Попадают по-разному

Глава 21 Осень. Летние месяцы 279

— Госпожа, возьмите с собой! Я больше не хочу бояться. С доспехами обращаться умею, стрелять вы меня научили.

— Нашлась стрелок! — Зла не хватает. Снова этот взгляд. Если завтра мы не устоим… Её же на ремни порежут! — Ладно! Будешь мои ружья заряжать. Лови пока, — кидаю короткий меч.

Почему-то не поймала. Шепчет.

— Вы даёте мне оружие? Как свободной?

— Подними! Это не игрушки, чтобы на полу валяться.

Держит за ножны. Всё тот же взгляд и невиданная мной совсем глупая улыбка.

— Свободным только можно с оружием ходить. У меня меч. Госпожа дала мне меч.

— Ну, дала. Надоела уже с госпожой.

— У меня меч. Свой меч. Значит, я на самом деле больше не рабыня?

— Ну да. Дошло наконец.

Как заверещит! Аж солдаты в палатку сунулись. Чуть не ржут, явно надеясь, я Анид наказываю, или ещё как с ней развлекаюсь.

Прогнав их со смехом, гоню от себя дурные мысли, как бы не получилось так, что свободной со своей точки зрения, Анид придётся прожить всего один день.

Дальний ряд кольев под углом остриём к врагу, врыт как раз на пределе, где пуля тяжелого ружья ещё способна нанести вред. Когда дойдут до этой линии, будет первый залп. На ученьях уже проверено — слаженными при отражении атаки могут быть только первые два-три залпа, дальше уже начинают бить, кто во что горазд. И это на учениях, где противник не намерен тебя рубить.

В бою будет хуже. Притом, и там, и там сильно мешает дым.

Между кольями — ряды ракет. Скорее всего, бой начнётся с них. Сбить первый натиск, напугать лошадей. Пусть строй превратится в кучу. И — картечью по ней!

За нами — отряд лучников. Бывшие солдаты Безглазого. На знамёнах — голова с повязкой на глазах. Раньше косились, сейчас — не до того.

Их длинные луки бьют даже дальше ружей. А уж про меткость и говорить нечего. Хотя, если на состязании появляется кто-то вроде Динки с длинноствольным нарезным «дыроколом», то можно и поспорить.

Вот со скорострельностью спорить бесполезно. «Бесполезно пока» — многозначительно та же Динка замечает.

Только учить лучника надо с детства. Дальше, чем сейчас стрелы лететь уже не будут. Пользоваться ружьём можно научить за полмесяца. Сама проверила.

Пули с каждым годом летят всё дальше и дальше. Много кто думает над длиной стволов, конструкцией замков и составами порохов.

Сотни и тысячи глаз следят за Старой дорогой. Показываются первые всадники.

Набухает, словно чудовищный нарыв. Их всё больше становится. Вспучивается масса людей и коней. Не идут дальше.

Что там у них? Может, между собой передрались? Было бы хорошо…

Знамёна. Они их в руках носят. Одни похожи на наши. Другие…

— Знамёна с поперечными перекладинами видишь?

— Да. Тех, кто вблизи них бить в первую очередь.

Мне это нравится всё меньше и меньше. Похоже, главный удар придётся по нам, а не по центру. Ничего! Здесь тоже есть, чем их встретить.

Мощная у меня подзорная труба. Хорошо всё видно. Вон, разряженные какие! Так бы и влупила!

Жаль, пока не достать…

Громыхнуло!

Что за!?

Из разноцветной туши внизу словно кусок с мясом и кровью рвануло. Чем это их? Да на таком расстоянии? Взрыва сильнее я ещё не видела. В воздухе, кажется, кувыркался конь. Или его половина. Ещё много чего по сторонам разлетелось. «Дракона» краном заряжают. Вручную ни заряд, ни бомбу или ядро не поднять.

Чуть не рассмеялась. Аренкерт перетащил-таки на свой участок обороны осадного «Старого дракона». Говорят, самую дальнобойную, и одну из самых тяжёлых пушек работы Госпожи.

Насчёт дальности выстрела, вижу, не зря говорят. Только вот вряд ли зверюга ещё рыкнет сегодня. Перезаряжать «Дракона» тоже не быстро.

Но они этого не знают. Ощутимо пятятся.

Чем же генерал бомбу снарядил? Раз уж сама Госпожа говорит, на тему взрывов он давным-давно сожрал всех собак в окрестностях.

От Анид случайно узнал оскорбительное местное слово в наш адрес — «собакоеды». Она бы не сказала, но разговорились с ней, вот и проболталась. И сразу же испугалась, поняв, что ляпнула. Думала, прибью. Вот глупенькая!

Да я и не оскорбилась. Собак я ела, и не раз. Съедобных пород в окрестностях столицы немало, да и в замке их держат. Надо будет и Анид как-нибудь псинки подсунуть. И подсуну. Если жива сегодня останусь.

Анид рядом стоит. По сторонам озирается осторожно. Внимания никто не обращает. В доспехах смотрится совсем как змейка. Ружьё держит правильно. Если бы ещё глаз при выстреле не закрывала, совсем хорошо было.

Всё-таки, их слишком много.

Дымные хвосты ракет чертят небо. Несутся с воем вперёд.

Вижу, как пугаются лошади, как сбрасывают всадников. Большинство всё же удерживает лошадей. Хотя, ракеты и посшибали кое-кого. Немногих, к сожалению.

— Что так резво попёрли?

Смеюсь. Косятся как-то подозрительно.

— Даже они до трёх считать умеют.

— Причём тут это?

— Им попы новую дурь внушили — наше оружие от врага рода человеческого, колдовское, и просто так из него стрелять нельзя, надо в день трижды пальнуть в изображение их божка казнённого. Три выстрела будут смертельны, а от остальных святая молитва спасёт.

Смотрят не понимая, шучу я или нет. Настолько шуток от меня не ждут.

— Готовьсь!

— Целься! — хотя всё в дыму, и мало что видно.

— Первый пали! Второй! Третий!

Снова всадники у заграждений. Рубят. Пытаются сломать.

— Беглым!

Раз из пистолета, два из второго! Тут уже и эти пули смертельно опасны. Выстрелы по-одному, по два. Туши в золоте и бархате, со всеми этими святынями на шлемах или в задах одна за одной застывают. Зрение не подводит, вижу, как пули пронзают броню.

Каждый отряд атакует сам по себе. Такой массой кавалерии даже с нашей выучкой и дисциплиной было бы сложно управлять. В храбрости им не откажешь. При таких потерях атаковать вновь. Интересно, сам храат где? При всём, что про него слышала, в трусости не обвинял никто. Жив, или где-то там валяется?

Самые храбрые, да буйные сейчас гибнут. Храаты разных рангов. Такие кичливые и наглые совсем недавно.

— Расступись!

Пушкари перезарядили многостволку и выкатывают.

У нас почти затишье. Новые отряды решили попробовать на прочность центр. Вал тел перед нашими рядами их не смущают.

Ещё отряд появляется. Так! Эти снова пойдут на нас.

Надо же, одному повезло. Вертится волчком, отбиваясь от пик. Несколько перерубил. Сам в полной нашей работы броне, конь тоже. Герб Меча. По ногам же…

Лови! За Анид и прочих тебе. Бью в голову. Не убью, так оглушу. Чуть из седла не вылетел. Показалось, или красным из-под шлема брызнуло. Не важно уже. Кто-то догадался ударить коня по ногам. Валится с диким ржаньем.

— Добить! Голову на пику и поднимите повыше!

Над рядами уже порядком подобных «украшений».

— Кто это?

Усмехаюсь.

— По нашему — кто-то вроде офицера охранных сотен Верховного.

— Может, и он там. За его голову…

— Не хуже тебя знаю сколько. Кстати, если этот из известных Верховному храатов за него тоже награда полагается.

— И сколько?

— Там список на тысячу семьсот пятьдесят два человека. Начиная от десяти золотом за самого мелкого, и заканчивая сам знаешь какой… Так! Вон того — добить!

Показываю, одновременно выхватывая второй пистолет.

Точно! Вскочил. Побежал. Не на нас. Я выстрелить не успеваю. Пули сбивают с ног. Двое с боевыми молотами бегут проверять. Был без шлема. Теперь всё. Голову размозжили. По линии добивают ещё нескольких.

— Все в строй.

Уцелело больше, чем сначала показалось. Решают, пытаться ещё, или не стоит.

Так! А это кто выехал? Судя по облачению, не воин, а святоша. Потрясает крестом, показывая на нас.

— Этого сшибёте — голову не забудьте! У Верховного список на три тысячи пятьсот десять попов есть. Если он оттуда… А даже если нет — за голову любого священника — пять «ведьм».

Молятся они так что ль? Точно, затянув какую-то песню снова идут на нас.

На что рассчитываете? Вас уже намного меньше, чем было, а нас — столько же.

Песня смолкает под грохотом залпов.

До пик не добрался никто.

Перезарядила один раз. Стрелять не пришлось.

Одно удовольствие смотреть на дураков, бессмысленными атаками убивающих собственное государство.

Я на смотре Верховного не видела столько людей в богатых доспехах, сколько их сейчас на этом склоне валяется. И, похоже, ещё прибавятся скоро.

На это раз толпятся куда дальше. Святоши не видно. Гремит на левом фланге.

— Вон там знаменосец упал. Знамя принесите.

Герб вроде Меча, но слегка изменённый. Родича его какого уложили?

— Посыльный!

— Здесь! — доносится из первого ряда.

— Скачи к Верховному. Свези это.

— Передать что надо?

— Ничего. Она все их гербы знает. Сама что скажет, если нужным посчитает.

Убегает. Сотник усмехается, оглядывая мертвецов.

— Мы тут даже примерно набили по годовому жалованию на каждого.

— Зверя убить сперва надо, а шкуру после делить.

— Знаете, это как волк на копье. Зубы скалит, древко грызёт, хотя на деле мёртв уже.

— Они ещё не все мертвы.

— Это ненадолго.

— Не возражаете, я вон с того доспехи себе заберу?

— Я такие не ношу, да и подгонять под меня долго бы пришлось.

Смеётся.

— Тогда за строй оттащу.

Пожимаю плечами. Бой уже выигран. «Отбоя» только не трубили.

Сотник вернулся.

— Самый удачный поход за мою жизнь. И это не считая того, что в городе получим.

— Голову свою надо сберечь сперва.

— Одного понять не могу, вы же очень молодая, но совсем не весёлая.

Азарт боевой не прошёл у него? Поприставать решил, решив, что на взводе я буду сговорчивее? Тем более, продолжающийся день, вечер, а затем и ночь точно будут весёлыми. Убитых у нас почти нет, раненых мало. Верховный ещё перед боем сказала, что с их мертвецами сделаем.

Большие костры завтра сложим. Так, чтобы со стен хорошо видно было. И сожжём. По их вере, мертвых сжигать нельзя. Ещё и голов через стену закинем. Вон их сколько вокруг.

До чего-то стали додумываться. Отряды теперь пытаются построится, даже что-то вроде нашего «Великого Змея» подняли. Явно собираются попробовать центр на прочность. Угу. Вперёд и с песней. Есть новая единица расчёта в военном деле. Число орудий на единицу длины строя. На нашем фланге — примерно два на сто шагов. В центре — пять — шесть. И «Великий Змей» нагло над бывшим храмом развивается. Далеко видно!

Мы тут уже перед строем считай, вал из людей и коней соорудили. Орудийным огнём выбито процентов пятьдесят. Сколько ружейным, а сколько лучниками — судить не возьмусь, те кто поближе лежат стрелами утыканы не хуже, чем ёжики иголками.

Через трубу осматриваю позиции центра. Точнее, то, что пред ними. Мертвецов там там теперь предостаточно. Пореже, чем на нашем фланге. Но нас уже пять раз атаковали, а их один. Исходя из того, что у них протяжённость фронта куда больше, да и шли на них более организованно, набито ими побольше, чем нами. Теперь что, левый фланг на прочность попробуют? Там пока только тяжёлые пушки и стреляли.

Снова перестраиваются у большого знамени. Уцелевшие при атаке. Вновь подошедшие… Да кончаться они когда-нибудь в этом лесу? Что там этих уродов бабы по пять рожали, раз их столько? У нас же дров не хватит, вас всех потом жечь.

Кажется, уяснили дальность стрельбы наших орудий. Вот только помешанность Эрескерта на стрельбе даже у нас ясна далеко не всем.

Вблизи знамени поднимается столб разрыва тяжелой бомбы. Не хуже, чем в самом начале. Второй. Третий. Знамя падает. Четвёртый.

Он всё-таки успел перезарядить всех «Драконов». Я видела его расчёты, и понимаю, почему он думал над лафетами, позволяющими стрелять под большим углом к горизонту. Если учесть, над формой снарядов и составами порохов генерал думал тоже…

— Да она с двуустами пушками управляется как ты с одним пистолетом!

— Самая тупая атака, что мне доводилось видеть. Они наших хоть зацепили кого?

— Дым, но мне показалось, были разрывы орудий.

— Даже если и так. Отдать десяток пехотинцев за тысячу кавалеристов… Похоже, я в сказку попал.

— Нет, не попал. Ты же их потом и на костёр потащишь.

— Дым! Во там! Над лесом! Видите?

Всё рукой тычет, хотя я и рассмотрела уже.

— Что там может быть?

Хохочу. Смеюсь, ржу дико, словно безумная. Согнулась. Ещё немного и по земле бы кататься начала.

— Что с вами, командир?

Чуть разогнувшись тычу пальцем в сторону дыма.

— Там их лагерь. Он горит. Кажется, я догадалась, где начальник конницы.

Обалдело уставился на меня. Рот разинут, глаза выпучены. Оглох от пальбы что ли? Потом в затуманенном взгляде словно искра загорается. Доходит.

Как заржёт. Так по спине треснул, что чуть не повалилась.

Анид удивлённо глазками хлоп-хлоп на закопчённом личике. Шепчет.

— Мы, что сражение выиграли? Победили? — первая, кто вещь своим именем назвал. Победа!

Младшая Линки. Что за плащ цветной такой? Приглядевшись, понимаю, знамя на плечи накинуто. Ещё одно, узкое с тремя длинными концами по земле за ней волочится. Знамя пурпурное с золотым диском солнца и летящими языками огня. Да это же «Пламя!» Главный боевой стяг местного императора и одна из главных святынь, раньше хранившаяся в главном соборе пока ещё не взятого города.

— Вот! — высоко поднимает — Знаете, что это такое?

Судя по восторженным крикам, не одна я тут такая умная. Значит, «Пламя» пало… И взято в лагере. Змея огонь сожрала и не подавилась. Всеядная зверушка!

Что-то опять вспомнилось из главного поэта этого похода — Рэндэрда. «И видят нас от дыма злых и серых». Дым вот только рассеялся почти весь, а со злостью и серостью — порядок полный. Зеркальце далеко, но остальных-то я вижу.

Вот Линки чистенькая… Чего я злюсь-то? Знаю же, от боя она в жизни прятаться не будет, тем более, рядом со своим отцом.

Угу. Да я ей просто завидую самой чернейшей завистью. Незаконнорожденных вокруг полным-полно… Да помню я, она теперь полноправная, да и я тоже в каком-то смысле, вот только многолетнюю привычку так легко не изживёшь, про отношение за стенами Замка вообще молчу.

Только все теперь видят — бастард начальника конницы захватила стяг. Почти уверена — знамя на плечи ей отец набросил, он же и велел стяг везти. О будущем доченьки думает время от времени. Как бы стяг этот ей теперь на герб не попал.

Коня на дыбы подняла. Красуется. Знает не хуже меня — в руке символ не просто победы, а полного разгрома вражеской армии. Да что там разгрома, выше бери, символ краха государства.

Сейчас поскачет вдоль рядов к алому стягу с гремучей змеёй. К Госпоже. А я здесь останусь. Не пальнул бы кто по ней сдуру. И не заметить флаг за спиной могут. Бой время такое… С прошлой войны, бывает, стрелы шальные долетают.

Линки знамя к ногам швырнёт. Да уж, сильнее этого жеста только притащить императора местного, храата всея мира, или как там ещё этот сын свинячий обзывается. Причём, императора можно тащить хоть тушей, хоть вообще по частям, только доказывать придётся принадлежность.

Пойти чтоль отрезать пару… или, лучше с десяток, голов с бородёнками покучерявее? Да сдать командующему нашим флангом Аренкерту под расписку. Его ведь не просто так «лисом бесхвостым» ещё недавно звали. Просто выгодно будет в списках награждённых порученцев Верховного отметить. Их, правда, и без меня немало.

Но сомнительно, что он меня на совещаниях у Верховного не запомнил. Война-то, может, и кончиться. Грызня вблизи первого лица государстве — никогда.

Линки со мной глазами встречается.

Кисло ухмыльнувшись, салютую поднятым пистолетом. Так и держала в руке с последней атаки.

У Кэрри улыбка до ушей. Швырнув «пламя» как палку, спрыгивает с коня. Смеясь и плача, визжит.

— Осень! И-и-и!!!

Бросается на шею. Блин! Да она же выше меня, да в полной броне. Как-то умудряюсь не упасть. Она ещё целоваться лезет. Дура! Хотя, пусть. От меня не убудет. Это я веселиться не умею.

В глаза смотрит и говорит.

— Ты грязная. И плачешь.

Вытаскивает откуда-то шелковый платочек и начинает мне щёку вытирать. Только гарь ведь размажет.

— Мне так здорово никогда не было! Такой счастливый день. Ты чего не радуешься?

«Того, что устала» — не сказала.

— Ты пьяная?

— Что? Нет. А, да, наверное!

— Принцесса, может подарите поцелуй герою битвы? — смеётся пятисотенный.

Линки весело глянула. И поцеловала. Я чуть не ругнулась. Динка про неё шутит: «Броня тяжёлая, а поведение — лёгкое». Казначей сквозь зубы шипит: «Генерал, — так она брата зовёт только когда сильно злиться, — ваши старшие дочери излишне ветрены». Верховный многозначительно замечает, знает много способов предотвращения беременностей, а так же умеет безопасно прерывать их на любом сроке.

Ветрена Линки, с этим не поспоришь. Мне опять завидно. Говорят, характер тяжёлый. Завидую яркости и лёгкости Динкиных сестёр. Почему этого совсем нет у меня? Мне ведь немного и надо… И взять негде. Либо есть, либо нет.

Только сейчас догадалась наконец сунуть пистолет в кобуру.

На щиты подняли. Обеих. За руки держаться. Госпожа «Пламенем» потрясает. Ор стоит. В воздух палят.

Щиты только у них есть. Доспехи под старину. Знак отличия Верховного. Четырнадцать стражей. Только у Императора больше — сорок шесть. Кресло Верховного тоже знак отличия. Прада, я его только на картинках видела. Вот складной табурет — это да.

Хотя доспехи и под старину, бойцы в них настоящие. Одного знаю. Как раз зверушек двуногих колоть учил.

Это представление больше всего Линки и нужно. Главным образом для будущего. Пока же можно не сомневаться, возгордиться страшно и сестру шпынять будет втрое от обычного. Или та её, от обиды. У них грызня шуточная, вот у трёх их единокровных, да законных уже всерьёз. Как бы не хлебнуть с ними крови потом.

Линк дочерей в разные сотни поставил. Да и сам действовать будет подальше от них обеих.

Что за! Куда меня тащите!

Вот и я на щите стою, рядом с Линки и Госпожой. Та веселится. Теперь уже Линки «Пламенем» размахивает.

Пушки ещё гремят, но это уже не бой. Истребление.

Госпожа так и сидит. Знаменитое непроницаемое выражение лица, грозные золотые рога.

То и дело появляются всадники или пехотинцы. Кто с донесениями, кто с захваченными ценностями. Я переписываю отличившихся, хотя Госпожа и так ни разу с именем не ошиблась.

«Пламени» уже и видно — столько поверх знамён накидали боевые, церковные, личные. Всякие.

Чуть в стороне лежит несколько тел судя по богатым доспехам — командиры. Ещё священники высокопоставленные валяются, у некоторых одеяние по покрою — почти платье женское, причём золотого шитья столько. На парадных платьях, мягко говоря, не бедной Динки гораздо меньше. Тут ещё и камней изрядно. Огранка так себе, но зато много. И это притом, что немало камней уже отодраны и приятно отягощают собой кошели солдат.

Говорят, этого императора местного, храата всея мира, тоже убили. Видели, как его флаг упал, хотя тела пока не нашли.

Эрескерт стоит сияющий. Если он чем-то в императора попал, тела могут и вовсе не найти.

Командиры почти все убиты пулями. Попы — кроме одного, зарублены. Застреленному кто-то прямо в лицо двуствольный пистолет разрядил.

Доспехи почти все нашей работы, значит легко пробиваются пулями и большинством болтов. Вроде, никого с нашего фланга нет, а то интересно проверить, пробивают ли доспехи стрелы бывших лучников Безглазого. Хвастаться-то они довольно зло хвастались. До драк, правда не доходило. Их бывший хозяин Еггтов ненавидел, но к тем, что за Линией относился так же, как и они.

— Сбор знамён императора Запада! — весело орёт пьяная Динка.

Тридцатый воз, доверху и даже больше наполненный раздетыми до нитки телами, многие без голов. Костры складывают. Громадные! Завтра днём запалим. Пусть со стен полюбуются. Прикинут, что их ждёт. Многим скоро так же гореть. Только живьём вместе с домами и скотиной.

Помощи не будет. Вон эта помощь — на возах, на поленницах, просто на поле, некоторые на деревьях, а то и между двух, развешены. Ещё многие сейчас вниз по реке плывут, попутно рыб да раков подкармливая.

Динка уже похвастать успела. «Реку можно в Красную переименовывать. На переход, или даже два вода там теперь такого цвета. От крови их». Улыбнулась так, что хорошо клыки видно было.

Как и все, привирает про успехи в боях. Но сейчас ей веришь. Устала уже считать возы. Хорошо, хоть из реки никого не вылавливают. Ни мёртвых, ни живых.

— Что думаешь о потерях?

— Не располагаю всеми данными.

— Давай по тем, что располагаешь.

— Перевезённых тел ориентировочно около шести-семи тысяч. Концентрация тел на поле на разных участках различается в разы. Если ограничиться ручьём на правом фланге, опушкой дальнего леса в центре и дорогой низшей категории на левом, то на данной площади может находиться до тридцати тысяч погибших. О концентрации мертвецов в лесу и по направлению к бродам, сведений не имею.

— Тут уж иные все сто тысяч насчитали, кое-кто, — выразительно косит глаза в то место, где недавно была Динка, — и все сто пятьдесят нашли. У тебя же только тридцать.

— Чётко различаю: «сама видела», «мне доложили» и «думаю, что…»

Устало рукой машет.

— Да знаю я это. Чего же ты такая зануда?

Остаётся только плечами пожать.

— Если хочешь прожить подольше — считай потери противника поменьше».

— Надо же, шутить научилась. И десяти лет не прошло, — замечает с усмешкой, явно подцепленной у дочери, не наоборот.

У нас сжигать трупы — обычное дело. Предки на островах жили, там народу много, а годной земли — не очень. У местных надо в землю зарыть, да ещё знак какой поставить.

Угу. Делали бы так на островах — жить бы негде было. Все поля мертвецами заполнили. Сейчас земли много. Хоронить есть где, но и сейчас многие предпочитают умерших сжигать.

Тут только павшую скотину сжигают. К кострам из трупов не привыкли. Ничего! Скоро из их города один большой сделаем. Пока же голов вам за стену накидаем. Свежеотрубленных. Думайте, сердцем, или чем там ещё у вас полагается, что вас всех ждёт.

— Валом теперь повалят покорность изъявлять. Все кто сегодня в бой не слишком торопились.

Мысленно ругаюсь. Значит, опять целый день торчать в полной броне у кресла Госпожи. Нравиться дурачить местных, показывая, что они войну проигрывают войску под командованием женщин. Мне опять командира из ближайшего окружения Верховного изображать. Ну, что из того, будто хорошо со стороны смотрюсь?

Эрия вон, куда величественнее смотрится. Вот только больная нога служит хорошую службу и часами на одном месте торчать ей не велят.

Дура, ты Осень. Хотя и умная. Замечаю уже давно. Отношение Госпожи ко мне изменилось. Не стало лучше или хуже. Стало просто другим. Из категории «забавной умненькой девочки» или даже просто «миленького ребёнка» меня исключили. Учить больше нечему, да и незачем уже.

Вот только я теперь попала в категорию пусть младшей, но всё-таки подруги. И спрашивает теперь почти как с себя. И наваливает примерно столько же. Вот только выглядит она куда хуже других в этом возрасте. Казначей столько раз ругалась, что она раньше времени себе в могилу загонит. Чувствую, сама на соседнем костре оказаться могу.

Хуже всего, ни Динку, ни Яграна, ни кого-либо из племянниц она так и не вывела из детских категорий.

Вот и начинаешь задумываться, не слишком ли высоко взлетела. Рядом с Еггтами не слишком-то безопасно, хотя и не опаснее, чем в иных местах. Замок на всю страну всё равно не соорудишь.

Бой заставил задуматься — что будет окажись на той стороне кто-то с доспехами, держащими наши пули? Или, что ещё хуже, с более дальнобойными ружьями?

Ведь этим дровам завтрашним храбрости было не занимать. Пёрли и пёрли вперёд, несмотря на падающих друзей. Пёрли, не имея ни единого шанса дотянуться до нас.

И ведь в последнего я из пистолета стреляла. Рядом был! Пока вдоль рядов ехала, ещё нескольких таких… удачливых видела.

Хозяйственна Анид. Не думала, столько натаскать догадается. Тут и доспехи, и оружие, и перстни, даже денег довольно большой мешочек набрался.

Тела раздеты до гола, с лошадей сбруя и сёдла тоже сняты, не удивлюсь, если и подковы отодраны.

Динка с коня материнской «молнией» машет.

— Здорово, Серый Демон. Гордись!

— С чего это я демоном стала, да и серым ещё?

— Эти… Тебя запомнили, и записали в ближние приближённые.

Вылазку предприныли. На бумаге, даже шанс был. Ударить навстречу и раздавить нас между двумя армиями. На деле они были обречены. Башен с воротами мало, негде сосредоточить сколько-нибудь значительные силы.

Оставалось одно — открыть Золотые ворота, и по Золотому мосту (до чего фантазия убогая) атаковать башни и стену между ними. Лошадиными головами бойницы затыкать собирались?

— Ой, Осень, ты тут уже? Пошли на башню.

— А что там? Просто, набегалась сегодня уже, а ступени там крутые.

— Там вид такой… Такой…

Чему она так довольно улыбается? Вспоминаю — защищать стену поставили солдат с пятиствольными ружьями. Таких ружей всего сто десять, но бойниц ещё меньше, и на каждого стрелка двое-трое заряжающих.

— А мы по ним как. А потом с многостволки. Всё колесо расстреляли. Даже гранаты вниз кидала. Попала!

В башне сейчас только наблюдатели на верхней площадке.

Мост переименовать надо. В кровавый или мёртвый. В мешке между башнями и стеной тела просто грудой. Сверху кажется — до бойниц второго яруса. Их здесь убивали. Просто убивали, как скот на бойне. Ни одной лестницы дотащить не удалось, щиты от пуль не помогали. По ним стреляли с трёх сторон и даже сверху. В упор летела картечь. Летели гранаты.

Отрывало конечности, рвало на части. Кажется, они задались целью продавить стену грудой тел.

Уцелевших раненых затаптывали. Уползавших по телам последних добивали откровенно дурачась.

На лестнице какой-то шум и появляется Динка. С обеими Линки. Маленькое Чудовище пьяней прозрачного горючего вина, но стоит крепко. Только глаза не просто злые, там ненависть высшей концентрации бурлит и клокочет.

С ними телохранители и горнисты. Только сейчас обращаю внимание — она стоит, опираясь на «Пламя». Мазнула по нам взглядом, не узнавая. Так жутко не было, даже когда конница в атаку шла. На меня шла смерть, но я и сама была смертью. Тут же пылает в глазах такое — сразу ясно — не отобьёшься. Встанешь на пути — убьёт и не заметит.

Снова смотрит. Пламя схлынуло. Узнаёт. Хорошо, Роза не сразу повернуться догадалась.

— А, Осень, Роза, — хрипло говорит Чудовище, — быстро сюда добрались.

— Я тут всё время и была.

— Ещё лучше. Трубите «Внимание». Громко трубите! А ты, — протягивает материнскую подзорную трубу, самую мощную из всех виденных, — смотри, есть ли кто на стенах.

— Есть, как не быть. Они сейчас штурма опасаются.

Прислушиваются все. После такого дня штурм совсем не то, чего всем хочется прямо сейчас. Это Динка хоть сейчас на стену готова. Что сейчас может быть чревато только большими потерями с нашей стороны.

— Штурма не будет. Это точно, — сказано таким тоном, мне сразу ясно, дисциплина дочери Верховного одержала верх над её же упрямством с весьма незначительным перевесом.

— Рупор дайте! — лезет на зубец стены.

— Эй там! Слышите меня? Знаю, слышите. Ваш Храат убит, войско разбито, а ваше «Пламя» — вот оно! Это говорю вам я, — кажется, тишину можно пощупать руками, — Дина!

Голос гремит не хуже, чем залпы недавно.

Что за! Камень грохает в кладку. Второй чуть меня не задел, Динка изворачивается на месте, увернувшись от машинной стрелы.

Хохот.

— Стрелять вы тоже не умеете!

Значительно тише бросает нам.

— Что прячетесь? Забыли, сколько эти штуки перезаряжают? Ещё успеем до следующего залпа поболтать. Посыльный! Свези на третью мортирную от меня — пять бомб по башне номер сорок три. Всё равно бомб наготовлено — весь этот свинарник снести можно и ещё останется.

Невольно вспоминаю — три дня назад запас мортирных бомб номер два, их больше всего, был пятнадцать тысяч двести десять. На город и побольше этого хватит, только тогда победителям ничего не достанется.

Похоже, её принимают за Госпожу. Хотя Старшая на эту башню не полезла бы никогда. Дело не в отсутствии смелости, её в этом злейший враг не обвинит. По молодости, говорят, на стены только так лазила.

Сейчас же старается сидеть или верхом ездить. Что там с ногой не видела, вот только ничего хорошего не слышала. С того вечера, как с ней рубилась, если и стало лучше, то ненамного. Сама же говорила, чем старше становишься, тем тяжелее любые болезни и раны переносишь.

Вот дочери этого объяснить так и не сумела. Хотя, та вообще предпочитает держать в голове не то, чему учат, а то, что ей самой кажется нужным. Хорошо, хоть список этого нужного весьма обширен, а не как у некоторых из трёх пунктов — мужчины, одежда и жратва. Знаю, меня недолюбливают, если больше не сказать, как раз за отсутствие интереса к этим трём пунктам.

Вот и пригодились метательные машины Безглазого. С утра город обстреливают. Головами убитых вчера. Раз за разом. В сеть для камней входит пять-шесть голов. В ковш машины — три-четыре сети.

Кто-то додумался сигнальные ракеты к сеткам привязывать, чтобы поярче и погромче летело. Ещё и салютные ракеты нашлись, а я-то думала, их ночью все расстреляли. Грохоту было. Небо, казалось, горит. Если кто и думал поспать, то это была плохая идея. Хотя, если кто и спал — то только вечным сном.

Все свободные солдаты на позициях машин. Просто наблюдают, «снаряды» подтаскивают, иные даже помогают заряжать, да ковши с лапами взводить.

Поленницы с телами всё выше и выше. В них натыканы всякие разные знамёна.

Постройкой одной из поленниц распоряжается Динка, напялившая поверх брони тряпки высшего из убитых вчера церковников. На голове — его же шапка. Золотое шитьё и почти все камни. Отличительный знак попа этого ранга — посох вроде пастушьего. Угу. Людское стадо пасти. Как овец.

Вот только, насколько я знаю, у овечьих пастухов на посохах камней, эмалей, резьбы по кости моржей, золота и серебра не бывает.

Динку со стен должно быть хорошо видно. Она посох то вокруг себя вертит, то сама вокруг него крутится, то между ног просунет и как ребёнок, скачет, то закрутит, вверх подкинет и ловко поймает, то шапку снимет, на посох наденет и поднимает повыше, так чтобы хорошо видны были развевающиеся волосы. Хохочет. Глумится. Торжествует. Всё сразу.

Хлопки, одобрительные вопли потише, чем позапрошлой ночью. Хотя, народу не меньше. Понятно, на Динке в тот раз было надето куда меньше. Но и сейчас видно, змеёй дочь Верховного зовут не зря.

Орали бы лучше погромче. Издевательство над врагом сейчас творится самой высшей пробы.

Жаль, мало кто из солдат знает, чьё облачение на себя Динка напялила. Только её гибкость и видят. Вот на стенах — понимают. Им такое — как серпом по одному месту. Кстати, понять не могу, почему у них высшим священникам женщин касаться запрещено, но одновременно, скопцами быть они не могут.

Дрова таскают, да возы разгружают в основном нестроевые, как старого, так и нового набора.

Несколько человек что-то обсуждают с Динкой.

Вместе направляются к складам. Один забит простыми тканями, одеждой и обувью, захваченной во взятых населённых пунктах и полученной как дань. Второй забит оружием и доспехами. Самое ценное давно уже хозяев нашло. Что похуже — разобрали нестроевые. Им только самый простой доспех и шлем положены, но никто не запрещает за свои средства добывать что получше. Сейчас на складе осталось совсем уж негодного качества, да поломанное. Хорошее тоже есть — кавалерийские копья да седельные мечи. Но ненужно никому. Для пешего боя не годится, а у нашей конницы всё есть. Таранным ударом владеют не хуже местных, вот только почти не применяют. Сама на этот склад сходить хотела — битой брони после вчерашнего там должно много быть. Посмотреть и оценить действие пуль, ядер, картечи и бомб.

Начальника конницы с копьём я только на параде видела. Он говорит, «сотня с пистолетами всегда победит сотню с пиками». На собственном опыте убедилась — так и есть. Самому генералу пистолетов мало, у седла всегда вижу ручную мортирку для стрельбы гранатами, он из такой запросто с рук стреляет. Что может натворить сотня таких гранат сблизи, да по плотному строю — вчера насмотрелась.

Почти вся толпа, во главе с Динкой, к некоторому удивлению, направляется к складу одежды. На оружейный три человека пошли.

Я спешиваюсь. Если Маленькое Чудовище что-то задумала — посмотреть лишним не будет.

— Просто шествие воинствующих безбожников. Смотришь, аж сердце радуется.

Генерал Рэндэрд. Не заметила, как подъехал. Тоже бездельничает. Как и я. Фляжка в руке уже. Продолжает гулянку ночную, или следующую уже начал? Не лезет, и на том спасибо. Хотя, куда лезть-то. Я сама после вчерашнего хороша во всех смыслах. Судя по зеркалу, накинуть мне можно четверть века, не меньше. Глаза красные да опухшие, от недосыпу, от пьянства, или от всего вместе. Про остальное лучше и не говорить, как представлю, что у меня сейчас на голове творится — понимаешь, почему генерал волосы бреет. Разит от меня вряд ли сильно слабее, чем от него. Вместе же Динкины запасы уничтожали. Не помню, кому я ночью пистолетом угрожала? Надеюсь, всё-таки не ему.

Сам ведь понимает, держат исключительно за старые заслуги. Поэтому и ведёт себя так, осознавая бесполезность в нынешнем состоянии. Говорили в начале — смерти искал. Потом перестали. На этой войне даже если захочешь, помереть не очень-то получится. Редко когда такое бывает, на войне одна из сторон выигрывает все крупные бои и мелкие стычки без исключения и всё с минимальными потерями. Вчера в центре до строя не добежал ни один. Да и у нас все убитые — при разрыве орудия.

Старая слава Рэндэрда. Где-то в самом начале он с умирающей девочкой на руках — будущем Казначеем. Рядом с Чёрной Змеёй, спасающий её дочь и сына — Дину и Линка. Госпожа вчера выиграл сражение, на десятки лет определяющее мировую историю. Начальник конницы когда-то спас от смерти меня. Выходит, и я чем-то бывшему Четвёртому Змею обязана.

Генерал взбалтывает фляжку.

— Хочешь? Глотни, а то награду за самую угрюмую рожу в лагере можно давать.

Глупо на правду обижаться.

— Не откажусь.

Целую флягу протягивает. Действительно, не так уныло всё становится.

Провожает шествие глазами. Потом на меня смотрит. Изрекает, тяжко вздохнув.

— Старость не радость, на тебя глядя, Осень, понимаешь, что и молодость не жизнь.

— Может, над кем другим в остроумии поупражняетесь?

— А ты в зеркало с утра смотрела?

Скотина! И не пошлёшь его.

Рэндэрд продолжает ухмыляться. Не сразу соображаю, до меня дела нет, на вытворяемое Динкой любуется.

Они все в одежды священников оделись. Шапки их нацепили. Утварь вытащили. Пышнее всех разряжена Динка, но и кроме неё есть ещё пятеро с посохами. Идут во главе колонны. Так ловко, как Маленькое Чудовище никто посох крутить не может. За ними идут человек десять в фиолетовым. Потом вперемешку в коричневом, чёрном и белом.

Сначала тоже хотели построиться по порядку, но быстро перемешались, ибо порядок и это шествие — вещи несовместимые.

Насмешка над тем шествие, что недавно по стенам шло, да бомбой Госпожи было завершено.

Вон у многих рваные церковные знамёна, кресты эти кривые да косые. Курительницы да подсвечники всякие.

Почти крёстный ход, или как там у них это действие называется? Вот только поднятые копья с насаженными головами всю картину портят. Или, наоборот, украшают, смотря с какой стороны стены смотреть.

Гимны поют, кто во что горазд. Нестроевых нового набора почти всех учили, старого не знают никто. Гнусавые мотивы раньше под сводами звучали, теперь же с иными словами распеваются. Сама на язык остра, но тут такая похабщина мастерская! Заслушаться можно. И на духовный мотив. Накипело видимо, у рабов к хозяевам.

Я с пятого на десятое понимаю, переводчик стоит потому что полагается. Я — примерно за тем же. Госпожа склонив голову и щуря левый глаз, внимательно слушает. Эти двое прибыли получить награду за голову одного из высших храатов из окружения покойного Меча.

Первый, помоложе, выглядит совершенно нашим офицером. Местные, наверно, его уже и считают таковым. Но мы-то видим, все вещи, хоть и похожи на армейские, ими не являются. Хотя, главное отличие от местных такого ранга уже имеется — бороду он сбрил и волосы коротко подстриг.

Второй постарше. Броня тоже нашей работы, но сделана в местном вкусе. Борода есть, правда короткая, в рукопашной не ухватишь, чтобы горло перерезать.

Голова приближённого Меча, точнее всё тело, частично даже в доспехах, предоставлено. В личности сомнений нет.

Сложность в другом: на награду претендуют двое, причём каждый утверждает, это он сразил врага, а другой, в лучшем случае, мимо проходил. Причём, каждый сам не маленький властитель.

Ещё я понимаю, первого интересует именно награда, как таковая. Местные уже убедились, золота и серебра у Госпожи много, платит она исправно, но и врать ей смертельно опасно.

Второму важнее не золото, а признание, именно он сразил храата, он свершил месть, сразив старого врага их рода.

Но тело привёз именно первый, второй же предъявил только часть доспехов и нательный крест, который почитатели казнённого носят никогда не снимая, и украсть такой — одно из самых позорных деяний.

Первый из разряда хитрецов, выжидавших исхода схватки битвы гигантов, чтобы примкнуть к победителю. Время удачное выбрал. Смертельная рана нанесена, но зверь ещё не издох и огрызается.

Другой Меча и весь его род считал смертельными врагами. Подчинялся из страха. К нам пришёл одним из первых, ибо мы враги его врагов.

С тела снят шлем, наплечники и наручи, нет наколенника на левой ноге. Узорчатая броня со следами скользящих ударов. Сколько золота за такую вывалено? Госпожа смеялась над любовью местных всеми правдами и неправдами заказывать броню у нас. Металл на такую идёт хуже качеством и толщиной, чем на армейские. Следят за этим строго. Украшений больше — ну так гравёры да резчики тоже есть хотят.

Дина небрежно машет ладонью вверх.

Тушу поднимают. Госпожа подходит вплотную. Что-то высматривает.

— Пистолеты, что я подарила где?

Второй отвечает первым.

— С остальным оружием оставил, сюда входя.

Богато отделанные пистолеты с небольшим запасом пороха дарят изъявившим покорность вождям как символ расположения Дины. Особо хитрые просят продать им и ружья, только для войны с врагами Великой Госпожи. Прямо не отказывает, говоря, время военное, не хватает самим.

— Столь драгоценный подарок Госпожи храниться вместе с нашими родовыми сокровищами в замке.

— При себе, значит, пистолета нет? Давно он там лежит?

— Я велел отвезти на следующий день после приёма.

— Получается, ты его прострелить не мог, — тыкает пальцем, — вот пробоина от пули. Ну-ка, выколупайте его из брони.

Грудь пробита насквозь. Пуля пробила спинную пластину, застряв в ней.

Поворачивается ко второму.

Как выдаст его длиннющее местное полное имя. У меня бы язык сломался выговаривать.

— Награда по праву твоя. Это ты убил — снова длиннющее и непроизносимое, Второй от этих слов аж расцвёл, — Почему сразу не сказал, что стрелял?

— Думал, промазал. Он не сразу упал. Да и воинов его рядом хватало.