Последний кольценосец

ГЛАВА 55

Темнолесье, близ крепости Дол-Гулдур.

5 нюня 3019 года

— Следок-то свежий. Совсем… — пробормотал себе под нос Ранкорн: он припал на колено и, не оборачиваясь, сделал знак рукою шедшему ярдах в пятнадцати позади Халаддину — давай-ка с тропинки. Двигавшийся замыкающим Цэрлэг обогнал послушно попятившегося на обочину доктора, и теперь сержанты на пару священнодействовали вокруг небольшой глинистой водомоины, обмениваясь негромкими замечаниями на всеобщем. Халаддиново мнение следопытов, понятное дело, не интересовало вовсе; да что там Халаддин — даже голос орокуэна в том совещании значил не слишком много: у разведчиков уже устоялась своя собственная табель о рангах. Вчерашние враги — итилиенский рейнджер и командир разведвзвода кирит-унгольских егерей — держались друг с дружкою подчеркнуто уважительно (так могли бы общаться, к примеру, мастер-златокузнец с мастером-оружейником), но пустыня есть пустыня, а лес есть лес — оба профессионала превосходно сознавали границы своих епархий. Рейнджер-то провел в лесах всю сознательную жизнь.

…В ту пору он был прям спиною, ходил широко расправя плечи — правое еще не вытарчивало выше левого, — а лицо его не обезображивал скверно сросшийся багровый шрам; он был красив, смел и удачлив, а форменный бутылочно-зеленый камзол королевского лесника сидел на нем как влитой — в общем, смерть девкам… Мужики из окрестных деревень его недолюбливали, и он находил это вполне естественным: ясно, что виллану хорош лишь тот лесник, что «входит в положение», Ранкорн же к своим служебным обязанностям относился с присущим молодости ригоризмом. Будучи человеком короля, он мог поплевывать на местных лендлордов и сразу же поставил на место их челядь — те при его предшественнике взяли за правило наведываться в королевский лес как в собственную кладовую. Всем была памятна и история с забредшей в их края шайкой Эгги-Пустельги — он разделался с этими ребятами в одиночку, не дожидаясь, пока люди шерифа соизволят оторвать свои задницы от лавок трактира «Трехпинтовая кружка». Словом, к молодому леснику относились в округе с опасливым почтением, но без особой симпатии; а впрочем, что ему было до тех симпатий? Он с детства привык быть сам по себе и общался не столько со сверстниками, сколько с Лесом; Лес был для него всем — и товарищем по играм, и собеседником, и наставником, а со временем сделался самым настоящим Домом. Болтали даже, будто в жилах его есть кровь восов — лешаков из зловещей Друаданской пущи, ну да мало ли чего болтают по затерянным в лесной глуши деревушкам промозглыми осенними вечерами, когда лишь огонек лучины не дает вылезти из темных углов затаившейся там древней чертовщине…

В довершение всего Ранкорн — к крайней досаде всех окрестных девушек на выданье — вовсе перестал появляться на поселковых игрищах, а взамен того зачастил в полуразвалившуюся сторожку на окраине Друадана: там с некоторых пор поселилась пришедшая откуда-то с дальнего севера, чуть не из Ангмара, старуха травница со своею внучкой по имени Лианика. Чем уж эта веснушчатая замухрышка сумела взять такого видного парня — одному Манве ведомо; многие полагали, что не обошлось тут без колдовства: бабка-то точно владела всяческими заговорами и умела исцелять травами и наложением рук — с того и жила. Про Лианику же было известно, что та общается со всеми зверями и птицами на их языке и умеет, к примеру, заставить горностая сидеть столбиком у себя на ладони вместе с беспечно умывающей мордочку полевой мышью. Впрочем, слух этот, возможно, возник просто оттого, что людей — в отличие от лесной живности — она дичилась и всячески избегала; сперва думали даже — может, вовсе немая? «Ничего, ничего, — обиженно вздергивали подбородок местные красавицы, если кто в их присутствии поминал о странном выборе королевского лесника, — глядишь, сойдутся породой…»

А что — по всему видать и вправду сошлись бы. Только не привелось… Потому что однажды вечером девушка повстречалась на лесной тропинке с развеселой компанией молодого сеньора, который выехал поохотиться и, по обыкновению, «чуток улучшить породу своих вилланов»; эти его забавы давно уже вызывали неудовольствие даже у иных соседей-лендлордов — «Право же, сударь, ваша наклонность трахать все, что движется и дышит…». Дело было обыкновеннейшее, по серьезному-то счету яйца выеденного не стоящее. Ну кто бы мог подумать, что эта дура потом возьмет, да и утопится… Убыло от нее, что ли? Не, братцы, верно люди говорят — все они там, на северах, чокнутые…

Хоронил Лианику один Ранкорн — старуха не пережила смерти внучки и на третий день угасла, так и не выйдя из беспамятства. Соседи пришли на кладбище главным образом полюбопытствовать — положит ли лесник на свежий могильный холмик стрелу с черным оперением, давая клятву мести? Но нет — не рискнул… Оно и верно — плетью обуха не перешибешь. Мало ли что он «человек короля» — король далеко, а лендлордова дружина (восемнадцать головорезов, по которым веревка плачет) — вот она, рядышком. А с другой стороны — конечно, жидковат в коленках оказался парень, заметно жиже, чем мнилось по первости… Эту, последнюю, точку зрения высказывали в основном те из поселковых, кто намедни побился сдуру об заклад (один к двум, а то и к трем), ставя на то, что Ранкорн объявит-таки о намерении мстить, — и теперь вот кисло выкладывал проигранные денежки на липкий от пива стол в «Трехпинтовой кружке».

Молодой сеньор, однако, так не думал: во всем, что не касалось его сдвига по части розового мясца, он был на диво осмотрителен. Лесник никак не производил на него впечатления человека, который оставит эту историю без последствий либо (что, в сущности, то же самое) примется обивать пороги суда и строчить челобитные. Эта шустрая пейзаночка, коию он мимоходом облагодетельствовал на лесной опушке, невзирая на некоторые ее возражения (черт, укушенный палец ноет по сию пору)… Откровенно говоря — знать бы загодя, что на нее всерьез положил глаз такой парень, как Ранкорн, так он просто проехал бы себе мимо… тем более и девка-то оказалась — тьфу, глядеть не на что… Ну да чего теперь говорить — сделанного не воротишь. Сопоставив собственные впечатления с мнением командира дружины, лендлорд уверился: отсутствием черной стрелы обольщаться не стоит, сие означает лишь, что Ранкорн не любитель театральных жестов и ему плевать на пересуды зевак. Серьезный человек — а значит, и отношения к себе требует серьезного… Той же ночью стоящий на отшибе дом лесника запылал со всех четырех концов. Входная дверь оказалась подпертой бревном, а когда багрово подсвеченное изнутри чердачное оконце закрыла тень вознамерившегося выбраться наружу человека, снизу, из темноты, полетели стрелы; больше уже никто вырваться из пылающего сруба не пытался.

Сгоревший заживо королевский лесник — это тебе не вшивый виллан, по собственной дурости угодивший под копыта господской охоты, тут концы в воду не очень-то упрячешь. Хотя…

— Вся округа, сэр, полагает, что это браконьеры. Покойный — царство ему небесное — держал их в черном теле, вот они ему и отомстили. Скверная история… Еще вина? — Эти слова молодой сеньор адресовал прибывшему из Харлонда судебному приставу, который — так уж случилось — остановился под его гостеприимным кровом.

— Да-да, благодарю вас! Чудный кларет, давненько не доводилось пробовать подобного, — степенно кивнул пристав — рыхлый сонный старикашка с венчиком серебристых волос вокруг розовой, как деревенское сало, лысины. Он долго любовался на пламя камина сквозь вино, налитое в тонкий стеклянный бокал умбарской работы, а потом поднял на хозяина свои выцветшие голубые глазки, оказавшиеся вдруг вовсе не сонными, а пронзительно льдистыми. — Кстати, та утопленница… Она была из ваших крепостных?

— Какая утопленница?

— Слушайте, неужто они у вас топятся регулярно — через два дня на третий?

— Ах, эта… Нет, она откуда-то с севера. А что, это имеет значение?

— Может статься, что имеет. А может, и нет. — Пристав вновь поднял бокал на уровень глаз и раздумчиво произнес: — Ваше поместье, сударь, радует глаз своей обустроенностью — пример для подражания всем окрестным землевладельцам. По моим прикидкам, не менее двух с половиной сотен марок годичной ренты — не так ли?

— Сто пятьдесят, — не моргнув глазом соврал лендлорд и облегченно перевел дух: хвала Эру — разговор, кажется, перешел в практическую плоскость. — Да к тому же едва ли не половина уходит в налоги… А тут еще закладные…

Что ж, браконьеры так браконьеры. Соответствующую кандидатуру подобрали быстро; провисев должное время на дыбе с жаровнею под пятками, парень сделал все положенные признания и был чин-чином посажен на кол — в назидание прочим холопам. Пристав убыл в город, нежно прижимая к правому боку свой кожаный кошель, отяжелевший разом на сто восемьдесят серебряных марок… Ну что, все? Черта с два — все!..

Лендлорда с самого начала тревожило то, что никаких костей на месте сгоревшего Ранкорнова дома так и не обнаружили. Командир дружины, который лично руководил той ночной акцией, успокаивал хозяина: сруб большой, пол не земляной, а дощатый, полыхало больше часа — труп наверняка сгорел дотла, такое случается сплошь и рядом. Молодой сеньор, однако, будучи — как уже говорено — человеком не по годам осмотрительным, послал своих людей еще разок обшарить пепелище… Тут-то и подтвердились наихудшие его опасения. Оказалось, осмотрительность не чужда была и леснику, в жизни которого хватало всяческих сюрпризов: из погреба у него вел наружу подземный лаз длиною тридцать ярдов, на полу которого обнаружились недавние пятна крови — одна из ночных стрел попала в цель.

— Искать! — распорядился молодой сеньор — негромко, но таким тоном, что выстроенные по тревоге дружинники (парни оторви и выбрось) разом покрылись гусиной кожей. — Либо он, либо мы — назад хода нету. Он пока что, хвала Оромэ, отлеживается где-то в лесу. Если уйдет — я покойник, но вы — все! — умрете раньше меня, эт-то я вам обещаю…

Лендлорд лично возглавил погоню — заявив, что на сей раз не успокоится, покуда не увидит труп Ранкорна собственными глазами. Следы беглеца, ведущие в глубь леса, весь день читались хорошо и четко: тот даже не пытался их маскировать, полагаясь, как видно, на то, что его уже не числят среди живых. Правда, ближе к вечеру командир дружинников нашел в кустах рядом со следовой дорожкой настороженный самострел… Вернее сказать, сам-то самострел обнаружили чуть погодя, когда стрела уже сидела у командира в животе по самое оперение. Пока дружинники базарили промеж собою, столпясь вокруг раненого, невесть откуда прилетела вторая стрела, вонзившаяся в шею еще одному из них. Но здесь Ранкорн сам себя выдал: его силуэт мелькнул среди деревьев ярдах в тридцати чуть ниже по склону лощины, и уж тут-то они всей ватагою ринулись вдогон по узкой прогалине между кустов орешника… Так оно и было задумано — чтоб все сразу и бегом, не глядя под ноги. В итоге в ту ловчую яму угодили единым махом трое — на такое он, признаться, даже не рассчитывал; разбойнички Эгги-Пустельги, что мастерили это сооружение, потрудились тогда на совесть — восемь футов глубины, на дне колья, вымазанные мясной гнилью, так что заражение крови гарантировано в любом случае.

Сумерки меж тем стремительно сгущались. Теперь дружинники сделались очень осторожными: двигались только попарно, а когда, прочесывая лес, заметили наконец затаившегося в кустах Ранкорна, то не стали рисковать и тут же изрешетили его стрелами с двадцатиярдовой дистанции. Увы, приблизившись вплотную (в аккурат под удар пятисотфунтовой колоды, сорвавшейся из соседней кроны), они обнаружили вместо вожделенного трупа сверток коры с одетыми на него лохмотьями… Тут только лендлорд впервые осознал, что даже унести ноги из «укрепрайона» шайки Эгги, куда их так ловко заманил этот окаянный вос, будет весьма непросто: ночной лес вокруг них набит смертоносными ловушками, а четверо тяжелораненых (это плюс к двоим убитым) начисто лишили отряд мобильности. И еще он понял, что их подавляющий численный перевес при создавшемся раскладе не имеет ровно никакого значения и вплоть до рассвета роль дичи в этой охоте уготована им.

ГЛАВА 56

Заняли круговую оборону; место — хуже не выдумаешь (лощина, заросшая орешником, видимость — ноль), но перебираться на другое было еще опаснее. О том, чтоб зажечь костер, и не думали — страшно не то что подсветиться, а хотя бы подать голос; даже перевязывать раненых пришлось в кромешной темноте, на ощупь. Стиснув луки и рукояти мечей, дружинники вглядывались и вслушивались в безлунную ночь, без колебаний стреляя на любой шорох, на любое шевеление в подымающемся от прелой листвы тумане. Кончилось тем, что во втором часу ночи у кого-то сдали нервы и этот идиот с воплем «Восы!!!» пустил стрелу в своего привставшего размять затекшие ноги соседа по цепи, а потом, хрустя кустами, ринулся в глубь оборонительного кольца. Дальше произошло самое страшное, что только может случиться в ночном бою: цепь распалась и началась всеобщая паническая беготня во мраке со стрельбой вслепую — каждый против всех…

Впрочем, в данном случае ни о какой несчастной случайности и речи не было: вышеупомянутый «кто-то», спровоцировавший своим выстрелом по товарищу всеобщую неразбериху, был не кем иным, как самим Ранкорном. Пользуясь темнотою, лесник завладел плащом одного из убитых (благо их-то никто не сторожил), смешался с занимающими оборону дружинниками и принялся ждать. Собственно говоря, всадить стрелу в спину лендлорда и, пользуясь неизбежною сумятицей, беспрепятственно раствориться потом во тьме можно было уже тыщу раз — только не заслужил тот столь легкой участи, и у Ранкорна были иные планы.

Итоги боя незадачливым преследователям стали ясны, лишь когда совсем рассвело: оказалось, отряд недосчитался еще двух бойцов, но самое главное — о ужас! — бесследно пропал сам лендлорд. Полагая, что тот во время ночной неразберихи отбился от своих и затаился в темноте (вообще-то это верное решение: в лесу только полный дурак бросается бежать сломя голову — нормальный человек сядет под куст и не пошевелится, пока об него не споткнутся), дружинники ринулись прочесывать окрестности, аукая своего господина. Нашли они его в паре миль от места схватки — ориентируясь на грай уже слетевшегося воронья. Молодой сеньор был привязан к дереву, а из окровавленного рта его торчали отрезанные гениталии. «Хером подавился», — злорадно шептались потом по деревням…

К облаве на изверга с энтузиазмом подключилось все окрестное население, но с тем же успехом можно было бы ловить и лесное эхо. Дальнейшая карьера королевского лесника, коему теперь не осталось иной дороги, кроме как в разбойники, была совершенно стандартной; стандартным был и ее конец — «сколь веревочка ни вейся, а совьешься ты в петлю». Раненный в схватке с людьми харлондского шерифа и изломанный на дыбе Ранкорн должен был украсить собою тамошнюю виселицу как раз в тот самый день, когда в город прибыл барон Грагер, вербующий пополнение для изрядно поредевшего в боях Итилиенского полка. «О!.. Этот мне подойдет», — обронил барон с тем же примерно выражением, с каким посетительница колбасной лавки тычет пальцем в приглянувшийся ей кусок ветчины («…И, пожалуйста, нарежьте»); шериф только зубами скрипнул.

Дела за Осгилиатом шли так себе; Итилиенский полк сражался заметно успешнее прочих — и, как уж водится в таких случаях, пополнение получал в самую последнюю очередь. Впрочем, с пополнениями вообще обстояло кисло (у тех в Минас-Торите, кто перед войной громче всех витийствовал о необходимости «раз и навсегда освободить Средиземье от Тьмы с Восхода», как-то вдруг сразу обнаружилась масса неотложных дел по эту сторону Андуина, простонародье же с самого начала видало эту самую Войну Кольца в гробу в белых тапках), так что выговоренный некогда Фарамиром пункт по комплектации полка — «хотя бы и прямо из-под виселицы» — приходилось теперь использовать на всю катушку. Собственно говоря, «под виселицей» продолжал ходить и сам Грагер, но в разгар войны тронуть фронтового офицера — для такого у судейских чернильниц Гондора просто были руки коротки.

Превратить мешок костей, извлеченный бароном из харлондского застенка, в нечто напоминающее человека стоило полковому лекарю итилиенцев немалых трудов, но знаменитый разбойник того стоил. Стрелять из лука так, как прежде, Ранкорн больше не мог (изувеченный плечевой сустав навсегда потерял подвижность), однако следопытом он остался отменным, а его опыт засад и иных боевых действий в лесу был поистине бесценен. Войну он закончил в сержантском чине, затем посильно поучаствовал под началом своего лейтенанта в освобождении и возведении на итилиенский престол Фарамира и совсем уж было собрался приняться за возведение собственного дома — где-нибудь подальше от людей, скажем, в долине Выдряного ручья… Тут-то рейнджера и пригласил Его Высочество князь Итилиенский: не согласится ли тот сопровождать двоих его гостей на Север, в Темнолесье?

«Я больше не на службе, мой капитан, а благотворительность не по моей части». «Мне и нужен такой, чтоб не на службе. А благотворительность тут ни при чем, они готовы хорошо заплатить. Назови свою цену, сержант.». «Сорок серебряных марок», — брякнул Ранкорн, просто чтоб от него отвязались. Но жилистый крючконосый орк (он, как видно, был у тех за старшего) лишь кивнул: «Идет», и принялся развязывать плетеный кошель с эльфийским узором; ну а уж когда на столе возникла пригоршня разнообразного золота (Халаддина давно занимало — откуда у Элоара взялись вендотенийские ньянмы и квадратные ченги с Полуденных архипелагов?), отыгрывать задний ход рейнджеру стало неприлично.

Халаддин с Цэрлэгом наслаждались теперь полной безответственностью: всю подготовку похода к Дол-Гулдуру взял на себя Ранкорн. Правда, купленные для них в поселке кожаные ичиги разведчик примерял с явной опаской (обуви без твердой подошвы орокуэн решительно не доверял), но вот поняжка, которую здесь используют вместо заплечного тюка, ему определенно пришлась по душе: жесткий каркас из двух черемуховых дуг, соединенных на взаимозажим под углом девяносто градусов (гнут черемуху свежей, только что срезанной, а засыхая, она обретает твердость кости), позволяет нести угловатый стофунтовый груз, не заботясь о том, как тот прилегает к спине.

Орокуэн на эти дни, к некоторому удивлению доктора, предпочел перебраться из гостевых апартаментов Эмин-Арнена, отведенных им принцем, в казарму Фарамировой личной охраны. «Я, сударь, человек простой и во всей этой роскоши чувствую себя как муха в сметане: плохо и сметане, и мухе». Назавтра он появился с изрядно заплывшим глазом, но вполне довольный собой: оказалось, итилиенцы, наслышанные о подвигах сержанта в ночь освобождения принца, раскрутили того на спарринг с двумя лучшими рукопашниками своего полка. Одну схватку Цэрлэг выиграл, вторую проиграл (а может — хватило ума проиграть) — к полному взаимоудовлетворению сторон; теперь даже открывшаяся во время вечерних посиделок нелюбовь орокуэна к пиву встречала у рейнджеров понимание: авторитетный мужик, в своем праве… А как там у вас?.. Кумыс? Ну уж извиняй, не завезли… А как-то раз Халаддин заглянул в казарму к своему спутнику и отметил, как при его появлении разом увял оживленный разговор на всеобщем и воцарилось неловкое молчание: для крестьянских парней, избавленных наконец от необходимости стрелять друг в дружку, высокоученый доктор был сейчас лишь досадной помехой, начальством.

Путь на север избрали водный: неизвестно, кто сейчас хозяйничает в Бурых землях на андуинском левобережье. До водопадов Рэроса (это примерно две трети пути) поднимались под парусом, благо в это время года по долине Великой Реки дуют сильные и ровные южные ветры. Дальше пришлось идти на легких долбленых обласках. Эту часть пути Халаддин с Цэрлэгом провели в статусе корабельного груза: «Вы с Рекой не знакомы, и лучшее, что можете сделать для отряда, — это ни при каких обстоятельствах не отрывать задницы от донышка челнока и вообще не делать резких движений». Второго июня экспедиция достигла кольцеобразной излучины Андуина перед впадением в него берущей начало в фангорнском лесу Светлянки. Дальше начинались Зачарованные леса — Лориен по правому берегу, Темнолесье по левому; отсюда до Дол-Гулдура оставалось чуть больше шестидесяти миль по прямой. Люди Фарамира остались сторожить челны, перегнав их от греха на правый, роханский, берег, а они — трое — спустя день пути увидали перед собою зубчатую черно-зеленую стену из темнолесских елей.

Лес этот совершенно не походил на заполненные солнцем и жизнью дубравы Итилиена: полное отсутствие подроста и кустарника делало его похожим на необозримую колоннаду циклопического храма. Под сводами царила глухая тишина — толстенный ковер из ядовито-зеленого мха, испещренный кое-где мелкими белесыми цветами, смахивающими на картофельные проростки, полностью скрадывал звуки. Безмолвие и прозрачный зеленоватый сумрак создавали полную иллюзию подводного мира, которую еще усиливали «водоросли» — неопрятные седеющие бороды лишайника, свисающего с еловых ветвей; ни солнечного лучика, ни дуновения ветерка — Халаддин физически ощущал, как давит ему на грудь многометровая толща воды. Деревья были огромны; истинный размер их становился понятен лишь по упавшим стволам — перебраться через них было невозможно, а обходить — футов по сто — сто пятьдесят в каждую сторону, так что попадавшиеся кое-где участки бурелома были совершенно непроходимы, их приходилось огибать стороною. К тому же внутренность этих колод была источена в кружево исполинскими — в ладонь величиной — муравьями, которые яростно атаковали всякого, кто имел неосторожность прикоснуться к стене их жилища. Дважды натыкались они и на человеческие скелеты, довольно свежие: над ними бесшумно роились изящные угольно-черные бабочки — и это было до того страшно, что даже навидавшийся всякого орокуэн тихо осенял себя знаком Единого.

Стаи волков-оборотней и пауки размером в тележное колесо — все это оказалось детскими сказками: лес не снисходил до прямой враждебности человеку, будучи абсолютно ему чуждым, как чужд океанский простор или холодное пламя заоблачных ледников Эфель-Дуата; сила леса проявляла себя не в противодействии, а в неприятии и отторжении, оттого острее всего ощущал ее именно лесовик Ранкорн. Эту-то силу и собирал — век за веком, каплю по капле — в свои заговоренные камни Дол-Гулдур: три магические твердыни — Дол-Гулдур в Темнолесье, Минас-Моргул у Кирит-Унгольского перевала и Аг-Джакенд посреди безжизненного высокогорного плато Шураб в северном Кханде — заключали Мордор в защитный треугольник, питаемый древнею силой лесов, светом горных снегов и молчанием пустынь. Воздвигшие эти колдовские «резонаторы» назгулы, желая скрыть их истинное назначение, придали им вид крепостей; надо думать, они от души забавлялись, когда очередной закатный полководец очумело бродил по растрескавшимся плитам дол-гулдурского двора, тщетно пытаясь отыскать хотя бы след того гарнизона, что ратоборствовал с его воинством. (Последний раз этой уловкой воспользовались два месяца назад: «зеркальный гарнизон» почти две недели отвлекал на себя эльфов Лориена и эсгаротское ополчение, позволив настоящей Северной армии практически без потерь вернуться к Мораннону). Только вот в подземелья замка соваться не рекомендовалось никому — о чем, впрочем, честно упреждали выбитые на стенах надписи на всеобщем языке.

…Консилиум на тропинке затягивался. Халаддин снял с плеч поняжку (в первый миг, как обычно, возникло блаженное ощущение, будто невесомо летишь по воздуху, потом оно ушло — осталась лишь накопившаяся за маршрут усталость) и приблизился к следопытам. Оба сержанта выглядели явно встревоженными: шли они все эти дни по глухим лесным тропкам, избегая торной дороги, соединяющей Дол-Гулдур с Моранноном, однако присутствие людей даже в этих зачарованных чащах ощущалось разведчиками постоянно — и вот нате вам, пожалуйста: совсем свежие следы. Следы форменных сапог мордорского пехотинца… А Шарья-Рана между тем ни о каких мордорских частях в районе крепости не поминал ни единым словом.

— Может, какие дезертиры из Северной армии, еще с той поры?

— Да навряд ли… — почесал в затылке Цэрлэг. — Любой дезертир из здешних мест слинял бы куда угодно, хоть в самое пекло. А эти явно базируются здесь поблизости: шли-то без груза — судя по глубине отпечатков…

— Странный след, — поддержал его Ранкорн. — У людей из вашей Северной армии сапоги должны быть здорово стоптанные, а эти — будто только что с вещевого склада. Вон, гляди, как краешек ранта пропечатался.

— А из чего, собственно, следует, что это мордорцы?

— Ну, — переглянулись — с некоторой даже с обидой — следопыты, — высота каблука… форма носка…

— Я не о том. Вот мы с Цэрлэгом обуты в ичиги — и что ж с того?

Наступило краткое молчание.

— Черт… Тоже верно… Но смысл?..

Смысла в том действительно не было никакого… И решение, внезапно принятое Халаддином, было абсолютно иррациональным — прыжок во мрак. Собственно говоря, это было даже не его решение; просто какая-то сторонняя сила негромко приказала: «Вперед, парень!» — и уж тут надо либо повиноваться не раздумывая, либо вовсе не играть в эти игры.

— Значит, так… До Дол-Гулдура, как я понимаю, осталось всего ничего, дюжина миль. Сейчас подходим к дороге; дальше вы остаетесь, а я иду в крепость. Один. Если через три дня не вернусь — значит, все: поворачивайте оглобли, меня нет в живых. К крепости не приближаться ни при каких обстоятельствах. Ни при каких — ясно?

— Да вы что, сударь, спятили? — вскинулся орокуэн.

— Сержант Цэрлэг, — он и не подозревал за собою способности к таким обертонам, — вам ясен приказ?

— Так точно… — Тот замялся, но лишь на секунду. — Так точно, господин военлекарь второго ранга!

— Вот и славно. А мне надо выспаться и хорошенько продумать, что говорить этим самым ребятам в ненадеванных сапогах — если крепость в их руках. Кто я таков, где провел эти месяцы, как добирался сюда и все такое… Откуда, кстати, у меня на ногах ичиги — тут мелочей не бывает.

ГЛАВА 57

Кумай переложил рули, и планер недвижимо замер в вышине, привычно и уверенно опершись раскинутыми крыльями на пустоту. Дол-Гулдур отсюда открывался как на ладони — со всеми его декоративными бастионами и равелинами, центральным донжоном, занятым теперь под мастерские, и ниточкой подъездной дороги, петляющей меж вересковых холмов. Он еще раз окинул взором окрестности и довольно ухмыльнулся: спрятать их «Оружейный монастырь» здесь, у черта на куличках, под самым носом у лориенских эльфов, — затея, великолепная в своем нахальстве. Правда, многие из коллег, собранных под крышею чародейной цитадели, ощущали себя не в своей тарелке (у одних беспрерывные ночные кошмары, а у иных — и открывшиеся вдруг малопонятные хвори), но тролли — народ толстокожий и флегматичный, не верящий ни в сон, ни в чох, так что инженер чувствовал себя здесь превосходно и погрузился в работу так, что даже маковка наружу не торчала.

Хотя формально старшим над ними числился Джагеддин — прославленный химик, оптик и электромеханик из Барад-Дурского университета, — реально командовал «на объекте» комендант Гризли, чем-то и вправду напоминающий огромного серого медведя из лесистых нагорий Северо-Восхода; ни настоящего его имени, ни должности, которую он занимал в разведслужбе, никто из них не знал. Кумай не мог даже сообразить, кто тот по крови; может, из тех, северных, троллей, что жили когда-то в Мглистых горах, а потом постепенно растворились среди дунгар и ангмарцев?

С комендантом Кумай спознался немедленно по прибытии в крепость (люди суперинтенданта переправили его сюда по эстафете вдоль Дол-Гулдурского тракта — у них тут оказалась налажена настоящая ямская служба, обозы ходили едва ли не через день); Гризли устроил ему многочасовой допрос, с маниакальной обстоятельностью перешерстив всю Кумаеву жизнь, разве что не поинтересовался сексуальными вкусами его первой подружки. Детство, учеба, военная служба; имена и даты, технические характеристики летательных аппаратов и привычки его университетских собутыльников, словесные портреты горных мастеров с отцовского рудника и последовательность тостов в троллийском застолье… «Вы утверждаете, что третьего мая 3014 года, в день вашего первого полета, было пасмурно; вы твердо в этом уверены?.. А как зовут бармена в кабачке «Эчигидель», что напротив университета? Ах да, верно, «Эчигидель» будет чуть дальше по бульвару… Инженер первого ранга Шаграт из вашего полка — высокий, сутулый, хромает на правую ногу? Ах, квадратненький и не хромает вовсе…». Дураку ясно — проверка на вшивость, но к чему такие сложности? Когда же Кумай упомянул по ходу дела какую-то деталь своего миндоллуинского побега, Гризли укоризненно поморщился:

— Разве вас не проинструктировали, что эта тема под запретом?

— Но… — растерялся инженер, — я, право же, не думал, что этот запрет распространяется и на вас тоже…

— Вас предупреждали о каких-то исключениях из правила?

— Никак нет… Виноват.

— Привыкайте… Ладно, проверку вы прошли успешно. Угощайтесь. — С этими словами комендант придвинул Кумаю пузатый чайник с обколотым носиком и неводомо как попавшую сюда кхандскую пиалу из тончайшего кремового фарфора, а сам погрузился в изучение составленного механиком списка — что тому потребно для работы (бамбук, бальсовое дерево, умбарская парусина… уйма всего, да потом наверняка и еще что-нибудь всплывет). — Кстати, ваши прежние сотрудники, такие как мастер Мхамсурэн… будь они здесь, это заметно помогло бы делу?

— Ну еще бы!.. Только разве это возможно?

— Для нашей службы нет ничего невозможного. Нужно только припомнить об этих людях все — приметы, дружеские и родственные связи, привычки… Нам пригодится любая мелочь, так что напрягите-ка память.

А по прошествии еще получаса комендант слегка прихлопнул ладонью стопку исписанных листов, лаконично подытожив:

— Если они живы — найдем, — и Кумай отчего-то сразу почувствовал: эти — найдут.

— Переодевайтесь, господин инженер второго ранга. — Гризли указал взглядом на комплект новенькой мордорской униформы без знаков различия (так тут были обмундированы все — и конструктора Джагеддина, и обслуга, и безмолвные охранники из разведслужбы). — Пойдемте, покажу вам наше хозяйство…

Хозяйство оказалось обширным и разнообразным. Кумая, например, дожидался великолепный планер невиданной им ранее конструкции: прямые и узкие, как эльфийский клинок, крылья почти двадцатиярдового размаха держались, казалось, вообще ни на чем — какой-то невероятный материал, легче бальсы и прочнее каменной лиственницы: под стать планеру была и «мягкая» катапульта для его запуска — ну нет таких материалов в природе, хоть башку рубите! Тут только механик сообразил, что имеет дело с легендарным «Драконом» назгулов, дальность полета которого определяется единственным обстоятельством — сколько времени выдержит без посадки пилот в своей гондоле. Впрочем, пилотирование «Дракона» Кумай освоил с легкостью: известное дело — чем совершеннее техника, тем проще она в обращении.

Одновременно с Кумаем в Дол-Гулдуре объявились четверо изенгардских инженеров «пробойного огня»: так величали порошкообразную зажигательную смесь вроде той, что издавна использовалась в Мордоре для праздничных фейерверков. Изенгардцев привел сюда Росомаха — невысокий жилистый парень с чуть кривоватыми ногами, похожий на дунгарского горца; он теперь замещал Гризли, когда тому случалось отлучиться из крепости по своим секретным делам. К пробойному огню (его через небольшое время стали называть просто — порошок) мордорские мастера отнеслись поначалу весьма скептически: начиненные им каплевидные керамические сосуды с короткими крылышками летели действительно далеко, почти на две мили, но вот прицельность, мягко говоря, оставляла желать лучшего — плюс-минус двести ярдов. К тому же как-то раз «летающая капля» разорвалась прямо в направляющем желобе, убив случившегося поблизости рабочего; узнав же от изенгардцев, что такие истории случаются — «ну, не скажешь, чтоб регулярно, но быва-ат, быва-ат», — мордорцы лишь переглянулись: «Слышь, ребята? Ну-ка его на хрен, этот пробойный огонь, — с ним своих спалишь скорей, чем чужих…»

Однако не прошло и трех дней после той аварии, как катапультисты пригласили Гризли на пробные стрельбы — похвастаться новым типом снаряда. Со стандартной трехсотъярдовой дистанции они первым же выстрелом превратили в решето группу из восьми мишеней; а всего и дела-то было — полый керамический шар, набитый порошком с рубленными гвоздями и снабженный огнепроводным шнуром для зажигательных нафтовых кувшинов. Следующий шаг напрашивался сам: поместить емкость с порошком внутрь резервуара с огневым желе, что получается при растворении мыла в светлой фракции нафты — так, чтобы при взрыве липкие прожигающие хлопья разлетались во все стороны… Гризли оглядел тогда тридцатиярдовое пятно выжженной до минерального слоя почвы и изумленно обернулся к Джагеддину: «И это все натворил один-единственный кувшин? Ну, ребята, поздравляю: наконец-то вы придумали нечто стоящее!»

Вот тогда-то Кумаю и пришло в голову, что такие снаряды — хоть зажигательные, хоть осколочные — можно не только выстреливать из катапульт, но и сбрасывать с планеров. «Бессмысленно, — возразили ему. — Ну сколько вылетов ты успеешь совершить за время сражения? Два? Три? Овчинка не стоит выделки». «Если сбрасывать снаряд просто на вражеское войско — конечно, нет. А вот если накрыть лично милорда Арагорна с милордом Митрандиром — очень даже стоит». «Думаешь, попадешь?» «Почему ж нет? Попасть-то надо не в отдельного человека, а в тридцатиярдовый круг…» «Слушай, как-то это… неблагородно…» «Чего-чего?!!» «Да нет, это я так… Той прежней, рыцарской войне с ее «Вы готовы, прекрасный сэр?» так и так конец… Единый свидетель — не мы это затеяли».

Да, благородной войне, похоже, и вправду наставал конец… Мордорские конструкторы, например, изрядно продвинулись в совершенствовании арбалетов — оружия, которое в Средиземье всегда было под негласным запретом. («Как ты полагаешь, почему благородные рыцари так ненавидят арбалет? Я бы сказал — в этой их ненависти просматривается что-то личное, нет?..» «Как же, слыхивали: дистанционное оружие — оружие трусов». «Э, нет — тут сложнее. Против луков — заметь! — никто особо не возражает. Фокус в том, что у лучшего лука усилие на тетиве — сто фунтов, а у арбалета — тысяча». «Ну и что с того?» «А то, что лучник может свалить латника, лишь попав тому в щель забрала, в спайку панциря и тэдэ — высокое искусство, надо учиться с трехлетнего возраста, тогда, глядишь, годам к двадцати будешь на что-то годен. Арбалетчик же стреляет по контуру — куда ни попади, все навылет: месяц подготовки — и пятнадцатилетний подмастерье, сроду не державший в руках оружия, утрет рукавом сопли, приложится с сотни ярдов, и крышка знаменитому барону N, победителю сорока двух турниров, и прочая, и прочая… Знаешь, как говорят в Умбаре: «Единый сотворил людей сильными и слабыми, а создатель арбалета их уравнял»: вот теперь эти «сильные» и бесятся — гибнет, видите ли, высокая эстетика воинского искусства!» «Точно. А тут еще податные сословия начинают чесать репу: а нахрена, собственно, они нам вообще сдались, со всеми ихними гербами, плюмажами и прочими прибамбасами? Ежели для защиты Отечества, так, может, арбалетчики-то дешевле обойдутся?» «Экий вы, батенька, ползучий прагматик…» «Что есть, то есть. И никак мне, свинорылому, не взять в толк: отчего это вышибать человеку мозги мечом благородно, а арбалетным болтом — подло?»)

Впрочем, и стальные арбалеты, снабженные приближающими стеклами, и «летающие капли», и даже сбрасываемые с небес огненные снаряды — все это выглядело невинными шалостями по сравнению с тем, чего потребовало от них на днях — устами Гризли — невидимое руководство. В Мглистых горах издавна известны несколько ущелий, где из скальных трещин сочится туман, бесследно тающий затем в неподвижном воздухе. Те немногие, кто сумел унести оттуда ноги, рассказывают, что стоит вдохнуть этот самый воздух, как во рту появляется мерзкий сладковатый привкус и лавиной наваливается неодолимая сонливость; ну а чем заканчиваются подобные сны, видно по накопившимся там россыпям звериных скелетов. Так вот, следует придумать способ напускать такой туман на врага…

Кумай был человек дисциплинированный («надо — значит надо»), однако от этой затеи руководства — отравить воздух — его замутило: надо ж было до такого додуматься — «оружие Возмездия»… Хвала Единому — он механик, а не химик, так что лично иметь касательство к этим работам ему не придется.

…Он сбросил с высоты ста футов пару булыжников (вес подобран как у разрывных снарядов; легли отлично, впритирку с мишенями), а затем посадил планер прямо на тракт милях в полутора от Дол-Гулдура, там, где дорога, рассекшая белым песчаным шрамом болезненный румянец отцветающей вересковой пустоши, утекала в сумрачный каньон, промытый ею в темнолесской чащобе; выбрался из гондолы и присел на обочину, нетерпеливо поглядывая в сторону крепости. Сейчас подведут лошадей, и он попробует поднять «Дракон» прямо с земли, разогнав его конной упряжкой, как это делали с планерами старого образца. Ну где они там? За смертью бы их посылать…

Поскольку Кумай глядел в основном в направлении Дол-Гулдура, человека, двигавшегося по дороге со стороны леса, он заметил, лишь когда тот приблизился ярдов на тридцать. Разглядев пришельца, тролль ошалело потряс головой: «Быть того не может!», а потом, не чуя под собою ног, ринулся навстречу и мгновение спустя сгреб того в охапку.

— Осторожнее, черт здоровый, ребра поломаешь!..

— Надо ж пощупать — может, ты глюк!.. Давно они тебя разыскали?..

— Порядком. Да, сразу о главном: Соня жива и здорова, она сейчас у наших, в Пепельных горах…

Халаддин внимал повествованию Кумая, не отрывая чуть сощуренных глаз от деловитой суеты пестрых земляных пчелок на цветах вереска. «Ну назгулы, ну мудрецы, мать ихнюю за ноги… Это ж надо было додуматься — засунуть палантир в эдакое осиное гнездышко… Счастье еще, что я не сунулся к этим профессионалам из разведслужбы со своею доморощенной легендой: раскололи бы в два счета, и привет горячий. А выложить Гризли с Росомахой все как есть — так это полный атас. Заявляется в ихний сверхзасекреченный «Оружейный монастырь» некий военлекарь второго ранга: «Я, парни, к вам на минуточку — заберу из тайника палантир, и обратно в Итилиен, к принцу Фарамиру. Действую по приказу Ордена назгулов — только вот отдавший мне этот приказ тут же на месте и умер, так что подтвердить сей факт некому… В доказательство могу предъявить кольцо назгула — лишенное, правда, всех магических свойств. Картина маслом… Меня ведь, пожалуй, сочтут даже не шпионом, а просто психом. В замок, может, и пустят (спецы по ядам на дороге не валяются), но обратно-то точно не выпустят; я бы, во всяком случае, не выпустил… Стоп-стоп-стоп!..»

— Эй, Халик, очнись! Ты в порядке?

— Все путем, извини. Просто пришла в голову одна идея. Я, видишь ли, выполняю тут спецзадание, никак не связанное с вашим «Оружейным монастырем»… Слыхал про такие колечки?

Кумай подкинул кольцо на ладони и уважительно присвистнул.

— Иноцерамий?

— Он самый.

— Уж не хочешь ли ты сказать…

— Хочу. Инженер второго ранга Кумай!

— Я!

— Именем Ордена назгулов… Готовы ли вы исполнить то, что я прикажу?

— Так точно.

— Учти — об этом задании не должен знать никто из твоего дол-гулдурского начальства.

— Ты думай, чего говоришь!..

— Кумай, дружище… Я не вправе открыть тебе суть операции, но клянусь чем угодно, Сониной жизнью клянусь: это единственное, что еще может спасти наше Средиземье. Выбирай… Если я явлюсь к Гризли, он наверняка затребует подтверждения моих полномочий; пока его начальство свяжется с моим, могут пройти не недели — месяцы, а к тому времени все будет уже кончено. Думаешь, назгулы всемогущи? Черта с два! Они, если хочешь знать, даже не упредили меня об этих дол-гулдурских играх разведслужбы — надо думать, и сами тут ни сном ни духом…

— Это-то понятно, — проворчал Кумай. — Когда на всегдашний наш бардак накладывается еще и секретность, никаких концов вообще не сыщешь.

— Так сделаешь?

— Сделаю.

— Тогда слушай и запоминай. В Большом зале замка есть камин; в задней его стенке должен быть камень ромбической формы…

ГЛАВА 58

Итилиен, Эмин-Арнен.

12 июля 3019 года

«Нет тяжелее работы, чем ждать» — отлито в бронзе и от употребления не стирается. Втройне тяжко, если ожидание осталось единственной твоей работой: все, что можно, уже сделано, сиди теперь и жди, звякнет ли колокольчик — «Ваш выход!». Жди день за днем, в ежечасной готовности, — а он может и не звякнуть вовсе, сие уже не в твоей власти, тут распоряжаются иные Силы…

Халаддин, вынужденно бездельничая в Эмин-Арнене после своего Дол-Гулдурского похода, поймал себя на том, что искренне завидует Тангорну, ведущему свою смертельно опасную игру в Умбаре: лучше уж поминутно рисковать жизнью, чем так вот ждать. Как же он проклинал себя за те невольные мысли, когда неделю назад осунувшийся Фарамир передал ему мифриловую кольчугу: «…А последними его словами было — «Сделано»…» Как накликал.

Вспоминалось и их возвращение от Дол-Гулдура. На сей раз проскочить незамеченными не вышло: бойцы из разведслужбы, стерегущие от эльфов тропы Темнолесья, пошли по их следу — неотступно, как волки за подраненым оленем. Что ж, теперь он по крайней мере точно знает цену собственной жизни: сорок марок — те самые, которые он тогда не поскупился отвалить Ранкорну; если б не мастерство рейнджера, они наверняка остались бы среди темнолесских елей на поживу тамошним черным бабочкам… У берега Андуина они нарвались на засаду, и когда вокруг засвистели стрелы, поздно уже было орать: «Ребята, мы ж свои, только по другому департаменту!» Он там стрелял в своих — бил на поражение отравленными эльфийскими стрелами, — и теперь ему никогда уже от этого не отмыться…

«А знаете, что самое печальное, дражайший доктор Халаддин?.. Ты, голубь, теперь повязан кровью и оттого безвозвратно утерял высший дар Единого: право выбора. У тебя за спиною вечно будут маячить и те полегшие в андуинских тальниках парни в мордорской форме без знаков различия, и отправленный на смерть Тангорн — так что стоит тебе отвернуть от цели, сказав: «Больше не могу», как ты в тот же миг окажешься просто-напросто убийцей и предателем. Чтоб эти жертвы не оказались зряшными, ты обязан победить, а ради этой победы — снова и снова идти по трупам и немыслимой грязи. Замкнутый круг… А самая страшная работа тебе еще только предстоит; то, что ты проделаешь ее чужими руками — руками барона Грагера, — ничего не меняет. Как тогда изрек Тангорн: «Честный дележ: у организатора — чистые руки, у исполнителя — чистая совесть»: черта с два…»

(Перед тем как убыть в Умбар, Тангорн устроил прогон ключевой сцены, после чего бесстрастно констатировал:

— Никуда не годится. Ты выдаешь себя каждым взглядом, каждой интонацией; фальшь видна за версту — чтоб распознать ее, не надо быть эльфом, а они ведь куда проницательнее нас… Прости — я должен был сразу догадаться, что эта работа тебе не по плечу. Даже если они сожрут мою умбарскую наживку, ты здесь все равно не сумеешь подсечь рыбину — сорвется.

— Сумею. Раз надо — сумею.

— Нет. И не спорь — я бы тоже не сумел. Чтоб сыграть в такой сцене достоверно, зная при этом всю подноготную, мало иметь стальные нервы: тут надо быть даже не мерзавцем — нелюдем…

— Благодарю вас, сэр.

— Не за что, сэр. Может, ты со временем и сумеешь обратиться в такого нелюдя, но только времени этого нам в любом случае не отпущено. Так что я вижу единственный выход: вставить добавочную прокладку…

— Что-что?

— Это наш сленг. Надо ввести посредника, задействованного втемную… Тьфу… Словом, посредник должен быть уверен, что говорит правду. Причем, учитывая уровень контрагента, это должен быть классный профессионал.

— Ты имеешь в виду барона Грагера?

— Хм… «Соображаешь, медицина», — как говаривал твой сержант.

— И под каким соусом мы его привлечем?

— Под тем, что мы опасаемся, как бы в момент переговоров эльфы не взломали тебе мозги при помощи всяких магически-гипнотических штучек и не превратили обмен в грабеж… Это, между прочим, чистая правда. Да и тебе малость полегче — поделишь с бароном по-братски этот чан дерьма… Как говаривал знаментый Су-Вей-Го: «Честный дележ: у организатора — чистые руки, у исполнителя — чистая совесть».

— А кто он был, этот Су-Вей-Го?

— Шпион, кто ж еще…)

…Клюнуло, когда шел к концу восемьдесят третий день из отпущенной им сотни. Стрелы последних солнечных лучей пронизывали на излете гулкое пространство пустого в этот час Рыцарского зала и, вонзаясь в дальнюю его стену рассыпались оранжевыми бликами; блики были теплыми и живыми — они так и норовили перебраться со стены на лицо и руки изящной девушки в запыленном мужском наряде, которая облюбовала Фарамирово обеденное кресло. «А ведь ее и вправду смело можно назвать девушкой, — заметил про себя Грагер, — хотя по человеческим меркам ей следовало бы дать лет тридцать, а уж сколько ей на самом деле — представить страшно. Сказать, что она прекрасна, — значит не сказать ничего; можно, конечно, описать «Портрет прелестной незнакомки» великого Альвенди словами полицейской розыскной ориентировки, но стоит ли?.. Интересно, этот доктор Халаддин сумел ее вычислить, как вычисляют даты лунных затмений — ювелирная работа, изюм в сахаре, — но ни малейшей радости по сему поводу не выказал, скорее наоборот; с чего бы это?»

— От имени князя Итилиенского приветствую вас в Эмин-Арнене, миледи Эорнис. Я барон Грагер, вы, возможно, слыхали обо мне.

— О да…

— Эландар передал вам послание барона Тангорна? Эорнис кивнула, а затем извлекла из какого-то потайного кармашка простенькое серебряное колечко с полустертыми эльфийскими рунами и положила его на стол перед Грагером:

— Среди колец, залитых в сургучные печати вашего пакета, было и это. Оно принадлежало моему пропавшему без вести сыну, Элоару. Вам что-то известно о его судьбе… Я верно поняла смысл вашего послания, барон?

ГЛАВА 59

— Вы все поняли верно, миледи. Только давайте сразу расставим точки над «i»: я всего лишь посредник, как и мой погибший друг. Наверное, есть способы при помощи эльфийской магии обшарить мои мозги, но только вы все равно не найдете там ничего сверх того, что я и так собираюсь вам сообщить.

— Вы все преувеличиваете возможности эльфов…

— Тем лучше. Так вот, ваш сын жив. Он в плену, но вернется к вам, если мы договоримся о цене.

— О, все что угодно — драгоценности, гондолинское оружие, магические рукописи…

— Увы, миледи: те, в чьих руках он оказался, — не южные маштанги, торгующие заложниками. Они, похоже, представляют разведслужбу Мордора.

Она не переменилась в лице, но тонкие пальцы ее до белизны сжали подлокотники кресла.

— Я не стану предавать свой народ ради спасения сына!

— И вы даже не хотите узнать, какая малость от вас требуется?

И когда по прошествии вечности, спрессованной в пару секунд, она ответила: «Хочу», Грагер, имевший за плечами десятки вербовок, безошибочно понял — игра сделана; дальше уже дело техники, эндшпиль при лишней фигуре.

— Итак, некоторые привходящие обстоятельства. Элоар отбился от своих и заблудился в пустыне; когда его нашли, он умирал от жажды, так что мордорские партизаны для начала просто спасли ему жизнь…

— Спасли ему жизнь? Эти чудовища?

— Оставьте, миледи: байками про «вяленую человечину» можно стращать широкую деревенщину, а меня не стоит Я как-никак воевал с орками четыре года и знаю, что почем; эти парни всегда ценили чужое мужество, а с пленными обходились по-человечески — этого у них никак не отнимешь. Беда в ином: они раскопали, что ваш Элоар принимал личное участие в «зачистках» — это, знаете ли, такой эвфемизм для обозначения массовых убийств гражданского населения…

— Но это же ложь!

— К сожалению, это чистая правда, — устало вздохнул Грагер. — Так уж случилось, что моему покойному другу барону Тангорну довелось лично наблюдать работу вастакского отряда Элоара… Щадя ваши материнские чувства, я не стану сейчас описывать то, чему барон стал свидетелем.

— Клянусь вам, это какая-то чудовищная ошибка! Мой мальчик… Постойте, вы сказали — «вастаки»?.. Наверное, он тогда просто не сумел остановить этих дикарей…

— Миледи Эорнис, командир отвечает за действия подчиненных как за свои собственные; не знаю, как у эльфов, но у людей это так… Впрочем, я рассказал все это затем лишь, чтоб вы ясно поняли: если мы сейчас не договоримся о цене освобождения вашего сына, ему не стоит уповать на конвенцию о военнопленных. Его просто-напросто отдадут в руки тех, чьи родные попали под «зачистки»…

— Что… — судорожно сглотнула она, — что я должна сделать?

— Для начала я хотел бы уточнить ваше положение в лориенской иерархии.

— А разве оно им неизвестно?..

— Только со слов Элоара, а он — согласитесь — мог просто набивать себе цену как заложнику. Им нужно знать, насколько вы могущественны: клофоэль — ранг, а не специализация, нет? Если вы занимаетесь ерундой вроде воспитания принцев или церемониала, то иметь с вами дело они полагают бессмысленным.

— Я — клофоэль Мира.

— Ага… то есть в свите Владычицы вы ведаете вопросами дипломатии, разведки и — шире — эльфийской экспансии в Средиземье?

— Можно сказать и так. Вас удовлетворяет степень моего могущества?

— Вполне… Итак, к делу. В одном из контролируемых эльфами гондорских каторжных лагерей содержится некий мордорский военнопленный. Вы организуете ему побег и взамен получаете сына, вот и все. Мне сдается, на предмет «предательства своего народа» ваша совесть может быть спокойна.

— А Лориен на такой обмен никогда не пойдет — ибо речь идет о члене царствующей фамилии Мордора…

— Я не стану комментировать эти ваши домыслы, миледи Эорнис, поскольку и сам не в курсе дела. Но в одном вы правы: если о наших контактах проведает хоть одна душа в Лориене, вам не сносить головы; ну и сыну вашему, соответственно, тоже.

— Хорошо, я согласна… Но сначала я должна убедиться, что Элоар действительно жив: кольцо можно снять и с трупа.

— Справедливо. Ознакомьтесь с этой запиской. (Момент был скользкий и ответственный, хотя Грагер об этом не знал. А вот Халаддин, если б увидал окаменевшее лицо эльфийки, которая вчиталась в нацарапанные как будто пьяною рукой руны — «Милая матушка я жив со мной обращаются хорошо», сразу понял бы: порядок, маэстро Хаддами не подвел — не зря чуть не целый день «входил в образ».)

— Что они с ним сделали, зверье?!

— По их словам, он сидит в подземной тюрьме, а это не лориенские кущи, — развел руками Грагер. — Так что чувствует он себя и вправду неважно…

— Что они с ним сделали? — тихо повторила она. — Я пальцем не шевельну, пока не получу гарантий, понятно?! Я переверну все лагеря военнопленных и…

— Да получите вы свои гарантии, успокойтесь!.. Не затем же они городили весь этот огород с выходом на конспиративную связь, чтобы самим срывать обмен, верно? Они даже предложили… — Тут Грагер сделал эффектную паузу. — Хотите с ним повидаться?

— Он… он что, здесь? — вскинулась она.

— Ну, вы уж слишком многого хотите! Вы сможете поговорить с ним через Видящие камни. В час, о котором мы сейчас условимся, ну, скажем… в полдень первого августа, идет? — Элоар подойдет к мордорскому палантиру, а вы — к своему…

— У нас в Лориене нет Видящих камней, — покачала головою Эорнис.

— Им это известно, — кивнул Грагер. — Чтобы ускорить дело, они готовы на время передать вам один из своих кристаллов: потом вернете его обратно вместе с тем пленным — куда ж вы денетесь? Однако они в свой черед требуют гарантий: есть способы обнаружить палантир при помощи другого палантира — вам, эльфам, они известны лучше, чем мне, — а открывать врагу районы своей дислокации они, понятное дело, не собираются. Поэтому есть два непреложных требования. Во-первых, переданный вам кристалл будет «ослеплен» непроницаемым мешком и при этом поставлен на режим «прием»… Простите, миледи, я ничего в этом не понимаю, просто повторяю их инструкции, как попугай; так вот, вы извлечете палантир из мешка и переведете его в режим «двусторонняя связь» только ровно в полдень первого августа. Если же вы посмеете сделать это раньше (дабы полюбопытствовать — как там обстоят дела в мордорских тайных убежищах), то не обессудьте: одной из картинок, которые вы увидите, станет казнь Элоара. Ясно?

— Да.

— И второе. Они требуют, чтобы во время сеанса связи вы находились подальше от Мордора — в Лориене… Поэтому в полдень первого августа, когда ваш палантир заработает «на передачу», они должны увидать в нем нечто такое, что есть только в Лориене… Знаете, на этом месте их вдруг ни с того ни с сего обуяла подозрительность, так что мы с ними чуть не полчаса выбирали какую-нибудь лориенскую примету, которую уж ни с чем не спутаешь и никак не подделаешь. Тут кто-то и припомнил, что у вашей Владычицы есть огромный магический кристалл, показывающий картинки будущего; во, говорят, это как раз то, что нам надо!

— Зеркало Галадриэль?!

— Они называли его иначе, но вы наверняка поняли, о чем речь.

— Да они просто сошли с ума! Получить доступ к Зеркалу Владычицы невероятно сложно…

— Почему ж это «сошли с ума»? Они так прямо и сказали: «Вот ей, кстати, и случай продемонстрировать свой реальный вес в лориенских раскладах…» В общем, так: в полдень первого августа вы вынимаете палантир из мешка, переключаете его с режима «прием» на режим «двусторонняя связь», и в этот миг они у себя в Мордоре видят в нем Зеркало Галадриэль; затем обратное переключение — и вы видите сына, живого и здорового… ну, относительно здорового. После этого вам сообщают, кого именно и из какого лагеря предстоит вытаскивать. Дальнейшие переговоры по ходу операции будете опять-таки вести через палантир. Есть возражения?

— Ничего у нас не выйдет, — вдруг произнесла она совершенно потухшим голосом, и он сразу отметил эту ее обмолвочку — «нас»; порядок, все идет как надо.

— Что такое?

— Без ведома Звездного Совета в Лориен не может быть внесен никакой магический предмет. А палантир заряжен мощнейшей магией, я просто не смогу тайно пронести его через заставу порубежной стражи.

— Да, они слыхали об этом запрете. Но неужели он распространяется и на саму клофоэль Мира?..

— Вы плохо представляете эльфийские порядки, — криво улыбнулась она. — Он распространяется на всех, даже на Владычицу с Владыкой. Порубежная стража подчиняется лишь клофоэлю Покоя — и никому, кроме него.

— Ну, если дело в одних лишь в порубежниках, то я рад устранить эту небольшую проблему, показавшуюся вам неразрешимой, — рассчитанно небрежно уронил Грагер. — Палантир вам передадут прямо в вашей лориенской столице, Карас-Галадоне.

— Как — в Карас-Галадоне?.. — ошеломленно застыла она, и Грагер кожею ощутил: что-то не так.

«Ты испугалась, — понял он, — впервые за весь разговор ты испугалась по-настоящему… С чего это вдруг? Понятное дело, узнать, что в твоей собственной столице вражеские агенты способны проделывать вещи, которые не под силу даже тебе, всесильному королевскому министру, — шок, и немалый. Но главное в другом: этот ход застал тебя врасплох, а вот все прочие повороты нашей беседы ты, получившая загодя Элоарово кольцо, в той или иной степени предвидела… предвидела — и выстроила собственную контригру, и потому все, с чем я имел дело до сих пор, — не истинные твои чувства, а то, что ты сама желала мне внушить. Я должен был бы сразу сообразить: слишком уж легко и быстро ты сломалась и пошла на вербовку, а ведь ты не могла не понимать, что это именно вербовка — до конца жизни будешь на крючке, мы же с тобой в некотором смысле коллеги… Да, конечно, сын в руках врага, ему грозит мучительная смерть. И все равно: она ведь придворный, так что на пути к своему клофоэльскому креслу (или на чем они там восседают в своем Звездном Совете?) она должна, обязана была пройти такую интриганскую шкуродерню — только держись. Решать, конечно, Халаддину, но я бы на его месте не доверил ей в руки не то что палантира — карманного ножика… Ох, кинет она при обмене этого высокоученого доктора, как младенца, голову наотруб. А может, и не кинет… в смысле — не сумеет кинуть. У парня ведь есть свои тузы в рукаве: каким образом он собирается тайно передать ей кристалл в Зачарованный лес — ума не приложу, но что он не блефует — факт».

— Вы не ослышались, миледи Эорнис, именно в Карас-Галадоне. В этом году организация Праздника танцующих светлячков возложена на вас, верно?..

ГЛАВА 60

Лориенскнй лес. Карас-Галадон.

Ночь с 22 на 23 июля 3019 года

Праздник танцующих светлячков, приходящийся на ночь июльского полнолуния, эльфы числят среди главнейших, так что из того, как и кем он организован в определенный год, сведущий лориенец может сделать важные выводы о реальном положении дел в «как никогда ранее едином» руководстве Лориена. Здесь любая мелочь исполнена глубочайшего смысла, ибо все они отражают нюансы той беспощадной борьбы за власть, что составляет единственный смысл жизни бессмертных эльфийских иерархов. При этом совершенно невинная деталь (вроде того, кто представляет на данном празднестве особу дольнского Владыки — двоюродный кузен или племянник) может иметь куда большее значение, чем, к примеру, потрясшее всех появление на позапрошлогоднем празднестве милорда Эстебара — прежнего клофоэля Силы, бесследно исчезнувшего десять лет назад вместе с прочими участниками «заговора Керебранта». Пару часов постоял экс-клофоэль на талоне (наблюдательном помосте в мэллорновой кроне) по левую руку от лориенских Владык, чтобы затем вновь кануть в небытие; при этом утверждали (правда, шепотом и с оглядкой), будто в подземелья под Курганом Горестной Скорби его уводили не Стражи, подчиненные клофоэлю Покоя, а танцовщицы клофоэли Звезд… Почему? Зачем? «Тайна сия велика есть».

Вообще-то это правильно: Власть, чтобы оставаться Властью, и должна быть непостижима и непредсказуема — иначе это никакая не Власть, а просто начальство… Тут, по случаю, можно вспомнить, как в одном из соседних Миров иноземные эксперты год за годом пытались предугадать извивы политики некой могучей и загадочной Державы: примечали, в каком порядке занимают в дни торжеств свои места на усыпальнице Основоположника тамошние иерархи, какие в этот раз допущены отступления от алфавитного порядка при перечислении их имен и тому подобные детали. Эксперты были компетентны и многомудры, заключения их — глубоки и безупречно логичны; стоит ли удивляться, что верных предсказаний им не посчастливилось сделать ни разу… Так что если б означенных экспертов подрядили проанализировть ситуацию вокруг лориенского Праздника танцующих светлячков 3019 года Третьей Эпохи, они наверняка выдали бы что-нибудь вроде: «Поскольку подготовка Празднества в этом году впервые возложена на клофоэль Мира, это должно означать, что в эльфийском руководстве экспансионисты решительно возобладали над изоляционистами и следует ожидать резкого наращивания эльфийского присутствия в ключевых регионах Средиземья. Некоторые аналитики полагают, что в основе этого лежит перераспределение ролей в свите Владычицы, озабоченной чрезмерным усилением позиций клофоэля Покоя». Самое забавное: сами по себе эти логические конструкции были бы вполне корректны — как, впрочем, и всегда в их горе-анализах…

Что ж до праздника, то он необычайно красив. Конечно, прочувствовать его красоту во всей полноте дано лишь эльфу; но с другой стороны, если вдуматься, человек — существо столь примитивное и убогое, что ему с лихвой хватает и тех жалких крох истинного великолепия, что всегда на виду… Лориенские жители собираются в эту ночь на тех талонах, что поближе к Нимродели: с высоты мэллорновых крон открывается сказочный вид на речную долину, где в росистых лугах, окружающих печальные заводи (серебро с чернью — как на гондолинских гривнах), рассыпаны созвездия ярчайших светильников-фиалов. Сам ночной небосвод в сравнении с этой дивной картиной предстает тусклым ее отражением в старом бронзовом зеркале — да так оно, собственно говоря, и есть: весь ход небесных светил над Средиземьем лишь исправно отображает происходящее этой ночью на берегах Нимродели. Впрочем, смертному, как уже говорено, открыта ничтожная доля происходящего там: наслаждайся неизменным от века звездным рисунком (он задается расположением стоящих в траве светильников), но вот колдовские узоры, выплетаемые фиалами танцовщиц — а именно их танец и есть изначальная основа магии Перворожденных, — людским глазам видеть совершенно ни к чему. Редко-редко смутные отголоски этого волшебного ритма долетают до человеческого мира через озарения величайших скальдов и музыкантов, навсегда отравляя при этом их души тоской по недостижимому совершенству.

…Эорнис, как и положено клофоэли Праздника, находилась в этот полуночный час посреди «небосвода», как раз там, где семь фиалов (шесть ярких и седьмой — наиярчайший) образуют на нимродельских лугах созвездие Серп Валаров, указующее рукоятью на Полюс Мира. Она пребывала в полном одиночестве (танцовщицы во главе с клофоэлью Звезд — единственные, кому открыт доступ на «небосвод», — давно уже удалились под своды мэллорнов), тщетно гадая — как барон Грагер сумеет выполнить свое обещание: «Под утро, как развиднеется, вы найдете мешок с Видящим камнем в траве рядом с тем фиалом, что изображает Полярную Звезду в Серпе Валаров». Доступ на «небосвод» запрещен — под страхом смерти — любому эльфу, даже прочим клофоэлям, и можно не опасаться, что кто-нибудь обнаружит палантир раньше нее… Да, но каким образом проникнут сюда сами эти мордорские шпионы? Стало быть… стало быть, это кто-то из танцовщиц? Но это же совершенно невозможно — танцовщица, связанная с Врагом!.. Да? А связанная с Врагом клофоэль Мира — это как, возможно?

«Но ведь я не связана с Врагом, — возразила она себе, — я просто-напросто веду свою игру. Я действительно сделаю все, чтобы спасти моего мальчика, но у меня и в мыслях нет выполнять условия предложенной ими сделки… Утром я получу палантир, в полдень первого августа узнаю имя наследника мордорского престола (а кто ж это еще может быть), а уж потом — при обмене заложников — я сумею устроить, чтоб это все так и осталось в моих руках, не волнуйтесь! Они, видать, еще не знакомы с возможностями эльфов — ну так познакомятся!

Тут опасны не люди (что они могут, эти навозные черви), а свои. Выиграв эту игру, я положу к ногам Владык палантир и голову мордорского принца; великая победа, и пусть кто-нибудь посмеет открыть рот — победителей не судят. А вот при неудаче или если мне просто не дадут довести игру до конца… Тогда все это немедленно превратится в сделку с Врагом, в Прямую измену — а клофоэль Покоя отдал бы правую руку за то, чтобы предъявить мне такое обвинение и отправить в свои подземелья под Курганом Горестной Скорби… Если у него возникнет хоть тень подозрения насчет моих переговоров с итилиенцами, Стражи примутся копать так, как они это умеют, и тогда мне конец. А ведь я замотивировала перед Владычицей свое посещение Эмин-Арнена именно тем, что «по сведениям, полученным из Умбара, кто-то в Лориене начинает свою личную игру с Арагорном, и не исключено, что этот «кто-то» — клофоэль Покоя». Когда он узнает об этом нашем разговоре — а он узнает непременно, — у него просто не останется иного выхода, кроме как насмерть скомпрометировать меня в глазах Владык, и трудиться он будет на совесть…

А что, если, — вдруг обожгло ее, — все это, начиная с умбарских событий, просто-напросто многоходовая интрига клофоэля Покоя и рука Стража ляжет мне на плечо, едва лишь я прикоснусь к мешку с булыжником, изображающим полантыр? Эландар и эти итилиенские бароны работают против меня — на клофоэля Покоя? Да нет, бессмыслица… Это я уже шарахаюсь от собственной тени. А как могло случиться, что итилиенские шпионы — явно с ведома Фарамира — играют в одной команде с мордорцами? Ну, это-то как раз ясно: они как посредники надеются заработать на этой сделке свои «комиссионные» — скомпрометированную сотрудничеством с Врагом эльфийскую клофоэль, из которой потом хоть веревки вей… Между прочим, так бы оно и было — прийди мне в голову выполнить их условия.

Что ж, все пути назад теперь в любом случае отрезаны: меня спасет только победа в этом самом «обмене заложниками», и не только спасет — вознесет еще на ступеньку вверх! А уж после… после я разыщу тех, кто положит сегодня на Полярную Звезду мешок с Видящим камнем; я сделаю это сама, через возможности своей Службы, опередив Стражей, и предъявлю этих предателей Совету: «Наш несравненный хранитель Покоя в последнее время настолько увлекся выявлением заговоров (цену которым мы все хорошо знаем), что проспал существование в Карас-Галадоне настоящей шпионской сети Врага… А может, вовсе даже не проспал? Может, ниточки этой сети тянутся выше, чем я дерзаю предположить?» Вот от такого удара он не оправится, как бы его ни покрывал Владыка, это будет чистая победа — и Владычицы, и моя».

…«Дракон» Кумая тем временем невидимкою плыл в ночном небе Лориена вдоль тускло отсвечивающих под луною излучин Нимродели. Увидав посреди долины обширную россыпь ярких голубоватых огоньков, складывающихся в довольно точную карту звездного неба, инженер облегченно расслабился и повел планер на снижение: пока все шло в точном соответствии с планом. Он отыскал среди этих «созвездий» Ковш, который в здешних местах отчего-то называют Серпом Валаров, — порядок, там, где ему и положено быть в настоящем небе, и Полярная звезда на своем месте… Интересно, из чего делают эти фонари? Свет явно холодный — может, то же вещество, что светится в гнилушках?.. Ковш стремительно рос в размерах; Кумай нащупал у себя под ногами, на дне гондолы, мешок, извлеченный им прошлой ночью из тайника за ромбическим камнем в задней стенке дол-гулдурского камина, и вдруг выругался сквозь зубы. «О черт, он же мне не сказал, каков реальный размер этой фигуры, — как теперь, в этой темнотище, оценить свою высоту?»

Сначала-то Халаддин просил Кумая просто забрать мешок из тайника и сбросить во время завтрашнего тренировочного полета где-нибудь подальше от крепости — чтоб его можно было подобрать и уносить ноги. Но потом доктор вдруг осекся на полуслове и изумленно вымолвил:

— Слушай, так ты, наверное, и до самого Лориена отсюда долететь можешь?

— Запросто. Ну, то есть не то чтобы запросто, но могу.

— А если ночью?

— Вообще-то раньше я ночью на такие расстояния не летал… Трудно ориентироваться.

— А если ночь лунная? А в месте, которое меня интересует, будут наземные ориентиры в виде огней?

— Ну, тогда легче. Вам что, надо провести разведку с воздуха?

— Понимаешь, я вспомнил, как ловко ты теперь кидаешь со своего планера заряды по наземным целям. Вот такую штуку и надо будет проделать в Лориене…

Ночной полет Кумай замотивировал перед своим дол-гулдурским руководством четко: предложил Гризли отработать ночное бомбометание. «Это за каким еще дьяволом?» «Чтоб кидать зажигательные снаряды на лагерь противника. Если всю ночь перед битвой, вместо того чтоб спать, будешь тушить горящие палатки, утром много не навоюешь». «Гм… резонно. Ну что ж, попробуйте, инженер». Вылетел он с закатом: «Полетаю еще вокруг, пока не стемнело», — сделал широкий разворот, так чтобы его не было видно из крепости, и лишь тогда взял курс на закат-северо-закат; место впадения Нимродели в Андуин отыскал еще по свету, дальше все было делом привычным…

Кумай разжал пальцы, и мешок ушел вниз, в размеченную «звездами» темноту Спустя пару секунд нос планера закрыл Полярную звезду Ковша: порядок — если он не сильно напутал со своею высотой, цель накрыта. «Что, какая-нибудь отрава?» «Да нет. Это магия». «Магия? Делать вам нехрена..» «Ты уж поверь лориенским ребятам этот мешочек придется сильно не по вкусу». «Ну-ну. Когда дело дрянь, всегда бросаются от врачей к колдунам…» Ладно, он свое дело сделал, а зачем это все нужно — начальству видней: меньше знаешь — крепче спишь. Теперь самое время разворачиваться и ложиться на обратный курс; путь неблизкий, да и ветер крепчает.

С привычной лихостью закладывая вираж над сонными водами Нимродели, Кумай не учел одного обстоятельства: высоты мэллорнов. Точнее сказать, он просто не подозревал, что бывают на свете такие деревья.

И был удар, когда одна из ветвей вроде бы совсем легонько притронулась к кончику крыла, разом обратив планер в крутящееся волчком семечко-крылатку вроде тех, что меллорны по осени роняют стайками на россыпи пожухлых эланоров.

И был второй удар, когда беспомощный ослепший «Дракон» швырнуло вправо, и он врезался в соседнюю крону — с хрустом раздирая шкуру обшивки, ломая хребет и ребра несущих конструкций.

И был третий удар, когда все эти обломки рухнули вдоль ствола вниз, на заполненный оцепенелыми эльфами талон — едва не к ногам самого клофоэля Покоя.

…Собственно говоря, Кумай к тому моменту дело свое уже сделал, так что его вполне можно было бы списать по графе «допустимые потери», философски помянув при этом ту самую яичницу, коию не приготовишь, не разбив яиц. Имелось, однако, одно осложняющее обстоятельство: тролль при падении крепко побился, но остался жив — а вот это, как легко догадаться, было полной катастрофой.

ГЛАВА 61

Звездный Совет Лориена

23 июля 3019 года Третьей Эпохи

Клофоэль Покоя:…Спешить нужно при ловле блох и при внезапном поносе, высокочтимый клофоэль Силы. Так что не надо меня понукать: тролли — упрямые ребята, чтобы качественно вынуть из него информацию, мне понадобится время, и немалое.

Владычица: И сколько же вам потребно времени, клофоэль Покоя?

Клофоэль Покоя: Я полагаю, не менее трех дней, о Светлая Владычица.

Клофоэль Силы: Да ему же просто надо загрузить работой своих бездельников из-под Кургана Горестной Скорби, о Светлые Владыки! Дело-то ведь совершенно пустячное — пускай применит свой напиток правды, и через четверть часа это Морготово отродье выложит все, что ему известно.

Владыка: А в самом деле, клофоэль Покоя, отчего бы вам не применить напиток правды?

Клофоэль Покоя: Я должен понимать это как приказ, о Светлый Владыка?

Владыка: Нет-нет, зачем же…

Клофоэль Покоя: Благодарю вас, о Светлый Владыка! Странное дело: начни я учить клофоэля Силы, как надо строить в бою лучников, а как всадников. — он счел бы это оскорблением и был бы совершенно прав. А вот в изобличении преступников у нас почему-то все разбираются лучше меня!

Владыка: Ну что вы, не нужно так…

Клофоэль Покоя: Что ж до напитка правды, высокочтимый клофоэль Силы, то взломать с его помощью человеческие мозги — не проблема, на это, как вы верно изволили заметить, хватит и четверти часа. Проблема — разобраться потом в той груде хлама, что вывалится из этих взломанных мозгов; уж можете мне поверить, на отделение зерен от шелухи там уйдет не одна неделя. Это получать признания при помощи напитка правды — пара пустяков, а нам-то потребны не признания, а информация!.. А если с первого раза что-то не заладится, возникнут неясности? Передопросить-то его уже не выйдет, он ведь превратится в полного кретина… Так что уж дозвольте мне действовать более традиционными методами.

Владычица: Вы все растолковали превосходно, клофоэль Покоя, благодарю вас. Вижу — расследование в надежных руках, поступайте так, как находите нужным. Только вот еще что мне сейчас пришло в голову… Механический дракон прилетел к нам извне, а потому в ходе расследования могут обнаружиться прелюбопытные нюансы, касающиеся не столько Зачарованных лесов, сколько Средиземья. Как вы полагаете. Владыка, может быть, нам стоит подключить к расследованию клофоэль Мира? Она лучше ориентируется в тамошней специфике…

Владыка: Да-да, это весьма разумно! Не правда ли, клофоэль Покоя?

Клофоэль Покоя: Я не дерзаю обсуждать повеления Светлой Владычицы, о Светлый Владыка. Но не проще ли вовсе отстранить меня от этой работы? Коли уж мне не доверяют…

Владыка: Что вы такое говорите, и не думайте даже! Я ведь без вас как без рук…

Владычица: Нам надлежит думать не о личных амбициях, а о пользе Лориена, клофоэль Покоя. Дело из ряда вон выходящее, а два специалиста всегда лучше, чем один. Вы не согласны со мною?

Клофоэль Покоя: Как можно, о Светлая Владычица!

Клофоэль Мира: Работать рука об руку с вами, высокочтимый клофоэль Покоя, было всегдашней моей мечтой. Все мои познания и умения в полном вашем распоряжении — надеюсь, они не окажутся лишними.

Клофоэль Покоя: Я ничуть в том не сомневаюсь, высокочтимая клофоэль Мира.

Владычица: Итак, с этим вопросом покончено; впредь держите нас в курсе, клофоэль Покоя… А что хотела поведать Совету клофоэль Звезд?

Клофоэль Звезд: Мне не хотелось бы тревожить вас попусту, о Светлые Владыки и высокочтимые клофоэли Совета, но сегодня под утро на небосводе, похоже, изменился рисунок созвездий. Сие означает изменение всего магического расклада в Зачарованных лесах; здесь появилась какая-то новая магическая сила, и весьма мощная… Па моей памяти такое случалось лишь однажды — когда в Карас-Галадон доставили Зеркало Владычицы.

Владычица: А ваши танцовщицы не могли ошибиться, клофоэль Звезд?

Клофоэль Звезд: Мне и самой хотелось бы в это верить, о Светлая Владычица. Сегодня ночью мы повторим наш танец…

Кумай очнулся раньше, чем ожидали эльфы. Он поднял начиненную болью голову и разглядел ослепительно белые, похожие на фарфор стены без окон — с них будто бы стекал на пол мертвенный голубоватый свет укрепленного над решетчатой дверью фиала. Одежды ему не оставили никакой; правое запястье пристегнуто цепью к неширокой вделанной в пол лежанке; коснувшись же головы, он от неожиданности отдернул пальцы — она была выбрита, а длинный свежий шрам на темени вымазан чем-то вонючим и жирным на ощупь. Медленно откинулся назад и, прикрыв глаза, судорожно сглотнул ком омерзительной сухой тошноты; он все уже понял, и страшно ему теперь было как никогда в жизни. Он отдал бы все, что угодно, за возможность умереть прямо сейчас, прежде чем те начнут, только вот отдавать-то ему было — увы! — нечего.

— Давай-ка подымайся, тролль! Ишь разнежился, Морготово отродье! Путь на тот свет тебе выпал неблизкий, так что пора в дорогу.

Эльфов было трое — мужчина и женщина в одинаковых серебристо-черных плащах и почтительно сопровождающий их верзила в кожаной куртке. Они появились в камере абсолютно бесшумно, а передвигались с какой-то неестественной легкостью, будто огромные мотыльки, — но отчего-то было ясно, что силою они не уступят троллю. Эльфийка бесцеремонно оглядела пленника и что-то шепнула на ухо своему спутнику — судя по ее усмешке, какая-то похабень; тот даже укоризненно поморщился.

— Может, ты сам хочешь чего-нибудь рассказать, тролль?

— Может, и хочу. — Кумай сел, осторожно спустив ноги с лежанки, и теперь ждал, когда уймется головокружение; он принял решение, и страх отступил сам собою — для него теперь просто не оставалось места. — А что взамен?

— Взамен?! — От такой наглости эльф на пару секунд потерял дар речи. — Взамен — легкая смерть. Или ты находишь, что этого мало?

— Мало. Легкая смерть у меня и без того в кармане: сердце, знаете ли, больное… с самого детства. Так что пытать меня без пользы — где сядешь, там и слезешь.

— Красиво врешь, — серебристо рассмеялся эльф, — занимательно.

— Возьми да попробуй, — пожал плечами Кумай. — Начальство тебе потом за лазутчика, помершего под следствием, вдует так, что мало не покажется. Или нет?

— Начальство — это мы и есть, тролль… — Эльф, что в плаще, легко опустился на табурет, внесенный тем временем в камеру кожаным. — Но мы все равно слушаем тебя с интересом, ври дальше…

А чего тут врать-то? Он свое положение понимает, чай не маленький. Но только он не тупоголовый фанатик и помирать за все эти фантомы — родина там, присяга — совершенно не желает. Чего ради? Начальство из своих затей раз за разом посылает их на убой, а сами-то опять по тылам отсиживаются, волки позорные… Он расскажет все, что знает, а знает он немало: он ведь выполнял особые задания командования, и раньше, и сейчас. Но не задаром. Жизнь обещаете? Это ж, в сущности, такой для вас пустяк. Пусть навечно в подземной тюрьме, пусть рабом на свинцовых рудниках, пусть ослепленным и лишенным мужского естества — только бы жить!..

— Тогда рассказывай, тролль. Если расскажешь правду и эта правда окажется нам интересна, тогда мы найдем тебе работу на наших рудниках. Как вы полагаете, миледи Эорнис?

— Ну разумеется! Почему бы, в самом деле, не оставить ему жизнь?

Итак, его имя — Тучка (запутаться вроде бы не должен… его действительно звали так в детстве — Сонька, вредина, придумала, да так и прилипло: до самого университета — Тучка да Тучка…), звание — инженер второго ранга, последнее место службы — партизанский отряд… Индуна (помнится, был такой дедушка-одуванчик — читал им оптику на втором курсе). База отряда — ущелье Цаганцаб в Пепельных горах (это — отцовский рудник, тамошние места самой природой созданы для партизанской войны, быть того не может, чтоб там не было Сопротивления… Ничего более складного так вот, с ходу, все равно не сочинишь). Вчера… постойте, какое нынче число?.. Да-да, виноват — конечно, здесь вопросы задаете вы… Так вот, утром двадцать второго он получил задание — лететь в Лориен с тем, чтоб, достигнув его ночью с двадцать второго на двадцать третье, высмотреть расположение светильников в долине реки Нимродель; он лично полагает, что вся эта затея — полная хрень, просто у их начальства с горя совсем уж крыша поехала, вдарилось в какую-то мистику: нет, задание в сей раз давал не Индун — он никогда прежде того человека не видал, похоже, тот из разведслужбы, кличка— Шакал… Приметы?.. Небольшого роста, раскосый — ну, из орокуэнов, короткий шрам над левой бровью… Да нет, точно над левой…

— Все это крайне наивно, тролль. Я не называю тебя Тучкой, поскольку имя это такое же вранье, как и вся твоя история. Знаешь, есть два золотых правила поведения на допросе — избегать прямой лжи и излишних подробностей, — а ты нарушил сразу оба… Скажи-ка мне, водитель механического дракона, какой в тот день дул ветер — по силе и по направлению?

Вот и все… Ну кто мог бы подумать, что эльф смыслит в воздухоплавании? Впрочем, Кумай, неся эту околесицу, не переставал готовить для собеседников и некий экспромт: принятая троллем угодливо-униженная поза позволила ему без помех подобрать под себя ноги — и теперь, поняв, что игра так и так окончена, он развернувшейся пружиной рванулся вперед, пытаясь левой — неприкованной — рукой достать до эльфа в серебристо-черном плаще. И, похоже, действительно достал бы — не допусти он при этом очередную ошибку: встретился с эльфом глазами, а вот уж этого делать никак не следовало…

Клофоэль Покоя раздраженным взмахом руки остановил кожаного, коршуном кинувшегося было к разом оцепеневшему троллю — мол, теперь-то уж чего дергаешься, растяпа? — и насмешливо обернулся к своей спутнице:

— Так как насчет того, чтоб побыть наедине с этим красавцем, миледи Эорнис? Не передумали?

— Напротив! Он просто восхитителен — зверь, настоящий зверь!..

— Ах вы, шалунья… Знаете что — забирайте его себе, раз уж вам так приглянулись его мужские достоинства! Но только не раньше, чем мы с ним поработаем. А то он еще, неровен час, расстанется с жизнью в ваших объятиях — может ведь приключиться и такое — и унесет с собою все, что ему известно… Вас ведь такой исход огорчил бы не меньше моего, не правда ли?

ГЛАВА 62

— Не спать! — Кожаный, стоящий позади Кумаева табурета, привычно пнул инженера по пяточному сухожилию, и боль разом выдернула того из благостного секундного забытья.

— Откуда ты летел, тролль? Какое у тебя задание? — Это уже второй, тот, что за столом. Они работают на пару: один задает вопросы — одни и те же, час за часом, — другой только и знает, что бить подследственного сзади по пятке, стоит тому привстать либо, напротив, уронить чугунную от бессонницы голову; бьет вроде бы и несильно, но раз за разом по тому же самому месту, и по прошествии десятка ударов боль превратилась в невыносимую, когда все мысли — лишь о том, чтоб избежать следующего тычка, который все равно последует с неизбежностью… Кумай не строил себе иллюзий: это еще даже не цветочки, за него пока просто не взялись всерьез, ограничившись тем, что не дают пить и спать.

О том, что начнется дальше — когда они поймут наконец, что добром от него все равно ничего не добьешься, — инженер запретил себе думать. Он просто положил для себя: держаться покуда выйдет и хотя бы выгадать толику времени для Гризли с Росомахой — ребята хваткие, глядишь, все-таки сообразят, что к чему, и сумеют увести из-под удара «Оружейный монастырь». Дело в том, что, улетая, он — по дурацкой своей рассеянности — оставил в мастерской, поверх чертежей, кроки маршрута на устье Нимродели, и теперь есть надежда, что люди из разведслужбы увяжут-таки его исчезновение с этими кронами… «Но откуда им догадаться, что я не разбился, а попал в руки эльфов живым? Да и что они смогут сделать, даже догадавшись, — эвакуировать Дол-Гулдур, что ли?.. Не знаю… Озарения и чудеса — это все по части Единого, а мне осталось только держаться и надеяться…»

— Не спать! — На сей раз задний, похоже, переборщил, и тычок его выключил Кумая по-серьезному. Когда же инженер очнулся, за столом вместо кожаного восседал тот, первый, эльф в серебристо-черном плаще.

— Тебе прежде не говорили, тролль, что ты невероятно везучий человек?

Счет времени был им потерян в какие-то незапамятно далекие времена; режущий свет, отразившись от стен, выедал слезящиеся от бессонницы глаза, и под веками накопилось уже по целой пригоршне раскаленного песка. Он зажмурился — и, не удержавшись, вновь заскользил в сонную бездну… Обратно его вернули не привычным уже ударом, а, можно сказать, вполне вежливо — потрясли за плечо: видать, и вправду что-то там поменялось в ихнем эльфийском раскладе…

— Так вот, продолжаю. Не знаю уж, кто тебя надоумил лететь на задание в мордорской форме, но наши законники — провались они в Вековечный Огонь! — сочли вдруг, что по этой причине ты должен считаться не шпионом, а военнопленным. А по законам вашего Средиземья военнопленный находится под защитой Конвенции: его нельзя принуждать к нарушению воинской присяги, и все такое… — Эльф порылся в бумагах на столе и, найдя нужное место, с видимым неудовольствием ткнул в него пальцем: — Как я понимаю, тебя, голубь, собрались на кого-то менять; распишись-ка вот здесь и отправляйся баиньки.

— Я неграмотный, — разлепил спекшиеся губы Кумай.

— Неграмотный водитель механического дракона — это неплохо… Ну, тогда приложи палец.

— Черта с два.

— Да и хрен с тобой: сейчас сделаю пометку «от подписи отказался» — и вся недолга… Эти бумаги все равно на хрен никому не нужны, кроме твоего собственного командования, ежели и вправду дойдет до обмена. Все, свободен… в смысле — увести арестованного! Хотя виноват, сэр: вы ж у нас теперь не арестант, а военнопленный…

А когда кожаные выводили инженера в коридор, клофоэль Покоя процедил ему в след:

— Счастлив твой бог, тролль: через пару часиков я бы занялся тобой по-серьезному, и… Зачем же ты все-таки летел к нам в Лориен, а?

Он окончательно уверился в своей победе, лишь увидев на столике в камере порцию эльфийских галет, а главное — кувшин ледяной воды: глиняные стенки его были сплошь обтянуты серебристой паутинкой, тут же расползающейся под пальцами на крупные дрожащие капли. Вода имела чуть заметный сладковатый привкус, но он его не почувствовал: человек, не пивший несколько дней кряду, на это просто не способен.

И пришел сон, чудесный и легкий, как всегда после победы. Пахло домом — старым деревом и диванной кожей, отцовской трубкой и еще чем-то, чему нет названия, мама бесшумно суетилась на кухне и, украдкой вытирая слезы, готовила его любимые черные бобы, а Соня с Халиком — беззаботные, довоенные — наперебой расспрашивали о его приключениях, а это, ребята, было что-то с чем-то, вы мне не поверите…

И он, счастливо улыбаясь, разговаривал во сне.

И добро бы просто разговаривал — а то ведь впрямую отвечал на вопросы, которые задавал чей-то ровный, убаюкивающий голос.

…В Дол-Гулдуре его сочли погибшим: «По всей видимости, во время последнего своего тренировочного полета, пришедшегося на темное время суток, неверно оценил высоту и врезался в деревья: поиски трупа и обломков летательного аппарата в окрестностях замка результата пока не дали». Назавтра Гризли, следуя инструкции, опечатал бумаги инженера, включая полетные карты, и отправил все это в минас-тиритскую штаб-квартиру «Феанора» — не читая.

Звездный Совет Лориена.

25 июля 3019 года Третьей Эпохи

Клофоэль Покоя:…Так что, как видите, вполне можно обойтись и без пыток, и без мозголомного напитка правды.

Владычица: Вы истинный мастер своего дела, клофоэль Покоя. И что же вам удалось выяснить?

Клофоэль Покоя: Имя водителя дракона — Кумай, звание — инженер второго ранга. Летел он, как мы и предполагали, из Дол-Гулдура: там, судя по его рассказам, возникло настоящее змеиное гнездо — беглые мордорские конструктора создают под крылышком своей разведслужбы невиданное оружие. Истинная цель его полета — по заданию Ордена назгулов сбросить на нимродельский «небосвод» мешок с неким магическим предметом, назначение которого ему не известно; надо думать, высокочтимая клофоэль Звезд и ее танцовщицы почуяли именно эту магию. Мои Стражи предприняли специальные поиски в долине Нимродели, но предмета этого не обнаружили: мешок кто-то унес. В связи с этим, о Светлые Владыки… прошу понять меня верно… В связи с этим я настаиваю на отстранении от расследования высокочтимой клофоэли Мира.

Владычица: Давайте называть вещи своими именами, клофоэль Покоя. Вы полагаете, что клофоэль Мира неким образом вошла в соглашение с Врагом и сброшенный из поднебесья предмет предназначался лично ей?

Клофоэль Покоя: Я не говорил этого, о Светлая Владычица. Однако доступ на «небосвод» имеют лишь танцовщицы и клофоэль Праздника. Если бы сброшенное троллем было на «небосводе» во время Танца светлячков, они бы наверняка его учуяли, а после их ухода у реки оставалась одна высокочтимая клофоэль Мира…

Владычица: А не могли этот самый «мордорский мешок» найти те эльфы, что с рассветом прибирают фиалы? И прихватить с собою, просто по недомыслию?

Клофоэль Покоя: В принципе могли, о Светлая Владычица, — мои Стражи уже прорабатывают такую версию. Потому я прошу лишь временно, до выяснения, отстранить клофоэль Мира от расследования «Дела о мордорском мешке» — и ничего более.

Владыка: Да, это кажется вполне разумной предосторожностью, не так ли?

Владычица: Вы как всегда правы. Владыка. Однако, раз уж мы допускаем прямую измену клофоэли, отчего бы не предположить, что танцовщицы, состоя в сговоре между собою, действительно обнаружили той ночью «мордорский мешок» и унесли его с собою для неких своих целей? Тогда становится понятно, отчего они по сию пору так и не сумели вынюхать в Карас-Галадоне источник, создающий столь мощный магический фон…

Клофоэль Звезд: Как мне следует понимать ваши слова, о Светлая Владычица? Вы обвиняете меня в заговоре?!

Владыка: Да-да, Владычица, я, признаться, как-то тоже утерял нить ваших рассуждении… Неужели возможен такой ужас, как заговор танцовщиц? Да ведь они способны…

Владычица: Да нет никакого «заговора танцовщиц», успокойтесь. Владыка!.. Я говорю просто для примера. Коли уж под подозрением находятся все — так пусть и будут все, безо всяких изъятий… Впрочем, нам, по-моему, пора выслушать клофоэль Мира.

Клофоэль Мира: Благодарю вас, о Светлая Владычица. Прежде всего я, как ни странно, хотела бы заступиться за высокочтимую клофоэль Звезд. Ей тут пеняли — дескать, отчего это она не может найти в Карас-Галадоне источник мощной магии? Однако позволю себе предположить, что поставленная перед ней задача сродни поискам прошлогоднего снега.

Владычица: Не могли бы вы выражаться яснее, клофоэль Мира?

Клофоэль Мира: Повинуюсь, о Светлая Владычица! Высокочтимый клофоэль Покоя почему-то говорит о магическом предмете, сброшенном на «небосвод» и затем злонамеренно унесенном оттуда, как о твердо установленном факте…

Клофоэль Покоя: Это и есть твердо установленный факт, высокочтимая клофоэль Мира. При допросе тролля присутствовали не только мы с вами — его показания могут подтвердить минимум трое независимых свидетелей.

Клофоэль Мира: Вас подводит память, высокочтимый клофоэль Покоя; память — и еще неистребимая привычка видеть кругом заговоры. Тролль между тем показал, что сбросил на «небосвод» мешок, о содержимом которого ему ровно ничего не известно. Почему, собственно, вы ищете вещественный предмет? Разве это не мог быть болотный огонь или иная неосязаемая магическая гадость, которая просто истаяла под солнечными лучами, заразив окрестности? Впрочем, я не дерзаю рассуждать о магических техниках в присутствии высокочтимой клофоэли Звезд…

Клофоэль Звезд: Я нахожу ваше предположение вполне вероятным, высокочтимая клофоэль Мира. Во всяком случае, куда более вероятным, чем заговор танцовщиц.

Владычица: Вы что-то еще хотели сообщить по итогам расследования, клофоэль Мира?

Клофоэль Мира; Непременно, о Светлые Владыки! Высокочтимый клофоэль Покоя убежден, что Дол-Гулдур, откуда прилетел дракон, контролируется Мордором, но я пришла к иным выводам… Ну, насчет назгулов, задание которых якобы выполнял тролль, — это заведомая чушь: уж нам-то с вами отлично известно, что Черного Ордена давно не существует. А вот история этого самого Кумая весьма интересна. Он попал в плен на Пепеннорских полях и потом, как водится, гнил в Миндоллуинских каменоломнях, пока ему не устроили побег — именно как знатоку механических драконов. Тролль по сию пору свято уверен, что его вытащила из лагеря родная мордорская разведслужба, но, похоже, беднягу просто обвели вокруг пальца. Свита королевы Арвен имеет основания полагать, что ко всем этим побегам конструкторов с Миндоллуинской каторги приложил руку не кто иной, как Его Величество Элессар Эльфинит, возмечтавший о мордорских боевых технологиях. По данным Арвен, королем создана для этих целей особая сверхзасекреченная служба, костяк которой составляют мертвецы, возвращенные им к жизни посредством заклятия Тени; об этих ребятах известно очень немногое, и среди этого немногого — что все они носят имена хищных зверей. Как вы полагаете, высокочтимый клофоэль Покоя, отчего тролль, сочиняя на ходу свою наивную легенду, в коей фигурировал «сотрудник мордорской разведки», дал этому персонажу кличку «Шакал»? Да потому просто, что все «мордорские разведчики», с кем он имел дело в Дол-Гулдуре, носили «звериные» имена! Так вот, у меня нет сомнения, что Дол-Гулдур контролирует Арагорнова служба и дракон был послан сюда именно ею. А из этого обстоятельства следует такой вопрос к высокочтимому клофоэлю Покоя: о чем, интересно, он два с лишним часа беседовал с глазу на глаз с Арагорном — помните, тогда, во время январского его визита в Карас-Галадон?

Клофоэль Покоя: Позвольте, но я беседовал с ним, выполняя волю Светлых Владык!..

Владычица: Видите, Владыка, какие интересные картинки возникают, когда информация к тебе поступает не односторонняя, а из двух независимых — и, прямо скажем, не слишком дружественных между собою — источников?

Владыка: Да-да, вы правы!.. Только я, знаете, уже немножко запутался… Ведь насчет того, что клофоэль Покоя связан с этими… мертвецами… это ведь просто шутка, верно?

Владычица: Мне бы тоже хотелось, чтобы это оказалось лишь шуткой. Итак, первая наша задача — уничтожить Дол-Гулдур, причем сделать это немедленно, пока те не спохватились…

Клофоэль Силы: О Светлая Владычица, я выжгу дотла это змеиное гнездо!

Владычица: Вы уже, помнится, «выжигали» его, за компанию с Владыкой, — не далее как три месяца тому назад… Нет-нет, у меня на ваш счет иные планы — более серьезные. Дол-Гулдуром на сей раз я займусь сама: надо раз и навсегда разрушить его стены — тогда, может, чего-то и выйдет. Кроме того, я очень хотела бы заполучить живьем кого-нибудь из этих Арагорновых «зверушек»… Сколько человек сидит в этой декоративной крепости, клофоэль Покоя?

Клофоэль Покоя: Несколько десятков, о Светлая Владычица, можно уточнить…

Владычица: В этом нет нужды. Передайте под мое командование тысячу воинов, клофоэль Силы: я выступаю немедленно. А вам всем… Клофоэли Покоя и Мира продолжают свое расследование в прежнем режиме — я нахожу, что их совместная работа дает превосходные результаты, так держать! Танцовщицы и клофоэль Звезд продолжают поиски сброшенного на Карас-Галадон магического предмета — но только обязательно вместе со Стражами, а то вдруг у нашедшего возникнет соблазн заняться изучением его магических свойств в одиночку… А вы, клофоэль Силы, остаетесь в Карас-Галадоне за старшего и приглядываете за ними всеми: это ж ведь дети, чисто дети, — неровен час устроят в доме пожар, пока мама в отлучке… Клофоэлю Покоя, к примеру, не стоит играть в солдатики со своими любимыми порубежниками, клофоэли Звезд совершенно незачем прихорашиваться перед моим Зеркалом, клофоэли Мира… Ну, словом, вы меня понимаете, клофоэль Силы?

Клофоэль Силы: Как не понять, о Светлая Владычица! Да я их, этих интриганов, насквозь вижу!..

Владыка: А как же я, Владычица?

Владычица: Ну а вам, Владыка, как обычно: являть собою верховную впасть Лориена: выходить к народу, подписывать указы и все прочее в этом духе…

ГЛАВА 63

Темнолесье, южнее крепости Дол-Гулдур.

31 июля 3019 года

Дождь был нескончаем. Вот уж третий день как в воздухе висела холодная, совершенно осенняя морось; когда в тучах погромыхивало, казалось, будто из провисшего едва не до земли матраца лениво выколачивают водяную пыль. Ручей, в который уперлась сейчас ведомая Гризли колонна, обратился за эти дни в настоящую речку, кантующую по перекатам небольшие камни. Пока шестеро бойцов возились с наведением навесной переправы (иначе не перетащить раненых), остальные стыли в неподвижности на берегу, и ледяные струйки, скатываясь по изможденным лицам и обращая пропотевшую насквозь одежду в ледяной компресс, мерно размывали то немногое, что еще оставалось от их боевого духа. То еще сочетаньеце — бегство, неподвижность и мокрый озноб…

Гризли поглядел на горизонтальную веревочную струну, под которой сейчас бессильно висел на грудной и поясной обвязках первый из тяжелораненых, на плес под перекатом, где, вспенивая кофейного цвета воду, боролись с течением переправляющиеся конники, и по закаменевшим скулам его вновь прокатились желваки. Да уж — не повезет, так не повезет: терять чуть ли не час на форсирование этой переплюйки он никак не рассчитывал, а эльфы и без того уже наступают им на пятки и жарко дышат в затылок… Большая часть его бойцов сейчас отчаянно отбивалась в осажденном Дол-Гулдуре, имея перед собою единственную задачу: отвлечь на себя основные силы вторгшейся позавчера в Темнолесье эльфийской армии, Гризли же, чудом проведя колонну из вверенных его попечению мордорских и изенгардских конструкторов сквозь не вполне еще замкнувшееся кольцо окружения, со всей возможной скоростью уводил ее теперь на юг, вдоль тракта и, в свою очередь, отвлекал на себя эльфийскую погоню от уходящего в одиночку Росомахи: тот уносил в заплечном мешке документацию «Оружейного монастыря» — ту, что не успели переправить предыдущими эстафетами.

Весь расчет Гризли строился на том, что в погоню за ними эльфы отправят сравнительно небольшие силы, которые можно будет опрокинуть и отбросить, соединившись с Арагорновыми частями, стерегущими буроземский участок тракта от настоящих мордорцев. И все шло не так уж плохо, пока они не уткнулись в этот проклятый ручей… Время, время!.. Гризли застыл, схоронившись за обомшелым стволом темнолесской ели и поминутно ожидая — вот сейчас промелькнет в дождливом сумраке между деревьями неслышная тень в серо-зеленом маскировочном плаще… Впрочем, скорее всего ничего разглядеть он так и не успеет, а последним впечатлением его жизни станет короткий посвист эльфийской стрелы.

— Господин лейтенант! — Позади вырос один из его подчиненных. — Переправа охраняемых персон и личного состава закончена. Ваша очередь.

«Резво управились, — поздравил себя Гризли и внезапно замер, окинув новым, в высшей степени внимательным взглядом разбушевавшуюся речушку и предательски скользкие, отполированные дождем валунники по ее берегам: — Ну, теперь держитесь. Перворожденные! Помяните мое слово — мы вернем себе это потерянное время сторицей…»

— Сержант!

— Да, господин лейтенант?

— Сколько у нас стальных арбалетов?.. Эльфийский сотник лорд Эреборн со своим отрядом достиг речки где-то спустя полчаса после того, как переправившаяся колонна Гризли растаяла в пелене дождя на другой ее стороне. Минут десять эльфы-наблюдатели, скрытно сосредоточившись за деревьями, изучали противоположный берег — ничего. Затем доброволец по имени Эдорет с привязанным за спиною мечом осторожно вошел в поток и, ежесекундно ожидая вражеского выстрела, стал продвигаться вперед, лавируя между бурунами и водоворотами; когда вода дошла ему до середины бедер, его сшибло с ног и понесло, однако эльф плавал как выдра и, счастливо избегнув ударов о камни, достиг вскоре затишка под другим берегом, где среди торчащих из воды ивовых ветвей, облепленных мокрой травяной ветошью, громоздились шапки рыхлой желтоватой пены. Эдорет выбрался из воды, махнул своим и остановился, прикидывая — как бы ловчее проскочить береговой валунник, не свернув себе шею на мокрых камнях; наблюдатели перевели дух и опустили луки — похоже, обошлось. Полевой устав любой армии в любом из Миров требует в такой ситуации дать разведчику время на изучение обстановки, однако Эреборн, торопясь настигнуть добычу до наступления сумерек, решил сэкономить на этих предосторожностях: повинуясь мановению руки сотника, пятеро эльфов двинулись вперед, повторяя путь Эдорета.

Когда они зашли в воду примерно по колено, над ручьем разнеслась заливистая трель синегрудого дрозда-варакушки, и по этому сигналу с противоположного берега хлестнул прицельный арбалетный залп. Трое эльфов были убиты наповал либо, тяжело раненные, захлебнулись и были унесены потоком; четвертый, с разнесенной вдребезги плечевой костью, сумел выбраться на сушу и доковылять до деревьев; а хуже всех пришлось пятому, который остался лежать у самого уреза воды, — ему стрела угодила в живот и, пройдя сквозь кишки, застряла в позвоночнике. Для застигнутого на вражеской стороне Эдорета время будто остановилось: за неуловимо краткие мгновения разведчик успел разглядеть затаившихся выше по откосу арбалетчиков (он даже сосчитал их — шестеро), трезво прикинул, сколько ему потребно времени, чтоб высвободить свой хитро увязанный меч и добежать до врагов, поминутно оскальзывась на мокрых валунах… Засим и принял единственно разумное решение: спрыгнул обратно в реку и, нырнув с головою, позволил течению нести себя прочь. Ударивший ему вдогон арбалетный болт лишь прочертил на лакированной макушке торчащего из воды камня белесый, воняющий паленой курицей высверк, мгновение спустя уже бесследно затертый дождем.

Лорд Эреборн был, что называется, «юноша из хорошей семьи»: он не обладал ни полководческим даром, ни хотя бы замешенным на пролитой крови солдатским опытом, а вот храбрости и честолюбия ему было не занимать — опаснейшее сочетание… Быстро сообразив, что они имеют дело не с арьергардом настигнутой колонны, а с кучкой стрелков, прикрывающих отход основных сил, сотник решил сыграть ва-банк, используя слабую сторону арбалета — малую скорострельность (пара выстрелов в минуту — против двух дюжин у лука), и скомандовал атаку в лоб. Эреборн вскинул над головою фамильный меч Драконий Коготь, дважды протрубил в рог и, воздымая фонтаны брызг, размашисто шагнул в поток. На сотнике был доспех из гондолинской «губчатой стали», почти не уступающей в прочности мифрилу, так что он ничуть не опасался нацеленных с того берега стрел. И совершенно напрасно.

Мгновение спустя он в полной мере оценил разницу между знакомыми ему доселе ангмарскими охотничьими самострелами и стальным арбалетом нового поколения, создающим на тетиве усилие в тысячу двести фунтов. Трехунциевый бронебойный болт врезался Эреборну в правую нижнюю часть груди на скорости восемьдесят ярдов в секунду: звенья гондолинской кольчуги с честью выдержали это испытание, не дав трехгранному жалу стрелы вгрызться во внутренности эльфа, однако полутонный удар в область печени и без того вышибет дух из кого угодно. Мелькнуло средь мутных бурунов бескровное лицо в серебристом шлеме, втянулся под воду шлейф из пузырящейся по поверхности ткани маскировочного плаща — и исчезли навсегда: древняя броня обернулась грузилом… А кинувшемуся на выручку юному ординарцу болт пришел точно в переносицу.

И атака захлебнулась. Да, любые из людей — хоть дикари-харадримы, хоть рыцари Рохана, хоть умбарские морские пехотинцы — при столь очевидном численном перевесе просто ломанули бы вперед всей массой и, замостив этот окаянный брод собственными трупами, за считанные минуты захлестнули бы реденькую цепочку стрелков. Не то эльфы; слишком высока цена жизни Перворожденного, чтобы так вот устилать их телами берега безвестной речушки в Темнолесье. По сути дела, они пришли сюда не воевать, а охотиться (пусть даже и на весьма опасную дичь) — а с таким настроем не полезешь ни на осадную лесенку, ни в воду простреливаемой переправы… Унося убитых и раненых, эльфы отступили под защиту деревьев, чтобы обрушить оттуда град стрел на позицию противника. Однако спустя небольшое время оказалось, что и перестрелка нынче тоже идет как-то неправильно — сиречь не в пользу Перворожденных. Все дело тут в многодневном дожде: тетивы эльфийских луков безнадежно отмокли, и стрелы падали без сил, а главное — совершенно невозможно было удержать прицел: дол-гулдурские же болты продолжали раз за разом находить себе добычу — воистину Морготово порождение эти арбалеты!

Пришлось отступить поглубже в лес, оставив у берега лишь хорошо замаскировавшихся наблюдателей. Сэр Таранквил, принявший командование вместо Эреборна, сосчитал уложенные в ряд тела, над которыми уже кружили неведомо откуда взявшиеся черные бабочки (надо же — и дождь им не помеха…), мысленно приплюсовал к ним тех четверых, что унесло потоком, и, скрипнув зубами, поклялся про себя тронами Валаров, что эти арбалетчики (орки они там или кто — без разницы) заплатят так, что мало не покажется, и плевать он хотел на приказ Владычицы: «Взять хоть скольких-нибудь живыми». Чуть погодя вернулась высланная им разведка, и принесенные ею вести были столь же нерадостны, как и все события последнего часа. Оказалось, по обеим сторонам от тропинки начинаются обширные буреломы — вотчина гигантских муравьев; спереди буреломы эти обрываются прямо в реку, так что из Таранквиловой затеи — отправить часть сил берегом вверх и вниз по течению, растягивая и без того жиденькую оборону противника, — ничего не выйдет. «А если вернуться и сделать крюк — насколько эти завалы тянутся назад?» «Не могу знать, сэр! Проверить?..» «Отставить!..» Времени на подобные странствия уже не оставалось — и так уже невесть сколько времени потеряно, а там, глядишь, и сумерки… Что ж, деться некуда — надо атаковать в лоб.

Впрочем, «в лоб» еще не означает «очертя голову»; сэр Таранквил был командиром несравненно более опытным, чем его предшественник, и отважно лезть в воду, изображая из себя живую мишень, отнюдь не спешил. Его бойцы вновь скрытно сосредоточились за деревьями у переправы, и вновь началась дуэль снайперов. Разница же состояла в том, что эльфийские стрелки заменили тетивы на запасные, да к тому же и дождь малость поутих; теперь стрелы их ложились как надо — и уж тут-то эльфы (вне всякого сомнения, лучшие лучники Средиземья) показали наконец, на что они способны… Мордорские арбалетчики били из положения лежа, укрываясь за камнями, — так что тел убитых было отсюда не разглядеть, однако Таранквил готов был поручиться, что в строю у тех из шестерых остались максимум двое. Лишь выжав все что можно из своего преимущества в плотности стрельбы, он скомандовал атаку… А с того берега в ответ ударил залп — растянутый и неточный, но снова из шести арбалетов. Что за Морготовы шутки — подкрепление к тем подошло, что ли?!

ГЛАВА 64

И тут стрельба с того берега совершенно прекратилась, а над камнями задергался какой-то лоскут, привязанный к ножнам меча. Эльфийские лучники успели уже попотчевать это сооружение пятком стрел, когда Таранквил наконец опомнился и скомандовал: «Прекратить стрельбу!!», а потом, уже чуть тише, продолжил: «Пока прекратить. Сдаются, что ли? Ну-ну…» Лоскут помаячил еще некоторое время, а потом вместо него взорам изумленных эльфов предстал разведчик Эдорет — живой и здоровый, с мечом в руке: «Давайте сюда, живо!»

— …А где остальные? — осведомился сэр Таранквил, оглядев внутренность этого естественного укрепления: арбалетов, размещенных в «бойницах» между валунами, было шесть, а трупов — всего два (форма мордорская, без знаков различия, хотя сами — если судить по рожам — не орки; у одного торчит в глазнице эльфийская стрела, у другого полчерепа снесено Эдоретовым мечом).

— Не могу знать, сэр, — откликнулся разведчик, оторвавшись от фляги, протянутой кем-то из обступивших его товарищей, и с неудовольствием прервав свою сагу — как он, покровительствуемый, видать, самими Ульмо и Оромэ, сумел-таки выбраться на вражеский берег ярдах в трехстах ниже переправы, неслышно прокрался через лес и обрушился на врага с тылу. — Сначала-то их было, точно, шестеро, но когда я добрался до этого гнездышка, в нем оставался всего один птенчик, — Эдорет кивнул на зарубленного, — он-то как раз и палил изо всех арбалетов по очереди… Я так полагаю, сэр, остальные успели отойти — стрелы у них все равно почти кончились. Прикажете начать преследование?

…Когда колонну Гризли нагнал верховой от переправы (небывалая награда первому получившему ранение в том деле — сразу же ускакать с донесением к своим), они стояли кратким привалом посреди обширной вересковой пустоши, каких много здесь, у границы Темнолесья с Буроземьем. Лейтенант молча выслушал доклад, и лицо его, впервые за последние три дня, чуточку оттаяло — пока все идет как он и рассчитывал. Значит, в погоню за ними эльфы действительно отрядили не основные свои силы — те, видать, крепко увязли под Дол-Гулдуром, — а где-то порядка сотни ловцов… да скольких еще из них повыщелкают арбалетчики на той взбеленившейся речушке — вот уж, воистину, неведомо, где найдешь, а где потеряешь! Но самое главное — если мои парни продержатся хоть пару часов (а они продержатся, теперь в этом нет сомнения), мы еще до ночи успеем соединиться с людьми Его Величества: те наверняка уже получили эстафеты и форсированным маршем движутся нам на выручку — ну, теперь держитесь, Перворожденные! Неужто все-таки прорвались?..

Интересно, а где теперь организовывать новый «Оружейный монастырь» — может, и вправду в Мордоре? Хотя что я говорю: после прямого вмешательства гондорской армии прозреют даже самые лопоухие из этих умников… А с другой стороны, может, оно и к лучшему — куда они теперь денутся: «Вы ведь, ребята, уже хрен-те сколько времени верой-правдой служите врагу, хотите — передадим вас своим с соответствующими пояснениями?.. Ах, не хотите…» Будут, будут ковать нам «Оружие Возмездия» как миленькие! Впрочем, это все дело будущего, и нечего забивать этим голову; пока что моя задача — доставить охраняемые персоны в целости и сохранности, а уж там пускай соображает начальство. Нет, кто бы мог подумать, что самым большим сокровищем державы станут отныне все эти Джагеддины и им подобные… Правда, и мы тоже без работы не останемся — за этими ребятами нужен глаз да глаз.

Ведь сумели-таки, хитрецы, обратить эти дурацкие «летающие капли» в настоящее оружие! Ну, что точность попадания «капли» заметно возрастет, если придать ей в полете вращение на манер стрелы, — это они сообразили почти сразу, но только как заставить этот чертов кувшин вертеться вокруг продольной оси? Пристраивали к нему всякие спиральные крылышки вроде оперения — чепуха на постном масле… Тут кто-то и вспомнил про «Огненное колесо»: был у них там, в Барад-Дуре, такой тип праздничного фейерверка — легонький обруч на оси, который вращают прикрепленные к нему, в направлении по касательной, цилиндры с огневой смесью. И вот совместили эту игрушку с «каплей»: проделали в толще стенок — там, где огненная струя вырывается наружу через узкое горлышко, — несколько косоугольных каналов, вроде внутренней винтовой нарезки, и завертелся теперь этот «летучий кувшин» так, что любо-дорого…

Именно описание этого устройства и уносит сейчас в своем заплечном мешке уходящий в одиночку сквозь темнолесские чащобы Росомаха. Ничего, парень тертый, лес ему — дом родной, так что должен дойти; в условленном месте на берегу Андуина найдет в тальниках челнок с запасом провизии — и вперед. Путь до Минас-Тирита неблизкий, да и плыть ему придется только ночами, но уж тут спешить точно не стоит… Так что даже если не дойдет их колонна, Его Величество получит еще одно новое оружие — и какое!

Эти размышления Гризли были прерваны наблюдателями:

— Господин комендант! Там, спереди, какой-то верховой — гонит во весь опор!

Когда лейтенант разглядел успевшего уже спешиться у головы колонны всадника, он сперва просто не поверил своим глазам, а затем расплылся в совершенно неуставной улыбке: вот уж воистину — «отец-командир», самолично привел подмогу, никому не доверил…

— Здравия желаю, господин капитан!!

— Вольно, лейтенант, — коротко отмахнулся Гепард; и серый плащ его (уж не из тех ли самых, в коих они тогда шагали по Пеленнорским полям?), и измученный конь — все было сплошь заляпано дорожной грязью. — Занимайте оборону — эльфы будут здесь через четверть часа.

— Сколько их?

— Порядка двух сотен. Высадились позавчера на севере Буроземья, перерезали тракт и двинулись вам навстречу.

— Ясно, — пробормотал Гризли; с внезапной отчетливостью припомнилось, как десятью минутами ранее он непозволительно размяк, получив депешу от переправы: «Ну все, похоже, прорвались»… Эх, надо было по деревяшке стучать — по собственной башке, к примеру.

— Вы же видите, сколько у меня людей, господин капитан… Нам не продержаться до подхода основных сил.

— О чем вы, лейтенант? Какие «основные силы»? Их нет и не будет…

— А вы?.. — только и смог вымолвить Гризли.

— Я, как видите, здесь, — пожал плечами капитан, и движение это на миг сделало его каким-то абсолютно штатским.

— Так, значит, нас просто сдали…

— Экий вы, право, лейтенант, — «сда-али», — насмешливо протянул Гепард. — Не сдали, а пожертвовали во имя Высших Государственных Интересов. Как и вы сами, к слову заметить, обошлись с защитниками Дол-Гулдура — «ради большего приходится жертвовать меньшим», верно?.. Короче, в Минас-Тирите сочли, что сходиться с эльфами «острием против острия» сейчас несвоевременно, и отвели войска с тракта, тщательно уничтожив всю тамошнюю инфраструктуру: «Что-что? Дол-Гулдур? Какой такой Дол-Гулдур? Я не я и корова не моя…»

— А вам, как я понимаю, до крайности не понравилось это решение, господин капитан…

— Я, как видите, здесь, — с расстановкой повторил шеф «Феанора». — А то ведь в нашей с вами Службе такой роскоши, как рапорт об отставке, не предусмотрено…

— Э-э-эльфы!!! — донесся спереди крик, исполненный даже не то чтоб страха, а какой-то смертной тоски.

— А ну, без паники!! — рявкнул Гепард; он привстал в стременах и, вскинув к непроглядно дождливому небу узкий эльфийский меч (ну точно — тот самый, с Пеленнорских полей!), скомандовал: — Стройте каре, лейтенант! Конных — на правый фланг!

…Может статься, он присовокупил и что-то еще, причем вполне историческое — вроде прогремевшего при сходных обстоятельствах над песчаными барханами одного из соседних Миров: «Ослов и ученых — в середину!» Но, как бы то ни было, словам этим не суждено было попасть на страницы школьных учебников Средиземья: до наступающей эльфийской цепи было далековато — не расслышать, а из тех, кто занимал сейчас оборону рядом с Гепардом, встретить рассвет первого августа не суждено было никому. Такие дела.

ГЛАВА 65

Лориенскнй Лес, Карас-Галадон.

1 августа 3019 года

Они собрались в Синем зале Галадонского дворца в несусветную рань — по настоянию клофоэли Звезд. Утро в тот день выдалось совершенно осеннее — прозрачное и студеное, как вода в лесном ключе, так что озноб, колотивший миледи Эорнис (совершенно, впрочем, незаметно для стороннего глаза), вполне мог быть вызван именно этим обстоятельством; ей, во всяком случае, хотелось думать, что это так. «Что это вдруг взбрело в голову этой повелительнице Звезд? Эру Великий, неужто ее танцовщицы нашли-таки спрятанный палантир? Ну, пускай даже не нашли (это невозможно), а просто догадались, где он…» А между тем самая главная проблема — как подобраться сегодня в полдень к Зеркалу, неусыпно охраняемому людьми клофоэля Силы, — никуда не делась, и идей у нее по-прежнему никаких…

Уже неделю как всем стало ясно — искать все же следует именно вещественный предмет (версия насчет болотного огня и иных магических эманации, подброшенная клофоэлью Мира, была честно проверена и, естественно, не подтвердилась), и начался методичный розыск. Когда говорят, что танцовщицы клофоэли Звезд «вынюхгюоют источники магии», это достаточно точный образ: они и вправду работают, как собака, охотящаяся верхним чутьем. Все эти дни напролет погрузившиеся в транс девушки кружили по Карас-Галадону, ощупывая пространство выставленными вперед ладонями — не то поиск неразличимо затаившегося средь палой листвы вальдшнепа, не то детская игра в «горячо-холодно». Пока что выходило «холодно» — магический предмет явно пребывал где-то рядышком, но в руки отчего-то не давался. Все как и предвидела Эорнис: она с самого начала опасалась не столько магии танцовщиц, сколько Стражей клофоэля Покоя с их банальной полицейской методой; впрочем, у тех расследование тоже зашло в тупик.

Опасность подобралась к клофоэли Мира с совершенно неожиданной стороны. Клофоэль Силы, которого Владычица оставила «на хозяйстве» на время своей карательной экспедиции в Темнолесье (из всех членов Совета она могла по-настоящему доверять лишь этому солдафону, никогда не игравшему в собственные игры), проявил пресловутое «усердие не по разуму». Его подчиненные, в числе прочего, заменили охрану Галадонского дверца, и в один прекрасный день ошарашенные клофоэли обнаружили, что их просто не допускают в Синий зал на заседание Совета, а все попытки объясниться с этими остолопами разбивались об их чугунное «Не приказано!». Недоразумение — понятное дело — было тут же улажено, однако все сразу уяснили себе: теперь, вплоть до возвращения Владычицы, порядки во дворце будет устанавливать клофоэль Силы — по собственному усмотрению. А поскольку Владычица впрямую запретила в свое отсутствие допускать к Зеркалу клофоэль Звезд (что было вполне разумной предосторожностью), он попросту закрыл доступ в Лунную башню, где хранился магический кристалл, для всех клофоэлей. «Ничего страшного, кашу маслом не испортишь…» Так что если за оставшиеся до полудня часы она не найдет способа преодолеть это препятствие, то весь ее детальнейшим образом разработанный план пойдет прахом, и тогда Элоара ничто уже не спасет…

— Как ваши поиски, высокочтимая клофоэль Звезд? — с любезным равнодушием осведомилась Эорнис, пока они занимали свои места вокруг стола Совета.

— Никак. Я просила вас собраться по куда более серьезному поводу…

Эорнис удивленно подняла глаза на властительницу магических стихий Зачарованного леса: та выглядела совершенно больной, а голос ее был странно безжизнен. Да, дело-то, похоже, и вправду серьезнее некуда.

— Я не стану докучать вам подробным описанием магических ритуалов, высокочтимые клофоэли Совета и вы, о Светлый Владыка, — у нас слишком мало времени… а, может статься, его уже и вовсе не осталось. Короче говоря, мы с танцовщицами примерно неделю как стали ощущать странные пульсации того магического поля, что создается Зеркалом. Сначала это была легкая дрожь, потом она обратилась в настоящие судороги, а вчера вечером судороги эти сложились во вполне определенный ритм — в высшей степени неприятный… Скажите, неужели вы все ничего не чувствуете?

— Я чувствую! — внезапно прервала повисшее за столом молчание клофоэль Памяти, и неизвестно даже, что поразило собравшихся больше — само сообщение клофоэли Звезд или это неслыханное нарушение субординации: формально-то все клофоэли были равны между собою, но никогда еще «меньшеньким» — всем этим дворцовым библиотекарям, мамкам-нянькам и церемониймейстерам — не приходило в голову встрять в разговоры Владык и «Большой четверки». — Все точно как вы сказали, о высокочтимая клофоэль Звезд! Я только не знала, что это из-за Зеркала…

«Да и откуда тебе это знать, серая ты мышь, — раздраженно подумала про себя Эорнис, — что ты вообще знаешь, кроме своих пыльных рукописей из Белерианда и дурацких саг… Но я-то хороша — как же я не связала все эти биения с Зеркалом? Вот, значит, откуда проистекает мой озноб… Другой вопрос — стоит ли признавать сей факт и тем самым лить воду на мельницу этой звездной стервы… Пожалуй, стоит — и даже следует пойти еще дальше».

— Я полагаю, высокочтимая клофоэль Памяти проявила немалое мужество, открыто высказав то, что ощущаем все мы — но боимся произнести это вслух. Чувство, испытываемое нами, — сильный беспричинный страх, не так ли, высокочтимые члены Совета?

— Может, иные барышни и испытывают «сильный беспричинный страх», но я лично ни черта не боюсь, клофоэль Мира! И не надо нам тут, знаете ли…

— Благодарю вас, высокочтимый клофоэль Силы, мы учли ваше особое мнение. Остальные члены Совета, как я понимаю, разделяют сказанное высокочтимой клофоэлью Мира. — Клофоэль Звезд слегка поклонилась в сторону Эорнис. — Только вот страх наш отнюдь не «беспричинный». Дело в том, что Зеркало… как бы это объяснить… оно в некотором смысле живое. А создаваемый им колебательный ритм — тот самый, что вы сейчас ощущаете, — хорошо известен в магических практиках: это ритм родовых схваток, но только навыворот… Страшная штука. Зеркало предчувствует свой конец — а вместе с ним и гибель всего нашего Мира… Предчувствует — и пытается докричаться до нас, понимаете? А светила над Лориеном будто сошли с ума…

— А не может это все быть как-то связано с тем магическим предметом, что никак не могут разыскать ваши танцовщицы? — подался вперед клофоэль Покоя.

— Да, может, — хмуро кивнула клофоэль Звезд; она была явно не расположена развивать эту тему и даже не ввернула чего-нибудь вроде вполне напрашивавшегося «У ваших Стражей, между прочим, дела обстоят не лучше…».

— Постойте, как вас понимать: «Наш мир обречен»? — Это уже Владыка; ты глянь-ка — проснулся наконец надежа-государь…

— Так вот и понимать, о Светлый Владыка: был — и нету. И нас всех — тоже.

— Так сделайте же хоть что-нибудь! Клофоэль Звезд! И вы тоже, клофоэль Покоя! Я… В конце концов я вам повелеваю!.. Как Владыка…

На лицах членов «Большой четверки» явственно отразилось: «И что б мы только делали без твоих повелений, Вседержитель ты наш…» Клофоэль Звезд обменялась взглядами с клофоэлями Мира и Покоя, чуть задержалась на клофоэле Силы и наконец произнесла:

— Для начала, о Светлый Владыка, мне необходимо взглянуть на Зеркало своими глазами — сейчас же, не теряя ни часа.

— Ну да, ну разумеется! Ступайте прямо сейчас… «Вот и конец мне настал, — отрешенно подумала клофоэль Мира, разглядывая игру оттенков зелени в смарагде своего перстня. — Мне нечего возразить против ее предложения — она грамотно разыграла свои козыри, и весь Совет, включая этого маразматика, на ее стороне…» Тут, однако, над столом воздвигся персонаж в сияющих доспехах, смахивающий габаритами и тонкостью черт на каменных истуканов, что стерегут низовья Андуина. Пока Эорнис размышляла, снимает ли клофоэль Силы свой шлем и мифриловую кольчугу хоть когда-нибудь (ну, к примеру, занимаясь любовью), тот с солдатской прямотой высказался о паникерах и штафирках — что, впрочем, суть одно и то же. Он, к примеру, никаких таких зловещих ритмов не ощущает: да и откуда клофоэли Звезд, равно как и ее танцовщицам, ведом этот самый «ритм родовых схваток»? Ведь они ж вроде как девицы… Короче говоря, у него есть прямой приказ Владычицы не допускать клофоэль Звезд к Зеркалу, и попытки его нарушить будут рассматриваться как мятеж — со всем отсюда вытекающим… А вы как думали, о Светлый Владыка?!

— Да-да, — промямлил властитель Лориена (неминучий гнев Владычицы пугал его явно сильнее, нежели гипотетический конец света), — лучше все-таки подождем Ее возвращения из Дол-Гулдурского похода…

— Опомнитесь, Светлый Владыка! — Эорнис в изумлении воззрилась на произнесшую сии небывалые слова клофоэль Памяти — бедняжка, похоже, совсем утеряла чувство реальности. — Наш Мир уже скользит в пропасть, если кто и может его спасти — так это клофоэль Звезд, а этот шлемоблистающий болван уперся в инструкцию, полученную в незапамятные времена! Ну, он-то ладно — с него какой спрос, там ведь вместо мозгов бронзовая отливка, — но вы все… Эру Великий, неужели даже тут, на краю гибели, вы не способны приподняться над своими грошовыми интригами?

И Эорнис внезапно поняла, что эта книжная мышка всего лишь высказала вслух то, о чем думает вся дюжина «меньшеньких» клофоэлей, а как выяснилось секундою спустя — не только они. Потому что навстречу клофоэлю Силы, который в ярости вскочил на ноги, отшвырнув кресло, уже двигался вокруг стола своей мягкой тигриной походкою клофоэль Покоя — рука на эфесе меча, а на устах улыбочка, способная заморозить Вековечный Огонь.

— Вы тут давеча помянули о мятеже, высокочтимый клофоэль Силы… Это небезынтересная мысль, вы не находите, о Светлый Владыка?

— Ну, вы… это… — жалобно вякнул Владыка и как-то враз стушевался: «меньшенькие» уже подались к стенам, и…

— Стойте!!! — Решение, пришедшее к клофоэли Мира, было сродни вспышке молнии: все части тщетно собираемой ею головоломки внезапно встали на места — единственно возможным образом. — Я обращаюсь к вам, клофоэль Силы!

Пожалуй, никого другого он слушать бы не стал, однако клофоэль Мира во всех интригах последних лет неизменно принимала сторону Владычицы — и оттого обладала на него некоторым влиянием.

— Светлая Владычица действительно упомянула — вскользь, полушутя, — что клофоэли Звезд не следует прихорашиваться перед Зеркалом. Но на доступ к кристаллу всех прочих клофоэлей она ведь никакого запрета не налагала. Вы согласны со мною, высокочтимый клофоэль Силы?

— Это, конечно, верно…

— Ну вот видите! Значит, решено: выполняя волю Совета, я поднимусь в Лунную башню… Конечно, мои магические способности не идут в сравнение с дарованиями высокочтимой клофоэли Звезд, но уж принести ей исчерпывающее описание, в каком состоянии пребывает Зеркало, я все-таки способна.

— Да вы хоть представляете, высокочтимая клофоэль Мира, — покачала головой клофоэль Звезд, — сколь опасно заглядывать в Зеркало тому, кто не защищен моими, как вы изволили выразиться, магическими дарованиями?

— А у меня и в мыслях нет заглядывать в Зеркало: столь далеко, знаете ли, моя самоотверженность не простирается… — рассмеялась Эорнис. — Светлая Владычица, насколько мне известно, имеет обыкновение использовать для этих целей гостей Лориена из числа людей: они ведь все равно смертны — чуть раньше, чуть позже… А у нас сейчас как раз есть под руками один — этот самый летучий тролль. Он, надеюсь, еще не ликвидирован, высокочтимый клофоэль Покоя?

— Пока нет. Надо бы только привести его в порядок: когда бедняга ознакомился со своими показаниями, он просто развалился на куски — сперва пытался покончить с собой, а потом впал в полную прострацию…

— Ну, это нам не помеха. Значит, еще до полудня вы передадите тролля в мое распоряжение, договорились?

— Договорились. Только знаете, высокочтимая клофоэль Мира… Что-то я все-таки за вас тревожусь: тролль есть тролль — существо дикое, непредсказуемое, неровен час… Словом, в Лунную башню мы поднимемся втроем — вы, я и он. Так оно будет надежнее.

— Я так тронута вашей заботой, высокочтимый клофоэль Покоя.

— Не стоит благодарности, высокочтимая клофоэль Мира.

ГЛАВА 66

Часовых клофоэля Силы, стерегущих вход в Лунную башню, они миновали, когда солнце уже вплотную подобралось к зениту. По узкой винтовой лестнице двигаться пришлось гуськом. Клофоэль Покоя поднимался первым, легко и упруго шагая через ступеньку; шедшего следом тролля он на самом деле, разумеется, ничуть не опасался и даже не сковал того наручниками — ограничился наложением заклятия Паутины. Замыкала шествие миледи Эорнис, которая в последний раз прокручивала в голове детали своего плана. Да, шанс на успех есть, но он совершенно ничтожен, а что самое неприятное — тут все зависит не от ее способностей, а от невообразимого числа случайностей… Что ж, в любом случае их многолетняя партия с клофоэлем Покоя подошла к финалу и обратно из этой башни суждено сегодня спуститься лишь одному из них, а вот кому именно — это уж как карта ляжет…

Верхнее помещение Лунной башни представляло собой округлую комнату диаметром около десяти ярдов, единственное убранство которой составляло Зеркало: кристалл был заключен в оправу из мифрила, снабженную гнутыми полуторафутовыми ножками, так что вся конструкция напоминала собою небольшой столик. Шесть стрельчатых окон открывали великолепный вид на Карас-Галадон. «Забавно, — мельком отметила Эорнис, — этот тролль — как бы не единственный человек, увидавший подлинную панораму эльфийской столицы, но он уже никому об этом не расскажет; тех из гостей, кого мы собираемся выпустить обратно, не допускают дальше талонов вдоль Нимродели, и эти недоумки уходят отсюда в святой уверенности, будто мы тут и в самом деле живем на этих жердочках…»

— Подведите его к Зеркалу, клофоэль Покоя, но Паутину пока не снимайте…

И лишь произнеся эти слова, клофоэль Мира сообразила, что с Зеркалом и вправду творится что-то неладное. Кристалл был непроглядно-черен, и чернота эта через правильные промежутки времени наливалась багровым свечением; явственно чувствовалось, что Зеркало буквально заходится в беззвучном крике ужаса и боли. «А может, ему вредно быть рядом с палантиром?» — запоздало подумала она. Ладно, теперь уже в любом случае ничего не поменяешь… «Потерпи, — мысленно обратилась она к Зеркалу, — через несколько минут все закончится». И, как бы откликаясь на эту ее мысль, кристалл будто взорвался изнутри небывало сильной багровой вспышкой, отчего-то вдруг напомнившей ей о Вековечном Огне… Мысль эта, однако, мелькнула и исчезла — стало не до того: клофоэль Покоя, похоже, заметил (или, правильнее сказать, почуял), что комната не так уж пуста, как кажется на первый взгляд: впрочем, согласно ее плану, он и должен был это заметить — причем сам, без малейшей подсказки с ее стороны… Вот ведь бред — приходится уповать на интуицию и высокий профессионализм смертельного врага!

Клофоэль Покоя тем временем внимательнейшим образом оглядывал комнату и, как и следовало ожидать, ничего подозрительного не заметил. Искать тут что-либо при помощи магии бесполезно — Зеркало создает вокруг себя магическое поле такой интенсивности, что начисто забивает поля иных предметов. Абсолютно пустая комната и низкий «столик» на тоненьких ножках… «А сумел бы я сам спрятать здесь некий предмет, пусть даже небольшой? Пожалуй, я бы попробовал… А что, запросто!

Постой-постой… Небольшой предмет… Как тогда говорил этот тролль? «Примерно с голову ребенка»! Так вот, значит, зачем тебе понадобилось подняться к Зеркалу…»

— Клофоэль Мира! Вы арестованы за измену. Отойдите к стене!

Они стояли друг против друга, разделенные Зеркалом; клофоэль Покоя обнажил меч — он не собирался давать этой гадине лишние шансы, она и без того смертельно опасна.

— Отстегни от пояса кинжал… Вот так… Теперь стилет, он у тебя в левом рукаве… Отпихни их ногой подальше! А вот теперь поговорим. Магический предмет, который безуспешно ищут танцовщицы этой звездной дуры, прикреплен к нижней поверхности «столика», верно? Чтобы его разглядеть, надо стать перед Зеркалом на карачки — такое и в самом деле никому в голову не придет. А найти эту штуку при помощи магии просто невозможно — танцовщицы попали в положение собаки, от которой требуют найти по запаху надушенный платок, спрятанный в мешке с молотым перцем… Мои тебе комплименты — превосходно придумано! Кстати, а что это все-таки?

— Палантир. — обреченно отозвалась Эорнис.

— Ого!.. — Такого тот явно не ждал. — Чей же это подарочек? Врага?

— Нет. Арагорна.

— Что ты мелешь?

— Это правда. Его Величество Элессар Эльфинит — человек дальновидный, он никогда не складывает все яйца в одну корзину. Думаешь, ты один разговаривал с ним в январе с глазу на глаз? Уберешь меня — и он тебе в твоей игре против Владычицы не помощник.

— Ошибаешься, голубушка: чем меньше союзников, тем больше их ценишь — так что никуда он не денется. А вот тебя ждет масса интересного в подземельях Кургана: тамошние ребята на диво изобретательны, а я распоряжусь, чтобы ты не умерла слишком быстро…

— Для этого тебе придется предъявить доказательства моей измены, а значит — отдать Совету палантир. Не лучше ли сохранить его для себя, а меня обратить в своего агента в окружении Владычицы? Я могу дать очень много — да ты и сам это знаешь…

— Ну ладно, хватит болтать! Лицом к стене, живо! Сесть на пол! На пол — я сказал!!! Чем ты прилепила его к «столику» — магией?

— Нет, просто клейкий сок анкасара, — сломанно подчинилась она и, глядя в стену, умоляюще проговорила: — Выслушай же меня…

— Молчать!!

Голос, произнесший «Молчать!!», был чуть задыхающийся: клофоэль Покоя за ее спиной, похоже, уже согнулся в три погибели, ощупывая нижнюю поверхность кристалла, — стало быть, пора! Ведя свой жалкий и бесполезный торг проигравшего, она в действительности все это время упорно пробивалась сквозь плотное, бьющее навстречу прибойными валами магическое поле Зеркала к липким серым нитям заклятия Паутины, которыми клофоэль Покоя опутал тролля. Любое заклятие несет неизгладимую печать личности того, кто его наложил, и потому снимать его может лишь он сам — для прочих это смертельно опасно и, как правило, бесполезно; по счастью, Паутина создается одним из простейших заклинаний, личностного момента в нем практически нет — голая техника, так что можно рискнуть… «Сейчас все будет зависеть от того, как поведет себя освобожденный тролль. Да, конечно, он сломан известием о том, что неведомым для себя образом выложил врагу все, что только знал; важно, однако, до какой степени сломан. Если совсем и превратился в медузу — тогда все, конец: а вот если он сумел остаться человеком и сохранил хотя бы желание рассчитаться с теми, кто хитростью принудил его к предательству, я сумею ему в этом помочь. Я — ему, а он — мне…»

В тот же миг Эорнис рванула Паутину, как рвут присохший к ране бинт — одним движением, иначе тут просто нельзя. Страшная, выворачивающая наизнанку боль на миг потушила ее сознание: вот каково оно — снимать чужие заклятия, даже если это такой пустяк, как Паутина, а снимает его не кто-нибудь, а эльфийская клофоэль… Вынырнула она из своего обморока по прошествии нескольких секунд, когда все было кончено. Клофоэль Покоя ничком лежал на полу возле самого Зеркала с нелепо вывернутой головой, будто пытаясь разглядеть что-то у себя за плечом, а тролль (надо думать, он обрушился со спины на эльфа, стоящего на коленях перед «столиком», и просто свернул тому шею — голыми руками) уже вспрыгнул на подоконник с явным намерением уйти — каковое намерение ни малейших препятствий со стороны Эорнис не встретило. «Высокочтимый клофоэль Покоя освободил тролля от заклятия и по неосторожности отвернулся, — усмехнулась про себя она, — а я просто ничего не успела… Все произошло до того неожиданно, высокочтимые члены Совета! Я безмерно благодарна покойному: не вызовись он сопровождать меня в башню — и на его месте наверняка оказалась бы я…»

Удивительную картину эльфийской столицы Кумай успел окинуть взором, лишь делая последний в своей жизни шаг, так что все эти башенки и висячие мостки тут же рухнули на него падающим театральным задником, а навстречу ему стремительно рванулись шестиугольные плиты двора. Последней же его мыслью стало:

«Гады, они ведь опять соберут меня из кусков…»

А что, может, и собрали бы (кому, в сущности, ведомы пределы могущества эльфов?), только вот времени на это им уже не было отпущено… Не только на это, но и вообще ни на что. Ведь солнце к тому времени успело доползти до зенита, и Эорнис, вынув палантир из защитного мешка с серебряной прострочкой, вплотную поднесла его к совершенно обезумевшему Зеркалу, готовому, кажется, ускакать прочь на своих гнутых мифриловых ножках. Выждав условленное время, клофоэль Мира совместила между собою пару оранжевых искр внутри магического кристалла и тем самым перевела палантир в режим «двусторонняя связь»…

ГЛАВА 67

Арнор, башня Амон-Сул — Мордор,

западный край кратера вулкана Ородруин.

1 августа 3019 года Третьей Эпохи, за четверть часа до полудня

— Держать!! — сплющенным в хрип голосом — скомандовал Гэндальф, будто бы сам удерживая на весу неподъемную тяжесть — да так оно, собственно, и было; то, что тяжесть эта не вещественная, никакого значения не имело. Маги Белого Совета — все четверо — остались уже совершенно без сил, и предобморочный пот густо катился по их завосковевшим лицам. Вообще-то для той работы им бы следовало встать пентаграммой, но теперь их числа хватало лишь на квадрат… Ах, Саруман, Саруман!..

Весь пол зала занимала огромная карта Средиземья, нарисованная прямо на каменных плитах — несколько схематично, но с точным соблюдением пропорций и ориентации по сторонам света. На центральной части карты, соответствующей Арнору, лежал сейчас палантир, который разбрасывал по сторонам беспорядочные разноцветные блики — желтые, голубые, зеленоватые. Однако усилия Белых магов все же не пропадали втуне: вспышки мало-помалу обратились в ровное свечение, распавшееся затем на отдельные разноцветные лучи, тонкие как вязальная спица. Тут Гэндальф произнес краткое «закрепляющее» заклинание, прозвучавшее сейчас как команда «Майна!», маги хором повторили его, после чего позволили себе расслабиться — будто поставивив наконец на пол переносимый на руках сервант, набитый хрусталем. Порядок — первая часть работы сделана.

Цветные шнуры, что веером разбегались по полу от центрального палантира, уходя куда-то за стены зала, соединяли сейчас кристалл с шестью другими, рассеянными по Средиземью: точку на карте, где находится этот другой палантир, определить, конечно, нельзя — только направление, однако и это немало. Прежде всего Гэндальф изучил золотисто-желтый луч, ведущий строго на Закат, в необозримые океанские просторы. Желтый цвет означает, что тот, второй, палантир пребывает в нормальном рабочем состоянии — следовательно, это палантир короля закатных эльфов Кирдэна-Корабела; маг удостоверился, что луч проходит точно через ту точку линдонского побережья, где и должна располагаться башня Эмин-Бераида, и удовлетворенно кивнул: их карта сориентирована практически идеально, можно работать дальше.

Два мутно-зеленых луча, образующие почти прямую линию и ведущие один на северо-северо-закат, в Льдистый залив, а второй — на юго-юго-восход, к устью Великой Реки, его не интересовали: это наверняка погребенные в морской пучине полантиры с затонувшего корабля принца Арведуи и унесенный андуинским течением палантир Осгилиата. А вот наконец и то, ради чего все затеяно: два луча имеют лазоревый цвет (значит, палантиры работают, но при этом прикрыты защитными чехлами с серебром) и, расходясь под очень малым углом, ведут на юго-восход. В Мордор. Мать-перемать… так и есть…

— Откуда же у них в Мордоре взялся второй кристалл, Гэндальф?

— А вы поглядите на карту: никакой линии, ведущий на Эмин-Арнен, не прослеживается. Надо думать, Его Высочество князь Итилиенский, продолжая свои довоенные восходные игры, передал палантир Денетора этим Морготовым отродьям… Сучий потрох… Жаль, Арагорн не придушил его тогда в госпитале…

— Ну, это ты зря… А если Арагорн с Фарамиром на самом деле просто заключили между собой тайный союз против эльфов — используя остатки разгромленных орков? Тогда минас-тиритский палантир мог передать оркам и сам Элессар Эльфинит… В конце концов, против эльфов сейчас играют все — включая и нас самих, — но только порознь.

И все равно, растерянно думал Гэндальф, общий смысл картины ясней не становится. Пророчество «Вакалабата» многозначно, но один из способов его прочтения таков: «Магия уйдет из Средиземья вместе с палантирами» (причем произойти это должно нынче в полдень) — либо не уйдет вовсе… Как так? Он вновь всмотрелся в темно-голубые «мордорские» лучи: один проходит через Барад-Дур и восходную оконечность озера Нурнон, второй — несколько закатнее, примерно через Горгорат и Ородруин… Ородруин?!! Так вот, значит, что они задумали…

А может… да нет, какие тут, к дьяволу, совпадения! Похоже, эти мордорские недоумки решили сбросить свой кристалл в Вековечный Огонь и тем разрушить его. Ну и на здоровье — чего они этим добьются? Конечно, это несколько перекосит магические поля прочих палантиров, да и Зеркала заодно с ними, — но не настолько же, право, чтоб из Средиземья ушла магия! Даже если при этом попутно разрушится и еще какой-нибудь палантир, оказавшийся в этот самый миг настроенным на прием…

— Гэндальф! Погляди — что-то странное с «восходным» лучом!

Глава Белого Совета, впрочем, и сам уже заметил — с тем из лучей, что проходит через восходную часть Мордора, творится неладное: он стал периодически менять яркость и цвет — казалось, будто по небосводу время от времени проползает свинцовая грозовая туча.

— Но этого просто не может быть! — вновь подал голос маг в синем плаще. — В Средиземье есть лишь одна вещь, способная влиять на поле палантира, — Зеркало. Но Зеркало-то — у эльфов, в Лориене, а палантир в Мордоре…

И в этот миг жуткая догадка пронзила мозг Гэндальфа.

— Этот палантир не в Мордоре, — хрипло выговорил он, указывая на карту Средиземья. — Направленный в его сторону луч проходит через восходный Мордор — это верно. Но прежде того эта самая линия — глядите на карту! — проходит точно через Карас-Галадон: вот там-то он и находится — рядом с Зеркалом!

— Постой, может, это просто совпадение, у лориенских эльфов никогда не было своего палантира, а палантир Кирдэна на месте…

— Раньше не было, а теперь, как видите, есть! Я не знаю, кто сделал Владычице Галадриэль такой подарок — Арагорн, Фарамир или орки, — но она зачем-то сложила оба кристалла вместе. В полдень орки (а может, это и не орки — почем я знаю!) скинут свой палантир в жерло Ородруина, Вековечный Огонь перебросится с ородруинского полонтира на лориенский, а с него — на Зеркало, и вот тогда точно — всему конец! А когда разрушится Зеркало, в сгустки Вековечного Огня обратятся и все остальные Видящие камни — и наш в том числе. — При этих его словах Белые маги невольно отшатнулись в стороны, будто смертоносный пламень уже опалил их лица. — Вот тебе и «пророчество Вакалабата»! Живо, в треугольник! Помогайте мне — может, еще успеем…

Гэндальф опустился на колени перед палантиром, и между его ладоней замерцала густая цепочка голубовато-фиолетовых искр, которую он принялся наматывать на хрустальный шар — точь-в-точь как мотают в клубок пушистую шерстяную пряжу; в воздухе вокруг сразу возникла чуть пощипывающая в носу свежесть, будто где-то совсем рядом ударила молния. Трое остальных магов уже перелили в главу Белого Совета свою силу — всю, без остатка, и теперь просто застыли вокруг безмолвными изваяниями; никто из них в эти минуты не позволил себе думать об испепеляющем огненном драконе, ежесекундно могущем проклюнуться из своего хрустального яйца. Руки Гэндальфа двигались все быстрей и быстрей; давай, давай, Белый, на карту поставлено слишком многое, да что там многое — все!..

А потом он опустился на пол и пару секунд просто сидел, закрыв глаза; затычку фляги с эльфийским вином пришлось вытаскивать зубами — пальцы были как отмороженные, это теперь навсегда. Отпил пару глотков, зажав флягу между ничего не чувствующих ладоней, и, не глядя, передал ее Радагасту. Успели… Все-таки успели… Световой шнур, уходящий от их палантира к ородруинскому, был теперь не голубым, а багрово-фиолетовым; едва лишь те ребята вынут свой кристалл из защищающей его серебряной оплетки, как вокруг него обовьется голубой искристой нитью Гэндальфово заклятие. Ох, не хотел бы он быть тем, кто возьмет этот шарик в руки… «Ну что ж, теперь самое время перевести дух и не спеша поразмыслить: как бы нам успеть прибрать тот палантир — он ведь наверняка так и останется после этого лежать среди ородруинских скал».

…Халаддин оторвался от созерцания мерцающего золотом багрового расплава, что кипел едва ли не у него под ногами в глубинах кратерного тигля, и, щурясь и прикрываясь ладонью, оценивал положение чуть уже заступившего за полуденную черту солнца. Лориен лежит заметно закатнее Мордора, так что их — «ородруинский» — полдень должен опережать полдень «лориенский» где-то на четверть часа… Да, пожалуй, пора все-таки вытащить палантир из мешка и ждать, когда в нем появится Зеркало — если, конечно, Кумай выполнил свою задачу… «Не смей ток думать, слышишь?! — одернул он себя. — Он сделал все, как надо, и ты знаешь это совершенно точно… А вот тебе через несколько минут предстоит убить ту женщину… ну, не женщину — эльфийку, какая разница… Впрочем, чего там — все уже думано-передумано тысячу раз. Можно бы, конечно, перепоручить «исполнение приговора» Цэрлэгу (вон он кемарит за камушками; ну и нервы!), но это уж как-то совсем…»

Путь до Ородруина оказался не слишком сложен. До перевала Хотонт их сопровождал Ранкорн — рейнджеру так и так надо было подыскивать себе место для хутора в верховьях Выдряного ручья, а там их принял с рук на руки Матун. Для Матуна «встреча разведгруппы Халаддина» могла теперь считаться просто краткосрочным отпуском с фронта: дома, в Мордоре, продолжалась война, а тут, за Хмурыми горами, была тишь и благодать. Фарамир к тому времени уже предпринял все возможные шаги для замирения с хмурогорскими троллями, и на прошлой неделе его дипломатические усилия завершились полным успехом: в Эмин-Арнен прибыла депутация из трех троллийских старейшин. Кое-кому — «не будем тыкать в него пальцем» — это сближение очень не нравилось, так что на подъезде к Поселку старейшин поджидала специально подготовленная диверсионная группа. Однако служба барона Грагера оказалась на высоте: она не только предотвратила покушение, но и доказала, что нити этой провокации тянутся «на ту сторону Андуина»; уцелевшие в схватке диверсанты были отпущены на свободу с наказом передать Его Величеству, что тому все же следует несколько разнообразить свои приемы… Старейшин, во всяком случае, Грагеровы доказательства убедили вполне: они разломили с князем Итилиенским традиционную лепешку и убыли, оставив своих младших сыновей служить в княжеской личной охране — союз заключен (итилиенские мужики, впрочем, к тому времени давно уже завели с троллями меновую торговлю, не дожидаясь на то никаких высочайших разрешений). Контролировавшие Кирит-Унгол эльфы глядели на это в полной ярости, но поделать ничего не могли — руки коротки.

— А как там у Ивара, Матун? Как маэстро Хаддами — все развлекает вас своими шуточками?

— Погиб Хаддами, — степенно отвечал троль. — Царствие небесное, достойный был мужик — никогда и не скажешь, что из умбарцев…

Тут он присмотрелся к физиономии Халаддина и, смущенно переменившись в лице, пробурчал:

— Прошу простить, сэр! Это я не подумавши… А этот ваш гондорец?..

— Тоже погиб.

— Ясно…

В отряде Ивара они пробыли буквально несколько часов; лейтенант все порывался дать им сопровождающих до Ородруина («На равнинах сейчас неспокойно, вастакские разъезды так и шастают»), но сержант только посмеивался: «Слышь, Матун — они меня поведут через пустыню!» Все верно: помогать орокуэну в пустыне — это вроде как учить рыбу плавать, а маленький отряд в их положении куда лучше большого. Так и дошли — вдвоем; с чего начали — тем и кончаем…

Да — время… Халаддин развязал мешок, раздвинул его жесткую ткань с вплетенными в нее серебряными нитями и взял в руки тяжелый хрустальный шар, отыскивая в его бледно-опалесцирующих глубинах служащие для настройки оранжевые искры.

…Здесь, под сводами Амон-Сул, безмерно далекий ородруинский палантир отражался сейчас в виде громадного, футов пяти-шести диаметром, мыльного пузыря. Видно было, как неведомый хозяин вертит кристалл в руках — на поверхности шара то и дело возникали ярко-алые отпечатки огромных ладоней, до того четкие, что можно было различить рисунок папиллярных линий.

— Что происходит?! Гэндальф, объясни! — не выдержал наконец маг в синем плаще.

— Ничего. В том-то и дело — не происходит ничего. — Слова Гэндальфа звучали ровно и совершенно безжизненно. — Мое заклятие не сработало. Почему — я не понимаю.

— Выходит, всему конец?

— Выходит, так.

Наступило молчание; казалось, все вслушиваются, как падают последние песчинки в песочных часах, отсчитывающих время их жизни.

— Ну что, доигрались? — прервал вдруг тишину насмешливый голос, не утративший, впрочем, за эти годы своих чарующих интонаций. — «История меня оправдает…»

— Саруман?!!

Бывший глава Белого Совета, не дожидаясь разрешений и приглашений, шагал уже по залу своей твердою размашистою походкой, и все как-то сразу почувствовали абсолютную неуместность этого словечка — «бывший».

— «Пророчество Вакалабата», верно, Радагаст? — обратился он к магу-лесовику, внимательно разглядывая световые шнуры, разбегающиеся от палантиров; прочих членов Совета он, похоже, вовсе игнорировал. — Ага… этот луч, как я понимаю, ведет к Ородруину?

— Они хотят уничтожить Зеркало… — встрял было чуть оживший Гэндальф.

— Заткнись, — не поворачивая головы, бросил Саруман и указал враз закаменевшим подбородком в сторону вновь померкшего в этот миг «лориенского» луча. — Вон твое Зеркало, любуйся. Демиург сраный…

— Мы можем чем-то помочь тебе, Саруман? — примирительно произнес Радагаст. — Вся наша магия…

— Да, можете — исчезнуть отсюда, и поскорее. А «всю вашу магию» засуньте себе в задницу: вы что, еще не поняли, что человек на Ородруине абсолютно неуязвим для магических воздействий? Я испробую рациональные доводы — вдруг проймет… Ну, чего встали?! — прикрикнул он на растерянно столпившихся у выходных дверей членов Совета. — Кому сказано: убирайтесь отсюда все, к чертовой матери — сейчас тут так рванет, что причиндалы не поймаешь!

И, не обращая более внимания на торопливо выскальзывающих из зала Белых магов, повертел в руках палантир, настраивая его на многостороннюю связь, и негромко позвал:

— Халаддин! Доктор Халаддин, вы меня слышите? Откликнитесь, прошу вас.

ГЛАВА 68

Прошло несколько томительных мгновений, пока из глубин палантира не донесся полный изумления голос:

— Слышу! Кто меня зовет?

— Я мог бы назваться назгулом, и вы бы никогда не распознали обмана, но не стану этого делать. Я — Саруман, глава Белого Совета.

— Бывший глава…

— Нет, нынешний. — Саруман, обернувшись, бросил взгляд на оброненный второпях Гэндальфом белый плащ: оно и правильно — запутаешься еще ненароком, ссыпаясь по лестнице. — Уже три минуты как…

Пару секунд палантир молчал.

— Откуда вам известно мое имя, Саруман?

— В Средиземье не так уж много людей, абсолютно закрытых для магии; именно такого и должны были подобрать назгулы для исполнения «Пророчества Вакалабата»…

— Простите?

— Есть одно мутное древнее пророчество, гласящее, что в один далеко не прекрасный день «магия уйдет из Средиземья вместе с палантирами». Дата этого события зашифрована очень сложным образом — его ожидали, комбинируя приведенные в пророчестве цифры, уже не единожды, но пока все обходилось. Сегодня — просто очередной из таких дней, и назгулы, как я понимаю, решили воспользоваться «Вакалабатой», чтобы уничтожить палантиры и Зеркало — «Мир есть текст»… Сейчас вы сбросите свой палантир в Ородруин, лориенский палантир сожжет Вековечным Огнем Зеркало — и магический мир Арды погибнет навсегда.

— Почему погибнет? — донеслось из палантира после секундной заминки.

— А… понятно. С вами, видимо, имел дело Шарья-Рана?

— Почему вы так решили? — В голосе Халаддина послышалась нотка растерянности.

— Потому что это его теория строения Арды: два мира — «физический» и «магический», соединяемых через Зеркало. Эльфы, попав из тамошнего мира в здешний, неизбежно подорвут своей магией основы его существования. Поэтому следует разрушить Зеркало, изолировав эти миры — для их обоюдной пользы… Ну как — близко к тексту?

— А вы хотите сказать, что это все ложь? — холодно откликнулся Халаддин.

— Ни в коем случае! Это одна из теорий строения Мира — и не более того; Шарья-Рана (к коему я отношусь с превеликим почтением) придерживался ее — и это было его право, однако действовать в соответствии с ней…

— А что же гласят остальные теории? Вы рассказывайте, высокочтимый Саруман, — время у нас пока есть: когда мне придет пора кидать палантир в Ородруин, я вас предупрежу, не беспокойтесь.

— Вы очень любезны, Халаддин, благодарю вас. Так вот, общепринятая точка зрения гласит, что «физический» и «магический» миры действительно раздельны, Зеркало и палантиры действительно порождены магическим миром, однако попали они сюда, в физический мир, вовсе не случайно. Эти кристаллы составляют самую основу существования тамошнего мира — как та сказочная игла… ну, которая в яйце, которое в утке, которая в зайце, который в сундуке. Уничтожив Зеркало с палантирами, вы просто-напросто уничтожите весь магический мир. Ирония в том, что они помещены в здешнем, немагическом, мире именно для пущей сохранности — в точности как тот сказочный сундук… О, вы, разумеется, можете сказать — «это все проблемы того, магического мира, мне нет до них дела». Так вот, вынужден вас огорчить: миры-то симметричны…

— Вы хотите сказать… — медленно проговорил Халаддин, — вы хотите сказать, что в том, магическом, мире точно так же запрятано «для пущей сохранности» нечто, обеспечивающее существование нашего мира, — наша «игла, которая в яйце», и так далее?

— Именно так. И уничтожив тот, чужой, мир, вы подпишете смертный приговор своему. Знаете — бывает такое, что рождаются близнецы с частично сросшимися телами; ясно, что если один убьет второго, то и сам через небольшое время умрет от заражения крови. Когда вы сбросите палантир в ородруинское жерло, тот мир погибнет мгновенно, а здешний начнет умирать, долго и мучительно. Сколько будет длиться такое умирание — минуту, год или несколько веков, — никому не ведомо; вы хотите это проверить?

— Это если правы вы, а не Шарья-Рана…

— Разумеется. А вы — повторяю — собрались опытным путем проверить: какая из теорий верна? Острый опыт, как принято выражаться в ваших кругах?..

Палантир молчал — Халаддин, похоже, не знал, что ответить.

— Послушайте, Халаддин, — теперь даже вроде как с любопытством продолжал Саруман, — неужто вы и впрямь все это затеяли для того лишь, чтобы прищучить эльфов? Не много ли им чести?

— Тут уж, знаете ли, лучше перебдеть.

— То есть вы всерьез верите в то, что эльфы не сегодня-завтра приберут к рукам все Средиземье?! Голубчик, это же бред! Каковы бы ни были способности эльфов (а они непомерно преувеличены людской молвой, смею вас уверить), их всего пятнадцать (ну, от силы — двадцать) тысяч на все Средиземье. Вдумайтесь: несколько тысяч — и больше уже не будет, а людей — миллионы и миллионы, и число это постоянно растет. Поверьте — люди уже достаточно сильны, чтобы не бояться эльфов, это у вас просто какой-то комплекс неполноценности!..

— Шарья-Рана, — продолжал Саруман после паузы, — прав в том, что случай нашей Арды уникален: только в ней существует прямой контакт между физическим и магическим мирами, и их обитатели — эльфы и люди — могут общаться между собою. Подумайте только, какие это открывает возможности! Пройдет совсем немного времени — и вы с эльфами станете жить в мире и согласии, обогащая друг друга достижениями своих культур…

— Жить, как предписано Заокраинным Западом? — усмехнулся Халаддин.

— Это зависит от вас самих. Неужели вы настолько лишены элементарного самоуважения, что полагаете себя послушной глиной в руках каких-то нездешних сил? Стыдно слушать, честное слово.

— Значит, настанет время, когда эльфы перестанут глядеть на людей как на навоз под ногами? Вашими б устами да мед пить…

— В прежние времена, доктор, люди при встрече съедали любого, кто не из их пещеры, но сейчас-то, согласитесь, вы научились вести себя несколько иначе. Точно так же у вас будет и с эльфами, дайте только срок! Вы очень различны — и именно поэтому необходимы друг другу, поверьте…

…Палантир умолк; Халаддин сидел сгорбившись, будто из него разом вынули какой-то стержень.

— Кто это, сударь? — Стоящий шагах в десяти, чуть ниже по склону, Цэрлэг глядел на кристалл с суеверным страхом.

— Саруман. Владыка Изенгарда, глава Совета Белых магов, и прочая, и прочая… Отговаривает: не бросайте, дескать, палантир в Вековечный Огонь — а то весь мир погибнет.

— Врет небось?

— Полагаю, что да, — отвечал Халаддин после некоторого раздумья.

На самом-то деле ни малейшей уверенности в этом у него не было — скорее наоборот. Саруман вполне мог бы заявить что-нибудь вроде: «Назгулы проиграли, а потому, уходя из этого мира, решили напоследок его уничтожить твоими руками» и убедительнейшим образом обосновать такую версию (откуда, собственно, Халаддину известно, что назгулы — «наши»? Да только со слов самого Шарья-Раны); мог бы — но не стал, и именно это обстоятельство отчего-то вызвало у Халаддина доверие ко всему, что говорил Белый маг. «Вы хотите опытным путем проверить, какая из теорий правильна?» Да, именно так оно и выходит…

«Он добился своего, — с внезапным ужасом понял Халаддин. — Я усомнился — и тем самым безвозвратно потерял право на поступок… слишком уж глубоко в меня вбито, что сомнение толкуется в пользу ответчика. Совершить задуманное мною, зная о возможных последствиях (а теперь-то я о них осведомлен — спасибо Саруману), может либо Бог, либо маньяк — а я ни то, ни Другое. Разводить потом руками: «Приказ есть приказ!» тоже не выйдет — не мой жанр… «А еще тебе ужасно не хочется собственноручно сжигать ту эльфийскую красотку, верно?» «Да, не хочется — мягко говоря. Это мне как — в плюс или в минус?»

Простите меня, ребята… простите меня, Шарья-Рана и вы, барон, — тут он мысленно опустился на колени, — только все сделанное вами оказалось попусту. Я знаю, что предаю вас и вашу память, но тот выбор, что от меня потребовался, оказался мне не по плечу… Да он и вообще не по плечу человеку — только самому Единому. Мне ничего не остается, кроме как наглухо заблокировать свой палантир от «передачи» и сжечь его в Ородруине, и пускай дальше все идет само собою, без моего участия. Ну не гожусь я в вершители судеб Мира — я вылеплен из другого теста… а если вы захотите уточнить: «Не из теста, а из дерьма» — что ж, приму как должное».

И словно для того, чтобы поддержать его в этом решении, палантир внезапно осветился изнутри и явил его взору внутренность какой-то башни со стрельчатыми окнами, нечто вроде столика на низких гнутых ножках и смертельно бледное — и оттого почему-то еще более прекрасное — лицо Эорнис.

ГЛАВА 69

Порою диву даешься — какие ничтожные пустяки способны направить течение истории в иное русло. В данном случае все в итоге решили временные нарушения в кровоснабжении левой икроножной мышцы Халаддина, возникшие из-за неудобной позы, в каковой тот пребывал последние минуты. У доктора свело ногу, а когда он неловко привстал и наклонился, пытаясь размять налившуюся болью икру, гладкий шар палантира выскользнул у него из руки и не спеша покатился по отлогому внешнему склону кратера. Стоящий чуть ниже Цэрлэг, услыхав сдавленное ругательство командира, воспринял это как руководство к действию и ринулся наперерез хрустальному мячику…

— Не тро-о-о-огай!!! — прорезал тишину отчаянный крик.

Поздно.

Орокуэн подхватил палантир и в тот же миг нелепо застыл, а тело его подернулось, будто слоем инея, мерцающими голубовато-лиловыми искрами. Халаддин отчаянно рванулся к товарищу и, не раздумывая, одним движением вышиб у того из рук дьявольскую игрушку; лишь по прошествии пары секунд доктор с изумлением осознал, что самому ему она отчего-то никакого вреда не причинила.

Лиловые искры при этом погасли, оставив после себя странный морозный запах, а орокуэн медленно завалился боком на каменную осыпь; при его падении Халаддину послышался какой-то странный глухой стук. Он попытался приподнять сержанта и поразился тяжести его тела.

— Что со мной, доктор? — На всегда улыбчиво-бесстрастном лице орокуэна были страх и растеряность. — Руки и ноги… не чувствую… совсем… что со мной?..

Халаддин взял было его за запястье — и от неожиданности отдернул руку: кисть орокуэна оказалась холодной и твердой как камень… Господи милосердный, да это же и есть камень! На другой руке Цэрлэга при падении отломилась пара пальцев, и теперь доктор разглядывал свежий, искрящийся кристалликами скол — белоснежный пористый известняк костей и темно-розовый мрамор мышц с алыми гранатовыми жилами на месте кровеносных сосудов, — поражаясь немыслимой точности этой каменной имитации. Шея и плечи орокуэна, однако, оставались пока теплыми и живыми; ощупав его руку, Халаддин понял, что граница между камнем и плотью проходит сейчас чуть выше локтя, медленно сдвигаясь по бицепсу вверх. Он собрался было бодро соврать нечто успокоительное насчет «временной потери чувствительности по причине электрического разряда», зарыв суть дела в мудреных медицинских терминах, однако разведчик уже разглядел свою изувеченную кисть и все понял сам:

— Так не бросай, слышишь?.. Добей «уколом милосердия» — самое время…

— Что там стряслось, Халаддин? — ожил в палантире встревоженный голос Сарумана.

— Что?! Мой друг превращается в камень, вот что! Ваша работа, сволочи?!

— Он что — коснулся палантира?! Зачем же ты ему позволил?..

— Дьявол тебя раздери! Расколдуй его немедля, слышишь?!

— Я не могу этого сделать: это не мои чары — сам подумай, зачем мне это? — а снять чужое заклятие просто невозможно, даже для меня… Наверное, это мои недоумки предшественники думали таким способом остановить тебя…

— Мне это без разницы — чьи заклятия! Давай расколдовывай как умеешь, либо тащи к своему палантиру того, кто это натворил!

— Их никого уже нет тут со мной… Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать для твоего друга — даже ценою собственной жизни.

— Послушай меня, Саруман. — Халаддин сумел взять себя в руки, поняв — криком делу не поможешь. — Мой друг похоже, окончательно обратится в камень минут через пять-шесть. Сумеешь за эти минуты снять с него заклятие — и я сделаю то, чего ты добиваешься: заблокирую свой палантир от «передачи» и скину его в Ородруин. Каким способом снимать заклятие — твои проблемы; а не сумеешь — я поступлю так, как собирался, хотя ты, сказать по правде, меня почти разубедил. Ну?!

— Будь же разумен, Халаддин! Неужели ты погубишь целый Мир — вернее, два мира, — ради спасения одного-единственного человека? И даже не спасения: ведь человек-то этот потом все равно погибнет — вместе с миром…

— Да клал я с прибором на все ваши миры, понятно?! Последний раз спрашиваю: будешь колдовать, нет?

— Я могу только повторить сказанное однажды этим болванам из Белого Совета: «То, что ты собрался совершить, — хуже чем преступление. Это ошибка».

— Да?! Ну так я кидаю свой шарик в кратер! Так что сваливай-ка на хрен — если успеешь… А сколько секунд в твоем распоряжении — прикинь сам, по формуле свободного падения: я всегда был слаб в устном счете…

Лейтенант тайной стражи Росомаха в эти самые минуты тоже оказался перед лицом весьма нелегкого выбора.

Он достиг уже речных террас Андуина и имел все шансы благополучно добраться до спасительного челнока, когда неотступно шедшие за ним по пятам эльфы загнали его в склоновый курум — крупнообломочную каменную осыпь, где так любят устраивать свое логово настоящие росомахи. Надеясь срезать угол, лейтенант двинулся прямиком по куруму, прыгая с камня на камень; при таком способе передвижения главное — не терять первоначального разгона и ни в коем случае не останавливаться: прыжок — отскок, прыжок — отскок, прыжок — отскок. Когда стоит сухая погода, это не так уж сложно, но сейчас, после многодневных дождей, накипные лишайники, заляпавшие каждый камень потеками черной и оранжевой краски, напитались водой и раскисли, и каждое такое пятно таило в себе смертельную опасность.

Росомаха не одолел еще и половины склона, когда понял, что сильно переоценил дистанцию, отделяющую его от преследователей: вокруг него начали падать стрелы. Стрелы эти приходили по очень крутой траектории, явно на самом пределе дальности, но лейтенант был слишком хорошо осведомлен о возможностях эльфов — лучших лучников Средиземья, — чтобы не бросить оценивающего взгляда через плечо. После очередного прыжка он спружинил левой ногой на покатой поверхности каменного «сундука», одновременно разворачивась влево, — и тут мокрый лишайник, сравнявшийся в скользкости с пресловутой дынной кожурой, вывернулся из-под его мордорского сапога (ох, чуяло сердце — не доведет до добра эта обувка на твердой подошве!), и Росомаху швырнуло направо, в узкую, сходящуюся на нет расселину. Он прочертил обламывающимися ногтями бессильные борозды по лишайниковым натекам на «сундучной крышке» — да разве тут удержишься… Мелькнула напоследок совсем уж дурацкая мысль: «Эх, отчего я не настоящая росомаха…» — а мгновение спустя хруст в правой щиколотке, намертво застрявшей в щели-капкане, отдался невыносимой болью в позвоночнике лейтенанта и погасил его сознание.

…Странно, но обморок его длился совсем недолго. Росомаха ухитрился распереться в щели, найдя положение, при котором вся нагрузка пришлась на левую, несломанную, ногу; теперь можно было, напрягшись, перевалить через голову освобожденный от лямок заплечный тюк. Пачка бумаг с дол-гулдурской документацией была снабжена зажигательным зарядом из «огневого желе» (умница Гризли — все предусмотрел), так что ему теперь оставалось лишь чиркнуть кремешком мордорской огневицы — герметичного фарфорового сосудика со светлой фракцией нафты. Лишь распустив затяжной шнур заплечного тюка и нащупав в кармане огневицу, он решил наконец осмотреться и запрокинулся назад (развернуться всем телом было совершенно невозможно) — как раз чтобы увидать будто бы медленно рушащиеся на него с бесцветного полуденного неба колоннообразные фигуры в серо-зеленых плащах. От настигающих эльфов его отделяли уже какие-то метры, и лейтенант безошибочно понял, что из двух оставшихся ему в этой жизни дел — запалить фитиль зажигательного заряда и разжевать спасительную зеленоватую пилюлю — ему отпущено времени лишь на одно, а уж на какое именно — офицеру «Феанора» надлежит сообразить и без подсказок… Так что последним впечатлением Росомахи, предваряющим отключивший его удар по голове, стал голубоватый нафтовый огонек, облизывающий чуть растрепанные нити вымоченного в селитре запального шнура.

Очнулся он уже на лесной прогалине, открывавшей обширный вид на долину Великой Реки. Руки связаны за спиной, мордорский мундир обратился в обгорелые лохмотья, вся левая сторона тела — сплошной ожог: хвала Ауле — сработала машинка. Он не сразу разглядел слева от себя — со стороны того глаза, что почти залеплен спекшейся сукровицей, — сидящего на корточках эльфа: тот с омерзением вытирает какой-то тряпицей горлышко своей фляги — похоже, только что вливал пленнику в рот эльфийское вино.

— Очухался? — мелодичным голосом поинтересовался эльф.

— Мордор и Око! — механически откликнулся Росомаха (экая досада — помирать в таком статусе, но так уж выпало…).

— Брось прикидываться, союзничек. — Перворожденный улыбался, а в глазах стояла такая ненависть, что щелевидные кошачьи зрачки его сошлись в ниточки. — Ты ведь расскажешь нам все про эти странные игры Его Величества Элессара Эльфинита, верно, зверушка? Между союзниками не должно быть секретов…

— Мордор… и… Око… — Голос лейтенанта звучал по-прежнему ровно, хотя лишь Манве ведомо — каких это стоило усилий: эльф как бы невзначай опустил ладонь на переломанную щиколотку пленника, и…

— Сэр Энголд, гляньте — что это?!!

Эльф обернулся на крик своих спутников и теперь оцепенело наблюдал, как за Андуином, там, где сейчас должен находиться Карас-Галадон, стремительно вырастает к самому небу нечто, напоминающее циклопический одуванчик — тонкая, сияющая нестерпимой белизной стрелка-цветонос, увенчанная прозрачно-алым шаровидным соцветием. Эру Всемогущий, если это и вправду в Галадоне, какого же оно размера?.. Да и какой после этого Галадон — там небось и пепла не осталось… И тут его отвлекли обратно — сдавленным воплем:

— Сэр Энголд, пленный!.. Что это с ним?!. Как ни стремительно он поворачивался обратно, все уже успело закончиться. Пленник был мертв, и для констатации смерти врач тут точно не требовался: на глазах у остолбенелых эльфов тот за какие-то секунды превратился в скелет, обтянутый кое-где остатками мумифицированной кожи. Коричневато-желтый череп с заполненными песком глазницами насмешливо скалил зубы из-под съежившихся почернелых губ, будто издеваясь над Энголдом: «Ну вот, а теперь спрашивай о чем угодно… Хочешь — искупай меня в напитке правды, авось поможет»…

А в Минас-Тиритском дворце Арагорн изумленно наблюдал за тем, как неуловимо преображается лицо сидящей напротив него Арвен. Вроде бы ничего и не менялось, но он чувствовал с абсолютной непреложностью — безвозвратно уходит, утекает, как чудесный утренний сон из памяти, нечто важное, может быть, даже самое главное… какая-то волшебная недоговоренность черт, которые стали теперь совершенно человеческими. И когда по прошествии нескольких мгновений эта метаморфоза завершилась, он вынес вердикт, подводящий окончательную черту под этим периодом его жизни: «Да, красивая женщина, что тут скажешь… Даже — очень красивая. И это все».

Никто из его подданных этого, разумеется, не видел, а если б и увидал — наверняка не придал бы значения. Зато они добросовестно отразили в летописях другое событие этого полудня, а именно: когда в Лориене разрушилось Зеркало, сдетонировали и все пять оставшихся в Средиземье палантиров, и тогда из волн Белфаласского залива, принимающего в себя воды Андуина, ударил в небо чудовищный гейзер чуть не в полмили вышиной. Гейзер этот породил сорокафутовую волну-цунами, которая начисто смыла несколько белфаласских рыбачьих деревушек вместе со всеми их обитателями; вряд ли, однако, хоть кому-нибудь пришло в голову, что эти несчастные тоже стали жертвами Войны Кольца.

Самое удивительное, что Его Величество Элессар Эльфинит, при всей его наблюдательности и проницательности, тоже никак не увязал между собою эти два события, пришедшиеся на полдень 1 августа 3019 года Третьей Эпохи и, в некотором смысле, ставшие финальной точкой в ее течении. Ну а уж после него никто и подавно не выстраивал такой логической цепочки — у них и возможности-то такой не было…

— Руку согни, живо! — скомандовал Халаддин, затягивая жгут на левом локтевом сгибе Цэрлэга. — Да тряпицу-то не отнимай, а то весь наружу вытечешь…

Кисть сержанта «разморозилась», едва лишь вулкан принял в свои недра палантир — так что кровища теперь хлестала, как ей и положено, когда человек начисто лишился пары пальцев. Иные, помимо жгута, способы остановки кровотечения не годились: кровоостанавливающие снадобья из эльфийской аптечки, в том числе и легендарный корень мандрагоры (способный, как утверждают, «законопатить» даже поврежденную сонную артерию), как вдруг обнаружилось, действовать перестали совершенно. Кто бы мог подумать, что это все тоже была магия…

— Слушай… Так выходит — мы победили?

— Да, черт побери! Если только это можно назвать победой…

— Я не понял, господин военлекарь… — Казалось, посеревшие от кровопотери губы не слушаются сержанта. — Как это понимать: «Если это можно назвать победой»?

«Не смей! — одернул себя Халаддин. — То решение было моим — и ничьим более; я не вправе даже самым краешком впутывать в него Цэрлэга. Он не должен даже подозревать о том, чему сейчас стал свидетелем и при этом невольною причиной — для его же собственного блага. И пускай лучше для него все это так и останется нашим с ним личным Дагор-Дагорадом: победным Дагор-Дагорадом…»

— Ну, я просто имел в виду… Понимаешь, в нашу с тобой победу все равно не поверит ни один человек в Средиземье, «Благодарность перед строем» нам никак не светит… И помяни мое слово — эльфы и люди с того берега Андуина найдут способ изобразить дело так, что победителями в этой истории выйдут все равно они.

— Да, — согласно кивнул орокуэн и на миг замер, будто бы прислушиваясь к медленно затихающему утробному ворчанию Огненной горы. — Наверняка так оно и будет. Но нам-то с вами до этого что за дело?