Идея со скидками сработала. Два дня Глаша едва успевала отпускать товар. Клиентки понимали, что за эксклюзивные шмотки просят бросовую цену, и легко входили в раж. Вместо одной блузки покупали три, а к ним еще юбку и вон тот симпатичный кардиганчик в полосочку.
На третий день наступило отрезвление. Придя утром на работу, Глафира по привычке принялась наводить на стойках порядок, пользуясь тем, что с утра клиентов почти не было. После вечернего ажиотажа она зачастую не успевала развесить все по местам, вот и делала это утром.
То, что на дорогой блузке появилась здоровенная дыра, она поняла не сразу. В такое просто не верилось. Глаша вытащила вещь, осмотрела ее со всех сторон, и сердце ее упало: на груди, на самом видном месте, тонкий шифон был продран, порванные нитки махрились во все стороны, как отвратительный паук.
Холодея, Глаша принялась осматривать остальную одежду, и не зря. На жакете из натурального шелка на рукаве обнаружился кусок шоколада, прилепленный намертво. Шоколад предварительно разжевали, и жир крепко въелся в ткань.
Глаша чуть не заплакала. Она только что лишилась двух лучших образцов коллекции и потеряла кучу денег. На смену отчаянию быстро пришла злость. Она ни минуты не сомневалась, чьих рук это дело. Муля, словно невзначай, дефилировала в коридоре, дожидаясь Глашиной реакции.
Первой мыслью Глаши было немедленно отмутузить вредительницу. Она с трудом сдержалась и попыталась успокоиться. Муля, конечно, скотина, но скотина умная, в этом Глаша убеждалась уже не раз. Наверняка она все предусмотрела заранее и свое черное дело вершила без свидетелей. Это было нетрудно: в старом магазине все отделы были открытыми. Днем за порядком следил продавец, утром все продавцы собирались перед входом в магазин и входили все вместе, точно так же поступали и вечером.
Стоп. Но когда же Муля успела? Глаша чувствовала себя неуверенно, понимая, что в любой момент может сорваться на крик или заплакать. Пытаясь собраться с силами, она уставилась в стену, машинально комкая в руках испорченные вещи. Она испытывала в этот момент столько эмоций, что разобраться в них ей было не под силу. Уставший мозг отказывался служить. Муле мало было украсть у нее идею и клиентов, она не успокоится, пока не разорит ее и не выживет отсюда. Глаша по-настоящему испугалась.
Из коридора донесся ехидный смех. Глаша дернулась, словно от удара, и резко повернула голову. Муля что-то оживленно говорила Оксане и Галке – двум продавщицам. По тому, как те искоса поглядывали в сторону Глаши, та поняла, что речь идет о ней.
Не обращая внимания на сердцебиение и на неудержимое желание убежать подальше, Глафира тряхнула волосами и направилась прямиком к теплой компании.
На секунду Муля испугалась, но она была тертым калачом и сумела быстро взять себя в руки.
– Чего уставилась? – нервно хохотнув, спросила она.
Глаша не ответила. Она видела, что девчонки, сгрудившиеся около Мули, мечтают испариться с места назревающего скандала, но боятся. Боятся Мулю.
Глаша была сосредоточена на предстоящей схватке, но все равно успела удивиться тому страху, который внушала Муля окружающим.
– Эй, ты куда прешь? – Перед лицом надвигающейся опасности Муля перешла на привычный ей базарный тон. Ее жирные складки и многочисленные подбородки напряженно подрагивали.
– Что тебе от меня надо? – тихо спросила Глаша, приблизившись вплотную и пристально глядя в вытаращенные глаза.
Она поймала себя на мысли, что в последние дни произносит эту фразу слишком часто. Окружающие словно сговорились ополчиться на нее, хотя она никак не могла сообразить, чем вызвана такая злоба.
– Что мне от тебя надо? – переспросила Муля, презрительно сощурившись. – Да что с тебя взять-то?
– Взять как раз есть что. И ты взяла немало. Тебе мало было украсть мое дело, толкнуть продавца на предательство, переманить клиентов, так ты еще диверсии будешь устраивать? У тебя совесть есть?
Вопрос был риторическим. Совести у Мули не было в принципе. Это был сгусток стопроцентной наглости, и с таким Глаша сталкивалась впервые.
Очевидно, присутствие нежелательных в данном случае свидетелей подхлестнуло Мулю. Прямой вопрос задел ее за живое. Ее серые глаза превратились в ледяшки чистой ненависти, а с ее исказившегося толстого лица полностью сошли все краски. Ее рот раскрылся, и она заорала:
– Не строй из себя святую, истеричка! Предательство! Воровство! Да кто ты такая?
– Я нормальный человек.
– Ты? Ой, насмешила! Да я все про тебя знаю!
– Что ты можешь знать? Впрочем, неважно, стыдиться мне нечего.
– Ошибаешься, милочка, – Мулины глаза сузились. – Сгореть тебе со стыда и то мало. Ты – дочь шлюхи и сама такая же!
– О чем ты…
– О твоей мамочке! Что, съела? Думаешь, не знаю, чья ты дочь? Думаешь, ты хорошо спряталась? Тьфу. Да на твоей мамаше пробы ставить негде. Перетрахалась со всей страной и тебя небось приобщила!
– Прекрати! – хрипло выкрикнула Глаша, затравленно озираясь. Повсюду она натыкалась на лица любопытных продавщиц, заслышавших шум скандала.
– Не нравится?! Ясное дело! Строит из себя святую Магдалину, а сама-то! Во сколько лет мамочка тебя впервые положила под мужика? В начальной школе или раньше?
– Это ложь! – Глаша повернула голову медленным болезненным движением. Вид ее молил о жалости, но Мулю это только подхлестнуло.
– Это правда! Все знают, что у вас с матерью были на двоих одни любовники. Она ведь в старости молоденьких любила, а кто ж на старуху бы польстился, вот тебя на десерт и предлагали. Неля говорила…
– Неля? – Глаша отшатнулась, словно от удара.
Муля осеклась, сообразив, что сболтнула лишнее.
– Я не это имела в виду! Неля ни при чем. Я сама все узнала.
Бросив на Глашу быстрый взгляд, Муля звериным чутьем поняла, что что-то изменилось. Лицо Глаши заледенело и стало бледным и жестким, как снежный наст, только глаза горели ненавистью. Это была не короткая вспышка, не истеричный припадок, а ровный огонь. Муле показалось, что языки пламени лизнули ей лицо, и она отшатнулась.
– Плевать на Нелю, – изменившимся глухим голосом проговорила Глаша в полной тишине. – А тебя я уничтожу. Не за себя, за мать.
Она сказала это спокойно, и оттого ее слова прозвучали особенно правдиво.
Лицо Мули исказил гнев, но вместе с тем на нем ясно проступил страх. Оно густо покраснело, затем приобрело какой-то необычный желчно-багровый оттенок. Задыхаясь, брызгая слюной, Муля выплюнула несколько невнятных звуков. Потом, набрав в легкие побольше воздуха и раздувшись, как воздушный шар, она принялась швыряться оскорблениями, словно камнями из-за забора.
Гнев Мули произвел на Глафиру удивительно успокаивающее действие. Ее голова будто остыла. Где-то в глубине продолжала побулькивать горячая лава, но извержение вулкана прекратилось.
После пережитого стресса появление Райского возле дверей магазина в конце рабочего дня, можно сказать, не произвело на Глашу никакого впечатления. Она вяло отреагировала на его приветствие и преспокойно собралась идти по своим делам. Ее поведение Павла обескуражило.
– Вы даже не станете спрашивать меня, откуда я взялся? – спросил он с плохо скрытым удивлением.
То, что Глаша узнала о нем от Вали, заставило ее быть вежливой.
– А зачем? Надо будет – сами скажете, – пожала она плечами.
Глаша, по-прежнему не глядя на него, поежилась – надетый под куртку свитер не спасал от влажного холода. Она глубоко вдохнула. В воздухе пахло прелыми листьями и дождем.
– Глаша? – окликнул он.
У нее были необычайно чистые зеленые глаза, которые уставились на него с подозрением. Золотистые волосы развевались. Ему показалось, что она плакала. На минуту он пожалел о том, что должен был сделать, но быстро отогнал от себя непрошеную слабость.
– Могу я угостить вас кофе? – спросил он.
В зеленых глазах промелькнуло любопытство.
– Нет, – ответила она вызывающе.
Он нахмурился.
– Зато вы можете угостить меня обедом.
Ошарашенный, Райский криво улыбнулся. Девчонка явно бросала ему вызов. За последние несколько дней она здорово изменилась. Это его настораживало.
Он посмотрел прямо в ее зеленые глаза. Она не выдержала, опустила голову, занавесившись рыжими волосами.
– Интересно, рыжие все такие наглые? – спросил он с усмешкой.
– Не все, – донеслось из копны волос. – И я не рыжая.
В самом деле, ее волосы имели не огненно-рыжий, а скорее золотисто-каштановый оттенок, но он не стал говорить ей об этом.
– Ваше предложение принято. Я накормлю вас обедом, но в ресторан мы не пойдем.
От удивления Глаша перестала прятаться. Вообще-то она пошутила. Или, точнее, специально хотела обескуражить его, чтобы он отвязался.
– Если уж на то пошло, это я должна пригласить вас, – проговорила она, – ведь вы дважды отбили меня у хулиганов. Но я вас не приглашаю. Денег лишних нет. Вы небось привыкли к самому лучшему.
– Вот и отлично. Выберем среднее: я приглашаю вас в гости.
– Еще чего! – Она инстинктивно отпрянула, как дикое животное, напуганное неосторожным движением.
– В чем дело? Куда подевалась ваша смелость? Минуту назад мне показалось, что вы вполне современная девушка! – Райский явно наслаждался тем, что ему удалось достать ее.
– Я не современная. Я старомодная, скучная и пугливая, – отчеканила Глаша. – И вообще я давно уже не девушка.
Она увидела, как его брови недоуменно поползли вверх.
– Тьфу ты! Я в том смысле, что мне уже много лет.
– Вот и отлично. Раз вы такая взрослая и независимая, то вполне можете один раз отобедать в моей компании. Да не хмурьтесь вы, никто вас не съест. В доме полно народу, а моя повариха, Наталья Алексеевна, отлично готовит.
Глаша нахмурилась, размышляя. Вовсе ни к чему превращаться в злюку, даже если оснований у нее для этого предостаточно. Если бы Райский хотел причинить ей вред, то мог бы сделать это в первую встречу, когда она сидела у него в машине – напуганная и беззащитная. Да что там, ему достаточно было не вмешиваться несколько дней назад, те отморозки сделали бы за него всю грязную работу, и ее изуродованный труп валялся бы сейчас в морге на опознании.
Глашу зазнобило. Порыв ветра толкнул ее в спину. Она сунула руки в карманы куртки, чтобы хоть немного согреться.
Райский заметил, как она вся съежилась. Не дожидаясь ее ответа, он мягко, но решительно взял ее за локоть и подтолкнул в нужном направлении.
– Моя машина вон там. Видите? Всего несколько шагов, и вы в тепле.
Глаша залезла в машину, дрожа от холода. Райский сразу же включил печку, чтобы она могла согреться. Машина завелась, Райский посидел, ожидая, когда ветровое стекло очистится от дождевых капель и налипших желтых листьев. Глаша все еще слегка дрожала, но не от холода. Она пыталась сдержать страх, который вдруг подступил с новой силой.
Райский не делал ничего угрожающего, но ей все равно было тревожно. Листья, гонимые ветром, падали на лобовое стекло автомобиля, сгущая тьму в салоне.
Неожиданно Глаше стало стыдно. Она вспомнила, Валя говорила, что Райский женат. Ну конечно! При жене он ей ничего плохого не сделает, а она наконец узнает, почему он преследует ее.
Но ждать до дома не пришлось. Райский вдруг остановил машину, припарковал ее у обочины возле небольшого сквера, заглушил мотор и повернулся к ней всем корпусом. Он посмотрел Глаше прямо в глаза, и она без труда разглядела в его зрачках сердитый блеск.
– Вот что, будет лучше, если я объясню вам все здесь, не то еще получите несварение желудка.
Глаша насторожилась, но он не очень-то торопился с объяснениями.
– Итак? – произнесла она нетерпеливо.
– Итак, я знаю, что у вас сейчас непростая ситуация с вашим бизнесом…
– Что-то вы слишком много обо мне знаете, – пробормотала девушка себе под нос.
– А я интересовался, – не стал он отпираться. – Вы девушка шустрая и неглупая, но, если не произойдет чуда, вы свой бизнес потеряете.
– Вас это радует? – полюбопытствовала она.
– Меня это не интересует, – ответил он жестко.
– Какого черта?!
– Выслушайте до конца. – Он повысил голос.
Глаша передернула плечами, уставившись широко открытыми глазами в лобовое стекло.
– Ваш бизнес погибнет, и погибнет довольно скоро. Вы, конечно, сможете устроиться на работу, у вас хорошее образование, но больше десяти-двенадцати тысяч вам не предложат. Женский труд у нас низко оплачивается.
– На эти деньги тоже можно жить.
– А вы пробовали? – он взглянул на нее с любопытством.
– Вы-то уж точно не пробовали.
– Ошибаетесь. Но не в этом суть. Я предлагаю вам помощь.
– Какого рода?
– Я готов вложить деньги в ваше дело. Более того, я подыщу вам отдельное помещение и помогу с рекламой.
Глаша смотрела на него во все глаза, потом тряхнула головой и недоверчиво рассмеялась:
– Вы что, мой незаконнорожденный папа?
– С чего вы взяли? Нет, конечно! Папы не бывают незаконнорожденными.
– Плохо.
– Почему?
– Потому что в таком случае вы – сумасшедший.
– А почему ты хамишь?
– А что мне, руки вам целовать, что ли? Сидите тут, несете всякий бред. Спасителя из себя изображаете. И чего вы навязались на мою голову?
– Значит, помощь вам не нужна.
Глаша открыла было рот, чтобы сказать «нет», но передумала и выдавила через силу:
– Нужна. Но я знаю, что бесплатный сыр – только в мышеловке. Мне нечего предложить вам взамен. И я не знаю, смогу ли вообще расплатиться. А это значит, что говорить нам с вами не о чем. Так что я, пожалуй, пойду.
Она взялась за ручку дверцы.
– Подождите. – Он перегнулся через нее и накрыл ладонью ее руку. Ладонь была теплой. Глаша сжалась и затаила дыхание, но исходящий от него терпкий запах древесной коры и сандала уже заполз ей в ноздри.
– Я не предлагаю вам помощь безвозмездно.
– Не думаю, что в ближайшем будущем у меня появится достаточно средств, чтобы возместить вам затраты.
– Речь не о деньгах. Я попрошу оказать мне одну услугу.
– Какого рода? – насупилась она.
– Не того, что вы подумали, – усмехнулся Райский, и Глаша покраснела от смущения. – Вы попытаетесь узнать, каким образом ваша конкурентка вдруг разбогатела.
– Муля? Вы знакомы с ней?
Он неопределенно пожал плечами, но Глаша успела заметить тень, пробежавшую по его лицу. Он откинулся на подголовник.
– Это все? – удивилась Глафира.
– Не совсем. Остальное вы узнаете позднее. И не тряситесь так. Вашей добродетели ничто не угрожает.
Он кривил душой. Девушка ему нравилась. Она интриговала его. Черный бархат поверх стали. Сейчас у нее было лицо сиротки, потерявшейся в этом жестоком мире, но в каждом ее движении проскальзывали женственность и кошачья грация. Она излучала секс с презрительным безразличием.
Глаша же находилась в не менее трудном положении. Она не знала, как ей реагировать на его предложение – благодарить, подозревать его или послать подальше. Подозрение и злость явно перевешивали. Этот «святой» с обликом демона-искусителя действительно что-то хотел от нее. Она надеялась, что у нее хватит мозгов, чтобы выяснить, что именно.