Посланники Смерти

  Верно говорят: пришла беда - отворяй ворота. И эту-то беду не отворотишь...

   Боится Зоряна за порог выглядывать. Едва покатится солнце за дальний лес, как запирается в доме и ждет. Не может не ждать. Это днем, когда ясен день и птицы поют, дела - за водой к колодцу, скотину кормить, еду готовить, за дровами опять же, но не далече, чтоб вернуться успеть. А ночью сидит и каждый шорох слушает. И боится - безумно - услышать стук в дверь. Этому гостю открывать придется.

   - Мамочка, страшно мне, посиди рядом.

   Жаркий шепот в темноте - свет лучины не достает до дальнего угла.

   - Да, милый.

   Сыночек, маленький, но серьезный, не жалуется никогда, и надо же... плохо дело. Опускается на лавку, щупает поверх одеяла ладошку - будто лед.

   Холодные руки, ветер в печной трубе, и темнота, темнота, темнота. Далекий стук, от которого вздрагивает, пугая сына.

   Тише, маленький, это не к нам, к соседям нашим. Шевелится в глубине души облегчение вперемешку с отчаянной злостью - ну и пусть, пусть, семья у них большая, не страшно. Не к нам.

   Сыночек стискивает руку.

   - Папа пришел, - шепчет он.

   - Какой папа? - спрашивает, бледнея.

   - Наш.

   Какой же папа?! Он ушел - первым - и вернуться не может! Постучались в дверь, и он, будто зачарованный, шагнул в ночь. Потянулись следом посланники - за дочерьми старшими, крепкими еще свекром и свекровью, незамужней золовкой. Едва ли не каждый день - слезы просыхать не успевали. И тут затишье недельное. Сидят вдвоем, она и сынишка малой, и ждут. Пережидают ночи, а утром, с отблеском надежды в глазах, стараясь не встречаться взглядом с теми, к кому заглянули на огонек, - по делам.

  

   Один лишь раз видела Посланника, да и не положено на них смотреть, все больше в сторону, да молчать. Не сердить их хозяйку. А она - смотрела! Молоденькая тогда была, лет пятнадцати. Вцепилась в тот вечер соседняя бабка в руку. Посиди, говорит, со мной, мужа ушедшего во сне видела, вернется ночью, заберет. И отказать-то нельзя! Осталась.

   Вязать пыталась, но волнение сильно, а ночь длинна. Россказни соседкины слушала, про жизнь ее юную, про мужа хозяйственного, да про дочь-красавицу... много говорила. Боялась, хоть и ждала. Под утро стук разбудил. Зоряна-то дверь открыла, а там - бабкин дед. Будто живой, только тепла живого не чуется.

   Разглядывала с интересом - молодая и дерзкая - и без страха почти. Мужик мнется у порога, но она не отходит, никак не пройти.

   - Пусти, - говорит. Глухо так, будто издали.

   - А если нет? - набираясь наглости и азарта.

   - Пусти...

   Это уже бабка стонет. Села на кровати, глазищи в темноте так и горят.

   Посторонилась, пропуская. Старики, меняясь взглядами влюбленных, сцепили пальцы. Соседка, одетая в лучшее, нарумяненная даже, ушла чинно под ручку с мужем в ночь. Больше ее и не видели.

   А Зоряну судьба с тех пор оставила. Первая красавица на деревне, а в девках ходила долго. То с соседних сел сватались, богатый выкуп давали, а она все смеялась и говорила: подумаю, а то - как отрезало. И Микола, весь из себя хорош да статен... как любила его, целовать себя давала, и не только целовать... погулял с девкой лето, а по осени привел в дом другую. Уж как ревела она, Зоря-Зорюшка, как мать за косы трепала, а соседи пальцем тыкали - порченый товар. И замуж никто не брал, пока не встретил Еремей, Еремушка ее, да и увез далеко от родимых мест.

   Думала, счастье пришло, ан нет. Долго родить не могла, домашние шептались, да и муж странно поглядывал. А как появился на свет ребеночек, опять не то - дочка. Детишкам всяким рады, но тут сынок, рода продолжение - большая важность. А у нее все девки рождаются! Старшая девочка младших сестер нянчит, матери во всем помощница, да и приданное уже готовить начали, а мальчика все нет. Отчаялись ждать. И то ли судьба сжалилась, иль вняли молитвам предки, а родился у нее сынок - крепенький и смышленый, весь в отца.

   Сразу и звать ее, мать дитя такого, по-другому стали. Не Зорькой, Зорянкой, как раньше бывало, а Зорянушкой, душенькой. Округлилась, похорошела, как в былые годы...

   Да не долго счастье длилось. Беда пришла в деревню. И некому уж сына баловать, пятки щекотать, сластями угощать, да катать на загривке. Некому и ее, Зорюшку, любить. Одни они на свете этом остались.

   Беда пришла...

  

   За мыслями своими и воспоминаниями стук не сразу услышала. А как услышала - захолонуло сердце.

   На деревянных ногах - к двери, открыть на ладонь. Тишина за порогом, и собак не слышно. Смотрит на сапоги сбитые, а взгляд все выше идет, хоть и нельзя. На голенище заплата знакомая, и штаны льна крепкого сама шила, пояс расшивала и рубахи подол. Ворот расстегнут, из него завитки тугие выглядывают... сколько раз их на палец крутила.

   Не смотреть на лицо, не смотреть, не смо...

   - Муж мой.

   Выдох - дыхание тает, мешается с влажной ночью. Мечется взгляд по лицу, гладит родные черты. Все тот же, и все же - не тот. Просто похож.

   - Мне... пора? - неуверенно, робко.

   - Не за тобою пришел. - Долго молчит, и после, - сына отдай.

   И голос другой. Холодный, совсем не родной. Чужой. Цепляясь за это, поднимается стон из груди, и ползет за ним злоба, горячит и голову кружит. Сына? Отдать? Смерти предать?

   Блеск в глазах - той, что шла когда-то против воли родни и любила Миколу, что смотрела в глаза посланцу, и спорила, зная, что лучше не будет. Отчаянье матери, потерявшей детей... почти потерявшей их всех.

Загрузка...