Порченый подарок

Глава 2

Осень

Я поморщилась от тянущего ощущения в низу живота, но главный дискомфорт доставлял не он. Представлять новую вспышку разочарования в глазах Альми было куда болезненней, чем терпеть ежемесячные проявления женских недомоганий. Все у нас шло как-то не так: не выходило безоблачного счастья и быстрого исполнения так хорошо продуманного им плана, и это явно злило и угнетало моего супруга, и раз за разом в сознании возникал вопрос, верно ли мы поступили.

Поначалу все сложилось идеальней некуда. Злость на то, что отец и дядя с такой легкостью отказались препятствовать любым притязаниям нахального анира, подпитала мою решимость к побегу, а еще помогла, не дрогнув, встретиться на празднике с этим самодовольным мужиком лицом к лицу и развернуть события именно так, как и было необходимо. Хотя испугаться было немудрено. Казавшийся мне всю жизнь огромным главный зал резиденции, щедро украшенный к знаменательному событию, на пространстве которого даже собравшаяся небывалая толпа представителей лучших и не очень родов как-то терялась, вдруг почудился мелкой комнатушкой, когда всего лишь пятеро аниров вошли, глядя с высоты своего роста по сторонам так, словно владели и этим местом, и всем миром в принципе. Одеты так же в черное, правда, на этот раз без дорожной грязи, толстых нагрудников с тиснением, придававших их фигурам излишнюю грузность, и шлемов, а из оружия лишь по одному длинному кинжалу, болтавшемуся на боку. Светлые длинные волосы возглавляющий шествие громила собрал в низкий хвост, но ни один из них не счел нужным даже побриться, как это принято у нас. На лицах с грубыми, будто рубленными чертам как минимум недельная щетина. Что взять с дикарей? На секунду я испытала нечто отдаленно похожее на шок или оцепенение, когда разглядела необычайный цвет глаз идущего впереди анира. Настолько насыщенно и в то же время нереально прозрачный голубой, что почти светился на фоне его светлой кожи и волос даже на том расстоянии, что нас разделяло. Почему-то вспомнились дикорастущие цветы идри, которые мне всегда так хотелось потрогать или собрать в букет в детстве, но отец сразу предупредил, что это яркое великолепие опасно: коснешься – и на коже вскоре появятся ожоги, которые будут мучительно болеть долгие месяцы и оставят шрамы навсегда.

Глашатай начал объявлять имена прибывших аниров, но в этот момент ищущий взгляд их предводителя наткнулся на меня. Едва небрежно кивнув в сторону правителя, что вызвало волну возмущенных шепотков, он целенаправленно пошел ко мне через весь зал. Остановившись напротив, совсем чуть-чуть склонил голову, окидывая абсолютно бесстыдным взглядом с головы до ног, отчего внутри все предательски задрожало, протестуя и против его беспардонности, и против собственной странной реакции.

– Меня зовут Бора, – заявил он тоном властителя всего сущего. – Онор Бора, кресса Греймунна.

– Вам следовало попросить представить вас кого-то лично со мной знакомого или потрудиться обратиться за этим к распорядителю. – Получи, тупая наглая деревенщина!

Золотистые густые брови на долю секунды сошлись на переносице, придавая ему грозный вид.

– Я не нуждаюсь в посторонней помощи, когда хочу быть знакомым ближе с привлекающей меня девушкой. – Его глаза сузились, а линия квадратного подбородка стала жестче… хотя куда уж больше.

– Не знаю, с какими девушками вы имели дело до сих пор, онор Бора, возможно, они и были впечатлены вашими манерами, но я привыкла к тому, что мужчине следует спросить через третье лицо, готова ли я с ним разговаривать!

Любой кресс Гелиизена, получив такую отповедь от меня, уполз бы с глаз долой, сгорая от стыда за свое отвратительное поведение. Впрочем, ни один цивилизованный воспитанный мужчина вообще не позволил бы себе подойти ко мне просто так, будто я была какой-то торговкой на базаре и только и ждала, как набегут желающие оценить мой товар. Неотесанный грубиян!

Демонстративно задрав подбородок, я, покачивая пышными юбками, гордо прошествовала от него, но через секунду едва не подпрыгнула от громоподобного смеха за спиной. Догнав меня за пару шагов, Бора прошептал практически мне в затылок:

– Мне случалось слышать, что смуглокожие уроженки южных островов Рунаэ горячей огня в постели, и редкий человеческий мужчина достаточно вынослив, чтобы справиться с их аппетитами в одиночку, но, похоже, с полукровкой я тоже не прогадал. – От возмущения у меня рот распахнулся и дыхание сперло. Да как он посмел сказать такое! И кому?! Мне!

– Вы, онор Бора, прогадали не только с выбором женщины, но и с государством и в принципе стороной света, где решили ее подыскать, – прошипела ядовитой ползучкой. – В Гелиизене и на Рунаэ живут уважающие себя крессы, воспитанные с четкими понятиями о морали и личном достоинстве. Так что вам вряд ли удастся среди них подыскать кого-то на свой… хм… вкус. – Он насмешливо поднял бровь с «да неужели» видом, и тут я влепила ему пощечину, практически выплюнув: – А это за то, что посмел назвать женщин из народа моей матери шлюхами.

Анир поймал мою ладонь и не позволил оторвать ее от своей щеки, а я обмерла, с опозданием осознавая, что же такое вытворила. Мой всегда взрывной характер, плюс несколько часов сборов на праздник, пока я все сильнее накручивала себя, взращивая обиду на родственников и ненависть к беспардонному чужаку, решившему, что он не просто достоин претендовать на меня, но настолько великолепен, что я упаду к его проклятым ногам всенепременно и моментально, вырвались наружу таким катастрофическим образом. О Пресветлая Даиг, а что, если он просто убьет меня сейчас у всех на глазах вот этими громадными ручищами? Никто не успеет и пикнуть. Или взбесится и объявит перемирие расторгнутым, и все потому, что я такая психованная дура, а не та дочь, какой следует быть у моего отца-политика, всегда пекущегося о нуждах государства! Сотни ужасных последствий моей вспышки пронеслись в голове, а пальцы, все еще прижатые к твердой скуле Бора, запылали, как обожженные, пока я с нарастающей паникой пялилась в его лицо. На какие-то мгновения мне почудилось, что под его бледной кожей проскальзывает нечто, меняя его черты, делая его еще более пугающим, чем раньше, но тут же все исчезло. Рот анира искривила медленная усмешка, он повернул голову и окончательно выбил меня из колеи: понюхал мою кожу на внутренней стороне запястья, вдохнув глубоко и протяжно, приподняв верхнюю губу, будто скалился и готовился вырвать кусок моей плоти или… поцеловать? А потом снова посмотрел на меня, отпуская наконец руку, и ухмылка стала шокирующе открытой торжествующей улыбкой.

– Если уж решила, что кто-то заслуживает удара, маленькая Ликоли, то бей и потом не испытывай за это страха и сомнений. – И тут же лицо его изменилось, становясь жестким, почти звериным. – В этот раз ты была права, наказав меня за дерзкий язык, но хорошо подумай, прежде чем сделать такое снова, тем более на глазах у моих людей. Проявишь такую безрассудность еще раз – и мой ответ может надолго шокировать твою невинную натуру.

Несмотря на весь испуг, с моих своевольных губ чуть не сорвались резкие слова о том, что никаких «снова» не будет, но сильный захват на моем локте вернул меня в мир адекватности.

– Греймунна! – Резкий окрик отца буквально был пригоршней снега за шиворот, напомнив, что эта почти дикая сцена происходит на глазах у всего двора. Я отшатнулась, натыкаясь на родителя, которого, похоже, прямо трясло от сдерживаемого гнева, и, оглянувшись, поняла, что положение еще ужаснее, чем казалось.

За папой стояла целая толпа аристократов, все напряженные, со злыми взглядами, точно они готовы броситься в бой сию же секунду, а за широкой спиной анира встали четверо его спутников, разглядывающих гелиизенцев все с той же высокомерной самоуверенностью и даже каким-то предвкушением.

– Могу узнать, что здесь происходит? – подрагивающим от ярости голосом вопросил отец.

Онор Бора же еще пару секунд глядел исключительно на меня, словно и не замечал окружающей всеобщей напряженности, и только потом обвел взглядом зал, будто просто смотрел на не омраченный тучами горизонт в радующий его солнечный денек.

– Не вижу смысла в моем дальнейшем тут пребывании, – обратился он к Окнерду Пятому через головы собравшихся. – Мой выбор сделан. А это, – он указал пальцем на едва розовую отметину от моей ладони на своей щеке, – ее выбор. Я готов ждать до того, как в Гелиизене не ляжет снег, не больше этого. До встречи, маленькая Ликоли.

И не дожидаясь моего ответа или даже реакции правителя, Бора развернулся и двинулся прочь из зала в сопровождении своих соплеменников, некоторые из которых подмигивали нашим крессам самым бесстыжим образом.

Отец увел меня тогда из зала и впервые в жизни кричал, обзывая безрассудной, не соображающей, на что себя обрекла, велел не появляться больше на празднике и не показываться ему на глаза, пока он не успокоиться, и заявил, что уходит на переговоры с анирами, чтобы найти способ спасти меня. Но я уже знала, что его усилия напрасны, ведь мое решение принято и стало крепко как никогда. А то, что он счел наказанием, лишь возможность все ускорить. Не придется ждать еще несколько часов, сгорая от нервной дрожи и нетерпения. Едва оставшись одна, я начала собираться, сорвав с себя роскошный наряд, переоделась в костюм для верховой езды, вытряхнула шкатулки с драгоценностями в торбу, которую раньше дал мне Алмер, прихватила все монеты, что щедро выделялись мне родителем на всякую ерунду, и уже какой-то час спустя мы покинули территорию дворца, уносясь в теплую летнюю ночь за своим счастьем.

Внизу громко хлопнула входная дверь, заставляя натянуться внутри те струны, о каких еще недавно совершенно не имела понятия. Уже по самому звуку удара я могла понять, что за вечер ждет меня, и это не считая той плохой новости, которую я буду вынуждена сообщить Алмеру.

Бум-бум-бум. Грузные шаги по гулкой деревянной лестнице, говорящие о том, что момент, когда я увижу гримасу разочарования на лице любимого, все ближе.

Алмер, как всегда, когда выпивал лишнего, распахнул дверь в нашу временную спальню с силой, заставившей ее шарахнуть по стене.

– Привет, родной, – с виноватой улыбкой обернулась от окна я, направившись ему навстречу.

Даже сейчас, будучи расстроенной и готовясь опечалить его, не могла не любоваться моим избранником. Хотя немного и сожалела об изменениях – ведь я влюбилась в него совсем другого. Добротная одежда из дорогого сукна с островов, замши и шитья облачала теперь его красивое тело, настойчиво вещая всем окружающим о том, что перед ними не какой-то там простой конюший, а состоятельный кресс, чья слабая здоровьем жена нуждается в полном уединении, морском климате и деревенской пище для поправления хилого аристократического здоровья. Именно это всем местным мы и озвучили, прибыв в глухую окраину Гелиизена на седьмой день почти безостановочного движения.

Правда, спустя сутки после нашей поспешной тайной свадьбы и короткой брачной ночи, мне пришлось смириться с невозможностью ехать верхом, и нанять неприметную повозку. А все потому, что со мной оказалось что-то не так… Очевидно, как женщина я была устроена не слишком правильно, учитывая, что первая близость принесла только ужасную боль, и мой муж выглядел почти оскорбленным, когда не смогла скрыть облегчения, что эта пытка закончилась. Шок от того, как замечательно ощущались его ласки и поцелуи прежде и насколько все неприятно и даже как-то унизительно оказалось на нашем супружеском ложе, не покидал меня до сих пор. Едва мы остались наедине в комнатушке придорожной гостиницы, я вся вспыхнула, предвкушая нечто прекрасное, краснея и пылая от собственных фантазий, в которых-то и не было ничего определенного, но это не мешало кружиться моей голове, как от сладкого крепкого вина, и подгибаться коленям. Но Алмер просто практически сорвал с меня одежду и повалил на кровать, награждая лишь краткими жесткими поцелуями, что оставляли следы на коже, но не дарили нежности. Лишив белья и задрав нижнюю рубашку, посмотрел мне между ног, заставив испытать настоящее удушье от смущения, и выражение его лица почему-то напугало меня. Было в нем какое-то темное торжество и одновременно нездоровое облегчение, но, с другой стороны, откуда мне знать, как выглядит мужчина, сгорающий в нетерпении от страсти и уже не готовый остановиться. Тогда я поддалась сиюминутному паническому порыву и почти оттолкнула его, но Альми сплюнул на руку и навалился, вжимая всем весом в постель. И почти сразу я почувствовала внизу разрывающую тело боль.

– Нужно терпеть, Мунни, – захрипел муж мне на ухо, зажав рот ладонью.– Таков удел всех женщин. Потом будет проще, а сейчас некогда долго возиться.

Но проще не стало ни сразу, ни потом. С постели я встала с жуткой болью внизу живота, дневные часы в седле дались со страшной мукой, а кровь не прекращалась почти три дня. И каждая новая супружеская близость была тяжким испытанием для меня. При мысли о плоти Альми, грубыми рывками движущейся во мне, все внутри сжималось, словно протестуя и отторгая. На мою робкую попытку заговорить о том, нельзя ли делать все хоть чуть медленнее и мягче, он ответил, что настоящий мужчина не властен над собой в такие моменты, и правильная женщина обязательно сумеет подстроиться, ведь это ее предназначение – принимать в себя его любым образом. Больше я об этом не заговаривала, решив, что все образуется позже, тем более вне постели мой супруг все так же был внимателен и нежен, а самый неприятный аспект наших отношений всегда был кратким – буквально несколько десятков разрывающих жестких толчков, и я научилась терпеть это без жалоб. Вообще, складывалось впечатление, что пока мы одеты, большую часть времени, я замужем за тем самым мужчиной, что и пленил мое сердце, но вот ночами и когда он сильно выпивал или был чем-то расстроен… это был кто-то совсем иной.

И сейчас, много недель спустя, похоже, подтверждалась мелькавшая у меня столько раз мысль: что, если я «неправильная» женщина? Наслаждаться интимным вниманием супруга у меня так и не получалось, и, несмотря на все усилия Альми, я так и не смогла зачать.

– М-м-мунни, – пробормотал муж, немного наваливаясь на меня и обнимая, – ты вкусно пахнешь.

– Ты же обещал мне не пить столько, – мягко упрекнула его, позволяя опереться и провожая к постели.

– Ну не начинай! – дернул он тяжелой головой и пошатнулся, чуть не уронив нас обоих. – Чем мне еще прикажешь заниматься в этой глухой дыре? Я нормальный мужик и не могу только и делать, что сидеть около твоей юбки, дожидаясь, снисходительного ответа на наши письма.

Да уж, это еще один повод для расстройства. На три послания моему отцу, отправленные скрытым способом, не позволяющим нас выследить, в который я не вникала, еще не было получено ни одного ответа. Выходит, гнев его на блудную дочь сильнее, чем мы предвидели, и он не готов пока простить меня. А что, если… Нет, такое развитие событий невозможно, он строг, но отходчив и к посторонним, а уж мне-то никогда по-настоящему не пришлось познать на себе его злость и даже строгость. Просто ему тоже нужно больше времени. Кажется, в моей жизни настал какой-то странный период ожидания улучшений, но сетовать на это я не собиралась. Ведь знала, на что иду.

– Если тебе так скучно, то ты мог бы охотиться или выходить в море с рыбаками, чтобы посмотреть на их работу, но не гробить свое здоровье в кабаке…

– Прекрати! – оттолкнул меня Алмер. – Может ты и аристократка по рождению, Мунни, а я простолюдин, но не забывай, что теперь ты моя жена, а негоже жене поучать мужа. Лучше забирайся в постель и дай мне то, что по праву мое. Давай, милая, скорее, знаешь ведь – я ненавижу терпеть.

Я опустила глаза и отступила дальше, ускользая от его рук, начавших пробираться мне под юбки.

– Не нужно, Альми, – покачала я головой, отводя глаза. – Мне нельзя сегодня.

Супруг нахмурился, как если бы и не сразу понял, о чем я, а потом его челюсти сжались до хруста и взгляд стал злым.

– Опять? – отрывисто спросил он и резко поднялся. – Да во имя Пресветлой Даиг, Мунна, разве ты не знаешь, что твоя беременность повышает наши шансы? Твой старик не сможет не растаять, узнав о том, что у него будет внук! И уж точно не покусится на жизнь его отца!

Унижение и обида вспыхнули во мне, заставляя вскинуть голову.

– Но что я могу сделать? – раздраженно возразила, сжав кулаки. – Разве я нарочно как-то препятствую зачатию?

– А разве нет? – еще больше повысил голос Алмер, поднимаясь. – Ты же меня подпускаешь к себе как можно реже! Такое чувство, что это каторга для тебя! Что, небось, уже сто раз пожалела о своем выборе и считаешь, что слишком хороша для меня?

– Что ты несешь? Я сбежала с тобой из дому, бросив все, не забыл?

– Ну да, и оказала уже этим такую великую честь, что просить еще чего-то – неимоверная наглость с моей стороны?

– К чему эти упреки и такой тон! – С какой стати я должна оправдываться или чувствовать себя в чем-то виноватой?! – Я твоя законная жена!

– Ну так вспоминай об этом почаще в постели, а не лежи с лицом мученицы! – выкрикнул муж мне, а ощущение было, что ударил.

– Но мне больно, а я ведь просила тебя…

– Ой, замолчи! – пренебрежительно отмахнулся он от меня, как от обманщицы. – Да какой нормальной женщине бывает больно с мужиком спустя столько времени?

– И что ты хочешь этим сказать?

– Что все дело в тебе. Наша проблема в тебе, Мунни! И тебе стоит… ну, не знаю, что-то делать с собой, потому что если так и продолжится, то все наши мечты и планы развалятся по твоей вине!

– Ты не можешь так говорить! Это несправедливо! Ты заверял меня, что ничто не может стать помехой нашей любви, и ни о каком ребенке тогда речь не шла!

– Ага, ничто, кроме тебя самой, Мунни. И что я был бы за мужчина, если бы не хотел увидеть свое продолжение в потомстве. – Алмер тяжело поднялся и пошел обратно к двери. – Пожалуй, лучше мне проветриться. Ты опять так меня разочаровала, любимая, и нужно время немного успокоиться.

Опять время, это проклятое время…