Последняя мировая. История одного снайпера

Вторник, 11 декабря 2012 года — последний день нормальной, как мне тогда казалось, жизни. На следующий день мир изменится навсегда.

Если бы в тот день кто-либо сказал мне, что ждёт нас всех уже завтра, через каких-нибудь несколько часов, я, как и любой другой нормальный человек рассмеялся бы этому выдумщику в лицо. Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что всего этого было не избежать. Всё случилось так и тогда, как и должно было произойти. Иного выхода не было, у нас с вами, у человечества.

На этом, пожалуй, мне стоит вернуться назад и, не забегая наперёд, рассказать всё подробно с самого начала. А начну я, пожалуй, с нескольких слов о себе.

Честно признаться, я верю в Судьбу, в то, что все случайности — вовсе не случайности, а чёткие закономерности. Они переплетаются друг с другом и образуют то, что нам кажется игрой случая, совпадением или удачей. Но я верю, что наш земной путь предопределён и каждому уделено своё место во Вселенной.

Я всегда думал, что родился на этом свете не случайно, что в нашей размеренной жизни, мне уготована особая роль. С детства я ощущал себя «белой вороной», всегда и во всём отличаясь от других детей. Наверное, это было связанно с моим нестандартным мышлением, ведь где только можно было, я делал всё немного не так, как другие, всегда стараясь поступать «по-своему». Может быть, именно из-за этого отношения с девочками у меня как-то не заладились. Нет, не в том смысле, что я не мог с ними общаться или робел рядом с особами прекрасного пола. Я прекрасно ладил с девчонками, однако в личных отношениях сохранялась некая пустота. Даже моя влюбчивость ничем мне не помогала. Несколько раз я пробовал начинать отношения, но всё почему-то обрывалось, так и не дойдя до чего-либо серьёзного. И я находил утешение, сидя за компьютером и «дуясь» в стрелялки, разгадывая мудрёные квесты и зачитываясь приключенческими романами.

Я окончил строительный институт, устроился на неплохо оплачиваемую работу в строительную компанию, но всё ещё ощущал себя невостребованным и одиноким среди окружающих меня людей. Может, именно поэтому именно меня часто посылали в дальние командировки, так как у всех были дома семьи, дети и жёны, не желавшие надолго отпускать своих кормильцев чёрти куда.

Вот и теперь я не сильно удивился, когда именно меня и послали в столицу «выбивать» очередное разрешение на строительство в верхних кабинетах власти. Что поделаешь, если отечественные Строительные Нормы не совершенны и за каждый этаж высотного дома поверх дозволенного в СНиПе, необходимо платить по соответствующей таксе, которую хочешь — не хочешь, а придётся выложить, чтобы Проекту дали «зелёный» свет.

Пообщавшись с кем нужно и рассчитавшись за «мокрые» печати на документах всего за одну неделю, я направился на вокзал и был готов уже к завтрашнему дню прибыть к кабинету начальства, когда произошло то, что уже давно не бывало в нашей старающейся жить «по европейским стандартам» стране — поезд по какой-то там «технической» причине опоздал. Причём не на чуть-чуть, а на целых полтора часа, заставив немало понервничать людей на перроне, валящихся с ног и засыпающих на месте, в то время как в столь поздний час (на минуточку — час ночи!), только-только подошёл, наконец, обещанный состав.

К счастью, я ехал в купе всего с одним соседом, поэтому долго ждать пока погаснет свет, не пришлось и, завалившись на нижнюю полку, я «вырубился», едва закрыв глаза. Но то, что произошло уже на следующее утро, повергло всех пассажиров в ещё более сильный шок, чем эта «случайная», но, наверное, всё же такая неслучайная задержка поезда.

Я проснулся от толчка внезапно затормозившего поезда. И хотя я лежал на нижней полке, я чуть не слетел на пол — настолько резко, как вкопанный, остановился состав, словно ему преградила путь железобетонная стена. В первое мгновение, едва открыв глаза, я так и решил. С трудом потягиваясь на крохотной койке, я вдруг услышал за дверьми купе оживленный топот и громкие возгласы. Мой сосед поднялся быстрее меня, но едва лишь приподняв штору окна, застыл, словно статуя.

«Ну что же там такого?» — мелькнула в голове мысль, но, приподнявшись с постели, я не поверил своим глазам.

Поезд остановился посреди раскинувшейся во все стороны голой степи, а там, не так далеко впереди, за полосой деревьев, в сумрачном свете восходящего солнца, огромным заревом поднимался вверх гигантский «гриб» с чётко выраженным воротником чуть ниже шляпки. Объяснений происходящему не требовалось. Это без сомнений был ядерный гриб!

Несколько мгновений мы смотрели на него, как завороженные. Затем как можно быстрее стали спешно надевать одежду, хватая и рассовывая по карманам самое ценное: деньги, документы и кое-какие вещи.

— Что же это такое… да как же так… вот горе то… и откуда?… — то и дело бубнил себе под нос сосед по купе, нервы которого, похоже, были на пределе.

Но что тут скажешь: от такого зрелища у каждого коленки затрясутся.

— Может, АЭС рванула?… — робко предположил я, пытаясь вспомнить, где по пути нашего следования могла располагаться атомная станция, в то же время вспоминая, что ближайшая станция находилась только в соседней области.

Схватив верхнюю одежду, мы открыли дверь и в общем потоке торопящихся выбежать из вагона пассажиров, направились к выходу. Всех раздирала неопределённость, неуверенность в том, что происходит вокруг, грозящая перерасти в настоящую панику.

Ко мне прицепилась какая-то женщина. Округлые глаза она её бегали из стороны в сторону, а сама она казалось пыталась услышать всё, о чём говорили окружающие, заглянуть в каждое окно, и в то же время повторяя, словно, та пластинка:

— Вы видели? Нет, ну видели? Какой кошмар, какой ужас! Что же это — конец света!..А вы, вы видели, что творится…

Сам мало что понимая о том, что творится вокруг, я вяло пожимал плечами ей в ответ, в то же время пытаясь сосредоточиться. От этого невероятного ночного подъёма, с быстро пробуждающим скачком адреналина, я уже давно полностью проснулся и теперь в моей голове начала быстрым образом обрабатываться поступающая информация.

Из разговоров протискивающейся через узкий коридор толпы, я улавливал обрывки фраз, пытаясь увязать всё в месте. Оказалось, что у всех мобильники «не ловили», причём на самых разных операторах. Мигом достав из кармана свой, я убедился в этом — телефон хаотично ловил сеть. Что было более чем подозрительно. Раньше такого не случалось, тем более, вблизи города… Вблизи города…

Я словил себя на этой внезапно нагрянувшей мысли как раз в тот момент, когда я ступил в открытую дверь вагона, вдохнув слегка морозный декабрьский воздух, и когда передо мной оказалось зарево огромного взрыва, который находился точно на юге, как раз там, где должен был находиться пункт моего назначения — мой родной город, в который я опоздал на полтора часа… Полтора часа, которые спасли мне и другим пассажирам жизнь!

Я замер на месте, осознавая, чего я избежал, но, ещё более понимая, что город, который я знал и в котором жил, а самое главное все мои родные и друзья оказались там… и теперь… теперь их больше нет…

У меня подкосились колени, сердце моё замерло на месте, и я застыл неподвижно.

— Ну, чего стал, проходи! — напирали сзади нагловатые пассажиры. Они, похоже, ещё не поняли, ЧТО произошло, и что теперь будет.

Кое-как меня вытолкали вниз, но, отойдя чуть в сторону, я, не имея сил сдерживать себя, упал на колени и склонил голову к земле. Сердце сжалось, я почти не чувствовал своё тело, всё моё существо стонало от боли, той, что сильнее всего, от боли утраты. И теперь мне больше всего было жаль мою мать, чуть не единственного человека во всём мире, который меня понимал, которому не страшно было открыть любую тайну, найти утешение и получить совет, чтобы ни случилось, чтобы ни произошло…

Озабоченные всеобщим волнением окружающие, казалось, не замечали меня, а мне, склонившемуся у вагона, они сейчас и небыли нужны. Я не плакал уже целую вечность, а сейчас мне хотелось разрыдаться вовсю, как в детстве. Глаза мои налились слезами… но я так и не проронил ни единой слезы.

Я вдруг увидел себя со стороны, жалкого и беспомощного, и понял, что мне уже ничего не изменить, что следует просто постараться жить дальше.

Я поднялся на ноги и вытер глаза. Окружающие люди были словно в тумане. Все о чём-то бурно дискуссировали, показывали руками то на рассеивающийся в небе «гриб», то ещё куда-то, кто-то кричал, жестами призывая других послушать его, послышался женский, а следом и детский плач — всё вокруг задвигалось и закружилось.

Но, превозмогая себя, я вновь попытался сосредоточиться, сконцентрировавшись на этом, теперешнем мгновении, так как от последующих моих действий, скорее всего, зависела моя жизнь. Я постарался прислушаться к тому, что говорили другие.

— Что же делать?! Что же нам делать!? — разводили руками люди и, пытаясь найти ответ на этот мучивший всех вопрос, собирались в группы «по интересам»…

— Мы должны дождаться помощи, — взывал один из пассажиров среднего достатка, — государство не бросит нас здесь. Рано или поздно за нами прибудет МЧС. Мы обязаны ждать их!..

— Это Америка, Америка нанесла по нам ядерный удар! — голосовал пассажир постарше, позднепенсионного возраста, за которым тянулись и другие пожилые бабушки и дедушки. — Мы должны обороняться! Все за оружие!..

Их успокаивали проводницы, держа в руках прихваченные с собой на всякий случай аптечки первой помощи…

— Если бы поезд не опоздал, то и нас бы тоже накрыло…

Отойдя от этих скоплений людей, я направился к голове состава, где заметно выделялись из толпы машинисты, спрос на которых теперь, при обрубленной связи, был наибольшим, ведь у них должна была быть альтернативная связь.

— Прошу всех соблюдать спокойствие! — восклицал в старый, ещё с советских времён простой конусный рупор человек с ярко-оранжевыми полосами на куртке с высоты палубы локомотива, окружённый ещё несколькими механиками состава. — Внимание! Я прошу всех пассажиров собраться у головы поезда! Внимание! Прошу всех подойти к локомотиву! Есть важная информация!..

На просьбы тех, что уже собрались выдать хоть какую-нибудь информацию, машинисты отмалчивались, ссылаясь на то, что сто раз повторяться не будут, и что необходимо принять решение, о котором должны быть извещены все.

Несколько человек вместе с проводниками побежали собирать людей. Видимо, действительно было что сказать.

Вскоре, буквально минут через десять практически все пассажиры состава собрались перед «носом» локомотива, расположившись по обе стороны от поезда на прилегающих к колее полях, слегка припорошенных ночным инеем.

— Внимание! — окрикнул всех в рупор всё тот же машинист, пытаясь перекричать гул десятков людей, о чём-то активно переговаривающихся друг с другом. — Внимание! — наконец, с очередной попытки, получилось у него добиться относительной тишины. — Я буду краток! Сообщу ситуацию, в которую мы вместе с вами попали. Как вы уже поняли, в городе, куда мы направлялись, произошёл ядерный взрыв. Рация локомотива, по неизвестной нам причине молчит. Мы не прекращаем попыток связаться хоть с кем-нибудь, но пока что безрезультатно. Есть вероятность того, что подобные взрывы произошли не только здесь.

В толпе занервничали, люди снова начали переговариваться друг с другом. И не удивительно — такое ведь не каждый день случается.

Машинист ещё громче начал кричать в рупор, пытаясь перекричать возрастающий в толпе гул:

— Поэтому ради безопасности всех нас, я прошу вас не покидать поезд! У нас есть некоторый запас еды, воды и топлива. Думаю, нам хватит на несколько дней. Другого пути нет. Нам придётся дождаться помощи, так как не известно, что ждёт нас, если мы отправимся куда-либо ещё. По крайней мере, здесь тепло и сухо. Сохраняйте спокойствие! Постарайтесь не есть и не пить сегодняшний день, проводники расскажут вам, как экономить еду и воду, расходуя их по минимуму, чтобы растянуть на как можно более долгий срок. Закройте все окна и двери, постарайтесь сохранять тепло, так как из-за экономии топлива, мы снизим обогрев и выключим свет. Собирайтесь в группы, оденьтесь теплее и делайте как можно меньше движений — это уменьшит количество сжигаемых вами калорий. Остальное вам сообщат проводники. А теперь попрошу всех занять свои места в вагонах!

— Но!.. — громко воскликнула какая-то женщина из толпы, пытаясь сказать что-то своё, но её перебил всё тот же машинист:

— Личные просьбы и пожелания прошу передавать через проводников. Спасибо за внимание!

На свежем воздухе становилось прохладно, от чего слова машиниста всё-таки возымели своё действие. Все уже собрались, было, разойтись по вагонам, но тут из толпы вырвался крепкий мужчина лет пятидесяти, но ещё «в духе», с военной выправкой и «офицерскими» усами, и, поднявшись на палубу локомотива, окинул всех взглядом, словно он забрался на броневик. Командным, не терпящим пререканий голосом, он скомандовал:

— Стойте! — громогласно, даже без рупора, остановил всех тот. — Я полковник десантных войск в отставке, я 30 лет в армии и скажу вам наверняка, что это не несчастный случай, а намеренный ядерный удар по нашей державе. Можете мне поверить, я не раз видел ядерный взрыв, и к подобным событиям меня готовили десятилетиями. Послушайте меня, и, быть может, вы проживёте дольше, чем того ожидает противник. Не знаю, кто нанёс по нам удар, но догадываюсь, что к этому приложила свои лапы Америка.

— Но что же вы тогда предлагаете? Как нам быть? Что теперь делать?.. — послышались возгласы из толпы.

— Подождите! Я ещё не закончил! — остановил тот шквал посыпавшихся на него вопросов. — Враг хитёр. Если они начали наступление, тогда нам следует избегать городов и поселений, а так же придётся оставить состав, так как он — отличная мишень для авиаудара. Женщинам, детям и старикам необходимо укрыться в лесу! Я понимаю, что сейчас не лето, но там можно спрятаться. Берите тёплые вещи, воду и еду. Держитесь вместе. Жгите костры для обогрева и приготовления пищи, но только не в тёмное время суток! По ним вас могут определить в два счёта! Остальным — боеспособным мужчинам — придётся уйти в ополчение. Мы направимся к городу и свяжемся с армией. Там нам скажут, что делать!

От этих слов все погрузились в некоторый шок.

— Война? Война!.. — послышались вначале отдельные, а затем частые возгласы.

— Да это война! И если мы не встанем на свою защиту, то нас уничтожат подчистую. Можете мне поверить, если в силу вступило ядерное оружие — значит это уже не боевые действия, а истребление, геноцид. И кто сейчас этого не поймёт, тот обречён на уничтожение.

Люди завертели головами, растерянно косясь, то на полковника, то на машиниста, который, уже опустив свой рупор, молча смотрел на него. И все, замолчав, посмотрели на бывшего офицера, так как тот единственный уверенным взглядом окидывал толпу.

— Если хотите жить, делайте то, что я говорю! — подвёл итог полковник.

Казалось, решение было принято, подтверждённое всеобщим молчанием.

— Но как же мы пойдём к городу, когда там радиация? Чем же мы будем воевать? — начали задавать вопросы мужчины уже по существу.

— Согласен, воевать нам нечем, поэтому первым делом мы направимся к ближайшей армейской части, которая находится вблизи города. Будем надеяться, взрыв не достал до неё. Там мы добудем оружие. Думаю, время у нас ещё есть, пока противник ещё не нанёс по ней удар. Что же касается радиации, то от взрыва атомной бомбы она рассеется к концу этого дня и территория станет относительно безопасной. К тому времени мы успеем добраться только до армейской части, которая находится далеко от эпицентра взрыва, поэтому там будет безопасно. К завтрашнему дню безопасно уже будет и в самом эпицентре. Сейчас же опасность представляет только возможные осадки и ветер, который разносит ядерное облако, но он дует в сторону от нас, отчего для нас путь свободен. Ещё вопросы есть?

Кругом стояла гробовая тишина.

— Тогда собирайтесь! Мужчинам, отправляющимся со мной, брать тёплую одежду, надевайте шапки, не то замёрзнете, сухпай — хлеб, колбасы и т. п., только не много — путь не близкий. Да, и возьмите, если есть по паре бутылок с водкой или коньяком — если что, их можно будет использовать как оружие. Сбор через полчаса! Кто не может идти или трус — нам не нужны, оставайтесь с женщинами и детьми, будете им помогать. Все остальные собирайте еду, воду и одежду! Примерно в двух километрах к востоку, — указал он направление рукой, — есть небольшой лесок. Спрячетесь там. Ждите, пока к вам подойдут наши Силы. Держитесь вместе. Не выказывайте себя, если не уверены в намерениях «освободителей» — тех или иных войсковых групп, которые будут проходить мимо вас. Это может быть противник! Ведите себя тихо, и может быть, вас минует участь тех, кто попал под ядерный удар. Отсюда уходите как можно быстрее. На этом всё. Собираемся! Ну, живо, живо, живо!

— Еду можно взять в вагоне-ресторане, — добавил машинист с рупором. — Сейчас же организуйте всё! — обратился он к своим помощникам.

Все поняли, чего им стоит опасаться, а главное, появилась цель, которой если не следовать, то можно прямо здесь ложиться и помирать, ведь война — не игра, тут уж если «попадут», то в следующем раунде не отыграешься. И если на тебя кто-то нападает так, как напали теперь, то милосердия от завоевателей не дождёшься. Все сделали для себя выбор и практически тотчас же устремились по вагонам, выполнять то, что сказал пожилой полковник, потому что ему поверили, да и как тут не поверишь, когда факты — на лицо.

Я не был трусом, поддерживал более-менее хорошую физическую форму, отчего для себя решил идти вместе с полковником, в ополчение. А другие — это уж как хотят. Теперь каждый за себя и вправе самостоятельно решать, что ему делать, а что — нет.

Я забрался в поезд и, зайдя в своё купе, сразу же начал собираться. За мной вошёл и мой сосед.

— Ну что ты решил? — обратился он ко мне. — Пойдёшь или останешься?

— Я иду вместе с полковником. Мне терять нечего. Там, в городе, были все мои друзья и родные. Я должен разобраться во всём этом и отомстить за них, — повернулся я к нему. — Вы с нами? — я взглянул ему в глаза.

— Я в такой же ситуации, как и ты. Я тоже иду. Я не трус и за свою Родину постою сколько смогу, — решительным взглядом посмотрел он на меня. — Будем знакомы — Валера, — протянул он мне руку.

— Игорь, — пожал я его руку. — У вас есть какая-то еда? Я с собой даже ничего не взял.

— Не страшно, на этот счёт я с полным боекомплектом, — вытащил он из-под койки сумку, битком набитую едой и бутылками. — Я с деревни ехал, от бабки, — объяснил он. — Вот, запасла меня. Надеюсь, хоть деревню пожалели.

Мы оделись потеплее, набрали в карманы самого необходимого — пирочиные ножи, ложки, вилки (тоже пригодится), кое-какие личные вещи и по тёплому одеялу с кроватей. Еду расфасовали в две сумки, бутылки с водкой — сверху и, перекинув их через плечо, вышли из поезда.

Там, у локомотива уже начала собираться группа мужчин, которые решили отправиться в город. Мужья прощались с жёнами и детьми. Несколько стариков, решившихся записаться в ополчение, обменивались прощальными фразами с рыдающими бабушками.

Время сборов подошло к концу. Уже начало светать, но из-за туч солнца по-прежнему видно не было. А в ровно назначенное время из поезда вышел наш предводитель — полковник, на его ремне висела кобура, похоже, табельный пистолет, который обычно оставляют себе отслужившие офицеры. Не знаю, каким образом он оказался у него в этот день, но это уже дело прошлого. Теперь Закон в этой стране из юридического в мгновение ока превратился в военный. Ну что ж, так даже спокойнее — хоть какое-то оружие теперь у нас было. Вместе с ним к нам присоединился и главный машинист. Вдвоём они подошли к группе ополченцев.

— Все готовы? — спросил полковник.

— Так точно! — отрапортовал Валера, видно, служивший в армии, что в наше время довольно редкое явление, особенно среди горожан.

— Сколько вас? — окинул нас быстрым взглядом полковник, словно оценивая вновь вверенный ему в командование батальон.

— Человек двадцать, — прикинул один из стариков.

— И вы идёте? Не сильно ли вы «молоды» для подобных манёвров? — обратился он к горстке старцев, гордо собравшихся идти на войну.

— Мы свой век уже прожили, теперь должны пожить молодые. А ради этого не грех взяться и за оружие. А там уж на сколько сил хватит. Глядишь — может, ещё и сгодимся в бою. Не даром ведь в своё время в армии отслужили.

— Ладно, только смотрите, что б не стали нам обузой. Если будет тяжело — возвращайтесь, не то, возможно, погубите не только себя, но и всех нас.

— Не переживайте, мы не обуза. Нам всё равно не долго осталось, так что уж лучше умереть в бою, чем на больничной койке.

— Хорошо, тогда слушай меня внимательно! — окинул полковник всех взглядом. — Если вы решились пойти вместе со мной, тогда я стану вашим командиром. Убьют меня — кто-то из вас будет обязан принять командование на себя. Запомните: на войне думает только один человек — командир, остальные — исполняют его приказы, так как если все начнут советоваться друг с другом, вас положат раньше, чем вы примете решение. Именно поэтому снайперы убирают сначала командиров, чтобы солдаты не знали, что им делать дальше. Запомните это — на войне демократии не бывает! Нужно было заниматься ею до войны! Так что если я что-либо скомандую — не раздумывайте, исполняйте! Если я скомандую: «лечь на землю», вы упадёте на землю там же, где стояли. В лужу — так в лужу, в грязь — так в грязь! Запомните, лучше испачкаться в грязи, чем в собственной крови! Всем понятно?!

— Да… — как-то вяло кивнули мужики.

— Не слышу, всем понятно?! — гаркнул полковник.

— Да! — отрапортовали мы, даже немного испугавшись этого резкого окрика. Сразу было видно, что это «настоящий полковник».

— Теперь слышу. И можете забыть о чистоте своих костюмов и пальто. Теперь вам придётся передвигаться не только по тротуарам, а, возможно, и по болотам и по воде, поэтому если представится возможность разжиться сапогами — можете выбросить свои лакированные туфли с чистой совестью. И запомните, в данной ситуации, чем вы грязнее, тем больше вы сливаетесь с окружающей средой, а значит, противнику труднее вас обнаружить, — он сделал паузу, похоже, вспоминая, что он хотел сказать, после чего продолжил. — Да и про оружие. В данной ситуации мы не можем реально противоставить что-либо регулярным войскам, но если придётся вступить в бой, мы не окажемся совсем безоружными. Знаете, что такое «коктейль Молотова»?

Мы улыбнулись:

— Слышали…

— Именно для этого я попросил вас припастись бутылками с алкоголем. Конечно, это не бензин и не керосин, но тоже сгодится, раз больше ничего нет. Для тех, кто не знает, объясняю способ применения: вскрываете бутылку, пропитываете зажигательной жидкостью какую-нибудь тряпку, только не сильно длинную, но и не короткую, засовываете один конец в горлышко — и вот у вас готовая бомба. В случае необходимости, поджигайте их и бросайте в противников. Лучше в тех, что стоят близко друг к другу, так вы сможете обезвредить большее количество врагов. Надеюсь, среди нас есть курильщики со спичками и зажигалками. Только не мешкайте, а главное — действуйте скрытно. Это оружие ближнего боя, поэтому, по возможности, следует как можно более полно использовать фактор внезапности. Ну а дальше, хватайте то, что под руку попадёт — палки, камни, ножи — сгодится всё. И бросайтесь на врагов. Поскольку это обученные солдаты, то один на один вы вряд ли их одолеете. Лучше набрасывайтесь на них парами или сразу четвёрками, не думайте — бейте со всей силой куда глаза глядят, хватайте оружие и отрывайте огонь по остальным. Пока их товарищи живы в ваших руках, они вряд ли осмелятся в вас стрелять! — он вздохнул. — Теперь вы поняли, что нужно делать. Первый бой определит, что вы запомнили, а что нет. Но лучше бы вы запомнили мои слова до последнего, потому что только это, а так же чёткое исполнение моих команд может спасти вам жизни. Надеюсь, вы меня поняли.

Мы молча кивнули. Не знаю, насколько серьёзно к его словам отнеслись остальные, но я понял, что с этим человеком, если всё делать так, как он говорит, у меня есть шансы выжить. А потому я решил чётко выполнять всё, что бы тот ни приказал.

— Тогда не будем терять времени. Вперёд!

Мы устремились в том направлении, где уже почти рассеявшийся ядерный «гриб» высвобождал для дневного света руины уничтоженного города. Отсюда их не было видно, но я представлял себе, что от него осталось, вспоминая фотографии далёкого сорок пятого года, когда США разбомбили Хиросиму и Нагасаки. Вот уж никак не думали мы, когда изучали это в школе, что нас может постигнуть та же участь. Тогда это были всего лишь картинки в учебнике, но теперь это было наяву, прямо возле нас.

Отряд не спеша удалялся от поезда, бесформенной массой пересекая ровное полотно широкого поля. Под ногами похрустывала слегка подмороженная корка земли. Я обернулся назад: ярко синий поезд, длиной вагонов в двенадцать действительно резко выделялся на фоне тёмного, слегка запорошенного инеем потна полей. Из него всё ещё выходили люди, вереницей протянувшись в сторону от него. Среди них были не только женщины. Мужиков возле них так же хватало. Ну что ж, их винить, наверное, нельзя. Каждый выбирает сам: бороться ему или прятаться. Не все мы герои и не каждому дано с честью защищать свою страну с оружием в руках.

Мы отошли буквально метров на сто, когда вдруг услышали позади какой-то странный звук, напоминавший рев реактивного самолёта, быстро нарастающий позади нас. Всё обернулись, увидев, как из серых облаков вынырнули два истребителя (ошибиться мы не могли) и в мгновение ока промчались над нами так быстро, что мы едва успели различить их очертания. Ясно было одно — это были не «наши» самолёты.

Истребители исчезли так же быстро, как и появились. Однако, как вскоре оказалось, не насовсем.

— Рассредоточиться! Живо на землю! — скомандовал полковник, и сам бросился в сторону, подальше от основной массы людей.

Я последовал его примеру — отпрыгнул на пару шагов в бок и плюхнулся на четвереньки в ближайшее углубление в земле. И не прогадал. Те, кто остался, там, где стоял, всё ещё обдумывая, что им делать, вскоре поплатились за это.

Один истребитель всё же улетел, но другой, быстро развернувшись, уже пикировал на нас сверху. Засверкали яркие вспышки, и землю в тот же миг окропил яростный дождь, выбивающий в земле дыры и вздымающий тёмные клочки грунта вверх. Шквал из пуль крупного калибра в мгновение пересёк группу людей, сбивая с ног и разрывая на куски живую плоть, как сквозь масло, проходя через тела.

Самолёт устремился дальше к поезду. В следующее мгновение от его крыльев отделилось два ярких пламеня, быстро устремившись в направлении поезда. Люди, увидев, что произошло, в панике бросились бежать от поезда, но было уже поздно.

Самолёт взмыл ввысь, а затем одновременно два мощных взрыва сотрясли неподвижный состав, раздирая металл и отбрасывая вагоны в сторону, словно они были игрушечными. Гигантское пламя вмиг охватило весь поезд. Ударная волна почувствовалась даже здесь, на значительном удалении от него.

Те, кто остался жив, вжались в землю, словно пытаясь укрыться за её ровным полотном. Никто, пожалуй, не был готов к такому. Да и кто мог предположить, что после стольких лет размеренной жизни, мы вдруг окажемся в самом пекле ада, и что всё начнётся без «раскачки», резко, так, как бьют топором из-за угла.

Я в страхе поднял голову и осмотрелся: похоже, истребитель улетел, но что оставил после себя!

Поезд горел чудовищным заревом. Вокруг него на сотню метров не было видно ни души. Лишь где-то там далеко вдали небольшая группа людей всё ещё бежала в сторону леса. Остальных видно не было. Я осмотрелся вокруг: лужи крови начали быстро расползаться по перепаханной пулями земле, моя одежда была покрыта крупными брызгами крови, а повсюду лежали изуродованные трупы людей, которые всего лишь мгновение назад стояли вместе со мной, говорили друг с другом. Некоторые ещё стонали и вопили от боли, а я смотрел на всё это, как завороженный. К ним подбежали некоторые уцелевшие, одним из которых был полковник, пытаясь помочь. Но чем им уже можно было помочь? При попадании пули такого калибра, человек уже не может выжить.

Я сел на землю.

Где-то там, далеко впереди, куда мы только что направлялись, прогремели несколько отдалённых взрывов. Похоже, не менее мощных, чем когда подорвали поезд.

«Неужели всё это возможно? — задавался вопросом я. — Может, я сплю и всё это не более чем ночной кошмар?» Однако в следующее мгновение, слыша предсмертные крики раненных, я убеждался, что таких снов не бывает. К сожалению, это была самая настоящая война, ничем не приукрашенная. Такая, какой она была всегда: жестокая, беспощадная и безжалостная даже к мирным жителям. И с этим всем нам следовало, нет, НУЖНО было что-то делать.

И я поднялся на ноги. Вокруг ещё дергались конечности размозженных пушечным огнём тел людей, агонизирующих в предсмертных судорогах в лужах крови, но, глядя на их в прямом смысле продырявленные тела, я не понимал, чем я могу им помочь. Их стоны и душераздирающие крики ошеломляли. Многие уже были мертвы, остальным оставалось жить совсем немного.

Полковник быстро перебегал от одного раненного к другому, возможно, пытаясь определить, кого из них ещё можно спасти, но люди умирали у него на руках. В конце концов, вскоре всё стихло. Полковник обвёл трупы взглядом и грязно выругался. Все те, кто попал под шквальный огонь пулемётов, погибли, словно их расстреляли у стенки автоматчики. Спаслись лишь те, кто успел отпрыгнуть подальше от основной группы, в которую и метил лётчик истребителя. Выживших можно было пересчитать по пальцам. Это были: полковник, машинист, тот старик, рвавшийся в бой, я и Валера, который шёл вместе со мной, отчего тоже успел вовремя среагировать.

— Простимся с погибшими, — предложил старик и снял шапку со своей седой головы.

Все последовали его примеру и на минуту мы замерли над трупами своих бывших товарищей, не побоявшихся выступить против агрессора, не имея даже палки в руках, а их вот так, как трусливая свинья расстрелял лётчик истребителя. Ну а тех, кто был в поезде и у него? Их-то за что? Они ведь и не хотели ни с кем воевать. Это мирные жители: женщины, старики и, самое ужасное, дети!

«Ну да ничего, мы им ещё покажем! Русского человека просто так не победишь, даже с самой передовой техникой, тем более на нашей земле. Мы немцев прогнали с одной винтовкой и десятью патронами на двоих, а этих, кто бы это ни был, уж как-нибудь выпроводим с матушки-Родины! — думал я, и в сознании моём всё сильнее разжигалось пламя мести. — Не будет вам пощады! Не дождётесь!»

— Схоронить бы их, — предложил старик, первым нарушив молчание, — а то как-то не по-людски…

— И тех, что у поезда? — кивнул полковник в сторону раскуроченного взрывами состава. — Нет, если займёмся этим, потеряем целый день и драгоценные силы. Кто знает, кто ещё сюда может наведаться, чтобы «зачистить» территорию. Нет, нам нужно идти, следует немедленно уходить и как можно быстрее. Если они так быстро начали посылать истребители, значит, скоро прибудет и пехота с танками, а к их приходу мы пока что абсолютно не готовы, — окинул он нас беглым взглядом. — Так что вперёд! Ходу!

Аккуратно обходя останки сотоварищей, мы подхватили свои вещи, брошенные в грязь и испачканные кровью, и уже бегом устремились вперёд. Теперь необходимо было добраться до войсковой части как можно быстрее.

Мы бежали без оглядки. Временами я косил глазами на нашего старца, которому было тяжело в его-то шесть — семь десятков. Однако он, что было сил, держался за нами, не отставая и пытаясь не подавать виду, что устаёт. Я только поражался его стойкости. В его-то года, насколько я знаю, старики то и дело пытаются умоститься на сидение в общественном транспорте, даже если едут одну-единственную остановку, а этот — настоящий спортсмен. В пример его следует ставить! И не только пожилым!

Мы отбежали на полкилометра, после чего полковник сбросил темп, давая нам, не привыкшим к таким резким нагрузкам, перевести дух, к явному облегчению нашего старца. Дальше мы пошли пешком.

Вскоре пересекли поле, по пути показалась асфальтированная дорога, судя по всему, ведущая в город. На ней виднелось несколько машин, несущихся из города на бешеной скорости, правда, далеко от нас.

Мы не стали останавливать их, даже не воспользовались удобным, потому как твёрдым и сухим, асфальтом, а быстро пересекли дорогу и «растворились» в лесополосе, проложенной вдоль дороги.

И нам не нужны были объяснения, почему мы пошли так, а не иначе, поскольку уже убедились в том, что может произойти, если держаться легко просматриваемой с высоты местности и выделяться на фоне чего-либо.

Далее поля закончились. Равнинная местность сменилась на пересечённую с ярами и оврагами, поросшую «голыми» кустарниками — настоящую болотистую глушь.

— Отличное место, что бы скрыться ото всех, — заметил полковник и, пытаясь находить как можно более «удобную» тропу для движения, лез через самые непроходимые заросли и спускался в самые глубокие овраги.

— Помните: лучше испачкаться в грязи, чем в собственной крови, — приговаривал он, и эта фраза быстро превратилась для нас в некий лозунг. И никто не возражал — мы сами лезли через самые глухие места.

Километры проходили за километрами, близился полдень. Все мы уже по колено были вымазаны в грязи. Со стороны могло создаться впечатление, что сквозь чащу пробирается отряд беженцев-бомжей, пытающихся нелегально пересечь границу. В некотором смысле, это была правда, так как теперь все мы действительно оказались бомжами, лишившись не только места прописки, но и родного города.

К обеду мы выбрались из труднопроходимой местности. Дальше вновь простирались сплошные поля. А за ними едва заметной дымкой над горизонтом поднималось облако полыхавших в городе пожаров. Там неиствовал настоящий ад, понимали мы, но всё равно стремились туда, ведь более нам некуда было податься.

Решив сделать перевал, мы остановились у лесополосы, в месте, где деревьев было больше всего, чтобы со стороны нас не заметил вероятный противник. Разложили подстилку, выложили кое-что из припасов и спешно начали пережёвывать пищу. Именно пищу, так как полноценной едой отломленный кусок хлеба с наспех отрезанным ломтем колбасы её было не назвать. После поспешного приёма пищи, машинист с полковником закурили.

— Может, по глотку? — предложил машинист, кивая на припрятанную в кармане бутылку. Видно у него это входило в ежедневный «рацион».

— Нет, нельзя, — возразил полковник. — В сложившейся ситуации мы должны сохранять трезвую голову, необходима быстрота реакции. Сейчас даже от мгновенного промедления может зависеть, жить нам или нет.

— Ну, ладно, — развёл руками машинист. — Давайте хоть познакомимся друг с другом, а то мы как не свои. Меня вот звать Женя Тополёв, старший машинист локомотива, а вас?

Вздохнув, тот отрапортовал:

— Полковник Сбруев, Олег Иванович.

— Валера Беспятков, водитель всех возможных категорий, — добавил мой бывший сосед по купе.

— Игорь Савельев, инженер-строитель, — представился я.

— Вячеслав Михайлович Оксименко, штурман-судоводитель, — заключил «старик».

— Значит моряк? — понял Валера.

— Так и есть, — кивнул тот.

Теперь стало понятно, откуда у него взялась эта выносливость и стойкость. Настоящие моряки всегда этим отличались.

— Военный или гражданский? — спросил полковник.

— Нет, гражданский, — ответил Вячеслав Михайлович. — Это я только в детстве хотел плавать на военном корабле. Но пошёл на гражданские. И ни разу об этом не пожалел. Видел много стран, встречал разных людей, подчас забавных, — на этом он улыбнулся, видимо, вспомнив что-то весёлое из «прошлой» жизни. — Вот, например, стоял я как-то на капитанском мостике. Я ещё вторым помощником тогда был. И тут, значит, рулевой начинает сдавать вахту. А молодой ещё матрос был тот — как раз в первый рейс пошёл. Ну, и нужно доложить сменяющему курс судна. Он смотрит на гирокомпас и так уверенно, ничуть не смутившись, рапортует: «Курс 361 градус». Вахтенный матрос смотрит на него округлёнными глазами, а я на него, дескать, чего уставился — принимай управление. И только спустя время до меня доходит, что что-то здесь не так. Смотрю: а на компасе стрелка чуть-чуть перевалила за деление 360, а нуль там ведь не указан. Ну, я поворачиваюсь к тому матросу и спрашиваю: «Точно 361?». «Так точно», — отвечает тот. «Может, тогда и 364 может быть?» — продолжаю я. «Ну…да». И только тогда тот, наконец, понимает, что наговорил. Да, в общем, и не такое бывало…

Так старик и рассказывал дальше, как с ним приключались разные истории. Подобные байки любят рассказывать бывалые моряки. Однако, впрочем, в них не было ничего невероятного, поэтому, пользуясь свободной минутой, вместо того, чтобы излагать их здесь, я попытаюсь вкратце описать людей, вместе с которыми я отправился в этот путь и с которыми мне придётся бок о бок преодолеть ещё не один километр.

Начну, пожалуй, по старшинству, с бывшего штурмана, оживлённо занятого в этот момент рассказом о своих былых подвигах.

Это был худощавый поседевший в свои шестьдесят с лишним лет, старик, с впалыми щёками и слегка выпученными от этого глазами, узким прямым носом и выделяющимися из-под шапки большими ушами. Среднего роста, он просто излучал некую стойкость и в то же время морскую дружелюбность. Он, похоже, всем и сразу понравился своим добрым нравом, отчего его сразу же зауважали.

Далее — полковник — наш капитан и предводитель, человек, который единственный мог спасти наши, не готовые к подобным испытаниям, души. После налёта истребителя мы навеки остались у него в долгу, отчего ему внимали до последнего слова, беспрекословно исполняя все его наставления. Поэтому он был не просто назначенный кем-то командир, а командир, которого избрали подчинённые, причём молча и единогласно.

В общем, это был самый обычный офицер ещё той, старой закалки. В меру суровый, он просто излучал решительность, дисциплинированность и отвагу. Казалось, он всегда знал, как поступить и что предпринять. За ним действительно ощущаешь себя «как за каменной стеной». Это был человек чуть выше среднего роста, подтянутый и всегда бодрый. Возраст его выдавала разве что морщинистая кожа лица, правильные черты которого добавляли колорита его армейской натуре.

Машинист и Валера были примерно одного возраста — лет по сорок, поэтому начну с последнего, которого на то время я узнал немного больше других.

Валера был немного полноват, но для его профессии это было вполне нормально, а также довольно крепким физически. Немного ниже среднего роста, у него было практически круглое лицо с полными щёками, покрытыми двухдневной щетиной и слегка выпученными глазами. Но в целом, он был довольно мягким, как мне тогда показалось, человеком, отчего душевное обаяние его вполне перекрывало не очень удачную внешность.

Машинист Евгений был выше всех нас, поджарый и довольно серьёзный человек, правда, любивший выпить, что сложно было не заметить. Однако он был из числа тех людей, которых мы называем лидерами, такой же, как и полковник, правда, менее хваткий, отчего они друг с другом сразу поладили — полковник стал командиром, а он его замом или что-то вроде того.

И, наконец, я двадцатисемилетний парень, самый молодой из нашей пятёрки. Довольно приятной внешности, и это не только моё личное мнение, ростом метр восемьдесят с достаточно короткой стрижкой.

— …вот так вот, а ведь мог и капитаном стать! Но, видать, не судьба! — закончил свой рассказ Вячеслав Михайлович и махнул рукой.

— Что ж, — обвёл нас решительным взглядом Олег Иванович после непродолжительной паузы, косясь на циферблат «командирских» часов, — собираемся! Отдых окончен!

Мы спешно собрались, не пререкаясь и не возражая. Вскинули на плечи сумки и вперёд. На войне, как говорится, как на войне, то есть служба есть служба и никуда теперь нам от этого было не деться.

Ещё два часа мы пробирались по полям, небольшим чащам и лескам, после чего наш предводитель остановился, оглядываясь и пытаясь определить дальнейший маршрут движения.

За последнее время мы не встретили ни одной живой души, даже животных и птиц не попадалось, что настораживало, так как мы уже вплотную приблизились к окраине города и здесь уже должны были быть хоть какие-то люди, тем более что до эпицентра взрыва было достаточно далеко.

— Мы уже близко, — после минутного размышления произнёс полковник. — За мной! — и бегом устремился вправо от нашего предыдущего направления.

Вскоре почувствовался до этого еле «слышный» дымок, как будто неподалёку что-то горело. Мы ускорили темп, пробираясь сквозь густой подлесок голых деревьев и кустов.

— Где-то здесь должна быть деревушка, — сообщил нам Сбруев, сбавляя темп. — Будьте осторожны. Неизвестно что нас может ожидать там.

А дымка, покрывшая серой пеленой подлесок, всё усиливалась, но мы продолжали движение, уже догадываясь, какая картина ожидает нас впереди.

Сквозь дым и поредевшие кусты вначале показались тёмные силуэты одноэтажных строений, послышался треск огня и вскоре, выйдя на безлесную полосу, ограничивающую деревню, мы увидели объятые языками пламени деревянные дома. С небольшой возвышенности, где мы остановились, слева отчётливо были видны густые облака дыма над полыхающим городом, уже совсем близким, а внизу, прямо под нами просматривалась небольшая деревушка из нескольких десятков однотипных изб. В центре поселения была видна небольшая воронка, словно туда сбросили что-то тяжёлое, то, что и погубило его жителей.

— Туда попала зажигательная бомба, — указал рукой полковник, — оттуда огонь распространился на всю деревню.

Некоторые дома уже догорали, оставляя обгоревшие, разваливающиеся под собственным весом остовы строений и одинокие, торчащие из земли каменные печи. И опять же ни единой души. Только редкие обгоревшие останки людей, кое-где виднеющиеся возле домов.

— Куда же все подевались? — недоумевал Валера. — Неужели все там так и полегли?

— Некоторые точно полегли, — кивнул полковник. — Остальные, надеюсь, спрятались в лесу. Похоже, тут побывали те же истребители, что обстреляли нас и поезд. Думаю, люди бежали без оглядки.

— Смотрите, а там-то что горит? — указал рукой на ещё один источник дыма Евгений, исходивший откуда-то из-за полосы деревьев, недалеко от деревушки.

Полковник вздохнул и произнёс:

— Это военная часть, куда мы направлялись… — его лицо вмиг налилось злобой. — Чтоб вас черти взяли, трусы паршивые! — громко произнёс он, сплюнув в сторону, и добавив ещё ряд крепких словец касательно истребителей.

Мы переглянулись. Военная часть была нашей главной надеждой. И если она разрушена или взорвана, тогда нам уже не откуда было ждать помощи и поддержки. Возможно, мы даже остались без оружия, которым могли бы там обзавестись.

— Они разрушили военную часть здесь и, скорее всего уже атаковали другие базы и аэродромы, — чуть остыв, обернулся к нам Сбруев. — Они уничтожили города, затем военные части и всех, кто попался под руку, как эта деревня и наш поезд. Не знаю, уцелел ли вообще кто-нибудь. Но как, как же они могли всё это делать, не встретив ни малейшего сопротивления наших войск? — задался вопросом он. — Каким образом у них это получилось? Куда смотрели ПВО? У нас ведь огромная армия, где же наши самолёты? Как мы можем до сих пор не проявлять никаких мер против агрессора? Я решительно ничего не понимаю!

— У нас слишком мало информации, чтобы судить обо всём этом, — обратился я к нему. — Может, бои уже идут, только мы не знаем где?

— Что ж, возможно, — ответил полковник. — Мы далеко от основных сил армии, это факт. И мы совершенно не знаем, что происходит в других регионах страны, отчего и принять какое-либо решение не в состоянии.

— Может быть, в части сохранился какой-нибудь передатчик, по которому мы сможем связаться с армией?

— Да, в части был армейский передатчик. Но он, скорее всего, сломан. Пожалуй, это единственный способ связаться с силами сопротивления, если они вообще есть.

— Полагаю, нам следует пройти в часть. Думаю там, осмотрев обстановку, мы сможем понять, что мы в силах сделать, а что нет, — вставил старик.

— Да, — поддержал его машинист, — мы должны осмотреться в части. Может не всё так плохо, как кажется. В любом случае, нам нужно посмотреть, что там осталось из техники и людей. Может быть, они знают что-то.

— Тогда поспешим, возможно, наша помощь им не помешает, — заключил полковник. — Обойдём деревню стороной — на случай, если там осталась какая-нибудь неразорвавшаяся бомба.

Мы спустились с холма и, двигаясь вдоль периметра посёлка, обошли его стороной. Некоторые дома ещё были целы, но заходить не стали — мы торопились в часть, которая была для нас теперь важнее всего на свете, поскольку там можно было найти ответы на волновавшие нас вопросы или же хотя бы определиться, что мы реально в силах предпринять, так как без оружия мы были абсолютно бессильны.

Пройдя через подлесок, мы вышли на асфальтированную дорогу, ведущую к центральному входу в часть. Но картина представилась не радостная.

На дороге, метрах в двадцати от главных ворот, стоял раскуроченный выгоревший, казалось, до основания, танк. Похоже, в него попала ракета, так как башня его отлетела на десяток метров в сторону.

— Ничего себе, — присвистнул Валера. — Это ж чем это такую-то махину-то завалили?

— Да уж, это же Т-80! Такой просто так не подобьешь, — знающе сказал старик.

За танком возвышался высокий четырёх — пяти метровый железобетонный забор, который пострадал не меньше. В некоторых местах из раскуроченного взрывами бетона торчала голая арматура. А за ним поднимался чёрный дым горящих зданий. Ворота же были распахнуты настежь.

— Обстреляли из всех орудий, — оценил разрушения полковник. — Ладно, посмотрим, что внутри.

Мы прошли через ворота, обсыпанные обломками бетона и кирпича от разрушенной КПП и ужаснулись тому, что увидели за ними.

Разбомбленные, разрушенные до основания казармы, штаб, склады, другие сооружения и техника, вывезенная из гаражей, предстали перед нами руинами, каких мы и не ожидали увидеть. Можно было только поражаться, насколько разрушительный шквал огня обрушился на людей, которые находились здесь в тот момент, когда всё произошло. По всей видимости, они как раз готовили технику, чтобы выдвинуться из военной части.

— Видал я разрушения, но такого… — ужаснулся полковник. — Надеюсь, хоть кто-нибудь выжил.

Ужасно вонял всё ещё объятый пламенем склад ГСМ, от которого столбом поднимался едкий чёрный дым, резко выделявшийся на фоне общей дымки. Обломки зданий валялись повсюду: кирпичи, бетон, расколотый на мелкие кусочки, куски металлических частей кроватей, мебели, обрывки проводов у завалившихся столбов ЛЭП и ужасные воронки на плацу. Кое-где у подбитых взрывами и обстрелянных из пулемётов БМП, танков и тентованых КрАЗов были видны обгоревшие трупы людей, некоторые были настолько обуглены, что только по косвенным признакам можно было определить, что это были люди, которые всего несколько часов назад ещё были живы. Мы обходили их стороной, пытаясь не зацикливать на них внимания, но глаза, то и дело наталкивались на них, а разум вмиг начинал обрисовывать в воображении ужасные муки, которые те пережили.

— Похоже, их «накрыли» когда они только собирались к передислокации. Внезапно и мощно. Даже отпор дать не успели, — понял полковник. — Возможно, им был дан приказ объединиться с другими соединениями. Или же они действовали на свой страх и риск. Теперь уж нам, к сожалению, этого не узнать. Посмотрим, может, хоть что-нибудь осталось из вооружения.

Но вокруг хоть и попадались одиночные автоматы, выбитые из рук солдат, но все обгоревшие и вряд ли рабочие. Вынимать же из рук мертвецов более-менее сохранившиеся «стволы», мы не решались.

Мы прошли дальше, туда, где когда-то располагалось здание штаба. Ветер усилился, поднимая пыль и золу от сгоревших останков и развевая её по ветру. Она крошилась и превращалась в облако, в котором невозможно было дышать. Мы закрывались рукавами и платками, но привкус гари всё равно чувствовался в горле.

Подойдя к наполовину обрушившемуся зданию штаба, от центра которого в стороны волной расходились переломанные плиты перекрытий и перегородки, мы остановились. Похоже, бомба или ракета попала как раз туда, в центр здания. Чудовищно — от одного взрыва снесло полдома.

— Здесь мы уже ничего не найдём, — вздохнул полковник. — Под штабом располагалось бомбоубежище, но даже если кто-то и успел туда спуститься, он оказался под завалами в смертельной ловушке.

— Потребуется как минимум средних размеров экскаватор, чтобы разгрести эти завалы, — оценил я обстановку с точки зрения строителя.

— Ладно, пойдёмте, может быть, дальше что-нибудь уцелело.

Обогнув здание штаба, точнее того, что от него осталось, мы вышли на спортплощадку. Здесь ничего не бомбили, да и зачем тратить снаряды и ракеты попусту?

— Они работали чётко, точечными кинжальными залпами, — прояснял картину произошедшего полковник. — Попусту не стреляли. В основном использовали бомбы и ракеты с высокоточным наведением. Чистые профи. По подчерку — американцы, без сомнений. А вон те развалины, — указал он рукой в дальний конец части, — это та самая антенна и, как я и думал, — разрушена до основания. Теперь мы уже точно отрезаны от остальной армии.

За площадкой было ещё несколько подорванных складов, хотя были и целые.

— Смотрите-ка! Несколько складов сохранились! — обрадовался машинист.

— Не уж-то ракет у них не хватило?! — усмехнулся Валера.

— Вперёд, посмотрим, что внутри, — кивнул Сбруев, устремляясь туда, куда не достала рука врага.

Мы поспешили к сооружениям, располагавшимся между других, так что остальные как будто прикрывали их со стороны. Похоже, именно место расположения и меньшие, по сравнению с другими складами, размеры уберегли эти строения из мощных бетонных блоков.

— Недаром, наверное, эти склады расположили именно так. Видно, что-то в них спрятано ценное, — заметил старик.

— Так и есть, — подтвердил полковник. — Если мне не изменяет память, здесь должен находиться склад стрелкового оружия. Это как раз на тот случай, если противнику удастся атаковать с воздуха, уничтожив крупные объекты. Первыми в этом случае пострадали бы склады с тяжёлой техникой, от которых против прицельного огня авиации всё равно мало толку. Таким образом, даже если разрушены окружающие здания, этот склад останется целым и невредимым, и пехота будет иметь возможность добраться до оружия и обороняться. Жаль только, что никто так и не успел его применить.

Мы подошли к дверям склада. Мощные металлические двойные двери, толщиной сантиметров двадцать, были слегка приоткрыты. Похоже, в панике или в спешке, их просто забыли закрыть.

— Нам повезло, если бы они были закрыты, мы бы ни за что не сумели проникнуть внутрь, — кивнул полковник на дверь.

— Даже чтобы отодвинуть такую дверь, необходимо несколько человек, — согласился Евгений.

— Похоже, солдаты как раз разбирали личное оружие, когда всё произошло, — добавил я.

— Хорошо, заходим, — сказал полковник и, дождавшись пока мы зашли внутрь, пристально осмотрелся по сторонам и, убедившись, что всё спокойно, проследовал за нами.

Здесь было темно. Лишь узкая полоса света, проникая сквозь приоткрытые двери, освещала это мрачное помещение. Мы остановились, давая глазам время привыкнуть к темноте.

Вскоре из темноты стали вырисовываться очертания высоких стеллажей, протянувшихся вдоль здания и заполнявших всё внутреннее пространство. Но на полках лежали не книги, а ровными рядами на специальных кронштейнах покоились дулами вверх автоматы Калашникова, самых разнообразных конфигураций: со складными и не складными прикладами, с подствольными гранатомётами и без них, а также АКСы (уменьшенная модель АК), запасные рожки магазинов, цинки с патронами самых разных калибров, а, кроме того, вдоль боковых стен лежали ящики с гранатами, РПГ, взрывчаткой и, похоже, минами.

По началу, глядя на всё это оружие, строго разложенное по своим местам, мы даже как-то побоялись его трогать, но после первичного осмотра, у нас словно руки зачесались — так захотелось подержать его в руках, ощутить его мощь и некую красоту, что ли?

— Не берите что попало, — охладил наш пыл полковник. — Я понимаю, что руки у вас чешутся, но много оружия мы не унесём. Берите по одному АК с подствольным гранатомётом, лучше со складным прикладом, запасные рожки — штук по шесть, распакуйте цинки с патронами и зарядите ими магазины, ещё три цинка возьмём с собой. Берите по пистолету, лучше Макарова и штык-ножи — если в бою не пригодятся, то в быту точно будут не лишними. Кто-то один возьмёт РПГ и запасные заряды к нему — возможно, придётся встретиться с вражеской техникой. Мины не берите. Гранат возьмите штук по пять. А если найдёте, то и бронежилеты с касками. Водку с коньяком оставьте — теперь они для нас лишь обуза.

Подсвечивая себе дорогу мобильниками, мы разошлись по складу, разыскивая назначенные полковником вещи.

Я прошёл в самый конец и, потянувшись к автомату Калашникова, случайно обратил внимание на несколько выделяющихся из общего ряда винтовок большей, чем другие, длины. Я присмотрелся: на винтовке был прикреплён оптический прицел, что не могло меня не заинтересовать, так как ещё с детства хотел пострелять из чего-то подобного.

Оставив автомат, я подошёл к винтовке: сомнений быть не могло — это была снайперская винтовка Драгунова. Не смотря на наставления полковника, я уверенно взял её в руки и прикинул на вес: довольно лёгкая, но немного длинноватая, чёрного цвета с пластиковым прикладом, оснащённым щекой и металлическим прицелом ПСО-1 с четырёхкратным увеличением. Прислонив приклад к плечу, я направил дуло на полосу света у двери и снял крышечку с объектива, взглянув в окуляр прицела: всё, как и должно было быть — одна прицельная галочка по центру и три в низу, а так же по десять боковых делений. В левом нижнем углу шкала для определения расстояния до ростовой цели, высотой 1,7 метра. А в магазине — десять патронов, калибром 7,62 мм.

Откуда я всё это знаю — очень просто: в интернете можно найти любую информацию, если интересоваться. А мой интерес к такому типу оружия был просто невероятен. Недаром я заигрывался в компьютерные игры, где главный герой стрелял из снайперской винтовки, читал разнообразную литературу и даже дома у меня был настоящий оптический прицел, правда, до винтовки я так и не дошёл. Но теперь, даже в таких условиях, в каких мы оказались, я ощутил прилив энергии, только взглянув в окуляр прицела настоящей снайперской винтовки.

— Умеешь с этим обращаться? — ощутил я позади голос полковника.

— Кое-какой опыт имеется, — сказал я, отводя глаза от прицела и опуская дуло винтовки вниз. — Я много знаю по теории стрельбы и прицеливания — читал в интернете, а на компьютере у меня был симулятор снайперской винтовки. Но по-настоящему стрелял только из малокалиберной, да и то без оптики, ещё когда учился — на ДПЮ водили.

— С какого расстояния?

Я напряг память:

— Пятьдесят метров, кажется.

— И какие результаты?

— В общем-то, неплохие: все пули попали в мишень диаметром сантиметров десять, а три из них — в девятку.

— Этого достаточно, — кивнул полковник. — На войне, зная теорию и при минимальном опыте, ты быстро освоишься. Снайпер нам не помешает. Хорошо, раз ты возьмёшь СВД, тогда, чтобы не сильно тяжело было, бери АКС — укороченный вариант АК без гранатомёта, но пистолет лучше возьми — это для крайнего случая, — слегка притих после этих слов командир, опустив глаза.

— Понятно, — бодро кивнул я. — Поищу ещё бронебойные патроны — могут пригодиться.

— И ещё, бери патроны снайперские, они так и называются — это отборные, хорошие пули, расфасованы по коробкам. На счёт бронебойных для отличия у них носик окрашен в чёрный цвет, а у трассирующих — в зелёный, — он улыбнулся. — Хорошо, думаю, ты разберёшься с этим, — и, взяв с соседней полки автомат Калашникова, отошёл в сторону, по дороге передёрнув затвор и спустив курок. Раздался глухой щелчок высвободившейся пружины — значит, всё работало.

Разыскав необходимые патроны и оружие, мы дружно сели заряжать магазины. Да, да, это только в кино главные герои этим, довольно скучным, делом никогда не занимаются. В реальной жизни нам пришлось изрядно попотеть, чтобы зарядить все магазины, распаковав несколько цинков с патронами, да так, что с непривычки даже пальцы заболели.

Я снарядил шесть магазинов к АКС, ещё шесть специальными снайперскими патронами к СВД, два — к пистолету ТТ (мы разыскали только их), оставив с десяток бронебойных и трассирующих в кармане куртки.

— Зарядили? — осмотрел нашу работу полковник. — Хорошо, теперь все выходите, постреляем.

— Но зачем? — растерянно пожал плечами Валера. — И куда?

— Вы думаете, достаточно взять в руки автомат — и вы непобедимы? Да вас в первом же бою положат, если вы из своего оружия в жизни не стреляли! Ни один здравомыслящий солдат не побежит на врага, не проверив и не отстреляв на стрельбище несколько рожков патронов. А вдруг автомат клинит, или вообще не стреляет? Что тогда делать, когда уже не убежишь и не спрячешься, а противник уже рядом, причём ведёт прицельный огонь на поражение? Снайперы — те вообще месяцами пристреливают свои ружья, но у них и задачи посложнее — на километр бьют.

— Да, я слышал об этом, — кивнул я, так как речь напрямую пошла обо мне.

— К сожалению, столько времени на подготовку у нас нет, и на километр, я думаю, стрелять не придётся, — взглянул он на меня. — Но по одному магазину, чтобы привыкнуть к оружию, отстрелять необходимо. Вы должны «почувствовать» своё оружие, оценить силу отдачи и привыкнуть совмещать целик с мушкой на враге.

Мы согласно кивнули:

— Понятно.

— Берите по магазину, выходите на двор и становитесь в ряд, я преподам вам несколько уроков по боевому применению оружия и тому, как вообще с ним обращаться в различных ситуациях, так сказать, проведу ускоренный курс молодого бойца.

Послушно исполняя команду полковника, мы навесили на себя оружие и по одному вышли через стальные ворота, так и остановившись вдоль него, создав некое подобие строя.

— Хорошо, — вышел вперёди нас полковник. — Теперь слушайте и внимайте моим словам, запоминайте, как азбуку, если хотите, а не хотите — тогда лучше и вовсе за оружие не беритесь, так как толку от вас тогда будет мало, — он вздохнул и взял в руки АК, до этого висевший у него на плече. — Итак, это АКМС — автомат Калашникова модернизированный складной. С боку — рычажок для выбора режима огня и предохранитель. В крайнем верхнем положении он находится в режиме предохранителя. Все поставьте оружие на предохранитель!

Почти у всех оружие оказалось на предохранителе, только Валера, случайно перещёлкнувший рычажок при заряжении, перевёл его в нужное положение.

— Хорошо, — продолжил Сбруев. — Среднее положение — режим автоматического огня, — сдвинул он рычажок вниз, а мы повторили за ним. — Не рекомендую вам зажимать курок в этом положении при ведении огня, так как вы быстро израсходуете боекомплект, а вдобавок не произведёте ни единого прицельного выстрела. Так стреляют только любители, случайно взявшие в руки автомат. От себя скажу: никогда так не делайте. Это эффективно, лишь тогда, когда противник совсем рядом и времени на прицеливание нет. Тогда это последнее, что остаётся. Во всех других случаях стреляйте очередями, зажимая курок на одну — две секунды, считайте выстрелы, так как вам необходимо найти момент и время для следующей смены магазина. Всем ясно? — окинул он нас пристальным взглядом.

— Так точно! — по-армейски отрапортовал Вячеслав Михайлович, видно, вспомнив солдатскую молодость.

Мы повторили за ним:

— Так точно.

— Дальше: нижнее положение — стрельба одиночными выстрелами, наиболее точная и эффективная, когда враг находится на значительном расстоянии. В этом случае выставляйте целик прицела на нужное расстояние. Шкала удобная, по пятьдесят метров на одно деление, так что вам остаётся только правильно определить расстояние.

Мы передвинули рычажки в одиночный режим огня.

— Если не планируете стрелять в ближайшее время, держите автомат на предохранителе — это убережёт вас от случайного выстрела, который может выдать вашу позицию врагу. Кроме того, рычажок, поставленный в положение предохранителя, закрывает ствольную коробку от попадания внутрь грязи, что немаловажно для чёткой и безотказной работы автоматики. В опасной местности лучше держать автомат начеку, выставленный в автоматический режим. При этом держите автомат дулом вниз. Далее — на стволе к автомату прикреплён штык-нож. Его лучше использовать только в случае крайней необходимости, так как он увеличивает длину ствола, снижая тем самым удобство пользования.

Следующее — подствольный гранатомёт ГП-25, - указал он на конструкцию в виде цилиндра с маленькой рукоятью и большим спусковым крючком, прикреплённую к цевью автомата. — Заряжается с дула. С левой стороны от ствола, — развернул он автомат так, чтобы нам было видно, — прицельное устройство, позволяющее вести прицельный огонь на расстояние 100–400 метров. В верхней части цилиндра — предохранитель. В режиме ПР — гранатомёт находится на предохранителе. В режиме ОГ — готовый к стрельбе. Радиус поражения обычной гранатой — 5 метров. В случае несрабатывания взрывного устройства, через 14 секунд сработает самоликвидатор. Попробуйте передвинуть рычажок вперёд и обратно.

В данном случае, я остался лишь зрителем, так как на моём АКС ничего подобного не было, однако я всё же слушал и запоминал, так как неизвестно из чего мне ещё придётся стрелять в будущем.

— Граната, вложенная в ствол, удерживается в нем подпружиненным фиксатором. При необходимости гранату можно извлечь из ствола с помощью экстрактора — особого стержня с клавишей под палец, — указал он на рычажок чуть пониже предохранителя. — Надавливая экстрактором на фиксатор, освобождаем гранату и извлекаем ее из ствола.

Все пощёлкали, поприцеливались из гранатомёта, пытаясь запомнить механизм его работы, после чего полковник продолжил:

— Разобрались? Теперь перейдём от теории к практике. Разложите приклад, — мы развернули складные металлические приклады на 180 градусов. — Передёрните затвор: до упора оттяните рычаг затвора, держа дуло вниз, — подождал пока мы всё сделаем полковник. — Хорошо вы дослали патрон в ствол.

Наш командир отошёл в сторону, так же досылая патрон в ствол.

— Может, можно положить вещи в сторону? — намекнул машинист. — Чтобы не мешали.

— Нет, категорически! — возразил тот. — Мы учимся воевать в любых условиях, а, наиболее вероятно, времени, чтобы скинуть снаряжение у вас не будет и отползать в сторону, когда начнётся бой, отстреливаясь, вам тоже придётся при всём снаряжении. Так что учитесь стрелять так, как вам придётся стрелять, а не так, как удобнее. Ясно?

— Ясно, — поняв свою ошибку, опустил глаза Евгений.

— Теперь одно важное правило. Ни в коем случае, не наводите оружие друг на друга, даже если оно находится на предохранителе — пусть это станет для вас привычкой, чтобы не случилось непоправимое! Понятно? — обвёл нас пристальным взглядом полковник, продолжив. — Итак, вы готовы к стрельбе. Но не спешите стрелять, для этого необходимо занять правильное положение. Всего у стрелка есть три основных стойки, из которых он ведёт огонь.

Положение стоя, — показывал он на своём примере, — ноги находятся чуть шире плеч, в общем, займите устойчивое положение. Далее прижмите приклад плотно к плечу — это очень важно, иначе от продолжительной стрельбы у вас образуется ощутимый синяк, а времени на его лечение у вас нет. Держите цевьё другой рукой. Для устойчивого положения оружия при прицеливании и стрельбе разверните ствол так, чтобы он был параллелен линии ваших ступней. Ствол уходит вниз? Не беда — перенесите руку с цевья на нижнюю часть магазина, слегка откиньтесь назад и обоприте локоть о тазовую кость. Здесь очень важно соблюсти естественное равновесие, чтобы, не напрягая мышцы, удерживать оружие неподвижно. Не волнуйтесь, если дуло будет слегка покачиваться — это естественная пульсация крови, от которой никуда не денешься, но желательно свести её к минимуму, для чего для особо точной стрельбы, необходимо на левую руку, удерживающую оружие за цевьё, надевать толстую перчатку. Ну как, получилось устойчивое положение?

— Не совсем, — пожаловался Валера. — Что-то не очень-то удобно.

— Это потому, что ногу следовало подвинуть чуть вперёд, а самому больше откинуться назад, — повесив автомат на плечо, подошёл он к нему, поправляя его стойку.

— Да и мне как будто что-то мешает, — пожаловался Вячеслав Михайлович. — Видно, разучился я уже.

— Не беда, сейчас поправим, — подошёл полковник к нему, «устраняя» недостатки, после чего подошёл к каждому, заодно перепроверив правильность стойки у всех.

По-видимому, он начинал увлекаться этим всё больше и больше, словно он вновь был в армии и вновь занимался любимым делом.

Через несколько минут все мы заняли правильную стойку и, совмещая мушку с целиком, перемещали дула автоматов по сохранившейся стене казармы, пытаясь привыкнуть к оружию.

— Хорошо, — кивнул Олег Иванович, — теперь можно и пострелять. Переведите оружие на одиночный огонь, выберите себе точку прицеливания где-то на противоположной стене. Не волнуйтесь на счёт звука от выстрелов — вряд ли нас сумеют услышать враги. Они ещё далеко, так что пока можно расслабиться. И запомните, до пятидесяти метров целиться нужно при стандартном положении шкалы целика. Теперь огонь! — произнёс он и, быстро вскинув к плечу автомат, выстрелил в стену.

Раздался резкий, довольно громкий хлопок, эхом разошедшийся в стороны. В стену с силой впечаталась пуля, выбивая щепки из штукатурки, а автомат «выплюнул» в сторону стреляную гильзу.

От неожиданности мы слегка отпрянули в сторону, но потом собрались и вновь прицелились.

— Теперь ваша очередь, — направил дуло в пол Сбруев, оглядываясь на нас. — Ну же, смелее! В бою нужно стрелять не раздумывая, во всё, что движется!

И, прижав приклад поплотнее к плечу, как и наставлял полковник, я нажал на курок, инстинктивно зажмурив на мгновение глаза. Выстрела я не видел, но ощутил последствия, толкнувшего в плечо приклада. Я открыл глаза, краем глаза заметив отлетающую в сторону гильзу. За мной выстрелили и другие, окропив стену пулями.

— Стоп! Стоп! Стоп! — поднял руку вверх командир. — Так не пойдёт!

Мы опустили оружие, обернувшись к наставнику.

— Ты и ты, — указал он на меня и Валеру. — Вы зажмурились при стрельбе. Это не допустимо, особенно при снайперской стрельбе, — кивнул он на висевшую у меня за спиной винтовку Драгунова. — Так что открывайте глаза пошире и не бойтесь выстрела — вы должны видеть результат вашей стрельбы, иначе вы не поймёте, попали вы или нет, сбился прицел или противник в последний момент пригнулся, а вы подумали, что попали и расслабились, а следующей же пулей, уже не моргая, он подстрелит вас.

— Ясно, — кивнули мы, бегло переглянувшись, — постараемся.

— Теперь только вы вдвоём. Сосредоточьтесь! — он выдержал паузу, дождавшись пока мы вновь прицелимся. — Огонь по готовности, — мягко добавил он.

Я сосредоточился и, даже особо не целясь, выстрелил, силой заставив себя не зажмуриться… и ничего страшного не произошло. Я увидел как там, где соединилось перекрестие мушки с целиком на стене вздымнулась осыпавшаяся штукатурка. Оказалось, ничего страшного не было, если наблюдать за выстрелом. Даже интересно.

У Валеры стрелять не зажмуриваясь вышло лишь после нескольких выстрелов.

— Ничего, — успокаивал его полковник, — это распространённая ошибка, но от неё вы скоро избавитесь. Нужно лишь немного практики и спокойствия.

Мы произвели ещё по ряду выстрелов, после чего попытались стрелять очередями, что отличалось от одиночных выстрелов более сильной отдачей, а ствол сильнее уходил вверх, что резко отражалось на точности. Но мы быстро привыкали. Вскоре нас уже даже не пугали резкие звуки выстрелов, слегка гасившиеся расположенным на дуле пламенегасителем.

Расстреляв по одному рожку, мы потянулись за следующими.

— Хорошо, теперь запомните несколько наставлений, которые крайне важны в бою: чтобы не тратить время на передёргивание затвора, при досылании патрона из нового магазина, считайте свои выстрелы. Отстреляв 29 патронов, меняйте магазин и продолжайте стрельбу, не передёргивая затвора. Если сбились при оживлённой перестрелке, меняйте магазин примерно после 20–25 выстрелов. Ничего, если в магазине остались не отстрелянные патроны, вы используете их потом, когда бой немного остынет, кроме того, таким образом, вы, возможно, запутаете противника, если тот считал ваши выстрелы. И ещё одно: при стрельбе из любого вида оружия может случиться так, что пулю перекосит или заклинит. Но не растеривайтесь — в автомате Калашникова эта проблема решается достаточно просто: передёрните затвор, и продолжайте стрелять. Правда, в основном это случается оттого, что загрязнились внутренние механизмы, поэтому почаще чистите своё оружие, таким образом, вы обезопасите себя от возможных неисправностей. И даже если вы произвели всего один выстрел, не ленитесь в свободную минутку разобрать и почистить оружие. Особенно это касается снайперских винтовок, — указал он на меня, — которые крайне чувствительны к любым шероховатостям и загрязнениям механизмов. Как разбирать и чистить оружие я расскажу позже, на это сейчас времени нет.

Итак, следующая стойка — положение сидя. Наиболее часто используемая стойка в городских условиях, особенно в завалах и других подобных местах, в общем, как раз там, где нам, по всей вероятности, придётся вести в ближайшем будущем боевые действия. Присядьте на правую ногу таким образом, чтобы голень оказалась полностью на земле. Практически — сядьте на правый ботинок. Другую ногу согните и разверните так, как и при стойке стоя, устойчиво оперев ступню на всю площадь ботинка. Обоприте на колено левый локоть. Теперь можете прицеливаться.

И он снова обошёл нас, поправляя и корректируя наши неловкие стойки, ощупывая, не напряглась ли какая мышца, и жёстко требуя соблюдения его наставлений.

— Вы должны запомнить эти стойки на столько, чтобы автоматически принимать нужное положение в случае необходимости. От того, насколько быстро вы сумеете открыть по противнику прицельный огонь, зависят ваши жизни! Можете стрелять!

Примкнув к прикладам, мы вновь стали обстреливать «бедную» стену: сначала одиночными выстрелами, а затем и очередями. Отстреляв, таким образом, ещё по рожку, мы перешли к третьей стойке.

— Положение лёжа! — объявил полковник. — Самое удобное для стрелка и позволяющее наиболее точно попадать в цель, особенно с дальнего расстояния. Ложитесь на землю животом вниз. Давайте быстрее, не брезгуйте — итак уже измазаны в грязи больше некуда. Не бойтесь сломать оружие — оно стальное и специально сделано для выдерживания даже варварского обращения. Хорошо, слегка приподнимитесь, удерживая автомат на локтях, ноги на ширине в полтора раза шире плеч. Каблуки прижать к земле для большей устойчивости! Оружие смотрит под углом к корпусу влево! Локти расположены в вертикальной плоскости с автоматом, то есть под ним. Это не позволит оружию смещаться в сторону при стрельбе. Для большей балансировки ствола, намотайте на левую руку, удерживающую цевьё, ремень оружия, только не сильно натягивайте — это отразится на результатах стрельбы в худшую сторону!

Он снова обошёл нас, поправляя изготовку.

— Можете стрелять! Одиночными выстрелами!

Стену окропили пули из автоматов.

— Хорошо! Можете подниматься. Да не отряхивайтесь вы! Так вы больше сливаетесь с окружающим пейзажем. Кроме того, запомните, что при стрельбе лёжа так же можно применять упоры — кирпичи, земляные бугорки, тогда стрелок находится ниже и менее заметен со стороны. В таком случае удерживайте приклад свободной левой рукой, чтобы добиться полной неподвижности оружия. В основном, этот тип изготовки применяется при снайперской стрельбе, разумеется, если есть такая возможность. Обязательно подкладывайте под оружие что-нибудь мягкое: шапку или перчатки, иначе ствол будет сильно подпрыгивать при выстреле, и вы не попадёте в цель!

Это главные положения при стрельбе. В основном, они применяются для точной, снайперской стрельбы, но в реальных боевых условиях будьте готовы стрелять из любого положения, того, в котором вы сумеете оставаться скрытным. Это уж как получится.

Следующее — стрельба из гранатомёта. К сожалению, у нас нет учебных зарядов, чтобы потренироваться в стрельбе, а настоящих — весьма ограниченное количество, поэтому стрелять вам придётся уже в реальных боевых. Сейчас же мы научимся правильно заряжать гранаты и удерживать автомат при стрельбе, — он поднял с земли отложенную на время сумку с гранатами. — Боекомплект в 10 выстрелов переносится стрелком в «сумке», с двумя кассетами с гнездами для гранат, по 5 штук в каждой. Кассеты располагаются на ремнях по обеим сторонам от корпуса стрелка, так что гранаты будут доступны, в каком бы положении вы не оказались. Мы нашли лишь 50 зарядов — каждому гранатомётчику по десять, я возьму 20. Теперь пусть каждый из вас возьмёт по гранате, — прошёл он мимо нас, а мы вытянули из гнёзд по увесистой в полтора килограмма, гранате в форме яйца, в нижней части которого располагались крупные нарезы, а ниже — в два раза тоньше основной части короткий цилиндр. — Калиберная 40-мм граната вставляется в ствол без усилия, — показал он на своём примере, отойдя в сторону. — Стрелок-правша «работает» с рукояткой и спуском кистью левой руки. Прицельные приспособления рассчитаны на стрельбу прямой или полупрямой наводкой. Они установлены на левой стенке кронштейна, здесь же нанесена дистанционная шкала в виде дуги с делениями. Для прямой наводки служат откидной целик и подвижная мушка. При установке прицела на дальность особый кулачок несколько смещаем в сторону: таким образом, вводится поправка на деривацию — смещение гранаты при вращении. Полупрямая наводка осуществляется: по направлению — с помощью целика и мушки, по дальности — с помощью дистанционной шкалы и отвеса, подвешенного на оси прицела (метод «квадранта»). Полупрямая наводка производится при навесной стрельбе. Следует учесть, что при крутой траектории большое влияние на полет гранаты, и конечный результат стрельбы оказывает боковой ветер. Поправки на боковой ветер можно внести смещением мушки. Специальные меры приняты для смягчения действия отдачи гранатомета на стрелка и на автомат. На приклад ваших автоматов для этого прикреплён резиновый затыльник. Огонь из ГП-25 ведется из положения стоя, с колена, уперев приклад в ногу, или сидя, — быстро демонстрировал он на своём примере. — Стрельба прямой наводкой, по настильной траектории ведется, как правило: на дальности до 200 м — с упором приклада в плечо, 200–400 м — «из-под руки», т. е. с прикладом, зажатым под мышкой. Стрельба по крутой траектории — с упором приклада в грунт или борт. При встречном ветре снос гранаты становится опасным для гранатометчика, начальная скорость гранаты не велика, поэтому она может отлететь не очень далеко. Так что советую дождаться более подходящего момента, когда ветер стихнет. Теперь потренируйтесь вы, — добавил полковник, обменивая автомат с гранатомётом на мой АКС.

И мы продолжили изучать технику поведения с оружием, хоть уже и с меньшим интересом, но не менее внимательно.

— Итак, с автоматом закончили, — убедившись, что мы всё поняли, продолжил Сбруев. — Перейдём к следующему виду оружия — пистолету ТТ, имеющемуся у нас в наличии, — достал он из кобуры пистолет, а мы последовали его примеру. — Это оружие ближнего боя, а так же в стеснённых условиях помещений зданий, где неудобно работать с длинностволыми автоматами. В таких условиях или складывайте приклад автомата, крепко удерживая его за рукоятку, либо берите пистолет. Запомните, если противник близко, а у вас закончились патроны в магазине автомата, гораздо быстрее будет вытащить пистолет и продолжить стрельбу из него, чем перезаряжать автомат. Итак, ТТ — скажу честно, не лучший вариант пистолета, но нам выбирать не приходится. Имеет восемь патронов в магазине, полуавтоматический. Здесь нет предохранителя, но можно установить выстрел с затяжкой — для этого сбоку имеется соответствующий рычажок. Правда, это так, для сведения. В боевой обстановке вам это вряд ли пригодится. Далее: для первого выстрела необходимо взвести курок «на себя». Патрон досылается путём оттягивания затвора назад до упора. Не рекомендую носить пистолет в не боевой обстановке с патроном в патроннике, так как при падении, пистолет может выстрелить самостоятельно. Кроме того, возможны случаи выпадения магазина из рукоятки. Так что будьте внимательны при обращении с ним. Стрелять из пистолета лучше с вытянутых вперёд обеих рук. Одна удерживает пистолет, другая поддерживает его снизу, тем самым, фиксируя магазин и сам пистолет. Хотя, как и из любого другого оружия готовьтесь стрелять из любого положения. Поэтому сейчас постарайтесь пострелять из самых разных стоек: стоя, присев, сбоку, лёжа. Выполняйте.

После отстреливания по две обоймы, мы почувствовали, что готовы, возможно, даже к бою.

— Хорошо, — похвалил нас наш наставник. — В процессе дальнейшей стрельбы, вы всё лучше и лучше будете осваиваться, привыкая к своему оружию. А на сегодня хватит. Теперь всем — заряжать магазины! Игорь, ты останься, я объясню принципы правильной стрельбы из снайперской винтовки.

Евгений, Валера и Вячеслав Михайлович, повесив оружие на плечи, вернулись на склад, а я, вооружившись СВД, подошёл к полковнику.

— Прежде всего, я хочу, чтобы ты запомнил, — обратился он ко мне. — Снайперская стрельба — это не просто стрельба. Здесь важна выдержка, терпение и стойкость. Нельзя торопиться, плавно нажимай на курок, учитывай расстояние и ветер. Будь скрытен. Запомни: цвет местности — это цвет твоей одежды и винтовки. Осторожность не помешает. Вражеские снайперы будут охотиться на тебя, поэтому зря не раскрывай позицию. Придерживайся принципа: один выстрел — одно попадание. После выстрела обязательно меняй позицию. Открывай объектив прицела только перед выстрелом. Солнце должно быть всегда позади тебя. Но если же случится наоборот — это не конец света: на объективе имеется выдвижная бленда, которая не допустит появления солнечных отблесков, демаскирующих тебя. Внимательно изучай местность, фиксируй её в памяти, каждое изменение на местности — это появление возможного противника. Помни, базой для меткого выстрела из винтовки является объем практических навыков, приобретенных в принятии правильной изготовки, прицеливании и спуске курка. Выстрел — это всего лишь результат совокупности этих навыков.

— Да, я знаю это, — кивнул я. — Я читал об этом.

— Хорошо, не забывай этого. Теперь потренируйся в стрельбе на расстояние примерно в сто метров. Прими положение лёжа с упором — это первое положение, из которого стреляет новичок.

Я устроился возле небольшой груды кирпичей, подстелив под цевье винтовки свёрнутую в трубочку матерчатую ткань, найденную рядом на земле. Удобно устроившись на земле, я прислонился подбородком к прикладу, откинув левой свободной рукой крышечку с объектива прицела и ухватившись снизу за приклад. Я посмотрел в окуляр. Прицел, хоть и имел 4-х кратное увеличение, но едва увеличивал отдалённые предметы, обзор из прицела был сведён к минимуму, однако, в тоже время, поле окуляра было чистое, удобное для прицеливания.

— Точка попадания находится на пике верхнего прицельного угольника. Остальные три ниже — для прицеливания на 1100, 1200 и 1300 метров соответственно, при установленном вертикальном отклонении на деление 11. Но это тебе не понадобится. Для стрельбы на такие дистанции, необходима особо точная винтовка, а тренироваться для этого нужно как минимум несколько месяцев. Твоя же цель — для начала научиться попадать в ростовую цель на малых — до 200 метров и близких — до 600 метров расстояниях. Хотя практически достижимое расстояние попадания из винтовки СВД не более 600–800 метров. Так что больше возможного, ты из неё всё равно не выжмешь. Помни, очень важно точно определить расстояние до цели, так как разброс пуль из винтовки, особенно на дальних расстояниях, даже при ошибке в пятьдесят метров значителен и может достигать одного метра.

— Понятно, а сбоку шкала для определения расстояния по человеческому росту? — вспомнил я, отвлёкшись от окуляра.

— Да. А по другим ориентирам расстояние определять умеешь?

— Так точно, — уверенно примкнул к прицелу я.

— Хорошо, тогда выбери цель и стреляй, предварительно, определив расстояние и выставив его на вертикальной шкале. Не зажмуривай левый глаз — пусть он будет открыт, так ты сохранишь бинокулярность зрения. В бою это позволит тебе так же следить за окружающей обстановкой, что трудно переоценить, и это особенно важно для снайпера. Запомни: долго не целься — это напрягает зрение, задерживай дыхание перед выстрелом и не бросай оружие после, проследи, куда попала пуля через оптику.

Определять расстояние с помощью прицела ПСО-1, установленного на этой винтовке, было проще простого. Достаточно было знать размер наблюдаемого предмета в метрах, умножить его на тысячу и разделить на количество горизонтальных делений, которые занимает этот предмет в прицеле, и мы получаем расстояние до объекта.

Прислонив глаз к резиновому наглазнику окуляра, я осмотрел местность впереди: груды обломков, разбросанные до спортивной площадки меня не интересовали — слишком близко, как для снайперской стрельбы. Я слегка повернулся, передвигая винтовку вместе с корпусом. В прицеле появился разрушенный склад, а перед ним — площадка, на которой был отчётливо различим отдельно лежащий кирпич боком ко мне. Кирпич занимал ровно полтора деления по прицельной сетке. Следовательно, расстояние до него составляло примерно 167 метров.

— Кирпич у склада, — указал я цель. — Сто шестьдесят семь метров. Ветер, — осмотрелся я, — практически нулевой.

Полковник всмотрелся в бинокль, предварительно взятый на складе.

— Хорошо, выстави вертикальную поправку на один и две трети. Это как раз необходимое расстояние. Выставляй примерно — погрешность будет незначительна, — подтвердил цель Сбруев.

Я подкрутил верхний маховик, на глаз, выставив на нём нужное расстояние.

— Есть, — произнёс я. — Разрешите стрелять?

— Стреляй, как будешь готов.

Я совместил верхнюю часть прицельного угольника с центром кирпича. Поле зрения было чистым, без затемнений, значит, я целился правильно. Я вдохнул воздух, задерживая дыхание, после чего начал плавно нажимать на курок. Я сосредоточился на цели и так же плавно «дожал» курок, без рывков и промедлений.

Грянул выстрел, но, как и учил полковник, я не моргнул, не бросил винтовку, наблюдая за целью, практически не сдвинув прицел в сторону. В то же мгновение кирпич разлетелся в щепки — цель была поражена. Вправо звонко отлетела стреляная гильза.

Я выдохнул воздух и медленно отстранился от прицела.

— Отлично, — наблюдал за выстрелом полковник в бинокль. — Ты способный стрелок. Потренируйся ещё. Попытайся поразить более отдалённую цель. Например, вон тот указатель пожарного гидранта между дальними складами. Видишь?

Я уловил в прицеле нужный объект и навёл на него остриё угольника. В прицеле по ширине он занял два деления.

— Есть цель, — подтвердил я.

— Ширина щита 40 сантиметров. Целься в центр буквы П.

— Расстояние двести метров, — понял я и повернул по часовой стрелке верхний барабан, выставив его на «двойку».

— Подожди, ветер усилился, — взглянул он на возвышающиеся за забором, слегка качающиеся, ветви деревьев. — Ветер слабый, слева. Поверни маховик горизонтальных поправок на четверть деления по часовой стрелке.

— Есть, — подкорректировал я прицел.

— Теперь огонь, пока ветер не изменился.

Я вновь задержал дыхание. Прицельный уголок слегка колебался, но не выходил за пределы буквы П, что, как я читал раньше в одной книге, было допустимо — это естественные колебания руки, удерживающей оружие. Так же, как и раньше, я плавно спустил курок.

Вновь грянул выстрел — пуля пробила щит почти по центру, слегка сместившись к левой вертикальной черточке буквы.

— Неплохо, — оценил мои старания полковник, осматривая цель. — Тебе попалась очень хорошая винтовка, правильно пристрелянная и с кучным боем. Чувствую, врагам не поздоровится, — улыбнулся он. — Ладно, теперь постреляй сам, я не буду тебе мешать.

— Только расскажите мне, как вы определили поправку на ветер. Я когда-то читал об этом, но всех тех таблиц я и не пытался запомнить, — отложил я винтовку, взглянув на своего наставника.

— Это тоже не сложно. И не требует знания особых таблиц. Просто запомни, что есть три типа ветра: слабый, как сейчас, средний — 4–6 метра в секунду и сильный — 10–12 метров. При сильном ветре при стрельбе на дальние расстояния лучше воздержаться от выстрела и не выдавать свою позицию, так как пуля очень серьёзно сносится ветром, а просчёт даже на незначительную величину, может свести все твои старания к нулю.

— Ясно.

— Все ветровые поправки для удобства рассчитываются сперва на средний ветер, дующий под 90 градусов к линии выстрела. Формула очень проста: до 500 метров — делишь количество сотен метров на четыре, а от 500 и до 800 — на три. И получаешь количество делений, на которые тебе нужно сдвинуть прицел вправо или влево. На более дальние расстояния — необходимы дополнительные ориентиры по длине выстрела и особый расчёт, так что лучше даже не пытайся стрелять, даже если ветер совсем слабый. Итак, если ветер сильный — полученную величину умножаешь на два, если слабый — делишь на два. А если при этом он дует ещё и под углом примерно 60, 45 или 30 градусов, умножаешь или делишь эту величину, соответственно, ещё на два. Понял?

— Так точно, — кивнул я. — Всё очень просто.

— Да, и ещё кое-что, — вспомнил Олег Иванович. — Температура тоже влияет на точность огня. Сейчас около двух градусов выше ноля, то есть отклонение от нормативной величины 13 градусов, но это не существенно и на малых расстояниях не влияет на точность попадания. Вообще влияние температуры на дальность полета пули на расстояниях до 500 метров можно не учитывать, так как на этих расстояниях ее влияние незначительное. На более дальние расстояния существует соответствующая таблица. Если будет время, то обязательно составлю её для тебя.

— Вы знаете снайперские таблицы? — слегка удивился я. — Вы учились на снайпера?

— Да, было дело, — присел на корточки возле меня полковник, вздыхая. — В нас вбивали эти таблицы, так, что в жизни не забудешь.

— Тогда, почему вы учите меня, а не берёте винтовку сами?

— Видишь ли, — ухмыльнулся он. — Бойца-рукопашника не так-то просто переквалифицировать в снайпера. У меня сохранились рефлексы ближнего боя, поэтому я часто мазал, еле-еле сдав норматив, хотя знаю теорию в совершенстве. К тому же, я курю, что увеличивает пульсацию и так же негативно отражается на стрельбе. Так что одной теории мало, нужно иметь предрасположенность к этому. А у тебя она, кажется, есть.

— Спасибо, — кивнул я. — Может, поделитесь ещё какими знаниями?

— Отчего ж нет, — напряг память Сбруев. — Вот, например, очень полезный приём: в городе можно использовать так называемый охотничий или снайперский выстрел. Сущность его заключается в том, чтобы, не изменяя высоту прицела, точно попадать в цель на расстояниях до 250 метров, как раз та величина, с которой мы столкнёмся в черте города, между завалами и полуразрушенными зданиями. Для этого выставляй прицел на «двойку». На расстоянии 80 метров высота траектории пули будет 3 см, а высота прицельной линии на данной винтовке — 5 см, разница в 2 см не будет иметь решающего значения. Пуля ляжет всего на 2 см ниже точки прицеливания. Вертикальный разброс пуль в 2 см для данной винтовки настолько мал, что принципиального значения те 2 см вообще не будут иметь. Поэтому, стреляя оптическим прицелом с делением установленным на «2», начиная с 80 метров дистанции и до 200 метров, целься противнику в переносицу — ты туда и попадёшь плюс — минус 2–3 см выше ниже на всей этой дистанции. На 200 метров пуля попадет строго в точку прицеливания. И даже далее, на дистанции до 250 метров, целься с тем же прицелом противнику в «макушку», в верхний срез шапки — пуля после 200 метров дистанции резко понижается. На 250 метров, ты попадёшь ниже на 11 см — в лоб или переносицу. Такой способ очень удобен и практичен в подвижных уличных боях, когда расстояния в городе и есть примерно 150–250 метров и все делается на бегу, с ходу, быстро, и некогда ворочать маховиком и выставлять прицел по дальности. К тому же на таком расстоянии не нужно учитывать деривацию. Особенно это характерно как раз для винтовки СВД, здесь оптический прицел специально смещен влево на 1,5 см. Ствол при этом получается слегка развернутым влево, и пули слегка уходят левее. Принципиального значения это не имеет. На дистанции 300 метров силой деривации пули возвращаются в точку прицеливания, то есть по центру. И уже на дистанции 400 метров пули начинают основательно уводиться вправо, поэтому, чтобы не крутить горизонтальный маховик, целься противнику в левый от тебя глаз. Деривацией пулю уведет на 3–4 см вправо, и она попадет противнику в переносицу. На дистанции 500 метров целься противнику в левую сторону головы между глазом и ухом — это будет приблизительно 6–7 см. На дистанции 600 метров — в левый обрез головы противника. Деривация уведет пулю вправо на 11–12 см. На дистанции 700 метров возьми видимый просвет между точкой прицеливания и левым краем головы, где-то над центром плеча противника.

— Кажется, слишком много информации, как для первого урока, — улыбнулся я. — Боюсь, всего я сразу не запомню.

— Ничего страшного, — похлопал меня по плечу полковник. — В нужной ситуации, ты всё вспомнишь. Лучше я расскажу тебе всё, что знаю сейчас, потому что никто не знает, что случится со мной завтра и успею ли я поведать тебе всё, чему меня научили. Это война, сынок, здесь каждый день кто-то умирает, и никогда не знаешь, когда придёт твой черёд. Поэтому напрягись и запоминай. Всегда стреляй сначала в командиров. В бою, когда есть возможность остаться незамеченным, сначала убирай тех, кто с края, если ты на снайперской позиции, а пулемётчика оставь напоследок — он прикрывает шум от твоих выстрелов и тебя невозможно определить, пока он ведёт огонь. Так поступали финские стрелки — «кукушки» во время Зимней войны, так будешь поступать и ты. Никогда не сомневайся. Попалась фигурка врага на прицел — стреляй, не раздумывая. Он не будет думать, когда будет стрелять в тебя, и ты не должен этого допустить. Будь хитрее — противник не из робкого десятка, а профессионально обучен. Хитрость — твоё главное оружие. Помни, что у американцев, а в том, что это именно они я почти уверен, да и не всё равно кто они — оружие то у них у всех современное. У них есть опаснейшее оружие для борьбы со снайперами: приборы, обнаруживающие оптическое отражение, следовательно, нужно открывать объектив только перед выстрелом. Приборы, обнаруживающие стрелка после выстрела, следовательно — нельзя стрелять с одной позиции больше одного раза, необходимо использовать шумовое заграждение. Кроме того, у противника есть особо точные ручные ракетницы, которые пробивают стену, за которой расположен снайпер и взрываются внутри помещения. Они способны разрушить одно — двухэтажные дома и даже больше. В таких случаях обнаружение твоей позиции становится крайне опасным. Опасайся их снайперов. Их подготовка весьма серьёзна, намного лучше твоей, но мыслят они не так, как мы. Ты можешь это использовать против них. Но если сомневаешься в своих силах — уходи, лучше не ввязывайся с ними в бой. И ещё одно: в ночное время так же можно вести огонь, подсвечивая прицельную сетку специальной лампочкой, смотри — снизу между креплениями кронштейна, — я нащупал кнопку, указанную полковником. — Батарейка находится в этом цилиндре слева под прицелом, — указал он на неё. — Если не часто пользоваться, то её должно хватить более чем. Но лучше прозапас взять ещё пару штук на складе, тем более, что таких батареек мы не найдём больше нигде. В сумеречное время можно не подсвечивать прицельную сетку — в прицел итак будет хорошо видно. В этом прицеле есть и ещё одно приспособление — люминесцентный экран для стрельбы по инфракрасным прожекторам противника, т. е. приборам ночного видения и т. п. Для приведения этого устройства в действие необходимо флажок люминесцентного экрана, — указал он на рычажок справа от прицела, — выставить в горизонтальное положение, а его окошечко подставить под лучи солнца на 15 минут или же в течение 10 минут подсветить этот экран люминесцентным источником света. Такой «зарядки» реально хватает на двое — трое суток, пользуешься ты им или нет.

Я внимал каждому слову полковника, пытаясь запечатлеть его бесценные слова в памяти, да так, как никогда не слушал ни на одной лекции в академии. Конечно, о многом из всего, что говорил полковник, я уже читал раньше, но тогда это было лишь увлекательным чтением, и я не пытался запомнить всё, а теперь — необходимой для выживания информацией. К тому же повторение, как известно, — мать учения.

— Спасибо вам за советы. Я обязательно учту всё это.

— Всегда, пожалуйста, — поднялся на ноги Сбруев, похоже, довольный собой. — Да, и ещё одно, — вдруг вспомнил он. — Чтобы постоянно не подкладывать под оружие что попало, оберни ствол и прицел во что-то серое и мягкое, тем самым ты предохранишь оружие от случайных ударов, станешь менее заметен и будешь способен стрелять из любого положения, не тратя время на устройство оружия на упоре. Это особо важно при случайном уличном бою или же быстрой смене стрелковых позиций. Ну, в общем, ладно, давай, постреляй пока, а я пойду, посмотрю, как там остальные.

— Есть, — кивнул я, вновь примкнув к оружию.

Полковник ушёл, а я вновь прицелился. Я попытался определить самую дальнюю точку, куда я мог бы выстрелить и увидеть, куда я попал. Я повернул винтовку и разглядел дальний деревянный столб освещения, скрытый в массе расположенных за ним таких же серых деревьев. Похоже, лампочка была ещё цела. Высота таких столбов обычно составляла шесть метров. Но нижняя его часть была скрыта развалинами одного из складов. Однако был виден верхний край трёхметрового забора, находившегося как раз возле столба. Следовательно, от верха забора и до плафона три метра. Я развернул винтовку на 90 градусов, так чтобы горизонтальные деления в прицеле стали вертикальными, и подсчитал их количество. Семь с половиной, что в переводе означает ровно 400 метров.

«Не мало, как для начинающего, — подумал я, — а в прочем нормальная снайперская дистанция,» — и развернул винтовку в нормальное положение.

Четыре щелчка по часовой стрелке, ветер тот же — ввёл я поправку в прицел и прицелился. Плафон лёг на острие угольника. Я задержал дыхание и потянул за курок. Прозвучал выстрел, но плафон остался не повреждённым.

Не понимая, что произошло, я растерянно оглянулся, но полковника рядом не было, а значит и спросить, что произошло, уже было не у кого. Я вновь вгляделся в прицел.

Может, расстояние неверно? Поверил — семь с половиной делений, пересчитал. Нет, тут ошибки быть не может. Ветер слабый, такой же самый, как и раньше.

Может, просто промазал? Или разброс пуль у винтовки настолько велик на близких расстояниях? Нет, целился и стрелял я точно так же, как и ранее. Ну, плюс-минус два сантиметра, думаю, но не более!

И тут же вспомнил про деривацию. Ну конечно! Как я мог забыть?! Возможно, потому, что раньше я не вносил такие поправки. Хорошо хоть сейчас забыл, а не потом, в реальных боевых!

Я вздохнул с облегчением и, прицелившись, слегка подал прицел левее от плафона. Но всё-таки я ощущал, что и этого мало. При такой деривации я должен был хотя бы зацепить плафон, а он остался невредим. Возможно, прохладный ветер внёс свои коррективы, отчего воздух стал более плотным, а пуля начала лететь ниже. Я слегка приподнял дуло, целясь в верхнюю часть плафона. Ну, теперь должен попасть, решил я и выстрелил.

Плафон вдребезги разлетелся через мгновение после того, как прозвучал выстрел. Как раз так, как я и предполагал. Я улыбнулся, наблюдая в прицел, как разлетаются осколки, и плавно отстранился он окуляра. Звук разлетевшегося стекла был еле слышен здесь. Значит, изменение температуры влияет и на расстоянии в 400 метров, хоть и незначительно, понял я.

После этого я произвёл ещё ряд выстрелов, пока не опустела обойма, по самым различным предметам на разных расстояниях, ещё более уверовав в свои силы и не совершив при этом ни единого промаха. Из СВД стрелять было легко, а пули ложились так, как нужно. Правда, глаза и руки немного напряглись, а от продолжительного лежания на холодной земле, начало кидать в дрожь. Пора было заканчивать тренировки. Пожалуй, на сегодня хватит.

Я поднялся на ноги и, перезарядив винтовку, повесил её на плечо. Мои товарищи уже выходили со склада, навьюченные припасами, как верблюды в пустыне.

— Ну как, понравилось стрелять из этой игрушки? — спросил меня Валера, улыбнувшись.

— Ещё как, незабываемые впечатления! Особенно, когда попадаешь, да ещё и на дальних дистанциях, — ответил я.

Следом вышел полковник:

— Давай, запасайся патронами, мы скоро уходим, — он посмотрел вверх и по сторонам. — Скоро будет темнеть, а нам ещё следует соорудить схрон боеприпасов где-нибудь недалеко, прозапас, — объяснил Сбруев, видя наши удивлённые взгляды. — На случай, если мы вернёмся пополнить запасы, а склад окажется разрушенным или разграбленным. Такое время — теперь всё может быть. Не одни мы знаем, об этой базе, значит, не одни мы здесь будем вооружаться. Скорее, нужно уходить!

Я прошёл на склад, разложил по свободным карманам патроны к винтовке, прихватил сумку с комплектом принадлежностей для СВД, которая на стеллаже лежала ниже ниши для винтовки, и быстро вернулся к остальным на улицу. Там мои боевые товарищи навешивали на себя специальные ремни с отделениями для магазинов, гирлянды «лимонок» и пояса с гранатами для гранатомётов. Пистолеты для удобства разместили на бедре. Бронежилетов, к сожалению, не нашли, но зато нашли ящик с новенькими армейскими противогазами со сдвинутыми влево фильтрами, что удобно для стрельбы, и широкими панорамными стёклами.

— Это хорошие противогазы. Они нам понадобятся. В городе, где произошёл ядерный взрыв, многие предметы заражены радиацией, особенно опасна для нас будет радиоактивная пыль, попадание которой в организм человека может привести к серьёзному отравлению, вплоть до смерти. Поэтому, не стесняйтесь его надевать, даже если он вам неудобен — он спасёт вам жизни. Давайте потренируемся: снимите шапки и наденьте противогазы, — показывал он на своём примере. — Сначала идёт подбородок, и только затем натягивайте его на голову.

Мы надели противогазы и вдохнули через фильтры воздух. Это оказалось легче, чем тогда, ещё в школе, когда нас учили надевать противогазы ещё старого, советского образца. Уши остались открытыми, поэтому мы отчётливо слышали полковника.

— Убедитесь, что противогаз плотно примыкает к лицу, дышите равномерно и спокойно. Попробуйте прицелиться из автомата, не снимая противогаза.

Мы прислонили приклады к лицу, стукнувшись о противогаз. Немного неудобно, но ничего. Жить можно.

— Хорошо, можете снять их, — стянул с себя противогаз полковник, вновь надевая шапку. — Держите их под рукой.

Мы убрали их в специальные матерчатые сумки, прилагавшиеся к ним, перекинув через плечо, за спину. Затем навесили на себя всё остальное.

Я перекинул винтовку за спину, вложил штык-нож в специальное отделение сбоку на ремне и взял в руки АКС. Кроме того, каждый взял с собой по цинку боеприпасов, которые мы собирались зарыть недалеко от военной части, в лесу. Валера прихватил с собой РПГ с десятком зарядов, как обращаться с ним ему отдельно показал полковник.

— Хорошо, ничего не забыли? — осмотрел нас, навьюченных багажом, полковник. — Отлично, как раз потренируетесь носить тяжести. Когда разгрузимся, станет намного легче. А теперь вперед! Нам ещё нужно найти, где переночевать.

Мы направились обратно, к выходу из части. Со стороны теперь мы больше походили на боевиков-повстанцев, которых мы часто видели раньше по телевизору, сверху донизу обвешанных оружием. Вот уж не думали, что и нам когда-нибудь придётся последовать их примеру.

Мы обошли разрушенные сооружения по тому же пути, как и пришли, как вдруг увидели возле ворот чью-то фигуру, показавшуюся в тени.

— Лечь! — быстро приказал полковник, как только увидел, что впереди кто-то идёт.

Почти не раздумывая, мы упали на колени и плавно легли на живот, отползая за ближайшие укрытия, и, ощетинившись автоматами, перещёлкнули рычажки предохранителей. Мы затаились, ожидая, что последует дальше.

Похоже, незнакомец нас не заметил, продолжая своё неспешное движение вдоль разрушенного забора в нашу сторону.

Я аккуратно отложил автомат, снял с плеча винтовку и, наведя прицел на фигуру незнакомца, взглянул окуляр. В опускающихся сумерках через прицел всё действительно было отчётливо видно. Я осмотрел этого человека и отодвинул от себя винтовку:

— Это наш! Не стреляйте, это наш солдат.

— Да он еле идёт! — всмотрелся в фигуру старик, похоже, страдавший дальнозоркостью.

— Ладно, подойдём ближе, — решил полковник, поднимаясь на ноги. — Но будьте осторожны.

Мы поднялись и, рассредоточившись, начали приближаться к солдату, зорко осматриваясь по сторонам.

Вскоре он нас заметил и нерешительно остановился. Похоже, он никак не ожидал увидеть обвешанных оружием штатских в военной части.

— Стой! Кто идёт?! — издалека окрикнул его полковник.

Солдат от страха поднял руки и замер на месте, видя, что на него направлено пять автоматных дул.

— Не стреляйте! — громко прокричал тот. — Не стреляйте! Я свой!

— Спокойно, — подошёл к нему полковник, по-прежнему удерживая его мушке. — Кто такой?

Мы развернули автоматы по сторонам, отслеживая возможные места появления противников.

— Я простой солдат. Не убивайте! — глядя на дуло автомата, жалостно зажмурился он, и голос его задрожал.

В одной фуфайке, без шапки и с синими от холода губами, он дрожал, в страхе косясь на направленный на него автомат.

Полковник понял свою ошибку и опустил оружие:

— Успокойся и расскажи, что тут произошло. Мы поможем тебе, мы не враги! Опусти руки и скажи, как тебя зовут?

Солдат открыл глаза, медленно начав опускать руки:

— Ваня, — сглотнув слюну, произнёс тот.

— Хорошо, Ваня, расскажи нам, что тут произошло?

— Я… я не знаю, — как-то неуверенно, осматриваясь по сторонам, тихо ответил он. — Я был на КПП. Потом что-то взорвалось совсем рядом и… я, кажется, потерял сознание. Потом услышал какие-то выстрелы и вылез из-под обломков.

Только теперь я заметил, что из правого уха его отчётливыми потёками виднелись застывшие струйки крови.

Я отложил оружие и подошёл к нему:

— Ты пролежал на холоде полдня. Ты вообще как себя чувствуешь?

— Не очень. Всё как в тумане, правое ухо теперь совсем не слышит, — обтёр он его дрожащей рукой, взглянув на оставшуюся на руке кровь. — Холодно…

— Ну-ка присядь, — подбежал к нему Вячеслав Михайлович, доставая из сумки телогрейку, прихваченную ещё из поезда и стал быстро надевать её на него. — Тебе нужно бы согреться и отдохнуть.

— Дай, посмотрю, что можно сделать, — взялся осматривать его ухо Валера. — Похоже, плохо дело. Но хотя бы жив остался, радуйся.

— Дайте ему что-нибудь поесть, — сказал полковник и Евгений потянулся к сумке с едой.

— Но вы кто такие? — присаживаясь с помощью старика, так же растерянно, как и раньше, произнёс солдат, хватая предложенную булочку и жадно начиная её поедать.

— Мы ополченцы, наш поезд атаковали неподалёку отсюда те же истребители, что разбомбили эту часть. Я — полковник Сбруев, это, — указал он на нас, — мой отряд. Мы не собираемся просто так сдаваться. Но мы не знаем, что происходит. Ты — единственный из всей части остался жив. Думаю, тебе не говорили ничего особенного, но всё-таки расскажи, что ты знаешь, что тебе говорили после того, как прогремел ядерный взрыв. Может, ты что-то слышал? Что угодно, нам важно знать всё!

Солдат, похоже, начиная приходить в себя, кивнул:

— Я — рядовой Василин, пятьдесят первый танковый полк, — начал он, быстро пережёвывая хлеб. — Ещё вчера всё было как обычно. Но утром всё изменилось. Вы наверняка видели взрыв… — он склонился, взглянув себе под ноги. — Была объявлена тревога, и всех собрали в актовом зале и рассказали, что произошло, каждому раздали по дозиметру, который я уже где-то потерял, и приказали собираться. Выгнали грузовики, танки и быстро начали готовиться к отправлению неизвестно куда. Первая колонна прошла, после чего, примерно минут через десять… — он замотал головой, обхватив руками голову, — ну дальше вы знаете… — вздохнув, добавил он. — А начальство, как мне кажется, даже не знало, что нам делать толком. Ещё рано утром прапорщик жаловался, что что-то случилось с рацией…

— То есть как? Рация не работала ещё до взрыва? — уточнил полковник.

— Да, они не знали, в чём дело.

— Выходит, диверсия? — предположил машинист.

— Может, быть. Но не в какой-то же богом забытой части! Нет, это что-то системное. Что-то, на что я пока не могу дать ответа, — он повернулся к солдату. — Тебе повезло, что мы наткнулись на тебя. Пойдёшь с нами.

— Но… как же моя рота, мой полк? Я должен найти их.

— Мы тоже хотели бы найти тех, кто вырвался отсюда. Среди них должен быть хоть один офицер. Может хоть он что-то разъяснит. В любом случае их поддержка нам не помешает. Ты знаешь, куда они направились, хоть примерно?

— Сложно сказать, — задумчиво сказал Ваня. — Хотя мне кажется, они поехали в город.

— Это стандартное решение в таких ситуациях, — кивнул полковник. — Выходит, ваше руководство поступило в точности с уставом: спасение уцелевших от ядерного взрыва и ликвидация последствий. Конечно, они ведь не знали, что последует вслед за ним. Хотя, возможно, они просто эвакуировались из радиоактивной зоны.

— Нет, думаю в город, точно в город! — замотал головой солдат. — Парни, я помню, ещё грузили сумки с лекарствами или что-то в этом роде.

— Ну что ж, надеюсь, ты прав, хотя так или иначе, наш путь всё равно лежит в город. Идти сможешь? — спросил его Сбруев.

— Думаю, да, — закивал тот.

— Хорошо, тогда пошли. Будем надеяться, что под завалами ты не сильно нахватал радиации. Ночь проведём в деревне, обогреешься, а с утра — в путь.

— А если нахватал? — испугано округлил глаза тот.

— Тогда всё равно пойдёшь, так как без нас, ты так или иначе долго не протянешь. Выживают вместе, а не поодиночке, особенно на войне. Да не волнуйся ты, зона радиационного поражения далеко отсюда и нам практически не страшна.

На этой фразе мы помогли Ване подняться, но нагружать вещами не стали — тот и так еле держался на ногах. Уже начинало серьёзно темнеть. Нам следовало торопиться.

Мы вышли из части и, не отходя далеко, по-быстрому вырыли яму не далеко от дороги и сложили туда запасные боеприпасы, прикрыв сверху тканью и забросав всё землёй и ветвями. После чего направились к деревне, где уже в темноте нашли сохранившуюся избу. Разожгли печку, но свет не включали — итак хватало демаскирующего нас с потрохами дыма, густо валившего из трубы. В колодце набрали воды и приготовили поесть. После чего разместились у печи греться. Нарезали почти весь оставшийся хлеб и, чтобы не пропал, разложили на печи сушиться — так к утру у нас будут уже готовые сухари.

Полковник, не теряя времени, начал учить нас, как правильно чистить оружие, затем я отыскал кусок ковра с достаточно толстым ворсом и, вырезав из него кусок, обмотал им дуло винтовки и прицел, оставив открытыми лишь маховики для введения поправок. Получилось довольно аккуратно, но, главное, удобно и практично. Пользуясь свободной минутой, полковник расписал в найденной здесь же тетради таблицы поправок на деривацию, ветер, угол прицеливания, температуру, влажность, время полёта пули и даже атмосферное давление, а так же объяснил ещё ряд снайперских приёмов, определение расстояния по различным признакам и тактику поведения снайпера в той или иной ситуации. Эти рукописные таблицы я пообещал оберегать, как зеницу ока.

Ночью дежурили, чередуясь между собой через каждые полтора часа, чтобы все успели отдохнуть, тем более, после последних событий.

Первым выпало дежурить мне. Всё время я только и делал, что вглядывался в окна и время от времени подкидывал в огнь свежие дрова. На улице никого не было, хотя увидеть что-либо в сгустившейся темноте было довольно проблематично даже после того, как глаза привыкли к темноте. Но, тем не менее, всё было спокойно. Даже местные жители, покинувшие деревню этим утром, не решались возвращаться обратно. Видимо, они ушли далеко, в какую-нибудь соседнюю деревню, найдя там убежище. Иначе они бы обязательно вернулись, так как в середине декабря ночевать под открытым небом было просто невозможно.

Меня сменил старик, а я с чувством исполненного долга, прилёг прямо на ковре, поближе к печи. Сильно клонило в сон, отчего я даже не заметил, как заснул.

Рано утром нас разбудил полковник, чья смена была последней, и мы медленно и неохотно начали подниматься. Я взглянул на часы: всего шесть часов утра. Было ещё довольно темно, но на улице уже всё изменилось: за ночь выпал обильный снег, который продолжал падать до сих пор. От этого на дворе было несколько светлее, чем обычно в это время.