Полигон: простые желания

ВОДНАЯ ПРОГУЛКА

Утром, проснувшись и позавтракав за шесть долларов, мы отправились к морю за катером. В меню значился еще какой-то «континентальный» завтрак за четыре пятьдесят, но я не стал экспериментировать.

Возле отеля нас поджидал молодой человек весьма живописной внешности. Одежда его состояла из саронга — цветной тряпки, служившей ему набедренной повязкой — и черной шапочки, напоминающей горшок для цветов. Андрей мне уже объяснил, что каждая группа аборигенов имеет какой-то отличительный знак. Например, полосатая «пижама» у мужчин говорит об их китайском происхождении.

Головной убор юноши свидетельствовал о том, что он мусульманин.

— Туан хотел катер? — обратился он к нам на ломаном английском. К сожалению, я его знал не лучше туземца и переспросил:

— Туан? Что есть туан?

Абориген ткнул пальцем в меня и сказал: «Туан». Потом повторил жест в сторону Андрея: «Туан». Немного подумав, он сообщил с гордым видом: «Господин». И продолжил:

— Туан-туан хочет плавать? Помаса вас катай. Десять долларов час.

— Чего? — я обалдел от такой наглости. — У вас, между прочим, в ходу рупии.

— Рупии? — Помаса хитро улыбнулся. — Рупии — да. Конечно, рупии. Только катер — нет.

— Вот сукин сын, совсем как у нас в России. Есть вещи, которые можно купить только за доллары, — улыбнулся в ответ Андрей и помахал перед носом туземца стодолларовой купюрой. — Доллар — да.

— Тогда катер — да и девочки — да. Десять в час, — просиял загрустивший уже Помаса и ткнул пальцем в сторону двух фигур, стоявших метрах в ста, в стороне пляжа.

— Какие еще девочки? — зашипел я по-русски на Андрея. — Кто мне говорил, что мы тут на работе?

— Это наш индикатор опасности. Не мешай. Сейчас самый ответственный момент, — также прошипел он.

— Туан не волноваться. Девочки хорошо. Буги, — Помаса сделал жест руками, который я расценил как танцевальный.

— Так они еще и танцевать собираются? — взорвался я. — Тоже мне, работяга. Не перетрудись. Особенно ночью.

— А я говорю, не мешай. Буги — это не танец, а их национальность. Это местные проститутки, но предаваться любовным утехам я не собираюсь и тебе не советую. Ты даже не можешь представить всего списка здешних болячек.

— Тогда на кой черт они тебе сдались? — недоуменно спросил я.

— Для безопасности, — рявкнул Андрей и, перейдя на английский, обратился к Помасе: — Друг не соглашается. Говорит — дорого. Три доллара, и ездим целый день. И завтра.

— Много времени — много денег, — покивал абориген. — Но такой скромный девочки будет обидно услаждать такой хороший туан-туан меньше, чем за восемь долларов.

Я решил подыграть и, замотав головой, сказал по-русски, что я ни фига не понял, но пусть Андрей ведет дело так, как сочтет нужным. Со стороны могло показаться, что я опять недоволен, а мой спутник пытается меня уломать.

— Мой друг говорит, что твои скромницы за три доллара обслужат, не поперхнувшись, весь наш отель. Но я человек щедрый, да и тебе нужно что-то заработать. Четыре доллара.

От напряжения шапочка Помасы съехала на затылок. И он сделал последний ход:

— Бензин — дорого. Ремонт — дорого. Девушка — самый хорошие. Шесть долларов.

— Пять, — отрезал Андрей. — И катаемся три дня.

— Деньги сначала, — сдался туземец и, получив от Андрея несколько банкнот, махнул рукой девушкам.

Маса и Кумати, так звали девушек, были одеты в такие же, как у Помасы, саронги, но коричневого цвета, и национальные блузки с длинным рукавом «кебайи». Специальные сеточки придерживали черные копны волос, а узкие миндалевидные глаза профессионально не содержали мысли. Широкие скулы и широкие носы не улучшали экстерьер, но в целом наши подружки производили неплохое впечатление, разумеется, с учетом того, что приезжих «туан-туан» потянуло на экзотику.

На небольшой дощатой пристани нас поджидал вполне солидный катер. Не тратя времени, вся троица прыгнула в него и выжидательно покосилась на нас, как бы говоря: «Нам заплачено, и мы знаем цену времени».

— Куда ехать? — спросил наш капитан, как только мы перелезли по сходням, оказавшимися весьма ненадежными, на борт.

— Мы хотим осмотреть маленькие острова, где никто не живет, — дал команду Андрей.

— О, дикий пляж? — Помаса подмигнул. — Я понимать.

— Я сказал — остров, а не пляж. И если на нем будет кто-то жить, завтра поедем без девочек. Теперь понимать? — рявкнул лейтенант.

— Зачем? — глаза нашего капитана округлились. — Дикий пляж, хорошая девочка. Понимать. Помаса не мешать. Гулять в море. Тут есть остров с такой пляж. Потом можно смотреть на танец солнца. Много туземец плясать всего за двадцать доллар.

— Спекулянт хренов, — выругался мой партнер.

— Я смотреть остров, — вставился я. — Пробовать песок. Трогать пальма. Если я и он говорить «да» — ты получать еще сто доллар. Если или я, или он говорить «нет» — мы искать другой катер. Понимать?

— Понимать, — задумчиво проговорил Помаса. — А девочка зачем?

— Песок пробовать. Танцевать голый на берег. Кричать «и-го-го». Вить гирлянда и пугать птица. Не твое собачье дело, зачем мне девочка, — процедил я сквозь зубы. — Мы плыть?

— Плыть-плыть. Туан называть Помаса — собака. Туан злится. Не надо. Красивый остров без людей. Больше ничего туан не смотреть. Если Помаса показать, что нужно, получать еще сто долларов.

Катер взревел и, разбрасывая в стороны белую пену, помчался прочь от берега.

— Ну ты даешь! — восхищенно заметил лейтенант. — Как это ты умудрился добиться от него результата двумя фразами?

— Алгоритм просчитал, — рассмеялся я и пояснил: — Мы у него не первые. Скорее всего, даже не из первой сотни. Желания у всех почти одинаковые, а мы не соответствуем. И пока он не поймет, что нам нужно, он будет изводить нас предложениями. Потом я перешел на его язык — полсотни слов без времен и падежей — и показал, что у нас обширная программа с девочками. Кроме того, мы редкие придурки и требуем полной анонимности под страхом ста долларов. Такой разговор для него понятен, и он отцепился.

— Это кто там у нас работать собрался? — не удержался Андрей. Поделись опытом, как девочкой можно песок проверять? Ты их, часом, не забивать собрался?

— Смейся, смейся, Джеймс Бонд. Хотя лучше держи в голове путь от пристани до отеля, а то опять дороги не найдем.

Девочки сидели тихо, а мы так и препирались некоторое время, пока нам не надоело.

— Вот. Остров, пляж, никто не живет, — указывая на возникшую на горизонте полосу растительности, закричал наш капитан.

— Большой, — возразил Андрей. — Надо меньше.

— Меньше? — удивился Помаса. — Будет меньше.

Катер развернулся, и снова впереди нас возникла бескрайняя гладь океана. Следующие три острова Андрей тоже забраковал, и только на пятом он согласился высадиться. Время шло к закату, и туземец нервничал, не понимая несговорчивости клиентов. Девочки стали все чаще и чаще оглядываться на нас и о чем-то перешептываться.

И вот, наконец, катер ткнулся носом в песок. Я с удовольствием слез на берег и, чтобы размять ноги, а заодно избавиться от остатков завтрака, побрел в ближайшие заросли.

Когда я вернулся, моему взору открылось незабываемое зрелище. Наш катер бросил якорь в километре от берега, Андрей сидел на песке и обреченно наблюдал за нашими подружками. Достаточно и того, что девушки сбросили с себя всю одежду и щеголяли в чем мать родила. Но, в дополнение к этому, они чутко откликнулись на «пожелания клиентов». Маса, бегая по берегу, срывала орхидеи и плела что-то непонятное, а Кумати, вихляя бедрами и тряся грудью, выплясывала что-то несусветное. Причем обе девушки периодически выкрикивали «и-го-го». Вид у всей этой вакханалии был настолько дикий, что я не удержался и стал ржать, невольно подражая выкрикам подружек.

— Что? Тащишься, сволочь? — зло просипел лейтенант. — Ты этого хотел? и вдруг стал тоже истерически ржать. Увидев нашу реакцию, Кумати что-то крикнула, и показатель буйства был поднят еще на несколько градусов. Вскоре мы уже не могли смеяться. Мы глупо лыбились, тихонечко поскуливали и периодически повторяли «и-го-го».

Через час, так и не осмотрев острова, мы помахали Помасе и, абсолютно обалдевшие, с гирляндами цветов на шее, были усажены в катер и отвезены к гостинице.

К берегу мы подплывали в глубокой темноте, что нисколько не озадачило проныру-туземца. Высадив нас и договорившись на завтра, он завел мотор и растворился в ночи.

Как я добрался до кровати, я не помню. Уже засыпая, я спросил у Андрея:

— Ну, и что ты скажешь насчет острова?

— И-го-го, — многозначительно откликнулся тот. Видимо, он хотел сказать, что мы видели еще недостаточно для принятия решения, и все ответы мы получим завтра, после подробного исследования острова. Вот только сил на такие длинные фразы не оставалось ни у него, ни у меня, и с чувством выполненного долга мы заснули.

Пробуждение нельзя было назвать приятным. В дверь номера кто-то лупил кулаком. Я спросонья подскочил к двери и открыл, прежде чем лейтенант издал предостерегающий возглас.

В следующую секунду в номере оказалось несколько здоровенных амбалов в странной форме, а мы (я — сразу, Андрей — после непродолжительного сопротивления) оказались прижаты к полу, и на наших запястьях защелкнулись наручники. Потом так же быстро нас выволокли в пустой холл, затем на улицу, где и затолкали на заднее сидение громоздкого джипа непонятной марки.

— Где коробка? — прошептал Андрей, за что был удостоен сильным ударом в лицо и злобным окриком: «Шат ап!»

Мое знание английского подсказало мне, что наш собеседник очень расстроен. Вот только чем мы умудрились обидеть этого хорошего человека, чтобы он попросил моего друга заткнуться, если до сих пор мы не имели чести быть ему представленными? А еще я заметил, что мои мысли приобрели шутливый тон, что лучше других индикаторов показывало — мы влипли.

Через четверть часа езды мы оказались в каком-то кабинете, где из-за своего стола на нас взирал толстый дядька. По количеству железяк у него на погонах я сделал вывод, что он тут старший.

И именно в этот миг для меня настала минута просветления. Над головой гориллы в мундире висела скромная табличка «Служба иммиграционного контроля».

Проверка документов, — с облегчением подумал я и обомлел. Каких документов? У нас же нет никаких документов! Пока я дурел от местной экзотики, Андрей взялся организовывать наше поселение в отель. Значит, взятка. Но взятки — обычное дело, так что же произошло? Не эта ли участь постигла и Луизу? Нет. Когда мы отправляли ее «за островом», этот вопрос обсуждался, и она сказала, что ее итальянский паспорт действует на территории Индонезии, причем она имеет право безвизового въезда. Ну ладно. Посмотрим, как будут развиваться события.

Мы сидели, пристегнутые наручниками к спинкам стульев, которые, в свою очередь, были привинчены к полу. Наша одежда состояла из трусов у Андрея и легких белых брюк у меня. Накануне я так хотел спать, что свалился прямо в чем стоял. Я хотел полежать и покурить перед сном, но весь дурдом с плясками на пляже и «и-го-го» меня настолько вымотал, что я не заметил, как заснул. Именно поэтому я был в сандалиях и носках, в отличие от лейтенанта. Благо, простуда нам не угрожала — на улице по-прежнему было около тридцати градусов. Хорошо все-таки в тропиках. Колебание температуры в разное время суток составляет три-пять градусов, а в течение года — до десяти.

— Кто вы такие? — наконец родилось из толстых губ начальника.

— Туристы, — Андрей говорил спокойно и даже с легким вызовом. Он изображал оскорбленного гостя острова, которого обвинили в провозе ядерной боеголовки.

— Документы? — потребовал горилла и протянул лапу. Потом, как бы вдруг увидев на нас наручники, осклабился: — Нет у вас документов. Мы обыскали ваш номер и ничего даже отдаленно напоминающего паспорта не нашли. Так кто вы?

Андрей с презрением пожал плечами и отвернулся. Мне оставалось проделать то же. От такой наглости толстопузик резко покраснел и, подскочив, начал орать:

— Вы тут совсем оборзели! Скажите спасибо, что сейчас не девяносто седьмой год и страна живет по идиотским законам Гас Дура, а то бы я живо вас к стенке поставил. Морды они воротят, видишь ли!

— Насколько я понял, вы недовольны политикой Гас Дура? — ехидно переспросил я. Зная вояк как таковых, я догадывался, что возмущение существующим строем никогда не поощрялось. — А кто этот хороший человек?

— Абдурахман Вахид, в народе — Гас Дур. Президент, — дал справку Андрей. И подлил масла в огонь:

— У вас демократичная страна, а мы иностранные туристы. Почему два студента не имеют право…

Конец фразы потонул в реве полисмена:

— Студенты-ы-ы-ы?!! Да я бы вас собственными руками… У нас своих умников хватает… забастовки устраивать[4]… понаехали тут… еще и из-за границы!!! Так вот какие вы туристы!!!

— Насколько я понял, ты хотел его разозлить. Считай, я помог. Что дальше? — спросил Андрей по-русски, когда наш собеседник устал кричать и сделал перерыв, чтобы набрать воздуха.

— Закрой рот, быдло! — заорал я на него вместо ответа Андрею. — Не тебе хамить коммунисту из России! ЗАТ-КНУТЬ-СЯ, Я СКАЗАЛ!!!

После этого я добавил несколько слов на русском, которые не вошли ни в один словарь, зато знакомы по всему миру.

Как ни странно, наш оппонент заткнулся. Конечно, не оттого, что испугался Коммунистической Партии, ныне уже не такой сильной, и далеко не единственной и благостной. Скорее, он был поражен наглостью: на его острове, в его кабинете ему приказывал заткнуться его идеологический враг. Было похоже, что он сейчас лопнет.

Наконец толстопузик соизволил выкатиться из-за стола, и я получил весьма сильную затрещину. Я по-прежнему оставался прикованным к стулу и на пол не упал. Видимо, такой результат его не устроил, и он приказал появившимся на крик двоим полисменам меня отстегнуть.

Не дожидаясь, пока меня примутся бить, я истошно заорал, что, дескать, у нас пропал третий член делегации — женщина по имени Луиза, а они, вместо того, чтобы ее искать, издеваются над ни в чем не повинными иностранцами.

Мой вопль произвел интересный результат. Наш милый собеседник повременил с ударом и прошипел:

— Теперь мне понятно, кто вы такие! Ваша Луиза отправлена в Джакарту. Там ее будут судить за подрывную деятельность и провоз на территорию государства крупной суммы валюты. Лет десять ей обеспечено. То же ждет и вас, грамотеи!

Высказав все это, он таки заехал мне похожим на кувалду кулаком в живот. Видимо, этот сценарий имел тут популярность, поскольку полисмены, держащие меня за локти, не сговариваясь, разжали свои лапы как раз в момент удара.

Я согнулся и, отлетев в угол, оказался на коленях. Похоже, в этой позе было что-то, тешившее взор защитника границ, поскольку он улыбнулся почти по-отечески и шагнул ко мне.

После стимуляции моего желудка таким варварским способом дышалось мне с трудом, и я продолжал вытирать белыми штанами грязный пол. В данный момент меня интересовало только одно: смогу ли я дотянуться скованными за спиной руками до коробочки, которую я вчера благоразумно вынул из ячейки на поясе и засунул в левый носок.

Я смог.