После

Яна Дубинянская

ПОСЛЕ

Моему сыночку

Увидев меня, Вера и Медж подвинулись и недовольно попрятали пачки сигарет. Утром прошел дождик, совсем маленький, но все лавочки в парке перед колледжем блестели - кроме этой, под навесом у самого входа. До начала занятий оставалось ещё минут пятнадцать. Я присела и раскрыла книжку.

- Это правда, что Хиггинс берет по двадцатнику? - лениво протянула Вера. - Мне старшие курсы сказали.

- А как же: сессия - самое урожайное время, - Медж клацнула зажигалкой, посмотрела на пламя и прихлопнула его крышкой. - Кстати, у Грымзы на той неделе день рождения, надо бы скинуться...

Я слушала их болтовню и никак не могла вчитаться. Хотя, наверное, девчонки тут ни при чем, просто пора переходить с экзистенциализма на дамские романы. Понемногу тупею - говорят, это нормально.

- Глядите, кто идет! - в голосе Веры появилось некоторое оживление, она толкнула в бок не только Медж, но и меня. - Тоже мне, святое семейство!

- Что ты хочешь - сессия, - пояснила Медж. - Думает разжалобить преподов. Лично я её ни разу за семестр не видела. Боится, что отчислят, кстати, давно пора.

Я закрыла своих экзистенциалистов и спрятала книгу в сумочку. Надо же - по дорожке между молодыми ярко-зелеными газонами и мокрыми лавочками шла Анни, одной рукой толкая перед собой пустую коляску. Миниатюрный бело-голубой сверток нес рядом её муж.

- Нет, ты посмотри на это сокровище: серьга до плеча! Косы вдвое длиннее, чем у нее. А как тебе его походочка? Во-во, вразвалку, чтобы все видели, что он крутой байкер, не кто-нибудь!

- Не говори, уже подрулили бы под самый колледж на своем мотоцикле. С коляской, - каламбуру Веры не было равных, и обе неудержимо прыснули.

Анни остановилась под цветущим деревом, что-то сказала мужу, взяла из его рук ребенка, уложила в коляску. Анни стала совсем худенькой, почти бестелесной, длинная шерстяная юбка перекрутилась набок на её узких бедрах, полосатое пончо с кистями висело на ней, как на вешалке. Светло-русые волосы отросли и беспорядочно падали на шею, перехваченные на лбу плетеной повязкой из пестрого бисера.

- И что они только на себя не напяливают, эти неформалы! Хотела б я посмотреть на неё в свадебном платье.

- Могу себе представить... Кстати, она ведь замуж выходила где-то на пятом месяце, если не на шестом. Платье! Да там вся свадьба - три ящика водки, кило анаши, полчаса бренчания на гитаре, а потом все любят друг друга во имя мира во всем мире.

- Не понимаю только, зачем детей заводить... Здравствуй, Анни! Как ты себя чувствуешь?

Она замедлила шаг и вымученно улыбнулась.

- Привет. Спасибо, хорошо.

От её всегда бледненького невыразительного лица остались одни светлые глаза, да и те провалились в коричневатые глубокие ямы. Скулы выдались вперед и заострились, к тому же по краям лица их жестоко подчеркивали яркие бисерные подвески. Я тоже поздоровалась с ней, Анни ответила кивком головы, но останавливаться не стала. Муж придержал вертящуюся дверь, и они скрылись в холле колледжа.

Вера проводила их презрительным взглядом. Медж снова щелкнула зажигалкой и покосилась на меня.

- Я уже иду, - сказала я.

Муж Анни стоял в холле у стены - худой долговязый парень в черной потертой коже, с бородой и длинным волнистым хвостом вполовину спины. Его звали то ли Эл, то ли Эд, - помнится, меня с ним знакомили, но... Провалы в памяти - говорят, это тоже нормально. Надо поговорить немного с Анни на эту тему, решила я. И огляделась по сторонам. Она бы не успела уйти далеко.

Анни поднималась по лестнице на второй этаж.

Поднималась по лестнице...

Что-то в её движениях было не так. Я прищурилась, зажмурилась, тряхнула головой. Нет, правда - она двигалась совершенно не так, как все люди, не переставляла ноги со ступеньки на ступеньку... Как если бы там вовсе не было ступенек, а была гладкая ледяная горка под сорок пять градусов, и Анни осторожно, боком, стараясь особенно не разгоняться, съезжала по ней...

А пленку прокручивали в обратном направлении.

Галлюцинации? Это было бы слишком. Или тоже нормально?

- Анни!

Она меня не услышала - все-таки довольно далеко. Поднялась на второй этаж, на последней ступеньке чуть прогнувшись в поясе и согнув колени, выпрямилась и легко зашагала по коридору. Я поискала в заполонившей холл толпе черного байкера - молодой отец склонился над коляской, потрясая, как погремушкой, длинной серьгой.

Потом вздохнула и тяжело ступила на нижнюю ступеньку.

Анни стояла у окна напротив директорского кабинета. В коридоре уже никого не было, занятия только что начались. Она издалека увидела меня, улыбнулась и шагнула навстречу.

- Привет ещё раз. Не хотелось останавливаться возле тех барышень. Как ты? - Неплохо, в общем-то. Но стала катастрофически медленно соображать. Так бывает?

- Еще и не так бывает, - она негромко рассмеялась. На бледных щеках выступили две вертикальные морщинки. - Я под конец на любой вопрос отвечала "да", а уже потом пыталась вспомнить, о чем спрашивали. Но зато после... После начинается такая свистопляска...

- Тебя сюда каким ветром?

Анни покосилась на директорскую дверь.

- Надо что-то делать, подали на отчисление. За пропуски. Понимаешь, не оформила вовремя академ, может, как-то задним числом... А как они себе это представляют, его же кормить - ну пусть уже не каждые три часа, но все равно... А Эл все бегает, ищет работу, ему не везет, вот и зависает ночами у друзей, я одна с маленьким, не сплю, а утром все по новой... Вчера опять не прошел собеседование, я же говорила: сними серьгу! А Эл неплохой программист... Сам у себя, ты не знаешь?

- Должен быть, зайди посмотри.

Анни шагнула к двери, но остановилась и вернулась.

- Боюсь, вдруг там Грымза? Она клялась, что лично меня выгонит. С Самим ещё можно договориться... Надо бы как-то незаметно туда заглянуть...

Она запрокинула вверх худенькое личико, и я проследила за её взглядом...

А потом и за её полетом.

Я успела увидеть, я все видела, только не в силах была поверить... И опять зажмурилась, и махнула рукой, отгоняя что-то темное и мельтешащее перед глазами, и присела на подоконник, оперлась о стекло... Конечно, галлюцинации, а как же иначе?

Анни оправила обеими руками вздувшуюся во время приземления колоколом шерстяную юбку.

- Сидит у него. Пойдем отсюда, не хочу с ней столкнуться. Вик наверняка уже уделался... Сбегаю гляну - может, она за это время уберется...

Я обернулась и ещё раз посмотрела туда. Просто так. Чтобы убедиться, что узкая вентиляционная щель, как всегда, темнеет под самым потолком. В четырех метрах от пола. И повторить самой себе, что именно туда секунду назад заглядывала Анни.

- Да не удивляйся ты так, - вдруг тихонько прошептала она.

И засветилась изнутри всем тонким лицом, всей кожей, и особенно большущими светлыми глазами.

- Я теперь все время летаю... когда никто не видит. Просто в самом конце, ты понимаешь, чувствуешь себя такой огромной, такой тяжелой... А после... когда Вик родился... ну, не сразу, через пару месяцев... я вдруг стала легкая-легкая, как пушинка... и поняла, что могу летать. Хотя толку с этого...

Мы остановились у той лестнице, по которой несколько минут назад она поднялась... взлетела, не замечая ступенек. Анни облокотилась на перила и посмотрела вниз. Там, в холле, долговязый байкер засунул руку в коляску, потом поглядел на пальцы и нагнулся за пачкой памперсов.

- Да, - Анни обернулась ко мне. - Я хотела попросить тебя... Может, твой у себя на фирме... Узнай у него насчет работы, хорошо? Эл хороший программист...

Внизу лохматый папа вынул из коляски ребенка, на весу раздел его, сунул в сумку использованный памперс. Во время этой операции фланелевые ползунки выскользнули на пол из его длинных неловких рук. Анни улыбнулась и вздохнула.

Фигура в черной коже снова наклонилась. А ребенок...

Малыш остался висеть рядом с коляской. Он не плакал, а только увлеченно перебирал в воздухе голыми пухлыми ножками.

- Ему же холодно! - с устало-безнадежным возмущением сказала Анни. Нет, я не могу больше. Эл!

Она сделала мне прощальный жест и побежала... заскользила вниз по лестнице, словно это была гладкая горка под сорок пять градусов. Но, спустившись на пару метров, приостановилась на ступеньке и снизу взглянула на меня.

- Вик - он просто ещё очень маленький. У него пройдет. Да, забыла спросить, тебе когда?

- Еще недели три, где-то так...

- Я тебе ещё позвоню, обязательно. Счастливо!

Я помахала Элу, но он на меня не смотрел. Анни одевала лежащего на воздухе ребенка, а его отец смущенно разводил руками, то ли оправдываясь, то ли что-то доказывая. Серебристая серьга плясала на его черном плече.

Я отвернулась. Пора идти учиться... мы, кажется, на четвертом этаже. Я вздохнула и ступила на лестницу. Нет, просто ходить совсем не тяжело, а вот эти проклятые ступеньки...

Еще недели три. А после... может быть, я тоже смогу летать?

Может быть.

После.

2000.