4

Натала из последних сил пыталась освободиться, сбросить шнур, врезавшийся в запястья. Ее взгляд неотрывно следил за краем тьмы, сгущавшейся за кругом света. Там исчез Конан, увлеченный демоном, и девушка, напрягая слух, еще некоторое время слышала сопение варвара, свист его сабли и грохот ударов, затем шорох, похожий на шум лавины сползающей с гор, сменившийся мертвой и глухой тишиной. Голова Наталы упала на грудь, тело безжизненно повисло на шелковом шнуре.

Она очнулась, услышав шаги, подняла голову и увидела вынырнувшего из темноты варвара. Вздох, выражавший одновременно облегчение и ужас, вырвался из ее опухших губ и эхом понесся по бесконечному коридору. Лицо варвара представляло собой сплошной синяк, словно кто-то долго и старательно колотил по нему бревном, кровь из рассеченной на голове кожи заливала глаза. Губы были искусаны и разбиты, руки, ноги и все тело покрывали глубокие раны. Хуже всего выглядели грудь и шея, они почернели и опухли, кожа свисала с них клочьями, казалось их долго и безжалостно пороли бичом.

— Ах, Конан! — рыдала Натала. — Как тебе досталось!

Опухшие губы киммерийца исказила гримаса презрительного пренебрежения к собственным ранам. Он тяжело дышал, и его волосатая, залитая потом и кровью грудь вздымалась и опадала, словно кузнечные мехи. Он с трудом дотянулся до шелкового шнура, связывавшего запястья девушки, перерезал его кинжалом привалился к стене, пошире расставив дрожащие ноги, чтобы не упасть. Натала прижалась к его плечу и горько и горько заплакала.

— О, Конан! Ты умираешь!

— Нельзя драться с демоном, — тихо прошептал он, — и остаться невредимым.

— Ты убил его? — спросила она с надеждой в голосе. — Правда убил?

— Не знаю. Он свалился в какой-то колодец. Не знаю, страшна ли ему вообще сталь…

— Ох, твоя спина! — всплеснула она руками. — Что он с ней сделал!

— Это хвостом, — скривился он от боли. — Он был твердый, словно из стали и жег огнем. Но хуже всего эти щупальца, они давили и мяли меня, словно сотни питонов. Готов поспорить, что все мои кишки змеями расползлись по животу.

— И что нам теперь делать? — всхлипнула девушка.

Он запрокинул голову. Крышка ловушки была плотно захлопнута, ни единого звука не доносилось сверху.

— Там не пройти, — буркнул он. — Там полно трупов, и скорее всего засада. Они думают, что с нами покончено, или просто боятся спускаться в эти коридоры. Выковыряй-ка вон тот светящийся камушек. Я, когда шел сюда, наткнулся на несколько боковых коридоров. Пойдем туда, не умирать же нам здесь.

Зажав в левой руке камушек — светильник, а в правой — окровавленную саблю, киммериец направился вниз по коридору. Он шел медленно, каждый шаг давался ему с огромным трудом. В его висках пульсировала тупая боль, он ежесекундно облизывал запекшиеся губы.

Через некоторое время камень тускло высветил черное отверстие в стене, куда Конан свернул не колеблясь ни секунды. Сколько они шли этим черным тоннелем, Натала не знала, но в конце концов дошли до какой-то лестницы, вскарабкались по ней и остановились перед каменной дверью, запертой на золотой засов.

Девушка нерешительно посмотрела на покачивавшегося на ослабевших ногах великана, в вялой ладони которого дрожал слабый огонек. По стенам метались их огромные тени.

— Открывай же, — бормотал Конан, — там нас ждут. О, Кром! Я принесу тебе такую жертву, о которой понятия не имеет никто в этом городе.

Натала поняла, что варвар бредит. Она вынула из его окровавленной руки светящийся камень, вытащила золотой рычаг и открыла засов. Дверь оказалась завешенной изнутри золотистой шелковой тканью. Бритунка осторожно отодвинула занавеску и заглянула за нее. Ее глазам открылась комната, совершенно пустая, лишь в самом центре ее шумел серебристый фонтан.

Широкая ладонь варвара легла на нагое плечо.

— Отойди в сторону, девушка! — пробормотал он. — Сейчас тут будет жарко!

— Здесь никого нет, — успокоила она его. — Это шумит вода.

— Вода, — облизал он почерневшие губы, — хоть напьемся перед смертью. Она взяла его за руку и словно слепца повела, осторожно ступая к фонтану, с замиранием сердца ожидая, что вот-вот в комнату со всех сторон ворвутся воины в пурпурных туниках.

— Я посторожу, а ты пей, — с трудом произнес Конан.

— Пей, пей, я не хочу. Ляг сюда, я омою твои раны.

— Не слышу звона мечей, — удивился он, протирая глаза, словно пытаясь сорвать с них мешавшую пелену.

— Тут никого нет, Конан.

Он ощупью нашел край чаши фонтана, наклонился, погрузил лицо в чистую прозрачную жидкость, и пил, пил, не в силах оторваться. Когда варвар поднял голову, Натала увидела, что безумие уже покинуло его глаза. Он облегченно вытянулся на полу рядом с фонтаном, но выражение чуткой озабоченности не покидало его изуродованного лица, а сабля так и осталась в крепко сжатом кулаке.

Девушка омыла его рваные раны и перевязала самые глубокие из них бинтами из разорванной на широкие полосы шелковой занавески. Занимаясь этой работой, Натала ни на секунду не прерывала лихорадочных раздумий над тем, что им следовало делать дальше. Если они останутся во дворце, их рано или поздно найдут, в этом она не сомневалась. Правда не исключено, что ксуталийцы уже не ищут их, а давно спят где-нибудь в своих потайных комнатах, отправив души в бесконечные скитания по миру черного лотоса.

Закончив перевязывать раны, Натала подняла голову — и оторопела.

В алькове, поначалу незамеченном ею, кто-то был — сквозь щель в пологе высовывалась мертвенно белая человеческая рука.

Стараясь двигаться как можно тише, чтобы не тревожить киммерийца, Натала, держа кинжал наготове, подкралась к алькову. Умоляя сердце биться тише, она медленно отодвинула полог. На возвышении, похожем на ложе катафалка, покоилось нагое тело женщины с желтоватой кожей. Рядом с ним, на уровне ее плеча стоял нефритовый сосуд с золотистой жидкостью. Вероятно это был тот самый чудесный эликсир, о котором говорила Талис. Натала осторожно наклонилась над спящей чуть ли не касаясь ее груди кончиком кинжала, и схватила сосуд.

Прижав к себе кувшин с драгоценной жидкостью, она пару секунд раздумывала над тем, не стоит ли ей превратить лотосовый сон желтолицей женщины в вечный, но так и не смогла заставить воткнуть кинжал в беззащитное тело, задернула, полог и вернулась к мирно посапывающему в полузабытьи Конану.

Присев рядом с ним, она поднесла сосуд к губам варвара. Тот послушно пару раз глотнул, затем оживился, сел и выхватил кувшин у нее из рук.

— Клянусь Кромом, — сказал он, — это то самое чудесное вино. Откуда?

— Стояло там в алькове, — показала она рукой. — Там спит какая-то женщина.

Конан припал губами к краю кувшина и осушил его несколькими огромными жадными глотками.

— О, Кром! — выдохнул он с облегчением. — Я чувствую животворный огонь в своих жилах! Оно придало мне новые силы!

Конан вскочил на ноги.

— Вернемся, Конан, вернемся в тот коридор, пересидим там, пока ты не поправишься!

Ни за что! — воскликнул варвар. — Мы что, крысы, чтобы прятаться по норам мы уйдем из этого проклятого города, и пусть кто-то попытается нам помешать!

— А твои раны?

— Я не чувствую никаких ран, — бодро сказа Конан. — Может быть, все дело в том, что я немножко захмелел, но я не чувствую никакой боли!

Он подошел к окну, тоже укрывшемуся от глаз Наталы. Она посмотрела через его плечо. За окном чернело бархатное небо, усыпанное множеством звезд. Внизу серым бесконечным покровом расстилалась пустыня.

— Талис говорила, что этот город — одно-единственное здание, — вспомнил Конан, значит комнаты и залы в крепостных башнях тоже соединены со всеми остальными. Нам не повезло.

— Что ты задумал? — спросила она с опаской.

— Там на столе хрустальный кувшин, — сказал он вместо ответа. — Наполни его водой и привяжи к нему ручку из этой вот ткани. Я тоже немного поработаю.

Она повиновалась, а когда закончив с порученным делом, подняла голову, то увидела, что Конан связывает туго скрученные шелковые ленты, оторванные от полога, в длинную веревку, один конец которой уже был привязан к ножке массивного столика из слоновой кости, стоявшего в алькове.

— Попытаем счастья в пустыне, — пояснил варвар. — Талис говорила, что в дне пути отсюда — оазис, в двух — второй. Там мы и переждем, пока затянутся мои раны. Нет, воистину это вино творит чудеса! Только что я был полутрупом, а сейчас мог бы гору свернуть. Эй прикройся наконец чем-нибудь!

Натала совсем забыла, что на ней нет ни клочка одежды — впрочем это совсем ее не смущало, — но вспомнив о жаре и палящем солнце, которыми встретит их пустыня, она поспешно набросила на себя шелковую накидку. Киммериец тем временем подошел к окну и без труда выломал решетку, выкованную из какого-то желтого металла. Опоясав бедра Наталы веревкой, он затянул петлю, перенес девушку за зеленоватый парапет и осторожно спустил ее вниз. Когда она высвободилась из петли, он втащил веревку обратно и привязал к ней кувшин с водой. Когда кувшин оказался у девушки, Конан сам съехал вниз по веревке.

Как только он ступил на землю, Натала с облегчением вздохнула. Они стояли у подножия городской стены под бархатным куполом звездного неба, лицом к безбрежной пустыне. Девушка понятия не имела об опасностях, подстерегавших их далее, но сердце ее пело от радости, ибо они наконец покинули этот чуть не погубивший их город.

— Если они найдут веревку, то могут отправить за нами погоню, — проговорил Конан, забрасывая за плечо кувшин, — хотя мне кажется, что они теперь побоятся ступить хотя бы на шаг за стену города. Ладно, юг там. Идем.

Конан с совершенно не характерной для него нежностью взял Наталу за руку, и они направились в пустыню, не оглядываясь на холодно поблескивавшую за их спинами стену Ксутала.

— Скажи, Конан, — осмелилась наконец спросить Натала, — там в черном коридоре ты нигде не видал Талис?

— Было темно, я вообще ничего не видел, но ощупывал путь перед собой и знаю, что там никого не было.

— Хотя она чуть не замучила меня на смерть, — шепнула девушка, — но мне жаль ее.

— Это так вот принимают гостей в этом проклятом городе! — гневно воскликнул варвар, но тут же успокоился. — Ничего, они надолго запомнят нас. Их кишки и мозги размазаны чуть ли не по всему городу, а этому их Тогу, думаю досталось похуже чем мне. В конце-то концов, мы не так уж и плохо выпутались из этой истории. Есть вода, знаем, где искать оазис. Меня правда изрядно исполосовали, да и у тебя на спине сплошь рубцы от бича…

— Это ты виноват! — вспыхнула бритунка. — Если бы ты не пялился, разинув рот, на эту стигийскую кошку…

— О, Кром! — проворчал варвар. — Надо, чтобы небо обрушилось на голову, лишь тогда заставишь женщину забыть о ревности. Я, что ли виноват, что стигийка влюбилась в меня? Все вы женщины такие…

Загрузка...