Последняя песня [Спой последнюю песню Вальдизи]

Глава 1. ДЕВУШКА ПОД ДУБОМ

— Ваше преподобие! Подождите минутку!

Дородный священник натянул поводья. Лошадь резко стала, взметнув сухие осенние листья. Мозолистые пальцы коснулись незатейливой рукояти меча, притороченного к седлу. Голова, скрытая под капюшоном монашеской рясы, повернулась на зов.

Из-за искривленного дуба, нависающего над горной тропой, вышла девушка. Ее волосы цвета вороньего крыла развевались на осеннем ветру. Ее огромные глаза блестели, широкое, решительное лицо расплылось в улыбке.

— Вы очень спешите, ваше преподобие?

— Уже темнеет, а мне еще долго добираться до постоялого двора. — В голосе всадника слышалось нетерпение.

— Тут недалеко, всего в миле отсюда, находится трактир. — Она подошла ближе, и священник увидел большие груди, выпирающие из-под тесного платья. Он посмотрел в направлении, указанном девушкой. Впереди тропинка разделилась: левой дорогой, бежавшей вдоль горной реки, видимо, пользовались часто; правая же выглядела совсем заброшенной — на нее-то и указывала девушка.

— Эта тропинка ведет к Радеру, — сказал он ей, поудобнее устраиваясь в седле. — А у меня дела в Корросахле. Кроме того, — добавил он, — мне говорили, что трактир у развилки давно заброшен. Мало кто ездит в Радер с тех пор, как ярмарку шерсти перенесли на юг, в Энсельес.

— Старый трактир вновь открыт.

— Может быть. Но мой путь лежит в Корросахл.

Девушка надула губки:

— Я надеялась, что вы подвезете меня до трактира.

— Залезай на коня, я отвезу тебя к постоялому двору, что по дороге в Корросахл.

— Но мне надо в Радер.

Священник пожал могучими плечами:

— Тогда тебе стоит поторопиться.

— Но ваше преподобие, — взмолилась девушка. — Стемнеет задолго до того, как я доберусь до трактира, а я боюсь одна идти по этой тропе ночью. Может быть, все же подвезете меня? Это недалеко, и вы сможете остановиться в трактире на ночь.

Темнело, у подножия холмов сгущались тени. Легкая дымка, окутавшая верхушки холмов, окрасилась лучами заходящего солнца в рубиновый цвет. Долина полностью скрылась в сумерках, начал подниматься туман.

Всадник понимал, что скоро станет совсем темно. Ниже по дороге, в нескольких минутах езды, стояло небольшое селение, и сейчас ему вспомнились предупреждения тамошних жителей. В благодарность за слово Господне они угостили его хлебом и кислым вином, указали дорогу, но посоветовали не сходить с тропы и ни в коем случае не ночевать в одиночку под открытым небом, если он не найдет крова до прихода ночи. Священник так и не понял, что они имели в виду разбойников или какую-то другую, более зловещую угрозу.

Конь нетерпеливо перебирал копытами.

— Вы не пожалеете, если свернете с дороги.

Повернувшись, всадник снова посмотрел на девушку. Она многообещающе улыбалась. Лица священника не было видно под капюшоном.

Девушка тронула шнуровку расшитого корсажа:

— Я позабочусь, чтобы остановка в трактире оказалась приятной. — Ее голос был полон очарования. Из распахнувшегося корсажа показались тяжелые груди. — Я не вижу вашего лица, но знаю, что под рясой скрывается настоящий мужчина. Неужели вам не хочется насладиться горным цветком? Вы сможете вспоминать его прелести в глубокой старости, в каком-нибудь забытом Богом монастыре.

Крепкие, идеальной формы груди, как магнитом, притягивали взгляд. На фоне их белизны желтовато-коричневые соски были цвета осенних дубовых листьев. Был ли священник возбужден этим зрелищем или нет, но он вез с собой золото.

Настойчивые уговоры красотки свернуть на заброшенную тропу заставили его насторожиться.

— Соблазн распутной плоти ничто для посвященного Тоэму, — нравоучительно заявил он.

— Тогда иди и поиграй сам с собой! — воскликнула девица и с диким воплем бросилась к лошади. Ее острые ногти впились в нежный бархатистый нос.

И без того пугливый конь заржал и встал на дыбы. Захваченный врасплох, священник не успел вовремя опустить ногу в стремя. Запутавшись в рясе, он какое-то мгновение пытался сохранить равновесие, потом все же свалился с напуганного животного.

Лошадь поскакала дальше по тропе, ведущей в Радер, и скрылась за поворотом. Издевательски хохоча, девушка бросилась вслед за ней.

Прихрамывая, священник поплелся за ними, проклиная все на свете. Но сумерки быстро поглотили девушку, хотя смех ее еще долго доносился из темноты.

Глава 2. ПРИДОРОЖНЫЙ ТРАКТИР

Дымчато-желтый свет лился сквозь толстые, освинцованные по краям оконные стекла. Ночной ветер, подхватив дым и запах навоза, разносил их далеко по округе, так что священник без труда нашел трактир.

Он заметил нескольких лошадей, привязанных невдалеке от дома. Этой ночью трактир был полон народа, и казалось маловероятным, что девушка пыталась заманить его в ловушку. А может быть, ее сообщники, лежащие в засаде на горной тропинке, удовлетворились кражей коня и всей сбруи. Священник раздраженно выругался, решив, что оказался излишне подозрительным.

Каждый шаг отзывался болью в подвернутой ноге, но идти было можно. Видимо, тяжелые сапоги спасли его от более серьезной травмы. Во всем случившемся он винил просторную рясу, развевающуюся вокруг ног при каждом шаге. Разрезанная спереди и сзади от самого пояса, она давала возможность ездить верхом, но все равно была чертовски неудобной.

Двухэтажное здание, сложенное из необработанных бревен, было желанным зрелищем. Осенняя ночь выдалась холодной, туман волнами стелился между гор.

Ночь, проведенная под открытым небом, по меньшей мере оказалась бы не слишком комфортной и, скорее всего, небезопасной, а его меч, притороченный к седлу, исчез вместе с лошадью.

Над дверью трактира красовалась вывеска:

«Бухточка Вальда»

Священник, доковыляв до входной двери, заметил, что надпись вырезана совсем недавно. Час был не слишком поздний, но дверь оказалась заперта. Услышав внутри голоса, он дважды громко постучал.

Он готов был уже стукнуть в третий раз, когда дверь открылась. Ночь наполнилась голосами и теплыми запахами.

В приоткрытой двери показалось хмурое, узкое, безбородое лицо.

— Кто… что надо… ваше преподобие? — высоким полушепотом спросил он.

— Пищи и приюта, — нетерпеливо проворчал священник. — Надеюсь, это действительно трактир?

— Прошу прощения. У нас нет свободных комнат. Вам придется обратиться в другое заведение.

Он попытался закрыть дверь, но здоровенный кулак священника помешал ему.

— Ты что — дурак? Где трактирщик? — подозрительно спросил священник, удивленный смятением собеседника.

— Я здесь хозяин, — раздраженно огрызнулся мужчина. — Нижайше прошу извинить, ваше преподобие. У меня сейчас нет свободных комнат, и вам придется…

— Проклятье! — Массивное тело священника угрожающе нависло над трактирщиком. — Лошадь скинула меня, и я тащился сюда черт знает сколько миль. Я получу здесь еду и ночлег, даже если мне придется спать на полу!

Скелетоподобный хозяин трактира не дрогнул. Он гневно стиснул зубы и сжал кулаки; руки его были скрыты под черными перчатками.

— В чем дело, милейший? — раздался внезапно чей-то требовательный голос. — Ты хочешь отказать в приюте слуге Тоэма?

Хозяин трактира испуганно вздрогнул и рассыпался в извинениях:

— Простите меня, ваше преосвященство. Я всего лишь имел в виду, что скромные удобства моего трактира не достойны высокочтимого…

— Впусти его, болван! Выгнать на улицу служителя Тоэма, какая наглость! Теперь я вижу, как низко пало уважение горцев к истинному Богу! Впусти его, я тебе сказал!

Священник протиснулся мимо внезапно засуетившегося трактирщика.

— Благодарю вас, ваше преосвященство. Ужасные манеры у этих людишек.

В зале трактира было несколько человек. За одним из низких столов в одиночестве сидел высокий худой мужчина, облаченный в алую сутану — аббат в иерархии священнослужителей Тоэма. Так же, как и у священника, его лицо было скрыто капюшоном. Он приветственно махнул рукой:

— Присаживайтесь ко мне, выпьем немного вина. Да вы хромаете! Вас сбросила лошадь? Какое несчастье! Наш хозяин должен немедленно отправить слугу на поиски коня. Вы сильно ушиблись?

— Тоэм уберег меня от серьезного ранения, ваше преосвященство, хотя этой ночью мне не хотелось бы продолжать свой путь.

— Несомненно. Еще вина, хозяин! И поторопись! Ты хочешь уморить гостей голодом? Присаживайтесь сюда, прошу вас. Я — Пассло, еду в Радер, чтобы милостью Тоэма возглавить местное аббатство.

— Искренне рад знакомству, ваше преосвященство.

Подойдя к столу, священник коснулся губами руки человека, имевшего более высокий сан:

— Я — Каллистратис, направляюсь в Корросахл как посланец Тоэма. Я слышал, что аббатство в Радере в эти тяжелые времена переметнулось к дуалистам.

Аббат нахмурился:

— Определенные слухи дошли и до нас, на юг. Говорят, что в северных провинциях появились монахи-отступники, утверждающие, что Тоэм и Ваул — всего лишь два аспекта одного и того же божества. Несомненно, что теперь, когда империя находится на грани гражданской войны, эти еретики посчитали более благоразумным принять веру своих северных соседей — варваров.

Священник налил себе вина и немного отпил из кубка, наклонившись так, чтобы из-под надвинутого на лоб клобука не было видно лица.

— Я слышал, что предпринимались попытки оправдать ересь дуалистов. Может статься, что наши задачи окажутся очень схожими, ваше преосвященство.

— Ну что же, преподобный Каллистратис, меня это не удивляет. Я с самого начала почувствовал, что вам присущи более аристократичные манеры, нежели простому священнику. Но я не буду более смущать расспросами собрата по ордену, чья миссия требует путешествия инкогнито. Скажите только, как вы собираетесь поступить с дуалистами?

— Согласно предписанной формуле касательно любой ереси, естественно. Все они должны быть посажены на кол, а тела оставлены на ночь, на поживу диким зверям и стервятникам.

Аббат одобрительно хлопнул собеседника по плечу:

— Прекрасно, преподобный Каллистратис! Достойный ответ! Приятно слышать, что остались еще служители Тоэма, твердые в вере своей и в исполнении заветов Господних! Похоже, мы неплохо скоротаем вечер за приятной богословской беседой.

— Ну что вы, уважаемые господа, не судите слишком строго. В конце концов, в истории вашего духовенства есть некий дуализм.

Невысокий, коренастый господин с ухоженной седой бородкой неспешно поднялся от камина, возле которого раскуривал трубку. Серебряный медальон с отчеканенной университетской печатью свисал с золотой цепи, перекинутой через его крепкую шею.

— Прецедент? — резко переспросил аббат.

Невысокий мужчина утвердительно кивнул, окутанный облаком дыма:

— Да. Я имею в виду догму, официально принятую во времена правления короля Халброса Первого и гласящую, что Троэллет и Тлолувин — суть тождественные представления принципа зла. Во времена монархии никто не считал подобную доктрину еретической, хотя древние верования безусловно разделяли этих повелителей демонов.

Аббат задумался.

— Интересная мысль, — неохотно согласился он, — хотя множественность воплощений зла официально признана нашим учением. Однако к данной ситуации ваши доводы применить нельзя. Существует один-единственный истинный принцип добра, истинно верующие почитают его в облике Тоэма. Могу я поинтересоваться, господин?..

Седобородый выдохнул еще одно облако дыма:

— Я — Клесно, из имперского университета в Хрозанти. Я услышал, как вы предложили начать теологический диспут, ваше преосвященство. Перспектива ученого спора обещает мне избавление от скучного вечера в забытой Богом таверне. Могу ли я присоединиться к вашей беседе?

— Клесно? — Аббат был удивлен. — Разумеется. Я очень много о вас слышал. Присоединяйтесь, прошу вас! Что привело столь известного ученого в сии унылые места?

Клесно улыбнулся в знак признательности:

— Я тоже направляюсь в Радер. До меня дошли слухи, что среди древних развалин обнаружены некие наскальные письмена. Если это действительно так, то я бы хотел их скопировать для изучения и сравнения с другими наскальными надписями, уже имеющимися у меня в коллекции.

— Значит, вы действительно собираетесь дополнить труд Нентали «Толкование древнейших каббалистических знаков»? — спросил священник в сером клобуке.

Клесно возмущенно приподнял густые брови:

— Разъяснить, а не дополнить, преподобный Каллистратис. Я вижу, что вы тоже прекрасно осведомлены в этой области. Вечер и впрямь предвидится интересный.

— О, пожалуйста, ученые господа, — передразнил их донесшийся из угла комнаты насмешливый голос. — Не утомите нас до смерти столь возвышенным спором.

— Заткнись, Хеф! — прервал его грубый бас. — Тебя ждет смерть более интересная, чем от скуки, когда мы доберемся до Радера!

Послышался непристойный ответ, затем глухой удар. До сидящих за столом донесся звон цепей и приглушенные проклятия.

— Ранвиас, сын сифилисной шлюхи, ты едва не выбил мне зуб! Смелый сукин сын — избивать закованного в цепи человека!

— Перед тем как ты оказался в цепях, у нас были равные шансы, Хеф, — проворчал Ранвиас. — Вскоре после того, как мы окажемся в Радере, тебе никогда уже больше не понадобятся зубы.

— Посмотрим, Ранвиас. Мы еще поглядим, кто кого. Мне и раньше встречались хитрые ублюдки, охочие до денег, но не один из них так и не дожил до того, чтобы пересчитать золотые, что обещаны за мою голову.

Клесно указал на двух мужчин, сидящих в углу зала. Один из них, высокий воин с тяжелым подбородком и поседевшими волосами, был одет в зеленую тунику рейнджера. Другой, его пленник, — худощавый мужчина с узким лицом и грязной желтой бородой — был обладателем невинных голубых глаз, слишком невинных для человека, скованного по рукам и ногам.

— Вон тот — это Сумасшедший Хеф. Молва о нем, должно быть, докатилась и до вас, глубокоуважаемые господа. Выглядит совсем безобидно, но я сомневаюсь, что все молитвы вашего духовенства смогли бы очистить его душу от совершенных им жутких преступлений. Мы говорили о нем как раз перед вашим приходом. Этот воин, в конце концов, нашел дорогу к пещере, в которой было логово Хефа. Если он теперь сможет сделать то, что не удалось пока ни одному смельчаку — довезти бандита до города и сдать властям, то городскому палачу в Радере предстоит тяжелая работенка.

Откуда-то с верхнего этажа трактира донесся женский крик.

Священник поднялся было с кресла, но замер на полдороге, заметив, что никто не обращает на стоны ни малейшего внимания.

Вопль, полный боли, снова разнесся по обшитым деревом коридорам трактира, по узкой деревянной лестнице, ведущей вниз.

Кто-то захлопнул дверь у лестницы, заглушая крики.

Двое других путешественников посмотрели друг на друга. Один из них, весь заплывший жиром, молча пожал плечами и продолжал поглощать яблочный пирог. Его менее тучный товарищ задрожал и в отчаянии уронил голову на руки.

— Господи, когда же это кончится? — простонал он.

Толстяк вытер замасленные губы и потянулся за очередным куском пирога.

— Выпей вина, Дордон, оно хорошо успокаивает нервы.

Пассло тронул священника за плечо:

— Не волнуйтесь, преподобный Каллистратис. Наверху рожает молодая жена торговца. Нет причин для беспокойства. Как видите, муж невозмутим. Только его брат кажется слегка взволнованным.

— Этот кусок жира — просто недоумок! — усмехнулся Клесно. — Думается, его мозги давно уже сгнили от сифилиса. Жаль только его жену — бедное дитя! Если бы наш хозяин не послал к ней служанку, этот дегенерат, несомненно, оставил бы ее рожать в одиночестве.

— Таинство рождения, — нравоучительно сказал аббат, — при котором боль есть счастливая обязанность.

Тем временем трактирщик разложил на столе разделочные доски и буханки черного хлеба. Следом за ним появился смуглый карлик, единственный слуга, которого священник увидел в трактире. В коротких, но крепких руках он нес огромное блюдо с жареным мясом, которое подносил каждому гостю, чтобы тот мог выбрать себе кусок по вкусу. Толстый торговец нетерпеливо заворчал, когда увидел, что карлик остановился сперва перед столом, за которым сидели аббат и два его собеседника.

— Пожалуйста, Джаркос, — взмолился его брат. — Не оскорбляй только этих высокочтимых господ!

Хеф захихикал:

— Смотрите, не съешьте все! Оставьте хорошую, увесистую кость для бедного беззубого Хефа!

Доносящиеся сверху стоны, приглушенные толстой дубовой дверью, теперь слышались чаще.

Трактирщик нервно улыбнулся, потирая руки в черных перчатках.

— Я принесу еще вина, Боджер, — сказал он карлику, — а ты возьми мандолину и сыграй гостям.

Карлик ухмыльнулся и поспешно скрылся в дальней комнате. Через мгновение он появился снова — в шляпе с перьями и с мандолиной в руках.

Его пальцы с неестественно длинными ногтями, похожими на лезвия ножей, ударили по струнам инструмента, и он начал прыгать по комнате, распевая пронзительно-тонким голоском комические куплеты.

Сверху продолжали доноситься стоны, но путешественники скоро привыкли к ним и даже не заметили, как они прекратились.

Глава 3. ВЫ ЗНАЕТЕ ПЕСНЮ ВАЛЬДЕЗИ?

— …И тогда, как раз в тот момент, когда охотник повернулся, услышав сзади себя странный шум, оборотень прыгнул на него с крыши хижины! Охотник попытался выхватить серебряный кинжал, висящий у пояса, но ножны были пусты! И только теперь вспомнил он предупреждение старца! И, умирая, он увидел, что зверь, вырвавший ему горло, имел огненно-желтые глаза его жены!

Клесно поудобнее устроился в кресле и выпустил струю дыма в сторону слушателей, расположившихся вокруг камина.

— Браво! — взвизгнул Джаркос, толстый торговец. — Какая история! Значит, его жена и в самом деле была оборотнем?

Клесно даже не соизволил ответить. Вместо этого он кивком головы поблагодарил аплодирующих слушателей.

От еды остались лишь обглоданные кости и сырные корки. За окном гудел холодный осенний ветер, а в трактире разомлевшие от тепла путешественники попивали вино. Было поздно, но никто не хотел спать. Подтащив кресла поближе к горящему камину, они слушали баллады карлика Боджера, а когда наступила ночь, кто-то предложил рассказывать истории.

— Горы в царстве Халброса кишат всякой нечистью, — с дрожью в голосе заметил Дордон. — И что тебе дался этот Радер, Джаркос? Ты же знаешь, там уже много лет никто не торгует шерстью.

— Мой астролог согласился, что это мудрое решение. Я сам позабочусь о наших денежках, дорогой братец. — Джаркос безуспешно попытался придать расплывающемуся от жира лицу решительное выражение.

— Что касается всякой нечисти, то это отнюдь не единственная здешняя напасть, — заметил Ранвиас, показывая пальцем на пленника. — Всего два дня тому назад в горах буйствовал Сумасшедший Хеф. Одному Тоэму известно, сколько несчастных погибло от его руки. Его любимая хитрость — выползти окровавленным на дорогу и стенать, что он — несчастная жертва Сумасшедшего Хефа. От многих добросердечных людей остались одни кости между камнями. Хотел бы я никогда не видеть его логова.

Хеф захихикал, звеня цепями:

— У меня приготовлена отдельная ниша для твоего черепа, дорогой Ранвиас. Такому старику, как ты, следовало бы привести с собой помощь, а не пытаться выследить меня в одиночку. Ты слишком смел для…

Ранвиас поднял кулак. Хеф притих, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное.

— В этих горах обитали чудовища в человеческом обличье и похуже, чем этот стервятник, — заметил аббат.

— О-о! Вы бывали здесь раньше, ваше преосвященство? — спросил трактирщик, присоединившийся к гостям, сидящим у камина.

— Нет. Я знаю об этой местности только понаслышке. Старые провинции королей Халброса всегда играли столь важную роль в нашей истории и литературе, что можно сказать — каждый из нас знает что-нибудь об этих горах, хотя, если честно, все мы здесь чужаки.

Он обвел взглядом мужчин, сидящих вокруг камина:

— Думаю, вы заметили руины на вершине холма, возвышающегося над горной тропой. На закате они особенно эффектны. Это остатки крепости, из которой Кейн правил на протяжении сотен лет. Он держал всю округу в страхе, взимал дань с проходящих мимо караванов, разбивал все армии, посланные против него. Говорят, что Кейн заключил договор с демонами ада, по которому он получал вечную юность в обмен на кровь невинных девушек, приносимых в жертву каждое новолуние. Одно время он помогал Халбросу-Серранту вести захватнические войны, но даже великий император ужаснулся злодеяниям Кейна и, в конце концов, использовал объединенные армии своей новой империи, чтобы уничтожить тирана. Утверждают, что злой дух Кейна и поныне бродит среди руин.

— В вашем рассказе явственно ощущается влияние местных сказаний, — заметил Клесно. — На самом деле легенда о Кейне имеет куда более зловещий смысл. Имя его известно повсюду, история то и дело упоминает о нем. В оккультной литературе его имя встречается едва ли не на каждой странице. Собственно говоря, существует древнейший манускрипт по еще доисторическим наскальным письменам, автором которого считают Кейна. Я бы многое отдал, чтобы хоть одним глазом заглянуть в эту рукопись.

— Весьма долговечный негодяй, этот Кейн, — сухо заметил Пассло.

— Кое-кто из специалистов по оккультным наукам утверждает, что Кейн — едва ли не первый человек, обреченный на вечные странствования за какое-то преступление против Создателя.

— Сомневаюсь, чтобы Тоэм проклял бессмертием богохульника, — усмехнулся аббат. — Думаю, не вызывает сомнений, что эта легенда — всего лишь удобное прикрытие для всякого рода негодяев, обделывающих свои грязные делишки под именем Кейна.

— В таком случае они заимствуют не только имя, но и внешний вид, — не согласился Клесно. — Легенды описывают Кейна как могучего воина в полном расцвете сил. Он левша, и у него рыжие волосы.

— Таких людей много.

— Но его отличительной чертой являются глаза. Бешеные глаза Кейна, пылающие безумной жаждой смерти; кто раз их увидел, впредь не забудет!

Ранвиас удивленно поднял брови:

— Между прочим, ходят слухи об убийце, виновном во всех этих смертях, которые толкают империю к гражданской войне. Говорят, что Эйпурин нанял чужеземца, чтобы тот уничтожал всех несогласных с его грязными притязаниями на трон. Чужеземца, кажется, зовут Кейн, и то немногое, что известно о нем, полностью соответствует вашему описанию. Вы уверены, что Кейн, о котором вы говорили, погиб, когда пала цитадель?

Пассло с изумлением посмотрел на собеседника:

— Ну, естественно… Да, наверное. Но это ведь произошло много веков тому назад!

— Меня предостерегали не ночевать под открытым небом, — вспомнил священник, — хотя ничего определенного сказано не было. По-моему, жутких историй о здешних местах больше, чем извилин на горной тропе.

— Именно так, преподобный Каллистратис, — подтвердил воин, проводя рукой по волосам. — Вы говорили, что потеряли лошадь на горной тропе? Вам повезло, что вы не встретили Вальдези, пока добирались сюда в темноте.

— Вальдези?

— Ламия, ваше преподобие, — объяснил трактирщик. — Призрак обольстительный, но весьма кровожадный. Утверждают, что она бродит ночью по горным тропам и заманивает путешественников в свои объятия, а затем оставляет под луною их обескровленные тела.

Внезапно в трактире наступила глубокая тишина. Слышен был только шелест листьев за окном.

Трактирщик почувствовал смятение гостей.

— Вы не слышали эту легенду раньше, джентльмены? Я и забыл, что все вы нездешние. Но я думал, что вам известна песня Вальдези?

Он поднял руку в перчатке:

— Выходи, Боджер, спой для наших гостей песню Вальдези.

Карлик с мандолиной поспешил выбраться из какого-то укромного уголка.

Поклонившись зрителям, он начал петь. Даже следа веселья не осталось в его голосе.

В Халброса землях, в таинственных холмах

Дева Вальдези жила.

Краше цветов, ослепительней солнца

Дева Вальдези была.

Отец юной девы возле дороги

Держал постоялый двор.

Златом богат он…

Но злата дороже

Прекрасной Вальдези взор!

Время пришло, и явились однажды

Шесть воздыхателей к ней,

Шесть молодых, беззастенчиво дерзких

В страсти безумной своей.

И говорила им дева: "Простите,

Мне дорог лишь тот, другой,

Кто, тайных наук постигая премудрость,

Семь лет уж в разлуке со мной".

Но воздыхатели, это услышав,

Ей отвечали, смеясь:

"Не для глупца-колдуна твоя прелесть!

Ты выбирай из нас!"

Когда же возлюбленный девы Вальдези

Вернулся в сером плаще

И молвил: "Семь лет я любимою грезил,

И вот я вернулся к тебе!"

"О нет! — поклялись шесть поклонников дерзких. —

Тебе не изведать любви!"

Кинжалы волшебнику смерть подарили —

И сердце Вальдези в крови…

В земле ее тело, а дух ее бродит,

Где друг из последних сил

О мести поклялся именем духа,

Кому он семь лет служил…

— Это ужасно! — вздохнул Дордон, когда карлик кончил петь. — Такое странное окончание, этот последний стих!

— Возможно, последний стих еще не написан, — предположил трактирщик. — Боджер, посмотри, как там наверху. Что-то там подозрительно тихо.

— Ну что же, по крайней мере, мы, слуги Тоэма, можем не опасаться Ламии! — пробормотал аббат. — Не так ли, преподобный Каллистратис?

— Разумеется, ваше преосвященство, — заверил его священник. — Тоэм хранит своих слуг от созданий тьмы.

Пассло неожиданно вытащил из складок сутаны кинжал с рукоятью, изготовленной из цельного кристалла:

— Дабы лучше обезопасить себя в этих населенных призраками горах, я ношу с собой священный клинок. Монахи, изготовившие его из звездного металла, мертвы уже много лет. Благодаря руническим письменам на лезвии против него бессильно даже адское отродье.

Он не добавил, что похитил клинок из подземных хранилищ аббатства.

— Семь лет в тайной школе, — задумчиво повторил священник. — Это может означать только одно.

Клесно кивнул:

— Он стал учеником культа Семи Безымянных и был посвящен Серому Повелителю.

— С помощью Тоэма когда-нибудь мы уничтожим эту черную секту дьяволопоклонников, — проворчал Пассло.

— Этот культ намного древнее вашей собственной религии, — задумчиво произнес Клесно. — И, строго говоря, они не дьяволопоклонники.

— Но ведь они поклоняются дьяволам! — взвизгнул Джаркос.

— Нет. Семь Безымянных являются древнейшими богами. Или, точнее, протобогами, так как они существуют вне упорядоченной Вселенной, состоящей из сил добра и зла. Они царствуют в безвременном хаосе, в лимбе неначатого творения и окончательного распада — противоположных сил, которые каким-то образом существуют одновременно.

Клесно огладил бороду и продолжил:

— Вся их система богослужения основана на энергии противоположных сил. О культе известно очень мало: его приверженцы поклоняются своим богам в глубокой тайне. Неофиты должны проучиться семь лет в особой школе, чтобы овладеть таинствами культа; затем каждый из них посвящается одному из Семи для службы в течение сорока девяти лет. Имена Семи секретны; достаточно посвященному произнести их и он вызовет бога, не имея над ним власти. Говорят, что участь несчастных поистине ужасна. Корджонос был посвящен Серому Повелителю — наиболее могущественному из Семи.

— Корджонос? Так звали молодого чародея? — спросил священник.

Клесно в раздражении прикусил мундштук:

— Да. Мне кажется, именно так. В конце концов, баллада основана на действительных событиях. Произошли они лет сто тому назад, как мне думается.

— Не совсем так, — поправил его трактирщик. — С тех пор еще не прошло и пятидесяти лет, и случилось все это совсем недалеко отсюда.

— В самом деле? — В голосе Дордона слышалась опаска.

— По правде говоря, именно в этой таверне.

Глаза всех присутствующих были устремлены на улыбающееся лицо хозяина трактира.

— Да, да, именно здесь! Но я совсем забыл, господа, ведь вы никогда раньше не бывали в этих краях. Песня Вальдези — просто баллада. Я расскажу вам, как все было на самом деле.

Никто не проронил ни слова. Трактирщик продолжал, как будто не замечая растущего напряжения:

— Вальдези и Корджонос любили друг друга с детства. Она была дочерью одного из самых богатых людей Халброса, а он — сыном служанки, работающей в его трактире. Корджонос осиротел, когда ему не было еще и десяти. Не имея ни гроша за душой, он оставил трактир и отправился на учебу в тайную школу. Но перед тем он поклялся вернуться к Вальдези через семь лет, с богатством и властью, которые дарует ему обретенная мудрость. Вальдези ждала его. Но были и другие шестеро молодых парней из близлежащего селения. Каждый из них страстно желал красавицу, но еще желанней было золото, обещанное в наследство. Вальдези отказала им всем, но они спорили и ждали, ведь подходило время, когда Корджонос обещал вернуться. И он вернулся через семь лет. К ярости отвергнутых поклонников, любовь Вальдези к молодому чародею со временем не уменьшилась. Они повенчались той же ночью в трактире ее отца. Но ненависть грызла сердца тех, шестерых, и они собрались вместе и пили всю ночь.

Пылающее полено взорвалось в камине фейерверком искр, бросая неровный свет на напряженные лица слушателей.

— Когда гости разошлись, молодые негодяи убили ее отца и нескольких слуг, оставшихся в трактире. Они похитили золото и нарушили покой брачного ложа молодых. Они подвесили Корджоноса меж двух деревьев. Вальдези они кинули на землю. «Он не проклянет нас», — сказал один из них, и они отрезали ему язык.

«Он не зачарует нас», — сказал другой, и они отрезали ему руки. «Он не будет следовать за нами», — и они отрезали ему ноги. Потом они лишили его мужественности и сказали Вальдези: «Он не годится для брачной постели». И они срезали ему лицо и сказали ей: «На него даже не стоит смотреть». Но они оставили ему глаза, чтобы он видел, что они делают с девушкой, и они оставили ему уши, чтобы он мог слышать ее крики. Когда они закончили… она умерла.

Корджоноса же они оставили висеть. Потом они поделили золото и сбежали, каждый своей дорогой. И хотя бесчестье их поступка опозорило землю, ни один из них так и не понес наказания.

— Корджонос? — спросил священник.

— Он не умер. Он был посвящен Серому Повелителю на семижды семь лет, и смерть не могла забрать его. Демон снял его с дерева и унес с собой. И исполненный ярости чародей ждал долгие и мучительные годы, готовя месть, достойную мерзавцев.

Клесно вскочил на ноги, его кресло с грохотом опрокинулось.

— Боже! Неужели вы не понимаете! Прошло уже почти пятьдесят лет, а наши лица и имена были другими! Но мне показалось, что мы уже встречались когда-то! Не спорьте! Совсем не случайно все мы оказались здесь этой ночью! Колдовство собрало нас! Но кто?..

Трактирщик зловеще улыбнулся, услышав их испуганные и протестующие возгласы. Он подошел поближе к огню и, все еще улыбаясь, стянул с рук черные перчатки.

И все увидели, что за ладони прикреплены к его запястьям.

Этими руками он сорвал кожу со своего лица.

Улыбающиеся губы сползли вместе с остатками кожи, и открылся безносый кошмар, который когда-то был человеческим лицом, и черный змеиный язык, извивающийся меж разбитых зубов.

Все сидели, окаменев от неожиданности. В комнату незаметно вошел карлик, неся в волосатых лапах крошечное тельце.

— Он мертворожденный, хозяин, — захихикал карлик, держа за ножки младенца с синеватой кожей. — Задушен пуповиной, а мать умерла в родах. — Он шагнул к камину.

Холод осенней ночи окутал путешественников, более глубокий холод, чем тот, который мог быть порожден естественными причинами.

— Семь раз по семь лет, — прошипел Корджонос. — Я так долго готовил все это! Я лепил ваши жизни с тех самых пор, откармливал вас и позволил дожить до дня, когда все вы заплатите так, как не платил еще ни один человек!

— Каллистратис, — бросил он в сторону, — это не для тебя! Я не знаю, как ты попал сюда, но уходи, если сможешь.

Все испуганно смотрели на чародея. Невидимые путы сковали путешественников; никто не мог даже повернуть головы.

Корджонос заговорил нараспев, показывая пальцем:

— Святой, негодяй. Мудрец, дурак. Храбрец, трус. Шесть углов гептаэдра, а я — мертвец, который живет, — занимаю седьмой угол. Противоречащие друг другу противоположности, которые вызовут Повелителей Хаоса, и конечный парадокс, который является центром заклинания — невинная душа, которая не жила на свете, или проклятая душа, которая не может умереть!.. Семь раз по семь лет прошло, и когда Серый Повелитель придет за мной, вы, все шестеро, последуете за мной в его царство.

Внезапно Ранвиас пришел в себя:

— Кинжал!

Аббат тупо посмотрел на него, затем начал неуклюже шарить в складках сутаны. Он двигался медленно, как во сне.

Шипя от ярости, Корджонос начал поспешно читать заклинания.

Непослушными руками Пассло вытащил кинжал, но рейнджер оказался быстрее.

Выхватив клинок из дрожащих пальцев Пассло, он метнул его в хихикающего карлика.

Боджер завопил и уронил мертвого младенца. Из его груди, там, где торчала кристальная рукоять кинжала, повалил вонючий дым. Карлик зашатался, а потом, казалось, начал складываться вовнутрь, как пустая кольчуга. От него осталось только обугленное жирное пятно, куча грязной одежды и мохнатый паук, исчезнувший в щели стены.

— Хорошо сделано, Ранвиас! — тяжело дыша, сказал Клесно. — Ты убил его демона. Теперь заклинание разрушено!

Он ухмыльнулся, глядя на чародея:

— Конечно, если у тебя нет под рукой проклятой души, которая не может умереть, чтобы завершить заклинание.

Корджонос молча опустил голову.

— Пойдемте отсюда! — пробормотал Джаркос дрожащим от страха голосом. Его брат лишь бессмысленно всхлипывал.

— Сначала убьем чародея, — проворчал Ранвиас.

— И освободите меня, — посоветовал Хеф. — Не думаю, что вам понравится, если я расскажу в Радере о своих старых товарищах.

— Великий Тоэм! Холодно-то как! — стуча зубами, сказал Пассло. — А что происходит со светом?

Священник вошел в центр круга и нагнулся над кучей обугленных тряпок. Все решили, что он хочет поднять магический клинок, но, когда он выпрямился, в его левой руке висел мертвый младенец.

Его капюшон соскользнул с головы. И все увидели рыжие волосы.

А потом они увидели его глаза.

— Кейн! — закричал Клесно.

Корджонос выкрикнул звуки, которые слились в совершенно другое имя.

Молниями блеснули поспешно вытянутые из ножен мечи… но комната уже наполнилась сладкой вонью старинной гнили.

Засов на входной двери рассыпался ржавчиной, доски провисли, сгнив в мгновение ока. Все завороженно уставились на двери. На пороге стояла высокая фигура в оборванном сером плаще.

Кейн отвернулся.

…И Серый Повелитель снял маску.

Кейн потряс головой, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Он попробовал подняться на ноги, но едва не упал, потому что уже стоял.

Он находился внутри давным-давно разрушенного деревянного здания. Верхний этаж обвалился, провалилась и крыша, и он видел звезды в ночном небе. Молодые деревца пробивались сквозь сгнивший мусор, таверна была покинута уже много лет назад.

От запаха гнили воздух казался затхлым. Кейн на ощупь направился к двери, из-под ног у него доносился сухой треск рассыпающихся в пыль костей. Выбравшись наружу, он глубоко вздохнул и снова посмотрел вверх.

По земле клочьями полз туман. Кейн увидел призрачную фигуру в сером, плащ которой развевался на ночном ветру. За ней неохотно следовали еще семь призраков, тщетно пытаясь оторваться от процессии.

Затем появилось еще одно видение: девушка в длинном платье бежала вслед за ними. Она схватила последнюю, седьмую тень за руки, дернула изо всех сил и оторвала от остальных. Серый Повелитель и те, кому суждено следовать за ним, растворились в ночном небе. Девушка и ее возлюбленный бросились друг другу в объятия и одновременно исчезли в тумане.

Лошадь Кейна ждала его перед разрушенной таверной. Кейн не слишком удивился, он узнал девушку в тумане. Он пришпорил коня, и мгла поглотила его.