Последнее искушение дьявола, или Маргарита и Мастер

Что-то в ней изменилось, после бала, устроенного Воландом. Она по-прежнему любила Мастера и физически принадлежала ему. Искренне продолжала ненавидеть людей, причинивших ему зло.

Но душа ее рвалась к Воланду. Или нет. Даже не к Воланду. Правильнее будет сказать — в его мир. Она хотела быть наравне со свирепым с виду, но очень добрым и справедливым Азазелло. Творить чудеса рядом с Коровьевым-Фаготом, с его длинной нескладной фигурой и козлиным дребезжащим тенорком. И уж, совсем по душе ей был простецкий и компанейский кот Бегемот. И даже с Геллой она могла подружиться. Лишь бы получить право на почтительное — «мессир».

А, еще она стала свободной. Никакие условности, в виде совести, стыда, жалости, раскаяния ее больше уже не связывали. Оставаясь внешне красивой и эффектной женщиной, она чувствовала в себе зарождение некоего мужского начала. Мужественность, бесстрашие, жесткость, гневливость — ее женская натура обрела, именно, эти черты.

Маргарита не лгала, когда говорила о своей любви к человеку, голова которого доверчиво покоилась на ее обнаженной груди. Но и полной правды бедный Мастер не знал. Его возлюбленная не была уже прежней Маргаритой со всеми ее слабостями и очаровательной простотой. Это была совсем другая женщина. Да, и женщиной ее можно было назвать с большой натяжкой.

Оставаясь прекрасной телом, Маргарита сутью человеческой уже не обладала. Душа ее принадлежала темным силам и блуждала теперь по мрачным закоулкам необъятного чертога того, кого люди обрисовывали и называли по-разному. Он и был во многих лицах, но един в своей дьявольской сущности…

… Итак, пришла пора расстаться с нашей королевой, — произнес медленно Воланд, — она была хороша?

— Мессир! — воскликнул своим скрипучим голосом Коровьев, — лучшей королевы бала у нас еще не было. Она прекрасно справилась со своей ролью.

— Она не играла роль, — одновременно отрицая слова сподвижника и подтверждая заслуги Маргариты, — сказал Азазелло, — она была настоящей королевой.

Кот лишь в молчаливом восхищении воздел лапы вверх и закатил глаза.

— Значит, она заслужила большее, — раздумчиво, как бы про себя, отметил Воланд.

— Я дал по твоей просьбе прощение Фриде, освободил Мастера, — продолжил он, обращаясь уже к Маргарите, — но, — он пристально заглянул ей в глаза, — у тебя ведь есть и сугубо личное желание. Я не ошибаюсь?

— Да, — едва слышно сказала Маргарита, — да, — ее голос стал увереннее, — оставь мне умение летать. Это прекрасно, — она умолкла, с мольбой вглядываясь в черный пустой глаз Воланда.

— И? — тот ждал продолжения.

— И сохрани мне сущность ведьмы, — Маргарита зарделась, — я… я чувствую себя ведьмой — так, пусть же ею и останусь.

— Ура, ура, ура, — тотчас затрещал Коровьев, — я же говорил тебе, дружище Азазелло, — она наша, она полностью наша.

— Да, — низким голосом проголосовал в пользу Маргариты клыкастый Азазелло, — я — за, мессир.

Кот опустился на одно колено и прижал лапы к груди, — смею ли я просить мессира об этом? Если, да — то я прошу.

Воланд поднял вверх правую руку, сжал ее в кулак и просто сказал, — будет так.

От костяшек пальцев оторвалась ослепительная беззвучная молния и ушла косым зигзагом в чернеющее небо.

В глазах Маргариты блеснул фиолетовый свет. Она пружинисто вскочила на ноги и сбросила с плеч накидку, белея в полумраке прекрасной наготой. Склонившись перед Воландом в полупоклоне, женщина выпрямилась, крутнулась на месте и свечой взмыла в небо. Сделав круг над Воландом и его свитой, и, покачав раскинутыми вширь руками, как обычно самолет качает крыльями в приветствии встречного, она полетела на юго-западную оконечность Москвы…