Последнее танго в Тегусигальпе

Часть пятая

И-Цуль до сих пор испытывала волнение, стоило ей остаться один на один с дымным зеркалом. Она сидела на высокой трехногой табуретке в специальном помещении, расположенном на вершине храма, что стоял в самом центре Колана и был посвящен ужасному богу Тецкатлипоке - повелителю дыма, иллюзий, видений и, как ни странно, ремесленничества.

Две храмовые рабыни закончили накладывать румяна и помады на лицо И-Цуль, взволнованно замахал руками жрец-распорядитель.

Пора было начинать.

И-Цуль посмотрелась в зеркало - обыкновенное, не дымное - и натянула на лицо доброжелательную улыбку.

Эту улыбку знали в каждом доме Юкатана. В И-Цуль был втайне влюблен каждый мужчина в радиусе миллиона локтей отсюда.

В храмовое помещение тяжелыми, величественными шагами вошел жрец - хранитель. За свой бесценный груз он отвечал головой. Поэтому на шее у жреца-хранителя был ошейник, к которому цепью крепилось передающее зеркало.

При появлении жреца И-Цуль поднялась с табурета и изобразила почтительный поклон. Жрец церемонно и важно поприветствовал ее в ответ.

Имя жреца-хранителя было Тцатцокль. Всегда невозмутимый, Тцатцокль был точен, как часы.

Сейчас он распахнул плащ, под которым хранил зеркало и величественно раскинул руки.

- Добрый вечер, дорогие богобоязненные майя! - обольстительно произнесла И-Цуль, глядя в клубы мутного дыма, повалившие из явленного ей зеркала. - Вы смотрите «Коланские новости». К последним событиям…

За спиной Тцатцокля суетились жрецы-подсказчики. Они показывали И-Цуль глиняные таблички с ключевыми иероглифами.

- Главная новость дня: священная победоносная война с нечестивыми ольмеками, зловонными чолутеками и проклинаемыми во веки веков тольтеками, - уверенно читала подсказки И-Цуль. - Наша великая армия уже десятый день преследует в джунглях нечестивые орды отщепенцев. Главнокомандующий сообщает, что от вражеских армий остались лишь жалкие горстки. Великая армия майя выходит на победные рубежи…

Чем была трудна работа И-Цуль, и на чем ломались новички - читать иероглифы и одновременно говорить в дым могли не все. Грамотных вообще было немного даже среди мужчин, а о женщинах и речи не заходило.

И-Цуль уже хотела покончить с военной сводкой и перейти к другой новости, как неожиданно замахал руками жрец-распорядитель.

«Доставили картинку», - догадалась девушка.

И действительно, в храмовое помещение вбежал взмыленный гонец с израненными босыми ногами. Он упал на колени перед жрецом-хранителем и принялся протягивать в сторону зеркала свежевылепленные глиняные таблички.

- Очень кстати подоспели картинки с места событий, - Теперь И-Цуль приходилось импровизировать.

Впрочем, не привыкать.

На первой из табличек кое-как были изображены мужчины с копьями и их, спасающиеся бегством, противники.

Следующая табличка: полчища врагов в рабских ошейниках идут, погоняемые воинами. Значит, взяли пленных и будет жертвоприношение.

Третьим номером было что-то новенькое: портрет носатого мужчины с грозно сдвинутыми бровями. Ах, да, это же главнокомандующий вооруженными силами майянской коалиции, великий и непобедимый, досточтимейший Птичтиктучкцль. Наверняка он ставит нечестивцам последний ультиматум.

…Уже четыре года И-Цуль каждый день читала новости перед дымным зеркалом.

Дымные зеркала создал бог Тецкатлипока. Он снабдил ими каждый дом Колана и других юкатанских городов. Ежевечерне эти зеркала оживали и в хоромах богача, и в хижине бедняка. Каждый вечер многие тысячи глаз смотрели на И-Цуль, и девушка неизменно сообщала богобоязненным майя самые последние новости и зачитывала официальные указы.

За все эти годы она так и не поняла, как могут клубы дыма, касающиеся ее лица, передавать изображение в тысячи домов Юкатана.

Собственно, передающих зеркал было не так много. Одно в Колане, другое в Теаиуакане, и два в великом Теночтитлане. Их берегли как зеницу ока. Впрочем, И-Цуль слышала и то, что на самом деле передатчиком может являться любое зеркало. Великий Тецкатлипока способен заглядывать в любое жилище, смотреть на людей, отслеживать их реакции и разоблачать крамолу.

…Новости с фронта сменились вестями с полей.

- В три раза больше маиса и томатля собрали крестьяне волости Обезьянья Падь, - не забывая улыбаться, читала И-Цуль. - Свои трудовые успехи труженики полей посвящают величайшему Тецкатлипоке и нашим победам над нечестивцами.

Появился помощник жреца с заранее заготовленными табличками, на которых изображались радостные землепашцы за работой.

А вот третья новость сегодняшнего дня внушила И-Цуль настороженность.

- Жрецы предупреждают, - читала она. - В окрестностях Колана бродит опасный злоумышленник и крамольник, который называет себя Повелителем Змей и воплощением Кетцалькоатля. Настоятельно советуем всем богобоязненным майя не слушать ядовитые речения злопакостного мерзавца, а при его появлении звать стражников. За голову нечестивца назначена награда.

И-Цуль слышала об этом проповеднике, который недавно появился в городе. Говорили, что он действительно творит чудеса и призывает уничтожить дымные зеркала. С последним требованием И-Цуль, понятно, согласиться не могла.

- На этом все, дорогие, богобоязненные майя, - обворожительно улыбнулась девушка. - Сейчас после перерыва на похвальбу торговцев, новости спорта, о которых вам расскажет достопочтимый Койкокотль. А с вами была И-Цуль. Во имя Тецкатлипоки величайшего храните мудрость.

И-Цуль отступила в сторону, и к зеркалу выбежал толстый, потеющий от волнения, торговец.

- Досточтимые майя! Рад вам представить новое масло «Маисёнок». Оно не только удобно для жарки и приготовления пищи, но обладает непревзойденным вкусом. Не покупайте ничего у других торговцев. Запомните: «Маисёнок»! Спрашивайте на рынках города!

И-Цуль досадливо поморщилась. Почему эти торговцы настолько глупы? Почему каждый из них так и норовит облить помоями конкурента? Уже сколько из них попадались в этот капкан, и все равно - продолжают это делать с завидным упорством.

Стражники уже выволакивали незадачливого торгаша, чтобы отвесить ему дюжину палочных ударов по пяткам за недобросовестную похвальбу. С этим всегда было строго. Но купцы готовы были пойти даже на муки. И-Цуль знала, что за те деньги, которые торговец отдает за минуту перед дымным зеркалом, крестьянская семья может безбедно жить целый год.

А к зеркалу уже подходил широко улыбавшийся Койкокотль.

- Добрый вечер, богобоязненные. Вчера состоялась ответственная встреча по фуатбояблю. Встречались команды Паленке и Се-Байле. Уверенную победу одержали паленкийцы. Два-один. Напомню, что через неделю наша команда встречается с ними здесь, в Колане…

И-Цуль терпеть не могла фуатбоябль. Он был отвратителен не столько тем, что представлял собой жестокое и бессмысленное мужское развлечение. Целью игроков было всеми правдами и неправдами забросить отрубленную голову в ворота противника. Играли с мечами и копьями. Уже ко второй половине игры храмовые площади, на которых происходили игры, становились скользкими от крови.

Обязанности судей выполняли жрецы. Любое нарушение правил каралось обезглавливанием. Если одна из команд забрасывала отрубленную голову в ворота, главный игрок мог выбрать для очередной экзекуции любого из солдат противника. При этом число воинов на поле всякий раз оставалось неизменным - по десять с одной и с другой стороны. Плюс одиннадцатый человек в команде - страхолюднейший страж ворот.

Во время этих жестоких схваток иной раз гибло по пятьдесят человек за игру. Ну, и проигравшую команду традиционно приносили в жертву сразу после поражения.

Тем не менее, мужчины с удовольствием рвались в этот бессмысленный бой. В случае смерти они не теряли практически ничего. Ведь гибель на жертвенном алтаре гарантировала вечное безделье и блаженство по ту сторону реальности.

Женщин, к сожалению, приносили в жертвы куда реже. Женщине надо всю жизнь рожать детей, выполнять тяжелую работу в семье, вести досточтимый образ жизни. Тогда, может быть, ее тоже впустят в небесное царство.

Зато мужикам - куда проще. Для того, чтобы обрести вечное блаженство, достаточно один раз плохо сыграть в фуатбоябль. И все. Где, спрашивается, справедливость?

Койкокотль прочитал новости, а на место перед зеркалом заступил жрец, который хотел рассказать зеркалозрителям о государственных делах. Он вполне предсказуемо завел речь о нечестивых ольмеках, зловонных чолутеках и проклинаемых во веки веков тольтеках.

И-Цуль засобиралась домой.

Проповедь жреца относилась к числу программ, обязательных для всеобщего просмотра, и И-Цуль на самом деле играла с огнем, когда уходила из храма во время его речи.

Впрочем, любимица мужчин всего Юкатана имела на это негласное право.

После жреца шли уже необязательные программы.

Большой популярностью пользовались, например, сериатли - бесконечные постановки из жизни богатых купцов и воинов. Женщины Юкатана были без ума от этих представлений, смаковали семейную жизнь выдуманных героев, обсуждали ее друг с дружкой. Хотя качество актерской игры оставляло желать лучшего. Актеры, как знала И-Цуль, в большинстве своем были неграмотны и тупо зазубривали текст роли наизусть, прислушиваясь к бубнящему жрецу-чтецу.

Гораздо больше И-Цуль нравились детские передачи - в основном кукольные представления, посвященные сказкам и легендам.

А вот передача «Пирамида» неимоверно раздражала. Практически сколько И-Цуль себя помнила на зеркаловидении, эта глупая программа каждый вечер возникала в зеркалах богобоязненных майя. Герои этого безобразия - молодые парни и девушки - были заперты в специальном отсеке храма и предоставлены сами себе. Естественно, они там все переругались, перетрахались и пересклочничали. Раз в день, когда их навещал Тцатцокль с зеркалом, они вываливали свое грязное белье как минимум на пол-Юкатана. Потом начинали выбирать, кого выгнать из пирамиды. К слову, изгнание означало попадание на жертвенник. Поэтому многие девушки радовались, когда их выгоняли.

Хуже «Пирамиды» были только клоуны. Но они, как знала И-Цуль, также были неизбежным злом. Юкатанцы были добродушным народом. Они любили от души похохотать над низкопробными шутками.

…На первый взгляд было и не догадаться, что в Пирамиде есть множество внутренних помещений, запутанных коридоров, и даже тайных отсеков. В одном из таких, глубоко запрятанных в нутро храмового комплекса, служебных помещений работала Ай-Цокотль, лучшая подруга блистательной И-Цуль.

Ай-Цокотль сочиняла бесконечные истории для сериатлей из жизни выдуманных купцов, воинов, их многочисленных жен и чад.

И-Цуль застала Ай-Цокотль в разгар работы. Подруга надиктовывала текст резчику, который достаточно неспешно зубилами и молотком наносил на таблички витиеватые иероглифы.

- Так значит Ксикокотль - не мой сын?! Я не переживу, я сойду с ума! - диктовала Ай-Цокотль. - Все? Теперь пиши: «Конец двести тридцать восьмого сказания».

Поодаль нервничал жрец-распорядитель:

- Быстрее! Давайте быстрее! Нам скоро к зеркалу, а таблички еще не просохли!

- А кому не привыкать по-сырому читать? - хохотнула Ай-Цокотль.

При виде И-Цуль нервный жрец замахал руками.

- Рано! Рано пришла! Мы еще работаем!

- Не слушай его, И-Цуль, мы сейчас закончим, - возразила подруга.

- Да какой закончим?! А читка с актерами?! Вы меня под нож подставить хотите!

- Да какой нож, пупсик, что ты! Все пройдет изумительно, я тебе обещаю…

- Ну, и уйдешь сейчас, - бубнил жрец. - А мне расхлебывай…

- Послушай, масик, имеют право две девушки сорваться в конце недели пораньше?

- Вы меня под нож, под нож подставляете, - хватался за голову распорядитель. - Вечное блаженство, конечно, хорошо, но я еще пожить хочу.

- Слушай, Тлацколотль, - возмутилась Ай-Цокотль, - нашу программу смотрят только тетки и домохозяйки. И почему ты переживаешь?

- Я помню, как один мой предшественник плохо закончил большую эпопею, эта концовка не понравилась жене досточтимейшего Птичтиктучкцля. И попал бедняга под нож!

- Да не бойся ты, - снова хохотнула Ай-Цокотль. - Жена досточтимейшего Птичтиктучкцля от наших сказочек кипятком писает.

При этих словах подруга подмигнула И-Цуль. Сейчас, мол, выдвинемся.

И-Цуль нисколько не сомневалась, что порождает в душе своей подружки зависть. Бедняжке Ай-Цокотль никогда не добиться персональных носилок, которые покорно таскают на своих огромных плечах четыре храмовых раба-скопца. И еще есть пятый. Он всегда вышагивает впереди и, щелкая бичом, разгоняет прохожих.

Носилки стояли на возвышении, и, при появлении И-Цуль рабы приняли коленопреклоненные позы, сложив из своих рук подобие лестницы. И-Цуль взошла по ней. Усевшись в носилки, оглянулась на подругу. Простодушная Ай-Цокотль все никак не могла привыкнуть к такому обращению.

Когда подруга расположилась напротив И-Цуль, носилки мягко взмыли вверх.

- Куда изволит направляться солнцеликая госпожа? - спросил раб с бичом.

- В «Чоколатль», - сказала И-Цуль, увидела, что подруга нахмурилась и успокаивающе притронулась к ее руке: - Я угощаю.

Носилки двигались по улицам Колана. Простолюдины падали ниц.

«Чоколатль» был достаточно дорогим заведением. Посещать его могли позволить себе лишь жрецы, купцы и военные.

Сегодня вечером здесь было полно и тех, и других, и третьих. Появление И-Цуль в зале встретили одобрительным топотом ног. Тут же около столика, за которым расположились подруги, принялись увиваться мужчины.

И-Цуль уже в совершенстве овладела искусством отшивать ухажеров. Давая отставку одному красавчику-военному, она даже немного жалела. Но, как говорил один ее знакомый жрец, положение обязывало.

У привилегий, которыми была окружена И-Цуль, имелась и оборотная, не очень приятная сторона. Например, И-Цуль категорически запрещалась близость с мужчинами. И, как назло, они тянулись к ней. Не к страшненькой Ай-Цокотль, которой как раз можно было все.

«Все мужики одинаковы, - рассудила И-Цуль. - Как мотыльки на огонь стремятся к недоступным женщинам. И это при том, что доступное всегда есть, бери не хочу».

Учтивый слуга принес им чоколатль для возбуждения аппетита. Потом наступила очередь для маиса с перченым томатлем и копчеными змеями уатлицкалька.

Ай-Цокотль, как завороженная смотрела на глиняную табличку со списком блюд.

- Слушай, И-Цуль, а я не знала, что здесь подают мозги тольтекских жрецов. Но так дорого!..

- Да, говорят, что те, кто их отведает, причастится мудрости, - улыбнулась И-Цуль.

- Ты пробовала? - восторженно захлопала ресницами Ай-Цокотль.

Ресницы - густые и объемные - были единственной деталью внешности подруги, которой И-Цуль немного завидовала.

- Мне не понравилось, - сообщила она.

- Почему? - Снова взмах ресниц. - Невкусно?

- Нет. Очень вкусно. Но потом как-то грустно. В общем, быть мудрой - не очень-то приятно.

На закуску девушки решили отведать немного дурманящего пульке под сигары.

Наверное, И-Цуль просто устала, но голова у нее мигом закружилась.

- Хорошо, - вздохнула наивная Ай-Цокотль. - Как же я тебе завидую! Ты каждый день так живешь…

Обычно И-Цуль высокомерно усмехалась в ответ на эти, не лишенные подобострастия, замечания, но сейчас ее будто прорвало (наверное, табак и пульке были тому виной).

- Глупенькая Ай-Цокотль! Ничего особенно хорошего в такой жизни нет, можешь мне поверить. Она… она невообразимо скучна. Ведь каждый день - одно и то же. Утром-днем-вечером - ты носишься как голодная мартышка по банановой роще. А потом - пустота, Ай-Цокотль. Полная пустота. Ты понимаешь, что люди не любят тебя - они тебе завидуют, боятся тебя, в лучшем случае ищут от общения с тобой какой-то выгоды для себя. Но сама ты, как личность, никому не интересна. Извини, Ай-Цокотль, я, наверное, говорю лишнее?

- Нет-нет. Мне интересно!

- Каждый вечер одно и то же! Я понимаю, что растрачиваю себя впустую. Да, мне доступно то, что простые смертные никогда не увидят. Но у меня нет самого главного. Я понимаю, что знала, на что соглашалась. Но это так грустно.

- А что случится, если ты полюбишь?

- Ну, во-первых, меня выгонят из храма. А во-вторых, наверное, я удостоюсь вечного блаженства.

- О, так ты же счастливая!

- Ну, это смотря как посмотреть. По правде говоря, мне кажется, там, с той стороны, ничего нет. Доказать ведь это не могут…

«Ох, по-моему, я перебрала с пульке!» - подумала девушка, но остановиться уже не могла.

Подруга сосредоточенно кивала головой.

- А ведь так хочется пошалить, - продолжала И-Цуль. - Пожить обычной человеческой жизнью. Сделать что-нибудь запретное…

- Я тоже всегда мечтала знаешь, о чем?..

И-Цуль с облегчением затянулась сигарой. Похоже, она переоценила опасность, которую могла бы представлять подруга. Ай-Цокотль и сама порядком опьянела, и ей тоже не терпится выдать какой-то глупый, маленький, даром никому не нужный секретик.

- О чем?

- Попасть к притон, где мужчины смотрят на обнажающихся под музыку танцовщиц.

- Ты имеешь в виду тцриптицль? - удивилась И-Цуль. - Не могу поверить, что ты никогда не видела нагих девушек.

- А не в них дело, я на мужчин хочу посмотреть.

Вдруг И-Цуль замерла. Это была не такая плохая мысль. Во всяком случае, в мужском тцриптицль-притоне ей бывать не приходилось. Хотя она и знала, где располагается два или три из них.

- Слушай, Ай-Цокотль! А это мысль! Я придумала, как нам туда попасть!

И-Цуль изложила свой план, и девушки радостно засмеялись.

«Мы все-таки дуры пьяные!» - думала И-Цуль.

Главное опьянение давало не пульке. За годы работы И-Цуль привыкла к этому пойлу. Она знала нескольких жрецов и просто прислужников храма, которые хлестали пульке, будто воду.

Нет. Подлинное опьянение принесла сигара. Мир перед глазами раскачивался и слоился. И-Цуль знала, что еще затяжка-другая - и начнутся видения. Такое состояние девушка не столько не любила, сколько боялась его. Поэтому, когда она почувствовала, что мир вокруг нее закачался и замерцал, она затушила окурок о дно золотой пепельницы.

Она расплатилась с прислужником, щедро оставив ему на чоколатль.

Оседлав носилки, девушки направились обратно, к храму Дымного Зеркала. Миновав суровых стражников на входе, И-Цуль и Ай-Цокотль уверенно направились по запутанным коридорам к помещению, где хранилась одежда. Но были там не только тряпки, но и кое-что еще. Хранились там, например, парики, накладные бюсты - отголоски тех времен, когда женщин в Храм Дымного Зеркала еще не пускали, и их роли вынуждены были играть мужчины.

Впрочем, накладные бороды тоже имелись. Именно за ними девушки и пришли.

Пожилой смотритель храмового помещения поворчал для вида, но требуемое выдал.

«Какая прелесть! Он тоже в меня влюблен!» - подумала И-Цуль.

Она подарила старику одну из лучших своих улыбок и поняла, что теперь дедушка может умереть счастливым.

Хихикая, девушки подвязывали к подбородкам колючие бороды. Конечно, на мужчин они похожи не стали, но, насколько знала И-Цуль, в тцриптицль-притонах всегда царил полумрак.

Город тоже погрузился во тьму. Лишь горели огни на бульваре Вицлипуцли - самом злачном месте Колана.

Туда-то и направились, незаметно выскользнув их храма, девушки. Рабы-носильщики пусть дожидаются.

Не сказать, что на двух бородачей в ночи не обращал внимания никто из случайных прохожих. Их сторонились. И тому были причины. Ведь городские жители всегда тщательно брились, а вот дикие крестьяне ходили с растительностью на лице.

«Дойдем, пожалуй, без приключений, - подумала И-Цуль, - если только на других бородачей, настоящих, не нарвемся».

Впрочем, обошлось. Девушки, робея, протянули монетки равнодушному прислужнику с перебитым носом и оказались в запретном месте.

Здесь очень сильно и резко пахло мужским потом. Слышался пьяный гогот. В углах помещения, действительно темного, горели факелы. Хотя, скорее, просто чадили.

В клубах дыма на сцене извивалась полуобнаженная крестьянская девушка.

Толпа мужчин оказалась достаточно плотной. И-Цуль поспешно, чтобы не выдать себя, скрестила на груди руки.

Она и не заметила, как Ай-Цокотль оттеснили от нее. Оставшись одна, И-Цуль решила не поддаваться панике. Она осторожно оглядывалась.

Грохот ритмичной музыки бил по ушам. А оркестрик близ сцены знай себе - наяривал модный танец рокаронрль. Самые пьяные из мужиков отплясывали в дыму.

«Вырваться! Быстрее вырваться отсюда!» - подумала И-Цуль.

И тут на плечо ей легла чья-то сильная рука.

- А ведь ты - не мужчина, - произнес властный голос. - По какому праву ты находишься здесь?

И-Цуль замерла. И, хотя в тцриптицль-притоне было жарко, как на крыше храма в знойный полдень, девушка облилась ледяным потом.