Последний континент

Он извлек из кармана крайне потрепанный блокнотик стандартного университетского формата. Чудакулли вел строгую отчетность и выдавал новый блокнот, лишь когда предыдущий будет исписан вдоль и поперек на всех страницах с обеих сторон.

– Валялся на земле, – сказал профессор современного руносложения. – Но, боюсь, муравьи добрались до него раньше нас.

Чудакулли открыл блокнот и прочел запись на первой странице:

– «Интиресные наблюдения на Моно-Острове. Уникально-уидененное место».

Он перевернул пару страниц.

– Списки растений и рыб, – сообщил он. – Как по мне, я не нахожу в этой информации ничего особенного, но я ведь не географ. И почему, интересно, он называет остров «Моно»?

– Это означает «Один Остров», – объяснил Думминг.

– Конечно, один, а сколько ж еще? Хотя, по-моему, я вижу неподалеку парочку похожих островов. Налицо острая нехватка воображения. Называл бы уж весь архипелаг. – Аркканцлер затолкал блокнот в карман. – Ну что ж… А самого нашего профессора не видно?

– Как ни странно, нет.

– Пошел, наверное, искупнуться и был съеден диким ананасом, – усмехнулся Чудакулли. – А как поживает наш общий друг библиотекарь, господин Тупс? Ему здесь, кажется, неплохо?

– Думаю, аркканцлер, вам лучше знать, – пожал плечами Думминг. – Вы уже больше получаса на нем сидите.

Чудакулли опустил глаза на шезлонг, кое-где покрытый рыжим мехом.

– Так это?..

– Да, аркканцлер.

– А я думал, это наш географ с собой принес.

– Купил в специальной лавке, специализирующейся на шезлонгах с подбитыми черной кожей ножками?

Чудакулли снова посмотрел вниз.

– Так мне, думаешь, лучше встать?

– Как знать, он ведь теперь шезлонг. И процесс сидения на себе должен воспринимать как совершенно естественный.

– Нужно срочно найти лекарство, Тупс. Это переходит все границы…

– Господа-а-а-а, эге-е-ей!

В окно ванной лезло некое видение в розовых тонах. Тона были достаточно мирными, но само видение сделало бы честь даже самым хаотичным галлюциногенам.

Теоретически для дамы определенного возраста не существует достойного способа пролезть в окно. Тем не менее розовая дама очень пыталась таковой способ изобрести. И следует признать, она перемещалась в пространстве с чем-то бóльшим, чем так называемое достоинство, которое бесплатным приложением идет ко всяким королям и епископам, – о нет, эта особа передвигалась с веской респектабельностью домашнего сталелитейного разлива. Однако момент, когда часть ее лодыжки могла быть увиденной всеми, неминуемо приближался, и дама, пытаясь предотвратить сие ужасное событие, неловко замерла на подоконнике.

Главный философ закашлялся. Рука его невольно взлетела к шее, как будто стремясь поправить несуществующий галстук.

– А-а! – узнал Чудакулли. – Бесценная госпожа Герпес. Эй, кто-нибудь, пойдите и помогите ей, Тупс.

– Я схожу, – вызвался главный философ всего лишь чуть-чуть быстрее, чем сам того желал[12].

Университетская домоправительница повернула голову в сторону ванной комнаты и произнесла несколько слов, обращаясь к кому-то невидимому по ту сторону окна. Когда же она вновь повернулась к пляжу, выражение лица под кодовым названием «ору-на-подчиненных» мгновенно сменилось другим, гораздо более ласковым и называющимся «слушаю-господин-волшебник».

Как-то, к вящему возмущению главного философа, заведующий кафедрой беспредметных изысканий посмел заметить, что на лице у ихней домоправительницы слишком много подбородков. Так вот, завкафедрой был не совсем прав, поскольку в госпоже Герпес все же присутствовал некий глянец – правда, у кого-то он мог вызвать мысли о передержанной в тепле свечке. В общем и целом в госпоже Герпес не было ничего даже отдаленно напоминающего прямую линию, зато когда при очередной проверке подведомственной ей территории она находила невытертую пыль, ее губы можно было использовать в качестве линейки.

Бóльшая часть преподавательского состава боялась домоправительницы как огня. Госпожа Герпес обладала загадочными, непостижимыми для волшебников способностями – к примеру, она могла сделать так, что постели оказывались застеленными, а окна – вымытыми. Волшебник, который своим полыхающим энергией посохом направо-налево крушил страшнейших монстров, пришельцев из далекого региона вселенной, – такой волшебник, взявшись не с того конца за перьевую пылеубиралку (или как оно там называется?), мог серьезно пораниться. Но по одному слову госпожи Герпес белье стиралось, а носки штопались[13]. В то время как тех, кто посмел чем-то вызвать ее раздражение, ждала страшная кара: в кабинете виновника генеральная уборка проводилась куда чаще необходимого, а поскольку для волшебника его комнаты – предмет столь же частный и личный, что и карманы в брюках, мести госпожи Герпес воистину страшились.

– Йа подюмала, вам, господа, вероятьно, захочется перекюсить, – говорила госпожа Герпес, пока волшебники помогали ей спуститься с подоконника. – Так чьто йа взяла на себя смелость отьдать расьпоряжение приготовить вам полдник. Сичас принесю…

Аркканцлер поспешно поднялся с шезлонга.

– Отличная идея, госпожа Герпес.

– Э-э… полдник? – переспросил главный философ. – А мне казалось, уже время обеда…

Своим тоном он ясно давал понять, что если госпоже Герпес угодно, чтобы сейчас было время полдника, то с его стороны не последует ни малейших возражений.

– Гм, по-моему… все дело в той скорости, с которой свет движется по Диску, – задумчиво протянул Думминг. – Согласно моим прикидкам, мы находимся рядом с Краем. И я как раз пытаюсь вспомнить, как определять время по солнцу.

– Ну, я бы немного подождал. – Главный философ приставил руку ко лбу на манер козырька и, подняв голову, прищурился. – По-моему, оно еще слишком яркое, чисел не видно.

Чудакулли довольно кивнул.

– Полдник нам всем пойдет на пользу, – сказал он. – Хотелось бы чего-нибудь легкого, пляжного…

– Ага, холодной свининки с горчичкой, – подтвердил декан.

– И пива, – добавил главный философ.

– А пироги еще остались, ну, те, что с яйцами внутри? – поинтересовался профессор современного руносложения. – Хотя, должен признаться, я всегда считал это жестокостью по отношению к курам…

Послышался тихий «чпок», как будто кто-то засунул палец в рот, а потом, подцепив щеку, резко его выдернул. В семилетнем возрасте подобные забавы приводят в дикий восторг.

А вот Думминг никакого восторга не испытал. Он медленно повернулся, заранее ужасаясь тому зрелищу, которое, как он предчувствовал, ему вот-вот предстоит увидеть.

Госпожа Герпес, держа в одной руке поднос со столовыми приборами, недоуменно тыкала в воздух деревянной палкой, которая раньше подпирала окно.

– Йа только слегка подьвинула его, чьтобы было удобнее доставать едю, – пояснила она. – А теперь йа просто не знаю, кюда оно подевалось.

Там, где прежде темнел четырехугольник, ведущий в пыльный кабинет географа, теперь покачивались пальмовые ветви и переливался на солнце песок. Можно было бы сказать, что пейзаж от этого только выиграл. Хотя это как и откуда посмотреть.

Задыхаясь, Ринсвинд вынырнул на поверхность. Он упал в очередной водоем.

Который находился внутри… некоей пещеры. Прямо над головой вырисовывался круг небесной синевы.

Сюда падали камни, сюда наносило песок, здесь прорастали семена. Прохладно, влажно и зелено… крохотный оазис, спрятанный от солнца и ветров.

Ринсвинд выбрался на сушу и, пока вода стекала с одежды, осмотрелся. Несколько деревьев ухитрились пустить корни в расщелине. Имелся даже клочок настоящего пляжа. Судя по пятнам на скалах, когда-то уровень воды был значительно выше.

А вон там… Ринсвинд вздохнул. Ну разве не типичная картина? Стоит найти удаленный от всех и вся, прелестный, дикий уголок, как неизменно выясняется, что какой-то любитель граффити уже успел здесь побывать и все испоганить. Некогда по делам чрезвычайной скрытности Ринсвинда занесло в Морпоркские горы. И что он там обнаружил? Дальняя стена самой глубокой пещеры оказалась сплошь изрисована плодами вдохновения какого-то вандала: корявыми буйволами и антилопами. Ринсвинда тогда это так разозлило, что он постирал все к чертовой матери. Но мало того, вандалы оставили после себя кучи старых костей и всякого мусора! Некоторые абсолютно не умеют вести себя в общественных местах.

Здесь каменные стены тоже были покрыты всякими картинками – бело-красно-черными. «Как и в прошлый раз, животные, – заметил про себя Ринсвинд. – И опять художник так себе».

Капая водой, он остановился перед одним рисунком. Кажется, на нем пытались изобразить кенгуру. Узнаваемые уши, хвост и клоунские лапы. Но в целом животное выглядело… незнакомым. Рисунок был покрыт таким множеством линий и наложенных мелких сеточек, что создавалось весьма странное впечатление. Как будто художник задался целью показать кенгуру не только снаружи, но и изнутри, а также изобразить, каким зверь был в прошлом году, каким сегодня и каким станет на следующей неделе и о чем этот кенгуру вообще думает. Все это попытались уместить в одном рисунке и при помощи обыкновенных охры и угля.

И вдруг изображение словно бы ожило.

Ринсвинд даже сморгнул. Глаза его разъезжались в разные стороны, будто ноги на льду. Неприятное ощущение…

Он поспешил прочь вдоль стены пещеры, стараясь уже не вглядываться в наскальную живопись, и вскоре путь ему преградила большая груда булыжников, по которой можно было выбраться на поверхность. Однако сбоку от груды была небольшая щелка, в которую можно было бы пролезть. Ринсвинд опасливо заглянул в неведомую темноту. Похоже, это была не пещера, а туннель, у которого обрушился потолок.

– Ты прошел мимо, – произнес кенгуру.

Ринсвинд повернулся. Кенгуру стоял на миниатюрном пляже оазиса.

– А ты здесь откуда?

– Об этом потом, но ща я тебе кой-чего покажу. Кстати, если хошь, можешь называть меня Скрябби.

– Как-как?

– Мы ведь комрады, точняк? Я здесь, чтобы помочь тебе.

– О боги…

– Один ты не выживешь, друг. Ты вообще не думал, благодаря кому ты дожил до сегодняшнего дня? В наши дни воду здесь фиг найдешь.

– Ну, не знаю, просто я все время падал в…

Ринсвинд осекся.

– Точняк, – отозвался кенгуру. – И тебе не кажется это странным?

– Ну, я считал, что это обычное везение… – Ринсвинд задумался над только что сказанным. – Должно быть, совсем с ума сошел.

В пещере даже мух не было. Время от времени слышался тихий плеск волн, но это нисколечко не успокаивало, поскольку никаких рыб, способных возмутить поверхность водоема, не наблюдалось, да и ветра тут не было. А где-то там, наверху, палило солнце, и мухи вились, как… очень много мух.

– А почему здесь так тихо? – подозрительно осведомился он.

– Иди сюда, глянь.

Ринсвинд, вскинув вверх руки, попятился.

– Я очень не люблю когти. И зубы. И клыки. И…

– Просто глянь на этот вот рисунок, друг.

– Ты про кенгуру?

– Про какого кенгуру, друг?

Ринсвинд окинул взглядом стену. На том месте, где раньше пребывало изображение кенгуру, теперь было пусто. Чистый камень.

– Готов поклясться…

– Говорю, ты сюда лучше глянь.

Ринсвинд опустил глаза на камень. Его поверхность выглядела так, как будто сначала множество людей приложили к ней ладони, а потом сверху плеснули охрой.

Он вздохнул.

– Ясно, – устало сказал он. – Проблема мне понятна. Со мной такое постоянно происходит.

– Ты это о чем, друг?

– Когда я щелкаю иконографом, все получается точно так же. Находишь интересную композицию, бес начинает яростно рисовать, а когда из иконографа вылезает рисунок, выясняется, что в самом его центре красуется твой большой палец. У меня все полки завалены иконографиями моего большого пальца. Я как будто вижу, как этот твой художник, весь вдохновение, набрасывает образы, кладет широкие мазки и только в самом конце замечает, что забыл убрать руку с…

– Да не. Я говорю о той картинке, что чуть ниже, друг.

Ринсвинд пригляделся внимательнее. И вдруг то, что он принял за трещинки в камне, сложилось в тонкие линии. Ринсвинд прищурился. Линии сплетались в образы… Ну да, здесь рисовали фигуры… В них есть что-то…

Он сдул с изображения песок.

Ну да, он не ошибается…

…Странно знакомое…

– Во-во, – словно издалека донесся голос Скрябби. – Правда, на тебя похоже, а, друг?

– Но это… – начал было Ринсвинд и выпрямился. – И давно тут эти картинки?

– Дай-ка прикинуть, – ответил кенгуру. – Солнца нет, дождя нет, в укромненькой пещерке, где и ветра не бывает… Двадцать тысяч лет?

– Полная ерунда!

– Гм-м, а ведь ты, пожалуй, прав, друг, – согласился кенгуру. – Потянет на все тридцать, учитывая условия. Вон те отпечатки ладоней, что чуть выше, – они здесь не меньше пяти тысяч лет. А эти совсем поистерлись… Стал’ быть, ну очень они древние, им десятки тысяч лет, да только вот…

– Только вот что?

– На прошлой неделе их тутова не было, друг.

– То ты говоришь, им десятки тысяч лет… и вдруг они появились чуть ли не неделю назад?

– Ага! Я знал, что ты умный, друг.

– И сейчас ты мне объяснишь, что все это значит?

– Точняк.

– Поищу-ка я себе что-нибудь на ужин.

Ринсвинд поднял камень. В лунке лежали два бутерброда с вареньем.

Волшебники были людьми цивилизованными, образованными и культурными. И, оказавшись на необитаемом острове, они не растерялись, а мгновенно смекнули: перво-наперво следует найти стрелочника.

– Ведь ясно же было как день! – вопил Чудакулли, бешено размахивая руками в районе того места, где прежде висело окно. – Я же специально прикрепил табличку!

– Да, но у тебя самого на двери в кабинет висит табличка «Не Беспокоить», – возразил главный философ. – И все равно каждое утро госпожа Герпес приносит тебе чай!

– Господа, господа! – вмешался Думминг Тупс. – Есть куда более неотложные вещи, которые нужно выяснить!

– Совершенно верно! – внес свою лепту декан. – Это все он виноват. Слишком мелко написал!

– Я не о том! Надо незамедлительно…

– Здесь дамы! – рявкнул главный философ.

– Дама, – веско и подчеркнуто поправила госпожа Герпес, словно игрок, кладущий на стол выигрышную карту.

Она была спокойна и непоколебима, и на ее лице отчетливо читалось: «Когда кругом столько волшебников, мне не о чем беспокоиться».

Волшебники сбавили тон.

– Йа извиняюсь, есьли сделала чьто-то не то, – сказала она.

– Не совсем не то, – поспешил заверить Чудакулли. – Ну, может, чуть-чуть. Самую малость.

– Ошибиться мог кто угодно, – добавил главный философ. – Я и сам еле разобрал, что там написано.

– И в общем и целом можно констатировать: уж лучше застрять здесь, на свежем воздухе и под теплым солнышком, чем всю жизнь провести в душном кабинете, – заключил Чудакулли.

– Это если говорить совсем в общем, – с сомнением в голосе возразил Думминг.

– Не успеет ягненок дважды взмахнуть хвостиком, как мы уже окажемся дома, – с сияющей улыбкой заверил Чудакулли.

– К сожалению, должен заметить, не похоже, что здесь было особо развито сельское хозяйство и, в частности, животноводство, – хмыкнул Думминг.

– Я выражался фигурально, господин Тупс. Фи-гу-раль-но.

– Но солнце садится, аркканцлер, – гнул свое Думминг. – Из чего следует, что скоро наступит ночь.

Чудакулли бросил нервный взгляд сначала на госпожу Герпес, потом на солнце.

– Какие-то пробьлемы? – осведомилась госпожа Герпес.

– Да нет же, ради всех богов, нет! – поспешно откликнулся Чудакулли.

– Мы… гм-м…

– Это чья-то шютка? – продолжала домоправительница. – Ви, господа, никогда не упустите шаньс повеселиться.

– Да, это…

– Ну, йа бюду вам весьма благодарьна, если ви отправите меня домой немедьленно, аркканцлер. Сегодня у нас большая стирька, и есть все основания подозьревать, что с простынями декана бюдут проблемы.

Декан внезапно почувствовал себя комаром, очутившимся под лучом сильного прожектора.

– Мы разберемся с этим без проволочек, не беспокойтесь, госпожа Герпес, – произнес Чудакулли, не сводя глаз с ежащегося декана. – Что же касается вас, почему бы вам пока не посидеть вот тут и не насладиться этими чудесными простынями… то есть солнечным светом?

Шезлонг с клацаньем сложился. Потом чихнул.

– А-а, библиотекарь, ты снова с нами, – продолжал Чудакулли, приветствуя распростертого на песке орангутана. – Эй, Тупс, помоги ему. И еще несколько слов ко всем. Прошу прощения, госпожа Герпес, у нас тут затеялось небольшое собрание преподавательского состава…

Волшебники сгрудились в кучку.

– Это был кетчуп! – быстро затараторил декан. – Честное слово! Так уж получилось, я сначала лег, а потом решил перекусить, а сами знаете, какие от кетчупа пятна!

– Честно говоря, декан, нам до твоих простыней нет никакого дела, – обрезал Чудакулли.

– Абсолютно никакого, – весело поддакнул главный философ.

– Это дело не к нам, – успокоил профессор современного руносложения, похлопывая декана по плечу.

– Мы должны вернуться, – сказал Чудакулли. – Не можем же мы провести тут ночь с госпожой Герпес. Это было бы очень неприлично. Мы и она, наедине…

– Не понимаю, с чего поднимать такой шум из-за какого-то кетчупа? Фасоль-то я всю собрал…

– Наедине? – удивился профессор современного руносложения. – Нас ведь семеро, не считая библиотекаря.

– Разумеется, но вместе взятые мы с ней наедине, – обрубил Чудакулли. – Могут пойти разговоры.

– Разговоры о чем? – встрял заведующий кафедрой беспредметных изысканий, как всегда немного отстающий от беседы.

– Ну, сам знаешь… – Профессор современного руносложения поджал губы. – Семеро мужчин, одна женщина… Я как подумаю, что начнут говорить люди…

– Ты предлагаешь выписать сюда еще шестерых женщин? Лично я категорически против! – твердо сказал завкафедрой.

– А может, надо лишь чуточку подождать – и дыра опять откроется? – спросил главный философ.

– Вряд ли, – Чудакулли покачал головой. – Думминг утверждает, что, пройдя через нее, мы тем самым нарушили чаростатическое равновесие. Эй, декан, а ты что думаешь?

– Это был всего лишь кетчуп, – откликнулся декан. – С любым может случиться.

– Я о нашем вынужденном пребывании на этом острове, – сказал Чудакулли. – Что будем делать? Мы должны действовать как команда, чтобы разрешить эту проблему.

– А что мы скажем госпоже Герпес? – прошептал главный философ. – Она-то думает, мы так шутим.

– Главный философ, мы взрослые, умудренные опытом волшебники, – возразил Чудакулли. – Шутят студенты.

– О да, по сравнению с нами они мальчишки, – пробормотал Думминг Тупс.

– Правильно. Мы шутки не шутим.

– Угу. Мы уж как дернем, так все вокруг вздрогнет, а по пустякам мы не размениваемся, – уточнил профессор современного руносложения.

– Ума не приложу, к чему поднимать такой шум из-за крохотного, едва заметного пятнышка от кетчупа! – горевал декан.

– Ни у кого нет в запасе подходящего заклинания? – воззвал Чудакулли.

– По-твоему, отправляясь в четыре утра на пляж, мы должны были запастись заклинаниями? – отозвался профессор современного руносложения.

– В таком случае будем полагаться на собственные силы, – подытожил Чудакулли. – Рано или поздно обязательно покажется корабль. Кроме того, господа, за нашими спинами многие годы Университета. Представители примитивных народностей без труда выжили бы в этом райском уголке. Но мы в отличие от наших неотесанных предков вооружены знаниями!

– А еще с нами госпожа Герпес, – вставил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– С неотесанными предками она бы ни за что не осталась, – согласился главный философ.

– Ты что-нибудь понимаешь в лодках, декан? Если память мне не изменяет, ты, когда был значительно моложе и стройнее, выиграл первое место в соревнованиях по гребле, – заметил Чудакулли. – Кстати, заметь, в своем вопросе я очень ловко обошел тему простыней.

– Что ж, построить лодку не так уж и сложно, – пожал плечами декан, выныривая из моря грустных размышлений. – Даже представители примитивных народностей в состоянии построить лодку, а мы ведь цивилизованные люди.

– В таком случае назначаю тебя главой Комитета по постройке лодки, – сказал Чудакулли. – Возьми себе в помощь главного философа. А остальные пусть займутся поисками пресной воды. И пищи. Сбейте пару кокосов. В общем, действуйте.

– А ты что будешь делать, аркканцлер? – ядовито осведомился главный философ.

– Я возглавлю Комитет по добыче белка, – парировал Чудакулли и многозначительно взмахнул удочкой.

– То есть опять будешь удить рыбу? И какой от этого толк?

– А такой, главный философ. Будет чем поужинать.

– Ни у кого сигаретки не найдется? – воззвал декан. – Ужасно хочется курить.

Волшебники, ссорясь и продолжая обвинять в случившемся друг друга, разошлись в разные стороны.

А под покровом деревьев, среди палой листвы вдруг зашевелились корни. Множество очень маленьких растений принялись со страшной скоростью расти…

– Это последний континент, – сообщил Скрябби. – Его… сляпали в последнюю очередь и… немного не так, как остальные континенты.

– А по-моему, он выглядит довольно-таки старым, – хмыкнул Ринсвинд. – Даже древним. И холмы эти тоже выглядят вполне по-древнему. Как самые настоящие холмы.

– Они были созданы тридцатитысячелетними.

– Да ты посмотри на них! Им же миллионы лет, не меньше!

– Точняк. Их создали тридцатитысячелетними миллионы лет назад. Время здесь, – кенгуру пожал плечами, – течет иначе. Его… склеили по-другому – врубаешься?

– Кому рассказать, не поверят, – покачал головой Ринсвинд. – Я, нормальный, здоровый человек, сижу здесь и слушаю россказни кенгуру. Это так, к слову.

– Между прочим, мне очень трудно подыскивать такие слова, чтобы ты все понял, – упрекнул его кенгуру.

– Отлично, продолжай поиски, рано или поздно найдешь. Хочешь бутерброд с вареньем? Это кружовник.

– Не хочу. Я, друг, придерживаюсь строгой травяной диеты. Послушай…

– Не так-то часто попадается кружовниковое варенье. Или кружовничье – как правильно? Малиновое, клубничное – сколько угодно. Даже черносмуродиновое. На сто банок лишь одна – кружовник. О, извини, продолжай.

– Ты правда хочешь слушать дальше? Или смеешься надо мной?

– А ты видишь на моем лице улыбку?

– Ну ладно… Ты когда-нибудь замечал, что на больших пространствах время течет медленнее?

Бутерброд замер на полпути ко рту Ринсвинда.

– Замечал. Но ведь это только так кажется.

– Думаешь? Когда создавался этот континент, времени и пространства оставалось совсем немного. Вот и пришлось их перемешать, чтобы все работало. Тут время происходит с пространством, а пространство происходит со временем…

– Отличное варенье, но, знаешь, вот ем и думаю: наверняка ведь рано или поздно попадется кусок сливы, – с набитым ртом проговорил Ринсвинд. – Или, к примеру, ревеня. Ты не поверишь, но так делают сплошь и рядом. Запихивают в банку ягоды и фрукты подешевле. Я как-то в Анк-Морпорке познакомился с одним типом, который варенье варит, так он рассказывал, чего туда только не суют – и объедки, и красители, а я спросил, ну а как же малиновые косточки, а он и говорит: так они ж из дерева. Из дерева! Мол, для этого у них специальный станок, чтобы косточки разных размеров точить. Представляешь?

– Друг, может, ты прекратишь нести эту чушь о варенье и придешь в себя?

Ринсвинд опустил бутерброд.

– О боги, надеюсь, что не приду, – вымолвил он. – Сам подумай: я сижу в пещере, расположенной на континенте, где никогда не бывает дождей и где кишмя кишат всякие кусачие твари, и разговариваю – только не обижайся – с каким-то травоядным, которое пахнет будто любимый коврик легко возбудимых щенков, а недавно я обрел способность находить в самых неожиданных местах бутерброды с вареньем и всякие пирожки, и на стене древней пещеры мне показали весьма странный рисунок, а еще меня предупредили, что тут абсолютные нелады со временем и пространством, – и после всего этого вышеупомянутый травоядный кенгуру хочет, чтобы я пришел в себя? Когда задумываешься над всем этим, невольно задаешься вопросом: а я-то тут при чем?

– Вишь ли, друг, на самом деле это место так и не было досоздано. Его не повертели, не покрутили… не подогнали… – Кенгуру посмотрел на Ринсвинда таким взглядом, словно читал его мысли. – Это как в составной картинке: последний кусочек подходит, он нужной формы, но, чтобы он встал на место, его нужно правильно повернуть. Так понятнее? А теперь представь, что этот кусочек – чертовски большой континент, который нужно вертеть в девяти измерениях сразу. И тут…

– На сцену выхожу я?

– Точняк! Весь в белом!

– Гм-м… Я, конечно, понимаю, тебе мой вопрос может показаться дурацким. – Ринсвинд поковырялся в зубе, пытаясь вытащить косточку кружовника. – Но почему именно я?

– Сам виноват. Явился сюда – и вдруг все пошло не так. Причем с самого начала.

Ринсвинд оглянулся на стену пещеры. Земля опять затряслась.

– А ты не можешь, ну, удалить меня?

– В прошлом что-то изменилось. Изменилось очень серьезно.

Кенгуру посмотрел на измазанное вареньем непонимающее лицо Ринсвинда и предпринял новую попытку:

– Твое появление внесло фальшивую ноту.

– Куда?

Животное неопределенно помахало лапой.

– Проклятье, да во все это! – воскликнул кенгуру. – Тебе нужны определения? Хочешь, называй это чертовским многомерным шарниром локализованного фазового пространства. Или просто песней.

Ринсвинд пожал плечами.

– Не буду спорить, я приложил руку к тому, чтобы отправить на тот свет нескольких пауков, – сказал он. – Но у меня не было выбора: либо я, либо они. Сам подумай, когда тебе прямо в лицо внезапно сигает такая тварь…

– Ты изменил историю.

– Не преувеличивай. Парой пауков больше, парой меньше – это ничего особенно не меняет. Представляешь, некоторые из этих гадов используют свою паутину как резинку: ты только слышишь «чпок», а в следующую секунду…

– Я говорю не о той истории, которая начинается сейчас, я говорю о прошлом, о той истории, что уже случилась.

– Я изменил события, которые произошли давным-давно?

– Точняк.

– Одним своим появлением я изменил то, что давным-давно случилось?

– Во-во. Вишь ли, время, вопреки твоим привычным представлениям, течет вовсе не по прямой…

– А я никогда так и не считал. Сам совершил виток-другой, поэтому я…

Кенгуру широко повел лапой, словно охватывая жестом весь мир.

– Дело не только в том, что события в будущем способны влиять на события в прошлом, – сказал он. – То, что не произошло, но могло произойти, тоже способно… влиять на то, что уже произошло. Более того, есть такие события, которые произошли, но которых не должно было происходить. Как правило, такие события удаляют, но даже они оставляют после себя… назовем их тенями во времени, которые влияют на то, что происходит сейчас. Скажу тебе по секрету, друг, – кенгуру многозначительно повел ушами, – сейчас все держится просто-напросто на соплях. Никто так и не удосужился навести порядок. Всякий раз поражаюсь, когда вслед за сегодня все-таки наступает завтра. Правда-правда.

– Вот и я поражаюсь, – кивнул Ринсвинд. – О, если бы ты знал, как я поражаюсь!

– Значит, будь спок, да?

– Пожалуй, оставлю немного варенья на потом, – пробормотал Ринсвинд. – И все-таки… почему я?

Кенгуру почесал нос.

– Ну, как говорится: если не ты, то кто?

– И что от меня требуется?

– Повернуть мир.

– Но чем я его буду поворачивать? Специальным ключом?

– Может, и ключом. Смотря как все сложится.

Ринсвинд снова оглянулся на образцы наскальной живописи. Несколько недель назад их здесь не было, а потом внезапно оказалось, что они были тут всегда.

Множество фигурок. Фигурки с длинными палками в руках. Фигурки в длинных балахонах. Художник отлично справился с задачей, изобразив нечто странное, неведомое. Дабы устранить последнюю тень сомнения, достаточно было взглянуть на штуковины, красующиеся у фигурок на головах.

– Во-во. Мы называем их Остроголовыми, – сказал кенгуру.

– Похоже, рыба у него ловится, – буркнул главный философ. – Значит, явится весь из себя гордый и будет пилить нас, почему лодка еще не готова.

Декан как раз заканчивал выцарапывать на скале чертеж.

– По идее, построить лодку легче легкого, – откликнулся он. – Лодки строят даже люди, что протыкают себе носы всякими косточками. Мы же конечный продукт тысячелетий просвещения. Неужели нам не по силам будет построить какую-то жалкую лодку?

– Совершенно согласен с тобой, декан.

– Надо всего лишь прочесать остров и найти книжку, озаглавленную, к примеру, «Как сделать лодку. Практическое пособие для начинающих».

– Очень правильная мысль. А дальше плыви себе не хочу. Ха-ха.

Главный философ поднял глаза и судорожно сглотнул. В тенечке неподалеку, на бревне, восседала, обмахиваясь большим листом, госпожа Герпес.

Это зрелище что-то всколыхнуло в главном философе. Он не знал, что именно, но некоторые детали – например, сопровождающий движения домоправительницы волнующий скрип – заставляли его сердце тоже скрипеть и биться быстрее.

– Главный философ, с тобой все в порядке? У тебя такой вид, точно ты перегрелся.

– Нет, нет, мне просто чуть-чуть… тепловато, декан.

Главный философ ослабил воротничок и перевел взгляд на декана. Тот смотрел куда-то мимо него.

– Ага, эти уже тут как тут, – скривился декан.

По пляжу вереницей тащились волшебники. Одно из преимуществ волшебного балахона заключается в возможности использования его в качестве фартука, и сейчас фасад заведующего кафедрой беспредметных изысканий выдавался больше обычного.

– Нашли еду? – поинтересовался главный философ.

– Э-э… Вроде да.

– Фрукты и орехи, надо полагать, – проворчал декан.

– Гм-м… Да и опять-таки нет, – отозвался профессор современного руносложения. – Гм-м… Весьма забавно…

Заведующий кафедрой беспредметных изысканий вывалил добычу на песок. Это оказались кокосовые орехи, всякие другие орехи, а также разнообразные узловато-волосатые фрукты.

– Довольно примитивная еда, – заметил декан. – И к тому же, вероятно, ядовитая.

– Ну, казначей ел так, что за ушами трещало. Будто последний день живет, – сообщил профессор современного руносложения.

Казначей сыто рыгнул.

– Это еще ничего не значит. Посмотрим на него завтра, – пожал плечами декан. – Да что с вами такое? Вы все время переглядываетесь.

– Мы… мы и сами кое-что попробовали, декан, – признался профессор современного руносложения.

– А-а, вижу, наши собиратели вернулись! – оглушительно поприветствовал Чудакулли. Широко шагая, он помахивал леской, на которой висели три рыбины. – Ничего похожего на картошку вам не попадалось?

– Думаю, вы нам не поверите, – уныло пробормотал профессор современного руносложения. – Решите, что мы над вами смеемся.

– О чем это ты? – не понял декан. – Как по мне, то, что вы собрали, выглядит совсем не смешно.

Заведующий кафедрой беспредметных изысканий испустил тяжкий вздох.

– Попробуй какой-нибудь кокос, – сказал он.

– Они что, взрываются?

– Нет-нет, ничего такого.

Декан выудил из груды добычи орех, смерил его подозрительным взглядом и стукнул кокосом по камню. Скорлупа раскололась на две абсолютно равные половинки.

Но никакого молока. Коричневого цвета скорлупа была набита мягкими белыми волокнами.

Чудакулли принюхался к странному содержимому.

– Я не верю, – сказал он. – Это противоестественно.

– А что такого? – возразил декан. – Кокос, полный кокоса. Что тут странного?

Аркканцлер отколупнул от кокоса кусочек и вручил декану. На ощупь скорлупа оказалась мягкой и слегка крошилась.

Декан попробовал кокос.

– Шоколад? – ошеломленно произнес он.

Чудакулли кивнул.

– Судя по вкусу, молочный. С начинкой из кокосового крема.

– Такофа не пыфает, – произнес с набитым ртом декан.

– Тогда выплюнь.

– Пожалуй, не помешает еще немного попробовать, – глотая, отозвался декан. – Дух исследования, понимаешь ли.

Главный философ выбрал из кучи узловатый орех синего цвета и размером с кулак и осторожно стукнул им по камню. Орех раскололся, но половинки скорлупы удерживались вместе клейким содержимым.

Запахло чем-то очень знакомым. Осторожная проверка на вкус подтвердила догадку. Волшебники остолбенело созерцали нутро ореха.

– Там даже синие прожилки имеются, – первым нарушил молчание главный философ.

– Знаем, его мы тоже пробовали, – слабым голосом отозвался заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – И что с того? Бывает же хлебное дерево…

– Я слышал о таком, – отозвался Чудакулли. – И вполне могу поверить, что существует кокос в естественной оболочке из шоколада. Ведь что такое шоколад? Это вид картофеля…

– …Скорее представитель семейства бобовых, – вставил Думминг Тупс.

– Не важно. Но никто не убедит меня, что может существовать орех с начинкой из ланкрского синежильного сыра! – Чудакулли потыкал пальцем в орех.

– И все же, аркканцлер, в природе иной раз случаются забавные совпадения, – заметил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Да что далеко ходить, помню, я сам еще в детстве выкопал в огороде морковь, так она была точь-в-точь как человечек с…

– Э… – внезапно подал голос декан.

Это был всего лишь краткий звук, один слог, но окрашенный такой зловещностью, что все головы мгновенно повернулись к декану.

Он снимал желтоватую кожуру с плода, похожего на маленький стручок. По окончании процесса в руках у него осталась…

– Ну да, отличная шутка, снимаю шляпу перед вашим чувством юмора, – произнес Чудакулли. – Но вы, разумеется, не ждете, что я поверю, будто это растет на…

– Я ничего не делал! Смотри, тут мякоть и прочее, – декан возбужденно взмахнул стручком.

Чудакулли взял другой стручок, поднес к уху и потряс, после чего тихо сказал:

– Будьте так добры, покажите, где вы это нашли.

Куст рос на опушке. Сквозь густые крошечные листочки пробивались десятки побегов. Каждый венчался цветком с уже пожухшими и опадающими лепестками. Можно было собирать урожай.

Когда декан склонился и сорвал стручок, с куста снялось облако разноцветных насекомых и, жужжа, поплыло прочь. После очистки оказалось, что содержимое стручка представляет собой влажноватый белый цилиндр. Декан несколько секунд изучал объект, потом сунул один конец в рот, извлек из кармашка в шляпе спичечный коробок и чиркнул спичкой.

– А неплохой табак, – похвалил он. Когда он вынул сигарету изо рта и выдул кольцо, рука у него слегка дрожала. – И фильтр пробковый.

– Гм-м… Как табак, так и пробка являются продуктами растительного происхождения, – с дрожью в голосе произнес заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– Завкафедрой? – отозвался Чудакулли.

– Да, аркканцлер?

– Заткнись, а?

– Хорошо, аркканцлер.

Думминг Тупс вскрыл пробковый фильтр. Внутри обнаружилось колечко того, что вполне могло сойти за…

– Семена, – уверенно подтвердил он. – Но этого не может быть, потому что…

Декан, окутанный клубами синего дыма, разглядывал виноградную лозу.

– А кто-нибудь заметил, что вот эти плоды имеют ярко выраженную прямоугольную форму? – произнес он.

– Давай, декан, попробуй, – велел Чудакулли.

Декан счистил коричневую скорлупу.

– Ну да, – сказал он. – Как и следовало ожидать. Бисквиты. К сыру весьма кстати.

– Э-э… – сказал Думминг и ткнул пальцем перед собой.

Прямо за кустом валялась пара башмаков.

…Ринсвинд пощупал стену пещеры.

Земля опять содрогнулась.

– Чего она трясется-то?

– Некоторые называют это землетрясением, другие утверждают, что причиной всему высыхание почвы, по мнению третьих – это под землей проползает гигантский змей, – ответил Скрябби.

– Ну и кто прав?

– Вопрос поставлен неверно.

«Выглядят они определенно как волшебники, – подумал Ринсвинд. – Эта конусообразность знакома любому, кто хоть раз побывал в Незримом Университете. И в руках у них посохи. Пусть даже в распоряжении у древних художников были только грубые краски, набалдашники получились вполне реалистично».

Но тридцать тысяч лет назад НУ еще не существовало…

Затем в дальнем конце пещеры Ринсвинд заметил некий рисунок, на который прежде не обращал внимания. Рисунок был почти скрыт под охряными отпечатками ладоней, словно таким образом люди хотели удержать его, помешать ему – ну, право, что за глупая мысль – сойти с камня.

Ринсвинд смахнул с рисунка пыль.

– О нет, только не это, – выдохнул он.

На рисунке был изображен продолговатый сундук. Художник не был знаком с законами перспективы, однако тысячи маленьких ножек узнавались сразу.

– Это же мой Сундук!

– Вечно одна и та же история, точняк? – раздался из-за спины голос Скрябби. – Сам прибываешь куда надо, а твой багаж оказывается неизвестно где.

– К примеру, в десятках тысяч лет тому назад?

– Тем самым он превращается в ценный антиквариат.

– Но в нем вся моя одежда!

– Будь спок, она снова войдет в моду.

– Ты не понимаешь! Этот ящик волшебный! Он должен следовать за мной повсюду. Куда я, туда и он.

– Вот он туда и отправился. Но перепутал когда.

– Как это? О!

– Я ведь талдычу тебе: время и пространство полностью перепутались. Вот погодь, начнется твое путешествие. Ты повидаешь места, которые одновременно существуют в нескольких временах, а в иных местах такой штуки, как время, и вовсе нет. Зато есть времена, в которых почти нет места. Ты еще побегаешь, разбирая их по порядку.

– Это как карты по порядку раскладывать? – уточнил Ринсвинд.

Мысленно он взял на заметку слова насчет «твоего путешествия».

– Точняк.

– Но это же невозможно!

– Вот и я так сказал. Но ты будешь это делать. А теперь соберись. – Скрябби набрал в грудь воздуха и важно изрек: – Будь спок, ты справишься, ведь ты с этим уже справился.

Ринсвинд схватился за голову.

– Я говорил, время и пространство здесь перемешались.

– Так я уже спас континент?

– Точняк.

– Слава богам. Что ж, было не так уж и трудно. Мне за это много не надо – так, пустяки, может, медаль, всеобщая признательность жителей, пожалуй что, скромная пенсия и билет домой… – Он посмотрел на кенгуру. – Хотя ничего такого я не дождусь, верно?

– Во-во, потому что…

– …Я уже не сделал этого еще?

– Точняк! Ловишь на лету! Но ты должен пойти и сделать то, что, как нам известно, ты сделаешь, потому что ты это уже сделал. Ведь если бы ты этого не сделал, меня бы тут не было и я бы не смог заставить тебя сделать то, что ты сделаешь. Так что не кобенься и сделай все как надо.

– И меня ждут ужасные опасности?

Кенгуру сделал неопределенный жест лапой.