Последняя база

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«Норвегия» и все корабли Флота синхронно вышли в реальное пространство. Ожившие ком и скан тотчас занялись поисками гигантского «Тибета», летевшего в авангарде — крошечной пылинки в космосе.

— Объект обнаружен. — Донесение кома поступило в рубку без задержки, и это было утешительно. Целый и невредимый, «Тибет» находился там, где ему и полагалось находиться; очевидно, появление разведчика в территориальном пространстве Пелла не было замечено врагами. Экраны запестрели точками кораблей — торговцы, самодеятельная милиция. «Тибет» вспугнул одного из торговцев. Совсем ни к чему, чтобы известия летели к униатам. Оставалось лишь надеяться, что купец сам менее всего на свете желает с ними встречи.

Чуть позже пришла коротенькая депеша с «Европы»: флагман уже в обычном пространстве, но пока ничего не предпринимает.

— На связи сам Пелл, — доложил Графф, сидящий за командирским пультом. — Вроде пока все нормально, — добавил он, прислушиваясь.

Сигни склонилась над клавиатурой и набрала приказ капитанам рейдеров — к счастью, из этих «захребетников», не умеющих прыгать самостоятельно, не потерялся ни один. На экране кома в лихорадочной спешке сменяли друг друга опознавательные сигналы, передаваемые с купцов открытым текстом. Фрахтеры разбегались от предполагаемого курса «Норвегии», на опасной скорости входившей в эклиптику Пелла.

Их осталось девять. «Ливия» Ченели превратилась в обломки и пыль, а «Индия» Кео потеряла два рейдера из четырех. Они не отступали — они удирали сломя голову, спеша укрыться в последнем безопасном месте, перевести дух и зализать раны. За плоскостью «Норвегии» тянулся шлейф из металлических внутренностей, а может, и сама плоскость отвалилась в момент прыжка. В поврежденном отсеке лежали трое убитых техов, их даже из-под обломков вытащить не успели. Сигни пришлось бежать, бежал весь Флот, все, что осталось от власти Компании. На пультах «Норвегии» до сих пор мигали красные лампочки.

Сигни приказала аварийной команде избавиться от останков.

В системе Пелла тоже могла поджидать засада, но Сигни гнала от себя эту мысль, заторможенно следя за лампочками. Она еще не оправилась от наркоза, пальцы, набирающие команды выхода корабельных систем из компсинхронизма, не попадали на нужные клавиши. Едва вступив в бой под Викингом, корабли Мациана показали врагу хвост. Бежали, подчинившись приказу.

За все годы службы на Флоте Сигни ни разу не задавала вопросов командующему, слепо веря в его стратегический гений. Но сейчас ее грызли сомнения. Они потеряли всего один корабль, а Мациан приказал отступить. Несколько месяцев готовились, пошли на жертвы — что же, выходит, все было напрасно? Мациан вытащил их из битвы, которую можно было выиграть. Сигни не хватало духу повернуть голову и встретиться взглядом с Граффом, Ди, остальными. Если бы кто-нибудь из них спросил, почему они бежали, Сигни не нашлась бы с ответом. Она не могла ответить даже себе самой. Мациан переменил планы… по какой-то серьезной причине. Ей очень хотелось верить, что эта причина достаточно серьезна.

Теперь надо как можно быстрее восстановить силы и подготовиться к новой операции. Так было всегда. Вот только на этот раз линии снабжения перерезаны, а станции, на которых они пополняли запасы и экипажи, в чужих руках.

Не исключено, что у Мациана сдали нервы. Сигни старательно убеждала себя в обратном, но в глубине души сознавала: на месте командующего она бы действовала совершенно иначе. И любой другой капитан. Все шло точно по плану, а Мациан дал приказ к отступлению. Мациан, которого они боготворили.

Во рту появился привкус крови. Она не заметила, как прокусила губу.

— Пелл через «Европу» дает инструкции на приближение, — сообщил ком.

— Графф, действуй. — Сама Сигни следила за экранами и прижимала к уху микрофон вспомогательного кома, связанного непосредственно с Мацианом. Но командующий не спешил давать объяснения. Он безмолвствовал с той минуты, когда приказал кораблям выйти из непроигранного сражения.

Стыковка прошла как обычно. Получив через ком Мациана разрешение причалить, Сигни отдала приказ рейдерам, которые окружали «Норвегию». Сейчас на них несли вахту дублеры. Рейдерам поручили следить за купцами из милиции и стрелять, если кто-нибудь вздумает сорваться. Лишь после того, как все носители благополучно причалят, рейдеры состыкуются с ними.

С Пелла по-прежнему шла кодированная передача. «Сбросьте скорость, — умоляла станция, — перед нашими доками — форменное столпотворение». Мациан упорно молчал.

Мациан, сам Мациан, а не Уния и не очередной конвой. К Пеллу приближается весь Флот.

Перескакивая с одного неконтролируемого канала связи на другой, эта новость вихрем облетела станционные коридоры, офисы и доки и проникла к беженцам, ибо изоляция карантинных ярусов оставляла желать лучшего. Обстановку в "К" отслеживали мониторы. Слух о том, что к станции, вероятно, подходят корабли Унии, поверг беженцев в панику, но истина, открывшаяся вскоре, ничуть не успокоила их.

Поглядывая на мониторы, Дэймон взволнованно ходил по офису управления доками. Рядом, за пультом кома, сидела Элен; прижимая к уху микрофон, она сердито и сосредоточенно спорила с кем-то. Торговцы пребывали в шоке; военизированные всерьез готовились бежать, чтобы не лишиться своих кораблей и самим не попасть к Мациану под ружье; прочие опасались конфискации оружия и припасов и мобилизации специалистов.

Все эти жалобы и страхи свалились на голову Дэймона. Он поговорил с некоторыми капитанами, но не дал им никаких гарантий. Произволу военных юрслужба могла противопоставить лишь иски, судебные запреты и постановления. Иски — Мациану! Купцы знали им цену.

Дэймон подошел к кому и включил канал полиции.

— Дин, — обратился он к дежурному, — поднимай дополнительную смену. Мы не можем вывести полицию из "К", но и доки с купцами нельзя оставлять без охраны. Объявляй общий сбор. Береги доки и ни в коем случае не пускай туда низовиков.

— А твой офис даст санкцию?

— Даст.

На том конце канала медлили: в таких случаях юрслужбе полагалось направлять письменные указания с подписью высокого начальства — управляющего станцией. Но у Анджело Константина хватало других забот. Отец Дэймона не отходил от компа, пытаясь приостановить Флот с помощью уговоров.

— Пришли мне подписанную бумагу, когда сможешь, — попросил Дин Джихан. — Я все сделаю.

Медленно выдохнув, Дэймон отключил связь, походил, снова остановился возле Элен и оперся о спинку ее кресла. Она оторвалась от работы, полуобернулась и коснулась его руки. Когда он вошел в кабинет, лицо жены было бледным; сейчас оно обрело румянец и всегдашнее выражение уверенности.

Техи лезли из кожи вон, объясняя докерам, что от них требуется, и составляя для диспетчерской службы процедуру вывода фрахтеров — необходимо было освободить причалы для мациановских кораблей. Творилось нечто невообразимое; не только доки были загромождены купцами — больше сотни кораблей (целое облако) кружило вместе с Пеплом по стационарной орбите Нижней, тщетно дожидаясь разрешения на стоянку в порту. На станцию надвигалось девять огромных кораблей, Мацианов ком обстреливал ее очередями вопросов и указаний, по-прежнему умалчивая о том, с какой целью прибыл Флот и где собирается разместиться (если вообще намерен задерживаться).

«Наш черед? — с тревогой спрашивал себя Дэймон. — Неужели эвакуация?»

Это походило на кошмарный сон. Бегство куда глаза глядят, гиперпространственный прыжок на какую-нибудь давным-давно заброшенную Тыловую Звезду, или на станцию Солнечная, или на Землю — это не для беременной женщины. Дэймону вспомнился «Хансфорд». Страшно было представить Элен на борту такого корабля, страшно представить, во что могут превратиться цивилизованные люди.

— Может, все уладится, — произнес тех.

«Не исключено, — мысленно согласился с ним Дэймон, — но маловероятно. В глубине души каждый из нас давно готов к проигрышу. Уния разрослась сверх всякой меры. Возможно, Флот подарит нам несколько лет свободы, но ни в коем случае не победу. Я не удивлюсь, если нас захватят завтра. Почему столько рейдероносцев? Только по одной причине: они отступают. А что произойдет, если мы откажемся эвакуироваться? Что ожидает любого из Константинов в униатском плену? Нет! Не посмеют военные бросить нас на произвол судьбы».

Он положил руку на плечо жены. Судорожно стучало сердце; он понимал, что им, вероятно, предстоит разлука. Он может потерять и ее, и ребенка. Эвакуируя станцию, военные отправят его на борт под конвоем. Так они поступали на других станциях, чтобы к униатам не попали специалисты. Отец и мать… вместе с тысячами других станционеров их посадят на захваченные фрахтеры и повезут к Земле. Пелл — вся их жизнь, и для матери это отнюдь не метафора. И для отца. И для Эмилио с Милико.

Неужели его, Дэймона Константина, станционера до мозга костей, разлучат с поколениями других станционеров, никогда не желавших войны?

От этих мыслей подташнивало. Надо бороться. За Элен. За Пелл. За все свои мечты.

Но он не знал, с чего начать.

Сигни уже своими глазами видела «ступицу» и «обод» Пелла, спутник вдалеке от станции и сверкающий, кое-где испещренный облаками алмаз Нижней. Рейдероносец давно притормозил, и теперь, если сравнивать скорость с прежней, продвигался вперед, как улитка.

Гладкая поверхность станции постепенно разрушалась в нагромождение острых углов и ломаных линий. На обращенной к «Норвегии» стороне в каждую причальную нишу уткнулся фрахтер. Одни корабли были на ремонте, другие просто отдыхали. Скан демонстрировал неописуемую суматоху.

«Норвегия» еле плелась — неуклюжим купцам требовалась уйма времени, чтобы освободить для нее проход. К Пеллу сбежались все торговцы, ускользнувшие от Унии — частью они висели возле станции, частью прятались на окраинах системы. У пульта по-прежнему сидел Графф, что сейчас было нелегким и скучным делом. «Настоящее столпотворение, — думала Сигни, разглядывая станцию и купцов. — Никогда такого не бывало. Это страх, — догадалась она, ощущая, как невидимая рука сжимает ей желудок. Гнев исчез, остались только страх и непривычное чувство собственной беспомощности. — Если бы кто-нибудь мудрый решил по-другому. Еще давно. Избавил бы нас от унизительного бегства и от необходимости выбирать самим из тех немногих вариантов, что остались…»

«Рейдероносцам „Северный полюс“ и „Тибет“ в доки не входить, — поступил приказ с „Европы“. — Вести патрулирование».

Да, охранять подступы к станции было необходимо, и Сигни страстно желала, чтобы это задание выпало на ее долю. Альтернатива выглядела куда менее заманчиво. Судя по всему, им предстояла операция наподобие высадки на Рассел, где паника среди гражданского населения ускорила разорение станции, где в доках собрались толпы… Сигни была сыта этим по горло, и ее ничуть не радовала мысль о том, что ее люди высадятся на Пелл в таком же, как у нее, расположении духа.

Пришло очередное сообщение с Пелла. Доки полностью освобождены от торговцев, все рейдероносцы могут причалить одновременно. Изгнанные фрахтеры пятятся, пристраиваясь к кораблям на орбите.

Прорвался низкий грубый голос Мациана. Он повторял, что возня купцов вокруг Пелла его не интересует, но если кто-нибудь из них попытается выскочить из системы, то будет уничтожен без предупреждения.

Станция приняла это к сведению — ничего другого ей не оставалось.

Все не работало, как и всегда в карантине. Ходьба по тесной квартире ничуть не успокаивала. Василий Крессич снова и снова жал на безжизненные кнопки, бил кулаком по консоли, но не получал отклика из комцентра. Поломки доводили его до бешенства, почти до слез. Это случалось чуть не каждый день: водоснабжение, канализация, ком, вид, пищепровод. Обстоятельства вновь и вновь заставляли Василия ощущать собственную беспомощность и ничтожность. Разруха, духота, теснота, бессмысленное буйство людей, доведенных до безумия скученностью и неизвестностью… У Крессича была по крайней мере квартира, пожитки. Свое жилье он содержал в идеальной чистоте, прибирался часто и одержимо. Но как бы старательно он ни мылся, как бы ни драил пол и ни закупоривал щели между дверью в туалет и косяком, он не мог избавиться от зловония "К" — смеси запахов антисептика и прочих дешевых химикалий, с помощью которых станция боролась с инфекцией и человеческими выделениями, чтобы поддержать жизнь карантина.

Он еще походил по комнате, опять попробовал ком и опять ничего не добился. В коридор, судя по шуму за стеной, высыпал народ, но Василий верил, что Нино Коледи и его парни не допустят очередной заварухи. Во всяком случае, надеялся. Бывали случаи, когда Василий не мог выбраться из "К" — чаще всего во время беспорядков. Ворота закрывались наглухо, не действовал даже пропуск депутата. Василий понимал: сейчас он должен находиться в коридоре, успокаивать народ, удерживать в узде Коледи и его компанию.

Но выйти он не решался. Волосы вставали дыбом, стоило ему вообразить себя перед толпой, представить вопли, ненависть, ярость… и новую кровь, и новые ужасы, которые будут мучить его по ночам. Ему снился Реддинг. И остальные. Все те, с кем он разговаривал и кто погиб в коридорах, кого выкинули в космос заживо. Он знал: его трусость способна погубить всех беженцев, а его самого — одним из первых. Но, как он ни боролся с собой, ему не всегда хватало мужества.

Он был одним из "К", он ничем не отличался от остальных. Но власти дали ему убежище, и Василий боялся его покинуть. Не хотел преодолевать даже короткого расстояния до полицейского поста у ворот.

Его могли убить… Коледи, или один из его мятежников, или кто-нибудь из толпы — просто так, безо всяких мотивов. Когда в очередной раз слухи и домыслы приведут к массовым беспорядкам, какой-нибудь бедолага, отчаявшись подавать прошения, проклиная власть и видя в Крессиче ее символ, поднимет на него руку, а разъяренная толпа довершит расправу. Всякий раз, когда Василий открывал входную дверь, у него болезненно сжимался желудок: в коридоре его всегда ждали вопросы, на которые он не мог ответить, требования, которые он не мог выполнить, глаза, в которые он не мог смотреть. Даже если сегодня ему удастся выбраться, то все равно придется вскоре вернуться — без серьезного повода ему не позволят задержаться вне "К". Не раз пытался он выяснить, насколько расположены к нему власти, а недавно, выждав несколько дней после смуты, даже решился на отчаянный шаг: попросил документы станционера и разрешение переселиться из "К". Попросил, зная, что об этом может пронюхать Коледи, — и получил отказ. Великий, могущественный совет не стал даже слушать его, своего члена. Только Анджело Константин снизошел до беседы с Василием, даже разыграл настоящий спектакль, упрашивая его не покидать избирателей. «Вы, — сказал ему Анджело, — слишком ценны для нас на своем посту». Больше Василий не заводил речи о переводе, боясь огласки, равносильной смертному приговору.

Когда-то он был добрым и смелым человеком — во всяком случае считал себя таковым. Но это было до бегства. До Пелла. До расставания с Джен и Роми. Дважды он оказывался среди взбесившейся толпы, один раз его избили до бесчувствия. Его пытался прикончить Реддинг. Найдутся и другие — в этом Василий не сомневался. Он чувствовал себя усталым и больным, средства омоложения не помогали — в лучшем случае, подозревал Василий, они некачественны, а в худшем — ядовиты. Он часто рассматривал себя в зеркале: новые морщины на лице, запавшие глаза; почти невозможно узнать того бодрого, цветущего мужчину, каким он был год назад. Он панически боялся захворать всерьез, прекрасно зная, что врачебный уход в "К" — фикция, что все медикаменты, попадающие к беженцам, — краденые, а может, поддельные, что он, Василий, полностью зависит от великодушия Коледи, который поставляет «своему боссу» не только лекарства, но и вино, и сносную пищу. Василий уже не вспоминал о родине, не оплакивал семью, не думал о будущем. Он жил сегодняшним днем, таким же страшным, как и вчерашний. У него осталось лишь одно желание: чтобы завтрашний день не оказался еще хуже.

Снова он попробовал добиться чего-нибудь от кома, и на этот раз даже не загорелась красная лампочка. Ремонтники не поспевали за вандалами, почти регулярно громящими карантинную технику. Станционные рабочие появятся в "К" лишь через несколько дней и снова починят не все. Он в кошмарных снах видел, как какой-нибудь маньяк, не желая уходить на тот свет в одиночку, громит жизненно важный агрегат и выпускает воздух из всей секции.

Да, такое может случиться.

В критической ситуации.

Или в любой момент.

Все быстрее и быстрее шагал он по комнате, прижимая ладони к животу, который уже давно отзывался резью на любое волнение. Боль нарастала, заставляя забыть другие страхи.

Наконец Василий собрался с духом и надел пиджак. В отличие от большинства беженцев он ходил без оружия — его регулярно сканировали на пропускном пункте. Сдерживая подступающую тошноту, он прижал ладонь к плате электронного замка и заставил себя шагнуть в сумрачный коридор со стенами, размалеванными непристойными надписями. Он запер за собой дверь. Его еще не грабили, но, несмотря на протекцию Коледи, он ожидал этого: в "К" грабили всех без разбору. Безопаснее быть нищим — Василий же считался богачом. Если его не трогали до сих пор, то лишь потому, что в глазах толпы он — человек Коледи. Но стоит ей узнать о его обращении к властям, и он покойник.

По коридору… теперь — мимо охранников, парней Коледи. В док. Он пробирался сквозь толпу, воняющую потом, несвежим бельем и антисептиком. Люди узнавали его, хватали грязными руками, умоляли рассказать, что происходит на станции.

— Не знаю, — отвечал Василий. — Еще не знаю. У меня не работает ком. Я иду выяснить. Да, сэр, спрошу. Обязательно спрошу.

Он повторял эти слова вновь и вновь, вырываясь из одной пары цепких рук и тотчас попадая в другую, видя в глазах у некоторых наркотическое безумие. Бежать он не мог. Бегство депутата вызовет панику, и тогда его растерзают и растопчут. Спокойно, впереди — секционные ворота, сулящие безопасность, надежную защиту от бандитов, от избирателей. Ворота, за которые никого не выпустят без драгоценного пропуска.

«Это Мациан! — летел слух по карантинному доку. — Он готовит эвакуацию. Заберет с собой всю верхушку, а нас бросит!»

— Депутат Крессич! — Чья-то сильная рука ухватила Василия сзади за предплечье и грубым рывком заставила развернуться. Сакс Чемберс из шайки Коледи. Боль в предплечье пробудила ощущение смертельной опасности. — Куда путь держите?

— На ту сторону, — прохрипел Василий. «Прознали!» — молнией сверкнуло в мозгу. — Чрезвычайное заседание совета. Сообщите Коледи. Мне надо быть там. Иначе как мы узнаем, что решит совет насчет нас?

Несколько секунд Сакс молчал и даже не шевелился. В умении запугивать ему не было равных. Он просто смотрел — достаточно долго, чтобы Крессич успел сообразить: у Сакса есть и другие навыки. Затем Чемберс разжал пальцы, и Василий отшатнулся.

Не бежать! Ни в коем случае не бежать! И не оглядываться. Не показывать своего ужаса. Пока он в "К", надо сохранять видимость спокойствия… хотя боль в животе почти невыносима.

У ворот — толпа. Василий вклинился в нее, велел разойтись, освободить проход. Толпа угрюмо раздвинулась, и Василий поспешил вставить карточку в паз, войти в проход и закрыть ворота, прежде чем кто-нибудь решился последовать за ним.

Василий задержался на несколько мгновений в узком туннеле, перед лестницей, ведущей наверх. Яркое сияние ламп, запах, проникший из карантина… Рядом — ни души. Дрожа, Крессич прислонился к стене, его желудок судорожно сжимался.

Наконец он поднялся по лестнице и нажал кнопку, призывая охранников с той стороны границы.

Эта кнопка действовала. Охранники открыли ворота, взяли у него карточку, зарегистрировали выход Крессича из карантина. После обеззараживания Василий, сопровождаемый полицейским, ради него оставившим свой пост, направился в зал заседаний совета. Разгуливать без конвоя в приграничной зоне депутату от "К" запрещала специальная инструкция.

Он отряхнул одежду, словно это могло избавить его от постылого запаха и мыслей о "К". Во всех коридорах ревели сирены, полыхали красные лампы и суетились полицейские. Здесь тоже не было мира.

Вызовы шли лавиной, консоли центрального кома были сплошь усыпаны огоньками. Во всех зонах действовал «красный» — аварийный — режим, резидентов призывали разойтись по своим квартирам, следить за объявлениями центра и не затруднять его действия расспросами. Но выполняли эту просьбу далеко не все. Некоторые экраны показывали пустующие коридоры; кое-где собрались толпы. Хуже всего дела обстояли в "К".

— Вызовите охрану, — приказал Джон Лукас, глядя на мониторы. — В синюю, на третий ярус.

Старший оператор склонился над пультом и передал распоряжение диспетчеру. Перейдя к главному пульту, Джон встал за спиной задерганного начальника комцентра. Депутаты, как полагалось в аварийной ситуации, заняли ближайшие ключевые посты, но никаких конкретных указаний из офиса управляющего станцией еще не получили. Джон оказался ближе всех к комцентру и при первом же сигнале тревоги пустился бегом сквозь перепуганную толпу. «Хэйл, — с горячей надеждой думал он, — конечно, сидит у меня в квартире, сторожит Джессада, как ему и велено».

В комцентре Джон застал сумятицу. Переходя от пульта к пульту, он видел на экранах панику. Начальник комцентра безуспешно пытался связаться с офисом управляющего, но все каналы были забиты. Он попробовал действовать через командный ком, но добился лишь мерцающей строчки на экране: КАНАЛ ЗАКРЫТ.

Начальник комцентра ругался, выслушивая жалобы подчиненных.

— Что происходит? — осведомился Джон. Не получив ответа (начальника отвлек вопрос одного из комтехов), он повторил: — Что происходит?

— Депутат Лукас, — пискляво отозвался начальник комцентра, — у нас дел невпроворот. Извините.

— Что, не пробиться?

— Да, сэр, не пробиться. Управляющий на связи с Флотом через командный. Прошу прощения.

— Ну и черт с ним! — Когда собеседник резко отвернулся от пульта и вскинул на Джона изумленные глаза, он потребовал: — Дайте мне общее оповещение.

— Мне нужна санкция! — пискнул начальник кома. За его спиной торопливо загорались все новые красные лампочки. — Санкция, господин депутат. Разрешение управляющего.

— Действуйте.

Тех озирался, будто искал, у кого бы спросить совета. Джон схватил его за плечо и повернул лицом к обезумевшей консоли.

— Поторопись, — прорычал он. Начальник кома потянулся к выключателю внутренней связи, затем взял микрофон.

— Первый, включай циркулярную, — велел он и тотчас получил ответ: «Приказ исполнен». — Обращение по виду и кому.

В комцентре вспыхнул главный экран, заработала камера. Набрав полную грудь воздуха, Джон шагнул под объектив. Его изображение появилось на всех экранах вида, в том числе и в его квартире, где находился некто с вымышленной фамилией Джессад.

— Говорит советник Джон Лукас, — разнеслось по всему Пеллу, забивая административные и общественные каналы связи, и те, по которым центральная переговаривалась с кораблями Мациана, и те, что вещали на все квартиры, гостиничные номера и карантинные «бараки». — Довожу до сведения всех станционеров, что Флот, вошедший в наше территориальное пространство, — это действительно корабли Мациана. Сейчас они швартуются в соответствии с установленной процедурой. Пелл находится в полной безопасности, но до завершения последней стыковки мы будем соблюдать «красный» режим. Для обеспечения нормальной работы комцентра и всех остальных служб управления просим граждан воздержаться от использования коммуникативных устройств без крайней необходимости. Во всех помещениях сохраняется порядок, никаких серьезных повреждений станция не получила. Вызовы резидентов регистрируются, и несущественные обращения к ним будут иметь серьезные последствия. Всем бригадам низовиков приказываю немедленно связаться с местами проживания и дожидаться руководителей. В доки не входить. Всем остальным рабочим действовать по разнарядке и не дергать центральную по пустякам. Как только от Флота поступит информация, заслуживающая внимания, мы немедленно передадим ее по системе общего оповещения. Рекомендую всем находиться у приемников: это самые надежные источники новостей.

Он вышел из-под объектива. На пульте гасли сигнальные лампочки — станционеры переваривали услышанное. Вскоре часть лампочек загорелась вновь — но это, в основном, были действительно неотложные вызовы.

Джон перевел дух. В уголке его мозга шевелились тревожные мысли: «Как там сейчас у меня дома? Надеюсь, Джессад никуда не выходил… А вдруг его там обнаружат?»

Мациан. Военное положение. Проверки документов. Допросы с пристрастием. И если флотские поймают Джессада, они сразу заинтересуются, кто его приютил…

— Сэр, — подал голос начальник кома. Засветился третий слева экран. Увидев на нем пунцовое от гнева лицо Анджело Константина, Джон нажал кнопку приема.

— Соблюдай порядок! — рявкнул Анджело и отключился. Джон стоял перед погашенным экраном, сжимая кулаки и гадая, почему отповедь оказалась столь краткой: то ли у Анджело дел по горло, то ли он ошалел от неожиданности.

"Будь что будет, — успокаивал себя Джон, слушая гулкую пульсацию крови в висках. — Пускай Мациан вывезет всех, кого сумеет. После него прилетят униаты, им понадобятся люди, знающие станцию. С униатами можно найти общий язык… как мы нашли его с Джессадом. Не время праздновать труса. Я увяз с головой.

Первый шаг… Ты вышел на сцену, — говорил он себе, — и люди услышали твой спокойный, решительный голос. Услышал его и Джессад. Теперь ты знаменит на всю станцию. Именно в этом секрет вечного успеха Константинов: в монополии на известность. В красивых жестах, рассчитанных на публику. Анджело видится людям этаким патриархом, без которого все рухнет. А тебе с ним не тягаться, у тебя нет его манер, нет врожденной привычки властвовать. Зато есть другие способности… Когда в центральной и на орбите началась суматоха, ты хоть и натерпелся страху, но быстро смекнул, как извлечь из этого выгоду. В худшем случае ты останешься при своих".

Вот только Джессад… Джон часто думал о Маринере, погибшем, когда возле него точно так же, как сейчас возле Пелла, собрались корабли Мациана. Чтобы подобного не случилось здесь, Джессад обязан положиться на Джона и Хэйла и ни в коем случае не создавать собственной агентуры. Сейчас Джессад фактически под домашним арестом, без документов он не отважится выйти из квартиры, тем более что на подлете к Пеллу — Мациан.

Джон глубоко вздохнул, размышляя о том, что сейчас униат в его власти. Пожалуй, дело обстоит неплохо. Джессад поклянется не своевольничать, иначе очередной труп без документов отправится в шлюз. В последнее время такое случалось часто, особенно в "К". Джону еще не доводилось убивать, но с той минуты, как увидел Джессада, он был готов к такому исходу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ «НОРВЕГИЯ»: 14:00

Для того чтобы разместить в доках столько кораблей, потребовалось немало времени. Сначала — «Тихий океан», затем «Африка», «Атлантика» и «Индия», и наконец пришел черед «Норвегии». Сигни покинула пост в центре рубки, предоставив Граффу, сидящему у главного пульта, командовать кораблем. Прождавшая несколько часов «Норвегия» торопливо ткнулась носовым щупом в подводящий конус, после чего докеры Пелла открыли люки во внешней стене дока, чтобы выпустить «пуповины»; тем временем «Австралия» заканчивала переход в режим стоянки, а суперрейдероносец «Европа», пренебрегая станционными буксирами, плавно приближался к причалу.

— Кажется, все в порядке, — сказал Графф. — В доках вроде все спокойно. Там полным-полно станционных полицейских из резерва управляющего. Никаких признаков паники среди шпаков. Об этом позаботилась администрация.

Новости слегка приободрили Сигни. Она надеялась, что Анджело и его помощники будут действовать разумно — по крайней мере до тех пор, пока Флот не сделает свое дело.

— Внимание, — заговорил ком. — Управляющий станции поздравляет Флот с благополучным прибытием в наши доки. Мы рады вашему визиту и просим капитанов при первой возможности посетить совет.

— Пускай «Европа» отвечает, — прошептала Сигни и через секунду услышала голос вахтенного комтеха флагмана. Он просил подождать.

Сигни соскочила с дивана.

— Графф, остаешься за меня. Ди, дай мне десять человек в сопровождение, и побыстрее.

Из кома посыпались новые инструкции с «Европы»: каждому рейдероносцу выпустить в док пятьдесят десантников в полном боевом облачении. Командование Флотом временно передается Яну Мэйсу, первому помощнику капитана «Австралии». Рейдерам прикрытия идти в доки на стыковку, подчиняясь указаниям станционной диспетчерской службы.

Следить за исполнением этих распоряжений предстояло Граффу. Наконец-то Мациан соизволит рассказать своим капитанам, что он замышляет.

Пройдя к себе в кабинет, Сигни задержалась там лишь для того, чтобы сунуть в карман пистолет. Затем она поспешила к лифту и спустилась к воздушному шлюзу, по которому уже бежали солдаты, посланные Граффом в док, и Ди Янц. Они были в полной боевой экипировке с той минуты, когда корабль оказался вблизи станции. От них отделился эскорт Сигни, возглавляемый Байхэмом, и двинулся следом за ней. В стальных коридорах «Норвегии» умирало эхо голоса Граффа.

Флоту был отдан весь док, и в него разом высыпали вооруженные десантники с нескольких кораблей, оцепив подступы к трапам и вынудив станционную охрану к беспорядочному отступлению. Не понимая, чего от них хотят военные, по причалам метались докеры.

— За работу! — рявкнул на них Ди Янц.

Докеры подчинились мгновенно. Едва ли флотским следовало их опасаться. Сигни скользнула взглядом по вооруженным полицейским, фиксируя позу каждого, затем — по хитросплетению тросов и стрел, где могли прятаться снайперы. Увлекая за собой эскорт, она пошла вдоль закругления стены дока, мимо «пуповин», трапов и подъемных кранов… Солдаты образовали живую стену на всем пути от «Норвегии» к «Европе»; дальше стояли торговые корабли.

Сигни шагала следом за Томом Эджером с «Австралии» и его свитой; остальные капитаны, как ни спешили, оказались у нее за спиной. На трапе у шлюза «Европы» она поравнялась с Эджером.

Возле лифта на выходе из ребристой «пуповины» их догнал Кео с «Индии»; по пятам за ним шествовал Порей с «Африки». Все молчали — вероятно, думали об одном и том же, злились на одно и то же, и никто не испытывал желания высказывать свои догадки. В лифт каждый взял только двоих солдат. Безмолвно покинув кабину на главной палубе, они направились к совещательной каюте; гулкое эхо шагов разносилось по коридору. Здесь было просторнее, чем на «Норвегии», и малолюднее. По пути им встретилось лишь несколько часовых, окаменевших по стойке «смирно».

Как и коридор, совещательная каюта пустовала. Ни признака жизни. Только светильники, горевшие над круглым столом, давали капитанам понять, что их ждут.

— Выйдите, — велела Сигни сопровождающим. Так же поступили и остальные капитаны. Усаживались они по очереди, как требовала иерархия: первыми — Том Эджер и Сигни, за ними Кео и Порей, затем, через три кресла, — появившийся вскоре Сунг с «Тихого океана». Мика Крешов, пришедший последним, сел рядом с Сигни в кресло номер четыре.

— Ну, где он? — потерял наконец терпение Крешов.

Сигни пожала плечами, невидяще глядя на Сунга, и сцепила пальцы на столе. Вот так всегда: спешишь, чтобы потом ждать. Сначала тебе приказывают выйти из боя, потом тебя держат в неведении, а теперь…

Она сфокусировала зрение на лице Сунга, напоминавшем древнюю маску. С этого лица никогда не сходило выражение безмятежного спокойствия; только глаза были сейчас темнее обычного. «Нервы, — мысленно произнесла Сигни. — Все мы измотаны. Бегство, прыжок, а теперь еще эта заминка».

И вот появился Мациан. Бесшумно пройдя мимо капитанов, он занял свое место во главе стола и опустил такие же усталые, как у всех остальных, глаза. Поражение? У Сигни заболел желудок, будто она проглотила что-то несъедобное. Внезапно Мациан поднял голову, и Сигни, увидев его плотно сжатые губы, с силой втянула воздух, чтобы погасить ярость. Она сразу узнала эту маску. Конрад Мациан вошел в роль. Очередной выход на сцену он подготовил так же тщательно, как готовил засады и нападения. Он играл всегда и везде, играл то утонченно, то грубо. Сейчас на нем была самая фальшивая из масок — смиренная. Скромный, без единой медной блестки, мундир. В безупречной прическе — седина. Лицо исхудалое, печальное. Иными словами, облик профессионального лицедея. А самыми неискренними были глаза.

Сигни следила за удивительной сменой выражений его глаз, за мимикой, способной, казалось, обмануть Господа Бога. Мациан собрался дергать за ниточки, а марионетками будут Сигни и другие капитаны. Она больно закусила губу.

— Ну как? — спросил он. — Все в…

— Почему вы приказали нам бежать? — Перебив Мациана, Сигни тотчас увидела разительную перемену — смирения как не бывало, в глазах блеснул гнев. — Почему не выходили на связь?

До сего момента она ни разу не задавала Мациану вопросов. Никогда не возражала. Но сейчас решилась.

Внезапно злость на его лице сменилась чем-то похожим на приязнь.

— Ну ладно, — произнес он миролюбиво. — Ладно. — Он окинул комнату взглядом. Опять пустые места за столом. Осталось девять капитанов, двое из них на патрулировании. Его взгляд ненадолго застыл на каждом из присутствующих. — Вам следует выслушать меня. Принять кое-что во внимание.

Он нажал несколько кнопок на пульте, и четыре стены-экрана показали одинаковые изображения. Последний раз эту карту-схему Сигни видела у Омикрона. Во рту сразу появился привкус желчи.

Знакомые созвездия удалялись, съеживались. Ни Компании, ни Флоту это пространство уже не принадлежало. Остался только Пелл. Масштаб уменьшался, на экраны вползали Тыловые Звезды. Сигни ждала появления Солнца, но изображение вдруг застыло.

— Ну и что? — спросил Крешов.

Мациан промолчал. Капитаны разглядывали карту.

— Ну и что? — повторил Крешов.

Сигни глубоко вздохнула — для этого потребовалось сознательное усилие. Время будто остановилось. В зловещей тишине Мациан показывал капитанам то, что и так уже было в мозгу у каждого.

Война проиграна. Империя пала.

— С одной обитаемой планеты, — произнес Мациан чуть ли не шепотом, — с одной обитаемой планеты — нашей прародины — человечество протянуло руку в Глубокий. Униаты обложили нас со всех сторон, оставив узкий лаз: Тыловые… и Пелл перед ними. Он перегружен, а Тыловые — сами знаете… Теперь понятно?

— Снова драпать? — угрюмо спросил Порей.

У Мациана дрогнул уголок рта. Сигни почувствовала, как заколотилось ее сердце, как вспотели ладони. Все рушится. Все, что они создали.

— Слушайте! — торжественно прошептал Мациан, сбрасывая маску. — Слушайте!

Он нажал другую кнопку. Голос был искажен расстоянием, но Сигни сразу узнала его по неприятным интонациям.

— Капитан Конрад Мациан, к вам обращается второй секретарь Совета безопасности Земли Сегюст Эйрис, код мандата «Омар», серия три. Совет и Компания уполномочили меня вести переговоры с Унией. Немедленно прекратите огонь. Достигнуто соглашение о мире. Не сомневаясь в вашей верности долгу, прошу приостановить боевые действия и ждать распоряжений директората Компании. Советую приложить все возможные усилия, чтобы на время переговоров обеспечить безопасность персонала Компании, как гражданского, так и военного. Повторяю. Капитан Конрад Мациан, к вам обращается второй секретарь Совета безопасности…

Нажав кнопку, Мациан оборвал речь Эйриса. Повисла тишина. Лица капитанов потемнели.

— Война окончена, — прошептал Мациан. — Понимаете? Мы проиграли.

В жилах Сигни застыла кровь. Их бросили на произвол судьбы. Все потеряно.

— Наконец-то Компания напомнила о своем существовании, — с горечью промолвил Мациан, — отдав все это униатам. — Он обвел рукой частицу Вселенной, изображенную на экранах. — Хотите знать, откуда поступил этот приказ? С флагмана Унии. С корабля Себа Азова. Понимаете? Код мандата подлинный. Мэллори, ваши знакомые — действительно агенты Компании. Вот для чего им нужен был ваш корабль. Вот что они с нами сделали.

У Сигни перехватило дыхание, по телу растекался холод.

— Если бы я взяла их на борт…

— Ничего бы не изменилось. Вы же знаете: агенты Компании не действуют на свой страх и риск. Все было предрешено. Даже расстреляв их на месте, вы не спасли бы нас от предательства. Только отсрочили бы неизбежное.

— И дала бы вам время проложить совершенно иной курс, — возразила она, глядя в светлые глаза Мациана и вспоминая каждое слово из своего разговора с Эйрисом, его движения и интонации. И она отпустила этого подонка живым! Позволила совершить предательство!

— Все-таки они сумели пробраться к униатам, — сказал Мациан. — Однако меня не интересует, как им это удалось. Хотелось бы узнать другое: во-первых, что они решили насчет Пелла, а во-вторых, сколько всего станций перешло к Унии? Есть у меня подозрение, что этим так называемым послам не поздоровилось. Что-то они выдали по доброй воле, что-то — при промывании мозгов. За наши коды можно не беспокоиться, но вот что касается кодов Компании и Пелла… Вот почему мы бежали. Да, напрасные месяцы подготовки. Да, потерянные станции, корабли и друзья. Да, страдания многих тысяч мирных жителей. Да, поспешное отступление. Зато спасены Флот и Пелл, а хорошо это или плохо, мы выясним очень скоро. Мы могли победить у Викинга, но неизбежно увязли бы там… и потеряли бы Пелл, а вместе с ним — все наши ресурсы. Вот почему мы ушли.

Ни звука, ни движения. Все встало на свои места.

— Вот почему я не спешил выходить на связь — хотел, чтобы вы собрались у меня и сами решили, как быть. Конечно, трудно поверить, что эти агенты Компании… действовали в здравом уме и не по принуждению. Что они не самозванцы. Но… скажите, мои старые боевые друзья, разве это имеет значение?

— То есть? — произнес Сунг.

— Поглядите на карту, друзья, поглядите еще раз. Вот это… Вот это Пелл. Разве земная власть переживет его потерю? Что такое Земля без Пелла? Здесь у нас есть выбор: или выполнять самоубийственные приказы Компании, или закрепиться, поднакопить сил и снова бить врага. «Европа» предпочитает второе. Если мы не будем праздновать труса, то Уния хорошенько подумает, стоит ли совать сюда нос. Ее экипажи не владеют нашим боевым стилем. Тут у нас есть припасы и людские ресурсы. Но я не хочу никого принуждать. Решайте сами: или вы уходите к Земле, или остаетесь и делаете все, что от вас зависит. А уж история воздаст по заслугам и вам, и Компании, и Конраду Мациану. Сам я уже решил, как поступить.

— Значит, нас двое, — сказал Эджер.

— Трое, — поправила Сигни, но ее шепот потонул в гуле голосов. Мациан кивнул, медленно обводя капитанов взглядом.

— Ну что ж, будем защищать Пелл. Но сначала придется его взять. Возможно, администрация пойдет на сотрудничество… Скоро увидим. Между прочим, мы здесь не все. Сунг, я хочу, чтобы вы лично побывали на «Северном полюсе» и «Тибете» и объяснили капитанам, что к чему. Если в экипажах и десантных отрядах будут несогласные, мы посадим их на фрахтеры и отправим к Земле. Впрочем, пусть каждый капитан сам разбирается со своими людьми.

— Несогласных не будет, — заявил Кео.

— Посмотрим, — произнес Мациан. — Теперь о станции. Высаживаемся и рассылаем наших людей на все ключевые посты. Даю вам полчаса на разговор с подчиненными. Что бы они ни решили, уже сейчас ясно: нам необходим порядок на Пелле, пока мы его не займем, или, по крайней мере, пока не отправим на Землю несогласных.

— Разрешите исполнять, — оборвал Крешов затянувшуюся паузу.

— Исполняйте, — тихо проговорил Мациан.

Отодвинув кресло от стола, Сигни встала и направилась следом за Сунгом мимо личной гвардии Мациана. В коридоре она подозвала свой эскорт и пошла к лифту, слыша за спиной шаги других капитанов. По-прежнему в ее душе царило смятение. Всю жизнь она ненавидела Компанию, проклинала ее слепоту… Но сейчас ей было очень не по себе, как будто с нее неожиданно сорвали одежду.

«Не горюй, — успокаивала она себя. — Ты изучала историю, ты знаешь: самое плохое начинается с полумер, компромиссов и сомнений в собственной правоте. Глубокий — это абсолют, его законы — сама логика. Компания пошла на уступки, однако новые границы во Внеземелье недолговечны, ибо недолговечно миролюбие Унии. Мы служим Земле, — убеждала она себя. — Служим лучше, чем агенты Компании, за бесценок отдающие врагу достояние родины».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Вероятно, снаружи, в коридоре, все еще полыхали красные лампы. Мастерская строго соблюдала рабочий ритм. Между станками бродил надзиратель и никому не позволял отвлекаться на разговоры.

Стараясь не поднимать головы, Джош отколупнул пластиковую печать с небольшого изношенного мотора, взгромоздил его на лоток для разборки, на другой лоток ссыпал крепежные болты и скобы. Мастерская занималась устаревшей и вышедшей из строя техникой; детали, в зависимости от степени износа и типа материала, частью шли в утиль, частью — в сборочные цеха.

После обращения депутата Лукаса ком безмолвствовал, а экран вида на стене не показывал ничего интересного. На обращение мастерская отреагировала недовольным шепотом — и только. Никаких обсуждений. Джош старался, не смотреть ни на экран, ни на мастера-надзирателя. Он уже три часа проработал сверхурочно, всей его бригаде давно полагалось смениться и отдыхать. И ни крошки во рту за все это время. Правда, надзиратель наконец-то послал за сэндвичами и напитками. На верстаке перед Джошем стояла чашка со льдом, однако он к ней не прикасался, притворяясь, что с головой ушел в работу.

За его спиной остановился надзиратель. Джош не пошевелился, не оглянулся он и после того, как мастер отошел. Здесь ко всем относились одинаково. «Все дело в твоем больном рассудке, — объяснял он себе. — Тебе постоянно кажется, будто за тобой присматривают особо». В мастерской внимательно наблюдали за всеми, в том числе и за девушкой, сидевшей рядом с ним. Этот угрюмый, заторможенный подросток отличался удивительной аккуратностью, выполнял самую сложную работу, — а ведь природа обделила бедняжку большинством обычных человеческих способностей. Тут, в демонтажной мастерской, трудились в основном убогие. Несколько нормальных — зеленых юнцов — пришли сюда в надежде получить элементарные познания в технике и со временем подняться выше, на какую-нибудь должность в производстве или техобслуживании. Были и такие, чья постоянная озабоченность, одержимость работой указывали на иные причины «ссылки» в мастерскую… Джошу любопытно было наблюдать у других такие же симптомы, как у него самого.

Эти люди, очевидно, нарушили закон, а Джош никогда не был преступником, и поэтому веры ему меньше, чем им… Он очень дорожил этой работой, полностью занимавшей его разум, дарившей ему независимость, — дорожил точно так же, как невозмутимая девчушка, что сидела рядом. Вначале, желая продемонстрировать свои навыки, он трудился в лихорадочном темпе, но вскоре увидел, что это огорчает соседку: она не могла угнаться за ним, как ни старалась. Он расстроился и впредь не выставлял свое мастерство напоказ, зарабатывая не больше, чем (как он считал) требовалось на жизнь.

Его подташнивало, и он жалел, что съел сэндвичи. С другой стороны, он даже в этом не хотел отличаться от окружающих.

Война добралась до Пелла. Мациан. «Норвегия». Мэллори. Он не мог думать о некоторых вещах. Когда рассудок окутывала тьма, Джош работал еще усерднее. И моргал — словно энергичные движения век могли отогнать воспоминания.

Война…

Рядом кто-то шепнул, что станцию эвакуируют.

Это невозможно! Этого никогда не случится!

«А как же Дэймон?» — подумал он, жалея, что нельзя сейчас же встать, пойти в офис Дэймона и обрести там утешение. Нельзя даже попытаться.

Флот Мациана. Военное положение.

И она — с мациановцами… Необходима осторожность, иначе несдобровать. Его рассудок… он очень слаб и способен подвести. Наверное, было безумием напрашиваться на Урегулирование. А может, он и прежде был не в себе, и Урегулирование ничего не изменило. К любому из своих ощущений Джош относился подозрительно, а потому старался ощущать как можно меньше.

— Перерыв десять минут, — объявил надзиратель. — Отдыхайте.

Как и в предыдущие перерывы, Джош даже не встал с места. Соседка тоже.

— Будем удерживать Пелл, — сообщила Сигни экипажу и десантникам — не только тем, кто находился рядом с ней в рубке, но и всему кораблю. — Мы — Мациан, я и остальные капитаны — решили оборонять станцию. Агенты Компании пошли на подлую сделку с униатами, отдали им все Внеземелье, а нам велели прекратить военные действия. Они выдали наши шифры, — вот почему мы не нанесли удар, вот почему отступили. Мы не знаем, какие еще секреты Флота достались врагам. — Она помолчала, глядя в угрюмые глаза; ее мысленный взор блуждал по всему кораблю, по лицам подчиненных в отсеках. — Пелл… Тыловые Звезды, весь этот край Внеземелья — вот что нам предстоит защищать. И мы не собираемся ждать приказа от Компании или подписывать капитуляцию, чем бы она ни прикрывалась. Мы не цепные псы и впредь будем воевать по своему разумению. Теперь у нас есть планета и станция, и отсюда — отсюда! — начинается Внеземелье. Мы восстановим Тыловые, все станции между Солнечной и Пеллом. На это у нас хватит сил. Похоже, Земле недостает ума, чтобы позаботиться о буфере между нею и Унией, но со временем Компания осознает его необходимость, поверьте мне. И еще ей придется понять, что с нами шутки плохи. Отныне Пелл — наша планета. Для ее обороны у нас есть девять рейдероносцев. Мы больше не служим Компании, мы — Флот Мациана, базирующийся на Пелле. Вопросы? Возражения?

Она подождала, хоть и знала своих людей, как любой торговец знает свою семью… Кто-нибудь из них, наверное, мог предложить иной выход или затаить недобрые мысли. У многих могли быть на то причины.

Каюты десантников взорвались ревом, он понесся по всем каналам внутренней связи. В рубке люди ухмылялись и обнимали друг друга. Графф заключил Сигни в объятья, потом ее стиснул военоп Тихо, затем — по очереди — остальные офицеры, много лет прослужившие под ее началом. Некоторые плакали, влага блестела и на глазах Граффа. Сама Сигни не обронила ни слезинки — оттого, что испытывала чувство вины. Сила привычки, нелепая, тысячекратно проклятая верность присяге. Она снова обняла Граффа, затем отстранилась и оглянулась.

— Всем приготовиться, — приказала она по открытому кому. — Займем центральную, пока там не сообразили, что к чему. Ди, поторопи своих людей.

Графф принялся отдавать распоряжения, по коридорам десантных палуб полетело отчетливое эхо приказов Ди. В рубке все пришло в движение, техи, толкаясь, ринулись на боевые посты.

— Десять минут! — выкрикнула Сигни. — Полная экипировка. Всем десантникам, способным стоять на ногах, построиться с оружием в шлюзе.

Где-то раздались вопли, вид показывал солдат, которые бросились к оружейным каютам, не дожидаясь приказов взводных. В коридорах гремели командирские голоса. Пройдя в свой тесный кабинет-спальню, Сигни облачилась в доспехи, решив обойтись только шлемом и панцирем — пускай риск будет платой за свободу движений. Пять минут. Она слышала, как Ди отсчитывал время, перекрывая разноголосицу многочисленных командных постов. Беспокоиться не о чем, экипаж и солдаты знают свое дело. На борту — только надежные. Семья. Неподходящие давно покинули строй, оставшиеся стали близки Сигни, как братья и сестры. Как дети. Как любовники.

Засунув пистолет в кобуру на панцире, она вышла и спустилась на лифте. Река вооруженных солдат в коридорах делилась на рукава и с грохотом обрушивалась на стены, едва ли кто-нибудь узнавал Сигни. Она беспрепятственно шла в нос корабля — там, во главе колонны, было сейчас ее место.

— Сигни! — догоняли ее ликующие голоса. — Браво, Сигни!

Флот жил, и это ощущали все.

— Нет! — сразу ответил Анджело. — Нет. Не пытайтесь их остановить. Уйдите сами и немедленно выведите нашу полицию.

Центр управления подтвердил получение приказа и вернулся к своим делам. На экранах зала заседаний появились новые строчки текста; приглушенные голоса полицейских начальников дублировали донесения по кому. У стола в центре зала Анджело утомленно опустился в кресло. Многие места на ярусах пустовали, депутаты, сумевшие пробраться сюда по коридорам, испуганно перешептывались. Подперев голову костлявыми руками, Анджело читал доклады, быстро сменявшие друг друга на экране, и наблюдал за доками, где бурлил водоворот людей в доспехах. Некоторые депутаты замешкались и не успели выбраться из секций, где находились их рабочие места или аварийные посты. Дэймон и Элен вместе пришли сюда в поисках убежища, оба были измотаны до предела. Пользуясь своей привилегией, Анджело предложил сыну и невестке занять пустующие кресла у стола.

— Пришлось оставить доковый офис, — негромко сказал Дэймон отцу. — Мы поднялись на лифте.

Сразу после них пришел Джон Лукас с приятелями. Приятели расположились на ярусах, а Джон — за столом. Явились двое Джекоби — у обоих волосы растрепаны, лица блестят от пота. Складывалось впечатление, будто депутаты приходят на заседание лишь затем, чтобы передохнуть.

А обстановка, как показывали экраны, все ухудшалась. Десантники продвигались к центральной; пытаясь уследить за ними, станционная полиция спешно переключала каналы вида. На экранах торопливо чередовались изображения.

— Обслуга интересуется, надо ли запереть двери контрольного центра, — произнес из дверного проема только что подошедший депутат Дью.

— Замки — против пуль? — Анджело облизнул губы и, не сводя глаз с экрана, отрицательно покачал головой.

— Свяжитесь с Мацианом, — предложил Дью. — Заявите протест.

— Уже сделано, сэр. Ответа я не получил. По-моему, он сам на станции.

— В "К" беспорядки, — сообщил экран. — Установлено, что погибли двое и очень много раненых…

— Сэр, — перебил ком, — в "К" толпа штурмует ворота. Прикажете открыть огонь?

— Не открывать! — Сердце Анджело забилось быстрее при мысли о хаосе там, где только что был порядок. — Не стрелять, пока ворота держатся. Вы что, хотите помочь толпе?

— Нет, сэр.

— Вот и не делайте глупостей.

Охранник отключился. Анджело стер пот со лба. Его мутило.

— Я спущусь туда, — вызвался Дэймон, приподнимаясь над креслом.

— Никуда ты не спустишься. Я не хочу, чтобы ты угодил в облаву.

— Сэр, — решительно произнес рядом человек, спустившийся с яруса. — Сэр…

Крессич.

— Сэр, — в третий раз произнес депутат от "К".

— В карантине не действует ком, — сообщил Константину начальник тамошней охраны. — Опять расколошматили. Ничего, мы что-нибудь придумаем. Повесим динамики в доке, под самым потолком, куда не добраться…

Анджело посмотрел на Крессича — седого, изнуренного, столько вынесшего за последние месяцы.

— Вы слышали?

— Они боятся, — сказал Крессич, — что вы позволите военным разорить станцию. Сами улетите, а нас оставите униатам.

— Господин Крессич, намерения Флота нам неизвестны. Но если ваши избиратели попытаются вырваться из зоны, нам останется только стрелять. Предлагаю вам, как только связь будет восстановлена, обратиться через ком к вашей секции — это может возыметь действие, если там уцелел хоть один громкоговоритель. Постарайтесь объяснить ситуацию.

— Чем все это ни кончится, мы останемся париями. — У Крессича дрожали губы. — Мы просили… мы столько раз просили ускорить проверку документов… А теперь — слишком поздно, да?

— Ну что вы, господин Крессич…

— В первую очередь вы позаботитесь о своих. Посадите на корабли — удобные, обеспеченные всем необходимым для жизни пассажиров. На наши корабли!

— Господин Крессич…

— Дело движется, — вмешался Джон Лукас. — Кое-кто из ваших может получить документы. По-моему, сэр, они зря рискуют.

Крессич промолчал, бросив на Лукаса неуверенный взгляд. Затем с его лица сбежала краска, губы задрожали. Дрожь перешла на подбородок. Пальцы вцепились в край стола так, что побелели суставы.

"Занятно, — подумал Анджело, — как легко у него это получается. Поздравляю, Джон. Обитателей "К" утихомирить несложно — достаточно договориться с вожаками, посулить им чистые документы. Вообще-то, некоторые так и поступают".

— Захвачен третий ярус синей, — пробормотал Дэймон.

Анджело проследил за взглядом сына. На экране быстро и целеустремленно шли солдаты в доспехах. Захват центральной был всего-навсего делом времени.

— Мациановцы, — произнес Джон. — И сам Мациан.

Анджело глядел на седовласого офицера, шествующего во главе колонны, и мысленно отсчитывал секунды. Очень скоро солдаты поднимутся по спиральным аварийным лестницам на первый ярус и подойдут к залу заседаний. Лишь до этой минуты просуществует власть Константина.

Образы на стене стали другими. Подпрыгивая от волнения. Лили сновала между коробочкой с кнопками и Спящей, с тревогой глядевшей на экраны. Наконец старая низовка решилась и протянула руку к коробочке, чтобы сменить сон.

— Нет! — воскликнула Спящая, и, обернувшись, Лили увидела боль… Прекрасные темные глаза на бескровном лице, белые-пребелые простыни. Все светлое, кроме глаз, следящих за коридорами. Лили приблизилась к Спящей, опустилась на колени, поправила подушку.

— Я переверну, — предложила она.

— Не надо.

Лили нежно провела ладонью по лбу Спящей.

— Даль-Тез-Элан любит тебя. Любит тебя.

— Это десантники, — обычным своим тихим, умиротворяющим голосом произнесла Солнце-Ее-Друг. — Люди-ружья. Беда. Я не знаю, что теперь может случиться.

— Пускай они уходить, — взмолилась Лили.

— Это не в моих силах. Лили. Однако смотри, их ружья молчат. Никто еще не пострадал.

Лили вздрогнула и придвинулась к Спящей. Время от времени на стенах появлялось мирное Великое Солнце, сверкали звезды и сиял полумесяц Нижней. А люди-раковины все прибывали и прибывали, и постепенно они заполнили все коридоры станции.

Сопротивления не было. Сигни не вынимала пистолета из кобуры, хоть ее рука постоянно лежала на рукоятке. Мациан, Крешов и Кео — тоже. Угроза исходила от солдат, от их винтовок, снятых с предохранителей. В доке десантники дали один предупредительный залп и больше не нажимали на спусковые крючки. Они шли неотвратимо, как лавина, и при виде их немногие рисковали задерживаться в коридорах. «Очевидно, — догадалась Сигни, — Анджело Константин принял единственно правильное решение».

По главному коридору они дошли до аварийной лестницы, поднялись на территорию контрольного центра. Там осталось несколько подразделений с офицерами во главе, а остальные отправились занимать другие офисы.

Без единого выстрела шли они по коридорам центральной, вдоль стен со звуконепроницаемым пластиком поверх холодного металла. Вот и зал с причудливой деревянной скульптурой. Вновь появление Сигни было встречено изумленными взглядами богов Нижней.

Дальше будет амфитеатр совета. Несколько десятков депутатов с круглыми от страха глазами.

Солдаты рванулись вперед, раздвинули двери, щедро изукрашенные вензелями. Двое с оружием наперевес истуканами застыли у косяка, удерживая створки и глядя в зал. На полупустых рядах и у стола поднялись депутаты. Они не сводили глаз с оружия, но в их позах было достоинство, а то и вызов. Мациан и его спутники направились к столу.

— Капитан Мациан, — произнес Анджело Константин, — могу я предложить вам и вашим капитанам сесть и побеседовать с нами?

Мациан медлил с ответом. Сигни стояла между ним и Кео, с другой стороны от командующего Крешов изучал лица депутатов. Совет собрался не целиком. Не было и половины.

— Мы не отнимем у вас много времени, — сказал Мациан. — Вы просили нас прийти, и вот мы здесь.

Никто не сел и даже не переменил позы.

— Мы бы хотели узнать, — произнес Константин, — в чем суть этой… операции.

— На Пелле вводится военное положение, — ответил командующий. — Вынужденный шаг. У нас тоже есть вопросы, господин Константин. Насчет соглашений… между вами и некоторыми агентами Компании. Насчет контактов с Унией и передачи секретных сведений ее разведке. Насчет измены, господин Константин.

Депутаты, стоявшие перед военными, побледнели.

— Ни о каких контактах с Унией мне не известно, — сказал Константин. — Впервые слышу, капитан. Мы — нейтралы. Эта станция принадлежит Компании, но мы не допустим, чтобы нас втянули в военные действия или превратили в базу.

— А как же милиция, которой вы себя окружили?

— Нейтралитет порой требует защиты, господин Мациан. К тому же капитан Мэллори в личной беседе со мной предупредила о возможности прибытия нового конвоя с беженцами.

— Иными словами, вы не осведомлены о том, что гражданские агенты Компании передали Унии секретную информацию? Вы не участвовали в переговорах и не знаете ни о каких уступках врагу?

Наступило томительное молчание.

— Вот именно, — подтвердил наконец Константин. — Если и были какие-то соглашения, Пелл о них не информировали. А если бы информировали, то не получили бы нашего одобрения.

— Ну что ж, теперь вы в курсе, — сказал Мациан. — Противник знает коды и сигналы, и это ставит под угрозу существование станции. Компания, господин управляющий, продала вас с потрохами. Земля отказывается от своих прав на Внеземелье. Отказывается от ваших и наших услуг. Мы не можем смириться с таким исходом. Изменническая политика Земли привела к потере всех остальных станций, и теперь граница проходит здесь. Нам необходим Пелл, и у нас достаточно сил, чтобы его защитить. Вы меня понимаете?

— Можете рассчитывать на наше сотрудничество.

— Нам нужен допуск к вашим банкам данных. С этого дня всем, что относится к вопросам безопасности, занимаемся мы.

Взгляд Анджело переместился на Сигни и вернулся к Мациану.

— Господин Мациан, мы выполнили все рекомендации капитана Мэллори. Выполнили очень точно.

— На этой станции не должно быть секций, жилых помещений, складов и техники, к которым мои люди не имели бы беспрепятственного доступа. Я предпочел бы вывести большинство десантников и оставить бразды правления в ваших руках. Пожалуй, я так и поступлю, если удостоверюсь, что вы меня хорошо поняли. Но учтите: если обнаружится утечка информации, если торговец покинет строй или как-нибудь иначе будет нарушен порядок, — мы примем меры. Вам ясно?

— Абсолютно.

— Господин Константин, мои люди будут ходить везде и стрелять, если сочтут это необходимым. Если одному из нас понадобится расчистить себе путь огнем, мы расчистим. Но я надеюсь, что этого не произойдет благодаря стараниям вашей полиции. Если понадобится наше содействие, вы получите его безотлагательно.

Анджело стиснул зубы.

— Капитан, мы считаем оправданным ваше стремление защитить свои корабли и нашу станцию. Мы готовы сотрудничать и ожидаем сотрудничества от вас. Полагаю, впредь мои сообщения будут доходить до адресатов.

— Безусловно, — с легкостью согласился Мациан. Окинув быстрым взглядом зал, он направился к выходу. Сигни и остальные задержались.

— Капитан Кео, — произнес Мациан от дверей, — можете обсудить с советом остальные вопросы. Капитан Мэллори, займитесь центром управления. Капитан Крешов, проверьте документацию и оперативную память полиции.

— Мне нужен толковый помощник из местных, — сказал Крешов.

— Начальник полиции, — предложил Константин. — Я с ним договорюсь.

— Мне тоже нужен кто-нибудь в помощь, — подала голос Сигни, отыскав взглядом знакомое лицо, выражение которого тут же изменилось. Но молодая женщина, сидящая за столом рядом с Дэймоном, коснулась его руки.

— Капитан? — холодно произнес он.

— Дэймон Константин, — усмехнулась Сигни, — надеюсь, вы не откажете даме в любезности.

Мациан с небольшим сопровождением отправился осматривать станцию или (депутатам это казалось более вероятным) захватывать остальные секции, в том числе ядро со всеми его механизмами, — эта задача отводилась Яну Мэйсу, первому помощнику капитана «Австралии». Кео выдвинул кресло и устроился за столом, вступив во владение залом совещаний. Крешов вышел следом за Мацианом.

— Пойдемте, — позвала Сигни. Дэймон задержался, чтобы посмотреть на отца, который сидел, поджав губы и угрюмо глядя перед собой, и проститься с молодой женщиной. «Не очень-то им приятно мое общество», — подумала Сигни.

Она подождала Дэймона, затем вместе с ним подошла к двери и жестом позвала за собой двух десантников — Куна и Дектина.

— В центр управления, — велела она Дэймону, и тот со свойственной ему, но, пожалуй, излишней в эту минуту, вежливостью пропустил ее вперед. Он молчал, выражение лица было сдержанным и неприступным.

— Это ваша жена? — поинтересовалась Сигни, перебирая в памяти только что увиденные лица.

— Да.

— Как ее зовут?

— Элен Квин.

Сигни удивилась.

— Станционерка?

— Она из семьи Квинов. С «Эстели». Вышла за меня перед последним рейсом этого корабля.

— «Эстель» погибла. Вы это знаете?

— Знаем.

— Жаль. У вас есть дети?

Он помялся.

— Ждем.

— Угу. — Сигни стало немного не по себе. — Кажется, вас, младших Константинов, двое?

— У меня есть брат.

— Где он?

— На Нижней. — Дэймон все заметнее нервничал.

— Вы совершенно напрасно беспокоитесь.

— Я не беспокоюсь. Вы и на Нижнюю высадились?

Сигни улыбалась.

— Насколько я помню, вы из юрслужбы?

— Да.

— Следовательно, вам известны кодовые ключи к личным делам персонала?

Он метнул в нее бесстрашный, гневный взгляд. Сигни посмотрела вперед, в конец коридора, где на страже контрольного центра, окруженного окнами, стояли солдаты.

— Нас уверяли, что вы окажете помощь.

— Это правда, что нас сдали?

«Константины — себе на уме, этим и знамениты, — подумала Сигни. — Они знают себе цену».

— Уж поверьте, — усмехнулась она.

«КОНТРОЛЬНЫЙ ЦЕНТР», — сообщала надпись над стрелкой. «КОММУНИКАЦИИ, — гласила другая, — СИНЯЯ, ПЕРВЫЙ, 01-0122».

— Указатели убрать, — распорядилась Сигни. — Отовсюду.

— Нельзя.

— И цветовые замки.

— На станции и так неразбериха, а будет еще хуже. Даже резиденты не смогут найти дороги… Коридоры как две капли воды похожи друг на друга. И без цветовых замков…

— На наших кораблях, господин Константин, мы не размечаем удобных путей для захватчиков.

— Без цветовых замков дети…

— Ничего, научатся, — оборвала Сигни. — Все указатели снять.

Перед ними открылся контрольный центр станции, занятый десантниками. При появлении Сигни и Дэймона стволы вскинулись и тотчас опустились. Взгляд Сигни обежал стены зала, ряды пультов, лица людей. Увидев ее, солдаты заметно расслабились; дежурные станционные техи тоже успокоились, однако Сигни не сомневалась: в этом заслуга не ее, а Константина. Собственно, для этого-то она и привела его.

— Все в порядке, — заверила она десантников и штатских. — Мы нашли общий язык с управляющим и советом. Эвакуации не будет. Флот оборудует на Пелле базу и сдавать ее не собирается. Униатов здесь не будет.

Штатские зашептались, переглядываясь с затаенным облегчением. Солдаты опустили оружие — в их глазах станционеры из заложников внезапно превратились в союзников.

— Мэллори, — негромко звучало то в одной, то в другой точке зала. — Это Мэллори. — Приязни в голосах не было, но и вражды тоже.

— Покажите, что здесь к чему, — попросила Сигни Дэймона.

Он обошел вместе с ней контрольный центр, спокойно называя посты и имена дежурных. Многие имена Сигни вспомнила сама, — она неплохо это делала, когда хотела. Задержавшись на минуту, она оглянулась на экран, где вращался шар Нижней, усеянный зелеными и красными точками.

— Базы? — спросила она.

— Мы оборудовали несколько вспомогательных лагерей, — ответил он, — чтобы разместить и прокормить тех, кого вы нам оставили.

— "К"? — Монитор перед ней показывал секцию, кишащую людьми. Толпа ломилась в запертые ворота. Дым, следы разрушений… — И что же вы со всем этим собираетесь делать?

— Ничего. Вы лишили нас возможности что-либо делать, — резко ответил Дэймон.

Разговаривать с Сигни в подобном тоне отваживались не многие, и мысль об этом позабавила ее. Слушая Дэймона, она озирала гигантский комплекс — ярусы банков, содержащих совсем иную информацию, чем на корабле. Торговля, управление вековым орбитальным полетом, номенклатура и каталоги промышленных изделий, реестры туземного и человеческого населения станции, приисков и баз. Колония, бурлящая мирской жизнью. В душе Сигни пробуждалось волнение. Ресурсы — вот за что будет сражаться Флот. Без ресурсов ему не выжить.

Внезапно центральный ком начал транслировать заявление совета…

— Хочу успокоить резидентов станции, — говорил Анджело Константин, стоя на фоне ярусов с депутатами, — и довожу до всеобщего сведения, что эвакуация Пеллу не угрожает. Флот прибыл сюда защищать нас…

«Наш мир», — мысленно произнесла Сигни.

Осталось всего лишь навести в нем порядок.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НИЖНЯЯ: ГЛАВНАЯ БАЗА 16:00 ПО СТАНЦИОННОМУ СТАНДАРТУ; МЕСТНЫЙ РАССВЕТ [4]

Наступающее утро черкнуло на горизонте алую полосу. Возле купола, размеренно дыша сквозь фильтр маски и ежась в теплой куртке под непрерывным ветром, стоял Эмилио. На этой широте, да еще на такой высоте, ночи всегда бывали студеными.

В сумраке неслышно и торопливо передвигались тени — согбенные под тяжестью клади низовики, точь-в-точь муравьи, спасающие куколки от потопа.

И в "К", и в резидентских бараках спали рабочие, лишь несколько дежурных помогали низовикам опустошать складские купола. Даже в сумраке Эмилио без труда отличал их от хиза по росту.

К нему подбежал кто-то маленький, тяжело дышащий.

— Что? Что ты звать, Константин-человек?

— Топотун?

— Я Топотун, — прощелкал низовик, ухмыляясь. — Я хорошо бегать, Константин-человек.

Эмилио коснулся мохнатого жилистого плеча; в тот же миг вокруг его руки сомкнулась тонкая, как у паука, лапка. Достав из кармана сложенный бумажный лист, Эмилио вложил его в мозолистую ладонь хиза.

— А теперь беги, — сказал он. — Покажи людям во всех лагерях. Надо, чтобы их глаза увидели, понимаешь? И расскажи хиза. Всем, кто живет между рекой и равниной. Пусть все хиза, даже те, кто не ходит в наши лагеря, пришлют ко мне своих бегунов. Передай, чтобы они остерегались людей, не доверяли чужим. Расскажи обо всем, чем мы тут занимаемся. И еще: бегуны не должны приближаться к нам, пока не услышат знакомый зов. Ясно?

— Хиза понять, Константин-человек, — откликнулся низовик. — Лукасы приходить. Я — Топотун. Я — ветер. Никто не догнать.

— Ступай, — промолвил Эмилио. — Беги, Топотун.

Жесткие руки обхватили его за пояс с поразительной для такой худышки силой. Затем темная фигурка беззвучно метнулась в темноту.

Весть понеслась. Ее уже не воротишь.

Эмилио стоял, разглядывая человеческие фигуры на склоне холма. Эти люди выполняли распоряжения, не понимая их смысла — Эмилио не желал делиться ответственностью с персоналом. Большинство складских куполов уже опустело, их содержимое было спрятано в зарослях. Тревожная весть спешила вдоль берега реки, не по человеческим тропам. Недоступная чужим ушам, мчалась она со скоростью туземного скорохода. От лагеря к стойбищу, от стойбища к лагерю… И ни Пелл, ни те, кто его захватил, не могли остановить ее своим приказом. Кто слышал ее, тот спешил передать другим.

Эмилио вдруг подумалось, что доселе хиза не ведали, что такое вражда и война. Их племена, рассеянные по планете, не нуждались в единении… Но каким-то образом новость о появлении человека разнеслась по всей Нижней, а теперь и человек рассылает свое сообщение по этой необычной сети. Эмилио вообразил, как оно расползается по берегам реки и кустарникам, как встречаются друг с другом туземцы — где-то случайно, где-то намеренно, с какой бы целью не встречались робкие, стеснительные хиза.

Ныне во всей зоне контакта хиза вынуждены красть… а ведь даже понятие такое — кража — было незнакомо им. Еще им приходится бросать работу — им, не имеющим представления ни о забастовках, ни о восстаниях.

Его бил озноб, от которого не спасали несколько слоев ткани, надежно защищавшие от ледяного ветра. Он, Константин-человек, не мог убежать, как Топотун. Он ждал, а заря все четче обрисовывала согнутые вопросительным знаком фигуры грузчиков, а в куполах уже просыпались люди. Очень скоро они обнаружат методичное расхищение припасов и оборудования, организованное Эмилио Константином и соучастниками из его администрации.

Над прозрачными куполами вспыхнули прожектора. Рабочие выходили из шлюзов и замирали, не веря своим глазам.

Заревела сирена. Эмилио посмотрел на небо, но разглядел лишь несколько дотлевающих звезд. И все же ком не стал бы поднимать шум ни с того ни с сего.

Рядом под чьей-то ногой шевельнулся камень, затем талию Эмилио обвила изящная рука. Он обнял жену, и оба застыли, наслаждаясь прикосновением.

Раздался возглас. Неподалеку от них, на склоне, стояла фигурка со вскинутыми к небу руками. За нею остатки сумрака разгоняло пламя из дюз корабля, прилетевшего раньше, чем хотелось Эмилио.

— Шалунья!

Самка с белым пятном на руке — следом давнего ожога — приблизилась на его зов, сгибаясь под тяжестью ноши и часто, прерывисто дыша.

— Прячьтесь, — велел ей Эмилио, и она кинулась к сородичам, взволнованно щебеча на бегу.

— Куда они пойдут? — спросила Милико мужа. — Не сказали?

— Туда, где их никто не найдет. — Эмилио крепко прижал ее к себе, заслоняя от ветра. — Никто. А вернутся ли они — это будет зависеть от того, кто их попросит.

— Если нас увезут отсюда…

— Мы сделаем все, что сумеем. Но ведь на флотских нет никакой управы.

Пламя дюз разгоралось все ярче. Снижался не станционный челнок, а чужой корабль, гораздо больше ближнерейсовика.

— Военные, — сообразил Эмилио. — Это корабль-разведчик.

— Господин Константин! — к нему подбежал рабочий и застыл, недоуменно протянув руки. — Правда, что там Мациан?

— Нам сообщили о прибытии Флота, но что сейчас происходит на Верхней, мы не знаем. Судя по всему, там пока порядок. Не волнуйтесь. Скажите всем, что мы будем гнуть свою линию и не пойдем на поводу у обстоятельств. О сокрытии припасов — молчок! Иначе мациановцы отберут у нас все до последней крошки, и на станции начнется голод. Именно это нужно военным. Скажите всем: на Нижней действуют только мои приказы. Мои и Милико. Слышите?

— Да, сэр! — выдохнул рабочий и помчался разносить новость.

— Надо бы оповестить "К", — сказала Милико.

Кивнув, Эмилио направился к куполам карантина. Над холмом разлилось сияние посадочных огней. Возле бараков Эмилио и Милико встретили Вэя и толпу "К".

— Это Флот, — сказал Эмилио и, спеша прекратить панический ропот, добавил: — Мы постараемся сберечь продовольствие — для станции и для себя. Нельзя допустить, чтобы Флот закрепился на Нижней. Не надо бояться — вы ничего не видели и не слышали. Вы глухи, слепы и немы. Отвечать придется только мне.

Ропот не утихал. Эмилио и Милико повернулись и пошли по тропинке к посадочной площадке. За ними потянулись управленцы, резиденты-рабочие и несколько "К". Беженцев никто не останавливал и не конвоировал — и в этом лагере, и в остальных им была дана полная свобода передвижения. "К" трудились наравне с резидентами. Конечно, не обходилось без жалоб и протестов, но это было ничто по сравнению с проблемами, которые обещало появление корабля-разведчика. Наверняка он прилетел за продовольствием, а может быть, и за пушечным мясом.

Корабль с ревом опустился и заполнил собой всю взлетно-посадочную площадку. Люди на склоне холма замерли, обратились в слух, повернув лица к чадному ветру. Разведчик, что поднял этот ветер, вздымался над выбеленным окоемом — чужой, громоздкий, ощетиненный пушками. Словно нижняя челюсть черепа, люк со стуком упал на землю, превратившись в пандус. На планету ступили десантники в доспехах, построились и взяли на прицел безоружную, беззащитную толпу на склоне. По пандусу в свет наступающего дня сбежал офицер — темнокожий, без доспехов, с одной лишь дыхательной маской на лице.

— Это он, — прошептала Милико мужу. — Должно быть, сам Порей.

У Эмилио поползли мурашки по спине — ему, начальнику базы, чувство долга приказывало спуститься с холма навстречу явной опасности. Он отпустил руку жены, но она не освободила его запястья. Супруги направились к легендарному капитану и, кожей ощущая движения ружейных стволов, остановились на расстоянии, которое позволяло слышать человеческий голос.

— Кто здесь главный? — спросил Порей.

— Эмилио Константин и Милико Ди.

— Это вы?

— Да, капитан.

— Объявляю военное положение. Все продовольствие на базе реквизируется. Гражданская администрация временно отстраняется от дел. Все сведения, касающиеся оборудования, персонала и запасов, передаются нам. Незамедлительно!

Усмехаясь, Эмилио свободной рукой указал на опустошенные купола. Исчезли не только припасы, но и часть документов. Порей славился крутым нравом, и Эмилио боялся — за себя, Милико и остальных, но больше всего — за хиза, никогда не видевших войны.

— Вы останетесь на планете и будете оказывать нам содействие, когда мы сочтем это необходимым.

Изобразив улыбку, Эмилио сжал руку жены. Спасибо отцу, своей депешей поднявшему его с постели. Спасибо добровольным помощникам из рабочих. И все же Эмилио полагался не столько на их молчание, сколько на туземных скороходов. Военные не колеблясь пойдут на открытое принуждение. Эмилио подумал о своей семье, о возможной эвакуации Пелла, о мациановцах, готовых превратить в руины колонию на Нижней, лишь бы она не досталась Унии. Он вообразил мобилизацию всех мужчин и женщин, пригодных к воинской службе. Мациан, если бы мог, вложил бы ружья даже в руки хиза.

— Капитан, мы обсудим этот вопрос.

— Все оружие передается моим солдатам. Персонал подвергается обыску.

— Капитан, я предлагаю обсудить это.

Порей махнул рукой.

— Проводите их на борт.

С угрожающим видом приблизились десантники. Пальцы Милико крепче сжали запястье Эмилио. Не дожидаясь, когда его схватят и потащат, он повел жену к пандусу, навстречу режущим глаза лучам прожекторов. На верхней площадке их дожидался Порей. Супруги остановились перед ним.

— Мы отвечаем за эту базу, — сказал Эмилио. — Я не желаю, чтобы ее превратили в концлагерь. Я выполню заявки вашего командования, но лишь постепенно и в разумных пределах.

— Вы нам угрожаете, господин Константин?

— Нет, я заявляю. Сэр, скажите конкретно, что вам от нас нужно. Я знаю эту планету. Одно дело — включиться в уже работающую систему, и совсем другое — перестроить ее на собственный лад. Для этого требуется время. Кроме того, иногда перестройка оборачивается разрушением.

Глаза Порея на покрытом шрамами лице ясно давали понять: этот человек не терпит отказов. Он был опасен, и не только по долгу службы.

— Мои офицеры проводят вас, — бросил Порей сквозь зубы, — и заберут документацию.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Полицейские стояли у двери и о чем-то тихо беседовали с надзирателем. Глянув на них исподлобья, Джош опустил голову еще ниже. Его пальцы ни на миг не отрывались от работы.

Соседка недоуменно посмотрела на вошедших и больно ткнула Джоша локтем в бок.

— Эй, — шепнула она, — гляди, полиция.

Их было пятеро. Джош не отвечал девушке, и она толкала его снова и снова, все сильнее.

Наверху вспыхнул экран кома, и Джош поднял глаза. Очередное объявление, на сей раз — о восстановлении свободы передвижения (правда, ограниченной) в зеленой секции. Джош вернулся к работе.

— Смотрят на нас, — шепнула девушка.

Верно, полицейские смотрели и показывали в их сторону. Взгляд Джоша метнулся вверх, вниз и снова вверх — на входящих десантников Компании. На мациановцев.

— Гляди, — повторила соседка.

Джош трудился. Ком бархатным голосом сулил скорое возвращение порядка. Джош давно перестал в это верить.

В проходе грохотали тяжелые сапоги. Джош надеялся — страстно, изо всех сил. «Дэймон! — отчаянно звал он про себя. — Дэймон!»

Чужая рука коснулась его плеча, и он резко вскинул голову. Перед глазами расплывалось лицо надзирателя, дальше застыли станционные полицейские и солдат в доспехах с эмблемой Флота Мациана.

— Господин Толли, — обратился к Джошу один из полицейских, — будьте любезны, пройдите с нами.

У Джоша мелькнула мысль, что металлическую деталь в его руке могут принять за оружие. Он осторожно отложил ее в сторону, вытер ладонь о комбинезон и встал.

— Куда ты? — спросила девушка. Ее некрасивое лицо погрустнело. Джош так и не узнал ее имени. — Куда?

Джош не ответил. Полицейский взял его за руку и повел по проходу между верстаками, затем вдоль стены к двери. Все рабочие смотрели на них.

— Тихо! — воскликнул надзиратель, и многоголосый шепот умолк. Десантники и полицейские вывели Джоша в коридор. Дверь затворилась. Мациановский офицер, на котором из доспехов был один лишь панцирь, заставил Джоша встать лицом к стене и обыскал.

Когда Джошу разрешили повернуться, он прислонился спиной к стене и увидел в руках офицера свои документы, а на панцире — эмблему «Атлантики». Нахлынул тошнотворный страх. Документы! Говорящие о том, через что он прошел, доказывающие, что теперь он не опасен. Теперь они — у солдат Компании.

Он протянул руку. Офицер поспешно отстранился.

Мациановцы. Призрак минувшего. Он опустил руку. Сердце забилось чаще.

— У меня есть пропуск. — Он силился перебороть тик, возвращавшийся, стоило ему занервничать. — Тут, в бумажнике. Вы сами видели, как я работал. Мне разрешено находиться в мастерской.

— Только до обеда.

— Нас всех задержали, — объяснил он. — Сверхурочная работа. Спросите надзирателя и остальных. Они все из утренней смены.

— Вы пойдете с нами, — сказал десантник.

— Спросите Дэймона Константина. Он скажет. Мы с ним знакомы. Он скажет, что со мной все в порядке.

Военные заколебались.

— Ладно, — буркнул офицер. — Отмечу в рапорте.

— Похоже, он не врет, — произнес один из полицейских. — Что-то подобное я слышал. Это особый случай.

— У меня приказ. Комп выдал его имя, надо разобраться. Если не посадите его под замок, это сделаем мы.

Джош открыл рот, чтобы сказать, что предпочитает местную полицию, но полицейский опередил его:

— Мы его берем.

— А мои документы? — Джош запинался и краснел от стыда — к нему еще не вернулась способность контролировать некоторые реакции. Он протянул заметно трясущуюся руку. — Пожалуйста, сэр.

Офицер сложил документы и аккуратно засунул в клапан пояса.

— Они ему не понадобятся, — сказал он станционному полицейскому. — Изолируйте его. По первому требованию любого из наших доставьте куда прикажут. Он отправится в "К", но только после того, как с ним разберется командование. Вам ясно?

— Ясно, — коротко ответил полицейский и, ухватив Джоша за руку, повел по коридору. Десантники сопровождали их, но наконец свернули.

Мациановцы были в каждом коридоре, по которому шагал Джош. Он казался себе нагим и беспомощным… и вздохнул с облегчением, когда оказался наедине с полицейским в кабине лифта. Они высадились на первом ярусе красной.

— Пожалуйста, вызовите Дэймона Константина, — попросил он полицейских. — Или Элен Квин. Или кому-нибудь из их офисов. Я могу назвать номера.

Всю дорогу полицейские молчали.

— Мы доложим по нашим каналам, — пообещал наконец один из них, не глядя на Джоша.

На первом ярусе красной секции располагалось управление охраны. Под конвоем двух полицейских Джош прошел через дверь в прозрачной стене и приблизился к столу недалеко от входа. Здесь он тоже увидел вооруженных десантников в доспехах, и это вызвало у него новый приступ страха, потому что он надеялся, что, по крайней мере, здесь еще распоряжается станция.

— Я вас очень прошу, — не обращая внимания на конвоиров, которые его обыскивали, сказал Джош дежурному офицеру. Этого молодого человека он знал. Помнил еще по тем временам, когда сам считался пленным. Склонившись над столом, он прошептал с отчаянием в голосе: — Сообщите обо мне Константинам. Скажите, что я здесь.

Полицейский лишь опустил голову и отвел глаза. Они боялись. Все станционеры боялись вооруженных десантников. Конвоиры оттащили Джоша от стола, повели по коридору к камерам, затолкали в одну из них. Голые белые стены, сантехника, а из мебели — только белая кушетка, выдвинутая из стены. Здесь его вновь обыскали, на этот раз приказав раздеться донага, и вышли, а он остался стоять над грудой одежды.

От страха и усталости кружилась голова. Джош опустился на койку, подобрал ноги и уткнулся лицом в колени.

Витторио Лукас поднялся, прошел вдоль изгиба стены слабо освещенной рубки управления и остановился, заметив резкое движение стека в руке сопровождающего. Приближаться к пультам на расстояние вытянутой руки Витторио запретили, а ведь могли вообще не пустить в рубку, и тогда ему пришлось бы худо — в трюме и корме, занимавших почти весь объем фрахтера, гравитация была сейчас нулевой. Для Витторио сделали поблажку, но прочертили на плитчатом полу замкнутую ломаную, ограничив ему свободу передвижения. Выяснять, что последует за попыткой перешагнуть черту, ему не хотелось, тем более что он мог беспрепятственно разгуливать по всему вращающемуся цилиндру и даже заглядывать в жилые отсеки. В одном из них — тесной кают-компании — он ночевал… А на мостике ему хватало пространства, чтобы видеть один из экранов и не загороженную плечом теха часть скана. Витторио посмотрел на экран из-за спин мужчин и женщин, одетых в торговую форму. Он тяжело отходил от прыжка — его все еще мутило от наркотиков, да и нервы пошаливали.

Капитан тоже следил за экранами. Заметив Витторио, жестом подозвал его.

Витторио заколебался и лишь после повторного приглашения двинулся вперед, в запретную зону, опасливо покосившись на человека со стеком. Глядя на скан с близкого расстояния, Витторио ощутил на своем плече руку капитана. Капитан казался таким дружелюбным и благодушным, так редко прибегал к приказному тону, разговаривая с подчиненными, что вполне сошел бы за пелльского бизнесмена. На борту «Молота» с Витторио обходились достаточно мягко, даже вежливо; он боялся не столько переодетых униатов, сколько своей миссии. «Трус!» — с омерзением сказал бы на это отец. Да, он трус. И здесь не самое подходящее место для него. Не самое подходящее общество.

— Скоро полетим обратно, — пообещал капитан… Бласс? Да, Бласс. — Слишком близко подходить не будем, там все-таки Мациан. Не волнуйтесь, господин Лукас. Как желудок? Все еще беспокоит?

Витторио промолчал — упоминание о желудке вызвало спазмы.

— Никакой опасности, — бархатным тоном произнес Бласс, не убирая руки с плеча Витторио. — Абсолютно никакой, господин Лукас. Прибытие Мациана на Пелл нас не пугает.

Витторио посмотрел на капитана.

— А что, если Флот обнаружит нас на подступах?

— Успеем отскочить, — ответил Бласс. — Все будет хорошо. «Лебяжье перо» не сбежит с наблюдательного поста, и капитан Айлико не проболтается. У нее свой интерес. Отдыхайте, господин Лукас. Мне кажется, вы все еще относитесь к нам с некоторым предубеждением.

— Если моего отца на Пелле скомпрометировали…

— Это маловероятно. Поверьте, Джессад знает свое дело. Операция спланирована очень тщательно. А вы неплохо перенесли первый прыжок. — Капитан похлопал Витторио по плечу. — Примите совет старого космического волка, не изводите себя сомнениями. Отдыхайте. Ступайте в кают-компанию. Я позову вас, как только мы рассчитаем курс.

— Хорошо, сэр, — прошептал Витторио и послушно двинулся мимо надзирателя, вдоль изгиба стены, в пустую кают-компанию. Там он уселся возле некоего предмета меблировки из литой пластмассы, служившего и столом, и кушеткой, положил на него руку и с трудом проглотил комок в горле. Не только прыжок был причиной его недомогания, но и страх. «Я сделаю из тебя человека!» — звучал в ушах отцовский голос; его мозг мучительно сверлила мысль: «Что ты творишь? Разве твое место среди таких, как Бласс, как эти угрюмые, почти неотличимые друг от друга люди? Отец пожертвовал тобой, словно пешкой. Будь у тебя хоть какие-нибудь амбиции, ты бы сейчас постарался извлечь выгоду для себя, поторговался бы с униатами… Нет, на это ты не пойдешь, ибо знаешь пределы своих желаний. Тебе достаточно Розин, уюта, хороших напитков… а здесь напитки омерзительны, в них всегда подмешаны наркотики».

Ничего не выйдет. Ровным счетом ничего. Его утащат в Унию, где все шагают в ногу, и там он забудет свое прошлое. Витторио боялся перемен, ему совсем неплохо жилось на Пелле, он никогда не требовал слишком многого от судьбы и от людей. И сознание, что сейчас он оторван от всего, порождало кошмары.

Но выбора у Витторио не было. И об этом позаботился его отец.

Наконец в кают-компанию пришел Бласс, сел, с важным видом разложил карты на столе-кушетке и пустился в объяснения, как будто Витторио был важной фигурой в шахматной партии униатов. Глядя на чертежи, Витторио пытался разгадать причины и цели этих метаний в космосе. Но это было невозможно, ибо он не понимал, где находится «Молот». Где-то в пространстве…

— Не беспокойтесь ни о чем, — улыбнулся Бласс. — Уверяю вас, сейчас тут гораздо безопаснее, чем на станции.

— Вы — офицер очень высокого ранга, правда? Иначе бы вас не послали на такое задание.

Бласс пожал плечами.

— Вы назвали «Молот» и «Лебяжье перо»… А других ваших кораблей возле Пелла нет? — поинтересовался Витторио.

И снова капитан лишь пожал плечами в ответ.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ПРОХОД В ЭКСПЛУАТАЦИОННУЮ ЗОНУ, БЕЛАЯ СЕКЦИЯ 9-1042; 21:00

Человеки-раковины, человеки-ружья приходили и уходили, приходили и уходили. Прячась в темном углу грузового лифта, Атласка тряслась от страха. Многие хиза бросились бежать, услышав Лукаса, и еще раз — когда появились чужаки. Низовики скрылись в темных узких туннелях, где они могли дышать без масок, а люди не могли. Люди Верхней знали эти ходы, но не показывали чужакам, а значит хиза могли не бояться. Но некоторые из них все равно боялись и плакали далеко-далеко внизу, во мраке, — тихонько, чтобы не услышали люди.

Здесь им надеяться было не на что. Атласка пожевала губами, отползла назад на четвереньках, дождалась, когда изменится воздух, и кинулась обратно в спасительную тьму. Ее коснулись чьи-то руки, пахнуло самцом. Она сердито зашипела, затем узнала запах. Синезуб обвил ее руками, и она опустила голову на его жилистое плечо, ища утешения. Синезуб не задавал вопросов — знал, что хороших новостей нет.

Случилась беда — огромная беда. Лукасы говорили и хозяйничали, а чужаки угрожали. И не было видно никого из Старых, они, как надеялась Атласка, делали свое дело, защищали важные вещи, выполняли задания важных людей — задания, которыми хиза, наверное, могут гордиться.

Но хиза не подчинились новым надсмотрщикам — точно так же, как и Старые, тоже ненавидевшие Лукасов.

— Идем назад? — спросил наконец кто-то. Этот вопрос вертелся на языке у каждого. И другой: «Что будет с нами?» Им несдобровать, если они вернутся после того, как убежали. Должно быть, люди сердиты. И у этих людей — ружья.

— Нет, — ответила Атласка. Кто-то заворчал; Синезуб повернулся к нему и злобно рявкнул.

— Подумай, — сказала Атласка, — мы туда пойдем, а там, наверное, люди. Большая беда.

— Есть хочу, — упрямился ворчливый. Остальные молчали, понимая: за неповиновение люди могут лишить их своей дружбы, и тогда всех хиза прогонят на Нижнюю. Атласке вспомнились поля, кудрявые облака, казавшиеся такими плотными, что по ним можно ходить, дождливое осеннее небо, серо-зеленая листва, цветы и мягкий мох, а самое главное — запахи дома. Вероятно, Синезуб тоже часто вспоминал все это, ибо жар ее весны спадал, а она не спешила вступать в свой первый взрослый сезон… Да, Синезуб, в отличие от нее, смотрел на вещи трезво. И тосковал по родине. Атласка тоже иногда тосковала, но вернуться туда сейчас… и навсегда…

Ее-Видят-Небеса — таким было ее имя, и она знала Истину. Небо — поддельное; это всего лишь покров, накинутый на Верхнюю, будто одеяло. А за ним — черные дали, и в них сияет лицо Великого Солнца. А вверху всегда будет Истина. Если они потеряют дружбу людей, они обречены веки вечные прозябать на Нижней, зная, что пути на небо больше не существует. И места для них там нет.

— Лукасы куда-то ушли, — прошептал Синезуб ей на ухо.

Она молча зарылась лицом в его шерсть, пытаясь забыть про голод и жажду.

— Ружья, — произнес кто-то рядом. — В нас будут стрелять, и мы потеряем себя навсегда.

— Не будут, если останетесь здесь, — возразил Синезуб, — и будете делать то, что я скажу.

— Это не наши люди, — гулко произнес Дылда. — Они обижают наших людей.

— Это люди-драка, — пояснил Синезуб, — а хиза не могут.

Атласку осенило:

— Константины! Константин-драка, вот что. Мы найдем Константинов и спросим, что делать. Найдем Константинов, и Старых найдем возле Места Солнца.

— Солнце-Ее-Друг! — воскликнул еще один низовик. — Она должна знать.

— А где Солнце-Ее-Друг?

Наступила тишина. Старые хранили это в секрете.

— Я найду ее, — вызвался Дылда. Он подковылял поближе, в темноте протянул руку к Атласке. — Я пойду во многие места. Идем. Идем.

Она затаила дыхание и неуверенно коснулась губами щеки Синезуба.

— Идем, — согласился вдруг Синезуб и потянул ее за руку.

Дылда шествовал чуть впереди, в темноте раздавался его частый топот. За Атлаской и Синезубом спешили остальные — по темным и узким коридорам, лестницам и туннелям, где редко попадались горящие лампы. Некоторые оступались и падали — идти приходилось среди труб, а еще — по ледяным и раскаленным местам, обжигавшим босые ноги, а еще — мимо машин, в которых грозно ревели зловещие силы.

Синезуб шагал впереди, не отпуская руку Атласки. Иногда Дылда оттеснял его в сторону и забегал вперед. Атласка сомневалась в том, что Синезуб ведет их правильно, что он хотя бы смутно помнит дорогу к жилищу Солнце-Ее-Друг. Атласка родилась на планете, и ее инстинкт настаивал: идти надо наверх, ибо там — Место Солнца. Память же подсказывала: необходимо забирать левее… но туннели, которыми они шли, не всегда изгибались влево, а порой петляли. Сначала один самец ушел далеко вперед, затем второй, но вскоре они устали и стали спотыкаться. Все больше низовиков отставало, и наконец тот, кто шагал рядом с Атлаской, схватил ее за руку — красноречивый жест мольбы. Но Синезуб и Дылда упрямо шли вперед и вскоре скрылись из виду. Атласка осталась одна. У нее подкашивались ноги, и она уже не надеялась их догнать.

— Хватит! — взмолилась она, догнав-таки их возле металлической лестницы. — Хватит! Пойдемте назад. Мы заблудились.

Дылда будто не слышал ее; громко сопя, он лез вверх. Атласка цеплялась за Синезуба, а он шипел от изнеможения и вырывался, боясь отстать от Дылды. «В них вселилось безумие», — сообразила Атласка.

— Вы идете никуда! — простонала она в отчаянии. Подпрыгнув, она ухватилась за скобу и полезла следом за ними. Срываясь на крик, она взывала к их рассудку, но они не слушали ее, минуя люки и двери, которые могли выпустить их на открытое место.

Наконец они оказались там, где над дверью горел синий огонь, откуда вверх и вниз тянулись три лестницы.

— Здесь, — произнес Дылда после недолгих колебаний, ощупывая кнопки на освещенном косяке. — Вот он, путь.

— Нет! — простонала Атласка.

— Нет, — возразил Синезуб, чей разум, похоже, прояснился. Но Дылда нажал первую кнопку в ряду и через отворившуюся дверь ринулся в воздушный шлюз.

— Пойдем назад! — крикнул Синезуб. Вдвоем с Атлаской они попытались остановить обезумевшего Дылду, который затеял все это только в порыве соперничества, только для Атласки. Створки двери съехались за их спинами. Под прикосновением Дылды открылась вторая дверь, а за нею был ослепительный свет.

Раздались выстрелы, и Дылда, стоявший в дверном проеме, скорчился на полу. Потянуло паленым. Дылда жутко, пронзительно заверещал, а Синезуб отскочил назад и ударил по другой кнопке на косяке. Как только дверь раздвинулась и дохнуло сквозняком, он бросился к лестнице, увлекая за собой Атласку.

Вдогонку, перекрывая рев сирен, летели человеческие вопли. Но все умолкло, едва закрылась дверь. Они бежали, бежали, бежали вслепую, по темным туннелям и лестницам, вниз, в беспросветную глубину. Они стянули с лиц маски, но это лишь добавило страху — в воздухе был незнакомый запах. Наконец они остановились — мокрые от пота, дрожащие. Синезуб шатался и стонал от боли, и Атласка, ощупав его, обнаружила, что он прижимает левую ладонь к правому предплечью. Она умерила боль единственным знакомым ей способом — вылизав ожог. Потом она обняла Синезуба, пытаясь угасить ярость, от которой сотрясалось его тело. Они потеряли дорогу, заблудились в потемках, а Дылда погиб, как ужасно, и Синезуб, на чьих глазах это случилось, дрожал от боли и гнева.

Спустя некоторое время он помотал головой и коснулся губами щеки Атласки. И вздрогнул, когда она снова обняла его.

— О, давай вернемся домой, — прошептал он. — О, давай вернемся домой, Там-Утса-Питан, и больше не будем там, где люди, машины, поля и работа. Только хиза, всегда-всегда. Давай вернемся домой.

Атласка промолчала. Это она виновата. Она предложила идти. Дылда пошел, потому что хотел ее, а Синезуб принял вызов, как будто они были среди высоких холмов. Ее вина, ее несчастье. Вот уже и Синезуб просит ее расстаться с мечтой, не хочет идти за ней дальше. Глаза ее наполнились слезами, одиночество и сомнения проникли в душу.

Случилась беда, огромная беда. Опять надо подниматься в человеческие места, открывать двери, просить о помощи. Но они знали, что их там ждет, и потому не шевелились, прижавшись друг к другу.

Мэллори выглядела неважно — бледная, под глазами густые тени. Опираясь на консоль, голодный и усталый Дэймон смотрел, как она шагает по проходам контрольного центра, мимо бесчисленных пультов и неподвижных часовых. «Наверное, мои ощущения — пустяки по сравнению с тем, что испытывают флотские во время прыжков, — думал он, — или сразу после прыжков, когда им приходится брать на себя нудную и неблагодарную работу полицейских». Техи тоже были измотаны и жаловались во весь голос, но, в отличие от часовых, они по крайней мере могли надеяться на смену.

— Вы намерены провести здесь всю ночь?

Сигни смерила Дэймона ледяным взглядом и молча пошла дальше.

Уже несколько часов он наблюдал за этой зловещей фигурой. По контрольному центру Мэллори передвигалась бесшумно, в ее движениях не было вызова, но сквозила непоколебимая уверенность в том, что любой уступит ей дорогу. Так и было; более того, любой тех, которому по той или иной причине надо было покинуть свое рабочее место, дожидался, когда Мэллори скроется в другом проходе. Она никого не запугивала, говорила редко и в основном с солдатами — о чем-то, известном только им и ей. И все же ее боялись. Большинству станционеров прежде не доводилось видеть такую, как на Мэллори и ее десантниках, экипировку. Люди сугубо штатские, никогда не прикасавшиеся к оружию, они вряд ли смогли бы описать арсенал военных. Дэймон различал три системы оружия: легкий короткоствольный пистолет, длинноствольный пистолет и тяжелые мощные винтовки, — грозная симметрия, жуткий черный пластик. Защитные доспехи придавали десантникам сходство с машинами уничтожения, такими же, как оружие в их руках. В присутствии этих людей невозможно было не испытывать страх.

У противоположной стены встал тех, опасливо глянул через плечо Мэллори — хотел, видимо, убедиться, что никто не взял его на прицел… и двинулся по проходу между пультами так осторожно, будто он был заминирован.

Вручив Дэймону распечатку, он сразу же отступил.

Дэймон держал послание в руке, дожидаясь, пока Мэллори пройдет мимо. Но она остановилась и с интересом взглянула на него. Делать было нечего. Развернув распечатку, Дэймон пробежал глазами текст:

Дэймон поднял глаза. Сердце учащенно забилось; страх мешался с облегчением от того, что не случилось ничего похуже. Мэллори пристально смотрела на него, смотрела вызывающе и заинтересованно. Затем она направилась к нему и протянула руку. Дэймон решил солгать, надеясь, что она примет его слова на веру и не потребует распечатку, но тотчас вспомнил о ее репутации и передумал.

— У моего друга большие неприятности, — пояснил он. — Я должен срочно помочь ему.

— Неприятности из-за нас?

Он снова подумал: не солгать ли?

— Нечто в этом роде.

— Вероятно, я смогу помочь. — Ее взгляд был холоден, а рука все еще протянута ладонью кверху. Дэймон не отдавал листок.

— Не следует ли предположить, — сказала Сигни, — что станция не желает посвящать нас в свои проблемы? Не кажется ли вам, что это предположение способно повлечь за собой определенные выводы?

Дэймон отдал бумагу, не дожидаясь, пока его припрут к стенке. Сигни пробежала глазами текст, и на ее лице отразилось недоумение. Спустя секунду это выражение исчезло.

— Толли? — спросила она. — Джошуа Толли?

Дэймон кивнул. Сигни поджала губы.

— Джошуа Толли — друг Константинов! До чего же непредсказуемы человеческие судьбы!

— Он урегулирован.

Ее глаза заблестели.

— Сам попросил, — добавил Дэймон. — А что еще ему оставалось после Рассела?

Сигни неотрывно смотрела на него, а ему очень хотелось находиться где угодно, только не здесь, и видеть перед собой кого угодно, только не ее. Урегулирование все усложнило, связало Пелл и Сигни нитью заговора. Дэймон не желал этого, а она и подавно, — это не вызывало у него сомнений. Вся беда в том досье…

— Ну и как он? — спросила она.

Вопрос покоробил Дэймона, и он промолчал.

— Дружба, — произнесла она. — Дружба двух полярных противоположностей. Или всего лишь благотворительность? Он попросил об Урегулировании, и вы уступили. Довершили начатое на Расселе. Кажется, я задела ваши чувства?

— Пелл — не Рассел.

— Как удивителен мир, где возможны подобные поступки, господин Константин. — Улыбка Сигни противоречила выражению ее глаз. — И где существует "К"… И беженцы, и преступники у вас под рукой, и все на вашем попечении. Хотя "К", похоже, обделен вашей жалостью. Мне кажется, смута на станции возникла из-за вас. Из-за полумер. Из-за потакания своим чувствам. Что это было, господин Константин? Только ли порыв человеколюбия? Или же уступка вашей морали? А может, объявление войны?

— Я не хочу, чтобы его держали взаперти. Хочу, чтобы ему вернули документы. Он уже вне политики.

Никто не разговаривал с Мэллори в таком тоне. Сколько она себя помнила — никто. Выдержав долгую паузу, она отвела от Дэймона взгляд и медленно кивнула.

— Под вашу ответственность. Согласны?

— Под мою ответственность.

— Ну что ж, в таком случае… Куда вы, господин Константин? Нет-нет, вам совершенно незачем идти туда самому. Я сама прикажу по каналам Флота освободить его и отправлю домой… раз уж вы за него ручаетесь.

— Если хотите, можете проверить досье.

— О, я уверена, в нем нет ничего новенького. — Она легонько махнула рукой кому-то за спиной Дэймона, и он похолодел, только сейчас осознав, что в позвоночник ему смотрит ствол. Сигни подошла к кому, дотянулась через плечо теха до клавиатуры и подключилась к одному из флотских каналов.

— Это Мэллори. В станционной тюрьме содержится Джошуа Толли. Освободить и вернуть документы. Об исполнении доложить соответствующим инстанциям Флота и администрации. Конец связи.

Тотчас бесцветный, равнодушный голос подтвердил получение приказа.

— Можно, — обратился Дэймон к Сигни, — можно, я пошлю Джошу весточку? Нужно объяснить ему…

— Сэр, — обернулся к нему один из стоявших поблизости техов. — Сэр…

Дэймон рассеянно посмотрел в его испуганное лицо.

— Сэр, на четвертом зеленой застрелен низовик.

У Дэймона перехватило дыхание, потемнело в глазах.

— Наповал, сэр.

Дэймон покачал головой. Его тошнило. Он повернулся к Мэллори.

— Они совершенно безобидны и еще ни разу не поднимали руку на человека. Только в панике — чтобы вырваться и убежать.

Мэллори пожала плечами.

— Что ж теперь горевать, господин Константин? Кто-то сгоряча нажал на крючок. Приказа стрелять не было. Мы разберемся, а вы займитесь своими делами.

— Капитан, они — люди.

— Так мы в людей и стреляем, — невозмутимо ответила Мэллори. — Повторяю, займитесь своими делами, а для таких случаев существует военно-полевой суд, и я позабочусь, чтобы виновные от него не ушли.

Дэймон не шевелился. Все глаза в центре управления смотрели на него. На пульты, играющие разноцветными огоньками, никто не обращал внимания.

— За работу! — резко приказал Дэймон техам, и те дружно отвернулись. — Вызвать на место происшествия станционного врача.

— Вы испытываете мое терпение, — проговорила Мэллори.

— Они — наши граждане.

— Вы чересчур широко трактуете термин «гражданство».

— Повторяю, они смертельно боятся насилия. Если вам, капитан, нужен настоящий хаос на этой станции, перепугайте низовиков.

Поразмыслив, она кивнула.

— Что ж, господин Константин, если вы способны исправить положение, займитесь этим. Идите, куда считаете нужным.

Вот так! «Идите».

Он повернулся к выходу, затем бросил взгляд через плечо, внезапно ощутив страх. Мэллори не желала спорить с ним при посторонних. А он сорвался, не сдержал гнева. «Идите», — сказала она так, будто это ничуть не затрагивало ее достоинства.

Он уходил с ощущением смертельной опасности.

— Обеспечить Дэймону Константину свободное передвижение, — прогремел в коридорах голос Сигни, и солдаты, двинувшиеся навстречу Дэймону, застыли как вкопанные.

С паспортом и карточкой в руках он бежал по коридору, оставив лифт на четвертом ярусе зеленой. Бдительный часовой, пытавшийся заступить Дэймону дорогу, не устоял под его натиском. Впереди толпились десантники, загораживая дверной проем. Они задержали его, но отпустили, увидев карточку с именем Константина.

— Дэймон. — Услышав голос Элен, он повернулся и с огромным облегчением обнял жену.

— Сезонник, — сообщила она. — Самец по прозвищу Дылда. Мертв.

— Уходи отсюда, — попросил ее Дэймон, не доверяя здравомыслию солдат. В дверном проеме на полу было много крови. Низовика засунули в чехол и положили на носилки. Элен держала мужа под руку и не проявляла ни малейшего желания уходить.

— Его разрезало дверью, — сказала она, — уже после того, как в него выстрелили.

К ним направился молодой офицер.

— Лейтенант Вэнерс с «Индии», — прошептала Элен. — Он здесь старший.

— Что тут произошло? — обратился Дэймон к лейтенанту.

— Господин Константин? Это недоразумение. Низовик так неожиданно выскочил…

— Лейтенант, это — Пелл. Здесь полным-полно гражданских. Станция требует от вас подробного рапорта о происшествии.

— Ради благополучия вашей станции, господин Константин, я вам настоятельно рекомендую пересмотреть правила техники безопасности. Рабочие продували шлюз. Сработал аварийный замок, и низовика прищемило дверью. Кто-то не вовремя открыл внутреннюю дверь. Куда ведет этот туннель? И сколько их? Наверное, целая сеть?

— Низовики убежали, — поспешила вмешаться в разговор Элен. — Вниз, далеко. Скорее всего, это временные рабочие. Они плохо ориентируются в туннелях и не вернутся сюда, пока здесь оружие. Так и будут прятаться, пока не умрут.

— Прикажите им выйти, — потребовал Вэнерс.

— Вы не знаете низовиков, — возразил Дэймон.

— Выгоните их из туннелей и задрайте люки.

— В этих туннелях — все жизнеобеспечение Пелла, лейтенант. А в жилищах наших рабочих поддерживается специальный состав воздуха. Туннели изолировать нельзя. — Дэймон повернулся к Элен. — Я пойду туда, попробую их разыскать. Возможно, они отзовутся.

Элен закусила губу.

— Буду ждать здесь, — сказала она, помолчав.

Дэймон хотел было возразить, но не решился в присутствии Вэнерса.

— Я могу задержаться, — бросил он в сторону лейтенанта. — Низовики — не предмет для торгов. С перепугу они способны залезть куда-нибудь и погибнуть, создав серьезную проблему. Если со мной что-нибудь случится, сообщите управляющему. В одиночку я сумею договориться с низовиками, но если они опять увидят оружие, мы можем лишиться системы жизнеобеспечения. Она очень тесно связана с системой низовиков и без нее не проработает и часу. Пелл — очень сложный механизм, лейтенант.

Вэнерс молчал, десантники тоже, и невозможно было понять, доходят слова Дэймона до их рассудка или нет. Взяв жену за руку, Дэймон повел ее за собой, раздвигая плечом военных. Возле двери он вставил в паз карточку и шагнул в проем, стараясь не ступить в лужу крови. Дверь автоматически закрылась, заработал воздухообмен, Дэймон поспешил нащупать один из человеческих противогазов, всегда лежащих на стеллаже справа от входа, и надеть его, пока состав воздуха не стал опасным для жизни.

Вздохи превратились в хрипы и шипение, которые в его подсознании всегда ассоциировались с металлическими туннелями и низовиками. Он отворил внутреннюю дверь. Из далеких глубин долетело эхо. Площадка, где он стоял, была залита слабым голубым сиянием. Он задержался возле двери, чтобы достать из встроенного шкафа фонарь. Яркий луч пронзил мрак и выхватил из него паутину металлических конструкций.

— Низовики! — покатился вниз голос Дэймона. Створки сдвинулись за его спиной; было довольно зябко. От платформы, примыкающей к стене под дверью шлюза, в разные стороны убегали лестницы. — Низовики! Это Дэймон Константин! Отзовитесь!

Эхо медленно выдыхалось в глубине.

— Низовики!

Из тьмы донесся отголосок стона — столь жалобного, что у Дэймона волосы встали дыбом. И накатила ярость.

Он двинулся дальше, в одной руке держа фонарь, а другой скользя по тонким перилам. Остановился. Прислушался.

— Низовики!

В темной глубине кто-то зашевелился. Далеко внизу по металлу прошлепали мягкие босые подошвы.

— Константин, — прошепелявил нечеловеческий голос. — Константин-человек!

— Я — Дэймон. Константин, — закричал он снова. — Пожалуйста, поднимитесь ко мне. Здесь нет ружей. Нет опасности. — Он не шевелился, ощущая легкую дрожь металлической плиты под ногами, прислушиваясь к чужому дыханию. Его глаза уловили свет, слабое, как будто иллюзорное, мерцание далеко внизу. Лоснящийся мех, блеск глаз… Дэймон ждал, неподвижный, как изваяние. Хиза считались безобидными, но ведь раньше на них не нападали «человеки-ружья».

Они приближались, и в свете фонаря Дэймон смог разглядеть их получше. Измучены до полусмерти, огромные глаза вытаращены от страха. Один самец ранен.

— Константин-человек, — с дрожью в голосе вымолвил шепелявый. — Помоги, помоги, помоги!

Низовики протягивали к Дэймону руки, молили о помощи. Осторожно опустив фонарь на площадку, он обнял их поочередно, как детей. Раненого самца он коснулся очень осторожно — рука у бедняги была вся в крови, зубы оскалены от боли.

— Не беспокойтесь, — произнес Дэймон. — Никто вас больше не тронет. Сейчас мы уйдем отсюда.

— Бояться, Константин-человек. — Юная самочка гладила своего друга по обожженному плечу, ее круглые глаза смотрели из теней глубоких глазниц то на Дэймона, то на низовика. — Все-все прятаться, уйти и не сыскать тропа.

— Я не понимаю…

— Больше, больше, хиза. Смерть страшно. Смерть голодно. Пожалуйста, помоги мы.

— Зови их.

Она коснулась самца, тот что-то взволнованно залопотал и слегка толкнул ее. Она повернулась к Дэймону и дотронулась до него.

— Я подожду, — пообещал он. — Я подожду здесь. Вам некого бояться.

— Любить ты! — выдохнула она и побрела вниз по звонким металлическим ступенькам, чтобы сразу исчезнуть во тьме.

Через несколько минут внизу раздались крики и щебет. В разных местах откликались голоса — высокие и низкие, усиленные вдвое акустикой эксплуатационной зоны. И вскоре безумная радость охватила темные глубины.

Внезапно крики оборвались. Лишь позвякиванье металлических ступенек да умирающее вдалеке эхо нарушало тишину.

Самочка прибежала обратно, погладила друга по плечу и коснулась рук Дэймона.

— Я-Атласка, я позвать. Сделать ты Синезуб не болеть, Константин-человек.

— Вам надо проходить через шлюз группами, — сказал Дэймон. — И остерегаться люка.

— Я знать замок, я осторожная. Ты идти, идти, я привести они.

Она поспешила вниз. Обняв самца одной рукой, Дэймон повел его в шлюз. Ему пришлось надеть на Синезуба противогаз — молодой хиза ничего не соображал от боли, страха и слабости, только рычал — хорошо хоть не пытался укусить или ударить. Отворилась наружная дверь. Увидев яркий свет и вооруженных людей, низовик дернулся в руках у Дэймона, зарычал и плюнул, требуя успокаивающего объятья. Сквозь шеренги протолкалась Элен и протянула к нему руки.

— Уберите солдат! — рявкнул Дэймон. Полуослепленный ярким светом, он не смог различить Вэнерса. — Освободите проход. И уберите оружие.

Он усадил низовика на пол у стены, а Элен подозвала врача. Тот опустился на корточки возле Синезуба и раскрыл саквояж.

— Уберите солдат, — повторил Дэймон. — Мы сами все уладим.

Прозвучала команда, и, к великому облегчению Дэймона, десантники с «Индии» начали расходиться. Поначалу низовик рычал и отдергивал руку, но в конце концов позволил врачу осмотреть ожог. Дэймон вдруг спохватился, что ему тяжело дышать, и снял уже ненужный противогаз. От перепуганного низовика остро пахло мускусом.

— Имя: Синезуб, — прочитал врач надпись на бляхе. — Ожог с кровотечением. Если не считать шока, малыш легко отделался.

— Пить, — жалобно попросил Синезуб и потянулся к саквояжу. Врач поспешил убрать его и пообещал, что воду скоро принесут.

Отворилась дверь шлюза, пропуская дюжину низовиков. Дэймон встал и пошел навстречу, раскинув руки, словно хотел заключить их в объятья.

— Я — Константин, — представился он, зная, что это имя в почете у хиза.

Он покорно вытерпел объятья потных, едва стоящих на ногах низовиков; Элен по своей воле разделила с ним эту процедуру. Через секунду из шлюза высыпала новая группа.

В конце коридора стояли солдаты, но низовиков было уже гораздо больше. Хиза бросали в сторону десантников боязливые взгляды. Вместе с третьей группой пришла возбужденно лепечущая Атласка и сразу подскочила к Синезубу. Сквозь мохнатую коричневую толпу как ни в чем не бывало пробрался Вэнерс.

— Вас просят как можно быстрее отвести их в помещения полиции, — сказал он Дэймону.

— Хорошо. Воспользуйтесь вашим комом и обеспечьте нам проход по аварийным лестницам с четвертого по девятый и выход в доки. В их помещения можно пройти отсюда напрямик. Мы их проводим. Так будет быстрее и безопаснее.

Не дожидаясь, пока Вэнерс что-нибудь скажет, Дэймон помахал низовикам.

— Пойдем.

Хиза умолкли. Молодой самец с белой повязкой на руке кое-как поднялся и возбужденно защебетал — видимо, боялся, что его оставят. К нему присоединилась Атласка, и вдруг толпу охватило веселье.

Дэймон пошел по коридору рука об руку с Элен, в плотном кольце низовиков, под необычный аккомпанемент дыхательных масок. Несколько часовых, встреченных ими по пути, не шевелились, неожиданно обнаружив, что оказались в меньшинстве. Хиза щебетали все оживленней; вскоре они достигли конца коридора и пошли по широкой спиральной лестнице, которая проходила через все девять ярусов. Вокруг левой руки Дэймона змейкой обвилась коричневая рука; повернув голову, он увидел Синезуба, а чуть дальше — Атласку. Еще один низовик взял Элен за левую руку. Так впятером они и шли в ряд, и не было, наверное, за всю историю станции Пелл более необычного зрелища.

Атласка что-то выкрикнула, низовики хором откликнулись. Она снова заговорила, и эхо ее голоса умчалось ввысь и вглубь, а за ним вдогонку — раскаты хора. Это напоминало строевую песню. Воодушевленный и одновременно встревоженный таким поведением низовиков, Дэймон взял жену за руку.

Толпа выплеснулась на девятый ярус зеленой, устремилась по длинному сквозному коридору и с воплями хлынула в док. Шеренга солдат, охранявших подступы к кораблю, угрожающе зашевелилась, но этим и ограничилась.

— Не отходите от меня! — строго приказал Дэймон своим спутникам, и они послушно двинулись вдоль изгиба стены к дому. — Ступайте, — напутствовал их Дэймон, — ступайте и помните, что нужна осторожность. Не пугайте людей с ружьями.

Вопреки его ожиданию, низовики не бросились в разные стороны, а стали подходить по одному, чтобы ласково, осторожно обнять его и Элен. Прощание затянулось, но в конце концов возле Дэймона и его жены остались только Атласка и Синезуб.

— Любить ты, — сказал Синезуб.

— Любить ты, — произнесла вслед за ним Атласка.

Ни единого слова о мертвом.

— Дылду подстрелили, — сообщил им Дэймон, хотя по ожогу Синезуба догадался: в момент гибели Дылды эта парочка была рядом. — Он умер.

Атласка подпрыгнула с угрюмым видом, давая понять, что знает.

— Ты отправить он-дом, Константин-человек?

— Отправлю, — пообещал он. Перевозка покойника считалась роскошью даже для людей. Но люди не были так прочно связаны с этой или какой-нибудь другой планетой, как низовики со своей Нижней. Мечты хиза о погребении слегка обескуражили станционеров, а транспортировка стоила немало, но что поделаешь, если одного из них убили вдалеке от дома. — Об этом не беспокойтесь.

— Любить ты, — торжественно повторила Атласка и крепко обняла его, затем очень осторожно провела рукой по животу Элен и вместе с Синезубом побежала к шлюзу, ведущему к туннелям низовиков.

Элен стояла, прижимая ладонь к животу и недоуменно глядя на Дэймона. Наконец она смущенно усмехнулась.

— Как она узнала?

Ему тоже было невдомек.

— Уже слегка заметно.

— Кому? Хиза?

— Они почти не полнеют. — Он поглядел мимо жены, в док, на шеренги солдат. — Пошли. Мне здесь не нравится.

Она оглянулась в ту же сторону, на десантников и пестрые группы штатских невдалеке от баров и ресторанов. Купцы в отнятых у них доках следили за военными.

— Со дня открытия Пелла это место принадлежало купцам. А теперь бары, гостиницы и прочие заведения закрываются, но мациановцам все равно надо будет где-то отдыхать. Представь экипажи фрахтеров и мациановцев… в одном баре, в одной гостинице. Станционной охране надо быть начеку, когда десантники выйдут из доков поразвлечься…

— Пошли. — Дэймон взял ее за руку. — Тебе здесь находиться опасно. Мы пойдем по тому коридору, которым убежали низовики…

— Где ты был? — выпалила она. — В туннелях?

— Я их знаю.

— А я знаю доки. Вот так.

— Скажи, что ты делала на четвертом?

— Когда по флотскому кому сообщили о несчастном случае, я была здесь. Попросила Кео о помощи. Он приказал своему лейтенанту содействовать администрации доков. Я выполняла свои обязанности. Если бы не я, люди Вэнерса могли бы еще кого-нибудь пристрелить.

Дэймон с благодарностью обнял ее. Они свернули за угол, в коридор, ведущий на девятый ярус синей, и пошли на виду у часовых, расставленных через одинаковые интервалы. Кроме Дэймона и Элен, в коридоре не было ни одного штатского.

— Джош! — воскликнул он вдруг, роняя руку с ее плеча.

— Что с ним?

Дэймон направился к лифту, доставая из кармана документы, но солдаты с «Индии», стоявшие на площадке, замахали ему руками, давая понять, что пропустят и так.

— Его забрали. Мэллори знает об этом. Знает, где его держат.

— Что ты хочешь сделать?

— Мэллори согласилась его отпустить. Может быть, он уже на свободе. Я выясню через комп, где он: в тюрьме или дома.

— Он может переночевать у нас.

Дэймон молча обдумал это предложение.

— Иначе кто из нас сможет спать спокойно? — спросила Элен.

— В его присутствии тоже не очень-то выспишься. Слишком тесно. Все равно что положить его в нашу постель.

— Мне приходилось спать в тесноте. Сколько понадобится, столько и выдержу. Зато если военные попробуют забрать его из…

— Элен, это не тот случай, когда станция может выразить протест. Тут есть тонкости…

— Что-нибудь секретное?

— Факты, огласки которых Мэллори вряд ли захочет. Ты понимаешь? Она опасна. Мне доводилось беседовать с убийцами — любой из них может только позавидовать ее хладнокровию.

— Она же капитан Флота. Это порода, Дэймон. Спроси любого купца. В этих шеренгах, наверное, стоят родственники наших торговцев, но они не покинут строй, чтобы броситься в объятья матерей. Кто попадает на Флот, тот уже не возвращается. Ты не сообщил мне ничего нового, а теперь послушай меня: если мы хотим что-то сделать, нельзя терять времени.

— Если мы приютим его у себя, это может попасть в файлы Флота…

— Кажется, я знаю, что ты задумал.

Ей тоже было не занимать упорства. Он размышлял. Они подошли к лифту, и Дэймон положил палец на кнопку.

— Пожалуй, сначала надо его забрать.

— Да, — согласилась жена. — Пожалуй.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Каждому депутату Кео выдал пропуск, и все же Джон Лукас тревожно озирался в почти безлюдных коридорах. С наступлением первой смены должен был начаться обещанный вывод десантников; на некоторых постах уже стояли члены экипажа Флота без доспехов. Везде царило спокойствие. Джона остановили всего один раз, на площадке лифта, и он, благополучно добравшись до своей двери, открыл ее при помощи карточки.

Гостиная пустовала, и у Джона екнуло сердце: неужели его непрошеного гостя все-таки схватили? Но тут в коридорчике возле кухни появился невозмутимый Бран Хэйл и промолвил:

— Все в порядке.

Следом за Хэйлом из кухни вышли двое его помощников и Джессад.

— Вы очень вовремя, — улыбнулся Джессад. — Тут стало скучновато.

— Думаю, так будет и впредь, — сварливо отозвался Джон. — Во всяком случае, этот вечер всем нам — мне, вам, Хэйлу, Дэниельсу, Клею, — придется провести здесь. Я не хочу, чтобы под носом у солдат из моей квартиры вывалила толпа дорогих гостей. А к утру войска выведут.

— Флот? — спросил Хэйл.

— Да. Десантников.

Джон прошел в кухню, открыл дверцу бара, осмотрел бутылку — она была полна, когда он уходил, а сейчас содержимого было на два пальца. Он налил себе порцию, глотнул и вздохнул с облегчением. Затем вернулся в гостиную и утонул в любимом кресле возле низкого стола. Джессад расположился напротив, а Хэйл с приятелями отправился в кухню на поиски новой бутылки.

— Хорошо, что вы вели себя благоразумно, — сказал Джон униату. — Я беспокоился.

Джессад улыбнулся, по-кошачьи прищурив глаза.

— Надо думать. Вероятно, вы даже колебались минуту-другую. Может, и сейчас колеблетесь? Впрочем, стоит ли об этом говорить?

Джон нахмурился и бросил взгляд в сторону кухни.

— Не буду скрывать, я верю им больше, чем вам.

— Держу пари, вы подумываете, не избавиться ли от меня, — усмехнулся Джессад, — и проблема для вас не в том, имеет ли это смысл, а в том, как это сделать. Что ж, можете попробовать. Вполне вероятно, это сойдет вам с рук.

Прямота Джессада сбила Джона с толку.

— Вы сами затронули эту тему, — промямлил он. — Отсюда следует, что у вас есть предложение совершенно иного рода.

На лице Джессада не увядала улыбка.

— И не одно. Во-первых, советую подумать о том, что сейчас я для вас не опасен. Во-вторых, не стоит огорчаться из-за прибытия Мациана.

— Почему?

— Потому что эта возможность нами учтена.

Джон поднес стакан к губам и глотнул обжигающей жидкости.

— Прыгать без риска в Глубоком, господин Лукас, можно тремя способами. Во-первых, короткими скачками передвигаться в очень хорошо знакомом пространстве. Во-вторых, можно использовать притяжение звезды, и в-третьих, если вы ас, — массу какого-нибудь малоизвестного космического тела. В окрестностях Пелла хватает всякого мусора. Огромных астероидов нет, но есть довольно крупные.

— О чем это вы?

— О флоте Унии, господин Лукас. Впервые за два или три десятилетия корабли Мациана сбились в стаю. Неужели вы думаете, что без причины? У них остался только Пелл. Нет, неспроста флот Унии собрался на краю системы Пелла и неспроста прислал сюда вашего покорного слугу. Мы знали, куда полетят мациановцы.

Хэйл и его люди вернулись в гостиную и уселись на диван. Джон обдумал слова Джессада. Пелл — в зоне конфликта. Наихудший из всех сценариев.

— Что будет с нами, когда выяснится, что Флот Мациана вам не по зубам?

— Мациана можно вытеснить отсюда, и мы это сделаем. После этого у него не останется ни одной базы. Наступит мир, и вы, господин Лукас, будете пожинать его плоды. Вот для чего я здесь.

— Я весь внимание.

— Необходимо заменить администрацию. Убрать Константинов. Вам и вашим людям придется занять их места. Сумеете? Ведь, насколько мне известно, вы с Константинами в родстве. Жена старшего…

Джон плотно сжал губы и поморщился, как делал всякий раз, когда думал об Алисии и о ее судьбе. Он не мог размышлять об этом спокойно. Всю жизнь зависеть от машин… Впрочем, можно ли назвать это жизнью?

— Мы с сестрой уже несколько лет не разговариваем. Она инвалид. Дэйин, должно быть, все вам рассказал.

— Да, я это знаю. Но я имел в виду не саму Алисию Лукас, а ее мужа и сыновей. Хватит ли у вас выдержки?

— Хватит, если вы предложите толковый план.

— На этой станции есть некто Крессич.

Джон затаил дыхание, а его бокал застыл на подлокотнике кресла.

— Василий Крессич. Выборный представитель "К" в совете. Откуда вы о нем знаете?

— От Дэйина Джекоби… относительно его деятельности в карантине, а еще — из наших досье. Этот Крессич… приходит на заседания совета из "К". Значит, у него есть пропуск. Или на выходе есть охрана, которая знает его в лицо?

— И то, и другое. Охрана там есть, а у Крессича — специальный пропуск.

— Как вы думаете, можно подкупить охранников?

— В принципе да. Но станционерам, господин как-вас-там, свойственно естественное нежелание причинять родной станции какой бы то ни было ущерб. Одно дело переправить в "К" наркотики и спиртное, но человека… У охранников тоже развито чувство самосохранения.

— В таком случае, придется самого Крессича пригласить к нам на совещание.

— Не сюда.

— Как скажете. Можно взять у кого-нибудь на время паспорт и прочие документы. Думаю, среди множества ваших преданных подчиненных найдется человек, живущий где-нибудь неподалеку от "К"…

— О чем вы хотите говорить с Крессичем? И что рассчитываете от него получить? Это же бесхребетное ничтожество.

— А много ли у вас людей, таких как эти — верных и преданных? Готовых на риск, способных убивать? Именно такие нам понадобятся.

У Джона захватило дух. Он бросил тревожный взгляд на Хэйла и снова посмотрел на Джессада.

— Поверьте, Крессич не из таких.

— Зато у него есть связи. Неужели вы всерьез считаете, что без них кто-либо мог бы так долго продержаться на верхушке этого чудовищного "К"?

Загудел ком. Вспыхнула лампочка на консоли. Вызов.

Джош остановился посреди комнаты и посмотрел на ком. Его отпустили. «Ступай домой», — сказал тюремный надзиратель, и Джош так и сделал — отправился в гостиницу по коридорам, охраняемым полицией и мациановцами. Сразу, как только он вошел, прозвучал вызов.

Красная лампочка все мигала — неизвестный упорствовал. Джошу не хотелось отвечать. Может быть, это из тюрьмы? Решили удостовериться, что он благополучно добрался до дома? Не выдержав, он подошел к кому и нажал клавишу приема вызова.

— Джошуа Толли, — проговорил он в микрофон.

— Джош, это Дэймон. Рад тебя слышать. Ну что, все в порядке?

У Джоша перехватило дыхание. Он прислонился к стене.

— Джош?

— Все хорошо, Дэймон. Ты знаешь, что случилось?

— Знаю. Я получил от тебя весточку и настоял, чтобы тебя освободили под мое поручительство. Сегодня ты ночуешь у нас. Приготовь все необходимое. Я за тобой зайду.

— Нет! Дэймон, не ввязывайся в это.

— Все в порядке. Не спорь. Потом поговорим.

— Дэймон, не надо! Не надо! Это попадет к ним в комп.

— Джош, мы — твои легальные попечители. Это уже в компе.

— Не надо!

— Мы с Элен уже идем.

Связь прервалась. Джош вытер пот с лица. В животе образовался комок и поднялся к горлу. Джош не видел стен, не видел гостиничной мебели. Его окружал металл, рядом стояла Сигни Мэллори с молодым лицом, серебристыми волосами и глазами древней старухи. Дэймон и Элен собирались рисковать своей жизнью и жизнью неродившегося ребенка. Ради него, Джоша.

У него не было оружия. Оно бы и не понадобилось, окажись он с той женщиной в ее спальне, как когда-то. В то время он был мертв. Внутри. Существовал, но ненавидел себя за это. И сейчас — точно такое же оцепенение. Будь что будет. Ты ничего не в силах изменить. Тебе предлагают укрытие — соглашайся. Соглашаться всегда проще. Раньше ты бы так и поступил. Раньше ты не был опасен Мэллори. Тебе не за что было с ней драться.

Он оттолкнулся от стены, ощупал карман — документы лежали на месте. Мимо автоматизированного бюро обслуживания он прошел в гостиничный холл, просторное помещение, где стояли охранники. Один из них — местный полицейский — двинулся навстречу Джошу. Он бросил испуганный взгляд в сторону коридора, где стоял солдат.

— Эй! — разорвал тишину вестибюля возглас Джоша. — Эй, вы! Я хочу с вами поговорить.

Полицейский застыл как вкопанный, солдат резко опустил дуло, едва не нажав на спусковой крючок. Джош нервно сглотнул и показал ему пустые руки.

— Я хочу с вами поговорить, — повторил он.

Дуло чуть шевельнулось. Широко разведя руки, Джош направился к черному отверстию ствола.

— Стоп! — приказал десантник. — Дальше — ни шагу. В чем дело?

На его панцире поблескивала эмблема «Атлантики».

— Знаете Мэллори с «Норвегии»? — спросил Джош. — Мы с нею старые друзья. Передайте, что Джош Толли хотел бы с ней встретиться. Немедленно.

Солдат ощупал его подозрительным взглядом, поморщился, но все же уравновесил ружье на локтевом сгибе и снял с пояса ком.

— Я поговорю с вахтенным офицером «Норвегии», — сказал он. — Но если Мэллори вас не знает, вы все равно пойдете со мной — на проверку.

— Она меня знает, — заверил Джош.

Солдат нажал кнопку передачи и произнес несколько фраз. Ответ не прозвучал из-под шлема, но глаза десантника блеснули.

— Вас понял, «Норвегия», — отозвался он. — Центр управления. Конец связи.

Повесив ком на пояс, он взмахнул дулом.

— Идите по коридору до лестницы, там вас встретит часовой и проводит к Мэллори.

Джош торопливо пошел указанной дорогой, боясь, что Дэймон и Элен уже на пути в гостиницу.

Разумеется, его обыскали — в третий раз за этот день. Но Джоша не волновало, что делают с его телом — главное, чтобы душа оставалась холодной и неприступной. Одернув костюм, он следом за конвоирами поднялся по лестнице, минуя часовых на каждом ярусе. На втором зеленой они забрались в лифт и совершили короткий подъем, затем перешли на первый ярус синей. Десантники не проверили документы Джоша, лишь заглянули в бумажник — убедиться, что в нем нет ничего, кроме бумаг.

Потом они недолго шагали по ковровому покрытию коридора. Пахло химией. Попадались рабочие, снимавшие указатели со стен. Наконец — большой зал с окнами, уставленный электронной аппаратурой; среди множества бдительных охранников там суетилось несколько техов.

Дверь открыли солдаты с «Норвегии». Мэллори, сидевшая за крайним в ряду пультом, встала и с ледяной улыбкой повернулась к Джошу.

— Ну? — произнесла она.

Джош надеялся, что, увидев ее, он сохранит спокойствие — и ошибся. Его затошнило.

— Я хочу назад, — сказал он, — на «Норвегию».

— В самом деле?

— Я нездешний. И вообще не станционер. Кто еще может меня забрать?

Мэллори промолчала, пристально глядя на него. У Джоша задрожало левое колено. Он пожалел, что нельзя сесть. Стоит пошевелиться, и его пристрелят, — в этом он не сомневался. Лишь бы хватило самообладания. Лишь бы не вернулся проклятый тик…

У него дернулся край рта — к счастью, как раз в то мгновение, когда Сигни бросила взгляд через плечо. Снова повернув к нему голову, она сухо рассмеялась.

— Это Константины тебя надоумили?

— Нет.

— Ты ведь урегулирован, верно?

Боясь, что начнет заикаться, Джош ограничился кивком.

— И теперь Константины ручаются за твое примерное поведение?

Тон Сигни не сулил ничего хорошего.

— Никто за меня не ручается, — запинаясь, проговорил он. — Я хочу на борт. Если выбирать не из чего, — я согласен на «Норвегию».

Он был вынужден смотреть на нее в упор. Смотреть в глаза, за которыми бродили мысли, не предназначенные для техников и солдат.

— Вы его обыскали? — спросила Сигни десантников.

— Да, мэм.

Она долго размышляла, наконец, уже не смеясь и даже не улыбаясь, спросила Джоша:

— Где ты живешь?

— У меня номер в старой гостинице.

— Тоже благодаря Константинам?

— Я работаю и плачу за жилье.

— Работаешь? Кем?

— Демонтажником. Разбираю на части всякий утиль.

Удивление на лице Сигни сменилось усмешкой.

— Так что, — продолжал Джош, — терять мне здесь нечего. Я хочу улететь. Ты должна мне помочь.

Уловив за спиной Джоша движение, Мэллори вскинула голову и рассмеялась — устало, невесело. И поманила кого-то.

— Константин. Очень кстати. Что, явились за своим дружком?

Джош обернулся. Дэймон и Элен — раскрасневшиеся от быстрой ходьбы, встревоженные. Пришли за ним, Джошем. Оба.

— Если он не в себе, — сказал Дэймон, — то мы отведем его в больницу. — Он приблизился к Джошу и положил руку ему на плечо. — Пойдем, Джош. Пойдем.

— Да, он не в себе, — проговорила Мэллори. — Он пришел убить меня. Отведите вашего приятеля домой, господин Константин, да приглядывайте за ним хорошенько, не то я сама им займусь.

Повисло тяжелое молчание.

— Я пригляжу, — пообещал наконец Дэймон. Его пальцы впились в плечо Джоша. — Пошли.

Вместе с Дэймоном и Элен Джош прошел мимо охранников в пропахший химией коридор. За ними закрылись двери контрольного центра. Все трое молчали. Ладонь Дэймона опустилась с плеча Джоша на локоть.

Они вошли в кабину лифта и спустились на пятый ярус. Там тоже хватало солдат и станционных полицейских, но никто не заступил дорогу двум резидентам и одному пленнику. Джоша привели в квартиру Дэймона и закрыли за ним дверь. Он молча подождал в прихожей, пока Элен и Дэймон включат свет и снимут верхнюю одежду.

— Я пошлю кого-нибудь за твоими вещами, — отрывисто произнес Дэймон. — Проходи. Располагайся. Будь как дома.

Джош не считал, что заслуживает такого приема. Ни на секунду не забывая о своем промасленном комбинезоне, он осторожно опустился в кожаное кресло. Элен предложила стакан какого-то охлажденного напитка, и Джош выпил его, не ощутив вкуса.

Дэймон присел на подлокотник соседнего кресла. «Сердится», — подумал Джош и, выбрав точку на полу, уперся в нее взглядом.

— Ты заставил нас побегать, — упрекнул его Дэймон. — Не знаю, как тебе удалось проскочить мимо нас.

— Я обратился к часовому. Попросил, чтобы меня отвели к Мэллори.

Дэймон хотел что-то сказать, но сдержался. Элен села на диван между мужчинами.

— Что ты задумал? — будничным тоном спросил Дэймон.

— Я не должен вас втягивать. Это опасно.

— Так ты хотел убежать от нас?

Джош пожал плечами.

— Ты в самом деле намерен ее убить?

— Может, и убью. Где-нибудь. Когда-нибудь.

Супруги не нашли что сказать. Наконец Дэймон тряхнул головой и отвернулся, а Элен встала, зашла за спинку Джошева кресла и опустила мягкую ладонь на плечо бывшего униата.

— Ничего у нас не получится, — проговорил Джош, спотыкаясь на каждом слове. — Все очень плохо. Боюсь, она решила, что это вы меня подговорили. Мне так жаль…

Ладонь Элен прошлась по его волосам, снова опустилась на плечо. Дэймон смотрел на Джоша так, будто видел его впервые в жизни.

— Не вздумай еще раз так поступить, — мягко попросил он юношу.

— Я не хотел, чтобы вы пострадали из-за меня. Я не хотел, чтобы вы давали мне приют. Подумайте о том, как это выглядит в их глазах.

— Ты считаешь, Мациан прилетел сюда с бухты-барахты? Ты считаешь, один капитан способен ради личной мести испортить отношения между Флотом и Константинами, без которых Мациан здесь как без рук?

Джош поразмыслил. Ему очень хотелось верить, что дело обстоит именно так, но верилось с трудом.

— Ничего подобного не случится, — продолжал Дэймон. — Успокойся. Ни один десантник не войдет в эту квартиру, если только ты не дашь повода. Понимаешь? Видишь ли, я попросил Мэллори, и она приказала выпустить тебя из тюрьмы. Это уже вторая поблажка. На третью не надейся.

От изумления Джош не смог выговорить ни слова. Только кивнул.

— Ты ел сегодня?

В замешательстве Джош не сразу вспомнил о бутербродах. Видимо, одной из причин его слабости было недоедание.

— Пропустил ужин, — ответил он.

— Я тебе дам что-нибудь из своей одежды, что подойдет. Умойся, отдохни, а завтра утром мы сходим к тебе в номер и возьмем все необходимое.

— Сколько я буду здесь жить? — Джош посмотрел на Элен и снова повернул голову к Дэймону. Квартира была маленькой, и он понимал, что стеснит супругов. — Я не могу поселиться у вас насовсем.

— Поживешь, пока здесь безопасно, — ответил Дэймон. — Если понадобится, мы еще что-нибудь устроим. Я попробую организовать переоформление твоих документов — тогда у тебя будет повод провести в моем офисе еще несколько рабочих дней.

— А как же мастерская? Разве я туда не вернусь?

— Вернешься, когда все уляжется. А до тех пор мы будем тебя прикрывать. Мы ясно дали понять военным, что они создадут серьезную проблему, если тронут тебя. Я расскажу об этом отцу, так что в обоих наших офисах никого не застанут врасплох внезапные обыски. Об одном тебя прошу: не провоцируй военных.

— Не буду, — согласился Джош.

Дэймон указал подбородком на коридор, Джош встал и вышел следом за ним. Из встроенных шкафов возле ванной Дэймон извлек целую охапку одежды.

Потом гость принял душ, избавивший его не только от грязи, но и от воспоминаний о тюремной камере. Закутался в мягкий хозяйский халат и направился в кухню, в ароматы готовящегося ужина.

Сгрудившись вокруг столика, они ели и рассказывали друг другу о том, что видели в разных секциях. Наконец-то Джош мог говорить, не заикаясь и не путаясь от волнения. Он уже не был один на один со своим кошмаром.

После ужина он устроился на полу в углу кухни, на импровизированном ложе, хотя Элен настойчиво предлагала ему ночевать в гостиной, где было достаточно места.

— Завтра мы достанем кушетку, — пообещала она. — На худой конец гамак.

Лежа в темноте с открытыми глазами, он слушал, как устраиваются в гостиной супруги, и наслаждался ощущением безопасности, поверив наконец в слова Дэймона. Он — в крепости, и сюда не ворвется никто, даже мациановцы.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ НИЖНЯЯ: РАЗВЕДЧИК «АФРИКИ», ГЛАВНАЯ БАЗА; 24:00 ГС; 12:00 ДС

Откинувшись на спинку кресла, Эмилио не сводил глаз с ухмыляющегося Порея. Когда обезображенный шрамами капитан сделал несколько пометок в распечатке и придвинул ее к Эмилио, тот быстро просмотрел список требований и кивнул.

— На это нужно время, — сказал он.

— Сколько угодно, — скаля зубы, кивнул Порей. — Сейчас я всего лишь выполняю инструкции. Вы и ваш персонал уклоняетесь от сотрудничества. Ну что ж, можете продолжать в том же духе.

Они беседовали на корабле Порея, в тесной каюте с плоской палубой. Разведчик не предназначался для дальних перелетов. Отведав воздуха Нижней, помесив грязь и налюбовавшись куполами. Порей исполнился отвращения, вернулся на корабль и вызвал Эмилио к себе, вместо того чтобы прийти к нему в операторскую. Эмилио это вполне устраивало, вот если бы еще и солдаты держались подальше от куполов… Но они, в масках и с оружием, слонялись по лагерю. Даже на полях "К" и резиденты работали под прицелом.

— Надо мной тоже есть начальство, — возразил Эмилио. — Я тоже получаю инструкции. Капитан, лучшее, что мы с вами способны сделать, это удостовериться, что обе стороны хорошо понимают ситуацию. Ваши требования вполне разумны и выполнимы, но, повторяю, мне нужно время.

Человек здравомыслящий поддается уговорам. Порей же только ухмылялся. Возможно, лицо его не знало другой мины, кроме выражения дерзкого упрямства. «Похоже, он хронически недосыпает», — отметил про себя Эмилио. Десантники сменялись с постов часто и на короткое время — это говорило о том, что они прилетели уже измотанными. Да и экипаж — вероятно, дополнительная смена, — выглядел не лучшим образом.

— Сколько угодно, — повторил Порей, давая понять, что Эмилио Константину аукнется его упрямство.

— Мы успеем до вашего отлета. — Эмилио поднялся и направился к выходу, не попрощавшись. Охранники не препятствовали ему. По короткому коридору он проник в просторное чрево корабля и на лифте, шахта которого служила одновременно воздушным шлюзом, спустился к пандусу. Надев противогаз, он пошел навстречу холодному ветру Нижней.

Вопреки ожиданиям Эмилио, остальные лагеря не были оккупированы десантниками Мациана — видимо, сказывались нехватка солдат и отсутствие посадочных площадок. Что же касалось претензий Порея, то они не пугали Эмилио. Станция, конечно, изрядно обеднеет, выполнив их, но тактика проволочек заставит Флот умерить аппетиты. «Обстановка нормализуется, — утверждалось в очередном отцовском уведомлении. — Эвакуации не ожидаем. Флот рассчитывает оборудовать на Пелле постоянную базу».

Известие не радовало, но и не удручало. Вступление Пелла в войну Эмилио считал неизбежным; сохранять нейтралитет до скончания века станции не удастся. Пока на ней находились агенты Компании, Эмилио слабо надеялся на существование какой-нибудь новой силы, ожидающей своего часа. Но вместо этой силы появился Мациан, проигрывающий войну, на которую у Земли катастрофически не хватало средств. Мациан не мог защитить станцию, а станция не могла обеспечить его всем необходимым. И самое страшное: он ничего не знал и не желал знать о хрупком равновесии жизни на Пелле и Нижней. «Где низовики?» — допытывались десантники. «Испугались чужаков», — отвечал Эмилио. Туземцы исчезли без следа. Впрочем, он и не рассчитывал, что они останутся.

Сунув в карман куртки список Порея, он стал подниматься по тропинке на холм. Тут и там среди куполов маячили вооруженные солдаты, вдалеке, на полях, виднелись фигурки работников. Всех поселенцев выгнали на работу, невзирая на возраст, состояние здоровья и официальный распорядок дня. Солдаты спустились к мельнице и насосной станции, они слонялись повсюду, расспрашивая колонистов о продуктовых пайках. К счастью, до сих пор не открылась главная ложь Эмилио — будто бы станция израсходовала все, что они произвели. А наверху, на орбите Пелла, собрались десятки, даже сотни кораблей… «Едва ли, — подумал Эмилио, — Мациан рискнет сейчас ограбить купцов. Очень уж их много. И униатов он не сумеет сдерживать до бесконечности. Вряд ли наша хитрость успеет раскрыться до того, как он сбежит».

Он спустился по склону, по мосту перебрался через водосток, затем поднялся к операторской. Наружный люк был открыт, рядом, потирая озябшие руки, стояла Милико, и ветер играл ее черными волосами. Она хотела пойти на корабль вместе с мужем — боялась отпускать его одного к Порею. Эмилио отговорил ее.

Увидев его, Милико двинулась навстречу. Он успокаивающе улыбнулся ей. Все было не так уж и плохо. Нижняя все еще была в их руках.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ СИНЯЯ СЕКЦИЯ, ПЕРВЫЙ ЯРУС: 5.10.52; 09:00

На ближайшем перекрестке стоял часовой. Джон Лукас помедлил и этим привлек к себе внимание. Рука часового потянулась к пистолету. Держа перед собой карточку, Джон двинулся к солдату — темнокожему, коренастому.

Часовой хмурился, изучая карточку.

— Это депутатский пропуск, — пояснил Джон. — Высшая категория.

— Да, сэр.

Джон забрал пропуск и двинулся дальше по коридору, спиной ощущая взгляд часового.

— Сэр!

Джон повернулся.

— Господин Константин у себя в офисе, сэр.

— Я к его жене. Она мне сестра.

— Пожалуйста, сэр, — спокойно произнес солдат через несколько мгновений и снова превратился в истукана.

Джон пошел своей дорогой.

«Недурно устроился Анджело, — с горечью подумал он. — Ни толп, ни тесноты. И подселенцев не пришлось к себе пускать». Весь этот отсек четвертого коридора с примыкающими к нему помещениями принадлежал Анджело.

И Алисии.

У двери Джон заколебался, желудок сжался. Он зашел очень далеко и если сейчас поведет себя необычно, то у охранника, стоящего за его спиной, возникнут подозрения.

Назад пути нет.

Он нажал на кнопку кома и приготовился ждать.

— Кто там? — спросили за дверью чуть ли не в ту же секунду, и это застигло Джона врасплох.

— Лукас, — ответил он. — Джон Лукас.

Дверные створки раздвинулись. На пороге стояла тощая седая низовка с угрюмыми глазами, окруженными морщинами.

— Я Лили.

Он проскользнул между нею и косяком, остановился и оглядел тускло освещенную гостиную, дорогую мебель. Роскошь. Простор. Встревоженная низовка Лили не отходила от Джона ни на шаг. Дверь беспрепятственно закрылась.

Уловив краем глаза более яркий, чем в гостиной, свет, Джон обернулся и увидел впереди комнату: белый пол, экраны, создававшие иллюзию окон, за которыми простирался космос.

— Ты прийти она смотреть? — спросила Лили.

— Скажи ей, что я здесь.

— Я сказать. — Хрупкая, сутулая низовка поклонилась и отошла. Не зная, чем занять руки, Джон ждал в сумрачной гостиной. Комок в желудке давил все больнее. Из комнаты доносились голоса.

— Джон? — Он с облегчением узнал голос Алисии — по крайней мере один человек там есть, — и содрогнулся от внезапно нахлынувшего отвращения. Ни разу еще он не входил в эти комнаты. Ни разу не видел Алисию слабой, изможденной, жалкой, живущей (если это можно назвать жизнью) в созданной машинами среде. И вот он пришел, сам не ведая зачем. Нет, ведая: найти правду. Выяснить, способен ли он смотреть Алисии в глаза. Все эти годы он обходился видом — экран, изображение… Но стоять в этой комнате, глядеть Алисии в глаза, разговаривать с ней…

Возвратясь в гостиную. Лили сложила руки на груди и поклонилась.

— Ты входить. Ты входить сейчас.

Он двинулся вперед, но на полпути к комнате — тихой, стерильной, белой, — остановился. В животе творилось что-то ужасное — казалось, внутренности свернулись в узел. Он резко повернулся и направился к выходу.

— Ты идти? — преследовал его голос ошеломленной низовки. — Сэр, ты уходить?

Джон коснулся кнопки и вышел, позволив двери закрыться за его спиной. Набрав полную грудь прохладного, живительного воздуха, он зашагал по коридору прочь от обиталища Константинов.

— Господин Лукас. — Сквозь вежливость на лице часового проглядывало любопытство.

— Она спит. — Джон не остановился, лишь судорожно сглотнул. Удаляясь от солдата, он старался побыстрее стереть из памяти белую комнату и вспомнить другую Алисию — девушку, подростка, ребенка…