевнув, отвернулся, вновь потянувшись за газетой и попутно дав легкий подзатыльник дочери, чтобы прекратить ее подпрыгивания.

- Все-таки, может, сбегаешь за пивом, все равно не переодетая.

- Агрххх... - сказала Ольга.

Озадаченный столь непривычным звуковым сочетанием, Кирилл обернулся и приоткрыл рот. Ольга все еще стояла у окна, странно раскачиваясь из стороны в сторону и накрепко вцепившись скрюченными пальцами в штору, туго закрученную под подбородком. Выпученные глаза страшно вращались в глазницах, из разинутого рта неслись хрипящие звуки, а лицо стремительно багровело.

- Ты чего делаешь? - удивился Кирилл и даже привстал на диване. Подруга никогда еще не выражала свое негодование таким необычным способом.

- Ххххх... - ответила Ольга и рванулась вперед, продолжая цепляться за штору. Карниз крякнул и повис вертикально, сметя освободившимся концом цветочные горшки и высадив стекло в одной из оконных створок. Дочь заверещала и, уронив конфету, юркнула под диван, а Кирилл вскочил и застыл возле дивана в одном тапочке. Пока он пытался осознать ситуацию, Ольга своротила и второй конец карниза и поволокла его за собой, вращаясь вокруг своей оси и с грохотом натыкаясь на мебель. В стену требовательно застучали.

- Бабайка! - верещало дитя из под дивана. - Папа, плогони бабайку!

- Да сам я схожу за пивом, чего ты?! - сказал Кирилл почти жалобно. - Ольчик, ты чего творишь?!

В обратившихся на него глазах Ольги вдруг расцвели ярко-красные ниточки лопнувших сосудов, и Кирилл наконец-то сообразил, что дело плохо. Подскочив, он потянул штору на себя, но та так плотно прилегала к шее Ольги, что ему не удалось даже просунуть под ткань палец. Кирилл бестолково заметался по квартире, ища ножницы, но ножниц нигде не было. Ольга уже начала оседать на пол, хватая воздух синеющими губами, когда Кирилл углядел ножницы, торчащие из вазы с конфетными бумажками, схватил их и ринулся обратно. И в тот же момент штора вдруг легко и невинно соскользнула с Ольгиной шеи, оставив на ней широкую красную полосу, и безмятежно улеглась на паласе. Ольга повалилась рядом, держась за шею и отчаянно кашляя.

- Ольчик? - вкрадчиво спросил Кирилл, шевеля пальцами босой ноги. Ольга скосила налитые кровью глаза на эти пальцы и прохрипела:

- ...!!!

Кирилл уронил ножницы и уже обыденным голосом вернулся к так беспокоившей его теме.

- Так а майка-то чего такая открытая?


* * *

- А старую кровать-то вы куда, Антон Валентиныч? - пухлое лицо соседки покачивалось перед ним, искательно улыбаясь. - Продавать или выкидывать? Кровать-то хорошая, кровать-то я бы прикупила у вас эту. Недорого если, а...

- Какую еще кровать?! - Антон захлопнул дверцу машины и, пряча в карман сигареты, направился было к подъезду, но соседка оказалась проворней и вновь загородила ему дорогу. Телосложение соседки не позволяло обойти ее в пару шагов, и Антон невольно притормозил.

- Анжелочку сегодня в мебельном магазине встретила, кровать она выбирала. Не знаю, выбрала или нет, только старую кровать-то вы куда?

Рука Антона повисла, не донеся сигареты до кармана, и он начал стремительно свирепеть. Разговор о замене кровати заходил много раз, и он часто думал, что желание заменить их супружеское ложе у Анжелы стало почти маниакальным. Она терпеть не могла эту кровать, и он не сомневался, что это связано с тем, что кровать подарили его родители. Анжела не выносила его родителей. Впрочем, те платили ей взаимностью, считая невестку неотесанной, распутной, рыночной девкой, появившейся на свет исключительно для того, чтобы загубить жизнь их сыну. С некоторых пор дом Антона превратился в ад. Его родители каким-то образом проведали об отношении невестки к их подарку. Они стали чаще заходить в гости и первым делом проверяли - на месте ли кровать. А после их ухода Анжела всякий раз принималась бесноваться. В последнее время он даже снова начал курить, хотя бросил три года назад.

Господи, если она купила новую кровать, теперь бесноваться будут его родители.

- Простите, я тороплюсь, - отрывисто сказал Антон и оббежал соседку. Взлетел по лестнице на третий этаж, достал ключ и, глубоко вздохнув, вставил его в замочную скважину.

Дверь за собой Антон закрыл не то, чтобы громко, но и отнюдь не тихо, услышать было вполне можно. Впрочем, это ни на мгновение не прервало разносящихся по всей квартире совершенно недвусмысленных звуков. То ли обитатели квартиры, издававшие эти звуки, были слишком увлечены, чтобы обращать внимание на хлопки входной двери, то ли им было на это абсолютно наплевать. Антон оторопело застыл, не в силах поверить своим ушам, потом швырнул барсетку на тумбочку, разметав во все стороны женины расчески и флакончики, и, громко впечатывая подошвы в пол, зашагал прямиком в спальню.

Откровенно говоря, он еще понятия не имел, что сделает. Может, ограничится скандалом. А может и убьет обоих... или сколько их там.

Антон ударом ноги распахнул чуть приоткрытую дверь и замер на пороге.

На кровати происходило именно то, что он и предполагал, но это было еще ничего.

В действе на кровати, помимо его жены, участвовал человек, на которого подозрения Антона пали бы в самую последнюю очередь, - Назар Сергеевич с четвертого этажа, педиатр по профессии - мужик, в сущности, неплохой, но для женского пола не представляющий никакого интереса - блеклый, тощий, плешивый и до крайности скупой. Но и это было еще ничего.

Оба действующих лица смотрели прямо на Антона и видели его. И, тем не менее, продолжали активно и без всякого смущения наставлять ему рога.

У Антона пропал дар речи. Он бессознательно сделал шаг вперед и снова застыл, отчего-то вдруг почувствовав себя посторонним, ввалившимся в чужую супружескую спальню. Сигаретная пачка выпала из его разжавшихся пальцев, шлепнулась на ковер, и жена, раскачивавшаяся в такт поступательным движениям партнера, углядела эту пачку и возмущенно взвизгнула:

- Ты что - курил?!

Одновременно с этим шаловливый педиатр, еще крепче стиснув бедра законной супруги Антона, с трудом просипел:

- Антоша... честное слово... не имел ни малейшего намерения... я насчет протечки зашел...

Обе фразы вывели Антона из ступора, и Антон отчетливо понял, что сейчас будет изменщиков убивать.

Вначале он хотел броситься на кухню за ножом, но тут же подумал, что это займет время и жена успеет изменить ему еще больше. Тогда Антон подскочил к тумбочке, сдернул с нее тяжелую лампу на витой бронзовой ножке и скакнул было к кровати, но включенный в розетку шнур рванул его обратно. Пришлось наклоняться и выдергивать шнур из розетки. С кровати за ним наблюдали с искренним интересом, ни на секунду не прекращая движений.

Развернувшись, Антон с яростным воплем прыгнул на кровать, замахнувшись бронзовым основанием лампы на раскачивающуюся потную лысину соседа.

А потом что-то произошло.

И ни в этот момент, ни много позже Антон так и не понял, что это было.

Лампа, позабытая, вывернулась из его руки и скатилась с кровати на пол, произведя громкий стук. Антон одной рукой рванул на себе рубашку, разметав во все стороны пуговицы, другой торопливо расстегивал брючный ремень, стремясь как можно скорее оказаться в самом эпицентре кроватного действа.

В эпицентре его приняли весьма радостно.


* * *

Юра Шевченко стоял возле рояля и смотрел на него с негодованием.

Понять, что Юра Шевченко пребывает в состоянии негодования, могли бы лишь те, кто знал его очень хорошо, ибо понять, какими эмоциями охвачен Юра в тот или иной момент, по его лицу было решительно невозможно. Радовался ли Юра, злился ли или откровенно скучал, выражение его лица оставалось неизменным. Он мог бы быть отличным игроком в покер, если бы умел в него играть. Сейчас его глаза были открыты чуть шире обычного, брови самую-самую малость съехались к переносице, а в изгибе губ обозначилась едва заметная жесткость. Со стороны это было совершенно незаметно, но близкие люди, поглядев на него, уверенно сказали бы, что Юра испытывает глубочайшее негодование, готовое перейти в бешенство.

- Чего ты бесишься? - один из таких близких людей похлопал спокойно стоящего Юру по плечу и приглашающе кивнул на рояль. - Работай давай.

Близкий человек был другом детства и, по совместительству, главным администратором ресторана "Шевалье", в котором Юра Шевченко по вечерам снискивал хлеб насущный, относительно виртуозно обрабатывая клавиши ресторанного рояля.

- Где мой инструмент? - Юра кивнул на рояль, приветливо поблескивающий безупречно гладкими клавишами. - Я же говорил! Я же предупреждал!!

- Ну, старик, во-первых, он был не твой, - друг детства хмыкнул, - а ресторана. А, во-вторых, директор захотел поставить "Стейнвей", сказал, что у него звук шикарный, а звучание старичка ему в последнее время совсем не нравилось.

- А мне не нравится этот рояль! Я привык к "Беккеру"! Я не могу на этом работать! Я говорил вчера! Говорил позавчера! Я не могу! Он мне не нравится!

- Ну, Юра, - друг детства сокрушенно развел руками, - ты, конечно, извини, но ты тут всего лишь тапер, а Карлыч - босс. Захотел заменить рояль - и заменил, хотя, - он понизил голос и кивнул на изящные ресторанные столики, - на мой взгляд им вообще без разницы. Все его причуды. Музыку-то он здесь любит послушать. Уж в музыке-то Карлыч разбирается.

- Карлыч разбирается в музыке, - повторил Юра с отчетливым презрением и высоко дернул плечом. - Да он Брамса от Кальмана не отличит!

- Но платит-то тебе он, а не Кальман, - справедливо заметил друг детства. - Так что давай - жарь, время уже! Сам понимаешь, тапера заменить еще проще, чем рояль. Что тебе, в конце концов, не нравится?!

- Ты понимаешь, что такое новый инструмент?! - Юра Шевченко посмотрел на рояль с раздражением кинолога, угодившего на дворняжью выставку. - Чужой инструмент?! К нему надо прииграться, почувствовать... Я ничего не чувствую!

- Вот и приигрывайся по ходу, а я пошел, - сообщил главный администратор. - У меня дел полно. И ты, это, давай, Юрик, нечего носом крутить! Здесь тебе не концертный зал, да и ты, прости уж, далеко не Рубинштейн! Так что не морочь мне голову! Скажи спасибо, что синтезатор не поставили!

- Куиквэ суум1, - пробормотал Юра.

- Тем более, - сказал друг детства и исчез в глубинах "Шевалье". Юра Шевченко дернул губами, после чего спокойным кивком поздоровался с коллегами, наряду с ним развлекавшими вечернюю жующую и разговаривающую ресторанную публику. Гитарист Арсен, уже успевший пропустить пару рюмочек, приглушенно флиртовал с одной из скрипачек-студенток, флейтистка с альтисткой изучали новый сотовый телефон барабанщика, а саксофонист Володька производил в публику оживленные подмигивания. Саксофонист-афрошаец являлся самой колоритной фигурой в ресторанном оркестрике - иссиня-черный, ослепительнозубый и, даже несмотря на жару, облаченный в неизменные белые перчатки.

"Ну просто Лондонский симфонический", - с тоскливой иронией подумал Юра, усаживаясь за новый рояль. Друг детства был прав. Крутить носом было нечего. Он был далеко не Рубинштейн и не Рихтер. Он был Юра Шевченко. Никто. Стандартный пианист, ничего в жизни не добившийся. Он играл стандартно, и люди слушали его исполнение со стандартным вниманием, чаще всего почти не замечая его, как не замечают жители приморских городов шум прибоя. Его музыка состояла из хорошо, вполне профессионально сплетенных звуков, но души в ней не было, она никого не заставила рыдать, ничье сердце не устремляла к небесам и не роняла в пропасть. Юра Шевченко прекрасно это осознавал. Его музыка всегда была фоном. Не более. И так будет всегда. Рок-баллады, попса и очень редко - классика - ведь не больно-то здорово жевать отбивные под генделевские сюиты или употреблять алкоголь под бетховенские сонаты. А если прибавить к этому ресторанных вокалисток... Лера еще ничего, хоть и голос у нее бедноват, а вот Стелла с ее мяукающей манерой исполнения и жалкими попытками подражания солистке группы "Найтуиш" - это просто кошмар. Иногда Юра ощущал непреодолимое желание дать волю своей истинной сущности и разорвать их в клочки прямо во время выступления. Хорошо хоть, вокалистки подключатся к работе не раньше, чем через час.

Мысленно горестно вздохнув и снаружи нисколько не изменившись в лице, Юра приступил к работе.

Конечно, к работе - что ж это еще? Не искусство уж точно.

Начали с репертуара "Savage Garden" и "Duran Duran", Патрисии Касс и Барбары Стрейзанд, потом Юра взялся было за "The war is over now", которую исполняла Сара Брайтман, и красивейшую "The song of secret garden" коллектива "Secret garden", в которой очень неплохо звучали скрипочки студенток, но просчитался - волшебная проникновенность и медлительность пришлись публике не по вкусу, и она откровенно заскучала. Оркестрик перешел на легкий джаз, звучавший несколько однобоко из-за отсутствия трубача и контрабасиста, отходивших где-то от чьего-то вчерашнего дня рождения. Настроение Юры слегка улучшилось. Он с удовольствием погрузился в импровизацию, с отдаленным ужасом ожидая появления вокалисток и заказов отечественной попсы. Отечественную попсу Юра Шевченко ненавидел.

Его пальцы привольно оттанцовывали на рояльных клавишах. Рояль действительно был хорош, но... чужой, чужой, непознанный, неприятный незнакомец, и Юра ощущал некую стеснительность и скованность. Для исполнителя это было плохо, хотя... кроме своих кто заметит?

Но постепенно скованность эта начала растворяться, пропадать куда-то, мелодия обрела густоту и размах, и пальцы уже двигались с уверенной небрежностью, всплескивая из клавиш искрящиеся волны звуков, и Юра вдруг понял, что больше не играет на чужом инструменте. Рояль стал родным, он словно сидел за ним много лет, знал его до самого сердца натянутых в глубине струн и прыгающих по ним молоточков, ведал все оттенки каждого нажатия каждой клавиши, и инструменту будто не хуже Юры было известно, чем отзовется на этих клавишах каждое движение души сроднившегося с ним человека. Юра Шевченко позабыл обо всем. Он раскачивался в такт собственной музыке, то взмывая с ней и в ней в бескрайнюю высь, то обрушиваясь куда-то, то растворяясь в тугом сплетении звуков, то возрождаясь из него. Он стремительно переходил из одной октавы в другую, с неистовой щедростью швыряя в зал мощные водопады аккордов. Он не знал, что это была за мелодия. Она шла откуда-то из самой глубины сердца, и Юре Шевченко казалось, что его душа сейчас вывернется наизнанку. Наверное, это и называлось истинным вдохновением.

В какой-то момент он ощутил, что остался один. Ничто, кроме рояля, не звучало больше в зале. С трудом заставив себя чуть повернуть голову и ни на мгновение не прервав мелодии, Юра сквозь прыгающие, мокрые от пота пряди волос увидел свой безмолвствующий оркестрик. Оцепенелые, они смотрели на него во все глаза, и ни один инструмент даже не пытался поддержать бушующий рояль. Володька-саксофонист широко распахнул рот, демонстрируя нежно-розовый язык. Юра повернулся в другую сторону - ресторанный зал застыл в неподвижности. Никто не ел, никто не разговаривал, и все взгляды были устремлены на него. Такого никогда раньше не было. Один человек, ну три от силы, но все?! Они смотрели на него. И, о господи, они его слушали. Действительно слушали. Некоторые рыдали взахлеб, роняя слезы в позабытые шевальевские блюда и напитки. Несколько человек шли к сцене, как сомнамбулы, ничего вокруг не замечая, натыкаясь друг на друга и отталкивая, протягивая к нему руки, и на их лицах светился неописуемый восторг. Кто-то упал на колени, кто-то распростерся на полу ничком, вцепившись себе в волосы, кто-то раскачивался, изгибался, пропуская музыку сквозь себя, какая-то женщина сдирала с себя одежду, запрокинув к потолку лицо с полузакрытыми глазами. На мгновение Юре Шевченко стало страшно, но это мгновение тут же растворилось без следа в музыке, рвущейся из его сердца, накрепко сплетенного с сердцем рояля, и весь мир тоже растворился в ней.

- Господи, Макс, что здесь происходит? - спросили две девушки-вокалистки, выйдя в зал и остановившись возле старшего администратора, утиравшего слезы у барной стойки.

- Как я мог не замечать? - прорыдал администратор. - Он же гений, совершенный гений, а я его так обидел!.. Как я мог?! Вы только вслушайтесь!

- Шикарная вещица, - заметила одна из вокалисток, - но с моим голосом звучала бы лучше. Надо...

- Попробуешь сунуть туда свой голос - и я сам тебя удавлю, - пообещал администратор.


* * *

- Я вызвала мастера на завтра, - сказала Дина, прислонившись к косяку кухонной двери. - Он придет в десять. Вообще-то, мужчина должен сам уметь повесить люстру.

- Солнце, такими вещами должен заниматься профессионал, - авторитетно произнес Леонид, отработанным движением сдергивая пивную крышечку. - Я не электрик, я риэлтер. Я продаю квартиры. Я не вешаю люстры.

Очаровательный васильковый взгляд жены превратился в недобрый пасмурный прищур.

- Что ты делаешь?

- Собираюсь выпить пива. Что - нельзя?

- Конечно можно, - бархатно мурлыкнула жена. - Кто я, чтобы возражать?

Она развернулась и выскользнула из кухни с бесшумностью духа. Личный домашний дух с великолепной фигурой, шелковистой кожей и редким по скверности характером. Иногда ему хотелось придушить ее. Позавчера, в очередном магазине светотехники, где они выбирали новую люстру, он почти сделал это. Шесть магазинов, четыре часа потерянного времени. Дине всегда хотелось чего-то особенного. Он не возражал бы и против люстры, оставшейся от тетки - красивая, в хорошем состоянии. Но Дина сочла, что у люстры слишком дешевый вид. Дина терпеть не могла дешевки. Новоселье планировалось на послезавтра, и Дина рассчитывала всласть нахвалиться перед подружками квартирной обстановкой. Тетушкина люстра никак не вписывалась.

Леонид кисло посмотрел на бутылку. Пить уже не хотелось. Все удовольствие от пива пропало. И от свободного вечера тоже. И ведь никакого скандала, никакой ругани. Как она это делает?! Леонид сердито пихнул бутылку обратно в холодильник и поплелся прочь из кухни. Дина в прихожей перебирала свою обувь - десятки и десятки изящных острокаблучных туфелек и босоножек. Обувь была ее слабостью, и Леонид, с привычным снисходительным презрением обозрев коллекцию жены, внимательно осмотрел себя в большом настенном зеркале. Склонил голову, сосредоточенно изучая в ином ракурсе отчетливо наметившуюся залысину на виске.

- Лень, у нас ничего не горит?

- Не знаю, - рассеянно ответил Леонид, поглощенный изучением залысины. Жена возмущенно вскочила.

- Ты и понюхать на себя труд не возьмешь?!

На корабле, именуемом "Леонид", начался осторожный бунт.

- Я устал!

- Нет, ну как жить с таким... - Дина аккуратно опустила окончание фразы, интенсивно потянула ноздрями воздух и, взяв след, метнулась в гостиную почти сразу же оттуда раздался душераздирающий вопль. Бунт на корабле, именуемом "Леонид", мгновенно сошел на нет, и он полным ходом помчался следом за Диной. Крик жены был ужасен, и, хоть Дина и была мастером по издаванию разнообразных звуков, они не шли ни в какое сравнение с этим. Вбегая в гостиную, Леонид был почти уверен, что найдет там либо десяток расчлененных трупов, либо стаю взбесившихся, истекающих слюной ротвейлеров, либо прорву тарантулов, уже атакующих голые ноги жены. Ничего этого, разумеется, в гостиной появиться не могло, но, судя по крику, это было именно так.

Впрочем, в гостиной и правда ничего не было.

И слава богу, разумеется.

Хотя в том, что касается ротвейлеров и тарантулов... хм, хм... оно, конечно...

Мысль, едва начавшись, тут же и оборвалась, когда Леонид узрел причину истошного крика жены.

Ковер, их новенький, цвета маренго ковер (десять тысяч деньгами и примерно столько же - нервными клетками Леонида) густо исходил дымом в самом центре комнаты, источая на редкость отвратительный запах, и пока Леонид оторопело смотрел на черное пятно, медленно, но уверенно пожирающее мягчайший ворс, из выжженной черноты высунулись язычки пламени и весело помахали ему, словно чьи-то озорные пальчики.

- Ой-ой! - смешно завизжала Дина, размахивая руками и подпрыгивая на месте. - Ковермойковер! Леня, сделай же что-нибудь!

Требование сделать "что-нибудь" неожиданно повергло Леонида в ступор. Он потеряно огляделся. Ему никогда не доводилось тушить ковры. Собственно, до сих пор он если и тушил что-то, так это сигареты в пепельнице. На огонь нужно было выливать воду. И чем-то хлопать по нему, да-да.

- Воду тащи! - заорал он, снова огляделся и, подскочив к дивану, сдернул с него покрывало, отчего во все стороны порхнули Динины журналы. Дина, правильно истолковав его намерения, заверещала:

- Моим покрывалом?! С ума сошел?!

- Тащи воду, дура! - рявкнул муж. Дина, возмущенно раскрыв глаза, исчезла в мгновение ока. Леонид безжалостно принялся колотить веселые огненные язычки покрывалом, отчего мгновенно взмок, а язычки угасали и вспыхивали вновь, точно играя с ним, и выжженное пятно неумолимо продолжало расползаться. Дым уже клубился под потолком, в гостиной стало удушающее и пасмурно, и хрустальная люстра мрачно сияла сквозь сизое, чуть позвякивая бесчисленными подвесками. Леонид, осатанев и уже ничего не видя вокруг себя, яростно бил изувеченным покрывалом по огню. Спине и плечам было жарко - невыносимо жарко, они прямо-таки горели, а огонь все не унимался, ковер прогорел уже до самого пола, уже полыхал и паркет. Дина наконец-то влетела в гостиную с кастрюлькой в руках, и, углядев ее краем глаза, Леонид пропыхтел:

- Еще меньше ничего найти не могла?!..

Окончание фразы превратилось в болезненный вопль. Леонид, отскочив, завертелся юлой, хлопая себя по занявшейся на спине рубашке. Подоспевшая Дина окатила его из кастрюльки, отчего Леонид мгновенно погас и художественно украсился остатками вчерашнего грибного супа.

- Как ты умудрился?!.. - пискнула жена, роняя кастрюльку на пол.

- Не знаю, - Леонид судорожно ощупал обожженную спину там, куда смог дотянуться, опустил руку и тупо посмотрел на прилипший к ладони шампиньон. Перевел взгляд на развеселый пожар под люстрой. Огонь разгорался - огонь, который, согласно всем законам уже давно должен был погаснуть.

Электроприборы далеко, балконная дверь закрыта. Этот огонь, собственно, вообще никак не мог тут появиться.

А уж на его спине и подавно.

Дина опять начала что-то верещать, но Леонид не слушал ее. Леонид уронил изуродованное покрывало и медленно поднял глаза к потолку. И внезапно Леониду в голову пришла нелепейшая, совершенно невозможная мысль.

- Выключи-ка свет, - велел он жене.

- Что?

- Живо выключи чертову люстру!

Дина испуганно прыгнула к выключателю, свет погас, и в комнату протекли дымные сумерки. Леонид, помедлив, осторожно подошел к пожарчику посреди гостиной и остановился, глядя очень внимательно.

Язычки пламени уже не были такими проворными, танец их стал утомленным, сонным, и они истончались прямо на глазах. Вот осталось их совсем немного, вот уже и не видно почти, вот и нет их вовсе, и только дым колышется над испорченным ковром.

- Включи люстру! - повелел Леонид.

- Что?

- Солнце, просто нажми на этот долбанный выключатель!!!

Дина щелкнула выключателем, и Леонид, почти не дыша, уставился на ковровую гарь, в центре которой вновь тут же начала зарождаться развеселая огненная пляска. Потом подошел к стене и на этот раз сам выключил свет.

- Леня, - пискнула окутанная дымом Дина, теперь тоже понявшая, в чем дело, - но ведь так же не бывает. Как это?

Леонид не ответил. Леонид прошел на кухню, достал из холодильника бутылку пива и выпил ее в несколько глотков.

Он риэлтер.

Откуда ему знать?!


* * *

В одном из крупнейших шайских мебельных магазинов был самый разгар празднования дня рождения одного из менеджеров. Празднование происходило в просторном бухгалтерском кабинете при полном отсутствии начальства, и виновник торжества, бывший уже изрядно навеселе, то и дело напоминал, размахивая бокалом:

- Еще немного посидим тут - и в "Тенистый"! Еще немного посидим - и в "Тенистый"!

- Да, да, ты пей, Эдик, нагревается ж в момент! - увещевал коллега. - Людок, еще шампусика?

- Хе-хе!.. - заливалась развеселая помощница главбуха, восседавшая на коленях именинника, - вам разве откажешь?!.. Лиля Сергевна, сейчас еще по одной - и на дискотечку, пока мальчики не разбежались, а?

- В мои-то годы? - игриво укоряла главбух, подставляя бокал под пенную струю. - Еще, еше, не первоклашке наливаешь! Опасно, Женечка, не доливать главному бухгалтеру!

Женечка искажал оправленное в каштановую бороду лицо в комическом ужасе и наливал с избытком, торопливо подхватывая выползающую пену салфетками, чтоб, не дай бог, не запачкать бухгалтерскую длань.

- Еще немного посидим - и в "Тенистый"! - сообщил Эдик присутствующим в очередной раз, обернулся к двери и склонил голову набок, прислушиваясь. - Э, Паш, ты ж сказал, что все в зале повыключал!

- Так и есть, - промямлил из глубокого кресла Паша, утомленный рабочим днем и избытком шампанского.

- По-моему, опять телевизор работает. Я девок предупреждал, что выкину его! Целый день сериалы смотрят, вместо того, чтоб работать! Сходи проверь.

- Уй, нет, - сказал Паша. - Вон, пусть товарищ маркетолог сходит! Жека, вперед!

- Почему я? - возмутился Женечка, подхватывая свой бокал.

- Потому что среди нас ты самый резвый, - Паша подумал и привел самый весомый аргумент. - И вообще.

- Ладно, - товарищ маркетолог одним махом отпил полбокала, - заодно еще бутылку принесу.

Он прикрыл за собой дверь, покачивая бокалом, миновал короткий коридор и вышел в безмолвный мебельный зал, освещенный дежурными лампами. Остановился, прислушиваясь. Из глубин магазина и вправду доносилось невнятное бормотание. И как Эдик только его услышал через такое расстояние и градус - непонятно.

Женечка покинул томные ряды спален, прошел через вальяжный зал гостиных гарнитуров и вступил во владения кухонной и плетеной мебели. Бесчисленные столы, шкафчики и диванчики тихонько дремали в полумраке, и, проходя мимо, он рассеянно наблюдал, как в глубине застекленных створок движется его размытое отражение, поблескивая часами на запястье.

Старенький крошка "Филипс" действительно оказался включенным, и из его динамиков негромко лилась хорошо знакомая музыка. Женечка остановился, задумчиво глядя на экран, где стайка изящных балерин проворно переступала скрещенными ножками, встряхивая белоснежными пачками.

- "Лебединое озеро"? - пробормотал он. - К чему бы это?

Он протянул руку к кнопке отключения питания, в этот момент экран мигнул, и балерины сменились ослепительной морской гладью, на которой лениво колыхались ярко-красный надувной матрас и облокотившиеся на него двое мужчин. Камера неспешно взяла мужчин крупным планом, и Женечка изумленно раскрыл глаза, глядя в лицо самому себе. Только Женечка на матрасе был без бороды и смотрелся помоложе. Его соседом по матрасу являлся бывший одноклассник Валька, ныне обретающийся где-то в Австралии, а происходило все это действие на крымском побережье, дай бог памяти, не менее десяти лет назад.

- Какого... - вырвалось у Женечки, и он огляделся, потом наклонился и заглянул за телевизор и повторил, но уже иным тоном: - Какого...

Шнур телевизора, не включенный в розетку, мирно лежал на полу, свернувшись кольцом и мягко серебрясь рожками штепселя.

Веселенькие шуточки сослуживцев, что еще?

Но как они это делают?

И кто это их снял в Крыму? Никто их с Валькой в Крыму не снимал.

Женечка резко оглянулся в безлюдный зал, потом отступил на шаг, а морская гладь вместе с матрасом и отдыхающими уже исчезла с экрана телевизора. Теперь там был барный столик, расположенный как раз в том самом "Тенистом", куда их так упорно зазывал Эдик. За столиком вновь восседал он, Женечка, уже оформленный бородой. Женечка был замечательно пьян и, активно размахивая руками, орал в ухо сидящему рядом Паше, который был пьян не меньше:

- Кто?! Эдик Лисовский?! Да Эдик Лисовский полный... Да он... У него бывший тесть в "Шаятрейде" генеральным, а этот придурок даже месяца там не продержался! И бабу свою... не удержал. И что теперь?! Табуретками торгует! Взлет карьеры!.. Да Эдик лох!..

Женечка судорожно сглотнул, широко раскрыв глаза, а экран телевизора уже демонстрировал ярко освещенное помещение административного отдела, располагавшееся через дверь от бухгалтерского кабинета. В помещении пребывали только двое людей, причем пребывали они в нем без одежды и непосредственно на диванчике, где занимались делами, к административным не имеющими никакого отношения. Одним из занятых людей был сам Женечка. Другим - симпатичная плотная брюнетка, до сего дня являющаяся менеджером-администратором магазина, а также женой его директора.

- Елки!.. - прошептал Женечка и тут ощутил рядом чье-то присутствие. Медленно повел очами вправо и наткнулся на грозовое лицо стоявшего рядом побагровевшего именинника-Эдика. Снова сглотнув, Женечка еще медленней повел очами влево и увидел самого директора, неизвестно откуда взявшегося. Директор цвет лица имел предельно бледный, но выражение этого лица было не менее грозовым, чем у Эдика.

- Ой! - сказал Женечка.


* * *

Еще несколько странных или странноватых событий произошло в этот последний летний вечер - событий нелепых, порой забавных, порой болезненных, порой немного пугающих, но большинству участников этих событий и в голову не приходило как-то по особенному связывать их с вещами, кроме, разве что, их неисправности. Ни мужчине, чья зажигалка вместо огонька выплюнула струю сжатого воздуха, от которой у него на подбородке образовался вполне заметный синяк. Ни женщине, которая всю ночь, словно малолетнее дитя, корчила гримасы своему настольному зеркалу, не в силах остановиться. Ни другой женщине, чей напольный вентилятор сбросил предохранительную решетку, втянул в себя и измельчил до размеров конфетти несколько газет и журналов и стоявший неподалеку букет гладиолусов вместе с вазой. Ни домохозяйке, которой невключенный утюг прожег гладильную доску. Ни другой домохозяйке, разрезавшей на доске помидор для вечернего салата и вместе с ним одним махом пропоровшей насквозь и саму доску, и кухонный стол, на котором она лежала. Ни двум подружкам, неожиданно сцепившимся без всякой причины и располосовавшим друг дружке лица. Ни другим... никому из них. Всякое происходит в жизни. Завтра или в ближайшие дни они расскажут об этом друзьям или знакомым, некоторые и вовсе не расскажут никому, а на сегодня все закончилось, и в Шаю уверенными шагами вступила первая осенняя ночь.


* * *

Шталь взглянула в небольшое настенное зеркальце, потянула себя за тугие косички, словно проверяя, хорошо ли они держатся, и поняла, что немного нервничает, если, конечно, зеркальце не врет. Она его не слышала, но доверять местным вещам уж точно нельзя. Открыв воду и дожидаясь, пока наполнится ведро, Эша принялась собирать свою уборщическую тележку. Задумчиво посмотрела на пылесос. А с чего начинать? Наверное, начинать надо с вытирания, потом с пылесосения там, где есть что пылесосить, а уж потом завершать все полным вымыванием. К счастью, на каждом этаже своя комнатка с пылесосами и тележками, и таскать все это добро по лестницам ей не придется. Очень гуманно по отношению к уборщице. С другой стороны, ей предстоит каждый раз снаряжать, полоскать, отмывать и вытряхивать четыре убирательных комплекта. Не больно-то здорово!

Закончив сборы, Эша сдернула с головы бандану, быстро переоделась, пристроила на пояс цифровой плеер с динамиками и решительно выехала из подсобки вместе с тележкой под оглушительный грохот классического рока. Охранники, исправно бдевшие на своем посту, разом обернулись навстречу новой уборщице.

- Музыку-то... - ошарашено начал было Гена-Таможенник.

- Меня, конечно, инструктировали, но я вот думаю - с чего бы лучше начать? - задумчиво перебила его Эша, грациозно пританцовывая. - Может, плинтус пока протереть?

Она схватила тряпку и наклонилась так, что охранники в один голос согласились, что начинать действительно лучше с плинтусов. Проходивший через вестибюль Марат-Зеркальщик, который, казалось, был целиком погружен в свои мысли, резко остановился, с интересом обозрел позу уборщицы, после чего изменил маршрут и пожелал позе доброго утра.

- И вам того же, - ответила Эша, продолжая заниматься плинтусом. - Львы на крылечке меня сегодня пропустили, как свою!

- Но вы и так своя, - Марат хмыкнул и удалился, неоднократно обернувшись.

Не прошло и получаса, как Эша уже практически полностью ворвалась в работу уборщицы. Хотя, собственно, работой уборщицы она занималась крайне поверхностно. Эша занималась в основном знакомствами. Пританцовывала по коридорам, заглядывала в кабинеты. Ее ни на секунду не оставляли в одиночестве - уже к концу этого получаса Шталь перемещалась по зданию с довольно-таки приличной свитой. Свита беспрерывно разговаривала, смеялась, объясняла, помогала и таскала инвентарь. В одном из коридоров шествие наткнулось на Игоря Байера, который этим ранним утром имел нежно-зеленый цвет лица и смотрел на мир страдающими воспаленными глазами. Байер немедленно закрыл уши ладонями, спасаясь от окружавшей Эшу бодро-громкой музыки, и потребовал проводить уборку менее фееричным образом.

- У меня свои методы, - сказала Шталь, вскидывая флакон с моющим средством, - а вам нигде ничего не протереть? Где ваш кабинет?

Байер ответил, что приложит все усилия к тому, чтобы Шталь не стало об этом известно, и спасся бегством. Валера-Ковровед, взявший на себя роль пылесосоносца, пояснил Эше:

- Бедняга только вчера узнал, что говорит, да еще при таких обстоятельствах. А ведь так гордился тем, что он неГоворящий.

- И с чем он говорит? - поинтересовалась Эша.

- Спроси об этом Бориса Петровича, - Ковровед, подметив выражение глаз Эши, покачал головой.- Нет, Эша, заразился он не здесь. Зараженные вещи спрятаны. Никто не знает, где.

- Уж Олег Георгиевич должен знать, где хранилище, - усомнилась Шталь.

- Нет. Только само хранилище об этом знает, - загадочно ответил Валера.


* * *

- Олег, - Михаил подался вперед, аккуратно сложив сжатые кулаки на столешницу, - ты же понимаешь, что это не прекратится. Раз это он, то края этому не будет, пока он не получит то, что хочет. А без тебя ему будет несложно разобраться с остальными.

- Я тебе уже говорил, что ты слишком переоцениваешь мою значимость и недооцениваешь значимость всех остальных, - со смешком ответил Ейщаров. - Миша, таким делом заниматься бы человеку с соответствующими знаниями, опытному, умеющему все просчитывать на десять шагов вперед. А я не такой. Я допустил уже столько...

- Это лучше, чем не делать ничего! - с неожиданной яростью перебил его Михаил. - Кем бы я сейчас был, если б ты ничего не делал?! А остальные?! Чем бы они стали?! Что бы успели натворить их вещи?! А прочие люди, которые бы с этими вещами повстречались? Нет, Олег, я тебе скажу, что я вижу - я вижу, что живых больше, чем мертвых. Послушай, мы могли прийти куда угодно. Это мог быть любой город. У нас нет времени строить собственный город. Мы взяли этот. Мы тоже имеем право жить. По крайней мере, мы ведем здесь честную игру, не так ли? Ведь все согласились, несмотря на риск. Они верят в это. Верят до такой степени, что привозят сюда свои семьи. Я...

За закрытой дверью кабинета стремительно прокатилась волна бодрых музыкальных звуков и стихла. Михаил раздраженно дернул головой в сторону и, упустив нить мысли, воткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил новую.

- Может не стоило так резко сворачивать все работы за городом? Конечно, ситуация изменилась, но эту четверку, все же, стоило бы еще поискать. Трое зараженных - это очень мало. Черт, раньше это было наоборот хорошо, а теперь...

- Сколько можно... - начал было Ейщаров, но тут за дверью снова громко проплеснулась музыка, и теперь уже Олег Георгиевич посмотрел на эту дверь.

- Что это такое?

- По-моему, "Дэф Леппард", - сказал Михаил. - Просто, я думаю, чем быстрее здесь появятся...

В отдалении кто-то захохотал, что-то грохнуло, вновь пронеслась музыкальная волна, и Ейщаров встал. Следом за ним поднялся и Михаил.

- Что - у кого-то день рождения? А почему так рано, и я не в курсе?

Не ответив, Олег Георгиевич открыл дверь и вышел в приемную. Нина Владимировна сидела за своим столом, с чрезмерно усиленным вниманием вглядываясь в монитор. Место Танечки пустовало, причем выглядело так, словно хозяйка покинула его только что и в большой спешке. Ейщаров взглянул на секретаршу, которая с непроницаемым видом пожала плечами, и протянул:

- Таак. Империя наносит ответный удар.

- Не понял, - честно признался водитель. Хмыкнув, Олег Георгиевич отворил дверь, они вышли в коридор и остановились, созерцая представшую картину уборки. Уборка была очень масштабной. Мыли стены, пол, чистили диванчики, протирали окна, зеркало, лампы, поливали цветы - и все это делали абсолютно разные сотрудники мужского пола, причем делали явно без всякого принуждения. В центре уборки сама уборщица приплясывала вокруг швабры, стремительно перемещаясь в разные стороны и оживленно переговариваясь со всеми участниками уборки.

- Очень напоминает то, как Том Сойер белил забор тетушки Полли, - пробормотал Олег Георгиевич. В этот момент Шталь нагнулась, пытаясь что-то отскрести с пола, и вышедшие из приемной синхронно склонили головы набок, оценивая открывшийся вид.

- Черт! - сказал Михаил с плохо скрываемым восторгом. - А ты ей составлял очередность уборки кабинетов? Мой там какой по счету?

- Уйди.

Михаил сделал безразличный жест и удалился в сторону лестницы. Олег Георгиевич проследил за его перемещением, неторопливо прошел несколько метров по коридору, остановился, с усмешкой изучая происходящее вокруг действо, а потом вдруг громко, пронзительно свистнул, и масштабная уборка мгновенно встала на паузу.

- Я очень рад, что наша новая сотрудница встретила столь теплый прием, - сказал Олег Георгиевич, глядя на Шталь, скромно спрятавшуюся за шваброй. - А теперь - почему бы вам всем не вернуться к своим делам, а ей предоставить делать свое?

Через пару минут коридор опустел. Эша выключила музыку и, отвернувшись, принялась усердно возить шваброй по полу.

- Вы не могли бы прерваться и зайти ко мне в кабинет? - произнес позади Ейщаров. - Я хочу с вами поговорить.

- Разве есть доступ простым смертным уборщицам в чертоги владыки Говорящих? - проскрипела Шталь, не оборачиваясь.

- Эша, - в голосе Ейщарова появилось легкое раздражение.

- Извините, но все помещения я убираю в порядке очереди. И сейчас я очень занята.

Тут Олег Георгиевич совершил поступок, который застал новоиспеченную уборщицу врасплох и который совершенно не красил его ни как бизнесмена, ни как владыку Говорящих. Он легким, почти неуловимым движением оказался возле Эши, подхватил ее, и в следующее мгновение Шталь, упустив швабру, оказалась перекинутой через ейщаровское плечо, словно узелок с бельем.

Заметки к отчету для Эши Шталь.

1. А Олег Георгиевич сильнее, чем я думала.

2. Какого черта он себе позволяет?!

Олег Георгиевич резко распахнул дверь приемной, отчего Шталь стукнулась носом о его спину, негодующе шлепнула по этой спине ладонью и закричала покачивающемуся и стремительно удаляющемуся удивленному лицу секретарши.

- Вызовите милицию! Что вы смотрите?! У вас на глазах происходит разгул сексизма...

Ейщаров захлопнул дверь кабинета, лишив Шталь аудитории, и небрежно свалил своенравную уборщицу в кресло, отчего та ойкнула, потом выпрямилась и устремила угрюмый взгляд в распахнутое окно. Олег Георгиевич прислонился к столешнице и несколько минут молчал, потом негромко произнес:

- Я напугал вас вчера, да?

Шталь дернула плечом и издала звук раскаленной сковородки, на которую плеснули водой.

- Мне жаль, что так получилось.

- Нет, не жаль! - взвилась Эша. - Вам никогда не бывает жаль! Я вообще не понимаю, к чему из этого тайну делать?! Если вы хотели все держать в секрете, так, простите, вы прекрасно знали, кого в офис берете! Да и сомневаюсь, что остальные в вашу тайну не посвящены! Представляю, пошла бы я к ним, да сказала: "Олег Георгич-то - Говорящий!" И все первое поколение хором бы ответило: "Да ты что?!" И глаза бы вот такие сделали! - Эша большим и указательным пальцем изобразила размер глаз, вполне подходивший для молодого кита, потом вскочила. - Я пойду убирать!

- Сидеть!

- Ладно, - Эша плюхнулась обратно в кресло. - Конечно, я признаю, что мне нельзя было заглядывать в автобус, но с вашей стороны это тоже некрасиво... и я... Хорошо, вы меня напугали! Немного! На целых две секунды.

- Эша, - голос Ейщарова зазвучал чуть странно, - уверяю, что вам не стоит меня бояться. Не просите объяснений вчерашнему. Не сейчас. Но бояться не стоит.

- Я вас не боюсь, - мрачно сказала Шталь.

- Ну да, - Ейщаров улыбнулся, но как-то невесело, - храбрая Стальная Эша!

- Это не имеет отношения к храбрости, - сказала Эша еще мрачнее.

- Послушайте, Эша Викторовна...

- Почему, - вдруг взвыла Шталь, - почему в самый неподходящий момент вы всегда начинаете тыкать в меня моим отчеством! И какого вообще... Вон - Миша, Оля, Слава, Аню-у-ута! - и, блин, Эша Викторовна! Да я, между прочим... - Шталь снова вскочила. - Я пойду убирать!

- Сидеть!

- Ладно, - Эша опять повалилась в кресло, забросила ноги на подлокотник и застыла, превратившись в памятник самой себе. Олег Георгиевич усмехнулся, потом наклонился и протянул руку.

- Мир?

Эша еще с минуту сверлила глазами стену, но ейщаровская ладонь оставалась в том же положении. Она сердито скосила глаза на нее, мученически вздохнула и милостиво протянула собственную.

- Ладно. Мы оба были неправы.

- Думаю, мне проще согласиться с вами, - со смешком ответил Ейщаров, мягко пожимая ее ладонь. Эша чуть опустила ресницы.

- Вам когда-нибудь говорили, что у вас очень сексуальное рукопожатие?

- Слава богу, нет, потому что я в основном пожимаю руки мужчинам. Впрочем, спасибо, доверюсь мнению специалиста.

- Вы что-нибудь нашли вчера? - Эша поймала ускользавшую ладонь. - Что-нибудь узнали?

- К сожалению нет, - Ейщаров чуть потянул руку к себе, потом, видимо поняв, что освободиться от шталевской хватки ему не удастся, опустился на свободный подлокотник и легко похлопал Шталь по тыльной стороне ладони. - Эша, я не убегу.

- Я в этом не уверена! - отрезала Шталь. - Я слышала, вы вчера закрывали границы, устраивали проверки? Для чего? Кажется, большинство думает, что единственной целью Лжеца было убить вас. Считаете, что он мог кого-то послать в Шаю...

- Может, кого-то... А может, и что-то. Мы ничего не знаем о способностях Лжеца, кроме того, что он умеет менять внешность. Тогда, в Новгороде, он смог натравить на вас множество вещей. Кто знает, что он еще может.

- Но ведь раньше вы никогда не встречали его вещей?

- Нет.

- Знаете, на мой взгляд, единственная действенная вещь, которую Лжец мог бы сюда прислать - это атомная бомба, - заметила Шталь. - Нет вещи, которая хоть как-то могла бы навредить целому городу. А если она заражена, то... Есть какой-то способ отличить зараженную вещь?

- Зараженная вещь всегда переполнена эмоциями, и для нас она - как горящая лампочка. Здесь, в Шае, зараженная вещь не может остаться незамеченной для любого Говорящего. Он не сможет ее услышать, не сможет ей ничего сказать, но он обязательно ее узнает.

- Тогда на постах ее бы засекли, - бодро сказала Эша. - Видите, волноваться не о чем. Олег Георгиевич, - она перешла на вкрадчивый тон, - что вчера было в автобусе?

- До свидания, - Олег Георгиевич встал и не без усилия вернул себе свою руку.

- Вот как вы сразу заговорили?! Не сомневаюсь, что большинству женщин вы...

- Вы не относитесь к большинству женщин, Эша. Иногда мне вообще непонятно, к чему вы относитесь. Частенько мне кажется, что вы относитесь к порождениям подземного мира...

- ...не порождал меня подземный мир! Вы же видели мой паспорт!

-... и посланы мне в наказание за грехи молодости...

-...какие это у вас были грехи в молодости?..

- ... чтобы изводить меня плодами вашего же собственного воображения...

- Я упустила ход вашей мысли, - с досадой призналась Эша.

- Оно и к лучшему, - Олег Георгиевич, склонившись, приобнял ее за плечи, вынул из кресла и развернул лицом к двери. - Возвращайтесь к своим швабрам и унитазам и не морочьте мне голову.

- Вы принесли меня сюда на плече, а теперь просто выставляете в дверь?! - возмутилась Шталь.

- Вы хотите, чтоб я вас выставил отсюда каким-то экзотическим способом?


* * *

Карий глаз, блеснувший в щели между приоткрывшейся дверью и косяком, внимательно осмотрел ее с ног до головы. Казалось, владелец глаза раздумывает - достойна ли Шталь того, чтобы впустить ее в свои владения. Потом дверь приглашающе распахнулась.

- Вам не нужна здесь ваша тележка, оставьте ее снаружи и захватите только тряпки и средства для стекол, - посоветовал Марат, отступая, и Шталь, не без удовольствия последовав совету, вошла в кабинет, испытывая некий благоговейный внутренний трепет и готовая встретиться с сотнями своих отражений, глядящих на нее из таинственных зеркальных глубин.

Но владения Говорящего с зеркалами разочаровали ее. Зеркал здесь было не так уж много, и большая их часть выглядела безлико-современно и совершенно неинтересно. Красиво и таинственно смотрелось лишь несколько зеркал, да и то дело, скорее всего, было не в самих зеркалах, а в их рамах.

- Я-то думала, у вас здесь целый лабиринт отражений, - не сдержалась Шталь, и Марат весело улыбнулся, присаживаясь на небольшой диванчик и жестом предлагая ей сделать то же самое.

- Это рабочий кабинет. Здесь я занимаюсь исследованиями... вернее, так сказать... вхожу в доверие. Большинство зеркал находится в хранилище, либо задействовано в работе. К тому же, не очень хорошо держать много открытых зеркал в одном помещении. Зеркала, как правило, не слишком любят друг друга.

- Я много страшных фильмов смотрела про зеркала, - осторожно сказала Эша, озираясь, и маленькие и большие Эши Шталь вокруг нее тревожно поводили очами по сторонам. Она ничего не ощущала, кроме, разве что, легкого, потаенного чужого любопытства.

- Большая часть таинственных и жутких историй о зеркалах - всего лишь сказка, - преподавательским тоном произнес Марат. - Просто люди слишком легковерны. Зеркала издревле считаются магическими предметами, а подолгу глядя в глаза своему отражению, нередко можно углядеть там черт знает что... только вот вся штука тут, как правило, не в зеркале, а в человеческой психике, воображении, да обычном оптическом обмане.

- Если б не существовало исключений из этого правила, вам не с кем было бы говорить, - заметила Эша.

- Я имею в виду страшные истории, - досадливо поморщился Марат. - Зеркала-убийцы и все такое прочее. Самостоятельные зеркала чаще всего занимаются эмоциями того, кто в них отражается. Реже - здоровьем, но и тут мрачных примеров я привести не могу. Хозяева одного зеркала на протяжении нескольких поколений не могли избавиться от простудных заболеваний. Другое зеркало несколько раз меняло хозяев, и каждый раз его устанавливали в спальне, и каждый раз обитателям этой спальни становилось в постели очень... хм-м... грустно.

- Это ужасно! - искренне сказала Эша. - Но не может же быть, чтоб в вашей практике не было каких-то особых историй. Мне несколько раз попадались очень даже злые вещи. Одна стиральная машинка...

- У всех у нас были какие-то особые истории, - перебил ее Марат, и на его круглое, добродушное лицо набежала легкая тень. - И все эти истории произошли исключительно по нашей вине, желали мы того или сделали все случайно. Думаю, вам прекрасно известно, что праведников среди Говорящих практически нет, и очень многие из нас виноваты в чьей-то гибели, в чьем-то безумии, в чьей-то боли. А раз вы здесь - это значит, что вы принимаете нас такими, какими есть. И наверняка у вас тоже есть какая-то особая история.

А как же - обиженный зонтик, сотворивший мне кучу миров - один веселее другого.

С другой стороны, этот зонтик мог бы обидеться не только на меня, а на все человечество, а потом, достанься он не мне, а кому угодно...

Да ладно, ведь не достался же!

Все эти мысли Эша обратила в многозначительное молчание, и Марат кивнул.

- О себе могу сказать лишь... - он прикрыл веки, - что однажды я... встретил одно зеркало. Не то, чтобы очень старое, но... Словом, потом я упустил его из виду, а оно таких дел натворило... Теперь оно мертво - давно... - Марат резко выпрямился, и лицо его вновь стало ясным, улыбчивым. - А что касается уборки...

- Ах, да, - протянула Шталь, которая про уборку успела забыть напрочь. Извлекла ейщаровские инструкции и нашла нужное место.

"Кабинет Љ 12. Зеркала. Марат Давидович. Указания у хозяина, ковер пылесосить каждые два дня, невзирая на сопротивление хозяина".

- Ладно, сейчас скажете мне, что и как протирать. Ковер у вас обычный или?..

- Самый обычный, - заверил Марат, вставая, - только пылесосить его не обязательно.

- Нет, обязательно, - Эша предъявила инструкции. Зеркальщик кисло улыбнулся.

- Ладно, но тогда несколько зеркал мне придется вынести. Этот шум...Что касается прочего, то никаких особых премудростей тут нет. Разве что вот это, - он указал на овальное, облезшее у окантовки зеркало, - лучше протирать по часовой стрелке, тогда оно дольше остается чистым. А вот это, - рука Марата простерлась к длинному узкому зеркалу, не висящему на стене, а попросту прислоненному к ней, - вначале следует предупредить, что его сейчас будут протирать - больно оно пугливое и мутнеет с испугу - иногда на несколько дней. Эту малышку, - Марат снял со стола небольшое зеркальце в резной оправе, - можно вообще не протирать - достаточно молодой красивой женщине подышать на него, и оно становится безупречно чистым, - он не без игривости подмигнул Эше. - А вот это, - Зеркальщик, заметно смутившись, сделал короткий жест в сторону мрачноватого творения из бронзовых виноградных листьев, густо сплетенных вокруг холодного серебристого прямоугольника, - вообще лучше не трогайте, я протру его сам.

- Договаривайте уж, - сердито сказала Эша, - как не стыдно скрывать свои тайны от уборщицы!

- Дело в том, что оно... э-э, уж больно любит, когда его протирают шелковым женским бельем, - пояснил Марат. - Ну, у меня оно, конечно, есть... В смысле, только для этой цели!

- Об озабоченных зеркалах я еще не слыхала, - Эша исподлобья посмотрела на серебристого любителя женского белья. - Ладно, с этим все понятно. А что делают другие?

- Ну, вот это, например, ориентировано исключительно на женщин, - Марат снова коротко и смущенно указал на холодную гладь, выложенную по периметру серебристыми трилистниками. - Смотрящаяся в него обнаженная женщина, какое телосложение она бы не имела и какого бы возраста не была, всегда останется довольна своей фигурой и внешностью и не найдет в них ни одного изъяна. Очень позитивное зеркало.

- Ну да, большинство женщин не могут больше двадцати секунд смотреться голыми в зеркало и не психануть, - пробормотала Шталь. - Уж не спрашиваю, как вы проводите свои исследования. Позитивность позитивностью, но это ведь ложь.

- Я бы не был столь категоричен. Психологи ведь тоже, большей частью, говорят человеку лишь то, что он хочет услышать.

- Не будем забираться в такие дебри, - Эша подошла к небольшому круглому зеркалу и осторожно заглянула в него, и из серебристых глубин на нее так же осторожно взглянула зеркальная Эша. Улыбнулась, сверкнула глазами. Зеркальная Эша выглядела шикарно. Красивая и бодрая. Ничто ее не тяготило, жизнь была чудесной, будущее - безоблачным, а сегодня впереди ее ждал замечательный солнечный день, идти в который нельзя без улыбки. Шталь еще раз улыбнулась самой себе, потом повернулась.

- Еще одно позитивное зеркало?

- Ни один человек никогда не уйдет от такого зеркала в плохом настроении, - горделиво заверил Марат. - Я уже довольно много... э-э, нашел таких зеркал, и, кстати, одно из них, большое, висит в холле, и то, что вы о нем не знаете, говорит о том, что вы его не протирали.

- Я собиралась вначале спросить у вас, - поспешно пояснила Эша.

- Ну, я так и подумал. Кстати, на третьем этаже раньше висело большое прямоугольное зеркало в узорчатой оправе... Нам приходилось его вывешивать, потому что оно нуждается в отражениях людей, правда смотрели в него немногие... Оно показывало состоявшееся прошлое и возможное будущее. Ну, то есть, будущее данного момента. Чем ближе вы к нему подойдете, тем дальше заглянете в свое будущее. В смысле, в свою будущую внешность.

Шталь широко раскрыла глаза.

- То есть, можно увидеть, как я умру?

- Нет, как вы будете выглядеть перед тем, как умрете, - поправил ее Марат. - Ну и, соответственно, узнать, примерно когда... Но, повторяю, это будущее момента. Оно постоянно меняется. Впрочем, вы это зеркало все равно не увидите. Олег недавно велел убрать его в хранилище, сказал, хватит людей расстраивать.

- И слава богу! - заявила Эша и заглянула в следующее зеркало, выглядевшее так же безлико и неинтересно, как и предыдущее. - А тут у нас что?

- Подождите!.. - запоздало крикнул Марат, в тот же момент Шталь с пронзительным визгом отдернулась в сторону, и то же самое сделал уставившийся на нее из серебристого квадрата безглазый человеческий череп, подернутый голубоватой дымкой, насаженный на тоненькую костистую шейку и разинувший в безмолвном вопле безгубый, но очень зубастый рот.

- Что ж вы... нельзя вот так вот просто заглядывать... - укоризненно сказал Марат Эше, прижавшейся к стене между зеркалами и звонко постукивающей зубами.

- Там был череп! - Эша ткнула пальцем в сторону зеркала и тотчас спрятала руку за спину, совершенно искренне опасаясь, что из зеркала сейчас протянется костлявая конечность и руку эту ей напрочь оторвет. - Я видела там череп!

- Разумеется, - покладисто согласился Говорящий с зеркалами. - Это был ваш череп. Я тоже его видел. Знаете, в ранней молодости я увлекался антропологией, поэтому могу сказать, что у вас отличный череп. Великолепная линия скул, а уж надбровные дуги...

- Оставим в покое мои надбровные дуги, - перебила его Шталь, отделяя себя от стены. - Предупреждать надо. Господи, я видела свой череп!..

- Я пытался вас предупредить, - удрученно заверил Марат, но едва заметные смешинки в его глазах наводили на мысль о том, что Зеркальщик не так уж и сильно сожалеет о происшедшем. Многие любят пошутить над новичками. Даже такие серьезные и солидные дяди, как Марат Давидович. - Я только начал над ним работать. Можете посмотреть в него еще раз. Не бойтесь, теперь вы уже ничего не увидите... в смысле, там будет ваше обычное отражение. Пока что оно показывает...

- Череп!..

- Лишь тому, кто никогда не смотрел в него прежде. Еще работать и работать.

Эша покосилась на зеркало, потом повернулась, пугливо вытянула шею и с облегчением убедилась, что Эша Шталь отражается в зеркале во плоти и крови, как ей и положено.

- Но зачем это? Делаете замену рентгену? Конечно, это безопасней, но очень уж жутко. Насколько я понимаю, то, что умеет это зеркало - целиком ваша заслуга?

- Почти, - скромно сказал Марат, снова присаживаясь на диванчик. - Мысли и желания принадлежат ему, иначе я ничего не смог бы поделать. С тех самых пор, как его сделали, это зеркало хотело отражать как можно глубже... ну, и вот.

- Это так интересно! - воскликнула Шталь, отходя от зеркала подальше. - Зеркало, которое отражает твой собственный ... А бывают зеркала, которые отражают душу? Во всяком случае, зеркала с мыслями на этот счет?

- Мне доводилось встречать одно такое зеркало, - неохотно произнес Марат.

- И как?

- Очень страшно.

Наступила длинная пауза. Эша нервно поглядывала то на свои уборщические принадлежности, то на безмолвные, мирно поблескивающие зеркальные глади вокруг, из которых могло выглянуть что угодно

- Ладно, - наконец решительно сказала она, - займусь-ка я делом. Извините, что отвлекла. Так кого тут как?.. и где ваше женское белье? - тут в голове Шталь всплыл список вопросов, составленных для внутреннего расследования, и она, будучи все еще под впечатлением от лицезрения собственного черепа, схватилась за первый попавшийся. - Кстати, мы нигде раньше не встречались? Лицо у вас очень знакомое?

- Да вроде нет, - Марат пожал плечами, - хотя в первый момент и мне показалось, что я вас где-то видел. Да нет, вряд ли.

- Может, в Крыму? Вы там бывали?

Крохотная пауза.

- Насколько мне известно, нет.

По-моему, сейчас ты соврал, Марат Давидович. Значит, все-таки показалось... Значит, похоже, и ты меня видел прежде. По меньшей мере, несколько из вас видели меня прежде - и все вы из первого поколения.

Где, черт возьми, вы все могли меня видеть?! Я никогда не была в Веселом. А в июле две тысячи третьего надолго загремела в больницу с тяжелой черепно-мозговой травмой. Сначала в ялтинскую, потом - в волжанскую. Так что, извините, была очень занята.

- Ладно, видимо, я ошиблась, - Эша нервно обвела комнату взглядом, выбирая, с какой ее части начать уборку, и тут Марат вдруг широко улыбнулся.

- Да не бойтесь вы их! Зеркала очень чувствительны к человеческим эмоциям, они очень ранимы и восприимчивы, совсем как маленькие дети. Какими бы они ни были, никогда их не бойтесь и никогда не подходите к ним с мрачным или злым лицом. Улыбайтесь им, мой вам совет. Я не просто так это говорю. Всегда улыбайтесь зеркалам, в которые заглядываете. Улыбайтесь. Рано или поздно, на это клюют любые зеркала.

- Вы очень умный человек, - уважительно заметила Эша.

- А я знаю, - сказал Марат.


* * *

Она постучала в дверь еще раз, но та так и осталась неподвижной, и из-за нее не раздалось ни звука. Эша сверилась со списком, удрученно вздохнула, отвернулась от двери, но тут же развернулась обратно - любопытство было слишком сильно. К тому же, разве не предпочла бы она попасть в эту комнату в отсутствие ее хозяина.

Только мало ли, какие там вещи? И вдруг им это не понравится? Иные вещи в этом месте могут быть пострашнее здоровенной сторожевой собаки.

Эша нажала на ручку, и дверь приветливо качнулась внутрь. Обрадованная, Шталь распахнула ее, и тут ей навстречу выпрыгнуло нечто огромное, ужасное и развевающееся с блестящим здоровенным топором и рявкнуло:

- Ха-а-а!

Шталь заверещала и, дернувшись назад, плюхнулась на пол, самую малость промахнувшись в ведро с водой. Нечто ужасное, ухмыляясь, встало в дверном проеме, закинуло топор на плечо и участливо протянуло свободную руку.

- Ну ты и придурок! - выдохнула Эша, хватаясь за руку и принимая вертикальное положение.

- Я придурок с большим топором, - уточнил Михаил, сбрасывая с плеч плащ.

- Это меняет дело, - согласилась Эша, с трудом выдергивая свою руку. - Если у тебя все, то, пожалуй, теперь я могу пойти домой и там, в спокойной и безопасной обстановке, упасть в обморок.

- Да ладно, не так уж и страшно было! - снисходительно сказал Михаил, пропустил ее в кабинет, рывком втянул следом за ней тележку и закрыл дверь. Эша сделала пару шагов, оглядываясь, и у нее вырвалось:

- Вот это да!

Если в кабинете Марата зеркал было не так уж и много, то кабинет Михаила был переполнен его собеседниками. Всюду, куда только мог упасть шталевский взор, находились колющие и режущие предметы. Они висели на стенах, они лежали на многочисленных столах, стояли в углах, а кое-какие свисали и с потолка, многообразием своего ассортимента подтверждая то, что оружием может стать практически любой предмет. Мечи соседствовали с секаторами, кинжалы - с вилками, боевые топоры - с острыми рожками для обуви, и в целом кабинет Михаила представлял собой помесь музейного хранилища с очень запущенной кладовкой. Все это было художественно украшено паутиной, пылью и табачным пеплом. Паутина вяло колыхалась, а мусор задумчиво перемещался в различных направлениях, подчиняясь ветерку из раскрытого окна, овевавшему собрание водительских собеседников.

- Господи, - с тоской произнесла Эша, - да здесь не убирали лет сто!

Михаил, неожиданно обидевшись, заявил, что самолично убирался в кабинете не далее, как в прошлом году, умостился за столом и принялся греметь своими собеседниками, явно не желая принимать дальнейшее участие в дискуссии. Шталь заглянула в инструкцию.

"Кабинет Љ 10. Тщательнейшая уборка, указания у хозяина".

Она постояла несколько минут в молчании, ожидая указаний, потом, передернув плечами, оперлась на швабру и простерла руку в сторону Михаила.

- Простим друг другу, благородный Гамлет!

- Нельзя вот так сразу с Шекспиром на неподготовленного человека, - пробурчал старший Оружейник, поднимая голову.

- А, ну да, к тебе лучше подкатывать с Конфуцием.

- Начинается! - вскипел Михаил, вскакивая. - Если ты еще злишься из-за вчерашнего, то зря! Сама виновата!

- Я злилась на тебя из-за вчерашнего до того, пока ты не прыгнул на меня с топором. Так что теперь я злюсь на тебя из-за сегодняшнего.

Михаил завершил дискуссию, подойдя к дивану и с размаху на него повалившись.

- Ты должен дать мне указания, - напомнила Эша, разглядывая ручную, щедро покрытую ржавчиной пилу. - Что и как можно трогать, а что нельзя.

- Детка, - простертый на диване старший Оружейник игриво подмигнул, - в этом кабинете ты можешь трогать абсолютно все.

- А как же антагонизм?

- Да черт с ним! - Михаил сел. - Хорошо, давай убирать по квадратным метрам. Сначала я сниму оружие оттуда, - он указал на настенный ковер, увешанный разнообразнейшими металлическими предметами, - а ты его пропылесосишь. Ты умеешь пылесосить?

- Я думала, на ковры обычно вешают сабли и кинжалы, - Эша кивнула на ножницы, отвертки, металлическую линейку и сверкающий ампутационный нож, пристроенные среди ворсовых цветочных узоров. - Но, видимо, у меня недалекий взгляд на предмет.

- Некоторым из них нравится висеть на коврах, - пояснил водитель. - Тебе же, например, нравится спать на шелковых простынях?

- Я смотрю, у тебя здесь все удобства? - Шталь удивленно остановилась возле стоящей в углу огромной ванны, над которой из стены торчал широкий кран.

- Мне это нужно для работы.

- Разве сырость не влияет...

- У меня здесь нет никакой сырости! - огрызнулся Михаил, потом потянулся и сдернул с ближайшего стола потемневший от времени серебристый столовый нож. - Вот, кстати, интересная штука. На, подержи.

Эша поспешно спрятала руки за спину.

- Я помню, что случилось, когда ты в прошлый раз попросил меня подержать нож!

- Просто убедись, что он металлический.

- В мои обязанности входит протирать ваши вещи, а не оценивать их качество.

- Твои обязанности даны тебе для того, чтобы установить тесный контакт с Говорящими, - сообщил Михаил, надменно вздергивая небритый подбородок. - И, чтобы, соответственно, они установили контакт с тобой.

- С каких это пор тебе охота устанавливать со мной контакт?

- Возьми, - Михаил упорно протягивал ей нож. - Да ладно, Шталь, когда я давал тебе плохие ножи?! Помнишь нож, который я тебе подарил? Ты сама мне сказала, что это было очень мило.

- Не спорю. Все, что отрезать этим ножом, на срезе имеет вкус клубники... это действительно очень мило, - согласилась Эша. - Только ты забыл уточнить, что если этим ножом разрезать любой вид сыра с крупными дырками, то весь сыр приобретает вкус очень качественной горчицы!

- Что?! - возмутился Михаил. - Не было у меня с ним такого уговора! Принеси мне этот нож - я его накажу!

- Я вижу только один способ закончить этот бессмысленный разговор! - Эша отняла у него нож и подбросила его на ладони. Нож ощущался сонно и утомленно, словно греющийся на солнце старичок. Живую кровь он отведал только один раз, и кровь на него капнула из пальца, порезанного совсем другим ножом. Кровь ему крайне не понравилась. А еще ему всегда хотелось быть позолоченным. Все это было занятно - но не более того. - Да, он металлический. Надеюсь, не нужно проверять его на зуб?

Михаил отнял у нее нож, вскочил и подошел к ванне. Заткнул ванну пробкой, открыл воду и с величественным видом встал рядом, скрестив руки на груди.

- Чувствую, у меня будет очень длинный день, - пробормотала Эша. - Что уж точно не входит в мои обязанности, так это смотреть, как ты принимаешь ванну.

- Думаю, достаточно, - Михаил закрутил кран, бросил нож в воду, и тот, согласно всем законам физики, немедленно утонул. - Вот, видала?

- Потрясающе! - Шталь отвернулась. - А теперь я могу заняться делом?

Михаил, не отвечая, выловил нож, вернулся к столу и, достав небольшую бутылочку, осторожно отвинтил крышку. Эша, невольно заинтересовавшись, подошла поближе и потянула носом.

- Не рановато ли для водки?

- Это спирт, - Михаил извлек ватный клочок, смочил его в спирте и тщательно протер нож сверху донизу.

- Зачем ты его стерилизуешь? - насторожилась Эша. Михаил отмахнулся, вернулся к ванне и вновь плюхнул нож в воду. На этот раз нож, чуть подпрыгивая, словно был сделан из пробки, легко закачался на водной поверхности, не проявляя ни малейшего желания утонуть. Эша подтолкнула нож пальцем, потом прижала его ко дну, отпустила, и нож проворно метнулся обратно, будто поплавок.

- Что ж, - она выпрямилась, - одно можно сказать - это определенно славянский нож. Это ты сделал? Или он был такой?

- Практически был, - Михаил, пряча горделивую улыбку, выловил нож и принялся тщательно его вытирать. - Если б я в тринадцатом веке играл за немецких рыцарей, то, по крайней мере, их снаряжение...

В этот момент Эша, стянувшая со стола нож, приглянувшийся ей своей узорчатой рукояткой, взвизгнула и отшвырнула нож в сторону, отчаянно растирая ладонь.

- Мама не учила тебя, что брать вещи без спроса нехорошо? - раздраженно осведомился Михаил, подхватывая с пола своего питомца.

- Постоянно забываю, где нахожусь, - виновато пояснила Эша, внимательно разглядывая пострадавшую ладонь. - Елки, такое ощущение, будто ежа схватила!

- Он терпеть не может женщин, - Михаил вернул нож на место, подошел к стене и снял с нее здоровенный нож со странным, загнутым, сильно расширяющимся к срезанному острию клинком. - А вот этот наоборот - обожает. Паранг, яванский вариант мачете, благосклонен к женщинам всех рас поголовно. В руке у тебя будет как перышко и вражину непременно проткнет насквозь - как правило летально, - он протянул паранг Шталь. - Для него не имеет значение, что ты не умеешь с ним обращаться - он будет думать за тебя. Впрочем, - Михаил отдернул руку в то мгновение, когда пальцы Эши уже почти обхватили рукоять паранга, - в дамскую сумочку такой не запихнешь.

- Ну подержать-то можно, - Эша требовательно качнула протянутой рукой.

- Не-а, - Михаил водворил мачете обратно на стену. - Это одна из тех вещей, на которые легко подсесть, а ты ведь, кажется, уже подсаживалась на вещи.

- У тебя тут жуткий беспорядок, - Эша успокаивающе потерла свой хризолит, нервничавший от столь устрашающего количества колющих и режущих предметов. - Может, тебе помочь все разобрать?

- Вот чего делать совершенно не надо! - с искренним испугом ответил Оружейник.

- А зараженное оружие тут есть?

- Мы не держим в кабинетах зараженные вещи. Все зараженные вещи находятся в хранилище. К тому же сейчас мы не делаем зараженные вещи... случайно.

- А как они получаются? Для того чтобы заразиться, вещь нужно полюбить... но как сделать зараженную вещь? Слишком ее полюбить? То есть, перелюбить?

- Ты почти права, - Михаил изобразил на лице удивление мыслительными способностями собеседницы. - Избыток эмоций при разговоре. Кстати, очень большую роль в этом играют одиночество и страх. Чем более одинок Говорящий, тем чаще он заражает вещи. Поэтому забавно, что тот из нас, кто, насколько я знаю, с первого же дня проявления своих способностей был чертовски одинок, к тому же болен, ни разу не заразил ни одной вещи.

- О ком ты говоришь?

- О твоем приятеле Севе, конечно. Я думал, ты знаешь.

- Сева великолепный актер, - Эша протянула было руку к сверкающей золотыми узорами и драгоценными камнями сабле, но тут же руку отдернула. - Но у него на игру уходили все силы и все эмоции. Возможно, поэтому на заражение вещей ничего не оставалось. Поди поизображай шесть лет умственно отсталого! Разве ты не должен вести учетные записи и содержать свои вещи в порядке? - Шталь подалась вперед, разглядывая прислоненные к стене вилы, лопаты, грабли и пару копий, одно из которых, с обгорелым древком, имело особенно зловещий вид. - Ты занимаешься такой ответственной работой, у тебя все должно быть систематизировано. Где твой рабочий журнал?

- У меня в голове! - огрызнулся Михаил. - Ты начинаешь говорить, как Олег! Эти мне умники - подробно объясняют тебе, как делать твою работу, а потом прилагают все усилия, чтобы делать эту работу стало невозможно! Как, скажи на милость, можно охранять человека, если для того, чтобы его охранять, за ним нужно гоняться по всему городу?! На кой черт охраняемому охранник, если охраняемый постоянно лезет на рожон, пытаясь охранять собственного охранника?! А что касается учета, так можешь пойти и толкнуть Георгичу рационализаторское предложение! Будешь по совместительству не только уборщицей, но и архивариусом!

- Конечно, я не знаю, возможно, твоим вещам нравится лежать в беспорядке, а твои методы ведения работы глубоко специфичны...

- Похоже, мы начинаем понимать друг друга, - в голосе Михаила послышалась легкая благосклонность. Хмыкнув, Шталь потянулась и двумя руками схватилась за обгорелое древко грозного оружия, с трудом подняв его и уставив наконечник в потолок.

- А что делает это копье?

Наконечник качнулся вниз, древко, словно намазанное жиром, прокрутилось в шталевских ладонях, и оружие с грохотом обрушилось на пол, пребольно треснув Эшу древком по щиколотке.

- В основном падает, - Михаил посмотрел раздраженно. - И это не копье, а русская унтер-офицерская алебарда. Я же говорил ничего не трогать?!

- А что я сделала не так?

- Ты не собираешься в бой. Грубо говоря, ты не собираешься никого ею протыкать, поэтому тебе ее не удержать.

Эша прислушалась к алебарде, но ничего не ощутила. Большинство вещей Михаила были безмолвны для нее, она чувствовала только несколько из них. В чем система ее разговоров - непонятно. То ли этим вещам было до предела скучно, то ли она, Шталь, просто им приглянулась.

- Ну, что, убирать-то будешь? - совершенно некстати напомнил старший Оружейник. - Можешь, кстати, опять музычку включить, станцевать чего-нибудь. Мне это улучшит настроение.

- А знаешь, что улучшит настроение мне?!

- Знаю, - Михаил кивнул, - но расчленение коллег строго запрещено уставом предприятия.

- Жаль, - искренне сказала Эша.


* * *

С первым и, пожалуй, единственным, негативным отношением, если не считать старшего Оружейника, содержимое головы которого, похоже, было в таком же жутком состоянии, как и содержимое кабинета, Эша столкнулась в обиталище финансисток и делопроизводительниц. Неожиданностью это не было - если Шталь и ожидала враждебности, то именно от женской половины института исследования сетевязания.

Финансистки и делопроизводительницы института исследования сетевязания занимались множеством вещей: бухгалтерией, делопроизводством, распитием кофе, вязанием, беготней друг к дружке и разговорами. И с первой минуты, и по прошествии довольно приличного количества времени Эша так и не ощутила, что находится в финансовом отделе. Даже большое количество компьютеров и рабочих столов не очень-то приближало к этой комнате такие понятия, как "фирма" или "офис" и уж тем более определение "финансовый". Если кабинеты Говорящих большей частью напоминали специализированные кладовки, то финансовый отдел смахивал на гостиную женского общежития. Здесь стояли холодильник и кофейный столик. Здесь повсюду была необыкновенно пышная зелень комнатных растений. Здесь висела огромная сюрреалистическая люстра, напоминающая изукрашенные хрустальными пластинками невероятно густые и длинные корни какого-то диковинного растения. Здесь самым обыкновенным образом бродил самый обыкновенный рыжий кот, потирая бока о попадающиеся женские ноги и производя густое домашнее мурлыканье. Радио играло что-то романтическое, периодически меняя каналы по собственному усмотрению. Несколько сотрудниц курили в уголке, на диване, но запаха дыма, отчего-то, совершенно не чувствовалось. Женщина в годах, празднично сиявшая бесчисленными стразами, вязала сумочку. В креслице чей-то ребенок играл с мобильным телефоном.

Говорящих в финотделе почти не было. Из всех присутствующих Говорящими являлись лишь пышная девица - младший Кукольник, носившая не менее пышное имя Элеонора, старший Библиотекарь Галина Петровна - сурового вида молодая дама в очках, и белобрысая Сашка-Модистка, чей вклад в работу финотдела заключался, в основном, в том, чтобы корчить рожи Эше Шталь. Правда, проделывала это Сашка довольно уважительно. Эша никогда в жизни не видела уважительных рож.

Как только Шталь, поздоровавшись, закрыла за собой дверь, обитатели кабинета налетели на нее, отобрали убирательные принадлежности, сунули на вращающийся стул, налили кофе с капелькой ликера и засыпали разнообразными вопросами - от самого жуткого происшествия, имевшего место в ее разъездах за Говорящими, до состояния суставов ног ее троюродной бабушки, которую Эша не только никогда в глаза не видела, но даже и не была уверена в ее существовании. Попутно они прокомментировали вчерашнее происшествие, обсудили прошедшие выходные, новый супермаркет и два сериала.

Шталь, во время разговора не упускавшая возможность ощупать все вокруг любопытствующим взглядом, обнаружила оригинальный момент в безопасности работы финотдела - едва ее взгляд подкрадывался к какому-нибудь монитору, как экран тут же гас или же ровные строчки документов прятались за картинками скринсейверов, как прячется за расписным веером лицо стеснительной красавицы. Вероятней всего это было связано с тем, что новую уборщицу никто не представил компьютерам по всей форме. Поэтому Эша не преминула выдвинуть предложение.

- Может, представите меня своим компьютерам? А то я вам работать мешаю. Да и вдруг они поломаются?

- Олег Георгиевич обсуждал с нами этот вопрос насчет вас, - сообщила украшенная стразами дама. - Олег Георгиевич сказал, что лучше пока этого не делать. Олег Георгиевич сказал, что всему свое время. Олег Георгиевич сказал, что вы слишком любопытны. Хотя я не считаю любопытство пороком - это естественная человеческая потребность.

- Кто бы сомневался! - Сашка скорчила еще одну уважительную рожу.

- А разве ты не должна быть в своей лаборатории и договариваться с чьими-нибудь рейтузами? - поинтересовалась Эша.

- У меня перерыв. А разве ты не должна мыть пол?

Эша в ответ скорчила ей рожу - в отличие от Сашкиных, лишенную всякого уважения, после чего, поболтав еще немного, все же, с неохотой принялась выполнять свой уборщический долг. Выполнение долга очень хотелось отодвинуть еще на пару часов - здесь было уютно, весело, несмотря на компьютерную неприязнь, здесь было много людей, из которых можно было вытянуть немало интересного, и немало забавных вещиц, но, сверившись со списком своих обязанностей и с настенными часами, Эша подсчитала, что если в каждом помещении будет задерживаться на столько же времени, то ее рабочий день закончится примерно в середине декабря.

Шталь с удивившим ее саму тщанием принялась тереть шваброй пол, старательно не глядя на мониторы. Обитатели отдела постепенно вернулись к работе, носившей неспешный и безмятежный характер. Работу эту они продолжали успешно совмещать с разговорами, вязанием и поглаживанием кота, который, вздернув пушистый хвост, исправно и непрерывно курсировал от одной сотрудницы к другой. Старший Библиотекарь собрала возле одного из столов стайку разновозрастных дам, и оттуда доносились интенсивный шелест бумаги, щелканье компьютерных клавиш и множество архитектурных терминов. Проезжая мимо них со шваброй, Эша, как бы невзначай, вытянула шею, пытаясь хоть одним глазком увидеть, что же они там делают, но бывший настороже монитор тут же погас, и из-за стола на нее посмотрели неодобрительно. Хмыкнув, Эша вновь начала орудовать шваброй, добралась до курительного дивана, и тут одна из сидевших на нем сотрудниц, яркая, раздражающе красивая брюнетка лет тридцати, встала и, сделав шаг, остановилась прямо перед шваброй, чуть не наступив на нее. Шталь подняла на нее рассеянный взгляд, оценила туфли, летний деловой костюм цвета алиготе, загорелое лицо с классически правильными чертами, сделала вывод, что брюнетка, в отличие от костюма, ей не нравится, и, миновав ее, запустила швабру под диван, отчего оставшиеся сидеть на нем синхронно задрали ноги.

- Слишком вольный наряд даже для уборщицы, - брюнетка бросила недокуренную сигарету в пепельницу, и сигарета мгновенно погасла. Эша снова подняла на нее взгляд - на этот раз детски-наивный.

- Форменную одежду мне не выдавали, а этот наряд вполне удобен и для возраста в самый раз. Вот вы, конечно, такое носить уже не сможете.

- Кажется, мы друг другу не представлены, - спокойно сказала брюнетка.

- Ну, какой интерес финансовому специалисту до обычной уборщицы, - ответила Шталь не менее спокойно, не прекращая движений шваброй и старательно сдерживая желание проверить прочность этой швабры на голове собеседницы. - Я знаю, что вы - Алла Орлова, неГоворящая и работаете тут недавно, а большего мне знать и не положено.

- И я постараюсь проследить, чтоб так оно и осталось, - заверила брюнетка. - Я знаю, что Олег Георгиевич заинтересован в том, чтоб вы, как и другие, стали частью этого коллектива, но он отнюдь не заинтересован в том, чтоб вы всюду совали свой нос.

- Если б он был в этом не заинтересован, то и близко не подпустил бы меня к своему офису.

- Вы Говорящая. Куда ж ему еще вас девать? - Алла лениво улыбнулась. Эша выпрямилась и оперлась на швабру, заметив, что все обитатели кабинета превратились в слух, ни на секунду не отрываясь от своей работы.

- Мне нужно работать, а вы мне мешаете, Алла. Шли бы лучше к морю и прыгали там со скалы.

- Ближайшее море находится очень далеко отсюда, - проинформировала ее Алла.

- В этом и заключается прелесть моего предложения, - пояснила Эша и, отвернувшись, принялась с удвоенным рвением мыть пол. Брюнетка позади снисходительно усмехнулась, Эша услышала, как простучали ее каблуки, открылась и закрылась дверь, и раздраженно передернула плечами.

- Ты с ней поосторожней, - Сашка с размаху плюхнулась на диван, под которым Эша злобно возила шваброй, и скорчила предупредительную рожу. - Я видела ее в спортзале - она здорово дерется.

- А я здорово ору, - пробормотала Шталь. - С чего бы тебе вдруг меня предупреждать? Я огрела твою сестру мороженой рыбой по голове.

- Это была рабочая ситуация, - Модистка весело заболтала ногами в золотистых босоножках. - Алка, в сущности, нормальная, только очень подозрительная. С Георгичем часто обедает. Говорят, они встречаются.

- Неужели? - Эша резко развернулась и чуть не полетела кувырком через подкравшегося сзади офисного кота. - Ладно... здесь я закончила.

Она с грохотом собрала свой инструментарий, вежливо отказалась от еще одной чашечки кофе и выехала из финотдела. Немножко постояла, привалившись к стеночке и свирепо дыша, после чего покатила тележку по коридору на угрожающей скорости, завернула за поворот и едва не сбила девчушку лет пяти, выскочившую на нее без всякого предупреждения. Девчушка, пискнув, метнулась в сторону, уронив охапку бумажных тюльпанов, разлетевшихся по недавно вымытому Эшей полу.

- Еще одна сотрудница? - мрачно осведомилась Шталь, наклоняясь и помогая чаду собирать цветы дрожащими руками.

- Я не сотрудница, - сказало чадо. - Я Лиза.

- Лиза-Оригами? Дочка Бориса Петровича? Это не дает тебе права бегать по коридорам и налетать на задумчивых уборщиц.

- Ты мне не нравишься, - сообщила Лиза и продемонстрировала Эше язык.

- Ты мне тоже, - Шталь также высунула язык и вручила Лизе собранные цветы. - Хорошо поговорили.

- Ага, - согласилась Лиза и умчалась прочь.

- Запугивание детей - не лучший способ влиться в коллектив, - насмешливо заметила проходившая мимо младшая Ювелирша. - Что-то ты уже не выглядишь такой уж веселой. Понимаю, тяжело, когда те, кого ты ловила, теперь заняты серьезным делом, а ты моешь пол. Могу дать тебе одно колечко с халцедоном - повышает тонус, помогает от уныния...

- Лично мне от уныния помогает хорошая порция информации.

- Почему ты решила, что я буду сообщать тебе информацию? - хихикнула Ольга.

- Потому что у меня есть швабра.

Обе покосились на появившегося из-за поворота молодого человека с самой обыкновенной эмалированной кастрюлей, которую он осторожно нес в предельно вытянутых руках. Проходя мимо, он приветственно кивнул обеим и проследовал своим курсом, обдав собеседниц пронзительным рыбным запахом, проистекавшим из несомой им кастрюли, над которой дрожало странное алое зарево.

- Если он это уронит, - мрачно произнесла Шталь, - убирать я это не стану. Знаешь, я вчера очень испугалась. Даже когда я столкнулась со Лжецом, я так не пугалась.

- Вероятно, потому, что это произошло на границе твоего города, - мягко пояснила Лиманская. - У тебя здесь семья?

- Сестра.

- А у меня тетка и... - Ольга сделала неопределенный обзорный жест, - все они. Знаешь, многие Говорящие перевезли сюда своих родственников, друзей - и для того, чтобы они были рядом, и для того, чтобы защитить от Лжеца, который мог попытаться использовать наши семьи, чтобы найти нас. Поверь мне, мы все вчера очень испугались... Доброе утро.

- Что в нем доброго? - мрачно произнес подошедший к ним мужчина средних лет, равнодушно осмотрев обеих глазами тоскующего бладгаунда. Мужчина был коренаст и плешив, на ногах у него были старые грязные шлепанцы, громко хлопавшие при каждом шаге. Вокруг шеи мужчины обвивалась зеленая лиана пассифлоры, сбегала по его спине, выныривала из-под подмышки, дважды обхватывала торс поверх майки и исчезала в кармане просторных брюк. Пассифлора вовсю цвела, и мужчина был густо и красиво украшен цветами-звездочками, что, впрочем, еще больше подчеркивало его мрачность. Вероятно, это и был младший Садовник.

- Ну, а что плохого, Леонид Викторович? - осведомилась Ольга с видом человека, выполняющего ежедневный тяжелый и бессмысленный ритуал.

- На улице жара, здесь все орут, - пробурчал мужчина. - Как можно работать в таких условиях?!

- По-моему, ваш цветок вас душит, - осторожно заметила Эша.

- Если б он меня душил, я бы об этом знал, - на лице Леонида Викторовича появилась лимонная гримаса. - Новая уборщица? Слышал. В мой кабинет можешь даже не стучать, тебе там делать нечего!

- Но у меня инструкции!..- Эша поспешно развернула свой список, пробежала его глазами и довольно быстро нашла нужную строчку.

"Кабинет Љ 21. Леонид Викторович. Садовник. Не убирать ни в коем случае. Не задавать жизнерадостных вопросов, не вести жизнерадостных бесед, иначе вам же будет хуже".

- Так что инструкции? - еще более мрачно осведомился Леонид Викторович, кончиком мизинца поглаживая белый лепесток цветка с такой нежностью, словно это был новорожденный щенок. Подобное проявление чувств с его обликом не вязалось совершенно - все равно что угрюмый пожилой бульдог, вздумавший приласкать бабочку.

- Инструкции... м-да, - скосив глаза влево Эша обнаружила там пустое пространство - Ольга, воспользовавшись моментом, самым хамским образом сбежала. - Я читала невнимательно. Устала еще пока на работу ехала. Ужасная погода, народу в транспорте - ужас!.. А здесь еще столько людей, и в этом шуме трудно сосредоточиться и все сделать, как надо.

- Это верно, - согласился Леонид Викторович и склонил голову, изучая Шталь в другом ракурсе. - Можешь как-нибудь и зайти. Возможно, я тебя впущу. А, возможно, и нет. Смотря какое у меня будет настроение.

- Очень ми... - начала было Эша, но Леонид Викторович уже повернулся к ней усеянной цветами спиной и захлопал шлепанцами прочь по коридору. Эша пожала плечами, подошла к очередной двери и уже протянула к ней руку, но вдруг опустила ее, потом погладила свой слегка разволновавшийся хризолит. Тот считал, что открывать эту дверь не стоит. Ничего смертельно опасного и даже просто опасного за дверью не было. Но все же благоразумней было ее не открывать.

Кроме того она чувствовала и нечто другое - из-за двери. Что-то там скрывалось, что-то поджидало ее, что-то затаенное, нетерпеливое и очень знакомое. Продолжая поглаживать свой камень, Эша ждала, позволяя ощущениям расти и становится четче, ярче, а потом улыбнулась. Резко толкнула дверь и тотчас юркнула за угол, на развороте успев увидеть, как из дверного проема высыпалась целая прорва разнокалиберных разноцветных мячей. Следом выплеснулся довольно-таки мощный поток воды, выпорхнуло несколько полупрозрачных шарфов и два игрушечных вертолетика. Комитет по встрече завершился торжественным выездом десятка игрушечных машинок и выпадением в открытую дверь гигантского плюшевого кота некошачьего розового цвета, ничком шлепнувшегося на пол и начавшего медленно намокать. Через несколько секунд после этого события из-за косяка выглянуло несколько голов и разочарованно осмотрелось. Одна из голов была Эшей опознана как Сашкина, прочие она прежде не встречала.

- Она же подошла к двери! - возмутилась самая верхняя голова. - Куда она девалась?!

- Ты шлепнул вазу слишком рано! - сказала средняя голова. В этот момент один из шарфов скользнул обратно, радостно обвился вокруг средней головы, и та немедленно исчезла в кабинете, следом упрыгала часть мячиков, остальные продолжали бестолково суетиться в коридоре, с плеском отскакивая от стены к стене, словно затеяли какую-то свою игру. Машинки уехали куда-то в противоположный конец коридора, а вертолетики деловито жужжали под потолком, изредка ныряя, переворачиваясь и натыкаясь на лампы.

- Вы все испортили! - сердито констатировала Сашкина голова.

- Это верно, - согласилась Шталь, выходя из-за угла. - Я только что вымыла пол, а вы что сделали?!

Один из мячей, мелькая мокрыми цветными боками, радостно ткнулся ей в ногу, прозрачный лиловый шарф порхнул навстречу и сделал попытку обмотаться вокруг Шталь, но она поймала его прежде, чем шарфу это удалось, одновременно отмахиваясь от вертолетика, спикировавшего ей на голову.

- Я думала, вы взрослые люди, - укоризненно сказала Эша, стряхивая шарф, успевший обвить ее пальцы, и свободной рукой подхватывая с пола мокрый мяч.

- Мы взрослые люди, - подтвердили головы.

Шталь растолкала суетящиеся мячи, вошла в кабинет и осмотрела его обитателей. Обитателей вместе с Сашкой было пятеро: взлохмаченный парень в очках и драных джинсах, симпатичная девушка лет двадцати с копной мелко вьющихся льняных волос и двое крепких молодых людей не старше двадцати пяти, являющихся абсолютно зеркальным отображением друг друга. Сам же кабинет представлял собой склад самых разнообразных вещей, лишенный какой-либо узкой направленности. Кабинет был огромным, довольно-таки пыльным и, вследствие недавних стараний его обитателей, изрядно мокрым, а посередине него стояла огромная садовая ваза, в которой с удобством могла бы разместиться пара человек.

- Думаю, это твое, - Эша сунула шарф Сашке. - Кто из вас кто?

- Как ты узнала, что за дверью? - вопросил парень в очках.

- Ваши мячи вас сдали, - Шталь бросила мокрый мячик вопросившему, и тот недовольно словил его, - а, судя по раздраженной гримасе, которая появилась на твоем лице, ты - младший Футболист. Недавно я встречалась с твоим прародителем, Русланом Горбачевым. Насколько я понимаю, он тоже где-то тут.

- Он мне не прародитель! - сердито буркнул парень в очках. - Он просто...

- Не сомневаюсь. Но это ваши личные дела, меня интересует только население офиса, - Эша заглянула в свой список. - И здесь сказано, что кабинет с мячами и тремя приписанными к нему сотрудниками, включая, наверняка, и тебя, находятся на четвертом этаже. Я все еще на первом, но здесь и ты, и мячи.

- Зря только тащил! - буркнул Говорящий с мячами. - Теперь придется все нести обратно. Просто пока б ты туда добралась... а у нас сейчас перерыв. Я Толя. Это Вика, - льняная девушка приветственно кивнула, - она говорит с игрушками.

- Шайский Урфин Джус? А где твой волшебный порошок?

- Что?

- Ничего. Но разве мячи - не игрушки? - удивилась Эша и немедленно получила сразу два негодующих взгляда. - Ладно, извините. А они с чем говорят? - она посмотрела на двух одинаковых молодых людей.

- Ни с чем, просто здесь работают, - Сашка поочередно указала на коллег, которые так же поочередно улыбнулись. - Это Максим, а это Марк. Хотя, - она прижала указательный палец к кончику носа, - возможно и наоборот. Я, лично, их все еще путаю. Они близнецы.

- Правда?! - изумилась Шталь, и все посмотрели на нее озадаченно.

- Я Максим, - сказал представленный Марком, - а он Марк. Вас, наверное, удивляет, что здесь работают те, кто Говорящими не является?

- Нисколько не удивляет, - Эша заглянула в садовую вазу, на дне которой осталось еще немного воды. - Вернее, не удивляет то, как вы тут оказались. В один прекрасный день вы что-то увидели. Вы в это поверили. Оказались слишком дотошными. А потом оказались здесь и стали частью всего этого, потому что Олег Георгиевич решил, что вас лучше привлечь к работе, чем стирать вам память или закапывать под рябинкой. Меня удивляет другое - как вы здесь работаете? Если вы юристы, финансисты или, там, программисты - это одно. Но если вы тоже занимаетесь исследованиями... - она заглянула в свои инструкции.

"Кабинет Љ 7. Зеленцов Максим, Зеленцов Марк. НеГоворящие. Распознавание свойств и причин. В свободное время очень качественно бьют людей".

- Мы тоже занимаемся исследованиями, - подтвердил Марк и повел рукой вокруг себя. - Вернее, расследованиями. И многие Говорящие нам помогают, несмотря на то, что эти вещи не относятся к числу их собеседников.

- Расследуете вещи? - Эша огляделась. - Что они делают и по какой причине?

- Насколько нам известно, ты тоже этим занималась, - заметил Максим. - Пыталась расколоть вещи, не слыша их. Просто практическим способом перебирала множество вариантов. Мы делаем то же самое. Есть немало вещей с необычными свойствами, к которым Говорящие вовсе не причастны.

Эша взглянула на слегка позабытых Вику, Толю и Сашку, которые тем временем втащили намокшего плюшевого кота в кабинет и прислонили его к стене, после чего Сашка и Толя прямо-таки отскочили от игрушки. Кот выглядел очень уютным и очень несчастным. Кота хотелось немедленно обнять и никогда не отпускать. Эша посмотрела на кота внимательней и внезапно осознала, что кота хочется обнять и никогда не отпускать даже под угрозой немедленного расстрела. Она поспешно отвернулась от милого мягкого существа с умиляющими огромными голубыми глазами. Она ощущала его. Слышала. Пока что единственная вещь, которую она слышала в этой комнате. Кот отчаянно требовал, чтоб его обняли, и желание подчиниться этому было почти нестерпимым. Возможно, если б она не слышала его, то не смогла бы противиться этому желанию. Хорошо, что ее не оказалось перед дверью в тот момент, когда кот из нее вывалился. Была бы сейчас с ним в обнимку. И, возможно, еще много времени спустя, на потеху веселой пятерке.

- Убери кота! - сердито сказала она Вике, та усмехнулась и, вытащив из угла большой скомканный кусок полиэтилена, встряхнула его, расправляя, и накрыла им игрушку, отчего Шталь мгновенно перестала ощущать потребность схватить кота в охапку.

- Забавно, да? - Вика подмигнула ей. - Когда-то я работала в магазине игрушек, так игрушки разлетались на ура. И покупали их отнюдь не только дети. Иногда даже поставлять не успевали, начальство было в полном восторге. А потом...

- Потом ты вместе с игрушками натворила дел?

- Не только я, - Вика заботливо подоткнула полиэтилен по розовым бокам кота, словно одеялко любимому дитяте. - Я второго поколения. Больше дел натворил мой бойфренд, - она пожала плечами и просто добавила. - Он умер. Я этому рада.

На лицах остальных не появилось абсолютно никакой реакции на сказанное, и Эша поняла, что дальнейших вопросов не нужно. Осторожно отодвинула ногой игрушечный самосвал, взбирающийся на ее босоножек, отмахнулась от вертолета, заинтересованно жужжавшего перед ее декольте, после чего сунула швабру в руку Марку или Максиму, уже позабыв, кто есть кто, и тот машинально принял ее.

- Что ж, очень рада знакомству. Теплый прием, - Шталь вручила бумажный самолетик Вике, - оценила, очень тронута, но, поскольку у меня еще полно работы и других теплых приемов, думаю, будет вполне справедливо, если вы сами уберете весь бардак, который здесь устроили. Ну и кабинет заодно, - Сашка возмущенно открыла было рот, но Эша сделала в ее сторону небрежный жест. - О, не волнуйтесь, у меня есть еще целых три швабры и три ведра, так что оставляю вам весь набор, а пока займусь вторым этажом. Надеюсь, как-нибудь поработаем вместе над расследованиями. Олег Георгиевич сказал, что я - отличный практик.

- Вообще-то... - начал Марк или Максим.

- Когда-нибудь целовался со стулом?

- Вика как-то целовалась с вазой, - тут же сдал Толя Говорящую с игрушками. - Так что мы и сами - отличные практики.

- Вот гад! - сказала Вика.

- До свидания! - Эша выскочила из кабинета, неосмотрительно врезавшись в несколько мячиков, все еще пребывавших в коридоре, захлопнула дверь и зашагала к лестнице. Мячики преданно покатились следом, по-собачьи тычась ей в ноги.

На лестнице Шталь столкнулась с человеком, которого уж точно не ожидала здесь увидеть. Человек спускался вниз, держа в руке пачку бумаг, и, узрев Шталь, остановился, глядя на нее не без настороженности.

- Не знала, что и ты здесь, - Эша сунула руки в карманы шорт. - Тоже занимаешься исследованиями? Или тебя все еще исследуют?

- Воспитанные люди обычно здороваются.

- Воспитанные люди обычно не приковывают других людей к стенам, - парировала Шталь, - так что давай пропустим эту часть про вежливость.

- Мы с Севой прекрасно вместе работаем, - немного нервно сказала Юля Фиалко, спускаясь на одну ступеньку. - Он давно... Возможно, ты не знаешь, что здесь очень многие...

- Я знаю, что у многих здесь в прошлом были конфликты, один ловил другого и так далее... Сама в том же положении. Штука в том, что никто из них почти не пытался меня убить. Когда встречу кого-нибудь из Домовых - тоже вряд ли радостно кинусь им на шею.

- Думаю, через какое-то время и мы сможем нормально общаться, - Юля пожала плечами. - Я просто работаю здесь. Мне здесь нравится. И я...

- Мне жаль твоего сына, - Юля вскинула на Шталь болезненный взгляд, и та тут же добавила. - Это не вежливость.

- Говорят, ты видела этого гада?

Эша молча кивнула. Пальцы Фиалко дернулись, сминая бумаги, потом она молча прошла мимо и уже на последней ступеньке обернулась и негромко произнесла:

- Если б не он, ничего бы не случилось. Если б не он, мы когда-нибудь пришли бы сюда вместе и совсем иначе. За что? Я не понимаю. Он что-нибудь сказал тебе?

- Ну, мы почти не разговаривали. Большую часть нашей встречи он пытался открутить мне голову, - Эша глубоко вздохнула, положила ладонь на перила и решительно сказала: - Я пока не в курсе ваших местных обычаев. Но, думаю, мы можем начать с пива. Как-нибудь. Если, конечно, на этот раз ты придешь без цепей.

Юля криво усмехнулась.

- Ты ведь не прощаешь меня.

- Но ведь и ты не просишь прощения.

- Пиво... - Фиалко задумчиво устремила взор к потолку. - Это мне подходит.

Эша кивнула и побежала вверх по лестнице в сопровождении мячиков, которые неотступно прыгали следом по ступенькам. Оглянулась на них, потом вокруг, быстро подошла к первой же двери, распахнула ее и влетела внутрь с прыгающей свитой в кильватере.

- Здравствуйте! - Шталь тут же развернулась. - До свидания.

Она метнулась обратно в коридор, захлопнув за собой дверь и слыша, как мячики возмущенно колотятся о створку. Через несколько секунд дверь открылась, и в коридор выскочил взбешенный Байер, преследуемый по пятам веселыми разноцветными прыгунами.

- По-вашему, черт возьми, это смешно?!

- Я не смеюсь, - заметила Шталь, отскакивая от мячиков и Байера подальше. - Это был очень здравый поступок, теперь они гоняются за вами, а не за мной. Извините, мне работать надо, - она кинулась в глубь коридора, слыша, как позади чертыхается Игорь, отбиваясь от мячей ногами. Только убедившись, что от Байера ее отделяет достаточно безопасное расстояние, Эша остановилась, вытащила сигареты, охлопала себя по карманам, после чего устремилась к двум девушкам, которые, пересмеиваясь, стучали каблуками в другой конец коридора. - Девчонки, зажигалки не будет?

Одна из девушек, остановившись, подняла руку - на кончиках пальцев вместо ногтей колыхались алые острые язычки пламени. Вздернув бровь, Эша наклонилась и погрузила кончик сигареты в огненный ноготь. Сигарета задымилась. Огонь был совершенно настоящим.

- Оригинально, - осторожно сказала Эша, решившая ничему не удивляться или, по крайней мере, пытаться это делать, - но, наверное, не очень удобно?

- Не, поджечь можно только то, что хочешь поджечь, а так - как обычный маникюр, - девушка демонстрирующе растопырила пальцы на обеих руках. - Если хочешь, зайди в сорок третью, к Наташке. Только огонь дольше часа не работает и носить его вне офиса запрещено. Да и делает она не каждому - не со всеми получается. А Лена, которую из гостиницы Домовых привезли, пока еще в шоке.

- По-моему, она в шоке с самого рождения, - цинично заметил проходящий мимо человек. - Привет!

- И тебе привет, - Эша оглядела не-родственника с ног до головы и нашла, что выглядит он довольно неплохо. - Как на новом месте?

- Не привык, конечно, но захватывает, - Горбачев ухмыльнулся.

- Видела твоего... хм-м... потомка.

- Тольку что ли? - Руслан фыркнул. - Шалопай! Ладно.

Он деловито зашагал к лестнице. Шталь кивнула девушкам.

- Спасибо за... э-э, ноготь.

- А я тебя искал.

Эша оглянулась и обнаружила рядом неизвестно откуда взявшегося Электрика, имевшего вкрадчиво-деловой вид.

- Зачем? - безмятежно осведомилась Эша.

Слава молчал несколько секунд, недоуменно переводя взгляд с нее на швабру, которую Шталь держала в руке, и обратно, потом осторожно сказал:

- Ты уборщица.

- И что же?

- Мне нужно, чтоб ты у меня убрала.

- Какая неожиданная просьба, - Шталь вновь развернула уже немного пообтрепавшийся список. - Но твой кабинет на третьем этаже, а я только начинаю убирать второй и еще не закончила с первым, так что...

- Ну, - голос человечка стал искательным, - может, сделаешь исключение? По старой дружбе.

- Мы с тобой встречались только один раз, неделю назад, и большую часть времени просто бегали по коридорам.

- Да, веселая гостиница... - Слава болезненно сморщился и потер висок. - Господи, сколько же там было павлинов!.. Слушай, я целый месяц был в разъездах, а уборщице в кабинет без меня запрещено заходить, так там теперь такое - пылищи!.. Понимаешь, мои лампы, да я еще и из этой "Березоньки" привез целую уйму! Я тебе, разумеется, помогу - я же помогал тебе внизу?..

- Слава, как тебе не стыдно! - произнес позади возмущенный голос, и Эша, обернувшись, увидела старшую Ювелиршу, которая стояла, скрестив руки на груди, и ее веселое пряничное лицо сейчас выглядело довольно грозно. Смешные кудряшки были упрятаны под алую косынку, а рабочий комбинезон, в котором ее когда-то увидела Шталь, сменился длинным синим сарафаном. - Вымогатель, так и знала, что вперед прибежишь!

- У нас конфиденциальный разговор, - мрачно сообщил Слава, вытягиваясь во весь свой небольшой рост.

- Твой кабинет на третьем этаже! - вознегодовала тетя Тоня. - А наш - на втором! Мы с Олей уже сколько времени ждем! Так что сейчас наша очередь, а...

- Нет, подождите! - встряла вдруг неизвестно откуда взявшаяся особа в длинном вязаном платье, опознанная Эшей, как ранее представленная младшая Швея тетя Лена. - Ваш кабинет, Антонина Семеновна, в самом конце коридора, а наш почти в самом начале! Танечка целый день в приемной, Лиля то и дело на пропускных пунктах, мне все приходится делать самой! Эша, не слушай их!..

- Да, не слушай, очередность тут совершенно не при чем! - заявил появившийся рядом с ней Полиглот. Вместе с Борисом появилось еще семь человек с решительными лицами, теснившихся вплотную к нему. Борис держал за руку девчонку, недавно наскочившую на Эшу на первом этаже, а чуть в стороне от них хмуро топтался Байер, отворачиваясь и старательно делая вид, что он - это вовсе и не он. - Важен объем работы. У меня огромный кабинет и восемь человек сотрудников... вернее, - он покосился на Игоря, - девять, так что вы представляете количество...

- Количество значения не имеет! - вскипел Слава. - Во всем должен быть порядок! А ты, Гриша, - он ткнул пальцем в старшего Техника, прибывшего вместе с плешивым толстячком средних лет, - между прочим, со вчерашнего дня фонарик не сдал!

- Нет, сдал, - отрезал Григорий.

- У меня нет твоей подписи!

- Эша, у нас в кабинете полно чувствительной техники, так что...

- Не-не! - запротестовал Сева, который, противореча их вчерашнему разговору, сейчас так и лучился дружелюбием. - Первыми надо убирать кабинеты инвалидов.

- У меня список! - жалобно пискнула Эша, прижимая бумаги к груди так, словно это был щит, и с ужасом глядя на стремительно растущую толпу знакомых, малознакомых и совершенно незнакомых лиц. - Подождите! Прекратите галдеть! Где вы раньше были?! Вы же недавно помогали мне убирать на первом этаже!

- Ну конечно, мы бы и на остальных могли помочь убрать коридоры. И лестницу тоже, - заверил Ковровед. - Лишь бы вы быстрей принялись за наши кабинеты. И первым нужно убрать мой кабинет! Ковры очень сильно впитывают пыль и от этого...

- Подождут ваши ковры! - замахал руками младший Факельщик Ванечка-Милашка. - Вначале нужно убрать самые маленькие кабинеты. Такой как наш. Эша, можете спросить Нину Владимировну...

- А гараж есть в списке? - высунулся из-за его спины Костя с гитарой наперевес. - У меня там такая грязища...

- Я еще и гараж должна мыть?! - возопила Шталь. - Мне ничего не говорили про гараж! Подождите!.. Успокойтесь! Господи, у вас что - раньше уборку не делали, что ли?!..

- Вообще-то нет, - пояснил Слава. - Раньше мы все убирали сами, а поскольку мы все время чем-то заняты, особенно в последнее время, то мы, в сущности, почти и не убирали. Многим нашим вещам от этого плохо. Уборщица мыла только коридоры, ей нельзя заходить в наши кабинеты. А тебе можно. Ты Говорящая. Ты много знаешь. Много слышишь. Ты психически подготовлена. Ты профессионал.

- Вообще-то, я по профессии журналистка, - запротестовала Эша. - Мне не сказали, что вы... Меня не предупредили... Послушайте, я обещаю - каждый будет вымыт... то есть, убран... в общем, все как у меня записано, - люди вокруг снова разразились протестующими криками и препирательствами, призывая ее и друг друга в свидетели своей правоты и приводя сотни доводов, ставящих их в начало очереди на уборку. - Прекратите! Что вы делаете?! Вам нельзя ругаться! Если вы все перегрызетесь, наступит конец света!

- Мелкие внутренние размолвки за грызню не считаются, - прогудел Глеб, протискиваясь в первые ряды, по дороге нечаянно роняя двух коллег на пол и отдавливая несколько ног.

- Люди, успокойтесь! - взмолилась Шталь, вздымая вверх швабру, словно штандарт. Ее взгляд заметался взад-вперед, словно кошка, неожиданно выскочившая на дорогу перед собачьей стаей, и внезапно в прореху между коллегами она увидела Олега Георгиевича. Он стоял возле лестницы, прислонившись к перилам, и внимательно наблюдал за происходящим, дымя сигаретой. Рядом с ним стояла Орлова, глядя на Эшу со снисходительным интересом. Скрежетнув зубами от злости, Эша выставила перед собой швабру, как шлагбаум и, с разбегу сметя в сторону нескольких Говорящих и неГоворящих, прорвалась на лестничную площадку и грохнула шваброй о пол в нескольких сантиметрах от начальственных туфель.

- Наслаждаетесь?!

- Да, - Ейщаров задумчиво посмотрел на сигарету. - Неплохой табак.

- Вы знаете, что я говорю не об этом! - Эша махнула шваброй в сторону бушующей толпы. - Посмотрите, что творится!

- Ну, не так уж и страшно. Трети сотрудников вообще сейчас нет в офисе.

- Спасибо, утешили! То есть на меня сейчас могло орать еще больше человек? Да вы настоящий гуманист! - взвилась Эша. - Почему вы меня не предупредили?! И почему вы так спокойно стоите и смотрите на все это?! Это ведь ваши люди, в конце концов! Посмотрите, как они себя ведут!

- Эша, - Олег Георгиевич небрежным движением смахнул чешуйку пепла со своих светлых брюк, - сколько уже можно хныкать? Я же дал вам инструкции. Там все указано. То, как вы будете устанавливать очередность - ваше личное дело, ваше решение. Научитесь свое решение отстаивать.

Эша покосилась на галдящих ейщаровских сотрудников. Отстаивать среди них свое решение очень не хотелось.

- Не понимаю, как вы с ними справляетесь, - она устало привалилась к стене, игнорируя насмешливый взгляд Аллы. - Вы же можете их успокоить. А я...

- Доктор, - Олег Георгиевич, склонившись, потрепал ее по голому плечу - жест явно насмешливый, но все равно довольно приятный, - теперь это ваши пациенты.

Он развернулся и ушел с Орловой в кильватере. Эша вздохнула и очень медленно перенесла свой взгляд на бушующую толпу коллег. Больше всего на свете ей сейчас хотелось бросить швабру и убежать как можно дальше. Не этого ли и ждет от нее Ейщаров, особенно после того, как она вчера заглянула не туда, куда следовало. Да еще эта Орлова... Фаворитка, поди ж ты! Да кто она такая?! Эша Шталь, между прочим, уже ветеран! А ветеран, кстати, не должен отступать перед доброй порцией воплей! Она, в свое время, самого Лжеца победила... ненадолго.

Эша еще раз оглядела галдящих сотрудников, а потом решительным шагом подошла к Шоферу, предававшемуся крикам наравне с остальными, и, обвив рукой его шею, облокотилась на Костю так, что интересы того немедленно приобрели иное направление, и он тотчас же замолчал.

- Костик, - мурлыкнула Шталь, - ты знаешь, мы, уборщицы, очень любим музыку. Может, сыграешь?

Костю явно очень редко просили о подобном. Вероятно, его о таком вообще никогда не просили. Просияв, он перехватил гитару, от которой на Эшу повеяло восторгом, и для начала взял несколько широких аккордов. И не успел отзвучать последний, как коридор стал совершенно пуст и безмолвен. Все сотрудники волшебным образом исчезли.

- Что ж, - сказала Эша музицирующему Шоферу, чей гитарный перебор по сравнению с недавними воплями был прелестен, как шорох ангельских крыльев, - похоже, Костя, ты первый на очереди.

- Отлично, - Костя снова просиял. - Я могу все время играть, пока ты убираешь.

- Только вот угрожать мне не надо, - предупредила Шталь.


* * *

Гроза разразилась неожиданно. За ясным днем в Шаю пришел столь же ясный вечер, и на медленно темнеющем небосводе, не омраченном ни единым облачком, один за одним, неспешно и величественно открывались глаза звезд. Рябиновые листья под чуткими пальцами теплого ветерка шелестели анданте, городские фонтаны что-то напевали самим себе, дробя в серебристых струях свет фонарей и яркой полной луны, подплывающей к началу ночи. Река кралась вдоль берегов так тихо, словно боялась их разбудить. В центре города жизнь не сбавила ни темпа, ни громкости, но на окраине царило умиротворение, и если кого-то и били, слышно этого не было.

Все изменилось за несколько секунд. Легкий ветерок превратился в ураганные порывы, пригоршнями срывая листья с деревьев и стремительно забрасывая небо пухлыми тучами. Луна провалилась в черноту. Громко, истерично захлопали барные зонтики, старая сонная река потревожено взревела в своем ложе. Тучи вспоролись фиолетовыми огненными зигзагами, раздался грохот, и на город хлынул ливень, в котором пропали без следа голоса фонтанов, и шайская ночь мгновенно промокла насквозь.

Дождь лил ровно двадцать четыре минуты.

Эша Шталь проснулась на шестнадцатой от удара грома и тут же подумала, что совсем не против пробуждения, несмотря на усталость. В этот раз ей не снилась электричка - ей снился огромный лохматый паук, размером с немецкую овчарку, причем больше всего в этом пауке ужасали не габариты, а его необычайно нетрезвое состояние.

- Приснится же такое! - пробормотала Шталь, резко садясь на кровати. Включила свет, протянула руку и поймала весело раскачивавшуюся на занавеске Бонни. Посадила паучиху на плечо, где та тут же с удовольствием расположилась, взглянула на часы, на мокрое окно, за которым вспыхивали молнии, вздрогнула и, прихватив сигареты, вышла из комнаты, опасливо покосившись на коридорную вешалку, где были пристроены два сложенных зонта.

Она не удивилась, не найдя Полину в ее комнате. Сестра редко спала в дождь, возможно, и никогда, и только недавно Эша поняла, что дело тут отнюдь не в фобиях. Не только дети, но и многие взрослые боятся грозы. Полина не боялась, тут было другое. И ливень с громом и молниями, и уныло-реденькая осенняя морось оказывали на нее равное действие, в чем-то сродни гипнозу. Она просто не могла заснуть. Уходила и смотрела на дождь, иногда делая это часами, погруженная в какие-то мысли, куда младшей сестре хода не было. Поля очень раздражалась, если Эша пыталась оторвать ее от этого занятия, и сейчас, когда Шталь вышла на балкон, сестра посмотрела на нее с явным неудовольствием - Эша ощутила этот взгляд, хотя лицо Полины было закрыто спутанными волосами.

- Льет как, а? - вежливо сказала Эша.

- Ага, - без энтузиазма ответила Полина таким тоном, точно это был ее персональный дождь, а Шталь наглым образом на него посягнула. - Чего не спишь, ребенок?

- Что-то мне не спится нынче. Психологически тяжелый день. Я покурю тут, если ты не против?

- Разумеется начнут сниться пауки, если постоянно ходить с ними в обнимку, - Полина откинула волосы, показав странно напряженное лицо, и вытянула из сестринской пачки сигарету. - Что я тебе говорила насчет твоей Бонни? Почему она у тебя на плече даже ночью?

- Ей страшно, - пояснила Эша.

- Теперь и мне страшно, спасибо.

- Ты - тетя взрослая, потерпишь... Ой, Поля, как же с тобой сложно, - Эша потерла щеку. - Но, с другой стороны, в последнее время я думаю, как же тебе сложно со всеми нами. Знать о том, что все постоянно врут. И знать то, о чем они врут. Слышать все, что прячут за словами. Столько лет... Это тяжело.

- А ты взрослеешь, ребенок, - отметила Полина, склоняясь к зажигалке.

- Поэтому ты ни с кем не встречаешься? Потому что все врут?

- Истину можно и не отделять от лжи, это непросто, но возможно, - Полина небрежно дернула плечом. - Но я не встречала человека, ради которого мне бы захотелось это делать. Разве что иногда мне приходится делать это ради тебя, ребенок,- сестра ехидно фыркнула и вновь устремила взгляд в дождь. - Потому что если отцеживать все твои выдумки...

- В таком случае, - решилась Шталь, - сейчас отцеживай их тщательно, потому что я хочу рассказать тебе нечто очень важное...

- Нет, не хочешь, - Полина одарила ее снисходительной улыбкой, всегда так болезненно действовавшей на шталевскую гордость. - Но считаешь нужным, потому что пытаешься быть честной со мной, в последнее время внезапно начав ценить наше некровное родство.

- Кошмар! - удрученно сказала Шталь, утыкаясь подбородком в перила.

- Иди спать, Шталь, - Полина кивнула в сторону дверного проема. - У тебя сейчас тяжелые дни, тебе нужно больше отдыхать. Я уезжаю в шесть...

- Ты ведь разбудишь меня?

- Я уезжаю только на неделю.

- Это неважно, - Эша выбросила сигарету в дождь, сунула Бонни в цветочный горшок, подошла и уткнулась подбородком сестре в плечо. - Разбуди, хорошо?

Полина молча обняла ее (второе объятие за каких-то два дня!) и притянула к себе. Несколько минут они тихонько смотрели на дождь, потом Полина странным голосом произнесла:

- Прости меня, Шталь.

- За что? - поинтересовалась Эша ей в плечо. - За то, что ты почти никогда не называешь меня по имени?

- Нет.

- Тогда за что?

- Этого я не могу тебе сказать.

- Ладно. Тогда я прощаю тебя за что угодно, - щедро сообщила Эша, переполненная родственными чувствами. Обниматься с Полей было здорово. Непривычно, но здорово. Неважно, за что она извиняется. Поля - последний человек на земле, от которого ей может грозить что-то плохое... ну разве что Поля может дать ей по шее - и то из-за чрезмерного волнения за глупую голову, которая на этой шее находится. - Ты разбудишь меня в полшестого, мы по-семейному позавтракаем, а потом ты поедешь по своим делам, я возьму свою фамильную швабру...

- Пообещай мне, что будешь осторожна, ребенок.

- Э-э, ну, конечно, - озадаченно согласилась Эша, - работа уборщицы ведь очень опасна...

- Для тебя с твоей уникальной способностью влипать в неприятности опасна любая работа, - сказала сестра со знакомой сварливостью, отворачиваясь и потирая бровь. - Идешь ты спать или нет?!


* * *

К утру от ливня не осталось и следа. Нигде не было ни лужицы, ни мокрого пятнышка, трамвайные рельсы вились по городу раскаленной, сверкающей вязью, в изобилии снующие по улицам желтенькие автобусы казались очень горячими, а краснокирпичные здания выглядели утомленными совершенно неосенней жарой. О дожде напоминали лишь листья кустов, испещренные грязными крапинками, да причудливые узоры на песчаных шайских отмелях. Также о дожде напоминала безгаражная шталевская "фабия", ночевавшая на открытой стоянке и щедро изукрашенная грязевыми пятнышками и отпечатками нахальных кошачьих лап, поэтому с утра, попрощавшись с Полиной, все еще не утратившей своего неожиданного милого родственного имиджа, Эша погнала машину на автомойку.

Вернув "фабии" первозданную чистоту, Шталь повела машину неторопливо, разглядывая городские улицы. Пока что она не видела никакого намека на то, что Говорящие вынесли свою деятельность за пределы веселого четырехэтажного здания. Продолжали возводиться новые дома, но в этом не было ничего необычного. В городе появилось очень много фонтанов и фонтанчиков, но и это не казалось особо странным. Город стал зеленее и обзавелся прорвой клумб, но Садовники вовсе необязательно были к этому причастны. У самой окраины на реке велось какое-то строительство, но определить, что именно это было, Эша не смогла. Вероятней всего, какой-то очередной ресторан. Немного странным было то, что в час пик на улицах было не так уж много машин и пешеходов, но это можно было объяснить тем, что все уже добрались до работы или еще не вышли из дома. Храм Воскресения к обновленным куполам получил отреставрированные стены, у городского музея была новая крыша, а у поврежденного много лет назад памятника Гоголю - новое лицо. А так все осталось по-прежнему - и кружево сосновых лесов, и козы у обочин, и разговорчивый дружелюбный люд. Взбодренная стройками и украшенная зеленью, на которой не отразилась летняя жара, Шая из сонной добродушной старушки превратилась в милую, с ленцой, тетушку средних лет, но осталась все такой же мирной, пасторальной, и оглядываясь вокруг, Шталь не на шутку усомнилась в ее защищенности. Что б не говорил тогда Ейщаров, посты не спасут от Лжеца, если он захочет проникнуть в город. Может, он уже здесь. Может, он - вон та безобидная старушка в просторном белом костюме, распятая между двумя поводками с толстыми пекинесами на концах, упорно тянущими каждый в свою сторону. Сейчас она повернется и...

Безобидная старушка повернулась, оказавшись безобидным старичком с папиросой в зубах, который, нисколько не заинтересовавшись шталевским лицом, выглядывающим в окно притормозившей машины, принялся поливать бранью обоих пекинесов, хрипевших на концах поводков. Эша хмыкнула, посмотрела на часы, ойкнула и погнала "фабию" к офису.

В вестибюле охранники вместо приветствия тут же сделали Шталь выговор.

- Вы чего это такую штуку без аквариума носите?! Здесь ведь теток полно - и не молоденьких. А вдруг с кем инфаркт?

Эша непонимающе проследила за указующими охранными перстами, судорожно ощупала голову и раздраженно извлекла из закрученных узлом волос отчаянно размахивающего лапами птицееда, с трудом сдерживаясь, чтобы не устроить ему хорошую порку. Да и устроила б, если б точно знала механизм порки пауков. Как он попал на ее прическу из закрытого террариума - непонятно. Впрочем, ей никогда не удавалось понять, каким образом Бонни устраивала свои побеги.

Сунув Бонни под майку и отчаянно гримасничая от производимой ею щекотки, Шталь кинулась к Степану Ивановичу в надежде одолжить у него какое-нибудь стеклянное вместилище, но кабинет Посудника был закрыт. Обитель братьев Зеленцовых, где она видела много больших ваз, тоже была заперта. Пробежав по этажам, Эша обнаружила, что довольно много сотрудников отсутствует на своих местах. У Михаила было открыто, но сам кабинет старшего Оружейника пустовал, а на двери висела записка, из которой следовало, что кабинет не заперт по каким-то техническим причинам.

"Кто вайдет - дам па шее!"

Эша не стала рисковать, спустилась и проверила ейщаровскую приемную. Там тоже было закрыто, и за стеклянными вставками дверной створки не было заметно ни единого движения.

Она вновь поднялась на второй этаж и заглянула в пустой кабинет Севы, но, помимо мебели, там так никого и не было. В соседнем кабинете Эша не нашла никого, кроме Байера, который посвистывал носом на кушетке, даже через нос выдыхая устрашающий по концентрации перегар. Игорь, судя по всему, очень остро переживал свое вступление в ряды Говорящих. Эша осторожно потрясла его за плечо.

- Игорь?.. А куда все подевались?

- Уйди! - страдальчески пробормотал Байер, закрывая голову руками.

Эша покинула кабинет, тихонько прикрыв за собой дверь, и озадаченно остановилась в коридоре. Неужели опять что-то произошло? Она вытащила сотовый с твердым намерением позвонить начальству, но тут со стороны лестницы донесся пронзительный гитарный перебор, и Шталь, одной рукой прижимая дергающуюся на животе майку, кинулась туда. Минуту назад на ступенях никого не было, но теперь там сидел Костя в обнимку с гитарой и грустил:

Листья осенние, листья вечерние

Тихо вальсируют в сумерках стылых.

Не отыскать уже звезд среди терниев

Спящим без имени в старых могилах.

Ветры и дождь съели все эпитафии,

Вашим надгробиям дав безразличие,

И не узнать, кто был предан анафеме,

Кто богом жил, кто казной, кто величием.

Все, кто дарил вам любовь или ненависть,

Сами уж сгинули в пропасти времени,

Лишь на погосте ненастную летопись

Небо ведет для вороньего племени.

Листья ткут танец в честь спящих без имени,

Вальс красно-желтый скользит над крестами -

Вальс поминальный, подернутый инеем,

Ветром рожденный на кладбище старом.

Голос у Шофера был довольно приятный, и Эша подумала, что если б Костя пел а-капелла, то от его музицирования можно было бы даже получать удовольствие. Увидев ее, Костя оставил гитарные струны в покое, чем принес Шталь несказанное облегчение.

- Привет. А ты на матч не идешь? Уже почти все там, а я тут жду Серегу, как дурак!

Эша с облегчением вспомнила, что вчера действительно кто-то упоминал про какой-то футбольный матч, а, значит, ничего серьезного не произошло. Она поспешно прижала край майки, из-под которого уже лезли на свет божий лохматые лапы, и Костя без особого интереса спросил:

- Что это там у тебя - паук твой? - он потянулся к шталевскому животу шевелящимися пальцами. - Тюти-тюти-тюти...

Эша возмущенно отпрыгнула, чуть не уронив Бонни, и снова подхватила край майки, ибо по лестнице, стуча каблучками, спускались тетя Лиля и тетя Зина в своих великолепных вязаных нарядах.

- Здорово! - приветствовал и их Костя. - И вы на матч не идете?

- Да ну, чего там делать? - тетя Лиля махнула пухлой ручкой. - Костенька, детка, ты не мог бы не играть, пока мы не уйдем?

- Не разбираетесь вы в музыке! - буркнул Костя.

- В том-то и дело, что разбираемся, - тетя Зина одернула свою тончайшую, сплетенную из голубых нитей накидку. - Мне вон знакомая одна рассказывала, на днях в каком-то ресторане один пианист так играл, что у всех в зале был оргазм!

- Во что это он играл, ваш могучий пианист, что его на весь зал хватило? - хихикнул Костя.

- Ни во что! На пианино он играл!

- От пианино такого не бывает. Вот от самого пианиста... но чтоб он весь зал?.. это как же надо?..

Швеи, не став слушать продолжения, презрительно фыркнули и унеслись прочь. Костя, продолжая хихикать, коснулся было гитарных струн, но Шталь, наклонившись, успела подсунуть ладонь под его пальцы.

- Что - такой важный матч, что всех сотрудников на него отпустили?

- Так сотрудники и играют, - удивился Костя. - Георгич хотел отменить в связи с обстоятельствами, но народ очень уж просил... - Шофер вдруг вскочил, брякнув гитарой и страшно вытаращив глаза. - Елки, чего ж я сижу, я ж запасным!.. Помню ж - забыл что-то?! Ты на машине?! Подбросишь?!

- Говорящий с машинами без машины? - изумилась Эша. Костя неопределенно покрутил пальцами.

- Тут свои тонкости... Так подвезешь? На Павловский.

- В гараже сам будешь убирать, - сказала Эша, никогда не упускавшая случая извлечь какую-нибудь выгоду.

* * *

Кажется, в дверь стучали уже не в первый раз. Шталь, восседавшая на перевернутом ведре, которое было не против этого, рассеянно посмотрела на нее и вновь погрузилась в свои мысли и эмоции. Последние представляли собой жуткую смесь из злости, растерянности, паники, любопытства, удивления и крайней озадаченности. Хризолит под стискивающимися на нем пальцами всеми своими атомами призывал к немедленному успокоению и покиданию душного помещения, а также хотел, чтобы Эша немедленно оставила его в покое. Бонни деловито исследовала швабру, высоко вздергивая кончики пушистых лап.

- Я знаю, что ты там, - вкрадчиво сообщила дверь. - Эша, нас зовут на совещание.

Шталь неохотно покинула ведерное сиденье, отперла замок, и внутрь ввалился Сева.

- Ты тут... ты чего в помещении без окон куришь?! Пожарная система...

- До свидания, - Эша развернула Севу и попыталась выставить в коридор, но он ловко проскочил у нее под рукой. - Чего тебе надо? Ты же вечно весь в делах. Вот и иди к своим табуреткам!

- Ой! - сказал в ответ Сева, увидевший Бонни.

- Не мешай мне обедать, - Эша вновь уселась на ведро и взялась за сигарету.

- Тебя кто-нибудь обидел? - грозно спросил Сева, драматически расправляя хилую грудь под своим официальным костюмом. Эша не ответила, щурясь на голую стену. - Что с тобой такое? Ты даже до середины матча не досидела. Мне казалось, тебе интересно.

- Тоже мне, интересное зрелище, потная толпа бегает за мячиком! - огрызнулась Эша. - Кто хоть выиграл?

- Первый и третий этаж, четыре-два, - Сева осторожно протянул руку к Бонни и тут же отдернул, когда птицеед занял оборонительную позу. - Скажи ей, что я хороший.

Эша скорчила гримасу, которая могла означать что угодно по Севиному выбору, пинком ноги вытолкнула тележку в коридор, сгребла птицееда и вышла из подсобки. Сева заковылял следом, встревожено, по-старчески, ворча и охая, словно заботливый дядюшка, у которого неожиданно сошла с ума любимая племянница.

Эше не хотелось признаваться, что на матче действительно было очень интересно. Никого посторонних на Павловском стадионе не было, если не считать компании подростков, поглощавших пиво на дальних трибунах, да и те, как выяснилось, были чьими-то родственниками. Ейщаровский офис выехал на Павловский практически в полном составе, и к тому времени, как на территорию стадиона прибыли Шталь и Костя, к сожалению так и не расставшийся с гитарой, часть офиса носилась по полю, часть сидела на скамейке запасных, а остальные азартно вопили на трибунах.

Эша ожидала увидеть некую затейливую игру с разговоренными мячиками, но это оказался самый обычный футбол с самым обычным мячом, если не считать того, что обе команды в равных долях включали в себя не только сотрудников, но и сотрудниц. И сотрудницам, без всякой дискриминации, так же ставили подножки, их так же роняли в траву, и они так же получали мячом по различным частям тела - со своего согласия или без оного.

Шталь, пробравшись в первые ряды, откуда ей призывно махал Сева, и угостившись у него холодной газировкой, вначале просто потешалась, не болея ни за какую команду. Все это было несерьезно, и ейщаровские сотрудники походили на галдящую толпу дошколят, которых вывезли за город. Ейщарова она увидела не сразу, зато тут же увидела на поле Михаила, который в редкие моменты передышки принимался всячески напрягать мускулы, пытаясь очаровать женскую половину как стадиона, так и команд; Сашку, взъерошенную и с ошметками травы в волосах, Аллу Орлову, смотревшуюся до отвращения идеально в своем спортивном костюмчике, запыхавшегося Марата и Глеба, не заметить которого было вообще невозможно. Парикмахер вносил в игру особое разнообразие, то и дело путая мяч с игроками, отчего кто-нибудь постоянно летел в траву. Смотреть на все это было очень весело, и Эша вволю насладилась, когда Лиманская получила мячом по голове, когда не-родственник, не рассчитав замаха ноги, плюхнулся на пятую точку, и когда на поле образовалась живописная свалка из Гарика-Ключника, Вадика-Оптика и братьев Зеленцовых. И только после этого Шталь обнаружила среди прочих Ейщарова, вначале совершенно его не узнав. По полю бегал какой-то полуголый темноволосый человек, невысокий, крепкого сложения, абсолютно не выделявшийся среди остальных игроков. Он так же, как и они, бил по мячу, убегал, догонял, периодически сцеплялся с кем-то, смеялся. Эша даже увела от него взгляд, продолжая искать Олега Георгиевича среди прочих футболистов, и тут темноволосый подбежал вплотную к трибунам, схватил протянутую ему кем-то бутылку воды, сделал несколько глотков, а прочее выплеснул себе на голову, отфыркиваясь и растирая ладонью воду по лицу и голой груди. Бросил бутылку обратно и, не заметив Эшу, стремительно умчался назад, а Шталь осталась сидеть, превратившись в статую с широко открытым ртом и все еще видя перед собой теперь уже знакомое и в то же время такое незнакомое смеющееся, мокрое лицо с яркими глазами и взъерошенными волосами. Потом слегка отмерла и пихнула локтем Севу, который, размахивая здоровой рукой, во всю силу своих легких болел за команду второго и четвертого этажа.

- Это сейчас Олег Георгич подбегал?

- Ну да, - рассеянно ответил Сева.

- Как-то... странно он сегодня выглядит.

- Да так же, как и всегда, - Сева повернулся, вздернув бровь. - Ты чего?

Эша не успела ответить - сидевший неподалеку на скамейке запасных Костя предложил сыграть подбадривающую песнь, и все, кто это услышал, подняли протестующий гвалт. А Шталь теперь уже заинтересованно смотрела в центр поля, наблюдая за перемещениями начальника, который сейчас казался лет на десять моложе. И вдруг осознала, что для остальных игроков никакого начальника там нет. Там был просто свой. Свой, которого ценили и любили, и которого слушали, потому что он говорил дело. Вот и все.

Эша впилась пальцами в скамеечное дерево, сломав ноготь, но не заметив этого. Она чувствовала себя так, словно на нее вылили ведро ледяной воды, да в придачу еще опустевшим ведром и огрели, а понять причину этого ощущения не могла. Эша опасалась, что Ейщаров ее заметит, и вместе с тем Эшу раздражало, что он ни разу не посмотрел в ее сторону и, похоже, понятия не имел, что она здесь. А может, и имел он это понятие, просто ему было глубоко наплевать.

В этот момент шталевских сумбурных размышлений команда первого-третьего этажа в лице маленького юркого Славы забила гол в ворота команды второго-четвертого этажа, и Сева испустил горестный вопль, после чего принялся призывать громы и молнии на голову стоявшего на воротах Хельсинга-Компьютерщика. Команда первого-третьего этажа предалась победным объятиям, валяниям и воплям. Над полем, на уровне верхних трибун плыли густые клубы дыма, уверенно складываясь в надпись 2:1 - это наверняка потрудился дядя Вова, но Шталь не успела заметить, когда и как он это сделал. Зато она заметила другое - как Орлова, вместе с Ейщаровым игравшая в забившей команде, восторженно кинулась Олегу Георгиевичу на шею, а тот с явным удовольствием подхватил ее и через несколько секунд оба исчезли в бурлящей гуще игроков, над которой возвышался Михаил, пытавшийся усадить себе на плечо отчаянно отбивающегося Электрика.

Дальше Эша смотреть не стала - вскочила и, не отвечая на удивленные оклики Севы, вылетела со стадиона с перекошенным от бешенства лицом. Прыгнула в машину, чуть не раздавив задумавшуюся на водительском сиденье Бонни, в рекордный срок доехала до офиса, по дороге нарушив все, что только было возможно, бросила "фабию" на стоянке, грохнув дверцей и даже не подумав извиниться, и влетела в вестибюль, распахнув тяжелую дверь с такой легкостью, будто та была сделана из картона. После чего спряталась в подсобке и сидела там до Севиного появления.

- Эша, куда ты тащишь свою тележку?! - Сева решительно загородил ей дорогу, и Шталь пришлось остановиться, дабы не лишить офис единственного Мебельщика. - Я же сказал - нас ждут на совещании!

- Зачем я вам на этот раз?! Что-то оттирать?! Вы только и умеете, что пачкать везде!.. Вот кто тут опять натоптал?! - Эша ткнула пальцем в едва заметный след на полу. - Ходют и ходют!..

- Эша, пожалуйста пойдем, - жалобно сказал Сева. - Только оставь здесь свою... своего...

- Не оставлю! Джон Сильвер никогда не ходил на пиратские сходки без своего попугая!

Сева, явно отчаявшись продолжать словесные уговоры, просто схватил Эшу за руку и знакомо потянул за собой. Шталь машинально подчинилась и так, ведомая старшим Мебельщиком, дошла до кабинета, дверь в который была приглашающе приоткрыта.

Людей в кабинете, по сравнению с прошлым совещанием, было удивительно мало: сам Ейщаров, Посудник, обе Ювелирши, Сашка, старший Музыкант, Никита-Беккер и Михаил. Выражение лиц у всех, кроме Ейщарова, было странно скептическим, особенно у Михаила, который поигрывал коротким изогнутым мечом с роскошнейшей гравировкой на клинке, и перед всеми, кроме старшего Оружейника и Модистки, лежали какие-то бумаги. Ейщаров вновь был прежним Ейщаровым - спокойным, аккуратно одетым и причесанным, с отстраненной деловитостью на лице, которая так ее раздражала. Впрочем, сейчас это было даже кстати.

- А что случилось? - с порога вопросила Эша, притормаживая. - Или вас тут всех надо пропылесосить?

Ейщаров молча указал глазами на один из свободных стульев, и тотчас Лиманская, углядев обитателя шталевского плеча, издала звук сирены, возвещающей о начале учений по гражданской обороне, и забралась на стул с ногами.

- Господи, ты с ума сошла?!! Немедленно убери отсюда эту гадость!

- Я думала, у вас тут принято уважать чужих собеседников, - хмуро произнесла Эша, поглаживая "гадость" указательным пальцем.

- Посадите ее вон в тот цветок, - Ейщаров кивнул на горшок с марантой. - Никуда она не денется. Сева, где Слава?

- Сейчас придет, - Мебельщик вальяжно развалился на стуле, наблюдая как Шталь сажает паучиху в цветочный горшок, где та тут же принялась упоенно ковыряться в земле. - А что случилось?

- Парочка забавных историй, - пробурчал Михаил, - в которые я совершенно не верю и не вижу смысла их проверять. Олег, ты стал слишком мнителен, тебе не кажется? Тот, кто слил Вадику эту дезу, наверняка этого и добивался. Не будем же мы теперь бегать и проверять каждую мелочь? Мы же знаем, что мы этого не делали, кроме нас Говорящих в городе нет, так что все эти истории либо преувеличение, либо неправда.

- Ты прекрасно понимаешь, что это может оказаться выдумкой, а может оказаться и каким-то нашим упущением, - Ейщаров бросил на стол бумаги. - Любая нелепость может явиться вовсе не нелепостью. Здесь у очень многих целый чемодан таких нелепостей. С чего начиналось твое шествие по планете? Не припомнишь?

- Если уж на то пошло, я тоже слышал с утра одну забавную историю, - Михаил отодвинул меч и подпер щеки ладонями, словно добрая бабушка-рассказчица в окошке из старых отечественных сказок. - Один мужик застукал свою жену с любовником в самом процессе, ну вы понимаете? И вместо того, чтобы устраивать разборки, взял да и присоединился к ним!..

- И что такого? - фыркнула Ольга, и Шталь заметила, как густо покраснел Сева. - Мужик решил тоже повеселиться, не пропадать же процессу? А если он в этом процессе отходил любовника, так это, я тебе скажу, не так уж...

- Это моя история! - раздраженно заявил Михаил. - Вот когда будешь свою рассказывать... Так вот, они там - ага?.. А соседи-то знали, что жена погуливала, видели, как муж домой вернулся. А процесс-то с озвучкой, и озвучка все громче. И время идет. Соседи решили, что он их там уже убивает, вызвали ментов, те дверь вынесли и...в общем, туда же... Словом, санитаров пришлось вызывать, да не одних, и везти всю эту компанию в соответствующее место. Один из санитаров, между прочим, тоже поучаствовал, да еще пара соседок, которые нос свой сунули. Мне эту историю другой санитар рассказал... который не участвовал. Говорит, каждый, кто к кровати близко подходил, тут же на нее и кидался. Сам, говорит, с трудом устоял, и то, может, потому, что с жуткого бодуна был. В общем, кое-как сгребли с койки всю эту порнографию и вывезли. Те сейчас в себя пришли и жалобы строчат друг на друга... Что вы так на меня смотрите?! Не я это придумал!

- Тут ты прав, - Олег Георгиевич протянул Севе несколько печатных листов. - Сева, я вынужден попросить тебя просмотреть это и сказать свое мнение.

Сева, к этому моменту ставший совершенно пунцовым, положил бумаги перед собой и, наклонившись, принялся изучать их, зачем-то прикрывая ладонью от посторонних взглядов. Эша, не удержавшись, резко заявила:

- Сева бы такого не сделал! Вы ведь на кровать намекаете, не так ли?!

- Ну, почем тебе знать?! - Михаил пододвинул к себе чашку кофе. - С мебелью только он общается. Где-то недоглядел, что-то не так сказал, что-то не так понял... Или пошутить решил!

Эша ладонью закрыла возмущенно распахнувшийся было рот Севы.

- Такие шутки больше в твоем характере! А Сева не такой! Откуда вы можете точно знать, что вся его мебель не зараженная?! Может, вы пропустили какой-нибудь шкафчик - вот вам и Говорящий! Заехал в гости...

- Любой новый Говорящий в Шае вычисляется в момент, - заметил Беккер.

- Я не верю в совершенство вашей системы. Шая - это, все-таки, город, а не десяток избушек.

- Конечно, такую возможность тоже следует учитывать, - неожиданно согласился с ней Ейщаров, - но, к сожалению, наша сводка происшествий не ограничивается только кроватью. Ты, Миша, кстати, зря веселишься. По твоей части тоже есть забавная история, - Олег Георгиевич протянул и ему распечатку. Скептицизм на лице Михаила слегка разбавился предельным непониманием, он схватил бумаги и тотчас прижал их к груди, свободной рукой попытавшись отогнать от себя залюбопытствовавшую уборщицу. - Нет-нет, пусть и мадемуазель Шталь поглядит. Для нее у меня все равно ничего нет.

- Как всегда, - буркнула Эша, - всем документы, мне мусор...

Михаил, поджав губы, опустил лист и позволил Эше запустить взгляд в его содержание. Несколько минут они сосредоточенно изучали его, потом Михаил презрительно фыркнул.

- Олег, я тебя умоляю! Одна тетка сказала другой тетке, которая сказала третьей тетке, которая сказала четвертой тетке...

- Здесь речь только о трех тетках! - встряла Шталь.

- ... что ее нож вместе с капустой разрезал...

- Здесь написано про помидор!

- ... разрезал пополам кухонный стол. Да это просто чепуха!.. Бабский треп!

- У меня многие расследования начинались с такого трепа! Думаю, и у вас тоже.

- Она права, между прочим, - заметил Ейщаров.

- Не бывает таких ножей! - свирепо сказал Михаил. - Я, во всяком случае, таких не встречал! И уж точно не делал! Может, Серый что-то начудил... но вряд ли. Конечно, я могу проверить этот нож... Можно Серого с поста вызвать...

- Мне эта история не говорит ни о чем, кроме возможностей человеческой фантазии и нестабильности современной психики, - заявил Никита, отталкивая от себя свой листок. Сергей Сергеевич покачал головой.

- Не знаю. Всякие инструменты доводилось видеть. Кроме того, если их необычные способности, проявляющиеся самостоятельно - вещь крайне редкая, то, между прочим, звуковое оружие - вещь вполне реальная. Все знают, как может воздействовать звук на человеческое тело, на психику. Я сам видел вполне обычную, но очень своеобразно настроенную виолончель. Если гипертоники слушали ее ближе, чем на пять метров, у них начинала хлестать кровь из носа. Звук может напугать, может создать приятные ощущения. Вы разве никогда не слышали об аудионаркотиках? Случай очень похож.

- А что у вас за случай? - поинтересовалась Шталь, наблюдая за выражением лица Севы, читавшего свою распечатку. Беккер мученически вздохнул.

- Тапер ресторана "Шевалье" так здорово играл на рояле, что всем, кто его слушал, стало очень... хм, хорошо. Концерт продолжался больше суток.

- Сколько? - изумилась Эша.

- Его всего лишь час назад насилу из-за рояля вынули - пальцы стер почти до костей, половину переломал, а все равно играл. Там целый скандал был, бригаду вызывали, только, говорят, уши им приходилось затыкать, да и то помогло не сильно. Вместе с тапером полтора десятка человек увезли - в соответствующем состоянии... Олег, я склонен согласиться с Сергеичем, хотя... - Беккер скосил задумчивый глаз в листок, - накануне и за день до того тот же тапер играл в "Шевалье" на том же рояле безо всяких последствий.

- Вот что меня настораживает - так это время, - заметил Сева, старательно прикрывая лицо распечаткой. - На самом деле совершенно неизвестно, задействована ли кровать в этом происшествии, но до этого вечера в жизни семьи... - он посмотрел на листок взглядом благочестивого старца, которого заставили разговаривать с голой женщиной, - Богдановых подобных инцидентов не было... во всяком случае, известных общественности. Такое совпадение во временных рамках даже только для двух случаев... это странно.

Михаил раздраженно спросил, не может ли Сева говорить по-человечески? Сева заметил, что и так говорит по-человечески и совершенно не виноват в том, что Михаил значительно приотстал от прочего человечества в умственном развитии. Михаил резко встал, оценил готическое выражение лица Шталь и сел обратно. Дверь кабинета отворилась, внутрь проскользнул Слава, и Михаил, тут же забыв про все остальное, развернулся и грохнул:

- Как мы их, а?! Ну а ты, ну не ожидал! Два из двух!

- Не трогай меня, - испуганно отозвался Слава и, почти бегом миновав Михаила по широкой дуге, оказался с противоположной стороны ейщаровского стола. - Ну забил я два раза, ну и что? Достаточно было просто руку пожать! Я ж не попугай - чего ты меня пытался на плечо взгромоздить.

- Эллины в свое время носили на плече обожаемых женщин, - сообщила Эша, болтая ногами.

- На что ты намекаешь? - насупился Михаил.

- Я не обожаемая женщина, - мрачно сказал Слава. - А что случилось?

Олег Георгиевич передал ему бумаги, Слава быстро просмотрел их, вслепую нащупывая возле себя спинку стула, а, нащупав, произнес:

- Хм.

- Что это значит? - раздраженно вопросил до сей поры молчавший Посудник. - Никто толком слова не скажет человеку бедному! Если там что-то есть, так рассказать-то надо?.. У меня вообще вон только бумаженция с отчетом психиатра о том, что какому-то чудику мерещится, будто его кофейная турка превращается во всякие вещи. И ведь вроде не любитель этого дела, - Степан Иванович красноречиво постучал согнутым указательным пальцем себя по скуле, - вот оно как.

- Как вы достали отчет психиатра? - Эша, вытянув шею, попыталась заглянуть в распечатку Севы, и тот, заметив этот маневр, перевернул лист чистой стороной вверх.

- Андрей, младший Факельщик, работает психоаналитиком, - пояснил Ейщаров. - К нему обратился его сосед за советом. Андрей счел нужным сообщить об этом. На всякий случай.

- В свете недавних событий, - подхватила Сашка и скорчила многозначительную рожу. - Потому и я здесь. Та продавщица в мини-маркете действительно жутко выглядела, у нее след на шее вот такой ширины, - Модистка продемонстрировала ширину разведенными ладошками. - Рассказывала направо и налево, что ее чуть не задушила собственная оконная штора. Я просто сообщаю об этом на всяк пож, потому что, вероятней всего, она это выдумала, потому что как раз любитель этого дела, либо за занавеску держался ее муж, потому что он тоже любитель этого дела, либо это просто несчастный случай - занавеска длинная, продавщица пьяная, запуталась... Я вам просто сообщаю! Я как раз зашла туда за сигаретами, а она...

- За сигаретами?! - возмутился Сергей Сергеевич. - Тебе четырнадцать лет!

- Ой, да ладно вам! - протянула Сашка насмешливо. - Славик, а что у тебя?

- Включенная люстра подожгла пол в гостиной, а когда хозяин попытался потушить пожар, подожгла и его, - просто сообщил Слава и сел. - Люстра не новая, раньше такого не было и с точки зрения электрики это невозможно. Я съезжу проверить. Уже сталкивался с похожим случаем.

- А мы проверим девчонок, - Лиманская встала. - Поскольку их уже проверили на наркотики и психические заболевания, думаю самое время начать проверять их вещи. Мало ли что... Раз речь о девчонках, то первыми на очереди побрякушки и одежда. Сашка поедет с нами или вы отправите ее проверять занавески?

- Я очень редко слышу занавески, - пробурчала Модистка.

- Какие девчонки? - терпеливо спросила Шталь, которую начинали раздражать эти обрывки сведений. Вообще-то непонятно, зачем ее сюда позвали?

- Вчера вечером две подружки без всяких на то причин чуть не поубивали друг друга. Сейчас обе в реанимации, - пояснила младшая Ювелирша, и старшая нервно затеребила свой перстенек. - Тетка одной из них присматривает за сыном моего... э-э, приятеля, когда он на работе. Она в шоке, говорит, что девчонки дружили с самого детства... Но об этом случае и так быстро бы стало известно - все произошло на людях и очень... Они буквально изуродовали друг друга.

Тут все почему-то посмотрели на Эшу, отчего ей стало очень сильно не по себе.

- Ты уже тоже можешь чего-нибудь сказать, - предложил Михаил. - Иначе для чего ты тут сидишь?

- Как будто я это знаю! - Шталь растерялась. - Мне сказали прийти - я пришла. Что я могу сказать - я в этом ничего не понимаю! Олег Георгиевич, для чего меня позвали?! Намекаете, что это моих рук дело? Только из-за того, что я случайно разговорила зонтик?! Я не знаю никого из этих людей! Вчера я была здесь, целый день работала... Любой может подтвердить! Вечером я...

- Не в этом дело, - перебил ее Олег Георгиевич. - Может, у вас есть какие-то предположения, предложения? Предчувствия?

- У меня не бывает предчувствий, - озадаченно ответила Эша. - Кстати, забавно - если вы считаете меня Говорящей с судьбой, почему у меня никогда не бывает никаких предчувствий? Я просто предполагаю, иду и делаю. Мне везет.

- И что, по-вашему, вам сейчас следует пойти и сделать?

- Совершенно без понятия... Где все эти вещи?

- Рояль в ресторане, зал сейчас закрыт. Люстра все еще в квартире своих хозяев, кровать тоже. Вещи подружек в больнице. Что с туркой, шторами и ножом - неизвестно.

- Тогда, наверное, это лучше выяснить, - предложила Шталь с умным видом. - И еще люстра - все-таки, самый конкретный случай. Слава сказал, что уже видел такое, и, мне кажется, он знает что говорит, - Электрик авторитетно кивнул. - А рояль... Господа Музыканты, конечно, могут на меня обидеться, но, по-моему, его лучше вообще не проверять. По-моему, его лучше отправить под пресс. И кровать тоже.

- Для того чтобы уничтожать вещи, нужны доказательства, - проскрежетал Беккер.

- Бросьте, мы не в суде. Опасного человека вначале запирают, а потом выясняют все обстоятельства. Но в этом случае обстоятельства можно выяснять и на безопасном расстоянии или вкатить ему снотворное. С вещами так не получится. Вам придется подходить к ним. Трогать их.

- Следуя твоей логике, нам лучше их сжечь, а потом, если выяснится, что эти случаи - просто россказни и преувеличения, пойти извиниться перед пеплом?! - возмутился Сева.

- Я говорила о прессе, но костер - тоже неплохо! Знаете, я тут всего неделю, но вообще у вас тут часто бывало, чтобы столько странностей произошло за один вечер?

- Степень странности чаще всего зависит от очевидцев происшедшего, - Ейщаров взглянул на часы. - В сущности, любой случай можно представить, как странность. Но это Шая, здесь всякое может быть. Говорящие больше не заражают вещи и обычно они контролируют свои разговоры. Но они могут ошибиться. И что-то может произойти ненамеренно. Поэтому существует определенный способ проверки. Если кто-то из Говорящих имел контакт с данной вещью - пусть он даже не придал этому значения, забыл или не заметил, проверка это выяснит.

- Сколько времени потребуется на эту проверку?

- Секунд пять.

- Нечего меня проверять! - прогудел Михаил. - Серегу вон пожалуйста, а я, слава богу, не первый день!..

- С люстрой мог кто-то и из покойных начудить, - задумчиво произнес Слава. - Здесь не указано, сколько лет она находится в Шае. Съезжу, посмотрю, - человечек почесал затылок. - Думаю, ничего страшного, так что сопровождение стандартное. Тезку своего прихвачу из группы и... - Слава вдруг посмотрел на Эшу. - Хочешь поехать?

Прежде чем Шталь успела удивиться, раздался возмущенно-насмешливый глас Михаила.

- Какой поехать?! Она же уборщица! Каждый должен заниматься свои...

- У нас народ совмещает и исследования, и беседы, и профпризвание, и службу караульную несет. Я обязан взять в сопровождение Говорящего, - надменно поведал Слава. - Хочу взять ее. Мне с ней работать понравилось, у нее очень оригинальная специализация, а уборщица из нее все равно аховая!

- Я тоже не прочь ее взять, - внезапно заявил Беккер.

- А ты уже собрался ехать? - с холодком спросил старший Музыкант. - Уже сам все решил?

- Рояль пока трогать не будем, - сказал Ейщаров. - Я вместе с Севой посмотрю на эту веселую кровать, а потом с вами съезжу в "Шевалье", так что пока сидите на месте.

- Вряд ли дело в кровати, - пробормотал Сева. - Это как же надо...

- Вы не можете отправлять ребенка на такое опасное задание! - возмутилась Эша.

- Во-первых, что в нем опасного?! - в свою очередь возмутился Мебельщик. - Во-вторых, я не ребенок. В-третьих, я и раньше бывал на заданиях. Я ездил в Ижевск...

- Без моего разрешения?!

- Ты мне не мамочка! К тому же со мной будет Олег Георгиевич...

- И что с того?! - Шталь с запоздалым смущением покосилась на Ейщарова. - Извините. Но вы, знаете ли...

- Думаю, мы пока закончили, - Ейщаров встал. - Займемся делом. Всем быть предельно осторожными.

Михаил произнес длинную эмоциональную фразу, которая, в переводе на относительно литературный язык содержала в себе уже знакомую теорию о дезинформации, в которую входит и сводка вчерашних происшествий, которые, на самом деле, никакими происшествиями не являются. После этого он удалился вместе с мечом, демонстративно хлопнув дверью.

- Эша, задержитесь на минуту, - велел Ейщаров, и Шталь, переполненная восторженными эмоциями от предстоящего задания, никак не связанного со швабрами, недовольно остановилась, пропустив остальных. Старшая Ювелирша, непонятно приказав Шталь зайти к ней за детектором, вышла последней, прикрыв дверь.

- Только не говорите, что запрещаете мне ехать! - угрожающе процедила Эша.

- Вам действительно так хочется поехать?! - спокойно осведомился Ейщаров, которого явно было не запугать ни мрачным шталевским голосом, ни шталевскими же гримасами.

- Шутите?! Конечно, хочется! Это же так интересно!

- Интересно? - Олег Георгиевич провел ладонью по лицу и отрешенно посмотрел в окно. - Вам хочется, чтобы всегда было интересно, Эша Викторовна? Вам никогда не хотелось просто жить?

- Э-э... - Эша озадаченно захлопала ресницами. - ну... Знаете, я еще слишком молода, чтобы задаваться таким вопросом. То есть, я не имела в виду...

- Я понял.

- Вы думаете, что все это связано с позавчерашним происшествием? Вы думаете, кто-то все-таки проскочил в Шаю?

- Что-то, - ответил Ейщаров. - Может быть. Я не знаю. Возможно, все это ничего не значит.

- А знаете, что я думаю?

- Слава богу, нет.

- Я думаю, что если б мне предложили на выбор самоотверженно жить где-то на краю земли, в шалашике, или в городе, пусть и небольшом, я бы выбрала город. Даже зная, что мое присутствие в нем может подвергать опасности его жителей, я бы все равно выбрала город. Потому что я обычный человек. И остальные тоже. В городе привычней, да и безопасней. К тому же, изначально никто ведь не думал о подобном, никто не знал про Лжеца, про Местных. Вы ведь не знали?

- Нет, - Олег Георгиевич пристально посмотрел на нее. - Я понимаю, что вы пытаетесь сделать. Не стоит. Езжайте, придерживайтесь рамок и никакой самодеятельности. Учтите...

- Олег Георгиевич! - возмутилась Шталь. - Когда я вас обманывала?!

- Да постоянно, - сказал Ейщаров.


* * *

Выезд оказался гораздо бледнее, чем представляла себе Эша. Она рассчитывала на мощный джип с тонированными окнами и крутого спецагента в суровых темных очках, но на площадке перед офисом их ждала банальная красная "шестерка", за рулем которой сидел человек с внешностью преуспевающего нотариуса. Он поочередно кивнул Славе и Эше, представился Колей, поправил свои прозрачные очечки с прямоугольными стеклами и тронул машину с места самым обыкновенным образом, без эффектного визга колес и пыльного шлейфа. Эша, слегка разочарованная, сидела и пыталась расслышать кольцо с кахолонгом на указательном пальце, за которое ей пришлось расписаться у тети Тони.

- Смотри-ка, он был белым, а как только я его надела, стал цвета слоновой кости, - она подсунула кольцо под нос Славы, и тот кивнул.

- Значит, все в порядке. Я не раз с ним работал.

- То есть, если ты не только соврешь, но и просто не вспомнишь эту люстру, а она, все же, являлась твоим собеседником, камень все равно станет совершенно прозрачным, правильно?

Слава недовольно кивнул и отвернулся, усиленно дымя в окно.

- Я-то думала, у вас все основано на взаимном доверии, - ехидно произнесла Эша, крутя кольцо так и этак.

- И на осторожности тоже. Всякое может случиться. Мы все так решили. Но большую часть времени все действительно основано на доверии, иначе все носили бы такие кольца.

- А почему нам не выдали оружие?

- У нас есть огнетушитель, - утешил ее человечек. - А оружие там зачем? Пострадавших пугать?

- У меня есть оружие, - сказал "нотариус", и Слава вонзил ему в затылок недовольный взгляд.

- Вообще-то, ты не должен был этого говорить. Я не сторонник ни агрессивных действий, ни...

- А вы ведь неГоворящий, - утвердительно произнесла Эша, перегибаясь через спинку пассажирского сиденья.

- Нет. Но мне кажется, я мог бы отлично договариваться с подвесками, - Коля покрутил в воздухе растопыренными пальцами. - Знаешь, которые звенят? Люблю очень подвески. У меня их знаешь сколько?!

Шталь посмотрела на него с легкой опаской, закурила и подбросила на ладони зажигалку, глядя на нее с гордостью. Это была ее собственная зажигалка. У нее не было никаких особенных свойств, но зажигалась она всегда только с третьего раза. Ни со второго, ни с четвертого, никогда. Поделать тут ничего было нельзя, ибо зажигалка считала это единственно верным способом работы, но Шталь знала об этом. Она подумала, сколько же обычных, ничего не представляющих из себя вещей держат у себя Говорящие только потому, что хорошо с ними знакомы.

Машина притормозила возле старой пятиэтажки, окруженной черным кованым заборчиком, вспугнув стаю пухлых голубей, и крошившая им хлеб необъятная пожилая женщина возмущенно раскричалась:

- Да как вам не стыдно?! Да что ж это такое?! Чуть птичек не задавили! Вы же видите - гули едят!

- Здесь дорога, вообще-то! - сообщил Коля, снимая очки, прихватывая портфельчик и выбираясь из машины.

- А если б тут дети были - вы б и по ним проехали?!

- Дурацкая логика, - заметила Эша, захлопывая дверцу. - А из голубей получается отличный паштет. Гляди-ка, какие жирные! Только нужно их часика три вымочить в молоке. Лучше брать голубей помоложе, а вот если варить консоме, то французы, например, считают, что голубь нужен старый.

Женщина, позеленела, беззвучно открывая и закрывая рот, потом развернулась и торопливо заколыхалась через двор.

- Дал бы я тебе подзатыльник, - мечтательно сказал Слава, - да не достану.

Он набрал код на подъездной двери, потянул ее, и все трое шагнули в прохладное, гулкое нутро подъезда. Здесь было чисто, стены покрывала свежая голубенькая краска, кое-где были пристроены искусственные лианы, и, тем не менее, Эше на мгновение отчего-то стало не по себе, словно порыв холодного, сырого ветра хлестнул прямо по сердцу. Она оглянулась на своих спутников, но их физиономии хранили обыденное спокойствие. Ее пальцы подобрались к хризолиту и ощупали его. Тот был в недоумении. Эша приподняла брови. Хризолит был истериком, нытиком, занудой и ворчуном, но она еще никогда не ощущала, чтоб он был в недоумении.

Это похоже на предчувствие... но у меня не бывает предчувствий, никогда не бывает предчувствий.

Дверь им открыл пухлый лысеющий мужчина в невероятно красивом черном с серебром шелковом халате, совершенно к этому халату не шедший, и посмотрел на них очень удивленно.

- Вам чего?

- Рыжов Леонид Игнатьевич? - вопросил Коля, выходя на первый план.

- Ну?

- Мы по поводу вашей люстры. Независимая комиссия из общества защиты прав потребителей.

- Что? - мужчина стал еще удивленней. - Люстры? Но она ведь... ей уже ведь... Я не понимаю. Я не обращался...

- Я обращалась! - рядом с ним появилась гибкая брюнетка со злым лицом. Ее халат был разрисован орхидеями, а золотистые шлепанцы были оснащены каблуками такой длины, что Шталь, видевшая всякое, даже приоткрыла рот.

- Солнце, какого черта?! - вопросил Рыжов. - Этой люстре лет сто! Какая комиссия?!

- Эта люстра чуть не сожгла нам квартиру! - огрызнулась брюнетка, и на ее лице появилась откровенная брезгливость. - Ты сам мне показывал! Я помню, что сказали твои электрики! Если это неисправность, то она уникальна, а я считаю, что это неисправность! - Дина одарила пришедших очень красивой искусственной улыбкой. - Мой муж решил, что у нас в квартире завелись привидения.

Комиссия вежливо потупила взоры.

- Подобная неисправность - вина производителя! Мы могли погибнуть! Я подам в суд и на магазин, и на завод!

- Дина, тетя Валя купила эту люстру в восьмидесятых годах!

- Покажите ваши документы, - потребовала Дина, явно отличавшаяся большей практичностью, чем ее муж. "Нотариус" и Слава продемонстрировали какие-то бумаги. Шталь, которой ничего не дали, сменила позу, продемонстрировав свои голые ноги. Судя по лицу Леонида, для него такой документации было вполне достаточно, но Дина сварливо-подозрительно спросила:

- А ваши документы? Вы кто?

- Я инспектор, который будет вести ваше дело, - заявила Шталь. - Мне документы не нужны, я тут главная, так что если вы меня не впустите, я уйду и заберу с собой своих подчиненных.

Коллеги отсемафорили ей страшными взглядами.

- Я представляю юридическую сторону, - поспешно сообщил "нотариус", - это, - он кивнул на Славу, - наш высококлассный технический специалист, а это, - Коля сурово посмотрел на Шталь, - инспектор.

- Почему ваш инспектор так странно одет? - не успокаивалась Дина.

- Я одета в соответствии с моим вероисповеданием. В нашей организации не ущемляют религиозные права работников, - с достоинством ответила Эша.

- Да? И кто же вы по вероисповеданию?

- Друид.

- Заходите уже! - с раздражением сказал Рыжов и почти насильно затолкал членов комиссии в квартиру, потом махнул рукой в сторону одной из комнат. - Гостиная там. Солнце, с тобой я поговорю позже.

Он удалился, а Дина тотчас схватила с тумбочки пачку бумаг, вероятно, приготовленных специально к прибытию комиссии.

- Вот, пожалуйста, заключение об убытках, стоимость ковра, стоимость замены паркета, стоимость диванного покрывала, медицинское заключение об осмотре ожогов моего мужа, иск о компенсации за физические повреждения, иск о компенсации за моральные страдания...

- Подождите, - "нотариус" с профессиональной ловкостью увернулся от протянутых документов, - вначале мы все-таки осмотрим люстру.

В гостиной, просторной и светлой, густо и жутковато пахло гарью. Скатанный ковер лежал возле балконной двери, по покоробившемуся паркету расползлось огромное темное с рыжеватой окантовкой пятно. Провинившаяся люстра безмятежно поблескивала, забавляясь с солнечными лучами, пропуская их сквозь себя и удерживая немножко света каждой хрустальной пластиной, каждым навершием-лампочкой матовых свечей, каждой золоченой деталькой. Эша, с любопытством разглядывавшая люстру, подумала, что та похожа на огромный хрустальный торт в золотой оградке.

- Нам придется ее включать, - проинформировал брюнетку Слава. - Вы даете свое согласие?

- Еще убытки?! - ахнула брюнетка. - А вы не можете ее снять и включить где-нибудь в другом месте?

- Извините, нет.

- Очень жаль! - проскрежетала Дина и вышла, оставив комиссию наедине с люстрой. Эша тут же с увлечением предалась изучению богатого убранства гостиной, Слава расстегнул "молнию" своей увесистой сумки, оплетая люстру цепкими взглядами сыщика, а Коля прошел в центр комнаты, осторожно вступил на темное пятно и поднял голову к хрустальной проказнице.

- Господи, какая безвкусица!

- Поосторожней с высказываниями, - мрачно потребовал Слава.

- Так она не включена.

- Ты у нас первый день, что ли, работаешь? - Слава почесал затылок. - Нет, люстра точно не моя. Я никогда с ней не встречался.

Они синхронно взглянули на перстенек на шталевском пальце - камень по-прежнему хранил цвет слоновой кости, выразительно подчеркивая истинность сказанного.

- Я почти ничего не ощущаю, - пробормотал Слава и потер висок.

- Это нормально? - спросила Шталь.

- Такое бывает, особенно если вещь совершенно новая, но этой люстре тридцать лет...

- Как будто ей стерли память?

- Нет, - Слава вздохнул. - Сложно объяснить. Эша, когда ты слышишь какие-то вещи - ты ведь понимаешь, что именно ты слышишь?

- Пока что я не понимаю, что слышу от тебя.

- Если ты слышишь холодильник - ты понимаешь, что слышишь холодильник? Ты ведь уже должна знать, что дело не только в определенной направленности ощущений. Все равно, что если ты слышишь немолодой женский голос, то знаешь, что с тобой говорит немолодая женщина.

- Ты ощущаешь люстру, которая не ощущается люстрой?

- Нет. Я бы сказал, что я ощущаю люстру, которая не считает себя люстрой... - Слава длинно вздохнул, потом затряс головой. - Хотя... вероятно я просто устал. Ты ведь знаешь, вещи могут мечтать о том, что они другие. Но они не могут быть чем-то другим, - он взглянул на обитавший на журнальном столике возле шкафчика с дисками диковинный блестящий светильник, похожий на огромную шляпную булавку. Прикрыв правый глаз, приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, потом снова тряхнул головой и скептически улыбнулся.

- То, что ты описал, больше похоже на психическое заболевание, - заметил "нотариус", усаживаясь в кресло и превращаясь в стороннего наблюдателя. Эша задрала голову и внимательно посмотрела на люстру. Она так и не поняла, что почувствовал Слава, но от люстры действительно ощущалось что-то - далекое, едва уловимое, непонятное - словно некое существо нетерпеливо перебирало мягкими лапками в ожидании, напевая странную шуршащую песенку, в которой преобладали шипящие звуки. Ощущение ей не понравилось, хотя ничего зловещего в нем не было.

Кто ты?

Ты люстра?

Наполовину задернутые золотисто-красные шторы взметнулись над окном, и в комнату впорхнуло крошечное воробьиное перышко, весело закувыркавшись под потолком.

- Мне нужно осмотреть ее поближе, - Слава протянул оценивающий взгляд от пола до люстры, потом шагнул под нее. - Мне нужна стремянка...

Порыв ветра втянул шторы в окно с тихим шуршанием, воробьиное перышко нырнуло вниз, нырнуло еще раз, и в самом начале этого нырка Шталь метнулась вперед, уже в броске заметив краем глаза, как хрустальное с золотом сооружение наливается страшным дымчатым с алыми прожилками светом. Слава небрежно повернул голову, воззрившись на скакнувшую к нему Шталь с обыденным удивлением, и тут же полетел кувырком, когда Эша сняла его с точностью профессионального регбиста. Под потолком что-то кракнуло, полыхнуло, и то, что секунду назад было огромной люстрой, хлынуло на паркет расплавленным сверкающим водопадом, расплескавшись во все стороны. Все, что было в гостиной, мгновенно покрылось оспинами от горячих брызг, в Славиной сумке, оставшейся на полу, что-то громко хлопнуло, и из нее ударила белая пенная струя, оседая на обстановке живописными хлопьями. Слава к этому моменту достиг стены, в кою и врезался, и с изумленным лицом обвалился на пол, чуть не своротив журнальный столик, отчего светильник-булавка опасно закачался из стороны в сторону. Шталь, которой несколько капель жидкого стекла попало на спину, пронзительно завизжала и, потеряв равновесие, выпорхнула в приоткрытую балконную дверь головой вперед. "Нотариус" проворно взлетел на кресло с ногами, выхватил пистолет и прицелился туда, где из потолка на месте люстры торчали два жалких оплавленных проводка.

Слава, помянув божью матерь, забарахтался в углу. С балкона в комнату задом наперед вползла Шталь, развернулась и, вдохнув изрядную порцию витающих в гостиной ароматов, закашлялась и прохрипела:

- Славка, Славка! Лампа!

Слава обалдело уставился туда, куда тыкала дрожащая шталевская рука - светильник-булавка, затухающе раскачиваясь, оплывал, словно воск, стекая по стремительно раздувающейся до неимоверных размеров лампочке с растягивающейся холодной спиралью. Ахнув, Электрик дернулся в сторону балкона, стараясь не попасть в расползающуюся по полу дымящуюся грязно-серую массу, и в этот момент светильник взорвался фейерверком острейших осколков, издав очень мелодичный стеклянный звон, смешанный с едва слышным шипением рассекаемого воздуха. Один из осколков полоснул по спине бегущего на четвереньках Электрика, другой воткнулся Эше в тыльную сторону ладони, а третий с хирургической точностью срезал Коле часть правой брови вместе с кожей. Тот, заорав, прижал ладонь к лицу и выстрелил в светильник, от которого осталась только ножка с прикрепленным к ней проводом. Ножка кувыркнулась со столика, провод погрузился в то, что несколько секунд назад было люстрой, и мгновенно задымился.

Добравшись до балконной двери, Слава схватил Эшу за плечо, и они вцепились друг в друга, словно потерявшиеся дети, обшаривая комнату судорожными взглядами. "Нотариус" мерно моргал одним глазом, прикрывая второй окровавленной ладонью и продолжая целиться в журнальный столик. Комната медленно наполнялась дымом.

На третьей секунде Слава просипел:

- По-моему, больше ничего не будет.

Эша издала звук, отдаленно напоминавший смесь надежды и согласия. В гостиную ввалились хозяева и застыли с приоткрытыми ртами. Все вокруг было усеяно белыми шевелящимися хлопьями, прожженные во множестве мест шторы, мебель и паркет курились дымом. Обои выглядели так, будто по ним палили из дробовика. По полу лениво ползло грязно-белое, оправленное проворными огненными язычками, а над ним безмятежно парило чудом уцелевшее воробьиное перышко, внося в картину сюрреалистически мирный штрих. Последним, что углядели Рыжовы, был пистолет в руке "нотариуса", и они, пискнув, подняли руки так высоко, словно собирались подтянуться на невидимом турнике.

- Не-не, - сказал Коля, поспешно кладя оружие на сиденье кресла и делая свободной ладонью успокаивающие психотерапевтические жесты. - Не-не-не. Не.

Дина, не выдержав, испустила доисторический вопль, и это заставило "нотариуса" вспомнить о том, что он отвечает за юридическую сторону дела.

- Серьезная техническая неисправность, - промямлил он, доставая телефон. - Я...

- К черту неисправность! - прохрипела Шталь, не отпуская Электрика, который явно ничего не имел против. - Она нас ждала, понимаешь?! Нас! Когда он стоял под ней, - Шталь ткнула указательным пальцем в Колю, - ничего не произошло! А вот когда ты под ней оказался... Ей плевать на обычных людей. Она ждала кого-то из нас! Ждала, чтобы убить, ты понимаешь?! А та лампа... Она не реагировала, пока ты не оказался близко от нее. Ты ведь странно посмотрел на нее, Слава. Что ты почувствовал? Она тоже не считала себя лампой?

- Я думал, что ошибся! - заорал в ответ Слава. - Такого не бывает, мы не умеем такого делать! Она ведь подожгла хозяина! Подожгла ковер! Она...

- Конечно подожгла! А как бы мы тогда там появились? Мы же появляемся, когда вещи ведут себя странно или когда мы думаем, что вещи ведут себя странно!..

- Комната горит, - напомнил "нотариус", - а я истекаю кровью. Может, обсудим все позже?

Леонид, продолжая тянуться к несуществующему турнику, удивительно спокойным голосом подвел итоги случившемуся:

- Ну ни хрена себе проверка!

- Это ты во всем виноват! - сказала Дина.


* * *

- Я хочу еще раз взглянуть на ваши документы.

Лиманская, чуть дернув бровями, вручила женщине целый ворох бумаг, глядя ответственным взглядом. Ее тетя, стоявшая на шаг позади, разглядывала трехэтажный особняк и небольшой парк вокруг него с простодушным любопытством человека, не привыкшего к роскоши, но и не придающего ей особого значения. Двое молодых людей, возвышавшихся по бокам, равнодушно смотрели перед собой. Третий молодой человек, наполовину загораживавший хозяйку особняка, смотрел с подозрением.

- Я не понимаю, - женщина вернула бумаги. - Девочки просто подрались, в их возрасте бывает всякое. При чем тут эпидемпроверка? Вы считаете, что они подрались, потому что грипп подхватили? К тому же, при чем тут я? Проверяйте их дома! Их вещи!

- Мы осмотрели все вещи, которые были при них, - спокойно ответила Ольга. - Не осмотрели только две - кольцо и серьги, которые вы забрали из больницы в тот же вечер.

- Я их забрала, потому что они мои, - надменно пояснила женщина, поправляя косо упавшую на лицо искусственно-седую прядь. - Это гарнитур из белого золота и розового сапфира, эксклюзивная работа, очень дорогой. Я не могла позволить, чтобы он остался в больнице. Чудо, что санитары не сняли его еще в "Скорой"!

- Мы должны его осмотреть.

- Послушайте, это бред! Я не собираюсь вас впускать! Мой муж - владелец крупнейших шайских супермаркетов и, знаете ли, он имеет большое влияние в этом городе!

Ольга доброжелательно улыбнулась, чуть прикрыв глаза. Уж чем-чем, а подобными речами запугать бывшую банкирскую жену было крайне сложно.

- Наши документы подписаны главным эпидемиологом города. Почему бы вам, Елена Романовна, не позвонить вашему мужу и не спросить, какое влияние имеет главный эпидемиолог на шайские супермаркеты? А я тем временем позвоню Василию Ильичу и сообщу, что его распоряжение проигнорировали, потому что двоюродная сестра пятнадцатилетней девочки, которая сейчас лежит в реанимации, не пускает нас, чтоб мы не натоптали ей на коврах!

Красивое, холеное лицо женщины смялось в ошеломленном негодовании, отчего она сразу же стала казаться намного старше. Она приоткрыла рот, потом захлопнула его и сделала злобный приглашающий жест. Младшая Ювелирша отстранилась, пропуская в дверь старшую, которая, проходя мимо, укоризненно прошептала:

- Оля, ну как так можно?!

- Мне нужно было взять в сопровождение другого, - прошипела Лиманская. - Ты слишком чувствительная.

- Вообще-то, это ты у меня в сопровождении, - напомнила тетя Тоня. Молодые люди двинулись следом, но Елена Романовна, обернувшись, сделала ладонью такое движение, будто отгоняла мух.

- Нет-нет, ваше сопровождение останется.

- Наше сопровождение войдет, - возразила Ольга. - Они врачи.

- Мы врачи, - хором подтвердило сопровождение.

- Вы не похожи на врачей, - подал голос охранник особняка. - Какая у вас специализация?

- Я инфекционист, - сообщил один из молодых людей и кивнул на коллегу, - а он - главный проктолог города. Недавно внес в городской совет предложение об обязательной бесплатной ректоскопии для каждого шайца.

- Я не шаец, - сказал охранник и зачем-то отошел подальше. - Ладно, проходите.

Их провели в просторную комнату, заставленную экзотическими растениями и увешанную гаитянскими масками, и оставили там. Тетя Тоня, нервно оглядываясь, покачала головой и потерла золотистый камень в своем перстне.

- Что-то мне тревожно. Хотя... камни вроде не беспокоятся.

- Мои тоже, - Ольга пожала плечами, - так что, вероятно, и беспокоиться не о чем. Скорее всего, тут ничего нет. Может, Сашка в больнице что-нибудь найдет? Знаешь, мне кажется, Олег Георгиевич зря волнуется. Я себя в пятнадцать вспоминаю... так я из-за одного парня Светке тогда так рожу разодрала... а ведь дружили с первого класса.

- А как же люстра? - напомнила тетя Тоня. - А рояль тот? Послушай, Оленька... А ты в последнее время точно с камешками не шалила?

- Тетя Тоня! - возмутилась племянница. - Сколько можно напоминать?! Может, это ты что-нибудь упустила?

- Я, может, и в годах, - старшая Ювелирша подбоченилась, - но не настолько!

Обе синхронно посмотрели на одного из молодых людей, который тем временем извлек круглое зеркальце в дешевенькой пластмассовой оправе и небрежно им помахивал. Младшая Ювелирша надула губы.

- Почему не взяли один из наших камней?

- Проверять камнем Говорящих с камнями не больно-то надежно, - сообщил обладатель зеркальца.

- Как ты думаешь, Оля, будет удобно, если я сяду на этот диванчик? - тетя Тоня задумчиво покосилась на огромный диван с полосатой обивкой и резной деревянной окантовкой спинки.

- Тетя Тоня, сколько можно деликатничать?! - Ольга простецки плюхнулась на диван и вытянула длинные ноги. Старшая Ювелирша осторожно примостилась на краешек. Неговорящее сопровождение осталось на ногах, негромко комментируя выражения толстогубых деревянных лиц на стенах и несолидно хихикая.

- Вот, - Ирина Романовна вошла в комнату и раздраженно поставила на хрупкий журнальный столик черный бархатный футлярчик. - Хоть и не понимаю, зачем это нужно.

Ольга задумчиво посмотрела на футлярчик.

- Ирина Семеновна, вы сказали, что это очень дорогой гарнитур? Как же вы просто так отдали его своей сестре?

Та пожала плечами.

- Да так... Он все равно застрахован. Женька и Танька часто у меня его брали. По очереди носили - одна кольцо, другая серьги - и наоборот. У них семьи небогаты, им такого не видать.

- Он дорогой, но он не дорог вам? - вкрадчиво спросила тетя Тоня, и Ирина Романовна взглянула на нее с отчетливым презрением.

- Подарок моего второго мужа. У него был отвратительный вкус!

- Плохо, когда камни не любят, - пробормотала старшая Ювелирша. Младшая указала глазами на дверной проем.

- Вы не могли бы выйти?

- И оставить вас наедине с дорогой вещью? - насмешливо спросила хозяйка. - Может, вы ее испортите или, не дай бог, подмените.

Тетя Тоня кивнула сопровождению, и те, подойдя к дивану, принялись слаженно выставлять на столик бесчисленные пузырьки с устрашающими этикетками, какие-то колбочки и приборчики. Когда один из молодых людей с серьезным видом надел на себя респиратор, Ирина Романовна всполошилась:

- Господи, вы что собираетесь делать?!

- Наденьте, - мрачно сказал главный проктолог города, протягивая ей респиратор. Хозяйка испуганно отдернулась и, пробормотав что-то о неотложных делах, ретировалась из комнаты вместе с охранником, который явно одобрил это действие.

- Сапфиры, - задумчиво пробормотала старшая Ювелирша, глядя на закрытый футляр. - Сапфир с дефектом может быть не менее опасен, чем бриллиант. Большие несчастья может принести. Но сапфиры - камни чистые, холодные. Они могут толкнуть на расчетливое злодеяние, но не вызывают внезапной агрессии. Оля... - она нахмурилась. - У меня странное ощущение... Будто она принесла пустой футляр.

Ольга, хмыкнув, осторожно открыла бархатную крышку и пожала плечами.

- Да нет. Хм, похоже вкусу ее мужа была свойственна масштабность. Крайне глупо доверять бестолковым, сопливым девчонкам такие броские украшения.

Камни мягко поблескивали под притушенными шторой солнечными лучами. Крупные, оригинальной огранки, теплого густо-розового цвета с примесью оранжевого тона, они, тем не менее, выглядели очень холодными. Кольцо было широким, гладким, и кристалл, на треть упрятанный в металлическое ложе, выглядывал из безупречно сверкающей белизны как-то тревожно и непристойно, отчего кольцо напоминало брюхо толстой свернувшейся змеи, вспоротое поперек. Серьги были идентичной формы и почти такого же размера, как и кольцо.

- Слишком много металла, - пробормотала тетя Тоня. - Это плохо для камня.

- Эксклюзивность этой ювелирной работы в ее неповторимом уродстве, - заметила Лиманская и наклонилась ближе к розово-оранжевому мерцанию. - Странно. Тетя Тоня, ты тоже это чувствуешь?

- Что такое? - встревожилось сопровождение, придвигаясь ближе.

- Мы их не узнаем, - пояснила тетя Тоня, чье лицо становилось все более и более сумрачным.

- Мы уже убедились, что раньше вы их не встречали, - помахал зеркальцем инфекционист.

- Нет, мы не узнаем в них сапфиры. Мы не знали бы, что это сапфиры, если б хозяйка не сказала, - Ольга повела головой из стороны в сторону, точно принюхиваясь к камням. - Но мы всегда знаем, какой камень перед нами. А это... словно это вообще не камни. Вот почему ты, тетя, решила, что футляр пустой.

- Подождите, а что же это тогда?

- Нет, ну это, конечно камни, - растерянно закивала старшая Ювелирша. - Первого класса, настоящие, дорогие, без видимых дефектов. Но... Я не знаю, как выразить то, что я ощущаю.

- Значит, нужно с ними познакомиться поближе, - Ольга протянула руку и вынула кольцо из бархатного гнездышка. Тетя Тоня пожала плечами и взяла одну из серег.

- Я еще никогда не встречала ничего подобного, - она подняла серьгу на уровень глаз, глядя сквозь камень на солнечный свет. Ольга повернула кольцо, держа его большим и указательным пальцами, и тут камни вдруг окутались густым сияющим ореолом всех оттенков розового и оранжевого. Во всяком случае, так показалось стоявшим рядом неГоворящим. Ореол выглядел пугающе красиво - мириады тончайших лучиков живого света, хаотично мельтешащих вокруг кристальных граней. Лучики удлинялись на глазах, росли, изгибались - это уже были не лучики, это было что-то осознанное, самостоятельное, и в стремительных хищных движениях был голод.

Ольга успела взвизгнуть и выронить кольцо, но прозрачные розово-оранжевые сапфировые щупальца уже оплели ее указательный палец, и кольцо закачалось в воздухе, а щупальца молниеносно устремились дальше, по тыльной стороне ладони, по запястью, по руке, ныряя под кожу и протягивая по ней узкие потоки крови. Старшей Ювелирше они вцепились в щеку и в ухо, серьга выскользнула из ее пальцев и как живая поползла по щеке вверх, к мочке уха.

Главный проктолог, уже в прыжке сказав: "О, господи!" - схватил серьгу и рванул на себя, вызвав этим у тети Тони истошный болезненный вопль. Его коллега подскочил к младшей Ювелирше, пытаясь поймать ее за неистово пляшущую в воздухе исходящую кровью руку. Сапфировые отростки сокращались, таща кольцо за собой, как паук тащит плетенный шар с потомством, оно уже добралось до кончика пальца, перевернулось, как-то лениво качнувшись, и скользнуло к основанию пальца - туда, где полагалось находиться всем кольцам. Сапфировые щупальца мельтешили и пульсировали под кожей руки, словно взбесившиеся кровеносные сосуды, просвечивая розово-оранжевым.

- Я не могу это вытащить! - заорал главный проктолог и рванул серьгу еще раз, приложив все имеющиеся силы. Голова старшей Ювелирши дернулась, раздался сырой рвущийся звук, серьга поддалась, и в следующее мгновение тетя Тоня с размаху села на пол, а окровавленная серьга осталась у молодого человека в руке, оплетенная затухающе вьющимися отростками, стремительно втягивающимися обратно в гладкие грани камня. Именно в этот момент на пороге комнаты и возникла Ирина Романовна. В ужасе уставилась на происходящее и прижала ладонь ко рту.

- Господи, а я-то, дура, не поверила.

Лицо прибывшего с ней охранника красноречиво отразило ее слова, и, как и хозяйка, заходить в комнату он не пожелал.

Ольга, наконец-то схваченная за руку, вдруг с неожиданной силой толкнула инфекциониста так, что он порхнул по воздуху в другой конец комнаты, по пути опрокинув кресло, а сама, заметавшись по комнате в дикой агонистической пляске, с разбегу врезалась в шкаф со статуэтками, отскочила, снова кинулась на шкаф и вместе с ним рухнула на пол. Главный проктолог, отшвырнув в угол серьгу, которая снова была всего лишь серьгой, подскочил к младшей Ювелирше, лежавшей неподвижно, и попытался стащить кольцо с ее пальца, но кольцо держалось намертво, крепко прижатое к кости бесчисленными щупальцами, которые замедлили свое продвижение, но все же неумолимо продолжали ползти, и жуткая розово-оранжевая пульсация добралась уже до локтя. Кожа лопнула во многих местах, в разрывах виднелись сырые, скользкие сплетения мышц. Он безуспешно рванул кольцо еще несколько раз, потом коротко глянул на изуродованную руку, на лицо Лиманской, кожа на котором словно истончалась и становилась прозрачной, и выхватил широкий нож. Увидев это, охранник, вспомнив о своих обязанностях, подался вперед, а тетя Тоня, сидевшая возле дивана и зажимавшая ладонью окровавленную щеку, в ужасе закричала:

- Нет! Что ты делаешь?!

- Иначе она умрет, - коротко ответил коллега. - Разрешения просить некогда!

- Мама моя, чтоб я еще кому-то дала свои вещи?! - плаксиво сказала Ирина Романовна потолку своей гостиной.


* * *

- Иваныч, ты издеваешься? - жалобно и в то же время с надеждой вопросил один из братьев Зеленцовых, почти со священным ужасом глядя на стоящие перед ними аккуратным рядком четыре мусорных контейнера. От контейнеров исходила непередаваемая, мощная симфония запахов, которая свойственна только мусорным контейнерам. В одном из контейнеров с шелестом и бряканьем упоенно рылась здоровенная пятнистая дворняга, отчего контейнер слегка раскачивался. На краю другого, щурясь, сидел пушистый черный кот - явно домашний и избалованный обильной едой, но, тем не менее, предпочитающий мусорку уютному домашнему мирку. Над зевами контейнеров бодро вились мухи.

- Чегой-то я издеваюсь? - старший Посудник осмотрел контейнеры с деловитостью человека бывалого. - Всего четыре ящика. Чудик этот утром турку свою в мусор пихнул, а вывезут мусор только завтра. Они еще только наполовину полные. Помочь-то надо человеку бедному? Годы у меня уж не те.

- На меня не смотрите, - предупредил Ванечка, младший Факельщик, который, примостившись на бордюре, массировал правую щиколотку. - Я ногу на матче растянул. Я никуда не полезу. Я наблюдатель.

- Ты всегда наблюдатель, когда доходит до дела.

Ванечка лениво улыбнулся с видом человека, для которого критика весьма легковесна. Братья Зеленцовы уныло оглядели свою чистую одежду и снова посмотрели на контейнеры - на этот раз так, словно ожидали, что за эти несколько секунд свершилось чудо, и контейнеры куда-то подевались.

- Это не так страшно, как кажется, - заверил Степан Иванович. - Я и раньше такое делал.

- Ну, так, может, нам не вмешиваться в работу специалиста? - вкрадчиво предложил Марк. - Ты давай, а мы поглядим.

- Пожилого человека... - завел было Степан Иванович заунывный речитатив.

- Ладно, - Максим махнул рукой, обреченно заглянул в один из контейнеров и сморщил нос. - Может, хоть прислушаешься как следует, да скажешь, в каком она ящике?

- Слишком много там барахла. Непонятно ничего.

- Может, скажем, что ничего не нашли? Ты ведь сам говорил, что это всего лишь психиатрический бред!

- Андрюха дал наводку, - напомнил Ванечка. - Андрюха профи, бред - его работа. Он бред слышит каждый день. Он не стал бы давать наводку просто так.

- Я никогда не встречал вещь, которая может превращаться в другую вещь, - Степан Иванович прижал зубами папиросу. - Я встречал немало турок, но чтоб они превращались в чайники и бутылки... Такого не было. Если чудик этот не двинутый, то тогда эта турка - вещь-Лжец.

- Как будто человека-Лжеца нам мало! - злобно буркнул младший Факельщик. - Слыхали, что Вадик трепал на собрании?! Вы верите, что Лжец сговорился с Местными и нам объявят войну?!

- В данный момент я верю только в эту кучу мусора, - Марк подтянулся и забрался на край контейнера, спугнув стайку мух. Ванечка кисло улыбнулся.

- Ну да, тебе-то что, ты ж неГоворящий, тебя не тронут.

- А ты, значит, считаешь, что если вас начнут трогать, мы с Максом будем стоять в сторонке? - холодно поинтересовался Марк. - Придурок!

В Ванечку полетела банка из-под кошачьих консервов. Младший Факельщик увернулся, виновато заморгал и снова принялся за свою ногу. Максим, фыркнув, с неохотой переместил себя в соседний контейнер и затоптался в нем, высоко поднимая ноги, словно балетный танцор.

- Здесь полно ос! - пожаловался он и подозрительно покосился на Степана Ивановича, безмятежно покуривавшего поодаль. - Эй, Иваныч! А ты чего ждешь?! А ну-ка живо в мусорку!

- И не стыдно говорить такое пожилому человеку! - возмутился Посудник.

- Давай, давай, специалист! Твое задание, так что вперед! А то привык по ресторанам рассиживать!..

Степан Иванович, проворчав, что Максим говорит это из зависти, попытался было забраться в третий контейнер, но обрушился наземь, не выпустив, при этом, из зубов папиросу. После этого он сообщил, что проверять контейнеры не сможет по причине тяжкой травмы, но братья Зеленцовы подняли возмущенный гвалт, и Степана Ивановича подсадил Ванечка, которому в данном случае растянутая нога нисколько не помешала. Пятнистая дворняга посмотрела на них с отвращением профессионала, выпрыгнула из контейнера и погналась за проезжавшим мотоциклистом.

- Не проще ли вызвать машину, да вывалить все это добро на землю?! - пропыхтел Марк, роясь в мусоре не хуже удалившейся дворняги и отбрасывая его так высоко, что часть летела на землю. Брат что-то проворчал и чертыхнулся.

- Не разбрасывайте мусор, - строго сказал младший Факельщик, с бордюра с удовольствием наблюдавший за их действиями. Из всех трех контейнеров ему ответили громко и нецензурно. Ванечка философски пожал плечами, подобрал брошенную в него консервную банку и швырнул в четвертый контейнер. Многочисленные прохожие поглядывали на ковыряющуюся в мусоре компанию не без любопытства, но никто не остановился.

- Проблема в том, - задушено сказал один из контейнеров голосом Марка, который полностью скрылся за зеленым бортиком, - что если все это - не психиатрический бред, то фиг мы ее найдем. Мы же не знаем, как она сейчас выглядит. Это только ты, Иваныч, сможешь ее узнать. Так что после того, как мы с Максом проверим эти ящики и не найдем ее, тебе все равно придется проверять их заново.

Старший Посудник посмотрел в его сторону испуганно. Видимо, эта мысль не приходила ему в голову, либо он, все-таки, надеялся, что выброшенная своим хозяином турка сейчас настолько опечалена, что не в состоянии во что-то превращаться. Максим, чья одежда уже потеряла изначальную чистоту, злорадно улыбнулся и принялся рыться в мусоре с удвоенным рвением.

Через некоторое время Марк выпрыгнул из контейнера, отряхиваясь и оглядывая себя с отвращением. За ним последовал Максим, на лице которого была такая гримаса, словно он не меньше получаса жевал свежие лимоны. К одной его брючине прилипла обертка от сладкого творожка, за другой волочился целлофановый пакет, перепачканный в чем-то слизисто-белом. Максим подбросил на ладони монетку.

- Ничего похожего на турку я не нашел, Иваныч. Зато нашел два рубля. Думаю, нам с Марком нет смысла проверять четвертый ящик, займись им сразу сам.

Третий контейнер безмолвствовал. О наличии в нем Степана Ивановича говорила лишь струйка папиросного дыма, выматывающаяся из-за зеленого бортика.

- Иваныч! - Максим постучал в стенку контейнера.

- Кто там? - грустно спросил контейнер.

- Ты слышал, что я сказал?

Контейнер испустил замогильный стон, после чего из него выбрался взъерошенный Степан Иванович и жадно посмотрел на стоявший неподалеку пивной ларек.

- Потом, - внушительно произнес Марк. - Вообще, странно, что ты не прихватил ни одной из своих персональных бутылок.

- Я не пью на задании, - скорбным голосом возвестил Степан Иванович и, кряхтя, свесил вниз одну ногу. - Вань, подсоби.

- Пусть братья подсобят - они все равно уже грязные.

Старший Посудник кулем вывалился из контейнера на подставленные зеленцовские руки и сумрачно посмотрел на четвертый контейнер, возвышавшийся перед ним, словно неприступная башня. Младший Факельщик, неожиданно решивший внести свой вклад в чистоту улиц, бродил рядом, кончиками пальцев собирая разбросанный сыскарями мусор и переправляя его обратно в ящики.

- Ну? - Марк деловито кивнул на контейнер. - Давай, подсадим.

- Погодите-ка, - Степан Иванович указующе ткнул куда-то за ящик. - Тут еще один. Я лучше его сначала...

Там и в самом деле стоял еще один контейнер, которого он раньше не заметил - тоже зеленый, но совсем кроха - в треть человеческого роста, с гостеприимно откинутой крышкой. Из-за своих размеров он выглядел гораздо более привлекательно, чем его громоздкие собратья, и Степан Иванович решительно направился к нему.

- Что это - контейнер для детишек?! - фыркнул Ванечка. - Впервые вижу. Нашему Славке такой бы понравился.

Степан Иванович согласно промычал, уже почти наклонившись к зеву контейнерчика, когда Максим непривычно жестким голосом сказал:

- Подожди!

Старший Посудник обрадованно повернул голову.

- Сам посмотришь?

- Я его не видел, - Максим подошел, хмуро оглядывая ящик. - Его тут не было, когда мы пришли. Откуда он взялся?

- Ты его просто не заметил.

- Я тебе говорю, его не было! Я же кругом их обходил, и этот ящик тут не стоял.

- Нашел время старика разыгрывать, - проворчал Степан Иванович. - Мало того, что заставили в мусоре рыться человека бедного, так еще и...

Он наклонился, заглядывая в нутро контейнерчика, оказавшееся странно темным, и тут Максим схватил его за плечи и резко рванул назад. В то же мгновение контейнер издал холодный металлический звук, из его внутренних стенок и из откинутой крышки проросли широкие зеленые зубья длиной в две человеческие ладони, и крошечный ящик для мусора ощерился на них подобно дикому зверю. Крышка, подпрыгнув, захлопнулась с громким лязгом, на передней стенке со скрежетом появилась вмятина, потом еще одна, боковые стенки тоже начали проваливаться внутрь, словно контейнер был коробочкой из фольги, из которой выкачивают воздух. Крышка, смявшись почти пополам, исчезла в зеве контейнера, а он, скрежеща и лязгая, корчился, как живой, уменьшался прямо на глазах, и вот это уже и не контейнер вовсе - маленькая кофейная турка с погнутой ручкой и желтоватым налетом на поцарапанных стенках.

Степан Иванович пошатнулся и с размаху сел на пустую пивную баклажку, произведя громкий треск. Он отчетливо представлял себе, во что мог бы превратиться, если б Максим так вовремя его не отдернул. Он смотрел на турку. Но он не ощущал турки. Он не понимал, что перед ним. Кажется, это посуда. Была когда-то...

- Иваныч. Ты как, Иваныч? - сипло спросил Ванечка, теребя его за плечо.

- Плохо, - сказал Степан Иванович.


* * *

- Сева, ты можешь не ехать, если тебе не хочется, - мягко сказал Олег Георгиевич, выводя машину со стоянки. Сева, восседавший рядом с излишней, пожалуй, важностью, негодующе затряс головой.

- Во-первых, я единственный Мебельщик в городе! Я должен посмотреть сам. И если окажется, что с кроватью действительно... кто-то разговаривал, то это будет значить, что есть еще кто-то такой же, как я. Это... извините за глупое желание, Олег Георгиевич, но это было бы здорово.

- Это возможно лишь в том случае, если кровать привезли откуда-то еще, - заметили с заднего сиденья, где расположилось их сопровождение. - Ведь в городе нет незарегистрированных Говорящих.

- С кроватью могли договориться еще до того, как Шая стала... тем, чем она стала, - возразил Сева. - И только сейчас сложились условия, подходящие для того, чтобы она себя проявила. Олег Георгиевич, - он удивленно-обиженно приподнял брови. - Я вижу, вы взяли детектор? Зачем? Вы мне не верите?

- Разумеется, верю, - Ейщаров покосился на колечко с кахолонгом, охватывавшее его мизинец. - Я верю, что ты говоришь правду, Сева. Просто дело в том, что...

- ...я мог что-то сделать случайно и не заметить этого? - Сева поджал губы. - Я не делаю из мебели такую гадость - даже случайно. Я не стал бы помогать проявиться подобным наклонностям. Моя мебель не может быть опасной.

- Сева, все поехали с детекторами. Это общее решение. Мы не должны ничего пропустить, - уклончиво ответил Ейщаров, хмуро глядя на дорогу. Подобно Эше, он так и не решился рассказать мальчишке про его зеленое кресло, насмерть усыпившее троих человек. Сева не знал, что кресло, которое он пытался сделать уютно-расслабляющим для своего двоюродного дяди, восприняло его идею на свой лад.

Тихо загудел сотовый, напоминая о себе, и, увидев имя абонента, Олег Георгиевич схватил телефон и свернул к обочине, останавливая машину.

- Что случилось?

Истошные вопли, раздавшиеся из трубки, были такими громкими, что их отчетливо услышали сидящие сзади и разом вытянули шеи. Сева напрягся, вперив встревоженный взор в ейщаровский профиль и пытаясь по выражению его лица понять, в чем дело.

- Да, - перебил Олег Георгиевич несшиеся из телефона крики.- Да, я понял! Да не ори ты! Сейчас пришлю людей... Нет, не трогай ее! Я приеду! А как... Ничего серьезного? Тогда отправь их в офис, а сам жди нас! Хозяева орут?.. Тут любой бы орал на их месте. Нет-нет, пожарным не мешай, просто проследи, чтоб они не переусердствовали. Да, я разберусь.

Он тотчас вызвал другого абонента, крутя руль свободной рукой. Машина, отдернувшись от обочины, резко развернулась чуть ли не посреди дороги, вызвав шквал негодующих гудков, ринулась обратно к перекрестку и помчалась в западную часть города. Сева, не выдержав, мелко задергал Ейщарова за рукав.

- Что случилось?! Что-то с Эшкой? Скажите мне!

Олег Георгиевич коротко, отрицательно мотнул головой, быстро давая в трубку указания, и их характер перепугал старшего Мебельщика не на шутку. С заднего сиденья протянулась рука и требовательно постучала по спинке водительского кресла. В руке был телефон.

- Олег, тебя Музыкант! Говорит, срочно!

Ейщаров, не глядя, схватил телефон другой рукой, продолжая разговаривать по первому. Никого в машине не взволновало, что водитель бросил руль и предоставил "рейнджроверу" делать то, что ему вздумается, зато взволновало мальчишку, глазевшего из окошка обгонявшего их "шевроле", который немедленно раскричался:

- Мам, смотри, там дядя без руля едет!

- Олег! - заголосил из другого телефона взъерошенный голос Сергея Сергеевича. - Он уехал, Олег! Я не смог его остановить!

- Кто уехал? - Ейщаров локтем чуть коснулся руля, тот прокрутился сам по себе, и внедорожник, притормозив, свернул направо.

- Беккер! Он поехал в "Шевалье", он поехал туда совсем один! Я пытался... но он не взял меня! Я... ох!.. сейчас с Костей бегу в гараж... Тут такой переполох! Славка звонил...

- Я знаю. Как давно он уехал?

- Минут десять назад. Я не мог дозвониться... Олег, у меня очень нехорошие предчувствия! Никитка-то дурак, вечно пытается доказать...

- Встретимся там! - Ейщаров отшвырнул телефон и схватился за руль, отчего машина, рыкнув, помчалась с умопомрачительной скоростью и наглостью, собирая щедрый урожай клаксонных и водительских ругательств. Сева вжался в спинку сиденья, глядя перед собой расширенными глазами.

- Звоните Беккеру! - рявкнул Ейщаров, продолжая держать телефон возле уха. - Кто дозвонится, даст мне трубку. Сева, высажу тебя на...

- Нет. Я останусь, - глухо заявил Мебельщик. Ейщаров бросил на него быстрый взгляд.

- Будешь в машине.

- Я пойду с...

- Это не предложение!.. - он переключил новый вызов. - Да? Когда?! Черт!.. Ты уверен? Нет, бросьте их там, пусть она к ним не подходит!.. Хорошо... Да плевать, чья она жена!.. До клиники Кориневского довезешь? Точно? Да, обеих. Я его предупрежу, вызови Трофимыча, пусть к вам подъезжает.

- У Беккера автоответчик, - деловито сообщили с заднего сиденья. - Олег, все плохо?

- Да.

В салоне машины воцарилась тяжелая тишина, и голос Ейщарова, продолжавшего говорить по телефону, отчего-то почти не нарушал ее. Сева, сжавшись и глядя в окно невидящим взглядом, снова и снова нажимал кнопки на своем телефоне, и игривый женский голосок снова и снова сообщал ему:

- А абонент-то недоступен!

Сева вызвал номер еще раз, потом прижал телефон к щеке, чувствуя, что вот-вот расплачется. Он не был взрослым. Несмотря на солидный костюм и солидную должность, он вовсе не был взрослым. И сейчас ему было очень страшно.

Машина резко свернула к обочине и вспрыгнула на тротуар, распугав прохожих - Ейщаров, не утруждая себя законопослушным въездом на ведшую к ресторанной стоянке дорожку, погнал наискосок по тротуарным плитам, мимо клумб и фонтанов, сквозь удивленные взгляды и возгласы прогуливающихся шайцев. Машин на стоянке перед "Шевалье" было немного, и он уже видел величаво возвышающийся с самого края беккеровский черный "тахо", солидный и блестящий, как и сам Никита. Затормозив перед входом, Ейщаров открыл бардачок и бросил сопровождению несколько маленьких округлых упаковок.

- Что это? - удивилось сопровождение, одновременно распахивая двери.

- Затычки для ушей.

Сопровождение переглянулось, после чего один из них, бросив взгляд на панорамные окна "Шевалье", поднял с пола черную сумку и тоскливо сказал:

- Смотрю я туда - и что-то мне совсем туда не хочется.

Ейщаров поймал за шиворот попытавшегося было выскочить следом Севу и водворил его обратно в салон.

- Сиди здесь! Встретишь остальных - направишь к нам!

Они подбежали ко входу, и возле тяжелой двери тотчас совершенно ниоткуда появился громоздкий человек, облаченный в красное с золотом - цвета ресторана. Загородил дверь, выглядя еще более серьезной преградой, чем сама дверь.

- Извините, ресторан сегодня закрыт.

- Ты уже впустил нашего сотрудника, - заметил один из сопровождающих. Человек открыл было рот, явно намереваясь сказать, что любой может назвать себя чьим угодно сотрудником, и для подтверждения этого нужны документы, но Ейщаров, уже ловко обогнув охранника с левого борта, четко, спокойно произнес:

- Ты впустишь нас.

- Я впущу вас, - согласился человек, немедленно расплывшись в широкой дружеской улыбке, и распахнул дверь. Сопровождение, ввалившись в холл вслед за начальником, снова переглянулось, и один из них буркнул на ходу:

- Мне от этого до сих пор не по себе.

- Заткнись! - сказал другой.

Холл ресторана был темен и пуст, из распахнутых дверей зала вытекала тишина. Казалось, там никого нет, но когда они переступили порог, то увидели высокую плотную фигуру, стоявшую у края сцены. Шторы на окнах были приспущены, в зале царил полумрак, причудливо пронзенный солнечными лучами, и когда человек, привлеченный долетевшим от дверей шорохом, повернул голову, один из лучей упал на его лицо, отчетливо высветив растерянность и что-то похожее на обиду.

- Я не могу его понять... - шепнул Беккер. - Что-то с ним не то. Он не просто молчит. Он... словно он не рояль. Только где-то в глубине...

Он снова отвернулся, глядя на инструмент, мирно поблескивавший на сцене. В полумраке очертания рояля чуть смазались, под открытой крышкой теснилась чернота. Обнаженные клавиши ждали касаний, рождающих музыку, и в их ожидании чудилось что-то нетерпеливое.

- Никита, - упреждающе сказал Олег Георгиевич и быстро двинулся по проходу через огромный безлюдный зал. Сопровождение тотчас обогнало его и решительно зашагало к сцене впереди Ейщарова. Беккер, не оборачиваясь, качнул головой.

- Твои сведения устарели. Тапер умер полчаса назад. Кровоизлияние в мозг. Я не понимаю.

- Никита...

- И ты не понимаешь! - Никита взмахнул руками, точно призывая к готовности невидимый оркестр. - Ты ведь взял кольцо. Посмотри на него! Я не знаю этот рояль?!

Ейщаров на ходу бросил взгляд на кольцо на мизинце. Камень в нем стал прозрачным, словно вода в горном роднике, и его окутывал мягкий хрупкий ореол.

- Я приходил сюда. Два дня назад. Я знаю этот рояль. Но я не говорил с ним! Я этого не делал!

- Никто тебя не обвиняет. На вызовах уже два нападения. Ты здесь не при чем. Отойди от него.

- Но я должен понять! - хрипло возразил Беккер. - Я лучше Сергеича знаю рояли! Почему я не чувствую...

- Иди сюда, - произнес Олег Георгиевич уже иным голосом. Никита, кивнув с каким-то облегчением, повернулся и шагнул к краю сцены, навстречу идущим, и тут рояль издал звук - словно где-то в его глубине молоточек, вздрогнув, едва-едва коснулся струны. Звук был невесомый, едва слышный, похожий на вздох крохотного, страдающего существа, только что лишившегося последней надежды на помощь. Беккер резко остановился, словно налетев на невидимую стену, его лицо вспыхнуло странным торжеством, и он, развернувшись, ринулся обратно к роялю, протягивая руки, и в этом движении была жадность исследователя, безумного в своей жажде загадок.

- Стой! - крикнул Ейщаров уже на бегу - крикнул и вслух, и беззвучно, но прежде чем слово было произнесено, уже понял, что остановить Беккера так невозможно. Когда человека захлестывает настолько мощное чувство, прорваться сквозь него практически нельзя. Сопровождение, обогнало его на пару метров, прыгая, как вспугнутые пожаром молодые тигры, но на сцену они взлетели почти одновременно. Две пары рук схватили Беккера, когда он, согнувшись, уже тянулся пальцами к нагим клавишам, призрачно белеющим в полумраке, рванули назад. Потерянная сумка грянулась о пол с громким лязгом.

Он так и не коснулся клавиш.

Музыка не родилась.

Но рояль уже и не жаждал этой музыки.

Крышка хлопнула в самом начале рывка, намертво защемив ладони и сыграв первый аккорд звуком ломающихся костей, погруженным в атональный возглас клавиш первой октавы. Но хотя боль была чудовищной, кричать Никита начал не сразу, и пока один из неГоворящих пытался хоть на миллиметр сдвинуть крышку рояля, он смотрел на инструмент потрясенно, как смотрят на лучшего друга, приставившего нож к твоему горлу. Закричал он только спустя несколько секунд, и, словно этот вопль был сигналом, в нутре рояля что-то надрывно застонало, раздался громкий металлический рвущийся звук, и чернота, притаившаяся под крышкой, вдруг взорвалась целым веером извивающихся, словно металлические черви, струн. Часть их ринулась в лицо Беккеру, часть устремилась к подбежавшему Ейщарову, и, хотя молоточки больше не извлекали из них ноты, каждая струна, изгибаясь, пела в своем тоне, создавая безумную симфонию. Представитель сопровождения прянул вниз, пытаясь дотянуться до сумки, другой рванул обмякшего и внезапно переставшего голосить Беккера в сторону, и одна из струн, почти захлестнувшая его горло, только полоснула по нему, на мгновение потухнув во всплеске красных брызг. Ейщаров увернулся от другой струны, метившей ему в глаз, и тотчас один из сотрудников закричал:

- Олег, уйди! Они и на тебя реагируют!

Струны вились вокруг оседающего Беккера, с всплеском звуков делая резкие хищные выпады, пытаясь обвиться вокруг него, но поддерживавший его человек, подхватив стул, размахивал им, отбивая их атаки. Стул, пропоротый уже во многих местах, издавал умирающие вздохи, струны сердито отдергивались, угрожающе всхлестываясь в сторону неГоворящих, но не трогая их, а лишь отмахиваясь и несильно шлепая по коже, словно пытаясь отогнать раздражающих мух. Ейщаров, нырнув вниз, распахнул сумку и вытащил из нее два тяжелых топора на деревянных ручках. Перебросил один тому, кто не держал Беккера, а сам оббежал рояль почти вплотную, и большинство струн радостно метнулись в его сторону. В тот же момент топор с хрустом вгрызся в клавишную крышку, выбив тучу щепок, рояль вскрикнул, точно раненый зверь, крышка поддалась, освобождая изломанные руки, и державший Никиту, отшвырнув стул, проворно поволок его прочь от рояля. Одновременно с этим Олег Георгиевич, размахнувшись, всадил лезвие топора куда-то в самое нутро инструмента, раздался пронзительный металлический вопль, и струны разом опали, вяло подергиваясь, точно щупальца осьминога, которому перерезали нервный узел. Ейщаров тотчас отскочил в сторону и, не глядя больше на изувеченный рояль, кинулся к Беккеру, на ходу доставая телефон. Его коллега остался стоять, держа топор на замахе и готовясь порубить взбесившийся "Стейнвей" в капусту в любую секунду.

- Мы должны были держать их в руках, - сипло сказал человек, который, сидя на корточках рядом с лежащим Никитой, зажимал его окровавленную шею. - Мы не предвидели такого... Ресторан... нормы поведения... Непривычно ходить по ресторану с топором... Не звони, Олег. Он умер.

- Сделай... - Ейщаров рухнул на колени рядом с Беккером, продолжая держать телефон возле уха, и прижал пальцы к его шее, потом зло глянул на сидящего: - Что ж ты не...

- Не поможет. Он умер еще до того, как ему горло располосовало, - представитель убрал ладонь с шеи Беккера, открывая узкий разрез, кровь из которого почти не шла. - Инфаркт, по-моему. Олег, что это? Я всякое видел... но такое... Мы не ждали...

- Никто не ждал, - глухо ответил Ейщаров, не сводя глаз с бледного, забрызганного кровью лица с мирно закрытыми глазами, тонущего в полумраке. Потом повернулся, и, поймав его взгляд, стоявший возле рояля человек злобно ощерился и с треском опустил топор на черную, благородную полировку "Стейнвея". В зал влетел какой-то человек, как и охранник при входе одетый в цвета ресторана, потрясенно остановился и воскликнул, трагически вознеся руки к расписному потолку:

- Что ж вы делаете?!!

- Уйди, - произнес Ейщаров, не глядя на него.

- Ухожу, - сообщил вбежавший и, отступив, деликатно притворил за собой дверь.


* * *

Михаил, вопреки правилу, не взял с собой никакого сопровождения, в том числе и напарника-Говорящего, а детектор-кольцо надел на палец самому себе, ибо самому себе Михаил доверял почти. Развеселый кухонный ножик, нашинковавший не только овощи, но и стол, разумеется не его. Если он Серегин, то младший Оружейник получит по уху. Если же чей-то еще, то тогда сиди и мучайся - выезд из Шаи для Говорящих закрыт, поисковую операцию Олег сейчас не разрешит, да и поди разбери - жив безвестный Оружейник или давно на том свете пребывает? Только очень близкие вещи всегда знают о смерти хозяина, нож же, который ты встречал лишь раз в жизни, понятия не имеет, что там с тобой, да и, как правило, не особо это ему и интересно.

Но Михаил был более чем уверен, что, отправляясь на проверку, лишь попусту теряет время. Нож окажется лишь обычным ножом, может и со своими закидонами, а его хозяйка - пухлой, скучающей дамочкой, отягощенной излишней фантазией. Поэтому он не торопился, а приехав на адрес, еще и выкурил сигарету, глазея из окошка на прохожих. Потом вылез из машины, шуганул попавшуюся навстречу кошку и зашел в подъезд.

Хозяйка действительно оказалась дамочкой пухлой, впрочем, молодой и довольно симпатичной. Также она оказалась дамочкой довольно беспечной - в предъявленные Михаилом документы почти и не заглянула, а о цели его визита, похоже, забыла сразу же после того, как Михаил ее озвучил. Еще не перешагнув порога, старший Оружейник получил целую уйму игривых взглядов и улыбочек, предложение попить чайку и откушать пирожков, так что Михаил, профессионально заглянув в декольте дамочки, и найдя, что там все более чем в порядке, подумал, что приехал вовсе не зря. Он прошел вслед за хозяйкой на кухню и только там сам вспомнил о цели своего визита, увидев кухонный стол. Стол был прорезан насквозь - разрез узкий, почти незаметный, невероятно аккуратный, точно дерево было вспорото лазерным резаком. У самого края из разреза косо торчала сине-оранжевая пластмассовая рукоятка ножа. Михаил наклонился - из нижней части столешницы, поблескивая, как-то смущенно выглядывало острие.

- Это что это у тебя тут за икебана?! - Михаилу даже не понадобилось изображать изумление - оно было совершенно искренним. С легкостью разрезать толстое дерево - такое по силу было кое-какому из строительного инструментария с кровожадными наклонностями, а также серьезному и в годах боевому оружию. Он видывал немало кухонных ножей - и они такого не умели. Один, правда, был, но для получения подобного эффекта нужны были определенные действия со стороны хозяина, которых, как Михаил надеялся, пухленькая дамочка не только не совершала, но никогда и не совершит в своей жизни. В любом случае, эти действия не имели ничего общего с шинковкой овощей. Тот же нож, абсолютно дикий и безумный, Михаил уничтожил лично, чем, впрочем, не гордился. И сейчас он вскользь с сожалением подумал о том, сколько же вещей люди безнадежно испоганили своей злобой и своими чудовищными наклонностями. Такие вещи уже не исправить, не вылечить - таким вещам прямая дорога под замок или, что лучше, в высокотемпературную печь.

- Да вот - представляете?! - дамочка всплеснула руками. - Овощи на днях резала, и тут вдруг ножик соскочил и враз и доску, и стол. Понять не могу, как это случилось, вроде не нажимала так уже сильно... А ножик так и застрял - муж пытался вытащить - не смог, - она виновато заморгала, точно извиняясь за то, что у нее есть муж. - Может, вы попробуете?..

Дамочка осеклась и чуть побледнела, видимо, сообразив, что если визитер сможет вытащить нож, то о нем, естественно, узнает муж. Судя по выражению лица дамочки, муж был весьма и весьма ревнив.

- Ладно, - покровительственно пробурчал Михаил, беря ситуацию в свои руки. - Чаек-то где? Пирожочки? Вкусные, небось, пирожочки-то делаешь? Я как раз позавтракать не успел.

На самом деле старший Оружейник позавтракал уже два раза, но знать об этом дамочке было не обязательно. Он еще раз заглянул ей в декольте, отметил, что это действие было воспринято весьма благосклонно, и по-хозяйски расположился за столом, поглядывая на рукоять увязшего ножа.

Михаил никогда не был романтиком, но его подступление к знакомству с холодным оружием трудно было назвать деловым или обыденно-прозаичным. Он не пытался с ходу проникнуть в прошлое, распознать свойства и отдавать приказы - такой метод годился только для чрезвычайных ситуаций. В первую очередь он всегда спрашивал о мечтах и желаниях. Это делало истинное холодное оружие более благосклонным и разговорчивым, а также помогало выявить собеседников среди тех вещей, которые изначально холодным оружием не являлись - те же ножницы, вязальные спицы или вилки. Те, что не отзывались, автоматически выпадали из его юрисдикции - мирные вещи, которых устраивало их предназначение. Но было полным-полно спиц, которым не хотелось вязать, ножниц, которым скучно резать материю и нитки, вилок, которым переправление пищи в человеческие рты казалось недостойным занятием, и они мечтали о боевых действиях. Мечты и желания вещей частенько были невероятно забавными и удивительными, и после "Березоньки" Михаил откровенно завидовал Шталь, которая могла не только слышать, но и видеть эти мечты. Ему самому такое удавалось лишь несколько раз, и он знал многих Говорящих, которые вообще никогда не видели мечты своих собеседников.

Но этот нож молчал, и это было странно. Нож есть нож - и даже на расстоянии Михаил всегда что-то чувствовал, хотя для настоящего контакта такую вещь лучше держать в руках. Но сейчас не возникло даже малейшего ощущения, и Михаил, нахмурившись, закрыл глаза. Он ощущал ножи в подставке на кухонной тумбе, ощущал топорик для мяса в ящике, ощущал там же одну вилку, а в шкафчике - штопор и одну из кулинарных игл. А вот ножа, который находился прямо у него под носом, не ощущал, словно его там и не было вовсе. Михаил приоткрыл глаза и чуть придвинулся к ножу, склонив голову набок. Нет, это определенно нож - что-то, все же, ощущалось, но настолько бледно, издалека, словно нож был призраком.

Словно когда-то это был нож.

Михаил резко выпрямился, уловив движение сбоку, и перед ним на столешницу водрузили огромное блюдо с румяными пирожками и здоровенную кружку чая, немедленно начавшую распространять вокруг себя горячий запах бергамота.

- Очень полезно с бергамотом, - сообщила хозяйка.

- Ага, - воодушевленно ответил старший Оружейник, который бергамот терпеть не мог, и машинально отхлебнул из кружки. Сейчас нож занимал его куда как больше, чем чай, пирожки и хозяйка. Бывали ножи, которые отмалчивались, но ни разу не было таких, которые не ощущались, за исключением искореженных, сломанных, расплавленных... Может, он умер? Иногда вещи просто умирали, хотя на них не было никаких видимых повреждений. Михаил пробовал выспрашивать об этом Спиритуалиста, но Федор Трофимович всегда делал страшные глаза, произносил необыкновенно длинные предложения, в которых Михаил не понимал ни единого слова, и принимался в устрашающих количествах поглощать весь находящийся поблизости алкоголь. Может вызвать дедулю - пущай поработает? Но это значит признать собственное поражение.

- Вот что, - решительно произнес Михаил, разом откусывая полпирожка, - а зовут-то тебя как?

- Альбина.

- Ого!.. Вот что, Альбиночка... хм, - в этот момент дамочка, наклонившись, зашарила в нижнем шкафчике, отчего на мгновение вытеснила странный нож с первого места интересов старшего Оружейника, - давай-ка мы это дело переставим, - он подхватил чашку и блюдо и переместил их на тумбочку. - Попробую нож вытащить, а то перед глазами торчит - как-то... э-э... неэстетично. Удивительно, как он не сломался? Давно он у тебя?

- Ой, - Альбина жеманно махнула ладошкой, - с бабкиных времен еще! Муж в последнее время даже точить его отказывается - говорит, бессмысленно, проще выкинуть, да и новых ножей полно. Но как же выкинуть - память, все-таки.

- Ну да, - Михаил потянулся было к сине-оранжевой рукоятке, но тут в кармане заверещал телефон, и Михаил, недовольно отдернув руку, вытащил сотовый, попутно подмигнув Альбине, на лице которой вследствие звонка появилось огорчение. Звонок был от Олега - верно, уже прознал, что старший Оружейник двинул на задание в одиночку, и Михаил приготовился получить выговор. Но Ейщаров начал разговор очень неожиданно, и голос его был настолько плохим, что Михаил мгновенно подобрался.

- Ты трогал этот нож?

- Ну...

- Значит, нет, - с явным облегчением констатировал Ейщаров. - И не трогай! Даже близко к нему не подходи! Выметайся оттуда и гони в офис! Позвони, когда приедешь.

- Что случилось?

Ейщаров в двух словах объяснил ситуацию и отключился. Михаил, побелев, опустился на табурет, продолжая прижимать замолчавший телефон к уху. Альбина испуганно спросила:

- Что такое? Вам плохо?!

Михаил издал нечленораздельный звук и опустил руку. Потом, не глядя на хозяйку, поднялся медленно, по частям, словно страдающий остеохондрозом старичок, слепо сделал несколько шагов и чуть не въехал лицом в косяк.

- Что с вами?! - вовсе уж всполошилась Альбина. Теперь в ее голосе был уже иной испуг, словно она не могла решить - помочь ли Михаилу или убежать подальше. Старший Оружейник мотнул головой и посмотрел на нож. Он по-прежнему ничего не ощущал. Признак ли это? Он мог и не иметь никакого отношения к тем взбесившимся вещам. Вину любой вещи нужно доказать - разве нет? А кто, кроме него, это сделает? Другой Говорящий, который вообще ничего не услышит и будет лишь приманкой? Не пойдет. Серега? Ножи - его специализация, но он заразился всего шесть месяцев назад - желторотик, по сравнению с Михаилом - что он сможет?! Он должен сам узнать.

Он хочет сам узнать.

Нож, который он не может ощутить - это же уму непостижимо! Никогда такого не было! Как можно повернуться к нему спиной и просто уйти?

- А с ножом, значит, раньше такого не было? - пробормотал Михаил и медленно двинулся обратно к столу. Альбина, недоуменно приподняв брови, ответила красноречивым молчанием. - А ощущений при этом никаких странных не было?

- Ощущений?

- Может, людей каких-нибудь странных видела поблизости? К тебе заходил кто-нибудь странный? - Михаил почесал затылок - большинство Говорящих абсолютно не выглядели странными. Альбина же теперь смотрела так, что не оставалось сомнений - первым, кого она зачислила бы в категорию "странных", был сам Михаил.

- А напомните-ка, зачем вы пришли?

- Трубы проверять, - Михаил кружил вокруг ножа, словно тот был дремлющей коброй. - Отопительный сезон на носу, вот так...

Нож по-прежнему не ощущался ножом, как не ощущается настоящим яблоком искусно сделанный муляж. И от него не исходило ничего опасного. Михаил осторожно протянул руку, пошевелил пальцами возле рукоятки и отдернул руку. Ничего.

- Ладненько, сейчас я его вытащу, - медицинским тоном возвестил старший Оружейник. - Приготовься.

- К чему? - пискнула Альбина почти в панике. Михаил откровенно пожал плечами, решительно схватился за рукоять ножа и дернул изо всех сил.

Позже он попытался выстроить все события в хронологическом порядке, поскольку порядок у них, все-таки, был, но тогда все для старшего Оружейника произошло практически одновременно.

Нож выскочил из тела столешницы с такой легкостью, будто дерево превратилось в тающее масло, и Михаила по инерции рвануло назад, отчего он споткнулся и, потеряв равновесие, влетел в стену - прямехонько в ажурную полочку, уставленную баночками со специями. Уже в самом конце движения он попытался развернуться и именно по этой причине встретился с полочкой не затылком, а левой частью лица. Часть баночек посыпалась на пол, несколько открылись, извергнув на Михаила свое разноцветное содержимое и произведя мощную атаку на его обоняние. Он оглушительно чихнул и только потом почувствовал жуткую боль в правой руке, которая все еще сжимала нож. Где-то рядом визжала Альбина - пронзительный и очень раздражающий звук.

Михаил попытался разжать пальцы и бросить нож - оглушенный, частично ослепший и утопающий в слезах - часть специй оказалась каким-то видом перца - еще не видя свою руку, он уже был уверен, что все дело в ноже. Но пальцы не поддались, словно сведенные судорогой - у него получилось лишь едва-едва шевельнуть ими, и от этого движения боль, почему-то, возросла вдвое. Взвыв, старший Оружейник кое-как утер лицо и скосил глаза на свою правую руку. Из пальцев и тыльной стороны ладони, в которых покоилась рукоять ножа, торчали, пробив их насквозь, мокрые от крови, длинные металлические шипы, словно Михаил сжал в кулаке какого-то жуткого ежа. Сам же клинок, издавая легкий металлический звон, быстро расщеплялся - словно расцветал некий нелепый плоский бутон, в котором каждым лепестком было лезвие.

Михаил еще раз попытался распрямить пальцы - и отчасти ему это удалось. Он встряхнул рукой и был наказан за этой новой вспышкой боли. Ухватиться за нож свободной рукой не представлялось возможным - шипы распределились по всей рукоятке, лепестки-лезвия, изгибаясь, точно живые, начали заворачиваться в обратную сторону, стараясь дотянуться до его запястья. Тогда он наклонился и, положив ладонь ребром на пол, кое-как прижал рукоятку каблуком. В тот же момент расщепляться начали и концы шипов, но Михаил, закусив губу, уже рванул, и шипы с тихим чавканьем неохотно поддались. Не удержавшись, он все же заорал, прижимая к груди руку, из которой хлестала кровь, и глядя на шипы, которые уже тоже расцвели множеством крохотных лезвий. Секунда промедления - и он смог бы выдрать эти шипы только с громадными кусками собственного мяса и жил, выламывая кости пальцев.

Альбина уже не визжала, а затухающе попискивала, забившись за стиральную машинку. Михаил, шатаясь и продолжая чихать, наткнулся на шкаф, задел сушилку, свалив часть посуды на пол, и привалился к стене возле двери, шипя от боли и уставившись туда, где в лужице его крови лежал кухонный нож, похожий на какое-то кошмарное металлическое соцветие. От рукоятки осталось лишь несколько сине-оранжевых ошметков - отовсюду топорщились большие и маленькие изгибающиеся лепестки-лезвия, нетерпеливо-разочарованно скребущие по плитке пола.

- Твою мать!.. - просипел старший Оружейник и скосил мутный от боли и специй глаз на Альбину. - Детка, есть чем руку перевязать?

- А? - та бестолково захлопала глазами. - Да... А... А что это?

- Не знаю. Но батареи я лучше в другой раз проверю.


* * *

- Ты меня задушишь! - просипел Сева.

- Вообще-то, ты меня тоже держишь, - напомнила Эша, не делая попытки разжать руки.

- Неправда, - сказал Мебельщик и вцепился в нее еще крепче. Глеб, обнимавший их обоих удивительно бережно, от волнения, вероятно, утратив всю свою неуклюжесть, раздраженно что-то пробормотал, когда границу его объятий попытался было нарушить младший Садовник Леонид Викторович, сегодня уже не украшенный цветущими гирляндами по всему периметру.

- Пусти, мне нужно ее осмотреть.

- Не нужно меня осматривать, - задушено сказала Шталь. - Я не достопримечательность.

- Славка сказал, что ты ранена.

- Славка уже осматривал меня в машине. И я его осматривала. Он вытащил осколок у меня из руки, а я - у него из спины. Потом мы все это красиво замазали зеленкой. Отстаньте от меня.

- У нее на спине ожоги, - устало сказал Электрик, который, сидя на диване рядом с Посудником, на пару с ним потягивал коньяк прямо из бутылки, которую они передавали друг другу трясущимися руками.

- Показывай! - потребовал младший Садовник.

- Нет!

- Сепсис, - любезно предложил Леонид Викторович.

- Уйдите, - Эша спряталась за Глеба, тот что-то пробурчал, и младший Садовник раздраженно отошел в сторону. Вместо него к ним приблизилась Скрипачка - хорошенькое восточное личико распухло от слез, тушь расползлась неряшливыми потеками.

- Может, тебе дать что-нибудь? У Вадика есть отличные успокаивающие очки... Или веер? В финотделе...

- У меня в кабинете превосходное расслабляющее кресло! - встрепенулся Сева.

- Лучше дайте мне водки, - вяло сказала Эша, приваливаясь к мощной груди Парикмахера и увлекая за собой Севу, который, не устояв, сунулся носом Глебу в рубашку. - Не надо вещами. Не надо все время с вещами. Слишком много вы с вещами. А теперь...

- Он оставил меня в машине! - убито-возмущенно проговорил Сева в рубашку Парикмахера. - Приказал сидеть в машине! А ведь я бы мог...

- Остывать рядом с Беккером! - жестко отрезала Ксюша, смахивая крупную слезу, ползущую из левого глаза. - Правильно сделал, что оставил!

- Потому что я инвалид?! - вскипел Сева.

- Потому что ты Говорящий! - рыкнула Эша. - Мне дадут водки или как?!

- Сейчас принесу, - Глеб отпустил их, но Ксюша поспешно замахала руками.

- Боже упаси, я сама принесу, ты же все к чертовой матери раскокаешь!

Она убежала, а Эша, наконец-то ощутив потребность присесть, вместе с Севой добрела до ближайшего огромного кресла и повалилась было в него, но тут же ойкнула от боли в обожженной спине и села прямо. Глаза снова стали мокрыми, и Шталь, отпустив Севу, начала усиленно тереть их, хотя знала, что так делать нельзя. Она чувствовала, что вот-вот разревется. Эша практически не знала Беккера, но она видела его на совещании каких-то пару часов назад. Шталь все еще не могла осознать того, что Никиты больше нет, а Ольга Лиманская, которой она уже даже начала симпатизировать, находится в больнице в тяжелом состоянии. Все это было нелепо, чудовищно, и до сих пор то и дело казалось чьей-то жестокой шуткой. В первые минуты Эша даже была почти уверена в том, что вот-вот кто-то из них позвонит и скажет, что на самом деле ничего ужасного не случилось. А потом она вспоминала люстру, хлынувшую с потолка хрустальной лавой, и вновь и вновь понимала, что все это - на самом деле. Вещи, подумать только, их собственные вещи - и они ничего не услышали, ничего не почувствовали...

Зато она почувствовала. Ее бросок к Славе не имел никакого отношения к интуиции. Это был животный инстинкт зверька, почуявшего хищника уже в момент его смертельного прыжка - инстинкт, который не обдумывают и не анализируют. Люстра, ощущавшаяся до этого мягким, далеким, безобидным существом. Крошечный плюшевый паучок, обратившийся вдруг громадным, обезумевшим тигром.

Люстра, которая не считала себя люстрой.

И как это, простите, понимать?

Пальцы Севы сжались на ее запястье, и Эша подняла голову, оглядывая холл, в котором сейчас толпились все Говорящие, кроме тех, которые были на постах. Но они должны были вот-вот вернуться - Шаю закрывали - и на сей раз всерьез. Не хватало также Ейщарова и Михаила, и, несмотря на глубочайшее раздражение по отношению к первому и столь же глубочайший антагонизм по отношению ко второму, Эша беспокоилась не на шутку. Ейщаров где-то вместе с неГоворящими нейтрализовывал взбесившиеся вещи и допрашивал их хозяев. Старший же Оружейник вообще пропал, и до него никто не мог дозвониться. Из неГоворящих в офисе остались только несколько женщин, Леша-Говорящий-с-Геной, да двое молодых людей, посещавших "Шевалье" вместе с Ейщаровым. Руки одного из них, все в мелких порезах, были обработаны и заклеены пластырем уже здесь - ехать в больницу, как и Эша со Славой, он отказался категорически.

Все в холле находились в крайней степени подавленности, даже охрана у входа бдела подавленно, а Сашка, Танечка, Любочка-Стилистка и Анюта, младший Техник, примостившись на диване у лестницы, ревели в голос. Паша - младший Футболист - сидел на подлокотнике дивана и усиленно протирал свои очки, старательно удерживая на лице строгое выражение, но его глаза подозрительно блестели. Музыкант, осунувшийся и постаревший, сидел прямо на ступеньках и курил, стряхивая пепел себе на туфли и глядя перед собой невидящими глазами. Рядом оседлал перила Шофер, посматривая на Музыканта как-то жалобно. Остальные приглушенно переговаривались, то и дело хватаясь за телефоны. Только Лиза-Оригами, восседавшая на коленях отца, весело болтала ногами и недоуменно оглядывалась, не понимая, что происходит. Шталь заметила, что почти каждый в холле то и дело с опаской косится то на лампы, то на мебель, то на прочие вещи, и вскоре начала чувствовать исходящую от вещей растерянную обиду. Не выдержав, она сказала:

- Перестаньте!

Эша не объяснила, что именно нужно перестать, но остальные поняли и на время прекратили метать на обстановку тоненькие, недоверчивые взгляды, а лицо Зеркальщика и вовсе сделалось виноватым. Их можно было понять - в каждой вещи теперь чудился потенциальный враг. Ничего не известно, ничего не доказано - и все теперь боялись подняться в свои наполненные вещами кабинеты. От фонтанчика с сатиром, простиравшим мраморную руку в тщетной надежде обнять чьи-то плечи, все сели подчеркнуто подальше.

Так-то вы их любите?! Это же ваши вещи! И мы со Славой, и Никита, и Ольга с тетей Тоней, и Степан Иванович с Ванечкой - все ездили к чужим вещам. Господи, как же хорошо, что Сева не попал к той кровати! Четыре вещи - и ни одного промаха! Четыре вещи, которых не почувствовали их Говорящие. Четыре вещи, которые напали на Говорящих. И неизвестно, сколько их еще. Но откуда они взялись? Кто их сделал? И по какому принципу?

Люстра, которая не считает себя люстрой...

- Не можем же мы теперь все время тут сидеть! - наконец подал голос Костя с перил. - Это... Сколько же еще...

- Олег сказал, чтобы все дожидались его здесь! - холодно произнесла Нина Владимировна, крутя в пальцах массивную золотистую зажигалку. - Так и будет.

- Но надо же хотя бы узнать... Я бы мог съездить...

- Один уже съездил! - грохнул Сергей Сергеевич, втыкая недокуренную сигарету прямо в ступеньку, отчего в Шталь всплеснулось профессиональное уборщическое возмущение. - Съездил! И где он теперь?! - Музыкант закрыл лицо ладонями. - Дурачок, дурачок... Говорил же я ему - дождись!.. Надо было дать по голове!.. зато живой бы был!

Костя смущенно съежился на перилах.

- Ювелирши с сопровождением поехали, а толку? - пробормотал Ковровед. - Олька, говорят, совсем плоха.

- Хоть в больницу бы съездить, - пробурчал Шофер.

- Ты врач?! - с неожиданной яростью спросила Нина Владимировна.

- Нет...

- Ну вот и сиди! По телефону скажут все, что надо! Сейчас неизвестно, что, где и как на тебя отреагирует!

- Еще ничего не ясно, - запротестовал Шофер. - Ничего не доказано! Всего лишь несколько вещей...

- Лично мне доказательств хватает, - мрачно произнес Скульптор, сейчас смотревшийся в своих темных одеждах очень зловеще.

- Ладно, - примирительно сказал Костя, - можно же поступить просто. На Славку напала люстра. На Ольку - камни. На Никиту - рояль. Их собеседники. Нужно просто держаться подальше от своих вещей, когда выйдешь отсюда. Я буду держаться подальше от машин, ты - от статуй...

- Как ты себе это представляешь? - ехидно поинтересовался Ковровед. - Машины везде! Статуи - их конечно, поменьше... А те же деревья...

Его фраза прервалась громким рыданием старшего Садовника, которая, не сдержавшись, присоединилась к уже звучащему с дивана плачу. Валера чуть покраснел и зачем-то посмотрел на часы.

- Значит, выйти должен ты, - констатировал Костя. - Ковры на улицах не расстелены.

- Я никуда не пойду! - буркнул Валера. - Я буду ждать ответов и четкого плана.

- Ты будешь ждать, пока Георгич все сделает за тебя?

Ковровед открыл рот, но вместо него зазвучал младший Таможенник, сообщивший, что они могут препираться сколько угодно - он все равно никого не выпустит, а любой, кто попытается пройти, получит в ухо без всякого учета половой принадлежности. Вика, младший Кукольник, возмущенно вскочила, но тут офисная дверь распахнулась, и в вестибюль ввалился перепачканный кровью человек, чья правая рука представляла собой огромный ком из нежно-розового женского свитера, изуродованного красными потеками. Человек громко и изощренно ругался, и от него почему-то исходил сильнейший и невероятно разнообразный запах специй. Никто из охраны не попытался воспрепятствовать его появлению, и Эша, не сразу узнавшая прибывшего, поняла, что это, вероятно, кто-то из своих.

- Аптечку, - грохнул человек, временно перестав сквернословить, и оглушительно чихнул, - кресло и бутылку водки!

Кто-то, громко топая, пробежал в правую часть коридора, кто-то кинулся вверх по лестнице, а младший Садовник немедленно устремился к человеку, который повалился в пододвинутое Лешей кресло и снова принялся ругаться. Только сейчас Эша опознала в нем Михаила. Левая щека старшего Оружейника была шафранно-желтой и местами оранжевой, глаза налились кровью, украшенный ссадиной нос покраснел и распух, а в прорехе аккуратно вспоротой на груди рубашки виднелся узкий подсыхающий порез. Он сердито оттолкнул Леонида Викторовича, попытавшегося осмотреть его руку.

- Отстань, Викторыч, я ж тебе не гладиолус!

- Я по образованию врач, между прочим! - напомнил младший Садовник.

- Ты педиатр!

- Какая тебе разница?!

Михаил с подозрением оглядел младшего Садовника, точно оценивая свои шансы выжить после осмотра, затем осторожно размотал мокрый от крови свитер и продемонстрировал изувеченную руку. По немедленно обступившей его толпе прокатилось громкое "Аааах!"

- Твою-то мать! - сделал медицинское заключение педиатр. - Ты чего сюда приперся, тебе в больницу надо немедленно!

- Слышь, педиатр, ты веревочкой завяжи - и ладно! - Михаил протянул здоровую руку, и кто-то сунул ему в пальцы дымящуюся сигарету.

- Кретин, ты ж инвалидом можешь остаться! Ты... - Леонид Викторович осекся, видя, что Михаил его совершенно не слушает. Тогда он схватил принесенную аптечку и занялся его рукой. Старший Оружейник, одним затяжным глотком опустошив доставленный стакан водки, скрежетал зубами от боли, изощренно ругался, а в перерывах между ругательствами чихал и рассказывал, что произошло. Шталь, получив посудинку с водкой, выпила треть, сморщилась и сунула стакан Посуднику, который, благодарно кивнув, запил водкой свой коньяк.

- Подожди, - озадаченно сказала Сашка, внезапно перестав рыдать, - что-то я не поняла... Я думала, нас одновременно отозвали. Тебе разве не звонили?

Михаил пробурчал что-то неразборчивое, с неожиданным интересом принявшись разглядывать огромную монстеру в углу холла.

- Ты хочешь сказать, что тебя предупредили - и ты все равно полез к этому ножу? - потрясенно спросил Марат и даже привстал.

- Я должен был знать! - огрызнулся старший Оружейник. - А то сиди и думай, пока там проверят... Я хотел узнать! Зато теперь знаю, что это еще одна... и уж точно не Серегина...

- А ты сомневался?! - возмутился младший Оружейник, веснушчатый, лопоухий паренек, все это время нервно бегавший от стены к стене. - Да я...

- Ты узнал - прелестно, только какой от тебя теперь толк?! - перебил его Шофер.

- Я и левой рукой могу по стенке размазать, ты это учти, - зловеще сообщил Михаил. - Я...

- Да ты...

- Не дергай рукой! - завопил Леонид Викторович, еще не закончивший свои медицинские манипуляции, но Михаил отпихнул его, вскочил, и они с Костей принялись орать друг на друга. Эше, которая все это время усиленно думала, к тому моменту показалось, что она нащупала некую важную деталь, но плеснувшиеся вопли разрушили все это без остатка. Она взвилась из кресла, одним прыжком оказалась возле спорщиков, оттеснив Ковроведа, который метался между ними, делая руками успокаивающие жесты, и пронзительно взвизгнула, поочередно ткнув в каждого торчащим указательным пальцем:

- Заткнись, заткнись, а ты заткнись навсегда!

- Я ничего не говорил, - удивился Валера, вторым попавший на линию шталевского пальца. Михаил, оказавшийся третьим, схватился здоровой рукой за голову и рухнул обратно в кресло, простонав:

- Господи, какой отвратительный голос!

- Хотела бы я знать, почему все мы поехали с сопровождением, а ты - нет?!

- Он не любит сопровождения, - пояснил Слава чуть заплетающимся языком. - Когда на дело Домовых ему меня в напарники дали, с ним чуть припадок не случился.

- Я либо сопровождаю Георгича, либо работаю один, - проскрежетал Михаил.

- Зато теперь мы не знаем, тот нож тоже реагирует только на Говорящих - или на всех подряд, - Эша оперлась на стоявшего рядом Зеркальщика.

- Бабу он не тронул, - напомнил Полиглот, пытаясь угомонить Лизу, которой уже надоело сидеть у отца на коленях, и она отчаянно вертелась.

- Может, потому, что она хозяйка ножа.

- Толку от всех этих рассуждений, пока мы тут сидим! - громыхнул Костя. - Нужно пойти и...

- И что?! - вопросил Горбачев, старший Футболист. - Куда пойти? Наобум, поискать еще вещей?! Если они есть, так мы их не найдем, пока они на нас не нападут! А если мы их будем искать таким способом, то народ в офисе быстро поредеет!

- Перестаньте орать, детей перепугаете! - проскрежетал Борис Петрович.

- Я не ребенок, - всхлипнула старший Садовник.

- Я тоже, - подтвердил младший Футболист, Паша, надевая оттертые до нестерпимого блеска очки.

- Хочу в туалет! - сказала Лиза. Полиглот, хлестнув Шофера и не-родственника упреждающим взглядом, поднялся и пошел к лестнице, неся под подмышкой весело болтающую ногами дочь.

- Вы можете орать, если будете орать по существу, - произнес Паша лишь самую малость вздрагивающим голосом, - потому что пока вы по существу не орали. Раз нам запретили покидать офис, то следует обдумать все, что произошло, сделать какие-то выводы, попытаться найти точки соприкосновения. Это ведь тоже важно.

- Он и правда не ребенок, - кисло заметил Михаил. - Он пожилой карлик с пластикой.

- Значит, сейчас у нас в наличии... - Эша принялась загибать пальцы, - люстра, лампа, кофейная турка, ювелирный гарнитур с сапфиром... будем считать за одну... рояль, и нож. Насчет кровати и... тех занавесок пока ничего не известно. Так что всего - шесть вещей.

- Семь, - возразил Михаил.

Шталь пересчитала свои пальцы и посмотрела на него озадаченно.

- Еще видик, - пояснил старший Оружейник и указал на порез, пламенеющий в прорехе рубашки. - Дивидишка. Разве я не сказал?

- Какой к... на... видик?! - снова начал закипать Шофер.

- Ну, я эту х... этот... нож, - Михаил словно выплюнул последнее слово, - ведерком прикрыл, сказал, чтоб не трогала, и она меня в комнату - сейчас, говорит, перевяжу. Но мне же некогда, так что я схватил первую попавшуюся тряпку. Только когда я за ней наклонялся... там дивидишка стояла... и тут она в меня диском - рраз! - Михаил осторожно потрогал порез. - Хорошо, я движение заметил, успел отклониться, а то б располовинило меня к чертовой матери! Диск в стене, хозяйка в обмороке. По понятным причинам диск с видиком я уже разглядывать не стал. Хозяйку тоже.

- Ты Олегу Георгиевичу сказал про это? - злобно спросила Шталь.

- Сказал.

- А он что сказал?

- Этого я тебе не скажу, - ответил Михаил, не оставляя сомнений в том, что Ейщаров не сказал старшему Оружейнику ничего приятного.

- А нам ты когда собирался об этом сказать?

- Видик - это плохо, - сообщил Гарик-Ключник, пророческим жестом простирая руку, словно очень громоздкая сивилла.

- Очень плохо, - подтвердил Вадик-Оптик. Эша, которая пыталась изогнуться, чтобы взглянуть на свою обожженную спину, посмотрела на них вопросительно.

- Никто из нас не умеет общаться с видеотехникой, - пояснил Гриша, старший Техник, убитым голосом. - Я только месяц назад с величайшим трудом кое-как разговорил один радиоприемник. С одной стороны, это всех нас реабилитирует. Это точно не наши просчеты, это кто-то залетный, хотя до сих пор не было слышно ни об одной разговоренной вещи из этого рода. Но с другой стороны, где видики, там и телевизоры. Телефоны. Картины. Украшения без камней. Зонты, - Эша вздрогнула. - Щетки. Любая пластиковая посуда, - Степан Иванович подтверждающе закивал. - Что угодно. Если в тех вещах при наличии времени вы почувствовали некую странность, то эти вещи вообще некому почувствовать!

- Еще ничего не известно, - забубнил дядя Вова, Говорящий с облаками. - Только семь вещей. Только семь. Это не конец света! Что вы сразу в панику?!

- Верно, - неожиданно поддержал его Сева. - И не такое видали! Давайте работать!

- Лично я такого вообще никогда не видал! - возразил Слава. - До меня даже слухов не доходило, чтобы кто-то мог такое сделать! Наши вещи могут производить физическое воздействие. Могут психическое. Могут перемещаться. Могут меняться в пределах своего предназначения. Но меняться так?!

Эша перехватила короткий взгляд Михаила в сторону Электрика. Это не взгляд был даже - полувзгляд - он закончился, едва начавшись, и даже не добрался до Славы, но все же Шталь его заметила - и заметила промелькнувшее по его лицу странное выражение, которое тоже тут же пропало. Выражение это было совершенно определенным. Михаил был потрясен тем, что он увидел, но совсем не изумлен тем, что он увидел.

Если б ей самой довелось вдруг узреть на центральной шайской площади самую настоящую Эйфелеву башню, что бы ей в первую очередь пришло в голову? Правильно. Какого черта здесь делает Эйфелева башня?!

Михаил знал, что он увидел, и был в шоке от того, что увидел это здесь и сейчас.

Он видел это раньше.

Взгляд Эши заметался, отыскивая лица Славы, Степана Ивановича, Ванечки - на них был стандартный, ошеломленный испуг. Она снова посмотрела на Михаила - тот прикуривал очередную сигарету, глядя на Электрика с какой-то собачьей тоской. Может, ей померещилось?

- Ладно, - пробормотал Электрик. - Когда Славка стоял под люстрой, ничего не происходило. Она активизировалась, когда я под нее зашел, - он передернул плечами.

- Серьги и кольцо напали только на Ювелирш, никого из неГоворящих они не тронули, хотя те держали их в руках, - пробормотал Скульптор.

- Нас тоже рояль не трогал, - один из посетителей "Шевалье" мрачно посмотрел на свою исполосованную руку. - Так, отхлестал слегка, хотя тоже был шанс мне глотку перерезать. Ему нужен был только Беккер - даже мертвый. И Олег.

Михаил что-то злобно проскрежетал.

- Ну, к мусорке... - Степан Иванович посмотрел на свою бутылку, - то есть, к турке этой я первый подошел, так что тут ничего не скажешь. Сунулся, значит, почти в нутро... и если б Максимка-то... охх, зафаршил бы меня ящичек этот, - он слегка позеленел лицом и снова приложился к бутылке.

- Вы, кстати, хорош бухать-то! - потребовал старший Оружейник. - А почему Макс тебя оттащил?

- Сказал, что не видел тут этой мусорки, когда мы приехали. Макс вообще подозрительный... слава богу!

- Слава Максу, а ты сам-то чего?

Степан Иванович развел руками.

- Не сообразил.

- А ты, Слава? - Михаил переключился на Электрика. - Ты как сообразил?

- Вообще-то, это она сообразила, - Слава кивнул на Шталь. - Елки, Эша, как же хорошо, что я взял тебя с собой! А то сейчас подсыхал бы там на паркетике... Не зря я говорил, что твоя специализация...

- Знаешь, давай ты потом будешь засыпать Шталь лаврами по самую макушку! - раздраженно оборвал его Михаил. - Эша, откуда ты узнала про люстру?

- Я ничего не знала про люстру! - огрызнулась Эша. - Я и сейчас про нее ничего не знаю!

- Тогда как ты объяснишь... - Михаил сделал в сторону Славы некий развернутый учительский жест, словно демонстрировал географическую карту.

- Как я объясню что?

- Господи, это была обычная интуиция! - раздраженно сказал Сева. - Что ты к ней прицепился?!

- Это не была интуиция, - тут же возразила Эша, разглядывая свое перевязанную ладонь, распоротую осколком лампы. - Я что-то почувствовала.

В холле мгновенно наступила тишина, и все взгляды обратились в ее сторону, отчего Шталь стало очень сильно не по себе. Она отодвинулась от Зеркальщика, но тот поймал ее за запястье - не без доли деликатности, но очень крепко сжимая пальцы.

- Что ты почувствовала? Люстру?

- Нет. Я... Не знаю, что я почувствовала. Сначала это было что-то безобидное. Забавное, но совершенно незначительное ощущение. А потом, когда Слава шагнул под нее... - Эша свела брови, пытаясь подобрать слова. - Не знаю... Мне сразу стало очень страшно. Как будто там под потолком было что-то живое и очень опасное... Поэтому я его толкнула. Не знаю, чувствовала ли я что-то в настольной лампе. Я просто ее увидела. Была такая неразбериха.

- А где ты стояла в тот момент, когда люстра...

- Шагах в пяти от меня, - сказал Слава и снова потянулся к бутылке, но Степан Иванович отставил ее в сторону. - Не понимаю. Мои ощущения - это совсем другое. И та лампа... она тоже похоже...

- А ведь я тебя тогда спрашивала! - яростно напомнила Эша. - Ты сразу не мог сказать?! Одно знаю - я такого раньше никогда не ощущала! Мне доводилось чувствовать нехорошие вещи - ничего подобного! Я вообще не поняла, что это было.

На лице Михаила появилось странное удовлетворение, но, ощутив на себе испытывающий шталевский взгляд, он моментально изобразил суровую озабоченность.

- Что-то вообще все как-то запуталось, - вяло произнес старший Музыкант. - Я уже ничего не понимаю.

- Я понимаю только следующее, - Михаил, кряхтя, поднялся. - Эти вещи жаждут завалить любого Говорящего - раз! Зараженными они не ощущаются - два! Хозяева тоже зараженными не ощущаются - три! Ни один Говорящий границ города не пересекал - четыре! Вот так, дети мои.

Шталь, не сдержавшись, немедленно усомнилась в столь масштабном отцовстве старшего Оружейника, что вызвало разрозненные невеселые смешки. Костя нетерпеливо глянул на закрытую дверь, на охранников, один из которых немедленно показал ему кулак, и, понурившись, пробормотал:

- А если его ночью с самолета сбросили? И он сразу в какой-нибудь подвал?

- Да, с самолета, - Михаил кивнул. - А еще более вероятно - со звездолета. Кость, над городом ничего просто так без разрешения не летает. Ты что - здесь бы уже такое творилось!

- А может он умеет говорить с радарами? Может, его сбросили с того, что постоянно... и на нем не было никакого вооружения и железных частей, поэтому радары... Может, он на дельтаплане прилетел. Радары не различают бамбуковые части.

- Дельтаплану пришлось бы пролетать над деревьями на периметре, а высота его полета позволяет им...

- Дельтаплан запустили с самолета.

- Или, опять же, из шатла, - Михаил со шлепком закрыл лицо ладонью, задев при этом поврежденный нос, отчего ойкнул. - Пульнули в форточку. Кость, отдохни. Парашютист, блин!

Сейчас старший Оружейник негодовал, как ожидавший наступления вражеской армады адмирал, которому сообщили, что враг приближается на надувном матрасе. Это было странно, но Шталь, не сдержавшись, хихикнула, и Михаил немедленно вспомнил о ее существовании.

- Эша, есть еще, что сказать?

- У меня начала было выстраиваться некая мысль, но вы начали орать и все испортили, - сердито ответила Шталь. - Пойду туда, где вас нет. Заодно проверю Бонни.

- Я пойду с тобой! - заявил Сева, выбираясь из кресла. - Сейчас лучше не ходить в одиночку.

- Я на пару минут, - Эша небрежно отмахнулась и направилась к лестнице. Осторожно обошла Сергея Сергеевича, сидевшего на ступеньках, и начала быстро подниматься. Позади нее снова раздались крики - экстренное совещание стихийно продолжалось.

Эша взбежала на третий этаж без всяких приключений, машинально озираясь по сторонам и прислушиваясь - не поведет ли себя какая-нибудь из вещей необычным образом? Но все было спокойно. Она прошла через коридорный садик, залитый солнечными лучами. На одном из стоявших под пальмой плетеных диванчиков спала, чуть посапывая носом, Юля Фиалко. Ее лицо было заплаканным. Эша приостановилась, разглядывая утратившую свои способности Часовщицу, потом пошла дальше, нервно покусывая губы. Ей навстречу медленно плыли двери кабинетов - все плотно закрытые. Сегодня Говорящие не спешили к своим собеседникам.

Дверь в ейщаровскую приемную оказалась приоткрыта. Эша вошла внутрь, далеким размытым силуэтом отразившись в темном мониторе выключенного компьютера. На столе Танечки валялась чашка, рядом с ней темнела лужица подсыхающего кофе - наверное, старшая Швея уронила ее, узнав о трагических событиях. Эша, сама не зная зачем, протянула руку, подняла чашку и поставила ее на столешницу. Чашка ощущалась огорченной, но не разозленной. Наверное, нужно крепко постараться, чтобы разозлить свои вещи. Ну, ей совсем недавно это отлично удалось...

Свои вещи... Вещи, которые к тебе привязаны. Вещи, к которым ты привязан. Такие связи - почти как родственные. Если сломается вещь, к который привязан, ты в первую очередь расстроишься. Если же сломается вещь, к которой равнодушен, ты в первую очередь подсчитываешь убытки.

Сосредоточенно хмуря брови, Эша потянула за ручку двери ейщаровского кабинета. Он тоже был не заперт. Вряд ли Олег Георгиевич забыл это сделать. Может, он оставил дверь открытой, чтоб Шталь беспрепятственно могла вернуться за Бонни? Хоть скорее всего он не запер дверь по другим причинам, думать об этом было приятно. Она очень осторожно открыла дверь, внимательно оглядывая ковер перед собой - птицеед сейчас мог быть в кабинете где угодно. Но, как выяснилось, в ейщаровском кабинете даже птицееды не могли находиться там, где им вздумается - на столе стояла большая картонная коробка, затянутая сверху марлей, и едва Эша вступила в кабинет, из коробки тотчас раздался требовательно-негодующий стук. Шталь подбежала к столу, содрала марлю с коробки, и лохматое, черно-красное создание сигануло прямо ей на предплечье, вызвав у Шталь испуганный возглас. Бонни злорадно помахала передними лапами и уверенно-привычно полезла на шталевское плечо.

- Больше так не делай, - просипела Эша.

Она немного побродила по кабинету. Вожделенно посмотрела на монитор выключенного компьютера, потом отмахнулась от зазывного блеска кнопки питания на системнике - все равно компьютеру она не представлена, да и не до того сейчас. Какая разница, откуда взялись Говорящие, если всех их в ближайшее время могут поубивать? Да и Эшу Шталь вместе с ними!

От этой мысли к горлу снова подступили слезы. Было жаль Никиту-Беккера, которого она так и не успела толком узнать. Было жаль Ольгу, которая, может быть, умирает. Себя тоже было очень жаль. Кто еще, кроме Эши Шталь, сможет качественно пожалеть Эшу Шталь? Вспоротая ладонь ныла, саднила обожженная спина. Кроме того, все еще было очень страшно. Она огляделась, потом опустилась в кресло Олега Георгиевича и, осторожно отклонившись, забросила ноги на столешницу. От стола не ощущалось никакой негативности по этому поводу - либо ему было плевать, либо Олег Георгиевич тоже частенько пребывал за ним в такой позе. Шталь заерзала, устраиваясь в кресле поудобней. На мгновение она ощутила совершенно детский восторг.

Глядите-ка, уборщица воссела на трон Владыки Говорящих!

Трон - не трон, а сидеть в кресле было очень приятно. Тишину кабинета рассекало мерное, уютное щелканье настенных часов - здесь оно не пугало. За запертым окном колыхались рябиновые ветви. Эша прикрыла веки, снова принявшись копошиться в своих мыслях. Вещи, вещи... свои вещи... Почему ей постоянно вспоминается лицо Дины Рыжовой, когда она говорила с ними в прихожей?

- Эта люстра чуть не сожгла нам квартиру!

Ударение на слове "эта". И откровенная брезгливость на лице. Как если бы квартиру чуть не сожгла какая-нибудь другая люстра, это было бы не так страшно. Так могли бы говорить про нелюбимого ребенка, разбившего дорогую вазу.

И почему тут же лезет в голову тот факт, что Степан Иванович искал турку в мусорном контейнере?

Было что-то еще - не имевшее отношения к этим мыслям, но кажущееся очень значительным. Что-то... Какая-то фраза, сказанная в квартире Рыжовых перед катастрофой. Кто-то из коллег что-то сказал... Но что?

Расплескавшаяся люстра. Распухшая, взорвавшаяся настольная лампа. Нож, обросший шипами. Драгоценные камни с какими-то щупальцами. Турка, превращающаяся во всякую гадость. Рояль с ожившими струнами. Проигрыватель, швыряющийся дисками. Что это еще за паноптикум?!

Нужно съездить в больницу. Узнать, как там Ольга. И расспросить тетю Тоню про этот жуткий ювелирный гарнитур. Ощущения... ощущения того, что на самом деле совсем не то...

Мысли начали плыть по кругу, постепенно уходя в туман. Эша склонила голову к плечу, не занятому членистоногой приятельницей, и задремала под домашнее тиканье часов.

Ее разбудил звук открывшейся двери приемной и чье-то приглушенное бормотание. Эша встрепенулась, отчего Бонни чуть не свалилась с ее плеча, и дико огляделась, не сразу сообразив, где находится. Из приемной доносились приближающиеся к кабинету шаги.

- ... по-быстрому, не откладывая.

Голос Михаила. Чего он сюда тащится?!

- Успокойся!

Олег Георгиевич. Слава богу, вернулся!

Вот черт!

Эша внезапно запаниковала, хотя, казалось бы, нет ничего такого в том, что она пробралась в ейщаровский кабинет. Олег Георгиевич сам предложил ей оставить здесь Бонни, и это автоматически разрешало Эше вернуться за ней. Тем не менее, она задергалась, словно воришка, которого вот-вот словят с поличным внезапно вернувшиеся хозяева квартиры. Шталь юркнула под столешницу, заползла за стол со стороны окна и затаилась там, плотно прижавшись к широкой ножке и взволнованно дыша ртом. Дверь кабинета едва слышно скрипнула, но шагов Эша не услышала - роскошный ковер гасил все звуки.

- Вижу, Эша уже забрала свою подружку, - Ейщаров издал короткий сухой смешок. Его голос был хриплым и очень усталым.

- Да, она сказала, что пошла за ней. Интересно, где она?

- Ну, это же Шталь. Она может быть где угодно. Как она?

- Во всяком случае, лучше, чем я, - буркнул Михаил.

- Покажи руку.

Короткая пауза.

- Идиот! Повезло, что жив остался!

Михаил что-то смущенно пробормотал.

- Врезать бы тебе, да ты и так получил неплохо! Миш, в больницу надо. Это не шутки.

- Да ну... Не уговаривай меня! Пожалуйста, не надо меня уговаривать!

В голосе Михаила сквозь требование прорывалось что-то странное, как будто под словом "уговаривать" скрывалась какая-то очень неприятная форма наказания. Олег Георгиевич что-то ответил, но Эша не расслышала слов.

- Не может быть! - сказал на это старший Оружейник.

- Может! Он даже не стал меня слушать! Слишком хотел понять, убедиться... Он до последней секунды сомневался в том, что это не его рояль. Никита, оказывается, бывал в "Шевалье".

- Вот чего он туда помчался? - Михаил горестно вздохнул. - Думал, напортил нечаянно.

- Ты тоже думал, что напортил?

- Я думал, напортил Серега. Зеленый еще, да и болван... только ты ему не говори - он обижается, - Михаил внезапно перешел на шепот, и Эша напряглась, пытаясь расслышать. - Значит, ты был там. Ты видел?!

Олег Георгиевич что-то сказал.

- А нож?! А про побрякушки тебе рассказывали?! А люстра?! Олег, мы такого не умеем! Никто из нас такого не умеет! И этот козел тоже не может такого уметь! А Местные - и подавно!

- Почем тебе знать?

- Перестань! Разве тебе это ничего не напоминает?! Того, что творилось перед конечной?!..

- Миша...

- Что, если это они?! Что если кто-то уцелел, и они нашли нас?! Я не хочу обратно, Олег!

Эша оцепенела, невольно прижав ладонь ко рту - собственное взволнованное дыхание казалось слишком громким. В голосе старшего Оружейника, которого, как она считала после дела Домовых, довольно трудно было чем-то напугать, сейчас звучал откровенный детский страх. Где бы не находилось это "обратно" - это явно было какое-то кошмарное место.

- Миша, успокойся, - произнес Олег Георгиевич с усталой мягкостью. - Эти вещи пытаются убить только нас. Обычных людей они не трогают, смерть тапера - случайность, слабое здоровье. Ты думаешь, те твари стали бы так церемониться?! Да им на всех плевать, выкосили бы весь город! А карантинщики либо банально перестреляли бы нас, либо вывезли. Это Лжец. Слишком все сходится! Дело, которое он обещал Местным.

- Но откуда он...

- Подожди. Может это и не он делает. Вернее, не он один. Да, это не наша магия, вернее, не совсем наша. Похоже на какую-то смесь.

Снова наступила пауза - на сей раз очень длинная. Эша, не удержавшись, сглотнула и испуганно замерла. Тут же Михаил скептически спросил:

- Уж не думаешь ли ты, что он что-то привез с собой? Это невозможно! Вспомни, как они нас обыскивали! Вспомни, как мы уходили! Мы оставили даже оружие! Думаешь, кто-то оказался настолько глуп, что прихватил с собой сувенир?!

- Карантинщики не идеальны, - возразил Ейщаров. - А мы - тем более. Да, думаю, кто-то привез сувенир. Особый сувенир. Хитрый. Поначалу он мог даже не знать, что что-то привез. Если это что-то было внутри него. Вспомни, что там было самым гнусным?

- Кроме охраны? - к шталевским ноздрям подобрался запах сигаретного дыма. - Зеркала, конечно же!

- Осколок.

Опять пауза. Потом снова голос старшего Оружейника - резко охрипший, похожий на хищный клекот.

- Шесть лет! Тогда понятно, почему ему так конкретно снесло башню! Ну как же так?.. Я до сих пор не могу поверить...

О чем они, черт возьми, говорят?!

- Но почему именно сейчас? Он давно убивает, чего он ждал?

Хлопнула дверца шкафчика. Что-то звякнуло, послышалось недвусмысленное бульканье.

- Может, что-то случилось. Может, он что-то сделал. Я не знаю. Миш, я ведь только предполагаю...

- Ну, тогда у меня есть кое-какое подтверждение твоему предположению. Никто ничего не почувствовал. И я тоже. Никто! Кроме нее! Ты ведь понимаешь, почему?

- Послушай... - резким голосом начал было Олег Георгиевич, но Михаил тут же перебил его:

- Нет, это ты меня послушай! Причина тому только одна! Да, не спорю, эта не при чем, но она не навсегда! А ты потом пожалеешь!

- Хватит! - теперь в голосе Ейщарова была холодная тяжелая злость, и Эша съежилась, испуганная и окончательно сбитая с толку! Она ничего не понимала. Куда так боится вернуться Михаил? Кто такие "они"? А карантинная служба? Какая охрана? Какие зеркала, какие осколки? А последние фразы - уж не о ней ли, Эше Шталь, речь? И почему эти фразы их обоих так разозлили?

- Пошли, - ровно сказал Ейщаров, - люди ждут. Переговорим - и я поеду в больницу.

Михаил примирительно что-то пробормотал.

- А мне плевать! - ответил Ейщаров. - Нужно найти Шталь. Негодная девчонка могла и из окна сигануть - с нее станется! - его голос начал удаляться. - Не хотелось бы мне...

"Негодной девчонке" не довелось узнать, чего не хотелось бы Олегу Георгиевичу - дверь кабинета закрылась с резким хлопком, отрезав от нее ейщаровский голос. Эша шмыгнула носом, шумно выдохнула и села на ковер, чуть не стукнувшись головой о батарею. Выждала минуту и на четвереньках поползла к двери, чем вызвала легкое негодование аристократичного ейщаровского ковра. Прижала ухо к щелке между створкой и косяком - тишина. Эша приоткрыла дверь и так же, на четвереньках пересекла пустую приемную. Высунула голову в безлюдный коридор, встала и проворно, на цыпочках припустила к лестнице.

Михаил словил ее в самом начале зимнего садика, и Шталь так и не поняла, откуда он появился, словно старший Оружейник волшебным образом обратился в один из горшков с растениями. Она заметила его только тогда, когда железные пальцы сомкнулись на ее запястье.

- Так-так! Ты где была?!

- В туалете! - ответила Эша, с облегчением вспомнив, что в конце коридора и в самом деле имелся туалет. После этого Шталь, не любившая, когда ее хватают без разрешения, пнула старшего Оружейника в голень, тот ойкнул и отпустил шталевское запястье.

- Почему на этом этаже?

- Я ходила за Бонни, - Эша продемонстрировала птицееда на своем плече, который угрожающе замахал на Михаила пушистыми лапами. - Потом зашла в туалет.

- И чего ты там делала?

- Извращенец! - обрадованно сказала Шталь.

Михаил, к изумлению Эши, не дал ей никакой характеристики, заявив, что ему некогда пререкаться с глупыми уборщицами, развернулся и устремился к лестнице. Скорее всего, это объяснялось тем, что дверь одного из кабинетов отворилась, из него вышел Ейщаров и направился в их сторону.

- Вы тоже хотите знать, где я сейчас была и что делала? - воинственно спросила Шталь, на всякий случай отступая за агаву. Олег Георгиевич отрицательно качнул головой и прислонился к подоконнику. Его одежда была измята, запачкана копотью и темными пятнами, похожими на засохшую кровь, в некоторых местах разорвана. Левое предплечье замотано бинтом, на щеке и шее длинные свежие порезы. Где бы ни был все это время Ейщаров, он точно не отсиживался в машине.

- Вы знаете, как Оля? - спросила Эша, осторожно выходя из-за агавы.

- Жить будет, - бесцветным голосом ответил Олег Георгиевич. - Сейчас обсудим кое-что внизу и я поеду к ней, может уже что-то известно. Сказали - операция займет много времени. Они пытаются сохранить ей руку. Пальца она уже лишилась, но это не так страшно.

- Семь вещей...

- Пятнадцать.

Шталь прижала ладонь к губам, и наверное испуг на ее лице был слишком сильным, потому что Олег Георгиевич поспешно сказал:

- Справимся. Главное... понять... Идемте.

Понять... Что? Зеркало... осколок... Вы думаете, здесь какой-то осколок? Тогда мы не справимся. Потому что найти его нереально.

Ейщаров выпрямился, кивнув Эше в сторону лестницы, и Эша, глубоко вздохнув, заявила:

- Я собираюсь вас обнять!

Олег Георгиевич повернул голову, и в мрачной синеве его глаз мелькнули призрачные вспышки знакомых смешинок.

- Угрожаете непосредственному начальству?

- Ага.

- Что ж, спасибо, что предупредили, - он сунул руки в карманы брюк и чуть склонил голову набок. - А мне нельзя как-нибудь от этого дела уклониться?

Эша сунула засучившую лапами Бонни в кадку и подошла к Ейщарову, решительно впечатывая каблуки в пол. Олег Георгиевич недовольно вздернул левую бровь, и на мгновение Шталь была почти уверена в том, что он сейчас попросту убежит. Но Олег Георгиевич спокойно протянул руки, и Эша обрадованно скользнула в них, уткнувшись подбородком ему в плечо. Его ладонь легла ей на затылок, прижалась и чуть качнула шталевскую голову из стороны в сторону.

- Ну, ну, что такое... Страшно было?

- Да нет, - беспечно ответила Эша и тут же скисла. - Очень страшно, - голос у нее отчего-то задрожал, и она даже начала заикаться, глотая слова. - Она там... а мы... а она каак... а потом еще... и... вот!..

- У вас удивительно образный язык, - со смешком произнес Ейщаров рядом с ее ухом. - Как столичная редакция могла пренебречь таким ценным сотрудником - понять не могу!

- Грешно смеяться над ранеными уборщицами, - проскрипела Шталь, не замечая, что жмурится, как кошка на теплом крылечке.

- Да, - голос Ейщарова внезапно стал насквозь неприятно-деловым, и он отстранил ее, - кстати. Вас осматривали? - его пальцы перехватили запястье ее кое-как перевязанной руки. Эша скептически улыбнулась. Не так давно Ейщаров, не моргнув глазом, посылал ее в бандитское логово, а теперь его беспокоит какой-то порез? Или он просто пытается ее отвлечь?

- Да. Славка...

- Не знал, что Славка по дороге из квартиры Рыжовых успел закончить медицинский, - Ейщаров развернул ее и подтолкнул к лестнице, одновременно протянув руку и бесстрашно выудив из кадки очень удивленную Бонни. - Не забудьте своего паука.

- Не знала, что вы не боитесь пауков, - изумилась Эша, поспешно отнимая свою питомицу. - Мне казалось, все боятся пауков... Вы говорите с насекомыми?

- Нет, - Ейщаров зашагал рядом, придерживая ее за предплечье. Эша заметила, что диванчик, на котором спала бывшая Часовщица, теперь пуст. - Перестаньте меня все время выспрашивать. Это раздражает.

- Но это нечестно! - возмутилась Эша. - Все знают, а я - нет!

- Поверьте мне - они тоже предпочли бы этого не знать.

- Я не понима...

- Эша, - Ейщаров остановился и повернул ее к себе, - вы сегодня спасли Славке жизнь. Вы молодец.

- А...

- А теперь, - он упреждающе поднял указательный палец, - не разговаривайте!

Олег Георгиевич развернул ее в прежнем направлении, словно куклу, и весь оставшийся путь до холла Эша сердито-озадаченно молчала.

В холле ей и Бонни с неожиданным радушием уступили целый диван, когда Эша скромно присела на его краешек, и вокруг дивана тоже образовалось очень много свободного пространства, хотя народу в холле значительно прибавилась, и места было не так уж много. Поблизости остались только Михаил и Слава, которых наличие Бонни мало волновало, да Паша-Футболист, смотревший на паучиху застывшими за круглыми стеклами очков глазами.

Теперь здесь присутствовали все Говорящие, которых знала Шталь, а это означало, что границы города закрыты. Правда, из обрывков разговора Эша узнала, что вскоре несколько человек все равно вернутся на посты, но это уже не будет иметь никакого отношения к обычному графику дежурств. Похоже, институт исследования сетевязальной промышленности переходил на военное положение.

Несмотря на то, что новости были удручающими, настрой в холле явно изменился - скорее всего, потому что сейчас все были на месте, живые и здоровые, если не считать Байера и Федора Трофимовича, которые выглядели лишь чуть менее потрепанными, чем Ейщаров. На возмущение сотрудников, которых заперли в офисе, Байер ответил, что присоединился к операции машинально, поскольку еще не привык к статусу Говорящего и по-прежнему считает себя боевым сотрудником сопровождения. Спиритуалист ответил, что не обязан ничего объяснять, и занялся раскуриванием сигары. Полиглот сидел в одиночестве, и, не обнаружив нигде Лизы, Эша поняла, что тот отправил ее спать в какой-нибудь из кабинетов, решив, что дочери ни к чему здесь присутствовать.

Вернулись и почти все неГоворящие сотрудники. Их Эша пока еще знала плохо - знакомыми был только Коля-"нотариус" с заклеенной пластырем бровью, сделавший Эше приветственный жест, Алла Орлова в джинсах и крошечной белой майке, отреагировавшая на появление Шталь легким безэмоциональным сокращением мышц вокруг рта, да братья Зеленцовы, один из которых зевал в кресле, а другой усиленно обнимался с заплаканной старшей Швеей. На коленях громоздкого молодого человека, позавчера сопровождавшего Эшу до дома вместе с Ниной Владимировной, уютно свернулась Скрипачка. Еще один незнакомый человек, присев на подлокотник кресла, в котором расположился Артем-Шкатулочник, недвусмысленно обнял его за плечи, и тот так же недвусмысленно к нему прижался. Это не взволновало никого, кроме Михаила, который с каменным лицом пересел на диван к Шталь. Заметив ехидное выражение ее лица, он пояснил:

- Здесь просто удобней. Что - думаешь, я гомофаг?

- Гомофоб, - сладким голосом поправила его Шталь. - Тот, кто боится гомосексуалистов. "Гомофаг" означает, что ты ешь гомосексуалистов.

Михаила немедленно перекосило, и он отодвинулся на самый конец дивана. Кто-то хихикнул, после чего совещание началось с бесхитростного вопроса Шофера, по-прежнему восседавшего на перилах:

- Так а че происходит?

- Как вы знаете, в городе появились вещи, ориентированные на наше уничтожение, - ровным голосом произнес Ейщаров, садясь на один из стульев. - Никита погиб. Оля Лиманская все еще на операции. Наш разговор будет коротким - сейчас самое важное найти все остальные вещи, которых, я думаю, в городе хватает. Пока мы нашли пятнадцать. О семи вы уже знаете. Подтвердились идентичные свойства кровати, до которой ты, Сева, слава богу не доехал, - Сева, длинно вздохнув, жалобно посмотрел на Шталь, - и штор, которые должна была проверять Александра, - Модистка широко раскрыла глаза, вцепляясь в руку мрачно восседавшего рядом Байера. - Мы проверили ресторан и все квартиры пострадавших, а также тех соседей, которые к ним заходили. В квартире, где была найдена люстра, обнаружили открывалку. В квартире со шторами - стиральную машину. В ресторане - зеркало возле уборной, - Зеркальщик, издав слабый возглас, негодующе всплеснул руками. - В квартире соседей Москвиных, - Ейщаров взглянул на Михаила, - к которым ты ездил за ножом, - был обнаружен телевизор. Еще один телевизор мы нашли в мебельном магазине. Из всех этих вещей странные свойства проявлял только телевизор - именно поэтому нам и стало о нем известно. Прочие вещи пока вели себя обычно, но, возможно, просто не успели ничего сделать.

- Вещи, которые вы нашли... - Слава сглотнул. - Они тоже... такие же... э-э...

- Плавились, брызгались и обрастали щупальцами? - пришла ему на помощь Эша.

- Да. Кроме телевизора соседей Москвиных, который ограничился мощным электрическим разрядом.

- Видик тоже не обрастал щупальцами, - заметил Михаил. - Только диском в меня плюнул - и все.

- Интересный факт, - глубокомысленно пробормотала Шталь. - У этих вещей есть что-нибудь общее? Кроме того, что это видеотехника?

Ейщаров задумчиво посмотрел на нее.

- Они новые. Куплены в разных шайских магазинах с разницей в одну неделю.

- В разных? Это плохо.

- А ты думала, все будет так просто? - ехидно сказала Орлова. - Рояль из "Шевалье" тоже был новым. Все остальные вещи - старыми. Некоторые - очень старыми. Стиральная машинка стояла сломанная больше двух лет, так что ею даже не пользовались. Зеркало висит в ресторане три года. Вещи не вывозились из Шаи, их никому не одалживали, и хозяева подтвердили их подлинность, что исключает возможность подмены.

- В подмене и не было бы логики, - сказал Шофер. - Отреагировали бы мы на сообщение о странной вещи, а после таких фокусов могли бы и перестать реагировать. Тут что-то другое... У меня вопрос, Олег Георгиевич, - это что же - вы с Игорем и Трофимычем вещи собой проверяли, что ли?!

- Кто Трофимыча пустит проверять вещи? - фыркнул Байер. - Он же из-за своего дыма даже не видит, куда идет!

- Но-но, мальчик, - прошелестел Спиритуалист из кучевых сигарных облаков. Некоторые из Говорящих подняли приглушенный ропот, а Костя детским голосом воскликнул:

- Это нечестно! Нас вы, значит, заперли, а сами там... Вы нас даже не спросили!

- Нам нужно было убедиться, - Ейщаров взглянул на него как-то сожалеюще. - Не переживай, Костя. Очень скоро я вас спрошу.

Ковровед побледнел, отчего веснушки выступили на его лице яркой россыпью. Андрей, младший Факельщик, угрюмо уставился в пол, а все Футболисты встревожено переглянулись.

- Вещь может заразить человека, - пробормотала Шталь. - А вещь может заразить вещь?

- Мы такого не встречали, - Марат нервно потер ладони. - Олег, я бы хотел взглянуть на то зеркало. Хоть издалека...

- Все вещи уничтожены, - сурово сообщил "нотариус".

- Как так?! А исследования?!

- Все исследования закончились бы летальным исходом, - отрезал Ейщаров. - Так что исследования будем проводить без вещей. Наш уважаемый Федор Трофимович осмотрел останки люстры и рояля, - он сделал жест в сторону Спиритуалиста, и тот задумчиво посмотрел на свою сигару.

- Я говорю с разбитыми вещами. Я говорю с мертвыми вещами. Иногда я могу выведать самые темные тайны у одного-единственного осколка, опилок или пыли... - Федор Трофимович, осекшись, сердито уставился на облако дыма от своей сигары, сформировавшееся в пухлый сизый человеческий череп с раззявленными беззубыми челюстями, после чего обернулся и устремил суровый взгляд туда, где сидел дядя Вова. - Владимир Анатольевич, прекратите, пожалуйста, ваши штучки!

- Извиняюсь, это все от нервов, - вздохнул дядя Вова, и все Библиотекари, сидевшие особняком на диванчике, синхронно укоризненно покачали головами. Дымный череп рассыпался на стайку упитанных дымных бабочек, лениво поплывших к окну.

- Так вот, - продолжил Федор Трофимович, - как я уже сказал, я говорю с мертвыми вещами. Я не умею говорить с живыми.

- В смысле? - удивился старший Техник. - Они не умерли?

- Они не вещи.

Все посмотрели на него озадаченно, и только Михаил эту озадаченность озвучил:

- Чего?!

- Точнее, не совсем вещи, - немедленно поправился Спиритуалист. - Или уже не вещи. Я не уверен, какой лучше подобрать...

- Ты хоть что-нибудь подбери! - грохнул старший Оружейник. - Я видел нож. Я видел вещь! Не собачку, не медузу и не голую тетку!.. Я видел нож, который превратился в какую-то хрень!.. етить!..

- Миша, дети! - прошипела старший Библиотекарь, кивая на Пашу и Таню, которые смотрели на Михаила, дружно приоткрыв рты.

- Да, детей я там тоже не видел!

- Можно сказать, что это - некий сплав вещи и живого существа, аналогов которым я подобрать не могу. Внешне это еще оставалось вещью, но вот появление Говорящих высвобождает нечто совершенно другое. Одно я могу сказать, - Спиритуалист поднял сигару, словно указательный палец. - Я ощутил совершенно определенную эмоцию. Я ощутил ненависть. Очень специфическую, глубокую, мощную ненависть с удивительным множеством оттенков, в тот момент направленную лично на меня, и, соответственно, на любого Говорящего. Она настолько странная, что я даже не уверен в ее человеческом происхождении. Я никогда не ощущал ничего подобного, кроме одного случая, когда осматривал пару разбитых вещей из квартиры Глеба Алексеевича, - Глеб немедленно принял сурово-озадаченное выражение лица, - после нападения Лжеца на нашу замечательную девочку, - Федор Трофимович подмигнул Шталь. - Та ненависть была, конечно, не такой мощной и вполне человеческой, но в целом, - он развел руками.

Все повернулись и внимательно осмотрели засмущавшуюся Эшу.

- То есть, можно сказать, что к изменениям этих вещей причастен Лжец? - спросила Нина Владимировна.

- Картины, написанные художником в разное время его творчества или даже в соавторстве, все равно выдадут его руку, - задумчиво ответил Федор Трофимович. - Да, я думаю, это Лжец.

- Значит, все-таки, пролез, гад! - Михаил вскочил. - Но как?! Ведь мы же...Даже в тот день, когда была перестрелка, мы... Да никто не смог бы?! Как же периметр?! - он устремил огненный взгляд вначале на старшего Садовника, которая немедленно захлюпала носом, потом на младшего, который, вызывающе дернув головой, продемонстрировал Михаилу неприличный жест, деликатно прикрыв его ладонью от сидящих рядом младших Швей.

- Сядь и не ори, - спокойно сказал Ейщаров, и старший Оружейник возмущенно рухнул обратно на диван, отчего Шталь слегка подбросило. - Вряд ли Лжец пролез в город. Более вероятно...

- Человек заражает вещь, которая может заразить человека, - внезапно перебила его Эша, не обращая внимания на раздраженный жест Орловой. - Такова ваша схема происхождения второго поколения! Федор Трофимович, вы сказали, что не уверены в человеческом происхождении ненависти всех этих вещей к нам?

- Именно, милочка, - подтвердил Спиритуалист, посасывая свою сигару.

- В таком случае, возможно Лжецу удалось воплотить другую схему - человек заражает вещь, а вещь заражает другие вещи. И тогда вы были правы в своих подозрениях, Олег Георгиевич! В тот день в Шаю пролез не человек - пролезли какие-то вещи Лжеца! Вернее, кто-то пронес их во время перестрелки, которая, скорее всего была устроена для подстраховки - на тот случай, если кто-нибудь на посту эти вещи почувствует. Но их не почувствовали, как и сегодняшние вещи. Они другие, и вы с таким никогда еще не сталкивались. Вот! - Шталь забросила ногу за ногу и шумно выдохнула. Олег Георгиевич, приподняв брови, взглянул на Спиритуалиста, который авторитетно произнес:

- Теория, озвученная сей эксцентричной барышней, вполне имеет право на существование. Я склонен с ней согласиться, поскольку других теорий у меня пока нет. Вещи или вещь. И, вероятней всего, те, кто внесли или ввезли эту пакость в наш город, даже не знали, что это такое. Лучший посредник - это тот, кто не знает о том, что он посредник.

- Так если это... - Костя закашлялся. - Если это так - нам ведь скоро места в городе не останется! Никуда нельзя будет выйти! А потом - и наши собственные вещи?!.. Так вот, что он обещал Местным?! Либо нас здесь ухайдакают, либо мы рванем из города, а нас там уже ждут с оркестром!

- Господи, - прошептал Валера в наступившей похоронной тишине, - зачем я сюда приехал?

Отреагировала на сказанное им неожиданно сидевшая рядом Сашка. Модистка слетела со стула и влепила Ковроведу такую звонкую пощечину, что ее эхо раскатилось по всему холлу. Взвившегося было бывшего учителя вдавили обратно в кресло мощные ладони Глеба, Сашку оттащил Байер, и она принялась громко рыдать ему в шею. На лице Ейщарова не дрогнул ни один мускул, но его глаза приобрели иное выражение, и, заметив его, Эша поймала его взгляд и отчаянно замотала головой. Неужели он действительно начал думать, что привез всех этих людей в смертельную ловушку?! Сейчас Шталь хотелось убить его, если он даже позволил приблизиться к себе подобной мысли. Если Ейщаров сейчас сломается - это будет катастрофой!

- Если и таков его план, то пока он не осуществляется, - произнес Олег Георгиевич со спокойной деловитостью, и его тон немного успокоил Шталь. - Иначе в квартирах было бы заражено все. Нужно понять принцип заражения и попытаться найти эту вещь или вещи. Вот над этим и надо работать. Кроме Москвиных и их соседей, никто из пострадавших не знаком друг с другом, живут в разных районах, работают в разных местах. Так что - все вещи, все люди - друзья, родственники, где были в последние три дня, что купили, что делали - все! Вещь изначально должна была как-то попасть в эти квартиры, потому что хозяева, естественно, не прогуливались со стиральной машинкой или люстрой по улице.

- Думаю, вещь, зараженная другой вещью, не способна передавать это дальше, иначе в городе бы уже действительно была эпидемия, - сказал Леонид Викторович. - К тому же, нож, конечно, могли вынести, но с чего тому же ножу заражать проигрыватель, а не, например, кофеварку - у них больше возможности для соприкосновения. Да и вещи тех, кто оттуда вернулся, в полном порядке.

- Итак, - Олег Георгиевич встал, и вслед за ним немедленно вскочил старший Оружейник, мгновенно оказавшись рядом, - пока это все. Естественно, проверка вещей пойдет быстрее, если в ней будет участвовать как можно больше Говорящих. Нет смысла повторять, насколько это опасно, поэтому я никого не заставляю. Кто не хочет - тот не идет, стесняться тут нечего и осуждения ждать не за что.

- А мог бы и заставить - для пользы же дела, - проворчал Михаил и получил чувствительный тычок в бок.

- Зачем нужен этот риск? - возмутился Ковровед, на щеке которого алело яркое пятно. - Почему просто не уехать. Вы не знаете точно - есть ли кто-то за городом!

- Сбежать?! - старший Музыкант грохнул кулаком по хрупкому журнальному столику, и Сева издал негодующий возглас. - И все бросить?! А как же город?! А люди?! Думаешь, нас не будет, так эти вещички бед не натворят?! Тапер умер - а где одна случайная смерть, там может быть еще десяток! А как же Никита?! Он что ж - просто так?.. Да ты знаешь, почему он к тому роялю так кинулся - потому что думал, что это он натворил! Потому что переживал! Потому что научился думать не только о том, какие забавные умеет делать штуки! И я тоже! - Сергей Сергеевич еще раз припечатал столик кулаком и поднялся. - Никуда не поеду! Я участвую в проверке!

- Я тоже! - Шофер браво соскочил с перил, и Музыкант немедленно заявил:

- При условии, что твоя гитара останется в офисе!

- Я не пойду, - буркнул Валера, прижимая ладонь к щеке. - Я не боюсь, просто я там буду бесполезен. Боевые действия и я...

- Можешь не продолжать, - надменно разрешил Костя. - Вообще, знаете, никто не обязан объяснять причины.

- Тем не менее, я объясню, - Полиглот воткнул сигарету в пепельницу. - Я хочу пойти. Но я не могу. Бывшая моя неизвестно где, случись что со мной - Лизка одна останется. Не могу.

Байер, молча ссадив цеплявшуюся за него Сашку, встал и подошел к дверям. За ним потянулись другие. Шталь, вскочившая одной из первых, по дороге пихнула обратно в кресло выбиравшегося из него Севу и сунула кулак ему под нос.

- Ты не можешь мне запретить! - возопил Мебельщик.

- Могу! Ты забыл, что я избиваю людей вне зависимости от их физического состояния!

- Ты хочешь, чтобы я остался, потому что я инвалид и от меня не будет пользы?! - глаза Сева яростно засверкали знакомым сизым пламенем.

- Нет, я хочу, чтобы в этом здании остался хоть один человек с мозгами! - Эша кивнула на двоих подростков, угрюмо подпиравших стену. - Двое Компьютерщиков тоже остаются, скооперируйся с ними, возможно, вы сможете нам помочь. Я оставлю тебе Бонни. Присмотришь за ней. Держи ее все время рядом, тебя все будут бояться.

- Ладно, - Сева слегка повеселел, с легким ужасом принимая на ладонь озадаченного птицееда. Эша погладила пальцем пушистое тельце, Бонни раздраженно забегала по Севиной ладони, потом, видимо смирившись с судьбой, угрюмо полезла ему на плечо. Эша кивнула Севе и подошла к дверям одновременно с Сашкой, Ниной Владимировной, Пашей и Таней. Михаил тут же запротестовал:

- Не-не, бабы и мелюзга должны остаться!

После этого заявления он немедленно получил оплеуху от старшей Факельщицы, но сообщил, что своего мнения не меняет. К необычайному негодованию "баб" и "мелюзги" к этому мнению тут же присоединился Ейщаров.

- Он прав, нечего вам там делать. Я очень это ценю, но нет!

Швеи, начавшие было подниматься в полном составе, облегченно обвалились обратно в кресла.

- К... все это рыцарство, Олег! - неожиданно рявкнула главная секретарша, а следом, не обращая внимания на наличие "мелюзги", выдала затейливую матерную фразу, подтвердившую ее военное прошлое и вызвавшую множество уважительных взглядов. - Мы все здесь вместе работаем! Говорящие есть Говорящие - носят они лифчики или нет! Не смей нам запрещать!

- Да уж! - поддержала ее Шталь, размышляя - дает ли ей преимущество тот факт, что сегодня она без лифчика? - К тому же, не забывайте, что я почуяла люстру! Не пускать меня нелепо.

Ейщаров дернул щекой, криво улыбнулся и отступил в сторону, сделав знак Михаилу. Тот обошел Факельщицу и Шталь, сгреб Сашку, Пашу и Таню в кучу и погнал обратно в глубь холла. Швеи, обреченно вздохнув, снова начали подниматься.

- Сидите здесь! - велела Нина Владимировна. - От вас там все равно толку не будет!

Швеи опять плюхнулись в кресла. Эша обернулась и из-за плеча Олега Георгиевича посмотрела на остающихся. Ковровед, Полиглот, Сашка, Сева, старший Садовник, Паша, не-родственник, младший Стрелок Леонид Игоревич, все Швеи, два Библиотекаря - третий, Тимка-Фантаст, уже нетерпеливо мялся возле дверей. Федор Трофимович - ну, куда старичку под пули - и так уж поработал. Младший Ковровед Валька. Шкатулочник. Младший Кукольник Эльвира. Любочка-Стилистка. Четыре Компьютерщика - Ейщаров не отпустил никого из возмущенных мальчишек. Валентина Васильевна - Прищеми-меня и Ромка-Веерщик. Лена-Говорящая с огнем. И необычайно угрюмый Таможенник, которого заставили остаться на посту.

Оставалось немало.

Но уходило большинство.

"Я иду на войну!" - испуганно-восторженно подумала Эша, еще раз помахав грустному Севе и грустной Бонни у него на плече, и шагнула за дверь, прекрасно понимая, что если об этом узнает Полина, плохо будет всем.

Ну, так кто ей скажет?



Загрузка...