Последний жрец богини Лу. Том II

Глава 11. Вакуум

Для меня началась черная полоса.

Завертелось все тем утром, когда бард поставила меня перед фактом: она уходит из команды по организации игр лото и готова передать все дела либо мне и Лу, либо кому-нибудь из королевской канцелярии.

Срок на раздумья — неделя, после чего Энжи планировала перебраться вглубь страны, где будет поспокойнее: по городу активно ходили разговоры о том, что уже этим летом начнется полномасштабная война с Паринией, так что Пите окажется под ударом. Все кто мог уехать — уезжали. Пустели постоялые дворы и съемные комнаты, жизнь в огромном портовом городе стихала. Купцы взвинтили цены на продукты, крайне подорожало оружие и вообще любой металл, и это при условии того, что поставки из баронства Тиббот шли непрерывно, да и торговые суда из Республики Бренн — союзника Клерии — прибывали постоянно. Везли с востока готовое оружие, простые заготовки под мечи, щиты, копья, наконечники стрел и так далее.

На фоне всеобщего упадка и дороговизны пошла вниз и популярность моей игры. Совсем недавно был разыгран очередной джек-пот на четыреста золотых монет, после чего Энжи столкнулась с эффектом, с которым познакомился и я на старте моей затеи: люди затаились в ожидании следующего большого куша. Так что теперь на игры собиралось хорошо если два полных зала, почти все нанятые артистки остались без работы.

Энжи сообщила, что выделит из своего кармана подъемные для бардов, которых ждут тяжелые времена — во время боевых действий людям не до веселья в кабаках — я к этой инициативе присоединился.

По большому счету, деньги мне уже были и не так чтобы нужны. Молва о Лу пошла, причем вылилась за границы Пите благодаря тому, что нашими игроками было и множество купцов, которые, будто ворона на хвосте, разнесли рассказы о новой забаве и богах, в ней упомянутых, не только по всей Клерии, но и далеко за ее пределы.

Храмы в рамках нашего договора уже начал строить король Кай, так что мне оставалось только найти для Лу нового жреца, и я буду свободен.

Эту мысль я и высказал Лу, на что богиня отреагировала не слишком, как мне кажется, адекватно. Меня обвинили в том, что я отклонился от нашей миссии и, будто мальчишка, нырнул в дворцовые интриги, службу монарху и вообще, все мои силы — заемные. А мое задание еще далеко от завершения.

— Так ты скажи нормально, что тебе нужно! — я уже срывался на крик, игнорируя удушающую тяжесть магического ошейника, который Лу пустила в ход, потеряв над собой контроль. — Я гнию тут уже год! И только разговоров про «храм, паства, жрец». Что тебе еще от меня надо?!

— Чтобы ты выполнил договор с Матерью! — шипела в ответ богиня.

— Так не я заключил этот договор — а ты! Я даже толком не знаю, о чем вы там договаривались! Год спрашиваю, а ты все отмалчиваешься!

— Ничего я не отмалчиваюсь!

— Отмалчиваешься! Или считаешь, что это не моего ума дело? А, ну да, я же простой смертный, бесполезный счетовод, которого выдернули в этот мир служить самому неуравновешенному и бездушному божеству второго круга! Куда уже мне понять!

Моя реакция была понятна. Я на самом деле постоянно пытался получить от Лу детали, но в ответ нарывался только на молчаливую стену. Видимо, накопилось, так что меня прорвало, и сейчас я ругался с богиней как в последний раз.

Мои слова о бездушности зацепили Лу, я это видел. Ошейник сжался еще крепче, после чего ослаб.

— Дело не в том, что не твоего ума дело, а в условиях, что поставила Матерь! — я довел богиню своей руганью, которая длилась уже добрых минут двадцать, так что сейчас она тоже орала на меня.

— Так просвети! Видишь, у меня целых два уха есть для того, чтобы выслушать эти самые загадочные условия!

Лу сжала кулаки и почти с ненавистью посмотрела на меня. Такой богиню я никогда не видел. Будто бы я пытаюсь выведать у нее что-то постыдное.

— Мне нужен Истинный Жрец! Вот в чем проблема! Вот что я не заметила, когда заключала договор с Пантеоном!

Я ничего не понимал. Ну, жрец и жрец, пусть и истинный. Вон, Илий был когда-то ее жрецом, пока стоял последний не оскверненный храм, и ничего. Я озвучил свои мысли.

— Ты ничего не объяснила! Что это значит? Почему истинный жрец — это проблема?

У меня стали появляться догадки, от которых похолодело между лопаток, но я очень надеялся, что в этот раз моя чуйка дала сбой.

«Ага, уже. Не, чувак, я не ошибаюсь», — сообщил мне мерзкий внутренний голос. Стало еще страшнее.

Внезапно Лу как-то обмякла и стала, что ли, меньше ростом. Ее воинственность ушла, горящий в глазах огонь потух, а кулаки — разжались. Мне показалось, что богиня сдалась и одновременно приняла какое-то решение.

«Наконец-то я узнаю правду», — подумал я.

Бойся своих желаний, человече, бойся.

— Чтобы инициировать Истинного Жреца, нужна почти абсолютная вера со стороны человека, его безоговорочная преданность, желание приблизиться к божеству и быть с ним всегда. А добиться такого отношения к себе можно только будучи богом. А я сейчас человек, и не способна к посвящению другого человека в Истинного Жреца, — тихо сказала Лу, стоя передо мной и глядя куда-то в сторону.

Меня пронзило осознанием того, насколько сильно боги Пантеона обманули маленькую богиню.

— Договор с Матерью выполнить практически невозможно, — пробормотал я сам себе под нос.

Вся моя боевая ершистость куда-то улетучилась. Остались только пустота и горечь. Все, что я делал — было зря. И Лу все это время лгала мне, зная, что договор с Матерью никогда не будет выполнен.

— То есть это сделать совсем невозможно? Старшие Боги просто подшутили над тобой? — задал я уточняющий вопрос, надеясь, что неправильно понял Лу.

— Фактически — да. Истинным Жрецом человек может стать и самостоятельно, но для этого надо провести годы в молитвах, очистив разум и посвятив свою жизнь служению божеству. Этот процесс может занять десятилетия, и не дать результата.

— Так в чем проблема? Найди какого-нибудь сироту, а лучше двух, и начни обучать, готовить к инициации. Даже если ты человек — ты сейчас молода. Часть сил у тебя есть, а когда ученик станет жрецом, ты вернешься в свой статус божества.

Лу горько посмотрела на меня, и я понял, что знаю пока далеко не все.

— Антон, Матерь дала мне пять лет. Всего пять лет на паству, храмы и жреца. Ты выполнил два из трех условий всего за год, сделав почти невозможное. Я даже и представить не могла, что ты с этим справишься. Но за оставшееся время я не успею подготовить Истинного Жреца, как бы не старалась. Этот договор был невозможным с самого начала.

Она лгала мне. Целый год она лгала мне, скрывая правду, чтобы я не опустил руки. Я по-другому посмотрел на события прошедших месяцев. Если бы я с самого начала знал, что обречен, возможно, мы бы остались там, на поляне, сожранные волками. Или я просто осел бы в баронстве Тиббот. Или отказался давать рабскую клятву богам и палач снес бы мне голову — Семеро же не заступились, когда меня пытали. А тогда я не раз был на самом краю. Вытаскивала меня только магия мерзкого Гарена.

Лу боялась того, что потеряет даже призрачную надежду, или пыталась дать эту самую надежду мне, взяв груз правды на свои плечи? Или она боялась, что если я умру — Матерь придет или пришлет за ней Жнеца раньше срока? Эти вопросы роились в моей голове, все сильнее и сильнее вгоняя в какое-то подобие ступора.

— Значит, осталось четыре года? А что будет потом?

— Матерь развоплотит меня окончательно, я умру и как бог, и как человек, — спокойно ответила Лу бесцветным голосом.

— А наша связь? Получается, вместе с тобой Матерь уничтожит и меня?

— Я не знаю. Если не снимет перед этим свое заклинание — думаю, что да. Тут я ничего поделать не могу.

В этом я Лу верил, потому что куда ей, маленькой забытой богине до могущества главного божества Пантеона. Я не был уверен, что это заклинание может снять вообще хоть кто-то, кроме Первородной.

Итак, у меня осталось в лучшем случае четыре года. Не знаю, что чувствуют приговоренные к смерти или люди, которым врачи сообщают о том, что через несколько лет рак или другая неизлечимая болезнь их убьет, но я сейчас был в состоянии свободного падения. В голове — пустота, во всем теле — свинцовая тяжесть.

Кое-как подняв руку, я поправил волосы, после чего закрыл ладонью глаза. И что мне с этим делать?

— Антон, — из раздумий меня вывел тихий голос Лу, — я думаю, что мне надо отпустить тебя.

В смысле? Не понимая, о чем говорит богиня, я уставился на нее, будто она сморозила какую-то чушь.

— Ты уже ничего сделать не можешь, точнее, ты сделал все, что мог. Так что я отпускаю тебя, живи как считаешь нужным и делай, что посчитаешь нужным. Мы с Илием переберемся в святилище, что поставил в Пите король. Может, мне удастся найти кого-то достаточно верующего, чтобы обратить его или ее в Истинного Жреца. Но тут ты мне точно не помощник. Так что оставайся здесь и служи королю. Или уезжай с Энжи, если хочешь, — богиня была абсолютно серьезна и я чуть ли не почувствовал, как между нами лопнула какая-то связующая нить. У нас больше не было общей цели, мы друг другу чужие люди.

Я не стал уговаривать Лу остаться, не просил взять с собой. Никакие ее слова и сожаления не отменяют факт огромной, чудовищной по своим размерам лжи, которая лежала в основе наших взаимоотношений весь последний год. Пусть уходит в свой новенький храм, я же продолжу нести взятые на себя обязательства. Война закончится за пару лет — если гонгорцы вторгнутся в порт Миллер и захватят его, то Клерия безоговорочно проиграет, и дальнейшее сопротивление не будет иметь смысла, так что у меня останется еще пара лет жизни «для себя». То же касается и победы Клерии: если войска Кая Фотена отбросят нападение паринийцев и удержат Миллер, то враги королевства заползут в те норы, из которых выползли. Чтобы перегруппироваться и собрать силы для нового удара через пять-десять лет. Но к тому моменту меня уже, скорее всего, не будет в живых, так что не мои проблемы, а короля Фотена.

Лото принесло достаточно денег, чтобы мне больше не пришлось работать руками или в какой-нибудь управе — сейчас на счетах в торговой гильдии у меня хранилось больше тысячи золотых. На два года жизни на широкую ногу точно хватит.

Лу и Илий уехали из дворца на следующий день, взяв немного денег на содержание храма и жизнь. Не прощались, я только пожал руку старому жрецу — он сильно помог мне освоиться в этом мире. На богиню я почти не смотрел, нам не о чем было говорить.

Чтобы не свихнуться от нахлынувшего на меня ощущения скорой смерти, я погрузился в дела короля с головой. Пропадал за бумагами, подслушивал мысли придворных, периодически встречался с Каем. После нашей пьяной беседы, часть которой я вообще не помнил, Кай Фотен объявил меня официальным фаворитом короля, что создало эффект разорвавшейся бомбы. Дворец гудел, мне в спину кидались завистливые взгляды, а за глаза меня поливали грязью.

Ходили разговоры, что я получил статус фаворита из-за того, что приглянулся Виле де Шонц, так что я был крайне рад тому, что в реальности у нас ничего не было: проще было переносить весь поток грязи и сплетен, который обрушился на мою голову.

Сложнее всего были отношения с герцогом Мофоросом, который, в силу специфики его должности при короле, очень активно участвовал в политической жизни государства на этом этапе.

Как и ожидалось, Республика Бренн еще несколько месяцев назад ввязалась в конфликт на своих южных границах, поддержав притязания Ламхитана и выступив с ним единым фронтом против Нельской короны. Посланники совета только разводили руками на требования Кая в военной помощи в виде атаки Ламии, если Париния перейдет наши границы. В ответ на это республиканцы заявляли, что людей у них недостаточно, они могут обеспечить только бесперебойную поставку оружия и прочих товаров военного назначения, дефицит которых стал назревать в Клерии. Свободных мечей у Бренна не было — Корона серьезный противник и почти все силы были брошены на помощь воинственному Ламхитану. Единственное, чем могли помочь торговцы Бренна — дать денежную ссуду для того, чтобы Фотен усилил свою армию отрядами наемников. Но процент был настолько грабительским, что даже если Кай выиграл бы грядущую войну, выплаты по процентам оставят Клерию в нищете на десятилетия. Вот такие вот союзнички.

Я стал больше проводить времени на арене, тренируясь владению копьем. В гвардии нашлось пару сносных копьеносцев, которые успели достаточно послужить в армии до того, как перешли в прямое подчинение королю, так что кое-какую науку я получал. Учителя боя на посохах найти не удалось, но я хотя бы изучил базис, который преподается мальчикам. И на том спасибо.

Энжи уехала. Бард могла бы найти мне учителя бою на посохах из числа бродячих певцов и артистов, но никого достойного в Пите не осталось — артисты разъезжались из столицы, как и все прочие. Так что я просто тепло поблагодарил рыжеволосую певицу за ее помощь и работу, и она отправилась в путь. По словам Энжи, в ее планах было осесть в Трейле или другом южном городе, подальше от побережья, которое скоро будет полыхать.

Герцог Мофорос от постоянной пикировки перешел к откровенному вредительству после того, как мы получили известия о принудительном выдворении клерийского посольства из Паринии. Похожая ситуация была и в Гонгорском королевстве, но наши западные соседи все еще делали хорошую мину при плохой игре и не разрывали столь показательно дипломатические отношения. Но вот доступ послов во дворец гонгорского короля уже был значительно затруднен, если не сказать, что закрыт.

После получения дурных вестей старый аристократ откровенно сорвался с цепи, после чего стал собирать оппозиционную монарху фракцию, в которую вошли многие заметные фамилии клерийской аристократии. По дворцу поползли старые разговоры о том, что Кай — даже не бастард, а прижитый шаринской княжной сын со стороны, что Фотены вообще имели прав на престол не больше, чем любой другой древний род.

Вроде бы, стандартное мучение воды, но как оно было не вовремя! Чем больше я узнавал о мыслях оппозиционеров короля, тем больше утверждался в том, что Мофорос — просто говорящая голова, а ситуация зрела и ранее. На фоне этих разговоров осложнялся и созыв вымпелов: король не получил ответа от слишком многих аристократов, которые имели собственные дружины, на свое требование поступить на службу в войско и предоставить своих людей.

В этом не было ничего необычного: в королевствах бывшей Клерийской Империи существовала некоторая процедура призыва на войну. Если аристократ не был целиком согласен с требованиями монарха, то тогда королю надо было возглавить сбор вымпелов лично, через визит в родовые поместья и замки сомневающихся герцогов, графов и баронов. Традиция же гласила, что если король лично приезжал за вымпелом аристократа, то отказать ему уже было нельзя: войска, провизия и прочее на нужды войны аристократ предоставить был обязан, как и сам поступить на службу или отправить в армию сыновей, если они у него были. Это была, своего рода, такая система заложников, которая обеспечивала покорность остального семейства во время боевых действий, держа в узде весь прочий род.

Доносчики Вилы оказались не так полезны в ситуации, когда во дворце в открытую стал зреть заговор. Информации графиня получала все меньше, а несколько преданных ей служанок и вовсе пропали. По официальной версии — сбежали из дворца в родные края, спасаясь от грядущей войны. По факту, я уверен, их где-нибудь тихо придушили, предварительно выведав все, что знали несчастные о шпионской сети королевской фаворитки.

Мое расследование махинаций с армейскими закупками продвигалось. Я нащупал нескольких крупных купцов, которые состояли в частных гильдиях, через которых проворачивались мутные дела. Нет, само собой, эти люди не ставили свои печати на векселях и чеках, но именно в их карманы стекались полученные финансы. Я практически не удивился, когда понял, что эти люди крепко связаны как с криминальным миром, так и состояли в тесных отношениях с рядом высших аристократов Клерии — в том числе и с заговорщиками.

Капкан, выставленный на Кая Фотена Первого, становился все реальнее, а его зубья — все острее.

Одним из фигурантов махинаций оказался и уже знакомый мне усатый главнокомандующий — герцор Малкис Ренор. Именно ему я передал увесистый кошель с главным призом нашей первой игры в лото во дворце и уже тогда он показался мне подозрительным увальнем.

К сожалению, пощупать мысли герцога Ренора мне не удавалось: он отбыл в расположение войск, которые сейчас стояли лагерем в восьми лигах от города, ожидая приказов короля занять форты Пите или двинуться в сторону Миллера. Я сообщил о своих выводах королю, но пока Кай медлил. Мне вообще казалось, что монарх потерял нить происходящего и спустил многие дела на самотек, бесконечно проводя время в своих покоях.

Единственное место, где я мог спокойно провести время вдали от дворцовых интриг — тренировочная арена. Было уже тепло, лето ломилось в двери, так что гвардейцы тренировались во дворе своей казармы. Я же, чтобы скрыться от чужих глаз, все больше времени проводил в душном зале. Хотелось побыть одному.

Я почувствовал, как на песок арены ступило четыре пары ног. На двух молодых мужчинах были форменные куртки гвардии, еще двое — принадлежали к средней руки аристократии, которая сейчас активно выбирала, к какому лагерю примкнуть. Скажу прямо, счет был далеко не в пользу молодого короля.

— И кто пустил безродного на арену? — голос говорившего дворянина был высоким и чуть звенящим. Совсем еще мальчишка. — А, да это же выскочка-фаворит нашего короля.

Все четверо уже снимали со стоек тренировочные мечи и приближались ко мне. В моих руках сейчас было длинное копье, с которым я отрабатывал вращение и бой в широком секторе.

— Да ты посмотри, какой он фаворит? Машет палкой, как настоящий крестьянин. Может, готовиться сражаться в первом ряду за любимого короля? — это уже был второй из аристократов.

Гвардейцы пока хранили молчание, но я узнал их — два брата, младшие сыновья одного из западных баронов.

Я быстро понял, что меня пришли если не убить, то покалечить. Настроены молодчики были агрессивно, это чувствовалось сразу. Как ощущалось и то, что их кто-то подослал. Арена сейчас пустовала, и им никто не мог помешать выполнить задуманное.

Хоть тренировочные мечи и были затуплены, но хороший удар мог сломать кости, а пропущенный в голову — лишить жизни. Так что я не обольщался на тему того, что меня не могли зарезать. Потому что мои противники были способны просто забить меня до смерти.

Я быстро оценил обстановку. Если я убью четырех дворян — а пустив в ход ментальную магию, мне придется их умертвить в любом случае — в дворце может вспыхнуть бунт. Если же они прибьют нового королевского фаворита, то все будет обставлено, как несчастный случай: неумеха просто не смог поставить очевидный блок, и пропустил удар в голову. Такое иногда случалось, никто не застрахован от травм, когда люди махают тяжелыми металлическими предметами друг у друга перед носом. Это была почти безвыходная ситуация: против двух гвардейцев одновременно, без использования магии, я мог выстоять несколько минут. А противников было четверо. Звать на помощь бесполезно, Лу сейчас далеко и даже если услышит мой ментальный призыв, к тому времени, как она доберется до дворца, я буду уже трижды мертв. Если я поубиваю четырех аристократов, все из которых были значительно выше меня по статусу, то мне тоже грозила мучительная смерть и никакая защита со стороны короля тут не спасла бы. А если что-то пойдет не так об этом сразу же узнают нужные люди: я ощущал как минимум еще двух соглядатаев, которые наблюдали за ареной из тени балконов.

Убить всех? Я не дотянусь своей магией до наблюдателей, для смертельного воздействия мне все еще нужен был физический контакт с целью, пусть и посредством легкого касания копьем или посохом.

Единственный шанс — каким-то чудом вырубить всех четверых. Еще я мог попытаться прорваться из окружения и попытаться сбежать с арены. В таком случае мой статус при дворе будет уничтожен, но я хотя бы останусь жив.

Я поудобнее перехватил копье, готовясь отражать атаки. Его наконечник был затуплен, но если бить в голову, я смогу наверняка вырубить любого из подосланной четверки.

Все четверо создавали впечатление шакалов, которые сейчас кружили вокруг беззащитной овцы. Они осознавали свое доминирующее положение и даже будь я так же умел, как лучший гвардеец, шансов у меня было бы немного.

Первый выпад я отклонил наконечником копья, уводя меч в сторону, и контратаковал болезненным тычком в грудь. Заплатить за эту наглость пришлось сразу же: мне прилетел мощный удар в спину, который чуть не сломал половину костей и позвоночник.

Задыхаясь от боли, я отпрыгнул в сторону, отражая следующий удар. Длина моего оружия позволяла держать противников на расстоянии, а болезненные тычки в грудь и живот немного охладили их пыл, но я понимал, что, не нанося смертельные удары в голову или шею, долго я не продержусь. Единственное, чего мне удалось добиться — отступить к одной из стен арены, так что сейчас нападавшие прижимали меня широким полукругом.

Раскрутив копье по широкой дуге восьмеркой, я чуть отогнал четверку дворян, и внезапно изменил направление своего движения, атакуя крайнего левого ударом в колено. Ничто не мешало мне сломать пару рук или ног, главное, чтобы выжили.

Пришлось прибегнуть и к ментальной магии, но совсем чуть-чуть, будто бы мои руки двигались с такой скоростью, что направление движения копья рассмотреть не удалось.

Мощным боковым ударом я выбил одному из аристократов колено. По арене прокатился визг, будто кто-то привел сюда свинью.

— Тварь! Мразь! Ты мне ответишь!

Пока дворянчик грязно ругался, я уже вернулся на исходную, и еще раз крутанул перед собой восьмерку, заставляя бойцов отступить.

Удивили меня братья. Они почти одновременно провели слаженную атаку: один из них принял на меч мой удар копьем, уводя оружие вниз, второй же, понимая, что не успевает дотянуться до моей тушки, просто обломал наконечник ударом ноги.

Древко дернулось в моих руках, и вместо восьмифутового грозного оружия в моих руках осталась двухметровая палка. Твою мать, как же все плохо.

Я перехватил деревяшку левой рукой, прижимая импровизированный посох к груди. Сейчас начнется главное веселье: если я не смогу вырубить хотя бы одного из оставшихся троих нападавших, я проиграл.

Все изменилось, когда оставшийся на ногах дворянин увидел, что я, якобы, безоружен. Гвардейцы знали, что я интересуюсь посохами как оружием, так что не считали свою победу абсолютно безоговорочной, а меня — беззащитным. Но вот их товарищ по мутному делу в таких тонкостях не разбирался.

С молодецким улюлюканьем, дворянин бросился ко мне, занося меч для рубящего удара в голову, который должен был размозжить мне череп или расколоть древко копья. Я в последний момент поднял руки с импровизированным посохом и, вопреки ожиданиям дворянина, принял удар не центром древка, а его краем — уводя меч в сторону, используя инерцию удара.

Сделав широкий шаг навстречу и подойдя практически вплотную, я ударил врага вторым концом древка в район уха, вложив в движение всю массу корпуса. Послышался мерзкий глухой стук, будто бы кто-то ударил по полному ведру с водой, и молодой дворянин мешком рухнул на землю.

«Убил или нет?», — проскользнула в голове мысль.

Но сейчас это было не важно. Один из гвардейцев заставил меня серьезно заплатить за проведенную атаку, со всей силы опустив меч на мою голень. Послышался мерзкий хруст, а ногу прострелило от чудовищной боли: ублюдок раздробил мне кость и практически обездвижил. Почти теряя сознание, я отпрыгнул обратно к стене и приготовился использовать магию. Это зашло слишком далеко.

Следующие несколько ударов я тоже пропустил: мне отбили левую руку в плече и еще раз приголубили сломанную ногу, которую я не успел убрать с линии движения тренировочного меча. Да, план душегубов пошел ко всем чертям — и коню будет понятно, что это не несчастный случай, но мне было уже как-то плевать. Приготовившись использовать ментальную магию, чтобы разорвать сознание гвардейцев в клочки, я поднял повыше свой импровизированный посох.

В этот момент на арене стало очень шумно: в помещение вбежал десяток гвардейцев в своих легких доспехах и с мечами наголо, а следом за ними на арену влетели Вила и Гарен.

Бой замер. Я не поверил своим глазам, увидев гвардейцев, которые, очевидно, пришли остановить смертоубийство, но еще больше меня удивило наличие в этой компании жирного Гарена — человека, которого я все же очень хотел убить.

Придворный лекарь и сам не выглядел слишком радостным — я чувствовал это по его эмоциям, но внутри него шла внутренняя борьба между отвращением ко мне и чувством долга перед королем.

Вот эмоции Вилы были однозначны — она очень волновалась и сейчас была рада, что они все же успели. Видимо, одна из ее птичек принесла фаворитке весть, что на арене творится что-то странное.

Гвардейцы мигом скрутили своих поникших сослуживцев, еще несколько человек оттащили в сторону бесчувственного дворянина и его убаюкивающего сломанное колено товарища.

— Антон! Я рада, что мы успели! — графиня де Шонц уже была рядом и помогала мне доковылять до ближайшей лавки.

— Я вижу, у вас хватило ума не убивать этих благородных юношей… — прошипел подошедший Гарен, который уже успел убедиться, что бесчувственный дворянин еще дышит.

Я волком посмотрел на придворного лекаря, на что он только закатил глаза. Видимо, Гарена удивляло то, что я не принимаю его ненависть к моей персоне как должное.

Лекарь быстро посмотрел мою ногу, снял с пояса флягу и, плеснув водой прямо на штаны, схватился руками за перелом. Больно было — не пересказать, однако я уже через несколько секунд почувствовал, как по ноге прокатился жар сил целителя, а раздробленная кость, разрывая окружающие ткани, собиралась на место.

Силен, тварь. Другой лекарь бы потратил на это не менее десяти минут, да еще не смог бы закончить за один подход, а этот садист собрал мою кость и привел в порядок ногу меньше, чем за минуту. Правда, я чуть не потерял сознание от боли, но опыт жизни в темнице был еще достаточно свеж, так что ограничился только тихими проклятиями и русским матом в уме.

Ничего не говоря, Гарен отпустил уже целую ногу, после чего двинулся прочь с арены. Внутри магика кипела злость на то, что король оставил меня в живых, но он ставил долг превыше своих желаний. Так что сделал все, что должен был.

Наконец-то появилась возможность поговорить с Вилой, с которой мы как-то внезапно остались наедине.

Я чувствовал исходившую от женщины тревогу за мою жизнь и радость, что они подоспели вовремя — еще десяток секунд и мне бы пришлось убивать гвардейцев, что поставило бы мою персону вне закона на территории всей Клерии. Потерять такой актив король не мог, да и меня перспектива пуститься в бега, оставляя за собой дорожку из трупов, не особо прельщала.

Я оперся на руку женщины — наступать на исцеленную ногу было все еще больно и, зная по собственному опыту, это чувство сохранится еще как минимум несколько часов.

— Что, следили за мной, графиня? — спросил я прямо де Шонц.

— Скорее, оставила наблюдателей для подстраховки, — призналась Вила, — и оказалась права. Слишком многим твоя фигура мозолит глаза.

— И что будет дальше?

— Это все замнут, будто ничего и не было. Никто не хочет говорить вслух о том, что безродный выскочка отправил двоих дворян отдохнуть на песке, отбиваясь при этом еще и от двух баронских сыновей-гвардейцев.

— Но этим же четверым не сойдет все с рук?

— Ну, братья куртку со змеем больше никогда не наденут, а вот с остальными двумя, увы. Рычагов давления у нас нет, — честно ответила на мой вопрос графиня.

На секунду я пожалел, что не прибил всех четверых сразу же, пустив в ход магию, но эта мысль быстро улетучилась. Я планировал выжить в этом гадюшнике и отдохнуть пару лет перед тем, как Матерь вырвет жизнь из Лу, чем, скорее всего, убьет и меня.

Меня окатывало теплом и приятными ароматами трав, исходившими от тела идущей рядом графини, от чего в мозгу шевельнулись непрошенные мысли. Она все еще была красива и желанна, но при этом все так же абсолютно для меня недоступна.

Проводив меня в покои, Вила де Шонц удалилась, а я остался наедине с самим собой. Горячка боя прошла и сейчас я чувствовал себя так, будто бы попал под грузовик — абсолютно разбитым. Левая рука, по которой я пропустил удар, тупо ныла, по ней растекался огромный синяк. Перелома не было, так что Гарен не посчитал необходимым исцелить мой ушиб, хотя сейчас я бы потерпел десяток секунд ради того, чтобы вернуть полную подвижность руки. Я знал, что уже к вечеру боль отступит и мне станет легче, но вот прямо сейчас очень хотелось пожалеть себя любимого.

Остаток дня я провел в своих покоях, пооткисал в горячей ванне, после чего спокойно улегся спать. Завтра было много дел, плюс, надо было поговорить с королем на тему неожиданного нападения. Сегодня я не потащился к Каю, все, что ему нужно было знать, сообщит Вила.

Посреди ночи меня разбудил громкий стук в дверь. Снаружи что-то происходило и звуки, как и отголоски мыслей снующих туда-сюда людей, мне совсем не нравились.

— Антон! Это Орвист! Открывай! Срочно!

Я завернулся в простыню — предпочитал спать голышом — и сонно отворил дверь.

На пороге стоял взлохмаченный виконт, который держал в руках свою броню и меч.

— Ты чего? — я еще не до конца проснулся и силился понять, что происходит.

— Корабли в гавани! Антон! Война! Вот-вот начнется штурм города!

Меня пронзило осознание: началось. То, к чему так долго готовились и чего все так ждали, началось темной майской ночью без официального объявления войны, которое было тут, конечно, желательным, но необязательным. Париния решила нанести сокрушительный удар сразу по столице соседнего королевства и закончить боевые действия одним махом. А победителей потом не судят.

Быстро одевшись и прихватив с собой меч, я отправился следом за Орвистом. По распоряжению Вилы, я присоединюсь к тем двум десяткам гвардейцев, которые будут охранять короля. А чтобы меня ненароком не зарубили свои же, придется нацепить форменную куртку с синим змеем на спине.

Уже подходя к казармам, рядом с которыми разместился и арсенал и склад одежды, я застыл посреди двора.

— Ты чего? — спросил Орвист.

Лу.

Все дело было в ней.

Богиня, с которой я был связан физически и все раны которой напрямую отражались и на моем теле, сейчас была в городе, в своем храме. Гордая богиня Лу, которая уже смирилась с тем, что выполнить договор Матери она не в силах, будет сражаться до последнего — одного своего святилища она не так давно лишилась, да и терять ей было особо нечего. Что такое четыре года для божества? Пыль.

Я же отчетливо почувствовал дыхание приближающейся гибели. Нужно было каким-то образом достучаться до богини и вытащить во дворец, но на все попытки установить контакт с помощью магии ответом мне была лишь пустота.

Лу на самом деле сдержала свое слово и отпустила призванного матерью бухгалтера из другого мира, оборвав нашу связь и окончательно закрывшись от меня ментальными барьерами.