Половой диморфизм

Палеогеномика предоставляет богатейшие возможности для появления призраков. И дело не только в том, чта исследования ультрамикроскопических окаменелостей полностью зависят от приборного обеспечения, но и в трансформации со временем самого изучаемого материала, как ДНК, так и содержащей ее породы, в результате чего получаемые данные неизменно оказывались неполными, а зачастую и раздробленными. А потому нельзя было исключать возможность, что обнаруженные структуры не более чем призрак, вызванный из роршахерии чисто минеральных образований силой твоей фантазии.

Доктор Эндрю Смит знал о распространенности подобных ошибок не хуже любого другого. Собственно говоря, в этом и состояла одна из центральных проблем его поля исследований - убедительно рассортировать следы ДНК в окаменелости, надежно отличить их от всевозможных псев-доокаменелостей. Псевдоокаменелости - от давнишних ложных наутилоидов до знаменитых марсианских псевдонано-бактерий - щедро усеивали весь путь развития его науки. В палеогеномике ты ничего не добьешься, пока не сможешь показать: то, о чем ты говоришь, это и вправду то, о чем ты говоришь. Поэтому сперва доктор Смит отнесся к тому, что нашел в «мусорной» ДНК окаменелого дельфина, без излишнего ликования.

Да и отвлекающих факторов было много. Он жил на южном берегу Амазонского моря, являвшегося, по сути, заливом Мирового океана, к востоку от Элизиума, неподалеку от экватора. Летом, даже прохладным, как все в последнее время, вода в прибрежном мелководье становилась теплой, как парное молоко, и дельфины - адаптированные потомки земных речных дельфинов, таких как китайские байджи, бо-то с Амазонки, сусу из Ганга или бхуланы с Инда, - резвились у самого берега. Лучи утреннего солнца пронизывали воду, четко вырисовывая их мелькающие силуэты; иногда дельфины сбивались в стайки по восемь-десять особей, игравших в одной и той же волне.

Лаборатория морской биологии, в которой он работал, стояла прямо на набережной портового городка Эвмени-дес-Пойнт; она тесно сотрудничала с ахеронскими лабораториями, располагавшимися на том же побережье, но загоднее. В Эвменидесе изучали по преимуществу динамику экологии моря, становившегося со временем все солонее и солонее. В настоящее время доктор Смит изучал адаптационные изменения китообразных, населявших земной океан в далеком прошлом, в периоды, когда он имел различные уровни солености. В лаборатории имелось некоторое количество окаменелых образцов, присланных для изучения с Земли, а также обширная литература по предмету, включавшая и полные геномы всех ныне живущих потомков этих существ. Доставка окаменелостей с Земли добавляла ко всем прочим проблемам, возникавшим при изучении древних ДНК, еще и возможные повреждения космической радиацией, однако подавляющее большинство исследователей игнорировали этот эффект как малый и несущественный - в противном случае никто бы и не стал возить образцы с Земли на Марс. Ну и конечно же, недавнее введение в эксплуатацию быстрых кораблей, использовавших энергию термоядерного синтеза, заметно уменьшило дозы облучения. За все про все Смит имел возможность исследовать солеустойчивость как древних, так и современных млекопитающих, проясняя текущую ситуацию на Марсе и включая свой голос в дискуссию о палеогалоциклах этих двух планет - предмете, приобретавшем все большую важность для сравнительной палеонтологии и биоинженерии. И в то же время эти исследования, проводившиеся на стыке двух классических дисциплин, оставались некой экэот такой, не вызывавшей у людей со стороны ни доверия, шг особого интереса. Их практическая полезность была далеко не очевидна, особенно в сравнении с прочими разработкам» лабораторного комплекса Эвменидес-Пойнт. День ото дня Смит все больше чувствовал себя лишним на лабораторскиц семинарах и неформальных сборищах, при совместных выездах на природу и на лодочных прогулках. Из всех коллег Смита один лишь Фрэнк Драмм, исследовавший размножение современных прибрежных дельфинов, выказывал серьезный интерес к его работе и ее возможным применениям. Хуже того, работа Смита совсем перестала интересовать его работодателя и руководителя Влада Танеева, который принадлежал к первой сотне, был одним из соучредителей ахеронских лабораторий и считался вроде бы лучшим научным наставником, какого можно иметь на Марсе, но оказался на практике человеком слабого здоровья и почти недоступным для общения; так что фактически Смит работал без руководителя, а значит, и без всякой поддержки со стороны, а потому не мог рассчитывать на помощь технического персонала лаборатории. Горькое разочарование.

Ну и конечно же, Селена, его… его напарница, сожительница, любовница - для таких отношений есть много слов, но все они не совсем верные. Женщина, вместе с которой он учился на старших курсах и в аспирантуре, вместе с которой работал после защиты докторской, вместе с которой перебрался в Эвменидес-Пойнт, вместе с которой снял там маленькую квартирку неподалеку от пляжа, у самого кольца прибрежного трамвая, где, если взглянуть на восток, из-за горизонта вставала вершина горы, напоминавшая спинной плавник исполинского кита. Селена работала, и весьма успешно, в своей собственной области, генетически модифицировала солончаковые травы - задача, особенно важная здесь, где люди упорно старались укрепить тысячекилометровое побережье, сплошь состоявшее из низких барханов, зыбучих песков и болот. Серьезные достижения в науке и биоинженерии, важные результаты, имевшие прямой выход на практику. По работе - сплошные успехи, о чем свидетельствовали многочисленные предложения сотрудничества в важных проектах.

И не только по работе. Смит всегда считал Селену очень красивой, а в последнее время это стали понимать и другие мужчины. Ведь стоило лишь немного присмотреться, как за видавшим виды лабораторным халатиком и какой-то общей неухоженностью угадывалось гибкое, прекрасных форм тело и острый, бескомпромиссный ум. На работе Селена мало чем отличалась от прочей лабораторной публики, но в летнее время, во время коллективных вылазок на тускло-красный прогретый солнцем пляж, бредущая по мелководью Селена походила на Венеру, зачем-то надевшую купальник. Никто об этом сходстве не говорил, но подмечали его, конечно же, все.

Все было, в общем, прекрасно, за исключением одного обстоятельства: день ото дня Смит интересовал ее все меньше и меньше. И Смит опасался, что этот процесс принципиально необратим или, говоря более точно, уже стал необратимым, раз его можно было заметить. Смит ничего об этом не говорил, а только смотрел робко и беспомощно, как богиня занимается земными хозяйственными делами, превращая каждое из них в подобие танца.

Селена почти перестала разговаривать, она почти на него не смотрела и все время о чем-то думала. Конец явно был недалек.

Все началось в Мангале, когда Смит и Селена учились в тамошнем университете; они встретились в плавательном клубе. Теперь, словно в надежде вернуть ушедшее, Смит с радостью принял предложение Фрэнка вступить в анало гичный клуб и начал регулярно плавать. Утром он сразу же спешил в большой, пятидесятиметровый, бассейн, устроенный на террасе с видом на океан и выматывал себя плаванием до такой степени, что весь остальной день слов но плыл в потоке бета-эндорфинов, занимаясь работой почти механически и совсем позабыв о домашних проблемах. После работы он ехал на трамвае домой и торопливо, голод подгонял, готовил себе что-нибудь поесть. Съедал ббльшую часть пищи еще во время готовки, злясь на Селену за не умение готовить и (если она была дома) на ее жизнерадост ную болтовню о работе, прекрасно при этом понимая, что вся его злость вызвана голодом и ужасом создавшейся си туации, когда и он, и она делают вид, что жизнь течет нормальным чередом. Но если он вдруг нарушал хрупкое согласие какой-нибудь резкостью, она замолкала на весь оставшийся вечер; это случалось довольно часто, а потому он старался сдерживать себя и есть как можно скорее, что бы восстановить нормальный уровень сахара в крови.

В любом случае часов примерно в девять она говорила что совсем уже засыпает, а он читал до поздней ночи или шел прогуляться по пляжу, до которого было рукой подать, ярдов двести. Однажды ночью Смит увидел во время про гулки, как из-за горизонта вылетел Псевдо-Фобос, удивительно похожий на сигнальную ракету, запущенную кем-то терпящим бедствие. А когда он вернулся домой, Селена не спала, а весело трепалась с кем-то по телефону; увидев его, она быстро скомкала разговор, помолчала, явно соображая, что бы сказать, а затем заявила:

- Это был Марк, в триста пятьдесят девятом опыте мы сумели заставить тамариск удвоить ген солеустойчивости.

- Здорово, - ответил Смит и ушел поглубже в тень, чтобы она не видела его лица.

- Тебе же наплевать, как у меня на работе, верно? - возмутилась Селена.

- Почему наплевать? Я же сказал, что это здорово. Селена презрительно фыркнула.

А затем он как-то пришел домой, и там с нею был Марк, и было сразу понятно, что они только что чему-то смеялись и что за время, пока он открывал дверь, они отдернулись друг от друга, а до того сидели совсем близко. Смит сделал вид, что ничего не заметил, и был предельно любезен с Марком.

На следующий день во время утренней тренировки он засмотрелся на трех женщин, плывших по одной дорожке с ним. Их движения были изящнее любого земного танца; казалось, что они плавают всю свою жизнь и чувствуют себя в воде свободно, как рыбы. Как и у Селены, у них были классические фигуры пловчих: широкие плечи, груди, плавно переходившие в мощные грудные мышцы либо ритмично раскачивавшиеся налево-направо, мускулистые спины, изгибом спускавшиеся к плотным округлым ягодицам и далее - к мощным бедрам, длинным ногам и откинутым назад, словно вставшим на цыпочки ступням. Женщины плыли - гребок за гребком, дистанция за дистанцией, с гипнотизирующей ритмичностью, и вскоре Смит ни о чем уже не думал, ни за чем не наблюдал, они стали для него единым аспектом сенсуально насыщенной среды.

Женщина, державшаяся впереди, была беременна, но и при этом она была заметно сильнее остальных, во время кратких передышек она не хватала ртом воздух, а смеялась и восклицала: «Каждый раз, когда я разворачиваюсь, он лупит меня изнутри ногами!» Она была на седьмом, если не больше, месяце, округлившийся живот делал ее похожей на маленькую китиху, и все равно она плавала со скоростью не достижимой ни для Смита, ни для двух ее подруг. Среди пловцов, посещавших клуб, были просто поразительные. В самом начале своих спортивных занятий Смит твердо решил, что проплывет стометровку вольным стилем менее чем за минуту, и был очень собою доволен, когда добился этой цели, а затем случайно узнал, что женская команда местного колледжа проплывает на тренировках каждую стометровку меньше чем за минуту. Вот тут-то он и осознал, что, хотя все люди выглядят примерно одинаково, некоторые из них несравненно сильнее всех прочих. Эта беременная женщина принадлежала к низшему слою сильных пловцов, и все сегодняшнее было для нее не более чем легкой разминкой. На нее было нельзя не засмотреться, потому что, несмотря на такую скорость, плыла она словно совсем без усилий; она делала меньше гребков на дистанции, чем две другие женщины, и все равно показывала значительно лучшее время. Это было похоже на чудо. И ведь плыла она с пассажиром внутри.

А дома все было из рук вон плохо. Селена часто зарабатывалась допоздна и почти с ним не разговаривала.

- Я люблю тебя, - сказал он. - Селена, я люблю тебя.

- Я знаю.

Он постарался с головой уйти в работу. Они с Селеной работали в одной лаборатории, и если оба задерживались допоздна, то могли возвращаться домой вместе, а по дороге говорить, как когда-то, о науке; ведь и он, и она занимались геномикой, пусть и разными ее разделами - чем не почва для сближения.

Но геномика весьма обширна, в ней есть место для исследований, практически друг с другом не связанных, так оно было и в этом случае. Общая почва для разговоров с Селеной не образовалась, однако Смит продолжал упорно работать, используя новый, очень мощный электронный микроскоп, и вскоре добился некоторых успехов в прочтении структур окаменелой ДНК.

Судя по всему, генетический материал, сохранившийся в предоставленных ему образцах, почти полностью состоял из так называемых мусорных ДНК. Еще в недалеком прошлом такая ситуация считалась бы крайне неудачной, но за последнее время колевские лаборатории в Ахероне добились больших успехов в раскрытии функционального предназначения «мусорной» ДНК, которая, как оказалось, была отнюдь не бесполезна. Колевцы выделили в ней ряд коротких повторяющихся последовательностей и показали, что в этих последовательностях зашифрованы инструкции процессов более высокого иерархического уровня, чем то делается генами, - клеточная дифференциация, последовательность передачи информации, индуцирующей апоптоз, и тому подобное.

Использовать это новое понимание для прояснения функционального смысла частично разрушенной, окаменелой «мусорной» ДНК было, конечно же, далеко не просто. Но с другой стороны, в его распоряжении были электронно-графические снимки нуклеотидных последовательностей, или, говоря более точно, минеральных структур, замещающих пары аденин-тимин и цитозин-гуанин, - структур, давно и надежно установленных и описанных в литературе. Снимки наноокаменелостей, вполне поддающиеся прочтению. А прочитав их, можно было построить те же самые последовательности нуклеотидов. В теории ничто не мешало воссоздать, идя по такому пути, древнее, давным-давно исчезнувшее живое существо, однако на практике это было невозможно, ведь ученые никогда не располагали полным геномом. Все ограничивалось попытками воссоздать самые простые ископаемые организмы и прививкой воссозданных по расшифровке участков ДНК древних существ их современным потомкам. В случае этого конкретного пресноводного дельфина - насчет его пресноводности почти не было сомнений (впрочем, почти все они жили в речных дельтах, а потому обладали довольно высокой солеустойчивостью) - о полном воссоздании не могло быть и разговора. Да Смит к этому и не стремился, ему хотелось выявить участки древней ДНК, не имеющей аналогов в геномах современных дельфинов, синтезировать их in vitro², встроить в современную ДНК и посмотреть, как поведет себя получившееся животное при различных внешних условиях и в тестах на гибридизацию. Выявить функциональные различия. Кроме того, он при каждой возможности проводил митохондриаль-ные тесты, которые могли дать более-менее точную оценку того, когда современный вид ответвился от своих предшественников. А при удаче даже найти конкретное место на родословном древе морских млекопитающих, что является для раннего палеоцена далеко не простой задачей.

Оба пути исследования были связаны с напряженной, кропотливой, почти бездумной работой, что как нельзя лучше устраивало Смита. Он работал с утра до вечера, и это продолжалось день за днем, месяц за месяцем. Иногда он возвращался домой на одном трамвае с Селеной, но, как правило, этого не получалось. Вместе со своими соавторами, чаще всего вместе с Марком, она писала статьи по на копившимся результатам. Она ложилась и вставала когда придется, без определенного графика. Когда Смит работал, домашние проблемы вылетали у него из головы, а потому он старался работать все время. Это ничего не решало и ничуть не разряжало обстановку - скорее уж, наоборот, -и его все больше охватывало отчаяние, но ничего другого просто не шло ему в голову.

- Что ты думаешь об этих новостях из преисподней? -спросил он как-то Фрэнка, указав на распечатку новейшей работы ахеронских лабораторий, обильно испещренную карандашными пометками.

- Очень интересно! В кои-то веки у нас появляется шанс пробраться через частокол генов к полному руководству по сборке и эксплуатации.

- Если таковое вообще существует.

- Оно должно существовать, верно? Хотя я и не уверен, что их цифры для вероятности закрепления адаптивных мутаций достаточно высоки. Охта и Кимура оценивают верхний предел в десять процентов, и это вполне согла суется с тем, что я видел.

- Возможно, это просто перестраховка, - улыбнулся Смит.

- Конечно перестраховка, но все равно плясать придет ся от этих цифр.

- Так, значит, ты считаешь - в этом контексте, - что мне есть смысл и дальше заниматься окаменелой «мусорной» ДНК?

- Конечно заниматься, я уверен, что она расскажет массу интересного.

- Работа уж больно тягомотная.

- А почему бы тебе не прочитать длинную последовательность, слепить ее, прицепить куда-нибудь и посмотреть, что получится?

Смит пожал плечами. Он считал работы, связанные с использованием больших участков полного генома, небрежными и малодоказательными, но так, конечно же, было бы во много раз быстрее. Чтение маленьких кусочков одиночной ДНК, называвшихся на профессиональном жаргоне тэгами, позволило быстро идентифицировать большую часть человеческого генома, но некоторые гены при этом были пропущены; к тому же такая методика полностью игнорировала даже регуляторные последовательности, ответственные за протеин-кодирующую функцию генов, не говоря уж о «мусорной» ДНК, заполнявшей длинные участки между последовательностями, имеющими более-менее внятный смысл.

Фрэнк, с которым Смит поделился своими сомнениями, кивнул, немного подумал и сказал:

- Теперь, когда генотипы описаны практически полностью, ситуация стала совсем другой. У тебя имеется столько точек отсчета, что практически невозможно перепутать, где конкретно расположены твои кусочки на большой последовательности. Достаточно загнать материал в Ландера-Уотермена, затем доводка по колевским вариациям, и все будет о'кей даже при множественных повторениях. А что касается этих твоих кусочков, там же сплошные «вроде бы» да «скорее всего», настолько плохо они сохранились. Так что на попытке ты ровно ничего не теряешь.

А поздним вечером получилось так, что они с Селеной ехали домой вместе.

- А что ты думаешь о прямой подсадке in vitro копий того, что я накопал? - спросил он ее, почти стесняясь своего вопроса.

- Сплошная грязь, - пожала плечами Селена. - Наслоение возможных ошибок.

Постепенно выработался новый распорядок жизни. Смит работал, плавал, ехал домой. В пустой, как правило, дом. Очень часто на автоответчике были послания Селене от Марка с разговорами о работе. Или ее послания Смиту, уведомлявшие его, что сегодня она будет поздно. Это случал ось так часто, что он перестал спешить домой после тренировки, а изредка даже ходил вместе с Фрэнком и другими знакомыми по клубу в какой-нибудь ресторан. Как-то раз они заказали в прибрежном кафе несколько кувшинов пива, а затем пошли прогуляться по пляжу, что закончилось беготней с уймой брызг и хохота по мелководью и купанием в темной теплой воде, ничуть не похожей на воду в их бассейне. Хороший получился вечер.

А дома на автоответчике его ждало сообщение от Селены, что они с Марком немного перекусят, а затем плотно сядут за статью, так что дома она будет очень поздно.

Что оказалось прискорбной правдой. В два часа ночи Селены все еще не было. Мало-помалу до Смита дошло, что ни один нормальный человек не засиживается так долго за работой, не перезвонив домой. Так что это послание имело несколько особый смысл. Его захлестнуло страдание, тут же сменившееся гневом. Больше всего его возмущала трусливая неопределенность, с какой наговорила свое послание Селена. После всего, что между ними было, он достоин хотя бы откровенности - покаяния - семейной сцены. По мере того как затягивалось ожидание, его ярость нарастала, затем он на мгновение испугался, что она попала в какую-нибудь беду - ну поломала себе что-нибудь, ведь чего не бывает. Ну да, в беду, конечно. Цела она целехонька и где-то сейчас забавляется. И вдруг его ярость выплеснулась наружу.

Он вывалил из кладовки несколько картонных коробок и начал как попало закидывать в них ее одежду и прочие вещи, придавливая ногой, что не влезало. Но одежда пахла Селеной и хозяйственным мылом; ощутив эти запахи, он хрипло застонал и опустился на край кровати. Если довести все это до конца, он никогда больше не увидит, как она одевается и раздевается; от этой мысли он застонал еще громче, как раненое животное.

Но люди отнюдь не животные. Распихав вещи Селены по коробкам, Смит выволок коробки за дверь и прямо там и бросил.

Селена вернулась в начале четвертого. Было слышно, как она наткнулась на коробку и сдавленно вскрикнула. Он рывком распахнул дверь и вышел наружу. - Что это такое? В чем дело?

Она сбилась с какого-то, заранее заготовленного сценария и теперь начинала злиться. Она еще и злится! Слегка было успокоившийся Смит, снова вскипел яростью:

- Ты прекрасно знаешь, в чем дело!

- Что?!

- Ты и Марк.

Селена молча сверлила его глазами.

- Догадался, ну наконец-то! - сказала она, когда молчание стало совсем невыносимым. - А ведь все началось год с лишним назад. И вот такая, значит, твоя реакция, - добавила Селена, указав на коробки.

Смит ударил ее по лицу.

И тут же наклонился над ней, помогая ей сесть на землю и лихорадочно бормоча:

- Господи, Селена, прости меня, ради бога, я никак не хотел… - Он ударил Селену неожиданно для себя самого, ударил за ее презрение, что он так долго не видел ее измену. - Сам не верю, что я…

- Уйди! - кричала Селена, истерически всхлипывая и осыпая его градом беспорядочных ударов. - Уйди, уйди, уйди, ты же ублюдок, ты жалкий ублюдок! Да как ты посмел, как ты посмел меня ударить?!

Испуганный сначала, ее крик переходил постепенно в визг, впрочем, она кричала не слишком громко из опасения, что услышат в соседних домах, и держалась рукой за ударенную щеку.

- Прости меня, Селена, прости, пожалуйста, мне очень жаль, что так вышло, я разозлился на то, что ты мне сказала, но я же понимаю, это совсем не значит… Прости меня, попытайся простить.

Теперь он злился на себя ничуть не меньше, чем на нее,- и о чем он, спрашивается, думал, с какой стати предоставил ей такой моральный перевес, ведь это она виновата, это она его предала, это ей бы сейчас оправдываться! Тем временем Селена перестала всхлипывать, резко встала и ушла в ночь. В паре соседних окон загорелся свет. Смит стоял и смотрел на коробки с красивой, такой знакомой одеждой, в костяшках пальцев его правого кулака пульсировала боль.

Жизнь оборвалась. Он жил там же, где и прежде, но теперь в одиночку, он продолжал ходить на работу, но все его сторонились: они знали, что произошло той ночью. Селена не появлялась на работе, пока не сошел синяк, она не стала подавать на него жалобу, не стала выяснять отношения, а просто переехала к Марку, Смита же на работе по возможности избегала. Да его и все избегали. Пару раз она подходила к его столу, чтобы спросить бесстрастным голосом о каком-либо деловом моменте их разрыва. Они не смотрели друг другу в глаза. Впрочем, теперь он вообще не встречался взглядом ни с кем из сотрудников. Было как-то странно, что вот разговариваешь с человеком, смотришь ему в глаза и он тоже смотрит тебе в глаза, а в действительности и ты, и он смотрите куда-то чуть в сторону. Психологические тонкости приматов, отточенные миллионами лет жизни в саванне.

Он потерял аппетит, стал каким-то вялым. Утром, проснувшись, он долго решал, стоит ли вылезать из постели. Затем, глядя на голые стены спальни, с которых Селена поснимала свои любимые гравюры, он начинал злиться на нее, иногда до такой степени, что начинали пульсировать жилы на шее и висках. Это поднимало его с кровати, но тут же выяснялось, что идти ему, собственно, некуда, кроме как на работу. А там каждая собака знала, что он способен ударить женщину, что он домашний деспот, засранец. Марсианское общество относилось к подобным людям с предельной нетерпимостью.

Стыд или гнев, гнев или стыд. Скорбь или унижение. Негодование или раскаяние. Утраченная любовь. Ни на что не направленная, безысходная ярость.

И он теперь не плавал с прежней регулярностью. Ему было мучительно смотреть на пловчих, хотя они оставались такими же, как прежде, дружелюбными; они не знали никого из лабораторских, кроме него самого и Фрэнка, а Фрэнк и полслова им не сказал о том, что случилось. И все равно. Его словно что-то от них отгородило. Он знал, что нужно бы плавать больше, а плавал все меньше и меньше. Иногда он решал твердо взять себя в руки и ходил в бассейн дня три подряд, а затем опять под тем или иным предлогом начинал отлынивать от плавания.

Однажды, отдыхая на краю бассейна после вечерней тренировки, на которую он загнал себя буквально силой - и теперь был рад, что загнал, - Смит услышал, как три его постоянные товарки по плавательной дорожке сговариваются пойти после душа в ближнюю тратторию.

- Пицца у Рико? - спросила одна из них, взглянув на Смита.

- Гамбургер в своих четырех стенах, - скорбно откликнулся Смит и покачал головой.

- Да брось ты, пойдем с нами, - рассмеялись женщины. - Сбереги свой гамбургер на завтра.

- Иди, Энди, иди, - сказал Фрэнк, плававший в тот день по соседней дорожке. - И я тоже пойду, если меня возьмут.

- Пошли, конечно, - загалдели женщины; Фрэнк тоже часто плавал по одной дорожке с ними.

- Ну… - замялся Смит. - О'кей.

Он сидел за столиком в обществе трех молодых женщин и слушал их веселую трескотню. Женщины не совсем еще остыли после напряженной тренировки и даже не успели подсупшть волосы. Здесь, за пределами бассейна, каждая из них выглядела вполне заурядно и ничем не примечательно: тощая, толстая, нескладная, да какая угодно. Одежда не позволяла увидеть и оценить их фантастически мощные плечи и ноги, всю их плотную, словно литую мускулатуру. Они были похожи на цирковых тюленей, выряженных в шутовскую одежду и неуклюже ковыляющих по арене.

- С тобою как, все в порядке? - спросила одна из женщин, заметив, что Смит слишком уж долго молчит.

- Да, в порядке, вот только… - Смит замялся и искоса взглянул на Фрэнка. - Я разошелся со своей девушкой.

- Ага! Я же точно знала, что тут что-то есть! - воскликнула женщина и положила руку ему на плечо (в бассейне, на тренировках, они натыкались друг на друга не раз и не два). - В последнее время ты стал какой-то не такой.

- Да, - печально улыбнулся Смит, - это было не самое веселое время.

Он не мог и никогда не сможет рассказать им о том, что случилось. Фрэнк тоже не проболтается. А без этого и вся остальная история не имела ровно никакого смысла, так что говорить было не о чем.

Они почувствовали это и чуть заерзали на стульях, готовясь изменить тему разговора.

- Да ладно, - сказал Фрэнк, стараясь разрядить атмосферу. - В море полным-полно другой рыбы.

- В бассейне, - поправила одна из женщин и шутливо толкнула Смита локтем.

Он кивнул и попытался улыбнуться.

Женщины переглянулись. Одна из них попросила официанта принести счет, другая сказала, обращаясь к Смиту и Фрэнку:

- Пойдемте все ко мне, помокнем в горячей ванне, чтобы снять напряжение.

Она снимала комнату в маленьком домике с огороженным внутренним двориком, и, как на удачу, все остальные жильцы были в отъезде. Пройдя вслед за хозяйкой через дом во дворик, они сняли крышку с ванны, напоминавшей скорее маленький бассейн, включили подогрев, наскоро по-скидывали одежду и погрузились в исходящую паром воду. Смит, не без заминки, последовал примеру остальных. На марсианских пляжах все загорали без одежды, это считалось вполне естественным, а Фрэнк и сейчас, кажется, не видел в происходящем ничего особенного. Но в бассейне-то они плавали в купальниках.

Погружаясь в горячую воду, все они поочередно блаженно вздыхали. Хозяйка принесла из дома большую жестянку пива и стаканы. Ставя жестянку на пол и раздавая стаканы, она попала в клин света, пробивавшийся из кухни. После многих часов, проведенных совместно в бассейне, Смит знал ее тело во всех, казалось бы, деталях и тем не менее смутился. Фрэнк не обратил на это зрелище никакого внимания, он завладел жестянкой с краником и теперь деловито наполнял стаканы.

Они пили пиво, трепались обо всяких мелочах. Две женщины оказались ветеринарами, третья, давешняя беременная и постоянный лидер на плавательной дорожке, работала в фармацевтической лаборатории, удобно расположенной неподалеку от бассейна. Этим вечером за ее ребенком присматривала коммуна. Смит заметил, что даже здесь товарки смотрят на нее снизу вверх. В эти дни она постоянно приходила в бассейн с ребенком, ставила коляску рядом с водой, только чтобы брызги не долетали, и плавала так же мощно, как и всегда. Мускулы Смита таяли в горячей воде, он прихлебывал пиво и слушал болтовню женщин. Одна из них опустила глаза, увидела в воде свои груди и рассмеялась:

- Они плавают, как поплавки. Смит успел уже это заметить:

- Мало удивительного, что женщины плавают лучше мужчин.

- Если только буфера не такие большие, чтобы портить гидродинамику.

Их предводительница, серьезная, порозовевшая, с волосами, стянутыми узлом, взглянула вниз сквозь запотевшие очки:

- Я вдруг подумала, а может, из-за того, что я сейчас кормлю, мои груди плавают хуже?

- Но в них же просто молоко.

- Ну да, но вода в молоке ничего не дает, а жир плавает. Вполне может быть, что пустые груди всплывают сильнее полных.

- Ну да, где больше жира, те лучше плавают.

- Я могу провести эксперимент, покормить его с одной стороны, а потом пойти в воду и посмотреть… - Общий хохот помешал ей закончить. - Это сработает! Ну чего вы все смеетесь?

Но они лишь смеялись еще громче. Фрэнк буквально сгибался пополам, было видно, что он на седьмом небе. Эти женщины были его друзьями, полностью ему доверяли. А вот Смит остро ощущал свою отдельность. Он взглянул на их предводительницу: розовая очкастая богиня, серьезная и непроницаемая, героиня-ученый, впервые человек во всей полноте.

Но потом, когда он попытался объяснить Фрэнку это ощущение или хотя бы его описать, тот покачал головой:

- Нельзя преклоняться перед женщиной, это грубая ошибка. Ошибка в классификации. Мужчины и женщины настолько идентичны, что их немногие отличия не заслуживают серьезного внимания. Их генотипы отличаются на какую-нибудь пару гормональных выражений. Женщины во всем подобны тебе или мне.

- Больше, чем на пару.

- Немногим больше. Мы все начинаем как женщины, верно? И будет надежнее считать, что и потом ситуация не меняется кардинально. Пенис - это просто гипертрофированный клитор. Мужчины - это женщины, женщины - это, мужчины. Две части репродуктивной системы, абсолютно эквивалентные.

- Ты шутишь, - недоуменно взглянул на него Смит.

- Это в каком же смысле - шучу?

- Ну… скажем, я никогда еще не видел, чтобы мужчина взял вдруг и разбух, а потом дал жизнь новому человеку.

- Ну и что? Специализированная функция, такое тоже бывает. И ты никогда не видел эякулирующую женщину. Но потом мы снова становимся одинаковыми. Подробности размножения если что-то и значат, то лишь крохотную долю всего времени жизни. Нет, мы суть одно и то жег Различий практически нет.

Смит покачал головой. Это была очень удобная гипотеза, однако действительность согласовалась с ней из рук вон плохо. Девяносто пять процентов всех убийств в истории человечества было совершено мужчинами. Это ли не различие.

Он изложил свои возражения Фрэнку, но тот с ходу их отмел. На Марсе, сказал он, пропорция убийств близка к единице, да и вообще здесь убивают гораздо меньше, что мужчины, что женщины, откуда со всей очевидностью следует, что вся эта проблема культурно обусловлена, что она артефакт патриархального строя, долгие годы господство вавшего на Земле, но не сказавшегося на Марсе. Не прй рода, а воспитание. Ссылками на природу, сказал Фрэнк можно обосновать все, что душе твоей угодно. Гиены-самки известны как злобные, жестокие убийцы, самцы карликовых шимпанзе и пауковидных обезьян миролюбивы очень ласковы. Это не значит ровно ничего, сказал Фрэнк и не свидетельствует ровно ни о чем.

Но Фрэнку же не случалось ударить женщину по лицу, причем неожиданно для самого себя.

В данных, получаемых из множества образцов окамене лых ДНК, все яснее обозначались структуры. Стохастиче ские резонансные программы помогали выявить то, что по вторялось наиболее упорно.

Как-то вечером, по окончании рабочего дня, Фрэнк загглянул в закуток Смита, чтобы попрощаться.

- Ты подожди, посмотри вот сюда, - сказал ему Смит, указывая на экран компьютера. - Это последовательность из моего бото, участок джи-экс три ноль четыре, неподалеку от стыка, видишь?

- Так у тебя, значит, самка?

- Не знаю, но если исходить из того, что здесь, то, видимо, да. Но ты посмотри, насколько похоже на этот участок генома человека, в «Хиллис восемьдесят пятьдесят».

Фрэнк, стоявший до того в дверях, вошел и вгляделся в экран:

- Сравнивать мусор с мусором… ну, не знаю, не знаю…

- Но тут же совпадение свыше ста элементов кряду, видишь? Цепочка, ведущая прямо к гену, запускающему синтез прогестерона.

Фрэнк прищурился, вглядываясь в экран, пробормотал:

- Ну, в общем-то, - и искоса взглянул на Смита

- Вот я и думаю, - сказал Смит, - не является ли это совпадение по «мусорной» ДНК общей чертой, восходящей к общим млекопитающим предкам обоих этих видов?

- Дельфины не являются нашими предками, - возразил Фрэнк.

- Но где-то там, в далеком прошлом, у нас были общие предки.

- Были, говоришь? - Фрэнк распрямил спину и потянулся. - Ну, как бы то ни было. А в общем, я не так уж уверен в этом совпадении структур. Они вроде как похожи, но ты же понимаешь.

- Это в каком же смысле ты не уверен - ты что, не видишь? Посмотри повнимательней.

Фрэнк удивленно взглянул на него, но промолчал. Заметив его поведение, Смит вдруг, неизвестно отчего, испугался,

- Вроде как,- сказал Фрэнк- Вроде как - и не больше. Тебе, пожалуй, стоит провести тест на гибридизацию, проверить, насколько близко в действительности это сходство, или справиться в Ахероне насчет повторений во внегенной ДНК

- Ну ведь это точное, идеальное совпадение! Оно распространяется на сотни пар, такое никак не может быть случайностью.

На лице Фрэнка отразилось еще большее сомнение. Он с тоскою взглянул на дверь, вздохнул и сказал с явной неохотой:

- Я не вижу здесь такого уж хорошего совпадения. Извини, но я просто его не вижу. Послушай, Энди, уже который месяц ты жутко много работаешь. И у тебя же была депрессия, верно? После того, как Селена ушла.

Смит кивнул, ощущая желудком тугой комок. Он сам признал это несколько месяцев назад. В эти дни Фрэнк был одним из очень немногих людей, смотревших ему в глаза.

- Ну, ты же сам понимаешь. Депрессия оказывает химическое воздействие на мозг, тебе это прекрасно известно. Иногда это приводит к тому, что начинаешь видеть структуры и связи там, где другие их не видят. Это совсем не значит, что их нет. Они, конечно же, действительно существуют. Но вот имеют они сколько-нибудь серьезное значение или представляют собой некое случайное сходство, поверхностную аналогию… - Он взглянул на Смита и оборвал фразу. - Послушай, это совсем не моя область. Тебе нужно показать это Амосу или съездить в Ахерон и поговорить со стариком.

- Ага. Спасибо, Фрэнк.

- Да нет, нет, за что же тут благодарить? Извини, Энди, возможно, мне и вообще не стоило ничего говорить. Все это как-то, ну, ты понимаешь. Ты просиживаешь здесь чертову уйму времени.

- Ага. Фрэнк ушел.

Иногда он засыпал прямо за своим столом. Однажды он сделал существенную часть работы во сне. Иногда он спал на пляже, на мягком чистом песке, завернувшись в пальто и убаюкиваемый плеском набегающих на берег волн. На работе он смотрел на изрисованный точками, буквами и линиями экран, воссоздавая структуру последовательности, нуклеотид за нуклеотидом. В большинстве своем структу ры были совершенно недвусмысленны. Корреляция была великолепной, не оставляя никакого места для случайностей. В Х-хромосомах человека ясно прослеживались следы внегенной ДНК далекого водоплавающего предка, сходного с дельфином. Y-хромосомы человека таких следов не имели, они показывали более очевидную близость к шимпанзе, чем Х-хромосомы. Фрэнк не хотел этому верить, но вот же оно, тут, прямо на экране. Только как такое может быть? Что это значит? Откуда все это взялось? Природа существ определяется от рождения. Чуть меньше пяти миллионов лет назад люди и шимпанзе ответвились как два различных вида от общего предка, лесной обезьяны. Возраст амазонского дельфина, с окаменелостью которого Смит работал, оценивался в пять и одну десятую миллиона лет. Примерно половина всех сексуальных сношений орангутана - это изнасилования.

Однажды вечером, уйдя из лаборатории последним, он сел на трамвай не в ту сторону, к центру города, и словно бы не замечал своей ошибки, пока не обнаружил себя перед крутым склоном, который вел к дому Марка. Поднявшись по выбитым в склоне ступенькам, он оказался прямо напротив Марковых окон, и там была Селена. Она стояла неподалеку от кухонного окна, мыла посуду и время от времени оглядывалась через плечо, чтобы что-то кому-то сказать. Косой свет вырисовывал жилку на ее шее, она смеялась.

Смит пошел домой пешком. Путь занял около часа. Его обогнало множество трамваев.

Ночью ему никак не спалось. Он спустился на пляж и лег, завернувшись в пальто. И мало-помалу уснул.

Ему приснился странный сон. Где-то на востоке Африки, в лучах предзакатного солнца ковылял, низко сгорбившись, низкорослый волосатый с обезьяним лицом примат. Море у берега было мелкое, вода в нем - теплая, зеленоватая и прозрачная, как стекло. Дельфины упоенно катались на гребнях волн. Примат зашел далеко в воду. У него были длинные сильные руки, приспособленные, чтобы хватать и бить; быстрое движение - и он ухватил одного из дельфинов за хвост, в районе спинного плавника. Дельфин, конечно же, мог бы вырваться, но не сделал к тому ни малейшей попытки. Самка; примат развернул ее, совокупился с ней и отпустил. Он ушел и через какое-то время вернулся и увидел на отмели дельфиниху, только что родившую двойню, самца и самку. Единоплеменники примата, высыпавшие на отмель, убили и съели новорожденных. Чуть дальше по берегу дельфиниха родила двоих Других.

Смита разбудило вставшее солнце, он поднялся и вошел в мелкую воду. В прозрачных ярко-синих волнах играли дельфины. Он зашел в воду дальше, за полосу прибоя. Вода была лишь немногим холоднее, чем в спортивном бассейне. Солнце еще едва поднялось над горизонтом. Дельфины были совсем небольшие, длиною примерно в рост человека; И очень гибкие, подвижные. Он начал кататься на волнах вместе с ними. Они были быстрее него и ходили вокруг кругами. Один дельфин перепрыгнул через него и ловко опустился на гребень предыдущей волны. Затем другой промелькнул прямо под ним, и он по какому-то порыву схватил его за спинной плавник и теперь, на буксире, по плыл гораздо быстрее, и они вместе с дельфином оседлали волну, и это был прекрасный сёрфинг, лучший сёрфинг в его жизни. Он крепко держался за дельфина. Дельфин и вся его стая развернулись и поплыли в открытое море, а он продолжал держаться. Но вот и конец, подумал он. за тем он подумал, что они тоже дышат воздухом. А значит, все будет хорошо.