Полигон

Интерлюдия 2. Сандрино

С самого утра Сандрино как на иголках, он внедрил киллера в Чистилище, где проходил отбор неугодный боссу Тальпаллис, и к вечеру должен быть результат. Полдень. Ясно, что еще рано, но все равно он места себе не находит.

Иллона работала чисто, у нее еще не было осечек, и разумом Сандрино был уверен в ней, но интуиция подсказывала: с Тальпаллисом что-то не то, он опасен. Иначе почему одно его существование так задело босса, самого Гамилькара Боэтарха? Вряд ли он пересекался с жителем второго уровня.

Хотя и с долбанным Боэтархом что-то не то. Раньше он гонял по делам, развлечениям и бабам, теперь же отирается возле жрецов. Точнее, они отираются вокруг него. Возвращается он все больше дерганный, и непонятно, чего от него ждать. То наорет ни с чего, то закроется в каюте и молчит. И ни разу не просил отвезти его домой.

Стало происходить что-то странное: стоило Боэтарху появиться, и Сандрино ощущал неприятный холодок внизу живота, тяжесть и неотвратимость, и волосы поднимались дыбом — так зверь чувствует более сильного хищника. Сандрино уговаривал себя, что он просто нервничает, что не ликвидирует Тальпаллиса в срок. Да и всегда есть вероятность, что босс забудет о Тальпаллисе, — что ему какой-то червь со второго уровня? Он решает дела государственной важности. Но Сандрино привык рассчитывать на худшее.

Он нутром чуял связь между Тальпаллисом и тем, что творится с боссом, но не мог ухватить суть. Одно понятно: это вещи одного порядка, причем в преддверии чего-то темного, липкого, с привкусом крови.

Возможно, босс чует в Тальпаллисе опасность и старается ее устранить превентивно его, Сандрино, руками. На случай, если Иллона провалит дело, он приготовился бежать на первый уровень, удается же там скрываться долбанным трикстерам и другим гемодам!

Но пока есть надежда, что все сложится в его пользу. Сендрино сидит в массажном кресле яхты Тау-«Фламинго», пьет натуральный свежевыжатый апельсиновый сок и наслаждается вибрациями, расслабляющими задеревеневшие плечи.

Боэтарх должен пробыть на заседании до вечера, а за это время станет ясно, получилось ли у Иллоны. Не в силах расслабиться, Сандрино включает то самое шоу, куда заявился Тальпаллис. Можно выбрать два режима трансляции: «Бои», «Чистилище».

Сандрино выбирает бои, но они кажутся ему скучными, и он переключается на «Чистилище», где комментаторша с горящими глазами обещает нечто неописуемо-острое. Она аж слюной захлебывается, как зверь, вгрызающийся в плоть — кровью жертвы. Ее азарт передается Сандрино, он полностью разворачивает кресло к экрану…

Пока ничего особенного: в каком-то кабинете идет перестрелка, мечутся, визжат женщины, кто в кого стреляет, не разобрать. А потом мелькает Иллона, камера переключается на… Тальпаллиса, который набрасывается на нее.

Сандрино вскакивает, пинает кресло. Отлетев, оно переворачивается. Массажеры не выключаются, и оно, жужжа, ползет по полу.

Как? Каким образом он ее вычислил? Раз действие в кабинете, где она должна работать под прикрытием, значит, это не покушение не удалось, а Тальпаллис сработал на опережение. Но как??? Он читает будущее? Но это доступно лишь жрецам…

Если Иллона не примет яд, и ее допросят…

Однозначно надо валить! Собранная сумка уже ждала в шкафу. План отступления Сандрино проработал заранее. Схватив сумку, он кидается к панели управления, чтобы открыть люк…

«В доступе отказано».

Твою мать! Он пытается перезагрузить систему: «В доступе отказано». Взгляд останавливается на иллюминаторе. Сандрино повезло: модификацию прошла только его мышечная ткань, теперь он намного сильнее любого и внешне не отличается от обычного человека. Но хватит ли его силы, чтобы выбить стекло флаера?

Удар — костяшки пронзает боль. Еще удар — на стекле остается кровавый отпечаток. Нет. Все выходы заблокированы. Боэтарх тоже читает будущее или…

Камеры! Ну конечно. Надо было отключить сраные камеры! А теперь поздно.

Как попавший в ловушку зверь, он мечется по салону, то и дело порываясь проверять обшивку на прочность, но останавливает себя. Не хватало еще разнести яхту стоимостью в страшно представить сколько миллионов.

В конце концов он поднимает кресло, усаживается и ждет своей участи. Боэтарх имеет полное право пристрелить его, причем безнаказанно: гемоды подлежат уничтожению, у них нет души, права на жизнь они не имеют.

Но если нет души, отчего же так отчаянно не хочется подыхать?

Ожидание Сандрино длилось три часа, за это время он передумал сотни мыслей, перебрал все возможные варианты развития событий и остановился на том, что собирается продать свою жизнь подороже, плазменный пистолет у него есть, огнестрел — тоже. Лучше сдохнуть в бою, чем быть бараном на заклании.

Когда с легким вздохом открываются створки люка, впуская хозяина яхты, Сандрино собирается метнуться в соседний отсек и открыть огонь из укрытия, но ноги и руки отказываются ему повиноваться. Что происходит? Ладонь чувствует сталь пистолета, затылок — мягкую спинку кресла, но тело неподвижно. Объятый паникой разум мечется внутри, не в силах выплеснуть отчаянье даже криком.

Боэтарх шагает в середину салона, чтобы возвышаться над Сандрино, и снова появляется знакомый холодок.

— Пристрелить меня хотел, Сандро? — усмехается он. — После всего, что я для тебя сделал? Говори!

И Сандрино говорит, но не то, что хочет, а то, что в мыслях:

— Я благодарен тебе, что выкупил меня, дал работу и еду. Но ты ведь не для меня это делал, а для себя, потому что я тебе выгоден. Понимаешь, я ведь жить люблю.

Босс вытаскивает припрятанную сумку Сандрино.

— Ты честен, потому еще жив. Я поручил тебе задание… Элементарное задание! А ты его провалил два раза подряд. И как мне теперь тебе доверять? Как поручать что бы то ни было, зная, что важное дело может быть провалено?

Он достает пистолет. Обычный огнестрел, взводит курок, целит в голову. И Сандрино продолжает подписывать себе смертный приговор:

— Я нанял надежного человека, через надежного человека внедрил киллера в Чистилище, но Тальпаллис как-то вычислил ее! Это Иллона. Она безупречный профи, ты же ее знаешь. Она приняла яд, все концы в воду.

— Вычислил во второй раз, — кивает Боэтарх.

— Так не должно быть. Я сделал все возможное, схема не давала осечек! С ним что-то не так… Как и с тобой. Вот что ты со мной сделал? Как?

Боэтарх опускает голову, задумавшись.

— И ты не врешь, потому останешься жить. Но ты провалил задание. И что делать?

Сандрино молчит, Боэтарх тоже. Наконец щелкает пальцами.

— Я не буду тебя убивать. На Полигоне живут вооруженные гемоды, которые ночами совершенно легально отстреливают участников — чтобы придать шоу остроты. Ты отправишься на Полигон к ним, найдешь Тальпаллиса и прикончишь, оружие даст тебе огромное преимущество. Я пытался выкупить его жизнь у Эйзера Гискона, но он уперся, полагаю, чтобы было как угодно, лишь бы не так, как надо мне.

— Сдался тебе тот Тальпаллис!

— А уж это мне решать, — хищно улыбается Боэтарх. — Полетишь на Полигон, и если прикончишь его — вернешься на службу. Если нет… — Он разводит руками.

— Не понимаю, на хрена тебе этот червь…

— Заткнись.

И Сандрино затыкается, и молчит все время, пока его неподвижное тело грузят во флаер и везут куда-то в пустыню, где развернется действо кровавого реалити-шоу. Долгих два часа (или целую вечность) он гоняет по кругу мысли: что за силу обрел Боэтарх, раз смог одним желанием обездвижить его? И не почуял ли он угрозу в Тальпаллисе, который тоже наверняка с похожим сюрпризом? И почему, имея такую силу, босс не повлиял на Эйзера Гискона, хозяина треклятого шоу?

Подвижность возвращается, когда в иллюминаторе становятся видны очертания округлой хижины, обнесенной каменным забором. Хижина находится на относительно ровной площадке между двумя невысокими холмами. Во дворе угадывается колодец, пара чахлых деревьев, нечто похожее на виселицу. Два силуэта стоят, запрокинув головы: один повыше, другой пониже.

Соплеменники Сандрино. Гемоды. Цирковые уродцы, развлекающие толпу и тем зарабатывающие право быть.

Флаер приземляется на площадку перед забором. Люк открывается, и в салон врывается обжигающий пустынный ветер, аж во рту пересыхает.

— На выход, — командует пилот, а один из четверки сопровождающих пододвигает к Сандрино пластиковый ящик.

— Там оружие, одежда жратва. Пошел!

Сандрино, не привыкшему к такому обращению, хочется разорвать хама на куски, но он вовремя спохватывается. Он — гемод, а значит либо лабораторная крыса, либо чей-то раб, либо труп. Ухватив ящик, Сандрино топает к выходу и, едва его ноги касаются земли, флаер взлетает, взметнув облако рыжей пыли.

А когда она оседает, проявляется топающий навстречу силуэт — тот самый бородач, замотанный с головы до ног, одна морда торчит — загорела, иссушенная солнцем, морщинистая.

Рука у него, пожимаемая Сандрино, как наждачка, ногти черные, кривые.

— Я Фобос, — скаля щербатые зубы, представляется он, от него разит тухляком и кислятиной, еще бы, мыться-то тут нечем. — А ты чего такой белый? Из тебя снеговика делали, что ли? Гы-гы. Или этого… ну, зверя. Белого мед-медя. И глаза красные! Себе такие хочу, шоб злей казаться! И лысый, прям наш ящер! Два яйца-близнеца.

И как им объяснить, что и среди обычных людей встречаются альбиносы? Рогоча с дебильной шутки, Фобос топает к распахнутым воротам и бормочет без умолку:

— Новенький! Пожрать принес. А то жрать тут особо нечего, новое мясо еще не запустили.

— Что?

— В ящичке-то у тебя, поди, деликатес! Мы раньше жили в лесу, ну, где предыдущее шоу было, а теперь нас сюда перевезли. Ну и пердь, всем пердям пердь! Печет, как на сковородке. Баба наша чуть не сдохла, пришлось в подвал ее переселять.

Чем дальше, тем больше происходящее напоминает Сандрино горячечный сон. Всегда острый на язык, он не находит слов.

— У вас и баба есть?

— Ну а чего б не быть? Без бабы оно тяжко. Эти дуры ж тоже на Погигон прутся, вот мы и поймали одну. Говорят, теперь еще будет, а то эта совсем испортилась после родов, и опять брюхатая.

Хихикая, он потирает руки, как лапки — огромная муха на куче дерьма, и продолжает, останавливаясь в проеме металлических ворот:

— Сказали, валить каждую ночь не больше двух рыл на каждого. Послезавтра уже запустят!

Похоже, ему нравится убивать. Эдакий бешеный пес. Сандрино шагает за ним и оказывается во дворе, где его встречает гемод, каким он должен быть в представлении нормального человека: чешуйчатый, безволосый, безгубый.

Коротышка резво семенит к Сандрино, здоровается, его рука, если не считать чешуи, вполне человеческая: пять пальцев, ногти, а не когти, вот только чуть более прохладная.

— Я — Деймос, — говорит он, слегка шепелявя, из-за чего «с» больше походит на «ф». — Новенький! Хорофо. Новенький расскажет про больфой мир.

«И мозгов, как у ящерицы», — думает Сандрино, ставит ящик, открывает… и на него тотчас налетают гемоды, расшвыривают вещи и патроны, чтобы добраться до еды. Бородатый Фобос одной рукой держит хлеб и сразу же его грызет, второй перебирает банки консервов, откладывает себе бобы и горох.

Оставляя ящик на разграбление, Сандрино идет осматривать дом — круглый, как перевернутый казан. Чтобы войти в дверной проем, приходится пригибаться, да и внутри макушка чиркает по потолку. Прямо в середине хижины — узкий лаз, ведущий вниз, а по обе стороны от него — сваленные кучей шкуры и вонючие тряпки, где эти двое, очевидно, спят. Как животные, в собственном дерьме. Как их еще не завалили участники шоу?

Мелькает мысль, что и он таким станет лет через несколько, и впервые Сандрино уверен, что смерть лучше такой жизни.

В подполе тоже низко, но тут живительная прохлада. Только Сандрино думает, что можно здесь обосноваться, как в темноте коридора лязгает цепь. Включив фонарик, Сандрино идет на звук, шарит лучом фонарика по извилистому проходу, выхватывает груду лохмотьев, которая, громыхая цепью, жмется к стене. Луч поднимается выше…

Женщина. Пакля спутанных волос, грязные потеки на щеках, половины зубов нет — то ли выбили, то ли выпали от недоедания. Под кожей просвечиваются кости, в глазах — безумие. И вонь. Нестерпимая вонь немытого тела и дерьма.

Развернувшись, Сандрино шагает прочь. Ему хочется добить это существо, чтоб больше не мучалось, а потом выпотрошить гемодов, потому что такое жить не должно.

Выскочив на поверхность, он меряет шагами двор, пинает попавшуюся кость… Наклоняется. Поднимает ее и поджимает губы. Малая берцовая человеческая кость. Но ничего, он завалит Тальпаллиса и улетит отсюда. В конце концов у него есть дробовик.

И забудет этих двух уродов как страшный сон.