После потопа

Глава 1

Прошло семь лет

Чайки кружили над нашей лодкой. Они напомнили мне о Роу. Когда она училась ходить, так же взвизгивала и взмахивала руками, будто крыльями. А однажды она простояла без движения целый час, наблюдая за канадскими журавлями. Я водила ее к реке Плат, чтобы посмотреть, как птицы останавливаются и отдыхают там во время перелета. Роу и сама напоминала птицу: тонкая кость и быстрый, настороженный взгляд, внимательно следивший за горизонтом – вдруг пора спасаться и улетать?

Наша лодка стояла на якоре возле скалистого побережья на месте Британской Колумбии, у входа в маленькую бухту, где вода заполнила небольшое углубление между двумя горными вершинами.

Мы по-прежнему зовем моря старыми именами, но на самом деле теперь они слились в один гигантский океан, кое-где усеянный клочками суши: ни дать ни взять крошки, просыпавшиеся с неба.

Заря только что осветила горизонт. Перл сложила наши постельные принадлежности под навес на палубе. Под ним она и родилась семь лет назад. Тогда бушевал шторм и небо рассекали белые зигзаги молний, слепящие, как моя боль.

Я бросила наживку в ловушки для крабов. Перл вышла из-под навеса. В одной руке обезглавленная змея, в другой нож. Еще несколько змей обвились вокруг ее запястий, точно браслеты.

– Они нам сегодня на ужин, – напомнила я.

Перл полоснула меня недобрым взглядом.

Ничего общего с хрупкой темноволосой сестрой. Роу пошла в меня: темные волосы, серые глаза. А Перл похожа на отца: темно-рыжие кудри, весь нос в веснушках. Иногда мне кажется, что она даже стоит, как он: крепко и надежно уперев обе ноги в землю. Подбородок чуть приподнят, волосы вечно растрепаны, руки отведены назад, грудь выпячена. Перл уверенно бросает вызов миру без малейшего страха и опасений.

Я искала Роу и Джейкоба шесть лет. Когда они уплыли, мы с дедом спустили на воду «Птицу». Эту лодку он построил сам. Вскоре родилась Перл. Не будь с нами деда, мы с Перл и месяца не протянули бы. Он ловил рыбу, пока я кормила Перл. Расспрашивал о Роу и Джейкобе всех, кто попадался на нашем пути. Учил меня ходить под парусом.

Мать деда строила пиро́ги, как и ее дальние предки. Дед помнил деревянный остов, напоминавший человеческие ребра и укрывавший людей, точно мать укрывает дитя, растущее внутри нее, помогая им добраться до берега невредимыми. Отец деда был рыбаком. Вот почему детство дед провел на морях Аляски. Во время Столетнего потопа он вместе с тысячами других людей ушел вглубь материка и наконец осел в Небраске. Там он много лет работал плотником, но всегда скучал по морю.

Дед искал Джейкоба и Роу, когда у меня уже не хватало духу продолжать поиски. Иногда вяло тащилась следом, укачивая Перл. В каждой деревне он осматривал лодки в гавани: вдруг заметит ту самую? Показывал фотографии Роу и Джейкоба в каждом салуне, в каждом торговом доме. В открытом море спрашивал всех встречных рыбаков, не видели ли они мужчину с маленькой девочкой.

Но дед умер, когда Перл была еще совсем маленькая. И бремя непосильной задачи рухнуло на мои плечи. Отчаяние обволакивало меня, как вторая кожа. В первые дни я привязывала Перл к груди, надежно закутав ее в старый платок, и повторяла все то же самое, что и дед. Осматривала гавани, расспрашивала местных, показывала фотографии. Некоторое время это придавало мне сил. Я занималась серьезным делом, не связанным с выживанием. Чем-то более важным и осмысленным, чем ловля рыбы. Чем-то, что давало надежду и обещало залечить рану в моей душе.

Год назад мы с Перл высадились в маленькой деревеньке, укромно расположившейся в Северных Скалистых горах. Витрины магазинов побиты, дороги пыльные, куда ни глянь, всюду мусор. Эта деревня оказалась самой густонаселенной из всех, в которых я бывала. Люди сновали туда-сюда по главной улице, заполненной лотками и торговцами. Мы прошли мимо одной палатки, доверху заваленной награбленным добром. Кто-то успел оттащить все это в горы до начала потопа. Пакеты из-под молока, полные бензина и керосина, украшения – их можно переплавить во что-нибудь полезное, – тачки, консервы, удочки, корзины с одеждой.

На соседнем лотке товары, изготовленные или найденные после потопа: растения и семена, глиняные горшки, свечи, деревянное ведро, бутылки алкоголя с местного винного завода, ножи, выкованные кузнецом. На пакетиках с лекарственными растениями крупные, кричащие надписи: «Ивовая кора от лихорадки!», «Алоэ вера от ожогов!».

Некоторые товары смотрелись неважно: явно побывали под водой. Торговцы платят людям, чтобы те ныряли в старые дома и вытаскивали все, что не сгнило и не стало добычей мародеров еще до потопа. Вот отвертка, покрытая слоем ржавчины, а вот подушка, пожелтевшая и потяжелевшая от плесени.

На прилавке напротив только пузырьки лекарств с истекшим сроком годности и коробки патронов. Прилавок охраняли две женщины с автоматами, стоящие по обе стороны от него.

Всю пойманную рыбу я сложила в сумку, переброшенную через плечо. Пока шли по главной улице к торговому дому, крепко держалась за ремешок. Другой рукой сжимала руку Перл. Ее рыжие волосы стали сухими и ломкими. Шелушащаяся кожа приобрела светло-коричневый оттенок, но это не загар, а ранняя стадия цинги. Я подумала: надо выменять для нее фруктов, а для себя – рыболовных снастей получше.

В торговом доме я вывалила рыбу на прилавок, и мы с хозяйкой стали торговаться. Это была коренастая черноволосая женщина без нижних зубов. Мы с ней долго препирались, но наконец ударили по рукам: семь моих рыбин за апельсин, нитки, моток лески и лепешку. Я убрала все добро в сумку и разложила перед хозяйкой торгового дома фотографии Роу. Спросила, не видела ли она эту девочку.

Женщина уставилась на один из снимков. Помолчала. Потом медленно покачала головой.

– Вы уверены? – спросила я.

Женщина ответила не сразу, и это меня насторожило.

– Здесь таких нет, – с сильным акцентом объявила она и продолжила заворачивать в бумагу мою рыбу.

Мы с Перл побрели по главной улице к гавани. Погляжу на суда, сказала я себе. В деревне столько народу, что за всеми не уследишь. Одну худенькую девочку хозяйка торгового дома могла и не приметить. Мы с Перл держались за руки и огибали торговцев, заманивавших нас к себе. Вдогонку неслись выкрики: «Свежие лимоны! Куриные яйца! Фанера за полцены!»

Тут я заметила впереди девочку с длинными темными волосами, одетую в голубое платье.

Я застыла как вкопанная и уставилась на нее. Да это же платье Роу! Узор пейсли, оборка на подоле, рукава-фонарики. Внезапно мне стало нечем дышать. Все вокруг заволокла пелена. Рядом крутился мужчина и ныл, упрашивая купить у него хлеб, но его голос доносился будто издалека. Голова кружилась, тело вдруг стало невесомым. Я не сводила глаз с девочки.

А потом я бросилась к ней. Неслась по улице во весь опор, таща за собой Перл. Сшибла тележку с фруктами.

Океан в гавани вдруг преобразился: вода стала чистой и свежей и засверкала кристальной голубизной. Я схватила девочку за плечо и развернула к себе.

– Роу! – воскликнула я.

Думала: сейчас увижу родные глаза и обниму дочку!

Но на меня смотрело чужое сердитое лицо.

– Убери руки! – буркнула девочка и отпрянула, высвобождаясь из моей хватки.

– Извини… – пробормотала я и отошла.

Девочка поспешила прочь, настороженно оглядываясь. А я осталась стоять на запруженной людьми дороге среди клубов пыли. Перл отвернулась и закашлялась.

«Это не Роу, а незнакомая девочка», – сказала я себе, пытаясь свыкнуться с этой мыслью. Сердце сдавило от разочарования, но я отогнала мрачные мысли. Все равно я найду Роу. «Все будет хорошо, я ее найду», – повторяла я себе.

Кто-то со всей силы толкнул меня и сорвал с моего плеча сумку. Перл растянулась на земле, я тоже чуть не упала, но успела схватиться за прилавок с шинами.

– Эй! – прокричала я вслед женщине.

Та рванула в сторону гавани и скрылась за палаткой с рулонами ткани. Я за ней. Перепрыгнула через тележку с цыплятами, обогнула старика с палкой.

Я кружила по рынку, высматривая воровку. Люди проходили мимо, будто ничего не случилось. От толкучки и несмолкающего гула голосов меня замутило. Похоже, что искала я долго: начало темнеть, по земле пролегли длинные тени. Я то бегала, то крутилась на одном месте, пока ноги не подкосились. Я застыла возле того места, где меня обокрали. Нашла взглядом Перл. Та стояла там же, где упала: рядом с прилавком с шинами.

Между прилавками толпилось столько народу, что меня она не заметила. Перл с тревогой вглядывалась в лица прохожих. Ее подбородок дрожал. Она держалась за плечо: видно, ушиблась. Все это время она ждала, брошенная и растерянная. Перл оставалось только надеяться, что я вернусь за ней. В тот день апельсин в сумке был главным моим достижением. Свидетельством того, что я нормально забочусь о Перл.

Я глядела на дочку, и меня одолевало уныние. Сама виновата: утратила бдительность. Будь я внимательнее, воровка не стянула бы сумку. Я же всегда такая осторожная! Обычно меня врасплох не застанешь. Но в тот день сердце разъедала тоска, а надежда отыскать Роу казалась несбыточной.

Постепенно я сообразила, почему голубое платье показалось мне таким знакомым и потянуло к себе, как рыбу, попавшуюся на крючок. Да, у Роу было такое же платье, но когда Джейкоб ее увез, с собой его не взял. Я нашла платье в спальне дочери, в комоде. Потом я каждый день спала с ним. Зарывалась лицом в ткань, гладила ее и теребила, вдыхала запах Роу. Платье врезалось мне в память только по одной причине: Роу забрали, а оно осталось. Моя дочь никак не может расхаживать в нем по улицам. И вообще, она ведь выросла за эти годы. Голубое платье ей давно мало. Роу теперь большая девочка. Хотя я прекрасно все это понимала, в моей памяти дочка так и осталась пятилетней малышкой с огромными глазами и тоненьким смехом. Даже наткнись я на нее посреди улицы, наверное, не признала бы.

И тут я решила: все, с меня хватит. Сил моих больше нет. Каждый раз новое разочарование. Повсюду ее ищу, но в ответ на мои вопросы все как один разводят руками. На след Роу никак не напасть. Мы с Перл должны думать о себе, иначе нам не уцелеть. Нужно сосредоточиться только на нашем собственном выживании.

С тех пор мы больше не искали Роу и Джейкоба. Перл иногда спрашивала почему, и я отвечала правду: я просто не в состоянии продолжать. Я чувствовала: они живы, но не понимала, почему в малочисленных горных общинах, со всех сторон окруженных водой, никто о них не слышал.

Теперь мы просто дрейфовали без четкого направления и цели. Дни ничем не отличались один от другого. Предыдущий перетекал в следующий: так же река впадает в океан. По ночам я лежала без сна и прислушивалась к ровному, размеренному дыханию Перл. Я понимала: она мой якорь. А днем я боялась, что на нас нападут пираты или что в сети попадется мало рыбы, и мы умрем с голоду. Меня мучили кошмары. Во сне я вцеплялась в Перл и будила нас обеих. Так я и жила: много страха, а в промежутках – чуть-чуть надежды.

Я подготовила ловушки для крабов, бросила за борт и дала им погрузиться в воду футов на шестьдесят. Я окидывала взглядом берег, и тут мной ни с того ни с сего овладела смутная тревога. Болотистый берег зарос темной травой и кустами, чуть дальше на горном склоне пробивались молодые деревца: тополя, ивы, клены. До потопа они на такой высоте не росли. Берег изгибался, образуя укромную бухту. Иногда там встают на якорь торговцы или сидят в засаде пираты. Зря я поленилась и не заглянула в бухту. Надо было убедиться, что на острове ни души. Земля не вода, на суше быстро не сбежишь. Но я собралась с духом. Ничего не поделаешь: нам нужна пресная вода, а значит, придется сойти на берег. Иначе и дня не продержимся.

Я еще раз осмотрела берег. Перл проследила за моим взглядом.

– Этот берег ну точь-в-точь как тот, где мы видели пиратов, – поддела она меня.

Перл долго припоминала мне этот случай: мы видели издалека, как пираты грабили лодку. Мы проплыли мимо, хотя на душе у меня было тяжело. Но я позволила ветру наполнить наш парус и унести нас прочь. Перл возмутилась: заявила, что мы должны были прийти тем людям на выручку. Я напомнила ей, что в опасные дела ввязываться нельзя: наше дело сторона. Но под моими здравыми рассуждениями скрывался страх. Пока вода затапливала сушу, он захватывал место в моей душе, поглощая все другие чувства. Теперь мое сердце зачерствело и мало напоминало человеческое.

– По-твоему, мы вдвоем должны были напасть на пиратский корабль? – спросила я. – Пропали бы ни за грош.

– Ты даже не попыталась ничего сделать! Тебе на все плевать!

– Ошибаешься, – ответила я. – На некоторые дела мне настолько не плевать, что на другие просто не хватает сил.

А могла бы сказать: я доведена до предела. Может, и хорошо, что я так и не нашла Роу. Ни к чему мне знать, на какие поступки я способна, чтобы с ней воссоединиться.

Перл ничего не ответила.

– Каждый сам за себя, – подвела я итог.

– Ты нехорошая, – буркнула Перл и уселась спиной ко мне.

– Думай как хочешь, – бросила я.

Потом зажмурилась и зажала пальцами переносицу. Села рядом с дочкой, но та отвернулась.

– Опять тот самый сон видела? – спросила я, стараясь говорить мягко и ласково, но резкие нотки все равно проскакивали.

Перл кивнула. Она выдавливала кровь из змеиного хвоста, и та вытекала через дыру на месте головы.

– С нами такого не произойдет. Мы с тобой всегда будем вместе, – успокоила я.

Погладила дочку по голове, убрала волосы с ее лица. На губах Перл промелькнуло что-то, похожее на улыбку.

Я встала и заглянула в бак для пресной воды. Осталось чуть-чуть на самом донышке. Вот так: воды кругом залейся, а толку от нее никакого. Голова болела от обезвоживания, в глазах начало рябить. Обычно с пресной водой у нас проблем нет: дождь льет через день. Но в эти дни не выпало ни капли. Придется искать горные ключи и кипятить воду. Я вылила остатки наших запасов в бурдюк Перл и протянула его ей.

Перл перестала теребить обезглавленную змею и взвесила бурдюк в руках.

– Ты отдала всю воду мне, – произнесла Перл.

– Я уже попила, – соврала я.

Перл уставилась на меня во все глаза. Она видит меня насквозь. От нее ничего не утаишь. Не то что от себя.

Я пристегнула ножны к поясу, мы с Перл взяли ведра, спрыгнули в воду и побрели к берегу. Может, накопаем моллюсков. Хотя здесь для них, кажется, слишком мокро. Я уже начала беспокоиться, что мы останемся ни с чем.

Мы с Перл бродили по болоту и тут наткнулись на сухой участок с южной стороны. Сюда светило солнце, равномерно прогревая землю. Многочисленные углубления усеивали засохший ил. Мы нашли палки и стали копать, но через несколько минут Перл отшвырнула свою палку в сторону.

– Мы так ничего не найдем, – заныла она.

– Не хочешь – не надо, – с раздражением бросила я.

Руки и ноги отяжелели от усталости.

– Тогда поднимись на склон и поищи родник. Смотри под ивами.

– Сама знаю.

Перл развернулась и попыталась резво взбежать по склону, но получилось неловко и неуклюже. Бедный ребенок – даже на суше передвигается как по палубе. Перл подстраивается под морскую качку: слишком сильно упирает ноги в землю, наклоняется то в одну сторону, то в другую.

Я продолжала копать. Скоро меня со всех сторон окружали холмики земли. Наконец наткнулась на раковину и кинула моллюска в ведро. Сквозь шум ветра и волн из бухты донеслись голоса. Я настороженно застыла. Села на пятки. Прислушалась. Все тело напряглось, как натянутая струна. Я пыталась уловить хоть один звук, но нет – тишина. На суше мне вечно что-то мерещится: то улавливаю песню, когда никакой музыки нет и в помине, то замечаю вдалеке покойного деда. Будто, ступив на сушу, возвращаюсь в прошлое.

Я наклонилась и снова зарылась руками в землю. Бросила в ведро вторую раковину. Та звякнула о дно. Только наткнулась на третью, и тут воздух прорезал тонкий, резкий вскрик. Я застыла. Потом вскинула голову, высматривая Перл.