Последняя фреска

Глава третья, ^{из которой следует, что в музеях можно встретить не только картины и статуи}

Когда на душу наваливается зима, лишь глубоко уверенные в себе люди способны противостоять гнёту мглы и холода. Зимняя депрессия подступает тихой сапой, начиная с той минуты, когда вдруг обнаруживаешь, что на улицу не выйти без тёплой куртки, а ощущение глубокой ночи падает на окончание рабочего дня. Ты встаёшь до восхода, спешишь на работу или учёбу, прикрываясь зонтиком от надоедливой снежной крупы, а вернувшись, обнаруживаешь, что день пропал. И утром, и вечером охватывает мир сетка снега с дождём, а солнце словно и не появлялось никогда… Горе слабому духом! Сожрёт его зимняя тьма, задавит плита промозглой безнадёжности! Но коли есть у тебя цель, то согреется дух твой, а могущество зимы покажется ничтожным рядом с теплом человеческого сердца…

Магдалена Ланц шла по городу, не замечая мокрого ветра. Радость переполняла студентку философско-исторического факультета. Пергамент отца Иеронимуса и письмо Конрада Витца идеально дополняли друг друга, словно фрагменты разбитой чашки. Но работа только начата. Нужно искать остальные части пазла. Ещё никто не осмеливался утверждать, что «Пляски Смерти» заканчивались иначе. Смерть и Любовь… Не гибель, не адские муки, а Великая Любовь, побеждающая саму Смерть.

Размышляя столь возвышенным образом, фрау Ланц не вкладывала в рассуждения ни щепотки романтики. Она не чуралась высоких чувств, но профессионально отделяла бабочек от цветов. Магдалена отлично понимала: художник, создавая произведение, вовсе не обязан испытывать те же чувства, для него гораздо важнее закончить картину. Впрочем, люди той эпохи отличались истовой религиозностью. Не мог средневековый мастер писать Христа, не веруя. Другое дело – протест против церковных постулатов, на что намекнул в письме Конрад Витц. Жаль, что ван Эйк этого письма не успел прочитать: фламандский живописец умер за две недели до того, как послание доставили. Потому-то и отправилось оно в архив города Брюгге, где лежало без малого шесть столетий, погребённое под пластами древней макулатуры.

Отношение к личной жизни у Магды складывалось точно так же: вот бабочки, а вот цветочки. Чувства не должны влиять на учёбу, работу, творчество и тому подобное. Выражаясь проще, Магдалена жила одиноко и от этого вовсе не страдала. Многие парни пытались за ней ухлёстывать, однако стоило девушке насмешливо приподнять верхнюю губу, украшенную белым шрамом, у незадачливого кавалера опускалось всё, включая руки. Окружающие недоумевали, почему такая барышня – умная, образованная, интеллигентная, а главное, аппетитная, словно свежевыпеченный брецель – не может найти себе пару. Разумеется, Магдалена могла оценить красоту человеческого тела, но лишь эстетически. Чистая физиология её не только не притягивала, но и откровенно раздражала. Необходимость ухаживать за своим телом, кормить его, поить, и, соответственно, наоборот, приводила Магду к размышлениям о высшем разуме, свободном от тягот бытия. Религией тут даже не пахло, просто Магдалена стремилась к идеалу, в свойства которого не вписывались физиологические потребности.

Покинув библиотеку через служебный выход, девушка заметила Луку Рюттингера. Он сидел рядом с известным всему городу Безумным Фотографом. Ну и проныра, мелькнуло в голове у Магды, подкарауливал! И она свернула в ближайший переулок, надеясь ускользнуть от липучего поклонника.

Лука Рюттингер и Йонас Лаутенбах (один учился на медицинском, другой на юридическом) жили в том же общежитии, только въехали на месяц позже. Они дружили со школьной скамьи, свободное время проводили вместе и даже ухаживали за девушкой вдвоём, нисколько друг друга не ревнуя. Такая дружба заслуживала уважения, но отделаться от этой парочки было нелегко. А тут ещё нагрянул из Неаполя то ли знакомый, то ли дальний родственник Йонаса – Бенито… Как бишь его… Маринелли, вот! Приехал учиться на экономиста, но на будущего менеджера не похож. Так и вьётся, так и норовит подлезть. Синьорина, вас проводить? Что синьорина делает вечером? Синьорина сегодня прекрасна… Как подобных мачо в университет принимают? И манеры у этого молодчика уголовные… Решено: завтра же ухожу на новую квартиру. Пусть там из мебели только матрац и два стула, зато никто не будет приставать, как волос к свеженаписанной картине.

Задумавшись, девушка не заметила, что дошла до Барфюсерплатц и стоит перед историческим музеем. Подсознание не дремлет, отметила она про себя. Что ж, есть прекрасный повод посмотреть на предмет исследования. Авось прилетит сама Клио и шепнёт, где искать доказательства. Вдруг осколки фрески хранятся у какого-нибудь дилетанта на чердаке? Надо раскопать документы, относящиеся к сносу кладбищенской стены в тысяча восемьсот пятом году. Невежественные рабочие сломали великое произведение искусства, лишь двадцать три фрагмента удалось спасти знатокам живописи. Можно ли узнать имена тех, кто ночью уносил, пряча под плащом, обломки бесценных рисунков?

Магдалена толкнула тяжёлую старинную дверь, и беспокойный город остался снаружи. Надвинулась мудрая тишина, и девушка сразу забыла о шумном двадцать первом веке…

– Давай рассуждать логически. Что у нас в активе?

– Кроме нескольких бредовых виршей – ничего. Зато в пассиве все люди города, включая туристов и нас самих.

– С чего ты взял, что Король пытается освободиться?

– Говорю тебе: интуиция плюс факты. Мы с тобой едва проснулись. Но мы оба, независимо друг от друга, знаем о своём предназначении. Далее: и ты, и я, хоть смутно, но всё же помним Магдалену Ланц. Я так вообще знал о ней с детства, а ты вспомнил сразу, как только увидел.

– Неужели она действительно из наших?

– Ох, лишь бы не хуже… Итак. Дополним вышесказанное рифмоплётством Безумного Фотографа, помножим на диссертацию нашей юной правдоискательницы – и вуаля! Запасайтесь зеркалами, граждане города мастеров! Это знаки, понятные лишь нам. Один комочек снега, второй, третий, и вот уже катится вниз лавина…

– Понимаю… Словно лампочки вспыхивают. Одна, вторая, третья…

– Именно. И он среди них. Мы должны успеть первыми.

– Это невозможно! Нельзя гоняться за тенью, шарахаться от каждого прохожего!

– Рано или поздно его потянет к нам, как Магду тянет к «Пляскам Смерти», будь они неладны… Оставь прохожих, пусть идут. Смотри на приближающихся. Среди них встретятся и наши, только не пытайся никого будить!

– Слушай… А текст Договора ты не помнишь?

– Увы… Пятьсот лет прошло… Если бы не пропал свиток магрибинца…

– Лишь бы его не нашла Магдалена.

– Тут бояться нечего. Всё сгорело. Жаль, до фресок не добраться…

– Поздно. Все про них знают. А ведь это ты отдал приказ о сносе кладбищенской стены в тысяча восемьсот пятом, верно?

– Конечно. Хоть фрагменты и сохранились, но нам удалось его остановить…

– Кто же такая Магдалена Ланц?

– Могу только предполагать.

– Ясно. Чем глубже она закапывается, тем больше шансов на пробуждение. Эх, угораздило девку…

– Её угораздило намного раньше. Хватит болтать. Магду он заберёт в последнюю очередь.

– А мы, стало быть, первые. Вот дерьмо!

– Выше голову, дружище! Дважды мы затыкали клюв этому поганому созданию, справимся и сейчас.

– Оптимист, однако…

Вот они, «Пляски Смерти»! Вернее, то, что осталось от монументального произведения, растянувшегося некогда на всю стену церковного кладбища. Какой дурак приказал её снести? Несколько лиц, рук, фрагментов одежды – больше ничего не сохранилось. Спасибо Эммануэлю Бюхелю, срисовавшему фрески и переписавшему стихи. Благодаря ему мы знаем, с кем плясала Смерть. Что же ты не скопировал последнюю, самую важную?

Магдалена листала альбом с гравюрами, лежавший на пюпитре. Гадкие скелеты танцевали, корчились и радостно тащили в мир иной людей всех сословий и возрастов. Равенство людей перед Смертью – вот что хотел передать живописец. Пусть лишь малая часть этих зловещих изображений принадлежит мастеру Конраду. Его дух и стиль видны в каждом сюжете.

Но вот уже не гравюры, а раскрашенные терракотовые статуэтки выстроились танцующими парами. Издалека они похожи на оловянных солдатиков, разыгрывающих сражение понарошку в витрине магазина. Так и ждёшь, что явится какой-нибудь толстощёкий бутуз, прильнёт к стеклу и заверещит: «Папа, купи-и-и!» Но не заходят сюда нахальные мальчишки со школьными ранцами, а если вдруг появится ребёнок, то не будет он капризничать и требовать. В этой белой комнате властвует Смерть. Притихнет маленький упрямец, когда увидит улыбающиеся скелеты, прижмётся к папиной руке и заноет, просясь домой. А может, и не заноет, наоборот: будет смотреть, зачарованный адским весельем. И однажды ночью, разбуженный мрачными тенями, лезущими в детские сны, малыш заплачет от безотчётного страха. Да, мальчик, отныне ты знаешь, что тоже смертен. Смирись же и помни, чем закончится твой путь. Ведь бывает, что Смерть приходит за маленькими детьми…

У последней статуэтки Магда остановилась. Сюжет об Адаме и Еве добавили к циклу позднее. В общем ряду он смотрелся, как павлиний хвост у василиска. Тут ощущалась лапища святой церкви, заставившей окончить ряд нравоучением о грехопадении и неминуемой гибели. Мол, не съели бы яблоко, до сих пор жили бы в раю, бессмертные и счастливые. Ха-ха. Расскажите вы ей, цветы мои… Смерть и Любовь – вот что должно завершать серию жутких сценок. Не торжество греха и поповская мораль, а светлая надежда и радость земной любви…

В раздумьях поднялась девушка в фойе и села на лавку. Откинув голову на спинку, посмотрела в стрельчатый потолок.

Что же делать? Пощипать частных лиц? Изучить церковные росписи? Быть может, фреска цела и невредима под поздними наслоениями… Торчит в какой-нибудь церквушке… Так не обстукивать же каждый квадратный дециметр во всех церквях кантона. Пройтись по другим музеям? Искать подсказку в картинах и статуях той эпохи?

Магда вспомнила музей изящных искусств. Там она бывала часто, в основном из-за своего любимого Конрада Витца. Девушка закрыла глаза, и перед ней возникли стены, увешанные картинами. Если двигаться по часовой стрелке, начиная с главной лестницы, можно обойти самую интересную часть экспозиции: Средние века, Возрождение, импрессионисты.

Стены дрогнули и поплыли, повинуясь желанию Магды. Она почувствовала, что лежит в лодочке, влекомой по коридорам. Появлялись картины, смотрели на девушку статуи, похожие на зевак у набережной. Прошествовали древние святые, строго глядя с икон. Знакомые благородные лица, написанные мастером Конрадом, проводили глазами лодку и растворились в тумане. Фламандские и французские пейзажи окружили поток. Слышалась гортанная голландская речь, благоухало сено. Кричали чайки, трещали цикады, а загорелые крестьяне жали рожь и пили пиво из глиняных кружек. Но жизнь подданных не интересовала дворян в пышных одеждах. Лилась кровь с мечей, ржали кони и грохотали орудия, молотившие стены неприступных фортов. Развевались знамёна, а таитянские смуглые женщины беззаботно протягивали Магде гроздья заморских фруктов. Париж замерзал, но в кабаре горели огни, визжал канкан, пахло вином и пороком. Печально взирал на реку Христос, озаряемый оранжево-синим светом. Магдалена хотела посмотреть в глаза Сыну Бога, но увидела, что Иисус лежит, царапая плащаницу посиневшими ногтями. Бородка задралась, белки глаз едва виднелись из-под полуопущенных век, а торчащие рёбра грозили прорвать кожу. Магде почудилось, что гниющая рука пытается показать ей совершенно немыслимый неприличный жест. Новая вспышка оранжево-синего пламени озарила лицо покойника, и над Магдаленой наклонился пылающий жираф. Лодка остановилась. Магдалена поняла, где находится. Христос на смертном ложе и пылающий жираф свидетельствовали, что сзади, там, куда она упирается головой, разинул пасть белый зал Смерти. Течение толкнуло лодку и подвинуло к пропасти. Ещё раз. Ещё.

Магдалена попыталась встать, но тело не слушалось. Под маской Сына Божия скрывался обыкновенный мертвец, а порождение сюрреалистической фантазии только сочувственно качало слепой головой. Тихо зазвучала дудочка, и древний мотив заставил труп задёргаться в дьявольской пляске. Лодка сдвинулась ещё на полшага. И вдруг Магда сообразила: мёртвый Христос и пылающий жираф не могут быть рядом, они на разных этажах! Более того: они в другом музее! Я сплю, поняла Магда, мне снится кошмарный сон. Я лежу у себя, в комнате общежития. Нужно немедленно проснуться.

Собрав в кулак всю волю, девушка приоткрыла глаза. Она лежала в кровати, уперевшись головой в скомканную подушку. Всё выглядело как обычно – тумбочка у изголовья, платяной шкаф у двери, стол с открытым ноутбуком у окна. Не задёрнутые шторы свободно пропускали в комнату свет фонарей, но он освещал только входную дверь. Совершенно обессилевшая Магда тяжело дышала. Не получилось даже приподнять голову. Поэтому, когда раздался скрип ключа в замке, Магда смогла только перевести взгляд на дверь.

За ней кто-то стоял.

Он хотел войти.

Если это шуточки Луки с Йонасом, подумала студентка, я им уши надеру, как маленьким! Со страхом, смешанным с любопытством, она смотрела, как шевелится дверная ручка. Сейчас дверь распахнётся и сюда с воплем ворвутся эти два придурка. Но дверь не распахнулась. Она открылась медленно, тяжко, будто свинцовая.

Магдалена увидела стоящего на пороге.

Чешуйчатое тело, выкованное из чёрного железа, блестело в свете уличных фонарей. Длинная шея гордо несла петушиную голову с маленькой ярко-красной короной. Перепончатые крылья подрагивали, распространяя запах рептилий и гнилой рыбы. Горло чудовища задёргалось, раздался клекочущий голос:

– Магдалена Ланц! Ты видишь меня?

Магда вспомнила, что нельзя смотреть в глаза страшилищу, но отвернуться не смогла. Словно загипнотизированная, она глядела, как из-под выпуклых век прорезается багровое свечение.

– Проснись! – тихо приказал демон, и тело девушки затрепетало в ответ. – Ступай за мной!

– Нет! – хотела ответить Магдалена, но, скованная взором адского создания, не издала ни единого звука.

Всё ярче сияли жабьи глаза чудовища, всё сильнее пахло гнилью, и некуда было бежать от Короля Змей.

– Проснись! – снова проскрежетал голос. – Уже поздно! Пора домой!

Чья-то рука легла Магде на плечо и осторожно затрясла. Девушка застонала, замотала головой, но рука не отпустила. Магдалена глубоко вздохнула раз, другой и лишь тогда смогла вынырнуть из вязкого кошмара. Она сидела на лавке в фойе исторического музея, а рядом стоял, держа её за плечо, молодой человек в синей униформе.

– Музей закрывается, мадам, – сказал он, улыбаясь. – Вам пора домой! Да и мне, кстати, тоже. Поздно, рабочий день закончился! Что с вами? Вам плохо?

– Всё в порядке, – произнесла Магдалена, облизнув губы. – Просто разморило… Устала сильно…

– Хотите, я вызову такси? – предложил сотрудник музея.

– Спасибо, не надо, – ответила Магда и встала. – Я тут близко живу, сама дойду.

Она сделала несколько шагов, покачнулась, и молодой человек едва успел её подхватить.

– Э нет, – сказал он, – так не пойдёт. Сядьте-ка. Вас шатает, словно дерево на ветру. Может, врача?

Магдалена не любила назойливых людей и приготовилась дать отпор незваному помощнику, но натолкнулась на открытую улыбку юноши. Вся её ледяная чопорность мгновенно улетучилась. Девушка впервые почувствовала себя слабой, нуждающейся в защите.

– Простите, вы не могли бы меня проводить? – произнесла она, удивившись собственной просьбе.

Брови незнакомца удивлённо взлетели, а улыбка стала ещё шире.

– С огромным удовольствием! – отозвался он. – Я только переоденусь, это и пяти минут не займёт!

– Хорошо, я подожду.

– Пять минут! – откликнулся молодой человек и улетучился.

Магда протёрла глаза и вдруг зевнула во весь рот. Смутившись, стала оглядываться по сторонам. Нет, пусто, хоть иззевайся до глубины души. Ну и сон, подумалось ей, прямо фильм ужасов. Но до чего реалистично… Василиск, вот кто это приходил. Да, сам базельский василиск удостоил её визитом. Забавно. Магдалена усмехнулась, но в ту же секунду вновь увидела горящий взгляд. В страхе она вскочила и чуть не угодила в объятия давешнего сотрудника. Он успел сменить униформу на кожаную куртку и вельветовые брюки.

– Оп-ля! – удивился он. – А вы молодцом! Ну что, пошли?

– Идём, – ответила Магда.

Но перед выходом всё-таки задержалась и ещё раз посмотрела туда, где обитала пляшущая Смерть и откуда явился обжигающий взгляд.

Ничего.

Девушка вышла на улицу, кивнув молодому человеку, который предусмотрительно придерживал старинную дверь.