Помни войну

Глава 44

— Ваше высочество, Дмитрий Густавович умирает, это видно — день за днем он выглядит все хуже и хуже, да и смердит от него, вы уж простите, явственно — видимо, болезнь зашла слишком далеко.

Алексей Алексеевич говорил тихо — отдавая должное уму Фелькерзама, он все же был человек, и идущий от адмирала запах трудно переносить. Жуткая и невероятная мерзостная смесь гниения. Да еще со сладковатым запахом тлена, идущего от еще живого тела. Брусилов говорил с военными врачами — те сами недоумевали, почему адмирал еще живет. Только отмечали, что такой случай уникальный — человеческий дух отчаянно сопротивляется и не дает окончательно умереть своему телу.

— Да знаю это, сам видел — покойники и то краше выглядят. Сколько же он еще проживет⁈

— Мне сказал, что сорок дней он еще точно протянет, но каждый следующий будет просто даром, так что не то, что три «империала», а намного больше за каждый день заплатить можно будет. Какая-то непонятная цена — откуда она ему в голову пришла?

— Сорок дней? Отлично! Я бы три тысячи за каждый следующий день заплатил, дворец бы продал, лишь бы до конца войны адмирал продержался, — сварливо отозвался великий князь. — Он у нас единственный, кто сможет нанести поражение японскому флоту, к другим «флотоводцам» у меня нет никакого доверия. Нельсоны, мать их!

Николай Николаевич завернул матерную руладу — чего-чего, а ругаться долговязый главнокомандующий умел мастерски. Выплеснув с руганью напряжение — нервы ведь не железные, великий князь успокоился. Покосился на бронепоезд, на стальных корпусах которого высилось по две башни с трехдюймовыми пушками, а таких бронеплощадок было три. Два стальных исполина были построены всего за восемь недель, их команды укомплектованы моряками, технически куда более подготовленными, чем армейцы. Но это было еще не все — на станцию пришло три подвижных железнодорожных батареи, на платформах были поставлены 152 мм пушки с коротким стволом в 35 калибров — полубатарея из 2-х орудий с бронированным вагоном погребом, с обычным паровозом. Простая конструкция, но эффективная — про такие не зря говорят — дешево, но сердито!

— А почему не длинные пушки Кане поставили?

— А зачем, ваше высочество? Они дальнобойные — вот и все достоинство, а недостатков куда больше — тяжелые, дорогие, да и для кораблей нужные. Скорострельность не нужна — это не по кораблю гвоздить в море, который маневрирует — а японские позиции никуда не денутся. Да и чугунных бомб для них прорва, а стальные снаряды для Кане начинены пироксилином, но стенки у них намного толще, и при разрыве слабоваты.

— Резонно, — покачал головой Николай Николаевич, и еще раз посмотрел на бронепоезда. — Не зря время и деньги потрачены, нам в наступлении пригодятся. А если японцы пути подрывать будут, так экипажи сами смогут отремонтировать, благо шпалы и рельсы на платформах везут. С инструкциями я познакомился — кто писал их?

— Адмирал, он же и экипажи готовил, и конструкцию сам начертал.

— Хм, не ожидал. Хотя… Они ведь на корабли похожи, только ходят по железной дороге, а не по морю. Так что ему и карты в руки. Вот только откуда он в тактических приемах разбирается, особенно в применении пулеметов⁈ «Косоприцельный огонь» — сразу и не поймешь что к чему, лишь потом понимаешь, что разновидность анфиладного или фланкирующего!

— Дмитрий Густавович хорошо разбирается в тактике пехоты и артиллерии, некоторые вещи для меня открытием стали. Я вашему высочеству те бумаги сразу же отправил.

— Прочитал — занятная штука. И массировать конницу предложил, и пулеметы придать каждому полку, и тем самым при спешивании огневую мощь резко усилить, ибо конный полк только одну полную роту стрелков в полевом бою дать может, а с полудюжиной «мадсенов» и батальон японцев остановит. Неплохая вещица, полезная — только патроны жрет!

Ручные пулеметы системы Мадсена закупили в Дании еще в прошлом году — вначале полсотни, летом заказ довели до двух сотен, а к сентябрю до одной тысячи, и под русский патрон. Оружие хоть и сложное, но куда проще, чем станковый пулемет системы Максима на артиллерийском лафете со щитом и высокими колесами. Впрочем, на флоте «максимы» на треногах используют, да и в войсках такая конструкция приживается.

«Мадсены» пришлись ко двору — начали поступать весной, после Мукдена. Расчеты требовали меньше времени на подготовку, всего три месяца, и сейчас в армии имелось семьдесят пулеметных команд — в каждой по 32 солдата при двух офицерах и фельдфебеле, и по шесть ручных пулеметов с верховыми и вьючными лошадьми на всех чинов команды.

Новинка произвела фурор — и по мере поступления заказанных пулеметов было сразу начато дополнительное формирование еще семидесяти команд, некоторые из которых уже были отправлены в войска.

— Я приказал в каждый кавалерийский и казачий полк по одной команде включить. И придать каждому стрелковому полку в бригадах, что конным корпусам приданы. И в твои бригады пятнадцать команд отправил, Алексей Алексеевич — с ними тебе воевать будет намного сподручнее. Цени это — более никто не получил!

— Благодарствую, ваше высочество, одна такая команда двух рот стоит на поле боя — я уже оценил новинку, вещица стоящая.

— Михаил Иванович вначале все пулеметы поносил всячески, хулил непотребными словами, но сейчас мнение изменил. Требует для своей армии «максимы», и числом побольше, а взять их неоткуда — никто продать не может, да и под наш патрон нет совсем.

— Так больше у датчан «мадсенов» закупить — на тысячу ведь заказ от нас приняли…

— Приняли, — хмуро отозвался великий князь, — только за каждое свое автоматическое ружье потребовали цену, как за «максим». Тут даже не две цены, три шкуры содрать норовят. Война ведь для заводчиков дело прибыльное, вот цены и задрали. И ладно бы иностранцы — наши дельцы совсем совесть потеряли, оплату вперед просят, сроки затягивают, а материалы совсем худые поставляют, без надлежащего качества. Повесить их что ли, но законы не позволяют, иначе бы развешал!

— А вы повесьте пяток, особенно жидов или китаезов — сразу честность уважать начнут. Адмирал пригрозил всех таких жуликов, кто на флот худые материалы поставит, или в срок работу не сделает, в море утопить без всякого суда — колосник к ногам, и под воду.

— И что, утопил⁈

Великий князь живо заинтересовался, даже встрепенулся, и Алексей Алексеевич понял, что тема эта его достала до печенок.

— Не знаю, но все воры притихли. Говорят, матросы с «Наварина» по его приказу многих в заливе утопили, но раз никто не выплыл, то доказать ничего нельзя. Судейские молчат, прокуроры тоже, даже от жидов жалоб нет. Но вот шпионов разных китайцев и корейцев порой развешивали на виселице в крепости — что было, то было.

— Так и надо, чуть-что — и концы в воду, — задумчиво пробормотал великий князь, почесывая пальцем переносицу. — И против никто не пойдет — за ним эскадра, мне уже потоком жалобы идут, как флотские во Владивостоке свои порядки устанавливают, а кому не нравится, то из города моментально до конца войны высылают. А мои писари ответ сразу пишут, что город, порт и крепость на попечении флота, пусть жалобы морскому министру пишут, и ждут, пока им Бирилев из Петербурга обычной почтой ответит. А дорога дальняя, и письма порой пропадают!

Николай Николаевич от души расхохотался, но тут же стал серьезным. Негромко сказал:

— Мы наступление под утро 9 августа начинаем, не знаю, почему адмирал в это число вцепился, мне при встрече сказал, что дата эпохальная. Уважу Дмитрия Густавовича — девятого, так девятого, начнем наступать!

— Десант моего корпуса, ваше высочество, через три дня, уже 12 числа будет выполнен, если шторма на море не будет. Все готово — погрузку на пароходы и прочие суда начнем за двое суток. Думаю, для японцев такой удар окажется неожиданным!