Глава 3

Вместо медсестры вошел молодой паренек опять-таки в странной форме и фуражке. Я сразу решила, что это милиционер, и не ошиблась. Он сел, достал из сумки, кажется, ее называют планшетом, бумагу, карандаш (опять карандаш – что, у них все шариковые ручки кончились?) и приступил к допросу. Но и ему обломилось.

– Ехала в автобусе. Куда – не помню. Задремала, удар головой, вылетела из автобуса и отскочила в лес. Услышала стрельбу, залегла. Мимо бежал мужик, запнулся о мою ногу и упал. Потом подошли солдаты. Кто я – не помню. Где живу – тоже не помню. Где мои документы – самой интересно. Может, в сумочке. Что, в сумочке только книжка и баночка с мазью? Тогда все. Придется ждать, пока память вернется.

Вдруг на стенке что-то захрипело, и заговорил незнакомый голос:

– Новости шахмат. Вчера в третьем туре проходящего в Ленинграде матч-турнира на звание абсолютного чемпиона СССР Михаил Ботвинник в двадцать два хода черными выиграл у Пауля Кереса, сделав тем самым серьезную заявку на победу в этом первом крупном соревновании года.

Вот тут мне по-настоящему поплохело. Я ведь прекрасно знала эту партию, в которой Ботвинник выиграл, применив дебютную новинку, и хорошо помнила, когда проходил матч-турнир, – весной 1941 года. Кажется, начался он в марте и первая половина проходила в Ленинграде, а вторая – в Москве. Теперь понятно, откуда в лесу снег и в какое время я попала. И я снова отключилась.

Вечером немного пришла в себя и попробовала встать. Получилось, но плохо – дошла только до конца кровати. Следующую попытку перенесла на завтра. Утром голова уже не болела, и страшно хотелось есть. Пшенная каша показалась необыкновенной вкуснятиной, хотя дома я от нее нос воротила. А тут смолотила большую тарелку с ломтем серого хлеба. При этом в голове все время крутились мысли одна хуже другой.

Весна 41-го. Через три месяца начнется Отечественная война, а я в Белоруссии, на которую придется самый жестокий первый удар. Бегать и кричать о 22 июня бесполезно – в лучшем случае запихнут в психушку, а в худшем объявят английской шпионкой, которая хочет спровоцировать конфликт СССР с дружественной Германией. За это точно прислонят к стенке. Но просто лежать и лапу сосать не получится. Немцы, насколько я помню из школьных уроков истории, Белоруссию проскочили примерно за месяц, а оказаться на оккупированной территории мне совсем не улыбается. Девушка я видная, особенно по сравнению с окружающими мелкими толстушками. Поэтому либо меня немецкие солдаты оприходуют так, что мало не покажется, либо в Германию угонят, а то и в концлагерь засадят. Это если при бомбежке или артобстреле не убьют.

А пока: современности я не знаю, денег нет, жилья и документов тоже нет. Скажу, что из будущего, – опять главный проходной вариант – психушка. Так что здесь и сейчас я никто и звать меня никак. Вспомнила одну из присказок папульки – врагов будем бить, не считая, но по очереди. Решено – надо выстроить очередность, а для этого сначала определиться, что и как я хочу.

Конечно, больше всего я хочу вернуться в свое время, но это от меня не зависит. Значит, будем исходить из текущей реальности, данной нам в ощущениях и существующей независимо от нашего сознания[3]. Да, не забыть бы про рюкзак! Там осталось много полезных вещей, особенно в текущей ситуации. Кстати, там и документы – их надо припрятать вместе с кредитками, деньгами и прочим барахлом, которое может навести людей на неприятные для меня мысли. В свое время я почитывала книги о попаданцах, но одно дело читать, лежа на диване и похрустывая печеньем, а другое – самой оказаться в роли такого вот попаданца или, точнее, попаданки. Мама, роди меня обратно!

Ладно, сопли побоку. Займемся легализацией. Раз документов нет, значит, надо косить под сотрясение с амнезией. Врач на первое время поддержит. Нет документов – пусть в милиции дадут хоть какую-то справку. Озадачим милиционера. Тем более паренек молодой и на хлопанье глазок должен среагировать. Имя и фамилию придумаю. Деньги! С этим хуже – тут их можно только заработать, а что я умею? Знаю математику – может, податься в учителя? Но сейчас конец учебного года, поэтому вряд ли выгорит. Хороший почерк – пойти работать в какую-нибудь контору. Только, кажется, сейчас пишут не авторучками, а, насколько мне помнится, какими-то перьями. Тогда этот вариант не для меня. Были спортивные разряды – значит, могу работать тренером или учителем физкультуры. Вот это уже более вероятно. Короче, документы и работа. А третьим по очередности, но не по важности – подготовка к войне. Не получится удрать куда-нибудь подальше – придется воевать.

За всеми этими мыслями не заметила, как пришла медсестра и позвала на перевязку. Тут в голову пришла еще одна мысль.

– Девушка, а где моя сумочка?

– Вот, не видите, справа под подушкой.

Правда, ну я и тормоз. Прежде чем задавать вопросы, нужно было как следует осмотреться. Залезла в сумочку и достала баночку с мазью, то есть со «Спасателем», переложенным для бабули из стандартного тюбика в небольшую баночку (как будто она сама эту мазь готовила). Взяла баночку, накинула такой же безразмерный, как и ночнушка, халат и двинулась в перевязочную. Там начались сложные переговоры с врачом. Он в упор не хотел размачивать и удалять с раны стрептоцид, чтобы я смогла намазать рану моей мазью. Но, сочетая напор относительно мази с обещаниями тщательно выполнять все процедуры по лечению сотрясения мозга, удалось уговорить доктора поставить на мне эксперимент. Рану тщательно промыли, вытерли стерильной марлей, после чего я намазала шов мазью и заявила, что перевязывать пока не нужно – пусть рана дышит. На самом деле небольшая повязка бы не помешала, но она заметно портила мой внешний вид, а так – боевое ранение, но лицо в порядке.

Вернулась в палату, а меня уже ждет новый посетитель. Форма немного другая, да и парень постарше – выглядит лет на двадцать пять, широкоплечий, симпатичный, глаза серые, взгляд строгий. Наверное, и звание другое.

– Здравствуйте, лейтенант госбезопасности Северов! Как вы себя чувствуете?

Ого, этот обращается на «вы»! Надо быть на стреме!

– Спасибо, постепенно прихожу в себя.

При этом старательно хлопаю глазками и смотрю на него бараньим взглядом.

– Я хотел бы с вами поговорить. Может быть, мы пройдем в пустую палату, чтобы не мешать другим больным?

Ага, там сразу начнет колоть на предмет польско-немецко-английской шпионки.

– Конечно, идемте. Только помогите, так как я еще не вполне оклемалась.

– Да, да, разумеется!

Взял меня под руку и аккуратно повел в конец коридора. Я, держась за лейтенанта, незаметно пощупала его пульс на руке – ого, как молотит. Интересно от чего – от близости красивой девушки или от предвкушения, что поймал шпионку? Мы зашли в небольшую пустую комнатку, в которой были только лежак и стул. Я на правах больной улеглась на лежак, а лейтенант уселся рядом на стул. При этом никакого планшета у него не оказалось. Ладно, посмотрим что и как. Важно произвести на него хорошее впечатление – тогда вопрос с легализацией должен заметно упроститься.

Некоторое время лейтенант молча смотрел на меня. Наверное, решал, сейчас арестовать или попозже. Наконец, заговорил:

– Прежде всего хочу вас поблагодарить за поимку того бандита. Он оказался единственным живым и относительно невредимым из всех, кто попал к нам в руки.

– Но ведь я его не ловила. Просто подставила ногу, когда он бежал мимо.

– Он говорит несколько иначе, – возразил лейтенант. – Все время ругается, что какая-то малахольная девка его оглушила дубиной. Вот, мол, только из-за этого он и попал к нам в руки.

– Да какая дубина! Врет он все, товарищ лейтенант! Там и веточки рядом не было. Снег, лужи и проталины.

– Насчет дубины согласен – врет. Я там уже побывал и все осмотрел. Так что стукнули вы его рукой. Интересно, как это у вас так удачно получилось сразу вырубить крупного мужика?

Опа. Внимание! Это уже серьезно. А времени подумать нет. Ладно, попробую заболтать.

– Да понимаете, – заблеяла я, – он упал рядом, я испугалась, что выстрелит, и стукнула его кулаком. Наверное, просто удачно попала – он так подвернулся. А если бы не ударила, то мне пришлось бы туго, тем более что я и видела-то плохо – кровь текла на глаза.

– Да, понимаю, – покладисто согласился лейтенант. – Но больше этого кулацкого недобитка можете не опасаться. Через пару недель суд и приговор. А для тех, кто взят с оружием в руках при бандитском нападении, приговор только один – высшая мера социальной защиты. Скажите, – продолжил лейтенант, – а вы так и не вспомнили свои имя и фамилию?

Ну, снова-здорово!

– Нет, сколько ни старалась, не получается.

– Тогда давайте попробуем сделать так: вот вам бумага и карандаш. Попробуйте пару раз расписаться. Может, по подписи получится установить хотя бы фамилию.

– Вы полагаете, что моторная память поможет основной? – ляпнула я и тут же осеклась. Ну кто тянул меня за язык лезть со своей ученостью.

– Да, иногда помогает.

Уф, может, не заметил мой промах. Ну что же, поставлю автограф, который у меня состоит из нескольких закорючек. Главное – не тормозить, а то замедление в подписи он сразу засечет. Расписалась.

Лейтенант несколько секунд внимательно смотрел на мои кривули, потом с некоторым сомнением сказал:

– Первая буква, кажется, «А». Наверное, это начало имени или фамилии. Давайте предположим, что это имя. Алевтина, Анна, Антонина, Александра?

Я подумала и решила сделать небольшую уступку, чтобы перехватить инициативу.

– Мне почему-то кажется, что Анна. Пусть пока будет Анна, если вы не возражаете. Но у меня к вам большая просьба.

– Да, я вас слушаю.

– Сейчас у меня ни документов, ни работы, ни денег. Откуда я и куда ехала – не помню. Через пару-тройку дней выйду из больницы, и куда? Где и на что жить? Я хотела бы найти работу, но как ее получить без документов?

– Ну, насчет пары дней вы погорячились. Доктор говорит, не меньше 10 дней. Но все равно, я вас понимаю. А кстати, что вы умеете? Судя по вашему виду, вам примерно 18 лет. – Почти угадал. – Ваша речь свидетельствует о хорошем образовании. – Засек-таки словечки. – Руки и вся внешность говорят, что вы городской житель. Так кем вы можете работать?

– Отвечаю по порядку. Первое – доктор ошибается. На мне все заживает, как на собаке. Так что пара дней – это реально, не считая памяти. Тут я не спец. Второе – помню математику, шахматы и физкультуру. Кроме того, имею хороший почерк. Правда, после сотрясения, может, еще несколько дней почерк нужно будет восстанавливать. Так что либо учителем, либо в какую-нибудь контору что-нибудь писать и подсчитывать. Или могу… – Тут я притормозила. Про преподавание самбо пока лучше промолчать. – А, да, могу преподавать гимнастику.

– Вот как! – Лейтенант еще раз внимательно на меня посмотрел, причем в этот раз взгляд был оценивающий. Мои щеки, кажется, начали краснеть. – Ну тогда я кое-где поговорю, и временный документ вам выпишем, а там посмотрим. Ладно, на сегодня достаточно. А послезавтра я к вам зайду и, если доктор не будет возражать, заберу вас отсюда. Не бойтесь, не под арест.

Я немного подумала и добавила:

– Товарищ лейтенант. Хотите верьте – хотите нет, но, кажется, теперь я могу предсказывать некоторые вещи.

– Вы переутомились, давайте я отведу вас в палату.

– Подождите. Вы ведь знаете, что практика – критерий истины. Так вот проверьте мое предсказание. Сейчас в Ленинграде идет шахматный матч-турнир. Я тут слышала, что в третьем туре Ботвинник выиграл у Кереса. И мне кажется, что следующую партию Ботвинник проиграет Бондаревскому.

– Я в курсе, что вы умеете играть в шахматы, судя по той книжке, которую у вас нашли. Но ваше предсказание довольно сомнительно. Впрочем, я поговорю с нашими шахматистами. Они в этом понимают больше меня. Но все-таки идемте в палату.

Он деликатно взял меня под руку и отвел к моей кровати, а потом снова уставился на меня. Наконец, повернулся и вышел.

Загрузка...