Последняя песнь до темноты

— Ты будешь скрывать знания, которые Пророки отчаянно искали веками?

— Да, — сказал Эдриен. Он был теперь спокоен. — Это умрет со мной.

* * *

Дариен проснулся, его голова была отклонена, и шея болела. Ругаясь, он выпрямился. Люди ушли. И ученик, что был тут раньше. Он был один, было слышно только его дыхание. Он обрадовался, что свеча еще горела, хоть и ближе к основанию. Дариен вздохнул и потянулся. Он хотел, чтобы Лин помогала ему. Она была бы рада книгам. Дариен хотел ужинать, а не смотреть еще книги.

Он дошел до их комнаты, но там было пусто. Лин оставила записку на их приглашении на ужин: «Увидимся в столовой».

Когда Дариен пришел к столовой мастеров, он устал и был голоден. Но он был насторожен и удивился, что на ужине были только он, Лин Амаристот и архимастер Мир. Он не был так голоден, чтобы не заметить, что женщина, сжимавшая спинку стула, пока говорила с архимастером, была другой Лин.

Темно-синий бархатный корсет подошел ей, подчеркнул ее фигуру. Голубые и серебряные складки ниспадали шуршащим каскадом от ее талии до пола. Корсет не скрывал ее ключицы. Она вымыла волосы, и они слегка вились у ее ушей из-под бархатной шляпы из той же ткани, что и корсет.

Она оживленно говорила, хоть была сдержанной, с архимастером, но затихла, когда Дариен вошел. Он заметил уязвимость на ее лице, она ждала его вердикт.

Дариен нашел голос.

— Леди Кимбралин, — он поклонился. — Мило выглядите.

Лин опустила взгляд.

— Вы очень добры.

— Скажите, архимастер, — сказал Дариен, — это платье принадлежало аристократке, забывшей его случайно после визита, или у Высшего мастера больше привилегий, чем я знаю?

— Дариен, — резко сказала Лин.

Архимастер Мир поднял голову. Он величаво сидел во главе стола.

— Ты не изменился, Дариен Элдемур, — сказал он. — Я оказал тебе услугу, ты ответил оскорблением. Конечно, ты скатился до такого.

Дариен хотел парировать. Но он знал, что ведет себя глупо.

— Прошу прощения, архимастер Мир, — сказал он. — День был утомительным, но это не оправдание.

— Верно, — сказал Высший мастер.

Лин сказала:

— Прошу простить Дариена, архимастер Мир. Мы недавно потеряли друга.

Дариен уставился на нее, разозлившись, что она прикрыла ссору Хассеном. Но она говорила правду. Он понимал это. Он склонил голову.

— Я приму извинения, леди Кимбралин, — сказал Высший мастер. — Хоть я подозреваю, что ваши манеры лучше, чем у вашего спутника — он, несомненно, научился грубости в Тамриллине и в пути. Я закрою на это глаза.

«Старый гад», — подумал Дариен.

— Благодарю, — коротко сказал он и обрадовался, когда следом принесли еду.

Он запихивал мясо и овощи в рот, поглядывая на девушку напротив него, которая ела неспешно, хорошо воспитанная. Он поражался тому, что эта девушка не так давно напилась в таверне.

— Дариен, мы с архимастером Миром обсуждали события в Тамриллине, — сказала Лин, ножи стучали по тарелкам. — Высший мастер ощутил, что Никон Геррард какое-то время был связан с темными силами. Но это все еще секрет ото всех, кроме внутреннего круга мастеров. Иначе будут хаос и паника.

— У всех Пророков одна метка, что связывает нас навеки, — сказал архимастер Мир. — Даже когда метка сломана, как у Валанира Окуна, ее не убрать.

Лин была испугана.

— Откуда вы знаете, что метка Валанира Окуна сломана?

Высший мастер слабо улыбнулся.

— Леди Амаристот, подумаете. Мы связаны, мы это ощутили. Все Пророки, которых нынче мало. Около двадцати, почти все в Эйваре, а остальные разбросаны по миру.

— И вы знаете, что делает придворный поэт Геррард? — спросила Лин.

Архимастер Мир покачал головой.

— Связь слаба. Мы ощущаем ее так, как не объяснить. И во снах. Но в древние дни, когда наши силы были реальны, Пророки вместе были жуткой силой.

— Если бы это случилось снова, — медленно сказала Лин, — чары вернулись бы… корона снова решила бы, что Академия — угроза, которую нужно убрать?

Бледные глаза архимастера не мигали. Дариен заметил, что он почти не ест.

— Она быстрая, — сказал старик Дариену. — Хорошо, что хоть один из вас такой.

Лин сказала:

— Архимастер Мир, Валанир Окун говорил нам, что использование Никоном Геррардом запретной магии принесло тьмы в мир. Красную смерть и хуже.

Он закрыл глаза.

— Знаю.

— Он говорил вам?

Он открыл глаза и холодно посмотрел на нее.

— Я видел это в кошмарах.

Они доедали в тишине. Дариен думал, что Лин побледнела от тревоги. Но она говорила с архимастером до этого лучше Дариена.

Зря он представлял, что знал ее хоть немного.

А хорошо ли он знал Рианну Гелван?

С новой тревогой Дариен прошел за Лин в их комнату той ночью. Там было темно, но сияли свечи на стене. Четыре свечи, свет мягко трепетал на ее лице и бархате платья.

Дариен потер лицо и сел на кровать, вздыхая.

— Ничего важного, — признал он. — Немного о порталах. И у меня был странный сон, когда я…

— Уснул? — сухо сказала Лин.

— Поймала, — он снова вспоминал произошедшее в библиотеке. — Это мог быть не просто сон, хоть я не думал так тогда, — он описал ей разговор, что увидел, между Эдриеном Летреллом и неким Тайлером. — Это интересно, — сказал он в конце. — Но даже если это не сон, я не вижу, как это нам помогает.

— И я, — сказала она. — Я обдумаю это, пока у меня будет тут время. Ты сможешь принести мне книги? — она сняла шляпку и провела рукой по коротким волнам волос.

— Наверное, — сказал Дариен. — Но я не вижу путь дальше.

— Знаю, — сказала Лин. — Понять бы, где использовать ключ. На нем метка Пророков, значит, где-то здесь, — в полусвете он видел, как она поджала губы. — Валанир Окун, зараза, — она деловито принялась развязывать корсет. Дариен понял, что пялится. Он быстро отвернулся и улыбнулся — он не раз делил комнату, ничто не должно было отличаться. И переодевание тоже.

В голове появилась песня, очертания, без слов. Миледи… Две струны перебирались в тишине. Меланхолия. Моя леди.

Он подумал о Рианне Гелван, она всегда была сладко отдаленной. Стены сада защищали ее.

Он взглянул на Лин через плечо. Она переоделась в рубаху до колен, которую он не видел раньше, чистую и с кружевом. Еще вещи загадочной аристократки. У нее были костлявые коленки и худые лодыжки, как у жеребенка.

— Лин.

Она повернулась, он снова увидел уязвимость в ее глазах и подбородке.

— Да?

Он склонил голову, указывая на сверток у кровати — лира была скрыта там после Тамриллина.

— Можно я поиграю?

Она была удивлена.

— Я не против.

В тишине ночи море тихо играло свою музыку. Лира в его руках была гладкой и теплой, словно объятия любви после расставания. Дариен вздохнул, прижался подбородком к любимому инструменту. Они давно были разлучены. Часть его скучала.

Он хотел быть в этот миг один. Но это не было важно. Лин могла понять. Он ощущал ее жадный взгляд на инструмент. Она больше всего хотела лиру. Может, когда все закончится… Ему было сложно представить конец. Но он будет рад, если там Лин Амаристот улыбнется и получит свою лиру.

— Что мне сыграть? — спросил он у воздуха. Одна, две струны в тишине, песня пришла к нему, волны пели меланхолично. Это был звук всего, что выпало на их долю за эти месяцы: утраты от предательства и из-за него. Любовь ждала в городе, что прогнал его. И оставались песни. Они преследовали его во сне и наяву, молили, чтобы их записали, выпустили. Он должен был выпустить свои потери, горе в музыку, что звучала сквозь него.

— Моя леди, — запел он новую мелодию ночи и свечей, уязвимости в глазах Лин и воспоминаний об этом месте. — Быстро течет река, а с ней надежда моя. Моя леди, — пел он, нашел строчку, что избегала его, которую его сердце искало весь долгий путь. — Больше таких времен не будет.

Лин повторила за ним в неожиданной гармонии.

— Больше таких, — ее голос дрогнул, — времен не будет.

И он понял, отвлекшись на миг, хотя пальцы все еще играли. Это был не удивление, а просто осознание.

— У тебя тоже были потери, — сказал он. — Мне жаль.

— Пой дальше, — сказала она.

Слова и куплеты приходили к нему, часть мозга запоминала их, чтобы потом записывать и исправлять, сделать идеальными. Он пел не только для себя, но и для нее. Он не мог прочесть мысли в ее темных глазах. Ночь в таверне была давно. Странные силы свели их во снах, вели к концу, который он не видел. Безжалостный поток нес их от всего, что они знали и любили.

Он играл долго. Рот и горло пересохли; пальцы болели. Он посмотрел на кровать рядом, она уснула поверх покрывал. Воротник ночной рубашки сдвинулся, показывая бледную кожу ее груди, но лишь край. Дариен осторожно опустил лиру у кровати. Он встал, потянулся, разминая мышцы, сгибая пальцы. Он подошел к кровати, поднял осторожно Лин, хоть она возмутилась с закрытыми глазами, а потом укутал в покрывала до подбородка. Она выдохнула, когда он опустил ее, и прижалась к тонкой подушке. Она прошептала имя, не его, но он не расслышал.

* * *

Он шел по темному коридору со свечой в руке. Двери перед ним: одна, две, три — были закрытыми. Он был в лабиринте коридоров, ветер крепчал. Попасть сюда было проще, чем уйти. Дариен не знал, почему.

Он помнил, как лег спать. И теперь был здесь. На стенах были вырезаны символы, похожие на метку Пророка, знакомые ему. Он был в Академии, но не мог понять в темноте, где именно.

Ему оставалось решить, куда идти.

Кто-то оказался с ним, Дариен ощутил новое присутствие в коридоре. Он обернулся, подняв свечу. Высокая широкая фигура вышла из теней на свет.

Дариен чуть не выронил свечу.

— Хассен, — хрипло сказал он. — Ты…?

Тот прижал палец к губам.

— Тихо, — сказал он. — За мной, — Дариен хотел возразить, и Хассен раздраженно сказал. — Дариен, думай. Это сон, — он прошел ко второй двери, открыл ее и пропал за ней.

Дариен притих и прошел за ним.

Там горели факелы, озаряя длинную величественную комнату. Высокий потолок украшали завитки из камня, бросающие странные тени. Дариен понял, где он был. В центре зала стояли мраморные пьедесталы рядами. На каждом была лира. Они были в Зале лир, где хранились инструменты известных поэтов для истории. Там сияла раньше на высоком помосте Серебряная ветвь.

Хассен стоял у двери, смотрел на Дариена.

— Зачем ты привел меня сюда, — сказал Дариен. Он не знал, что еще сказать. Это был сон.

— Не я, — сказал Хассен. — Я тут лишь колесо. Ты просил силы показать тебе что-нибудь. Ты здесь. Ты знаешь, что должен сделать.

— Не знаю, — буркнул Дариен. Он пошел среди столбов. Он пытался думать, но от присутствия Хассена было не по себе. Тут было много лир, даже та, что принадлежала создателю Академии. Некоторые были красивыми, изящно вырезанные из дерева ивы, блестящие. Струны явно были из золота. Дариен хотел их коснуться, но это было запрещено. Он нарушал другие правила, но это уважал.

Он пришел к лире Эдриена Летрелла. Она была потрепанной, хотя хозяин явно заботился о ней. Дерево было в зацепках, почти все струны вытерлись.

На этом пьедестале была вырезана цитата. Дариен узнал ее из песни Эдриена. Сладко поет ветер у моря. Тут мое сердце обретет покой, под дубом моего дома.

— Думаю, я понимаю, — выдохнул Дариен. Даже это показалось громким в этом зале.

— Это новое, — сухость Хассена Стира была знакомой. Дариен удивленно повернулся, но друг пропал так же резко, как появился.

«Я не успел извиниться», — понял Дариен. И его открытие в этот миг не имело значения.

* * *

— Я не пойду сегодня в библиотеку, — сказал Дариен утром. — Я пойду наружу. Хочешь со мной?

Лин уже наполовину оделась в платье, что было проще, чем вчера. Оно все еще было красивым — белое в мелкие розовые цветы, вышитые на нем. Она поймала его взгляд и сморщила нос.

— Не пялься. Ужасное платье, — она просунула руку в рукав с рюшами. — И я, конечно, пойду с тобой. Сейчас я и в подземный мир пошла бы. Но зачем?

Он быстро описал сон, не глядя ей в глаза, а завязывая шнурки ботинок. Ему не нравилось говорить об этом, но он не хотел хранить это в тайне от нее.

Лин вздохнула. Он знал, о чем она думала, и это раздражало его. Он был его другом. Она была знакома с Хассеном пару дней, но считала, что их горе одинаковое.

Она сказала:

— Мне жаль, Дариен. Тебе намного сложнее, чем мне.

Дариен растерялся и сказал:

— Все хорошо, — и закончил завязывать шнурки.

Он пропустил ее вперед, когда они выходили, он давно не вел себя как джентльмен. В свете дня бледная кожа Лин была болезненной, а каштановые волосы — мышиными, а не манящими. Но корсет ее платья неплохо подчеркивал талию, и у нее были бедра. Дариен радовался уже этому в замке без женщин. Это было его философией во время учебы, хотя он быстро понял, что красивые девушки в деревне неподалеку были нежными с ним, как и обычные. Потому Пиет ненавидел его.

Дариен легко вспомнил, где дуб у берега. Это дерево было историческим, туда любили ходить влюбленные поэты, изливали печали под его ветвями в тишине залива. И, конечно, потом писали об этом песню.

— Что ты хочешь найти здесь? — спросила Лин.

Дариен покачал головой.

— Миледи, я не знаю, — а потом он понял. Камень был у дерева, и Дариен знал, что сам спрятал бы там что-нибудь. — Помоги подвинуть камень, — сказал он.

Лин схватилась за край, он — за другой, и они вместе вытащили его. Лин осмотрела дерево, пока Дариен откатывал булыжник. Он увидел, что она смотрела на листья и землю, примятые камнем, и остановил его.

— Думаю, это была не лучшая идея, — сказал он, глядя на свои грязные руки и испачканное белое платье Лин.

— Не будь так уверен, — она принялась убирать листья и землю пальцами. Но земли было много, она была в трещинах, и она взяла острый камень и отгребала ее.

— Мне помочь? — сказал Дариен.

— Платью все равно конец, — сказала она и продолжила. Дариен ощущал в этом правильность, словно ему это снилось, и он знал исход. Ее фигурка на коленях на земле была смутно знакомой. И Дариен не удивился, когда услышал стук, Лин охнула и подняла металлическую шкатулку из ямы у дерева. Стальной замок с меткой Академии держал ее закрытой. — Это было даже просто, — сказала она.

— Будет проще, — сказал Дариен, — если твой ключ подойдет к замку.

Лин вытащила грязными пальцами ключ из кармана.

ГЛАВА 23

Будто во сне ключ легко щелкнул в замке, и шкатулка сама открылась. Дариен не знал даже, что ожидал там увидеть. Но он помнил, что не удивился, когда там оказались старые свитки. Это все же была Академия. Пергамент хрустел, как огонь, когда он развернул свиток, и Дариену казалось, что свиток шепчет секреты.

Он вернул их в шкатулку и накрыл крышкой.

— Лучше забрать это в нашу комнату, пока никто не заметил нас здесь.

Спотыкаясь от спешки, они прошли к замку. Дариен встревожился во дворе, прижимал шкатулку к груди, но они никого не встретили ни там, ни на лестнице.

Они расстелили пергамент на его кровати. Чернила выцвели, линии изящно изгибались. Дариен начал читать вслух, понял, что это, и затих. Это были куплеты.

— В конце записка, — сказала Лин. — С этими куплетами я вошел в Другой мир. Но последний куплет я унес с собой в могилу, чтобы никто не пошел по моему пути, ибо цена слишком высока.

— Цену, — прочел Дариен, — я не смог оплатить, — и подпись Э. Дариен скривился. — Он оставил все, кроме последнего куплета. В чем толк?

— Он и не хотел помочь, — терпеливо сказала Лин. — Он не хотел, чтобы кто-то нашел Путь.

— Но сделал все это, — Дариен указал на куплеты перед собой. — Он знал, как призвать портал.

Лин кивнула.

— Мы не знаем, откуда, — сказала она. — Может, так же, как эти свитки пришли к нам.

— Мы многое не знаем, — процитировал Дариен и вздохнул. — Мне это надоедает. Похоже, мы не продвинулись.

— Это не все, — сказала Лин, указывая на другие страницы. — Эти записи новее, написаны другой рукой, — она начала читать заголовки на них. — Ритуал зачарования… Ритуал соединения… Ритуал… — она сглотнула.

— Призыва мертвых, — закончил за нее Дариен. — Это выглядит запретно.

— Не все, — сказала Лин. — Некоторые будто… просто утеряны. Я знаю, что это. Валанир Окун говорил мне, что они с Никоном Геррардом переводили старую магию по зашифрованным текстам. Валанир спрятал их здесь.

— Потому и не сказал, для чего ключ, — Дариен помрачнел. — Он не мог рисковать, если попадется придворному поэту для пыток. Он зачаровал себя молчать.

Лин провела рукой по волосам и скривилась.

— Все время я злилась на него. Конечно.

— Рад, что я положил конец любовной ссоре, — сказал Дариен.

— Я пройдусь, — лицо Лин не изменилось. Она встала и ушла, он не успел придумать ответ. Воздух за окном был холодным даже днем, ветер усилился.

* * *

Дариен весь день ощущал, что сделал что-то не так. Это чувство преследовало его во время похода в библиотеку, где снова были лишь крупицы информации, что не помогали. Чертова Лин с ее чувствительностью и перепадами настроения. Он не мог все время угадывать ее настроение.

Он скучал по Хассену, который просто ударил бы его, и это закончилось бы.

Он был в его сне. Может, это был хороший знак.

От ее гранитовых глаз и сухого тона ему было не по себе. Многие женщины ругали или плакали, даже это было лучше. Но тех женщин Дариен обычно соблазнял, они ощущали это. Дариен гордился, что женщины при нем чаще смеялись, чем плакали.

Он понял, что обещал Рианне, что напишет ей, а теперь это было как соединение двух миров. Что он ей скажет? Что видел то, чему она не поверит? Возбуждение боролось с пониманием, что, хоть он увидел мельком мир снаружи своего, цена уже была слишком высока.

Ясное дело, он не нашел ничего о последнем куплете песни Эдриена Летрелла, что впускала в Другой мир. Он листал работы Эдриена, которые оформили после смерти поэта, но не нашел отдельный куплет или возможную кульминацию самой сильной его песни.

Пророк говорил, что она умрет с ним.

* * *

Он вернулся в комнату тем вечером после визита на кухню, полного тепла от хороших эмоций и еды. Повариха устроила ему королевский ужин, он спел ей пару глупых песен. Он взял немного хлеба и мяса для Лин, если она не поужинала. Может, она отметит его заботу и забудет о грусти. Он не хотел обидеть.

Звезды загорелись на тускнеющем небе, когда Дариен прибыл в комнату. Лин стояла у окна, смотрела на небо и горы. В белом платье она словно была зловещим маяком, парусом корабля.

Дариен вдохнул и подавил гордость.

— Лин, мне жаль, — сказал он, борясь с желанием добавить: включи голову.

Она сказала, не оборачиваясь:

— Что у тебя против меня, Дариен?

Хороший вопрос. Он все еще думал винить ее в том, что они бросили Хассена, но не мог. Он понимал, что если бы пошел за другом, они бы здесь не были.

— Ничего, — сказал Дариен. — Я козел. Плохое оправдание, но, надеюсь, ты простишь меня, — он кашлянул. — Боюсь, я не нашел ничего интересного сегодня. Как прогулка?

Она молчала и не поворачивалась к нему. Дариен подошел и робко коснулся ее плеча. Она повернулась к нему со слезами на лице.

— Что такое? — он подавил желание отпрянуть в тревоге.

Она пожала плечами и отвела взгляд.

— Это из-за поэта, которого ты упоминала на встрече с мастерами? — не унимался Дариен. — Как его звали? Алинделл?

Лиан вытерла слезы и не ответила. Дариен впервые заметил, даже в угасающем свете, что грязь запятнала ее корсет и юбку. Конечно, она почти нырнула в грязь за шкатулкой Валанира.

— Тебе нужно переодеться, — он указал на пятна на белой ткани и нежной вышивке.

Она невесело рассмеялась.

— Точно.

— Я отвернусь, — сказал Дариен. — Ты переоденешься и расскажешь, что с тобой случилось. Почему ты убежала.

— Зачем я должна тебе рассказывать?

— А почему не рассказать? — он сел на кровать спиной к ней.

— Ты будешь насмехаться, — утомленно сказала она.

— Нет, — сказал он. — Не буду.

Он услышал шорох, она развязывала корсет. Она сказала:

— Он был моим учителем. Я должна была получить образование, как леди.

— Это я слышал, — сказал Дариен. — И ты влюбилась в него.

— Мы порой делили постель, — она не говорила о таком, похоже, никогда, судя по ее голосу. — Райен не знал. Без родителей он был моим опекуном до свадьбы. У него были ухажеры на примете, он хотел выждать и оценить их. Или ему нравилось пытать меня, я не знаю.

— Пытать?

Пауза, а потом:

— У меня шрам от одного из таких случаев.

Он видел белую линию на ее левой ладони.

— Ты должна была понимать, что он узнает, — сказал Дариен.

Усталость вернулась в ее голос.

— Алин обещал, что мы убежим вместе… когда наступит время. Но…

— Райен нашел вас вместе?

— Нет… не так. Хотя это его повеселило бы, — она сглотнула. — Он узнал, потому что я была беременна. Он увидел, как меня стошнило, и понял. Сразу же, — пауза. — Мы хорошо знаем друг друга, — он услышал шорох, резко открылась дверца шкафа. — Можешь развернуться.

Дариен так и сделал. Она была в ночной рубашке, в которой была прошлой ночью. Она села на кровать, и со спутанными волосами, бледными ногами в свете луны она выглядела как юная девушка. Он не знал ее возраста.

— Дай угадаю, — сказал Дариен. — Алин был трусом и убежал, а не взял ответственность.

— Нет, — сказала она. — Это я поняла бы. Но Райен знал его лучше меня. Он дал Алину выбор: моя рука, но я изгнала из Амаристотов. Или золото.

— И он выбрал золото, — понял Дариен.

Она опустила голову.

— А ребенок? — спросил он почти с болью.

Лин посмотрела ему в глаза.

— Выбит из меня, — она заговорила в тишине. — Я поняла тогда, как глупо поступила. Поверила, что красивый мужчина мог полюбить… такую, как я.

Дариен жалел уже, что спросил ее об этом.

— Тише, — сказал он. — Это бред.

Лин покачала головой. Она вскинула руку, словно останавливала его.

— Прошу, — она обвила руками живот. — Это просто грязная история. И в ней понятно, какой дурой я была.

— Дураком был персонаж Алинделла, — сказал Дариен. — Если я его встречу, убью за тебя.

Миг тишины. Лин рассмеялась.

— Думаешь, я не смогу?

Она улыбалась, это его ободрило. Было уже темно, светила лишь луна.

— Ты смог бы, — сказала она. — Алин был из простых людей, он даже не понимал, где у меча острая сторона. Но хоть и мило предлагать отомстить за меня, боюсь, за ним придет Райен. Ради спорта. Охота на поэта. Это в его стиле, — ее улыбка увяла. Ее голос вырывался с трудом, словно нити шерсти натянулись, а она продолжала тянуть их за собой. Он видел желание облегчить боль, оставить ее в прошлом. И он видел, что она еще не преуспела.

Кое-что поэт знал.

— Ложись, — приказал он.

— Зачем? — Лин тут же насторожилась.

— Не глупи, — сказал Дариен. — Со мной ты в безопасности.

Она слабо улыбнулась.

— Хорошо.

— Забирайся под одеяло, — сказал Дариен. Он вытащил лиру из сумки. Баюкая ее в руках, он сел на пол у кровати Лин. — Я спою тебе сказку на ночь, — он тихо заиграл. Знакомые движения и музыка наполнили его спокойствием. Мелодия детства, которую он любил и помнил, была немного печальной.

Ее лицо было нежным в свете луны. Она закрыла глаза.

* * *

Она думала об Алине весь день, бродя по берегу и обходя корни юных и старых деревьев. Он много рассказывал об этом месте. Она молила его научить ее всему, что он знал. Конечно, на все не было времени, но она многое знала. У них был год.

Она ощущала его рядом в бал Середины лета. Алин учил ее для таких событий, говорил, что поэт должен знать. Но он не рассказал, как ведут себя поэты, получая метку Пророка. Наверное, потому что не знал сам. Лин повидала много поэтов, знала, что Алин был красивым, а его голос — серебряным, не он точно не был одним из лучших выпускников Академии. Он не стал бы Пророком, так что решил облегчить будущее браком с богатой девушкой, а потом, когда это провалилось, согласился на золото. Кто мог его винить?

Это было так просто. Она так это сделала. Серебряный голос. Было лето, он очаровал ее в лесу под пение птиц на соснах.

— Ты еще поблагодаришь меня, — сказал Райен через недели после того, как Алин ушел, а она все еще оправлялась от потери ребенка. У нее были три сломанных ребра и синяки от избиений.

Лин помнила, как лежала без движения в кровати, ее мысли, к счастью, были размытыми, боль не давала думать о чем-то одном. Даже знакомое, как свое, лицо Райена парило перед ней, как мираж. Она так долго врала ему, жила отдельно от него в своем мире счастья, и теперь он казался почти незнакомцем.

— Я спас тебя от наглеца, что хотел лишь твое золото, — сказал Райен. Тогда она не слышала его толком, но разум запомнил слов. И много раз повторял после этого. — А ты, бедная глупышка, думала, что он хотел то, что меж твоих ног.

Он зажмурилась, словно так могла сделать так, чтобы он пропал.

Он продолжал шелковым голосом. Тот же голос он явно использовал, соблазняя желтоволосых женщин.

— Не ошибайся больше, питомец, — сказал он. — Когда решишь в следующий раз, что такое возможно, посмотри в зеркало. Я сделаю новое, во весь рост, хорошее, если это защитит наше состояние. Я не хочу выбрасывать золото на бесполезных любовников. Или лекарей, — он вдохнул и выдохнул, когда делал, когда был раздражен. — Придется подкупить этого, чтобы он молчал, помимо платы. Никто не хочет подержанный товар.

Недели спустя она смогла ходить, и Лин побежала. Она представила, что смерть близко. Но, может, так и было бы без плаща Леандра и его слов: она не сможет отплатить ему этот долг. Их доверие и его тело были сломаны из-за нее.

Но портал был. Эдриен нашел его, призвал песней. Это было. Путь был настоящим.

Это была последняя четкая мысль, пока она лежала в нитях песни Дариена. Его слова отражались от камней, их поддерживали волны океана. Он сказал, что с ним она в безопасности. Она поверила этому, поверила его музыке.

* * *

Она была в темном бархатном платье, в длинных волосах сверкали бриллианты. Спальня была слишком знакомой. Из окна виднелся лес во льду, что сиял, как мертвые камни в ее волосах. Лин была в панике. Только не здесь.

Но, когда дверь открылась, вошел не Райен.

— Не бойся, — сказал Валанир Окун. — Я не знаю, почему портал выбрал это место… может, оно было в твоих мыслях этой ночью.

— Валанир, — она вздохнула, разжав кулаки. Ей не нравился вес платья, как корсет впивался в нее от дыхания. Она была в нем на балу, чтобы ее показали аристократам как призовую лошадь за холодным золотым вином, и все это было неправильно и неискренне.

— Вы нашли свитки, — сказал он. — Нам нужно поговорить. Времени мало.

Лин заметила, что Пророк был плотным, а не прозрачным, как в Динмаре.

— Вы с Никоном Геррардом сделали многое, — сказала она. — Но тринадцатый куплет…

— Утерян, — сказал Валанир. — Но, Лин, это есть в тебе. Я знаю. Или будет, когда это будет нужно.

— Ваши видения неполные, — она отвернулась от него. — Или мы спасли бы Хассена Стира, — хвоя в инее за окном сияла тысячами воспоминаний, редкие были хорошими.

— Ты злишься на меня.

— Я не знаю, как доверять вам, — сказала Лин.

— Его судьба будет всегда на моей совести, — сказал Валанир. — Верь этому.

Она взглянула на него.

— Хорошо, — сказала она. — Говорите. Что вы хотите сказать мне?

— Я в этом не уверен, — сказал Валанир Окун. — Но я верю, основываясь на своих исследованиях и видениях с помощью магии Кахиши, что ключ к тринадцатому куплету в Башне ветров. Там вас ждет некое… преобразование.

— Башня ветров, — сказала она. — Там создаются песни.

— Ночь за ночью сотни лет поэты сидят в каменных клетках и создают куплеты, — сказал Валанир.

— В свете свечи, — Лин вспомнила, как пыталась сделать так в этой комнате. Она посмотрела на кровать со смятым одеялом, словно она только проснулась от кошмара.

— Да, — сказал Валанир. — Веками поэты и Пророки вызывали свои песни из ночи. Место священно. Если бы существовал храм для Пророков, то это была бы Башня. Если я прав, там от куплетов и откроется портал.

— Мне нужна помощь Дариена, — сказала Лин. — Мастера этого не позволят.

— Этой ночью, — сказал Валанир. — Звезды на нужных местах. Как только откроете портал, я почувствую это и присоединюсь. Вы не будете одни.

— Звучит просто, — сказала Лин.

— Вряд ли, — сказал Валанир. — Мы уже потеряли хорошего человека. Я надеюсь, больше не потеряем, — он шагнул к Лин и провел рукой по ее волосам. — Что бы ни случилось ночью, Лин… ты старалась.

Она поймала его руку.

— Валанир, если хотите мое доверие, объясните, почему я в вашем видении? Я никто.

Он смотрел на ее ладонь.

— Ты кто-то, — сказал он. — Не знаю, как или почему. Но я думаю, ты покажешь мне. Всем нам.

Лин проснулась от стука в дверь.

* * *

Дариен увидел, как Лин уснула, но стук в дверь разбудил их. Лин укуталась в одеяло с большими глазами, а Дариен открыл дверь. Это был наставки Дариена, архимастер Хендин, с хмурым видом. Дариен сжал руку старика.

— Что такое? — он напрягся. Только что-то плохое привело бы старика к их двери в такое время.

— Прости, Дариен, — сказал мужчина. — Мы получили весть из Тамриллина. Хассен Стир мертв.

Дариен услышал, как всхлипнула Лин за ним.

— Нет, — услышал он смутно свой голос. Так бесполезно. Он думал, что весь мир завис за миг до слов мастера, а теперь все изменилось. Ночь и ее спокойствие пропали.

— Это не все, — сказала Лин, — так ведь, архимастер Хендин?

Дариен вспомнил, что архимастер был наставником Хассена. Он видел то, что от шока не заметил раньше: слезы в глазах старика.

— Да, — сказал архимастер. — Это не все. Всем говорят, что это ты его убил, Дариен. Чтобы колдовать с его кровью.

— Колдовать с его кровью, — ошеломленно повторил Дариен.

— Да, — сказал архимастер Хендин. — Гадание на крови, старое и темное искусство. Лорд Геррард говорит, что ты использовал его.

— Это… сильнее изначальных обвинений, — сказала Лин. — Дариен, он считает тебя опасным. Мы близко.

Дариен закрыл глаза.

— Какая разница? — процедил он. — Они убили Хассена. Это сделал он.

— Разница есть, — сказал старик, — потому что придворный поэт, похоже, верит, что ты можешь найти Путь. И он не остановится, чтобы помешать тебе.

Дариен кивнул.

— Тогда все просто, — сказал он. — Мы не остановимся, пока не найдем его.

Лин прошла к нему, путаясь в одеяле.

— Дариен, Хассен знал, куда шел, — сказала она. — Они могли вытянуть это из него. Они могут уже направляться сюда.

Дариен двигался быстро, но словно сквозь воду. Он оттолкнул ее с силой, и Лин впилась в стул, чтобы не упасть.

— Не говори такое, — сказал он. — Хассен — мой друг, а не предатель.

— Дариен! — сказал архимастер Хендин. Он качал головой. Он резко развернулся и ушел.

Лин тоже отвернулась.

— Я оденусь, — сказала она слабым голосом, словно кто-то ударил ее ножом по горлу. Она повернулась к нему и встретила его взгляд. — Если ты умный, то собирайся, — сказала она. — Не ради меня. Ради них, — она кивнула на дверь и уходящего архимастера.

— Хорошо, — Дариен понял, что сделал, помимо смерти Хассена. — Лин… не стоило так делать. Прости.

Она отвернулась, не ответив. Она не предупредила его, схватила рубашку за край и сняла через голову, словно его тут не было. Он уловил ее худую спину и бедра, а потом отвернулся.

— Мне приснился Валанир Окун, — сказала она, одеваясь. — Нам нужно в Башню ветров. Ты отведешь меня туда.

— Мне жаль, правда, — сказал он.

— Заткнись, пожалуйста, — сказала Лин. — Это важно. Он верит, что куплеты в Башне откроют Путь. И времени мало.

Дариен кивнул.

— Тогда идем.

Лин прошла к двери и открыла ее. И ее тут же схватили за руку стальной хваткой. Лин без крика выхватила кинжал и порезала то, что было рукой. Она услышала сдавленный вопль в тени коридора, ее руку отпустили, и Дариен оказался рядом с мечом в руке. Лин увидела блеск стали в свете луны, падающем в коридор, искаженное от боли лицо над сияющим мечом Дариена. Он убрал меч и отпрянул. Тело рухнуло на пол со стуком, в броне и красной ливрее стража короля. Кровь уже вытекала из трупа на камни.

Они потрясенно переглянулись.

Лин выдохнула:

— Они здесь.

Дариен схватил ее за руку, и они побежали по коридору. Лин старалась поспевать и выдавила:

— Что ты делаешь? Они будут всюду.

— Не там, куда мы идем, — сказал Дариен, она уставилась на него. Он дико улыбнулся. — Честно говоря, — сказал он, — я оскорблен тем, что прислали одного. Но внизу, — он вдохнул, — будет больше.

Он бросился по лестнице, что появилась перед ними.

— Почему тогда мы спускаемся? — осведомилась Лин.

Он не ответил, и ей пришлось следовать, стараясь двигаться быстрее, не упав на гладких узких ступенях. Они спускались вечно, миновали три этажа, но все спускались, пока луна не пропала, пока они не оказались во тьме. Но она слышала звон металла сверху.

— Куда мы?

— Тише, — сказал он. — Они могут нас услышать. Поверь.

Они добрались до конца лестницы. Там горели факелы, и Лин не видела уже других ступеней. Стены были не вырезаны из камня, а были пещерой.

Они спустились в глубины замка.

С колотящимся сердцем Лин сказала:

— Где мы, Дариен?

В ответ две фигуры в мантиях вышли на свет. Ученики, ведь они были юными, но в их глазах Лин видела немного возраста и мудрости. Не новички, а те, кто уже знал способы и тайны этого места.

— Доброе утро, — тепло сказал Дариен. — Мы с товарищем ищем проход, — он поднял кольцо, что висело на шнурке на шее.

— Ты пройдешь, — сказал один из них. — Но женщина не ступит на эти лодки. Ты знаешь законы.

— Честно говоря, — ровным тоном сказал Дариен, — мне плевать на законы. Я перережу вам глотки, если помешаете ей идти со мной, — он поднял меч. Кровь стража сияла в тусклом свете. — Я сегодня уже убил.

Мужчины стояли и молчали, словно в его словах была сила, как у Давида Прядильщика снов, превратившая их в статуи. Один из них, наконец, сказал:

— Проклятие падет на тебя за нарушение закона.

Лин ощутила зловещий трепет. Глубоко под землей в такое было легко поверить. Ночь уже была со смертью — Хассена и стража.

Дариен тоже ощутил это. Он поежился и сказал:

— Так и быть.

Дариен схватил Лин за руку и прошел мимо них без слов. Она следовала, не зная, смеяться или плакать. Это было неправильно: Дариен был душой света и музыки, а не убийства и крови. Его улыбка казалась кровавой.

Факелы показали темную неподвижную воду. Подземный вход в озеро. Дариен тихо поднял механизмом решетку, и Лин опустилась в лодку. Он присоединился к ней с уставшим видом.

— Столько всего для Башни, — сказал он. — Для Пути. Для всего.

— Ты бы убил их? — сказала она, они взялись за весла.

Он покачал головой.

— Не было необходимости.

— Проклятие…

— Скорее всего, бред, — сказал Дариен, протирая глаза. Впереди было достаточно лунного света, чтобы увидеть силуэты берегов. Он сказал. — Они бы тебя забрали, если бы я тебя оставил.

— Знаю, — тихо сказала Лин. Они молчали, пока гребли. Они лишились спокойствия ночи, песню резко прервали. Все, над чем они работали, привело к теням на черной воде. Ей казалось, что Хассен Стир был с ними в лодке, словно они везли его в загробный мир. Или словно нужно было сделать что-то еще, о чем они не знали.

ГЛАВА 24

Маленький новый порез, словно от игры, расцвел на сгибе ее левого большого пальца. Костяшки Рианны уже были красными и в трещинах, кровь слабо стекала в серую воду, где она мыла тарелки.

Рукава мужской рубашки, что была на ней, были закатаны до локтя, ее руки и локти тоже покраснели и трескались. Она стиснула зубы, жжение в них было почти постоянным. Первые пару дней она замирала и смотрела на разрушение гладкой кожи, и ее ругали за отлынивание.

Ирма оказала услугу, взяв ее, и точно не забудет этого. Шумная и внимательная хозяйка гостиницы не стала говорить, что Рианна бесполезна, но сказала, что ей ее жаль. Ее не обманула попытка прикинуться мужчиной, она сорвала шапку Рианны в первый день и возмущалась из-за ее длинных золотых волос, пыльных и тусклых от недели пути. Хозяйка гостиницы сказала, что за гривой коней следили лучше.

Прошла неделя с того унизительного дня, и Рианна начинала привыкать к бездумному ритму мытья посуды. Не было конца тарелкам и мискам, кружкам и котелкам, которые нужно было ополоснуть или почистить. Она час за часом стояла у чаши, полной воды с мыльной пеной, терзающей ее кожу и грязь. Сперва она была в ужасе, что ей придется мыть тарелки и миски с объедками и костями, что ей придется час за часом опускать руки в воду с ними. Но теперь отвращение казалось роскошью, и ей просто хотелось сесть и отдохнуть. Ее три раза в день кормили хлебом и сыром, но она ждала не еду, а момента посидеть. Но она не жаловалась — одно плохое слово Ирме научило ее этому. Женщина ударила ее сзади ложкой, словно ребенка, и пообещала выгнать за еще одно возмущение.

Рианна ненавидела Ирму, но понимала, что ей повезло. Дела стали плохи, как только она сбежала из Тамриллина: возница обнаружил ее в телеге через пару часов, она пряталась за ящиками апельсинов. Он потребовал плату за путь и его молчание.

Вскоре после конкурса мастер Гелван показал Рианне тайный выход из кухни в сад, который он построил после смерти жены. На всякий случай. Он не стал объяснять, что это значило. Теперь Рианне казалось, что ее отец предвидел это, или у него была интуиция.

Возница потребовал много денег, и Рианне пришлось отдать все, что она взяла из запасов отца. Но они были посреди холмов, что тянулись в стороны на много миль, и он грозился выбросить ее здесь. Рианна все еще видела кошмары о пустоте, как она терялась в ней. Она заплатила ему.

Она не могла сказать ему, что была дочерью мастера Гелвана, ведь торговец был арестован. Она надеялась, что он жив, но старалась не думать об этом.

И она сидела рядом с ним над лошадьми, телега подпрыгивала, и возница — работа его была одинокой — рассказывал ей о своих пьянках в разных деревнях, о своих сыновьях и дочерях. Может, потом ему надоел свой голос, потому что он сказал:

— Ты тихий, да? — Рианна пожала плечами. Он мог догадаться, что она девушка, если много говорить. Она начала жалеть, что была осторожна, даже когда не требовалось. Ей хотелось все рассказать этому мужчине, у которого были дети. Но что-то удерживало ее. Может, потому что он решил взять много денег с худого юноши, грозя бросить его на дроге, может, потому что она научилась на предательстве Марлена Хамбрелэя, к чему приводит доверие.

Денег почти не было, Рианна не знала, что делать, попросила возницу направить ее в гостиницу Динмара. Там оказалось, что она не может купить даже скромный ужин, куда там комнату, так что ей повезло, что Ирма узнала ее ужас и заинтересовалась. Рианна через пару минут оказалась на кухне, приступила к работе с обещанием еды, кровати и небольшой зарплаты за каждый день. Ее жизнь в чистом доме с колокольчиками пропала. Ее дни были простыми, она словно смотрела в скважину: она мыла тарелки от рассвета до заката, спала — пыталась — на тонком матрасе на полу кухни. Там спал и другой слуга с кухни, его матрас был неподалеку, он следил за огнем в камине. Они с Рианной мало говорили, но она была рада, что он ее не трогает.

Ирма сразу сказала Рианне, что одну ее на улицах Динмара съели бы. Она видела каждый день, какие мужчины приходили за едой и выпивкой, какие жизни они вели, и Рианна понимала, что это правда. Она любила раньше смотреть на рассвет над крышами Тамриллина, он был надеждой, но теперь стал лишь механизмом возвращения солнца, которому было плевать на мечты людей на земле. Все увядало: обещание любви с Дариеном Элдемуром, как она представляла себя отдаленной Снежной королевой. То, как она отражалась в глазах Дариена. Теперь она была служанкой на кухне, даже ниже, ее гладкая кожа стала потрепанной и красной, мышцы болели весь день. И все ради пути в Тамриллин, что уже не был ее домом. Она будет изгоем, когда вернется, ей придется искать укрытия у семьи Неда. Он не будет ругать ее, но это было жестоко к нему.

Но теперь, оказавшись в странном городе одна, Рианна поняла, что не найдет Дариена Элдемура сама. Это был глупый план. И порой, за усталостью и болью в ногах, она ощущала укол гнева из потерянной любви. Он оставил ее. Так она думала, обращаясь к красивому лицу в ее мыслях.

— Слишком медленно, Лея, — рявкнула повариха. Рианна назвала свое среднее имя, когда ее спросили. — Нужно больше кружек, но не сейчас, а час назад.

— Тогда я перестану мыть тарелки, и их тоже будет не хватать, — парировала Рианна.

Повариха ударила Рианну по уху быстрее, чем та успела понять. Рианна отшатнулась, мокрые ладони прижались к голове из-за боли. Она не прекратилась.

— Не перечь мне, — сказала старая женщина. — Или вылетишь на улицу, что бы ни говорила Ирма. Нам не нужна милая глупая посудомойка. Ты здесь, потому что у Ирмы доброе сердце, и все. Я лучше найду ту, что знает свое место, какой была предыдущая, пока не забеременела.

Унижение было хуже боли, как тогда, когда Ирма стукнула ее ложкой. Рианна лишь отвернулась, скрывая румянец, слезы жалили глаза, но она сдерживала их. Все смотрели.

Служанки следили с интересом. Она видела враждебность в их глазах с того мига, как Ирма сняла ее шапку с волос, хоть с тех пор они были в пучке. Эти девушки были с тусклыми волосами, не заботились о них, и их жалкая еда не давала им блестеть. Этот мир она раньше не знала.

Одно питало ее. И ее лицо стало холодной маской. Скоро она с этим покончит. Она посмотрела на женщину, что ругала ее, а теперь резала мясо, напевая мимо нот. Рианна отвела взгляд и подумала:

«А вы останетесь тут навеки».

Многие героини из историй, что она знала, терпели тяжелые времена, работали за хлеб. В этом не было стыда. Если она будет помнить об этих историях, она сохранит гордость.

«Я выйду из этого», — думала она. Она прятала медяки, что зарабатывала по одному в день, в матрасе, на котором спала. Тридцать медяков дадут ей уехать в Тамриллин. И, может, когда она вернется, все окажется ошибкой, мастера Гелвана отпустят.

Если эта новая жизнь ее чему-то научила, так это тому, что гордость порой мешала выжить. Она могла на время отодвинуть ее.

Одно она не могла стерпеть — грязь. Героини историй точно не пахли потом, не были с грязью под ногтями. Рианна научилась мыться перед рассветом, носила себе воду и грела на огне на кухне. Иначе служанки и повариха собрались бы и стали обсуждать ее упитанное тело.

— Похоже, — ухмыльнулась одна из служанок, — кто-то еще не знал прикосновения мужчины, да? Может, стоит показать ее парням, — она говорила о клиентах, что щипали служанок за попы до синяков, сжимали их корсеты грязными руками. Рианна редко выходила в зал, чтобы увидеть самой — она держалась кухни — но истории слышала.

— Куколка, — усмехнулась другая, Рианна спешно прикрылась, прикусив губу почти до крови.

«Скоро я уйду отсюда. Две недели — четырнадцать медяков, мне нужно еще шестнадцать. Шестнадцать дней. Сегодня уже почти закат, и еще пятнадцать. Скоро».

Прошло еще семь дней — еще семь медяков — и это повторилось. Одна из крупных девушек рассмеялась, пока Рианна мылась:

— Может, стоит представить ее парням, — она сделала непристойный жест. Рианна сказала:

— Сделай это, и я отрежу его мужской орган и приготовлю тебе на ужин, — девушка отпрянула с удивлением, а Рианна добавила. — Это избавит тебя от болезней, хотя, думаю, уже поздно, да?

Та девушка часто ублажала клиентов на дополнительную монету. Она покраснела и отвернулась, бормоча.

Другая служанка сказала:

— Это тебе так не сойдет, Лея, — и они оставили ее мыться.

Она уже не была Снежной королевой. Она не представляла, что ее отец или Дариен подумали бы, услышав ее грязные слова — оружие врага. Если она не будет думать о любимых, она выживет, используя все оружие, что попадет в руки.

* * *

Они пришли к ней той ночью впятером. Две держали ноги, одна — руки за спиной, одна заткнула ее рот тряпкой. И пятая была с ножницами, ее смех Рианна знала. Она боролась в тишине и темноте. Но, кроме смеха, все произошло тихо. Ножницы обрезали волосы Рианны, но девушка не спешила, и Рианна ощутила, как холодные лезвия состригают так, что задевают кожу головы. Состригают все.

Они бросили ее волосы в камин рядом с мальчиком, который или спал, или притворялся.

Она осталась дрожать до стука зубов. Слезы лились без звука по ее лицу в темноте. Она думала сбежать. Она подумала об опасностях Динмара, знала, что ей пока идти некуда.

Ничего не осталось. Все золотые пряди на полу были кусочками ее развалившейся истории. Лея, служанка на кухне, заменила Рианну Гелван. А у служанок не было выдающихся историй. Она не была героиней, она всегда была ничтожеством.

Ирма увидела ее на следующий день и сказала:

— Ясно. Может, это и к лучшему, — Рианна даже понимала. Теперь она была одной из них. Другие девушки избегали ее взгляда с тех пор, но и не были враждебны. Девушка по имени Белла помогла Рианне завязать ткань на голове тем утром, чтобы скрыть стыд. Белла с печальными глазами сказала:

— Им не стоило так делать, — Рианна стала спать с ножом после этого, но никто больше ее не трогал по ночам.

Следующие дни она ощущала энергию. Каждый день был лишь цифрой. Она не обращала внимания на женщин, напавших на нее — они были хуже, чем ничто. Она не думала о лице отца, о боли Неда, не думала о Дариене. Она думала лишь, что еще шесть дней. Пять. Четыре.

* * *

Когда оставалось три дня, она впервые увидела Райена Амаристота в зале гостиницы. Рианна в потрясении ушла на кухню. Он не увидел ее, да и вряд ли узнал бы. Тут не было зеркала, но она знала, что ужасно выглядит. Ее рубаха уже была лохмотьями, на коленях штанов были дыры. Еще три дня, и у нее будет свобода, и не нужно показывать красивому Райену Амаристоту, что пытался ухаживать за ней, до чего она опустилась.

И Рианна еще сильнее старалась избегать зала, покидала кухню только на рассвете и глубоко ночью, чтобы набрать воды из колодца. У нее получалось: больше она Райена не видела.

Еще день. Она проснулась радостной, решив, что ошибалась, что у нее еще может быть история. Она пережила месяц кошмара, достигла цели. Она даже верила, что, когда вернется в Тамриллин, все будет хорошо, и мастер Гелван будет ждать ее дома.

— Я так переживал, — скажет он. Конечно, все было ошибкой.

Но в тот день произошло две вещи. Во-первых, слуга с кухни убежал из гостиницы, оставив их без мальчика, что занимался огнем в камине и выметал пепел. Во-вторых, что было связано с первым, он решил забрать с собой все медяки из матраса Рианны.

Рианне захотелось напасть на девушку, что остригла ее волосы, сжать ее плечи и прижать нож к горлу.

— Волос тебе было мало? — прошипела она. — Клянусь, я тебя порежу, как зайца.

Глаза девушки закатились от ужаса, она, казалось, потеряет сознание на месте.

— Клянусь, у меня ничего нет, — завизжала она. — Клянусь. Клянусь. Клянусь.

Рианна, всхлипывая, оттолкнула ее и сунула нож в сапог. Она знала, что девушка не брала ее деньги. Только мальчишка знал, где они были, и подозрительно совпало, что он и деньги пропали в одно время. И пока она представляла, как вырежет девушке глаза и скормит ей, и эти фантазии были яркими, она понимала, что последствия того не стоили.

Глаза Рианны были ослеплены слезами, она пошла за водой. Она не знала, врезалась ли из-за этого в Райена Амаристота и дрожащим голосом попросила прощения. Если бы это случилось из-за этого, она бы убежала раньше, чем он узнал ее, так сильно она стала служанкой Леей. Но она замерла и извинилась, зная, что он узнает ее голос. Так что события, что начались с этого вечера, были ее поступком, только ее.

ГЛАВА 25

Позже Рианна будет отрывками вспоминать произошедшее, останавливать каждый момент и разглядывать со всех углов. Лицо Райена Амаристота повернулось к ней, он испуганно щурился. Он прижал ладонь ко рту, когда понял.

— Рианна? — она впервые слышала его таким неуверенным. Его руки опустились.

— Да, это я, — хрипло сказал она.

Она странно ответила, как подумала позже. Это я. Она не знала, была ли за гадким видом еще та Рианна Гелван… или она признавала поражение: «Да, теперь я была такой».

Тонкие ладони сжали ее плечи, удерживая.

— Идем со мной, — сказал он, голос был сдавлен от эмоций. — Рианна, милая, идем со мной и расскажешь, что случилось.

Она помнила, как его руки скользнули с ее плеч и забрали коромысло с ведрами, его предплечья напряглись. Он забрал ее бремя.

— Возьми меня за руку, — приказал он. — Будь рядом, — она чуть не рассмеялась, он защищал ее теперь. Поздно. Но ее остановила серьезность его голоса, она отразила, как она теперь выглядела. Его лицо казалось еще красивее, идеальная мраморная маска, как у статуи в саду отца.

Рианна помнила тепло, что наполнило ее тогда, облегчение. И онемение, словно она сама была из камня.

— Кухня ждет ведра, — сказала она.

Он кивнул. Они пошли по улице вместе, он нес рядом ее ношу. Она восхищалась тем, что он не прогибался от веса. Она поначалу думала, что кости ее плеч сломаются. Было поразительно, сколько мог вынести человек и не сломаться.

Она помнила его мускулистую руку под своими пальцами, пока они шли.

Ирма и все девушки пялились, и Рианна не помнила, что сказала им. Она дала им как-то понять, что не вернется на кухни за медяк в день. Даже если Райен увидит ее такой тощей и безволосой версией себя.

У него была комната наверху. Только мужчина его достатка мог позволить себе отдельную и чистую комнату. Рианна чуть не заплакала от потрясения. Кровать, рукомойник, даже ковер на половицах. Кровать провисла под ней, и Рианна подавила желание сжаться в комок среди одеял.

— Ты убежала, — сказал Райен. Он сел рядом с ней, как когда-то в саду, на расстоянии.

— Пришлось. Отца схватила стража короля. Не знаю, почему. Прошу, Райен, ты можешь ему помочь?

— Это серьезно, — сказал Райен. — Я всегда подозревал, что у твоего отца есть… тайны. Рианна, даже лорд Амаристот мало влияет на короля.

— Это был Никон Геррард, я знаю, — сказала Рианна, но не могла объяснить, почему. Она не знала, поможет ли Райен, узнав правду.

Его лицо было печальным.

— Тем более, — сказал он. — Но я могу укрыть тебя. Может, преступление твоего отца было небольшим. Мы пока не знаем, — он склонился к ней. — Но это не объясняет, почему ты здесь, Рианна Гелван, — тихо сказал он. — Зачем убегать на жестокий север? Семья Неда точно приняла бы тебя.

Рианна опустила взгляд, смутившись и посмотрела на руки Райена на его коленях. Ладони в мозолях от сражений, но изящные. Его ногти были почти такими же длинными, как у Дариена для игры на лире, и идеальной формы.

— Почему здесь? — спросил он.

Рианна покачала головой, не желая говорить ему, но и не желая врать.

— Это из-за любимого, — тихо сказал Райен.

Рианна скрыла лицо в ладонях.

— Мне жаль, — сказала она, но какое ему было дело? Она никому не нужна, если они не слепы. Она не поняла, что плачет, пока не ощутила слезы на пальцах. Она вытерла их, злясь на свою слабость.

Райен коснулся ее руки. Тепло его ладони и сила успокаивали. И то, что он не хотел ее, тоже успокаивало и все упрощало.

— Не мне судить, — сказал он. — Он должен быть необычным, раз ты решила так рискнуть собой.

— Мне жаль, — сказала она, но теперь посмотрела ему в глаза. Скривив губы и указав вниз — указав на всю себя — она сказала. — Хотя меня сейчас не захотят.

Он убрал руку, и ей показалось, что он отодвинется от нее. Он обвил рукой ее плечи. Сильный и теплый.

— Тише, милая. Ты прошла через ужас, это ясно. Отдыхай. Я отведу тебя домой.

И вот так, в руке Райена Амаристота, прислонив голову к его плечу, Рианна глубоко уснула от усталости.

Я отведу тебя домой.

Так он сказал, а, когда она проснулась, стал исполнять данное слово. Но сначала настоял, что купит ей вещи.

— Я богат, Рианна, — перебил он ее возражения. — Немного платьев никак не помешают. А тебе… — он погладил ткань на ее голове с печалью, — нужно вернуть достоинство.

Он достал ей простые и наспех подшитые платья. Она не думала, что будет так счастлива одежде на коже. Но она ошибалась, Райен купил еще и подходящие бархатные сетки для волос, чтобы скрыть позор ее головы. Без волос она не могла выглядеть красиво, но это было лучше, чем с тряпкой на голове.

* * *

Райен не задавал вопросы о том, что привело ее в Динмар, но она читала их в паузах. Чтобы отвлечь его, она спросила:

— Как поиски сестры, Райен?

Поразительно, если подумать, что она могла обращаться к одному из самых властных людей в стране по имени. Рианна подозревала, что он стал ей другом, еще и так быстро.

Эта мысль не пришла бы в голову, если бы она не работала до этого на кухне как Лея. Девушка, которую не заметил бы мужчина, если это не развлечение на час.

Служанка Лея. Рианна Гелван. Где была она настоящая?

Райен вздохнул, обдумывая ее вопрос. А потом сказал:

— Ни слова. Я спрашивал по округе всю неделю, но ничего.

Они были в комнате, что он купил. Был вечер, Рианна была в одном из новых платьев и с шапочкой из бархата на голове. Еще ночь решил остаться Райен, чтобы она набралась сил.

— Прости, что не рассказывала, но я встречала Лин, знала ее недолго, — сказала Рианна. — Она не хотела, чтобы ее нашли.

Райен кивнул.

— Знаю, что не хотела.

Рианна ждала, глядя на его лицо, тени от света свечи трепетали на нем. На миг она ощутила головокружение, словно была на краю обрыва.

Райен опустил голову.

— Ты явно хочешь знать, почему такая леди высокого рода, как моя сестра, решила сбежать. Правда в том… — он затих, Рианна смотрела и ждала. Она ощущала, что в этом было что-то важное для нее. Так она поймет, что вызывает у нее смятение в нем.

Райен увидел, что она ждет, и продолжил:

— Правда в том, что мне стыдно говорить. У нее… были причины, — он покачал головой. — Прости, не могу рассказать.

— Это личное?

— Да, — сказал он. — А еще… гадкое.

— К такому я привыкла, — сказала Рианна.

Райен коснулся ее щеки, нежно, но без желания, словно она была ребенком.

— Ты так думаешь, — сказал он. — Но я в тебе вижу белую розу. Чистую, не тронутую всем вокруг, несмотря на дождь и грязь. И… я не буду это портить. Ты такая, какая есть.

— Любимый, — услышала себя Рианна, — звал меня своей Снежной королевой.

Райен улыбнулся.

— Он тоже это видел.

* * *

Ночью он заставил ее спать на кровати, а сам лег на одеяла на полу. Она ощущала себя виновато, но ее извинение вызвало его смех.

— Милая, я охотник, — сказал он. — Я спал на холодной земле леса в горах. Мягкие одеяла в чистой комнате — роскошь.

Ночь была густой от тишины. Рианна размышляла, прижавшись к подушкам. Охотник. Она представила его в лесу, белокожего и внимательного, с ножом в руке. Она ощутила себя защищено. Она сразу уснула, а огонь догорал, и осенний дождь тихо стучал в закрытые ставни.

Проше еще день, и Рианна в разговоре раскрыла, что взяла свой нож из Тамриллина. Она показала его робко, словно раскрывала детскую привязанность к игрушке.

— Знаю, я пока не могу им хорошо управлять, — сказала она. — Но то, чему ты меня научил, лучше, чем ничего, — порой она ловила себя на том, что набралась на кухне простого языка.

Если Райен и заметил это, не подал виду. Он сказал:

— Покажи, что ты помнишь, — и час или два он показывал ей, как улучшить стойку, рефлексы, исправлял движения для плавного и точного танца боя.

Он объяснял, что нож отличается от меча: он ранил ближе. Рука была в дюймах от перерезанной артерии, кровь выльется, и жизнь сменится неподвижностью. Райен говорил с ней честно, даже резко, но она видела, что это ради ее блага. Может, он думал, что, научив ее этому, защитит чистоту, что увидел в ней, хоть она думала, что лишилась этого. Белая роза. Так мог сказать Дариен.

Но Дариен не представлял ее с ножом. Он удивился бы. Может, опечалился бы. И она ощутила печаль, по быстро подавила это, отвечая на указания Райена. Он требовал, чтобы она делала все идеально, как его солдат.

Она пошла с ним по делам в городе. Хоть он объяснял, что Динмар был важен для его дел на севере, ее все еще удивляло, что он знал всех встреченных людей по имени. Они кланялись ему и произносили «лорд Амаристот», словно в словах была магия.

— Тут многого не хватает, — сказал Райен. — Но эти люди должны мне меньше, чем думают. Их независимость помогает пережить трудные времена. Это меня всегда восхищало.

— Независимость? — Рианна о таком ни разу не думала.

Райен улыбнулся, словно ощутив это, и сказал:

— Эта часть мира не думает о королях или дворах. Они хмуро платят налоги и гордятся тем, что со всем почти справляются сами. Я восхищен их упрямством и гордостью. Они верят, что тут корни поэтов Эйвара, на этой границе леса и гор.

Рианна подумала о Дариене в горах и поежилась.

Он привел ее к башмачнику починить ее сапоги. Она сидела в углу крохотной мастерской и смотрела, как башмачник чинил, и мужчины говорили. Вскоре стало ясно, что Райен знал мужчину давно. Он представил ее своей подругой, и хотя морщинистое лицо мужчины озарилось любопытством, он не задал вопросов.

— Прямо как мать, — сказал башмачник в ответ на едкие слова Райена. — Она всегда говорила прямо. Простите меня, надеюсь, но вряд ли кабан с копьями вместо клыков мог ее одолеть.

Райен рассмеялся.

— Не нужно извиняться за свое мнение, друг, — сказал он. — И я согласен. Мы были потрясены, узнав, что мы, Амаристоты, смертны, — его улыбка увяла. — Жуткий шок, — Рианна разозлилась, что башмачник поднял эту тему.

Старик увидел его настроение и сказа:

— Она была отличной леди. Всегда много для нас делала.

— Я слышал жалобы, — сказал Райен. — Что в последнее время тут неспокойно.

— Так всюду, — мрачно сказал башмачник, обрезая серую нить. — Дело с поэтами Тамриллина расходится. Еще и теперь, с этим убийством из-за магии крови.

— Расходится? — пристально посмотрел на него Райен.

Рианна застыла на месте.

— Пошел слух, что Дариен Элдемур убил друга, чтобы использовать его кровь для магии… Некоторые верят, что он опасен для нас, и не только из-за его ножа. Говорят, вернулась Красная смерть… впервые за сотни лет. Кто может не увидеть связь?

— Люди думают, что это делает Дариен? — спросил Райен.

Старик на миг перестал работать. Он не смотрел в глаза Райену, но явно был тревожен. Дерганый, как сказали бы на кухне. Словно холод был под его кожей.

— Дариен… и искатели, что идут за ним, — сказал он. — Это точно они принесли нам.

Рианна сглотнула, надеясь, что не громко. Ее желудок был напряжен.

— Они не могли убить, — сказала она. Она помнила последний разговор с Райеном в саду отца, где он рассказал, что Хассена Стира схватили. Кусочки истории соединились с поразительной чистотой. Но кто еще знал правду?

Райен бесстрастно посмотрел на нее. Башмачник тоже взглянул и сказал:

— Может, не все убивали, миледи, но даже если некоторые… как понять, кому доверять? Скажу лишь, — тверже продолжил он, — что кольцу и лире в нашем городе уже не рады.

Рианна тихо выдохнула. И Райен тихо сказал:

— Жаль, — он посмотрел ей в глаза, и ей показалось в них сострадание.

Тем вечером Рианна была беспокойна. Они отправятся утром в Тамриллин, и ей стоило лечь раньше и набраться сил. Но она попросила Райена побыть с ней в зале перед сном.

— Уверена? — спросил он. — Это грубое место.

Она улыбнулась.

— Не важно, — сказала она, — если ты со мной, — она говорила честно, не заигрывая, но все равно покраснела.

Райен тоже улыбнулся.

— Теперь я не могу отказаться.

* * *

«Странно, — думала она, пока ее ладонь лежала на руке Райена, пока она оглядывалась, — как меняется место, когда ты знаешь, что в безопасности», — пока она была на кухне, этот зал казался ей диким местом, полным пьяниц с оскалами и лезущими пальцами. Рядом с благородным спутником Рианна ощущала себя величественно и легко, пока стояла на вершине лестницы. Райен Амаристот точно защитил бы ее. И ее наряд был слоем защиты от взглядов и оскалов, ее голова была покрыта бархатом и кружевом. Даже завсегдатаи ее не узнают.

Кашлянув, словно пробуя новый голос, Рианна сказала:

— Почему бы не выпить здесь?

Райен не был против, он повел ее к столику в углу, где было меньше шума.

— И что ты хочешь, моя леди?

Она нахмурилась.

— Может… вина? — она подумала об отце, он предлагал вино перед арестом. Она решила выпить за него, закрыла глаза и мысленно помолилась. Пусть боги опекают его всегда. И Дариена. И душу дорогого Хассена Стира. И пусть Никона Геррарда повалит яд.

— Тогда вина, — Райен позвал служанку. Девушка приблизилась, и Рианна с потрясением узнала Беллу. Судя по взгляду голубых глаз девушки, она тоже узнала Рианну. Но сказала лишь:

— Чего желаете, милорд? Миледи?

Райен заказывал, Рианна пыталась заглянуть в глаза девушке, но без толку. Когда она решила что-то сказать, Белл ушла в толпу. Рианна увидела, пока та шла, как грязная рука вытянулась и сжала бедро Беллы через ее юбку. Они много раз стирали вместе, Рианна знала, что под той юбкой была пожелтевшая грязная нижняя юбка, которую стирали столько раз, что она почти рвалась. Ее сердце сжалось, она словно тонула в болоте, ведь в глазах девушки было столько страданий. Больше, чем она могла представить. Она сбежала так легко из-за того, кем была.

А она плакала из-за утраты волос.

Теплое давление на ладони: Райен дотянулся и сжал ее руку, лежащую на столе.

— Ты знала ее, полагаю.

Рианна посмотрела на него сквозь внезапные слезы.

— Она была добра со мной.

Райен кивнул.

— Я дам ей больше монет, когда она вернется, — сказал он. — Боюсь, это ее не спасет от такой жизни, но, может, она немного расслабится.

Рианна посмотрела на стол.

— Она купит новую нижнюю юбку, — вяло сказала она.

Райен молчал, но сжал ее руку. Она закрыла глаза, представила, как тепло его руки согревает ее изнутри. Она могла затеряться в том тепле, забыть о том, что не могла изменить.

Крик порвал ее спокойствие. Рианна вскочила, охнув. Райен Амаристот встал и пошел к центру зала, где крупный мужчина держал другого и бил снова и снова головой об стол. Никто не успел вмешаться, Райен уже был там, плавным движением схватил агрессора за плечо и бросил на пустой стол, где тот затих.

Стало тихо, а раньше шумели голоса. Служанки застыли на местах, мужчины с кружками замерли, встав, словно их парализовало, будто сцена на гобелене. В тишине только стонали раненые. И опасно тихо зазвучал голос Райена Амаристота:

— Как это началось?

Было понятно Рианне, хоть ее сердце бешено билось в груди, что никто не ответит. Но те, кто был близко к сцене, подозрительно старались не быть впутанными в это. Рианна впервые заметила с волнением, что хотя бы у двух из них были лиры, значит, и кольца.

Райен схватил за воротник одного из мужчин у сцены. Юноша с лирой на ремешке на груди.

— Что случилось? — сказал Райен властным тоном.

Юноша сглотнул.

— Видите ли…

Райен встряхнул его.

— Не трать мое время.

— Это про Дариена Элдемура, — выпалил юноша. — Его нашли. В Динмаре!

Взволнованные голоса поднялись, когда Райен отпустил воротник юноши и замер, словно задумался. Рианна встала.

— Откуда ты знаешь?

Райен посмотрел на нее, он и юноша.

— Его схватили в городе, миледи, — сказал юноша с уважением. — Думаю, он это заслужил. Я устал, что люди думают, что я убийца из-за кольца и лиры. Он испортил репутацию поэтов.

— Идиот, — оскалился другой. Старше и с лирой. — У него сила. Почему не использовать?

Юноша бросился. Райен встал между ними.

— Хватит, — сказал он. — С глаз долой. Поддерживаете вы происходящее или нет, но быть поэтом в последнее время неприятно. И это не скоро изменится, — он повернулся к Рианне. — Нам тоже стоит уйти, милая.

— Я должна кое-что сказать, — сказала Рианна, пока они миновали толпу.

— Не здесь, — Райен повел ее наверх.

Она не теряла время, когда они дошли до комнаты.

— Я люблю Дариена Элдемура, Райен, — сказала она. — Потому я пришла сюда. Я искала его.

Пауза была короткой. Она не видела, удивлен ли он. Но это продлилось миг, его взгляд смягчился, и он обвил ее рукой.

— Этот секрет ты берегла так долго, — сказал он. — Поэт, беглец. Бедная Рианна, эти месяцы были для тебя кошмаром.

Она не ожидала такого. И она поняла позже, что сочувствие обезоруживало без удивления, а неожиданное сочувствие лишало защиты.

— Спасибо, — сказала она и дала ему обнять ее крепко за плечи, для утешения.

Он отошел от нее и сказал:

— Все просто. То, что нам нужно сделать.

— Что? — сказала она, подавляя желание прижаться к нему.

Он сжал ее ладонь, как для танца.

— Что думаешь? — сказал он. — Нам нужно забрать его.

* * *

Как оказалось, под «мы» Райен имел в виду себя… он настоял, чтобы она осталась в безопасности гостиницы. Рианна возразила, что знала немного об оружии, но его ответ испугал ее. Она не успела отреагировать, он обнял ее и быстро отодвинулся, словно боялся своего ответа.

— Ты милая, — сказал он. — Милая и храбрая. Но я не буду рисковать тобой. Если что-то случится со мной, ты возьмешь эти деньги и уйдешь. Тут хватит на проезд, — он опустил кожаный мешочек на кровать, казалось, там было все, что он носил с собой.

Рианне было не по себе от такого разговора.

— Зачем ты делаешь это для меня?

Он коснулся ее щеки.

— Лучше поменьше говорить об этом, — сказал он. — Странно, но я делаю тебя счастливой. И, — он улыбнулся, — мне интересно встретить человека, которому повезло украсть твое сердце.

Она провожала его взглядом с волнением и надеждой. Дариен был близко. Но этот человек рисковал жизнью ради нее, ради мужчины, кто никем ему не был. Ради соперника. Если с ним что-то случится… она задержала эту мысль на миг в сгущающейся ночи. Если с Райеном что-то случится, она будет в ответе.

Он сказал ей спать, но не удавалось. Она сжалась в кресле у окна и смотрела на луну. Обычно она видела все сияющим серебром в свете луны. Теперь она видела этот свет как белые холодные пальцы, что лишали цвета всего, что касались. Она была тут одна. Райен мог не вернуться, она могла не увидеть Дариена снова. Шли часы, луна поднялась и опускалась на небе.

Она стояла на холме в свете этой луны, под черным деревом. Все было тихим, даже без ветра. Но под этим деревом она увидела две фигуры. Одна с поднятым ножом. А другая — труп, кровь текла из пореза на горе черным потоком. Черным в свете луны.

Дариен опустил нож и посмотрел на нее. Он печально сказал:

— Милая, это нужно сделать.

Она проснулась от света — Райен зажег лампу в темной комнате. Облегчение и странный страх охватили Рианну.

— Рианна, — сказал Райен. — Он у меня.

Рианна поняла, что это был сон, и обернулась. Она смотрела миг и сказала:

— Это был узник?

— Это не Дариен? — спросил Райен.

Светлый худой мужчина, которого спас Райен, заговорил:

— Я говорил, что не Дариен, — сказал он. — Всем говорил. Никто не слушает.

— Это не Дариен, — сухо сказала Рианна. Она не знала, что чувствовала. — Почему тебя схватили вместо него? — спросила она у поэта с долей любопытства.

— Из-за кольца, — вздохнул он. — Говорят, у Дариена Элдемура зеленый камень… как и у меня.

— Изумруд, — сказала Рианна. Она не знала, проснулась ли, казалось, это тоже сон.

— У меня не изумруд, — сказал поэт. — Это перидот. Глупые жители не могут отличить оттенки зеленого. Они хоть не забрали лиру, — он повернулся к Райену. — Благодарю за спасение, добрый сэр, и миледи — кем бы ни был ваш мужчина, ему повезло, что вы заботитесь о нем. Конечно, — добавил он, — меньшего я от Дариена Элдемура не ожидал. Боги хранят его душу.

Ей было не по себе слышать его слова о Дариене. Она спокойно сказала:

— Райен, ты поможешь юноше дойти до ворот и уйти?

— Да, — сказал Райен и сжал ее руку. — А потом вернусь к тебе.

— Мне жаль.

Райен улыбнулся.

— Я спас невинного. Хорошее дело для ночи. Не нужно сожалеть, — он повел юношу из комнаты, Рианна смотрела, не зная, что ощущает, и почему кошмар, который она только что видела, еще сжимал горло холодной рукой.

Она села прямее, когда Райен вернулся.

— Проблем не было, — сказал он и сел, вздохнув. — Жители не умеют ловить пленников. Они хотели расправиться с ним завтра, но беднягу пощадили, — Райен принялся снимать сапоги. — Но это не было проблемой, — сказал он. — Жаль лишь, что ты расстроена.

Она следила за его плавными движениями и сказала:

— Нет. Если он не здесь, значит, он ищет то, что хотел найти. Я хочу это для него, несмотря ни на что.

— Все равно мне жаль, — сказал Райен. — Завтра долгий день. Нам стоит спать.

— Не понимаю, — сказала Рианна, — почему Лин убежала от тебя, — он молчал, и она добавила. — Ты столько для меня сделал.

Комнату тускло освещала лампа, но даже так она видела, что он смотрел на воздух перед собой, а не ей в глаза. Он сказал:

— Рианна, ты видишь во мне… не всю правду. Лин имела право сбежать. Я ее вынудил.

— Как?

Миг тишины. В поздний час в гостинице было тихо, они могли одни не спать. И Райен тихо сказал:

— Я бил ее.

Рианна сглотнула.

— Бил ее, — она подумала о хрупком теле Лин, ее впавших глазах.

— Знаю, — он словно читал кашу ее мыслей. — Нечего говорить. Теперь я могу лишь отыскать ее и попытаться извиниться, если смогу. Передать ей хотя бы ее долю наследства. Она заслуживает большего, но что я могу? — он провел руками по волосам, спрятал от нее лицо. — Что я могу?

Он звучал растерянно, словно, хоть он командовал и был решителен, он оставался мальчиком внутри. Мальчиком без родителей, умерших, когда он был юным.

Она осмелилась придвинуться, опустила ладонь на его руку. Он не двигался, не поднял голову. Она сказала:

— Ты всегда был нежен со мной. Я не понимаю.

Он рассмеялся, хотя прозвучало это как всхлип.

— Тебе, такой красивой, не понять, — сказал он. — Все просто. Я любил девушку. Сильно. У нее были волосы как у тебя. Улыбка, как у тебя, хоть она не была красивой. Но она умерла вскоре после моих родителей. Не проснулась утром. И все, — он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Его глаза были темными и большими в свете свечи. — Некоторые используют горе, чтобы творить добро, — сказал он. — Я… ушел к жестокости. Это что-то говорит обо мне, да? — он покачал головой. — Бедная Лин, ее брат — монстр.

— Я тебя таким не считаю, — сказала Рианна. Она ощущала тепло от его руки, она хотела обвить его руками. Но сдержалась, хотя сердце колотилось в груди.

Голос Райена дрогнул, когда он сказал:

— Рианна… ты заставляешь меня быть лучше.

Когда они целовались, Рианна ощутила слезы на его лице. Волны тепла пробегали по ней, и когда его руки потянулись к завязкам платья, волны обрушились на нее, не оставив выбора.

* * *

Первой она заметила, проснувшись, боль, напоминающую ей об агонии ночи, боли, какой она еще не испытывала внутри себя. Она еще ощущала влагу крови и его в себе. Это была необратимая перемена, она понимала это. Эта ночь была невероятной и пугающей. Теперь — просто пугающей.

— Райен? — тихо позвала она.

В комнате было пусто. Она сразу увидела, что его вещи пропали. Рианна укуталась в одеяло, ведь была голой, и выбралась из кровати.

— Райен?

Тишина была громче любого ответа.

На стуле у кровати была записка. Ее ладони онемели, словно замерзли, и дрожали, пока она разворачивала и читала записку.

Меня больше всего порадовало, что ты поддалась мне не перед, а после того, как я рассказал тебе, что сделал. Что ты дала мне любовь, когда я проявил себя ужасно. Это будет моим триумфом, дорогая Рианна.

Но, к сожалению для тебя, я говорил правду. Хотя бы в тот раз.

Подписи не было. Она и не требовалась.

Стук в дверь. Рианна отперла, едва понимая, что делает, покрывало упало на пол. Если ее хотел изнасиловать клиент из зала, она даже не переживала бы.

Это был Нед.

ГЛАВА 26

Облака закрывали луну в ночь их побега с острова Академии, низкие ветви терзали их лица в темноте. Но у них было преимущество: Лин знала лес. В этом холодном лесу она вернулась домой. Она нашла в темноте руку Дариена и шепнула:

— Не отходи от меня.

Он не возражал. Он все еще был потрясен новостью о Хассене, и что он убил человека.

Они оставили лодку на воде, выбравшись из нее, чтобы отвлечь погоню.

Вы будете прокляты. Поэт, что произнес эти слова, был с низком голосом, что эхом звучал по пещерам замка. А теперь и в голове Лин.

Они добрались до чащи, ветер свистел в ветвях, и она сказала:

— Тут заночуем.

— Откуда нам знать, что они не найдут нас? — сказал Дариен, тяжело дыша.

Лин вздохнула.

— Мы не знаем. Они заблудятся в темноте. Они так быстро идти по лесу не будут. Мы дальше тоже не пойдем, иначе будем ходить кругами и врежемся в них.

Дариен опустился на землю.

— Вряд ли я смогу уснуть.

— И я, — сказала Лин и вытащила нож. — Мы должны быть готовы, — она увидела, что Дариен дрожит в плаще. — Если хочешь, — сказала она, — можем сесть спина к спине для тепла.

Он кивнул. Лин села спиной к нему, как порой делала для Алина, и даже с Райеном, когда они были на охоте вместе. Через миг Дариен согрелся, дыхание замедлилось. Он тихо спросил:

— Что теперь делать?

Лин не могла найти силы подбодрить его.

Она задремала, потому что, когда открыла глаза, небо за хвойными ветвями светлело. Лин выпрямилась, сжала нож, но услышала только щебет птиц. Холодный ветер пах хвоей и росой. Дариен разглядывал страницы из шкатулки Валанира Окуна. Она пошевелилась, и он взглянул на нее и сказал:

— Доброе утро, — он звучал устало. — Надеюсь, это ты не в дозоре так сидела.

Лин покраснела.

— Нет, — она потянулась и встала. Ее мышцы затекли. — Я найду нам завтра, — сказала она, — а потом в путь.

— Что мне делать, — сухо сказал Дариен, — если придет стража, пока ты на охоте? Кричать?

— Как-то так, — сказала она. — Я быстро, — когда-то она была охотником. Это прозвучало голосом матери. В лесу у дома даже ветер говорил тонами, что она знала.

— Лин, куда теперь? — сказал Дариен с отчаянием. — Стражи в Академии, мы не можем сделать то, что просил Валанир Окун. Мы не доберемся до Пути. И мы не можем… вернуться в Тамриллин.

— Может, мы и не должны найти Путь и вернуть чары, — сказала Лин. — Может, Валанир теперь это поймет и найдет другой способ.

— Или этого способа нет, — сказал Дариен. — Может, то, что происходит — тьма, разрушения — будут из-за нашего провала.

Лин коснулась его напряженного плеча.

— Мне жаль, — сказала она. Ей было холодно внутри. Скоро все закончится. Происходящее теперь было логическим заключением того, что началось почти год назад, в зиму, когда она сбежала из дома. Все посередине — Леандр Кейен, Тамриллин, Валанир Окун — было ярким эпизодом, что вел к этому моменту. Не вел ни к чему.

Лин всегда знала сердцем, что ей суждена тьма. В ней был изъян, или в ее крови, который не пропадал. Она не сбежала бы даже через порталы, даже с величайшими Пророкам. Но ей было жаль Дариена Элдемура, чья жизнь когда-то казалась золотой балладой. Из-за этого Лин могла горевать.

* * *

Они остановились у ручья наполнить фляги и увидели его. Страж склонился и пил из ручья, а рядом — его конь.

Дариен тут же бросился к горлу мужчины, прыгнул на него, когда он склонился. Он не успели вытащить мечи, завязалась борьба. Страж был не таким уставшим, как Дариен, и мог злиться из-за потери товарища, так что смог прижать Дариена к земле. Он хотел вытащить меч, но Лин прижала нож к спине стража. Она рявкнула:

— Не двигаться.

Дариен выбрался из-под мужчины, тяжело дыша. Лин его глаза казались безумными, словно он был в ярости. Пот сделал его волосы темнее, они прилипли ко лбу. Он сдавил шею стража рукой.

— Ты один?

Страж сжал губы. Лин прижала нож, хотя ей было неприятно. Этот человек выполнял приказ. Может, он даже верил, что Дариен в ответе за смерть Хассена Стира.

— Отвечай, — приказала она. Ее мать не мешкала бы.

— Другие… близко, — процедил пленник. — Они найдут вас.

— Тогда мы оставим тебя как заложника, — сказала Лин.

Дариен покачал головой. Его глаза были напряженными, пока он смотрел на мужчину, и это пугало Лин.

— Есть идея лучше, — сказал он. — Никон Геррард хочет, чтобы люди думали, что я гадаю на крови? Я дам им еще песню. Я это использую.

— Нет, Дариен, — охнула она. Страж хотел кричать. Лин прижала руку к его рту, ей было плохо.

— Подумай, Лин, — крикнул он. — Мы не знаем, куда идем. Только Эдриен Летрелл знал, и он мертв. И есть способ… вернуть его. Поговорить с ним.

— Дариен, послушай себя, — сказала Лин. — Нельзя вернуть мертвых.

— Наоборот, — сказал он. — Смерть — лишь портал. Один из последних, но все же. И у нас есть бумаги Валанира Окуна. Нужна кровь и слова. Лин, мы можем остановить тьму, о которой говорил Валанир. У нас есть шанс.

— Бороться тьмой с тьмой? — сказала Лин. — В этом нет смысла.

— Только в этот раз, — просил Дариен. — Один раз не повлияет, Никон Геррард делал это годами.

— Надеюсь, ты прав, — сказала Лин. Она опустила с силой рукоять кинжала на голову стража. Он обмяк в руках Дариена.

— Ты его убила? — возмутился Дариен.

— Нет, — сказала она. — Отключила.

Он вытянул меч, замер с непонятным лицом.

Лин выдержала его взгляд. Она не была уверена, нужно ли это делать. Она вспомнила книги о поэтах, которые были с изумрудом на кольцах. Он был бродягой, легким сердцем, всегда свободный. Она вспомнила ночь, его с алым мечом, улыбку на его лице, какой не было раньше. На миг в свете факела он был кем-то другим. Не тем, кто играл ей милую песню на ночь.

Та песня, если он сделает это, будет утеряна навеки. Она и все остальное.

Это мелькнуло в ее голове, и она сказала:

— Ты не должен лить кровь, Дариен. Я не могу видеть тебя таким, — она забрала страницу и посмотрела на указания. — Готовь слова, — она порезала свои запястья. Она ждала боль, но все равно была потрясена. Она рухнула на колени.

— Лин… ты дура! — охнул Дариен и подбежал к ней.

— Ты дурак, — сказала она. — Собирай… кровь.

— Нет, — сказал он и начал спешно рыться в сумке. — Я перевяжу запястья.

— И я снова их перережу, — проворчала она. — Собирай.

Он поднял ее, как ребенка, она была легкой в его руках. В его глазах были слезы, но ей могло казаться.

— Сперва Хассен, теперь ты? — сказал он, она слышала в его голосе боль. Но он взял бумаги другой рукой, и она закрыла глаза. Свою роль она выполнила, и он довершит то, что она начала. Это последнее.

* * *

Дариен прислонился к дереву. Близился закат, он видел это по длинным теням и мягкости света. Но неба видно не было, только тихую тьму.

Дариен никого не видел и позволил себе плакать. Он не знал, почему, за Хассена или Лин, или за то, что сделал с ней. Или все накопилось, и стало от этого хуже.

— Открывай врата, — читал он. — Открывай врата между мирами.

Выгони тьму на свет.

Врата между мирами.

И кровь Лин для истории.

Два тела были на земле: стража во второй раз отключили, он был на корнях дуба, и Лин Амаристот, ее голова лежала на плаще Дариена, ее лицо было белым, и фиолетовые ветви вен казались трещинами на висках и щеках. Бинты, что он сделал из запасной рубахи, были не такими белыми.

В сотый раз он ощупал ее перевязанное запястье в поисках биения сердца. Было сложно ощутить сквозь ткань, но он думал, что она еще жива. Будь у него зеркало, он проверил бы ее дыхание.

Если она умрет, это сработает?

Мысль не терзала его, ему было все равно. Страж все еще мог погибнуть, но… Лин поступила безумно, но притупила его жажду кровопролития.

Он использовал ее кровь. Он перевязал ее, не забрав все, но… он поднял ее к камню и держал запястья над трещиной, заполняя ее красным.

Выгони тьму на свет.

Если Лин умерла, то он был не лучше слов Никона Геррарда о нем. Он будет тогда убийцей.

Он смотрел на ее лицо, на рот без эмоций. Она замедлила бы его. Она хотела умереть, спасая его от себя. Она не думала, что станет помехой.

Он осторожно поднял ее, но она застонала, когда ее руки оторвались от земли. Он пригладил ее волосы и пошел медленно от их лагеря. Повезло, что их еще не нашли, и Дариен знал, что его удаче верить нельзя.

* * *

Тьма долго рисовала силуэты. Ее руки были тяжелыми и болели. Хотя тьма была кромешной, она словно вышла из глубокой пещеры под землей на свет. К боли. Разум хотел вернуться… туда, где она была. Она думала, что еще слышала шепот угасающего сна.

Силуэт появился перед ней, она ощутила тепло руки.

— Алин? — сказала она, а потом разум прояснился, она рассмеялась. — О, Дариен, — сказала она. — Я не в себе.

Он сжал ее руку и сказал:

— Нет… ты та же дура, что и была.

— Сработало?

— Нет, — он погладил ее руку.

Лин попыталась поднять руку и коснуться его ладони, но быстро сдалась. Было слишком больно.

— Прости, — сказала она. — Это потому, что ты не дал мне умереть.

— Тогда плевать.

— Прости, — снова сказала она.

Дариен фыркнул.

— Хватит, Лин. Ты сможешь сесть? Я сделал ужин.

Лин попыталась сесть и упала с кружащейся головой. Дариен тихо сказал:

— Ты потеряла много крови.

— Если придержишь…

— Да, — сказал он. — Я покормлю тебя. Ничего не делай.

— Дариен, — сказала она и затихла.

— Что?

— Я умираю? Я не представляю иначе, почему ты такой добрый.

Он рассмеялся.

— Миледи, вы расстраиваете меня.

Дариен покормил ее мясом, она сидела у камня для опоры. Она даже не мгла жевать и глотать, но он не жаловался, пока она ела по кусочку. Мясо вернет ей силы. Когда она закончила, было сложно держать глаза открытыми.

— Я устала, — сказала она.

Дариен помог ей лечь на спальный мешок и укрыл одеялом.

— Сон поможет.

И тут она вспомнила.

— Стражи. Дариен… не мешкай из-за меня.

— Лин, сейчас ночь, луны почти нет, — сказал он. — Они не найдут нас. Я не слышал ни звука за день, они уже потеряли след. Спи.

Она хотела спорить, но слабость накатила на нее черной волной, тяжелой, и она не могла бороться. Ночь пропала во тьме.

* * *

Он был во сне, в коридоре с дверями. Дариен помнил, что случилось в прошлый раз, и ему было страшно. Рианна в прошлый раз стала смеющейся Мариллой.

Рианна. У нее не было места в мире, где он оказался. Смерть Хассена Стира врезалась в его голову с хрустом меча, пронзившего грудь стража. С кровью Лин в трещине. Тьма под деревьями безлунной ночью. Он ушел во тьму, и она не должна там быть.

Чтобы успокоить нервы, Дариен выбрал дверь и медленно толкнул ее.

Он проснулся от крика. Дариен в ужасе вскочил, Лин сидела с напряженными руками, крик вырывался из горла, и пронзительный звук был на нее не похож.

— Лин, что такое? — крикнул он и схватил ее за плечи.

Во тьме было сложно увидеть ее лицо. Ее спина вдруг выгнулась, а тело дернулось, как марионетка, два раза.

— Лин! — сказал он. Она дернулась снова, упала на землю. Ее крик утих, булькая в горле. Все затихло. Ее глаза открылись, не мигали, смотрели в пустоту.

Тьма вокруг него кружилась, Дариен думал, что это кошмар. Он слушал ее дыхание, но уже знал, что услышит. Ее глаза смотрели, звуков не было. Дариен сглотнул горечь. Его стошнит в темном лесу.

«Не бросай меня здесь, Лин», — подумал он, его возмутил собственный эгоизм. Он хотел кричать.

Дариен понял, что тьма пропадала — точнее, собирался свет. Он смотрел, а свет собрался перед ним, над неподвижной Лин. Он начался с вертикальной линии. Стал шире, и Дариену казалось, что ночь была шторой со светом за ней, и кто-то порезал ее ножом. Он не мог двигаться, лишь смотрел, как свет обретает облик.

Он узнал силуэт по сну в библиотеке, хотя и без этого понял бы, кто он. Даже без кольца. Фигура трепетала и сияла, была в сером одеянии.

Тот, кого он призвал.

Тень Эдриена Летрелла посмотрела на Дариена. Вместо глаз, что были серо-голубыми и задумчивыми, были темные дыры. Плоть на лице натянулась на кости. Он хмурился в ярости.

Дариен не знал, что сказать. Утром это казалось простым — он вызовет Эдриена Летрелла, задаст пару вопросов. А теперь это казалось глупым. Как ему обратиться к мертвому?

Лин медленно поднялась. Дариен хотел радоваться, но увидел, что ее глаза не мигают, а движения механические. Она заговорила не своим голосом, а мужским:

— Как ты посмел призвать меня сюда?

Дариен с трудом нашел голос.

— Уважаемый Пророк, — начал он. — У меня… есть вопросы.

— Идиот, — вырвался мужской голос изо рта Лин. Он был полон ненависти. — Я перенес ужасную боль из-за твоего… любопытства. И у тебя изумрудное кольцо!

Дариен пристыжено опустил голову

Эдриен продолжал:

— Может, твоя навязчивая натура и привела к этому, — он отвернулся от Дариена, лицо переменилось. — У меня был друг как ты. Много веков, но я так и не нашел его на глубине. Хотя слышу порой голоса во снах.

У мертвых были сны? Дариен ощутил больше сожаления, чем считал возможным.

— Если бы я знал, что вам будет больно, — сказал он, — то не вызывал бы. — Прошу, простите и помогите мне.

— Ты хочешь Путь, — резко сказал Эдриен, лицо Лин исказила ухмылка. — И ты даже использовал бы запретные чары в поиске. Потому смог призвать меня. И мне пришлось идти на встречу крови и луны.

— А Лин? — спросил Дариен. — Что с ней?

Тень показала зубы, но не в улыбке.

— Ты должен знать, — сказал Эдриен. — Ты убил ее.

— Нет! — сказал Дариен. — Я использовал немного крови…

— Потому моя хватка слаба, — ответил Эдриен. — Я скоро освобожусь и уйду. Еще один путь полный боли твоими стараниями, — его изображение потемнело. — Я мог вернуть старые чары миру, — сказал он. — Почему же не вернул?

— Не… знаю, — сказал Дариен.

— Ты мало знаешь. Я не расскажу, как нашел Путь, я поклялся, что никому не скажу, и я слово сдержу. Великий Пророк старых дней мог бы пытками выбить из меня правду. Но у тебя, мальчишка, нет ни силы, ни умений.

— Я не стал бы вас пытать, — сказал Дариен. — Наш мир в опасности, если вы не скажете.

Ветер донесся от тени. Дариен понял, что это вздохнул.

— Меня должны были тронуть такие слова, — сказал Эдриен. — Но теперь сложно переживать о мире, — он затих. Кричала сова, не зная о странности ночи.

— Вы наша единственная надежда, — сказал Дариен. — Пожалуйста.

Снова вздох, словно шум ветров океана между скал.

— Я скажу одно. Сначала нужно все потерять, — голос Эдриена стал шепотом. — Я потерял.

Он пропал без звука. Лин рухнула со стуком. Дариен подбежал к ней. К его радости, она посмотрела на него и назвала по имени. Но, когда он обнял ее, она тихо заплакала. Он долго держал ее, и она плакала, а ночь переходила в рассвет.

ЧАСТЬ 4

ГЛАВА 27

Путь есть.

Слова во сне были дымом и шепотом старушки. Во всем и ни в чем. Эдриен уже не помнил, где слышал, как знал. Может, бабушка рассказывала ему в детстве, садя на колено. Но то было много лет назад, и его бабушка давно была в земле. И странно, что он вспомнил сейчас.

Горы были холодными в это время года, деревья увядали. Не время для путешествий. Лучше было вернуться домой, иначе он заболеет, так бы сказала мама. В отличие от времени, когда его мама была жива, холод проникал в его тело непрошенным гостем. Кор смеялся бы над ним, поманил бы его к огню в гостинице обсудить новую технику в песне или куплет. Эдриену не нужно было закрывать глаза, чтобы представить это, его разум был обучен вспоминать детали с легкостью: пухлое лицо Кора раскраснелось от жара огня, острый нос его ловит свет, голубые глаза видят насквозь. Это могло быть жестоким

От мысли о Коре желудок Эдриена сжался, словно его тошнило.

Ветер крепчал, выл зловеще, как призрак.

Никто не мог сказать Эдриену Летреллу уходить с холода, кроме воспоминаний. Кор называл его память лучшей. Это было высшей похвалой от такого упрямца.

«Если бы я мог понять», — Эдриен замер. Приближались люди, кони. Он впервые заметил, что стало темно.

— Песня за ужин? — предложил он почти рефлекторно. Он почти забыл, что нужно есть. Забавно, его часто дразнили за жир и любовь к сладостям. Забавно было сейчас это вспомнить.

Две семьи приблизились к нему: двое мужчин, две женщины и худые темноволосые дети. У них были глубокие и темные глаза, как горы. Эдриен встречал кочевников и раньше, у него был опыт с ними, даже симпатия. Он изучал их мифы, с этим поглотил их мечты и желания. И они стали музыкой. Давно.

Они спросили его имя, он представился. Это вызвало недоверие.

— Вы же не сам Эдриен Летрелл? — сказала одна из женщин тихо, но потрясенно.

— Позвольте спеть для вас, — сказал он. — И если вы не против, мое имя и репутация не важны.

— Возраст, вроде, тот, — отметила другая женщина. — И мы можем поделиться едой. Это не во вред.

Один из мужчин, возможно, ее муж, ткнул ее грубо локтем.

— Не тебе решать, — сказал он. Эдриен не впервые отметил, что все взрослые были с морщинами на лицах, хотя им вряд ли было больше тридцати. Короткая и утомительная жизнь. — Но да. На эту ночь мы согласны. За ужин и место для сна.

Эдриен поблагодарил их и, опустившись на землю, стал настраивать струны лиры. Вскоре зазвучали простые ритмы, успокаивая его, и боль в нем была теперь далеко, в милях от него, став эхом, печальным, но не срочным. Его руки двигались уверенно, и он знал, что еще может изменить что-то.

Мужчины развели костер, женщины разложили еду по тарелкам мужчин и детей. Тьма окутала лагерь, светил только огонь, луна была скрыта. Эдриен держался тени. Заиграв, он понял, почему: он не хотел, чтобы эти простые люди и их дети видели его лицо.

Его руки нежно гладили струны, но, конечно, не долго. Нежность, как и во многом, была началом, сменялась жестокостью. На первом аккорде нежность пропала. Эдриен запел со струнами, вспоминал песни людей, бродивших по горам, их песни, что они передавали веками детям. Он должен был этим людям хоть это. Но эту песню написал он сам, смешав их традиционные формы и свое юное вдохновение. Эта песня была из тех, что сделали его имя.

Дети сперва болтали и смеялись, но потом Эдриен понял, что его окружила не только тьма, но и тишина, заполненная только музыкой. Только часть его заметила это, он десятки лет очаровывал зрителей, и тишина была платой за старания. Он был все же Эдриеном Летреллом, это что-то значило. Даже если не значило ничего.

Словно ночь околдовала их, дети вскочили и затанцевали. Их родители смотрели миг, а потом один из мужчин взял жену за руку и закружил у костра. В трепещущем круге света.

Эдриен не ожидал, что ощутит удивление, он смотрел, как худые уставшие люди становятся духами горы, слыша, как он оживил их мифы и мечты.

Понять…

— Можете идти с нами дальше, если хотите, — сказал один из мужчин Эдриену утром, тот же, который кричал на жену ночью. А потом повел ее танцевать в круге света. Жизнь была противоречивой, Эдриен не мог порой охватить все это разумом. — Мы теперь знаем, что вы — Эдриен Летрелл, и для нас честь быть в вашем обществе, — добавил мужчина.

— Это для меня честь быть с вами, — сказал Эдриен. — Как вас зовут?

— Арам, — сказал тот. — Ночью я познакомлю вас с нашей семьей. Мы идем на юг, там укрытие от зимних ветров и еда в соседних городах. А вы куда идете?

Эдриен улыбнулся впервые с их встречи.

— Еще не знаю.

Путь был. Он пел об этом много раз, но не верил в его существование. И был повод не верить, хоть шепот и будил его настойчиво, забываясь при этом. Когда он просыпался, на его мыслях была пелена, словно музыки было мало, и он не мог отрицать это. Кора уже не было. И Миры.

Он рассмеялся, когда она предложила свадьбу. Рассмеялся. Зачем брак бродячему артисту, как он? А если — он теперь это знал — он устанет от нее? Он не признавал это даже себе, а теперь понимал, что для юноши, прошедшего полмира, побывавшего во многих кроватях, брак станет концом этого. Если бы он знал, что Миру вскоре заберут у него, может, поддался бы ей. И было бы не так горько, как от захлопнувшейся двери, тишины. И через недели он услышал, что она погибла от чумы.

То было много лет назад, и Кор говорил, что боль угаснет. Но она возникала, когда он ожидал этого меньше всего. Порой хватало женского голоса в песне, порой — топота детей и мысли «Она этого хотела». Может, Кор говорил по своему опыту, и он легко прогнал призраков прошлого. Но Эдриен сомневался, вспомнив друга.

«Ты был добрым и жестоким», — тепло подумал он. Старик ушел в мир иной, и остался только он. Почему?

Одна из женщин подошла и предложила ему воды. Ее улыбка была не такой, как у Миры, робкой, пока Мира была зимней розой. Но улыбка этой женщины, печаль в ее глазах, напомнили ему Миру.

Хорошая память, лучшая, не всегда была подарком.

Путь был через горы, это он знал. Он найдет его, или его старая кровь замерзнет, и он умрет, и мало людей будет скорбеть по нему. Он не горевал. Он видел много земель, дворов королей и султанов, но не было конца лучше, чем здесь, среди камней своей земли в поисках истории из детства, что могла быть не историей, а правдой для поэта.

Помоги понять…

* * *

Лин открыла глаза. Она видела луну за деревьями, призрачную в сером рассвете. Дариен рядом с ней сжался в одеяле, тихо дыша. Его лицо было мокрым от ее слез, так близко он держал ее ночью.

Она не расскажет ему свой сон. Так Лин решила в темноте. Запястья болели. Если это был сон.

ГЛАВА 28

Воздух, где он сидел, был густым от дыма и благовоний. Склонив голову к груди, опустив руки по бокам и глядя вперед, он казался другим в трансе от наркотиков. Перед ним на столике стояла забытая чашка кофе. Пар уже давно не поднимался.

Никого не было. Был почти рассвет, никого, кроме него и хозяина в кофейне не было. И Пророк знал хозяина много лет. Они не общались толком, но время — и другие события — создали любопытную связь между ними.

Раньше в тот вечер один из жителей города рассказал о падающей звезде, что пересекала закат. Она взорвалась внизу. В Эйваре о таком думали мало, астрология оставалась историями для людей, которых считали глупым. Но на востоке на звезды обращали внимание и при дворе, и в деревнях. Падающая звезда, что взорвалась, говорила о беспорядке в мире. И это — как он сам верил — говорило о контакте между этим миром и Другим.

Открытие портала.

Он сидел, перебирал в голове все знания о своем искусстве и искал.

Кровь была на горизонте: он ощущал ее вкус, соль и металл на языке. Нити события были со вкусом крови. Он увидел картинку на миг: бородатый мужчина в тяжелой броне лежал с черной раной на белой шее.

Он искал, стараясь не обращать внимания на вину и горе внутри себя. Он отогнал их, им не было места во время войны.

Он увидел другую картинку: запах хвои, серебристая тьма лунной ночи. Крик боли пробивал ночь. И голос шептал. Этот голос Валанир раньше не слышал, но сразу узнал.

А словом была Мира.

* * *

Путь впереди был темным, он потел даже в холоде ночи. Джунгли колючих сосен терзали его лицо. Марлен Хамбрелэй выругался, споткнувшись о камень и чуть не растянувшись на земле… которую не видел.

Тот голос. Ему нужно было уйти от голоса. Он не знал, что будет иначе, но голос обещал холод, пустота тянулась тьмой в его голове.

— Погоди, — женский голос за ним. Он обернулся. Он увидел хрупкую женщину, ее темные волосы трепал ветер. Только это он видел в свете луны.

Она вытащила нож, лезвие засияло в ее светлой руке.

— Он дал мне ключ.

Это была Лин Амаристот. Он вдруг оказался рядом. Ее большие глаза были перед ним, ее губы образовали слова:

— Я — ключ.

Он проснулся, Марилла была в постели рядом с ним, растянулась на покрывале. Она была в красном сатиновом платье с черным кружевом, его подарок. Ее волосы ниспадали рекой по плечу, она смотрела на него. Глаза были холодными, как пустота в его сне.

— Ты метался, — сказала она. Шторы за ней были раздвинуты, небо светлело.

Марлен ощутил, как тело ожило, и сел. Сон. Он возвращался в лес во снах с детства. Но этот раз был другим.

Прогнав мысль, он прищурился.

— Ты, — сказал он. — Я не знал, что ты была здесь.

Она пожала плечами.

— И?

— Я не видел тебя неделями, — сказал он. — Ты виделась с кем-то еще, да?

— «Виделась» не лучшее слово, — Марилла потянулась. — Но я ждала такого от поэта.

— Почему вернулась? — спросил он. — Видимо, он не одаривал тебя шелками и камнями, как я.

— Это, а еще он ушел из города, — сказала Марилла без эмоций на лице.

— Я могу выгнать тебя на улицу.

— Ты мог, — согласилась она, разглядывая ногти на левой ладони, как леопард свои когти.

Марлен не знал, почему она так легко сообщила об измене, лежа на его кровати в одном сатине. Может, для нее это было игрой, сколько она протянет на краю ножа.

Но в нем не осталось ярости. Огонь потух в нем… когда?

— Это было чудесно, но он ушел в спешке, — продолжила Марилла, разглядывая алый ноготь. — Наверное, из-за любимой девушки.

— Девушки?

Она посмотрела на него, улыбка показала зубы.

— Да, — сказала она. — Рианна Гелван. Подумай, Марлен. Ее найти проще, чем Дариена, она не знает ничего о мире. Схватишь ее, и Дариен выйдет из укрытия. Ему придется.

— Нед Альтерра, — сказал Марлен, ощущая усталость. — Это легкая добыча для тебя. И я точно найду его, если найду Рианну Гелван. Неужели я знаю твой разум?

Она улыбалась.

— Ты только хочешь этого.

Он знал, что она считала это даром. Рианна Гелван поможет им заманить Дариена в Тамриллин. Нед Альтерра, убийство из мести. Может, Марилла хотела наказать его за то, что он бросил ее? Она была права: он не знал ее разум. Он даже себя не знал. Она открыла ему измену, а ему было все равно. Все мысли были о стенах того подземелья, об ужасах, что он видел там.

Только он знал во всем Тамриллине.

Марилла заскучала без его реакции и протянула длинные пальцы.

— Это пришло тебе.

Марлен развернул послание, ожидая призыв во дворец. Но там было другое, и его сердце забилось быстрее.

— Кто это принес?

— Мужчина в капюшоне, — она оскалилась. — Таким оживленным я тебя месяцами не видела.

* * *

Он затерялся в лесу столбов малахита и мрамора, тянущихся к высокому потолку с позолотой. Тут влезли бы десять площадей, место обрамляли головы из мрамора всех королей, правивших Тамриллином, и они вечно смотрели вниз. Хотя сотни собрались в Старшем святилище — священники, пилигримы и верующие — тишина занимала почти все место. Редкие говорили громче шепота, но их все равно не было слышно в этом просторе, как крик с вершины горы на ветру.

Даже в полдень святилище озарял только свет солнца из окон наверху. Это место должно было подавлять, удивлять и предпочитало тени свету.

В этом была сложность, пока Марлен искал скамейку на северной стороне под картиной с рождением Эстарры, появившейся уже женщиной из золотой колесницы с неба. Белые лошади с красными глазами и крыльями лебедей тянули колесницу к зеленой земле внизу. Белые волки с красными глазами бежали впереди больших колес и терзали глотки черных существ когтями. Появление Эстарры прогнало демонов. Она с самого начала была воином, вся сила ее света убивала одних, сводила с ума других.

Мужчина ждал под картиной, прижимая большие ладони к коленям. Капюшон скрывал верх его лица, а остальное — тени.

— Милорд, — сказал мужчина.

— Что значило послание? — сказал Марлен. — Кто ты?

— Никто, — сказал мужчина. — Но когда-то я был слугой галицианского торговца.

— Что ты хочешь? — сказал Марлен. — Я не могу его освободить, если ты об этом.

— Толпы тут больше обычного, — сказал мужчина, словно Марлен молчал. — Все боятся чумы. Король приказал закрыть врата Сарманки, никого не выпускать. Но чума все равно растекается.

Марлен приблизился, надеясь, что его рост окажет нужное впечатление.

— Что ты хочешь?

Другой мужчина поднял голову. Марлен увидел пристальные глаза в тени капюшона.

— Ваш мастер — не человек, Марлен Хамбрелэй. Он поддерживает жизнь тела редкой магией.

— Это смешно, — сказал Марлен, но колени ослабели. Он вспомнил глаза Никона Геррарда в ночь пыток Хассена.

— Посмотрите сами, — сказал мужчина. — Это случится в первую тьму луны, клянусь. Используйте путь за его комнатами. Вы знаете.

— Как…

— Никто не видит слугу. Я наблюдал за вами. Я знаю, что вы выведали, что скрыто. Что вы шпионили за мастером из прохода, надеясь, видимо, шантажировать его, но не увидели ничего полезного.

— Он не мой мастер, — сказал Марлен.

— Но вы не сами по себе, — сказал мужчина. — Да, я знаю, вы опасны, — добавил он, словно читал мысли Марлена. — Но мы в Старшем святилище, пролитая тут кровь разгневает богов. И вы поймете, что я помог сегодня. Дан Бейлинт мертв, и только мы знаем, — мужчина встал. — Если его освободят, прошу, передайте моему хозяину, Гидиону Гелвану, что Кэл его не предавал.

Марлен не успел ответить, мужчина бросился прочь, обогнул колонну и скрылся в толпе. Марлен смотрел ему вслед, тот пропал в толпу. Марлену казалось, что в Тамриллине он не задержится.

«Я знаю, вы — не змея», — написал мужчина в послании. Может, потому Марлен отпустил его.

* * *

Марлен прошел в замок позже, и его никто не заметил. Он опустился до ничтожества, меч был смешным дополнением, с ним он ощущал себя важным. Все, кто видел его с Никоном Геррардом, знали, что это его питомец. Марлен обладал силой, но не мог сравниться с придворным поэтом.

Он замер и посмотрел на гобелен в нише у комнат Никона Геррарда. Милая картина с золотом и серебром жалила сильнее обычного. Давид Прядильщик снов убирает землю чар. Легенда напоминала жизнь Марлена. Но Прядильщика запомнили трагическим героем, а Марлен представлял, каким его будут помнить.

Его загнали в комнаты Никона Геррарда без церемоний. Сила присутствия поэта потрясла его, когда он вошел. Придворный поэт казался на годы моложе, кожа сияла, он сидел прямо. Даже одежда не так на нем сидела, словно ее снова наполнили мышцы юности.

Никон Геррард не мешкал.

— Я знаю, что тебе снилось прошлой ночью.

Марлен пытался скрыть страх. Если Никон Геррард знал его сны, что еще он знал?

Придворный поэт рассмеялся.

— Ты испугался, — сказал он. — У тебя задание, Хамбрелэй. Ты не нашел Дариена Элдемура, это меня не радует. Ты убежал, когда я допрашивал поэта-предателя. Это последний шанс доказать свою пользу. Иначе ты понимаешь, что с тобой будет.

Марлен с поклоном опустил взгляд.

— Я к вашим услугам.

— Ты хочешь Путь? — свет солнца упал на лоб Никона Геррарда, задев метку и сделав волосы серебром. — Леди Амаристот захватывал Эдриен Летрелл. Теперь у нее знания, даже если она не догадывается об этом.

— Лин, — сказал Марлен. Я ключ.

Улыбка Пророка вызвала холод, словно Марлен вернулся в темный лес из сна.

— Ты приведешь ее с севера для меня, — сказал он. — И ты не сбежишь. Я тебя всегда найду, Марлен Хамбрелэй.

— Бежать? — Марлен отбросил волосы и выпрямился. Его голос звенел уверенно, он почти убедил себя. — Я стану однажды придворным поэтом, лорд Геррард, — сказал он. — К этому я с радостью вернусь.

* * *

Марлен готовился покинуть город. Его приказом был путь на север, к деревне восточнее Динмара, и там искать мужчину. Как это приведет к Кимбралин Амаристот, Марлен мог лишь догадываться.

— Думаю, ты воспользуешься моим отсутствием, — холодно сказал он Марилле, поведав о пути. Он мог лишить ее всего, прогнать. Были другие женщины, хоть и не понимающие его так, как она.

— Я могу, — сказала Марилла. — Но есть другой вариант.

— Какой?

Они стояли в коридоре его дома, она прислонялась к стене, как податливая жертва.

— Я всегда хотела путешествовать.

Марлен рассмеялся. Он не сдержался.

— У тебя есть и другие интересы? В это сложно поверить.

Она пожала плечами.

— Женщины моего класса не путешествуют, Марлен, — сказала она мрачно. Марлен впервые слышал ее почти спокойной. — Если пойдешь на север Эйвара, я хотела бы пойти с тобой.

Марлен смотрел на нее. Она словно сбросила маску, и это пугало его. Может, потому что он зависел в жизни от того, что Марилла не могла вести себя как человек.

— Путь будет тяжелым, — сказал он. — Придется спешить. Я не смогу взять карету для тебя, — он подумал о другом. — Ты умеешь ездить на лошади?

Марилла улыбнулась.

— Да. Мои родители были фермерами.

— У тебя были родители, — сказал Марлен. — Хватит сюрпризов на сегодня.

* * *

Лунное затмение было на этой неделе. Марлен Хамбрелэй затянул подготовку. Он знал, что это риск.

Весь день он скрывался в саду замка, зная, что ночью врата запрут. Хотя еды у него было мало, он едва мог есть, словно его живот был узлом. У него была история: если кто спросил бы, что он делал среди клумб и фонтанов, он намекнет, что его интересовала леди в замке. У него даже было имя глупой девочки, дочери лорда, что строила ему глазки, когда он выступал при дворе. Но даже этого могло не хватить, лучше было избегать вопросов.

Ночью Марлен пробрался к гобелену Давида Прядильщика снов у комнат придворного поэта и отодвинул его. Камень выпирал из стены, словно изъян. Пока его не потянешь, ведь камень оказывался ручкой двери в стене.

У всех замков были секреты, особенно у старых, а дворец в Тамриллине был давним. Другие здания той эпохи и реликвии давно разрушились. Марлен обнаружил такие двери по всему замку, они помогали ходить незаметно. Обычно люди были глупыми и ничего не замечали, но вот придворный поэт был другим.

Марлен огляделся, чтобы никто не видел, и открыл дверь. Звук испугал его в тишине ночи. Но никто не вышел на скрежет, и он нырнул внутрь, закрыл дверь, молясь, чтобы никто не увидел. Его глаза привыкли к темноте, Марлен высек огнивом пламя. Раньше он шпионил за Никоном Геррардом при свете дня.

Марлен собрал всю смелость и полез по тусклому проходу, зная, что тишина ночи усиливала все звуки. Проход вел по лестнице, заканчивался окошком в комнату лорда Геррарда. Из комнаты это казалось вентиляцией. И этот проход вел к остальным комнатам в этом крыле. Можно было всю жизнь исследовать то, что осталось от древних архитекторов только в этом замке.

Близилась полночь. В комнате было тихо, и Марлен не знал, был ли Кэл послан, чтобы проверить его верность — может, придворный поэт пошлет кого-то убить его в темноте. Марлен прижал ладонь к рукояти меча.

Прошли, казалось, часы, и Марлен увидел свет. Свечу. Еще одну. Шорох движения. Во рту вдруг пересохло, Марлен старался дышать тише, чтобы не выдать себя.

Загорелась еще свеча. И еще. Словно Никону Геррарду нужно было озарить всю комнату.

Когда стало видно придворного поэта, Марлен увидел сразу шестицветный плащ, который когда-то хотел больше всего в жизни. Он ниспадал с широких плеч придворного поэта и развевался за ним с беззаботным эффектом.

Марлен увидел зеркало перед придворным поэтом — серебро отражало все детали. Он увидел там, где должно быть лицо Никона Геррарда, череп с черными кусками плоти. Только глаза были живыми, холодно горели.

Не человек.

Марлен прижал ладони к губам. Он ощутил холод в животе, спускающийся к коленям, а потом к горлу.

Не здесь. Он безумно просил себя. Он застыл на месте, боясь, что эти глаза увидят его в зеркале.

Придворный поэт откупорил стеклянную бутылку изящной треугольной формы. Она была красной, а пробкой был фальшивый рубин. Марлен смотрел, как то, что было придворным поэтом проливает три капли из бутылки на черный язык.

Перемена была мгновенной: придворный поэт закрывал бутылку, а плоть на лице уже собиралась, как мираж, и вскоре там снова было холодное и красивое лицо Никона Геррарда. Он драматично откинул плащ, словно готовился исполнять роль.

Вдруг Никон Геррард посмотрел туда, где прятался Марлен. Он спокойно сказал:

— Ты знаешь, что я найду тебя.

Марлен отпрянул. Он вытащил меч и прижался к стене, дыша быстро, но тихо. Он понял после долгой паузы, что никто не идет за ним. Словно он не был угрозой. Никону Геррарду было плевать, что он знал, Марлен принадлежал ему.

Я найду тебя.

ГЛАВА 29

За свою короткую жизнь Нед Альтерра повидал многое. Он побывал на волосок от смерти, начав с пирата на востоке, у которого было чувство юмора и тупой нож. Если бы не удача и товарищи, его голова была бы на шесте, улыбалась бы Кровавому морю. С другими.

Нед вспомнил корабли с черепами, хотя хуже были головы, что еще не перестали гнить. Такой корабль в восточных морях вызывал панику даже у крепких людей. Говорили о королеве пиратов, у которой было ожерелье змей, которых она кормила пленниками. Восток был с неожиданными опасностями. Товарищи Неда по кораблю, которые прибыли из разных частей мира, рассказывали ему об этом.

Нед думал, что в таких местах даже темные песни не пелись. Не было сил.

Но он лучше бился бы с пиратами за жизнь, чем смотрел в глаза женщине напротив него, прижавшей ладони к коленям. Несмотря на ее робкое поведение, она уже не была девочкой. Его сердце сжалось, когда она коротко и безжизненно описала ему месяц на кухне гостиницы.

Он хотел назвать ее любимой, но вспомнил, чьей она была. И после всего, что он увидел, о чем узнал в мире, он все еще хотел плакать.

Он не знал, сколько они сидели в тишине. Тишина была между ними с самого начала.

— Это ты? — сказала она в тот день, увидев его на пороге. Она была лысой, он не был к этому готов. Ее плечи были голыми и нежными над одеялом, в которое она укуталась. А потом ее глаза расширились от ужаса. — Нед, прошу, уходи, — сказала она. — Не смотри на меня.

— Кто это с тобой сделал? — потребовал он, хоть и знал.

Нед был удивлен, как просто было ее найти. О лорде Амаристоте в Динмаре говорили в таверне, и Нед услышал, что он взял под опеку девушку. Никто не знал, кем она была, редкие ее видели, кроме юной швеи, что описала ее как печальную.