Во втором конверте было всего пару строк и номер телефона.
Несколько минут Блейк просто сидел и водил по ним глазами. Возможно, он просидел бы и дольше, но тут его планшет наконец ожил, предупредил, что качество сеанса будет никудышным, и потребовал отпечаток пальца. Блейк повиновался.
На экране был Ярвуд. Картинка то и дело рассыпалась на мелкие серые кирпичики, но все равно было заметно, что настроение у Ярвуда прекрасное. По левую руку у него располагалось затонированное окно, куда нещадно било солнце, а слева виднелась приборная доска с целой уймой ручек и дисков.
Хобби Ярвуд себе выбрал необычное – он собирал и пилотировал самолеты той эпохи, когда они еще перемещались с помощью реактивного двигателя и подъемной силы крыла. В пальцах у Ярвуда был штурвал, а на худом вытянутом лице – довольное выражение, какое редко доводилось видеть его подчиненным.
- Блейк, - сказал Ярвуд. – Я уже прочитал сводку из Порт-Саура. Сегодня хороший день и я не собираюсь портить себе вылет из-за позорных проколов своих младших сотрудников.
Блейк счел за лучшее промолчать.
- Ты меня удивил, - сказал Ярвуд. - Вот уж не думал, что ты нарвешься как только выйдешь из челнока. Как ты собираешься работать дальше, если самый богатый человек Нордики заказал тебя в первый же вечер словно телячью отбивную?
- Я не думаю, что это Ярай, - сказал Блейк. – На него это не похоже. Я думаю, Ярай просто хотел показать мне парня, который утром кричал о справедливости а вечером просадил в кости свой паспорт. Может быть он думал, что я расскажу об этом сенатору. Может быть он думал, что сенатора в самом деле интересует справедливость.
Ярвуд рассмеялся.
- Думаешь, нашего сенатора не интересует справедливость? – спросил он.
- Кажется, господина сенатора интересует только политический капитал, - сказал Блейк.
Ярвуд наклонил голову и повел штурвал влево.
- Откуда тебе знать, что похоже на Ярая, а что нет? – сказал он. – Сколько ты с ним провел, два часа, три? В любом случае, ты напрасно потратил время. У тебя были четкие указания. Прощупать наших вояк и по возможности проинспектировать базу. Вместо этого ты пошел по притонам.
Блейк закусил губу.
- Ярвуд, послушайте меня, - сказал он. – То заведение, где мы оказались ночью. Кажется, офицеры его любят. Я не знаю, как у наших офицеров с чувством долга, но когда люди после казармы гуляют с девочками, они болтают лишнее.
- Блейк, - насмешливо сказал Ярвуд. – С чего ты это взял? Ты когда-нибудь гулял с девочками? Или ты просто насмотрелся дурного шпионского кино?
Черт, краснею, подумал Блейк. Хорошо, что видеосвязь плохая.
- Я встретил там Гаттана, - сказал Блейк. – Едва ли он навещал особняк по делам в половине второго ночи. Я уже выяснил имя хозяина. Хозяин должен знать всех как облупленных. Я мог бы с ним поговорить.
- Тебя интересует притон потому, что там гуляют офицеры, - сказал Ярвуд, - или потому, что тебе понравилась Яника Вар?
Блейк немного задохнулся.
- Послушайте, чиф, - сказал он. – В моем брифе указано, что я должен отработать федеральный экспедиционный корпус Порт-Саура. Если я правильно помню, под брифом стоит ваш росчерк.
Ярвуд посерьезнел.
- Хорошо, что ты вспомнил о брифе, Блейк, - сказал Ярвуд. – У меня есть новости. С этой минуты твой бриф аннулирован. Вот тебе новая задача: сиди на месте и не высовывайся. Никаких активных мероприятий.
По прошлому опыту Блейк знал, что возражать бесполезно.
- Ярвуд, - сказал он. – Я понимаю, после того, что я устроил...
- Твои похождения тут не причем, - сказал Ярвуд. – Ночная прогулка, конечно, внесла свежую нотку в отношения между Порт-Сауром и метрополией. Но через пару суток о ней уже никто и не вспомнит, если ты будешь вести себя тихо. Так что веди себя тихо. Открылись новые обстоятельства. Дело вышло далеко за пределы твоего допуска. И твоей компетенции.
Ярвуд выдержал паузу.
- Я ценю твое усердие, Блейк, - наконец сказал Ярвуд. – Поэтому скажу прямо. У тебя есть выбор. Ты можешь послушать меня и сделать так, как я тебе сказал, то есть спокойно подождать в Порт-Сауре челнок в метрополию. А можешь не послушать. Тогда ты вылетишь из Порт-Саура в тот же день и будешь ждать обратный челнок на орбитальной станции.
Ярвуд помолчал, а потом добавил:
- И постарайся больше не драться в ресторанах.
Блейк вышел из ворот канцелярии, выудил из кармана бумаги и достал коммуникатор. Конверт с пятью звездами и чашечками весов в двойном круге он порвал и бросил в ближайшую урну. Потом свистнул в сторону стоянки такси и стал набирать номер. На том конце линии сразу отозвались.
- Добрый день, Блейк, - сказала Яника. – Я рада, что ты позвонил. Я буду рада намного больше, если у тебя найдется для меня свободное время.
- У меня только что образовалась целая уйма свободного времени, - сказал Блейк. – У меня его теперь полные карманы.
- Приезжай прямо сейчас, - сказала Яника. – Харчевня «Корзина и удочка», по правую сторону от северных ворот морского рынка. И раз уж ты первый раз в Порт-Сауре, советую подъехать к южным воротам и пройти рынок насквозь. Это самый занятный квартал города и отнимет он у тебя не больше получаса. Я подожду.
Дневные лучи не проникали в крытый рынок «Гран-Марина Централ», но циклопическое помещение протяженностью в несколько тысяч шагов, сытое чрево неведомого левифана, было до краешков залито холодным светом неоновых ламп. Рынок гудел тысячью глоток и колыхался тысячью рук. В носу у Блейка яростно щипало от запаха морской соли. Он вошел на рынок через южные ворота в тот утренний час, когда повара порт-саурских ресторанов еще не закончили разбирали утренний улов, а хозяйки окрестных домов уже появились у прилавков, чтобы урвать свою долю.
Вокруг было буйство плоти и плоть эту охаживали сталью с ловкостью, казалось, недоступной человеку. Здесь вспарывали ножами толщиной со спицу, разделывали ножами, шириной с баранью лопатку и насаживали на крюки размером с якорь небольшого судна. В стороне наполняли водой крошечный каменный бассейн и выплескивали рыбин с изумрудными глазами. Грохот тележек служил аккомпанементом дробному звону такелажных цепей.
Прилавки тянулись бесконечными пестрыми лентами, и чего на них только не было.
Очищенные от потрохов тушки, перевитые зеленью и присыпанные колотым льдом. Красноперка, уложенная валетами и рогачи, уложенные пирамидами. Крабы-стригуны с угрожающе поднятыми клешнями и усами, задранными к светильникам под потолком. Связки морского гриба, свисающие с перекладин, вперемешку с копченой голотурией, называемой обыкновенно «морской шишкой» за неприличный вид. Зеленые водоросли, успокаивающие душу и приносящие сон; красные водоросли, в помощь мужьям в постели с молодыми неугомонными девицами; синие водоросли, спасающие от плохой крови – все уложены косматыми бухтами, с рыбой-фонарником, водруженной на самый верх.
И тут же металлические жаровни на тонких ножках, пышут пламенем, подрумянивают белые кубики филе бог весть каких морских гадов, нанизанные на тонкие деревянные палочки.
И торговцы в грубых перчатках по локоть, в фартуках с нагрудными кошельками, перебирают товар, отчаянно жестикулируют, выкрикивают цены на десять разных ладов.
И покупатели, женщины с молочными прядями, убранными под платок, с плетеными корзинками, недоверчиво перебирают щипцами розовые, сочащиеся ломти.
Когда Блейк ступил за северные ворота, голова у него шла кругом, так что резную вывеску с корзинкой, удочкой и красноперкой, попавшейся на крючок, он заметил не сразу.
В харчевне было сонно и пусто, лишь миниатюрная черноволосая женщина в белом свободном платье и плетеных сандалиях сидела за столом у окна. Свою белую шляпу с широкими полями и черной окантовкой Яника положила рядом. Блейк подвинул себе потемневший от времени, дубовый стул, сел напротив и увидел, что на столе покоится широкий желтый конверт.
- Привет, Блейк, - сказала Яника. – Тебе понравился рынок?
- Да, - сказал Блейк. – Познавательная вышла прогулка. Ваш базар совсем как ваш город. Никто не может окинуть его единым взглядом, все отчаянно торгуются, на все есть своя цена.
Яника улыбнулась.
- Я уверена, что он меркнет перед рынками метрополии, - сказала она.
- В метрополии нет ничего похожего, - сказал Блейк. – Если мне не изменяет память, рынки признали вредными для покупателей.
Яника махнула рукой. Беловолосый юнец в синем переднике соткался из воздуха и расставил перед ними тонкие фарфоровые тарелки с морским гребешком и синими водорослями.
- Наши покупатели не жалуются, - сказала Яника.
- Не сомневаюсь, что они в восторге, - сказал Блейк. – А я, между прочим, в восторге от полиции Порт-Саура. Мне сказали, что во всем городе нет здания со львами перед входом. Представь себе, здания со львами в самом деле нет. Есть только здание без львов.
Яника взяла конверт, открыла его, выудила две глянцевых фотографии и положила их перед Блейком.
Блейк посмотрел на верхний снимок. Там была ночная прогалина, ярко освещенная прожекторами. Посреди прогалины лежала куча грязного тряпья цвета хаки. С одного боку из тряпья торчала босая нога с черными разводами, со второго боку – повернутый к небу тощий кадык и ухо, украшенное тряпичным узлом. Блейк сдвинул верхний снимок и посмотрел на второй. Глинистая канава, обросшая кустарником, а на дне канавы – неподвижная массивная фигура. Черная кожаная куртка, мясистый щетинистый затылок с коростой засохшей крови.
Оба его преследователя были совершенно, необратимо, окончательно мертвы.
- Не стоит недооценивать полицию Порт-Саура, - сказала Яника. – Когда это необходимо, она работает споро и ловко.
- Ты имеешь в виду, когда это необходимо тебе, - сказал Блейк.
Яника улыбнулась вновь и промолчала.
- Кто это? – спросил Блейк.
- Дардар по прозвищу Зёнка. Шума по прозвищу Маленький, - сказала Яника. - Лучшие кадры местной ячейки Красных рубашек. Есть у нас такой филиал майварских революционеров. Если верить листовкам, развешенным на порт-саурских столбах, они за то, чтобы все были равны и против того, чтобы человек эксплуатировал человека. А если верить их делам, то они совершенно не против такой эксплуатации, когда один человек платит, а другой стреляет во имя интересов того, кто заплатил.
- И кто же им заплатил? – спросил Блейк.
- Ты мне скажи. Не сделал ли ты себе каких врагов в первый же день, Блейк? – сказала Яника и засмеялась.
Когда она смеялась Яника резво откидывала волосы на бок и задирала свой прелестный подбородок, а глазах у нее при этом отплясывали чертики.
- Это не единственный конверт в моем распоряжении, - сказала Яника. – Есть и получше. Гораздо лучше. Скажу прямо, он так хорош, что все твое ведомство изойдет слюной от восторга.
- Я думал, что рынок заканчивается за северными воротами, - сказал Блейк. – Но теперь вижу, что все еще на рынке.
Он постучал пальцем по фотографиям.
- Я все понял, - сказал Блейк. – За тобой есть сила. Чего ты хочешь?
Яника откинулась на стуле.
- Через год с Нордики стартует последний челнок в метрополию, - сказала она. – Я хочу сесть в него с паспортом полного гражданина Федерации.
- Многовато паспортов для одной недели, – сказал Блейк себе под нос. – Разве ты не гражданка Федерации?
- Нет, - сказала Яника и возле губ у нее собрались терпеливые складки. – Порт-Саур – это приданная территория с особым статусом. Как, ты думаешь, тут заработали миллиарды на бета-гемолаге? Секрет в том, что Федерация не взымает в Порт-Сауре налоги. Но и не считает нас гражданами. Я резидент Федерации, но не ее гражданин.
- В чем же разница? – спросил Блейк.
- Ты знаешь разницу между человеком в инвалидном кресле и человеком, который стоит на своих ногах? – сказала Яника. – В метрополии без гражданства я всегда буду человеком второго сорта.
Она снова махнула рукой, и на столе перед ними появилось блюдо с моллюсками, пересыпанными снегом и желтыми дольками.
- На время переговоров в Порт-Саур приедет президент Сунгарской республики, Гамзай, по прозвищу Старик - сказала Яника. - Вернее, он не приедет. По дороге его ликвидируют Красные рубашки. Так уж вышло, что мне известны подробности. Дайте мне гарантии, что в течение года я буду полным гражданином. Тогда ты будешь спасителем президента и героем Порт-Саура. Твоей карьере не помешает хороший пинок.
В этот самый момент Блейк пытался совладать с увертливым ломтем жареного морского гребешка в своей тарелке. Ломоть запросто вывернулся из-под зубцов, вылетел через край словно на трамплине, описал параболу и влажно приземлился на пол. Блейк положил вилку и посмотрел на женщину, которая сидела напротив.
- Любопытно, - сказал Блейк, – откуда такая уверенность насчет президента и его предполагаемой гибели. С президентом тоже договорились?
- Предшественник господина президента имел неосторожность принимать присягу на центральной площади столицы, - сказала Яника. – Он пробыл президентом примерно шесть минут, после чего его разорвало на клочки. Между прочим, накрыли его из «Радуги». На черном рынке она не продается. Говорят, Красные рубашки украли ее из порт-саурского федерального арсенала.
- Что же они украли на этот раз? – спросил Блейк.
- В этот раз ничего красть не нужно, - сказала Яника. – Безопасность господина президента во время поездки обеспечивает Каркумма. Увы, но за последние несколько лет Каркумма изрядно расслабился. Он приготовил для господина президента самолет, который вылетит из столицы в Порт-Саур. Для отвода глаз по земле отправится автомобильный кортеж с двойником.
- Хороший план, - сказал Блейк.
- В теории, - сказала Яника. – На деле господин президент панически боится подниматься в воздух. В юности он разбился на двухмоторнике и чуть не сгорел заживо. У него просто истерика делается при виде любого аппарата с крыльями. Сейчас он, конечно, согласен лететь. Но в последний момент струсит и посадит в самолет двойника, а сам сядет в машину. Кортеж и маршрут готовит саурское ведомство безопасности, которое обильно течет, хуже ржавого ведра в дождь. Если он доберется в Порт-Саур - это будет настоящим чудом. Только он не доберется. Красные рубашки очень сильны Бехшерской провинции.
Яника помолчала.
- Между прочим, нейтрализовать их лучше всего изнутри.
- Что значит изнутри? – спросил Блейк.
Яника махнула рукой и на столе появились чашки с филе морских гадов, нарезанным кубиками и утопленном в перечном масле.
- Ты к ним завербуешься, Блейк, - сказала она. – У них сейчас не хватает, как бы лучше сформулировать, низовых работников.
- Пушечного мяса, - сказал Блейк.
- Борцов за свободу, - сказала Яника. – Ты подходишь по психотипу. Молодой бунтарь из семьи военных. Прошел специальную подготовку в училище, но потом поссорился с отцом и перевелся в гражданский университет...
Яника внимательно смотрела на Блейка, и Блейк вдруг понял, что ему стоит усилий не отводить взгляд.
- За время учебы в университете разочаровался в буржуазных ценностях, - продолжала Яника. – Конечно, с порога они тебя не возьмут. Но у меня в Бехшере есть человек, прозвище – Белый. Он многим мне обязан. Он проведет к нужным людям.
Это безумие, подумал Блейк. Это такое безумие, что даже может сработать. Чертов город. Любой внятный план тут немедленно катится в тартарары. А план, взятый из горячечного бреда?
- Я не могу в одиночку обезвредить террористическую ячейку, - сказал Блейк.
- На улице Ченоя ты не был один, - сказала Яника.
Блейк потер пальцами виски.
- Значит гражданство, - сказал Блейк. – Ладно. Немножко не мой профиль, но ладно.
- Говорят, что у тебя есть покровитель, который может все, - сказала Яника.
Блейк вздохнул.
- Мой покровитель только что надавал мне по ушам и приказал не высовываться, - сказал Блейк.
Яника наклонила голову и немного подумала.
- Ну что же, - наконец сказала Яника, - Ты можешь разменять карту, которую Ярай сдал тебе прошлой ночью. Сенатор Отербридж не прочь пощипать Ярая и Ярай как раз подставился по крупному. В моем особняке нет камер – это повредило бы делу. Я думаю, что сенатор Отербридж окажет тебе услугу в обмен на подробный рассказ, как Ярай провел позапрошлую ночь.
- Не очень-то ты любишь Ярая, - сказал Блейк.
Яника помолчала.
- Ярай вообразил, что без Федерации он будет свободен, - сказала она. - Что ему будет удобней распоряжаться своими миллиардами. Но что толку в миллиардах, если без Федерации вся эта планетка будет стоить не больше миллиона? Ярай был и остается мальчиком, который в спешке переворачивает страницы, нетерпеливо ожидая финала, когда другие вчитываются неспеша.
- Я хотел бы услышать историю, которая произошла между тобой и Яраем, - сказал Блейк.
Яника тряхнула головой.
- С чего ты взял, что есть какая-то история? – сказала она.
Блейк молча смотрел на нее. Яника стала крутить лежавшие на столе металлические щипцы с зубчиками, потом резко отбросила их в сторону и махнула рукой. Теперь на столе появились необъятные тарелки с красноперкой, а к ним – миниатюрный кувшин обернутый дерюжкой, темно-синего стекла, с тонким горлом.
- Я родилась на южном континенте, в деревне под столицей, - сказала Яника. - Как называлась деревня я уже не помню, а столица называется Порт-Пилар. В первый год, как я переехала в Порт-Пилар у меня появились трое знакомых. Их звали Хоршид, Ярай и Гасседак.
В первый год, как Яника переехала из деревни в Порт-Пилар у нее появились трое знакомых. Их звали Хоршид, Ярай и Гасседак.
А вышло это следующим образом. В родную деревню Яники, стоявшую на берегу реки Тарга, явился чиновник и сказал, что деревню выселяют, потому что ниже по течению возводят плотину гидроэлектростанции. Чиновник суетился и показывал какие-то бумаги, пока к нему не вышел кто-то из старейшин и сказал:
- Пока два поколения предков лежат в земле, Праотец дозволяет общине сниматься и переезжать на новое место. На нашем кладбище лежат четыре поколения.
И даже повел чиновника к погосту, хотя тот упирался, размахивал бумагами, а потом назвал старейшину грязным словом. Чиновника в конце-концов отпустили целого, только обрезали ему брюки и легонько стегнули прутом по мягкому.
Спустя месяц, когда до сезона малого изобилия оставалось всего несколько дней, Яника проснулась перед зарей от грохота и железного воя. Все кругом трещало, рушилось и горело. Яника выскочила во двор и увидела, что через село беспощадной волной катятся диковинные машины с длиннющими елдаками во лбу, из елдаков бьет огонь, а верхом на них сидят прокопченные черти, совсем как на картинках из старой книги, которую показывала ей мать. Отовсюду доносился скрежет, высокий, страшный, и тут огромный воздушный молот будто саданул ей в висок, и она разом перестала что-то слышать.
Много позже, когда Янике вернулся слух, ей объяснили, что это были «учения» и нерадивый командир броневзвода запутался в карте. После учений от села мало что осталось, родителей не вышло положить в землю даже головешками. Яника поехала в Порт-Пилар, снимать комнату у дальней тетки.
Город встретил ее неприветливо. Днем выбивали стаккато поезда монорельсовой дороги, от них стучало в висках и шла носом кровь. Ночь укутывалась назойливым неоновым светом, от которого невозможно было заснуть. Город кружил голову и требовал деньги. Денег у Яники не было. Ей указали на двери борделя для военных, потом на ворота потогонки, где шили одежду, и сказали – выбирай.
На пятое утро в Порт-Пиларе Яника пошла к фабричным воротам.
Ее немного подержали в корридоре, сказали оттиснуть отпечаток пальца на непонятных бланках и вместе с двумя новенькими девочками отправили в цех.
Девочки хватали женские блузки-безрукавки с линии подачи и складывали их вчетверо, а Яника отматывала с большого мотка кусок прозрачного пластика, заворачивала в него блузку и лепила ярлык. Ярлыки лежали в глубокой корзинке и пока корзинка не пустела до дна идти домой было нельзя.
В первый день они начали работать утром, когда солнце едва-едва поднялось над крышами домов и закончили на следующее утро, когда солнце приближалось к зениту.
Линия подачи в цехе, куда их определили, шла верхом, моток с пластиком висел у Яники над головой, так что работать пришлось стоя, и после шестнадцати часов смены Яника не чувствовала ног.
Яника пришла домой. Сил поесть и вымыться у нее не осталось. Она легла и проспала до следующего рассвета, когда снова нужно было идти на фабрику. Яника попробовала встать и поняла, что ноги у нее отекли так, что она не может одеть свои туфли-лодочки. Она поплакала, а потом успокоилась и немного подумала. На фабрику она взяла с собой три подушки и бросила их под ноги.
Подушки не помогли и через час работы ступни снова болели так, будто их прижигали раскаленной кочергой.
Через месяц работы в упаковочном цеху Яника скопила достаточно денег, чтобы поднести подарок начальнице участка. Ее перевели в другой цех – теперь она обтачивала каймы на тех блузках, которые раньше паковала. Здесь нужно было сидеть, корзинки с ярлыками были не такими глубокими... Словом, работа была куда легче, если только не ссориться с мужчинами, которые чинили швейные машинки, и подносить подарки линейному мастеру, который только и делал, что выпивал с хозяином фабрики.
Хозяина фабрики звали Ниш. Был он худощавый и немного сгорбленный, носил очки в толстой черепаховой оправе. Редкие, зачесанные назад волосы у него почему-то всегда были мокрыми. Яника видела Ниша мельком и всего один раз до того дня как в сезон большой жары случилась история с ювелирной мастерской.
Ювелирная мастерская располагалось в одном квартале от потогонки. Была это крохотная контора, с пыльными витринами, примечательная только тем, что брала она деньги на сохранение, под хороший процент. Конечно, работал в Порт-Пиларе большой солидный банк, обустроенный людьми со звезд еще семьдесят лет назад, - но туда и зайти было страшно: тяжелые створчатые двери с медвежьей пастью на ручке, за ними мраморная лестница, наверху лестницы неподвижный охранник в униформе, и огромный зал, по которому сновали голосистые клерки.
Лавка же была своя, тихая и домашняя, с добродушным толстым кассиром в протертых нарукавниках, и давала на двадцать процентов больше, чем банк, и еще немного сверху той работнице, которая приводила подружку.
Вся потогонка несла в ювелирную мастерскую свои деньги, а потом и соседние потогонки понесли тоже.
На третий месяц как Яника стала сидеть за швейной машиной, ювелирная лавка закрылась вечером и не открылась утром.
Поначалу все думали, что хозяева уехали в Порт-Саур по делам и равнодушно смотрели как погромыхивает от проезжающих автомобилей дверная решетка и огромный амбарный замок. На третий день швея, которая работала с Яникой в одной линии, расстелила под пыльной витриной коврик и караулила хозяев весь день и всю ночь. На пятые сутки в цехах шести потогонок было пусто, а на той улице, где стояла лавка – напротив, чрезвычайно людно, да так, что никаких машин там уже не было, а был только пестрый бабий кавардак, который плакал и ругался на десять тысяч голосов.
На шестой день толпа взломала лавку и разнесла ее по кусочкам, а потом отправилась к Нишу, - ведь днем ранее многие в толпе говорили, что будет справедливо если Ниш возместит пропавшее.
Перед воротами потогонки стояла черная людская цепь, с тяжелыми сапогами, круглыми шлемами и штыками наизготовку, и еще высилась знакомая Янике машина с елдаком во лбу. Ниш вскарабкался на машину и закричал, чтобы все расходились, а завтра были на смене по расписанию.
- Кому было сказано, - закричал Ниш. – Нечего отдавать свои деньги всяким проходимцам. Я плачу вам за вашу работу, а не за вашу глупость.
Тут в Ниша запустили чем-то тухлым и он скатился с машины, сама машина вдруг зарычала и зафыркала, а цепь подняла штыки и зашевелилась.
Все бросились в рассыпную.
У Яники была подружка по имени Намши, и вечером того дня Намши зазвала ее на собрание, где должны были рассказывать, почему Ниш неправильно себя повел и что можно сделать. Проходило собрание в задней комнате лавки книжного переплетчика, светлой и просторной, со свежеоструганным полом и множеством ветхих стульев.
Когда они явились, собрание уже бурлило. Стулья стояли кругом, на стульях сидели вожаки, за спинами у них толпились женщины, с черными волосами, убранными под косынки. Все говорили, не переставая, и никто не слушал.
Среди вожаков, впрочем, выделялись двое, белоголовый и черноголовый. Одного звали Гасседак, другого Ярай. Гасседак был чуть старше и внушительней, но глаза его отсвечивали холодной мутью, у Ярая же был упрямый подбородок и сильные кисти с тонкими пальцами, так что Яника стала смотреть на Ярая, а Ярай стал поглядывать на Янику.
Гасседак и Ярай жарко спорили, но как-то выходило, что обращаются они не друг к другу, а к варцу лет сорока, тонколицему и серьезному, который сидел молча. Звали его Аттани.
От сбежавшего ювелира быстро перескочили к Нишу, а от Ниша к непонятному мертвому философу и Яника быстро потерялась в их рассуждениях о каких-то производительных силах.
- Оглянитесь вокруг, - сказал Ярай и вскочил с места. – Федерация подарила нам машины на колесах, а себе оставила летающие корабли. Федерация построила нам фабрики, где человек отдает душу конвееру и получает один цент, а себе оставила заводы, где человек жмет на кнопку и получает сотню таллеров.
Вожаки зашумели, и Гасседак поднял руку.
- На наших глазах рождается новое общество, и мы примем роды, - сказал Ярай. – Даже если роды потребуют крови. Железный закон истории...
Гасседак вскочил на ноги.
- Ярай, - выкрикнул Гасседак, - ты пролистывал там, где другие читали. Жернова истории мелют медленно. Ты глупец, если думаешь, что можешь встать рядом и закрутить их быстрее. Железный закон заключается в том, что его не дано поменять одному человеку.
Ярай побледнел и сжал кулаки.
- Не твой ли двоюродный племянник работал на лавочника, который обнес нашу общину? - сказал Ярай.
Гасседак усмехнулся и пропустил выпад мимо ушей.
- Ярай, - сказал он, - в Майвари десять тысяч деревень и десять миллионов душ. Нам не овладеть Майвари, пока мы не овладеем умами миллионов.
Ярай посмотрел на него, помолчал, а потом разжал пальцы. Сел на стул и сказал:
- Кто владеет Порт-Пиларом тот владеет и Майвари.
Вскоре в Порт-Пиларе случился большой пожар. Горели портовые склады, где хранила свои товары «Саур-Пилар Дженерал Кэмикал» и пожар был необычный – с пламенем до небес, зелеными и синими сполохами. Смотреть на пожар съехалось пол-города, а когда все вернулись по домам, то оказалось, что взломаны и разграблены то ли дюжина, то ли два десятка ювелирных лавок. Хозяина одной из лавок звали Дони. Вместе со всей его семьей Ярай раздел Дони догола и пустил в таком виде по улице. В тот же год Дони собрал вещи и уехал в Порт-Саур.
В сезон белых рос Намши ушла с фабрики и перевезла вещи в дом Гасседака, где у нее образовалась своя комната. В доме еще жил сын Гасседака от первой жены, тихий и застенчивый мальчик десяти лет. Звали его Ясдани. По выходным Яника приходила к Намши в гости, играла с Ясдани, локотем к локтю с Ясдани учила историю, математику и язык метрополии.
Намши до обморока обожала Гасседака, потому что он был не вар, а сун – с длинными белыми волосами и тонкой молочной кожей. Родом он был даже не из Порт-Саура, а с северного континента, из деревни в Бехшерской провинции, где растили особенную траву-«чет», в один локоть длинной, мясистую и сочную у корня, сухую и ломкую у кончика.
Цвела трава два раза в год большими красными цветками, похожими на язычки пламени, - из них получалась бодрящая настойка, за которую давали хорошую цену. На этом польза от чета не заканчивалась. Кто жевал его сухую и ломкую часть, мог гнать зверя весь день и не устать, или просидеть всю ночь в дозоре и не уснуть, или проработать двенадцать часов смены на потогонке и ни разу не пустить кривой шов.
Кто употреблял мясистую и сочную часть, мог увидеть вещи, которых на самом деле нет, - ну или вещи, которые есть на самом деле, но которые так просто не увидишь, - тут мнения расходились. Известно было только, что у человека, который ел траву чересчур обильно, большие пальцы рук выворачивало в нервном тике и оттого кисти сами собой складывались в неприличный жест.
В один из дней сезона холодных рос Яника пошла навестить Намши и на ступенях дома встретила Гасседака. Гасседак переминался с ноги на ногу и теребил запястье. Тут Гасседак увидел Янику и схватил ее за локоть.
- Намши опаздывает, - сказал Гасседак. – Пойдешь с поручением.
И стал совать ей бумажку с адресом и мешочек чета. Яника хотела было отказаться, но развернула бумажку и увидела адрес дома, где жил Ярай.
Путь к нужной улице лежал через пустырь, потом можно было срезать задворками, одолеть железнодожный разъезд по специальному пешеходному мостику, выстроенному над полотном, пройти насквозь товарную станцию – и вот уже стоял дом Ярая.
По дороге Яника забежала к себе и принарядилась в новую юбку-колокольчик цвета лазури. Подол у юбки был вышит серебряными ветками, на ветках сидели серебряные птицы.
Когда Яника вышла на пешеходный мостик, то увидела, что во дворе товарной станции прижались друг к другу два транспортера-«черепахи» и вокруг снуют люди в черном обмундировании, словно муравьи. Возле одной из «черепах» стоял раскладной столик, над столиком склонили головы двое – один в черной униформе с нашивками, другой в приталенном костюме и щегольской шляпе.
Яника порвала бумажку с адресом, выбросила чет на железнодорожное полотно и стала смотреть, что будет дальше. Муравьи в черном выстроились двумя чепочками, побежали к выходу и пропали. Двое у столика застыли. Вдруг невнятно проорал мегафон, раздались глухие удары, словно заработала сваебойка, мостик немного тряхнуло и над тем местом, где, по представлениям Яники стоял дом Ярая, поднялась дымная туча.
Ночью, на собрании ячейки Яника рассказала, как все было, а потом отошла в сторонку. Никто ее не гнал, поэтому она замерла у стены и стала слушать.
Народу было не больше полудюжины. В центре комнаты на стульях сидели Гасседак и Ярай. Ярай с виду был невредим, только на рубашке у него не хватало пары верхних пуговиц, а брюки заляпаны чем-то густым и темным.
- Лапа и Профессор были в доме, - сказал Ярай. – Остаются четверо. Только один не знал, что паром сменил расписание, и мы перевезли кассу на два дня раньше, чем собирались.
- Я им займусь, - сказал Гасседак. – Он будет нам полезен.
Ярай усмехнулся и сказал:
- Уже все сделано.
Гасседак кинул взгляд на яраевы грязные штанины и сказал:
- Зря. В следующий раз, когда тебе нужно будет слить федералам дезу, ты пожалеешь, что закопал лейку.
- У меня нет привычки мыть чужие руки, - сказал Ярай. – Я предпочитаю другие методы.
- Методы, которые годились для твоей уличной банды, когда ты по ночам портняжил с дубовой иглой, не годятся для подпольной работы, - сказал Гасседак.
Ярай молча смотрел на Гасседака. Тут из-за спины Гасседака протянулась рука и сунула ему горчичного цвета папку. Гасседак вынул из папки несколько фотографий и показал Яраю. На фотографиях щурился человек в приталенном костюме и щегольской шляпе, которого Яника видела с мостика.
- Лестер Хоршид Вар, - сказал Гасседак.
Ярай кивнул. Гасседак вслух стал читать из папки.
Дед Хоршида некогда прославился как цеховой мастер. Отец сколотил капитал на торговле каучуком и стал главой общины, где жила тетка Яники. Самого Хоршида совсем недавно поставили главой оперативного отдела округа.
Поговаривали, что Хоршиду благоволят на самом верху и что его назначение – это важный ход в аппаратном противостоянии между председателем Кабинета по имени Гинеша и главой Администрации генералом Каркуммой, между человеком из народа и человеком со звезд, - но мало ли что болтали в подполье. В любом случае, подступиться к Хоршиду было не проще, чем перейти океан босиком. Известно было, однако, что каждый божий вечер Хоршид проводит в клубе «Закатная Ченоя».
На следующее собрание Гасседак привел Намши. Веки у Намши слегка припухли, а подбородок едва заметно дрожал. Намши поднялась и сказала, что готова (тут Намши слегка запнулась) выманить Гасседака, если это нужно для общего дела.
В тот день, когда Намши готовили к первому выходу, Яника пришла в дом к Гасседаку, помочь нарядить Намши по последней моде. Последняя мода была такая: черные локоны спрятаны под короткий парик цвета выбеленной кости, на губах – два легких блестящих мазка, фигуру обтягивает платье, похожее на птичье оперение.
На середину гостинной вытащили большое зеркало, перед ним поставили стул для Намши, на диване разбросали содержимое одежного шкафа и комода. В углу сидел Ярай, по лицу его гуляло пасмурное облачко. Гасседак ходил из стороны в сторону и командовал.
Яника расчесала Намши волосы и уложила их вокруг головы, потом принялась закалывать платье булавками. С одной из булавок она не управилась и вместо того, чтобы подобрать завернувшийся уголок уколола Намши. Намши вскрикнула и разрыдалась. Тушь потекла по ее кукольному личику, щеки и подборок стали багровыми, а едва собранное платье с треском начало разлетаться на куски. Намши повалилась в ноги Янике, обняла ее и захлебываясь слезами запричитала:
- Я не могу! Я не могу!
Гасседак стал ругаться, словно мясник на рынке, а потом вовсе заорал что-то нечленораздельное и схватил Намши за волосы. Ярай начал вставать из кресла.
- Я пойду вместо Намши, - сказала Яника.
Гасседак посмотрел на нее и задумался не больше чем на одну секунду.
- Хорошо, - быстро сказал Гасседак и процедил что-то себе под нос на языке сун. Он повернулся, открыл ящик стола, достал записную книжку, а из записной книжки выдрал листок с каракулями. На Намши он больше не обращал внимания.
- Сама к нему не лезь, спугнешь, пусть подзовет, - сказал Гасседак. – Трезвый он всегда начеку, так что подливай ему, пока не размякнет. Предложишь поехать к тебе. Вот адрес подставной квартиры. Как зайдешь – сразу иди направо, в ванную, ложись на пол и не выходи, пока мы не закончим. Только наврядли он так сразу согласится ехать в незнакомое место. Так что двинешь к Хоршиду. Утром оставь ему телефон, вот номер, запоминай. И чтобы устроила в постели феерверк, девочка. Ты танцевать умеешь?
- Умею, - сказала Яника. – Только насчет постели... Я девственница.
Гасседак рассмеялся и сказал:
- Ну, это мы сейчас поправим.
Ярай поднялся на ноги. Облачко на его лице из пасмурного стало грозовым. Он схватил Гасседака за плечо, оттащил в сторону и стал что-то цедить. Яника подождала минуту, а Ярай с Гасседаком все еще говорили и лицо у Ярая понемногу белело.
Яника ушла в соседнюю комнату, разделась, легла на постель и стала ждать. Через несколько минут в комнату зашел Гасседак.
«Закатная Ченоя» была из стекла и кожи, красных огней, чесучевых костюмов и сигар, плотоядных ртов и круглых бедер, едва прикрытых тканью. Хоршид сидел на диване за угловым столиком в одиночестве. Он был туго, до удушья, затянут галстуком, из нагрудного кармана аккуратно выглядывал краешек платка, щегольская шляпа лежала рядом. Перед Хоршидом исходил ледяным потом полный до краев стакан с лимонной долькой.
Ничего парик и платье с птичьим оперением не помогли. Сколько Яника ни вертелась у Хоршида перед носом, он взглянул на нее только раз, пустыми глазами, потом бросил на стол одну розовую, встал и пошел вон – Яника только успела подглядеть, как он садится у входа в автомобиль, лаковый и броский, словно хорошо начищенный туфель.
Что теперь ей делать Яника не знала. Она вышла на улицу, чуть подвернула платье так, чтобы подол не стеснял колени, сбросила каблуки и босиком побежала домой, теряя по дороге лоскутки птичьего оперения. Не успела она добраться до дома, как в дверь ее комнатушки постучала тетка.
- Соседка зовет к себе ужинать, - сказала тетка. – Пойдем вместе.
- У меня нет сил, тетушка, - сказала Яника. – Извинитесь за меня перед ней, пожалуйста.
- Это кума главы общины, - сказала тетка. – Нельзя отказываться.
Яника сняла парик и вытерла губы, смыла подводку у глаз, быстро расчесала волосы, одела юбку, вышитую себеряными птицами, взяла тетку под руку и пошла к соседке.
Соседка почему-то не встретила их на пороге. Яника прошла на просторную кухню и увидела, что за столом, лицом к ней, сидит Хоршид.
Костюм после «Закатной Ченои» он менять не стал, только галстук у Хоршида был приспущен, краешек белого платка смялся в нагрудном кармане, а шляпы и вовсе нигде не был видно.
- Здравствуй, Яника, - сказал он и с одобрением посмотрел юбку, которая едва открывала щиколотки. – Меня зовут Хоршид.
За спиной треснуло и хлопнуло. Яника оглянулась. Тетушка пропала. Дверь в кухню была плотно закрыта.
За день Яника порядком проголодалась. Что в тюремной камере хорошо накормят – у нее были большие сомнения. Яника оглядела кухню и увидела, что духовка томится малиновым жаром, а в духовке стоит чугунная кассерола с ушками. Яника вынула кассеролу и сняла крышку, высвободив целое облако обморочно-душистого пара. Под крышкой обнаружилась баранина на костях, в томатно-винном соусе. Яника выудила из стенного шкафа две глубокие тарелки и наполнила их, орудуя поварешкой. Одну тарелку она поставила перед Хоршидом, а на другую накинулась сама. Она оправила в рот кусок баранины и поняла, что не чувствует вкуса.
- Я не встречал еще человека более доброго и заботливого, чем твоя тетушка, - сказал Хоршид. – Кажется, она тебя сильно любит. По секрету разболтала мне, что привело тебя в город. Грустная история.
Хоршид помолчал.
- Тетушка очень за тебя боится, - сказал он. – Она боится, как бы ты не завела опасных друзей. Сейчас это случается. Втягивают детей черт знает во что. Сколько тебе лет?
- Шестнадцать, - сказала Яника.
- Тетушка попросила меня сходить на твою фабрику, - сказал Хоршид. – Там тобой очень довольны. Но тебе бы в колледже учиться, а не на фабрике работать.
- В Порт-Пиларе лучший колледж находится на углу Горбатого проезда и улицы Веллингтона, - сказала Яника.
Хоршид рассмеялся. На углу Горбатого проезда и улицы Веллингтона был рынок, знаменитый тем, что на пятерых покупателей там приходился один карманник, и тем, что украденное у тебя можно было тут же выкупить назад по договорной цене, если знать нужного человека.
Хоршид вовсе снял галстук, закатал рукава и стал уплетать баранину. Он задорно рвал хлеб, засевая стол вокруг себя крошками, подмигивал Янике, и Яника поняла, что он старше нее всего лет на десять, как и Ярай. Вкус к ней вернулся. Баранина оказалась пряной и сытной.
Теперь каждый день соседка звала Янику к себе ужинать. Каждый день Яника находила, что в доме есть Хоршид, а соседка, напротив, совершенно отсутствует.
На фабрике Янику позвали в кабинет к Нишу и объявили, что переводят ее в линейные мастера.
В конце недели Яника легла с Хоршидом, но прежде чем позволила ему до себя дотронуться, она ускользнула в ванную и засунула себе между ног рыбий пузырь, наполненный смесью свекольного сока и уксуса.
Гасседак был очень доволен.
- Главное не торопиться, - сказал Гасседак. – К сезону малых холодов он пообвыкнется настолько, что поедет туда, куда ты его позовешь.
Янику и раньше нечасто гоняли с ерундовыми поручениями, а теперь вовсе перестали. Она понемногу обживала новую квартиру. С неделю за Яникой ходили неясные тени, постоянно мелькал тучный зевака с газетой, появлялась женщина, наряженная то крестьянкой, то фабричной работницей. Потом тени пропали.
Всякий раз перед свиданием с Хоршидом Яника обходила квартал, глядя по сторонам, потом отпирала черную лестницу, поднималась к себе через парадный вход, впускала с черной лестницы Ярая и еще двоих его людей. Ярай старательно не смотрел на нее, а когда Яника с ним заговаривала, отвечал сухо, вскидывал подбородок и вглядывался куда-то поверх головы Яники, словно увидел знакомого.
Хоршид, однако, никогда не ходил к Янике домой. Во всем остальном он и вправду пообвыкся, заговаривал при Янике о делах, а в один из вечеров Яника увидела на его письменном столе небрежно раскиданный пасьянс из фотографий с машинописными надпечатками из букв и цифр. Яника подошла и стала смотреть. На одном из снимков был Аттани, в мелкой бороде и очках.
- Знаешь его? – спросил Хоршид.
- Он был на первой полосе «Пиларского курьера», - сказала Яника.
Хоршид покивал.
- А это кто? – спросила Яника и показала пальцем на двоих человек, хотя прекрасно знала, кто это. Вар и сун, черноголовый и белоголовый, стояли по бокам Аттани вполоборота.
- Это главари местного подполья, - сказал Хоршид.
Он взял другой снимок.
- Это двоюродный брат Аттани, - сказал Хоршид, - второй человек в профсоюзном движении.
Бросил снимок и взял другой.
- Это сокурсник Аттани, учился вместе с ним в военной академии. Сейчас служит в гарнизоне Порт-Пилара.
Еще один снимок полетел на стол, а новый оказался в руках у Хоршида.
- Товарищ по каторжному бараку, где Аттани мотал срок после того, как его судили и отчислили из академии. Обустроил в Синих горах тренировочный лагерь для молодых революционеров. Подростки туда валом бегут.
Хоршид ходил по комнате вперед и назад, бросая слова скупо и тяжело, словно мостил дорогу крупным булыжником. Яника подумала, что обращается он не к ней а к собеседнику в своей голове.
- Каркумма слишком увлекся гольфом, - сказал Хоршид. - Он завербовал в подполье одного главаря и теперь думает, что ячейка у него в кармане. Он думает, что если у него под рукой батальон федеральных войск, то он размолотит в щепки любую герилью. Но как только вояка из метрополии убьет одного человека из народа вар, на улицу выйдет дюжина. А как только убьют дюжину – выйдет весь город. Против города даже федералы бессильны, если только они не готовы устроить геноцид.
- А если будешь убивать ты? – спросила Яника.
Хоршид словно очнулся.
- Я свой, - сказал Хоршид. - Если убью я, то родственники убитого втихую получат отступные. А в газетах это назовут трудным шагом, который нужно сделать на пути от военной администрации к демократической республике.
Яника снова взяла фотографию с Аттани и ткнула пальцем в белоголового:
- Кажется, я знаю этого человека.
- Откуда? – спросил Хоршид.
- На фабрике у меня есть подружка, - сказала Яника, - Она пошла в один дом, работать нянькой и экономкой. Мне кажется, что хозяин дома...
Хоршид шагнул к Янике, крепко взял ее за плечи, поднял подбородок и заглянул в глаза.
- Я знал, что ты не будешь скрывать, - сказал Хоршид. Он улыбался во весь рот, он был доволен, напряжение отпускало его, он плавился и тек, обмякая внутри своего костюма.
- Поможешь мне? – спросил Хоршид.
- Конечно, - сказала Яника.
- Прекрасно, - сказал Хоршид. – Тогда слушай. К сезону малых холодов Аттани вернется в город...
В сезон малых холодов, когда солнце через силу поднималось над горизонтом, когда с неба порошило крупными серыми хлопьями, и весь город выглядел неуютно, словно брошенный на дороге стоптанный грязный башмак – в Порт-Пилар приехал Аттани.
Собрались в этот раз на окраине, дымной и морозной, куда Янику повезли в наглухо закрытом фургоне. Ее спешно провели от двери машины до крыльца, так что Яника успела заметить лишь потемневшую деревянную крышу дома и фабричную трубу вдалеке, на фоне плотного серого неба.
В комнате было жарко от электрической батареи и человеческого дыхания. Напряженно спорили в двадцать глоток, не меньше - Ярай размахивал руками, Аттани по обыкновению сидел молча, примостившийся рядом Гасседак что-то шептал ему на ухо. Янику усадили в угол и она стала осматриваться.
Посреди комнаты стояла доска, к доске был пришпилен план правительственного квартала, исчерченный стрелками и кружками, раскрашенный на сектора и маршруты проезда, расписаный точным временем смены караулов. Стрелки, кружки и маршруты были из папки, которую Яника получила от Хоршида неделю назад и отдала Гасседаку вместе с басней, что она скопировала содержимое хоршидова домашнего сейфа.
Гасседак увидел Янику и сделал знак рукой. В комнату тут же занесли короб с маркировкой на языке метрополии и поставили на пол у стены. Гасседак отщелкал комбинацию на цифровом замке и достал из короба инъектор и черную капсулу.
- Не бойся, - сказал Гасседак, подходя к Янике - немного пощиплет и все.
Яника хорошо знала, что когда говорят «немного пощиплет», то всегда бывает очень больно. Гасседак с хрустом завернул капсулу в инъектор, сунул наконечник Янике в ухо и нажал на собачку. В ухе у Яники разлился холодный огонь.
- Держи пока инструкцию и читай, - сказал Гасседак и сунул Янике плотный буклет, - Я тебе потом все объясню.
В комнате ходили и спорили, шелестели бумагами, кто-то тащил тюки позвякивающие металлом, но Яника больше не обращала внимания. Холодный огонь потек внутрь головы, наполняя глаза и затылок. Больно не было, было интересно и непривычно.
- Добрый день, - вдруг сказал мелодичный женский голос откуда-то из-за спины. – Вас приветствует тактический монитор.
Яника вздрогнула и оглянулась. За спиной у нее была стена, обшитая деревянными панелями. Яника поняла, что голос звучит у нее в голове и говорит он на языке метрополии.
- Тактический монитор будет установлен в вашу систему, - сказал голос. – Идет диагностика.
Яника затаила дыхание.
- У вас обнаружена близорукость, - сообщил голос. – Для работы с тактическим монитором необходима коррекция. Корректирую.
Под веками у Яники защипало, она закрыла глаза, а когда открыла, то поняла, что комната вокруг лишилась дымчатой вуали. Яника увидела, что брюки у Аттани плохо разглажены, что вокруг глаз у Гасседака собрались морщины, что в шевелюре Ярая просверкивают седые волосы.
- Продолжаю диагностику, - пропел голос. – Диагностика будет закончена через восемьдесят секунд... семьдесят четыре... семьдесят... шестьдесят пять...
Яника задумалась. Когда-то она жила в деревне возле реки Тарга. Было это бесконечно давно, целый год назад, но Яника все помнила отчетливо. Вместе с ней жила Рати, бабка со стороны отца. Янике было одиннадцать, когда Рати стала слепнуть, и не исполнилось двенадцати, когда Рати потеряла зрение совершенно. Рати не была очень старой, но после того, как стало понятно, что домашнее хозяйство больше ей не по силам она очень быстро угасла, а потом умерла.
Если бы гидроэлектростанцию на реке Тарга начали строить раньше... если бы старейшины не прогнали чиновника... если бы ее семья переселилась в город – удалось бы ей заработать на капсулу, которая вот так запросто лечила глаза?
– Диагностика закончена, - сказал голос, - Начинаю установку.
Перед Яникой поплыли переливчатые разноцветные круги, словно притаившийся в комнате ребенок вдруг вздумал баловаться мыльными пузырями.
- Установка закончена, - сказал голос, - Чтобы активировать тактический монитор откройте инструкцию на третьей странице, снимите защитный клапан и обведите глазами пять контрольных точек. Внимание: смотрите на контрольные точки строго в порядке нумерации, фиксируйтесь на каждой контрольной точке не менее пяти секунд и не мигайте.
Яника отрыла буклет и подцепила ноготками матовую пленку, которая скрывала содержимое нужной страницы. Под клапаном открылась густо свитая паутина из линий, знаков и разноцветных квадратиков, пронумерованных от одного до пяти. Яника сделала все, как ей было указано.
- Тактический монитор активирован, - с радостным подъемом сказал женский голос, - Если вы пользуетесь тактическим монитором первый раз, пожалуйста, обратитесь к соответствующей главе. Вывожу подсказку. Для того, чтобы убрать подсказку мигните один раз.
В поле зрения Яники, будто на расстоянии ладони из воздуха сгустился черный прямоугольник. Крупными ярко-зелеными буквами на нем было написано: «Голосовой и зрительный интерфейс, страница 14». От неожиданности Яника мигнула и прямоугольник тут же растаял.
- Срок действия монитора сто девяносто два стандартных часа, - продолжал голос. - По окончании этого срока компоненты монитора будут выведены естественными путями секреции. От имени компании «Глобал интелиджент дизайн» благодарим вас и весь департамент обороны сектора Весов за то, что работаете с нашим изделием.
Яника открыла страницу 14. Текст на ней был написан такими словами, каких она не знала, и разбирать его было мучительно, словно голышом продираться через тернистый кустарник. Яника поняла, что ей мешает гомон вокруг. Кто-то произнес ее имя и она подняла голову.
- Во многом наш план зависит от товарища Айрис Яники Вар, - говорил Гасседак. – Я дал ей «водителя». Его получат и командиры ударных групп. Во время приема Яника подцепит на «водителя» всех членов кабинета, которых она сможет опознать. Там будет и Хоршид, это наша цель номер один. Остальные – потом.
Гасседак замолчал и посмотрел на Аттани. Аттани кивнул и тогда Гасседак сказал:
- Я думаю, что лучше Ярая и его группы с этой задачей никто не справится.
Ярай стоял неподвижно, лицо его ничего не выражало.
- А где будешь ты? – спросил Ярай, обращаясь к Гасседаку.
- Я буду охранять ретранслятор, - сказал Гасседак. – Как только Хоршид поймет, что мы пользуемся этими чудесными игрушками метрополии, он сразу постарается запеленговать центр сети и уничтожить его. Чтобы у него не возникло искушения накрыть ретранслятор из миномета, мы засядем в жилом доме, - Гасседак ткнул пальцем в карту. – Он даст нам нужный радиус действия и три маршрута отхода.
- А сколько маршрутов отхода будет у меня? – спросил Ярай.
Гасседак насмешливо посмотрел на него и сказал:
- Вот уж не думал, что ты струсишь.
Гасседак повернулся к карте, стал водить по ней пальцем и сыпать неизвестными Янике кличками. Яника посмотрела на карту и подумала, что миссия Ярая – это верное самоубийство. Даже если бы Хоршид ничего не знал о планах ячейки... Даже если бы она не подбросила им папку... Даже если бы это не было западней...
Яника смотрела на Ярая и в груди у нее покалывало, а лицо обжигало изнутри.
Поначалу, когда она взяла у Хоршида папку, Яника твердо собиралась объяснить ее подлинное назначение Гасседаку. Но Гасседак только схватил документы, буркнул невнятную грубость на языке сун и ушел. Яника хотела его окликнуть, но язык у нее вдруг прихватило клейкой смолой. А если она не сказала сразу, то как было признаться потом?
Яника едва заснула ночью, на следующий же день решила, что не будет об этом думать. Сегодня ее привезли в дом к Аттани, и Яника в первый раз за весь год в Порт-Пиларе испугалась по-настоящему. Она хотела встать и во всем признаться, но ноги у нее ослабли, а живот наполнился тягучей холодной пеной. Она не отрывала глаз от Ярая и мигнула разок, чтобы убрать выступившие слезы.
- Фиксирую цель, - нежно промурлыкал женский голос у нее в голове, а над головой у Ярая сгустился красный треугольник, острием вниз – Продиктуйте метку для опознания.
- Ярай, - едва слышно сказала Яника.
Над головой у Ярая, чуть повыше красного треугольника отпечаталась подпись «Ярай».
Тут в комнате загремели стулья, и Яника поняла, что собрание закончилось. Яника увидела, что Ярай идет к двери и дернулась к нему навстречу. Ярай посмотрел на Янику.
- Ну что, - сказал Ярай на ходу - поработаешь. Не все тебе ноги раздвигать.
Ежегодный прием Кабинет устраивал в канун сезона больших холодов и праздника бога Шойдона. Это было одно из тех помпезных, не вполне протокольных мероприятий, где все плотно упакованы в смокинги, где все немного пьяны, где считается неприличным подходить к начальству с разговором о делах – и начальство отмахивается этой отговоркой от людей мелких и ненужных, успевая поговорить о делах с людьми важными и нужными.
Особняк для приемов, трехэтажный и коренастый, с фигурами семи добродетелей на фасаде, стоял в центре правительственного квартала. К празднику фасад решили освежить, так что дом покрылся строительными лесами, словно лишаем, а у второго и третьего подъездов выросли пирамиды из мешков с асбестом. Никто не удивился, когда оказалось, что сроки сорваны, так что строители продолжали суетиться и тогда, когда у черного крыльца выгружали бараньи туши для кухни, и тогда, когда у парадного входа парковались лимузины с первыми гостями.
Внимательный глаз, впрочем, мог заметить, что у строителей бургятся спецовки, а мешки сложены так, если бы кто-то вздумал расчертить пространство вокруг дома на сектора обстрела и соорудить брустверы в узловых точках.
Хоршид метался по всем трем этажам, то рявкая на подчиненных, то одобрительно похлопывая их по плечам. Воспользовавшись суматохой, Яника проскользнула за неприметную стальную дверь на третьем этаже с кодовым замком. За дверью сидели развалясь, чистили оружие и вглядывались в экраны с мутными картинками от камер наблюдения. Ее, конечно, стали выпроваживать, но прежде чем Янику выгнали за порог, она зафиксировала на своем мониторе одного из оперативников постарше, и дала ему метку «Хоршид».
Ежегодный прием! Власть, гонор и деньги Порт-Пилара!
Ждали крупнейших промышленников, ждали глав порт-пиларских общин, ждали председателя совета директоров «Саур-Пилар Дженерал Кэмикал» и председателя наблюдательного совета «Пилар Харбор Менеджмент», ждали Гинешу, ждали его заместителей, ждали кабинет в полном составе, ждали даже главу военной администрации Порт-Пилара, генерала Каркумму, или хотя бы полковника Катту, приезд которых означал бы, что между военной администрацией и Кабинетом наконец установился мир.
Каркумма не приехал. Острые языки не преминули отметить, что на прием не явились и близкие генералу люди.
На улицах давно жгли фонари, когда с двух сторон особняка ухнуло и заколотило металлом о металл, а в главном зале на пол посыпалась окрошка из стекла и лепнины. Янику бросило на пол и придавило, словно ленивый зверь улегся на нее десятитонной тушей, переждать суматоху.
Наконец зверь нехотя поднялся, и Яника смогла двигаться. Она нашарила рядом с собой сумочку. Сколько прошло времени она не знала. Главный зал затянуло дымом и расчертило желтыми тенями от настенных ламп, чей свет впитываясь в песочное дерево пола.
Яника вытерла с лица густое и теплое, кое-как перекинула мокрые слипшиеся пряди на затылок и сказала: «Обзор». Ничего не произошло, и Яника поняла, что не может разомкнуть губ. «Обзор, максимальный радиус», - закричала она изо всех сил, обращаясь к голосу у себя в голове.
Там, где был песочный паркет разлилась обширная картинка от тактического монитора. Основание у картинки повторяло контуры особняка. Сама картинка была на три этажа в высоту и вся усеяна красными и зелеными метками, красные – с кличками, зеленые с номерами. Большинство красных треугольников были неподвижны, над ними помигивали красные кресты. Красный треугольник с подписью «Ярай», впрочем, рывками двигался к зеленому треугольнику с подписью «Хоршид», зеленый же треугольник убегал к черному подъезду.
Яника поднялась, схватила сумочку и побежала в сторону треугольников, уворачиваясь от теней в шлемах. Она подумала, что в корридоры наверняка завалены мусором и телами, но корридоров она не заметила, словно их не было, и как-то сразу ударилась плечом о сворки двери черного подъезда.
Проулок между особняком и соседним зданием полнился черным дымом от пылающих машин. В пяти шагах от Яники лицом вниз лежал человек, заломив одну руку под себя, и к человеку наклонялся Ярай. Ярай заметил Янику и повернулся к ней.
- Ты цела? – закричал Ярай.
Яника открыла сумочку, достала револьвер, который накануне выклянчила у Хоршида, прицелилась Яраю в голову, закрыла глаза и нажала на собачку.
Когда Яника открыла глаза, она увидела, что револьвер вылетел у нее из ладони, а Ярай сидит на мостовой, правой рукой сжимает левое предплечье, и между пальцами у него набухает и льется черное.
Яника нагнулась за револьвером и тут вдалеке загромыхало. Яника подняла голову. В небе, где-то над окраиной города ворочался и гремел черный водоворот, проливая дождь. Яника никогда не видела такого дождя, потому что струи его были из сгустков пламени и там, где сгустки орошали горизонт, поднималось зарево.
Еще один черный водоворот возник в небе со стороны гавани и порта, завертелся и заплевался огненными струями. Сделалось необычайно светло.
Янику взяли за локоть. Она увидела, что рядом с ней стоит Хоршид, совершенно седой - Яника не сразу поняла, что Хоршид с ног до головы запорошен асбестом, вперемешку со строительной пылью. Яника оглянулась. Там, где минуту назад сидел Ярай только матово отсверкивала лужица. Самого Ярая нигде не было.
- Отряды Аттани вошли в город, - сказал Хоршид, - Гарнизон переметнулся на его сторону.
- Что теперь будет? – спросила Яника.
- Рогатый! - сказал Хоршид. – Я думал, что поставил им западню, пока они ставили западню нам. Налет был просто для отвода глаз.
- Что теперь будет? – Янике хотелось закричать, но в горло ей кто-то натолкал грубой ветоши и портняжных булавок.
- Уезжаем, - сказал Хоршид. – Прямо сейчас. За своими вещами вернешься потом, когда федералы закончат утюжить город. У девятого причала стоит моя барка. Наутро мы будем в Порт-Сауре.
Вокруг торопливо гремели тарелками, двигали стулья, наполняли кружки из кувшинов и закатывали рукава. «Корзина и удочка» наполнялась вечерним гвалтом.
- На северной оконечности города была отмель и городские пляжи, - сказала Яника. – Барка погасила огни и пошла метрах в ста от берега. Берег был полон людей. Они жгли костры. И молча стояли в черном ледяном прибое, ожидая, когда их эвакуируют. Они снились мне несколько лет, а потом перестали.
- Их эвакуировали? – спросил Блейк.
- Я не знаю, - сказала Яника. – Кажется, не всех.
Блейк помолчал.
- Тактические мониторы не используют уже четверть века, - сказал он. - Они вызывают злокачественную опухоль мозга, если носитель к ней предрасположен. После того, как это стало известно, их списали и уничтожили. Гасседак просто физически не мог украсть...
- Разве я сказала, что он их крал? – спросила Яника.
Блейк не нашелся, что ответить. Яника повела рукой.
- Люди, которым тактический монитор требуется по роду занятий, вообще долго не живут, - сказала Яника. – Они закономерно считают, что лучше маловероятная гибель в будущем, чем верная смерть в настоящем. Как, ты думаешь, тебя взяли ночью в «Ритц-Марина»? Кто-то срисовал тебя еще днем и передал по цепочке.
Блейк помолчал и сказал:
- Мне говорили, что Ярай сбежал из Порт-Пилара, но не говорили почему.
Яника запустила руки под стол, достала сумочку, выудила из нее серебряный цилиндр с насечкой и сдавила его пальцами. Цилиндр выщелкнул сигарету и зажег крошечный лепесток пламени.
- А как вышло, что Дони стал партнером Ярая и управляющим на его потогонках? – спросил Блейк.
- Говорят по-разному, - сказала Яника. – Одни утверждают, что в Порт-Сауре Ярай сколотил банду и занялся привычным ремеслом. Под боком у себя Ярай обнаружил старого знакомого ювелира и тут же вошел к нему в долю единственным известным ему способом – то есть отобрал долю у Дони и сдела ее своей.
Яника помолчала.
- Другие божатся, что Дони нашел Ярая в канаве с гниющей рукой, - сказала она. - Ярай сам вынул пулю, но подхватил заражение крови. Рассуждения о судьбе и предназначении иногда заводят людей в странные тупики души. Говорят, что Дони был благодарен Яраю за то, что тот невольно спас его от коммунистов. Он взял Ярая к себе домой, оплатил чистку крови и регенерацию, выходил. В конце-концов Дони сделал Ярая приемным сыном.
- А как было на самом деле? – спросил Блейк.
- Какая история тебе нравится больше? – ответила Яника. – Как тебе удобней думать о человеческой натуре, такую и выбирай, себе по вкусу.
Яника помолчала.
- Нет никакого «на самом деле», - сказала она. – Есть версия, которая наиболее сообразна текущим обстоятельствам.
К уединенному дому на южной окраине города Сох можно было добраться двумя путями. Человек за рулем замызганой машины на минуту задумался, прежде чем выбрал маршрут в своем навигаторе.
Одну дорогу накануне отремонтировали и прихорошили: обильно подсветили дынно-желтыми лампами, расставили по обеим ее сторонам причудливые искуственные деревца, будто бы скленные из обломков черного хрусталя, с янтарными искрами внутри. Дорога вела через глухие ворота, поднималась, забирая влево, и тот важный гость, который избрал этот путь, мог полюбоваться, как за поворотом неспешно вырастает ломаный абрис крыши – дом поднимался из земли, огромный, монолитный, величественный, словно язык горной породы, выдавленный тектоническими силами наружу, под свет двух лун. Даже самому несведущему человеку было видно, что перед ним работа дерзкого и талантливого ума. Дом выиграл главную архитектурную премию метрополии, попал в один или два учебника, однако рядом с его фотографиями никогда не указывали, что дом принадлежит человеку по имени Гасседак.
Водитель выбрал другую дорогу. Там не было нового покрытия, не было чудесных деревьев, однако трасса взбиралась спину облысевшего холма и открывала отличный вид на город, особенно в такое время – когда солнце уже по самую макушку окунулось в пролив, и неспящий город принимались расчерчивать огнями, красными и синими вперемешку, где под линейку, а где от руки, беспорядочно.
Машина прошла пост охраны и нырнула в тоннель, который вывел ее прямиком в бетонное брюхо небольшой подземной автостоянки. Гость не стал запирать машину. Он вызвал лифт и утопил кнопку верхнего этажа.
В пентхаусе его охватило смутное беспокойство, как это бывало всегда, когда он здесь появлялся. За створками лифта начинался полумрак. Не было ни стен, ни окон – по крайней мере, таких, какие он знал: прозрачные стеклянные панели уходили вверх и смыкались над головой гигантским зубцом. На невидимых струнах висел проекционный экран, словно кто-то раскинул под потолком матово-черное покрывало.
Лампы в пентхаусе не зажигали. Справа неживым белым светом сиял бар. В темноте можно было угадать очертания кресел.
В дальнем кресле сидел Каркумма. Закинув голову, он дирижировал лазерной указкой и, повинуясь движениям его руки, на проекционном экране вычерчивались траектории небесных тел, появлялись и пропадали контуры созвездий, нитями ложились звездные трассы.
Все знали, что у Каркуммы есть ученая степень по космонавигации и за глаза называли Звездочетом. Он любил назначать здесь встречи, которые требовали деликатности и спокойствия, отсутствия лишних глаз, гарантий безопасности, наконец, - одним словом, требовали нейтральной территории.
Гость молча прошагал к Звездочету, опустился в кресло напротив, и тут же утонул в мягких, поддатливых словно кисель, подушках по самую шею, так что колени задрались вверх. На столике перед ним перемигивался индикаторами массивный куб, - опытный глаз сразу мог признать в нем портативный генератор армейского образца. У генератора было плохо и изученное и крайне полезное свойство: он забивал белым шумом все жучки, какие могли найтись в радиусе восьми метров с небольшим.
- Последние несколько дней по телевизору страшно интересные новости, - сказал гость и поерзал в кресле.
Звездочет поднял голову. В сумраке ничего было не разобрать, но гость знал, что его собеседник в лице меняется не чаще, чем столетний дуб меняет рисунок коры.
- Дастидар по глупости науськал Хоршида, а Хоршид по неосторожности вспомнил старые обиды на Гасседака, - сказал Каркумма. – Его трудно винить. Все-таки из-за Гасседака его едва не прикончили пятнадцать лет назад.
- Плохо, - сказал гость.
- Пускай Дастидар гуляет сам по себе, - сказал Каркумма, - Рано или поздно он сломает себе голову. Вместе с Хоршидом.
- Они загуляли туда, куда не надо, - сказал гость. – Репортаж пойдет в федеральную новостную сеть. Это не шутки. Верхушка ячейки беспокоится. В конце концов, Гасседак заготавливает сырье на нашей территории. Ячейка привыкла к определенной плотности финансовых потоков.
- Я всегда находил довольно любопытным, когда борцы за счастье трудового народа ртом проклинают торгашей, а руками гребут деньги на торговых операциях, - сказал Каркумма.
- Я всегда находил довольно любопытным, что мы получаем деньги по глупости и костности метрополии, - в тон ему сказал гость. – Много ли бы стоил наш товар, если бы вы не вели свою бессмысленную «войну с наркотиками»? Много ли бы нам удалось заработать? Мы травим прогнившую и глупую империю, а империя нам за это еще и приплачивает.
- А сами-то не балуетесь? – спросил Каркумма. В его голосе слышалась легкая усмешка.
- Нет, - сказал гость. – Когда большие пальцы рук тебя не слушаются трудно держать автомат.
На какое-то время воцарилось молчание. Каркумма запрокинул голову, поднял указку и под его пальцами заплясали галактики, а потом на экран выпрыгнула картинка планеты со спутника. Картинка показывала область четвертого меридиана, над которой уже зашло солнце. Виднелась скудная россыпь огоньков на южном континенте, там, где располагался Порт-Пилар. Едва-едва светились ниточки дорог на севере, в бехшерской провинции. И был яркий контур острова - снизу его обильно раскрасили огни Порт-Саура, а сверху короновали огни города Сох. Соединяла два города полнокровная серебряная артерия.
- Значит, прогнившая империя, - наконец сказал Каркумма. – Объясни же мне, друг мой, почему до майварского переворота...
- Майварской революции, - сказал гость.
- Почему до майварского переворота, - продолжал Каркумма, - Порт-Пилар и Порт-Саур шли вровень по торговым оборотам и уровню жизни, а спустя пятнадцать лет фортпост прогнившей империи кроет коммунистический Порт-Пилар в три раза?
Гость фыркнул.
- Федерация привыкла кушать за столом в одиночку, - сказал гость. – Она забрала себе самые лакомые куски. И после этого у нее достает наглости упрекать голодных.
- Слова, - сказал Каркумма. - Туманные и пустые метафоры, вот и все, что у вас есть. И совсем нет денег. Поэтому ты и сидишь здесь.
- Как это похоже на человека со звезд, - сказал гость. – Все мерять деньгами.
- Я меряю, и вам придется, - сказал Звездочет, - если не хотите жить на руинах и питаться головешками. Вы же сами выбросили свои деньги на помойку, ими теперь только сараи обклеивать. Пятнадцать лет назад лучшими деньгами Нордики был портовый таласс Первого майварского. Слово «тал», как ты прекрасно знаешь, означает «золото», и я сам это золото видел – оно лежало в сейфах, под обеспечение банкнот. Что сделал Аттани? Этот дурак решил отменить деньги. Мол – буржуазная выдумка. Правда, быстро одумались. Но основательно попортить таласс успели. Сколько ноликов прибавилось на ваших бумажках? Шесть, семь? Пятнадцать лет назад таласс был не хуже таллера Федерации. Сейчас у вас нет денег, одна резаная бумага. Маркс забыл вам объяснить, что такие вещи даром не проходят.
- Скажи мне, - сказал гость, - если таласс был так хорош, почему Федерация не введет золотые деньги?
Его собеседник молча вертел в пальцах указку.
- Когда метрополия упадет к нам в руки, - мягко сказал гость, - мы поставим в этом споре точку раз и навсегда. Все увидят, что богатства хватит всем, если никто не возьмет лишнего.
В темноте хрипло заскрежетало и заухало. Гость в первый раз слышал, как Каркумма смеется.
- Ну хорошо, - сказал Каркумма. – Я смотрю, вы на мелочи не размениваетесь. Дружба метрополии вам не нужна. Но уж новая трасса до метрополии точно понадобится. Я тоже предпочитаю видеть Нордику частью общего космоса. Сенатор Отербридж на моей стороне, пускай он этого еще не знает. Будут строить новую трассу – в его сектор пойдут деньги из федерального бюджета. Я уже поговорил с Линдбергом, он обрисовал мне желаемый размер пожертвований на избирательную кампанию сенатора.
Каркумма помолчал.
- Сейчас пишется история, - сказал он. – Федерация водит рукой по бумаге, а Порт-Саур – остро заточенное перо. Если Нордике не дадут новую трассу – это станет началом конца. Через тридцать лет Федерация расколется на части, отделенные друг от друга десятками и сотнями световых лет. Мне это не нравится. И раз уж нас есть общий интерес, давай поговорим о том, как мы можем помочь друг другу. Что я предлагаю, для начала. Впредь попробуй обойтись без дуболомов, вроде Шумы Маленького.
- Произошла накладка, - сказал гость. – Мы подчистили ситуацию. Тебе фотографии передали?
- Да, - сказал Звездочет. – Покойный был из тех, кто не моет руки после уборной. Вроде бы и дело сделал, но всегда неаккуратно. Неаккуратность его погубила.
- Что будем делать теперь? – спросил гость.
- То же, что и раньше, – сказал Каркумма. – Мальчик. Как бы он не испакостил операцию. Нужно убрать его из Порт-Саура.
Гость поморщился.
- Мне кажется, ты его недооцениваешь, - сказал он. – Пилот не стал бы присылать случайного человека.
- А что Пилот? Мальчик работает у него поплавком, - сухо сказал Каркумма. – Ярвуд бросил в наше болото сотрудника, у которого на лице написано, что он из конторы. И стал смотреть, кто поднимется из придонного ила.
- Поднялись все, - сказал гость.
- Да, удача нам улыбнулась, - сказал Звездочет. – А твоя организация харкнула прямо в эту улыбку. Вечно у вас бардак. Правая рука не знает, чем занята левая.
- Хочу напомнить тебе, - сказал гость, - что у мальчика в друзьях командир войсковых разведчиков. Который формально тебе не подчиняется. Как бы он не десантировался прямо мне на голову.
- Подчиняется, подчиняется, - сказал Звездочет. – Войсковые разведчики перейдут в подчинение саурского штаба, как только в Порт-Сауре объявят особый режим. А этого недолго осталось ждать, как ты понимаешь. Они будут сидеть на базе и даже сигаретный дым выдохнуть за периметр не смогут без приказа. В общем, так. Мальчика тебе привезет человек по имени Дасс. Тебе нужно будет подхватить его в Бехшере. Отправь его в команду, которая пойдет ликвидировать Старика. Я избавлюсь от мальчика и щелкну нашего Пилота по носу.
- А я избавлю ячейку от балласта, - сказал гость.
Каркумма снова заскрежетал и заухал.
- Я не сомневаюсь, - сказал он, - что ты избавишь себя от нескольких личных врагов.
Гость помолчал.
- Когда я вернусь, - сказал он, - что мне сказать про облаву и репортаж?
- Послушай, Белый, - сказал Каркумма, - попроси, наконец, этих пердунов заняться тем, что касается их непосредственно и не совать нос, куда не следует.
Он откинулся на спинку кресла, поднял руку и одним махом лазерной указки завертел саурские луны у себя над макушкой.
- О репортаже я позаботился, - сказал Каркумма. – В федеральной новостной сети его не будет.
- Дождались, - сказал Блейк и протянул Фангао планшет, - посмотри.
Фангао взял планшет и тут их паром натужно заворчал, заерзал на месте, заплевался пенными струями, медленно поднимая откидной борт, словно какой ветхий старик – нижнюю челюсть.
Причальные концы отшвартовали, и паром пошел вперед, оставляя позади речной порт и доки, чумазые от угля и пролитого топлива. Слева, на расстоянии окрика, протянулся мост, переброшенный со стороны города Сох на противоположный берег. Сквозь влажную сизую дымку было видно, как на мосту теснятся машины, упираясь в будки пограничных пунктов. Над головой у Фангао зажегся экран, выбросив аккуратную надпись: «Через 42 минуты вы прибываете в город Яла, Бехшерская провинция, республика Сунгар».
В планшете был открыт дешифровщик, а в дешифровщике – свежее сообщение от сенатора Отербриджа. Сообщение было длинным и заковыристым. Фангао стал читать, поминутно ругаясь сквозь зубы, и пока он читал, Блейк разглядывал свою обновку. Обновка была что надо: кожаная коричневая куртка с вытертыми локтями, брюки из плохо окрашеного денима, красная рубашка с лацканами такой ширины, что на них мог бы приземлиться челнок средних размеров, и туфли-дерби, изрядно сношенные. На запястье Блейку выбили фальшивую татуровку – молот скрещен с автоматом незнакомой конструкции, в обрамлении хлебных снопов.
- Я ничего не понимаю, - Фангао наконец оторвался от планшета. – Когда мне говорят «да», я слышу «да». Когда мне говорят «нет», я слышу «нет». А здесь какой-то туман, сплошные отсылки к уставам и операционным директивам, будто канцелярский робот писал. Что это значит?
- Это значит, что Отербридж прикрыл себе тылы со всех боков, - сказал Блейк. – Если мы удачно провернем нашу авантюру, то это сообщение прочтут как «зеленый свет». А если нас поджарят, то его прочтут как абсолютный и категорический приказ остановиться. Он возьмет эти бумажки и подкинет их в костер.
Фангао помолчал. Монитор над его головой равнодушно отсчитывал минуты.
- Еще не поздно передумать, - сказал Фангао, - Сдать назад.
- Никаких назад, - сказал Блейк.
Тогда Фангао запустил пятерню в нагрудный карман и достал коробочку. Из коробочки он выщелкнул оранжевую капсулу, с натугой сдавил ее двумя пальцами и с ловкостью, выдававшей большую практику, отправил себе в ухо.
- Что ты делаешь, Марк? – спросил Блейк, хотя ему уже было все понятно.
- Блейк, не будь идиотом, - сказал Фангао, помедлив. – У нас есть полчаса. Расскажи-ка мне еще раз, что ты будешь делать.
Блейк взглянул вперед, туда, где над кромкой воды стеклянными крышами поблескивала Яла.
- Не волнуйся, я все помню, - сказал он. – В городе я беру билет на рейсовый автобус в сторону Бехшера. Меня встречают на девяносто восьмом километре. Посредника зовут Дасс...
Встречали на девяносто восьмом километре, посреди невыразительного захолустья. Была только пыльная дорога, здание автостанции, ржавое до дыр, и пустырь, сохнущий под тяжестью летнего зноя. На станции маялся Дасс, в очках, болезненно худой – таким его и описала Яника. Он нервно замахал руками и побежал заводить автомобиль, припаркованный под навесом. Ехали молча. Блейк открыл было рот и откашлялся, чтобы спросить куда они направляются. Дасс близоруко сощурился на него: в зрачках плавает белесая муть, толстая роговая оправа сломана у переносицы и замотана синей изолентой, в уголках губ засохла пена. Блейк решил промолчать.
Гнали по пыльной трассе, не жалея машину. Потом Дасс свернул на проселок, выехал к бетонным заборам, стал петлять между двухэтажных коробок, недостроенных и пустоглазых, уперся в металлические ворота и посигналил. Ворота дрогнули и поползли в сторону. За воротами обнаружилась сортировочная станция желеной дороги. Они перепрыгнули через рельсы и подкатили к длинному строению.
- Дасс сбрасывает меня возле вербовочного лагеря, - сказал Блейк, - и передает куратору из ячейки. Его прозвище Белый.
Майварец сбежал к нему навстречу по металлическому пандусу, и Блейк сразу понял, откуда такое прозвище: он был черноволос, но у висков ему словно мазнули кистью, смоченной в молоке. Белый схватил Блейка за плечи, широко улыбнулся прокуренными зубами, всмотрелся Блейку в лицо, потом обнял и похлопал по спине. Они поднялись по пандусу и пошли внутрь.
Это было просторное мини-депо. Блейк увидел, что стоит на перроне, который тянется из конца здания в конец, от одних гигантских ворот до других. Освещали его лампы, запитанные от генераторов. Повсюду были обрезки кабеля толщиной в руку, кочерыжки демонтированного оборудования, свежая пахучая стружка из вскрытых деревянных ящиков.
И десяток столов, накрытых брезентом.
И целый арсенал на этих столах – масляно поблескивающие тушки с ребристыми прикладами, точно такой конструкции как у Блейка на татуировке.
И люди, одетые точь в точь как Блейк, один или два десятка людей у этих столов: они прыскали смазкой из баллончиков, снаряжали рожки, разнимали металлическую утварь на части, собирали вновь.
- Там будет полно новичков, никто никого не знает, - сказал Блейк. – У меня только одна задача. Я получаю оружие и нахожу группу, которая должна потрошить президентский кортеж. Дальше дело за тобой, Марк.
- Я засеку твою метку на своем мониторе, - сказал Фангао, – не раньше, чем ты войдешь в область покрытия базовой станции. Станция будет здесь, - его палец упирался в планшет, усыпанный топографическими значками и линиями. – За двадцать минут мы подлетим и займем позиции. Еще за двадцать уберем всех твоих дружков, если их не больше дюжины. Молись только, чтобы Яника не соврала. Молись, чтобы Красные рубашки поджидали кортеж именно возле Пятерни, а не на двадцать километров к югу или северу. Иначе будешь в самом деле покушаться на Старика. Если, конечно, еще раньше тебе не прострелят глупую башку, когда признают в твоей физиономии чиновника с фотографий в «Саурском курьере».
- Есть глупость, а есть разумный риск, - сказал Блейк. – Я знаю, в чем разница. Когда этот Белый отведет меня к старшему группы, самая опасная часть, считай, миновала.
Старшего группы нигде не было видно. Белый ушел его искать, пообещав вернуться через десять минут. Через десять минут он так и не появился, а через пятнадцать перрон мелко задрожал, по громкой связи стали отрывисто выкрикивать команды, и в депо вкатился локомотив. С локомотива на платформу посыпались люди, потащили металлические ящики и внушительные сумки из брезента, в которых глухо позвякивало.
Толпа на платформе загустела. Один из новоприбывших, здоровяк со свежим шрамом на лбу, вскарабкался по лесенке к дверце машиниста, взгромоздился на поручень и вскинул вверх руку.
- Братья и сесты, - закричал драный лоб. – Братья и сестры. Больше тысячи лет назад один из вождей революции так обратился к своему народу в минуту опасности. Братья и сестры! Так обращаюсь я к вам сейчас.
Вокруг Блейка толкались плечами и протискивались ближе.
- Братья и сестры! – кричал драный лоб. - Нам тоже грозит опасность. Наши товарищи выбили кровопийц из республики Майвари. Но капиталистическая гадина по прежнему владеет Сунгаром. Деньги она берет из своего кошелька, имя которому Порт-Саур. Она крадет наш хлеб. Она отравляет души наших детей. Она забирает наших женщин. Мы будем стоять и спокойно смотреть, как нас истребляют?
- Нет! – выкрикнули несколько голосов.
- Я спрашиваю, мы будем молча смотреть, как у нас забирают будущее? – закричал драный лоб.
- Нет! – раскатилось по платформе.
- Что мы выбираем? – закричал драный лоб.
- Свобода или смерть! – толпа ревела в полсотни глоток, сотрясала поднятыми кулаками, дурманила голову, - Свобода или смерть!
- Сегодня нам предстоит серьезная работа! – закричал драный лоб. – Революция не ждет!
Толпа ухнула и покатилась к выходам с платформы, на ходу разбиваясь на ручейки. Блейк двинул было со всеми, а потом остановился.
Слишком рано. Слишком много шумного народу для скрытной операции. Что-то не так. Где же Белый? - подумал Блейк. Он увидел, что драный лоб спустился по лесенке и шагает прямиком к нему.
- Тебе что, особое приглашение требуется? – сказал драный лоб.
- Я жду Белого, - сказал Блейк.
- А я красного, и еще закусить, - сказал драный лоб. – Давай, на выход, без разговоров.
На выходе, у знакомого пандуса стояли два транспортера-«черепахи». Людским потоком Блейка втащило внутрь, он пихнул кого-то в спину, немного оттоптался на чьем-то жестком ботинке и плюхнулся на скамью, между двумя юнцами. Предплечья у юнцов были обвязаны красными платками, поверх курток защитного цвета. Такой же платок бросили Блейку. Напротив него с платком возился какой-то сопляк лет семнадцати – автомат он поставил перед собой, сжав тощими коленями, и пытался унять дрожь в руках.
Поверх кромки заднего борта Блейк увидел, как на пандус выскочил Белый и заметался из стороны в сторону. Лицо у него было совершенно безумное. Блейк крикнул ему и понял, что не слышит себя – завели мотор, пахнуло дизельным топливом, борт подняли и заперли, машина затряслась и пошла вперед.
Блейк не знал, сколько прошло времени. Часа через полтора тряска стала невыносимой: «черепаха» явно свернула с колеи и пошла по бездорожью. Еще через полчаса машина остановилась. Драный лоб откинул борт и приказал строиться.
Пошли цепью, через кусты в человеческий рост, огибая пригорок. Впереди, в сумерках, обнаружился берег реки, на берегу причал для парома, и полутемные склады, обнесенные хлипким деревянным забором.
- Первая группа берет двор, вторая здание, - сказал драный лоб, глядя на часы у себя на запястье. – Я веду первую группу, Шатха вторую. Сопротивляются – валим их без всяких. Все ясно?
Тут возле забора ухнуло, плеснуло огнем. Пылающие штакетины полетели в разные стороны. Бойцы побежали вперед и Блейк побежал за всеми.
Сопротивления они не встретили. Здание пустовало. Во дворе стоял небольшой трейлер, явно ожидавший вечерний паром. У трейлера соляными столпами застыли водитель и двое охранников, одни покрупней, другой помельче. Их повалили на землю прикладами.
Драный лоб поднял с земли металлическую трубу, примерился, ударил раз, другой, и сбил навесной замок на задней двери трейлера. За дверью была металлическая решетка в палец толщиной. Драный лоб рванул ее на себя, выдрав из петель с корнем. Юнец с красной повязкой посветил внутрь фонариком. Блейк подошел поближе.
Внутри сидели женщины: с виду все не старше двадцати пяти, кофты и юбки до пят, густые молочные волосы убраны под цветастые косынки. Женщины испуганно таращились наружу.
- Именем красного движения, - сказал драный лоб. – Вы свободны.
Женщины не двигались.
- Вы свободны, - повторил драный лоб. - Выходите.
Женщины зашевелились и стали выбираться из трейлера, затравленно оглядываясь по сторонам. Первой на землю ступила рослая и широкоскулая девица, с красным платком, вышитым бирюзовыми цветами.
- Это Порт-Саур? – спросила она.
- Все в порядке, - сказал драный лоб. – Вы под Бехшером. Мы не дадим этим гадам вас увезти.
Женщины притихли, а потом вдруг загомонили разом.
- Нам обещали работу, - выкрикнула одна.
- Я полгода копила деньги, чтобы купить место, - выкрикнула другая.
Драный лоб оторопело глядел на женщин.
- Вы свободны, - сказал он, - Возвращайтесь к своим мужьям.
Женщины завопили.
- Каким еще мужьям? – закричала одна.
- Я за месяц там заработаю больше, чем дома за полтора года, - закричала другая. – Мне детей надо кормить.
Женщины обступили главаря, и тут девица с красным платком вцепилась ему ногтями в лицо.
- Что ж ты делаешь, гад? – заверещала она. Ее товарки замахали руками. Драный лоб ударил девицу в красном платке рукоятью пистолета. Та охнула и села на землю. Юнец дал очередь в воздух. Женщины отхлынули.
Драный лоб схватил пистолет обеими руками и прицелился. Вид у него был ошалелый.
- Эй, ты, полегче. Товар попортишь, - подал голос охранник, тот, что покрупней. Он лежал на земле, придавленный ботинком одного из краснорубашечных.
Драный лоб развернулся на голос, подошел к охраннику, взял его за шкирку и рывком поставил на колени.
- Товар, значит, - сказал драный лоб. Лицо у него было багровое, щека набухала свежими царапинами. Он огляделся по сторонам, остановил взгляд на Блейке и повелительно махнул ему рукой.
Ну я и влип, подумал Блейк. Деваться было некуда. Он шагнул вперед.
- В расход этого, - сказал драный лоб, обращаясь к Блейку. – Живо.
Блейк почувствовал, как живот у него наполняется холодными камешками. Он посмотрел драному лбу в глаза: там не было ничего кроме ярости.
- Так-так, - сказал драный лоб; голос у него дрожал и срывался. – Похоже, у нас обнаружился любитель рабовладельцев.
Он поднял пистолет и упер его Блейку в висок.
- Тебе все понятно? – сказал драный лоб. – Или нужно объяснить, что сейчас произойдет?
Объяснить он ничего не успел.
В той стороне, где отряд оставил «черепаху» загремело и затрещало.
Двор залил ослепительный белый свет откуда-то с ночных небес, будто над головами вспыхнула сверхновая – вспыхнула и погасла. Вокруг стали рваться шумовые гранаты.
В уши Блеку ткнули раскаленной кочергой. В наступившем безмолвии Блейк видел, как налетчики вокруг корчатся на земле, поднимаются на четвереньки, силятся ползти. Кто-то побежал и Блейк разглядел, как из тьмы к беглецу протянулась красная ниточка, нащупала место под лопаткой, помедлила и выбила черный фонтанчик. Юнец, карауливший возле трейлера, удержался на ногах. Он стал поднимать автомат, его голова дернулась и отделилась от плеч, как рыбий хвост отделяется от брюха под взмахом тесака.
Деревянный забор смялся, словно бумажный стакан под сапогом. Во двор выкатилась матово-стальная туша. За тушей плотной цепью шли темные фигуры. В небе снова включили свет.
Тут Нордика проделала с Блейком подлейший трюк: она вылетела из-под ног, провернулась и заехала ему по макушке. В шею упелись тяжелым. Кто-то умелый в одно мгновение свел Блейку руки за спиной и перехватил их наручниками чуть повыше локтей, а затем сковал и запястья.
Блейк совсем уж ожидал инъекции, но колоть его, похоже, не собирались. Вместо этого Блейка подхватили под руки и потащили к зданию у причала - волоком по земле, потом земля сменилась шероховатыми плитами, а затем и занозистыми половицами, которые чуть было не порвали штанины. Наконец Блейка бросили возле стены, словно мешок с морским уловом.
Он полусидел в просторной комнате без окон. Обжигающе били в лицо переносные прожектора на тонких металлических лапах. Вповалку лежали налетчики, растерзанные, оглушенные, но, кажется, живые. Рядом ворочался и сдержанно ругался драный лоб.
В комнату зашел человек. Он поводил головой из стороны в сторону и молча показал пальцем.
Из-за светильников ступили фигуры, подхватили драный лоб, поставили на ноги и пихнули его вперед.
Палец снова поднялся и указал на Блейка. Блейка поставили радом с драным лбом.
Человек ступил вперед, под свет прожекторов.
Это был Ярай.
Он молча разглядывал Блейка, щурился и покусывал нижнюю губу. Блейк заметил, что на подбородке у Ярая все еще красуется отметина – там, куда Блейк заехал кулаком два дня назад.
Вот когда закончилась моя привычная жизнь, - подумал Блейк. Два дня назад ее не стало. Началась нынешняя, бредовая и неудержимая, которая смеется и, не колеблясь, отвешивает одну оплеуху за другой.
В глазах у Ярая заплясали бесы, губы растянулись в улыбке, похожей на оскал. Ярай схватил Блейка за ворот рубашки, рванул на себя, так, что затрещала ткань и Блейк оказался точно между Яраем и драным лбом.
- Ну и сюрприз, – заорал Ярай и подмигнул Блейку. – Поглядите! Да это же Нарда Сун по прозвищу Головастый! Ну что, дружок, не все тебе мои паромы взрывать. Рассказывай, куда ты дел взрывчатку из Рошского карьера?
За плечом у Блейка драный лоб громко выдохнул.
- Не будешь рассказывать? – притворно удивился Ярай. – Ну ничего, утром мы еще поговорим. В подвал их.
Глаза у Ярая заблестели. Блейк вдруг понял, что сейчас произойдет. Предчувствие его не обмануло. Ярай неторопливо размахнулся, а потом врезал Блейку в подбородок, крепко и страшно.
Блейк пришел в себя на земляном полу. Окон не было. Ничего не было, только голые бетонные стены, низкий потолок и железная дверь в потолке: ниточки света пробиваются в щелях между рамой и полотном. Рядом лежал драный лоб, а поодаль – какой-то грязный тюк. Блейк пригляделся и узнал сопляка, который дрожал напротив него в «черепахе».
Побег им устроили в ту же ночь, перед самым рассветом. Блейк вынырнул из беспокойной дремоты, разбуженный глухим шелестом и скрипом. Кто-то прыскал маслом в замочную скважину, обхаживал дверные петли. Бесшумно провернулся ключ. Двое верзил с замотанными лицами вынули Блейка, драный лоб и сопляка из подвала. Вместо них в черный проем столкнули трех перепуганных, ничего не понимающих налетчиков.
Через мгновение они были во дворе.
- Бегом, бегом, - прошипел один из освободителей и рванул вперед. Темп верзила задал нешуточный. Блейка поминутно подталкивали в спину, он задыхался и едва успевал переставлять ноги. Верзила нырнул через дыру в заборе, припустил через кусты, и остановился только, когда они оказались в рощице.
- Бехшер там, - первый верзила махнул рукой, – Передайте товарищам, что у них повсюду найдутся друзья, - сказал верзила.
- Дайте оружие, - сказал драный лоб.
- Нельзя, - сказал второй верзила. – Не могу.
- Сними маску, - сказал драный лоб.
Верзилы переглянулись, а потом первый сказал:
- Если тебя поймают, то нас живьем пустят на подкормку, вместо планктона.
Его товарищ поглядел на часы у себя на запястье.
- Хватит болтовни, - сказал он. – Вас хватятся через полтора часа.
За час Блейк, драный лоб и сопляк успели выбежать к мелкой речушке. Они скатились с обрыва, двинули вверх по течению и вскоре вымокли с головы до ног. Блейк углядел место, где берег взломали корни широколиственника, и можно было вскарабкаться без особых усилий.
- Давайте сюда, - закричал он и оглянулся.
Сопляк лежал у берега лицом вниз, там, где вода понималась на одну-две ладони. Верхом на нем, спиной к Блейку, сидел драный подбородок: он держал сопляка за волосы и топил его в мутной прибрежной кашице. Сопляк беспомощно хрипел и дергался.
- Эй, как тебя там, Нарда, - закричал драный подбородок. – Давай, быстро, держи ему ноги.
- С ума сошел? – заорал Блейк.
- Кретин, - закричал драный подбородок и невольно ослабил хватку, - это подсадной. Шпион. Нас специально выпустили. Выболтать этому гаду, где взрывчатка из рошского карьера.
Блейк окунулся в речной поток, поднял со дна валун размером с мяч для регби и занес его над головой.
Река на мгновение застыла. Блейк увидел, как отчаянный хрип мальчика брызгами поднимается, пятнает рассветный воздух.
Он вспомнил свой дом в метрополии, светлое будничное утро. Первый глоток кофе обжигает язык. Мерно бубнит выпуск новостей. Звонит отец, он хочет увидеться, пятое тропосферное кольцо, станция «Эола», ее запустили совсем недавно, сынок, найди час-другой, пока не отправили тебя на край света, это важно. Тонкие парусные жалюзи сворачиваются, впускают солнце. За окном вырастают стройные серебристые шпили мегаполиса, раскрываются лазурные зонтики компенсаторов, и где-то глубоко под ногами, в прозрачном голубом киселе бесшумно снует транспорт.
Он поглядел вниз.
Под ногами у него темные половицы. Он в доме на улице Ченоя. Матово-черное озерцо растекается по полу и подбирается к его туфлям.
«Так нельзя».
«Почему?»
«Нельзя убивать людей».
Блейк выдохнул и со всех силы опустил валун на макушку драному лбу. Тот повалился в воду, словно куль. Сопляк вскочил на четвереньки, взвизгнул, рванул на берег и пропал в зарослях. Блейк упал на колени и сунул голову в поток.
Четыре счета, – сказал себе Блейк, - четыре счета, не торопясь. Первый и второй, третий и четвертый.
Он встал и пошел вниз по течению.
Люди Ярая нашли его через два часа.
Деталей было не разобрать, но с такой высоты холм, который называли Пятерней и в самом деле походил на отпечаток ладони: Праотец, объяснил Ярай, остановился тут передохнуть и оперся всемогущей дланью о землю. Холм крепко стискивал трассу от Бехшера к Яле. В том месте, где он вертел у себя между пальцами нитку дороги, земля походила на шкуру животного, которого заклеймили раскаленным тавром.
Над холмом поднималось дымное облако. Ветер понемногу отщипывал от него клочки. Пожара не было – судя по всему, температура в эпицентре подскочила так, что деревья вмиг испарились, а почва сплавилась в коросту.
- Спустись-ка пониже, - сказал Ярай пилоту. Птичка затряслась мелкой дрожью и нырнула вниз.
- Никого тут в живых не осталось, - сказал Ярай. – После такой бомбардировки, кто не обуглился сразу, дышит испарениями и тут же получает отек легких. Ты уверен, что красные выбрали этот склон?
- Да, - сказал Блейк.
- Ничего себе постирали рубашки, - сказал Ярай. – Радуйся, что у них такой бардак. Радуйся, что куратор тебя проворонил. А иначе лежать бы тебе внизу, и даже не одним куском, а золой, углями и пеплом.
- Ну хорошо, - сказал Блейк, - я понимаю, Праотец ваш посмеялся над Красными рубашками, а заодно и надо мной. Я думал, меня отправят ликвидировать господина президента. А попал в группу, которую ты выслеживал, подстерег и покрошил соломкой. Счастливое совпадение. Но я не понимаю, что случилось с людьми, которых положили здесь. Если их поджарили, когда кортеж господина президента был неподалеку, то где остовы машин? А если их поджарили заранее, как президент проехал в Ялу? Другой трассы на юг нет.
- Иногда я скучаю по старым временам, - сказал Ярай, будто бы самому себе. – Жизнь была устроена проще. Нужно избавиться от человека, берешь револьвер, брусок взрывчатки, ночь караулишь, и нету человека. Разводки многоходовые – этому мы у вас научились. Ну что же ты, Блейк. Не сообразил еще? Не было никакого кортежа. И не будет. Это деза. Господин президент приземлился в Порт-Сауре сегодня. Его лайнер сейчас в ангаре на базе Федерации. Мне не нравится, когда людям с небес плещут на голову высокотемпературной плазмой, не разбирая где кто. Но подставили красных ловко, не отнять. Они же господина президента ненавидят пламенной ненавистью. Наверняка на ликвидацию пошли лучшие бойцы из бехшерских ячеек.
- Господин президент боится летать, - сказал Блейк.
- Он пересилил себя, – сказал Ярай. – Чего только не сделаешь, чтобы выжечь раковую опухоль в один прием.
Блейк поглядел вниз. По краям остывающего клейма обугленными спичками стояли безрукие черные стволы. Еще дальше деревья лежал вповалку, верхушками к центру взрыва.
- Мне нужно поговорить с Яникой, - сказал Блейк.
Ярай глянул на него.
- Это она отправила тебя на сковородку? – спросил он.
Блейк не ответил. Ярай ухмыльнулся и хлопнул его по плечу.
- Не ты первый, и не ты последний, - сказал он. – В следующий раз лучше выбирай себе друзей, Блейк. Что она просила взамен?
Блейк выглянул за окошко. Под брюхом, на сотни шагов во все стороны расстилалось кострище. Значит, зола, уголь и пепел, подумал Блейк. А может быть, оставят меня одним куском.
- Яника просила, чтобы я отдал твою голову сенатору Отербриджу, - сказал Блейк.
- И как, – спросил Ярай, - ты отдал?
- Да, – сказал Блейк.
Ярай помолчал. Лицо у него застыло.
- Ты плохо торговался, - наконец сказал он. – Моя голова в обмен на то, чтобы тебя пустили на удобрения. Не самая выгодная сделка.
- Из меня никудышный переговорщик, - сказал Блейк. – Прости.
Что за ерунда, - подумал Блейк. Даже извиниться толком не выходит.
- Хочешь поговорить с Яникой? – сказал Ярай. – Будет тебе разговор с Яникой. Я тебя подвезу. Но говорить будем вместе.
Он наклонился к пилоту и сказал:
- В Порт-Саур, по высокой траектории.
- Подожди... - сказал Блейк.
Договорить он не успел. Рот залило свинцом. Троекратное ускорение опрокинуло голову в подлокотник и ударило под дых, вынимая воздух из легких.
Толком вздохнуть Блейк смог уже только, когда они пошли над Порт-Сауром.
Фасады зданий в квартале правительства были укутаны полотнищами, белыми, красными и синими: пять звезд сходятся в круге, лев сжимает в лапах два полумесяца, солнце восходит над пашней.
Народ запрудил площадь вокруг Оперы, лился на прилегающие улицы. Пилот крикнул что-то про особый режим и повел птичку в сторону Медвежьего холма. Блейк увидел мост, переброшенный через залив, на мосту - муравьиную вереницу лимузинов. Флагманом шла черная лаковая торпеда Отербриджа. Блейк представил, как господин сенатор ворочается в утробе и по-отечески добродушно усмехается своему гостю. Спросить бы его, подумал Блейк, спросить бы его... А что спрашивать, в самом деле? Потеет ли высокий сенаторский зад на кожаных подушках, вот это было бы интересно.
Они посадили птичку прямо посреди улицы Ченоя, в дюжине шагов от давнишнего особняка, раскупорили двери и выпрыгнули наружу.
Опоздали, - подумал Блейк. Так просто поговорить с Яникой не выйдет.
Птичка остывала, била горячим воздухом из реактивных сопел. Струи воздуха гнали по тротуару небольшие смерчи, срывая синие фуражки с коротко стриженых голов. Улицу намертво закупорили полицейские машины. Синие и красные маячки на их крышах отплясывали лихорадочное диско, а вместо музыки были выкрики, топот ботинок, урчание моторов.
Вокруг особняка вбивали колышки, огораживая здание ядовито-желтой лентой с черными полосками. Ступени у входа забрызгало черным. Дверных створок и ставен на окнах больше не было – их размочалило, раскрошило на щепки и разбросало по газону. Правое крыло особняка выгорело полностью. Фасад был обильно изукрашен пулевыми оспинами и трещинами.
У ступеней припарковался фургон с красным крестом на боку: задние створки распахнуты, кто-то вспрыгнул на порожек, сунул в голову внутрь, наружу торчит только обтянутый форменными брюками тыл и блестят на солнце лаковые сапоги. Блейк и Ярай шагнули ко входу. Лаковые сапоги спрыгнули на тротуар и повернулись к ним. Это был человек народа вар, лет сорока, с болезненным и худым лицом.
- Привет, Хоршид, - сказал Ярай.
Хоршид молча глядел на них.
- Хоршид, нам нужно поговорить с Яникой, - сказал Ярай. – Она жива?
Блейк присмотрелся и увидел, что глаза у Хоршида как у рыбины, залежавшейся на прилавке.
- Я не пущу тебя к моей жене, - сказал Хоршид.
- Да брось, - сказал Ярай, - все знают, что вы не живете как муж и жена уже пять лет.
Хоршид не торопясь потянулся к поясной кобуре, щелкнул клапаном, достал «Шершень» и пристегнул его ремешком к браслету на запястье.
Блейк торопливо шагнул вперед.
- Господин комиссар полиции, - сказал Блейк, - мы разговаривали с вами два дня назад.
Хоршид скрестил руки на груди, так что «Шершень» упокоился на его левой ключице, и стал молча смотреть на Ярая снулыми глазами, так, словно никакого Ярая перед ним и не было.
Какого черта, подумал Блейк. Он сунулся плечом вперед между Яраем и Хоршидом, сделал шаг вперед, поднялся по ступеням, перепрыгнул черную застывшую лужу и пошел внутрь. Никто его не остановил.
Блейк нашел Янику на втором этаже - он просто двинул по корридору, распахивая все двери, одну за другой. За дверьми открывались однообразные комнатки: алые стены с огромными белыми рисунками, на которых безобразничали боги плодородия; красные светильники по углам; низкие кровати застелены блестящей тканью, похожей на змеиную кожу.
В одной из комнат вокруг постели суетились трое в синих халатах. Один затягивал женщине грудь в тонкий пластиковый корсет, другой держал наготове инъектор и разминал ей локтевой сгиб. Третий перегородил Блейку дорогу, открыл рот в немом возмущении и замахал руками. Яника подняла голову и сказала:
- Пустите его.
Синий халат закрыл рот, повернулся к Янике и сказал:
- Четыре минуты. Пока мы готовим транспортировку.
Блейк подошел к изголовью, сел на пол и понял, что сильно устал за последние три дня. Только утром его выдернули за шкирку из подвала. Только утром он бежал по лесу и барахтался в речке. Блейк вдруг ощутил, что к ногам ему привязали булыжник, тот самый, размером с мяч для регби, и подумал, что ему еще долго этот камень за собой волочить.
- Ты отправила меня на убой, - сказал Блейк.
Яника улыбнулась.
- Ничего личного, Блейк, - сказала она. – Я не могла отказать Каркумме.
Волосы у Яники намокли от пота. Блейк видел капельки у нее шее, видел ямочку, открытую под разорванным воротом платья, и как эта ямочка переходит в ключицы. Под левой ключицей наливалась ядовитого цвета гематома.
Не хочу, чтобы она умирала, - подумал Блейк. Не хочу и все.
- Мне стоило быть умней, - сказал он. – Нужно было торчать в Порт-Сауре и не высовываться. Все были бы целы.
- Он все равно бы тебя достал, - сказала Яника. - В Порт-Сауре или другом месте. Так или иначе.
- Я не понимаю, - сказал Блейк. – Не такая уж я важная фигура. Зачем меня доставать?
Яника не ответила. Блейк увидел, как через ребрышки корсета проступают влажные черные узоры. Рядом мелодично запиликало. Блейк повернул голову. В углу комнаты на тележке перемигивался зелеными и желтыми огоньками медицинский блок.
- Послушай меня, Блейк, - сказала Яника. – Каркумма собирается взорвать завод.
Она попробовала рассмеяться, но вышел только кровавый хрип, который промакнул ей красным уголки губ.
- Думали, я не узнаю, - сказала Яника. – Думали, если женщина, значит ума не больше, чем в морском огурце. Люди без штанов бывают удивительно разговорчивы. И удивительно глупы.
- Подожди, - сказал Блейк. – Причем здесь завод?
- Федерация сделала Порт-Сауру прощальный подарок, - сказала Яника. – Довесок к мирному договору. Сегодня Отербридж парафирует договор, а завтра Федерация оставит Порт-Саур навсегда. Навели порядок, построили завод и пошли домой.
Яника перевела дыхание.
- Только никто никуда не пойдет, - сказала она. - Федерации дадут пощечину, руками Красных рубашек. Сенатор подотрется мирным договором. Будет альянс между Федерацией и Сунгаром. Против старого неприятеля. Гаттану наконец-то позволят вскочить на бомбардировщик.
- Я не верю, - сказал Блейк. – Метрополия никогда не станет бросать младшего брата, с заводом или без.
- Конечно не станет, - сказала Яника, – когда интересами Федерации здесь заведует такой изворотливый ум. К Нордике ведет одна единственная дверь и ключ в руках у одного человека. Думаешь, он позволит замуровать ее навечно? Думаешь, он так просто выпустит «Небьюлу» из рук?
Синий халат шагнул к изголовью.
- Все, - сказал халат, – переносим в машину. Быстрей, пока она стабильна.
Он и его помощник взялись за покрывало с двух сторон и стали поднимать Янику, придерживая ей затылок. Третий халат склонился над тележкой.
- Яника, подожди, - сказал Блейк и вскочил на ноги. – Откуда ты знаешь...
- Подумай, Блейк, - лицо у Яники побелело. Говорила она едва слышно: - Если на планете один космопорт, военный космопорт, то как «Небьюла» попадает в сектор Весов?
Желтый глазок на приборе в углу сменился красным. Яника закрыла глаза, голова у нее запрокинулась. Губы разомкнулись и выдули красные пузырьки. Потом пузырьков не стало. А потом не стало и Яники.
Блейк вышел в пустой корридор. Нужно подумать о живых, - сказал себе Блейк. Все остальное может подождать. Все остальное потом.
Он вспомнил черные волосы, прилежно собраные в клубок, заколотые серебряной спицей с ярким рубиновым проблеском на конце. Кто-то взял эту спицу и ткнул ею Блейку прямо в горло, невозможно стало ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Подожди, - сказал себе Блейк. Это потом. Нужно решить, что делать теперь.
Спуститься вниз и сказать Хоршиду, что его жена только что умерла. Вернуться в номер, выключить коммуникатор. Подождать ближайший челнок. Убраться с этой чертовой планеты.
Завод разнесут на кусочки. Мирного договора не будет. Нельзя терять лицо. Федерация не уйдет, если ей плюнут в спину. Она повернется и вобьет зубы обидчику в глотку. К Нордике проложат новую трассу. А завод – что завод? – построят новый.
Перед его мысленным взором стояла Мария Шиллингфорд. Она насмешливо улыбалась, нос у нее был выпачкан мелом.
«Через год Нордика сама будет решать свою судьбу».
Блейк скатился по лестнице на первый этаж и выбежал на улицу. Ярай и Хоршид по прежнему стояли друг напротив друга. В зубах Ярай стиснул незаженную сигарету.
- Ярай, - сказал Блейк. Он схватил его за плечо и потащил в сторону: - Как сильно ты ненавидишь Федерацию?
Ярай удивленно посмотрел на него.
- Ты хотел дать ей пинка? – спросил Блейк. – Я покажу тебе, куда бить.
К заводской акватории птичка добралась за каких-то двадцать минут. Ярай неразборчиво кричал в коммуникатор на варском, потом повернулся к Блейку и сказал:
- Представь себе, что ты планируешь атаку. Где уязвимые точки?
- Я бы накрыл завод целиком, например, из «Радуги», вон с того острова, - сказал Блейк и мотнул головой вправо, в сторону скальной громады, щедро политой зеленью. - Он как раз на нужной дистанции.
- Там никого, кроме моих контрабандистов, - сказал Ярай. – Это своя территория, чужих сразу заметят.
Блейк подумал.
- Как только пустят силовые установки, эффективней всего будет обрушить опору компенсатора, - сказал он.
Ярай непонимающе посмотрел на него.
- Переломить гвоздь у основания шляпки, - сказал Блейк. – Но для этого им придется подойти вплотную и поставить заряды.
- Пуск через полтора часа, - сказал Ярай. Он яростно обхватил голову руками: – Ядав говорит, что на дороге полно военных. Не пустят же они Красные рубашки с парадного хода, в самом деле?
- Холмы? – спросил Блейк.
- Мои люди сейчас займут там позиции, - сказал Ярай. – Пусть только сунутся.
Блейк огляделся вокруг. Тень от птички отплясывала по земле и морской глади. Она то укрывала платформу, то вспрыгивала на кубики зданий у берега – пилот закладывал один вираж за другим. Машина развернулась, козырек окна отрезал солнце, бившее в глаза. Блейк увидел, что возле острова стайкой дрейфуют рыбацкие баркасы.
Дрейфуют? Блейк пригляделся. За кормой одной из лодок появилась кильватерная струя. Лодка пошла в сторону бухты, за ней двинулись и остальные.
- Ярай, - закричал Блейк, - они не будут ждать пуска. Они просто взорвут платформу.
Баркасы набирали ход. До грозди силовых установок им было три-четыре минуты.
Ярай поглядел в ту сторону, куда указывал Блейк. Потом тронул пилота за плечо и мотнул головой. Птичка упала на бок, и в лицо Блейку прыгнула водная гладь.
- Спокойно, - сказал Ярай.
Он усхватил какие-то кольца в потолке, вытянул ремни и защелкнул карабины на страховочных жилетах, своем и Блейка. Потом сунулся под сиденье и выудил два «Громобоя-компакта», один кинул Блейку, а вслед за ним – магазин.
- Знаешь, что делать? – сказал Ярай.
Блейк вогнал магазин и перебросил флажок на автоматический огонь. Ярай одобрительно усмехнулся.
Птичка распахнула боковые двери. По щекам словно врезали наотмашь. В ушах ревело и колотило. Машина стала ходить ходуном. Из салона вымело наружу какие-то бумаги, туда же потащило и Блейка, но страховочные ремни рванули его назад.
Блейк увидел, что Ярай целится и стреляет вниз. Тогда он тоже стал целиться и стрелять.
Кажется, Ярай смеялся во всю глотку. Кажется, Блейк словил-таки один баркас в перекрестье, он вспучился черным клубком дыма и остановился. Кажется, два баркаса развернулись и пошли назад. На ладони плеснули жидкого свинца – винтовка раскалилась и обжигала руки.
Потом с лодок стали палить в ответ. Корпус рвался на лохмотья, словно конфетная обертка. Металл над головой брызнул серебряными иглами. Одна чиркнула по уху, другая вошла справа в плечо. Блейк выронил винтовку. Навстречу к нему неслась прибрежная кромка бухты. Блейк смотрел равнодушно и только отсчитывал в голове: шестьдесят метров... сорок пять... двадцать... пять метров...
Птичка пошла винтом, вспорола водную гладь и дымящейся грудой выкатилась на берег.
Блейк очень хотел потерять сознание, но сознание отказало ему в этой милости.
Сначала он ждал, когда Красные рубашки высадятся рядом и довершат начатое. Но их все не было, и тогда Блейк стал выдираться из обломков.
Он хотел отстегнуть карабин – тот был порван, словно канцелярская скрепка. Над Блейком, у самого его носа громоздилось кресло пилота и куски обшивки – их смяло в один неразборчивый ком, какой бывает, если взять кусок фольги и стиснуть его в кулаке. Блейк подтянул колени к подбородку, сунул ноги куда-то между металлических трубок, крепко уперся и нажал изо всех сил.
Металл поддался, затрещал и посыпался кусками. Низ вдруг поменялся с верхом. Кресло упало вниз и приземлилось на песок с влажным стуком. Сверху на него упал Блейк.
Он лежал под брюхом птички, которая встала на попа, переломилась надвое и зарылась носом в берег. В десяти шагах Блейк заметил Ярая – похоже было, что ему шрапнелью обрезало страховочный ремень и выбросило в залив, когда они еще были в воздухе. Ярай стоял в прибое на четвереньках и силился подняться.
На берегу толпилась уйма военных. Блейк поднял голову и увидел, что прямо перед ним стоит генерал Каркумма, в униформе лишенной знаков различия, стоит и смотрит на него безо всякого выражения.
Блейк отряхнул с себя песок.
- Судьба благоволит рьяным идиотам, - сказал Каркумма. – Вы хоть понимаете, что наделали?
- Это вы расстреляли Янику? – спросил Блейк.
- Кретины, - сказал Каркумма. – Вы и ваш Ярай. Вы хоть секунду подумали, что здесь будет, если Федерация оставит Порт-Саур? Все низшие классы в стране из народа сун, вся элита страны из народа вар. Да на следующий день после того, как отправится последний челнок, белые будут вздергивать черных на столбах. Ярая вздернут первым, никакие наемные громилы не помогут. На второй день с севера пойдут сунгарские танки, на третий день у берегов будет майварский флот. Они сомнут остров, как жеваную зубочистку, меж двух пальцев. Все, что мы построили за сотню лет, превратится в пепелище.
- Немного же вы тут построили, - сказал Блейк, - слишком много у вас застряло в зубах, может зубочистки и не помешают.
Каркумма побелел.
Тут Блейк увидел, что за спиной у Каркуммы, на расстоянии окрика растерянно переминается с ноги на ногу Марк Фангао. Вид у него был страшно обескураженный. Блейк расхохотался и махнул ему рукой – левой, правой не получилось.