Полинезийская «статуэтка»

Гувернор Моррис Полинезийская «статуэтка»

Гувернор Моррис родился в 1978 году в Новом Южном Уэльсе (Австралия). Окончил филологический и теологический факультеты Сиднейского университета. Много путешествовал по островам Океании, изучая языки, быт и нравы коренного населения. Помимо научных работ опубликовал несколько сборников новелл о жизни аборигенов Полинезии, Меланезии и Новой Зеландии. Рассказ «Полинезийская «статуэтка» основан на предании, бытующем на атолле Раротонга.

Весна на островах Южных морей — самое лучшее время года. Солнце греет ласково, не обжигая, все идет в рост, над изумрудной гладью океана веет свежее дуновение бриза. Именно в эту благословенную пору шхуна, на которой я плавал, подошла к маленькому уютному островку Батенго с одним-единственным селением — других на острове не было. В миле от него у самой кромки прибоя расположилась телеграфная станция. Ведал ею молодой человек, которого канаки уважительно называли мистер Грейвс.

Двадцатипятилетний телеграфист был хорош собою и ревностно следил за своей наружностью, не забывая каждое утро тщательно скоблить свои смуглые щеки. Целых три года он безотлучно провел на острове, довольствуясь обществом местных жителей — канаков. На станции, которая служила ему и жилищем, поддерживался образцовый порядок. И все же по отдельным деталям можно было понять, что хозяйничает здесь холостяк.

Мой пойнтер по кличке Дон сразу же проникся к Грейвсу симпатией, что было отнюдь не в характере моего пса. Даже с поселковыми собаками, изъявившими готовность принять его в свою компанию, он не спешил завязать знакомство. Грейвс чрезвычайно обрадовался нашему появлению. Он заявил, что не видел белого человека с самого сотворения мира, а уж таких собак, как Дон, не встречал вообще. Он угостил меня собственноручно приготовленным обедом и без умолку болтал о своем детстве, о своей службе, о своей будущей семейной жизни. Она представлялась ему светлой и безоблачной, как голубое небо над Батенго. Невесту Грейвс ждал с нетерпением. Она должна была прибыть из Америки ближайшим пароходом. Он встретит ее, тут же, на корабле, сыграют свадьбу, и начнется блаженство.

— Мой дорогой сэр, — ворковал он, меняя тарелки, — вы, конечно, думаете, что мне пришлось умолять ее приехать сюда, чтобы скрасить мое одиночество? Ничуть не бывало. Она сама так решила, потому что знает, как нежно я ее люблю, знает, что я готов за нее жизнь отдать, что я постоянно думаю о ней и постараюсь сделать все, чтобы она никогда не испытывала каких-нибудь лишений. Но мне очень хочется показать ее вам…

Грейвс вскочил из-за стола и потянул меня за собой в спальню. Там он в немом восхищении застыл перед большой фотографией, висевшей на стене. Это был портрет молодой женщины, удивительной красавицы, с нежными чертами аристократического лица. При взгляде на него мне, честно признаюсь, трудно было поверить, что такая девушка могла сделать своим избранником простого служащего почтового ведомства.

— Вот она у меня какая! — с гордостью произнес Грейвс.

Я долго глядел на портрет…

— Теперь я понимаю, почему вы не чувствуете себя одиноким в этой глуши. Общение с такой красотой — даже на фотографии — утешает. Но неужели оригинал в самом деле решился отправиться сюда?

— Да! — воскликнул Грейвс. — И повторил: — Вот она у меня какая!

Мне пора было поторапливаться: предстояло еще немало дел. Собираясь распрощаться, я сказал Грейвсу:

— Вы даже не полюбопытствовали узнать о цели моего визита в эти края. Но раз вы этого не сделали, беру на себя смелость сам объяснить причину. К вашему сведению, я ботаник и занимаюсь поисками редких растений для ботанического сада в Бронксе.

— Замечательно! — оживился Грейвс. — Этот остров для вас — как раз то, что надо. Правда, деревьев вы не найдете. Говорят, что человек, при котором здесь срубили последнее дерево, умер в 1789 году. Зато трав — великое множество, около пятидесяти видов, и по большей части все они растут около моей станции.

— Странно, я заметил не более восемнадцати, — саркастически сказал я. — Но это так, между прочим. Собственно, меня интересуют не сами травы, а их семена.

— Ну конечно, — с легкой обидой отозвался Грейвс. — Вам кажется, что простой телеграфист не разбирается в том, что и как растет в округе. Ошибаетесь, сэр! Взгляните-ка вот на эту травку. Местные называют ее пляжным орехом. Семена у нее появляются раньше, чем у других ее сородичей. И произойдет это недели через три. Я хорошо знаю эту траву. Когда она цветет, я тут же заболеваю сенной лихорадкой.

— В таком случае, — серьезно сказал я, — когда в этом году вы кончите чихать, ждите меня опять к себе в гости.

— Вы не шутите? — Симпатичная физиономия Грейвса просияла. — Буду рад снова встретиться с вами и, более того, приглашаю вас на мою свадьбу.

— С большим удовольствием принимаю ваше приглашение. Очень приятно будет познакомиться с очаровательным оригиналом фотопортрета.

— Если вы не возражаете, — сказал Грейвс, — я мог бы оказать вам кое-какую помощь в ваших поисках. Ведь у меня достаточно свободного времени.

— Коли так, попробуйте разведать, какие травы растут в глубине острова. Там, наверное, много интересного.

— Я бы с радостью. Правда, не знаю, удастся ли.

— Почему? Местные жители против?

— Точно. Власть предрассудков, как говорится. Понимаете, в глубине Батенго масса деревянных и каменных идолов. Их там больше, чем самих островитян. Так вот бедняги твердят, что нельзя ходить туда и нарушать покой этих божков. Да вы сами сейчас убедитесь. Алоу, эй, Алоу!

Алоу, мальчик лет четырнадцати, который помогал Грейвсу по хозяйству, нехотя подошел к нам.

— Алоу, — попросил Грейвс, — сбегай-ка вон на тот холм и нарви нам травы. Это джентльмен хочет на нее посмотреть. Получишь пять долларов.

Алоу сонно глянул на Грейвса и отрицательно покачал головой.

— Ну хорошо, не пять, а пятьдесят долларов…

Алоу замотал головой более энергично. А я подумал: «Пятьдесят долларов сделали бы этого мальчишку местным Рокфеллером, Карнеги или Морганом».

— Ладно, трусишка, — улыбнулся Грейвс, — отправляйся назад в свой гамак. Ну, разве не любопытно? — сказал он мне. — Ни доброе отношение, ни деньги, ни строгий приказ, наконец, не заставят никого из канаков отойти от побережья даже на милю. Они утверждают, что если кто-либо рискнет забраться в заросли травы, произойдет нечто ужасное.

— Что же именно?

— Как рассказывают, однажды такой смельчак нашелся. Это была женщина. Отправилась в заросли и не вернулась. Спустя какое-то время ее нашли. Она была мертва. Тело ее ужасно почернело и распухло, на ноге, чуть повыше щиколотки, остались следы чьих-то зубов…

— Чепуха какая-то! — возмутился я. — Насколько мне известно, змей на острове не водится. Никаких — ни ядовитых, ни безвредных.

— Да. Но старожилы и не говорили о змеях. По их словам, ранки были нанесены маленькими зубками, такими, как у детей.

Грейвс встал и потянулся.

— Какой смысл, — заключил он, — вступать в спор с канаками, которые только и делают, что толкуют о разных глупостях. Короче, если вы собираетесь побывать в зарослях, не говорите им об этом загодя. Со своей стороны я, как обещал, готов вам помочь, время у меня есть.

Спустя месяц моя шхуна вновь причалила к берегу Батенго. Естественно, мне не терпелось узнать, как дела у Грейвса. У меня было хорошее охотничье ружье, и я рискнул пальнуть из него в воздух. Это был своего рода сигнал о том, что я прибыл. Услышав грохот выстрела, Грейвс сразу же появился на крыльце и приветственно замахал носовым платком. Через мегафон я справился у него о здоровье и сказал, что очень хотел бы встретиться с ним в селении.

Даже находясь на приличном расстоянии от телеграфной станции, я не мог не заметить, что с Грейвсом что-то неладно. Через несколько минут он снова появился на крыльце, уже в панаме, и зашагал по дороге в Батенго. Но в самой походке его ощущалась некая скованность, напряженность. Он шел, словно солдат по минному полю.

— Ну, — сказал я Дону, — скоро мы увидим нашего приятеля. Но, кажется, ему встречаться с нами не очень-то хочется.

Я переправился со шхуны на берег и был в селении еще до прихода Грейвса. На небольшой площади собралась многочисленная толпа канаков. Дон, как всегда, нервничал в присутствии чужих, тесней прижимался к моей ноге. Но вот на площади показался Грейвс, и канаки стали быстро расходиться, будто к ним приближался не знакомый и уважаемый человек, телеграфист, а прокаженный. На лице Грейвса блуждала странная улыбка, а когда он поздоровался со мной, Дон глухо заворчал, проявляя недовольство.

— Это что такое, Дон? Так-то ты встречаешь старых знакомых! — прикрикнул я на собаку. Дон затих, но шерсть на загривке у него стояла дыбом. Грейвс это заметил. Лицо у него вытянулось, губы поджались. Но молодость и природное добродушие взяли верх. И тем не менее я был убежден, что парень чем-то здорово расстроен.

— Дорогой мой, — сказал я ему как можно мягче, — какая еще чертовщина вас беспокоит?

Грейвс опасливо огляделся по сторонам.

— Сами видите, — грустно ответил он, — они не желают со мной общаться. Я для них теперь табу. И добавил: — Даже ваша собака настроена ко мне недружелюбно. Дон, иди-ка сюда, — позвал он пса. В ответ Дон злобно зарычал. — Вот видите…

— Дон, — сказал я, — этот человек — мой друг. А раз так, и для тебя он тоже друг. Погладьте его, Грейвс.

Грейвс наклонился и ласково потрепал Дона за уши. Хотя Дон и не сделал никакого угрожающего движения, он весь напрягся, словно налился свинцом.

— Значит, на вас наложено табу, — сказал я полушутя-полусерьезно. — Для этого должно быть основание, какой-нибудь серьезный проступок. Признавайтесь, что вы натворили.

— Я побывал в зарослях травы, — обреченно произнес Грейвс. — И хотя со мной ничего необычного не произошло, тем не менее теперь на мне лежит клеймо отверженного.

— И это все?

— С точки зрения канаков, этого более чем достаточно.

— Ну что ж, мне вскоре предстоит такой же поход туда для сбора образцов трав и семян, и я окажусь в том же положении, что и вы. Так что вам нет смысла переживать. Кстати, обнаружили вы что-нибудь любопытное для меня в этих зарослях?

— Ну, в ботанике я с вами тягаться не стану. Однако я действительно обнаружил там кое-что и хотел бы показать вам, попросить на этот счет совета. Если у вас есть свободный часок, то предлагаю заглянуть ко мне.

— К сожалению, много времени я уделить вам не смогу. Но если ненадолго, то согласен. А потом вернемся, перекусим на шхуне.

— Пообедать можно и у меня. Вы уже знаете, что я приличный повар. А в последнее время и судомойка. Из-за того же табу.

— Что, если я захвачу и Дона?

Грейвс заколебался, но потом тряхнул головой:

— Да, да, конечно, берите!

— Но если вы возражаете, то…

— Нет, нет. Мне хочется, чтобы мы снова стали друзьями.

Мы неспешно двинулись к дому Грейвса. Дон плелся рядом, вплотную к моим ногам.

— Грейвс, — решился я наконец, — мне кажется, табу, которое выдумали островитяне, не должно было бы так удручать вас. Наверное, есть другие причины для огорчения. Получили дурную весточку?

— О нет! — воскликнул он. — Я жду невесту со дня на день. Пароход уже в пути. Но другие причины есть, вы правы. О них я расскажу чуть позже. А в принципе у меня все в порядке.

Грейвс на секунду запнулся, а потом перевел разговор в другую плоскость:

— Этот ветер в зарослях… Свистит и свистит. И днем, и ночью. Это так утомляет…

— Вы говорили, — напомнил я своему спутнику, — говорили, что, побывав в зарослях, нашли нечто необычное. Может, расскажете, что это такое?

— Среди прочих интересных вещей я обнаружил там гигантское каменное изваяние. Когда-то оно стояло, но то ли ветер, то ли время опрокинули его. Изваяние колоссальное — как самый высокий нью-йоркский небоскреб — и, по всей вероятности, очень старое: все в трещинах, щербинах. Кажется, это изображение женщины. Мы обязательно отправимся в те места, и я покажу его вам. А если говорить о растениях и травах, то их просто уйма, и самых разных. Вы в восторг придете. А я, хоть и не ботаник, но цветы люблю. Сколько же их там! Миллионы! С уверенностью могу сказать, что остров — крупнейшая в мире цветочная оранжерея.

За разговором мы незаметно дошли до телеграфной станции. Грейвс отворил дверь и пропустил меня вперед. Дон протиснулся за мной и вдруг взъерошился, лязгнул клыками.

— Дон, успокойся! — прикрикнул я на него. — Тихо, тихо! И вперед. — Собака, прижимаясь брюхом к полу, проползла к центру гостиной.

В глаза мне сразу бросилась новая вещица, появившаяся в доме Грейвса за мое отсутствие. Это была статуэтка, этакий маленький идол. Она стояла на полке, где Грейвс держал книги. Как мне показалось, статуэтка была из светло-коричневого дерева — сандал или что-то в этом роде. Сделана она была столь искусно, что выглядела как живая. Признаться, ничего подобного я не встречал ни на одном из островов Полинезии.

Высотой фигурка была не более фута и изображала полинезийскую девушку в пору расцвета. Прелестное личико, свободная, непринужденная поза. Мастер сумел передать присущую полинезийкам обворожительную грацию. Подлинно — обнаженная Венера Южных морей! Глаза небесно-голубого цвета походили на два сверкающих крошечных озерца. Волосы, даже брови и ресницы были удивительно натуральны — мягкие, шелковистые, золотисто-бронзового оттенка. Это как-то даже напугало меня.

Дон залился громким отрывистым лаем. Я не шикнул на него, только поближе подтянул к себе за поводок. Мне показалось, что, дай ему волю, он перекусит статуэтку пополам.

Я снова глянул на шедевр неизвестного мастера и похолодел от испуга: глаза у статуэтки двигались! С пристальным и холодным любопытством они следили за собакой. Мурашки поползли у меня по спине, когда я заметил, что маленькая грудь фигурки равномерно вздымалась и опадала. А когда долгий вздох вырвался из ее крошечного рта, я отпрянул назад.

— Бог мой! Да ведь это живая женщина!..

— Возможно, — как-то странно отозвался Грейвс. — Я прихватил эту маленькую шалунью оттуда, из зарослей. Когда я услышал ваш выстрел, я поставил ее сюда, чтобы избежать каких-либо недоразумений. Отсюда ей не спрыгнуть — слишком высоко для нее.

— Вы нашли ее в траве? — спросил я, переводя дух. — И что, она была одна, или их там много?

— Полным-полно. Как перепелок. Но обнаружить их трудно. Судя по вашему виду, вы заинтересовались этой девчонкой?

Какое-то знакомое слово заставило это маленькое чудовище раскрыть рот. Будто яркая молния, сверкнули зубки. Глазки-озерца при взгляде на Грейвса заметно потеплели.

— Ну что, дружище, — обратился Грейвс к Дону, — нравится?

— Нравится?! Да разве вы не видите — он готов разгрызть ее на куски…

— Пожалуйста, — попросил Грейвс, — не говорите при ней таких слов. Мне кажется, она чуточку понимает наш разговор.

Подойдя к «статуэтке», он стал нашептывать ей что-то на неизвестном мне наречии, и она отвечала ему нежным и прозрачным, как звон маленького колокольчика, смехом.

— Вы говорите на ее языке? — удивился я.

— Знаю только несколько простейших фраз.

Снова повернувшись к девушке, он произнес с вопросительной интонацией:

— Тог ма лао?

— На.

— Аба тон суг ато.

— Нан тане дом уд лон анса!

Речь звучала, как нежный посвист ветерка в траве.

— Она говорит, что не боится собаки, — перевел Грейвс. — Но хорошо, если бы пес замолчал и не действовал ей на нервы своим лаем.

— Полагаю, Дону трудно это сделать. От себя скажу: мне она тоже неприятна. У меня такое чувство, будто я столкнулся с чем-то абсолютно неестественным, даже страшным. Лучше всего вам отсюда удалиться.

Грейвс присоединился к нам позднее. Снял ли он эту живую куклу с полки или переставил еще выше, я не заметил. Когда он появился на крыльце, я заговорил с ним, как добрый дядюшка.

— Грейвс, — сказал я, — хоть это существо ростом всего с фут, однако оно не щенок и не обезьянка. Оно имеет облик девушки, и брать ее в свой дом, пожалуй, было рискованно. Ведь это не что иное, как похищение. Вы ее украли и тем самым лишили привычной для нее среды. Мне думается, первейшая ваша обязанность — вернуть ее обратно. И позвольте вас спросить: что подумает обо всем этом мисс Честер, ваша невеста?

— О, мне кажется, все будет в порядке! — воскликнул Грейвс. — То есть, конечно, кое-какие сомнения есть. Об этом я и хотел с вами поговорить. Когда лучше — сейчас или после ленча?

— Давайте сейчас.

— Хорошо, — согласился Грейвс. — Итак, в первый ваш приезд я дал обещание помочь вам в ваших изысканиях. Я дважды побывал в зеленых зарослях. Так вот, во второй раз я рискнул углубиться довольно далеко в долину, где трава особенно густа и высока — мне по грудь. Там-то я и обнаружил каменного идола. Вокруг него сновали какие-то маленькие существа, здорово напугавшие меня. По движению травы я заметил, где они бегают, и, набрав камней, я стал бросать их туда, но в цель не попадал. Вдруг я заметил, что из травы на меня уставилась пара блестящих глаз, и тут же метнул камень. Трава зашуршала, раздался тихий стон. Я бросился к этому месту и обнаружил вот эту самую «статуэтку». Она попыталась подняться и укусить меня, но я быстро схватил ее за шейку. Наверно, удар был очень силен. Красавица потеряла сознание. Она лежала у меня на ладони неподвижная и бездыханная. Привести ее в чувство я не смог. Нигде вокруг не было даже воды. Я очень не хотел, чтобы она погибла, вот и решился взять ее с собой. Дома я старался сделать все, чтобы восстановить ее силы. Наконец она понемногу стала двигаться, потом побежала. К ней вернулась природная резвость. Она превратила мой рабочий стол в площадку для игр. Забиралась в ящики, рылась в бумагах, играла в прятки, залезая в мои резиновые сапоги, как котенок или щенок. Подчас мне казалось, что она действительно детеныш какого-то зверька…

— Теперь вы все знаете, — заключил Грейвс. — Разве вы не поступили бы так же на моем месте?

— Возможно, — сказал я. — Коли вы не испытали страха, когда нашли такое загадочное существо, то ваш поступок вполне объясним и оправдан. В самом деле, она очень напоминает крохотного звереныша. И тем не менее лучше всего отнести ее обратно и забыть навсегда.

— Согласен, — кивнул Грейвс. — Я уже пытался это сделать, но на следующее же утро она торчала у моих дверей, издавая протяжные стоны. И вот что удивительно: рыдала, а на глазах не было слез.

— А вам не приходило в голову, что это существо влюблено в вас?

— Вот уж не думал… — неуверенно протянул Грейвс.

— Мой дорогой сэр, — назидательно сказал я, — мисс Честер появится здесь с ближайшим пароходом, и тогда может произойти нечто непредсказуемое.

— Вы так думаете? — обеспокоился телеграфист.

— Конечно, с полной определенностью сказать ничего нельзя, но об этом следует хорошенько поразмыслить.

Дон положил мне на колени свою умную морду и глядел так, словно намеревался предложить какой-то свой вариант выхода из затруднительной ситуации.

Оставалось всего семь дней до прибытия мисс Честер, а вопрос так и не был решен. Живая куколка постоянно пребывала рядом с Грейвсом, как сторожевая собака. Грейвс еще не раз пробовал избавиться от нее, оставляя ее в зарослях, но безрезультатно — она возвращалась с душераздирающими стенаниями.

Вместе мы предприняли несколько экспедиций в «долину идолов». Грейвс сажал упрямицу в карман куртки, и мы отправлялись на поиски ее сородичей. Когда нам казалось, что мы нашли их обиталище, извлечь ее из кармана стоило великого труда, она протестующе верещала и цеплялась за что придется.

На открытом месте спрятаться от нее практически не удавалось. Она бросалась за Грейвсом в погоню и бежала рядом, не отставая ни на шаг. А в густой траве теряла ориентировку, начинала метаться и истошно вопить.

Меня она ненавидела и не пыталась это скрывать. Между нами шла, что называется, «холодная война». Она боялась моего влияния на Грейвса, а я опасался того же с ее стороны. Грейвс ласково называл ее Бо и забавлялся ее странными повадками.

Я уже говорил, что Бо отличалась необыкновенной красотой и, казалось, должна была бы обладать Добрым и ласковым нравом. Не тут-то было! Ее поведение совсем не соответствовало милой кукольной внешности. Она могла на лету поймать муху или схватить кузнечика и тут же съесть их с хрустом и причмокиванием. Если я глядел на нее, по ее мнению, слишком назойливо, она, как кошка, прижимала уши и по-черепашьи шипела, оскаливая маленькие острые зубки.

С ней всегда нужно было быть настороже. Даже бедняга Дон понимал это. Он никогда не позволял Бо прикасаться к себе. Если замечал, что она приближается к нему, то старался побыстрее удрать. Он инстинктивно чувствовал, что Бо — существо необычное, не созвучное нашему природному естеству. Думаю, что и Грейвс начал это понимать.

Наконец наступил день, когда на горизонте показался столбик дыма, свидетельствующий о приближении долгожданного парохода. Грейвс устроил салют из своего револьвера.

— Скоро она будет здесь! — восторженно кричал он.

— Точно так, — подтвердил я. — И нам надо немедленно кое-что предпринять.

— Это вы насчет Бо?

Я кивнул.

— У меня, как я думаю, достанет силы на какое-то время — скажем, до тех пор, пока вы и мисс Честер наладите свой быт, — изолировать Бо. А уж потом мисс Честер — о, простите, миссис Грейвс — сама решит, как поступать дальше. К вам же большая просьба: ни слова Бо о моих планах. Я намерен забрать ее к себе на шхуну.

После коротких препирательств Грейвс согласился с моим предложением. Бо не слушала нашего спора, но словно уловила его смысл. Лицо ее исказила страшная гримаса, глаза метали молнии. Но когда она очутилась в моей спальной каюте, любопытство взяло верх. Она обследовала все уголки, осмотрела каждую вещицу. Это и дало нам возможность ускользнуть незаметно и плотно запереть дверь. Через минуту Бо поняла, что оказалась в плену, и разразилась воплем, которому позавидовал бы целый хор мартовских котов.

Грейвс был бледен и выглядел несчастным.

— Давайте поскорее уйдем отсюда! Слушать ее невыносимо. Я чувствую себя просто мерзавцем, — бормотал он. Однако предвкушение скорой встречи с мисс Честер несколько успокоило его.

Бракосочетание совершилось на палубе парохода. Самый старший по возрасту пассажир сопровождал невесту в качестве посаженого отца. Вся корабельная команда, одетая в белое, выстроилась вдоль борта. Любительский хор исполнил свадебный гимн. Все это было приятным сюрпризом для молодоженов, и невеста умилилась до слез. Как и положено в таких случаях, капитан взял на себя обязанности священника и благословил молодых на счастливую и долгую семейную жизнь. Грейвс выглядел как принц в белоснежном костюме, с оранжевой орхидеей в петлице. Мне он напомнил Михаила-архангела после боя с Люцифером.

В заключение капитан пригласил нас на завтрак с шампанским и тортом. Под приветственные крики экипажа Грейвс с новоиспеченной миссис Грейвс уселись в ботик, полный коробок и картонок с приданым, и отплыли к берегу. Когда они ступили на золотистый песок пляжа, матросы трижды прокричали ура, грянул выстрел из сигнальной пушки, и на мачтах взвились флаги расцвечивания.

Что до меня, то глядя на счастливую молодую чету, я испытал щемящее чувство одиночества и тоски. Вернувшись к себе на шхуну, я занялся повседневными, обыденными делами: вычистил винчестер и револьвер, сделал кое-какие записи в блокноте, напечатал несколько фотографий, проштудировал новую, присланную друзьями книгу о растительном мире Океании, где обнаружил ряд ошибок, и решил вместе с Доном побродить по берегу. В маленьком заливчике, где вода была гладкая, как поверхность полированного стола, мы искупались и долго валялись на песке. К заходу солнца вернулись на шхуну и пообедали. Потом я решил заглянуть в спальную каюту, чтобы выяснить, как ведет себя Бо.

Она бросилась на меня, словно разъяренная кошка, и, если бы я не уклонился, быть бы мне искусанным. Тем не менее брюкам досталось. Боюсь, что защищаясь, я действовал довольно грубо. Отлетев, Бо ударилась обо что-то. Я зажег лампу и увидел, что она лежит на полу и таращит на меня глаза, полные ненависти. Я решил потолковать с ней — может, что и поймет.

— Зря стараешься, Бо. Твои укусы меня нисколечко не страшат, поэтому давай-ка выползай из-под стола. Я понимаю, что весьма тебе несимпатичен, да и мне ты не нравишься, и все же нам придется какое-то время прожить вместе. Следовательно, открытая вражда ни к чему. Постарайся вести себя смирно, а я угощу тебя имбирем.

Последнее слово ей, видимо, было знакомо, и она высунулась из-под стола. В кармане у меня действительно завалялся кусочек имбирного корня. Я бросил его на пол. Бо одним прыжком оказалась рядом и жадно набросилась на лакомство. Потом она посмотрела на меня, словно спрашивая: «А с какой стати ты держишь меня здесь взаперти? Ведь я не люблю тебя и хочу вернуться к Грейвсу». Ну как я мог ей все объяснить?

После дня, полного столь разнообразных событий и впечатлений, я почувствовал смертельную усталость. Я бросил на пол подушку — для Бо это целая перина, можно устроиться удобно, с комфортом, — вышел из каюты и запер за собой дверь. Но Бо тут же разразилась таким диким визгом, что, наверное, его было слышно на берегу. Я вернулся и, как мог, постарался успокоить маленькое чудовище. Но она даже не взглянула на меня, уткнулась лицом в ладони и продолжала визжать. Тогда я приподнял ее голову и посмотрел в лицо. Удивительно: несмотря на отчаянный плач, глаза оставались совершенно сухими. Меня это заинтриговало, и я с помощью лупы, которую всегда таскал с собой, попытался поподробнее исследовать их. Да, так и есть: ни капли влаги, слезные железы отсутствуют.

Возможно, я слишком сильно сдавил шейку Бо, рот у нее раскрылся, обнажив ряд мелких, очень острых зубов. И тут мне вспомнился рассказ Грейвса о погибшей островитянке и следах укусов на ее щиколотке… Я пододвинул свечу поближе. То, что я увидел в глубине широко открытого рта, потрясло меня. По обеим сторонам гортани вздувались пульсирующие железы. Я держал в руках не девушку-«статуэтку», а ядовитую змею!..

Я засунул этого крошечного монстра в деревянный ящик из-под мыла, на крышку положил увесистый железный брус. Если честно, то я с удовольствием выкинул бы этот ящик с его опасным содержимым за борт. Однако без согласия Грейвса я не осмелился так поступить.

Надо во что бы то ни стало уговорить его расстаться с Бо, вернув ее в родимые заросли! Но теперь я знал, что отправляться туда, не приняв мер предосторожности, — просто безумие. Без скальпеля, резинового жгута, марганцовокислого калия и набора минимума необходимых лекарств идти на встречу с родственниками Бо — значит подвергать себя смертельной опасности. Я собрал и рассовал все перечисленное по карманам.

Наступила ночь. В этих местах она приходит внезапно. Перед тем как отправиться спать, я решил еще раз наведаться к Бо. Я был совершенно уверен, что крышку ящика с тяжелым грузом ей не поднять, и поэтому, войдя в каюту, преспокойно оставил дверь открытой настежь. Подозрительная тишина, ни шороха, ни малейшего движения… Так и есть, Бо в ящике не было! Как не пришло мне в голову, что она сумеет проползти в щель между досками! А может, у нее хватило силенок приподнять крышку?

Матросы по моему распоряжению обыскали все закоулки шхуны — ничего. И тут я сообразил, что змеи отлично плавают…

Я заторопился, прыгнул в лодку, прихватив с собой Дона. В лодке лежало ружье и сумка с патронами. Это хорошо. Причалив к берегу, мы двинулись к дому Грейвса самым коротким, хоть и опасным, путем — через заросли травы. Шагов через двести или триста, я почувствовал, что Дон беспокоится. Он напрягся, низко опустил морду, обнюхивая каждый бугорок, каждую выбоинку.

— Молодец, Дон! — похвалил я. — Молодец, ищи, ищи, постарайся найти эту тварь.

Луна выплыла из облаков и залила все окрест серебристым таинственным светом. Я увидел на крыльце дома Грейвса два четких силуэта. Только я собрался окликнуть его и предупредить об опасности, как ночную тишину разорвал крик испуга и боли. У меня даже в ушах зазвенело. В ту же секунду Грейвс подхватил на руки свою молодую жену…

Со всех ног я бросился к ним. Когда я очутился на месте происшествия, миссис Грейвс уже успокоилась. Она сидела на ступеньке, опершись спиной о перила. В темноте кухни телеграфист дрожащими руками старался зажечь лампу и поставить на очаг таз с водой. Я без церемонии разорвал на укушенной ноге чулок. То место, чуть выше щиколотки, куда вонзились ядовитые зубки Бо, уже распухло и побелело. Скальпелем я сделал глубокий крестообразный надрез, кровь залила мне руки, а миссис Грейвс, закусив губу, твердила: «Очень хорошо, очень хорошо. Не обращайте на меня внимания, делайте, что надо…».

Дон рыча бросался то в одну сторону, то в другую, до предела натягивая поводок, который я привязал к перилам.

Закончив обработку раны, я повернулся к Грейвсу:

— Если вашей жене вдруг станет плохо, заставьте ее выпить стаканчик коньяку или виски. Ничего страшного. Все сделано вовремя, я уверен. Да, вот еще что. Ради бога, не говорите ей, кто и почему ее укусил.

В этот момент Дон освободился от поводка и понесся по песчаной тропинке, ярко освещенной лунным светом. Еле поспевая за ним, я кинулся вслед и разглядел на песке следы крошечных босых ног.

— Ищи, Дон, ищи как следует, — подзадоривал я. Вдруг Дон словно наткнулся на что-то. Тропинка уходила в заросли травы, и он остановился как вкопанный. Корпус напрягся, правая лапа поднялась, хвост вытянулся струной. Это была классическая охотничья стойка.

— Спокойно, Дон, спокойно! Не торопись. Действуй наверняка!

Я взял ружье наизготовку и застыл в ожидании…

— Как самочувствие вашей супруги?

— Пожалуй, ей много лучше. Между прочим, я слышал, как вы пальнули из двух стволов. Ну и как, удачные были выстрелы?

Gouverneur Morris. "Back There in the Grass", 1911.

Первая публикация в журнале "Collier's", 16 декабря, 1911 г.

Публикация на русском в журнале «Азия и Африка сегодня», № 5, 1991 г.

Перевел с английского Ю. КУЗНЕЦОВ