Король был настолько ошеломлён неожиданным ударом, что с трудом понимал происходящее, пока тархистанцы развязали ему руки, потом вытянули их по бокам, прислонили его к ясеню, примотали верёвками за лодыжки, колени, пояс и грудь и, наконец, оставили одного. Часто труднее всего переносить мелочи – и вот его больше всего мучило, что, падая, он разбил губу и теперь не мог вытереть тонкую струйку крови, щекотавшую подбородок.
Отсюда был виден маленький хлев на вершине холма и сидящий перед ним Обезьян. Король слышал, что тот всё говорит и ему время от времени отвечают из толпы, но слов не разбирал.
«Хотел бы я знать, что они сделали с Алмазом», – подумал король.
Постепенно звери начали расходиться. Некоторые проходили совсем близко от Тириана. Они смотрели на связанного короля со страхом и жалостью, но ни один не заговорил. Час проходил за часом; сначала Тириану захотелось пить, потом есть. Наступил вечер, ему стало ещё и холодно. Сильно болела спина. Солнце село, стемнело. И тут он услышал мелкие шажки и увидел, что к нему приближаются несколько маленьких существ. Слева шли трое мышей, в центре кролик, справа – двое кротов. Эти двое несли на спинах мешки, что в темноте выглядело весьма причудливо, и король не сразу понял, кто они такие. Затем звери, все сразу, встали на задние лапы, положили холодные передние ему на колени и покрыли их шумными звериными поцелуями. Они смогли дотянуться до колен, потому что говорящие звери в Нарнии выше своих бессловесных английских собратьев.
– Господин наш король, дорогой господин наш король! – раздались тихие пронзительные голоса. – Мы так сочувствуем вам. Мы не решаемся развязать вас, чтобы Аслан не рассердился. Но мы принесли вам ужин.
Тут же первая мышь проворно вскарабкалась наверх и уселась на верёвке, обмотанной вокруг его груди, морща носик прямо напротив его лица. Вторая мышь вскарабкалась следом и устроилась как раз под первой. Остальные звери стояли внизу и передавали провизию наверх.
– Пейте, государь, потом вы сможете есть, – сказала верхняя мышь, и Тириан обнаружил у своих губ маленькую деревянную чашку. Она была не больше рюмочки для яиц, так что он едва ощутил вкус вина. Но мышь спустила её вниз, где её наполнили и вновь передали наверх. Так продолжалось, пока он не напился (кстати, жажду вообще лучше утолять множеством маленьких глотков, чем одним большим).
– Вот сыр, государь, – сказала первая мышь. – Не слишком много, а то вам снова захочется пить. – За сыром последовала овсяная лепёшка со свежим маслом, за ней – ещё немного вина.
– Теперь налейте немного воды, – сказала первая мышь. – Я умою короля. Тут кровь.
Король чувствовал, как что-то вроде маленькой губки освежило его лицо.
– Маленькие друзья, – сказал Тириан. – Чем я могу отблагодарить вас?
– Что вы, что вы, – запищали голоса. – Что ещё могли мы сделать? Мы не хотим другого короля. Мы – ваш народ. Если б против вас был только Обезьян и тархистанцы, мы скорее дали бы изрубить себя в куски, чем позволили вас связать. Но мы не можем идти против Аслана.
– Вы думаете, это и впрямь Аслан? – спросил король.
– О да, да, – сказал кролик. – Он выходил из хлева прошлой ночью. Мы все его видели.
– На что же он похож? – спросил король.
– На огромного, страшного льва, разумеется, – ответила одна из мышей.
– Вы думаете, это Аслан убивает лесных нимф и продает вас в рабство тархистанцам?
– Это дурно, правда? – спросила вторая мышь. – Лучше б мы умерли раньше, чем всё это началось. Но сомнений нет. Все говорят, что так приказал Аслан. И мы его видели. Мы не думали, что Аслан будет таким. Мы… мы хотели, чтоб он вернулся в Нарнию.
– Похоже, на этот раз он очень сердитый, – сказала первая мышь. – Видимо, мы, сами того не зная, совершили нечто ужасное. Он наказывает нас за что-то. Но, мне кажется, он мог бы сказать – за что!
– А вдруг мы и сейчас поступаем неверно? – произнёс кролик.
– Мне всё равно, – сказал крот. – Даже если это неверно, я бы опять поступил так же.
Но остальные зашептали: «Тише», «Осторожно», – а потом сказали королю:
– Простите нас, дорогой король, но мы должны вернуться. Нельзя, чтобы нас застали здесь.
– Оставьте меня, дорогие звери, – сказал король. – Ради всей Нарнии я не стал бы подвергать вас опасности.
– Доброй ночи, доброй ночи, – говорили звери и тёрлись носами о его колени. – Мы вернёмся, если сможем. – И они засеменили прочь, а лес сделался ещё более тёмным, холодным и одиноким, чем до их прихода.
Появились звёзды, и медленно – о, как медленно! – текло время, пока последний король Нарнии, измученный, окоченевший, стоял, навытяжку привязанный к дереву.
Наконец что-то произошло.
Вдалеке зажёгся красноватый свет. Потом на мгновение исчез и вновь появился, больше и ярче. Король увидел тёмные силуэты, они сновали туда-сюда, что-то приносили и сбрасывали на землю. Он догадался, что там разожгли костёр и бросают в него вязанки дров. Он ясно видел хлев, освещённый красным заревом, толпу людей и зверей между ним и огнём и ссутулившуюся фигуру позади. Это, наверное, был Обезьян. Он что-то говорил толпе, но Тириан не мог разобрать слов. Обезьян трижды склонился до земли перед дверью хлева, потом поднялся и открыл дверь. Что-то на четырёх ногах скованно и неуклюже вышло из хлева и стало лицом к толпе.
Не то стон, не то рёв поднялся над толпой так громко, что стали слышны отдельные слова.
– Аслан! Аслан! Аслан! – кричали звери. – Поговори с нами. Утешь нас. Не сердись на нас больше.
Тириан не мог ничего разглядеть с такого расстояния, у хлева стояло что-то жёлтое и мохнатое. Тириан никогда не видел Великого Льва. Он никогда не видел даже обычного льва и не мог бы поручиться, что перед ним не Аслан. Однако он не ожидал, что Аслан окажется похож на это неуклюжее, безмолвное существо. Но кто его знает? На мгновение ужасная мысль пронзила его разум; но, вспомнив весь вздор о том, что Аслан и Таш – одно, он понял, что налицо обман.
Обезьян наклонился к голове жёлтого существа, словно прислушиваясь, обернулся и заговорил с толпой. Вновь раздался жалобный вой. Потом жёлтое существо, потоптавшись, развернулось и вошло – можно сказать, ввалилось – обратно в хлев, и Обезьян закрыл за ним дверь. Огонь начал меркнуть, погас совсем, и Тириан снова остался один средь холода и мрака.
Он думал, сколько королей жили и умерли в Нарнии в древние времена, и ему казалось, что он – самый из них несчастный. Он думал о прадеде своего прадеда, короле Рилиане, которого ещё принцем похитила колдунья и многие годы прятала под землёй северных великанов. Но в конце концов и у него всё устроилось, ибо два чудесных ребенка неожиданно появились из страны за краем света и освободили его, и он вернулся в Нарнию и правил долго и счастливо. «А со мной совсем не так», – сказал себе Тириан.
Затем он мысленно отправился назад, во времена отца Рилиана, Каспиана Мореплавателя, которого пытался убить его дядя, коварный Мираз. Но Каспиан бежал в леса, прятался у гномов, и его история кончилась хорошо – Каспиану тоже помогли дети, только тогда их было четверо, они появились откуда-то извне мира, выиграли великую битву и вернули ему престол. «Но это было очень давно, – сказал себе Тириан. – Теперь такого не бывает». Потом он вспомнил (ибо в детстве хорошо учил историю), как те же четверо ребят, что помогли Каспиану, были в Нарнии более чем за тысячу лет до того; тогда они победили страшную Белую Колдунью, и положили конец вечной зиме, и потом (все четверо) правили в Кэр-Паравале, пока не выросли и не стали великими королями и прекрасными королевами, и правление их было золотым веком Нарнии. Аслан часто появлялся в этой истории. В других историях он тоже появлялся часто, как припомнил теперь Тириан. «Аслан и дети из другого мира, – думал Тириан. – Когда было хуже всего, всегда являлись они. Ах, если б это случилось сейчас!»
И он воззвал: «Аслан! Аслан! Аслан! Приди и помоги нам сейчас!»
Но по-прежнему вокруг были холод, мрак и тишина.
– Пусть меня убьют! – взывал король. – Я ничего не прошу для себя. Приди и спаси Нарнию.
И хотя лес и ночь не изменились, что-то изменилось в самом Тириане – необъяснимая, неоправданная надежда придала ему какие-то новые силы.
– О Аслан, Аслан, – горячо прошептал он. – Если ты не можешь прийти сам, пошли мне хотя бы помощников. Или позволь моему голосу проникнуть за пределы мира и призвать их на помощь. – И, не понимая, что делает, он закричал изо всех сил:
– Дети! Дети! Друзья Нарнии! Быстрее! На помощь! Через миры я зову вас – я, Тириан, король Нарнии, владетель Кэр-Параваля и император Одиноких Островов!
И тотчас он погрузился в сон (если то был сон) – ярче и яснее всех его прошлых снов.
Ему казалось, что он в светлой комнате, а перед ним за столом сидят семь человек. По-видимому, они только что кончили есть. Двое из них были очень старыми: старик с белой бородой и старая женщина с мудрыми, весёлыми, лучистыми глазами. По правую руку от старика сидел юноша, ещё не совсем взрослый, моложе Тириана, но с лицом короля и воина. То же можно было сказать и о другом юноше, сидевшем по правую руку от старой женщины. Напротив Тириана сидела белокурая девочка, помладше, а с другой стороны от неё – совсем юные мальчик и девочка. Одеты они были, как показалось Тириану, ужасно нелепо.
Но у него не было времени думать о таких мелочах, потому что младший мальчик и обе девочки тут же вскочили и одна из них вскрикнула. Старая женщина вздрогнула и часто задышала. Старик, должно быть, тоже сделал какое-то резкое движение, ибо стакан с вином справа от него упал на пол и разбился: Тириан явственно слышал звон.
Тут Тириан понял, что они его видят – они уставились на него, словно на привидение, – но он заметил, что юноша королевского вида, сидевший справа от старика, не шевельнулся (хотя и побледнел), только крепко сжал кулаки, а потом произнёс:
– Говори, если ты не призрак и не сон. Ты похож на нарнийца, а мы – семеро друзей Нарнии.
Тириан хотел заговорить, он пытался выкрикнуть, что он, король Нарнии, в великой нужде. Но обнаружил (как мы иногда обнаруживаем во сне), что слов его не слышно. Юноша, говоривший с ним, поднялся из-за стола.
– Тень, или дух, или кто иной, – произнёс он, в упор глядя на Тириана. – Если ты из Нарнии, именем Аслана заклинаю тебя – говори. Я – Верховный Король Питер.
Комната поплыла перед глазами Тириана. Семеро стали прозрачными; они заговорили все разом, что-то вроде: «Смотрите! Он исчезает!», «Он тает», «Он пропадает». Через минуту он совершенно проснулся, по-прежнему привязанный к дереву, совсем замёрзший и одеревеневший. Лес был полон бледным, печальным светом, как перед восходом солнца, и король насквозь промок от росы; утро почти наступило.
Это пробуждение было худшим в его жизни.