Полночь XXI века

Глава 1

Первым в небе над аэропортом Новокузнецка загрохотал истребитель. Сделав круг, он пошёл на посадку, заодно как бы проверяя ситуацию: хотя формально сопровождать боевыми машинами частный транспорт в России было запрещено, при нужде обеспеченные люди всегда могли отыскать лазейки. Вот и сейчас корпорация Конного заключила договор с Мишиной частной военной компанией на перегон двух самолётов. И «совершенно случайно» маршрут этого «перегона» совпадал с инспекционными поездками Тимофея.

Над бетонной полосой взметнулась пыль, потоки воздуха смели мусор, который, несмотря на все усилия уборщиков, всё равно нанёс прохладный сентябрьский ветер. Тяжёлая машина коснулась земли играючи, словно в ней не тридцать тонн, а всего пара-другая килограммов детской радиоуправляемой модельки. И тут же с солидной грацией знающего себе цену хищника сошла с дорожки, освобождая место идущему на посадку следом грузовому борту.

Пассажирский терминал недавно отстроили заново, но, как и в советские времена, он остался небольшим, организовывать в нём торжественную встречу не имело смысла. Да и слухами земля полнилась — Сибирь хоть и велика, но в чём-то напоминает большую деревню: свои про своих всё узнают быстро. В том числе и то, что, как и отец, наследник к пустым тратам за счёт компании относится без одобрения. Встречали сразу на улице и скромным числом: два старших начальника — директор железнодорожного логистического центра и глава Новокузнецкого филиала — и небольшая свита помощников и заместителей.

Директор приставил ладонь к глазам, высматривая против солнца рукотворную птицу, одновременно обратился к коллеге:

— И всё-таки насчёт девочек ты зря нормально не подсуетился. Качественно отдохнувшее после перелёта начальство не так сильно звереет.

— Ты бы лучше ещё раз проверил, как в общежитии ремонт сделали, — буркнул в ответ глава филиала, — а не девочек искал под начальство подкладывать. У нас не Тюмень, конечно, и не Сургут, но бережёного и Бог бережёт. От лишних неприятностей.

Теперь пришла очередь директора отводить взгляд. Владельцы компании считали, что экономия на условиях жизни персонала должна иметь определённые границы: голодный инженер или рабочей думает не о качестве техпроцесса, а о том, как ему накормить семью. Поэтому строго требовали, чтобы некоторый уровень социальных норм соблюдался по всем предприятиям и филиалам. Руководитель нового Тюменского подразделения до прихода к Бирюкову и Конному работал на конкурентов, и, перебравшись в новую компанию, привычки сохранил старые. Инспекция вскрыла злоупотребления — и рабочие живут по документам в общежитии, по факту в списанных вагончиках-бытовках, и полное отсутствие корпоративных соцнорм в виде детсадов и школ, выпускники которых потом будут обязаны отработать в компании хозяина. Обнаружился целый гарем из наложниц, почти все они легли под Тюменского директора от голода или стараясь помочь семье. Дальше история вышла мутная — то ли ошалевший от безнаказанности и неограниченной власти над крепостными рабочими директор со своим прихлебателями и вправду напал на Тимофея Конного, то ли нападение оформили задним числом. Неоспоримым фактом было одно: все виновники и пособники прямо там, на месте, получили по два метра земли. В Сургуте история вышла схожая, только обошлось без стрельбы: руководство филиала в полном составе всего за четыре дня успело перекочевать сначала в следственный изолятор, а оттуда в зал суда и получить по двадцать лет.

За размышлениями и судорожным подсчётом, всё ли успели к приезду молодого хозяина исправить и доделать, директор пропустил, как за грузовым бортом села пассажирская ласточка, а из брюха транспортника выкатились три микроавтобуса для инспекции и охраны. Вскоре кортеж затормозил возле терминала, с лёгким шипением дверь среднего микроавтобуса скользнула вбок. Одновременно из головного и заднего автобуса на асфальт шагнули несколько телохранителей и замерли, профессионально-рассеянным взглядом оценивая обстановку.

Из начальской машины первой выбралась красивая девушка в безупречно сидящем брючном костюме, причём явно из какой-то дорогой коллекции. Следом вышел молодой хозяин. Подошёл к встречающим, поприветствовал и поздоровался за руку с директором логистического центра и начальником филиала… от директора не укрылось сначала то, как за спиной Тимофея Леонидовича встала секретарь, потом какой восхищённо-влюблённый взгляд она бросила на хозяина. Судя по всему, кроме основных обязанностей, девочка спит с начальником, и отсюда с подбором горничных «расслабиться перед сном» он дал маху. Лучше бы и в самом деле ещё раз проехался с проверкой по объектам.

Когда с приветствиями было закончено, молодой хозяин предложил:

— Господа, предлагаю всем занимать места в нашем автобусе и, если позволите, сегодня я хотел бы поужинать и спать, а дела отложим назавтра. Вроде и недалеко, а перелёт из Абакана вышел на редкость утомительный.

Директор на этих словах сразу воспрял духом. Во-первых то, что их пригласили ехать вместе — уже хороший знак. Во-вторых, если с девочками он ошибся, то с остальным угадал: из-за тумана аэропорт закрывали, самолётам пришлось садиться в резервном аэропорту Новосибирска и там три с половиной часа ждать окна погоды. А за ночь, пока начальство отсыпается, он успеет ещё раз всё проверить. И неважно, если обнаружится что-то крупное, что невозможно исправить за пару часов — достаточно будет начать работы и показать, что проблема уже в стадии устранения.

Зал ресторана был небольшой, уютный, со вкусом и без лишней роскоши. Церемониал в новорусском стиле «Ренессанса империи» тоже устраивать не стали. Гостей встречал распорядитель, официанты деликатно направляли кого за главный стол, кого за два дополнительных, они же без лишнего подобострастия как на обычном банкете сменяли блюда. Отличий от делового ужина лишь то, что за директорским столом о делах сегодня старались не говорить. Никаких серьёзных разговоров не велось и после: все чинно попрощались, расселись каждый в свою машину и разъехались.

Едва они остались в номере вдвоём, Тимофей хотя и с трудом, но всё-таки дождался, пока Юля снимет пиджак и кобуру, потом сразу сгрёб девушку в охапку и повалил за собой на кровать.

— Тима, рубашку помнёшь. Дай хоть снять.

— Снять — это всегда пожалуйста, — и сразу начал расстёгивать пуговицы. — А рубашку тебе потом отгладят. Зря что ли тут столько прислуги?

— Из всего твоего невысказанного предложения меня сейчас интересует только начало — лечь, и конец — спать до утра, — отрезала девушка. — Ты в самолёте отоспался, а я с документами сидела. Как образцовый секретарь.

— Да какой там отоспался, — зевнул Тимофей. — Как на иголках и нервничал, будет ли окно с погодой. И так со сроками запаздываем уже. Ладно, насчёт «кино, вино и домино», как любит говорить дядя Саша, шутка была. Завтра нам и в самом деле надо много успеть. Заодно посмотрим на заморённые лица здешнего начальства. Эти точно спать не будут.

— Думаешь, опять?.. — засомневалась Юля.

— Да нет, мужики, судя по всему, деловые и толковые. Тоже плюс к здешним местам, если, конечно, тот городок подойдёт. Поэтому и побегут самолично ещё раз всё проверять перед нашим визитом, даже если в подчинённых уверены.

Юля вывернулась из объятий, легла на живот, опираясь подбородком на локти.

— Тебе потому Абакан и не понравился? Что там начальник филиала такой заполошный?

— Да нет, сменить его не проблема. Город слишком большой. Двести тысяч… слишком много. Целиком его не переделать, значит, площадка на окраине. Минусинск и Черногорск тоже слишком близко. И лишний риск утечки, кластер от Абакана тогда нормально не изолируешь, и потом… старые кварталы окажутся проблемой, — Юля на его слова кивнула: когда придёт Изменение, полуразрушенные заброшенные кварталы легко станут прибежищем банд и плацдармом для атаки. Закладывать заранее мощности под быстрый снос… но тогда каждый литр солярки будет на счету. — А здесь до Новокузнецка целых полсотни километров, а сам Междуреченск город именно нужного размера, — Юля опять кивнула: использование на первом этапе строительства старого готового фонда и коммуникаций экономило время и деньги. — Заодно рядом и железка, и заводы Новокузнецкие, которые, кстати, прямо на месте загрузить заказами можно. Сама же считала, что тот же местный ЖБИ легко покроет большую часть нужных конструкций. И при этом Междуреченск достаточно далеко от крупных центров, чтобы организовать защитную полосу.

— Завтра посмотрим.

Выехать на оценку местности удалось только через день, из-за этого отправились на рассвете, и большую часть дороги Тимофей дремал. Юля наоборот во все глаза смотрела в окно, наслаждаясь видами золотистой в утренних лучах стеной хребта Кузнецкого Алатау и бегущей вдоль дороги рекой Томь. Когда они были почти на месте и проезжали слияние рек Томь и Уса, на котором и стоял город в окружении густо заросших лесом сопок, девушка осторожно толкнула Тимофея: прибыли. Тот проснулся мгновенно, разве что первые секунд десять его выдавал рассеянный взгляд.

Город оказался не очень большой, но и не маленький — подготовленная Юлей информационная справка утверждала, что в городской черте и ближних окрестностях живут тысяч девяносто. В архитектурном плане Междуреченск выглядел довольно уныло, типичный промышленный новодел-соцгород, изготовленный из деревни и полустанка на скорую руку по типовой схеме «под ключ». Когда начали разрабатывать шахты, спешно возвели бараки для первопоселенцев, затем немного разбавили их стандартными административными зданиями — на фасадах до сих пор остались многочисленные советские гербы, серпы и молоты. Следом добавились многочисленные пятиэтажные безликие хрущёвки, и под занавес перед самым Горбачёвым успели поставить совсем немного кирпичей-девятиэтажек. Тимофей приказал медленно объездить сначала самые старые районы, затем двинуться в районы поздней застройки, несколько раз выходил из машины и шёл пешком.

Первое унылое впечатление быстро исчезло, в целом город оказался опрятным, даже в нынешние годы, когда на провинцию в столице махнули рукой — силами жителей достаточно ухоженный. Чувствовалось, что шахтёрский дух людей, которые день за днём трудятся под землёй, где плечо товарища надёжнее любой машины — этот дух не исчез. Дать этим людям цель и работу — мгновенно исчезнут и пьяные, и некоторая расхлябанность, свойственная нынешним временам. Хороший фундамент для будущего строительства. Вдобавок рядом богатые угольные месторождения, которые очень пригодятся после катастрофы.

Сев в машину после очередной пешей прогулки, Тимофей скомандовал:

— Обратно, — и уже для Юли добавил: — Здесь.

Девушка молча кивнула: твой отец сказал, что окончательное слово за тобой, я не возражаю. Как только машина оказалась в зоне действия мобильной связи, немедленно принялась названивать руководителям филиала и их замам, собирая на срочное внеплановое совещание.

Когда Тимофей вошёл в кабинет и занял место во главе стола, то на мгновение почувствовал себя железной заготовкой, которую через мгновение ударит прессом: до того напряжённые и давящие взгляды были у собравшихся.

— Итак, господа, — Тимофей раскрыл папку и раздал оттуда каждому по листу. — Я удовлетворён результатами вашей работы. Поэтому хочу сообщить вам, что по итогам моей инспекции именно на базе вашего филиала будет начат новый проект нашей корпорации. Прошу ознакомиться с материалом, который вы сейчас получили, и хочу выслушать ваши соображения.

Глава 2

Дворники едва справлялись с огромным потоком воды, обрушивающимся на лобовое стекло: на севере Москвы лило так сильно, что казалось, будто небо разверзлось и вылило разом всю влагу нового всемирного потопа. Ехать приходилось еле-еле. Но чем ближе машина подбиралась к центру города, тем слабее становился дождь, а возле Воробьёвых гор прекратился совсем, автомобиль понемногу набрал скорость. Вскоре замер на гостевой парковке Университетского комплекса. Телохранитель помог Тимофею выбраться из машины, но дальше по правилам учебного заведения пешком и никаких сопровождающих. Да это и не требовалось — место, где учились отпрыски богатейших фамилий страны, хорошо сторожила лучшая охрана и негласное соглашение «Клуба ста богатейших»: с самого начала реальные хозяева страны после первой же попытки похищения и шантажа очень жёстко продемонстрировали, что будет с нарушителем нейтральной территории. Желающих повторить с тех пор не находилось.

Утренний ветерок неприятно холодил ладони, так что пришлось их спрятать в карманы пальто, но всё равно теплее не стало. «Блин, только позавчера октябрь же закончился!» — внутренние ощущения никак не желали приспосабливаться к столичной погоде, сырой, промозглой и вместе с почти голыми ветвями подходящей скорее концу ноября — в Новокузнецке, откуда он вчера прилетел, задержалась осень, было ещё тепло, а багряно-золотые деревья облетели едва ли наполовину. Тимофей поёжился и как можно быстрее зашагал в сторону главного здания, в тепло. Очень хотелось по примеру Юли устроить себе выходной, но Тимофей и так пропустил полтора месяца занятий. Московский университет потому и был самым лучшим в стране, что и в нынешние времена по части успеваемости не делал студентам скидок на деньги и влияние родителей. Выспаться не получилось: самолёт сел поздно вечером, отец сразу затребовал с результатами к себе, и затянулось совещание за полночь, занятия же сегодня начинались с первой пары.

Небольшой парк, через который шла дорога от стоянки, был пустым — желающих гулять так рано и в такую погоду не нашлось — и Тимофей, не думая, как выглядит со стороны, промчался по нему бегом. На выходе из парка невольно споткнулся: территория была распланирована так, чтобы из-за плотно засаженных деревьев и открытой площади сразу за парком здание университета всегда появлялось перед студентом неожиданно, при этом впечатляя размерами и фундаментальностью. Тимофею всегда нравилась знаменитая сталинская высотка, стремительно уносившиеся ввысь бетон и стекло. Сегодня парня наоборот охватила злоба. Получив информацию, необходимую для поиска места будущего Ковчега, Юля попутно сделала для Тимофея, его отца и для Александра Бирюкова аналитическую записку, отражающую деятельность корпорации «Хикари» в их мире. Заодно почти со стопроцентной точностью предугадала очередные шаги в рамках реализации туристического проекта. Взлетела деловая репутация Конного-старшего как непревзойдённого бизнесмена, сумевшего не потерять, а наоборот заработать немало денег на внезапном для всех Азиатском фондовом кризисе… Тимофей же «Хикари» просто возненавидел. Заодно неожиданно для себя стал очень неприязненно относиться к «Новому ренессансу России-без-коммунистов», хотя до этого, как владелец тысяч крепостных и наследник одного из членов «Клуба ста», постсоветское мироустройство считал наилучшим в мире. За время совместной поездки-инспекции Юля, ударившись в воспоминания, рассказала много и из истории своей ветки, и как жили в космическом будущем. Том будущем, которое, по мнению Тимофея, отобрала у них «Хикари» — он так и не поверил, что ядерная война разразилась/разразится из-за собственного внутреннего конфликта, а не была ещё в восьмидесятых запрограммирована корпорацией ради создания тупика-курорта. И сейчас, глядя на высотку, Тимофей в очередной раз пообещал себе: он сумеет отобрать у наглых пришельцев то светлое будущее, которое они украли, подменив рабским суррогатом.

Перед крыльцом величественно замерли два гранитных льва, подражая какому-то европейскому университету, на правом висела потерянная шапка, отчего казалось, будто чья-то развесёлая рука украсила каменную голову шутовским колпаком. Войдя в центральный вестибюль главного корпуса, Тимофей сразу оказался в людском водовороте. Все торопились раздеться и не опоздать на занятия, куда-то суматошно спешили. У гардеробных зеркал прихорашивались студентки. Громко вопя: «Па-а-а-берегись!» тащили в концертный зал какую-то декорацию для назначенных через неделю КВНовских соревнований команд факультетов. Уже получая номерок в гардеробе, взглядом Тимофей наткнулся на Пашу Лебедева, стоявшего у одной из колонн: явно ждал именно его и заметив, призывно замахал рукой. Общаться с ним не хотелось совсем, да и возникали вопросы. Например, откуда Паша знал, что Тимофей сегодня будет на занятиях, если он прилетел поздно ночью? Прав был отец, когда потребовал прочитать отчёт службы безопасности о провальной бизнес-деятельности Лебедева-старшего и подозрениях насчёт Лебедева-младшего. И спасибо Юле, которая умела подсказать, где копать, и каким способом в нарушение всех правил Паша, скорее всего, попробует добыть информацию через сокурсников.

Паша, сообразив, что приятель не идёт к нему, двинулся навстречу сам, при этом выбрал маршрут, чтобы Тимофей никак не смог проскользнуть мимо него от гардероба к лифтам. Тимофей на это, недолго думая, свернул в сторону лестниц. Такого манёвра Паша не ожидал — лекция была на одном из верхних этажей, вдобавок доцент опоздавших не любил — и не успел перехватить цель, до того как она нырнула сквозь двустворчатые тяжёлые двери из вестибюля на лестничную клетку. Тимофей невольно передёрнул плечами и торопливым злым шагом, понемногу закипая от злости, двинулся наверх: самое логичное для Паши попробовать перехватить его второй раз опять у лифтов, поэтому садиться на втором этаже и ехать не было смысла — придётся шагать на своих двоих до самого конца.

Лестницы бурлили ещё сильнее вестибюля, вверх и вниз торопливо сновали студенты. Опаздывая на занятия некоторые спешили, молча расталкивая всех локтями. Другие по дороге обсуждали каких-то преподавателей, спорили. На очередном пролёте перед Тимофеем вынырнули два парня и не торопясь пошли наверх, перегородив лестницу. Пихаться Тимофей не хотел, да и отдышаться от быстрого подъёма тоже надо было. Так что волей-неволей пришлось вслушиваться в их разговор, уж очень громко парни обсуждали лекции и отыскивали какой-то особый смысл в словах профессора, чьё имя Тимофею было случайно знакомо: редкий зануда. Но эти два старшекурсника как настоящие аристократы мысли каким-то образом выудили из его бубнёжки великий смысл и восхищённо целый лестничный пролёт этот смысл мусолили. Затем непонятно с чего перешли на обсуждение скорого времени, когда они уйдут отсюда с дипломом в кармане. Поступят на службу, обязательно получат хорошие места, которые принесут им деньги, а уж с деньгами плохо устроиться невозможно. Наконец парни свернули с лестницы на свой этаж, а Тимофей с некоторой грустью посмотрел им вслед: вот ведь повезло кому-то, его не грызёт кого-то червь сомнения. Как у этих парней всё просто — главная цель жизни любой ценой заработать не меньше денег, чем у богатых сокурсников, и ты будешь счастлив… И как ни глупо это звучало именно в устах Тимофея — но ему бы сейчас их проблемы.

Добравшись до нужного этажа, Тимофей стал весь потный и злой, ноги налились свинцом. Когда же в холле возле лифта никого не оказалось, Тимофей обругал себя дураком: мог бы и сам сообразить, что можно не тащиться по лестнице до конца — а зайти в лифт на втором этаже и выйти на одном из предпоследних. Паша наоборот сообразил, вот и не рискнул ждать. «Ладно, пусть думает, что это я не из-за него, а прогуляться решил», — Тимофей попробовал найти хоть что-то хорошее в своей глупости, и быстрым шагом двинулся к нужной двери. Аудитория сегодня была вытянутая и многоярусная, но все хорошие места предсказуемо были уже заняты: или садиться на верхний ярус, откуда ничего не видно и не слышно, или на первый прямо перед кафедрой преподавателя. Секунда раздумий и быстрый взгляд — Паша Лебедев призывно махал рукой занять место рядом — определили: Тимофей, завидев в коридоре преподавателя, торопливо уселся на первом ряду.

Молодой доцент был только вчера из аспирантуры, появился на кафедре совсем недавно и случайно вместо неожиданно уволившегося преподавателя. Из-за этого он одновременно стеснялся студентов, которые были ненамного его младше, и старался показать всем свою важность и солидность. Едва доцент вошёл, то сразу встал за кафедру и начал что-то читать. Кончик его тонкого носа тихонько шевелился, шевелились губы, слова, как горошек, сыпались изо рта, издавая какой-то звук при своём падении. Маленькие слоновьи глаза иногда поднимались и смотрели в сонные лица студентов, и тогда контраст чёрных глаз и бледного лица был ещё резче. И вроде бы звонко, красиво говорил преподаватель, рассказывал о Петре Великом, пусть ничего, по-видимому, интересного не сообщал, но девушки на первом ряду с таким интересом его слушали, переглядывались между собой и улыбались, что становилось завидно. Тимофея от ровного, широкого потока слов наоборот разморило, он сидел с туманной головой и изо всех сил пытался не уснуть: скандал получился бы знатный.

До конца пары Тимофей высидел еле-еле, сразу, как появилась возможность — встал и вышел в коридор размяться, с удивлением попутно отметив, что вокруг преподавателя столпился небольшой кружок студентов, все что-то обсуждают. То ли и в самом деле Тимофей оказался несправедлив, и читал лектор неплохо, то ли тема интересная, то ли он что-то пропустил, а по предмету грядёт какая-то проверка, и наиболее ответственные решили получше подготовиться заранее.

Именно в коридоре Тимофея и поймал Паша Лебедев.

— Я, знаешь, — начал он, садясь на подоконник и принимая тот шутовской тон, за который Тимофей его у раньше недолюбливал, — уже было подумал, что ты меня избегаешь.

Злость на Пашу, которая накатила после материалов корпоративной Службы безопасности, слегка поостыла, нарываться на скандал не хотелось. Особенно сейчас, когда усталость от дороги и выматывающего ночного совещания навалилась вдвойне. Поэтому Тимофей начал как можно миролюбивее:

— Избегаю. Я вообще всех избегаю после ночного перелёта на пол страны, а тебя — особенно. Покоя хочу, и чтобы меня никто не трогал.

Паша рассмеялся:

— A fichtre a blic или, переводя речь франков на нормальный язык, черт возьми! Я ничего не понимаю и потому смеюсь над собой. Parfait, mon cher, то есть прекрасно, дорогой мой. Не торопись обижаться, а лучше выслушай меня. Заодно не поведаешь ли, в чём причина столь глубокой и не имеющей веских причин меланхолии?

Такая неожиданная напористость Тимофея смутила.

— Так что тебе?

— Мой друг, прими себе за правило: когда тебя спрашивают, то не для того, чтобы получить в ответ глупый вопрос, — это провинциальная и даже мещанская манера.

— Пашенька, не находишь ли ты, что ты как будто немного борзеешь? — спросил Тимофей, сдвинув брови. — И перестань, пожалуйста, сыпать своими любимыми французскими словечками.

— Ты думаешь? — переспросил Паша, делано вздохнул, явно играя на публику — разговор привлёк тех сокурсников, кто тоже был в коридоре, и умолк.

— Надеюсь, тебя не очень обидело моё замечание? — демонстрируя вежливость, проговорил Тимофей.

— Не будем больше говорить об этом, — чуть рассеянно ответил Паша. — Если бы меня обидели твои слова, я должен бы по нашим правилам сейчас же расстаться с тобой, и завтра утром, мой друг Timothée, просил бы тебя сделать ему честь указать кого-нибудь из твоих друзей, с которыми я мог бы условиться относительно остального. Затем, в назначенный час, мы сошлись бы в условленном месте нашего замечательного университетского парка, в чёрных, наглухо застёгнутых сюртуках, протянули бы друг другу руки, как будто между нами ничего не произошло, и пока наши друзья доставали бы шпаги, мы говорили бы с тобой о погоде, о последних скачках, о нашей непревзойдённой и несравненной Adèle… — последовал вежливый полупоклон в сторону стоявшей у самой двери первой красавице их группы.

— Короче, — Тимофей понемногу начал терять терпение. — Что ты от меня хочешь?

— Я? Хочу? Ты ошибаешься, мой друг Timothée, я наоборот — всего лишь намерен пригласить тебя к себе на отдых, развеять грусть. Отец как раз привёз из поместья новых служанок, — и шепнул так, чтобы слышал один Тимофей: — Есть пара молоденьких совсем девочек, а ещё есть одна просто шикарная: девственница, и при этом мягкая и податливая, как масло. Хотел подарить её первую ночь тебе.

Тимофей, не скрывая отвращения, поморщился:

— Спасибо, не надо. И вообще на будущее — с этим ты меня к себе больше не зови, — и невольно сглотнул: воспоминания о том, что творил с подневольными девушками начальник под Тюменью, встали комом в горле. А ведь до этого мужик работал на как раз Лебедевых…

Паша всё понял по своему, широко улыбнулся и похлопал приятеля по плечу, не обращая внимания, что тому неприятно:

— Наслышан, наслышан, что у тебя появилась зазноба. Грустишь, пока её нет рядом? — Паша стоял в этот момент чуть боком и не заметил, как взгляд Тимофея на миг полыхнул злым огнём: про Юлю узнать Лебедев-младший мог исключительно через шпионаж, ибо в Москве на людях они вдвоём не показывались, да и летом почти сразу уехали в инспекцию по стране. — Так всё равно поехали, развеешься. Знаешь, что гласит народная мудрость? Хороший левак укрепляет брак…

И осёкся. Тимофей толкнул теперь уже однозначно бывшего приятеля в угол, пользуясь тем, что выше и крупнее фигурой, посмотрел на Пашу сверху вниз и брезгливо, нарочито громко ответил:

— За предложение насчёт сходить налево и такое чудесное обоснование семейной измены зубы тебе пересчитать бы, да, боюсь, потом тебе на лечение денег не хватит. Хорошая девочка, податливая, покувыркаться? А заодно вытянуть из меня каких-нибудь интересных подробностей насчёт бизнеса отца, может, компроматик на меня состряпать. У твоего бати с бизнесом сложности? Это твои и только твои проблемы, и не надо их решать за мой счёт, — и негромко исключительно для них двоих добавил: — Только вякни насчёт дуэли. Тогда при секундантах продолжу уже с именами. Кого приглашал на свои оргии и что там из друзей вытянул, — в Пашиных глазах на мгновение мелькнул испуг, и Тимофей понял — Юля в своих предположениях оказалась права на все сто. А старшее поколение зря не поверило, что Лебедевы грань допустимого перешагнули давным-давно.

Коридор накрыла гробовая тишина. Дуэли были запрещены, но формально, ни для кого не было секретом, что парни спускают пар в укромных уголках университетской территории на кулаках или шпагах. Паша вообще был заядлым бретером, вызывал на поединок и за меньшее. А тут ему в открытую бросили оскорбление, что он готов нарушить одно из основных правил студенческого братства — в бизнес родителей сокурсников не вмешивать и своих не подставлять. Но Паша промолчал… Когда все вернулись в аудиторию, вокруг Лебедева образовалось пустое пространство. Тимофею оставалось гадать, то ли в его слова насчёт шпионажа всё-таки поверили, то ли повлияли слова, что у Пашиного отца намечаются серьёзные финансовые проблемы. А ещё спину Тимофею самым настоящим образом жёг взгляд Адель, до того пристально красавица смотрела. Оставалось надеяться, что не информация про Юлю этому причиной: Адель имела виды на Тимофея как на потенциального и перспективного жениха, с первого года учёбы упорно, хотя и осторожно двигалась к этой цели. И теперь вдруг оказалось, что её обошли… Потерявших от неё голову поклонников у Адель было немало, так что попортить Тимофею нервы, не подставившись при этом сама, Адель могла легко.

К счастью, следующую пару вёл профессор, умевший заставлять работать студентов не только за страх, но и за совесть. Несмотря на сухую зубрёжку непонятных названий и формул, студенты дружно посещали все его занятия и с бою, назубок, выговаривали трудные названия. Лентяев же профессор не любил — угадает, мягко пожурит и срежет на экзамене: мировой авторитет и европейская знаменитость, старик мог себе позволить оценивать исключительно знания студентов без оглядки на кошелёк. Тимофей до того увлёкся, что забыл и ссору в коридоре, и про взгляд Адель.

Третья пара была на другом этаже, так что весь поток дружно принялся торопливо собирать вещи и бежать к лифту: следующий преподаватель терпеть не мог, когда на его лекцию опаздывали хоть на минуту, и профессор это знал, поэтому никогда не задерживал. И тем неожиданней оказались его слова: «Тимофей, останьтесь, пожалуйста».

Старик дождался, пока аудитория опустеет, затем сказал:

— Я тут стал случайным свидетелем вашего разговора в коридоре. В общем… хоть и не одобряю, когда студенты пропускают мои занятия, вам эта пара месяцев вдали от университета явно пошла на пользу. Надеюсь, что не на время — а навсегда, — и ушёл, оставив за спиной растерянного Тимофея.

Глава 3

Пока шли занятия, погода опять переменилась. Похолодало ещё сильнее, ранним приветом от Снежной Королевы из царства льда заглянул студёный ветер, стараясь пробрать сквозь пальто до костей. Яркое, но холодное солнце в прозрачном выцветше-голубом небе выглядело издевательством, манило поскорее отправиться домой. Обнять Юлю, выпить горячего шоколада и завалиться спать. Вместо этого приходилось ехать совсем в противоположную сторону. «Квартирники» Тимофей обычно любил и заглядывал бы туда даже без рекомендаций отца: споры на разные темы и весёлые шумные сборища студентов из самых разных университетов, на которых вроде бы все равны. Но именно сейчас он никуда бы не поехал… если бы не деловая необходимость. Ибо только там и только сегодня Тимофей «случайно» мог встретить одного знакомого старшекурсника, который как раз этой зимой защищал диплом и неплохо подошёл бы для следующей части сибирского проекта. Причём желательно, чтобы следующие несколько месяцев парня с Тимофеем никак не увязали.

Съёмная квартирка, назначенная для сегодняшнего сборища, была типичным студенческим обиталищем тех, кто не имел богатых родителей. Кирпичная хрущёвка старой застройки, пятый этаж под самой крышей. Единственная узкая и длинная комната, в одном углу старая сетчатая железная кровать, напротив утлый видавший виды диванчик с серенькой потёртой обивкой. Зато ванна с претензией на дорогую отделку, выложена плитками фальшивого мрамора. Тимофей приехал одним из первых, сунул незнакомой девушке пакет — по традиции каждый приходящий что-то приносил на стол — а сам ушёл в комнату. Хотелось успеть перевести дух и собраться с мыслями, поэтому он не стал присоединяться к небольшому кружку студентов, уже расположившихся на диване и чего-то обсуждавших, а подошёл к окну — балкон выходил на кухню и из комнаты смотреть не мешал.

Окно глядело на юго-запад, и солнце светило прямо в него. По тёплому широкому железному карнизу, ничуть не пугаясь смотревшего из-за стекла человека, страстно воркуя, топотались жирные сизые голуби. Разве что жадным заинтересованно-гастрономическим взглядом поглядывали на стоявшие на подоконнике пышные цветы в простеньких пластиковых горшках. Прозрачные в подступающих ранних осенних сумерках на белёсом небе чуть вдалеке рисовались как из тёмной бумаги вырезанные купола свежеотстроенной церкви — таких понавтыкали по всему городу, шумно воюя с наследием советского атеизма. Правее чернели трубы ТЭЦ, и сверкала стёклами девятиэтажка, тоже какая-то ненастоящая, будто призрачная. Тимофей вздрогнул и торопливо прогнал опасные мысли. Нельзя, сейчас он должен быть шумным и весёлым.

Чтобы окончательно сбросить ненужные мысли и настроиться на разговор, Тимофей повернулся и перенёс взгляд обратно в комнату. Рядом с диваном уже стояло в виде импровизированного столика несколько табуреток, полных всякой всячины, и красовалась бутылка неплохого вина — по негласной договорённости ничего крепче приносить было нельзя. И конечно же, вовсю разгорался очередной спор.

— Это во времена всяких Белинских и Чернышевских решались разные вселенские вопросы. Ну, помнишь там… ну, вот вопросы эстетики: искусство для искусства, человек — венец эволюции, все люди братья. Отсюда и всякие утописты вроде этого, как его?

— Ленина, — подсказал Тимофей, гадая: вспомнит оратор, кто это такой — или нет. — Был такой философ сто лет назад.

— Э… знакомая фамилия…

— Один из величайших социалистов-утопистов, сейчас, к сожалению, забытый. Но старые издания ещё можно найти, думаю, — продолжал издеваться Тимофей.

— Спасибо, поищу. Но с другой стороны жизнь подвинулась, поэтому все эти теории и отошли в прошлое. Собственно, и тогда за этой принципиальной стороной, как всегда, скрывалась также практика вещей, но теперь жизнь продвинулась далеко вперёд, как и техника. Мы стали более прагматичны, теперь идёт решение не абстрактных, а жизненно-важных разных политических, экономических вопросов. В Европе и в США теории там известные… У нас же должна устанавливаться своя собственная точка зрения, но при этом мы не должны отставать от мировых тенденций.

— А кружок Зиновьева к каким относится?

— Это уже другая разновидность. Они, видишь, идут поперёк течения, взяли свою собственную точку приложения. Они отрицают неизбежность событий восемьдесят пятого года, как и отрицают, что коммунисты со своей попыткой приравнять крепостного по своей природе человека к свободному, фактически построили колосс на глиняных ногах. И никакое отрицание Запада им не поможет.

Тут в комнату заглянул ещё один студент, тот самый, кого ждал Тимофей. И сразу же Станислав вступил в спор:

— Ты ещё скажи, что раз они отрицают Запад — они те же славянофилы?

— В сущности, видишь ли… есть разница… Настоящие славянофилы считают, что у нас есть такие формы общежития, к которым именно и должен стремиться остальной мир, тот же Запад. И вот с этой точки зрения и говорят они: к чему же излишние страдания и ломка, когда ячейка мировой формулы уже имеется у нас?

— Это община? Коллектив?

— Да.

— И ты так уверен, что европейцы со своим культом индивидуализма радостно поддержат идею «коллектив выше личности»? — продолжал Станислав. — Не слишком ли наивно?

— Одно другого не отрицает, — вдохновенно настаивал оппонент. — Образованный человек всегда индивидуалист, но он поведёт за собой массу, которая станет его опорой. Вот так и у нас: грамотное разделение на таких, как мы — и крепостное население. Образованные и понимающие люди, которых обязательно поддержит остальная масса. Надо только правильно сформулировать вектор приложения сил.

— Если эти образованных люди, — Станислав явно надсмехался, — ушли так далеко от остальной массы, то что ж в них толку для данного момента? Какой из них источник вектора и импульса, если у них нет точки приложения. Но даже если и попробует…

— Если достаточно постараться, если жить правильно…

— Хорошо, — вдруг согласился Станислав. — Представим такого, который вдруг захотел бы быть правильным, не лгать, не фальшивить. Ну, вот, представь себе эдакого нашего… даже не барина, а просто чиновника из мэрии, но чтобы высокого полёта. Проснулся бы он однажды, оглядел жизнь свою и как он приобретал своё место, вспомнил про десять заповедей и захотел стать вдруг честным и справедливым. Жене признался бы, для чего именно купил в няньки молодую крепостную девку, детям объяснил бы, что он из-за них же взятки должен брать. Начальству своему в лицо бросил бы, что и он вор, и все остальные вымогают взятки и тащат из казны, а тем, с кого мзду тянул, рассказал бы, как их обманывали.

К слову, те делали бы круглые от удивления глаза и божились бы, что и не подозревали. Встретил бы на улице нищих, ничего не евших, отдал бы им от них же награбленное, а сам бы сел среди них такой же голый. И что дальше? Повесился бы, ограбил другого, который без совести и наворованное не отдаёт? На выбор в тюрьму или в сумасшедший дом. Ну, он-то пристроился, правда торжествует. А дети и жена?.. По миру с протянутой рукой, на панель. Или тяни свою лямку как все: греби под себя, топчи любого, кто мешает приложиться к кормушке. Кто способен лямку жизни правильным образом тянуть, тому и место у удачи за пазухой и наверху. Как думаешь, что наш правдорубец выберет? Особенно когда ото сна чуть очухается, кофе, поднесённое нянькой, выпьет да в трусах у крепостной девки заодно пошурует? Такова наша сегодняшняя жизнь, и никуда нам от неё не деться.

Ненадолго повисла тишина.

— Ужасная теория…

— Ничего ужасного, — развёл руками Станислав. — Ужаснее сентиментализм, фарисейство, ханжество: делайте гадости, но не называйте их по имени и так, чтобы никто не видел. Заработав деньги, с ними заодно и приобретёшь право быть честным, умным, талантливым, право делать что хочешь, например, порассуждать о том, что обществу нужны честность и порядочность. Стандарт двойной морали.

— Ты шутишь или серьёзно говоришь? — наконец пришёл в себя оратор, которому Тимофей подсказывал про Ленина.

Станислав поморщился, но всё же ответил:

— Соглашусь, что есть на свете, конечно, «святой огонь»… У кого он есть, так и есть, такому деньги не помешают, а и помогут, но только потому, что деньги для него лишь костыль, который можно отбросить и пусть хромая, но идти дальше. Но сегодня такие люди не нужны. Да что там, пример показывает, что даже больше: они опасны и от них постараются избавиться.

— Так ты про митрополита Иркутского? Да он шут гороховый! Клоун! — послышались голоса.

Станислав замолчал, его явно задело за живое. И в другое время Тимофей его может и поддержал бы, но сейчас не хотелось привлекать лишнего внимания. Хотя и был полностью на стороне Станислава, а не на стороне эпитетов, которыми митрополита Кирилла поливали столичные СМИ и которые сейчас прозвучали. Дураком человек такого ума и политического нюха, как митрополит Кирилл, быть не мог. А то, что веру и свои идеи он временами отстаивал с иезуитской изворотливостью, в глазах Тимофея добавляло уважения. Когда в девяностом году на выборах нового Патриарха именно молодой епископ уговорил митрополита Алексия снять свою кандидатуру, это вызвало в адрес Кирилла реку грязи и обвинений в предательстве. Пусть знакомые с ситуацией люди и говорили, что выборы во многом были пустой формальностью: митрополит Киевский и Галицкий Филарет с одобрения большей части «клуба ста» с помощью обмана, подкупа и шантажа и так обеспечивал себе нужное число голосов. Но самоустранение Алексия намного упрощало процесс, да и в последующий год Кирилл выглядел неоценимым помощником, который подсказал новому патриарху, как у католичества можно позаимствовать ряд идей на пользу укрепления личной власти патриарха.

За это, сразу как был издано по примеру Римских Пап решение Синода о непогрешимости патриарха, Кирилл получил сан митрополита… и фактическую независимость от Филарета. В том же решении Синода и последующих торопливых указах Филарета оказались хитро запрятаны ряд пунктов, сделавших невозможным снятия с Кирилла сана, предания анафеме и так далее. И тут же зазвучали обвинения, причём с доказательствами, которые Кирилл упорно собирал все два года возле Филарета. И о нарушении монашеских обетов, с попойками и девочками, и о церковной карьере в советские годы, которую молодой священник Филарет успешно совмещал с работой информатором, активно стуча на товарищей-священников в соответствующий отдел Госбезопасности. И о том, как в погоне за личной властью Филарет разрушает Церковь, заодно покрывая грехи за деньги и услуги… Скандал благодаря спонсорам из «клуба ста» удалось погасить, но в помощь за это Филарет лишился большей части той власти, к которой рвался все годы. А раз заткнуть рот мятежнику нельзя и убивать опасно — скандал разгорится с новой силой, мёртвый обличитель окажется весомее живого — то проще всего сослать его в глушь, а в столице изобразить дураком и забыть… И именно к такому сложному и противоречивому человеку завтра тайно улетал на переговоры дядя Саша.

Поглощённый своими мыслями, Тимофей чуть не упустил, как Станислав, который сегодня явно был не в духе, закончил спорить и собрался уходить. Пришлось изображать, что захотелось чаю, а для этого надо на кухню. В коридоре Тимофей успел негромко, чтобы никто не слышал, сказать:

— Если у тебя сегодня никаких дел, будет время — загляни ко мне на квартирку, Варшавское шоссе 32–17. Дело есть небольшое. Если что я отсюда сразу туда поеду.

Станислав вздрогнул, но тут же справился с собой, лишь оставшаяся деревянной спина его выдавала:

— Хорошо, я постараюсь, — и вышел на лестничную площадку.

Тимофей не сомневался, что Станислав поедет отсюда прямо по указанному адресу: если приглашение делает наследник одного из богатейших людей страны, время найдётся всегда. Ему же ради маскировки ещё с полчаса посидеть и позаниматься глупостями, а дальше тоже подыскать причину и уехать. Всё равно на машине водитель довезёт быстрее, чем Станиславу ехать с пересадками на автобусе и метро. С резко подскочившим вверх настроением Тимофей отправился на кухню пить чай. Не смогли испортить хорошее расположение духа ни пара девиц, болтавших всякие глупости и откровенно намекавших, что не прочь — можно и втроём — уехать с ним отсюда и на всю ночь, ни дрянные дешёвые конфеты из поддельного шоколада.

Когда Тимофей вернулся обратно в комнату, там ещё спорили на ту же самую тему: похоже, слова Станислава всех очень сильно задели.

— Да, но если я за деньгами погонюсь, то я там и останусь!

— Значит, не «святой огонь»!.. И вообще, вон у американцев идеал — это богатство, и это не помешало им стать образцом дли мира и самой прогрессивной державой планеты, победивший коммунизм, к слову. И до сих пор не мешает шагать черт знает как вперёд, потому что, само собой, там каждый, делая своё дело, делает этим самым и общее громадное дело. Жизнь — не социалистический пансион для бездельников, а мастерская, где каждый кузнец своего счастья. А что из этой мастерской выходит — это уже нам решать, нам, которые поведут за собой серую массу.

Тимофей невольно поморщился, слушать одни и те же глупости по новому кругу ему не хотелось. И тут удачно на кухне кто-то что-то намудрил с чайником, хлопнуло, и в квартире погас свет. Взвизгнула девушка, началась кутерьма, пока кто-то не вышел в коридор и не щёлкнул выключателем в щите. Но когда загорелся свет, батальное настроение у спорщиков ушло, всё ощутили, как проголодались, заспорили уже не о политике и смысле жизни, а рисковать ли включать чайник, или нет. Никого не удивило, когда часть гостей, включая Тимофея, собралась и ушла.

По названному адресу Тимофей ни разу не бывал, местом встречи выбрали одну из квартир, в своё время купленных Службой безопасности компании. Поэтому, когда водитель доставил его к нужному месту, кинул взгляд на часы — время есть — и неторопливо пошёл от дороги пешком. Сначала пересёк просторный, обрамлённый кирпичными хрущёвками двор. Заросший кустами и деревьями, от советских времён сохранилась детская площадка, но в темноте, подсвеченный редкими фонарями по периметру, какой-то нереальный, похожий на декорацию. Следующий двор был совсем иной, Ярко освещённый многочисленными лампами, большую часть территории залили асфальтом и устроили стоянку для машин. Парковку Тимофей обошёл по краю и сразу нырнул в один из подъездов.

Квартира и хозяйка были точь-в-точь под стать окружающему району. Качественный, со вкусом, но на скромный кошелёк отремонтированная однушка, на Юле — симпатичное недорогое хлопковое домашнее платье «в матроску». Увидев, кто пришёл, как положено домашней девочке, дождавшейся своего парня, Юля сразу бросилась на встречу, прильнула, обняла, прижалась щекой и с восторженным придыханием торопливо заговорила:

— Тимочка, ты не сказал, что задержишься, я соскучилась, и я переживала…

Тимофей девушку крепко обнял, чмокнул в макушку. Потом чуть отстранил на вытянутых руках и рассмеялся:

— Юля, ты неподражаема. Я и раньше верил, что ты сможешь перевоплотиться в кого угодно. Но ты-настоящая мне нравишься всё же больше.

Девушка на это фыркнула, но сделала шаг назад и лёгкий полупоклон.

— Как скажешь, — Тимофей залюбовался: голос завибрировал лёгким властным бархатом, движения стали чуть более плавными, обманчиво-мягкими. Домашняя кошечка исчезла, превратившись в тигрицу. — Но так как? Нам ждать гостя?

— С минуты на минуту.

— Ой, а у меня сейчас пирог подгорит, — и убежала на кухню. Тимофей поперхнулся, как без каких-либо переходов Юля опять превратилась в домашнюю пай-девочку.

Станислав появился минут через десять, и было заметно, что антураж квартиры и поведение хозяев — будто он зашёл к обычному приятелю-студенту — выбили его из колеи. Юля старалась, щебетала всякую недалёкую, но милую чушь, подливала чаю, хвалилась своим пирогом и расспрашивала о жизни и про учёбу. Тимофей как мог ей подыгрывал. Получилось так естественно, что Станислав, который отлично понимал — кто его пригласил, и что такие люди никогда не приглашают просто так — растерялся, хотя и старался не подавать виду. Юля умудрилась заболтать всех настолько, что сбиваться с мыслей начал даже Тимофей, и чуть не пропустил условный знак: пора.

— Так, Юленька. Подожди немного, потом пообщаетесь. Станислав, собственно, я тебя попросил приехать вот по какому делу. Держи, — Тимофей достал заранее подготовленные документы и протянул вместе с ручкой.

Нервы у гостя оказались стальные. Получив стопку листочков с водяными знаками и голографической наклейкой Гражданского департамента, он лишь запнулся на пару мгновений, да когда прочитал и начал ставить автограф за автографом — руки предательски дрожали. Чтобы оплатить учёбу сына, родители Станислава заложили свои паспорта и документы двух его сестёр-школьниц. Сейчас же Тимофей отдал ему на подпись документы, что Станислав приобретает в свою собственность все четыре закладные. А поскольку по закону владеть родственниками нельзя — с этой секунды закладные аннулировались.

Станислав медленно, словно хрустальную вазу, уложил свою половину документов в сумку, вторую вернул Тимофею, и в этот момент непроизвольно вздрогнул: Юля перестала играть, снова превратилась в тигрицу, готовую к прыжку.

— Итак, что с меня потребуется в качестве оплаты, Тимофей Леонидович? — Станислав говорил медленно, чётко выговаривая каждое слово. — Но хочу предупредить сразу: при всей моей благодарности в криминал не полезу.

Юля пристально посмотрела на гостя, потом повернулась к Тимофею, кивнула и сказала: «Годится». Тимофей на это сразу же достал ещё одну стопку листов и произнёс:

— Пятилетний контракт с завтрашнего дня в нашей корпорации. Подчиняться будешь лично мне. Никакого криминала. Мы начинаем новый и пока секретный проект, для которого нам понадобятся молодые специалисты. Ты многих знаешь среди старших курсов и выпускников. Твоя задача на данном этапе — по указанным критериям отобрать подходящих кандидатов и провести с ними предварительный разговор. Следующим фильтром станет Юля, мой доверенный человек, — Станислав кивнул: как девушка его сейчас провела, он уже успел оценить. — Через неё же будешь держать связь, сообщать если появятся свои предложения и соображения по ходу работы. Через неё же пойдёт и финансирование. Мы с тобой до завершения стартового этапа больше не увидимся. О твоём контракте тоже не должен без моего разрешения знать никто.

Станислав в ответ не сказал ни слова, а пододвинул листки контракта и начал один за другим читать и подписывать.

Глава 4

Много лет назад Леонид обожал осень, с первого сентябрьского дня, когда еле заметная желтизна чуть тронула ещё зелёные листья, и до последнего дня ноября, отшумевшего мягкими дождями и романтикой осенних распутиц, погребённого под сугробами свежего хрустящего снега. В детстве это время было сначала прочно связано с фруктами и санками, затем с началом учебного года — ходить в школу и институт ему всегда очень нравилось, ведь каждый день узнаёшь что-то новое и интересное. Потом, когда он уже стал работать в НИИ и преподавать в родном институте, оказался по другую сторону лекторской кафедры — осень приносила в своём мешке из рыжих листьев новых и интересных студентов. Став олигархом и хозяином огромной торгово-промышленной империи, он сначала потерял к осени задорный интерес — процесс управления бизнесом не зависит от времени года, да и кризисы только кажутся разными, а на самом деле все на одно лицо. Хотя в целом осень, пусть и по привычке, Леонид продолжал выделять среди остальных дней… и даже не заметил, когда из осенних месяцев для него выпал ноябрь: стал периодом предварительного подведения итогов года, чтобы ещё успеть что-то поправить в декабре. Нынешний год принёс с собой много перемен, заодно вернул давно позабытую новизну неведомого… вот уж правильно говорят: бойтесь исполнения своих желаний. Каждый сентябрь-октябрь в глубине души скучал, хотел перемен — и получил их столько, что теперь и сам не рад.

Леонид устало потёр глаза, повертел головой, разминая затёкшие шею и застывшие от долгого сидения плечи. Затем встал и подошёл к окну. Там, сбрасывая бремя дневной суеты, отдыхал вечерний город. Отсюда, с высоты небоскрёба, был хорошо виден проспект, страждущие добраться скорее домой пешеходы и торопящиеся в разные концы столицы маршрутки и автобусы. На поперечной улице разгорался и таял под властью темнеющего неба и растворителя из сумерек неоновый свет вывесок разнообразных кафе, приглашавших на любой по вкусу способ развлечься и растратить время до утра. Если присмотреться, можно было различить вывеску полулегального публичного дома… запрет на проституцию и сутенёрство в столице хоть и действовал, но на деле касался исключительно свободных граждан.

Леонид повёл плечами, стараясь хотя бы мысленно сбросить накопившуюся за день усталость — не столько физическую, сколько моральную. И всё-таки заставил себя вернуться к бумагам: деловая часть закончилась, осталось тоненькая, но самая важная папка с прогнозами и информационными записками от Юли. Голова у неё была просто набита разнообразными знаниями, она оказалась неоценимым аналитиком. Но вот опыта большой политики и интриг у бывшей принцессы всё равно получалось недостаточно. Попробуй Саша и Леонид пускать сразу в дело сразу все её прогнозы, резкий и необъяснимый взлёт компании тут же привлечёт внимание не только «Хикари» но и конкурентов. А в их ситуации даже непонятно, что окажется хуже. Вот и приходилось рекомендации и идеи внимательно сортировать, каждый второй раз кусая локти от досады на заранее провальные бизнес-решения, зная о грядущем кризисе — но не имея права начать к нему готовиться.

Была в папке и другая часть, намного важнее. Пришелица из параллельного будущего неплохо разбиралась в истории техники и в том, какие изобретения появятся, и какие технические горизонты будут достигнуты в ближайшее время. Вот с этим было и проще, и сложнее. Проще, поскольку Леонид и Саша стояли во главе крупного холдинга с самыми разнообразными интересами. Вдобавок они в своё время сообразили присоединить к себе немало ставших никому ненужными лабораторий и НИИ. Да и потом — а Саша неплохо был знаком с историей промышленного взлёта Японии — у восточных соседей друзья переняли немало. Старались в бизнесе делать ставку не на дешёвую массовую рабочую силу, а вкладываясь в подготовку людей, причём попутно обрабатывая их так, чтобы сотрудники воспринимали корпорацию в первую очередь как огромный клан, в котором в обмен на старательный труд на благо этого клана вождь обеспечивает всех кровом и пропитанием. Отсюда после неизбежного успеха спортсменов — а там они с Сашей выбрали аналогичную систему подготовки — никого не удивит, что и в остальных секторах холдинга одно за другим пойдут достижения, зачастую прорывные. Ничего сверх опережающего время, просто в нужный момент подкинутая идея, выбор из равнозначных направлений исследований самого верного. Остальное разработчики сделают сами, изобретатели и учёные не заподозрят, что им на самом деле помогли сэкономить лет десять-пятнадцать. Ну а «Хикари», как спрогнозировала Юля, спишет всё на собственное, пусть и незапланированное, влияние, и деформацию реальности.

Главная проблема была в ином: Юля генерировала идеи быстрее, чем их получалось воплощать. С учётом близкой катастрофы и ограниченных ресурсов, приходилось выбирать лишь те предложения, которые могли пригодиться для «Ковчега» — какие бы заманчивые перспективы не сулило бы остальное. Леонид только-только углубился в чтение и анализ очередного предложения, когда его прервал осторожный стук в дверь, и заглянул секретарь:

— Леонид Ильич, к вам профессор Коржиков. Прикажете звать или попросить его обождать?

Хозяин в задумчивости побарабанил пальцами по столу. С одной стороны не хотелось прерывать работу мысли. С другой — Иван Трофимович был человеком, которого Леонид считал своим учителем, и уже за одно это он имел право приходить к нему в любое время без предварительного доклада. При этом, даже став директором одного из корпоративных НИИ и фактически руководителем всех научных разработок бизнес-империи, просто так своей привилегией Иван Трофимович никогда не пользовался. И если старик всё-таки пришёл — дело важное и не терпит отлагательств.

— Зови. И пока мы разговариваем, меня ни для кого нет.

Коржиков, несмотря на годы, оставался прежним — будто вытесанный из куска гранита, кожу, словно ручьи поверхность горы время избороздило морщинами, но не сумело покорить. Когда почётный профессор десятка разных университетов вошёл, Леонид встретил его на пороге и усадил за стол напротив себя как равного — оба сели в длинной части Т-образного стола. Заодно Леонид отметил, что глаза старика горят огнём.

— В общем, раскололи мы вашу задачку, Леонид Ильич! — с восторгом начал профессор. — Не буду спрашивать имя, но своему агенту можете выписывать премию, — Леонид кивнул: наброски Юли он выдал как выкраденные обрывки атомных исследований одной европейской лаборатории. — Мы сумели в полном объёме восстановить всё, чего они на сегодняшний день достигли. На первом этапе просматривается реактор нового поколения, со сроком до первой перезарядки и ремонта лет сорок-пятьдесят против нынешних двадцати. Потом вообще система замкнутого цикла, когда отработанная топливная сборка из одного реактора становится топливом для другого, — дальше Коржиков посерьёзнел, взял карандаш и постучал тупым концом по столу: ещё с институтских времён для него это был признак самой высокой степени задумчивости. — А вот дальше тупик, причём ни французы, ни мы самостоятельно выбраться из него не сможем. Тут нужны кое-какие разработки, которые велись ещё в СССР с конца семидесятых. Я тут осторожно, вы не думайте, про секретность понимаю — в общем, поспрашивал кое-кого из коллег, которые сейчас на пенсии или также, почётные чурбаки на воеводстве при университетах, но с атомной физикой раньше дело имели. Теория точно была, практика наверняка тоже, но это всё с Росатомом договариваться. Это уже не мой уровень.

Леонид кивнул, мысленно чертыхнувшись: до чего же идея новых реакторов Коржикова увлекла и понравилась, что он забыл про осторожность и начал проявлять интерес раньше, чем поставил начальство в известность. Как бы эта инициатива не вышла боком: Новгородцев, подмявший под себя Росатом, человеком был своеобразным. Не без криминального прошлого, как и многие — но при этом считал этот кусок своей биографии вынужденным позором, без которого лучше бы обойтись. А отсюда был фанатичным сторонником жизни по правилам, одним из неофициальных старейшин «Клуба ста» и главным поборником законов — инициативу же старого профессора он может расценить именно как необъявленное покушение на свою вотчину в обход принятых в «Клубе» правил.

— Хорошо, Иван Трофимович. Эту часть я беру на себя и обещаюсь решить как можно скорее…

Проводив профессора, Леонид устало рухнул в своё кресло. События опять начинали торопиться и выходить из-под контроля. С Новгородцевом надо было связываться и выступать с предложением как можно быстрее. Но вот как это сделать, чтобы не сочли за трусость и в то же время не упустить время, Леонид сообразить не мог. Идеально на роль «посла мира» подошёл бы Саша: с одной стороны он не просто так создавал себе грозную репутацию, с другой гораздо лучше друга умел находить язык с любыми людьми, со студенческих лет обладал талантом вписаться в любую компанию и повернуть общий разговор в нужную сторону. Но Саша сейчас был в Иркутске и там его способности нужнее.

Митрополит Иркутский не только обличал патриарха и продажных иерархов, заодно он собирал под своё крыло со всей страны горячо верующих священников, которые не вписались в современные реалии своей искренней религиозностью и попыткой не жить двойным стандартом «отдельно для паствы и отдельно для себя». После катастрофы эти фанатики станут неоценимым подспорьем, успокаивая потерпевших крушение мира людей — и одновременно ударным кулаком, не раздумывая раздавят любого и с жаром пожертвуют жизнью ради общего блага и «Ковчега». Заодно митрополит Кирилл первым за много лет начал серьёзный диалог со старообрядцами и потому пользовался среди них огромным уважением. Для Сибирского проекта крайне не лишним станут как финасово-политическая помощь разбросанных по России и миру старообрядческих общин, так и пополнение граждан «Ковчега» староверами: увидев на своих глазах повторение Ветхозаветного потопа и ощущая себя избранными, эти тоже перегрызут горло любому. Проблема была в том, что и на этом направлении ситуация резко обострилась, а время утекало сквозь пальцы.

Несмотря на внешнее благообразие, попытки удушить мятежного митрополита шли постоянно. Вплоть до полного лишения митрополии финансирования. Эффект это вызвало прямо противоположный: «свою митрополию» и «чистую Церковь» начали содержать как местные — деньги несли от губернатора и бизнесменов до простых жителей — так и общины старообрядцев и приходы Зарубежного православия. Кирилл в общих глазах стал чуть ли не святым подвижником, которого пытаются уничтожить окопавшиеся в Москве сторонники Антихриста. На несколько лет всё застыло, Иркутская митрополия де-факто начала превращаться в автономную Церковь… Месяц назад умер отец Алексий, сделав ошеломляющее признание: все действия, как во время выборов патриарха, так и находясь потом при Филарете, митрополит Кирилл делал с его одобрения и благословения, дабы спасти от грешников здоровую часть Церкви. Сам же Алексий не добровольно ушёл в монастырь, а фактически находился в заточении. Вот и принял обет молчания — чтобы, если под пыткой у него вырвут какие-нибудь слова против Кирилла, никто этому не поверил. Посмертные откровения Алексия вызвали в церковных кругах эффект разорвавшейся бомбы. Филарет ощутил, как патриаршее место под ним всерьёз зашаталось, и у него сдали нервы. На Кирилла перед самым Сашиным отлётом совершили покушение. Митрополит уцелел чудом: монах из свиты и двое парней-старообрядцев закрыли его своими телами, приняв на себя удар бомбы и пули. При этом убийцы, когда их начала поголовно искать вся область, не смогли скрыться. Исполнителей взяли живыми, и они назвали имя заказчика. Не патриарха, конечно, но весьма близкого к нему бизнесмена. Пусть Филарет от «негодяя» уже открестился, это ничего не меняло.

Прокрутив в голове с десяток вариантов, Леонид пришёл к выводу, что ему самому ехать к Новгородцеву нельзя, примут за капитуляцию: мол, как только засекли вторжение на чужую территорию — сразу прибежал каяться, поджав хвост. Не Тимофея же посылать?.. Леонид проразмышлял допоздна — нужно ли звонить Саше, чтобы в свете намечающейся бизнес-войны срочно возвращался обратно, или стоит рискнуть и подождать, а важнее завершить иркутские переговоры? Так ничего и не решил, домой уехал с больной головой. А утром лакей поднёс вместе с завтраком цветную, тиснённую гирляндами, каймами и рисунками цветочных орнаментов картонку. Официальное приглашение на праздник. Под витиеватым текстом золотом горело имя устроителя бала: Андрей Денисович Новгородцев.

Глава 5

В Иркутске Саша не был много лет, и потому новый большой терминал аэропорта стал для него неожиданностью: он помнил ещё старый — советский постройки и напоминавший слегка подросший глухой полустанок. А вот местный воздух остался прежний — после Москвы он казался совсем иным, будто исчез, и дышишь слегка «в холостую». Голова закружилась, а от вроде бы и не резкого, но какого-то пронзающего ветра сразу стало некомфортно.

Уже садясь в поданную машину, Саша обратил внимание на взгляд водителя, который тот бросил на хозяина и на телохранителя сопровождения. «Москвичи». Взгляд не очень тёплый, так смотрят на гостя из страны чужой и не очень дружественной. И можно было не сомневаться, что связана неприязнь водителя именно с недавним покушением. Митрополита Кирилла за умение выступить посредником и замечательно улаживать конфликты здесь уважали даже те, кто в остальном к Церкви и повальной религиозности постсоветского времени относился без особой любви. Добавить старания Филарета, чьими трудами про «мятежную» Иркутскую область нередко «забывали» на общефедеральном уровне во время распределения разнообразных льгот и дотаций, и избыток перебравшихся сюда недовольных… Город и жители с первой секунды оставляли стойкое ощущение, что местный люд уже наполовину не считал себя частью России. Не зря неудачливых киллеров и впрямь ловили всенародно. Это обещало облегчить работу над проектом «Ковчег» в будущем, но донельзя затрудняло Сашину миссию сегодня. Встретивший в офисе директор местного филиала подозрения только подтвердил. Да, искать встречи с отцом Кириллом бесполезно. И глава местных старообрядцев тоже пока не ответил на просьбу о встрече.

Саша ещё минут пять слушал словесные кружева извинений — и хозяина страшно разгневать, но и потом он уедет, а директору филиала здесь жить — затем оборвал:

— Я вас понял. Хорошо. Как скоро я получи ответ от Афанасия Никитича, примет он меня или нет? День? Неделя? Точные сроки. В которые вы, — в голосе эхом прокатилась угроза, — уложитесь.

Директор замялся, но, хотя и не сразу, всё же ответил:

— День. Если Афанасий Никитич к вечеру не даст согласие, дальше ждать бесполезно.

— Хорошо, но вы уж постарайтесь. Очень постарайтесь. А я пока прогуляюсь по городу, лет десять здесь не был.

Как и в прошлый раз, Иркутск встретил неповторимым сочетанием старорусского деревянного зодчества, изысканной архитектуры каменных зданий века девятнадцатого и разнообразных построек века двадцатого, от советских кирпичных пятиэтажек до ультрасовременных небоскрёбов из стекла и бетона. Машина без лишней спешки сделала круг по центральному району города, какое-то время Саша думал, не прогуляться ли ему на речном трамвайчике по Ангаре, но решил, что не стоит. И охране жизнь усложнит, и некрасиво будет, если вызов на встречу придёт, а он посреди реки: хоть выкручивай руки капитану, чтобы нарушил расписание и срочно пристал к берегу. Не хотелось гулять и по современной части Иркутска, так что Саша приказал водителю:

— Давай на правый берег, в Старый город.

Машина остановилась возле автовокзала. Саша вылез из салона автомашины, сразу ощутил, как, оказывается, затекли ноги, и неторопливым шагом через небольшой сквер двинулся в сторону старых домов. Полюбовался изящной скульптурой девушки, изображавшей княгиню Марию Николаевну Волконскую — жену декабриста князя Сергея Григорьевича Волконского, отправившуюся за супругом в ссылку, двинулся дальше. Двухэтажный, целиком деревянный, украшенный резьбой дом Волконских его порадовал: в прошлый визит музей усадьба выглядел позаброшенным, но сейчас его отреставрировали.

Остальная улица тоже была сплошь деревянная, из старинных домов, пусть и не таких роскошных — явно рассчитывалось на туристов, а в конце возвышалась церковь девятнадцатого века. Простая и строгая, без лишней вычурной лепнины и позолоты, которыми грешили многие новоделы, она будто излучала спокойное умиротворение, а набежавший лёгкий ветерок принёс с собой ароматы цветов — и непонятно откуда, на дворе ноябрь, а не май. Саша уже хотел зайти и посмотреть, такая же она строгая и уютная внутри, как и снаружи, когда в кармане пиджака завибрировал телефон.

— Александр Игоревич, звонил Афанасий Никитич. Он готов вас принять немедленно.

— Я возле церкви у автовокзала. Передайте, что я сейчас же буду. Куда?

— Вы совсем рядом, — обрадовался директор. — Казачья улица дом четыре, водителю я уже сообщил.

По нужному адресу располагалась ещё советская кирпичная пятиэтажка, в которой один подъезд заняли под контору. На входе гостя, не стесняясь и не глядя на статус, проверили металлоискателем и попросили пройти через рентген-аппарат вроде тех, что устанавливают в аэропортах. После чего охранник сопроводил посетителя на третий этаж. В кабинет, впрочем, заходить не стал.

Саша ещё в Москве и читал собранное досье, и внимательно изучал фотографии. В жизни Афанасий Никитич оказался ещё больше похож на картинно-литературного старца из обители старообрядцев. Кряжистый немолодой мужик лет шестидесяти, наполовину седой, с густыми бровями и окладистой бородищей, встречал одетый не в пиджак, а вышитую рубаху-косоворотку. Зато в остальном кабинет был сплошь ультрасовременный хай-тек, металл и пластик, даже мебель. На столе — монитор компьютера, на стене — большая ЖК панель с камерой видеоконференцсвязи. Хозяин и кабинет настолько не подходили друг к другу и настолько контрастировали со всеми заранее уже сложившимися образами от старца в избушке-полуземлянке до современного бизнесмена, что полностью сломали настрой, который Саша с самого прилёта в себе старательно взращивал. Он сбился с шага, на несколько секунд сердце застучало вдвое быстрее. Но дальше опыт и привычка взяли своё, заговорил Саша ровным и спокойным голосом:

— Здравствуйте, Афанасий Никитич. Благодарю, что сумели меня встретить, хотя я и приехал, не предупредив заранее.

— Здравствуйте, Александр Игоревич. Зная ваш характер, привести вас к нам могло исключительно неотложное дело.

Последовал короткий обмен взглядами-уколами: мы оба знаем, что присматриваем друг за другом, но пока мы не враги.

— Присаживайтесь, Александр Игоревич.

— Если позволите, я лучше коротко изложу суть дела, — Саша отметил про себя, что и ему удалось порушить разработанный собеседником сценарий. — Дело в том, что я и мой партнёр стали обладателями, скажу так, некой информации, от которой зависит будущее страны. По определённым причинам любая утечка приведёт к катастрофе. Но и без вашей помощи нам будет очень сложно. Рассказать же я рискну только вам и отцу Кириллу, но только вдвоём и только один раз. По той же причине доказательств я вам сейчас не передам.

Кабинет окутала тишина, хозяин задумался. Саша тоже не торопился продолжать. Когда пауза уже понемногу начала тяготить, Афанасий Никитич задумчиво произнёс:

— Если бы вы и в самом деле разложили мне на столе веские доказательства… я бы вам, скорее всего, не поверил. Особенно зная возможности ваших специалистов. Но ваш приезд и ваша просьба… Да и ваша, мягко говоря, необычная активность этим летом и осенью в Сибири, которая слишком хорошо укладывается в ваши слова. Вдобавок, хотя про это и не объявили пока открыто, на днях мы взяли ещё одну группу убийц… Причём они будто знали про ваш приезд, и что вы ищете встречи, поэтому торопились с покушением. Считайте, вы меня убедили. Я попробую организовать вам разговор. Будьте на связи.

На улице Саша не стал садиться в машину и успел пройти пешком два квартала, когда позвонил Афанасий Никитич и сообщил, что сейчас пришлёт человека, который покажет дорогу.

Добирались больше трёх часов. По стёклам машины ползли неровные водяные дорожки — нагнало тучи, и, стоило выехать из города, зарядил дождь. Судя по всему, конечной точкой стали какие-то частные владения. Полсотни гектаров охраняемой территории, пляж и частное озеро с прогулочным пирсом для яхты, какой-нибудь сногсшибательный бассейн, и шикарное здание с огромной верандой и панорамными окнами во всю стену, каменные дорожки, буйство дорогих цветов… А ещё путь к этому раю для богатых перекрывали две заметных и неспециалисту линии безопасности. Сколько же по пути было неявных линий защиты, можно было лишь гадать. Телохранитель со своим опытом заметил и сообщил начальнику ещё про две, но был абсолютно уверен, что в действительности их куда больше. Впрочем, это Сашу уже не интересовало.

В центре поместья оказался совсем не особняк для отдыха, как Саша рисовал себе в воображении по дороге, а целый комплекс всяких строений. Несколько жилых двухэтажных домов из брёвен и множество разных пристроек и сараев, соединённых на зимнее время крытыми переходами. Большая конюшня, манеж для лошадей, склады. Конезавод или место для содержания дорогих пород. И никого в таком случае не удивит многослойная охрана, а уж провести и спрятать на территории ещё с десяток человек вообще труда не составит.

Машина остановилась, Саша дал указание телохранителю:

— Стас, остаётесь здесь.

— Но Александр Игоревич, дайте хоть проверить…

— Это приказ.

Телохранитель с недовольным видом подчинился: он фактически нарушает обязанности, отпуская объект мало того что без охраны и не проверив место переговоров. Но и сорвать встречу тоже нельзя. Саша вышел на улицу, непроизвольно поморщился от холодных капель, за несколько секунд, пока он нырнул под крышу перехода, намочивших волосы и проникших за шиворот. Дальше его уже ждали. Хотя подозревать настолько важного гостя, что он поведёт себя как убийца-камикадзе, не было смысла, его всё равно сначала проверили ручным металлоискателем, затем попросили встать в кабинку детектора. Когда Саша из неё выбрался, сказали достать из пиджака ручку и оставить. Гость молча подчинился, заодно мысленно ещё раз поблагодарив невезучих убийц: если бы не их попытка, Афанасий Никитич мог и не поверить.

В глухой комнате без окон где-то в глубине построек, куда Сашу в итоге привели, уже стояли три кресла, два из которых занимали митрополит и глава старообрядцев.

— Здравствуйте ещё раз, Афанасий Никитич. Доброго вам здоровья, отец Кирилл.

— Спасибо. И вам здравствуйте, Александр Игоревич. Если позволите, вставать не буду, — священник чуть повернулся, чтобы прямо смотреть на собеседника и непроизвольно поморщился от боли: насколько Саша знал, ногу ему врачи после взрыва сохранили чуть ли не чудом.

— Итак, Александр Игоревич, ваша просьба удовлетворена. Мы вас слушаем.

Саша сел в кресло, медленно вдохнул и выдохнул, успокаивая не вовремя подскочивший пульс, и заговорил:

— Тимофей, сын моего партнёра, Леонида, довольно часто посещает всякие неформальные сборища молодых учёных и студентов, также поддерживает со многими неофициальные отношения. Это для него хорошая практика плюс возможность присмотреться, встречаются очень необычные и нестандартные идеи и таланты, которые можно с пользой пригласить к себе. Весной этого года на одной из таких встреч один молодой аспирант рассказал, как ему показалось, очень забавную штуку. Он вместе с группой единомышленников, таких же молодых фанатов науки из разных стран, разрабатывал новый метод математического моделирования. Чистая наука, не имеющая никакого практического значения, разве что в качестве объекта взяли какой-то физический процесс… что-то по части поведения каких-то элементарных частиц, взаимодействия пространства-времени и тому подобное. Взаимное влияние микромира и макромира.

— Не стесняйтесь сложных слов и понятий, Александр Игоревич, — улыбнулся священник. — Я знаю о вашей диссертации, но и мы в своё время тоже отдали дань науке.

— Собственно, ничего сложного нет. По результатам модели выходило, что самое большее через десять-двенадцать лет нас ждёт катастрофа всемирного масштаба. Но гарантированный запас прочности вообще восемь лет. Любые вещи и постройки возрастом старше десяти лет на глазах начнут стареть и разрушаться, словно пролежали в земле не меньше столетия, поля станут отравленными пустырями. Всё то, что человек жадно разрушал последние несколько веков, природа мгновенно вернёт ему сторицей. Эти молодые таланты, естественно, не поверили, публиковать результаты постеснялись, пока не отыщут ошибку. Тимофей скопировал часть данных, но скорее просто так, из вежливости, да и о мимолётном разговоре никому тогда не сказал. А очень скоро с молодым учёным произошёл несчастный случай. Про это забыли бы сразу, если бы Тимофей не вспомнил, что парень ещё жаловался — до того страшный результат вышел, что по ночам кошмары начали мучить, хотя никогда раньше не страдал. Исключительно для самоуспокоения Тимофей приказал нашей СБ провести осторожное расследование.

Саша машинально отметил — похоже, что ему удалось зацепить собеседников. Хотя оба и опытны в политике и интригах, но сейчас нервное напряжение всё-таки прорвалось: рукав поправить, пуговицу на манжете потрогать — и также размеренно продолжил рассказ.

— Смерть наступила из-за случайного сочетания лекарств, побочный эффект в виде лёгкой депрессии, а антидепрессант сработал как яд. Обычное невезение, вот только очень уж вовремя. Осторожно проверили несколько имён, которые упоминались в разговоре — и везде тоже ну просто какая-то повальная невезучесть. А дальше началась атака уже на нашу компанию, замаскированная под бизнес-конфликт. И закончилось всё, когда наши неизвестные оппоненты убедились, что мы ничего не знаем и ничего не слышали. Полноценно перепроверить расчёт нет возможности, не все данные, и боимся привлекать внимание. Кроме нас в курсе дела буквально несколько особо доверенных лиц, остальные работают втёмную, не зная целей расследования или расчётов. Иван Трофимович Коржиков, — глава староверов сделал жест, давая понять: мы знаем, кто это, — дал прогноз. Вероятность сценария именно катастрофы от семидесяти до восьмидесяти пяти процентов.

Саша ждал, что собеседники на какое-то время задумаются, переваривая новость. Но митрополит явно слушал и думал параллельно, потому что сразу задал вопрос:

— Зачем вы обратились к нам, если можете всё организовать и без нас? Не зря вы затеяли строительство в Кемеровской области? И кто этот неведомый противник?

Саша порадовался, что вопрос о выгоде не прозвучал — и это хороший знак. Значит, его собеседники уже почти включили его в число тех, для кого интересы Родины выше личных амбиций.

— Сперва позвольте ответить на второй вопрос. Создавать изолированный одиночный кластер рискованно, как бы мы не готовились, всегда может что-то случиться. Желательно создать несколько автономных ковчегов, которые одновременно могут и выжить самостоятельно, и помочь друг другу. Но больше чем на один такой город у нас нет ресурсов, да и это привлечёт лишнее внимание. Сейчас же мы создаём для всех закрытый город по образцу советских научных городков. В рамках развития компании это логично, как и концентрация там передовых производств, а потом и складов. В Иркутской области — второй центр, с учётом ваших напряжённых отношений с Москвой, — глава старообрядцев на этих словах криво улыбнулся, — никого накопление запасов и вообще аккуратная подготовка не удивит. Но главное… Катастрофа станет крушением старого мира, всего того, к чему люди привычны, верили. Машины — ничто без людей, и только вера в Бога станет той опорой, которая поможет нам остаться людьми, успокоит и придаст сил. Именно за этим я и пришёл к вам. Ибо больше не к кому.

В глазах Афанасия Никитича и отца Кирилла вспыхнул такой яростный и фанатичный огонь, что Саша понял — он выиграл. Остались мелочи.

— Что касается наших противников… Не знаю, кто они — и не собираюсь узнавать. Пока они уверены, что единственные — не будут нам мешать, спокойно готовясь захватить власть над разрушенным миром. Не думаю, что у них вообще хоть что-то получиться, у меня создалось ощущение, что они катастрофу воспринимают… как разновидность киноленты в жанре ужасов, что ли? Но вот испортить жизнь нам могут, втянуть в противостояние. А мы и так успеваем еле-еле. Отсюда такая секретность и просьба, чтобы наш разговор остался между нами. И ответа жду прямо сейчас.

Несколько минут хозяева вели безмолвный разговор взглядами и мимикой, но в результате Саша не сомневался. Даже без страшных прогнозов будущего открытая поддержка членов «Клуба ста» — серьёзный козырь в противостоянии с Филаретом. А уж тем более прогноз грядущего «нового потопа» и намёк, что им предстоит стать «вторым Ноем».

— Семь из десяти — это много, — ответил отец Кирилл. — Потому мы согласны вам помочь. Можете раскрывать своё предложение и планы в деталях.

Глава 6

Подмосковное поместье Новгородцевых было достаточно велико, чтобы позволить себе отдельные входы как для условно простых гостей, так и для особо почётных. Например, таких, как господин Конный. Кортеж быстро домчался по федеральной трассе, распугивая встречные машины мигалками милицейского сопровождения. Дальше автомобиль ГАИ остался на шоссе, а кортеж ещё километров пятнадцать ехал и петлял — дорога была прямо как в поговорке «семь загибов на версту» — среди лугов, на которых, хмуро что-то выискивая сквозь выпавший утром снежок, паслись лошади и стадо коров. На деле они проезжали полосу отчуждения, по слухам напичканную самой современной автоматикой: хозяину было кого опасаться. А дальше бронированный лимузин замер на небольшой бетонированной площадке, которую от парка отделяла высотой не больше одного роста простая решётка ограды. Охрана останется здесь, снаружи. На территории поместья хозяин своим словом и авторитетом гарантировал гостям безопасность.

Выбираясь из машины, Леонид непроизвольно поморщился, щёки резануло холодом перепада температуры. Перчатки он тоже надевать не стал, поэтому, когда из кармана доставал приглашение, ветер неприятно холодил пальцы. Но вот приглашение и карточка-визитка согласно этикету были отданы швейцару, ждавшему возле калитки, и тут же перекочевала в руки одного из ливрейных лакеев, расставленных по обе стороны дорожки между фруктовыми деревьями — алые и жёлтые цвета ливрей делали прислугу похожей на големов, сотканных из опавших листьев. Тут же другой лакей совершил шаг навстречу, сделал строго выверенный поклон и пригласил:

— Господин Конный, позвольте вас проводить.

И пристроился идти ровно на два шага позади гостя. В конце дорожки уже ждала самая настоящая запряжённая лошадьми коляска, с кучером тоже в попугаистой ливрее. Лакей помог забраться, сам встал на специальную подножку сзади и замер. Коляска плавно тронулась, а Леонид с удовольствием ощутил, что сиденье тёплое, с подогревом, и с интересом принялся оглядываться по сторонам: в поместье он был впервые, до этого все встречи проходили по-деловому в московском бизнес-центре.

В своё время Саша пытался друга просвещать насчёт различных способов высадки придомовой растительности, и сейчас, насколько из головы не выветрились остатки этих рассказов, вокруг расстилался типичный английский парк. Облагороженный якобы когда-то дикий лес, где все естественно и создано самой природой, и как бы самую малость подправлено рукой человека. Совсем не то, что было устроено у них в поместье на Волге: никаких прямых линий и геометрических фигур, деревья и кустарники, насколько можно судить по голым ветвям, подстрижены волнистыми линиями. Хаотически разбросанные элементы и детали, однако этот хаос кажущийся, а на самом деле продумано до мелочей. Продвигаясь по извилистой дорожке, за каждым её поворотом коляска проносила пассажира мимо элементов, рассаженных в строгой последовательности. Большие деревья с холмами и оврагами, подёрнутыми ноябрьским ледком озёрами и прудами, берега которых неровны и с неправильными контурами. Дальше их сменили кустарники, образовывая настоящий лабиринт. Затем пустые уже клумбы и цветники, пожухлый от холодов газон, и наконец — особняк, тоже словно пришелец из Викторианской эпохи. Стоило отметить, что деньги дочь хозяина тратить умела, а отец позаботился, чтобы у неё был безупречный вкус.

Войти без докладу считалось невежливо. Леонид выбрался из коляски и жестом показал тут же спрыгнувшему вслед лакею — давай. Парень умчался, гость неторопливо пошёл по лужайке в сторону паркетного пятна, белеющего посреди остатков жёлто-бурой травы: бал сегодня решили устроить на открытой площадке, как бы в лоне природы. Лишь достаточно высоко над площадкой и только если приглядеться внимательно, можно было заметить натянутую прозрачную плёнку. За полсотни метров до границы паркета в лицо на мгновение ударила тепловая завеса, лакей принял пальто. Когда Леонид ступил на «бальную площадку», ударила вторая тепловая завеса — здесь и в самом деле можно было спокойно щеголять в открытых платьях. В «бальной зоне» уже ждало множество гостей, пёстрая толпа в маскарадных костюмах всех веков. Но первым его поприветствовал сам хозяин. В обычные дни предпочитавший удобный деловой стиль, сегодня полный седой мужчина был затянут в чёрный фрак… такой же, как на госте, при этом взгляд Новгородцева так и подсмеивался: понимаю, что как корова с седлом выгляжу, но положено. Устроитель бала выговорил положенные по этикету слова, мол, благодарит за честь, которую ему доставили своим посещением и что ему весьма приятно у себя видеть такого почётного гостя. Леонид в ответ на автопилоте тоже отбарабанил необходимые благоглупости, а на душе слегка отлегло. Если бы хозяин и в самом деле был в ярости и готовил встречную бизнес-атаку, он бы встречал иначе. А так есть шанс для начала попробовать просто поговорить.

Танцы ещё не начались, Леонида окружила толпа народа, торопившегося засвидетельствовать своё почтение. «Цель посещений — сблизить людей и установить между ними дружественнейшие сношения, нежели те, которые родятся от временных взаимных выгод или дел». Примерно так и писалось во всех сегодняшних наставлениях «молодым новым дворянам». И пусть от пустобрёхов и подхалимов, которые сейчас его окружали в надежде урвать чуточку внимания, а с ним может напроситься уже на встречу отдельно, у Леонида сводило зубы, это была неизбежная и обязательная часть подобных мероприятий. Поэтому он расточал вежливые улыбки, лёгкие ничего не обещающие намёки, и тут же про них забывал. Радовало во всём окружающем балагане лишь то, что ему как особому гостю и на особом статусе не обязательно идеально соответствовать всем требованиям этикета. А то по нынешним светским правилам даже приветствия должны сообразовываться с лицом, к которому относится: почтительное приветствие к старшему по положению, дружеское к равному, учтивое если вы конкуренты или в ссоре, благосклонное к младшему, приветствие для мало знакомых… Разве что на поклоны Леонид отвечал таким же лёгким поклоном.

Но вот хозяйка, которой сегодня была дочь Новгородцева, объявила о начале самого бала. Заиграл живой оркестр, распорядитель громко объявил первый танец. Согласно этикету — полонез, чему Леонид был искренне рад. Полонез был танцем больше условно, скорее похож на прогулку под музыку: мужчины предлагают руку дамам, и пары степенно обходят праздничную «залу». Но если в первой паре обязательно шёл хозяин с «наипочётнейшей» гостьей, то во второй — хозяйка дома с «наипочётнейшим» гостем. То есть под руку с Леонидом. Вторым бальным танцем был вальс. Но уж тут Леонид отошёл в сторону, с каменным лицом поглядывая на выписывающих танцевальные па щегольски одетых дам и богато разодетых мужчин поголовно с массивными золотыми цепями на шее и крупными перстнями с драгоценными камнями на пальцах. Да от него участия никто и не ждал: такие люди, как он, отплясывать не ходят. Развлекаются или отдыхают мужчины за «беседами».

Опять же по этикету «вечерние беседы» между танцами назначены были, чтобы подкрепиться закусками, а также исключительно для отдыха и увеселения после трудов. Здесь строго было воспрещено малейшее умствование, культивировалась «наука салонной болтовни», которая заключалась в «умении придавать особенный интерес всякому предмету», «рассуждать о том, о другом; переходить от предмета к предмету с легкостию, с приятностию». Что, впрочем, никогда особо не соблюдалось… но при этом требовалось, всё-таки, соблюдать определённую видимость. Не останавливаться долго на одном предмете разговора, не вдаваясь в глубокие рассуждения, ни на чем не настаивая, а «скользя по предметам» выяснить то, что тебе нужно или дать правильный ответ собеседнику. Словно фехтовальщик, который не торопиться лезть в драку напролом, а свободно ведёт нитью беседы как иглой по вышивке, умея не зацепиться ни за одну глубокую или оригинальную мысль, не высказать ни в чем своего собственного убеждения — сказать всё не сказав при этом ничего.

Впрочем, жизнь неизбежно вносила свои правила в характер светского разговора. «Приятным образом занимать компанию, особливо дам» было строго положено исключительно в первый перерыв. Второй считался «серьёзным», во время него не выглядело невежливым, если мужчины уединялись и надолго, покидая дам и отправляясь в кабинет хозяина. Поэтому никого не удивило, когда хозяин пригласил почётного гостя прогуляться. Разве что в спину полетели завистливые взгляды: если подслушать разговор двух столь могущественных людей, можно озолотиться.

К удивлению Леонида, позвал его Новгородцев совсем не в кабинет, а повёл именно прогуляться. В промежутке между завесами лакеи подали господам пальто и шапки, после чего хозяин неторопливо повёл гостя за собой, обходя дом в противоположную от парка сторону, пока перед ними не встало высокое отдельно стоящее серое здание. На входе Новгородцев скинул пальто на руки прислуге, Леонид последовал примеру хозяина.

— Моя гордость. Океанариум. Словно и в самом деле под воду идёшь.

Хозяин двинулся первым, за ним гость. А дальше и в самом деле будто ты ушёл на глубину. Леонид аж невольно перевёл дух как от прыжка: длинный, извилистый и совершенно прозрачный коридор терялся в синеватой глубине. Вокруг — водоросли, много красивых и разных, целые поля, леса и рощицы, колышущиеся в безмолвии. Среди них плавали мелкие жёлтые и золотые рыбки размером от крупного жука до ладони, стаи чего-то окунеподобного. Внизу — какие-то донные рыбы вроде камбалы, ракушки, морские ежи и звёзды, непонятные сороконожки, торопливо обгрызавшие одну такую звезду. Длинная змееподобная рыбина безмолвно проплыла мимо и спряталась в маленькой пещерке в скале, откуда посмотрела на людей сквозь стекло унылым взглядом, словно жалуясь: понимает, что съесть людей у неё не выйдет, но очень хочется.

— Моя гордость, — повторил Новгородцев. — Стоит эта блажь уйму денег… а ещё полностью гарантирует от прослушивания. И сам по себе океанариум хорошо экранирован, так как рыбы типа плохо переносят колебания магнитного поля и остального. А ещё толща воды и куча тех самых рыбин и прочей ерунды, которую дочка запустила и насажала. Здесь мы сможем спокойно поговорить. Леонид, мы с вами знакомы много лет, и без крайне серьёзной причины ваш профессор не стал бы так бесцеремонно общаться с моими людьми. Обещаю. Что наш разговор отсюда не выйдет.

Пару секунд Леонид помолчал, собираясь с мыслями. Заодно восхитился идеей океанариума: пробить здешнюю защиту не смогла бы, наверное, даже «Хикари».

— Причины и в самом деле крайне серьёзные. Точнее, проблемы. Хотя профессор Коржиков и в самом деле сейчас разрабатывает реактор нового поколения. Точнее, у него есть лабораторная идея, но без помощи ваших специалистов, Андрей, до воплощения в железе дело не дойдёт. Начну я издалека. Из-за океана. Как вы догадываетесь, моя разведка гребёт там абсолютно все научные идеи. Особенно те, которые у них считаются бредом или тупиком. К слову, с новым реактором так и случилось. Во главе резидентур стоят люди грамотные и доверенные, немало я перетянул ещё из советской разведки. Резиденты проводят на месте первичную оценку информации, кое-что перепроверяют прямо там же: всегда есть те, кого за деньги можно использовать втёмную. Самое важное отправляют домой немедленно, остальное — по обычным каналам.

Новгородцев медленно кивнул и скрестил руки на груди: мол, кажется, я догадываюсь.

— Так вот, весной одна их моих американских резидентур вытащила данные группы как их принято называть «грантоедов». Учёные, которые ведут непонятные и зачастую сомнительные исследования, выбивая, где только можно, под это деньги. Эти люди занимались климатом, геофизикой, физикой и много чем ещё. Полная каша, зато красивая математика в моделях. И неожиданно они получили результат. Чёткий, ясный, логичный. Самое большее через десять-двенадцать лет нас ждёт катастрофа всемирного масштаба. Но запас прочности гарантировать могут не больше восьми. В час «Х» любые вещи и постройки возрастом больше десяти лет на глазах начнут стареть и разрушаться, словно пролежали в земле не меньше столетия, поля станут отравленными пустырями. Всё то, что человек жадно разрушал последние несколько веков, природа мгновенно вернёт ему сторицей.

— Это ведь не только… странная идея?

— Спасибо моему, — Леонид вздохнул, — уже покойному резиденту. Как раз из бывших «конторских». Он понял ценность информации сразу, сводку передал мне по личному «каналу ноль». Следом должны были прийти исходные расчёты и модели. Не успел. Точнее, сами данные он получил раньше заказчика, поэтому я хоть что-то узнал. Группу исследователей зачистили в ноль, причём кое-кого вместе с семьями. Мою агентуру вместе с резидентом тоже, хотя мужика не смогли взять живым, и на кого он работает плюс сумел ли хоть что-то передать, осталось неизвестным. Но стоит мне рыпнуться… весовая категория у меня не та. Тут успеть бы просто подготовиться. По оценкам шансов на катастрофу — четыре из пяти.

Несколько минут Новгородцев размышлял, глядя, как вокруг туннеля по другую сторону стекла в синеве кружит акула. А Леонид вдруг вспомнил, что собеседник-то заметно старше его. И если на балу этого было не заметить, стараниями врачей и стилистов хозяин выглядел старше дочери всего лет на пятнадцать, сейчас годы словно мгновенно взяли своё, навалившись тяжким грузом. А ещё Новгородцев строил свою империю самыми разными методами, и рассказ гостя в логику этих «методов», включая способы сохранения секретности, укладывался даже слишком хорошо.

— Четыре из пяти… много. О нашем разговоре я тоже молчу, согласен. Воевать с целой страной у нас пока не та категория. Будем надеяться, что головастики ошиблись, но запас карман не тянет. Леонид, я присоединяюсь к проекту вашего научного закрытого города. Я правильно понимаю идею? Будем, — он криво улыбнулся, — совместно разрабатывать и строить опытный реактор нового поколения. За которым — будущее, — усталость с лица Новгородцева будто смыло губкой, рядом стоял прежний матёрый волк, крепкий вожак стаи. — Тогда предлагаю следующее. Разговоры этого профессора оформить как официальное предложение с вашей стороны, меморандум о сотрудничестве тогда объявляем уже на нейтральной территории сразу после Рождества, а договор подписываем на моей территории.

— Согласен. По строительству «Ковчега» планы пришлю на днях. Точнее, по строительству закрытого научного центра, — уголком рта улыбнулся Леонид.

Новгородцев кивнул, соглашаясь: зная про второе дно проекта, он без труда разберётся.

— Отлично. Заодно присылайте Коржикова. Я отдам соответствующие указания. Время дорого, а работу можно начинать и сейчас, не дожидаясь бумажек.

Мужчины пожали друг другу руки, скрепляя договор.

— А теперь, — приглашающе махнул хозяин, — предлагаю вернуться к гостям. Эта шушера уже пальцы наверняка изгрызла до локтя, гадая, с чего это мы так надолго пропали вдвоём.

Глава 7

Новый год прошёл почти незаметно: в нынешней России ночь с тридцать первого на первое осталась концом финансового года и делового года, но основной упор теперь делали на Рождество, противопоставляя его прежней советской традиции. Юлю это давно уже не задевало, не царапало душу. Да и в этот раз Тимофей, который помнил, что в её мире и особенно в космосе отмечали именно Новый год, сделал любимой девушке небольшой подарок именно в ночь на тридцать первое. Дальше опять закрутилась рабочая суета, а у Тимофея — сессия. Впрочем, близость праздника всё равно ощущалась: пусть до Рождества без малого неделя, но оно уже обдавало жителей Москвы снежной пылью, припадало по утрам к морозным стёклам, шуршало шинами машин, развозивших украшения и сувениры по магазинам, скрипело под каблуками снежно-заледенелых тротуаров, тенью нашёптывало по церквям «Христос рождается, славите» и навязчиво снилось по ночам.

И хотя дел у всех было по горло, мысли у каждого от мала до велика не хотели ничего земного. Дома школьников, заметив предпраздничною леность, строго наставляли:

— Если принесёшь из школы плохие отметки, то ёлки тебе не видать!

На работе грозно увещевали:

— Если не сдадите вовремя отчётность за прошлый год, премии вам не будет!

Все делали вид, что пугались, но в глубине души теплилось: «Ничего, посмотрим… Будут всё как первый сорт!» А большие постеры на рекламных щитах, передачи по телевизору, гирлянды и ёлки, розовощёкие Деды Морозы в обнимку с маленьким Христом, стоявшие во всех витринах так и шептали: «Ты слышишь, как пахнет Рождеством? Скорее за скидками, покупками и подарками!» — «Пока нет, но скоро услышу! Вот тогда, когда начнутся каникулы, дадут премию — тогда и услышу! И сразу побегу по магазинам».

Рождество тем временем подходило все ближе да ближе. В магазинах и бутиках уже намозолили глаза серебром и позолотой ёлочные игрушки, пряничные торты, и рыбки с белыми каёмками, золотые и серебряные конфеты, от которых зубы болят, но все же будешь их есть, потому что они рождественские. Повсюду висели плакаты, обещавшие фантастические распродажи по баснословно низким ценам. А само Рождество тихонечко стояло у окон и рисовало на стёклах морозные цветы, ждало, когда в доме вымоют полы, расстелют половики, затеплят лампады перед иконами и впустят Его… И ему было всё равно и на распродажи, и на мишуру, и на подарочные церковные наборы со скидкой.

Наступил сочельник. Он был метельным и белым-белым, хотя всю неделю синоптики обещали ясную и морозную погоду. Тимофей тоскливо смотрел из окна, как дворник торопливо разгребал занесённое снегом крыльцо — барину выезжать скоро — дальше перенёс взгляд во двор, где беззвучно из-за стеклопакета шумели берёзы, шеренгой солдат выстроившиеся вокруг особняка. Позавидовал мальчишке в валенках, который снаружи вдоль забора дома Конных бежал по сугробной дороге и как чудной чему-то улыбался. Дальше позавидовал Юле. Позавидовал Миле, которой нежелательно было «светиться» перед журналистами, чем она без зазрения пользовалась… Им можно остаться дома. Он же с отцом, сестрой и дядей Сашей должен выстоять рождественскую службу от начала и до конца, слушая заунывные молитвы патриарха. И никуда от этого не деться, традиция нынешнего времени: высший свет на Пасху и Рождество обязан демонстрировать религиозность, и не важно, как он живёт все остальные дни в году. Раньше, когда Тимофей был маленький, и его с собой не брали — самое распрекрасное и душистое на свете слово «Рождество» пахло вьюгой и колючими хвойными лапками, подарками. Теперь же — ладаном, ароматами тысяч людей, надушенных дорогим парфюмом, терпкими и горькими привкусами зависти, интриг и подхалимажа.

И вот наступил рождественский вечер. Метель утихла, и много звёзд выбежало на небо. Машина ненадолго замерла возле ворот церковной ограды главного московского храма. Перекрестясь сначала на пороге, затем на иконы, Нина, Леонид, Саша и Тимофей вошли. Под ногами лежал ельник, кругом, куда ни взглянешь — отовсюду сияние золота свеженачищенных окладов и украшений. Со всех сторон люди, огромная толпа. Но к важным гостям тут же подбежал толстопузый диакон в богатом парадном облачении, при этом он сиял как святой угодник. Осторожно раздвигая толпу, диакон провёл всех четверых в передние ряды. Успели они как раз вовремя: патриарх внутри алтаря закончил читать на камеру для журналистов поздравление. Врата открылись, духовенство во главе с патриархом вышло из алтаря на середину храма. Архидиакон со свечей вышел на амвон и провозгласил: «Благослови, владыко». Рождественская служба началась…

Хор старательно выводил канон за каноном, а вот патриарх Филарет читал «великое повечерие» голосом сиплым и пришепетывающим. По случаю великого праздника и, опасаясь навлечь на себя подозрения в неискренности, все его слушали со вниманием и старательно крестились. Читал Филарет долго-долго… Вдруг он сделал маленькую передышку и строго оглянулся по сторонам. Все почувствовали, что сейчас произойдёт нечто особенное и важное. В храме наступила тишина. Филарет повысил голос и раздельно, громко, с неожиданной для него прояснённостью, воскликнул:

— С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Рассыпанные слова его громогласно подхватил хор:

— С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Очередной иерей в белой ризе открыл Царские врата, и в алтаре было белым-бело от серебряной парчи на престоле и жертвеннике.

— гремел хор всеми лучшими в городе голосами.

Когда пропели канон, то закрыли Царские врата, и Филарет опять стал читать, теперь бодро и ясно, словно песня, только что отзвучавшая, придала ему сил и чувства собственного величия.

Наконец тонко-тонко зазвенел на клиросе камертон, и хор улыбающимися голосами завёл «Рождество Твое, Христе Боже наш». Служба закончилась, а Тимофей ощутил, как у него затекли ноги и как он устал… к сожалению, домой было ещё рано.

После рождественской службы гости начали растекаться по машинам и по банкетам. На официальный приём, который устраивала их корпорация, отец, воспользовавшись тем, что присутствовать всему руководству не обязательно, отправил лишь Тимофея как наследника. Стоило молодому хозяину войти в банкетный зал ресторана и сесть во главе стола, как от лампадного огня зажгли ёлку. Начались поздравления, тосты… Домой Тимофей дополз будто пьяный, хотя за весь вечер выпил всего-то пару бокалов шампанского. И снилось ему, будто патриарх запер его в сегодняшней церкви и пытает кадилом и молитвенником, выспрашивая ответы на билеты по матанализу: со следующего дня начиналась сессия.

Юля разбирала бесконечную партию бумаг, связанных с проектом, когда к ней в кабинет вошёл Тимофей, приобнял девушку за плечи и шепнул в ухо:

— Готова?

— Сводка будет готова, как и обещала, завтра к утру, — девушка ответила, не отрываясь от очередной бумаги, в которой делала пометки карандашом.

— Так я и знал, что забыла. И не собралась, конечно.

— Куда? — Юля подняла голову и уткнулась в насмешливый взгляд.

— В отпуск. И не говори, что у кого-то куча дел. Считай меня самодуром-начальником, который насильно выгнал тебя отдыхать. Я так и знал, что ты забудешь. Последний экзамен я сдал полтора часа назад, так что дальше у меня каникулы. Которые мы совмещаем с отпуском. А что? Полгода прошло, так что даже по старому советскому КЗОТу имеем право. Вещи горничная тебе собрала, всё уже в самолёте. Машина ждёт.

Не дожидаясь возражений, Тимофей вытащил девушку с рабочего места и повёл за собой. Машина стояла в гараже, одеваться не пришлось — подвели, открыли дверцу и беспардонно пихнули в салон, так что Юля растерялась. Лишь оказавшись в салоне, расстроено подумала, что к пистолету всего один запасной магазин, а если собирала вещи за неё Олеся, про боеприпасы наверняка не подумала. Тут же пришла следующая мысль, что отчёт остался недоделан, а послезавтра у неё назначена встреча. Девушка открыла рот протестовать, но автомобиль уже выехал на улицу.

Зимой Москва выглядела совсем иначе, чем летом. После ночного снегопада — белая, нарядная и как-то очень уютная. Повсюду гирлянды, ёлки и реклама, оставшиеся от празднования Рождества. Пешеходы, которых Юля видела из окна, были похожи на пухлых снеговиков, так много на них было надето тёплой одежды — морозы всю неделю стояли под сорок градусов. Автобусы грустно глядели промёрзшими стёклами и медленно тащились сквозь заносы снега, который не успела убрать техника. Впрочем, городские картины радовали глаз недолго: машина выбралась на шоссе и понеслась, насколько Юля могла понять, в сторону личного аэродрома семьи Конного.

— Так куда мы? Ты сказал самолёт? Море, тропические острова и как ещё у вас принято отдыхать?

— Интереснее, — загадочно улыбнулся Тимофей.

Стоило занять кресла, как под крылом побежала взлётная полоса, земля ушла вниз, а вокруг самолёта появились многочисленные, подернутые дымкой прозрачно-белые сплетения. Казалось, они словно растянуты во всех направлениях: горизонтальном, наклонном, перпендикулярном и даже по спирали, а солнечные лучи, по мере того как машина поднималась всё выше и выше, поочерёдно зажигали сначала одно, потом другое плетение. Но вот на небе остались одни только голубые, прозрачно-голубые и синеватые тона, а земной пейзаж возродился то в сочетаниях белого и голубого заслона облаков, то внезапно молочно-белая земля вдруг становилась бело-чёрной и бело-серой от полей, домов и дорог, бело-зелёной там, где под крылом мелькало хвойное лесное море. То попадалась заледенелая река, петляющая по низинам такими извилинами, как будто природа колебалась, какой же выбрать для неё путь. Самолёт, если Юля правильно прикинула, с какой стороны должно быть солнце в этот час, летел куда-то в северо-восточном направлении.

Приземлились они на таком же частном аэродроме, совсем небольшом. В конце взлётной полосы — ангар, склад, непонятные хозяйственно-административные постройки. Из людей видно единственного часового в будке возле ангара: в тулупе он выглядел огромным, широким, а карабин на его плече казался тоненьким как соломинка. Однако попробуй-ка, сунься! Впрочем, стоило спуститься по трапу, как из-за зданий немедленно выехали две машины. Через полчаса по заснеженной трассе машины остановились возле небольшого здания дорожного мотеля, сложенного из толстенных брёвен. Сопровождающий Тимофея и Юлю слуга вытащил чемоданы с вещами и понёс внутрь, следом выбрались на улицу пассажиры.

Стоило переступить порог мотеля, как Юля замерла от удивления. Небольшая комната с конторкой, за которой стоял краснолицый усатый полный дядька в не застёгнутом армяке, и раздувал пыхтевший паром пузатый блестящий медью самовар. Тот дрожал, гудел, и густой пар его, как облако, поднимался к бревенчатому потолку. Дядька за конторкой ненадолго отвлёкся от своего занятия, дал ключи, слуга помог донести вещи до комнаты и исчез. Юля недоверчиво пощупала стены, отодвинула ситцевую занавеску, выглянула за окно, где синела в вечерних сумерках тайга.

— Я удивлена, честное слово. Мы во времени лет на сто назад случайно не провалились? Что это и откуда?

— Всё очень просто, — Тимофей обнял девушку за талию и усадил рядом с собой на запружинившую кровать. — Если у тебя есть деньги, их можно потратить на самые разные чудачества. Например, как дядя Саша. Его тесть — только про жену не вспоминай, она погибла, когда мне лет пять или шесть было, какая-то нехорошая история, про которую и он, и отец до сих пор вспоминать не любят — так вот, тесть и тёща тяжело привыкали к новым порядкам. Вот дядя Саша и выкупил для них кусок земли, наладил там жизнь… в общем так, как во времена их молодости жили. А потом, когда уже стали заниматься туризмом, идею развили. Отдых на любой самый необычный вкус… Сама завтра увидишь.

Утром их разбудил самый настоящий ямщик. Помог уложить в широкие сани багаж, взбил сено, укутал пассажиров одеялами и тулупами.

— Н-но, родимые, трогай, — дёрнул ямщик вожжами и свистнул.

Волна холодного воздуха обдала Юлю, да так, что дух захватило. Весь день дорога шла лесом, по сторонам вздымались высокие стены укрытых пушистыми снежными шапками великанов-елей. На подъёмах ямщик соскакивал с саней и шёл по снегу рядом. Но зато на крутых спусках сани мчались с такой быстротой, что девушке казалось, будто бы они вместе с лошадьми и санями проваливаются на землю прямо с неба. На очередном спуске ямщик ударил кнутом по коням, они рванули вперёд. Чуть ли не под копыта на дорогу выскочили и помчались вперёд два белых пушистых зайца. Ямщик опять взмахнул кнутом и закричал:

— Эй, эй! Задавим! — зайцы, словно поняв окрик, прыгнули в сторону и затерялись в лесу.

Они ехали почти до сумерек, охая, ахая и дивясь на дремучую тайгу. Всё также дул в лицо свежий ветер, сильный на спусках, послабее на ровных участках, и совсем пропадал, когда сани неторопливо ползли вверх на подъёме. И вроде не было вокруг ничего тревожного, разум всё равно отступал перед воспоминаниями души, доставшимися от предков — и не понять, откуда эти древние инстинкты у девушки, родившейся в космосе, а взрослевшей в искусственном мире Земли будущего… Прижавшись к Тимофею, она мчалась в санях навстречу тайге и навстречу голубой луне, которая медленно выползала из-за чёрных деревьев.

Небо стало серо-чёрным, а снег при свете луны — ярко-голубым. Глубоко в земле среди древесных корней всем мелким зверюшкам и насекомым снилась весна, но до весны было ещё очень далеко. На том самом месте, где дорога в очередной раз мягко и естественно начинала подниматься в гору, стоял, утонув в снегу, дом. Издали он напоминал причудливый снежный сугроб и выглядел очень одиноким. Сани лихо развернулись и подкатили к дому: не современному особняку, а настоящей избе-пятистенку. Вдвоём Юля и Тимофей вошли в сени, мимо лопаты, метлы, топоров и лыж, прошли в избушку: там было тепло. Вслед за ними ямщик тащил вещи.

— Прощевайте, барин, — поклонился ямщик. — Заеду как договорились, — он ещё раз поклонился и ушёл.

— Через десять дней, — пояснил Тимофей, не дожидаясь вопроса Юли. — А до этого здесь нет даже связи. Телефон твой я вчера ночью, уж извини, вынул и оставил. Дрова под навесом, вода в роднике за пригорком. Крупа в мешках, соль, спички. И всё. А теперь давай-ка пошевелимся, иначе ночью просто замёрзнем. Дом к нашему приезду немного протопили, но без печи остынет он махом.

Сначала они таскали дрова, затем Юля под смешки Тимофея разжигала русскую печь — топить девушка не умела, да и видела подобное сооружение первый раз в жизни, и поэтому дрова долго не разгорались. Но зато когда пламя запылало, стало так жарко, что толстый лёд на окне быстро растаял. Колбаса по пути до того замёрзла и затвердела, что ею можно было забивать гвозди — недолго думая, палку колбасы ошпарили кипятком и положили на горячую плиту, поставили чайник. После еды разбирать вещи уже не было сил и желания, тело переполняла сладкая истома, так что они просто разделись и забрались на тёплую печку. Здесь пахло берёзовыми вениками, горячей овчиной и сосновыми щепками. Юля прижалась к Тимофею, чувствуя, как становится жарко от того, что обнажённая кожа прижимается к коже.

— Спасибо. Это… это… это и в самом деле чудесно. Тёплое море там, у меня дома, было. Под куполами городов тропический сектор для отдыха — это считай норма, в отцовском дворце по озеру можно было на яхте плавать ток, что горизонта не видно… А вот снега и таёжного леса у нас никогда не было. Я и подумать не могла…

— Как это здорово. Вот так. Когда только вдвоём…

— И только мы друг для друга.

Глава 8

День не задался с самого утра. И хотя Тимофей винил в этом исключительно мартовскую слякоть и скачки погоды, в глубине души он вынужден был признать, что виноват сам. Нечего было напрашиваться с вечера к Юле «помочь потереть спину». Ибо совместное мытьё в ванной, особенно когда перед эти дней пять видишь друг друга мельком и исключительно по делам, закончиться могло одной единственной вещью. Бурной ночью на смятой простыне, и заснули они в половину четвёртого. А занятия начинались с восьми утра, причём опаздывать было нельзя. Хорошо хоть Юля подумала заранее: горничная барина разбудила и сунула ему горячего крепкого кофе с пирожным. Это взбодрило, но не только парня, но и раздражительность, так что на Олесю он сорвался и наорал. Девушка отнеслась к вспышке гнева спокойно-философски, помогла собраться. Уже в машине Тимофея догнала совесть. И от этого стало ещё противнее.

Вернувшись домой, Тимофей обнаружил, что неприятности продолжаются. Его вызвал к себе отец, причём в кабинете ждал ещё и Дмитрий Алексеевич — на должность начальника охраны он не вернулся, войдя в руководство проекта «Ковчег». Едва дверь захлопнулась, отсекая все звуки, а Тимофей занял свободное кресло, глава корпорации начал:

— Дмитрий Алексеевич сегодня утром прибыл из Петербурга. Владимир Владимирович и его коллеги с интересом приняли наше предложение. Но для участия их компании в нашем деле необходима подпись на документах старшего партнёра их компании, госпожи Собчак. Ты немедленно выезжаешь в Петербург. Ознакомься, — отец подал сыну стопку документов.

Тимофей кивнул и принялся смотреть, непроизвольно морщась. Если перевести всё на нормальный язык, то Дмитрий Алексеевич договорился со структурами бывшей Службы внешней разведки, они готовы поддержать «Ковчег». Но для соблюдения секретности официально и с помпой фирма «Собчак» становится эксклюзивным партнёром, и присоединяется к Петербуржским и Балтийским проектам Конного. А уже в эти контракты незаметно войдёт всё остальное, например, по итогам «успешной работы» компания «Собчак и партнёры» начнёт «расширяться в Сибирь», участвуя в перестройке Междуреченска. Вот только это — потом. А сейчас Тимофею придётся несколько дней побыть свадебным генералом: контракты подобного уровня с питерской стороны должен подписать номинальный глава фирмы, а с московской член совета директоров. Заодно Тимофей должен передать уже Владимиру Владимировичу лично в руки документы по «Ковчегу» — с учётом того, что на самом деле бизнесом руководит именно он, приватные переговоры с ним никого не удивят.

Юля, когда услышала про срочный отъезд и про то, что её хотят взять с собой, на пару секунд задумалась, дальше уточнила:

— У меня завтра было назначено собеседование. Станислав нашёл сразу двух кандидатов на ту самую должность, СБ их тоже одобрила. Перенести? На какое число?

Тимофей вздохнул. Кандидатов заполнить одну специфичную вакансию они искали и не могли найти с самого Нового года. То Юля забракует, то Служба безопасности. А тут сразу два… и как ни печально, в Питер остаётся ехать одному. Да и разум упорно нашёптывал, что не стоит подставлять Юлю лишний раз, появляясь с ней на публичных мероприятиях. Мало ему непонятно с чего повышенного внимания сокурсницы Адель? Если прознают, мол, у Тимофея есть не просто любовница, а место при таком перспективном женихе уже занято…

— Не стоит. Упустим кандидатов… Справлюсь как-нибудь один в этом гадюшнике.

— Ты… — Юля запнулась. — Ты поосторожнее там.

— Ты тоже аккуратнее.

— Я ничего, я привычная. Да и не охотятся за мной как за тобой.

Важного гостя госпожа Собчак приняла в поместье, постаралась обставить визит как можно пышнее и угодить всем, чем можно. Поэтому для Тимофея визит стал тяжким испытанием. И ладно бы просто одно торжественное мероприятие за другим. Попав в поместье, Тимофей сразу оказался окружён бесчисленным множеством прислужников, мастеров на все руки, полных отчаянным стремлением находиться в услужении. И раболепие, которое они всякий раз проявляли, создавало очень тяжёлую, удушливую атмосферу, которая, однако, явно очень нравилась хозяйке. Хорошо хоть лакеи не ложились как в какой-нибудь азиатской стране на голую землю, дабы избавить гостя и хозяина от необходимости ступать в пыль. Но в остальном были также по-азиатски навязчивы. Десять раз за день могли предложить принять ванну — после того, как высморкаешься, доешь фрукты или запачкаешь палец! Они постоянно тенями порхали вокруг барина, пытаясь обнаружить следы беспорядка, чтобы их немедленно устранить. И отказаться не получалось, если поведение Тимофея не соответствовало их ожиданиям, то рушилась целая вселенная. Не желает десерта? Ванна после ужина, а не до? На лице появлялось невероятное смятение, доброго бога больше не существует…

Глядя на выдрессированную искренне раболепствующую прислугу, хотелось показать их Юле, которая раз за разом предлагала ему не забывать про законы гуманизма, даже сейчас считать их необходимыми. Но лакеи из поместья Собчак? Они совсем не мечтали о том, чтобы быть уравненными в правах. Только попробуй воспринимать здешнюю прислугу как равных себе — они будут противиться, считая это несправедливостью. Права у них не равные, они отчаянно просят, умоляют, чтобы вы подавили их своим превосходством, ведь чем больше величие господина в их представлении, тем более жирные крохи будут падать им с его стола.

Да и «господа», роем мух носившиеся на приёмах вокруг члена «Клуба ста», были ничуть не лучше. Они тоже старательно ставили Тимофея в более высокое положение по отношению к ним с удивительной изобретательности, всякий раз направленной на то, чтобы «завладеть» крохой милости, отличаясь от лакеев лишь размером ожидаемой «крошки». Само понятие уважения для «господ» не существовало, они пребывали в гранитной твёрдости убеждении, что какое-то минимальное улучшение их жизни возможно исключительно опираясь на унижение слабейшего и одновременно лишь как тень несравнимо большего расцвета многочисленных успехов стоящего над ними.

В Москву Тимофей возвращался, чувствуя себя совершенно разбитым, остро жалея, что обратно летел самолётом: надо было плюнуть на экономию времени и ехать поездом. Вечерний город промелькнул в окнах машины, которая везла хозяина из аэропорта в особняк, а голове трепыхалась мысль доползти до своих комнат и вызвать Юлину горничную. Олеся оказалась на удивление хорошим массажистом, уже несколько раз приводила молодого барина «в чувство» из такого же разбитого состояния, наверняка сумеет помочь и сейчас. А ещё наверняка Юля не спит, ждёт его… Он ведь сообщил, что прилетит именно сегодня…

Нина поймала брата по дороге к себе, едва он успел скинуть пальто.

— Тимочка, можно тебя на минутку?

— До завтра не подождёт? Я устал как собака, и голова чугунная.

— Нет, — сестра проявила неожиданную твёрдость. — Именно сейчас.

Тимофей настороженно посмотрел: в Москву Нина вернулась только к началу учебного года, и с тех пор была обижена на брата и держала зуб на Юлю. С чего-то решила, что её оставили в Саратове исключительно потому, что мест в кортеже было ограниченное количество. Вот брат, который выбил место своей любовнице, и виноват. Но за свою пассию горой стоял Тимофей, да вдобавок неожиданно для Нины к выскочке из спорт-центра благосклонно отнеслись и отец, и дядя Саша. Так что спорить и скандалить младшая сестра благоразумно не рисковала, соблюдала по отношению к брату холодно-нейтральное отношение. Заодно сделала вид, будто Юли не существует. И внезапно «Тимочка», а ещё нехороший холодок подозрения, что связано всё именно с Юлей.

Когда брат с сестрой оказались в её комнате вдвоём, Тимофей поинтересовался:

— Так я слушаю.

— А ты лучше посмотри. Не догадываешься, с чего твоя Юля не поехала в Питер? Так посмотри, — сунула диск в проигрыватель и включила телевизор.

На экране пошла съёмка скрытой камерой, но очень чёткая: явно не только оборудование было хорошее, но и ставили с умом и не торопясь. Номер средней руки гостиницы, где не спрашивают документов и старательно не вспоминают лица постояльцев. Дверь открылась и… держась за руки вошли Юля и Станислав. Поцелуй, оба торопливо начали раздеваться. И вот уже девушка легла на спину, заставила парня разместиться сбоку от неё на подушке, положив пенис ей на губы. Дальше она начала ласково касаться головки языком, изредка заглатывая член в рот, одновременно ласкала сама себя, гладя грудь и живот. Темп постепенно увеличивался, девушка на экране стонала, выгибалась дугой и уже целиком заглатывала член, дальше парень развернул её поперёк кровати и начал яростное совокупление…

— Видел? — Нина торжествовала.

Тимофей молча забрал диск и вышел. В груди жгло, сердце глухо бухало кровью в ушах. Механически переставляя ноги, он сделал несколько шагов. «Как она могла… не могу поверить… принцесса, тоже мне»… Встал, отдышался, принялся медленно сжимал и разжимать кулак, заставляя себя успокоиться и старательно твердя: в конце концов, он просто обязан Юле верить, если и в самом деле её любит. Потому, хотя запись волне недвусмысленная, со своей принцессой сначала надо её спокойно обсудить, а уже потом скандалить. И вдруг его словно ударило молнией. Вот она, ошибка! Тот, кто сделал эту фальшивку и подсунул Нине, рассчитал всё идеально точно… Но это если бы Юля и в самом деле была девочкой из провинции, поднявшейся наверх исключительно желанием Тимофея и через постель. Такая теоретически могла обзавестись любовником для души, её покровитель, получив неопровержимые доказательства измены — а фальшивка наверняка отличного качества, экспертиза может и не определить подделку однозначно — устроит скандал, выгонит, не слушая объяснений.

Неизвестный пока враг не учёл — Юля не просто выполняет мелкие поручения, она занимает высокую должность в проекте «Ковчег», потому за ней приглядывает и охраняет корпоративная Служба безопасности. Да, с её опытом нелегальной жизни принцесса Юлике Акалладер могла бы уйти от наблюдения, встретиться со Станиславом так, что никто не догадается… Вот только в этом случае простой детектив её не смог бы подловить тем более опередить настолько, чтобы аккуратно установить камеру наблюдения. Вдобавок слишком уж хорошая картинка, словно профессиональная съёмка кино… «Вот оно! Вот что меня насторожило сразу!» Быстро отдав охране дома приказ, чтобы они не дали Юле уйти — вдруг Нина ей тоже подкинула запись, а заодно довела до нервного срыва, она в этом мастер — Тимофей отправился к себе в кабинет. Его рассуждениям отец и дядя Саша поверят, но запись легко может всплыть где-то ещё. И в этом случае аргументы «против» нужны повесомее.

Запустив компьютер, Тимофей заставил себя просмотреть видеозапись несколько раз, внимательно рассматривая и останавливая кадры интимных сцен, дальше начал скачивать с разнообразных порносайтов фильмы и ролики. Часть после первичного анализа шла в корзину. Остальное сортировалось. После часа напряжённой работы Тимофей устало разогнулся, сохранил нарезку из компрометирующей записи и нескольких порнороликов на диск, и со всем этим отправился в комнату защищённой связи для разговора с начальником корпоративной СБ: атака на руководство компании и семью владельцев была у него под личным контролем.

— Матвей Кузьмич, — сразу начал Тимофей. — Прежде чем объяснить суть дела, посмотрите, пожалуйста, — и включил исходную запись.

Пять минут спустя главный особист удивлённо поинтересовался:

— Мне ничего подобного не докладывали…

— И не могли. Смотрите, — Тимофей пустил второй диск. — Вот это меня и насторожило с самого начала. Слишком хорошее качество, а ещё сцены и позы вместе с ракурсами, словно взятые из порнороликов. Так, чтобы максимально хорошо показать процесс. Я так предполагаю, отыскали похожих актёров, немного грима, а может и без него. Руководил явно тоже профессиональный режиссёр порнофильмов, отсюда и привычные шаблоны.

— Сколько человек знакомы с записью? — мгновенно оценил ситуацию особист.

— Не знаю, мне её передали через сестру. Подозреваю, пока больше никто. Расчёт был, что я вспылю, и выгоню и Юлию, и Станислава…

— Скорее всего — не только, — тут же принялся обдумывать интригу Матвей Кузьмич. — Сразу после скандала, и как только они окажутся на улице и без охраны, но до того как подделка вскроется, к ним подойдут настоящие заказчики съёмки. А дальше либо добровольно, либо под пыткой Юлия и Станислав выложат всё по проекту, в котором задействованы.

— Согласен, — Тимофей сумел удержать голос спокойным, хотя внутри всё оборвалось: поддайся он всё-таки эмоциям, поверь на мгновение в фальшивку — и с Юлей могла случиться серьёзная беда.

— Повышение уровня безопасности обоих до статуса «А» на время операции. Разрешение на использование Станислава для поиска заказчика, а для барышни Юлии использование двойника?

— Разрешаю Юлию заменить на двойника. Я предупрежу, чтобы она до вашего разрешения не покидала своих комнат. Станислава разрешаю использовать как наживку, но лучше с его согласия.

— Принято. Двойника для девушки я пришлю немедленно.

Закончив разговор, Тимофей чуть ли не бегом бросился в жилую часть своих апартаментов: Юля там, наверное, уже вся извелась.

На пороге молодого хозяина встретила горничная Олеся. И даже зная, что рискует, встала на защиту Юли:

— Барин, не ругайтесь, а выслушайте сначала. Всё это врут…

— Я знаю, — с улыбкой ответил Тимофей. — Где она?

Горничная махнула рукой в направлении комнаты девушки. Юля и в самом деле обнаружилась там, сидела на кровати с красными, опухшими глазами: только кончила реветь до рвоты. Увидев, кто пришёл, девушка попыталась встать, но не удержалась на ногах и упала бы, если бы Тимофей не успел её поймать.

— Тима, это всё неправда…

— Я знаю, солнышко ты моё, — он сел на кровать и посадил Юлю на колени. — Прости, что не пришёл сразу, но надо было обеспечить твою безопасность. Нина у нас конечно злопамятная и вредная, но Матвей Кузьмич считает, что её использовали втёмную. А всё затеяли, чтобы сразу после скандала ты оказалась на улице без охраны. Когда разберёмся, что это подделка — тебя уже и след простыл, украли, — Юля на этих словах обмякла, навалилась на парня, её начала бить мелкая дрожь. — Поэтому у меня к тебе большая просьба. Пока не отыщется заказчик, не выходи, пожалуйста, из своих комнат. Для посторонних ты покинула дом, твой двойник из нашей безопасности для публичного скандала сейчас подъедет. Доступ сюда будет у меня и у Олеси, и ни у кого больше. Если что-то понадобится — сообщай мне через свою горничную.

— Хорошо, — и Юля снова заплакала, но теперь уже от облегчения.

Глава 9

Март — первый весенний месяц, по календарю в это время всё должно оживать и радоваться. Но словно решив подстроиться по настроение Тимофея, на город легло так называемое «отзимье», то есть та весенняя слякоть, когда ни с того ни с сего после тёплого дня валится мокрый снег. В такое время улицы Москвы представляли собой потоки грязи, липнущей к подошвам как мякоть гнилых яблок. Неверный шаг по вроде бы грязно-серому тротуару или замёрзшей луже — и ботинки погружаются в хлюпающее месиво, стоит сойти с крыльца, как ноги вязнут в земляной хляби пополам с почти растаявшим снегом.

Ещё с первого дня в университете Тимофей взял себе за правило в любую погоду по возможности до начала занятий прогуливаться пешком: это помогало разогнать кровь и вернуть ясность ума после поездки в машине через полгорода. Прогулка, правда, получалась куцая, но, если погода была хорошая, Тимофей останавливал машину и шёл на своих двоих хотя бы квартал-другой до ворот. Под настроение или если оставалось мало времени, выходил у задней калитки и пересекал пешком хотя бы университетский сад: там воздух казался чище и свежее, чем в городе. Но сегодня и погода накатила особенно мерзкая — в воздухе пахло дымом, бензином и какой-то химией, сероватые весенние облака, низко висевшие над городом, казалось, вышли из паровозной трубы, и настроение было особенно мерзопакостное. Служба безопасности закончило расследование по видеозаписи.

За окном машины проносились весенняя слякоть, растерзанные помойки, брызгливые автомобили, трамвайный грохот, мутные стекла домов. Они проезжали мимо тёмных и молчаливых церквей, мимо безликих высоток, скверов, магазинов, проезжали беззвучно, благодаря звукоизоляции салона лишь угадывая грохот улицы. А по обеим сторонам проспекта стояли строгие дома, сонные, со слепыми от серых облаков, невидящими окнами, и молчали. Веки слипались, мелькание машин и домов незаметно превратилось в мелькание берега и убегающей воды: все те же звуки и то же движение. И не разберёшь, где ты на самом деле, и что с тобой. Высотки превратились в деревни, бегущие вперёд, стёкла во влажные отмели, под блеском редкого солнца убегающие назад, нависало лицо женщины с плачущим ребёнком, и груда товара на палубе — не пойми какого судна, но Тимофей им управлял. Всё путалось в движущейся, неясной, двоящейся картине.

Тимофей не понял, сколько спал, когда открыл глаза — было все то же: холодное солнце в редких прорывах туч, безликие небоскрёбы и магазины с мутными окнами, бегущий под шинами асфальт, маневрирующие в потоке автомобили за стеклом. Поморщившись — химии он не любил — парень всё-таки кинул под язык таблетку. Проглотил и запил водой. Сегодня ему важна ясная голова, особенно если помнить, что его инициативу отец вряд ли одобрит… плевать.

Машина нырнула в тень, солнце спряталось за высотку главного здания университета. Стоило выбраться из тепла салона, потянул ветер, острым холодком пробираясь под не застёгнутую куртку.

Перед крыльцом, не обращая внимания на настроения студентов и времена года, всё также величественно замерли два каменных льва. И опять на одном висела чья-то потерянная шапка, отчего накатило ощущение дежавю. Войдя в центральный вестибюль главного корпуса, Тимофей сразу оказался в людском водовороте. Все торопились раздеться и не опоздать на занятия, куда-то суматошно спешили. У гардеробных зеркал прихорашивались студентки. Громко вопя: «Па-а-а-берегись!» — опять студенты тащили что-то крупное и тяжёлое. Разве что не ждал Паша Лебедев, но в остальном казалось, будто Тимофей провалился в тот самый ноябрьский день, из которого и росла история с подделкой.

На занятиях, впрочем, отличия всё-таки были: первой была не лекция, а лабораторная работа. Тимофей потому и выбрал именно сегодняшний день, хотя всё знал уже позавчера. Нужный человек будет в другой подгруппе, встреча произойдёт во время перерыва. Так всё увидят не только сокурсники, но и много постороннего народа: рядом окажутся лекционные аудитории сразу трёх потоков.

Тимофей выслушал бубнёжку лаборанта, как важно научиться определять относительную влажность воздуха с помощью гигрометра и психрометра. Старательно измерял температуру окружающего воздуха, при помощи груши продувал воздух через камеру прибора, следил за оседающими капельками, с повышенной тщательностью заполнял таблицу и делал расчёты: это помогало успокоиться и собраться перед предстоящей схваткой. Чтобы никто больше не посчитал Юлю «мимолётным увлечением», и даже мысли ни у кого не возникло тронуть её хоть пальцем.

Во время недолгого перерыва между лекциями коридоры университета напоминали пчелиный улей. Тимофею чуть не отдавили ноги, пока он спускался по переполненной центральной лестнице на соседний этаж, уши гудели, заполненные шумными речами студентов. Но когда он добрался до аудитории, где должна была проходить следующая лекция, вторая половина группы ещё не подошла. Пришлось включаться в беседу, которая то ли напоминала, то ли имитировала салонную болтовню «высшего света»: ни малейшего умствования, а сплошные разглагольствования о том и другом, и обязательно перескакивать от предмета к предмету с легкостию и приятностию, не вдаваясь в серьёзные рассуждения.

От надоевших разговоров наконец-то отвлекла очередная шумная компания студентов, ворвавшихся на этаж. В центре неё как всегда была красавица Адель, окружённая поклонниками и подпевалами из парней и девушек. Тимофей, изображая радость, двинулся навстречу. Адель его заметила, улыбнулась идеально отрепетированной улыбкой робкой невинности, хотя в глазах и мелькнула тень растерянности: по всем планам Тимофей не должен был себя последние дни вести настолько спокойно, не замечая идеально выверенных намёков и шагов с её стороны. Точнее, он должен был скрывать свои переживания, которые в строго заданный момент прорвутся бурным потоком в новое отрытое Адель русло. Больше по инерции она всё-таки начала играть, как запланировала — очередная улыбка, шаг навстречу:

— Здравствуй…

Не договорила: оказавшись рядом, Тимофей отвесил ей оплеуху. Не в полную силу, всё-таки девушка — но достаточно, чтобы на щеке остался красный след, на глазах превращающийся в синяк. Тимофей же брезгливо взял её двумя пальцами за ткань блузки, рванул на себя и громко сказал:

— В общем, слушай меня, шлюха, и запомни. Ещё одна подобная выходка — и получать ты будешь диплом Магаданского института по разведению мороженой кильки. Поняла?

Шум вокруг мгновенно смолк, в наступившей тишине отчётливо зажужжала рано проснувшаяся муха. Наконец один из преподавателей преодолел оторопь и сказал:

— Тимофей, вы с ума сошли, ударить девушку…

— Не девушку, а шлюху. И за дело.

Тут остальные будто очнулись, загалдели, а один из поклонников Адель, самый ретивый и нетерпеливый, подскочил к Тимофею, заорал:

— Негодяй! Да как ты посмел поднять руку на девушку! Я вызываю тебя на дуэль! — и попытался тоже дать пощёчину.

Тимофей отбил руку и нанёс удар под дых, уже не сдерживаясь, в полную силу. Незадачливый дуэлянт согнулся и захрипел. Тимофей сбил его подсечкой и от души пнул ногой.

— Запомнили с первого раза. Этому идиоту повезло, я сегодня добрый. Остальных дураков, кто в мой адрес ещё раз ляпнет насчёт «дуэлей», предупреждаю. Идиотская европейская забава, которую к нам Пётр Первый занёс, меня не волнует. Хотите — играйтесь в дворянчиков и развлекайтесь. У нас в России, если уж хотели отомстить, или дубиной по макушке били, или с друзьями ловили в переулке и морду выправляли. Следующий баран, который полезет с вызовом… если у меня будет хорошее настроение, прямо на месте сломаю ему чего-нибудь. Если настроение будет не очень — пусть ищет жильё на территории университета: как выйдет за ограду, его встретят симпатичные мужички и объяснят разницу между нашими и истинно европейскими ценностями. Если у меня будет совсем плохое настроение — дурака встретят люди в синих мундирах, и объяснять ему будут уже в милиции. Ясно? — окружающие разом вздрогнули от того, насколько властно всё было произнесено: сейчас перед ними стоял не свой парень-студент, а член Совета директоров и наследник одной из сильнейших корпораций страны и Европы.

В это время Адель чуть пришла в себя и начала нервно всхлипывать, и не поймёшь — на самом деле или опять играла. Хотя скорее нет, не играла, стоявший рядом Тимофей сумел разобрать еле слышный шёпот: «Нищая, безродная — так почему же не я?». Глядя на девушку, у которой начиналась истерика, ещё один их общий сокурсник — из богатой семьи и не очень поверивший, что ему грозит всё сказанное минуту назад, да и к чарам Адель относившийся равнодушно — рискнул поинтересоваться:

— Но всё же. Бить девушку и бросать в лицо такие оскорбления?

— Хочешь знать? — как бы нехотя бросил Тимофей, на самом деле ждавший именно этого нужного вопроса. — Адель изготовила компромат на мою невесту. Хороший такой, мы или должны были разорвать отношения сразу, или устроить такой скандал, после которого помолвку восстановить невозможно. Через мою сестру слила запись мне. А дальше по всем её расчётам, эта шлюшка так развернёт ситуацию, что утешаться я приду к ней. В итоге постель и свадьба, хоть по залёту. Проститутки и то честнее, они хоть ноги перед клиентом раздвигают и так на жизнь себе зарабатывают. А у этой, не знаю, как её назвать ещё, и так денег куры не клюют, но она на мои позарилась. Одного не рассчитала: получив запись, я со своей невестой сначала просто поговорю. Спокойно, поскольку ей доверяю. И в разговоре прояснится, что ничего подобного даже теоретически случиться не могло. А дальше выяснить заказчика уже дело техники. Так уж и быть, эту шлюшку я прощаю — но следующему, кто рискнёт задеть мою невесту, не глядя сверну шею.

К концу монолога Адель побледнела как смерть, отчего след на щеке стал ещё заметнее. Сочувствующие взгляды окружающих сменились презрением, у иных ненавистью. Королева рухнула с трона, и можно было не сомневаться, что бывшая свита прихлебал постарается втоптать поверженного кумира в грязь как можно сильнее. А главной новостью университета на ближайшие дни станет появление невесты у наследника бизнес-империи Конного.

Адель продержалась намного дольше, чем Тимофей предполагал: не только досидела до конца занятий, но и отходила весь следующий день. А потом внезапно пропала.

Глава 10

Весь март и начало апреля казалось, что зима и вовсе не думает уходить. Вдоль дороги снег покрывался тёмной коркой, но будто и не собирался таять. Наоборот, временами с севера налетал холод, а догонявшая заморозки метель накидывала горы белых хлопьев. Но ко второй декаде апреля наконец-то солнце принялось припекать сильней, и первые струйки тающего снега мутными змейками поползли по асфальту. А сегодня вообще на тротуарах повсюду блестели лужи, в которые сбегались вереницы ручейков. Саша приоткрыл окно машины и вслушался, как журчит вода, с шёпотом и ворчанием стекая в городские водостоки. Весна всё-таки соизволила прийти в Москву. Пройдёт всего несколько дней, как от снега останутся редкие тёмные кучки в тенистых углах домов и под деревьями: на открытых участках уже робко пробилась первая травка.

Машина на какое-то время встала в пробке, и на Сашу накатило философско-рассудительное настроение. Весна быстро входила в свои права, и не только тем, что машин на улицах стало заметно больше. С каждым днём город преображался на глазах. Он уже не такой мрачный, серый и холодный, как ещё неделю назад, а становился чем-то похож на большую цветочную клумбу, торопливо принялись вылезать то тут, то там маленькие яркие жёлтые головки мать-и-мачехи. Даже люди, кажется, стали чаще выходить на улицу — не по нужде, а для удовольствия, пропали мрачные и хмурые лица. Город словно превратился во взбудораженный муравейник: везде уборочные машины и дворники, рабочие белили бордюры, меняли тусклые после зимы вывески и полинялые баннеры на красочные и притягательные… и в этот момент настроение у Саши скачком испортилось.

Сегодняшнее мероприятие, посвящённое показу новой весенне-летней коллекции мод, представленной женой мэра, должно было стать длинным и скучным, очередная разновидность рекламы, прикрытой благотворительностью — деньги от входных билетов шли какому-то там прикормленному медучреждению. Саша считал всё никчёмной тратой времени, предпочёл бы не присутствовать вообще, но мероприятие получалось из тех, которые пропускать нельзя. Туда обязательно съедутся представители всех крупных игроков, связанных с туристическим бизнесом по России, бассейну Черноморья и Восточной Европе. Да и среди остальных важных людей столицы и области присутствие считалось желательным: эдакий неофициальный форум влиятельных граждан Москвы. А Леонид и Саша хоть и понемногу выходили из туристического сектора, на ближайший год этот сегмент бизнеса ещё будет для них играть важную роль, и проигнорировать показ они не могли…

Раньше на подобные мероприятия посылали Тимофея, но после выходки в университете, во многом из соображений безопасности, парень выезжал из особняка исключительно на учёбу или в главный офис по делам, связанным с «Ковчегом». Впрочем, для него домашний полуарест явно не был в тягость из-за находившейся рядом Юли. Скорее наоборот. И именно это, как сейчас признался перед собой Саша, и раздражало больше всего: столько лет он старательно выстраивал себе образ страшного и нелюдимого человека, а теперь всё трещало по швам. Причём — редкий случай — мнения друзей в этот раз поменялись местами. Леонид отнёсся к случившемуся в университете снисходительно и говорил про неосторожную торопливость молодости, а Саша наоборот парня хотел загнать по маковку в землю.

Рассуждения так и закончились ничем, машина добралась до места. Солидный бизнес-центр в исторической части Москвы. К главному входу было давно не подъехать: подземных стоянок в этом районе не было совсем, парковочный карман забит, дорогу загромождали автомобили. Водители их сидели в салоне или стояли, облокотившись на капот, или толпились рядом на тротуаре. Но людьми они были опытными, номера и машины самых значимых людей помнили наизусть — а не сообразившей самостоятельно молодёжи быстро объяснили. Так что прошло всего несколько минут, как Сашиной машине освободили путь до самого крыльца. А дальше молодёжь с завистью смотрела на сопровождавших важного гостя телохранителей, а те, кто постарше, наоборот глядели вслед отъезжавшему автомобилю: владелец не стал мучить водителя, требуя всё время стоять «в готовности и поблизости».

Хозяйка мероприятия демонстративно придерживалась стиля «настоящей еуропы», которой далека «отсталая патриархальность традиций России». Поэтому за разошедшимися вправо и влево стеклянными створками входной двери встретил слуга не в ливрее, а в пиджаке. Впрочем, гостю он всё равно поклонился. И тут же подозвал другого слугу, приказав проводить в ресторан — начиналось всё с благотворительного обеда. Никаких лифтов, а подняться на этаж выше по мраморным ступенькам монументальной лестницы. Широкоплечий, борода лопатой, напоминавший генерала метрдотель в зелёном пиджаке, золотом галстуке и шитых золотым лампасом штанах распахнул перед гостем тяжёлую резную дверь с массивной ручкой из литой бронзы, Саша вошёл внутрь. Зал ресторана, чтобы там хозяйка не рассуждала про «европейскость», был огромен и старался подавить своей грандиозностью и пышностью русского ампира. Его украшали колонны с золочёными капителями, висели тяжёлые шитые золотом и серебром портьеры, вся мебель массивная, красного дерева, а уж ручной работы вышитый бархат обивки стульев стоил отдельного состояния.

Саша прибыл одним из последних, почти все места уже были заняты. Важные господа в смокингах, дамы, разодетые в цветастые платья… Как самого важного гостя, господина Бирюкова не просто усадили за главный стол, а рядом с хозяйкой мероприятия. И сразу он получил благодарственный взгляд: в отличие от остальных дам, жена мэра сегодня была не в пышном бальном наряде, а в строгом деловом костюме юбка плюс пиджак — и гость, который тоже пришёл в костюме и при галстуке, а не смокинг-бабочка, словно этим решил её поддержать. Саша поцеловал даме руку, вежливо рассыпался в комплиментах. Заодно мысленно громко посмеялся: а ведь они всего двое таких. Остальные приглашённые хоть из России, хоть приехавшие из ставших самостоятельными странами республик и из Восточной Европы, разоделись в смокинги и фраки. И выглядело всё таким образом, что вот они, хозяева, а остальные при них. Свита, которой никогда не сесть на трон. Не зря по залу так и заметались теннисными шариками взгляды завистливые, раздражённые — «я не догадался».

Обед шёл чинно, произносились речи, официанты носили один деликатес за другим и ловко меняли тарелки. В какой-то момент Саше показалось, что его кто-то сверлит взглядом. Несколько раз он осторожно пытался найти «кто», но то ли ему и в самом деле показалось, то ли наблюдатель был осторожен. Сразу вспомнились свои рассуждения по дороге, что выходка Тимофея им ещё аукнется, хотя вроде бы всё оставалось спокойным. К концу первой части приёма Саша убедил себя, что ошибся… Когда званый обед закончился, гости встали и степенно отправились в актовый зал на показ новой коллекции, к Саше, бесцеремонно распихивая гостей, словно разламывающий льдины ледокол направился отец Адель. В груди сразу же нехорошо ёкнуло: накаркал. И одновременно внутренний голос с сарказмом добавил: «И кто тут переживал, что поехал скучать ты, а не младшее поколение»?

— Вы обязаны обеспечить мне встречу с Леонидом Конным. Его сын… — мужчина осёкся, споткнувшись о холодный взгляд Саши. Явно сразу вспомнил все слухи, которые ходили про Сашу и как он вроде бы лично пытал конкурентов в лихие восьмидесятые.

— А кто вы, собственно такой? Представьтесь, для начала. И заодно вспомните своё место.

Отец Адель от встречного высокомерного хамства мгновенно вскипел. Вдобавок он был одной из влиятельных фигур на уровне Москвы и Московской области, и из тех, кто всё мерил исключительно близостью к столичному региону. И потому если кто-то сворачивает свой бизнес именно в Московской области, то это признак слабости и близкого краха. А на таких можно и нужно давить.

— Не пытайтесь делать вид, что вы меня не узнали. Это ваш Тимофей оскорбил мою дочь, и вы обязаны, да-да, обязаны, обеспечить мне встречу с его отцом. Хватит ему от меня прятаться.

Спускать с рук подобное поведение было уже нельзя. Саша негромко и властно, чеканя слова, произнёс:

— Да ты кто такой? Заруби на носу, мужик: ещё раз берега потеряешь — и у тебя сутки, чтобы слить дело и свалить из Москвы. Иначе… — Саша наградил его ещё одним тяжёлым взглядом, и на этот раз вздрогнул не только отец Адель, но и остальные: в затылок жарко дохнуло гарью бандитских разборок первых лет капитализма. — А сейчас я больше не желаю находиться рядом с вами, мистер «так себя и не назвавший», — и вопрошающе посмотрел на хозяйку мероприятия.

Жена мэра и информацией владела больше многих, и смотрела дальше и шире. Она прекрасно понимала разницу между пусть крупным, но чисто московским бизнесменом и членом «Клуба ста», а ещё помнила, как, в отличие от большинства сегодня собравшихся, Бирюков и Конный ничего не потеряли на январском скандале. А ведь тот европейский инвестиционный фонд считался надёжным, имел высочайший кредитный рейтинг, в него вложили деньги многие серьёзные люди, например, сама хозяйка сегодняшнего мероприятия… Как она кусала локти, когда вскрылось, что фонд был финансовой пирамидой, а владельцы, сорвав куш, скрылись в неизвестном направлении. А также держала в памяти, что Московской областью страна не заканчивается. И если Конный и Бирюков вдруг стали переводить вектор бизнеса в Сибирь, то это скорее повод и самим присмотреться в том же направлении. Поэтому решение дама приняла мгновенно. Словно из воздуха возникли двое секьюрити, взяли скандалиста под руки, а хозяйка ледяным тоном вынесла вердикт:

— Господин Киртаев, я попрошу вас покинуть наш показ. И впредь буду считать вас нежеланным гостем. А вам, Александр Игоревич, приношу извинения за сей прискорбный инцидент.

— Ну что вы, Жанна Геннадьевна, не переживайте. Лучше пойдёмте, посмотрим на ваших красавиц.

Ресторан «Великий князь», где сегодня обедал Леонид, славился сумасшедшими ценами, но от недостатка клиентов не страдал, скорее наоборот в посетителях был крайне разборчив. Ведь получить сюда пропуск означало получить признание статуса. Но главный доход заведение имело совсем с иного занятия: абсолютная конфиденциальность. И не только новейшие системы от подслушивания. Персонал получал немалые зарплаты, владелец защищал сотрудников от слишком уж назойливых клиентов, хотя несколько раз из-за этого и случался конфликт. Взамен персонал отвечал головой и отнюдь не в переносном смысле. Если раз в пару лет инциденты и случались, виновника никто и никогда больше не видел. Потому-то сегодняшние приватные переговоры с Новгородцевом и состоятся именно здесь. Сотрудничество по реактору плавно переросло в другие области. Леонид, сославшись на свою разведку, подкинул кое-что из аналитики Юли, тот же прогноз по инвестфонду. И вот теперь было решено объединить ряд бизнес-проектов, причём в Европейской части России «фасад» и внешнее управление «для посторонних» будет под Новгородцевом, а в Зауралье — под Конным.

Слуга провёл Леонида в небольшой на двоих номер и замер, ожидая указаний: ведь стол был тоже сервирован на двоих.

— Милейший, там сейчас подъедет Андрей Денисович Новгородцев, так пригласи его сюда.

Всего через пять минут дверь бесшумно отворилась, и вошёл Новгородцев.

— Здравствуйте, Леонид.

— Здравствуйте, Андрей, — он поднялся навстречу, мужчины обменялись рукопожатием. — Присаживайтесь. Перед делами предлагаю перекусить. Нашёл тут несколько рецептов старорусской кухни, по моему заказу их приготовили. Вот и предлагаю отпробовать.

— С удовольствием. Наверняка куда интереснее и полезнее для желудка, чем все эти жульены и суши, которыми упорно меня пытаются накормить дети. Старый я видно слишком для этих буржуйских деликатесов, — оба рассмеялись, оценив получившийся каламбур.

Официант как раз убрал посуду, протёр стол и пропал, а Леонид достал и передал первую стопку документов, когда дверь номера рванули так, что ручка с грохотом ударилась о стену… и в номер ворвался отец Адель. Не обращая внимания, кто ещё сидит за столом, господин Киртаев встал перед Леонидом, воткнулся в него взглядом, где кипела бешеная радость, грохнул по столу кулаком и заорал:

— Вот ты где! Больше не спрячешься, сволочь! Из-за твоего сына моя Адель пыталась покончить с собой! Ты должен…

— Жива дура? Так и радовался бы, — сам же мысленно вздохнул: вот ведь идиот. Теперь придётся тратить время и ресурсы, чтобы, как и обещали, наглеца показательно раздавать. И это сейчас, когда страну очень скоро накроет очередной финансовый шторм, и каждая минута и копейка на счету.

— Да как ты смеешь! — Киртаев аж побагровел от гнева и начал хватать ртом воздух. — Да вы…

— Чего этому хмырю надо? — от удивления происходящим у Новгородцева разом пропали все манеры.

Киртаев же только сейчас соизволил обратить внимание на второго человека за столом — и мгновенно побледнел от страха. Одно дело «наехать» на «хромую утку», на человека, который, как он считал, на грани разорения — и совсем иное влезть в переговоры двух членов «Клуба ста».

— О-о-о, интересный тип, — усмехнулся Леонид. — Его дочка положила глаз на моего Тимофея. В постель, дальше и залететь можно. А чтобы место освободить, состряпала на невесту моего сына компромат, якобы она спит с одним из моих людей. Дело вскрылось, Тимофей прямо в лицо сказал этой шлюшке, что он про неё думает. Но самое интересное в другом. Второй «участник» той записи — достаточно высокий сотрудник из нашего с вами проекта. Начальник моей СБ считает, что запросто идею и фильма, и участия именно этого паренька шлюшке могли подкинуть со стороны. Сразу как я его выгоню, и он останется без охраны…

Киртаев стоял уже не белый, а серый от страха, Новгородцев же наградил его тяжёлым нехорошим взглядом.

— Этот дурак вроде был не при чём, да и стоило понаблюдать со стороны, вдруг заказчик себя проявит через его дочку. Я его даже простил бы, да вот не ценят у нас хорошего отношения, — Леонид холодно посмотрел на гостя и, словно высекая каждое слово из гранита, вынес приговор: — Тебя, дурак, предупреждали? Завтра к вечеру чтобы ни тебя, ни твоей компании я в России не видел. Время пошло.

— Леонид, позволите чуть посодействовать?

— Да, пожалуйста, буду благодарен.

Новгородцев достал телефон и набрал номер:

— Антон Михайлович, день добрый. Не отвлекаю? Нет-нет, с рыбалкой в субботу ничего не поменялось, — Леонид внешне оставался равнодушно-спокоен, но мысленно удивлённо поднял бровь: Новгородцев сейчас звонил генеральному прокурору Москвы и области, с которым был на короткой ноге. Сообразил это и отец Адель, побледнел ещё сильнее, хотя казалось дальше некуда. — У меня к вам небольшая просьба. Знаете такого Киртаева и компанию… — он посмотрел на Леонида.

— «Рог изобилия».

— Компания «Рог изобилия». Не могли бы ваши орлы их проверить? До донышка, я и Леонид Ильич, он тут рядом, будем благодарны, — Новгородцев закончил звонок и постучал костяшками пальцев по столу: — Охрана чего-то запаздывает. Обленились они здесь последнее время.

В этот момент в коридоре показались секьюрити, подхватили под руки застывшего в ступоре Киртаева, а в номер вошёл старший менеджер смены, отвесил глубокий поклон и извиняющимся тоном начал:

— Наш ресторан приносит извинения за прискорбный инцидент, мы обещаем компенсировать неудобство.

— Не стоит, будем считать инцидент исчерпанным, — Новгородцев кивнул, показывая, мол, тоже согласен. — Проследите, пусть нас больше не беспокоят.

Про себя же Леонид подумал — некоторая польза от сегодняшнего скандала есть. Новгородцева он знал достаточно давно и хорошо и понимал, что сегодняшним звонком прокурору на самом деле тот показал: Леонида теперь причисляют не только к деловым партнёрам, но к друзьям, которым стоит помогать просто так и которые могут спокойно поворачиваться к тебе спиной.

Глава 11

Тимофей задумчиво смотрел, как за окном начинается дождь. Вот вроде бы только-только бежали низкие лохматые облака — и не заметишь, что стало светлее, на стекло капнуло один раз, другой… На ступенях крыльца и на асфальте и камнях появились мокрые мелкие точечки, спустя пяток секунд пошёл настоящий ливень. Вначале не очень частый, он становился с каждой минутой сильнее и сильнее, хлестал радужными струями, а сквозь поток воды светило солнце. Вода зашумела по водостокам, мостовая сделалась мокрой и чёрной, а над каждой ударившейся о плёнку воды на земле каплей вздымался воздушный пузырёк. И вот уже повсюду бежали, наскакивая друг на друга, хулиганистые ручьи и ручейки. Стоило сдвинуть оконную раму в положении форточки, как в комнату ворвался шелест дождя.

За спиной почти бесшумно вошёл лакей и почтительно сообщил:

— Барин, вас хозяин к себе просит. Вместе с барышней Юлией.

— Передай, что сейчас будем.

Про себя же подумал, что у его невесты талант выискивать подходящих людей, не зря она так настаивала, чтобы взять из поместья Олесю к себе горничной. Девушка оказалась исключительно предана хозяйке, цепкий ум в ней сочетался с недюжинной наблюдательностью. И потом обязательно надо сказать начальнику охраны, чтобы вместе с СБ-шниками девочку поднатаскал, такой алмаз нельзя оставлять без огранки. Не шпионя, всего лишь из разговоров и оговорок прислуги и зная, что делается по хозяйству, Олеся умудрялась сообщать Юле и что творится в особняке, и настроение барина. Нередко предугадывала господские планы, если они касались Юли и Тимофея. Не ошиблась она и сегодня, сообщив: барин вызвал к себе Нину для разговора, а Тимофей следующий. Но почему вместе с Юлей?

Дома отец не признавал моды на ненужную роскошь, потому и его личный кабинет, и кабинет сына были отделаны достаточно просто: деревянные панели, удобный широкий стол с компьютером и книжный шкаф. Никаких резных завитушек на мебели, тяжёлых бархатных портьер и позолоты. Поэтому, едва перешагнув порог, Тимофей сообразил, что нервно постукивавшее по дороге сердце начало успокаиваться: привычный рабоче-деловой интерьер подействовал. А вот на младшую сестру слишком простой декор наоборот явно давил, да и брата с невестой отец явно пригласил только на «результативную часть». Сам же разговор, судя по всему, прошёл наедине и очень резко: если отец сидел, то Нина стояла возле окна бледная, неосознанно подёргивались руки, она непроизвольно всё время закусывала изнутри щёку и тут же её отпускала.

Едва в кабинет вошли новые люди, глава семьи бросил на дочь очередной свинцовый взгляд и, так и не вставая из-за стола, вынес свой вердикт:

— Значит так. Как я уже понял, ты считаешь свою хорошую жизнь чем-то само-собой разумеющимся, булки растут на деревьях, а деньги падают с неба. Я на это закрывал глаза, в конце концов, есть Тимофей и Мила, которые возьмут на себя обеспечение такой бездельницы, — Нина дёрнулась как от удара, а Тимофей подумал, что отец, кажется, пережал. — Но вот то, что ты предала семью… это очень нехороший знак. Уже то, что ты посторонней, этой самой Адель передала, даже не подумав о последствиях, сведения о сотруднике нашей компании…. Да-да, о работе Юлии и Станислава. Так вот, это уже очень нехороший симптом. Но ты сознательно воткнула нож в спину невесте твоего брата, Юлии. Посмотри на неё и подумай, что если бы твоя затея удалась, она бы погибла, — Нина бросила испуганный и затравленный взгляд на девушку. — И смотрю, даже пока не раскаиваешься. Так вот. Моё терпение лопнуло. Ещё одна выходка, причём любая — и ты отправишься… В монастырскую школу. Небольшой строгий пансион. Под Иркутском, есть там один такой. Люди там хорошие, мне не откажут, из тебя дурь выбьют быстро. И отныне ты ездишь исключительно в школу и на остальные занятия. Больше никуда. А теперь вон отсюда. Юленька, ты тоже свободна. Тимофей, задержись.

Нина вылетела как ошпаренная, Юля переглянулась с Тимофеем, в глазах отразилась мысль: «Передавили». И тоже покинула кабинет. Когда они остались наедине, отец спросил:

— Думаешь, зря и передавил? Может быть… Ничего. Ей будет полезно. Запустил я её… Но я хотел поговорить о другом. Как там твой проект?

Тимофей мысленно усмехнулся, хотя формально отец прав: идея вроде бы и в самом деле его. Коротко отчитался о завершении предварительного этапа и о том, что персонал он подбирать на этот этап заканчивает.

— Хорошо… Тогда так. Вроде бы за Киртаевыми никого не стояло, но… летом вы с Милой и Юлей едете на Междуреченскую площадку. Поможешь Миле освоиться на месте. Так что как закончите здесь с первым этапом, отдыхайте. Но… Матвей Кузьмич сказал, что никаких фактов у него нет, разве что холодок какой-то нехорошего предчувствия. Потому на всякий случай, планируя отдых, предварительно консультируетесь…

— Я понял, — Тимофей позволил улыбнуться краешком рта. — Кино, вино и домино исключительно в помещении. Театры, музеи и прочая культурная программа.

— Кино и домино, — удивлённо повёл плечами отец. — От Саши набрался, что ли? Ладно, иди. Да, Юле ещё передай, пусть завтра ко мне с утра заглянет. Надо с ней кое насчёт чего посоветоваться.

Вернувшись к себе, Тимофей растерянно пересказал Юле разговор и сообщил, что её ждут завтра с утра. И добавил:

— Ничего не понимаю. О полной ерунде ведь говорили. То есть по делу, но отец и так всё знает. Такое ощущение, будто он что-то ещё хотел сказать, но не сказал.

— Хочешь, в ясновидца поиграю? — улыбнулась Юля. — На самом деле не надо тут обладать никакими способностями, чтобы сообразить: о нашей с тобой свадьбе он хотел поговорить.

— Э-э-э… — оторопел Тимофей.

— А что, кто-то против? — в глазах у девушки заиграли хитрые смешинки. И притворно вздохнула: — А сам-то передо мной соловьём заливался… перед тем как в постель уложить.

— Ну… м-м-м… Я… Я хоть завтра! А ты сама?

— Вот потому-то твой отец и хочет сначала поговорить со мной: согласна ли я, или стоит ещё подождать. Слухи и так уже ползут, пора всё как можно скорее переводить в официальную плоскость, — она вздохнула. — Торопливые вы тут все. Это я про интриганов.

— Никакого великосветского воспитания, — расхохотался Тимофей и сгрёб девушку в объятия. — Ну да, куда нам до отточенных поколениями придворных войн настоящих Юпитерианских аристократов, — заметив, как Юля недовольно поморщился, он сразу поправился. — Извини. И когда всё случится, ясновидец ты мой персональный?

— Ну… думаю, в Сибирь мы поедем уже в статусе жениха и невесты. А свадьбу назначат на осень, и венчание будут проводить в Иркутске. Филарет, слышала, опять зашевелился, так что у твоего отца прямой интерес в открытой поддержке митрополита Кирилла.

— Ладно, ладно. Главное чуть не забыл. Как закончим с текучкой, нас отпустили гулять. Хочу нормальное свидание.

— Здорово. И делаем вид, что охрану не видим, — хихикнула Юля. — И вообще, всё у тебя не как у людей. Сначала добиваешься согласия замуж, в медовый месяц тоже заранее тащишь по всяким дырам страны, а через год приглашаешь на свидание. Прогулка на лошадях в поместье не в счёт, — она показала язык, и чуть не поперхнулась, поскольку Тимофей её тут же поцеловал.

— Какой есть. Единственный и неповторимый.

— Да уж, умереть от скромности кому-то не грозит. Ладно, давай ты занимайся делами, а планированием нашего отдыха займусь я.

— Договорились.

Утром выделенного для свидания дня лакей занёс поднос, на котором лежали два тиснёных золотом билета. Приглашения на популярное в Москве шоу с вечеринкой. Тимофей посмотрел на картонки как на ядовитых змей.

— Э… ты это серьёзно? Там же весь, как его, цвет столичной молодёжи будет. Это Нина у нас любитель, а я этих богатых придурков терпеть не могу. Я понимаю, от меня эти слова смешно звучат, но именно придурки, набитые папиными деньгами.

— И тем не менее для всех мы едем туда, — Юля хитро улыбнулась. — Я в своё время именно так не раз удирала, а тут даже заранее с твоей охраной договорилась. Они от идеи были в восторге. Обещали подкинуть двойников: для посторонних мы выехали, приехали, вошли и в толпе затерялись. А сами тихонечко… ну, на улицу, сказали, пока не стоит. А вот по какому-нибудь самому обычному торгово-развлекательному центру прогуляться запросто. Пара охранников поблизости, но в глаза не бросаются, и группа подстраховки. Сами оденемся так, что нас узнать не должны. Будем считать, мы совсем одни.

— Здорово!

Юля ожидала, что одежду и остальное Тимофей воспримет не так радужно. Всё-таки он привык к дорогим брендам. Но парень оценил переодевание скорее как маскарад, заодно отшутился — не бомжей же они будут изображать? А так вполне себе приличный средний класс. Разве что девушка у него слишком строгая, на свидание одела брючный костюм… но это было неизбежно, без оружия Юля выходить не собиралась. А вспоминая случай в поместье, Тимофей с ней был согласен целиком и полностью. Самую малость настроение подпортила встреча с Ниной, младшая сестра попалась им уже на выходе — вернулась из школы и теперь отправлялась заниматься в бассейн и на кружки. Явно видела утром билеты на заветное шоу — для неё отныне под запретом — и теперь кидала завистливые и ненавидящие взгляды. Но жалеть её ни Юля, ни брат не собирались.

Уже в машине Тимофей поинтересовался:

— И куда?

— А не знаю. Давай случайно, — Юля развернула туристическую карту Москвы, где в отдельном столбце были перечислены торгово-развлекательные комплексы, достала пару игральных костей и бросила. — Ага, десятка. Что у нас тут? Сюда, — показала она водителю.

— Да уж, метод, — рассмеялся Тимофей. — Поехали.

ТРЦ оказался большим, трёхэтажным. Машины застыли на крытой подземной парковке, молодые люди вышли. Следом выбрались двое охранников, один пошёл чуть вперёд, второй слегка отстал. Лестница вывела в холл первого этажа, и сразу же телохранители затерялись в людской толчее. В торговом центре было многолюдно, и это несмотря на то, что за окном стоял рабочий полдень плюс середина недели. Тимофей залюбовался интересным дизайнерским решением: в пол были вмонтированы огромные накрытые стеклом часы, причём каждая цифра заодно напоминала животное, дальше поинтересовался:

— Есть идеи? Или…

— Или нам сходить на распродажу, вон плакаты так и зовут. Не выделяться из общего потока, — пошутила Юля.

— Ага, шопинг как отдых молодёжи и среднего класса, — в ответ съязвил Тимофей. — Нет, я, конечно, хотел начать с покупок — но покупки мороженого. А потом в кино. Знаешь, я вот так последний раз в начальной школе с бабушкой ходил. А потом если кино и смотрел, то в личном кинотеатре. Совсем не тот эффект.

— Только не современную комедию, — поморщилась девушка. — На такую пытку идиотизмом при всём уважении к вам, о мой господин, я не согласная.

— Уговорила. А теперь пошли за пищевой химией, то есть мороженым. Один раз не отравимся.

В супермаркете Тимофей неожиданно для себя растерялся. Вроде всё просто — а где искать непонятно, витрины расположены абсолютно нелогично. Из-за этого они упустили момент, пока были свободные кассы. Пришлось торчать в очереди и слушать нудную бубнёжку какой-то тётки, что и в Москву понаехали всякие, а город не резиновый, и обслуживающий персонал медленный и ленивый стал — не то, что раньше. Попутно досталось и остальной очереди: никакого уважения к пожилому человеку, никто не пропускает… и не важно, что именно к этой кассе стояли сплошь молодые парни и девушки кто с мороженым, кто с бутылкой воды, а у тётки из-под покупок тележки не видно. Когда Юля и Тимофей вырвались из магазина, у парня будто груз с плеч свалился.

В кино с мороженым торопиться не стали. Лениво поднялись на эскалаторе на второй этаж, Тимофей показал Юле витрину ювелирного магазина, полную сверкающих бриллиантов — она сияла чуть ли не в упор перед носом.

— Заглянем?

— Тебе? Сюда? — искренне удивилась Юля. — Что, с непривычки на рекламу поддался? Чего ты там смотреть хочешь? Или… извини, не понимаю, ты же на карманные деньги этот магазин вместе с продавцами купишь.

— О-о-о, — ответил хитрым взглядом Тимофей, — Я и в самом деле поддался… Не догадаешься на что. Хозяин этой ювелирной сети — хитрый прижимистый татарин, я с ними даже случайно знаком: как-то замещал отца на одном светском мероприятии, вот и набился мужик ко мне на разговор. Дело в другом. У него и в самом деле ширпотреб, но при этом… Видишь там отдельный стенд, на котором два голубя нарисованы? У нас в семье главный спец по разным блестяшкам золотым Нина, так вот я сейчас вспомнил. Она не очень давно рассказывала, мол, такие вот особые витрины есть всего в нескольких магазинах по Москве, и выложены там украшения ручной работы. Золото неплохое, а что камни бросовые, так их заменить — и получается симпатичная бижутерия. И главное, чему у Нины тогда полкласса обзавидовалось — уникальная вещь. Пошли, вдруг что и в самом приглянется?

В магазине было пусто. Тимофей пригласил Юлю выбирать — к её удивлению, посмотреть и в самом деле было на что. Хотя слова про «симпатичную бижутерию» и вызывали смех: цены в этой витрине были раза в два, а то и в четыре выше, чем в «дорогом» секторе остального магазина, так что «мелочью» это было и впрямь исключительно по меркам Конного-младшего. Не зря вошедшая вскоре ещё одна молодая пара мазнула взглядом по витрине с голубями, а направилась туда, где были разложены украшения попроще — не самые дешёвые, скорее ближе к среднему. К ним тут же порхнула девушка-продавец, начала щебетать, что-то советуя… На несколько минут Юля сосредоточилась исключительно на серёжках и колечках под стеклом с голубями — окружающее пространство краем глаза хоть и контролировала, но в происходящее особо не вникала. И момент, когда вмешался Тимофей, пропустила.

— …колечко с настоящим бриллиантом, не спорю. А почему так дёшево? А вот, переверните и чтобы на просвет. Видите? Камень снизу закрыт. Вообще, все эти копеечные колечки если перевернуть, везде камень снизу закрыт золотом. Потому и дёшево. В кольцах, где камень закрыт снизу, на самом деле стоят отходы от производства нормальных бриллиантов. У них огранена только верхняя часть, снизу обломанный огрызок. Конечно, такие камни стоят копейки, зато и игры света, как положено нормальному бриллианту, не будет никогда.

Юля повернулась, присматриваясь к происходящему. А Тимофей уже взял следующую пару колец.

— Теперь это. Написано на бирке всё честно, вот только кроме маленьких бриллиантов основной массой вставлены ещё и фианиты. Камни расположены под разными углами, специально чтобы покупатель не заметил разницу в игре света. Да, на бирках указан вес и тех, и тех камней, но кто кроме специалиста вспомнит, что четверть карата — это мало и всего три самых мелких камня в кольце из семи? Но придраться не к чему. Главное не вспоминать, что фианиты со временем темнеют, и, обладая меньшей твёрдостью, чем алмаз, легко царапаются.

— И откуда ты такой взялся, специалист? — не выдержала продавщица, у которой явно срывалась продажа.

— Не ювелир, не спорю, так, немного в камнях и золоте разбираться учили. А откуда взялся… может вам сразу паспорт показать?

Молодые люди рассмеялись удачному каламбуру, девушка наоборот на миг вздрогнула и немного поникла — если внимательно следить, то заметно. Для Юли происходящее сразу повеяло не очень приятным привкусом. Покупатели явно из свободных, девушка-продавщица — крепостная, недавно работает… и ей по каким-то своим причинам надо срочно набрать выручку. Вот она и пыталась всучить молодой паре кольца и остальное.

— Ой, спасибо, — поблагодарила покупательница. — А вы тогда что посоветуете? Нам нужно колечко и два комплекта серёг.

Тимофей пробежался по витринам взглядом, внимательно присмотрелся. Попросил показать несколько вещей, затем остановился на колечке с небольшим сапфиром.

— Вот такое по цене подойдёт? По соотношению цена-качество оптимально. Серёг хороших я тут не вижу.

— Ой спасибо. Да, подойдёт.

Молодые люди расплатились, а в глазах продавщицы спряталась тоска и такая обида на жизнь, что Юля решилась. Украшения в витрине с голубями были и в самом деле интересные, потому у Тимофея не возникло вопросов, почему его девушка взяла сразу три пары серёг и два кольца, сказав, что дома ещё раз в спокойной обстановке посмотрит и решит, всё ли ей подойдёт, или только часть. Продавщица сразу расцвела, мгновенно забыв неприязнь и то, что минуту назад готова была Тимофея придушить, лебезила, суетилась и старалась угодить богатым клиентам, лишь бы с покупкой не передумали. Юле стало ещё противнее. Ведь и ненавидела, и сейчас унижалась девушка абсолютно искренне. С равнодушной маской на лице Юля подождала, пока Тимофей расплатится, забрала украшения и сразу потянула парня наружу:

— Пошли скорее, мы и так задержались. Если я висевшее на первом этаже расписание сеансов запомнила правильно, времени у нас в обрез. Иначе будем куковать до следующего.

— Тьфу ты. Прости, пожалуйста, увлёкся. Летим.

По эскалатору на третий этаж мчались бегом. Уже на месте ненадолго заспорили: Тимофей предлагал сходить на фантастический боевик, Юля категорично отказывалась, мол, насчёт комедий она предупреждала заранее. В итоге сошлись на мультфильме «Мадагаскар». Там сеанс хоть и начался, но пока ещё шла реклама. Взяв билеты, Тимофей успел пошутить: «Как раз последний ряд для целующихся парочек остался». Юля на него шикнула — потом болтать будешь. Они как раз успели сесть, когда на экране пошли титры.

Из зала тоже выбрались самыми последними, решив не толкаться среди торопившихся зрителей нижних рядов. А когда оказались возле касс напротив плаката с героями мультфильма, Юля шутливо толкнула Тимофеев в бок и ткнула пальцем в льва Алекса:

— А ты на него похож, внутренней сущностью.

— Ах ты! Тогда ты похожа…

— На команду боевых пингвинов, — не допускающим возражений тоном отрезала Юля. — И только попробуй ляпнуть про бегемотиху Глорию, спать потом будешь отдельно.

— Ну вот, сразу угрозы, — делано-грустным голосом ответил Тимофей. — Но для бегемотихи ты слишком стройная, сначала пошли откармливаться.

Тимофей увернулся от «оскорблённого» щипка, поймал девушку за талию. Не стесняясь окружающих, поцеловал и повёл в один из ресторанчиков здесь же на третьем этаже. Ведущий от общего пространства торгового центра внутрь коридор был стандартный, гардероб, санузлы и курительная. Но стоило повернуть — и ты оказывался совсем в ином месте. Оформленный в псевдо-настоящем стиле «Тысячи и одной ночи», с главным блюдом обязательно хурджином — из свинины плюс овощи, и всё завёрнуто в лаваш, с узорчатыми коврами, поддельной позолотой и столами в виде досок, поставленных на арбу. Путник остановился перекусить в дороге… Но стоило отдать хозяину должное, он старался, мягкие сиденья замаскировал под накинутые на чурбачки ковры, официантками и стоять за стойкой набрал узбечек с киргизками. Да и судя по тому, что ресторанчик в середине рабочего дня был заполнен больше чем на три четверти, а не полупустой, как соседи, кухня здесь явно была неплохая. Юля сразу же выбрала столик в самом дальнем от входа углу, Тимофей согласился. Действительно, в таком случае глухая стена и изгиб коридора-входа скроют остальной торговый центр, как бы его и нет. Телохранитель деликатно занял место ближе к выходу, вроде бы он случайно зашёл и сел за первый попавшийся столик. Заказал себе хурджин и принялся его есть… Если бы Юля бойца не узнала — мужик ездил с ними в поместье на конные прогулки — Тимофей бы его вообще не опознал, настолько удачно тот переоделся и загримировался.

Кухня оказалась лучше, чем Тимофей ожидал, десерт Юля взяла второй раз и вообще выглядела такой счастливой… Когда возле ресторана где-то снаружи загрохотала автоматная очередь, Тимофей даже не понял, в чём дело. Охранник сообразил мгновенно, вскочил — но успел сделать всего один выстрел, как его растерзал огонь сразу трёх автоматов. Зато за секунду, пока враг отвлёкся на телохранителя, в бой успела вступить Юля, словно в тире укладывая пулю за пулей. Тимофей, на уровне рефлексов и как его учила охрана, рухнул под стол и уже оттуда наблюдал. Вот рядом с телохранителем упали трое ворвавшихся в ресторан врагов, ещё кто-то с криком и руганью откатился за угол коридора, раненый, но не убитый. Завопили и заметались посетители, самый глупый от страха попытался выскочить прямо в коридор — его прошило очередью. И тут же враг опять попробовал атаковать, но Юля уже сменила позицию и взяла под контроль ближнюю часть коридора. Едва кто-то высунулся, получил пулю. В ответ внутренность ресторана принялись бесполезно обстреливать вслепую. Ещё попытка — новый выстрел Юли, чьи-то вопль и матерная брань.

— Повезло, что дилетанты, — Юля, не ослабляя наблюдения, сообщила Тимофею. — И за свою шкуру боятся больше, чем нас хотят достать. Под выстрел не подлезешь, гранату из-за угла нормально не бросишь, а тут столы из толстой доски и ковры, никаких осколков и рикошетов. Но скоро и они сообразят, что нас просто можно выкурить. И сообразят быстро, у них время поджимает. Устроят пожар. Второй выход через кухню, но нас в дверях поймают. Ты же стрелять умеешь?

— Да.

— Тогда держи и прикроешь меня.

Тимофей взял в руки пистолет, занял позицию Юли… и весь страх мгновенно ушёл. Как не было и метаний, что «там тоже люди» — хотя он много раз про такое читал. Сейчас от него завесила жизнь любимой девушки, и на остальное ему было плевать. Вот осторожно кто-то высунулся из-за угла коридора. Пистолет толкнул руку: мимо, но близко, чтобы враг испугано метнулся назад. Выбила щепу ответная очередь вслепую. Юля тем временем сместилась в следующее укрытие. Новая попытка: беспорядочная стрельба, под прикрытием которой боевик попробовал занять позицию в коридоре. Тимофей дождался, пока тот высунется, послал две пули. Одна явно попала — тело дёрнулось, его втащили за ноги. И тут Юля оказалась рядом с убитым телохранителем и боевиками. Подхватила оружие, коридор прошила очередь. С той стороны сообразили, что лопухнулись, замерли. Девушка жестом показала Тимофею на дверь кухни. Едва он проскочил опасную зону, отступила сама. Попытавшегося сунуться следом за ними какого-то парня из зала уже настигла пуля.

Повара испугано прятались по углам. Юля дала очередь назад, с сожалением бросила автомат.

— Патроны всё. И скоро они это сообразят. Или обойдут по служебной стороне. Насколько я помню планировку…

— Постой, — удивился Тимофей и ухватил девушку за руку. — Ты же случайно выбрала… Или нет?

— Случайно я выбрала позавчера, — отрезала Юля. — Надо было время и твоей охране ознакомиться с местом, и самой планы вызубрить. Судя по тому, что нас так долго и нагло убивают, а на помощь никого — про телохранителей можно забыть. И милицию лучше не ждать, что-то они подозрительно долго едут. Выбираемся сами.

Девушка выглянула в служебный коридор. Он выводил обратно в торговый центр, и заодно висела камера. Юля ткнула пистолетом в ближайших поваров, прятавшихся за плитой:

— Ты взял стремянку, ты кусок теста и быстро залепили камеру. И бегом. Кто откажется — пристрелю, вас тут много. Следующий быстрее шевелиться будет.

Толстый узбек в белой поварской одежде мелко закивал, схватил стоявшую в углу небольшую стремянку, выскочил в коридор. Следом бежал второй с тестом.

— Теперь вы двое. — Юля показала пистолетом сначала на следующих поваров, потом на так и оставшуюся на плите сковородку. — Налили масла, воды, муки сыпанули. Чтобы чад пошёл. И быстро к пожарному датчику.

Повара оказались людьми сообразительными, и вторую команду исполняли уже с энтузиазмом. Через пару минут по зданию взревели сирены пожарной тревоги, мелодичный женский голос затянул: «Внимание! Произошёл пожар. Сохраняйте спокойствие. Просьба всем покинуть помещение». Запертые до этого двери аварийного выхода в служебном коридоре разблокировались.

— Я добрая. Все вон отсюда, — Юля проводила взглядом ринувшуюся вниз толпу поваров и служащих, после чего скомандовала: — А мы тихонечко на второй этаж и там по обстановке. Оружие наготове.

Из своего убежища они выбрались, только когда в группе обыскивавших здание спецназовцев заметили парней из корпоративной СБ. И первый вопрос, который задал Тимофей, был: «Как остальные?»

Командир спасателей отвёл взгляд в сторону:

— Группу подстраховки прямо на парковке обстреляли из гранатомётов. Одна машина выдержала, контужены, но живы. Вторая нет. Наверху… оба погибли. Не переживайте, Тимофей Леонидович, главное — вы живы. А у нас работа такая.

Тимофей молча, до крови закусил губу. Юля сейчас, при чужих, даже не могла его обнять, лишь взяла за руку. Но понимала она его слишком хорошо: то чувство, когда вроде и нет твоей вины — но после боя ты цел, а товарищи погибли.

Глава 12

В небе уже разлился пожар кровавого заката, а солнце вовсю приготовилось коснуться горизонта, нырнуть под него и задремать, когда машина доставила Тимофея и Юлю в пригородное поместье. И если снаружи всё выглядело как обычно, то внутри не просто стало больше постов и патрулей, охрану несли загорелые под южным солнцем молчаливые вооружённые мужики в бронежилетах и с равнодушными взглядами профессиональных наёмников. А ближе к дому Юля вообще удивлённо подняла бровь: не скрываясь, стояли три БМП, вокруг особняка была отрыта самая настоящая полоса обороны, с позициями как для стрелков и миномётов, так и для переносных зенитных комплексов.

В комнате, где собралось руководство, их уже ждали. Кроме Леонида Ильича, Александра Игоревича и Димы около стола с расстеленной картой стоял среднего роста, немолодой уже мужчина. Юля сразу подобралась. И дело было не только в том, что гражданский пиджак «от кутюр» на нём сидел как-то неподходяще, видно было, что хозяин привычен к иной одежде. Плотно сжатый рот и морщины, оставленные тревогами, выдавали в нём человека, который пользовался уважением и привык брать на себя ответственность. А ещё веяло от мужчины мощью и опасностью: да, в схватке лицом к лицу девушка или Дима победу одержат в силу молодости, но вот доведись им сыграть друг против друга «на местности», шансов у неё против гостя не больше, чем если подраться с Сендаем голыми руками.

Отец молча обнял сына, потом его невесту. В глазах пылало облегчение: живы и целы. Затем представил незнакомца, который как раз жал руку, здороваясь с Тимофеем:

— Это Михаил Андреевич. А это Юлия. Заочно вы знакомы, жаль, что лично получилось при нынешних… обстоятельствах. Воспринимать информацию готовы?

— Да.

— Да.

— Нападавших опознали. Это террористы из «Свободной Якутии».

— Террористы из Якутии? — удивился и не поверил Тимофей. — Что им там делать? Да и какие они якуты, один точно европеец был, ещё двое с Кавказа, остальных не рассмотрел.

— С самого начала с душком была организация, — прокомментировал Саша. — Якуты вообще-то народ спокойный, драки не боятся, но просто так и попусту не лезут. А тут как раз после развала Союза и на пустом месте возникла эта «Якутия для якутов». Причём в якуты с чего-то записали заодно всех, кто приехал или родился там до восемьдесят пятого. Просуществовала организация лет семь, дальше они почти пропали. Хотя отдельные случаи раз или два в год случались, но в основном по мелочи. Тогда все посчитали, что Лебедев, как большую часть региона под себя подмял, их просто придушил. Он тогда вёл себя и там, и под Тюменью по принципу «нет человека — нет проблемы». Сегодня можно сказать, что эти «якуты» с самого начала дело рук Лебедева. Способ нажать на конкурентов и несогласных во время передела и для грязных дел. Набрал отморозков и пару хронических идиотов из местных… Сходу надавить не можем, хотя, считай доказательства есть. Косвенные, но…

— Главная проблема для нас сейчас — время, — подключился Михаил и посмотрел на Сашу: явно до приезда Тимофея с Юлей разговор шёл непростой, и отвечал Михаил сейчас в том числе и ему. — Ваша идея с отдыхом, Юля, неожиданно выиграла для нас ночь. Ответный ход Лебедев может сделать не раньше утра. А пока вас искали, сегодняшний день он потерял. Сейчас идёт переброска моих парней с Каспия в Сибирь. К полуночи один из эшелонов как раз будет под Москвой. Два часа на развёртывание, потом артналёт и штурм.

Юля сразу подошла к столу с картой поместья Лебедевых и планом операции. Тимофей же оторопело разглядывал отца, Сашу и Михаила.

— Артналёт? Штурм? Или я чего-то не понимаю, или тут с ума посходили. Война под Москвой… Даже если это Лебедев виноват, нападать с пушками и танками? Милиция есть, наше слово она под сукно сунуть не решится, или тот же Клуб ста, в конце концов.

— Я сам, — Конный поднял руку в предупреждающем жесте. — Сегодня прибыл курьер из Иркутска, хотя и опоздал совсем ненамного. Разоблачён шпион Филарета. Он знает, что тебя и Юлю будет венчать митрополит Кирилл. С точки зрения Филарета с поддержкой Новгородцева и меня враг готовится сместить его с патриаршего стола. Одновременно, если Платон Лебедев в течение недели не раздобудет очень внушительную сумму, он не просто разорён, а покойник. Новость пришла от агентуры староверов… с тем же курьером. Отсидеться за океаном Лебедев не сможет, влез в одно дело и фактически кинул банкиров Федрезерва. На этом Филарет с Лебедевым, похоже, и сошлись. Вдобавок Нина, обиженная, что вы как бы идёте на шоу, а её вообще никуда не пускают, после бассейна пыталась сбежать от охраны. Из-за её выходки на момент атаки рядом оказалась всего два бойца. Информацию о том, в какое место её вывезли, отсекли очень грамотно. И если бы не та же помощь староверов, узнали бы мы, когда стало поздно. Утром сын Лебедева венчается с Ниной, потом её изнасилует. А мне предъявляет ультиматум. Она замужем, супружеские обязанности исполнены, и по закону мой единственный оставшийся в живых ребёнок в их власти. А устроить ей адскую жизнь новоиспечённый муж организует легко.

— И ты… — побледнел и сдавленно спросил Тимофей.

— Я не могу ставить под удар жизни тысяч людей и наш сибирский проект, — ответил Конный-старший абсолютно безжизненным голосом, — даже ради дочери. Сразу как войска займут позиции, начнётся штурм. По итогам доказанных связей Лебедева и террористов на это закроют глаза, особенно если к делу подключится Новгородцев. Предварительное согласие он дал. А я буду молиться, чтобы Нину вывели живой.

— Вероятность такого исхода при нынешних вводных тридцать процентов, — все вздрогнули, до того необычно прозвучал голос Юли. Нет сейчас говорила именно Юлике Её Высочество и информат — голос звенящий, переливчатый, но звучат в нём совершенно нечеловеческие обертона, белок глаз стал тёмно-синим до черноты и в нём вспыхивали и гаснут золотистые звёздочки. А радужка стала ярко-изумрудная, но не трава, а какой-то кислотно-химический цвет. — Успех операции с гибелью заложника пятьдесят пять процентов. Остальное — что наш вариант тоже предусмотрен, заложник, Лебедевы один или оба успевают эвакуироваться.

— Пятнадцать — слишком много, — сразу отреагировал Михаил.

— Усилить артналёт до полного расхода боезапаса и по площадям. Только потом штурм, причём по самому жёсткому сценарию. В этом случае вероятность отступления противника падает до трёх процентов, вывоз Нины до половины процента, но одновременно выживание заложника снижается до восьми процентов. Погрешность прогноза в пределах допустимого.

Леонид побледнел и пошатнулся, Саша рванул ворот рубашки, обрывая пуговицу. К отцу кинулся поддержать Тимофей, при этом руки у него дрожали. Дмитрий и Михаил сохранили спокойствие, переглянулись, и Дмитрий уточнил:

— Я так понимаю, есть предложение.

— Да. Но мне не хватает информации. Прошу ответить на мои вопросы, какими бы странными они вам не показались.

Следующие минут двадцать Юля бегло расспрашивала всех про самые разные вещи. От особенностей бизнеса Лебедева-старшего до поведения его сына во время оргий, которые он закатывал для приятелей на даче, впечатления Димы от встречи с Пашиными телохранителями и так далее. Наконец Юля осталась удовлетворена, минут на пять замерла статуей. Потом синева в глазах пропала, они вернули положенный от природы цвет, девушка устало опёрлась на стол и уже нормальным человеческим голосом произнесла:

— Присутствие посторонних выматывает. Есть вариант. Вероятность отступления Лебедевых в нём менее процента, столько же — что план провалится. Я проникаю на территорию поместья: под утро туда станут подвозить много всякой всячины, подменю очередного водителя. Найду Нину, закреплюсь. Точно зная, где она, вы сможете начать полномасштабный штурм, — Тимофей резко шагнул навстречу, открыл рот протестовать, но Юля его остановила. — Тима, извини. Но твой отец прав. Бывают моменты, когда риск для одного человека предпочтительнее поражения. И я не самоубийца, не будь у меня хороших шансов уцелеть — не предлагала бы. А Нину нам надо вытащить. Шум вокруг неё и её показания станут в грядущем скандале нашим щитом для солнечных цветов жасмина.

Саша, немного знавший японский, кивнул первым: название корпорации «Хикари» звучало точно также как японское «свет» — но вторую форму записи этого слова, если оно использовалось в виде личного имени, можно было заодно прочитать как «солнечный цветок жасмина». За ним, соглашаясь, медленно кивнул сначала Леонид, потом Михаил. Впрочем, последний всё же уточнил:

— Юлия, мне Дима рассказал про ваш спарринг и вообще про вашу подготовку. Сейчас вы не договариваете. Да, пробраться вы сумеете, как вероятно и отыскать заложника. Но там в охране будут матёрые боевики, и немало. И отступать им некуда. Я не знаю человека, который в одиночку сумеет сначала уничтожить охрану, а потом продержаться.

— Встречный вопрос, — вздохнула Юля. — Полчаса вам хватит, чтобы пробиться и вывести меня вместе с заложником?

— Вполне, — ответил Дима. — Штурмовую группу поведу я.

— Вы сами ответили на вопрос. Человек не пройдёт… Это называют «последнее средство информата». Последнее, поскольку им пользуются редко из-за ограничений. Первое — мне для перехода в нужный режим требуется около минуты, это можно сделать в диверсионной операции, но никак не под огнём. Второе… после двадцати минут такого состояния мне понадобится помощь врача и восстанавливающая терапия, после сорока — уже желательно нахождение в реанимации. Взамен на это время я по боевым параметрам стану близка к киборгам. Сила, скорость, точность и так далее. Чтобы было нагляднее… в этом состоянии, Дима, я голыми руками перебью не только вас, но и пару десятков ваших бойцов с оружием.

Ненадолго все задумались. И тут Тимофей подошёл к Юле, обнял, посмотрел её глаза в глаза и негромко сказал:

— Я буду ждать.

И за это она была ему благодарна больше всего. Тимофей не понял, что Юля рискует, выводя из под возможного удара «Хикари» именно его… но при этом согласился с её решением, отпустил. Хотя и отчаянно за неё боится.

С той стороны города, где располагалось поместье Лебедевых, никаких ферм, пригородов или предприятий не было, весь район состоял из разбросанных по округе усадеб, дорогих дач или таких же вот выкупленных участков. Поэтому ночная дорога встречала пустотой: фуры не спешили привезти к рассвету товар со складов в магазины, не было деловой суеты городских служб и тех, кто начинал свой труд, когда обычные люди исчезали с шумных городских улиц. Зато благодаря затейливо разбросанным паркам и высаженным островкам леса, словно сама природа решила презрительно продемонстрировать, что ей нет дела до человеческой суеты и страстей. Едва исчезли огни федеральной автомагистрали, машину Юли обернуло густое покрывало предрассветной темени. Дорога шла лесом, ветви складывались в причудливую арку, пронизанную светом луны, готовящейся уступить рассвету свои ночные права, воздух заполняли ароматы цветов, шумели своей деловой суетой птицы и летучие мыши, пели, стрекотали и пиликали насекомые: ощущение пустоты, одиночества и ничтожества перед лицом Вечности природы. А ещё где-то вокруг прятались бойцы Михаила…

Въезд в поместье был всего один, и это сейчас играло на руку Юле. Грузовой микроавтобус, облепленный рекламой компании по доставке, въехал и замер в закутке между двумя воротами. Вышел хмурый мужик… при виде Юли невольно сглотнул: коротенькая юбочка, топик, который скорее манил, чем скрывал грудь, духи только кажутся дешёвыми и безвкусными, а на деле маскируют феромоны, которыми щедро обрызгана одежда.

— Допуск после личного досмотра, — выдавил из себя мужик.

Юлю такой вариант тоже устраивал, при этом девушка изображала смесь страха, что её сейчас начнут лапать, и покорности обстоятельствам: крепостной никуда не деться. Мужика это распалило ещё больше, хотя проверить груз машины металлоискателем он не забыл, как и приоткрыть коробки… мину всё равно не заметил. Ни грамма металла и электроники, жидкая двухкомпонентная взрывчатка и мелкая галька в качестве поражающих элементов. Не пискнула и рамка металлоискателя: пистолет в рукаве был пластмассовой игрушкой, заправленная концентрированной кислотой.

«Досматривать» девушку приготовились двое, третий остался в стороне рядом с мониторами, но можно было не сомневаться, что потом он кого-то из напарников «сменит». Вот передний засунул руку в декольте блузки, второй, который и втолкнул её в караульное помещение, сунул ладонь в трусы. В этот миг Юля нанесла удар назад, заставив мужика согнуться от боли. Хлёстким ударом разбила переносицу переднему. Выстрелила кислотой в глаза дальнему, тот заорал от боли. И тут же девушка прыгнула вперёд, добивая стоявшего у мониторов, пока он вслепую не включил какую-нибудь тревогу. Сразу назад, закончить дело с двумя первыми «досмотрщиками».

Юля быстро осмотрела караулку и обыскала трупы. Хотя внешняя охрана явно несла работу в дежурном режиме, чтобы не выдать себя — всё равно вооружены были они неплохо. Это экономило время. Второй раз повезло, что видеозаписи за вчерашний день не уничтожили полностью, а камеры охватывали не только наружную площадку, но и участок за воротами, так что можно было видеть, какая машина, куда и чем загруженная въезжала весь прошлый день. Вместе с лакунами информату было достаточно данных, чтобы понять, в каком секторе поместья искать здание с заложницей. У Лебедевых успех тоже зависит от секретности, так что Нину сразу поместят в определённое место, а не станут потом перемещать по территории. Вооружившись, Юля забрала из машины рацию, привела бомбу в боеготовность: она детонирует либо если машину тронут, либо когда от выстрела снаружи смешаются компоненты взрывчатки. В эфир ушёл условный сигнал: первый этап пройден. Диверсант растворилась в темноте построек и дорожек поместья.

Какое-то время девушка осторожно продвигалась вглубь поместья к нужному трёхэтажному отдельно стоящему дому. Нину почти наверняка держали именно там, на это Юле указывала и обработанная информация с камер, и то, что чем ближе, тем больше становилось охраны. Наконец девушка решила, что пробираться дальше «как есть» слишком рискованно. Замерла в тёмном уголке между каким-то сараем и плотной растительной изгородью. Ненадолго охватила предательская слабость: в бою слишком легко не заметить грань, когда надо возвращаться, иначе изменение отменить не получится, и ты сгоришь. Так гибли четверо из ста… Юля загнала трусливое малодушие поглубже: она-то при любом сценарии остаётся в тени. Зато в остальном она была уверена почти на все сто — или расследование «Хикари» затронет только Нину, на ней же успокоится… Или без младшей сестры катком прокатится уже по Тимофею. По телу прошла от макушки до пяток и обратно приглушённая волна боли. Рассказывая про свои возможности, Юля слукавила: она не просто становилась «равной киборгам», а подгружала в себя информационную матрицу киборга. И даже техника будущего не могла разобраться, как в итоге это получалось — но, подстраиваясь под матрицу, тело во многом менялось физически, перекраивая органы и скелет под выбранный прототип. Спасибо Сендаю, который позволил Юлике снять с себя слепок матрицы перед штурмом центрального офиса «Хикари»…

«Перестройка закончена». Киборг оценила своё состояние, встала, сканируя окрестности. На пути два патруля, один хорошо замаскирован в кустах рядом с домом, второй идёт по дороге. Оба только что отчитались, что у них всё в порядке. «Атака». Призрачная тень метнулась мимо взгляда шагавшей по дороге тройки, ворвалась в кусты. Три удара ножом, самый быстрый из врагов успел заметить и начать встречное движение, когда нож перерубил ему гортань. «Двадцать секунд — в график укладываюсь», — подвёл итог тактический процессор.

Минуту киборг наблюдала за зданием. В окнах шевеление, хоть и зашторены — горит свет, силуэты различить можно. Готовят пленницу к свадьбе. Комната определена, с вероятностью три девятки Нина именно там. Варианты атаки? Подняться по стене, ворваться в окно — сорок пять секунд. Тактический процессор отбросил вариант: долго. Вокруг постоянно ходят патрули, могут заметить. Начинать бой, вися на стене — слишком много случайностей. Прорыв напрямую по лестнице. Планы здания в целом известны. Четыре с половиной минуты на прорыв. Тактический процессор обработал сценарии атаки, выдал один с наибольшими шансами. Киборг решила, что это вариант ей подходит. В эфир ушёл следующий кодированный сигнал: место нахождения заложника определено, даю координаты, начинаю штурм. Даже если враг слушает эфир — отреагировать не успеет.

Киборг выскочила из укрытия и помчалась к входу. Из-за угла дома навстречу свернули трое мужиков второго патруля со стволами наперевес. Киборг оказалась быстрее: не замедляя бега — две короткие очереди отшвырнули врагов назад. И тут же киборг начала бросать гранаты через приоткрытые двери в холл первого этажа. Два взрыва прогремели почти одновременно. Тактический процессор рассчитал так, чтобы киборг оказалась в холле через секунду после. «Оценка обстановки». Шестеро, один не боеспособен. Трое справа, укрылись за мебелью. Вторичная цель. Двое слева — первичная цель. Автомат дважды треснул одиночным. Цель поражена. Противник справа высунул оружие. На колено, ниже линии огня. Две короткие очереди. Цель поражена. «Отставание от графика — две секунды».

Киборг подхватила ближайшее тело. Вверх по лестнице. Доля мгновенья — и она уже на втором этаже. Дежурившие там охранники, прижавшись к стене коридора, почти сразу открыли огонь. Задержка с их стороны была лишь на долю секунды. Но была! Пули ударили в труп. Разворот. Три короткие очереди. Цели поражены. Сменить магазин. Пополнитьбоезапас. Взять свежий труп как щит. Следующий этаж. Ближний к лестнице охранник вскинул автомат и попытался поймать атакующего демона в прицел. В её нынешнем восприятии — ме-е-едленно. Киборг мгновенно сместилась, уйдя от пули, а затем и от очереди из пистолета-пулемёта, выпущенной вторым бойцом, который стоял, как ему казалось, на безопасном расстоянии. Из оружия у нападающего только пистолет, вторая рука занята «трупом»-щитом. Коротко тявкнул выстрел. Тактический процессор зафиксировал: «Цели поражены». Остальные затаились: дальний боец получил смертельное ранение на расстоянии пятидесяти с лишним метров, и стреляли в движении.

Пули слепой очереди выбили бетонную крошку из стены и потолка, а киборг опять ушла в сторону. Сместилась назад по коридору, зачищая тылы. Две коротких очереди — ещё два трупа. Перекат. Смена магазина. Прямо с пола новая очередь и прыжок в сторону: выпущенные издалека пули чиркнули дальше по стене. «Отставание от оптимального графика — пятнадцать секунд». Киборг замерла, вылавливая и сортируя шумы со стороны обороняющихся. Дыхание, пульс. Локализовать местонахождение. Анализ состояния. Вывод: противник пока держится, но моральное состояние близко к паническому. Рекомендация: дожать, пока от паники враг не начал сплошной заградительный огонь, неприцельно расстреливая боезапас.

Подхватив очередное тело, киборг ринулась «напролом», одновременно просчитывая баллистику вражеских выстрелов: пока бьют с небольшим разрывом по времени и прицельно, огонь противника поддаётся анализу. Киборг метнула тело с силой вперёд по коридору. Перекат и одновременно деморализующий огонь по укрытию ближнего солдата, вооружённого дробовиком. Тот заорал и прыгнул вперёд, разрядил все стволы разом: казалось бы, верная смерть от облака картечи. Но киборг откинулась спиной назад, распласталась по полу, пропустив картечь, и вбила в солдата очередь. Пули, как бумагу прошили бронежилет. И, пока паникёр перекрыл сектор обстрела, киборг на максимальной скорости помчалась вперёд.

Оглядев трупы, киборг пополнила боезапас, ближним телом как тараном снесла дверь комнат с заложницей. Выстрела не последовало. В первой комнате никого, окон нет. Во второй два лакея из прислуги, испуганно забились в угол рядом с окном и обхватили головы руками. В третьей бледная как смерть и помятая Нина и ещё один мужик. Явно приближённый Лебедева, лощёный, в пиджаке. Направил пистолет на заложницу:

— Брось оружие! — в голосе истерика. — Или пристрелю.

Киборг замерла на целую секунду. Тактический вычислитель произвёл анализ траекторий. Грохнул выстрел, заставляя пистолет сместиться. Тут же второй — это лощёный мужик всё-таки успел нажать спусковой крючок, но пуля ушла в сторону. Третий выстрел оборвал крик. «Пять минут двадцать две секунды. Минус пятьдесят две секунды от графика».

— Быстро. В соседнюю комнату, там под кровать и замерла.

Киборг вернулась к двери. Грохнул предупреждающий выстрел, последовала команда прислуге:

— Схватили шкаф, потом диван. Завалили дверь. За отказ убью.

Лакеи ринулись исполнять команду. Одновременно в эфир ушёл сигнал с координатами комнаты и что заложница под защитой. Убедившись, что всё, что можно свалено возле двери, киборг пристрелила обоих слуг и заняла позицию, контролируя окна. В этот момент здание слегка вздрогнуло от взрыва возле ворот. И тут же раздался противный свист первой падающей на поместье мины…

Эпилог

Все больницы для тяжело больных чем-то похожи друг на друга, даже если это частная лечебница и на одного пациента. Стоит хоть раз переступить порог госпиталя — и на всю жизнь запомнишь особый «больничный» аромат. Приборы станут показывать сколь угодно высокую чистоту воздуха, клясться, что атмосфера целебнее волшебного бальзама. Всё равно душу грызёт тяжёлая энергетика, печальная атмосфера болезни и горя, вселяя мысли о бренности жизни даже у здорового человека. Тимофей, входя в холл, не заметил, как передёрнул плечами. Давно привык за месяц, который приезжал сюда каждый день. Как привык и к тому, что сначала его продезинфицируют и заставят переодеться в халат и одноразовые тапки, а только потом допустят в палату.

Привычная процедура… но сегодня он её еле выдержал. Ибо врачи хоть и не понимали, что с Юлей — происходящие в её организме процессы выглядели антинаучным бредом — но в целом динамику уловить смогли. И прогнозировали, что состояние девушки почти вернулось к нормальному, просто сильно истощённому как после долгой голодовки. И на днях, а может и сегодня, она придёт в себя.

Интерьер палаты давно знаком до каждой микроскопической царапины или погрешности ремонта. Дизайн в пастельных тонах, в углу еле слышно гудит аэратор-дезинсектор воздуха. Около постели столик и стойка с медицинским оборудованием. За окном закат просвечивал сквозь ветви яблонь, нависавших над небольшим прудом. И кресло рядом с постелью. Больше в палате никого: пока рядом хозяин, медперсонал следит дистанционно и старается не мешать.

Тимофей, как и много раз до этого, подошёл к кровати, прежде чем сесть, встал рядом на колени… и тут сердце ёкнуло и прыгнуло куда-то сначала под макушку, потом ухнуло вниз. Глаза Юли дрогнули и открылись. Секунду ещё бессмысленные, потом во взгляде заплескалось узнавание. И еле слышный шёпот:

— Тима… Цел.

— Да куда я денусь, конечно цел и невредим, — Тимофей плакал и не замечал, как слёзы текут по щекам. — И ты, наконец-то… как я за тебя боялся… целый месяц…

— И будут в нашем городе дороги из лунного камня, словно спустившиеся с неба звезды, пусть ночью они светятся еле заметно, только чтобы легче было ходить по улицам, но не раскрывают их добрые тайны. А вокруг города — леса, светлые, пронизанные солнцем, и тёмные, где листья закрывают дневное небо. Ты же мне обещал, помнишь? А как я могла уйти, и чтобы не сбылось твоё обещание?

— Знаешь, я тут понял, что опять в тебя влюбился. По уши и навсегда. Ты будешь со мной? Чтобы не случилось.

— Я твоя. Чтобы не случилось.

— Тогда мы точно сумеем поставить этот мир с ног на голову.

И не было для них сейчас ни вбежавших в палату врачей, ни отложившего все дела и срочно выехавшего в больницу отца. Не было вообще ничего и никого кроме них двоих.