На деревню опускался зимний вечер. Солнце уже ушло за горизонт, но ещё не стемнело. По небу потянулись тёмные, вытянутые с запада на юго-восток, тучи с разлохмаченными краями. Похоже, как и обещали синоптики, начинается буран. Ветер ещё не очень силён, налетает порывами, гоня вдоль улицы позёмку, завихряя снег с крыш. По улице неспеша идёт пожилая женщина в черной длиннополой мутоновой шубе. Под расходящимися при ходьбе полами видны брюки. Штанины напущены на голенища то ли сапог, то ли ботинок. На голове под капюшоном вязаная шапка. Она катит за собой заполненную до отказа хозяйственную клетчатую сумку на колёсиках. Идёт из магазина. Навстречу шагает, чуть прихрамывая, мужчина. Во дворе дома, мимо которого проходит женщина, нависнув на калитку, стоит хозяин, кого-то поджидая. За его спиной по двору от сарая идет женщина с охапкой дров. Напротив, через дорогу, у колонки набирает воду во флягу, установленную на санках, женщина с мальчишкой лет десяти.
Вдруг сильный порыв ветра завихряет в начале улицы снег и гонит по дороге образовавшийся и всё уплотняющийся вихрь, нагоняя женщину. И вот уже смерч ударяет в неё, с воем затягивая в центр. Женщина кричит. Ей вторят женщины: стоящая у колонки и не замечающая, что вода уже переливается через край фляги, и во дворе, роняющая дрова. Мужик, идущий навстречу, замер на обочине, не дойдя метров десять. А смерч крутится на месте, ускоряясь. Вой ветра переходит в свист.
В центре смерча вспыхивает яркий свет на пару секунд и гаснет. Вихрь опадает. Женщина исчезает…. Буран набирает силу.
У свидетелей этого события навсегда запечатлится картина, словно кадр из фильма ужасов.
*****
Сегодня к вечеру на карту пришла пенсия и я, занеся в дом дров, отправилась в магазин, прихватив хозяйственную сумку на колёсиках. Нужно закупить кое-каких продуктов, порадовать себя вкусностями. Вышла со двора в тот момент, когда солнце пересекло линию горизонта, скрытую дальним лесом. С запада потянулись тёмно-серые тучи, а по земле зазмеилась позёмка. Ветер ещё не набрал силу, и я надеялась успеть вернуться до бурана, обещанного службой МЧС.
Сегодня утром мне исполнилось семьдесят восемь лет. Дата не юбилейная, посему отмечать это событие в кругу родных и друзей я не собиралась. Семидесятипятилетие с родными мы отметили. Сын даже фейерверк запускал. Я сразу предупредила, что теперь только восьмидесятилетие, если доживу, то на радостях отгуляю.
Да и денег нет. Хотя, вот, пенсия на карту пришла. Послезавтра воскресенье, устрою младшим внукам праздник. Куплю вкусняшек. Они каждое воскресенье ко мне прибегают к обеду. Сначала на детской площадке наиграются, потом ко мне обедать бегут. Наедятся, садятся рисовать, лепить. У них здесь фломастеры, краски, альбомы, пластилин. Дома-то не шибко разложишься. Кроме этих троих, четвёртый есть. Ему едва год исполнился. На своих двоих уже передвигается, лезет куда ни попадя. Все книжки, альбомы прятать приходится, а то живо «прочитает». Только пока спит, можно и порисовать, полепить из пластилина. Вот они в воскресенье у меня и отрываются. Кроме вкусняшек надо новые альбомы купить, фломастеры уже исписали и пластилин весь перемешался. В честь моего дня рождения обеим внучкам заколочки купить, резиночки для волос, а внуку-школьнику обещала ручку с четырьмя стержнями, четырёхцветную. Да можно было бы и не ходить, но закончился корм у кошек. У меня их три. Мама, сынок и дочка. Правда, детки уже взрослые. Это первая причина. Вторая – начинающийся буран. Занесёт так, что не пролезешь. В выходные никто мне дорожку расчищать не будет. Только в понедельник с утра. Самой-то мне не по силам. Иной раз снега на крыльцо наметает на полдвери. Благо, что открывается во внутрь.
Вот с такими мыслями и настроем я отправилась в магазин. Он у нас «два в одном», то есть и продуктовый, и промтоварный, как во всех небольших деревнях.
Альбомов не было, купила три тетради для рисования и три простых в клеточку. По коробке фломастеров в двенадцать цветов, ну и остальное, что наметила. Только пластилина не оказалось. Зефир ассорти в коробке. Всегда с пенсии беру с внуками почаёвничать. Ещё пиццу испеку с беконом и ананасами. Приглядела – то и другое есть. Баночку кофе «Арабика» мелкомолотого, а то осталось два раза попить, чай черный крупнолистовой в металлической банке двухсотграммовой. Каравай хлеба подового и баранок с маком. Бутылку-«полторашку» фермерского молока. Наш местный фермер магазины снабжает своей продукцией: молоко не обезжиренное, натуральное, творог, сметана. Сыроварню открывать собирается. Пять пакетиков ванилина. Закончился. Внуки любят постряпушки с ванилином. Вау! Какую селёдину достали из ведра! Я, аж, чуть слюной не захлебнулась. Такую крупную редко привозят. Отварю на ужин картошечку и с селёдочкой. М-м-м! Беру! Всю за раз, конечно, не съем, так в воскресенье с внуками разделаемся. Они и по перемётам ко мне проберутся. Да, вот ещё парочку помидорин и огурец для салатика.
Ну, вроде всё набрала. Последний взгляд на полки…. О! «Мартини»! Это что за чудо!? Никогда в наш магазин не привозили этот напиток. Заказал, видимо кто-то. Осталось, вот и выставили на вид – может, кто купит. Кто, кто? Я и куплю. Подруга из областного центра всё нагрянуть грозится. Вдруг и впрямь получится от внуков да правнуков вырваться. А «Мартини» не прокиснет, дождётся гостью. Она меня и приучила к этому напитку. Бутылка вместительная, литровая. Дорогая, зараза, но возьму. Не разорюсь, поди. Вон, ещё баночку любимых оливок без косточек, и на этом всё.
Та-а-ак. А в промтоварном отделе, что ещё интересненького есть? Надо же мне подарочек себе деньрожденский купить. Что-нибудь из домашней одежды или летнее. Вон на плечиках комплектик висит, прелесть. Брючки лёгкие спортивного кроя и туника. Брючки тёмно-лиловые, туника бледно-сиреневая с фиолетовыми разводами, словно языки пламени от подола вверх поднимаются, и рукав на три четверти. О, как раз мой размер, пятьдесят второй. Беру. Ну и к ним в тон вон те лёгкие кроссовочки. Вот летом-то выряжусь внукам на радость. А то старшие-то внучки частенько ворчат: «Вырядилась, как старуха». А я кто? Старуха и есть. А вот подруга моя, городская, модница ещё та.
У-у-уй-и-и! Етишкины шишки! Как же больно-то! Так шмякнуться! Как только не рассыпалась? В голове, о-о-ох, словно с похмелья давление с кружением. Во рту тоже, фу, какая-то гадость с подташниваем. О-о-ох…. Тело всё ломит и жарко. Интересно, почему это мне так жа-арко-о? Глаза больно открыть. От яркого света даже через опущенные веки режет. Яркий свет?! Под рукой трава. Трава?! Через рукавицы чувствуется, что не снег. Это что за хрень? И звуки! Птички поют или в голове такой специфический шум? Может со мной инсульт приключился. Я же не знаю, какие в голове возникают световые и шумовые глюки или вовсе сплошная чернота.
Пытаюсь разлепить глаза. О-о-ох…, поднимите мне веки. Лежу на животе. Ёпрст! Перед глазами и впрямь трава. Вон по травинке жучок блестящий ползёт. И как это я мор… лицом в землю не вписалась? Мед…лен…но…, кряхтя… и постанывая…, сгребла… себя… на чет…ве…ре…ньки. Села. Уф-ф-ф! Рукавицы сняла. Это я где? На том свете, что ль? Эко как меня закрутило и шваркнуло! Это точно меня инсульт хватил. Вон, в голове, словно граната взорвалась и мозги всмятку. Предупреждала же меня невролог наш, что беречься нужно. МРТ показало множественные следы микроинсультов. Попёрлась в непогодь в магазин. Могла бы и завтра сходить. Нет, завтра мне из дому было бы не выбраться.
Уф! Жарко в шубе. Стянула полегоньку, медленно – всё тело, ё-моё, бо-о-ольно. Вроде, тошнота и головокружение неспеша отступают. А почему больно-то? Если мне уже кирдык, то боли не должно быть. Но если… но если это то, о чём и подумать боязно, о чём в моих любимых фэнтези, на кои меня внучка Алёнушка подсадила, пишут, то надо осматриваться. Ага, осматриваться! Мне бы испугаться надо, а я, как удав, спокойная. А чего бояться-то? Вроде уже к моим-то годам отбоялась. Кто на старуху-то позарится? Разве только зверь какой-нибудь с голодухи.
Осматриваться. Что-то не смотрится никак. Всё плывёт перед глазами, резкости нет. Сняла очки. О! другое дело! Всё чётко и ясно стало видно.
Лес. Лиственный. Светлый. Деревья высокие, раза в три выше моих родных берёз и осин, с могучими стволами и раскидистыми кронами, начинающимися где-то с половины ствола. Стоят редко, друг дружке не мешают, поэтому не образуют густую плотную тень. Опять подивилась остроте зрения, разглядев форму листьев. Пятилопастные, как у клёна, но раза в два, а, то и в три крупнее и цветы яркие, розовые, собраны в крупные гроздья. Я сижу на крохотной полянке, плотно окружённой кустами. Листочки мелкие, зубчатые, нежно-зелёные. Куст выглядит ажурным. За такой не спрячешься. За один. А тут заросли. Кусты высотой в два метра. Солнце высоко – вроде как полдень.
Встала, огляделась. Из-за кустов ничего, кроме деревьев не видно. О! вот и сумка моя тут. Это точно – я не на том свете. Туда с вещами не попадают. Или попадают? И куда же я попала? Голове и телу стало легче. Жарко только. Одета-то я в соответствии с погодой в родном мире. А там зима. Декабрь. Сибирь. На мне утеплённые брюки, свитер самосвязанный. А под ним туника до середины бедра, ну и нижнее бельё не молоденькой девицы. Насдевала на себя, как капуста. И обутки кожаные, на натуральном меху, тёплые, удобные, подошва не костенеет на морозе и не скользит. Не знаю, как они называются. Голяшечки коротенькие, без застёжек. Обутки, одним словом. Мне их старшая внучка Дуняша подогнала, по уценке купила на распродаже. Я сначала отбрыкивалась от них, выглядят они слишком молодёжно, но меня уговорили. Не пожалела, что позволила себя уговорить.
Вот стояла я, значит, осматривалась. А что толку-то? За кустами всё одно ни фига не видно, а лезть через них пока не хочется. В себя пришла и бояться начала. Тут, вроде, надёжней – я в домике. Прислушалась. Тихо. Кроме птиц да лесных шорохов не слышно ничего. Ладно, посижу немного, подумаю, да и начну из кустов выбираться в какую-нибудь сторону. Мне же всё одно, куда идти – с собой продуктовый запас имеется.
Отметила день рождения, называется. Вот оно, значимое число – семьдесят восемь. Я когда юбилей справляла, мне подруга книжицу интересную привезла. Про сны и их значение. Вот, говорят, если во сне прозвучит или увидишь какое-нибудь число, то его нужно запомнить. Оно значимое. Так вот в этой книжице, какраз, о числах говорилось. А мне до этого сон приснился, а в нём два числа прозвучало – семьдесят восемь и восемьдесят семь. Подруга в Гугл полезла, что-то там нашарила и меня носом ткнула. А нашарила она мне странное толкование: «Если семьдесят восемь лет переживёшь, то в восемьдесят семь всё равно уйдёшь». Куда уйдёшь? Мы так поняли, что помру или в семьдесят восемь лет, или в восемьдесят семь. А я, вообще-то, до девяноста настроилась дожить, как бабушка моя по отцу. Не суждено мне, значит, даже до восьмидесяти семи лет дожить. Ушла в семьдесят восемь. Именно не померла, а ушла. Точнее, меня «ушли». Даже сумку с продуктами со мной отправили, чтобы я с голодухи не окочурилась, пока до людей добираюсь.
Может, оно и к лучшему, что так вышло. Не мне – детям моим. Со мной-то ещё не известно, что будет, а детям облегчение. Похороны-то нынче, ой как, не дёшево обходятся. Что свадьбу справить, а то и того дороже. Свадьбу-то можно и не справлять, а вот похороны с поминками отвести нужно обязательно. А тут просто погорюют, погорюют, да и успокоятся. Сноха у меня тоже фэнтези увлекается, так, может, сообразит свечку в церкви за упокой не ставить.
Расстелила шубею, уселась. «Ну, что, попаданка? Приляг, отдохни от пережитого перелёта. Что-то тебя здесь ждёт? За каким надом тебя сюда швырнуло? Одарят ли тебя плюшками сдобными или сухари ржаные грызть будешь беззубым ртом? Хотя одна плюшка есть – зрение восстановилось полностью. Даже ещё острее стало». Сняла свитер и собралась снять обутки, чтобы ноги малость отдохнули, а то уже гореть начали. Но тормознулась. Какое-то беспокойство внутри ёршиком царапнуло.