Полнолуние

Глава 1. Лозоплетельщик

Не то, чтобы пенсионерка Нина Павловна Бутина жаловалась на бессонницу. В свои восемьдесят два она засыпала сразу после программы «Время», чтобы проснуться аккуратненько к утреннему выпуску новостей. В снотворном эта, не по возрасту, крепкая старушенция не нуждалась, а лишь сетовала на дефицит тишины и покоя.

– В деревне молодежи почти не осталось, трактора в колхозе заводятся только по большим праздникам, а петухи от куриного гриппа голос окончательно потеряли! Тише чем у нас, в Липовке только в могиле бывает! – говорили Бутиной те, кому она изливала свою печаль.

– В могилу мне, пока рано, – скромно отвечала Нина Павловна. – На этом свете еще маленько задержусь и если Колька-бизнесмен под моим окошком свой «мерседес» разворачивать будет, то управу на него найду!

Предприниматель Николай Астахов жил по соседству с Павловной. Пахал в поте лица, чтобы удержать на плаву свою пилораму и, естественно не соблюдал режима дня, установленного соседкой. В райцентр мог выехать в пять утра, а вернуться за полночь. Он ни в коей мере не хотел мешать Бутиной, о чем неоднократно ей заявлял, но пенсионерка была уверена в том, что главной целью Коли была не распилка бревен на доски, а методичное выживание ее с белого света.

Нина Павловна не раз вызывала местного участкового Платова и демонстрировала глубокие колеи у своих ворот. Инспектор, отчаявшись убедить бабку, в том, что плохие дороги являются визитной карточкой Липовки, приносил с собой рулетку, измерял геометрические характеристики ям и ухабов, аккуратно записывал их на чистый лист и обещал Павловне принять меры. После этого бабка на неделю-другую затихала, но вскоре несчастному старлею приходилось опять доставать из ящика с инструментами рулетку-выручалочку.

К своему счастью, участковый не знал, что Бутина имеет на Астахова еще больший зуб. Бабка была уверена в том, что бизнесмен ворует у нее электричество, но об этом не распространялась, поскольку версия находилась в стадии разработки и ограничивалась наблюдением за вращением диска счетчика и верхушкой столба напротив дома. В ближайшем будущем Нина Павловна собиралась доказать, что Колька вертит свою пилораму за счет ее пенсии и потребовать компенсации.

В эту ночь Нину Павловну разбудили не всхлипывания чахоточного двигателя «мерседеса». Но все равно в нарушении ее покоя был виноват проклятый Колька. Точнее его овчарка, отличающаяся злобным нравом и нарочито противным голосом. Долгих десять минут Бутина лежала в постели и с терпением истинного стоика выдерживала мерзкие звуки, издаваемые, на удивление крепким горлом овчарки. Чаша терпения переполнилась, когда собаке надоело лаять, и она решила позабавить спящую деревню своим воем.

Старушка со вздохом поднялась, доковыляла до окна и выглянула на улицу, освещенную мертвенно-бледным светом полной луны. Отсюда не было видно ничего, что могло бы привести в такое неистовство соседскую собаку. Нина Павловна не знакомая с основополагающими принципами голливудских киноужастиков, набросила на сухонькие плечики вязаную кофту и поперлась во двор.

Первым делом старушка проверила, свободны фарфоровые чашечки столба от несанкционированных подключений. Затем, навострив уши, установила источник ночного беспокойства.

Шум, заставивший псину позабыть о чести и достоинстве, доносился из-за забора соседнего дома, где жила бывшая библиотекарша Зоя Петровна Аскаленко. Бутина сурово покачала головой: уж от кого-кого, но от Зои она такого удара не ждала. Какого лешего и с кем ей приспичило разводить диспуты среди ночи?

Зоя Петровна что-то доказывала своему собеседнику и явно нервничала. Поеживаясь от ночного холода, Бутина пробралась поближе к дому Аскаленко. Собиралась приложить ухо к забору, но не успела. Короткий, наполненный ужасом возглас Зои Петровны заглушил лай собаки. Затем раздался грохот опрокинутого жестяного ведра.

Нине Павловне захотелось как можно скорее оказаться дома, за запертой дверью. Она была согласна слушать овчарку ночь напролет и даже весь следующий день, однако этот обет не помог. Нанесенный сзади удар был таким точным и сильным, что мог бы свалить и Илью Муромца, не то, что тщедушную старушку.

Бутина безропотно рухнула у забора. Перед тем, как потерять сознание, она увидела бешено прыгающую по небу полную луну и лицо склонившегося над ней человека. Его ярко-желтые глаза пересекала узкие продольные линии зрачков, а красные губы кривила улыбка, обнажавшая загнутые, как рыболовные крючки и такие же острые зубы. Вместо галстука шею чудища обвивала петля, а конец веревки был, заткнут за отворот черной хромовой куртки.

На землю упал кирпич. Переступив через безвольное тело старушки, монстр не спеша, вошел в калитку соседского двора…

Старший лейтенант милиции Иван Платов проснулся с ощущением того, что наступивший день принесет одни неприятности. И дело было вовсе не в интуитивном их предчувствии. Просто накануне участковый получил от начальства взбучку за чернильное пятно на кармане форменной рубашки.

– У нас что, стиральные порошки в сельмаг не завезли? – начиная издалека, ядовито пророкотал двухметрового роста майор Ляшенко, начальник отдела безопасности и профилактики РОВД. – Или шариковые ручки теперь без колпачков продаются?

– Никак нет! – с напускной молодцеватостью ответил Платов – Стержень, стервец, потек товарищ майор!

– Ага. Значит, просто течка! У стержня.

Слегка припухшее личико майора говорило о том, что употребление сорокоградусной в больших количествах может иметь последствия даже для его пуленепробиваемой комплекции. Платов понял, что начальник решил сдобрить кислоту похмельного утра небольшим упражнением по вставлению ему мозгов и виновато опустил голову.

– А у тебя самого Иван Александрович, стержень имеется?

– Имеется, товарищ майор…

– Я не про тот, что между ног, а про внутренний! – рявкнул Ляшенко. – Про тот, который должен быть у каждого сотрудника органов охраны правопорядка!

Майор недавно, с третьей или четвертой попытки закончил академию МВД. Приплюсовал к отличным физическим данным массу умнейших словечек, поэтому Платов вплотную занялся изучением носков своих ботинок, что было гораздо интереснее лекции начальника. Судя по изменившемуся углу наклона солнечных лучей, словесный понос майора, длился довольно долго.

Все закончилось так, как и предполагал Иван. Ляшенко от души выговорился, а затем потребовал показать протоколы, составленные по административным правонарушениям. Протоколов у Платова было хоть пруд пруди, благо самогонщиков и дебоширов на участке хватало. Однако качество составления бумаг оставляло желать лучшего.

Ляшенко, как и следовало ожидать, отобрал у участкового листочки с фиолетовыми обличениями правонарушителей и, явно довольный растерянным видом Ивана, спрятал их в ящик письменного стола.

– Послезавтра, нет завтра, я должен видеть составленные по всей форме документы, а не эту туалетную бумагу! Работай, старлей!

Платов понуро вышел из кабинета, а напоследок услышал:

– И форму после течки отстирать не забудь!

Приема у майора дожидались несколько участковых, которые ехидно захихикали. Оплеванный Иван понуро вышел во двор, в сотый раз убедившись, что его служба не столько опасна, сколько трудна.

Черную полосу на тельняшке судьбы Платова добавило спущенное колесо мотоцикла.

Насос, конечно же, был забыт дома и Иван не меньше получаса носился по двору вместо того, чтобы смыться в свою Липовку. Камера, в конце концов, получила причитающийся ей запас воздуха, но на этом неприятности не кончились.

Не доезжая до деревни, Платов засек на автобусной остановке до боли знакомую фигуру. Вспугнутый шумом двигателя, уголовник Витька Рыжов юркнул в заросли кукурузы, как заяц, почуявший охотника.

Такое поведение матерого зека предвещало очередную горку дерьма на, и без того скользкой, дорожке участкового. Иван остановил мотоцикл. Привстав на подножках, как богатырь в стременах. Попытался определить направление, в котором двигается Рыжов. Спустя минуту участковый удовлетворенно хмыкнул и завел двигатель. Витька явно направлялся к березовой рощице на противоположной стороне поля и Платов решил его перехватить.

Оставляя за собой шлейф пыли, мотоцикл помчался по объездной дороге. Инспектор был уверен, что прекрасно знает местность, поэтому на въезде в рощу скорости не сбавил. Самонадеянность подвела Платова. Переднее колесо ткнулось в склон кювета. Мотоцикл резко остановился, а участковый согласно закону сохранения и превращения энергии, продолжал двигаться. Он перелетел через руль, Сделал в воздухе кувырок достойный опытного акробата ударился о землю с такой силой, что отключился.

Определить сколько именно пролежал под палящим солнцем Платов не смог. Может вынужденный отдых длился несколько минут, может – целый час. Очнулся от рева мотоцикла, который продолжал работать, но выбраться из кювета без помощи хозяина никак не мог.

Иван сел и помотал головой. Как ни странно, та оказалась на месте и только слегка побаливала в области макушки. Инспектор с удовольствием посидел бы еще немного, но требовалось заглушить разбушевавшийся мотоцикл. Первые шаги дались с трудом: земля под ногами слегка раскачивалась. Платов стиснул зубы, героически преодолел несколько метров отделявших его от кювета, повернул ключ зажигания. Двигатель протестующе всхлипнул и затих. И тут… В наступившей тишине Иван отчетливо услышал голос, который не мог принадлежать молодому уголовнику.

В незамысловатом четверостишии, продекламированном дребезжащим, как лопнувшее стекло голосом, не было ничего страшного. Тем не менее, Платов почувствовал себя крайне неуютно. Ему почему-то не хотелось видеть автора дурацкого стиха о веточках-корзинках. Ноги, однако, сами понесли участкового на поляну, откуда доносился голос. Выйдя из-за деревьев, Платов в изумлении остановился и раскрыл рот до дозволенных природой пределов. В центре поляны расположился старик. Его длинные, белые, как пух и такие же невесомые волосы шевелил летний ветерок. Седая борода касалась незаконченной корзины, которую старик сжимал худыми, обтянутыми бледной кожей руками и, время от времени, ловко продевал между прутьями новую, заранее очищенную от коры, ветвь лозы.

Незнакомец был в одет в белую полотняную сорочку, темные полосатые брюки с заплатами на коленях и сандалиях на босу ногу. Он устроился на одном пне, а в соседний воткнул перочинный нож, которым очищал лозу. Работа спорилась.

Платов наблюдал за процессом не в силах произнести ни слова. Ирреальность происходящего заключалась в том, что сырье для своей корзины лозоплетельщик доставал… из воздуха. Прутик к прутику… Худая рука приподнималась над корзиной и в пальцах появлялся новый прут. Ветка к веточке… Старик брался за нож, кольца коры падали к его ногам. Вот моя корзинка… Пальцы уверенно продевали новый прут в нужные отверстия и рука вновь ныряла в невидимое хранилище лозы. Деточки!

Иван почувствовал, как к горлу подкатил ком. Не в силах сдержаться откашлялся. Старик поднял голову и улыбнулся участковому.

– А, Иван Александрович! Мое почтение!

– З-з-дравствуйте…

Чтобы справиться с приступом головокружения, Платов вынужден был опереться на ствол ближайшей березы.

– А я вас признаться, заждался, – старик отставил корзину в сторону. – Дела?

– Да. Дела, – деревянно ответил Иван, осознавая всю нелепость разговора. – А вы кто?

– Я-то? – в зеленых и очень молодых глазах деда сверкнул задорный огонек. – Ну, во-первых, не местный.

– Это я вижу. Что вы здесь делаете?

– А во-вторых, – старик проигнорировал вопрос участкового. – У меня к вам дельце.

– Какое еще дельце? – к Платову возвращалось присутствие духа. – Повторяю: что вы здесь делаете?

– Плету корзину, как видите. Разве это запрещено законом?

– Нет, но…

– Эх, Ваня, столько предстоит сделать, а тебе бы все болтать!

Неожиданная фамильярность окончательно вывела инспектора из себя.

– Хватит молоть чепуху! Кто ты такой?

– Гм… Раз настаиваешь, – старик пожал плечами с таким видом, будто ему приходилось втолковывать прописные истины несмышленому подростку. – Ты слыхал о мойрах?

– Какие еще мойры?!

– Успокойся! – указательный палец старика описал в воздухе плавную дугу и Платов почувствовал, как его разгоряченного лба коснулся поток ледяного воздуха. – Остыл? Тогда продолжим. Клото, Лахесис, Атропос. Греческие богини судьбы. Неужели не приходилось читать о них?

Иван уже понял, что имеет дело с существом, которое способно стереть его в порошок и решил не пререкаться.

– Припоминаю…

– Так то, в Греции! – старик с досадой хлопнул ладонью по своей корзине. – Одна прядет, другая отмеряет, третья обрезает. Полное разделение труда. До чего красиво и цивилизованно! А я, как видишь, один.

– Корзина – это судьба? – спросил Платов дрожащим голосом. – А вы…

– Лозоплетельщик, Ваня. Наконец-то до тебя дошло. Чего побледнел? Я ведь не кусаюсь. Пока, по крайней мере, – старик улыбнулся, демонстрируя ряд ровных зубов цвета слоновой кости. – И не стану этого делать, если ты выслушаешь меня без криков и попыток грохнуться в обморок.

– Вы – галлюцинация, – с надеждой прошептал Платов. – Конечно же, галлюцинация. Я упал и ударился головой. Так?

– Хоть горшком назови, только в печь не ставь, – рассмеялся Лозоплетельщик. – Не знаю, ударился ты головой сейчас или тебя уронили в детстве с крылечка. Суть в другом. С этого момента твоя судьба станет такой же извилистой, как прут лозы вдетый в корзину. Изменить ничего нельзя. Зло, пришедшее в мир, нарушило его равновесие и тебе, дружок предстоит выровнять чаши весов.

– Мне? Почему мне?

– Считать тебя, участковый, неким избранником было бы ошибкой, – Лозоплетельщик вытащил из воздуха прут и помахал им. – У каждого своя судьба. Карма, если хочешь. Предназначение. Только выполнив его, ты освободишься от внимания высших сил. Станешь свободным. Относительно, конечно.

– И в чем же мое предназначение?

– Трижды, друг мой Ваня, тебе придется заглянуть в бездну. Трижды свернешь на дорогу мрака и исправишь то, что нарушает правильное течение бытия.

– А потом?

– Ишь, какой шустрый! До «потом» еще нужно дожить.

– И все-таки?

– Потом я просто помещу прутик твоей судьбы в свою корзинку. Ты сможешь жить как все.

– Только-то?

– Я не золотая рыбка, Иван. Жить как все – не так уж и мало, – Лозоплетельщик смерил Ивана задумчивым взглядом. – Например, любить и быть любимым… Простая, но не такая уж и доступная, как кажется на первый взгляд человеческая радость. Тебе ее придется заслужить.

– Итак, я должен выполнить определенную миссию, – Платов решил, что извлечь максимум пользы, пусть даже из общения с галлюцинацией и опустил глаза, пытаясь избежать гипнотического взгляда старика. – В чем она заключается?

Ответа не последовало. Иван поднял голову. Лозоплетельщик исчез вместе со своей корзиной. Не осталось даже остатков коры, которые еще секунду назад образовывали на траве горку.

– Черт, – Платов потер пальцами виски. – Привидится же такое! Здорово я, однако бабахнулся. Все Витька, мать его так!

Чтобы окончательно убедиться в том, что диковинный старик был не более чем плодом разыгравшегося воображения, Иван подошел к пню, с которого вещало привидение и провел пальцами по шершавому срезу.

– Лозоплетельщик…Чушь собачья!

Возвращаясь в Липовку, инспектор старался думать только о повседневных делах и выбросить из головы встречу на поляне. Однако, услышанное четверостишие прочно засело в памяти. Платов то и дело ловил себя на том, что бормочет под нос песенку о прутиках-веточках.

Он уснул, твердо убежденный в том, что утро не будет мудренее вечера.

И вот завтра наступило. Хмурое, по меткому выражению Алексея Толстого, утро встретило Ивана беспорядочно разбросанными по кухонному столу бланками протоколов. Все они находились в разной степени завершенности, но ни один не был готов к рандеву с майором.

Платов провел пятерней по растрепанной рыжей шевелюре, мельком взглянул на злополучное пятно, украшавшее карман рубашки и отправился во двор, к умывальнику.

Пухлый, ниже среднего роста, 32-летний страж сельских нравов очень страдал из-за веснушек, которые украшали его круглое лицо, не с приходом весны, как полагалось всем добропорядочным пигментным пятнышкам, а круглый год.

Такой набор недостатков привел к тому, что Иван мало интересовался своей внешностью и подходил к зеркалу только в случае крайней необходимости – придать должный наклон фуражке.

Став по вышеперечисленным причинам, убежденным холостяком, Платов жил в доме, оставшимся после смерти родителей и терпеливо сносил насмешливые взгляды прекрасной половины Липовки. Утешало лишь то, что самая молодая представительница упомянутой половины перешагнула сорокалетний возрастной рубеж.

В милицию, где прослужил без малого двенадцать лет, он попал после окончания автодорожного техникума. Вышло так, что работы по специальности не нашлось, зато вакантных мест в милиции оказалось полно.

С тех пор, похожая на мячик фигура Платова, стала неотъемлемой частью деревенского пейзажа. Участковый катался по дорогам и дворам, систематически совал нос в выгребную яму сельских проблемок и не представлял себе иной формы существования.

Самым знаменитым делом Ивана было задержание Рыжова. Того самого Витьки, благодаря которому инспектор вчера еда не свернул себе шею.

Там были и погоня, и даже попытка вытащить из кобуры табельный пистолет, позорно закончившаяся тем, что оружие плюхнулось в лужу, на которой еще расходились круги от колес трактора, управляемого в стельку пьяным злоумышленником.

Рыжов остановился на втором снесенном заборе и безропотно, по причине полной отключки, отдался в руки правосудия.

Это дело было самым значимым в карьере Ивана и по другой причине: Витька получил два года условно, а уже через месяц, учинив пьяную драку, отправился в колонию и с тех пор из нее не вылазил. Два дня назад он вернулся в Липовку из очередной ходки и, судя по вчерашней выходке, собирался внести некоторое разнообразие в повседневную рутину деятельности участкового.

Досыта накряхтевшись от холодной воды, участковый протянул руку к полотенцу, но воспользоваться им не успел. В доме зазвонил телефон, но это было не самым худшим.

– Убили! Двоих убили! – донеслось из-за забора. – Что ж это делается, люди добрые! Куда только милиция смотрит!

Вестник несчастья, в лице краснолицей красотки Натальи Устиновой влетел в калитку, с такой стремительностью, что только крепкие завесы позволили ей удержаться на месте.

– Убили! – запыхавшаяся Наталья, размахивала руками, как крыльями ветряной мельницы. – Изверги! Никого не щадят!

У Устиновой был такой вид, будто она сообщал о прибытии в Липовку карательного отряда СС, намеревавшегося пройтись по деревне огнем и мечом, но Платов имел большой опыт общения с Наташкой.

– Это в семь утра-то? – Иван поднес полотенце к лицу. – Не смеши, подруга. В такое время все душегубы еще дрыхнут. Видно померещилось тебе с похмелюги.

– Это как понимать?! – Устинова уперлась руками в бока и выпятила вперед грудь, которой позавидовала бы и Памелла Андерсон. – Ему про двойное убийство сообщают, а он рожу полотенцем трет!

– У кого рожа, гражданка Устинова, а у кого и лицо! Рассказывай, дура, по порядку, что, как и где!

Контрастный душ из официального обращения и прямого оскорбления немного успокоил Наталью.

– Зоя Петровна, библиотекарша наша, с разбитой головой у своего крылечка лежит, а соседка ее, бабка Бутина на улице под забором. Холодные обе.

– Короче, не до протоколов, – констатировал Иван. – Впрочем, хрен редьки не слаще.

Глава 2. Икона мастера Богши

К приезду участкового на улице уже стояли два автомобиля скорой помощи. Молодой доктор, руководил санитарами, которые запихивали в машину носилки. Завидев человека в форме, он хмуро кивнул.

– Что это у вас в деревне творится? Старушки побитые, как грибы после дождя, через каждый метр лежат.

– Сам хотел бы знать, – развел руками Иван. – Два трупа?

– К счастью только один. Бабуля, которая лежала у забора, получила тяжелую черепно-мозговую травму, однако жива и, судя по всему, выкарабкается. Для той, что во дворе все закончилось еще ночью. Там и черепно-мозговая и странгуляционная борозда на шее. Короче, не завидую я вам.

Платов тоже не завидовал себе. Особенно после того, как увидел Ляшенко, который выпрыгнул из подъехавшего УАЗа. Майор пожал руку врачу и участковому.

– Что произошло, Иван Александрович?

Платов, придав себе осведомленный вид, в двух словах пересказал сообщение доктора.

– Сейчас толпу разгоню и, посмотрим, что в доме творится.

Не дожидаясь разрешения начальника, Иван направился к группе односельчан, гудевшей, как пчелиный рой. Каждый высказывал свою версию ночных событий. Причем одна была фантастичнее другой.

– Значит так, земляки! Все по домам, а про то, что кто знает, расскажете при подворном обходе! Записывать адреса, телефоны домашние и служебные не стану. Расходимся граждане!

Первым продемонстрировал дисциплинированность, Никита Сергеевич Гусев. Старик строго посмотрел на притихшую толпу.

– И то, правда. Нечего тут галдеть. Обязательно, Ваня, ко мне загляни. Я Павловну нашел, а уж потом и Зою Петровну.

– Хорошо, Никита Сергеевич. Расходимся, расходимся! У коров молоко скиснет.

Неохотно, бросая на участкового косые взгляды, люди начали расходиться. Платов смотрел на широкую спину Гусева и мысленно радовался тому, что именно он, самый спокойный и рассудительный житель Липовки, стал главным свидетелем.

Последней с места происшествия уходила, как и следовало ожидать, Наташка Устинова.

– Не по зубам это заваруха нашему рыжему! – нарочито громко, чтобы быть услышанной Иваном, сообщила она подруге. – Это ему не брагу из бидонов выливать. Тут они все мастаки, а как настоящего бандюгу увидят, сразу пистолеты в лужу роняют!

Вылитая из бидонов брага, была самым больным местом Устиновой. Не далее, как неделю назад Платов свел на нет выпуск Натахой очередной партии самогона, найдя у нее в сарае две сорокалитровых молочных емкости с бурым, игриво бурлящим полуфабрикатом.

Мысленно пообещав припомнить Устиновой пистолеты в лужах, участковый с удовлетворением осмотрел опустевшую улицу.

Ляшенко уже входил во двор дома библиотекарши и Иван поспешил присоединиться к майору.

– Эге, старлей, – начальник уже с порога засек отсутствие в углу комнаты иконы. Над пятном на выцветших обоях из стены торчал гвоздь, а на полу валялось вышитое полотенце. – Ясно за чем он приходил.

Во второй комнате, служившей покойной хозяйке спальней, по стенам были развешены разномастные полки, уставленные ровными рядами книг. На столе рядом с зажженной лампой лежали очки. На этом порядок заканчивался. Весь пол комнаты устилали разбросанные газеты. Майор ступал по ним, словно не замечая, а Иван присел и принялся рассматривать.

– Интересно, зачем понадобилось разбрасывать газеты?

– Ясно зачем. Икону завернуть.

– Для этого достаточно было взять парочку газет из стопки, а тут…

– Не лепи из говна коников, Платов, а лучше скажи, кто у тебя главный кандидат на такого рода пакости? – майор вынужден был пригибаться, чтобы не цеплять головой потолок. – Ранее судимые, чтоб им пусто было, на участке есть?

– Как не быть, – вздохнул Платов. – Виктор Рыжов, к примеру, совсем недавно откинулся.

– Значит, бери его за шкирку! Тут я сам разберусь. Вон и прокурорские уже подъехали.

На входе Иван столкнулся со знакомым следователем, который с улыбкой Иуды, заметил:

– Не много ли жмуриков за один-то раз? А Платов?

– С тебя хватит. Хватайся за свое главное оружие – шариковую ручку!

– Можно подумать, что твое главное оружие «стингер»!

Накопившуюся за два дня злость инспектор выместил на двух сержантах, мирно покуривавших рядом с УАЗом.

– Минздрав запрещает и советует заняться делом, орлы! За мной!

Жилище Витьки Рыжова встретило визитеров гостеприимно распахнутой дверью и наличием отсутствия хозяина.

– Живут же, люди, – брезгливо поморщился рослый сержант, обводя взглядом, спартанское убранство покоя, до боли напоминавшего хлев. – Хуже свиней!

Платов отметил, что среди разбросанных по полу бутылок есть несколько еще не покрытых пылью. О том, что Витька провел здесь, по крайней мере, одну ночь свидетельствовал и продавленный топчан в углу. На скомканном байковом одеяле валялись несколько мятых купюр мелкого достоинства.

– Не иначе, как вчера вечером еще фестивалил, – глубокомысленно заметил второй спутник Платова, нюхая взятый со стола стакан. – Чернильце еще высохнуть не успело.

– И не один! – радостно констатировал его коллега. – По-моему с бабой!

– Поразительная наблюдательность, – хмыкнул Платов, давно заметивший на стакане след розовой помады. – Знать бы, где эта дамочка.

Ответом стал громкий стук в дверь кладовой, от которого бравые сержанты едва не выронили автоматы.

– Выпустите меня отсюда! Сейчас же!

Судя по голосу, кричала девушка. Иван жестом остановил подчиненных, которые быстро пришли в себя и готовы были изрешетить дверь и того, кто за ней был, шквальным огнем.

– Спокойно, мальчики. Берегите боеприпасы. Будем брать живьем.

Пленница была заперта посредством ржавой отвертки. Как только участковый вытащил ее из дужки пробоя, дверь с душераздирающим скрипом распахнулась, и из темной ниши кладовой показалось заплаканное личико, обрамленное растрепанными каштановыми волосами с запутавшимися в них клочьями паутины.

– Менты?! – при виде освободителей узница явно хотела вернуться в свою темницу, но Иван успел схватить ее за плечо и силой выволок на свет божий.

– Как сиделось? Крысы не беспокоили?

– Только одна, – нашлась девушка. – С рыжей шерстью.

– Надеюсь, ты имеешь в виду не меня, а своего дружка Рыжова, – нахмурился Платов.

– Обоих!

Инспектор оценил смелость девушки и ее внешность. Несмотря на плачевное состояние прически и потеки туши на лице, она была симпатичной. Короткая джинсовая юбка не скрывала стройных ножек, а темно-синий свитер вызывающе обтягивал высокую грудь.

– Вот, что узница замка Иф, сейчас ты пойдешь с нами! – безапелляционно заявил Иван. – Расскажешь, как с Витькой знакомство свела и, чем вы этой ночкой занимались.

– В подробностях? – хихикнула окончательно пришедшая в себя девушка. – А не перевозбудишься?

Все четверо вышли на улицу. Иван заметил заинтересованные взгляды которые бросали сержанты на красавицу из кладовой и почувствовал укол ревности.

– Как звать, запыленная?

– Юлька. Сизова.

– Кой годик миновал?

– Осьмнадцатый! Совершеннолетняя я, начальник, не прицепишься!

– И где ж ты Витьку подцепила?

– Не я его, он меня. С подружками малость бухнули, я их на автобус посадила, а тут и Витька нарисовался, урод тряпочный. Вином угостил, а дальше, – Юлия задорно тряхнула своими каштановыми кудрями. – Амнезия! Только вчера вечером очухалась. Собирались выпить, а к Витьке друг приперся. Он и запер меня, чтобы разговору не мешала.

– Плечевая, одним словом! – хохотнул сержант. – Для таких, как ты, амнезия – нормальное состояние.

Девушка резко остановилась и злобно посмотрела на обидчика.

– Не посмотрю, что с автоматом! В секунду похабную рожу расцарапаю!

– Чего-о-о? – здоровяк набросился бы на девушку, но Иван вовремя преградил ему путь.

– Брек. Без взаимных оскорблений. А вы, юноша, не забудьте, что пока форму носите.

– Было бы кого оскорблять, – буркнул милиционер, отступая. – Королева бензоколонки…

Юля ничего не ответила, но Платов успел поймать ее благодарный взгляд.

Майор уже поджидал их, обсуждая с работниками прокуратуры все, что смогли нарыть совместными усилиями. Мельком взглянув на Юлию, он покачал головой.

– Это и есть твой Рыжов, участковый?

– Смылся Рыжов, а эту – у себя в кладовой запер.

– Что и следовало ожидать, – Ляшенко опять удостоил девушку взглядом. – Сержант, в машину ее! В отделе разберемся, откуда эта пташка в наши края залетела.

Все расселись по машинам. Напоследок Платов получил ряд ценнейших указаний от начальника и, что самое главное: напоминание о чернильном пятне на своей рубашке, а заодно – репутации. УАЗ отъезжал последним. Иван встретился взглядом с Юлей, которая смотрела на него сквозь прутья решетки и грустно улыбалась. Участковый не смог удержаться от ответной улыбки.

– Не могу поверить, что Зои больше нет, – Никита Гусев придвинул Ивану вазочку с медом. – Тихая, интеллигентная женщина. Кому понадобилось так жестоко ее убивать? В какое страшное время живем, Ваня!

Платов отхлебнул чай и, причмокнув от удовольствия, проглотил ложку меда.

– Вкусно!

– Еще бы! Пчеловодству мне довелось обучаться в Башкирии, молодой человек. Без ложной скромности заявляю, что лучшего меда вы не сыщете в радиусе двухсот километров.

– Не сомневаюсь, Никита Сергеевич. А что вы можете сказать о похищенной иконе?

– Гм. Вещь, безусловно, ценная и имеющая свою историю. Вы, конечно, слыхали о кресте Евфросиньи Полоцкой?

– В пределах школьного курса истории. Просветительница, крест.

– Стыдно, Иван Александрович. Я русский и прожил на вашей гостеприимной земле всего лишь пять лет, про святую заступницу Белоруссии знаю больше чем вы, коренной житель.

– Мы все учились понемногу…

– Впрочем, все что знаю, я почерпнул у покойной Зои Петровны. Так вот крест, сделанный по заказу игуменьи Евфросиньи, в пятнадцатом веке побывал во многих передрягах, прежде чем окончательно исчезнуть в предэвакуационной суматохе из могилевского хранилища.

Реликвию пытались прибрать к рукам иезуиты, ее возвращал из Москвы в Полоцк Иван Грозный. Крест замуровывали в стену от наполеоновских войск и так далее. Сейчас, по слухам, святыня украшает частную коллекцию Моргана.

– Не понял. Каким боком здесь наша икона? – Иван поскреб ложкой по дну вазочки.

Гусев с улыбкой встал и принес из кухни банку с медом.

– Вижу, что мои пчелы завоевали ваше доверие.

– Боюсь, что ответного чувства толстому рыжему трутню от пчел не добиться.

Оба расхохотались над самокритичной шуткой Платова, но через минуту старик опять стал серьезным.

– Дело в том, что существует легенда, согласно которой полоцкий мастер Лазарь Богша изготовил не только крест, но и икону Святой Богородицы. Причем на обоих изделиях он выбил предупреждение сочиненное лично игуменьей. Любой, кто осмеливался вынести крест и или икону за территорию монастыря подвергал себя проклятию.

– Значит икона убитой сегодня ночью старушки…

– Да. Зоя Петровна была уверена в том, что икона, доставшаяся ей от дядьки, сделана мастером Богшей. Если это правда, то цена похищенной реликвии…

Никита Сергеевич красноречиво пожал плечами.

Платов встал из-за стола, поскольку боялся расправиться с целой банкой янтарного деликатеса.

– Про икону сказать ничего не могу, но то, что дядька Аскаленко был порядочной сволочью, слышать доводилось. Работал оперуполномоченным ГПУ или НКВД и приложил немало усилий для уменьшения численности населения нашего района. Кончил плохо – повесился прямо на старом кладбище. Там его и похоронили. С почестями.

– Еще один довод в пользу того, что проклятие Евфросиньи – не хаханьки, – подытожил Гусев, провожая участкового к двери. – Сам Иван Грозный опасался проклятия, а уж он, насколько известно, мало чего в жизни боялся. Если сила проклятия не уменьшилась с годами, то похититель иконы совершил большую ошибку. И еще. Вы лишь поверхностно знакомы с судьбой чекиста Аскаленко. При удобном случае посвящу вас в подробности.

– С удовольствием послушаю, Никита Сергеевич. Спасибо за угощение.

Иван возвратился домой только к вечеру. Подворный обход не принес результатов. Все всё знали и готовы были помочь Платову раскрыть любые преступления вплоть до убийства Кеннеди, но когда речь заходила о нападении на двух старушек, участковый с тоской понимал: настоящих свидетелей нет. Оставалось только молиться за здоровье Нины Павловны и надеяться на гражданскую сознательность Юлии.

Засыпая, Иван вспомнил о склепе, в котором был похоронен чекист Аскаленко. Даже своими похоронами он бросал вызов буржуинам. Мать рассказывала, что борца за светлое будущее пристроили в фамильной усыпальнице польских шляхтичей, предварительно вышвырнув оттуда кости прежних хозяев. Чудны дела твои, Господи! Интересно исправила ли горбатого могила?

Зацепившееся за островерхие сосны далекого леса солнце бросало на землю прощальные лучи, которые заливали луг темно-оранжевыми волнами. Даже дышавшая на ладан ограда старого кладбища выглядела сейчас довольно поэтично. Однако человеку, устроившемуся на одной из могил, было не до сантиментов. Из всего стихотворного наследия человечества Витька Рыжов знал только матерные частушки, да несколько первых строф из «Бородино», которые каким-то непостижимым образом засели в его стриженой головушке со школьных времен.

На Викторе была только полинявшая футболка и синие тренировочные брюки. От наступающего вечера он ждал не вдохновения, а холода. Рыжов поежился и виртуозно обложил по матушке того, кто назначил ему встречу на кладбище.

Жизнь не слишком баловала Виктора с детства, а уж после его памятного ралли на тракторе и вовсе стала дарить одни мерзости. Достигнув возраста Христа и Ильи Муромца, он не обзавелся учениками, а все его подвиги были описаны не в эпосах, а в милицейских протоколах.

Под свои невеселые думы и монотонное карканье ворон Рыжов начал клевать носом и вскоре уронил голову на колени. Проснулся только за полночь. Не сразу разобрался, где находится, а когда, наконец, смекнул, то задрожал, как осиновый лист.

Ни за какие коврижки он не сунется больше на это кладбище. Видимых причин для паники не наблюдалось, но Рыжов, обостренным чутьем бывалого зека, чувствовал, что сидеть здесь ночью противопоказано для здоровья. Тем более в полнолуние.

Деревянные кресты и каменные надгробия отбрасывали на землю короткие, контрастные тени, а засохшая великанша-липа протягивала к ночному небу свои сучья с таким видом, будто собиралась закричать «Душно мне! Душно!».

Рыжов отыскал в кармане полупустую пачку «Астры» и, без всякого желания, закурил.

Завернутая в несколько газет икона лежала рядом, на поросшем бурьяном могильном холмике. Она была главной причиной того, что Витька до сих пор не драпанул с кладбища. Камнем преткновения на дороге к дому.

Аванс, полученный от заказчика, Витек пропил с рекордной даже для него скоростью. Теперь дрожал не только от страха, но и с сильнейшего бодуна.

И куда же подевался этот хрен? Рыжов в тысячный раз обругал, того, кто вынудил его сидеть на старом погосте и вскочил, услышав шум автомобильного двигателя. Приперся-таки! Виктор мог бы пойти навстречу водителю, припарковавшему машину у ограды, но решил, что заставит ублюдка прогуляться по кладбищу и вдоволь налюбоваться на крестики и саркофагики.

Настроение сразу улучшилось. Рыжов поднял икону, клятвенно пообещав себе запросить сумму, вдвое превышающую прежнюю договоренность. Моральный ущерб, мать его, чего-нибудь да стоит!

Свойственная Витьке наглость вернулась. Он полез в карман за новой сигаретой, но достать пачку не успел.

Поросший бурьяном вход в старый склеп находился от Витьки в десятке метров и тот, кто сидел на массивном параллелепипеде мраморной плиты мог быть чем угодно, только не обманом зрения. Почему же минуту назад там никого не было? Рыжов постарался успокоить себя мыслью о том, что назначивший ему встречу человек пришел быстрее, чем ожидалось.

Но тогда к чему этот нелепый маскарад с черной хромовой курткой старого покроя и высокими сапогами? Только ради того, чтобы шугануть его и забрать товар, не расплатившись? Хрен ему на постном масле!

Урка подбоченился и скривил губы в презрительной усмешке.

– Эй, шеф! Что расселся, как король на именинах? Иди, получай свою деревяшку!

Сидящий поднял опущенную к земле голову, и Рыжов увидел на месте, где у всех нормальных людей находятся глаза, две черные дыры. Длинная прядь черных волос беспрепятственно проникала в пустую глазницу и, судя по всему, не доставляла обладателю хромовой куртки ни малейшего неудобства.

– Век свободы не видать! – Витек выдернул руку из кармана и неумело перекрестился, позабыв о том, что держит пачку «Астры».

Знай, Рыжов хоть одну из молитв, он бы незамедлительно ее прочитал. Однако, в курс народного университета, который прошел Виктор, изучение «Часослова» не входило. Оставалось спасаться бегством. Рыжов попятился, споткнулся о могильный холм и со всего размаху шлепнулся на задницу. Лежа на земле, он прижимал икону к груди, смотрел на полную луну и отчетливо слышал приближающиеся шаги.

Мертвяк шел по его грешную душу. Зачем, ох, зачем он не слушался маму, уговаривавшую его завязать с бухлом? Почему удары тяжелых ботинок, которыми его «прописывали» в колонии, ничему не научили? Перед мысленным взором Витька вспыхнули языки адского пламени, раздалось шипение масла, которое работящие черти выливали на раскаленную сковородку. Жариться тебе, Виктор, вечно жариться за украденную икону!

– Не надо! – забормотал Рыжов, протягивая сверток склонившемуся над ним выходцу из склепа. – Забирай, только душу на покаяние отпусти!

– В-вот это п-правильно, к-кореш! – насмешливо процедил призрак, забирая у Витька икону. – Т-только не п-поздновато ли о д-душе думать? К т-тому же я грехи отпускать не уп-п-полном-мочен.

Рыжов осмелился открыть глаза и с облегчением перевел дух. Его собеседник, хоть и не являлся образцом добропорядочности, но и призраком тоже не был. Он бесцеремонно ткнул Виктора ногой в бок.

– В-вставай, з-зековская морда! Раз-злегся тут, как на н-нарах!

Первое, что сделал Рыжов, встав на корточки, так это посмотрел на плиту у склепа.

– А где этот, в кожанке?

– М-да. З-зря, я кажется, с т-тобой связ-зался.

– Я видел! – лепетал Витька. – Сидел он туточки! Вот те крест!

– Ч-чертик зеленый? – понимающе кивнул головой мужчина. – Был н-недавно, только д-д-дематериализовался. Глючит тебя, болез-зный. П-предупреждал же: сделай дело, а потом н-нажирайся до поросячьего визга.

Рыжов начал приходить в себя и благословил темноту, которая скрывала мокрое пятно на его штанах.

– Бабки принес?

– П-принести-то принес, т-только они тебе без н-надобности. Зачем с-старушку замочил? Я тебя об этом п-просил?! Все м-менты на ногах! Наш рыжий, как пес н-носом землю роет! Не н-нужны тебе, братан, деньги. «Вышка», господин х-хороший, вам л-ломится!

– Вышка? Как, за…замочил?

– Обыкновенно. Т-тебе, урюк мало б-было ее по голове ведром звездануть, так ты ее и п-придушил еще!

– Никого я не душил! – взвизгнул Рыжов – Не мокрушник я, мамой клянусь!

– Ну, к-квалификацию тебе не я, а суд п-присваивать будет. Мое же дело м-маленькое, – мужчина вытащил из кармана портмоне и отсчитал несколько купюр. – Д-держи, душегуб-самоучка. Здесь все, как д-договаривались. В Липовку соваться не советую. Твою к-кралю Платов повязал. Павловна жива, скоро очухается и расскажет, к-кто ее кирпичом по буйной головушке б-бабахнул. Послушайся доброго совета: мчись на ближайший вокзал и забудь, что в этих м-местах родился!

– Не трогал я Павловну!

Рыжов растерянно комкал в руках гонорар, а советчик быстро шел между могильными холмиками к своему автомобилю. Витек не мог понять до конца, того, что произошло в деревне, но твердо усвоил: лучше смазать пятки керосином, чем лоб зеленкой.

Заурчал двигатель, мелькнул и растаял в темноте свет фар. Пожалев о том, что не успел попросить увезти его с кладбища, Виктор двинулся к ветхой ограде. Не короткой, проходившей рядом со склепом тропинкой, а окружным путем. Теперь у него были деньги и неплохие шансы смыться из Липовки, в которой запахло жареным.

Рыжов уперся ногой в поперечную перекладину забора, обеими руками ухватился за остроконечные доски, чтобы перемахнуть на другую сторону. В эту секунду его шею обвила черная удавка. Виктор отпустил доски, грохнулся на спину и попытался просунуть пальцы под впившуюся в шею петлю. Попытка оказалась тщетной. Сильные, высовывавшиеся из обтрепанных рукавов черной кожанки руки, несмотря на сопротивление, затягивали удавку все сильнее. Тело Виктора напряглось, как струна, выгнулось и обмякло. Выпученные глаза в последний раз увидели полную луну, уплывшую во тьму.

Виктор Рыжов окончил свои не в тюряге, как пророчили ему с детства, а на старом кладбище, в центре которого возвышалась родовая усыпальница польских магнатов.

Глава 3. Проклятие

Юля Сизова всю ночь ворочалась на жестком ложе, проклиная день и час, когда встретила Витьку. Она в очередной раз обещала себе взяться за голову, когда лязгнул засов двери.

Девушка решила ничем не выдавать своего нетерпения и осталась лежать в прежней позе. Повертывая на пальце ключи, молоденький сержант, улыбаясь, подошел к нарам и взмахнул рукой, чтобы шлепнуть плененную красотку по заднице, но в его кисть впились острые ногти. Юля пружинисто села и отшвырнула руку сержанта, глаза которого округлились от боли и удивления.

– Реакции нет, значит, детей не будет, мальчик! – злорадно сообщила узница. – Тоже мне охранник! Скажи спасибо, что ключики не отобрала!

– Ну, кошка! – сержант лизнул кисть, на которой выступили капли крови. – Если здесь задержишься…

– Не надейся, беззубый Цербер, не задержусь! Веди к начальнику!

Маленькая победа придала Юле уверенности, необходимой для предстоящего разговора с майором. Тот хоть и медленно думал, но быстро сообразил: если эта девочка, что-нибудь делает, то только по собственной воле.

– Вляпалась ты милая, по самое не могу! – в третий раз завел свою песню майор Ляшенко, откидываясь на спинку стула, которая жалобно скрипнула. – Твой хахаль одну бабку порешил, а вторую в реанимацию спровадил. Вдвоем решили иконку стибрить или твоя идея была? Рыжов, насколько я помню, фантазией не отличался и сам до такого не додумался бы.

Юля пристально изучала решетку на окне кабинета.

– Молчанием, как сказал Глеб Жеглов, только усугубляешь, милочка. По-отечески советую: колись, как дело было, рассказывай, куда Рыжов заныкался и ступай себе с Богом в распоряжение родимого РОВД. Мне и своих отморозков хватает, не хочу на экземпляры из чужого района последние нервы тратить.

– Тысячу раз говорила: не про какие иконы не слыхала. С Рыжовым познакомилась случайно и большую часть времени провела у него в кладовой! – Юля чувствовала, как на глаза помимо воли наворачиваются слезы. – Почему вы мне не верите?

На смуглом лице майора появилось выражение мудрой задумчивости.

– Тут ведь дело в следующем: доверие заслужить надо, а тебе доверять с какой радости? Вино хлещешь, с уголовниками путаешься и, вообще ведешь антиобщественный образ жизни!

– Здрасте-пожалуйста! – возмутилась Юлия. – Если не спортсменка, не комсомолка, значит одна дорога: в колонию? Я вам не Манька Облигация!

– Нет, не Манька. По ухваткам ты на Соньку Золотую Ручку тянешь, – довольный своими познаниями в истории уголовного мира майор улыбнулся. – Ладно. Еще раз. Детально, в подробностях про то, как все было. Начиная с того момента, когда к Рыжову пришел гость. Кстати пришел или может, приехал?

– Может и на метле прилетел. Не знаю. Витька, как услышал шаги во дворе, вскочил, словно ему в попу гвоздь воткнули. У меня стакан из рук вырвал и загнал в кладовую, сказал, что на десять минут, а я там до утра просидела. Темно, паутина кругом…

– Паутина, конечно, важная деталь. То, что ты не видела гостя понятно, но ведь уши-то тебе никто не затыкал!

– В суть разговора не вникала, – пожала плечами Юлия. – Зачем? Но мужик, который приходил интеллигентным был.

– Ты-то, попрыгунья, что можешь, про интеллигентность знать?

– Не меньше вашего, майор. Мужик тот по фене не ботал и Витьку за жаргон ругал.

– Все?

– Ага. Может, хватит меня терроризировать? Все равно ведь ничего нового не придумаю.

Ляшенко встал во весь свой богатырский рост.

– Тебя, Юля, никто еще не терроризировал. Честно: все рассказала?

– Без утайки!

– Что ж вали домой и постарайся мне больше на глаза не попадаться.

– Уж постараюсь, – радостно выпалила девушка, вскакивая со стула. – Поверь, начальник, никакого удовольствия от общения с тобой я не испытала!

Пока Ляшенко собирался с мыслями, Юля успела выбежать за дверь.

Во дворе РОВД синхронно помахивали метлами «суточники». Поскольку асфальт был вычищен уже до дыр, они с удовольствием прервали свой Сизифов труд и уставились на девушку, которая, раскинув руки, объявила с крыльца:

– Свобода, граждане тунеядцы, хулиганы, алкоголики!

Майорский разум, работавший в авральном режиме, выдал перечень самых важных желаний и привел мышцы в действие. Ляшенко даже успел добежать до дежурки, чтобы воплотить зародившиеся приказы в жизнь и остановить резвую вертихвостку. Однако подчиненные под стать своему учителю не отличались быстродействием. Юля беспрепятственно и более того, триумфально, провиляла бедрами до ворот отдела.

Здесь боевой настрой угас. Девушка вдруг поняла, что находиться вдали от дома без копейки денег. Она не слишком тосковала по родителям-алкоголикам, однако и шастать по чужому городу в поисках новых приключений не хотела.

Понуро бредя к автобусной остановке, Юлия просила Создателя послать ей попутную машину, за рулем которой будет сидеть нормальный мужик, а не еще один Рыжов. Молитва была услышана. Не успела девушка сесть на скамейку, как у обочины притормозил мотоцикл с коляской. Из прямоугольного выреза шлема на Юлю смотрело знакомое веснушчатое лицо.

– Уже выпустили? – улыбнулся Платов.

– А я не представляю угрозу для общества!

– И куда путь держишь?

– В твою деревню! – неожиданно для самой себя выпалила Юля. – Подбросишь, Анискин?

– Во-первых, моя фамилия Платов. Звать Иваном. А во-вторых, в Кленовке только тебя не хватало. Езжай домой, лягушка-путешественница.

– Если по-хорошему тебя не уговорить, – развела руками девушка. – Придется идти на открытый шантаж.

– Шантаж? Интересно, чем ты будешь меня шантажировать?

– Тем, что не сказала твоему майору!

– Ого! Быстренько колись!

– И не подумаю! Сначала в деревню отвези!

– Ладно, только мне сначала в больнице побывать надо. Прыгай в коляску!

Юля игнорировала предложение Ивана, уселась позади него и положила руки на плечи.

– Заводи свою тарахтелку!

Платову не удалось попасть по педали стартера с первой попытки: мешала грудь Юли, упиравшаяся ему в спину. Не требовалось быть гением дедукции, чтобы понять – бюстгальтера она не носила.

Лицо Нины Павловны было таким бледным, что почти сливалось с подушкой и повязкой на голове.

– Еще раз повторяю! – едва слышно сказала Бутина. – Не Рыжов меня ударил! Видел бы ты рожу того чудища. На шее обрывок веревки болтался. Мертвец это!

– Нина Павловна! Мертвецы не имеет привычки бить живых кирпичом по голове и душить, – терпеливо разъяснял участковый. – Не их это стиль!

– Откуда ты про стили знаешь? За иконкой он приходил, потому как она его. Не может спокойно в склепе лежать! Вот и Зоя в последнее время сама не своя была: все в город ездила, в церковь наверное…

– Точно в церковь?

– А куда же еще? Молилась видать за грешную душу своего дядьки, но видать прощения не вымолила. Так-то…

– Выздоравливайте, Нина Павловна, – вздохнул Иван. – Обещаю, что к вашему возвращению разложу всех покойникам по гробам, а живых отморозков отправлю за решетку.

– Не шути так, участковый и…храни тебя Господь! – старушка с усилием подняла руку и перекрестила Платова.

Юля дожидалась Ивана, пуская колечки дыма сигаретой, которую стрельнула у мужика с перебинтованной рукой.

– Как там твоя бабуля? Не склеила еще ласты?

– Отставить жаргон! Она еще нас всех переживет!

Мотоцикл выехал за город и вскоре свернул с шоссе на проселочную дорогу, представляющую собой набор рытвин и ухабов.

– Медвежий угол – твоя Липовка, старший лейтенант! – прокричала Юля на ухо Платову. – Не понимаю, как здесь вообще жить можно!

– Зачем же тебе сюда рваться?

– Просто больше пока податься некуда! Родаки в пьяном угаре и не заметят, что доченьки три дня дома нет.

Не доезжая до деревни, Иван остановил мотоцикл.

– Слушай, красавица, а что люди подумают, если меня с тобой в Липовке заметят?

– А мне без разницы!

– Значит так: до завтра тебя в бывший Дом колхозника определю. Там все равно никто не живет, а утром самолично на автобус посажу. Усекла?

Девушка с недовольной гримасой кивнула.

– Теперь рассказывай свои секреты.

Юля спрыгнула с сиденья и хлопнула Платова по плечу.

– А ведь теперь только от меня зависит, долго ли тебе в старших лейтенантах ходить.

– Ну-ну! – усмехнулся Иван. – Вот уж никак не думал, что моя карьера в твоих руках.

– В моих. Тот дядька, который к Рыжову приходил, заикался. Много в вашей глухомани мужиков с такой приметой?

Платов, нахмурившись, завел мотоцикл.

– Понятно. Поехали!

В Липовке хватало жителей с разного рода физическими и умственными недостатками, но заикался только один человек: предприниматель Николай Астахов. Паренек не слишком прочных нравственных устоев.

Прежде чем наведаться к нему, участковый поехал в деревенскую управу, взял у секретарши ключи от бывшего Дома колхозника.

Поднявшись вместе с участковым на второй этаж, Сизова обвела взглядом пыльные апартаменты и саркастически усмехнулась.

– Нет. Это не Рио-де-Жанейро. Это гораздо хуже.

Платов выволок из завалов разобранной мебели панцирную кровать и приладил к ней спинки.

– Ну, ты, знаток советской сатиры, скажи спасибо, что сюда впустили. Сейчас в деревне такие дела творятся! Меня вообще с работы погнать могут, если узнают, что я тебя здесь оставил.

Юля бухнулась на собранную кровать, забросила свои стройные ножки на спинку и сладко потянулась.

– Эт точно. Погонят. Интересно, а как ты в случае чего объяснять будешь, зачем меня сюда притарабанил?

На этот раз ухмыльнулся Иван, у которого был готов ответ на этот каверзный вопрос.

– Скажу, что ты свидетельницу решил оставить до тех пор, пока Витьку не отыщем. Может, ты знаешь, где Рыжов заныкался, да говорить не хочешь!

– Ты и вправду так думаешь?

– Нет, – покачал головой участковый. – Рыжов тебя в каморке запер. С какой стати ему с тобой откровенничать?

– Правильно мыслишь, Шерлок. Теперь пораскинь мозгами и выдай умозаключение о том, что я в этой конуре жрать буду.

– И откуда у тебя, пигалица, этот жаргон?

– Странствую, слушаю и изучаю устное народное творчество.

– Оно и видно, доизучалась, – вздохнул Иван. – А насчет еды не волнуйся. С голоду не помрешь. Я в магазин заскочу и куплю чего-нибудь.

Юля зевнула, продемонстрировав розовое, как у котенка нёбо.

– И про сигареты не забудь. Я только с фильтром курю.

Платов обернулся у двери.

– И «Беломору» рада будешь. Отдыхай!

– Успеха в расследовании! Наше вам с кисточкой!

В конторе сельхозкооператива весело гудел настольный вентилятор, гонявший душный воздух из угла в угол. Главная бухгалтерша задумчиво морщила лоб и шевелила губами, подсчитывая количество букв в слове, которое необходимо было вписать в клетки кроссворда. Перебрав в уме все возможные варианты, она поняла, что без посторонней помощи не обойтись.

– Егор Дмитриевич! Вопросик по вашей части. Воровской инструмент – пять букв.

– Фомка! – счетовод Симпляков заполнял финансовую ведомость, но ответил на поставленный вопрос ни секунды не задумываясь.

Подобного рода словечки звучали для него, как музыка. Егор Дмитриевич знал о мире криминала столько, что мог бы служить консультантом при МВД, но злая судьба сделала его всего лишь пронырливым счетоводом.

В районной библиотеке, куда Митрич заглядывал при каждом удобном случае он прочитал решительно все детективные романы и надоедал библиотекарям вопросами о датах поступления новых партий криминального чтива.

От заполнения ведомости Симплякова оторвал рокот двигателя мотоцикла участкового. Митрич выглянул в окно и, увидев, что Платов входит в Дом колхозника, поспешно встал из-за стола.

– Я на пару минут отлучусь?

– Да хоть на пару часов, – зевнула бухгалтерша. – Только, пожалуйста, еще одно словечко, Егор Дмитриевич. Уж очень сложное. Наука об отпечатках пальцев. Аж тринадцать букв.

– Дактилоскопия! – крикнул Митрич уже из-за двери.

В ожидании участкового, он даже пританцовывал от нетерпения. Как только тот вышел из-за двери сразу вцепился Ивану в рукав. Платов мысленно взвыл от досады. Он давно убедился, что избавиться от Симплякова можно только с помощью физического устранения последнего.

– Какие подвижки в деле? – доверительным полушепотом поинтересовался Митрич на лысой голове, которого играли солнечные зайчики. – Я заметил ваш мотоцикл из окна конторы и сразу смекнул: пытаетесь спрятать от мести маньяка важную свидетельницу.

Участковый, который уже начал чувствовать сильную головную боль вырвал свой рукав из цепких коготков преемника Ната Пинкертона.

– Бог с вами, Егор Дмитриевич, какие подвижки? Какие свидетельницы? Какое дело?

Выбить Митрича из седла было не так-то просто.

– Меня вам не провести, Иван Александрович! Я назвал это дело «История мертвых старух»!

– Эк куда вас занесло! Нина Павловна, слава Богу, пока жива!

– Мелочи, – отмахнулся Симпляков. – Процесс, как говорится, пошел и главная задача, таких как мы с вами, его контролировать!

– Вот и контролируйте, сколько душе угодно, а мне ехать надо! – взмолился Иван.

– Понимаю, – Митрич сурово кивнул. – Дело есть дело. Какие будут указания?

– Не понял?

– Ну, моя роль в этом деле, – лохматые брови счетовода грозно сошлись на переносице.

– Ах, указания! – рассмеялся Платов. – Поменьше Маринину и Донцову читайте. За «Войну и мир» возьмитесь что ли…

– Вы недооцениваете важность работы с информаторами. А я, между прочим, кое-что знаю.

Иван понял, что придется подыграть Симплякову. Он со шпионским видом посмотрел по сторонам.

– Теперь можно. Говорите.

– Перед смертью Зоя Петровна дважды ездила в райцентр, – Митрич многозначительно воздел к небу указательный палец. – Понимаете, дважды!

– В церковь старушка ездила и всех-то делов.

Симпляков дробно захихикал.

– А вот и не в церковь!

– А куда?

– В би-блио-те-ку!

Воспользовавшись тем, что Митрич зажмурился, наслаждаясь произведенным эффектом, Иван рванул к мотоциклу. Тот, слав Богу, завелся с первого раза и, участковому удалось-таки оторваться от добровольного помощника.

Симпляков смотрел вслед сбежавшему инспектору без особого сожаления.

Долгие ему приходилось быть теоретиком раскрытия запутанных уголовных дел. И только сутки назад представилась возможность раскрыть всю мощь своего аналитического ума. Умышленное убийство при столь загадочных обстоятельствах случилось под самым носом, в его родной Липовке! Душегуб-глупышка просто не догадывался, что дело ему придется иметь с Егором Симпляковым!

Митрич промакнул лысину носовым платком, расправил плечики и двинулся в контору, чтобы вновь окунуться в мутный омут своей бухгалтерии.

Освободившись от Митрича, Иван отправился к заике Астахову. Уже издали он понял, что поговорить с предпринимателем не придется: «мерседеса» у дома не было.

Для очистки совести участковый подъехал к массивным стальным воротам, полюбовался множеством замков и решил еще раз заглянуть на место происшествия – в дом библиотекарши Аскаленко. Он находился за поворотом дороги, метрах в двухстах, но уже сев в седло мотоцикла Платов услышал встревоженные голоса. Сердце екнуло. Ивану, на участке, которого регистрировались только административные правонарушения, с лихвой хватало свалившегося на его голову происшествия со старушками. Новых бед он не желал, но, свернув за угол, понял: они уже случились.

Группа старушек обступила Гусева, который, качая седой головой, что-то рассказывал. Заметив участкового, Никита Сергеевич раздвинул своих слушательниц и направился к Ивану. Он нес длинную удочку и Платов, глядя на поплавок из гусиного пера, долго не мог взять в толк: зачем она сдалась старику?

– Здравствуйте, Иван Александрович, – Гусев явно не знал, что ему делать с удочкой и перекладывал ее из руки в руку. – Прошу прощения, но на этот раз вестником неприятностей для вас стал я.

– Не тяните, Никита Сергеевич. Какая опять проблема в Липовке?

– Рыжов, – пчеловод наклонил голову, убеленную сединой. – Наш Витька…

– Отыскался?

В голове у Платова сразу сложился перечень того, что мог натворить «наш Витька». Убил? Украл? Кто на этот раз стал жертвой Рыжова? Гусев прервал ход его мыслей одним емким и понятным словом:

– Убит.

– Как убит? Кем?

– Боюсь, что ответов на эти вопросы у меня нет и искать их придется вам с коллегами. Я просто нашел его труп, – Никита Сергеевич слегка повысил голос, чтобы подчеркнуть свои следующие слова. – На старом кладбище.

– А вас-то, каким ветром туда занесло?

– Самым обычным, – улыбнулся Гусев. – Не думайте, Иван Александрович, что я бродил там, в поисках встречи с призраком чекиста. Просто кроме пчеловодства у меня есть и другое увлечение – рыбалка. Часиков в шесть утра я отправился на наше озерцо с намерением заарканить пару-тройку карасей, а, возвращаясь мимо кладбищенской ограды, увидел лежащего человека. Сначала думал, что Витька нажрался перед, но…

Рассказывать о том, что произошло с Рыжовым на самом деле, Гусеву пришлось не только Платову, но и целой своре подъехавших сыщиков, следователей. Причем Никита Сергеевич отвечал на все вопросы настолько толково и обстоятельно, что Платову хотелось поблагодарить старика.

На этот раз в Липовку соизволили почтить своим присутствием чины из областного управления и, к счастью для Ивана, Ляшенко с ним почти не общался. Зато чего стоили испепеляющие взгляды майора, которые он бросал на участкового! Платов чувствовал себя так, будто он лично придушил Рыжова.

Тот лежал, широко раскинув татуированные руки, у кладбищенской ограды и смотрел в небо широко открытыми глазами. Багровая отметина на шее выглядела жутко, но не шла ни в какое сравнение с выражением ужаса на лице мертвеца.

Иван знал, что ушлого Витьку трудно застать врасплох и тот, кому это удалось, был парень не промах.

Труп увезли и, пока вся сыскная братия ползала на четвереньках в тщетных поисках следов убийцы, Иван ловил себя на том, что никак не может сосредоточиться на чем-то конкретном. Он то и дело поглядывал на серую махину склепа, перед которым все остальные кресты и надгробия казались просто карликами. Вспомнился Лозоплетельщик, его пророчество о том, что Платову придется заглянуть в бездну и свернуть на дороги мрака. Может быть, пробил час первого из трех испытаний? Иван тряхнул головой. Он начинал думать о Лозоплетельщике так, словно тот существовал на самом деле, а подобные мысли могли привести только в дом для умалишенных. Баста! Если у него и есть какая-то миссия, то заключается она в том, чтобы найти убийцу. В противном случае, в роли Лозоплетельщика выступит Ляшенко. Уж он-то точно не даст Платову возможности жить по-человечески и завяжет прутик судьбы инспектора в узел.

Перед отъездом майор впервые обратился к Ивану.

– Встретимся завтра на совещании! – заявил он и хлопнул дверцей УАЗа так, что корпус машины задрожал.

После всех переживаний дня участковый почувствовал, что не сможет взобраться на седло мотоцикла и, рухнул на ближайшую скамейку. В голове вертелась только одна мысль: если Рыжов был убийцей то, кто же прикончил его?

Когда плеча Ивана коснулась чья-то рука, он вздрогнул. Оказалось, что рядом присел Гусев.

– Заскучали, Иван Александрович?

– Тут не то, что заскучаешь – в петлю с тоски полезешь.

– Совсем как наш бравый чекист Аскаленко?

– Дался вам этот Аскаленко! – вспыхнул Платов. – С живыми бы разобраться!

Никита Сергеевич пожал плечами.

– Не надо обижаться на пожилого человека. Может, лучше поболтаем за тарелочкой ухи? Я ведь не только трупы отыскиваю, но еще и рыбу ловлю. Совмещаю, так сказать, приятное с полезным.

Услыхав это оправдание, Иван не удержался от улыбки, а затем прыснул со смеха. Через несколько секунд участковый и пчеловод хохотали так, что на глазах у обоих выступили слезы. Если бы, кто-нибудь из односельчан увидел их в этот момент, то наверняка решил бы, что парочка вовсю потешается над новопреставленным рабом божьим Рыжовым.

Смехотерапия подействовала на Платова освежающе, а горячая уха Гусева вообще придала ему столько сил, что он готов был, не сходя с места, поймать всех воров и убийц.

– Смотрю я на вас и удивляюсь, Никита Сергеевич, – участковый с сожалением отодвинул пустую тарелку. – Умный и рассудительный человек, а верите в какую-то покрытую плесенью легенду.

– Спасибо за комплимент, Иван Александрович, но в существовании привидений я сильно сомневаюсь. Однако легенды на пустом месте не возникают.

– Опять вы про этого чекиста!

Гусев поднял указательный палец.

– Секундочку! Вы ведь не знали покойную Зою Петровну так хорошо, как знал ее я. Аскаленко, смею заметить, была женщиной весьма эрудированной и начитанной.

Платов кивнул на книжный шкаф в углу комнаты.

– Вы, я вижу тоже не только пчеловод и рыбак.

– Хорошо, что напомнили, Иван Александрович! Я дам вам прочесть книгу о кресте игуменьи. Думаю, что из нее вы узнаете много нового.

Гусев достал из шкафа брошюрку в мягком зеленом переплете и положил перед Платовым.

– Здесь и о проклятии написано.

– Обязательно почитаю, Никита Сергеевич.

– Мы с Зоей дружили, – продолжал старик. – Найти ее убийцу дело чести не только для вас, но и для меня. Старушка часто приходила сюда. Я не мастер на все руки и уборка в доме не входит в число моих талантов. Она часто сиживала на том стуле, который сейчас занимаете вы…

Иван почувствовал сильное желание встать, но сделал вид, что не придал значения словам Гусева.

– Зоя была замечательной рассказчицей. Знакомила меня с историей этой страны и в частности со смутными годами террора. Как-то в нашем разговоре вы назвали ее дядю порядочной сволочью. Отчасти это так. Например, группа НКВД, в которую входил Аскаленко в тридцать седьмом, настолько устала ликвидировать врагов народа по всей форме, что даже не входила в дома.

– Это как?

– Просто бросали камни в окна, а хозяин, выходивший посмотреть, в чем дело, получал свою порцию свинца.

– Ишь ты! – вновь отделался восклицанием Платов.

– Это была стая бешеных псов, и дядя Зои Петровны ничем не отличался от остальных. Однако его самоубийство было не только раскаянием, но и предательством.

– Это кого же он предал?

– Своих товарищей! Вы знаете о том, как его хоронили?

– Слыхал от матери, в общих чертах. Я уже говорил.

Никита Сергеевич вздохнул.

– В том-то и дело, что в общих. Аскаленко хоронила упившаяся до поросячьего визга свора собратьев по оружию. В чужой склеп его запихали не по собственной воле, а в насмешку.

– Это в какой мере меняет мои взгляды на события тех дней, – Иван задумчиво вертел в руке ложку. – Однако икона…

– Именно икона! – Гусев встал и начал расхаживать по комнате. – Чекисты награбили много ценностей, но только в руки Аскаленко попало то, что таило в себе старинное проклятие! Как я уже говорил, нынешнему владельцу иконы не позавидуешь.

– Знать бы кто этот владелец…

– Коль скоро вас интересуют умозаключения старого дурака, то искать следует среди местных. Если отбросить стариков, то людей обладающих достаточной физической силой в Липовке останется человек пять-шесть, не больше. Справится со старушками одно, а придушить, как котенка Рыжова – совсем другое.

Платов вскочил и хлопнул себя ладонью по лбу.

– И как же я мог забыть! Мне пора Никита Сергеевич. Спасибо за уху!

Участковый с такой поспешностью выкатился за двери, что Гусев долго не мог прийти в себя от изумления.

Глава 4. Пила

Иван горячился зря. Дом Астахова встретил его темными окнами и запертыми на знаменитые замки воротами. Во дворе звенела цепью овчарка. Оставалось отложить разговор на завтра и не забыть заглянуть к предпринимателю до совещания в РОВД. В конце концов, Николай не Витька и просто так из деревни не сбежит. Для очистки совести Иван завернул на пилораму, но и там хозяина не было.

– В конце концов, если икона у него, то пусть о Кольке позаботится Евфросинья! – заявил Платов спидометру мотоцикла.

Игривое настроение моментально улетучилось, когда участковый заметил, что все окна его дома празднично светятся. Он заглушил мотоцикл и начал вспоминать о том, куда задевал табельное оружие. Если выключать перед уходом свет и запирать дверь на замок было для Ивана делом обычным, то возня с «макаровым» доставляла ему много мук. Он еще томился в тягостных раздумьях, когда скрипнула рама окна и раздался задорный девичий голосок:

– Эй, Шерлок! Будешь там целую ночь сидеть или все-таки загонишь во двор свою рухлядь?

Пока Платов возился с мотоциклом, Юля болтала ногами сидя на перилах крыльца и попыхивала сигаретой. Сурово сдвинув брови, Иван остановился перед девушкой.

– Ты как мой дом нашла и как сюда забралась?

– Отвечаю по порядку: не такая уж конспиративная квартира твоя хаза и не такие уж узкие в ней форточки, чтобы я в них не пролезла! Я ведь довольно гибкая, если заметил, не то, что некоторые.

– Форточница! Завтра же в деревне твоей ноги не будет!

Иван отпер дверь, и Юля юркнула в дом первой.

– Попрошу без оскорблений, старлей! – девушка скорчила обиженную рожицу. – Не с голодухи же мне было помирать!

– Своей смертью тебе все равно не умереть, – улыбнулся участковый, увидев, что на столе стоят тарелки с салатом и аккуратно нарезанной колбасой. – А за то, что про тебя забыл – извиняюсь. Замотался совсем.

– Извинения принимаю. Идите ужинать, офицер!

Сизова откозыряла настолько комично, что Иван не удержался от новой улыбки. Войдя в комнату, увидел, что разбросанные протоколы собраны в аккуратную стопку, пол чисто вымыт, а пыльные книжные полки явно познакомились с влажной тряпкой.

– Ты, наверное, в ординарцы ко мне набиваешься?

Платов не успел и глазом моргнуть, как Юля оказалась у него на коленях и обвила его шею руками.

– Почему именно в ординарцы?

Справиться с нахлынувшим возбуждением Иван не смог и не сразу нашел в себе силы столкнуть Юлю с коленей. Она спрыгнула сама.

– Не краснейте, старший лейтенант! Я не собираюсь вас совращать и обучать тонкостям Камасутры.

От этих слов Платов покраснел еще больше. Чтобы хоть как-то справиться со смущением он схватил с тарелки колбасу и принялся яростно жевать.

– В деревне хоть никто не видел, как ты сюда пробиралась?

– Обижаешь, начальник! С моими талантами твою сельскую братию вокруг пальца обвести – раз плюнуть! Старые кошелки не то, что меня – танк проморгают!

Иван, наконец, пришел в себя. Ему совсем не хотелось есть. Проведя пятерней по рыжей шевелюре, он покачал головой.

– Хорошая ты девчонка, Юлька, но в Липовке сейчас тебе не место. Плохо здесь, совсем плохо. Рыжова утром на кладбище мертвым нашли.

Впервые за время короткого знакомства с Сизовой, он увидел на ее лице серьезное и вместе с тем беспомощное выражение. Они ей очень шли, делая красоту девушки заметней. Юля облокотилась на стол и сдула упавшую на глаза каштановую прядь.

– Допился Витек…

– Если бы, Юля. Задушили его.

Девушка побледнела.

– Не деревня, а прямо какой-то заповедник душегубов.

– Не знаю, но завтра с утра пораньше я тебя на автобусную станцию отвезу, деньги на билет дам и… попутного ветра.

Иван подошел к Юле и осторожно погладил по голове.

– А сейчас приказываю спать!

– Вместе? – вновь обрела свою жизнерадостность Юля. – Ох, и побарахтаемся!

– Мне до шуток.

– Какие шутки? Разве товарищ старший лейтенант не знает насколько это серьезное дело? Одной сноровки целое море потребуется, а, сколько сил – вообще страшно сказать!

И вновь, чтобы скрыть предательскую краску на лице Иван отвернулся к шкафу и принялся доставать два комплекта постельного белья.

– Я на веранде лягу, а ты здесь на моей кровати и, пожалуйста, брось свои дурацкие шуточки.

Юля промолчала. Только когда Платов протягивал ей простынь и одеяло, поинтересовалась:

– А зачем меня сюда привез?

– Сама-то, как считаешь?

– Наверное, чтобы я опять в руки кому-то вроде Витьки не попалась?

– Ход мыслей верный, – ответил Иван с веранды. – Спокойной ночи, бродяжка!

Лежа на своем жестком ложе, он слышал, как девушка возится с постелью. Щелкнул выключатель и все стихло.

Ночь, которая давно стучалась в дом, наконец-то впустили. Иван старался сосредоточиться на убийце, рыскавшем по деревне, но мысли то и дело возвращались к Юле. Хотелось бы ему видеть в роли жены такую девушку? Он ведь понял, что за напускной бесшабашностью скрывалось острое желание быть кому-то нужной и поэтому отвечал на свой вопрос – да.

Вскоре усталость сделала свое дело и Иван уснул. Первым гостем его снов стал безобразный скелет, размахивавший удостоверением сотрудника НКВД. Скелет почему-то говорил голосом заики Астахова и требовал от Платова признания в том, что он английский шпион. Потом появился Рыжов. Он тыкал пальцем в странгуляционную борозду на своей шее и повторял:

– Я боюсь! Иван, я боюсь!

Платов вывалился из сна потому, что голос мертвого Виктора был голосом Юли. Жар обнаженного девичьего тела не был сном.

– Ваня, я боюсь! – шептала Юля. – Не прогоняй меня, пожалуйста. Мне приснился Витька. Он опять тащил меня в свою кладовую и…

Горячие слезы девушки обжигали Ивану грудь. Он обнял Юлю.

– Нам снились почти одинаковые сны.

Платов не помнил, когда в последний раз имел дело с женщиной, но после того, как бессильно откинулся на мокрую от пота подушку, понял: таких ощущений он точно не испытывал. Все повторилось несколько раз уже на кровати, а потом Юля уснула, пристроив голову на его груди. Иван уснул на несколько минут позже.

На этот раз ни один из живых маньяков и убийц-мертвецов не осмелился прийти в сновидения счастливой пары.

Предприниматель Николай Астахов курил, откинувшись на спинку своего «Мерседеса», то и дело поглядывая на часы. Согласно полученной инструкции он должен был зайти в библиотеку незадолго до ее закрытия. Поскольку у Астахова была масса своих дел в городе, он злился на человека, давшего столь странное поручение.

Впрочем, плата за пустячное хулиганство была такой высокой, что можно было и потерпеть.

Николай старался, чтобы сигаретный дым не попадал в салон из-за боязни, что его впитает внутренняя обивка. Опасения были излишними: салон «мерседеса» настолько пропитался запахом бензина, что капелька сигаретного амбре испортить его не могла.

Машина была такой древней, что, наверное, уже не помнила имена прежних владельцев. Ее ремонты больше напоминали реанимационные мероприятия, но Астахов с удовольствием копался в двигателе и часы напролет потел под автомобилем. Главным был принцип. Вопрос престижа. Весь транспортный парк Липовки включал только трактора, мотоцикл участкового, да гужевые повозки. И только владелец пилорамы Николай Астахов, который хоть и закончил лишь восемь классов, имел собственное авто. Долговязый и нескладный он с детства заикался, поэтому служил предметом постоянных насмешек. А в итоге вырос и доказал всему честному миру, что не внешность и речевые показатели в этой жизни главное. И плевать, что весь честной мир умещается в небольшой деревеньке!

Дождавшись нужного времени, предприниматель резво взбежал по ступенькам библиотеки. Как и предполагалось, хозяйка книжного царства была занята наведением марафета на своем личике и, разозлившись на позднего посетителя, ткнула пальцем в сторону читального зала.

– «За рулем» – третья полка сверху. И, пожалуйста, побыстрее: через двадцать минут закрываемся.

– Я м-мигом.

Войдя в читальный зал, Астахов выглянул из двери и убедился в том, что библиотекарша увлеченно протирает свои очки. Он быстро отыскал нужные ему подшивки, не имевшие с водительским журналом ничего общего, раскрыл их в нужных местах и достал из кармана складной нож. Вся операция заняла меньше минуты и когда библиотекарша пришла прогонять любителя позднего чтения, тот мирно листал журнал «За рулем».

– П-простите, п-пожалуйста, что з-задержал.

Выйдя из библиотеки, Астахов сел в машину и отъехал до ближайшей мусорной урны.

Там он поборолся с искушением прочитать напечатанное на реквизированных листах, но передумал и просто освободил карманы от макулатуры. Весь остаток дня он метался по своим лесопильным делам.

Возвращался в Липовку уже в сумерках, но был в отличном настроении и несколько раз поглядывал на заднее сидение. Там лежала вещица, за которую стоило хорошенько поторговаться и, в случае успешной сделки, серьезно поправить дела своей фирмы.

Предприятие Астахова внешне выглядело как колхозная ферма, каковой и являлась во времена своей социалистической юности. Потом она пришла в упадок, и хитрый предприниматель выкупил полуразвалившийся коровник за гроши. Приволок туда из дома громоздкую пилораму, сверлильный станок, спер несколько старых верстаков из колхозной слесарки и зарегистрировался предпринимателем.

Дела шли ни шатко, ни валко. Зимой доски никому не требовались и на дороге к пилораме вырастали сугробы. Зато летом, когда в окрестностях начинали строительство дачники, Николай чувствовал и вел себя, как потомственный дворянин.

Впрочем, наступлением застоя в лесопильном бизнесе не мешало Астахову обогащаться. Самогон, который ему поставляла Натаха Устинова, шел нарасхват в любом месте и при любой погоде.

Делу несколько мешало упорное нежелание рыжего участкового понимать тонкости текущего момента, но Астахов надеялся поумерить пыл Платова среднего размера взяткой.

Короче, планов и амбиций у Николая хватало, а его желанию заграбастать деньгу мог бы позавидовать любой из олигархов.

Ближайшая сделка, при правильном подходе, тоже сулила знатный барыш, отчего душа предпринимателя пела и плясала.

Ко времени приезда в Липовку стемнело окончательно и Астахову пришлось включить фары. Он взглянул на наручные часы и удовлетворенно хмыкнул. Уж он-то покажет, кто является хозяином положения!

Дорога на подъезде к пилораме стала совершенно невыносимой. На каждом ухабе ржавые суставы «мерседеса» грозили развалиться по болтикам и винтикам, но Астахов стойко перенес все дорожные неприятности и припарковался у входа.

В помещение было легко проникнуть, просто оторвав несколько гнилых досок, но для Николая был главным вопрос престижа. Поэтому он оснастил входную дверь такими внушительными замками, что все нормальные люди давились от смеха, глядя на эти чудеса технической укрепленности.

Предприниматель справился с очередным замком и, воткнул ключ во второй, когда внутри пилорамы отчетливо прозвучали чьи-то шаги. Астахов напрягся и застыл с ключом в руках. Ворюги? Да кто осмелится покуситься на его имущество! Николай вдруг совершенно успокоился и улыбнулся.

– К-крысы! К-конечно же, эти хвостатые т-твари!

Он без опаски вошел в душную темноту, нашарил на стене рубильник. Несколько засиженных мухами лампочек осветили нехитрое хозяйство предпринимателя, сделав темноту в дальних углах фермы только гуще. К Астахову окончательно вернулось хорошее настроение. Он прошелся по цеху и, усевшись на ящик, закрыл глаза, строя планы на светлое будущее. Шорох в темном углу нарушил ход его мечтаний. На этот раз не оставалось сомнений в том, что во мраке прячется зверь, покрупнее крысы.

– Эй, к-кто з-здесь?

Когда Астахов напряг глаза, то различил силуэт высокого человека. Тот скрестил руки на груди и неподвижно застыл в углу.

– К-как в-вы сюда п-попали? – занервничал бизнесмен. – Я ж-ждал в-вас п-позже.

– В-включи с-свою машин-нку, – донеслось из мрака. – Я не люблю тишины.

– Понимаю, – когда Николай волновался, то заикался еще больше. – Вы боитесь, что нас могут подслушать. Зря. Кто будет бродить в такой час?

Он бросился к пилораме, щелкнул тумблером и помещение наполнилось мерным гудением. Астахов пытался собрать свою расплывшуюся волю в кулак, но попытка не увенчалась особым успехом.

Его более хладнокровный собеседник сделал шаг вперед. Стало видно, что он одет в кожаную, ниже колена куртку и высокие черные сапоги. Бледное лицо по-прежнему оставалось в тени.

– Т-ты п-принес п-принадлежащую мне вещь?

– П-пожалуйта, не п-передразнивайте м-меня, а говорите н-нормально.

– Я т-тоже иногда заикаюсь, к-когда в-выхожу из с-себя. Да, когда выхожу из себя.

Николай немного успокоился. Опять уселся на свой ящик.

– В-вещь о к-которой идет речь пока еще не ваша. С-скажу б-больше: она н-никогда не станет вашей за ту с-смехотворную цену, к-которая мне предложена. П-приходилось тратиться на Витьку, поскольку вижу, что вы б-большой любитель работать через третьих лиц и оставаться в т-тени. Д-думаю, что мне причитается сумма, по к-крайней мере на два порядка большая. Или вы имеете другое м-мнение?

– Им-мею. Витька с-сдох.

Собеседник Астахова выступил на свет и, жадному предпринимателю стало предельно ясно: сейчас его будут убивать. Он увидел лицо, которое не могло быть лицом живого существа и завизжал, как визжит свинья, в горло которой втыкают лезвие ножа.

Старый сарай, который уныло доживал свой век на склоне холма между лесопильной резиденцией Астахова и кладбищем не был занесен в списки ЮНЕСКО и считался незаконорожденным, поскольку того, кто его построил, не помнили и старожилы.

В него редко кто заглядывал. Не потому, что жители Липовки боялись совать туда нос, а просто из-за отсутствия необходимости. У Натальи Устиновой такая необходимость появилась после того, как рыжий участковый ее окончательно достал. Она могла бы оказаться для следствия ценной свидетельницей, могла услышать последний крик Астахова, но была слишком занята.

Кряхтя, как паровоз дореволюционного образца, Наташка отнесла последнюю сорокалитровую бутыль с мутной жидкостью в угол сарая, тщательно забросала ее сеном и принялась разбирать самогонный аппарат.

Время от времени она замирала и навостряла уши. Убедившись в том, что ей никто не помешает, вновь принималась за свои манипуляции, напоминая солдата, который разбирает «калаш» с завязанными глазами.

Дородной, с рубенсовским бюстом Наталье было сорок два, и она успела трижды побывать замужем. Покидали Устинову не мужчины. Обычно она выгоняла их из своего по-купечески добротного дома. Гнала с таким скандалом, что об очередном разводе Наташки знали не только в Липовке.

– Сдались они мне! – комментировала Устинова свои расставания. – Все – кобели и пьянчуги! Или налево зенки пялят или на стакан с сивухой! Без мужиков управимся!

Поглядывая на здоровенные Наташкины кулаки и ее мощные формы не согласиться с таким доводом было нельзя.

Устинова лишь номинально считалась дояркой: на колхозной ферме ее видели только при обмене самогона на комбикорм. Наталья занималась домашним хозяйством. Держала двух коров, но основным источником дохода была торговля не молоком, а сивухой.

Сам Остап Бендер позавидовал бы количеству рецептов самогона, которые знала экс-доярка Устинова. Она была настоящей поэтессой самогоноварения. Наташкина сивуха успешно продавалась во всех окрестных деревнях, и существуй советская система ОТК, Устинова давно бы получила право ставить на свои бутылки пятиугольник знака качества.

Нет ничего удивительного, что при таком роде бизнеса участковый Платов был заклятым врагом Устиновой.

– Из пуза ног своих не видит! – брызгала слюной Наталья. – А мой самогон не хуже собаки – за версту чует! Наступит праздник и на моей улице: я этому рыжему недомерку еще уши пообрываю!

Летопись борьбы участкового и самогонщицы насчитывала добрых пять лет. Причем ни та, ни другая сторона не могла похвалиться значительным перевесом. Однако в последнее время Платов, узнавший все повадки и ухищрения Натальи, нанес ей ряд сокрушительных ударов. Бизнес Устиновой пошатнулся, а последняя победа Ивана, вылившего на землю целую реку браги, был чем-то сродни победе Пересвета над Челубеем. Наташка впала в глубокую депрессию, из которой ее вывели только трагические происшествия последних дней.

– Теперь попрут нашего участкового с работы! – злорадно констатировала Наталья. – Обязательно попрут! Таких преступлений ему ни за что не распутать!

Этот вывод и подвиг Устинову на передислокацию самогонного аппарата из своего амбара в заброшенный сарай на окраине деревни. Решение было продиктовано еще и тем, что развалюха находилась по соседству с кладбищем, которое в свете последних событий приобрело зловещую славу.

Наталья, не боявшаяся ни Бога, ни черта преспокойно выгнала три бутыли ароматного первача, набила спортивную сумку поллитровками на продажу и вышла из своего укрытия на залитый лунным светом пригорок.

Липовка мирно спала и Устинова отметила, что свет горит только в узких оконцах лесопильного хозяйства Астахова. Поскольку тот был одним из партнеров Наташки в реализации ее сивухи, то женщина решила заглянуть к нему и начала спускаться с пригорка. Довольная тем, что тяжелую сумку не придется тащить в деревню и, проигрывая в уме аспекты торга с Николаем, она не сразу заметила человека, который шагал навстречу.

Самогонщица решила, что встретила короля лесопильного бизнеса и уже раскрыла рот, чтобы приветствовать партнера, но вовремя спохватилась. Нет. Этот высокий и широкоплечий мужчина не мог быть Астаховым, нескладную, долговязую фигуру которого нельзя было не узнать. Тогда кто мог тащиться ночью в сторону старого кладбища? Вывод был очевиден: только призрак.

Наталья поспешно свернула с тропинки к ближайшему кустарнику и сиганула в колючие заросли со стремительностью Братца Кролика. Предательски звякнули бутылки. Лежа в траве Устинова, осмелилась поднять голову. Мужчина, как видно услышал звон и остановился, осматриваясь по сторонам. Наталью сковал ужас. Настолько близко к выходцам с того света находиться ей не приходилось. Одетый в черную кожанку мертвец обвел взглядом округу и продолжил свой путь. Его сапоги примяли траву в метре от головы онемевшей Натальи.

Только когда шаги затихли вдалеке, Устинова пришла в себя и стремглав бросилась к единственному источнику света в ночи: сараю Астахова. К чести самогонщицы следует отметить: несмотря на испуг, она не бросила сумку с драгоценным пойлом, с которой и ворвалась в раскрытую дверь лесопилки.

– Колька! Кого я сейчас видела!

Ответом на этот выкрик был только звук работающей пилорамы.

– Николаша!

Устинова опустила глаза вниз и увидела хозяина лесопилки. Астахов лежал рядом с вибрирующим ремнем пилорамы, ногами к двери. Его голова была скрыта дощатым столом, на середине которого вращалась дисковая пила. Наташка поставила свой багаж на землю и сделала несколько шагов вперед.

– Коля?

Астахов опять ее не услышал, а Устинова обратила внимание на неестественно красный цвет обода пилы. Женщина осторожно обошла ноги бизнесмена и заглянула по ту сторону диска. Подрагивая от вибрации, на залитом кровью столе лежала голова Николая. Незрячие глаза уставились на Наталью, а из раскрытого рта словно был готов вырваться вопрос:

– А где же все остальное?

Это утреннее пробуждение, было, пожалуй, самым приятным в жизни Платова. Его разбудил поцелуй в губы. У кровати стояла Юля чашкой кофе и улыбалась.

– Самое время начинать новый день, начальник.

Иван заметил, что девушка одета в одну из его сорочек, которую отыскала где-то в шкафу. Импровизированный пеньюар был очень широким, но коротким и, отхлебывая кофе, участковый мог сколько угодно любоваться ногами девушки.

– Мне собираться в дорогу? – кокетливо поинтересовалась Юля. – Или повременим с отъездом?

– Слишком много дел, – улыбнулся Иван. – Поедешь после обеда или…завтра.

Ему страстно хотелось схватить Юлю за руку и затащить в постель, но времени на плотские утехи не оставалось.

– А может все-таки послезавтра? – Юля ухитрилась отыскать в недрах письменного стола пачку «Космоса» трехлетней давности и теперь пускала колечки дыма в распахнутое окно.

Воспользовавшись тем, что девушка отвернулась, Платов успел впрыгнуть в штаны.

– Все разговоры на потом, дорогуша. Ты свалилась на меня в самый неподходящий момент.

– Так говорили все мужчины, которые имели со мной дело.

Плечи Юли затряслись и Иван поспешно ее обнял.

– Обещаю, что разберусь со всеми делами, и мы поговорим. Обстоятельно поговорим.

– Это следует расценивать как предложение руки и сердца?

– Вот такой ты мне больше нравишься!

Застегивая пуговицы рубашки, Иван увидел проклятое чернильное пятно на кармане и помрачнел. На предстоящем совещании произойдет одно из двух: либо скончается от апоплексического удара майор Ляшенко, либо старший лейтенант Платов будет торжественно расстрелян прямо во дворе райотдела. Впрочем, учитывая то, что в его жизни появилась Юля, служба в милиции отошла на второй план. В конце концов, не сошелся же клином свет на трех маленьких звездочках!

Усаживаясь на мотоцикл, Иван чмокнул Юлю в щеку.

– И ради всего святого: не выходи на улицу!

– А в жены возьмешь?

– Если курить бросишь. Я ведь смог.

– Поэтому и такой толстый.

Участковый выезжал за ворота, когда сзади донеслось:

– Брошу! Обязательно брошу!

Глава 5. Склеп

Хорошее настроение начало гаснуть после того, как Платов вновь не застал Астахова дома. По мере же приближения к городу воздушный шарик счастья сдулся до размеров грецкого ореха. Город означал райотдел, совещание и взбучку.

Перед тем, как столкнуться с перечисленными прелестями милицейской жизни Иван припарковал мотоцикл у библиотеки.

В полутемном, заставленном стеллажами, шкафами и шкафчиками помещении было легко заблудиться. Полный участковый с трудом протискивался сквозь узкие лабиринты этой мебели и не сгинул в них навеки только по тому, что помнил дорогу к столу библиотекаря с детства.

– Чем могу помочь? – прощебетало юное щуплое создание в огромных роговых очках, оторвавшись от заполнения очередного формуляра. – Наверное, детективами интересуетесь? У нас широкий выбор. Есть…

Иван сделал протестующий жест рукой.

– Детективов мне и в жизни хватает. Просто хочу узнать, что Зоя Петровна Аскаленко читала.

– Ах, вы по службе. Понимаю. Тогда нам в читальный зал.

Читальный зал приятно поразил Платова тем, что там было, где повернуться. Девушка быстро отыскала формуляр Аскаленко.

– Да Зоя Петровна брала у нас кое-что. Причем незадолго до своей трагической гибели.

– Что именно? – участковый вытянул шею так, что стал походить на гончую, взявшую след.

– Подшивки «Аргументов и фактов». За два года. Пяти и шестилетней давности. Вы будете их смотреть?

– Обязательно, красавица!

Красавица, которая красавицей вовсе не была, покраснела так, что стала похожей на свеклу в очках. Принесла Ивану требуемые подшивки. Тот принялся сосредоточенно их листать.

Газета, что и говорить, была хорошей. В другое время Платов и сам с удовольствием почитал бы ее для расширения кругозора. Однако сейчас был не тот случай. Возможно, среди газетных строк таился ключ к разгадке гибели Зои Петровны.

Иван дошел до середины первой подшивки и увидел, что несколько страниц с корнем выдраны. Перевернув следующую страницу, участковый вздрогнул. Прямо в центре листа зияла дыра с рваными краями, глубиной до самой картонной обложки. Сделавший ее, не просто проткнул газеты ножом, а даже несколько раз повернул его. Вот так приступ ярости! Платов раскрыл вторую подшивку. Картина повторялась в точности!

– Девушка, можно вас на минутку?

Иван закрыл подшивки и придал лицу безмятежное выражение.

– Еще что-то? – очки на ножках были самой любезностью.

– Радость моя, – проворковал участковый. – Кто брал эти газеты после Зои Петровны?

– Никто. Это я хорошо помню.

– Тогда что это! – рявкнул Платов так, что задрожали стеклышки на люстре под потолком и раскрыл обе подшивки на изуродованных местах.

Библиотекарша, не ожидавшая столь резкого перехода рот кнута к прянику, плюхнулась на ближайший из столов. Ее губы задрожали, а стекла очков затуманились.

– Я… Я не знаю… К нам весь город ходит, из района приезжают… Как за всеми уследишь? Нинка в декретном… Я одна на два зала… Не знаю…

Слова перешли во всхлипывания, всхлипывания – в рыдания.

Ивану стала жалко напуганную девочку. Он встал и двинулся к выходу, попутно проронив:

– Жаль, на совещание опаздываю, но на днях заеду. У меня к тебе еще вопросы будут. Не хнычь. Может, это не на днях было, а еще при Нинке.

Счетовод по профессии и сыскарь в душе, Симпляков семенил по деревне со своим пузатым портфельчиком. Он не любил надолго покидать уютную контору, но сегодня воспринял задание начальства с большим энтузиазмом. После обычной утренней планерки, глава колхоза позвал его в кабинет и торжественно объявил о премии, которую счетовод получит за отличия в бухгалтерском труде.

Услыхав такой пролог, хитрый счетовод понял, что шеф вляпался в дерьмо, причем вляпался основательно.

Начальник вкратце обрисовал бедственное положение деревни, посетовал на то, что тратит лучшие годы впустую и перешел к сути.

А суть, мягко говоря, попахивала уголовщиной. Начальник строил дачу и отдавал этому делу столько энергии, что мог бы поднять с колен не одну, а десять деревеь. Дача, как и положено, строилась в другом районе, но все от используемых материалов за версту несло казенным запахом.

Неудивительно, что доски, выписанные на общественные нужды, в полном объеме были выгружены на дачной стройплощадке. Подобный казус случался не в первый раз, однако нашлись предатели, донесшие на начальника.

Со дня на день районное начальство должно было приехать с ревизией. Шеф еще описывал Симплякову возможные последствия, а Митрич уже знал, как помочь горю.

– К Кольке Астахову идти надо. Он в таких делах дока. С досками поможет, но переплатить придется.

– Да хоть к черту лысому! – буркнул начальник, зная, что рано или поздно все равно отыграется на общественной кассе. – Иди, Митрич, выручай.

Разобраться с досками опытному Симплякову ничего не стоило. Свой выход в Липовку Митрич решил посвятить делу более важному и, шагая по улице, стрелял глазками по сторонам в надежде напасть на след убийцы Аскаленко и Рыжова.

К большому разочарованию счетовода встреченные им пенсионерки никак не подходили под теорию Чезаре Ламброзо, но Егор Дмитриевич не терял присутствия духа.

Дом владельца пилорамы встретил Симплякова запертыми воротами, а когда счетовод попытался заглянуть через щелочку в заборе, то увидел только умные и очень голодные глаза овчарки.

Пришлось идти на пилораму и, уже спускаясь с горки, Митрич увидел «мерседес» предпринимателя.

Симпляков не подозревал о том, что ступает по следам Натахи Устиновой. Он спокойно приблизился к двери пилорамы. Работа, судя по шуму пилы, шла полным ходом, а значит, спасительные доски можно было получать хоть сейчас.

Митрич уже просчитал в уме, сколько заработает на сделке лично он и ухмыльнулся от предвкушения того, что обует и шефа, и предпринимателя.

– Николай!

Вместо Николая из двери пилорамы вылетела жирная муха и, сделав пару кругов над лысиной счетовода, вновь нырнула в помещение.

Когда Астахов не откликнулся ни во второй, ни в третий раз Митрич сунул голову в дверь. Мух было очень много. Настолько, что из-за них Симпляков не сразу разглядел, торчавшие из-под пилорамы ноги Николая.

Егор Дмитриевич моментально позабыл о том, что совсем недавно мечтал заняться практическим раскрытием уголовных дел. Он захотел вернуться к теории настолько сильно, что добежал до ближайшего дома с телефоном со скоростью молодого, подающего большие надежды, легкоатлета.

По устоявшемуся регламенту выступление майора Ляшенко было третьим по счету. Начальник отдела вскользь упомянул о ситуации в Липовке. Когда же начал приводить статистические данные по раскрываемости или скорее по нераскрываемости, начальник штаба, тучи начали сгущаться.

Воплощением грозы был прямой начальник Платова, который пока молчал, но уже метал глазами молнии. Иван хоть и опустил голову, но чувствовал пролетающие у висков потоки электрических разрядов.

– Товарищи офицеры! – начал зычным голосом Ляшенко. – На сегодняшний день главной костью в горле отдела…

Костью в горле отдела, к великому облегчению Ивана был не он сам, а многочисленные упущения, недоработки, низкая раскрываемость и еще множество мелких и больших бардаков и бардачков, какие случаются в любом большом хозяйстве. Майор наметил ряд мер и планов по устранению недостатков, которые намечаются из года в год и ничего не меняют.

Когда Ляшенко перешел к физической подготовке участковых, многие в зале начали зевать, а Платов навострил уши. Он прекрасно знал, что причина, по которой он впал в немилость к майору, были его внешние, доставшиеся от родителей данные. За то, что Иван был пухленьким и рыжим, следовало бы ругать его папу, такого же веснушчатого толстяка. К сожалению, майор слабо разбирался в вопросах генетики и все грехи Платова-старшего пали на голову его сына.

По мнению здоровяка Ляшенко все, кто был ниже двух метров, не имели права носить гордое звание мента. Участковые, которые ходили в любимчиках у майора все, как на подбор были гренадерами: рослыми, широкоплечими и тупыми. Иван не сомневался в том, что им простились бы не только чернильные пятна. Насри они в фуражки и носи их задом наперед, Ляшенко бы ничего не заметил. Под громыхание слов выступающего, Иван пообещал себе построить турник и заняться своей фигурой.

Наконец был сделан вывод о том, что большинство участковых достигли последней стадии рахита и, майор заговорил о расхлябанности, наглядным примером которой был, конечно же, старший лейтенант Платов.

На протяжении всей обличительной речи старлей только виновато кивал головой, чувствуя, что скоро у него отвалится шея. На его участке проживет меньше трехсот человек? – Он это знает. Заблудился в трех соснах? – Вне всякого сомнения. Упустил уголовника и тем самым помог преступнику убрать соучастника? – Помог. И при всем этом имеет в распоряжении мотоцикл? – Есть такой грех. Приводит в рапорте не конкретные данные по делу, а выписки из учебника по истории? – Приводит!

Когда красноречие Ляшенко пошло на убыль и вконец оплеванный Иван решил, что почти пережил бурю, он получил удар ниже пояса. В актовый зал вошел капитан из дежурки и передал начальнику какой-то листок. Прочитав его, подполковник взмахом руки прервал выступление майора и встал.

– Не до разговоров, товарищи. Полчаса назад в Липовке, на пилораме обнаружен труп ее хозяина Николая Астахова. С отрезанной головой.

Натаха Устинова хоть иногда и напивалась до положения риз, но впервые в своей практике засыпала на полу с прижатой к груди пустой бутылкой. Поэтому она слегка удивилась когда, открыв глаза, узрела над собой совсем не тот квадрат потолка, который обычно видела с кровати.

В комнате было темно, но не из-за ночного времени. Просто перед тем, как спрятаться от привидения в цитаделях самогонной крепости Наталья заперла все, что могло запираться и плотно задернула все шторы.

Она смутно помнила свой путь от пилорамы Астахова до своего дома и не знала, что укороченное тело Николая нашел Симпляков.

В сарае Устиновой пел хор некормленых свиней и коров, которых она не выпустила из хлева. Однако Наталью не интересовало ничего, кроме одного: ей удалось сбежать. Она со стонами поднялась и, держась за стены, в несколько переходов добралась до заветной сумки. Прежде всего, необходимо было отметить свое чудесное спасение, а остальное…

Сделай Наталья еще пару глотков, и она бы вновь впала в летаргию. Однако путь в царство Морфея ей преградил громкий стук в ворота.

– Наташка! Ты там не померла?

Устинова узнала голос соседки, героическим марш-броском добралась до двери и отодвинула засов.

– Входи, Матвеевна! Выпьешь со мной?

– Совсем сдурела баба! – развела руками соседка. – В Липовке черти знает что творится, а ей и дела нет!

– Ой, творится! Ой, творится! – завыла Натаха, как вдова над гробом любимого мужа. – Своими глазоньками видела, что творится! Хошь расскажу? Ходит мертвяк по деревне, и ходить будет до тех пор, пока всех нас на старое кладбище не утащит.

– Ты, дура, хоть бы скотину пожалела! Предупредила бы меня, что на дальнюю дистанцию заплываешь!

К изумлению соседки Устинова вытащила из-под кровати чемоданы и стала бросать в них все, что попадалось под руку.

– Какая на хрен скотина?! Гори оно все гаром! Уезжаю я из Липовки! На самую дальнюю дистанцию! Дом тебе Матвеевна оставляю. Безвозмез… В общем – дарю!

В итоге все заботы о хозяйстве Натальи легли на плечи соседки. Сама же Устинова решила донести до односельчан весть о конце света и пустилась в путь подобно пророкам древности.

В спешке она забыла надеть один резиновый сапог и поэтому, выписывая по улице замысловатую синусоиду, прихрамывала. В одной руке новоиспеченная блаженная сжимала бутылку самогона, и время от времени прикладывалась к горлышку. Несмотря на известие о страшной участи Астахова у большинства жителей Липовки вид пьяной Наташки вызывал смех. Одним из немногих кто даже не улыбнулся, был Гусев.

– Никак и вправду проклятие игуменьи Евфросиньи действует, – пробурчал он, нахмурился и ушел к своим пчелам, громко хлопнув калиткой.

В итоге похода Натальи по деревне даже самые глухие старухи знали приметы разбушевавшегося выходца с того света.

Платов смог вернуться домой только под вечер и очень удивил Юлю своим сообщением о том, что скоро должен уйти опять.

– Неужели снова убийство? – догадалась девушка.

– Не говори чепухи! – с неожиданной грубостью отмахнулся Иван. – Нам еще с предыдущими разобраться надо.

В итоге он ушел с острым чувством того, что незаслуженно обидел девушку. Однако уйти было необходимо. Весь день был потрачен на прочесывание заброшенных строений, близлежащих рощиц. Иван и понаехавшие опера разговаривали с местными жителями и дачниками. Пытались отыскать того, кто мог иметь к Астахову большие претензии. В итоге достоянием милиционеров стали сведения почерпнутые жителями Липовки у Натальи Устиновой. Что касается ее самой, то бедную пьянчужку силой оттащили домой и нейтрализовали парой стаканов самогона.

Коллеги Платова уехали, посчитав, что сделали все возможное, но сам Иван придерживался другого мнения. Осталось необследованным одно место – чертов склеп на старом кладбище. Иван по глупости намекнул об этом Ляшенко, но тот лишь в очередной раз отметил, что ничего путного из Платова не выйдет.

Выходить на разведку в одиночку участковому не хотелось, и он решил взять в спутники Гусева.

Иван поднялся на крыльцо, постучался в дверь. Не получив ответа, уселся на ступеньку, решив, что Никита Сергеевич в туалете. Однако, присмотревшись, Платов увидел старика у самого дальнего из его ульев. Крыша пчелиного домика лежала на земле, а сам пчеловод сосредоточенно возился внутри домика. Иван усмехнулся. Сколько возни с этими пчелами, которые даже в сумерках требуют столько заботы о себе!

– Эй, хозяин!

Услыхав голос Платова, Гусев выпрямился, помахал рукой и принялся водружать крышу на место.

– Минуточку, Иван Александрович!

– Пчелы, они, как и люди заботы требуют, – сообщил Гусев, шагая между своих ульев. – А может и больше.

Усевшись рядом с участковым, старик выслушал его просьбу и шутливо погрозил ему пальцем.

– Не вы ли еще вчера обвиняли меня в вере в потусторонние силы?

– Со вчерашнего дня многое изменилось. Не в лучшую сторону.

– К сожалению, не могу помочь вам, дорогой охотник за привидениями. Увы, жду звонка от старого друга из Башкирии. Сами знаете, какие проблемы со связью, если звонят издалека. Может, зайдете за мной часика через два? Я освобожусь…

– Никита Сергеевич! Через два часа совсем стемнеет!

– Что ж отлично! Взойдет полная луна и привидения выйдут на прогулку. Вы и переговорите с кем надо.

– Все шутите, – Платов встал. – Тогда отправимся завтра?

Гусев пожал протянутую руку.

– Всегда к вашим услугам, мистер Холмс!

– Превосходно, Ватсон!

Несмотря на договор с Гусевым, Иван, поразмыслив, решил не откладывать визит в склеп на завтра. Вместо того чтобы свернуть к дому, он зашагал к кладбищу. Почти стемнело, но участковый прихватил фонарик и считал себя прекрасно подготовленным к экспедиции.

По пути миновал сарай, в котором днем, под ворохом сена нашли две здоровенных бутыли с самогоном. Выливая напиток на землю, милиционеры очень жалели о том, что первач нельзя приобщить к делу в качестве вещественного доказательства. Да и у самого Ивана из глаз катилась скупая мужская слеза при виде того, как мать-земля впитывает то, что с благодарностью могли бы впитать печени ее сыновей.

Платов обратил внимание на то, что от сарая до кладбища метров триста. Эх, и смелая все-таки баба эта Наташка! Не побоялась гнуть свою линию даже в непосредственной близости от логова черта.

При мысли о черте участковый непроизвольно поежился.

Прутики-веточки! Лозоплетельщика, конечно же, не существовало. Он жил только в подсознании Платова. Был воплощением интуитивного предчувствия беды. Если бы появился сейчас, обязательно предупредил бы о том, что какие бы ценные улики и не таил старый склеп, соваться туда одному все-таки не следовало.

Да видно делать глупости было его коньком Платова. Перебираясь через пролом в ограде, участковый утешал себя тем, что он не касался старой иконы, а значит, ничем не мог навлечь на себя ни проклятия полоцкой игуменьи, ни гнева мертвого чекиста.

Дорогу среди могил пришлось освещать фонариком. Иногда Иван не удерживался от того, чтобы не полюбоваться на изящество, с которым отковывались в минувших столетиях кресты и ограды.

Новое кладбище располагалось в трех километрах от Липовки. Оно было уставлено крестами из круглых стальных труб и надгробиями, в состав которых входило больше красного кирпича, чем мрамора.

Кто знает, может на могиле Платова будет стоять постамент из высококачественной китайской пластмассы?

Поняв, что уже докатился до размышлений о своем надгробии, участковый запретил себе философствовать.

Наклоненные к земле под углом в сорок пять градусов двери склепа были отлиты из чугуна. Иван уперся в плиту и потянул за кольцо одной из двух створок. Она была довольно тяжелой, но открылась легко и без скрипа, что наводило на мысль о хорошо смазанных петлях. В нос ударил запах сырости. Луч фонарика выхватил из темноты четыре ступени. Ставя ногу на первую, Иван не удержался от тяжелого вздоха. Прощай наземный и здравствуй загробный мир! Привет, дороги мрака!

В центре низкого сводчатого помещения, прямо у босых ног ангела с отбитыми крыльями, в каменном полу зияло черное квадратное отверстия. Склеп, оказывается, имел два уровня и на второй из них участковый спускаться не собирался по одной простой причине. Он буквально физически ощутил, что находится в склепе не один. Причем второй из присутствующих явно не принадлежал к роду человеческому.

В дополнение ко всему луч фонарика начал гаснуть. Не постепенно, как это бывает, когда садятся батарейки, а рывками. Платову приходилось читать о графе Дракуле, и он знал, что такие игры света и тени не сулят ничего хорошего.

Собрав в кулак жалкие остатки своей смелости, участковый направил луч вниз и увидел небрежно брошенную на каменные ступени черную хромовую куртку. Чуть ниже стояли сапоги с высокими прямыми голенищами. Лампочка, выбросив последнюю порцию света, потухла. Платов рванулся наверх с такой поспешностью, что чуть не вышиб головой вторую из чугунных створок. Однако ухитрился выбраться наверх без потерь и поспешно зашагал прочь от зловещего строения.

Метров через десять черт дернул Ивана оглянуться. Его ноги приросли к земле. На мраморной плите у склепа сидел человек в черной куртке и заляпанных грязью сапогах. Он свесил руки между колен и задумчиво уставился в землю.

Участковый тряхнул головой, зажмурил глаза. Надежда на то, что призрак исчезнет, была напрасной. Он по-прежнему сидел на своем месте и даже начал поднимать голову. Иван круто развернулся и побежал так, словно за ним гнался не один мертвый чекист, а целый легион чертей.

Только у первых домов Липовки Платов неимоверным усилием воли заставил перейти себя на шаг. При позорном отступлении с кладбища он потерял фонарик, но посчитал, что отделался очень легко.

Перед тем, как войти в дом, вытер рукавом свитера вспотевший лоб и постарался придать своему лицу хоть какое-то подобие нормального выражения.

Все ухищрения оказались тщетными. Юля женским чутьем уловила настроение Ивана и за весь вечер не произнесла ни слова. Они спали вместе, но о занятиях любовью не могло быть и речи. Глядя в потолок, Иван размышлял о том, что поделывает сейчас призрак из склепа. В его существовании Платов уже не сомневался.

Глава 6. Лисьи шкуры

По небу катилась полная луна, а вслед за своей небесной проводницей по безлюдным улицам Липовки шагал высокий мужчина. Он не пытался таиться, а вел себя, как хозяин, обходящий свои владения. Черный хром поскрипывал на нем при каждом шаге, а взмахи рук напоминали четкие движения марширующих по плацу солдат.

В час, когда на улицах воцарилось зло, в деревне не спали два человека. Яйцеголовому счетоводу Митричу не давали покоя лавры Насти Каменской, а Наталья Устинова проснулась от страшного, испепеляющего внутренности сушняка.

Зная, что простой кружкой воды с ним не справиться Наталья нашарила на дне спортивной сумки последнюю из бутылок. Первых полстакана дались с трудом, зато дальше все пошло как по маслу.

Последняя бутылка оказалась роковой. Устинова давно позабыла о встрече с призраком, об отрезанной голове Астахова, своем походе по улице и потеряла счет времени. Поэтому и решила пройтись по Липовке в поисках общения. Она вышла из своей калитки, так и не разобравшись, что на дворе стоит глубокая ночь. Шлепая босыми ногами по холодному песку, осмотрелась по сторонам. Кандидатом в собеседники был разве что высокий мужик, который шагал в ее сторону.

– Эй, дядя! Выпить не хочешь?

Человек приближался к Наталье молча, и она сама заполнила паузу.

– Как не хочешь? По глазам вижу, что хочешь!

Возможность рассмотреть глаза потенциального собутыльника представилась Устиновой, когда тот подошел вплотную. Они были желтыми с узкими вертикальными зрачками.

Хрустнул черный хром и, онемевшая от запоздалого страха, Наталья увидела черный женский чулок, который в следующую секунду обвил ее шею.

Со стороны казалось, что высокий мужчина обнимает Устинову. Потом ее ноги подогнулись, тело обмякло и рухнуло на дорожный песок. Убийца сжал еще теплую руку своей жертвы и оттащил ее на обочину, словно не желал создавать помех транспорту.

Митрич, к тому времени, с сожалением перевернул последнюю страницу разбухшего от частого употребления томика Марининой, погасил бра над своей узкой кроваткой, но уснуть не смог.

Теперь, когда все страхи, испытанные им у двери пилорамы были позади, Симплякову совсем иначе виделась его роль в обнаружении трупа Астахова. Митрич уже считал, что только по нелепой случайности не успел задержать душегуба на месте преступления.

Что ж, он еще отыграется. В беспокойной голове в тысячный раз проигрывались возможные варианты блистательного изобличения виновника недавних убийств.

Митрич рассуждал по методу Каменской. Этот подход привел к тому, что местным убийцей был никто иной, как сам рыжий участковый. А чем черт не шутит? Может, быть под комичной внешностью скрывалась темная мятежная душа?

Размышления Симплякова были прерваны голосом Натальи Устиновой, которая с кем-то разговаривала на улице.

Митрич почесал сухонькой ручонкой затылок, сел на кровати, а затем прошествовал к окну и раздвинул занавесочки. Не полностью, а так, что образовалась щель. Выглянул на улицу.

Будь у счетовода наследники, он бы сделал главным пунктом своего завещания требование не совать свой нос туда, куда не суют лапы дворняги.

Симпляков увидел человека в хромовой куртке, лежащую на обочине Натаху и…

Энурез никогда не мучил старого повелителя цифр, но в этот момент мочевой пузырь его подвел. Митрич нафурил у окна такую лужу, что ей позавидовала бы и корова.

Ночной убийца давно ушел, а Симпляков все еще стоял в луже собственной мочи.

Придя в себя, он бросил взгляд на телефон, стоявший рядом со стаканом с вставной челюстью. Мысль о звонке в милицию была верной с позиции гражданина и в корне ошибочной с точки зрения описавшегося любителя детективов. Митрич юркнул под одеяло и укрылся с головой. Нет уж, эту тайну он точно унесет с собой в могилу.

За всю историю Липовки улица у дома Устиновой не видела столько именитых гостей.

Глазам местных жителей было больно от сверкающих в солнечных лучах звезд на погонах. Начальство разбилось на группы и пылко обсуждало события, сделавшие заштатную деревеньку известной на всю страну. Те из милиционеров, кто не болтал, суетились у трупа Натальи. Не при делах был только местный участковый. Низко опустив голову, он стоял под перекрестными взглядами коллег по службе и земляков. Невыспавшийся и растрепанный Платов чувствовал себя персонажем картины «Опять двойка» и был противен самому себе.

Вместо того чтобы шляться по кладбищам, в надежде свести дружбу с чертями, он должен был просто проехать по Липовке!

Помимо воли Иван услышал голоса людей, обсуждавших смерть Наташи.

– Шлялась пьяная по деревне и несла всякую чепуху! Ляпнула что-то, вот ее и придушил наш убивец!

– А что она знала-то? На кой хрен сдалась она убивцу?

– В запой Натаха ушла, – внесла свою лепту в разговор Матвеевна. – Мне пришлось за ее скотинкой присматривать. На моей памяти у Натальи таких запоев исчо не бывало. Может, сама и померла?

– Ага. И сама себе на шею чулок повязала. Вместо галстука!

Платова наконец-то удостоили вниманием. Не кто-нибудь, а сам Великий Инквизитор майор Ляшенко. Он смерил участкового таким внимательным взглядом, словно собирался снять мерку для гроба.

– Размышляете, старший лейтенант? В дедукции упражняетесь?

– Никак нет, товарищ майор, не упражняюсь.

– И правильно делаете. У вас не к дедукции, а совсем к другому душа лежит. Домой проститутку с трассы приволокли!

Бас Ляшенко был слышен на милю вокруг, а крыть Платову было нечем.

– Мне приказано решить вопрос о вашем служебном соответствии. И поверьте, мой рапорт, будет написан в срок и согласно форме. А сейчас не позорьте своим внешним видом светлый облик сотрудника службы правопорядка и отправляйтесь куда подальше!

– Есть, не позорить светлый облик, товарищ майор!

Платов поспешно оседлал свой мотоцикл и, чувствуя спиной теплые взгляды, укатил куда подальше – домой.

– Эх, Юлька, Юлька! – горько сообщил он, бухнувшись в кресло. – Сбылись твои предсказания, попрут меня со службы.

– Из-за меня? – Сизова положила голову на колени Ивану. – Знаю, что из-за меня… Я всем несчастье приношу.

– При чем здесь ты? Хотя и из-за тебя тоже. Какой-то хмырь из местных накапал, что ты здесь живешь.

– Могу я чем-то помочь?

– Конечно. Намыль хорошенько веревку…

Взгляд Ивана, бессистемно скользивший по книжной полке, остановился на одной из книг.

– Тащи-ка сюда эту книжицу!

– Какую?

– Толстую в красном переплете!

Книга «Природа патологий» была куплена участковым в те благословенные времена, когда он еще надеялся стать великим криминалистом и, уже лет десять пылилась на книжной полке. Иван принялся ее листать.

– Это про Чикатило? – поинтересовалась Сизова.

– И не только. Не мешай, Юля. Возьми тоже почитай что-нибудь умное. Тебе полезно.

– Спасибо. Про либидо я и так все знаю, – съязвила девушка, но книгу, которую Платову дал Гусев, все-таки взяла.

Плохое настроение способствовало погружению Ивана в мрачный мир сознания маньяков. Платов не заметил, как пролетели несколько часов.

Книжица была занимательной, не больше. Про влияние на мозг маньяков фаз лун и резкий всплеск агрессии в весенние и осенние периоды, он так все знал. Как и про то, что в повседневной жизни большинство этих уродов были прекрасными семьянинами. Платов отшвырнул книгу и решил пустить ее на растопку печи в ближайший отопительный период.

– А ты, что нового вычитала?

– Все про крест полоцкого мастера. Знаешь, сколько игуменья ему за работу отвалила? Аж сорок гривен!

– Дешево, однако!

– Не скажи. Тогда столько стоили сто шестьдесят лисьих шкур.

– Дорого, однако. А про проклятие там что-нибудь есть?

– Как не бывать. Вот послушай-ка! Полный текст.

Девушка села на кровати и нараспев, грозным голосом процитировала:

– Да не изнесется никогда крест из стен монастыря. Да не будет крест ни отдан, ни продан. А тому, кто ослушается, не будет честный крест помощником ни в этой жизни, ни в будущей, и будет он проклят животворящей троицей, и святыми отцами, и семью соборами святых отцов, и ждет его участь Иуды, предавшего Христа.

– Круто! И ни слова про икону?

– Ни полслова!

Юля уснула первой. Вдоволь налюбовавшись ее безмятежным личиком, Иван вернулся мыслями к подшивке «Аргументов и фактов». Кому и зачем потребовалось рвать из нее отдельные номера? И не просто рвать, а словно бы убивать газету, которая что-то знала? А не было ли тех же «Аргументов» среди разбросанных по полу газет в доме Зои Петровны? Может быть, проклятие старой иконы распространяется даже на газеты?

Во сне он увидел майора Ляшенко, который обещал за поимку преступника награду в сорок гривен или сто шестьдесят лисьих шкур.

Среди тех, кого опрашивали оперативники после страшной смерти Астахова, была «дачница» Светлана Изотовна Вознюк, круглый год жившая на своем участке, неподалеку от Липовки. Участок Светланы Изотовны был в действительности дачным, но городского пристанища у нее не имелось. Жену большого начальника забросило в сельскую тьмутаракань после ареста муженька и конфискации большой и светлой квартиры в городе.

Из местных Вознюк знала только бойкого счетовода Митрича, который в свое время помогал ее мужу решать какие-то темные финансовые проблемы. Однако прервала с Симпляковым всякие контакты из-за того, что тот благополучно выкрутился, а ее благоверный отсиживал срок, отмеренный ему судом за хищения в особо крупных размерах.

Дамочке, привыкшей к широким проспектам и дорогим ресторанам, приходилось просыпаться под кукареканье петухов и мычание коров. И первое, и второе вызывало у Светланы Изотовны сильнейшие приступы мигрени.

Бурно проведенные годы, оставили на лице платиновой блондинки свои следы, которые уже не скрывал искусно наложенный макияж. Вознюк никогда и нигде не работала. Даже в нынешние, более чем кризисные для нее времена, жила на сбережения, которые не смогли отыскать дотошные судебные исполнители.

Посаженный Вознюк начал строить дачу с размахом, и несчастная женщина горько вздыхала, глядя на поросшие травушкой фундаменты и потемневшие стропила недостроенных хоромов.

По причине аристократического воспитания, Вознюк не общалась с соседями-плебеями, которые выращивали картошку у своих однотипных домов-коробчонок. Она чувствовала себя Робинзоном на необитаемом острове, а все большие горести и маленькие радости поверяла только верному Пятнице – белошерстой болонке Изольде.

Колодец в дачном поселке был единственным и все, от мала до велика, сбегались смотреть аттракцион похода Светланы Изотовны за водой. Изольда, не приученная к сельскому бездорожью, путешествовала в специальной корзиночке, а ее хозяйка, гордо поглядывая по сторонам, тащила ведро, наряженная в такой дорогущий халат, что у всех простолюдинок-дачниц глаза лезли на лоб.

– Одни мы с тобой остались, – сетовала Вознюк болонке, доверчиво смотревшей на хозяйку черными бусинками глаз. – Сиротки, Изольдушка.

В общем, и целом не было у Светланы Изотовны существа ближе и роднее, чем ее псина. За Изольду Вознюк готова была войти в горящую избу, а если понадобилось бы, то и остановить своей холеной ручкой скачущего коня.

Опера, делавшие облаву на убийцу Астахова, вломились на дачный участок Вознюк с присущей им непринужденностью, чем страшно напугали обеих дамочек. Услыхав об убийстве, Светлана Изотовна не грохнулась в обморок только из опасения навредить болонке, которую держала на руках.

– Не видела, не слышала, не знаю! – лаконично ответила она милиционерам и те, поняв беспочвенность своих претензий, тихо удалились.

День потек своим чередом, а вечером Светлана Изотовна имела неосторожность вывести собачку на прогулку без корзинки. Вознюк посчитала, что высокий забор надежно оградит ее любимицу от всех неприятностей большого мира.

Воткнув в золоченый мундштук сигарету, Светлана Изотовна выпустила болонку на травку.

– Гуляй, Изольдушка, но помни, что вокруг плохие дяди ходят. Убивают и людей, и маленьких собачек.

Решив, что умная собачонка все поняла, Светлана Изотовна закурила и на несколько минут забыла об Изольде.

Она любовалась надворными огрызками былой роскоши, а вырвавшаяся на свободу болонка понеслась по траве прямо к дыре в заборе и неожиданно для себя оказалась на враждебной территории.

– Малышка! – нежным голоском пропела Светлана Изотовна, заметив отсутствие Изольды. – В прятки захотела поиграть, детонька? Ну, иди же к мамочке!

Через десять минут Вознюк осознала всю серьезность положения. Заламывая руки, она носилась по двору, натыкаясь на козлы и ведра с засохшей краской. Ни ласковые оклики, ни угрозы шлепков не действовали. Изольда молчала, и ее хозяйка решила предпринять спасательную экспедицию.

Приспособленная только к оранжерейному существованию, Светлана Изотовна не додумалась просто обойти забор по периметру. Она решила, что коротенькие ноги болонки смогут унести ее в бескрайние колхозные поля, и ринулась на поиски, не разбирая дороги. Между тем Изольда слушала удаляющиеся крики своей хозяйки, теребя сухую ветку всего лишь в метре от забора дачи.

Авантюрность своей затеи Вознюк поняла, когда совершенно стемнело. Болонка так и не отыскалась, а ее хозяйка окончательно и бесповоротно заблудилась. Она уже не звала Изольду, а просто кричала о помощи, даже не подозревая, что ходит кругами.

Когда взошла луна, несчастная путница набрела на ограду старого кладбища и присела отдохнуть.

Полностью отдавшись своему горю, Вознюк напрочь позабыла об утреннем рассказе оперативников и принялась растирать натруженные ноги.

За несколько минут до того, как Светлана Изотовна сделала привал, бесшумно открылась створка склепа польских магнатов. Высокий мужчина в черной хромовой куртке поднял к небу лицо и долго изучал темные пятна на желтом диске луны. Совершив этот ритуал, он направился к пролому в ограде. На свое горе Вознюк заметила силуэт человека, спускавшегося по склону.

– Мужчина!

Человек остановился, но к удивлению Светланы Изотовны, даже не посмотрел в ее сторону.

– Мужчина! Вам говорят! Подскажите, как пройти к дачному поселку. Вы что оглохли?

Черт и Бог всегда были для Вознюк понятиями абстрактными. Всю жизнь она верила только в деньги, но когда незнакомец обернулся, поняла, что дьявол все-таки существует.

– Ничего не надо, – пролепетала Светлана Изотовна, вскакивая. – Я сама найду дорогу.

Она бросилась бежать так быстро, как только могла, но чудовище оказалось проворнее.

Черный чулок захлестнул шею Вознюк в тот момент, когда она уже думала, что оторвалась от преследователя. Последнее о чем подумала аристократка перед смертью, была белая болонка, дрожавшая от холода где-то в ночи.

Убийца в хромовой куртке оттащил еще теплый труп к дальней стороне кладбищенской ограды, в густые заросли колючего кустарника. Он не хотел, чтобы очередную жертву нашли слишком близко от склепа.

Полнолуние шло на убыль. Луна все еще выглядела, как круг, но, присмотревшись можно было заметить, что небесные мыши уже успели погрызть свой сыр с одного бока. Существо в хромовой куртке выбралось из зарослей бурьяна и двинулось в сторону спящей Липовки.

Деревня, словно чувствуя присутствие на своих улицах чужеродного создания, замерла. Даже собаки, слышавшие звук шагов не лаяли, а замирали в неподвижности, чтобы потом забиться в самый дальний угол своей конуры.

Ночной гость остановился у дома участкового и долго, не отрываясь, смотрел на темные окна. Только когда лунный диск начал бледнеть в преддверии рассвета, наблюдатель покинул свой пост и двинулся к старому кладбищу.

Иван и Юля спали, тесно прижавшись, друг к другу. Они не подозревали о том, что были в шаге от встречи с чудищем и избежали ее только благодаря непоседливой маленькой собачке.

Наполовину побежденная вечером депрессия вернулась. Когда нахальные солнечные лучи добрались до лица Платова, он откатился к стене.

Юля, напевая модный шлягер, давно возилась на кухне, а Иван решил, что сегодня из постели его вытащат только на аркане. Вчерашняя взбучка все-таки сделала свое дело, и он окончательно охладел к поискам убийцы. Пусть все маньяки мира сбегутся в Липовку, Лозоплетельщики станут без умолку твердить о всемирном равновесии, а зеленые человечки приземляться на огороде, он останется в постели, предоставив майору Ляшенко полную свободу действий.

– Лежишь? – поинтересовалась Юля, присев на кровать.

– Лежу. А чего не лежать? У меня это, как его… Служебное несоответствие. Вся деревня знает. Теперь могу до самой пенсии не вставать.

– И ни капли самолюбия?

– Ни грамма!

– Вставай!

– Не хочу!

– Вставай! – Юля начала стаскивать с Ивана одеяло, а тот цеплялся за него обеими руками. – Ты бы еще по народному обычаю с горя запил!

Побежденный Платов сел на кровати.

– Что ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы дурака валять перестал! Видишь ли, обидели нашу цацу, против шерстки погладили и для него вся жизнь кончилась.

– А что мне, по-твоему, делать?

– Преступника ловить, а не пузо под одеялом греть!

– Ты давно такая умная или поумнела после того, как я тебя за уши из кладовки выволок?

Юля обидчиво надула губки, зная, что против этого Иван устоять не сможет.

И действительно он начал одеваться. Получасом позже оба завтракали. Иван допил кофе и посмотрел на девушку.

– Что теперь? Хватать пистолет и бегать по деревне?

– Теперь – думать!

– О чем, о великая мыслительница?

– Единственный для тебя шанс реабилитироваться – первым вычислить убийцу! – Юля расхаживала по комнате, заложив руки за спину. – Подумай, чему ты не придал должного значения?

– Значит так, – Платов начал загибать пальцы. – Трупу Витьки придал, отрезанной голове Астахова придал, Натахе придал. Вроде всем жмурикам придал.

– Если будешь шлагом прикидываться, ничего путного не выйдет, – развела руками Юля. – Будь посерьезнее.

– А смысл? – разозлился Иван. – Если никаких следов! Икона, как сквозь землю провалилась. Все, кто ее в руках держал – уже на том свете. Мне, что: спиритические сеансы организовывать? Опять в склеп ночью идти? Благодарю покорно! Хаживал, уж поверьте, хаживал!

– Не злись. Должен был убийца ошибку допустить. Так во всех книжках пишут!

– Книжки одно, жизнь другое, – вздохнул Платов.

– Все началось с первой бабки, так? Витька ее по башке ведром трахнул и икону взял. Так?

– Ну, так.

– И ничего кроме иконы?

– Абсолютно. Только газеты по полу разбросал. Стоп! Опять эти чертовы газеты! Я ведь из-за них даже в библиотеку ездил!

Иван рассказал о том, как до смерти напугал очкастую библиотекаршу, но Юля, вместо того, чтобы посмеяться, покачала головой.

– Дурак!

– Сама дура!

– То, что после этой бабки никто не брал подшивки, еще не означает того, что вообще никто не заходил в читальный зал. Это раз! То, о чем писали «Аргументы», можно найти и в «Комсомолке». Это два! Если, конечно этот урод и до «Комсомолки» не добрался….

Иван восхищенно посмотрел на Юлю.

– При твоем-то образе жизни, когда газеты читала?

– Батяня, когда не пил, выписывал. Он у меня вообще-то главным инженером на заводе работал.

– Ну, Юлька, дай пять! – Платов от души пожал руку девушки. – Может оказаться, что эти газеты – то, что нам нужно.

– Не радуйся раньше времени. Рыжов мог газеты просто разбросать, когда икону заворачивал, а библиотечных вандалов всегда хватало.

– Ну, нет! В библиотеку я съезжу!

– Обязательно съезди, – приуныла Юля. – Только помни, что мы исходили из того, что убийца – человек. Он ходит по библиотекам, живет среди нас, а если…

Платов вздохнул и продолжил:

– А если это мертвый чекист из склепа, который охотится за своей иконой, то изловить его может только экзорцист.

– То-то и оно, дорогой Холмс.

Глава 7. Душитель

Платов сошел с крыльца библиотеки в полном расстройстве чувств. Вместо того чтобы схватить очкастую дурочку в охапку и вытрясти из нее правду, он уперся носом в висячий замок. Был выходной день, и только рыжие участковые могли проморгать такую очевидную вещь.

Возвращение в Липовку не было таким триумфальным, как отъезд. Не добавило радости и то, что на обратном пути Иван встретил траурный кортеж. За грузовиком, на котором везли гробы с телами Астахова и Устиновой, понуро брели жители Липовки.

Иван остановился у обочины и вместе с остальными прошел к середине нового кладбища, мимо свежих могильных холмиков Аскаленко и Рыжова.

Молоденький священник из города прочитал молитвы, и гробы начали опускать в ямы. Говорить прощальные речи было некому. Иван стоял особняком от остальных, опасаясь, что кто-нибудь не выдержит и скажет ему все, что думает.

К Платову подошел Гусев.

– Не очень-то приятное зрелище, Иван Александрович, но не делайте вид, будто вы один во всем виноваты.

– Мое начальство считает именно так…

– Вам жить не только с начальством, но и с нами, жителями Липовки. А мы, не думаем, что один человек, способен справиться с такой напастью, как эта.

– Спасибо за сочувствие, Никита Сергеевич. Вас подвезти?

– Уж лучше я со всеми, на общественном автобусе.

– У меня есть интересная версия. Кстати, под напастью вы имели в виду проклятие Евфросиньи?

– Что ж еще?

– Так вот моя идея носит более материалистический характер. Даже при всем том, что я видел своими глазами вашего чекиста.

– Даже так? – удивился Никита Сергеевич. – Значит, все-таки не удержались и пошли на старое кладбище без меня?

– Скорее черт понес. Так вы хотите выслушать мои соображения?

– Думаю, да.

– В таком случае – поехали!

Гусев угостил Ивана чаем с медом, а, выслушав «газетную» теорию, не удержался от того, чтобы не хлопнуть Платова по плечу.

– И зная все это, вы не додумались до такой простой вещи раньше?

– Понимаете, Никита Сергеевич, это не совсем моя идея…

– Ах, девушка! – улыбнулся Гусев. – Тот самый найденыш, о котором так кричал ваш начальник! Передайте ей мои поздравления. У этого воробышка действительно светлая голова.

– Да уж посветлей, чем у меня.

– Не упускайте своего шанса, женитесь, Иван! Эта фея из кладовой в два счета сделает из вас генерала.

– Ух, и покажу же я тогда Ляшенко кузькину мать! – улыбнулся Платов.

– И все-таки жаль, – покачал головой Гусев. – У меня тоже возникла одна идея. Правда связана она с тем, что выкрикивала незадолго до своей смерти Устинова.

– Делитесь своей идеей!

– Нет уж. Ваша – более перспективная. Отрабатывайте ее. Не получится – сообща обсудим мою.

Возвратившись домой, Платов рассказал Юле о похвалах Гусева.

– Обязательно познакомишь меня с этим стариканом! – хлопнула ладошкой по столу Юля. – Он сразу распознал во мне гения логики!

– Итак, мы имеем две теории, – торжественно объявил Иван. – Версии Газет и Проклятия старой иконы! Чья возьмет?!

Хохоча, он увлек Юлию на кровать, та начала шутливо отбиваться, а в итоге они провели в постели остаток дня. Усталые и довольные друг другом начали засыпать, когда затрезвонил телефон. Иван услышал в трубке возбужденный голос Гусева.

– Иван Александрович, мне кажется, что мы все упустили одну маленькую, но очень важную деталь. Ваша юная леди права, но только отчасти. Если принять во внимание эту историю с газетами и добавить к ней то, что говорила Устинова о бродячем трупе, все становится ясно, как божий день. Нас водили за нас с гениальной простотой! Я, старый дурак, не заметил самой очевидной вещи!

– И какой же? – Иван напрягся.

– Склеп! Да-да склеп! Давайте встретимся на старом кладбище, и вы поймете насколько все просто.

– Никита Сергеевич, я уже бывал там ночью и видел такое, о чем не хочется вспоминать.

– Никаких мертвецов и восставших из могилы зверюг-чекистов нет! Вы должны увидеть все своими глазами.

– Когда?

– Я выхожу прямо сейчас.

– Если это положит конец всей чертовщине, то я согласен.

Когда Иван начал одеваться, Юля заметила, как он сунул в карман пистолет.

– И куда это ты, на ночь глядя?

– Скоро вернусь. Задрали вы меня со своими идеями! Даже Гусев, самый нормальный из психов этого дурдома и тот, кажется, сдвинулся по фазе.

Сизова надула свои хорошие губки.

– Режь меня, стреляй, а ночью дома одна не останусь.

– И она туда же! Даже не думай!

– Иван, после всего, что случилось, – Юля шмыгнула носом. – Я не могу сидеть здесь!

Платов задумался и кивнул.

– Если будешь сидеть в коляске и не сдвинешься с места, пусть даже небо рухнет на землю, то возьму.

Юля повисла на шее Платова.

– Миленький! Что там небо! Буду сидеть, даже если тебя с Гусевым черти на ленточки порвут!

– Премного благодарен. Собирайся!

– Сам знаешь: такой шахидке как я собраться – только подпоясаться!

– Меньше текста, шахидка.

Ивану пришлось проявить чудеса экстремального вождения, чтобы не сверзиться в какую-нибудь яму и не сломать себе шею раньше, чем это сделает мертвец из склепа. В этот дурацкий путь его вела только надежда на то, что его участок вновь станет таким захолустьем, как был и не будет больше привлекать внимание крупных чинов.

До кладбищенской ограды добрались благополучно, и Платов осмотрелся в надежде увидеть статную фигуру Гусева. В конце концов, участковый решил, что Никита Сергеевич не выдержал и один поперся на кладбище.

– Такой же дурак, как Ватсон, – пробурчал Иван, слезая с мотоцикла. – Ну, Юлька, не дай тебе Боженька слово нарушить.

Судя по испуганному виду Сизовой, слов она нарушать не собиралась и с коляски ее могли поднять только домкратом.

– Ваня, побыстрее там…

– Не боись, – ободрил Платов подругу, вспоминая, не много ли он выпил за день жидкости.

Участковый вынул табельный пистолет не потому, что надеялся побить все рекорды меткости в стрельбе по неживым мишеням, а потому, что увесистое оружие било его по животу. Идя к кладбищу, Платов увидел на земле тень пузатого коротышки с пистолетом в руке и понял, как мало он походил лихого ликвидатора призраков.

Вскоре он пожалел о том, что оставил Юлю возле мотоцикла. Такая мысль, была, по сути, наглядной иллюстрацией эгоизма, но уж очень не хотелось фланировать здесь в одиночку.

Он старался не наступать на старые могилы. Благие намерения не помогали, поскольку многие из холмиков почти сравнялись с землей. Споткнувшись об очередной из них, Иван поднял голову и невольно залюбовался монументальной величественностью единственного на кладбище склепа. Чекист Аскаленко, что ни говори, нашел неплохое последнее пристанище и выходить на неблагоустроенный белый свет было с его стороны большим свинством.

Вскоре Иван почти добрался до склепа и с горечью понял, что подбивший его на авантюру Гусев не сдержал своего обещания: призраки были, по крайней мере, один.

Платов перестал быть прагматиком и атеистом уже сутки назад, поэтому не слишком удивился, увидев человека в черной хромовой куртке. Тот, как и при предыдущей встрече сидел на мраморной плите и смотрел в землю или на свои, заляпанные грязью сапоги.

Заговорить с мертвецом первым было бы верхом непочтительности, поэтому Иван оперся на ближайшую оградку в ожидании благословенного момента исчезновения беспокойного чекиста.

– Иван Ал-лександрович! В-ваня!

Наконец-то! Гусев, человек, которому Иван верил безоговорочно, соизволил прийти в самый подходящий момент! Платов оторвал взгляд от фантома.

– Никита Сергеевич! Я здесь!

Ответа не последовало и старик не появился. Однако Иван радовался и тому, что привидение тоже убралось восвояси. Плита у склепа была пуста.

Участковый с облегчением перевел дух и решил больше не искать приключений на свою задницу, а идти к мотоциклу.

Пробираться назад было непросто. Один раз Платов споткнулся и пропылесосил носом мокрую от ночной росы траву. Он отряхивался, когда услыхал чей-то сдавленный крик.

Кажется, началось! В экстренных ситуациях Иван всегда забывал об оружии. Вот и сейчас он машинально сунул пистолет в карман и ринулся спасать мир. Бег с препятствиями был занятием очень хлопотным, но все же участковый преодолел несколько десятков метров с рекордной для его комплекции скоростью.

– Никита Сергеич!

Дыша как паровоз, Иван остановился у старой липы и прислушался. Ни звука! Оставалось только молиться, чтобы треклятую тишину нарушило хоть что-нибудь. Молитв не потребовалось. Участковый услышал сдавленный стон. Затаив дыхание, он приблизился к старой липе и остолбенел от вида своей девушки, привязанной к ответвлению массивного ствола. Голова Юли крепилась к нему посредством черного чулка, впившегося в рот. Подав сигнал, девушка потеряла сознание: глаза ее были плотно закрыты.

– Юлька, кто это…

Окончание фразы застряло у Ивана в горле, он увидел, что чудище из склепа пленило не только Юлю. К тому же дереву, но с другой стороны была привязана незнакомая и явно мертвая женщина. Ее губы, как и вывалившийся изо рта язык успели почернеть, а талию пересекал черный чулок, благодаря которому тело не падало.

Платову удалось преодолеть сковавший его паралич.

– Сейчас, Юленька. Сейчас, милая…. Я помогу…

Иван сделал только один шаг и рухнул навзничь от мощного удара в спину, за которым последовала серия чувствительнейших пинков под ребра. Участковый почувствовал, как из его кармана достают пистолет и переворачивают на спину. Он не успел ничего увидеть, потому что получил ослепляющий удар в лицо. Когда мириады маленьких ярких звездочек рассеялись, Платов смог разглядеть склонившегося над ним Гусева. Тот улыбался, но в глазах старика плавали кусочки льда.

– Никита Сергеич… Наконец-то…

– М-маски с-сняты, В-в-ваня, – все еще улыбаясь прозаикался Гусев. – Т-тебе выпала честь п-подохнуть от рук Уфимского Душителя!

Старик поднял руки и Иван увидел в одной из них свой пистолет, а во второй – резиновую маску с искусно нарисованной харей монстра. Картину дополнял наряд Гусева: хромовая куртка и высокие сапоги. Маски действительно были сняты. Платову стало понятно, почему была изуродована подшивка «Аргументов и фактов». Уфимский Душитель….

Он хорошо помнил историю Душителя, жертвами которого стали двенадцать человек.

Несколько лет назад убийце удалось улизнуть из Уфы буквально за час до ареста и скрыться в неизвестном направлении. Как оказалось, эта тварь преспокойно жила в Липовке, а теперь вновь вышла на тропу войны.

– Так это ты?

– П-представь себе! Ф-фазы л-луны! Они оп-пять начали действовать на меня из-за мерзкой с-сучки З-зойки!

– Чем же тебе, Душитель, досадила беззащитная старушка?

– Он-на как и ты совала свой нос в чужие дела, н-нашла вырезки собранных мною газет и стала к-копаться в б-библиотеке. Я ведь хранить п-память о своих п-подвигах!

– А икона Евфросиньи?

– Забавная в-выдумка? Я п-просто хотел впутать в это дело уголовника и жадного п-придурка Кольку Астахова.

– А затем, прикрываясь слухами о привидении, отправит в расход и их!

– Ты п-поразительно догадлив, участковый! Жаль, что с-светлые идеи н-наполнили твою рыжую голову с-слишком поздно. Завтра вся Липовка, узнает, что очередными жертвами м-мертвеца из склепа с-стали толстенький старлей и юная б-бродяжка. Я т-тоже поохаю и отправлюсь к своим пчелкам. Т-теперь ты понял, что с-существуют люди, к-которые во сто к-крат ужаснее п-привидений?

Старик помассировал рукой правый висок и продолжил уже без заикания.

– Я почти справился со своими инстинктами. Подавил их. Занимался пчелами. Это так успокаивает. Но вот луна опять позвала меня за собой и я не смог противиться зову. Старался не допускать ошибок, но концы приходилось зачищать слишком часто. Ничего. Этой ночью все закончится, и небесная повелительница ослабит тиски, сжимающие мой мозг.

Гусев застонал и резким движением зашвырнул оружие участкового в кусты.

– Это очень опасная игрушка д-для такого п-пузатого недоразумения как ты. Л-лучше п-полюбуйся на все декорации, к-которые я приготовил для нашей встречи! Мертвая ведьма, полудохлая с-сучка! Как п-прелестно они с-смотрятся вместе! Какая к-композиция!

– Ты псих. Причем гораздо больший псих, чем я думал минуту назад. На всю голову. Тебя, Гусев, уже не вылечить…

Тяжелый сапог сумасшедшего врезался Ивану в губы.

– З-заткнись ты, н-нормальный. Н-не забывай, что разговариваешь с оперуполномоченным НКВД! М-мы не привыкли церемониться с врагами н-народа!

В больном мозгу Гусева вновь щелкнул, какой-то переключатель и он широко, раскинув руки, принялся кружить вокруг липы.

– Это мой мир! Мир, в котором нет места дохлым чекистам и живым участковым!

Он вцепился рукой в рыжую шевелюру Платова и заставил его встать на колени. Черная змея захлестнула шею участкового, и он почувствовал, как вылезают из орбит глаза. Иван, как совсем недавно Рыжов, попытался просунуть под петлю пальцы, но было слишком поздно.

Глава 8. Месть чекиста

Смерть почему-то не приходила. Не бряцал своими ключами святой Петр, молчали трубы архангелов. Платов смотрел в небо, От луны осталась только половина и участковому хотелось думать, что этот блестящий сегмент олицетворяет собой надежду.

Удавка по-прежнему болталась на шее, но сейчас Платов уже мог если не встать, то хотя бы повернуться набок. Он так и сделал. Гусев стоял рядом, повернувшись спиной.

Душителю было не до участкового. Его внимание отвлек новый персонаж ночной драмы. Со второй попытки Ивану удалось сесть, и он смог получше рассмотреть очередного гостя кладбища, становившегося слишком многолюдным.

Впрочем, термин «человек» не относился к жуткому существу, облаченному черную кожанку и замызганные сапоги. Да и искусно сделанной маской это лицо назвать было нельзя. Вместо глаз на нем зияли черные провалы, уходившие в самые глубины ада. Пряди темных волос обрамляли низкий лоб и смешивались с лоскутами пожелтевшей кожи. Горло прикрывало подобие шарфа, давно превратившегося в лохмотья. Монстр медленно шел на Душителя.

Тот широко расставил ноги и протестующе выставил вперед обе ладони.

– Так ты существуешь? Смотри-ка, старый душегуб выполз из своей норы. А я ведь чувствовал, что арендую склеп не один! Ты постоянно прятался в самых темных углах, так? Почему молчишь?!

Чудище раздвинуло почерневшие губы и издало несколько клокочущих звуков. Оно продолжало надвигаться на Гусева и тот попятился.

– Какие слова! Сколько пафоса! Уходи гнилая чурка! Твое место занял более достойный!

Вместо ответа мертвый чекист вплотную приблизился к Гусеву, обвил руками его торс, легко оторвал от земли и поднял над головой. Вой Душителя, наверное, был слышен и в Липовке. Чудовище швырнуло свою жертву на ржавую ограду, с острыми, как наконечники копий прутьями. Гусев, из груди которого тут же выросли страшные стебли, умер не сразу.

– Б-более достойный, – прохрипел он, протянул руки к луне и бессильно их уронил.

Платов был уверен, что страшный призрак примется за него, но тот даже не посмотрел в сторону участкового и степенно двинулся вглубь кладбища. Уходя все дальше, монстр словно становился меньше ростом, но когда Иван пригляделся, то понял: привидение спускалось под землю по невидимым ступеням. Вскоре на поверхности осталась только его голова, но и она через секунду исчезла.

За спиной участкового раздался тихий стон. Иван, шатаясь как пьяный, пошел к Юле.

Он попытался развязать узел, но пальцы не слушались. Попытка разорвать чулок тоже ни к чему не привела. Платов беспомощно посмотрел на Юлю и увидел, что та пытается указать глазами куда-то вниз. Спички! Иван вытащил из кармана юбки коробок и пережег черный чулок. Девушка рухнула на колени.

– Он подкрался сзади и вытащил меня из коляски, – всхлипывала девушка. – Больше ничего не помню. Что здесь произошло? Кто эта женщина?!

Оставив вопросы без ответа, Платов пошел к кустам и, опустившись на четвереньки начал ощупывать траву. Назло Ляшенко пистолет нашелся. Иван вернулся к девушке, которая, прижавшись к стволу липы, всхлипывала, и осмотрел ссадины по краям ее губ.

– Смазать надо…

– Только не зеленкой! – моментально отреагировала Юля, перестав всхлипывать.

– Водкой, водкой смажем. Пошли к мотоциклу.

– А внутрь немножко можно? – робко улыбнувшись, поинтересовалась Сизова.

– Алкоголичка!

– Толстяк!

Устало переругиваясь, они добрались до мотоцикла. Иван взгромоздился на седло только с третьей попытки.

Юля откинулась на спинку кресла коляски.

– Это ты его так?

– А кто ж еще? Никому не позволю на тебя набрасываться.

Наградой за ложь был признательный поцелуй в губы.

– Мой герой! Никогда бы не подумала…

– Плохо ты меня знаешь! – крикнул Платов уже под рев двигателя.

Глава 9. Улей

Прежде чем вернуться домой, он заехал к Гусеву и к большому неудовольствию Юли минут десять возился в дальнем углу пасеки. Назад он возвратился с плоским свертком и передал его девушке.

– Спрячь под сиденье.

– Что это?

– Икона.

Заметив, что девушка смотрит на сверток так, будто в нем бомба с часовым механизмом, Иван устало улыбнулся.

– Просто икона. Помнишь, ты читала мне про полоцкого мастера Лазаря Богшу?

– Ну, да. Про того, что изготовил знаменитый крест.

– Уже тогда я должен был понять, что Гусев врет, и история с иконой от начала до конца – выдумка.

– Почему?

– Богша был ювелиром, а вовсе не иконописцем.

Пока Иван умывался, Юля успела достать из холодильника бутылку водки, а из аптечки – вату и бинт. Она перевязала Платову шею, а он смазал ссадины у рта.

– И как мне теперь, по-твоему, целоваться?

– Надо было сидеть дома, а не шляться по кладбищам. Вот и целовалась бы сколько душеньке угодно.

Юля разлила водку по рюмкам, но Иван от своей доли отказался.

– Боюсь уснуть, а у меня еще куча дел.

– А я не боюсь! После такого-то стресса!

Сизова залихватски тяпнула две стопки и размякла до того, что Платову пришлось отнести ее в кровать на руках. Он укрыл девушку одеялом.

– Знаешь, Юлька, а ведь он прав.

– Он?

– Тот козел, что висит сейчас на ограде. Накануне он сказал, что такая умная жена, как ты способна сделать из лейтенанта генерала.

– И обязательно сделаю, мой герой! – прошептала Юля уже сквозь сон.

Дождавшись пока дыхание девушки станет ровным, Иван подошел к телефону и, с трудом попадая пальцами в отверстия диска, набрал «02».

Голос дежурного был сонным и Платов с садистским удовольствием сообщил:

– Тут, Миша, у меня еще два трупика образовалось. Ага, не пьяный я. Буди всю банду, включая Ляшенко. И можешь передать этой паскуде, чтоб перед выездом своим рапортом на меня подтерся.

– И что за лапшу ты мне на уши вешаешь? – майор Ляшенко смотрел на подчиненного не просто недоверчиво, а, как на выходца из дурдома, которого по недосмотру недолечили. – Недавно по твоей Липовке зловещие мертвецы толпами гуляли, а вчера ты уже с Джеком-Потрошителем бой вел! Считай, что допрыгался, Платов!

– С Душителем, товарищ майор…

Вид у Ивана действительно был такой, словно он сражался не с одним, а с целой ротой душителей. Заплывший глаз выглядел так, будто участковый его прищурил с целью поиздеваться над Ляшенко. Шея была обмотана бинтом, и повязка постоянно норовила сползти. Общую же картину дополняло злосчастное чернильное пятно. Однако, несмотря ни что, Платов начинал медленно, как трехведерный самовар, закипать.

– Это вы, майор, чушь городите! – неожиданно выпалил он. – Впрочем, как всегда!

Выражение лица Ляшенко стоило бы запечатлеть Рафаэлю. Майор вцепился пальцами в край стола и сжал его так, словно собирался выдавить из дерева сок. За считанные доли секунды его лицо побледнело, а затем приобрело пунцовый оттенок. Услышать такие слова от тихого рыжего толстячка было все равно, что получить оплеуху от цветочного горшка.

– Что?! Да я тебя…

– Не надо писать кипятком, майор! За несколько дней на моем участке убиты пять человек, и пока ты с умным видом целовал задницу начальству, я в одиночку вычислил и остановил убийцу. Остановил и могу доказать, что он – Душитель из Уфы, которого разыскивают уже пять лет. Если скажешь, что я не справился со своими обязанностями, то ты тупее, чем я думал!

Ляшенко уже набрал в легкие воздух, чтобы выдуть мощным потоком подчиненного из кабинета, но вместо этого закашлялся и махнул рукой на дверь.

– На дворе! У машины подожди…те.

Гордый собой, Платов уселся в служебный УАЗ. Заниматься формальностями у него не было ни сил, ни желания. Согревало только воспоминание о том, что на этот вечер у него запланированы шикарный, по меркам Липовки, ужин, а затем – ночь плотских утех.

Высыпавшее на крыльцо начальство с недоумением поглядывало на героя дня, который небрежно развалился на переднем сиденье УАЗа.

Подошедший к машине Ляшенко был настолько ошарашен наглостью Ивана, что безропотно сел на заднее сидение.

Кортеж из тех автомобилей остановился рядом с домом Гусева, где уже собрались все население Липовки, за исключением счетовода Симплякова, который с недавних пор решил выходить из дома только на работу и возвращаться по возможности засветло.

– Показывайте ваши доказательства, – процедил сквозь зубы Ляшенко. По его тону чувствовалось, что если Платов потерпит фиаско, то ничего хорошего ни в этой, ни в следующей жизни его не ждет.

Иван не опасался ошибки, и уверенно прошел между рядов ульев к самому последнему.

– Здесь!

Те самые сержанты, которые недавно конвоировали Юлю, с опаской приблизились к домику и робко переглянулись.

– А пчелы?

– Вы кого больше боитесь? – выступил вперед начальник РОВД. – Пчел или все-таки меня?

Крышка была снята и, Платов извлек из улья объемистый, завернутый в полиэтилен сверток.

Когда его развернули на столе в доме Гусева, то все увидели несколько черных чулок и пачку газетных вырезок, туго перетянутых резинкой. На первой же из них была фотография Никиты Сергеевича, а в тексте сообщалось о том, что личность Душителя из Уфы установлена, но он успел скрыться, и объявлен в розыск. Остальные статьи повествовали о похождениях Душителя и сопровождались снимками его жертв.

– Эге, – глубокомысленно протянул Ляшенко. – Тот еще персонаж.

– Зоя Петровна Аскаленко помогала Гусеву по хозяйству и случайно увидела эти вырезки, – прокомментировал Платов. – Зная толк в библиотечном деле, старушка легко отыскала нужные подшивки в районной библиотеке, и все поняла, подписав тем самым себе смертный приговор. Душитель понял, что его тайна раскрыта и принял все меры. Он – хороший тактик и стратег. Решил не просто придушить бабку, а выдумал эту историю с иконой. Привлек к делу Рыжова и Астахова, а затем обрубил все концы, расправившись со своими помощниками.

– Тогда при чем здесь Устинова, тетка из дачного поселка и вся комедия на кладбище? – поинтересовался майор. – Каким боком они вписываются в вашу стройную теорию?

– Полнолуние. Начав убивать, маньяк уже не смог остановиться и выходил на охоту каждую ночь. Ну, а что касается кладбища, то в старом склепе Гусев прятал свою маскарадную одежку. Поняв это, я устроил засаду и, как видите не напрасно.

Платов, чувствовал себя, как артист, исполнивший арию и ожидающий рукоплесканий восхищенной публики.

– А где же эта прославленная икона? – Ляшенко все еще пытался найти слабое звено в стройной цепи умозаключений участкового.

Иван вспомнил свой первый поход в склеп и почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он мог бы отличиться еще больше и сунуть икону под нос начальнику, но имел на нее совсем другие планы. Поэтому только развел руками.

– Думаю, что эту тайну Душитель навсегда унес с собой, на тот свет.

Глава 10. Ветер странствий

В комнате повисла пауза. Все с восхищением смотрели на рыжего толстячка, которому, как выяснилось, нельзя было класть палец в рот.

– И все же молодец, старлей, – начальник РОВД крепко пожал Ивану руку. – Не только раскрутил весь бесовский клубок, но еще, как говорят в Голливуде, надрал этому Душителю задницу. Думаю быть тебе капитаном!

– Моя школа! – подскочил к Платову Ляшенко. – Я всегда говорил, что внутренний стержень, который должны иметь все сотрудники МВД у Ивана Александровича есть. Искренне поздравляю!

Испытывая сильное желание надрать задницу заодно и самому Ляшенко, Иван улыбнулся.

Все закончилось тем, что участковый получил три дня отгулов на поправку здоровья, чего никогда не случалось в новейшей истории РОВД и был отпущен с миром.

Он сильно рвался домой, где его ждала Юля, но вынужден был задержаться для небольшой, но важной формальности. Иван заглушил двигатель мотоцикла на вчерашнем памятном месте и пошел к пролому в ограде старого кладбища, на которое ему в кои-то веки удалось попасть днем. Платов достал икону из-под сиденья и зашагал по местам былых боев.

Чулки оставленные прошлой ночью уже унесли ретивые эксперты-криминалисты, но подсохшая кровь Гусева на ограде осталась. С минуту Платов рассматривал ржавые копья, поставившие жирную точку на жизненном пути Душителя, а затем направился к склепу и уже привычным движением открыл чугунную створку двери.

Солнечным лучам удалось проникнуть внутрь, но от этого мокрые серые стены не стали выглядеть веселее, а темный квадрат в каменном полу, по-прежнему смотрелся, как вход в загробный мир.

Платов положил завернутую в газеты икону на последнюю ступеньку лестницы. Пусть она и была самой обычной, но ее стоило вернуть прежнему хозяину, хотя бы в благодарность за то, что он помог разобраться с Душителем. К тому же теперь, когда необходимость в услугах призрака отпала, икона могла преградить ему путь в мир людей.

Участковый поднялся наверх, закрыл склеп и двинулся в обратный путь.

Обычный мотоцикл с коляской превратился в белого скакуна, а сам Иван в сказочного рыцаря, который мчался к замку, где его поджидала прекрасная принцесса.

Заложив лихой вираж, Иван затормозил и спрыгнул с седла так, будто в нем было не сто пять, а восемьдесят килограмм веса.

– Принимай гостей, Юля!

Никто не ответил, и Платов удивленно вскинул брови. Сюрприз она ему готовит, что ли? Ноги налились свинцом, но в душе Иван все еще чувствовал надежду, пламя которой угасало, по мере приближения к распахнутой двери.

– Эй, чудо в перьях, ты где? – участковый уже не кричал, а говорил шепотом. Он вошел в дом, заранее понимая: сказка закончилась. Призрак заперт в склепе, а фея умчалась в свою волшебную страну.

На столе, придавленная фарфоровой статуэткой лежала записка, которую Иван развернул дрожащими руками. Почерк узницы кладовой был на удивление каллиграфическим, но буквы прыгали у Ивана перед глазами.

«… Наверное, ты прав, – писала Юля. – Я действительно бродяжка и не могу долго сидеть на одном месте. Возможно, что это зов странствий и приключений, а возможно – боязнь постоянства. Еще раз спасибо за все, мой герой. Прости и прощай…»

Участковый отшвырнул записку и выбежал во двор, к мотоциклу. Пробегая мимо скамейки, он увидел дымящийся окурок. Это какая-то ошибка! Розыгрыш! Ее еще можно догнать и остановить!

Ветер хлестал в веснушчатое лицо участкового, но мысли в его голове проносились быстрее ветра. Он вывернул с проселка на шоссе настолько круто, что едва не опрокинул мотоцикл.

Асфальтированная стрела автострады была залита солнечными лучами. Хромированный обтекатель здоровенной фуры сверкал, а кабину к дальнобойщику садилась девушка в синем свитере и короткой джинсовой юбке. Резина покрышек протестующе взвизгнула, когда Платов ударил по педали тормоза.

– Юля!

Она даже не посмотрела в его сторону. Хлопнула дверца. Фура тронулась, прощально вильнув прицепом рыжеволосому толстячку в милицейской форме.

Иван вытер рукой вспотевший лоб. Он хотел завести мотоцикл и сломя голову помчаться вслед за фурой, но, когда нога коснулась педали стартера, услышал скрип колес. Из-за поворота дороги выехала гужевая повозка.

Бородатый возница в белой, застегнутой на последнюю пуговицу сорочке, латаных полосатых брюках и сандалиях на босу ногу флегматично помахивал кнутом. За его спиной громоздилась целая гора новых корзин. Ветер, как и при первой встрече, играл седыми волосами. Лозоплетельщик проехал мимо Ивана, даже не взглянув в сторону участкового. Его зеленые глаза смотрели вперед, на уходящую вдаль ленту шоссе, а губы шевелились, повторяя хорошо знакомое Платову четверостишие.

– Любить и быть любимым, – прошептал Иван, наблюдая за тем, как повозка становится прозрачной и постепенно растворяется в воздухе. – Это еще надо заслужить…

Вечером Платов сидел на скамейке у дома, рассеяно пинал ногой окурки, оставленные на память от Сизовой и старался убедить себя в том, что в отличие от Юли постоянство ему дороже всех ветров странствий. В конце концов, ведь у него есть Липовка, укрощенный майор Ляшенко и даже живущий на кладбище призрак. Не каждый участковый может похвалиться таким набором.

Сделав, этот философский вывод, Платов, посмотрел на один из врытых в землю столбов турника. Оставалось пристроить второй и отыскать в недрах сарая стальную трубу-перекладину. Поразмыслив, участковый решил, что лучше нагреть воды и попытаться найти управу на знаменитое чернильное пятно. В конце концов, на кой черт сдался турник тому, кто одной левой справился с Уфимским Душителем? В герое все должно быть прекрасным, но рубашка – в первую очередь.