Полёт Ястреба

Глава 11. Туннель

«Ничего не понимаю», — в который раз твердил я себе, глядя на мерцающий космос, окружающий наш маленький кораблик. С момента нашего вылета прошло часа два, а мне казалось, что целая вечность. Чувство неопределённости терзало мою душу. То же можно было сказать и об остальных членах нашей группы. Все мы являлись в какой-то степени дезертирами, и это не могло сказываться на настроении. Наверное, единственным довольным человеком на борту являлся Александр Николаевич Белоусов — он не испытывал никаких угрызений совести. По правде говоря, я считал, что её у него попросту нет. Ну, ещё можно выделить Манулова, который, как всегда, был мрачен. В этом он был постоянен как закон Ньютона.

Старт наш оказался совсем не таким, каким мы предполагали. Когда я вбежал на борт, Белоусов тратил своё красноречие, чтобы убедить Северина немедленно задраить шлюзы. Капитан, конечно, игнорировал все его доводы, а затем и угрозы, поэтому всё произошло именно так, как и задумывалось. Когда мы вылетали, над нами висела туша каргонского крейсера. У меня всё сжалось внутри от осознания той силы, которая находится прямо над нами. Страшно подумать, что бы случилось с нами, заметь бы он нас, но разведчик юрко проскользнул мимо. Не знаю, как удалось это сделать нашему пилоту, хотя, очевидно, не обошлось без сложностей, ведь я видел, насколько Мирослав был напряжён. А дальше случилось нечто странное. Только позже я понял, что Молния начала действовать. «Звёздный Ястреб» в одно мгновение оказался далеко позади, но в то же время ускорение отсутствовало, о чём сообщили показания гравикомпенсаторов. Затем был второй прыжок, который не кончился и до сих пор…

Молния шла впереди на небольшом удалении от носа бота. Единственное, что говорило о движении, было мерцание света по краям «туннеля». Иначе я просто не могу назвать то, в чём мы летели. Кто знает, почему она совершила столь странный поступок и куда нас ведёт. И, как выяснилось недавно, разведчик не поддавался управлению — Молния крепко держала нас в невидимых объятиях.

Пилот и капитан сменяли друг друга по посту. Сейчас в кабине рядом со мной находился Мирослав. Работая, мы с ним переговаривались по всяким пустякам. Из всех людей он почему-то мне был наиболее симпатичен. Наверное, потому что не начальник и просто отличался от мрачного бортинженера и мнящего о себе не бог весть что археолога.

Дверь открыла проём, и на пороге появился Северин.

— Ну что там с Ястребом? — спросил он.

— Пока ничего, ещё не скоро, — отозвался я.

— Отвлекись ненадолго. Нужно поговорить… Мирослав, не закрывай пока дверь.

Капитан вышел, и я следом за ним. В небольшой кают-компании собрались все остальные: Белоусов и Манулов. Северин попросил меня сесть.

— Итак, предлагаю обсудить сложившееся положение, — сказал Алексей Васильевич. — Что мы имеем? Артефакт преследует неизвестные нам цели и на наши запросы не отвечает. Корабль неуправляем, а искин пока ещё не запущен.

Я смутился: его слова прозвучали так, словно я был в этом виноват.

— Я считаю, что нам надо ждать, — вставил Белоусов. Я посмотрел на него.

— Теперь о хорошем, — Северин словно бы и не заметил реплики археолога, — ресурсов у нас предостаточно, генератор работает в штатном режиме, запасов еды у нас на полгода. В общем, есть все шансы протянуть довольно долго, если путешествие затянется.

Я всё-таки надеялся, что оно продлится недолго, а то мы скорее с ума сойдём, нежели чем кончатся запасы — невесёлая перспектива.

— Ещё информация к размышлению, — продолжал Северин. — Сканеры подтвердили наличие поблизости каргонского крейсера, однако он не имеет возможности двигаться, как и мы.

— Обстрелять он нас может? — забеспокоился Белоусов.

— Сомневаюсь. Здесь, в этом туннеле, мы и они не можем ничего сделать, однако как только он кончится, может случиться всё, что угодно.

«Из огня да в полымя», — оценил я.

— Это значит, — продолжал Северин, — что «Звёздный Ястреб» и «Непобедимый» имеют шанс на успех против одного сильно повреждённого крейсера и истребителей, если им удастся выбить пехоту. Насколько я знаю, в момент нашего ухода каргонцы не смогли создать преимущество в ближнем бою. Так что обнаружение второго здесь, в туннеле, тоже можно считать хорошей новостью.

«Нет худа без добра», — подумал я и посмотрел на Белоусова. Тот, кажется, так не думал. Что касается меня, то я не ощущал никакой угрозы, и мне было приятно, что археолог боится.

Внезапно внизу раздался странный грохочущий звук, словно кто-то упал, но все прекрасно знали, что никого больше на корабле не было. Напряжение почувствовалось в воздухе. Казалось, атмосфера загустела. Я поймал себя на мысли, что почти не дышу. Может это просто какая-нибудь переборка деформировалась или генератор гравитации выдал локальную флуктуацию? Северин достал из кобуры пистолет, и у меня развеялись всякие сомнения: на корабле находился кто-то ещё. Белоусов, которы й находился ближе всего к выходу, поспешил отойти от двери.

— Манул, пойдём проверим.

Они скрылись. С минуту ничего не происходило, затем раздался грохот. Нет, это был не выстрел, словно какая-то балка грохнулась на пол. Прозвучал голос Северина:

— А ну на пол, живо!

Через минуту в кают-компанию вошёл капитан, за ним следом вели Бернара Проговского, собственной персоной! Ну надо же! Манулов крепко держал того за шиворот, руки преступника были связаны, на лбу виднелась ссадина. Террориста усадили за стол. Бортинженер встал сзади, а Северин сел напротив.

— Кто такой? — спросил он, но задержанный смотрел на меня. Зло смотрел, нехорошо.

— А вон этот знает, — кивнув на меня, сказал он. Алексей Васильевич вопросительно глянул на меня.

— Бернар Эдуардович Проговский. Он склад взорвал.

— И как же ты оказался у нас на борту?

— А вы догадайтесь, — продолжал агрессивно настроенный Проговский.

— Понятно… — со вздохом произнёс Северин. Террорист довольно хмыкнул.

— Выкинуть его за борт? — буднично спросил Манулов. В первый момент мне показалось, что я ослышался.

— Думаю, можно, — так же безразлично ответил капитан, словно говорили об использованном пакетике чая.

— Как?! За что? Почему? Не надо! — заверещал Бернар, но техник схватил того за шкирку. Я в ужасе смотрел на происходящее, не в силах ничего произнести. — Не надо! Я сделаю всё, что хотите?

— Так уж всё? — наконец, отозвался на мольбы Северин.

— Да-да!

— Манул, верни его на место…

Уже присмиревший Проговский грохнулся обратно на стул.

— Продолжим: как ты проник на борт? — повторил вопрос Северин.

— Камеру разбомбили, я и вышел. Никого не было. Думаю: придут каргонцы и убьют. Пробрался к ангару — путь я знаю хорошо. Решил спрятаться в грузовом отсеке. Надеялся, что там меня уж не найдут. Я не знал, куда деваться! Понимаете?..

Он был напуган, да и я, если честно, тоже. Не ожидал от Северина и Манулова такого. А может, они и не собирались его выбрасывать? Конечно, нет, а я-то поверил. И Проговский тоже.

— Манул, что у нас со вторым отсеком?

— Пустует…

— Определи его в туда и организуй каюту. Вернёмся — решат, что с ним делать.

Техник увёл Бернара, и воцарилось молчание. Белоусов стоял в углу, словно наказанный школьник, и о чём-то размышлял. В этой тишине можно было услышать шум его мыслей.

— Алексей Васильевич… — обратился я.

— Да?

— Вы действительно хотели… — я не договорил, не зная, как сказать дальше.

— Нет, не хотел, но и цацкаться с преступником я не собираюсь.

На душе сразу полегчало. Я сел за стол, рядом с капитаном.

— А можно вопрос?

— Да.

— А что, Руслан… он всегда такой мрачный? — задал я вопрос, который уже давно меня мучил, ещё с первого полёта.

— С первого дня. Он был фермером с Проксимы-2. Война началась, когда он поехал в город, каргонцы разбомбили его дом и убили семью, потому он и записался на флот. Это всё, что я знаю. Он предпочитает не говорить об этом. И мы тоже…

Теперь понятно, почему Руслан ушёл, как только заговорили про каргонцев. В глубине души я их тоже ненавидел за жертвы людей, оказавшихся в самом пекле войны. Раньше я пребывал в наивном неведении, думал: может всё обойдётся, и всё ребята вернутся домой. Боже, как я мог быть так наивен?! Бой у Белой-2 развеял все грёзы: теперь и я почувствовал на себе её бремя. Друга я уже потерял. От осознания этой мысли, сделалось невыносимо горько, и хоть я знал его чуть больше месяца, это ничего не меняло. Раньше я грузил себя работой, чтобы не думать об этом, гнал все мысли, а с Мирославом мы этой темы не касались, но теперь нахлынуло. Злость охватила меня. Сейчас я был готов наброситься на первого же попавшегося каргонца и разорвать его в клочья! Да, они в полтора раза выше людей, но ярость придала бы мне сил! И я ничего не мог с собой сделать! Всё уже свершилось.

Я посмотрел на Северина, и по его взгляду понял, что он заметил смену моего настроения. Это было нетрудно: я и сам видел, как сжались мои кулаки. Он, молча, встал и, проходя мимо, похлопал меня по плечу. И я был ему за это безмерно благодарен…

Дверь открылась. Бернар лежал на сымпровизированной койке и даже не отреагировал на моё появление. Думаю, этим он выразил свой протест. Я понимал, что Проговский должен меня ненавидеть, ведь в его глазах я был врагом.

— Я поесть принёс, — почему-то эти слова прозвучали как извинение.

Проговский ничего не ответил. Я поставил поднос с едой на стоящий рядом столик и уже направился к выходу, как он, наконец, ответил:

— Как видишь, все мы пришли к одному, верно?

— Не понял, — я повернулся к нему. Бернар безразлично смотрел вверх.

— Ну, как же, как мы не крутились, оказались в одной небольшой лодке. Что там будет дальше, неизвестно. Погибнем — так вместе, и все наши противоречия уже будут не важны, — ответил он и повторил. — Ни для кого они уже не важны.

— Они важны для нас.

— Верно, нашими поступками, мы оставляем следы в реальности. Если нет, то нас словно бы и не существовало.

— Иногда это шрамы, — заметил я.

— Не самое худшее решение, — он посмотрел на меня, ожидая ответа. Вот чего он хотел этим добиться?

— Но и не самое лучшее, — сказал я и поспешил выйти из каюты.

Подходил к концу первый день нашего вынужденного путешествия. Мы все, кроме Мирослава, находящегося на посту, собрались в небольшой кают-компании поужинать. Несмотря на голод, еда не лезла в глотку. Мрачноватое настроение преобладало за нашим малым столом. Пожалуй, только Белоусов ел с аппетитом.

После ужина я вернулся к работе, но я никак не мог сосредоточиться: на душе по-прежнему скребли кошки. Я никак не мог избавиться от ощущения предательства. Всё-таки совесть — весьма странная штука: карает за то, что ты не со всеми в эти страшные минуты. Наверное, богу или кому-то ещё было угодно, чтобы у нас имелся этот механизм добра и самопожертвования: сделал не так — получи муки совести. Не знаю, может быть, я уже начинаю ударяться в мистику. Порою набегали приступы, в моменты которых мне чудилось будто Димка с укоризной смотрит на меня, говоря: «Да-а… не ожидал я такого от тебя…» Тогда мои кулаки сжимались до хруста. Несмотря на все попытки проконтролировать себя, я даже сломал ручку. Мирослав весьма выразительно посмотрел на меня, но ничего не сказал…

И всё-таки уже глубокой ночью по корабельному времени я закончил и был готов запустить Ястреба, о чём сообщил Северину. Алексей Васильевич в это время сменил на посту Мирослава и ожидал этого момента с нетерпением. Разведчик, наконец, должен был обрести новый разум.

Старт базовых программ прошёл штатно, скрипты отработали, как следует. Я следил за их работой через планшетный ПК.

— Вижу попытки подключения, — сообщил Северин. Действительно, Ястреб проверял периферийные устройства, в том числе и мой наручный коммуникатор, всё остальное для него было пока недоступно: сначала следовало убедиться в адекватности моего «воспитанника».

— Ястреб, ты меня слышишь? — спросил я.

— Согласно гносеологическому принципу непричастности трехзначной логики к конвекционным потокам информации и принимая во внимание принципиальную необратимость многозначной эвристики, можно осмыслить сущность немодального согласия, — прозвучал ответ.

Лицо капитана вытянулось в удивлении, а я застыл, пытаясь понять причины произошедшего сбоя: «Неужели рассыпались логические и семантические связи?!»

— По-моему, связь работает, — заключил Ястреб. — Когда я получу доступ к основным ресурсам?

Мы с капитаном многозначительно переглянулись.

— Никогда так больше не делай! — прокричал я и, в сердцах бросив ПК, рухнул в кресло.

— Я связь проверял. Что происходит? Насколько я понимаю, моя индивидуальность тебя не устраивает, тогда зачем ты скопировал всю информацию?

— Всё в порядке, искин, — ответил за меня Северин. — У всех нервы на пределе. Можешь принять контроль над кораблём?

— Да, но отчеты самодиагностики корабля показывают неполную работоспособность систем.

— Да, нас слегка задело, потеряли несколько сенсоров…

Они продолжили разговор, а я старался успокоиться. Не выходило! Наверное, мне следовало поспать, но работа ещё не завершена. Я подобрал многострадальный планшетный компьютер и вернулся к выполнению своих обязанностей. Я давал доступ Ястребу к новым устройствам и проверял, как срабатывают интерфейсы. Все они были стандартными, но неисповедимы пути электронов — по мне лучше перестраховаться, ведь я ещё ни разу не переносил искин с одного корабля на другой. Я хотел убедиться, что никаких недоразумений не будет и что Ястреб с блеском сыграет свою роль.

Через час в кабину зашёл Мирослав и поинтересовался, как у нас продвигаются дела. Пока они с Севериным обсуждали преимущества нового искина и его шуточку при запуске, я посмотрел на часы и удивился, что вскоре «утро», а значит прошли уже сутки с тех пор, как я на ногах. Осознание этого факта сил не прибавило, скорее наоборот, я почувствовал, что моя чугунная голова готова вот-вот лопнуть. Впрочем, оставалось всего ничего. Я закончил, когда Алексей Васильевич передал пост Мирославу.

Только я поднялся с кресла, как голова закружилась. Я почувствовал, как чья-то рука схватила меня. Неужели я начал падать?! Вот уж не ожидал от себя. Всё-таки Ольга была права: последствия виртуального боя с программами сказывались не самым благоприятным образом…

Утро для меня наступило ближе к вечеру по корабельному времени. Неизвестно, сколько ещё я бы проспал, но в реальность меня вернула сирена тревоги.

Я вскочил на ноги и бросился к кабине. Здесь были все, кроме Манулова. Насколько я знал, по боевому расписанию он должен был сейчас находиться за пультом рельсотронной пушки.

— Что случилось?

— Вышли в обычное пространство, — со странной заторможенностью ответил Северин.

Я взглянул на окружающий нас космос и понял, почему так говорил капитан. Учитывая то, что я ещё не до конца проснулся, увиденное показалось сном. На черном полотне сияли редкие звёзды. Их алмазные огни казались такими бледными, словно они были завешены невидимыми шорами или находились за дымкой.

— Боже, куда нас занесло? — прошептал Мирослав.

Молния по-прежнему двигалась впереди нас. Ей бы адресовать этот вопрос.

— Наблюдаю несколько массивных объектов, — доложил Ястреб.

— Покажи, — скомандовал Северин.

Голограмма развернулась. Глядя на неё, я никак не мог избавиться от мысли, что мы находимся внутри какой-то системы, о чём и сказал Северину.

— Да, похоже на кладбище, — согласился он.

— Опять, — сказал Мирослав и невесело усмехнулся. — Зато Александру Николаевичу раздолье.

— Неудачная шутка, — отозвался мрачный археолог. Мне тоже она показалась неуместной.

Мне даже показалось, что мы вернулись обратно, но поблизости не было ни одного корабля. Две планеты неизменно висели, солнца не было. Я заметил, что руки археолога трясутся, а сам он бледнее мела. Я вспомнил о Земле, и только тогда я понял, что могу попросту никогда не вернуться, затерявшись в глубинах космоса на небольшом кораблике. Знай бы я это, я бы предпочёл погибнуть вместе с рейнджером.

Мы не имели возможности разглядеть планеты поближе — попросту отсутствовал свет, но судя по массе, первая планета была легче Земли примерно на 20 процентов, а вторая раза в четыре. Остальные, если они и были, находились за границами радиуса действия грависенсоров.

— По всей видимости, мы продолжаем двигаться, скорость порядка пяти процентов от световой, — заметил капитан.

— Ускорение около ста G, — добавил пилот.

— Гравикомпенсаторы выдержат? — спросил Белоусов.

— Должны…

— Ястреб, можешь определить наши координаты? — спросил Северин.

— Попробую, — ответил искин и замолчал. Стало так тихо, что я услышал бормотание археолога. Я прислушался: невероятно, он читал молитву. Никогда бы не думал, что этот человек знает хотя бы одну из них. Меня это так удивило, что я даже позабыл о былых страхах.

— Я не могу определить наши координаты, — доложил Ястреб.

Раздался нервный смешок учёного.

— И надо было переносить искин, чтобы он не мог определить наши координаты, — проворчал он. Я открыл рот, чтобы сказать всё, что о нём думаю, но Ястреб меня опередил:

— Ваши претензии неуместны: если я не имею исходных данных, то, следовательно, и не могу посчитать. И вообще… я здесь не местный.

«Молодец», — мысленно усмехнулся я и услышал голос Мирослава:

— Мы двигаемся к большей планете… сбрасываем скорость.

— А каргонцы? — спросил я.

— Я пока их не вижу.

— Мирослав, давай попробуем отвязаться от артефакта, — сказал Северин и обратился ко мне. — Сядьте в кресла, не хватало ещё, чтобы вас размазало в случае нештатной ситуации.

Я поспешил выполнить приказ. Мне и самому не хотелось блестеть пятном. Впрочем, все попытки сдвинуться хоть на метр относительно Молнии не увенчались успехом, но планета уже была достаточно близко, чтобы видеть её. Ястреб по просьбе Северина сделал приближение и отобразил её на обзорном экране. Из-за смерти солнца разглядеть что-либо не представлялось возможным, хотя мы находились в миллионе километров от планеты — примерно 3 расстояния от Земли до Луны.

— Вижу каргонский крейсер! — прокричал Мирослав, я непроизвольно вжался в кресло: приехали, вот и конечная станция, здесь нас и прихлопнут. — Они нас догоняют…

Внезапно в глаза ударил свет. Я зажмурился, но Ястреб подкорректировал яркость, и теперь уже можно было смотреть. То, что я увидел на обзорном экране, поразило меня ещё больше, чем перелёт по туннелю. Справа от нас ярко горело солнце, а на нас надвигалась совершенно иная планета! Живая, красочная, горящая голубизной океанов и дымкой облаков! Я вспомнил, как покидая Землю, с благоговением вглядывался в бесконечность, сейчас у меня было такое ощущение, что я возвращаюсь обратно. Как она походила на нашу Землю! Оказывается, я, сам того не зная, невероятно скучал по ней. Как такое возможно?!

Планета приближалась, а я всё смотрел на неё как заворожённый, позабыв, что где-то сзади движется крейсер Каргона.

Глава 12. Живая планета

Молния нас всё-таки отпустила, когда до поверхности планеты оставалось считанные тысячи километров, и мы уже не успевали сменить курс. Впрочем, единственным спасением от преследующего противника была возможность затеряться в густых лесах планеты, загадочным образом скрытой от остальной Вселенной. Мирослав подкорректировал курс и сбавлял скорость, чтобы приблизить её к скорости вращения планеты. Молния словно бы и не пыталась уйти от нас и двигалась достаточно медленно, чтобы мы за ней поспевали. Ко мне закралась мысль, что при желании, она бы могла просто исчезнуть с наших глаз, как уже бывало, но по каким-то соображениям не делала этого. К счастью, каргонский крейсер пока не появлялся. Наверное, незримая граница скрывала нас друг от друга, но не было никаких гарантий, что он вот-вот не появится и достаточно близко, чтобы засечь наше местоположение.

Вскоре мы стали сходить в атмосферу. На обзорном экране я видел, как плазма окружила бот. Слегка затрясло, хотя гравикомпенсаторы гасили основную часть перегрузок. Мы садились в центре крупного материка сплошь покрытого лесами. Вот уже я мог разглядеть зелёный ковёр вперемешку с озёрами.

— Каргонцы уже здесь, — сообщил Северин и уточнил. — На орбите.

— Они могут нас засечь? — беспокойно поинтересовался Белоусов.

— Вполне, — ответил капитан.

Разведчик несся с ужасающей скоростью, и, хотя она падала, я понял, что посадка может быть весьма жёсткой, а если притормозить, то это увеличит шанс дать обнаружить себя. Я отбросил «если» и доверился пилоту. Он знает своё дело, и нечего зря нагнетать обстановку.

Северин выбрал средний вариант. Бот скользил на гравитационной подушке над верхушками деревьев так быстро, что я ничего не мог разглядеть в этом мерцании зелёных пятен. Вскоре показалось поле жёлтого цвета, а за ним снова начинался лес. Мирослав затормозил у опушки и, на мгновение зависнув, юркнул под кроны деревьев так резко, что я даже услышал, как ломаются ветви о корпус.

— А пожара не будет?! — испуганно вскрикнул Белоусов.

— Нет, я уже остудил корпус, — ответил Мирослав. — Это же разведчик. Сами должны понимать…

Я вообще-то не совсем понял, но, наверное, имелась стандартная аппаратура для кораблей такого типа.

Внизу слегка стукнуло — мы приземлились.

— Манул, — произнёс Северин в коммуникатор, — проверь как там наш гость.

Я отстегнул ремни. Камеры, установленные на носу корабля, переносили изображение на экран, поэтому пейзаж бы виден, как из окна: густая растительность в виде «папоротников», высокие ветвистые деревья и поле гигантских цветов ярко-жёлтого цвета. Я подошёл к Мирославу, чтобы лучше разглядеть новый окружающий нас мир. Если лес не казался столь необычным, то цветы выглядели весьма странно, но не из-за их размеров. Приглядываясь к стеблям, я заметил весьма странную структуру, напоминающую сетку, словно кто-то обвил их крест-накрест.

— Похоже на Землю, да? — спросил Мирослав.

Трудно было не согласиться, и я попытался понять, почему же здешняя природа так напоминает нашу родную. Насколько я знаю, даже при всей схожести людей и каргонцев, наша флора различалась существенно. Чего только стоят их кламариумы и карзоки с их бегающими шипами…

— Воздух пригоден для дыхания, — сообщил Ястреб. — 77 процентов азота, 22 процент кислорода. Уровень радиации в норме. Свет звезды соответствует солнечному, ультрафиолет и инфракрасные лучи в допустимом диапазоне.

— Идеально, — подвёл итог Северин. Меня почему-то это не удивило.

— Значит, мы можем выйти?

— Я бы не советовал, — ответил капитан. — Возможны опасные вирусы, микроорганизмы.

— Это уж вряд ли. Если Молния привела нас в этот мир и не предупреждает, то логично предположить, что никакой опасности нашему здоровью нет, — высказался Белоусов. — И не можем же мы здесь постоянно сидеть.

— Не можем, зондов у нас нет, — отозвался Северин. — Мы знаем вектор движения Молнии. Ястреб, выведи схему движения…

Над приборной панелью развернулась голограмма, отображающая рельеф местности, над которым висела красная линия. Линия обрывалась на расстоянии 5 километров у гряды холмов, преходящих в горы.

— Ястреб, можешь проанализировать, куда делать Молния? — спросил Алексей Васильевич. — Она залетела в пещеру?

— Причины неизвестны, но перед исчезновением, она висела три секунды, — голограмма пришла в движение и отобразила сказанное искином. — До гор она не долетела.

— Хм… Но всё-таки можно сделать вывод, что она достигла своей цели, — сказал Белоусов.

— Весьма вероятно, — кивнул Северин. — Пока подождём.

— Мы всё равно выйдем рано или поздно, — не согласился Белоусов. И я был с ним солидарен. — Давайте хотя бы осмотримся!

Северин постучал пальцами по приборной панели, обдумывая все аргументы, и сказал:

— Хорошо. Наденем воздушные маски.

— Если здесь есть что-либо опасное, они не помогут, — сказал Белоусов.

— Всё равно, это мера предосторожности. Мирослав, ты здесь за главного. Степанов остаётся. Идём мы с Александром Николаевичем.

Естественно такое заявление вызвало во мне бурю негодования, хотя я понимал, что с его точки зрения такой шаг вполне оправдан, но как я не упрашивал капитана, он не отступил. Но мне так хотелось вступить на эту планету первым! Что это такое? Я был первым уже не раз за последний месяц, и вот меня отодвигают в сторону. Я видел, как Белоусов усмехнулся, посмотрев на меня. Не стоит иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, о чём он подумал: торжество так и светилось в его глазах. Что ж, на этот раз его билет оказался выигрышным и с этим ничего не поделаешь: мне отводилась роль наблюдателя, и я сел рядом с Мирославом.

Вскоре перед носом корабля показались Северин и Белоусов. Они помахали нам руками. В этот момент в кабину вошёл Манулов.

— Первопроходцы, — пояснил Мирослав. Руслан по обыкновению мрачно кивнул.

Капитан направился в сторону цветов, археолог следовал за ним, приглядываясь к растениям и теребя листья. Один даже надорвал и посмотрел на свет. Он с озадаченным видом крутил его достаточно долго, чтобы Северин окликнул его. От меня не укрылось вороватое движение руки, положившей несчастный листок в карман.

«Надо будет напомнить о нём…»

Последующие десять минут я еле вытерпел, ожидая возвращения первопроходцев. Видеосвязи у нас не было, только наручные коммуникаторы. Судя по разговорам, происходило нечто странное: Белоусов постоянно норовил упасть, обо что-нибудь запнуться. С каждым разом обстановка накалялась, и после пяти таких случаев, Северин потерял терпение. Он приказал возвращаться, но тут случилось ещё одно такое происшествие: археолог шлёпнулся на землю, чуть не сорвав маску, и закричал: «Ай, нога, нога!»

— Да что же это такое! — не выдержал Северин.

— Я ногу сломал! — прокричал в ответ Белоусов.

— Ну и дела… — произнёс Мирослав. — Что за бестолочь…

Когда мы их увидели, Белоусов прыгал на одной ноге. Я и Манулов побежали встречать горе-первопроходца. На археолога было больно смотреть: каким-то чудом он умудрился подвернуть лодыжку, а одежда в двух местах оказалась порвана, хотя по объяснению Северина я понял, что ни одно растение не имело колючек или шипов. Учёному колоссально не везло!

— Проклятая планета! — в неистовстве кричал Александр Николаевич и постоянно добавлял какое-нибудь ругательство. Мне хотелось закрыть уши, хотя я понимал, что рычал не от боли, а от обиды.

Пока Манулов прикладывал лёд и делал тугую повязку, я подумал, что в том, что я остался, есть доля провидения. Если бы я пошёл вместе с ними, не факт, что добрался до корабля целым и невредимым. И всё-таки, почему же Белоусов чуть не сломал ногу на ровном месте, а с Севериным ничего такого не происходило? Неужели, действительно всё дело в неуклюжести учёного, но я раньше за ним ничего подобного не замечал. И тут я вспомнил о листике, сорванный археологом.

— Александр Николаевич, а что вы сорвали? Покажите? — напомнил я. Археолог недовольно скривился, но всё-таки достал его из кармана. То, что мы все увидели, немало нас удивило: лист, который недавно цвел яркими красками, покрылся морщинами и скукожился. Новое происшествие заставило замолчать ворчащего археолога.

— Как так… — выразил он всеобще удивление.

Неожиданная догадка посетила меня.

— Кажется, я понимаю, почему так случилось, — сказал я. Все, наконец, оторвались от поблёкшего листочка. — Александр Николаевич сорвал его, и планета ответила.

— Да брось нести чушь, — фыркнул Белоусов и передразнил. — «Наказала»… Что я, ребёнок маленький?

Я лишь пожал плечами, не в силах найти аргументы, но неожиданно меня поддержал Северин.

— А в этом есть свой резон, хотя и звучит неправдоподобно, — задумчиво сказал он. — Растения, как и всё живое, чувствует. Их биополе столь же сильно, как и любого животного. Может, этим они выразили своё возмущение?.. Ястреб, что скажешь, возможно такое?

— У меня нет информации. Я и сам здесь не местный, — ответил искин как всегда в своём репертуаре.

— Значит, необходимо найти местных, если они есть, хотя никаких признаков цивилизации я не заметил, — сказал Северин, и мне почему-то казалось, что за этим дело не станет.

Вскоре мы убедились, что и сутки на планете не сильно отличаются по длине от земных: примерно 25 часов. Час разницы, по сути, оказался несущественным: все мы уже давно выбились из обычного графика.

Полночи я ворочался и никак не мог уснуть. Под утро мне это надоело и чтобы больше не терять время, и я, достав сухой паёк, направился в кабину.

— Не спится? — спросил Мирослав

— Да, а ты что, постоянно на дежурстве? — спросил я, приступив к нехитрому завтраку. — Как не зайду, всегда ты.

— Да нет, Северин первую половину дежурил. У нас длинные вахты, но я уже привык.

— Было движение ночью?

— Да ничего такого особенного. Всё глухо. Странно, я думал, лес будет кишеть живностью, но я даже не заметил ни одной букашки. Такое ощущение, что здесь нет ни зверья, ни птиц… Одна растительность: эти цветы. Странно, но должен же их кто-то опылять…

— Планета растений? — удивился я.

— Кто её знает. Может быть, создатели Молнии и были растениями… разумными. Ты всерьёз думаешь, что Александр Николаевич пострадал из-за сорванного листка?

Я пожал плечам:

— Не знаю… Всё может быть. За последнее время я столько всего видел, что не удивился бы. Хочу прогуляться, — под конец добавил я.

— Я тоже, но не советовал бы.

Я кивнул, хотя отчетливо понимал: если здесь и имеются какие-либо опасные микроорганизмы, то они уже давно внутри корабля. В таком случае, мы уже вряд ли могли помочь себе. И всё-таки мне нестерпимо хотелось выйти наружу. Доев сухой паёк, я снова сообщил об этом Мирославу, не забыв упомянуть и о своих размышлениях.

— Ты фаталист, — ответил Мирослав.

— В таком случае, сидеть здесь и не высовываться — это уже паранойя. И вообще, приказа оставаться на месте не было, а всё, что не запрещено, разрешено. Северин выходил — ему ничего. Я же листочки срывать не собираюсь…

— Делай, что знаешь, — сдался пилот. — Ком только проверь и маску не забудь.

Я поторопился к шлюзу. У меня не возникло никаких иллюзий относительно длительности моего пребывания за пределами корабля: как только Северин проснётся, он тут же вернёт меня и выскажет всё, что думает.

Утренняя влага приятно освежала воздух. Я чувствовал это даже через маску. Мне захотелось сорвать её с лица, но червячок сомнений остановил меня в последний момент. Всё-таки я не дома и не стоит забывать об этом.

Я прошёл вдоль борта и остановился напротив носа корабля. Удивительно, но даже с такого расстояния разведчик слабо выделялся на фоне местности. Несомненно, Мирослав следил за каждым моим шагом, но мне почему-то захотелось помахать ему рукой именно отсюда, что я с удовольствием и сделал.

— Ну как погодка? — спросил он у меня, и я понял, что ему тоже надоело сидеть в этой консервной банке и тушиться в её тепле.

— Всё отлично. Тебе тоже стоит прогуляться.

— Ястреб тоже изъявил желание.

— У него и так датчики на обшивке, — усмехнулся я. — он всегда на свежем воздухе.

Внезапно ощущение чьего-то присутствия захватило меня — я резко повернулся.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Мирослав.

— Не знаю, показалось…

— Ты что-то слышал? Я никого не вижу…

Я не ответил и сделал шаг назад. Здесь точно кто-то был!

— Ты боишься? — раздался детский голос.

Из дерева вышел мальчик. Да! Именно из дерева! Я готов был поклясться, что он появился именно оттуда! Мальчик смотрел на меня внимательными изучающими глазами. Ему было лет двенадцать на вид, не больше. Его одежда казалась лёгкой, ткань серебрилась в лучах утренней зари, да самого малыша окружал едва видный ореол света, словно маленький ангелочек. Я поначалу даже подумал, что мне показалось, но, присмотревшись, понял, что всё именно так, и лишь потом я заметил, что он говорил по-русски, чего не может быть в принципе!

Мальчик по-прежнему внимательно меня рассматривал, а я молчал.

— Ты боишься, — теперь уже уверенно сказал он.

— Кого?

— Тех, кто с неба, и тех, кто вокруг тебя, — ответил мальчик.

Я снова не нашёл, что ответить. Как он узнал, откуда?!

— Откуда я знаю? — с искренним удивлением спросил мальчик. — Ты очень странный. Ты же об этом постоянно думаешь.

— Ты читаешь мои мысли?

— Глупый, хотя и кажется взрослым, — ответил он.

— Юра, ты что там, с воздухом разговариваешь? — услышал я встревоженный голос Мирослава, но проигнорировал вопрос.

— Как тебя зовут? — решил я начать с простого.

— Яоа, — ответил он.

«Что за странное имя», — подумал я. — «Ни одной согласной».

— Можно я буду звать тебя Ян? Мне не привычно.

— Можно, — улыбнулся я, — Видишь ли, мы прилетели издалека…

— Да, я слышал историю. Я пришёл посмотреть на вас. Вы действительно странные. И те, кто с неба, тоже странные, — в задумчивости добавил он. — Мне пора.

— Стой.

— Да, я приду, — ответил он на незаданный вопрос, сделал шаг назад и исчез.

— Эй, Юра, что у тебя там происходит?! — донёс ком голос Мирослава.

— Вернусь, расскажу, — ответил я, всё ещё не веря в произошедшее. — Ты не поверишь, Мир. Это было нечто!..

— Не знаю, что ты там увидел, но разговаривать с деревом и не отвечать, не правильно.

— Ладно, не буду…

— Замечено движение, — сообщил Ястреб.

— Где? — спросил я, ожидая увидеть ещё кого-нибудь.

— В небе, — мрачно ответил Мирослав. — Каргонцы выслали два бота. Думаю, собираются прочёсывать местность. Возвращайся.

— И не лень же им. Прилепились как банный лист… — заворчал я, но направился к шлюзу. Не хватало ещё, чтобы из-за моей безалаберности нас засекли.

Вся команда уже была на ногах. Я встретился с Севериным, когда прибежал в кабину, и чуть не столкнулся с Мануловым, спешащим к орудиям. Странно, но капитан, казалось, даже не заметил моего отсутствия или сделал вид, что не заметил. Все пристально следили за движением вражеских ботов. Судя по всему, они не знали точно, где мы сели. Каргонцы приземлились на почтительном расстоянии друг от друга и явно намеревались прочесать местность. В противном случае им было бы гораздо проще уничтожить нас с орбиты одним выстрелом.

— Оружие держать умеешь? — спросил у меня Северин.

— Да вроде бы… — ответил я, хотя сильно сомневался, что от меня будет толк, несмотря на все тренажёры. — Но только в виртуальности…

— Сойдёт… Пошли.

Северин быстрым шагом вышел из кабины и спустился на уровень ниже. Не знал, что даже здесь имеется небольшая оружейная. Капитан достал из ящика три автомата и вручил один из них мне, а рядом положил три обоймы. Пока я привыкал к оружию и заряжал его, он сказал:

— Сканеры «Глаза» предупредят нас о приближении. Когда каргонцы нападут, мы будем за деревьями. Бот взлетит и поддержит нас с воздуха. Остальное зависит от нас, — а затем спросил в коммуникатор. — Мирослав, ты слышал?

— Слышал, — ответил пилот.

— А нельзя ли внутри… — осторожно предложил я.

— Нельзя, — жёстко отсек Северин. — Нельзя, чтобы нас можно было уничтожить одним ударом. Находясь внутри, мы ничего не сможем сделать.

— А с тылу не зайдут?

— Мы их в любом случае увидим раньше. Кстати, возьми это, — он держал в руке нечто похожее на очки.

— Что это?

— Тепловизор. Лучшее средство против поля невидимости. Каргонцы любят его использовать.

Я принял «очки» и надел их — мир непривычно окрасился разными цветами. Я не совсем понял, что такое поле невидимости, и каким образом инфракрасные очки могут смотреть сквозь него, но раз Северин был уверен, то и мне не было повода сомневаться.

«Работает», — оценил я и, сняв тепловизор, распределил две обоймы по карманам.

Северин закрыл ящик и направился обратно в кабину, где и отдал Мирославу последнее оружие. Если они были готовы, то я о себе не мог сказать такого. Только что я видел ребёнка, который смотрел на меня такими чистым и глубоким взглядом, что я сам себе казался не большим, чем пустая ваза, и в любой момент каргонцы могли её разбить. Странно, но меня охватило чувство досады: я так и не узнаю, куда попал и почему. Впрочем, в глубине души я надеялся, что они нас не заметят.

В напряжённом ожидании проходили минуты, а затем и часы. Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы осветить лес и опушку. Гигантские цветы завораживающе поблёскивали в лучах и покачивались как-то странно, словно их стебли были наполнены мышцами, и судорожно сжимались.

— А ветра-то нет, — заметил Мирослав. Я присмотрелся. Действительно, деревья оставались неподвижными.

— Но что-то их беспокоит.

— Несомненно, — ответил Северин и добавил. — Юра, на выход.

Я поспешил за капитаном. Место, выбранное им, оказалось довольно удобным в тактическом плане: я видел опушку и одну часть леса, Северин контролировал другую. Откуда бы ни появились каргонцы, мы могли выстрелить первыми. Я надел инфракрасные очки. Наверное, прошло минут десять прежде чем я первый раз пошелохнулся, боясь привлечь внимание противника: тело уже затекло от напряжения. Ни разу не лежал в засаде и даже представить не мог, как это трудно! На какой-то миг мне захотелось, чтобы всё кончилось как можно быстрее. Ожидание, как всегда, нестерпимо, а ожидание боя — вдвойне.

— Кажется, кто-то выстрелил, — услышал я голос Мирослава.

— В кого и где? — спросил Северин.

— Не знаю, стреляли минимальным импульсом. Я лишь засёк «отголоски»… в двух километрах.

И снова наступила тишина. Снова минуты тянулись как вечность…

— Вижу каргонский бот, — доложил Мирослав. — Он стартует. Направляется… на орбиту, — удивлённо добавил он. — Но второй бот я не вижу.

— Не открывайте огонь, — приказал капитан. — Пусть улетают.

— Вас понял…

— Второй тоже улетает.

Я тяжело выдохнул. Слава Богу, всё обошлось.

«И всё-таки, в кого они там стреляли?»— закралась ко мне в голову мысль и не желала отпускать. — «Надеюсь, не в мальчика…»

— Подождите! Кажется, я что-то вижу… — сказал Мирослав. — Да-да, это Молния. Она движется в нашу сторону.

— Это уже становится интересным, — ответил Северин.

Внезапно передо мной возник черный шар — я дёрнулся от неожиданности.

«Снова эти прыжки», — подумал я. Мне подумалось, что если бы Молния и захотела, то вообще могла бы не передвигаться «обычным» способом.

— Она передо мной, — сообщил я и поднялся. Появился и Северин. Он медленно приближался ко мне, держа артефакт на прицеле, хотя я не видел в этом никакого смысла.

— Да-да, я тоже её вижу, — сообщил Мирослав.

— Юра, не подходи, — приказал Северин, но я сделал один шаг навстречу.

— Подходи-подходи! — неожиданно услышал я голос Белоусова. — Говори с ней. Она же не просто так пришла…

От необходимости начинать разговор меня избавила сама Молния. Её мелодичный голос снисходительно произнёс:

— Вас, разумных, ни на секунду нельзя оставить: обязательно что-нибудь натворите.

— Молния, это ты? — спросил я, чтобы убедиться. Раньше она говорила несколько иначе.

— Да, это я. И это тоже я…

Внезапно артефакт раздулся до размеров человека. Казалось, он вот-вот взорвётся, забрызгав нас своим содержимым, но вместо этого он стал трансформироваться и превратился в человека, в женщину. На ней была серебряная тога, в длинные русые волосы была вплетена ярко-белая лента, переливающаяся бриллиантами. Лицо и фигура были исполнены идеальными линиями, а мудрые глаза дополняли совершенство внешнее.

Все стояли как вкопанные, открыв рты. Даже я не ожидал ничего подобного. Молния же наклонила голову и внимательно всматривалась в нас. Кажется, наша реакция её забавляла.

— Неплохой трюк, — наконец, произнёс Мирослав.

— Так лучше, верно? — спросила она и улыбнулась. — Я лишь сбросила оболочку.

— Оболочку? — глупо переспросил я.

— Вообще-то я ожидала иных вопросов. И я пришла, чтобы ответить на них.

Мы с Севериным переглянулись. Капитан, наконец, опустил оружие.

— У нас столько вопросов, что я даже не знаю, с чего начать, — признался я. — Потребуется много времени, чтобы их перечислить. Не уверен, что оно у нас есть.

— Зачем же тогда тратить время? Разрешите? — спросила она, указывая на корабль.

— Да, конечно, — ответил Северин. Я почувствовал его волнение. — Проходите. Ястреб, открой.

Дверь шлюза открылась. Молния улыбнулась:

— После вас. Да, кстати, воздух здесь абсолютно безвреден для вас. Маски можно не надевать.

— Спасибо, — ответил капитан и вошёл в бот. Я последовал за ним. На пороге я обернулся. Молния тоже сделала шаг, но остановилась, словно опасаясь сократить дистанцию.

Когда мы поднялись в кают-компанию, Белоусов усаживался за стол с невероятно важным видом, словно он собирался принимать дипломатическую делегацию самого высшего уровня. Возможно, дело обстояло именно так, но перевязанная нога явно не способствовала поддержанию его имиджа. Почти одновременно с нами появился и Манулов. Мне даже показалось, что на его вечно хмуром лице, появились искорки любопытства.

Молния грациозно вошла в помещение и окинула нас взглядом. Белоусов поднялся, поправил одежду и сказал:

— Мы рады приветствовать вас здесь, в нашем скромном убежище…

Я внимательно следил за Молнией: в её глазах проступило какое-то недовольство, словно произошло нечто кощунственное. Я, молча, молился, чтобы этот археолог поскорее замолчал и прекратил повторять уже однажды сказанные слова.

— А здесь не все, — сказала Молния. — Почему один человек заперт?

— Он преступник. Его опасно выпускать, — сказал Северин, но увидев уверенность в её взгляде, уступил. — Манул, приведи Бернара.

Бортинженер скрылся. Пока он отсутствовал, Молния продолжала рассматривать кают-компанию, а затем перешла на нас. Она переводила взгляд с одного на другого, пока он не остановился на археологе.

— Александр Николаевич, как ваша нога? — спросила Молния.

— Подвернул, — ответил Белоусов. — Ничего, спасибо.

— Позволите? — она сделала шаг к нему.

Учёный насторожился и прежде чем успел ответить, рука Молнии коснулась его лодыжки. Тот только успел ойкнуть, как всё закончилось.

— Не стоило вам тревожить лесных духов, — сказала она и спросила. — Не болит?

Я видел, как Белоусов неуверенно покрутил ступнёй, затем полностью перенёс вес тела на больную ногу.

— Нет, — удивлённо ответил он. — Спасибо… Как вам это удалось?

Молния не успела ответить, поскольку в этот момент в кают-компанию вошли Манул с Проговским. Бортинженер держал в руках пистолет, что очень не понравилось Молнии. Её взгляд стал хмурым, как летняя гроза.

— Руслан Рашидович, пожалуйста, уберите оружие, — сказала она. Тот на секунду заколебался, но всё-таки вернул пистолет в кобуру. — Вы находитесь на территории мира, который давно живёт по законам, отличным от ваших. Любое нарушение правил может привести к последствиям, которые никому не будут приятны, — она расстроено вздохнула.

— Вы здесь, чтобы объяснить эти правила? — спросил Белоусов.

— Да, вы уже потревожили духов природы. Здесь любое действие находит ответ. Ваш сорванный листок обернулся травмой.

— Духи? — сморщился Белоусов. Очевидно, такие слова казались ему несерьёзными. Я бы на его месте вообще б молчал, хотя что я сейчас делаю?

— Да, поймите, эта планета живая, и более того, она метаживая. Ваш корабль более не ваша территория, ибо природа не знает границ государств и сообществ. Все вы с первого момента, когда сменился космос, уже вне привычных вам правил существования: никакого оружия, никакого насилия…

— Вы скажите это каргонцам, которые скоро придут и перебьют нас всех, — фыркнул бортинженер. — Хорошо рассуждать, пока к виску не приставлен ствол…

— Манул! — остановил его Северин и обратился к Молнии. — Но он прав, мы в безвыходном положении.

— Я знаю о вашей проблеме. Уверена, скоро её не будет. Они со временем поймут…

— Очень сомневаюсь. Вы вообще знаете, что они такое? Они звери! — глаза Руслана налились кровью. Я испугался: не бросится ли он сейчас на нашу гостью. — На Проксиме-2 они вырезали треть населения! Вы представляете себе такое? Резали всех, у меня на глазах! Не жалели ни женщин, ни детей — я видел это, собственными глазами! Собственными глазами, чёрт вас побери! Устроили, значит, тут рай, и говорите: не запачкайте нам коврик, осторожно! Не учите жить! Ясно?! Вы понятие не имеете, что такое боль проксимийцев, когда ваш родной мир уничтожают, топчут сапогами вонючие «макаки»!

— Манул! — крикнул Северин.

— Пошли вы все к чёрту!!! Лично я намереваюсь перебить их, всех до единого! — бросил он и пулей вылетел из помещения.

— Я прошу прощения за него, — сказал капитан. — Он потерял там всё… Вы должны понять.

— Да, я понимаю, — ответил Молния. Мне казалось, она вот-вот заплачет! — Но он не прав, — женщина посмотрела куда-то вверх, — мы знаем, что такое боль утраты.

Что-то глубокое и трагичное стояло за этими словами — я чувствовал это. Не знаю, как, но я ощущал её боль, словно в этот момент она потеряла что-то бесценно дорогое. Я сел в кресло, не в силах больше стоять.

— Я всего лишь посредник между этим миром и вами, — сказала Молния. — Вас волнует вопрос: зачем вы здесь? Разумеется, это не случайность. И наличие каргонского корабля тоже не случайность. Мы пытаемся исправить ошибку, которая была допущена миллионы лет назад.

— Что это за ошибка? — спросил Белоусов.

— Я не могу сказать. В любом случае, в этом не только наша вина и даже не столько наша…

— Так что же нам делать? — спросил Северин.

— Сперва нужно найти общий язык, — ответила она и улыбнулась, посмотрев на Проговского. — Это первое, что нужно сделать. Мне пора.

Мы попрощались. Молния махнула рукой и исчезла.

«Вот бы и мне так научиться!»— подумал я. — «Не надо тратить время впустую…»

— В интересную ситуацию мы попали, — сказал Северин.

— Меж двух огней, — подал голос Проговский, напомнив о себе.

— А тебя никто не спрашивал. Сядь, — приказал капитан. Бернар подчинился.

— Если мы хотим найти общий язык, — сказал я, — нужно начинать с малого: с себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Молния, не имела в виду нас и каргонцев, потому и попросила привести сюда Бернара.

— А почему мы вообще должны следовать её указаниям? — недовольно спросил Мирослав.

Я пожал плечами. Мне идея Молнии казалась верной и стоящей претворения в жизнь, несмотря на то, что Бернар был пойман не без моего участия и имел все основания ненавидеть меня. Я и сам испугался своих мыслей: даже под угрозой опасности мы готовы искать различия вместо того, чтобы искать общее, идти на компромисс.

— Мы должны прийти к общему знаменателю, чтобы не увязать в распрях.

— Верные слова, — отозвался Бернар. Наши взгляды встретились, и я с облегчением узнал, что нет у Проговского никакого камня за пазухой, предназначенного для меня. — Я преступник, — признал он. — Всему должен быть свой предел, и я перешёл его. Сейчас я понимаю глупость моего поступка.

— И мы не будем, — сказал Северин. — Мирослав, отведите Проговского в его «каюту».

Пилот взял Бернара за руку и вывел из кают-компании. Тот не сопротивлялся. Мне казалось это неверным, но я промолчал. Сейчас мы отказались от предложенного нам пути, хотя, уверен, все бы только от этого выиграли, но инертность мышления не позволяла отбросить прошлое. Как бы ни парадоксально это звучало, но только Проговский был готов пойти навстречу.

Глава 13. Дух

День выдался тяжёлым, и я наслаждался покоем и тишиной, а затем и вовсе уснул. Мне снились совершенно ненормальные сны: то я двигал планеты, то плыл по реке, берега которой скрывались за густым туманом, то снова сражался с компьютерным вирусом, а Ястреб почему-то всё время пытался меня укусить за руку, а Молния наблюдала за этим и всё приговаривала: «Да-да, так и должно быть» или «Поспеши, транспорт уходит в 19…» Ума не приложу, куда я мог опаздывать во сне…

Вой сирен заставил меня подскочить на месте. Я поспешно натянул брюки и ворвался в кабину с криком:

— Что случилось?

— Каргонцы, — коротко ответил капитан и бросил мне автомат. — На выход, быстро! Они уже близко…

Мы пулей вылетели из кабины. Мимо промчался Манулов: лицо бортинженера выражало холодную решимость. Руслан излучал ненависть всем своим видом. Можно было не сомневаться: он выполнит своё обещание, данное Молнии.

Свою позицию я уже знал, потому сориентировался быстро: залёг у знакомого дерева и, надев тепловизор, замер. Среди деревьев я отчётливо увидел две крупные фигуры. Они были достаточно большими, чтобы не сомневаться: это каргонцы — всем известно, что они в полтора раза выше человека. Со стороны Северина прозвучал первый выстрел: один из них вскинул руки и упал, другой мгновенно исчез.

Несколько ярких росчерков плазмы выскочило из кустов, но прошли довольно далеко от нас: били наугад. Я снял автомат с предохранителя, но не ответил: не хотелось раскрывать свою позицию.

Зашумели двигатели разведчика. Он плавно поднялся над землёй и стал разворачиваться носом к врагам. Снова ударила короткая очередь, в ответ прошипели синие пунктиры. Какая-то красная тень промелькнула меж деревьев — я выстрелил навскидку. Заработал рельсотрон бота — с неба обрушился огненный смерч. Сердце колотилось как бешенное, адреналин ударил в кровь. Я пускал одну очередь за другой, пытаясь отследить мелькавшие в огне тени. Несколько снарядов плазмера прошипели возле меня, воздух наэлектризовался. Один из них ударил в дерево — на меня обрушился град обожженных щепок, полыхнуло жаром. Затем снова… я перекатился, и как раз вовремя: всё вокруг вспыхнуло, и меня отбросило в сторону. К счастью, мне повезло — снаряд взорвался относительно далеко. Я подобрал автомат и услышал пронзительный скрип: обожжённое дерево падало прямо на меня. Я рванул влево, но запнулся, ещё один бросок — земля сотряслась от удара ствола, вверх поднялась пыль из листьев, земли и щепок. Стряхивая мусор с головы, я чуть приподнялся. Пунктир выстрелов чуть было не прошил меня — я рухнул обратно.

Внезапно всё стихло. Я даже испугался: не оглох ли? Но треск пожарища разуверил меня. Я чуть высунулся из укрытия. Молния стояла посреди выжженной земли, разведя руки в стороны. Из кустарника вырвался синий луч плазмера и впился в её тело, но ничего не произошло: он исчез буквально в миллиметре от неё. Я даже не успел испугаться — так быстро это произошло. Неожиданно я почувствовал лёгкость в руках и с ужасом понял, что у меня нет оружия: оно рассыпалось как непрочное песочное изваяние, оставляя только крупинки чёрного металла на ладонях. Я вжался в землю, моля, чтобы каргонцы не заметили меня.

— Вас, разумных, точно не следовало оставлять наедине друг с другом, — услышал я рядом знакомый голос. — Что за неугомонные существа…

Молния стояла около меня и с укоризной качала головой.

— Встань, опасности больше нет. Каргонцы ушли.

Я не сдал задавать себе вопросы: почему они ушли и когда успели, а доверился ей. Вокруг меня горел лес, деревья недовольно шумели. Казалось, они возмущённо кричали на меня. Странно, может быть, это игра воображения, но после всего случившегося меня уже ничего бы не удивило. Почему-то стало неимоверно стыдно, словно меня, маленького и глупого ребёнка, застали за непристойным занятием.

— Все живы? — раздался в коммуникаторе голос Мирослава.

Я посмотрел на Молнию.

— Ответь, — сказала она. — Пускай он садится.

— Я в порядке, Мир. Забери нас.

— Я удивлена вашими способностями, — сказала Молния и взмахнула руками. Налетел порыв ветра — огонь мгновенно погас.

— Мы защищались.

— Разумеется. Проповедью двух тигров не разведёшь по углам арены, — и добавила. — К сожалению…

Тем временем бот уже опускался на землю. На его обшивке виднелись чёрные следы попаданий, но в целом разведчик не пострадал и относительно хорошо мимикрировал на местности. Вот только что-то в нём изменилось. Присмотревшись, я понял что: башня турели осталась на месте, но два ствола отсутствовали! Теперь мы были полностью беззащитны, электромагнитов разгона попросту не существовало.

Я понимал, чего добивается Молния, но сомневался, что каргонцы оставят в покое такую простую мишень, как мы. Почему они должны поступать иначе?

Разведчик сел, и я направился к шлюзу. Около него стоял Северин и рассматривал кобуру, затем перевернул её, и оттуда посыпался металлический порошок. Капитан хмыкнул и вошёл в бот. За ним поднялся и я.

Молния уже ждала нас в кают-компании. По круглым от удивления глазам Белоусова, стало понятно, что она появилась здесь только что. Кажется, я уже начинаю привыкать в её магии.

— Я уже дважды спасла вас, — сказала она. — Первый раз от каргонцев, второй — от духов. Вас можно понять, но принять ваши действия они не могут. Инерционность вашего мышления ещё слишком высока, чтобы, как вы выражаетесь, не утверждать свой устав в чужом монастыре.

— Происходит что-то невероятное! — ворвался Манулов. Его ярость не знала границ. Я даже невольно отшатнулся от него. — Ты… — прошипел он, глядя на Молнию, — ты…

В припадке ярости он ринулся к ней. Северин попытался остановить безумца, но тот оттолкнул капитана. Я с ужасом ждал развязки. Манулов набросился на Молнию, но за мгновение до этого она исчезла, и он рухнул на пустой стол.

Я вылетел из кают-компании и помчался к выходу. Я слышал слова Манулова, его проклятия — шум стоял неимоверный — Северин пытался успокоить неуправляемого бортинженера. Всё стихло, когда я вырвался на воздух. Здесь пахло жжёным деревом, пепел летал вокруг меня, порхая словно живой и закручиваясь в малые вихри. Я стоял у входа и не знал, зачем ушёл. Наверное, мне просто хотелось побыть одному, не слышать грома чужих слов. Только сейчас я заметил, как тряслись руки. Нет, меня трясло всего, словно в лихорадке. Я понимал, что всё нами сделанное сейчас неправильно и даже чудовищно. Деревья всё так же недовольно шумели. Наверное, уже хватит молчать и идти на поводу у обстоятельств. Боже мой, да ведь я так и поступал! Всё, хватит! Надоело!!! Всё-таки стадный инстинкт у человека весьма силён: кто-то иной договорится с каргонцами, кто-то иной наладит связь в коллективе, кто угодно, только ни я. Лишь бы не брать на себя ответственность, лишь бы не выделаться — откуда идёт этот деградирующий посыл?! Почему Эволюция сочла лучшим, чтобы мы, люди, следовали за вожаком, списывая на него всю ответственность, совершая безумные поступки. А где же личность? Где величие разума? Это какая-то злая усмешка над высокими идеями! Великая цель случайностей эволюционного пути или умысел Бога? И что тогда, заниматься теодицеей или принять со смирением? Нельзя всё пускать на самотёк, нельзя идти кратчайшим путём, как бы этого не хотелось подсознанию. Всему должен быть свой предел. Свой лимит молчания я уже исчерпал.

«Что ж, теперь мне потребуется вся воля», — понял я. — «Не отступить, не прогнуться — это трудно, всегда есть это проклятое искушение…»

Я направился в кают-компанию. Страсти уже поутихли. Манулов сидел в углу. Его взгляд был настолько тяжёл, что по сравнению с этим то, что все видели раньше, выглядело почти улыбкой. Алексей Васильевич и Мирослав находились напротив него. Единственным, кто заметил моё появление, оказался Белоусов.

— Прогулялся? — спросил он.

— Почти, — ответил я и, понимая, что сейчас не лучшее время для диалога, всё-таки начал, взвешивая каждое слово. — Знаете, мы теперь не можем сопротивляться. Мне кажется, следует принять условия Молнии.

— Поговорить с врагами, да? — с иронией проговорил Манулов.

— Выслушать, прислушаться, понять.

— Всё это вроде как естественно и даже желанно, — сказал Северин. — Но добрые побуждения разбиваются о скалы реальности.

— Я уверен, Молния нам поможет.

— И духи, да? — издевательски заметил Манулов.

— Если они существуют, как личности… или что она имела в виду…

— Я посмотрю, как это у тебя получится, — бортинженер резко встал. — Утопист… — и вышел. Ещё я расслышал несколько слов, брошенных в мой адрес.

— Малыш прав, — сказал Белоусов. — У нас нет выбора. У нас нет оружия. Что нам ещё остаётся?

— Дело не в каргонцах: нужно вернуться немного назад. Мы должны найти общий язык с Бернаром.

— С преступником? — удивился Северин. — Мне казалось, этот вопрос решён: он будет сидеть.

— Мне кажется, это условие помощи, — ответил я.

— Почему ты так решил?

Я нашёл ответ не сразу.

— Молния сказала, что является посредником между нами и её создателями. Тогда возникает вопрос: зачем нужен посредник? Есть несколько ответов: они физически не могут с нами контактировать или не хотят с нами контактировать по каким-то своим соображениям. Эти соображения мне кажутся очевидными: мы не готовы к встрече с ними.

— Агрессия? — уточнил Белоусов.

— В частности, — согласился я. — Если мы не можем договориться между собой, то как мы договоримся с ними?

— Может быть… — сомневался археолог. — Но если мы не готовы, то почему Молния нас всё-таки привела сюда? Как они собираются исправлять ошибку, и вообще что это значит на практике?

Александр Николаевич задавал слишком сложные вопросы, ответов на которые у меня не могло быть. Я уже хотел сдаться, как в голову неожиданно пришла мысль:

— А что если они с помощью Молнии уже исправляют ошибку? Почему мы не принимаем во внимание, что план уже запущен на выполнение? Разве не может быть такого?

— И мы сопротивляемся этому плану, — дополнил меня учёный. Он пребывал в глубокой задумчивости.

— В таком случае, мы сами совершаем преступление, — сказал археолог. — Они отняли у нас оружие — у нас просто нет выхода, кроме как пойти по предложенному пути.

— Но это значит, что вы ловили преступника зря, — указал Северин.

— А может, и нет, — поддержал меня Белоусов. — Может всё с самого начала складывалось таким образом, чтобы сейчас мы задались этим вопросом, а? Может, во всём этом есть дидактический момент?

— Ну, знаете это уже слишком… — капитан с сомнением покачал головой.

— Настолько невероятно?

— Очевидно, да.

— Знаете, есть такое выражение, — сказал я, уже почти торжествуя, — достаточно ли безумна теория, чтобы оказаться правдой?

— Ну, знаешь, Юра, — Белоусов поднялся и одобрительно покачал головой, — я бы взял тебя в свой штат. Мне такие люди нужны. Честное слово!

Капитан сдался.

— …Садитесь, Бернар Эдуардович, — произнёс Северин.

Проговский не спешил. Он переводил взгляд с одного на другого, словно пытаясь понять, чего ждать от этого «трибунала». Во всяком случае, бегающий взгляд Бернара говорил, что он думает именно в этом контексте, хотя, конечно, всё обстояло как раз наоборот.

— Садитесь, не бойтесь. Мы хотим просто поговорить.

Тот усмехнулся, и я подумал, эта сцена выглядит достаточно глупо со стороны: собралась коллегия присяжных, дабы оправдать преступление. Манулов, стоявший позади Бернара, чуть подтолкнул его. Когда Проговский сел, капитан продолжил:

— Я хочу, чтобы здесь не было ничего недосказанного. Вы сейчас здесь не потому, что с вас снимаются обвинения, а лишь по необходимости. Дело в том, что теперь мы полностью беззащитны перед каргонцами. Понимаете?

— Более чем…

— В прошлый раз вы заявили, что больше не хотите ничего взрывать и признаёте свою ошибку, так?

— Да.

— Покаяние и признание своей вины, конечно, благое дело. И мы приветствуем это, — сказал Северин. Я заметил, как Проговский снисходительно наблюдал за ним и уже пару раз посмотрел на меня, словно пытаясь понять, какое я имею отношение к происходящему. — Это все изменения в вашем сознании?

— Да.

— Иными словами, вы не отказываетесь от идеи свержения строя.

— Нет, не отказываюсь, — коротко ответил Бернар.

— Давайте, выясним нашу позицию и суть нашего конфликта, который, надеюсь, после этого разговора, если не исчезнет, то станет не столь острым. Потому что мы должны понять друг друга — от этого зависит наша с вами судьба.

— Я прекрасно вас понимаю. Даже больше, чем вам кажется. Вы защищаете то общество, которое вам кажется справедливым, но оно не справедливо.

— Оно не всегда справедливо, это факт…

— Не всегда? Да бросьте, миром правят деньги, деньги и только деньги. Конечно, вперемешку с эгоизмом. Наша цивилизация уже давно находится в глубочайшем кризисе, ещё с тех пор как власть захватили корпорации. Вооружённые властью в одних странах, они расползлись по всей планете, став транснациональными.

— Какое отношение к этому имеет так горячо нелюбимая вами Лига Наций?

— Прямое. Государства стали заложниками их интересов, а затем чиновники, руководители, монархи, президенты стали неявными сотрудниками этих монстров. Обычно они и сами это не подозревают. Мир захватили банкиры, которые стали решать кредитами, кому жить, а кому пасть разорёнными, умереть, — так осуществлялось управление. Они ничего не производят, они только контролируют. Подумайте только: что есть деньги? Одна фикция, виртуальный товар, бумажки, фантики.

— Не слишком ли мрачно? Своими деньгами они обеспечивают людей работой. Неужели нам надо перейти к бартерному обмену?

— Нет. Разумеется, нет. Понимаете, в идее деньги — мерило труда, затем, как и всё, эта идея была опошлена, и мы теперь имеем деньги как ценность саму по себе. Нужна новая идеология. Мы предлагаем новую идеологию для нового общества.

— Но методы…

— Да, — вздохнул Проговский, — согласен.

Возникла небольшая пауза.

«Благими намерениями вымощена дорога в ад», — подумал я. Кажется, Бернар догадался, к чему приведёт такая политика.

— А о каком обществе вы говорите? — спросил я.

— Представьте себе общество, где всё общее, где нет зависти, потому что нечему завидовать: у всех остальных то же, что и у тебя и всё есть. Тебе лишь остаётся думать о других людях, чтобы позволять им заботиться о тебе — это альтруистическое общество идеально со всех точек зрения. Главное, что требуется, установить такие взаимоотношения между людьми. Во время Мировой войны в России была предпринята попытка переворота, но она провалилась.

— Вы верите, что если бы переворот удался, мир стал бы лучше? — спросил Северин. Бернар кивнул.

— В какой-то книге я читал, будто бы переворот в России удался, и было выстроено новое общество, — вставил я.

— И чем это закончилось? — спросил Мирослав

— Всеобщим благоденствием.

— Утопия, — отмахнулся Манул. Бернар посмотрел на него через плечо так, словно прицеливался.

— Это утопия, — согласился я. — Люди всегда будут завидовать и хотеть больше. Идеального общества нет, пока есть неидеальные люди.

— Всё, что мы сейчас имеем — результат естественной эволюции общества, — добавил Белоусов. — Любое насильственное вмешательство приведёт к катастрофическим последствиям. Если бы вы думали глубже, то поняли бы это.

— Прикажите заняться евгеникой? — фыркнул Бернар.

— Сложный вопрос, — ученый пожал плечами. — Мне тоже многое хотелось бы изменить, как и всем, но ставить эксперименты над обществом — это жестоко. Это значит, признать себя выше бога, стать диктатором судеб. Тут надо действовать тонко и очень аккуратно. Это как вести слепого через минное поле: один неверный шаг, и всё рухнет.

— Я уверен, что это возможно! — ударил кулаком по столу Бернар. — Мало-помалу, человек будет исправляться под действием новой идеологии.

— Это просто какая-то новая религия, — усмехнулся Мирослав.

— Нет никакой гарантии, что новая система координат исправит положение, — сказал я. — Здесь нужен принципиально иной подход.

— Ты прав, — внезапно раздался женский голос — все вздрогнули. Молния стояла у входа в кают-компанию. — Простите за невольное подслушивание. Такой спор я не могла пропустить. Если позволите, я прокомментирую.

— Да… конечно… — не сразу отозвался Северин.

— Дело в том, что мои создатели давным-давно уже прошли эту стадию. Они поставили эксперимент по построению идеального общества, который с треском провалился. Это была трагедия, большая трагедия, которая подорвала веру моих создателей в светлое будущее. Они были очень похожи на вас… точнее, вы очень похожи на них и не только внешне. Ни одна религия, никакие убеждения не смогут исправить недостатки человечества в глобальном масштабе. Как грибы после дождя появляются новые учения, группы, общества с благородными намерениями. Это хорошо, и это даёт надежду, но не более того.

— Вы говорите не самые приятные вещи, — признался я.

— Увы, такова неприглядная истина.

— Мы должны признать, что мы обречены на вечное брожение? — поражённо и даже обиженно спросил Бернар. Как я был с ним солидарен в этот момент!

— Всё это этапы развития разума, мой друг. Детские мечты, которые так желанны, но ещё недостижимы. У вас несколько путей: смириться с положением вещей и ждать, пока волны развития выкинут вас на новый уровень, или заняться евгеникой на свой страх и риск.

— А какой путь избрали твои создатели? — спросил я.

— По воле случая оба. Это был трудный путь: великое множество ошибок грозили нам катастрофой и даже гибелью, но они выжили, поняли свою суть, смысл своего существования, причину и следствие всех действий. Вот самое главное: понять себя. Тогда уже не будет места революциям, грабежам и насилию. Всё зло проистекает от непонимания своего места и своей роли в великой игре под названием Жизнь. Оно уйдёт само собой, как недоразумение, как вылеченная болезнь разума.

Молния говорила чётко и без лишний слов. Мне её речь казалась убедительной и полной скрытого смысла.

— И кто же мы в этой игре, пешки или ферзи? — спросил я.

— Ответ на этот вопрос вы должны найти сами. То, что выбросило вас из лона инстинктов и даровало вам разум, при желании можно назвать слепым случаем. Законы природы устроены таким образом, что разум появляется всегда (рано или поздно), вырывается на свободу, как птица из клетки, и рвётся ввысь. Пока он ещё молод и едва осознаёт себя, неизбежны ошибки.

— И вы хотите огородить нас от ошибок? — спросил я. Наверное, мы и взаправду кажемся им детьми.

— Разве можно учить ребёнка, ограждая его от всех опасностей мира? Не разбив колено, не научишься ходить, — ответила Молния.

Я уже не понимал, что творится вокруг меня. Только что мне казалось, что я нащупал ниточку, как она не привела к клубку, а оборвалась в самый неожиданный момент. И его ещё предстояло распутать!

— Ястреб? — спросила она, глядя вверх.

— Да, я всегда здесь, — ответил искин.

— Ты знаешь, для чего тебя создали?

— Я могу выдать перечень моих задач.

— Нет, не стоит. Я отвечу тебе и скажу Юре то, о чём он уже давно догадывается. Искины — результат желания человека понять самого себя, как и вся наука — результат понять своё окружение. Твой создатель пытался наделить тебя эмоциями, разумом, чтобы понять, кто он такой. Так ты чувствуешь?

— Мои вычисления показывают, что да. Я уже когда-то говорил это.

— Ты не способен на чувство, ты лишь механизм.

— Как так? — возмутился искин.

— Он возмущён, — указал я.

— Имитация. Очень искусная имитация. Как искины, созданные людьми, являются попыткой человека понять себя, так и разум — попытка Вселенной понять саму себя. Здесь имеет место быть цепь причин и следствий, идущая из самых основ мироздания. Разум основан на феномене жизни. И любой феномен имеет своё продолжение в метафизике, образуя ещё один слой реальности. Жизнь и разум тоже имеют свою метафизику.

— Вы говорите о душе? — неуверенно спросил Белоусов.

— Не знаю, это слово может ввести вас в заблуждение. Кажется, вы приписываете ему некий мистический смысл, а ведь нет ничего мистического, когда смотришь сверху, нет.

— Но ведь ты тоже искусственный интеллект, — напомнил Белоусов.

— Я? Нет-нет, — рассмеялась она. — Забавно. Нет, я живая, так же как вы или любое другое существо. Во мне тоже присутствует метафизическое продолжение.

— Но… ты ведь не отрицала.

— Я не знала, что вы имеете в виду. Я же только проснулась, мои знания там были неполны. Теперь, когда я вернулась, многое узнала, сбросив оболочку. Правда, многое потеряла, но об этом не жалею. Да, они, — она указала куда-то за спину, — меня создали, они — мои родители, создатели новой формы жизни, а не синтетики.

— Я не вижу никакой логики, — заявил Ястреб. — Множество людей утверждали, что я живой и признавали меня живым, разговаривают со мной и даже дружат.

— Как я могу доказать? — растерянно сказала Молния. — Для этого мне требовалось бы значительно упростить и исказить картину, для восприятия которой вы ещё не готовы. У вас нет соответствующего опыта и даже возможности проверить мои слова. Это яркий пример того, что вы смотрите на меня через призму ваших взглядов, снова выбирая наиболее очевидные и простые позиции. Если вы видите нечто внешне непохожее на жизнь, вы признаёте это искусственным, не имея под рукой сколь-нибудь приемлемого критерия. Вы снова идёте по самому простому пути.

Она посмотрела на меня, и я вспомнил, что подобные мысли совсем недавно посещали меня.

— Этот принцип присущ не только людям в их повседневной жизни в выборе действий, — продолжала Молния, — но и для цивилизации в целом. Его проявление широко видно в коллективном бессознательном, которое управляет судьбами миллиардов людей без их ведома.

Молния замолчала. Должно сказать, никто не был в восторге от её речей. Вообще я чувствовал себя оклеветанным, оскорблённым. Видимо, заметив нашу настроенность, она сказала:

— Но ведь все через это проходят. И я сама ещё молодой разум и тоже делаю ошибки.

— А сколько тебе лет? — спросил я.

— Я немного стара для тебя, — улыбнулась она кокетливо, совсем как человек. — Прощу прощения за невольную лекцию. Я вообще пришла не за этим.

— А для чего? — спросил Белоусов.

— Духи хотят говорить с вами.

— Кто они такие?

— Мои создатели.

— Мы их увидим? — удивился Белоусов.

— Один из вас уже с ними встречался, — Молния посмотрела на меня. Все остальные тоже. Пришлось всё рассказать…

Мы собрались довольно быстро. Молния сказала, что всё нам нужное уже есть у нас, потому шли налегке. Единственное, что я сделал перед уходом, проверил связь с Ястребом и приказал ему записывать всю поступающую информацию.

Всю дорогу я вглядывался вдаль, желая увидеть хоть одного животного, присматривался к деревьям, пытаясь заметить хоть одного насекомого. Невероятно, но… их не было! И, тем не менее, я чувствовал жизнь, и она била вокруг меня ключом! Как это возможно, я не понимал, но спрашивать Молнию, которая вела нас, не решался.

«Наверное, ещё не настало время, раз я не вижу», — подумалось мне.

Мы шли вдоль леса по широкой поляне. Позади остались два часа пути. Удивительно, но за всё это время не случилось ни одного происшествия: никто даже не споткнулся. Вообще создатели Молнии (или как она сказала, родители) всегда представлялись мне развитой в техническом плане цивилизацией. Может быть, они настолько ушли вперёд, что им не нужны крупные заводы, промышленные комплексы, но не могут же они создать жизнь без всяких на то приспособлений! Или могут? Вообще, строго говоря, я даже не представлял, как они выглядят на самом деле. Я видел мальчика, и он казался вполне реальным, как Молния, идущая впереди нашей группы. И, тем не менее, она всего несколько дней назад была сферой в глубине мёртвой планеты. Поразительно, как может смениться картина мира всего за несколько дней. Мне вообще казалось, что у них нет физического тела, что они какие-то призраки. Может быть, поэтому Молния и называла их духами? Она сама сказала, что трудно объяснить, не упростив картину до нашего понимания. Хотя, так же вероятно, что я видел весьма искусную голограмму.

— Пришли, — сказала она. Странно, но я не замечал никаких особенностей в этом месте. Вообще, я не сильно удивился бы, если жилищем духов оказалось какое-нибудь дерево, пусть и самое обычное (памятуя о встрече с мальчиком), но мы стояли в центре самой обычной поляны. Вокруг простирался густой ковёр травы. Мне даже на секунду показалось, что я где-то в российской глубинке.

— Они нас встретят? — спросил Белоусов.

— Вы уже у них дома. Помните, что вы — гости их и этого мира.

— Сейчас будут учить уму-разуму, — услышал я ворчание Манулова и неожиданно с удивлением понял, что он единственный, кто не переполнен трепетом встречи. Более того, он готов бросить им вызов!

— Помните, разум — это то, что вас объединяет с ними. В остальном вы различны. Это трудность для обеих сторон. Вы понимаете?

— Да, конечно.

От волнения у меня перехватило дыхание.

— Они велели мне привести вас сюда. К сожалению, я не знаю зачем. То, что я сказала об ошибке, — единственное, что я знаю, поэтому, боюсь, я не смогу лучше подготовить вас к встрече, но, если они захотели встретиться…

— …снизойти… — тихо фыркнул Руслан.

— …то считают, что вы сможете найти общий язык, — закончила Молния. — Надеюсь, они ответят на все вопросы. В том числе и мои. Правда, они многое знают.

Она закрыла глаза и с наслаждением вдохнула воздух.

— Всё не могу привыкнуть к этому миру, — сказала она. — Столько лет в космосе… Простите. Ведь я всего лишь ребёнок…

Молния повернулась. Рядом с ней стоял мужчина лет сорока на вид. Его атлетическая фигура заставила бы завидовать даже Аполлона, а статный и величественный вид делал его похожим на королей из древних легенд. Небольшая переливающаяся серебряным светом борода дополняла этот образ. Пожалуй, не хваталось только позолоченной короны.

— Здравствуйте, люди. Действительно, простите моё дитя. Поверьте, она очень старалась.

Молния смущённо опустила взгляд и покраснела. Как прелестно она выглядела в этот момент! Мне даже самому захотелось сказать ей большое спасибо за все труды. Вот только бы знать, зачем вложено столько сил для этой встречи.

— Я не знаю, как вам лучше называть меня и не могу представиться, ведь у меня уже давно нет имени: так давно, что для меня оно потеряло всякий смысл. Если хотите, можете называть меня Демиургом, хотя… — он усмехнулся, — это звучит напыщенно и даже избито, и я всего лишь жалкое подобие тех, кто выше. Не волнуйтесь, ваши имена я уже знаю. Мир, в котором вы находитесь, является эманацией наших чувств и эмоций, нашего видения Универсума, но мы не живём здесь. Молния пыталась объяснить вам, что здесь совершенно иные правила. Поймите, этот мир — «детская комната» в кармане вашей реальности.

Я осознал весь ужас сложившейся ситуации: мы пустили в ход оружие на детской площадке, в гигантской песочнике, где играют ИХ дети! Уничтожив оружие, они поступили в высшей степени мягко. От осознания своей низости мне захотелось провалиться под землю…

— Теперь вы понимаете, почему один из вас, которого вы называете, Юрием, видел только ребёнка. И, безусловно, вы хотите знать, зачем вы здесь и о какой ошибке говорила Молния.

Он и Молния переглянулись, и Демиург сказал:

— Ах, да, простите, я не знаю всех ваших обычаев и правил… Молния говорит, что из меня выходит плохой хозяин. Садитесь.

В мгновение ока на поляне появились кресла, расположенные полукругом. Рядом с Демиургом и Молнией появились такие же. Они сели, а мы с недоверием стали ощупывать материал. Как я и ожидал, он оказался довольно приятным на ощупь и мягким. Поставить такое в гостиную в самый раз. Затем я попробовал сесть. Оказалось кресло ещё и удобным, и я заулыбался от удовольствия как ребёнок. Молния тоже выглядела весёлой. Она смотрела на Демиурга взглядом полным восхищения и даже любви.

— Как вы это делаете? — спросил Белоусов.

— Боюсь, объяснить вам этого я не смогу. Слова, как правильно отметил один из ваших философов, созданы для обмана. И прошли миллиарды лет с тех времён, когда мы были такими же, как и вы. Кресло состоит из материи, а материя — это форма, которой можно придать любое состояние. И подобно тому, как гончар создаёт горшки, можно создать любую форму реальности. Наверное, для вас это своеобразная область трансцендентности.

— И вы этому учитесь?

— Да, многие из нас начинают свой путь здесь, — Демиург обвёл руками всё окружающее пространство.

— Я видел мальчика, но ведь вы выглядите совершенно иначе? — спросил я.

— Я могу выглядеть, как угодно, и появляться, где угодно, ведь формально никого из нас здесь нет, и не существует такого места, как здесь.

— То есть, всё это нереально? — удивился Белоусов.

— Настолько же нереально, как ваше либо моё существование.

— Так что вам от нас нужно? — прервал мирный разговор Манулов.

— Ключевой вопрос, — признал Демиург. — Я захотел увидеть вас и позвал именно по этому вопросу. Мы хотим, чтобы ваша Вселенная не лишилась двух разумных рас. Вы невероятно близки друг к другу, не только физически, но и по духу. Настолько близки, что вы способны спорить, говорить на одном языке. Между вами меньше различий, чем с древними цивилизациями Земли. Вспомните контакты колонизаторов Америки с индейцами — разница в культурах была настолько велика, что они не могли даже нормально общаться друг с другом.

— Так значит, наша война началась не с борьбы за новые технологии? — спросил Северин.

— О, нет. Конечно же нет, хотя некоторый элемент этого присутствовал. Поймите каргонцев. Они совершенно не такие как вам кажутся. Вы просто никогда и не общались. Технология, артефакты — это лишь повод. Не было бы его, через лет двадцать возникли бы трения из-за экономики. Я уже не говорю о неприязни людей к каргонцам, о множестве сект, обществ, религий, провозглашающих их пришельцами из миров ада, демонами, — ответил Демиург и вздохнул. — Как всё это печально.

— Какое вам дело до наших миров? Ведь мы всего лишь кучка дикарей, которые ничего не способны понять.

— Я понимаю вас. Ненависть ваша и гнев праведный вполне объяснимы. Я не Господь Бог из ваших религий, но… Есть причины, и они связаны с причинами появления вашей Вселенной. Создатель допустил ошибку, и эта ошибка вот-вот приведёт ваши расы к взаимному уничтожению. Не имея возможности влиять напрямую, мы действовали опосредованно. Мы создали Молнию, но не могли дать ей много знаний сразу. Это было бы слишком опасно для всех, в том числе и вас. Конечно, это порождает сомнение и недосказанность, увы.

Я посмотрел на Молнию. Кажется, это её ничуть не смущало. Будь обычный человек на её месте, он бы расстроился. Кажется, понимание между ними несколько иные, чем у нас.

— Вы хотите, чтобы мы заключили мир? — спросил Северин.

— Да. И не только, — ответил Демиург

— Но как?!

— Поверьте, они сами придут. Всё, что вам нужно, быть готовым понять их и пожелать мира. Вы переполнены жаждой самопознания, позвольте себе сделать шаг, который выведет вас из замкнутого круга ваших предубеждений. Познайте себя через каргонцев, и вам откроется мир в новом свете.

— Нас так мало… — сомневался Северин. Его голос прозвучал растерянно.

— Один человек — уже много, особенно, когда речь идёт о шатком равновесии.

— Мы действительно можем склонить чашу весов?

— Не надо склонять чашу весов ни в сторону людей, ни в сторону каргонцев. Ваша задача — стать тем болтом, который прекратит вибрации стрелки. Все вы следствие одной причины.

— Но какой?

— Боюсь, это знание лучше оставить пока скрытым. Со временем вы сами до него доберётесь. Молния поможет вам в этом, если захотите.

Она повернулась к нам. Её лицо озарилось счастливой улыбкой, словно сбылась вековая мечта. Мне показалось, что Молния вот-вот начнёт напевать весёленькую мелодию.

— Она сама захотела помочь выполнить эту миссию, — Демиург посмотрел на неё. Их взгляды встретились. И хоть я не слышал слов, мне казалось за две секунды они успели обсудить многое. Во всяком случае, настроение у Молнии сменилось на диаметрально противоположное.

— А что будет, если мы не захотим выполнять ваши указания? — спросил Манулов.

— Указания? Нет. Существуют вещи, которые происходят помимо нашей воли, — ответил Демиург. — Кому как не вам, Руслан, знать это. Вы, как никто другой здесь, испытал весь ужас безумия. Есть поступки, за которые приходится платить высокую цену. И мы тоже внесли в этот процесс свой вклад. Уверен, когда вы узнаете о нём, поймёте, что этот вклад был немалым и оцените его, — он чуть помолчал и добавил. — Надеюсь, эта жертва не будет напрасной…

Глава 14. Дети богов

Итак, в нашем экипаже прибавление: «новорожденная» Молния теперь была с нами. Последующие два дня после диалога с Демиургом мы привыкали к новому формату и ремонтировали разведчик под наблюдением ворчливого Ястреба. Всё-таки корабль побывал в двух битвах, а это немало. Со вчерашнего дня за работу принялся Бернар. Он оказался неплохим техником, и не будь Манулов так суров, они бы сработались быстро.

Я вернулся к своим обязанностям и запускал «спящие» до этого момента сервисы Ястреба. Во время работы мне даже казалось, что всё вернулось на круги своя: я снова инженер и занимаюсь, чем мне и положено, а Молния постоянно общалась с искином, впитывая информацию с невероятной скоростью. Даже для меня было непостижимо, как она умудряется сохранять такой бешеный ритм. Казалось, Молния даже не спит. Ещё когда я учился, у нас на факультете был один подобный уникум, но она превосходила его на порядок. Новую информацию она не просто схватывала на лету, но и сразу же выдавала хорошие весьма точные и ёмкие связи. То, что она не человек, замечалось только в этом, а в остальном она была вполне обычной и даже иногда забавной.

Я старался наблюдать за ней, пытаясь понять, к чему она стремится, почему отказалась от мира своих создателей, ведь ждут её отнюдь не райские кущи, а вполне серьёзные испытания. Вспоминая моё предложение, уничтожить корабли каргонцев, я сомневался, что она способна их пройти. Что и говорить, я и в себе-то не был уверен…

«В общем, всё отлично», — подвёл я итог своим размышлениям и, с удовлетворением надавив на клавишу пуска, понял, что допустил ошибку в скрипте. Пришлось спешно жать отмену.

— Эй, осторожно! — завопил Ястреб.

— Ничего страшного с тобой не произошло. Откати транзакцию и всё.

— Откачу, конечно. Однако согласись, если бы нейрохирург, что сделал не так, ты бы тоже кричал.

— Скорее бы мычал, — ответил я и решил перейти на иную тему. — А что делает сейчас Молния?

— Переодевается.

— Э-э… — я удивлённо уставился на селектор. — Не понял, как это? — вырвалось у меня.

— Ну, вам, людям, виднее, как это. Куда нам, имитациям разума, — недовольно пробурчал Ястреб. — Мы с ней обсуждаем различные направления моды. Она очень интересует историей нашей культуры.

— Сейчас приду, — слова искина заинтриговали меня, и я выглянул из кабины и шарахнулся от неожиданности.

— Что это на тебе?! — вырвалось у меня.

— Прикид, — ответила Молния.

Молния стояла посередине кают-компании в совершенно невообразимом и диком одеянии: черная кожаная куртка, обтягивающие штаны, тёмный платок с белыми черепами на голове.

— Мы с Ястребом как раз просматривали историю 20 века. Так одевались люди, принадлежащие к одной из субкультур западного общества. Хотя мне больше нравятся платья середины 18 века, вот только они сильно жмут в талии. Ястреб говорит, что так и должно быть. Зачем это?

— Чтобы подчеркнуть фигуру, сделать её более стройной, — ответил я.

— Это деформирует скелет.

— На первый план выдвигалась эстетика, — пояснил я.

— Эстетика? Нет, здесь дело не в ней, — сказала она. Моему удивлению не было предела. Кто из нас землянин? — Здесь причина в другом: следование некоторым идеалам. В данном случае красоты. А согласись красота и идеалы красоты не совсем одно и то же.

— Да, пожалуй…

— Ты не замечал, как меняется одежда людей? С течением времени она становится практичнее и даже проще… впрочем, это касается и нравов.

— Это плохо?

— Сложный вопрос, — ответила она. — Как можно определить плохо это или хорошо? Одни ценности сменяются другими, что-то становится важным, другое — несущественным. По сути это лишь отображает период развития цивилизации или субцивилизации. За предыдущим витком идёт следующий, и всё повторяется снова. Но как можно оценить отражение? — она пожала плечами. — Либо оно правдиво, либо — нет. Больше никак. Я бы советовала тебе отбросить такие мысли.

Молния окуталась туманом и уже предстала в ином виде, более привычном для меня. Теперь на ней были неброские штаны из синего экзоволокна, рубашка и куртка под их цвет.

— Не ходить же мне в бальном платье, — улыбнулась она.

«О, она уже овладела тонкостями», — оценил я.

— Всё верно? — спросила она.

— Да, так у нас на Земле обычно одеваются, — ответил я и, пока никого нет, решил спросить. — Я вообще думал, вам всё известно о нас.

— Мне — нет, а им, — она показала куда-то за плечо, — да.

— Но… тогда почему же они тебе всё не расскажут, зачем ты тратишь время, когда это можно просто… «вспомнить» в один момент.

— А какое удовольствие от «заливки» информации? Это только Ястребу нравится, когда ты подключаешь ещё один жёсткий диск или инфокристалл и закачиваешь терабайты данных…

— Опять за своё… — произнёс электронный ворчун. — Да что ж такое…

«Ох и тяжело же приходится Ястребу», — подумал я, а Молния продолжала:

— …Всё, что мне нужно для выполнения миссии, я знаю. Когда я была в вашем мире, знания скорее находились вне меня, в той скорлупе. Понимаешь, когда вы меня нашли и выбрали планету, данные просто скакнули ко мне, и я проснулась, зная все ваши языки, множество образов, но они для меня были всего лишь справочником. Согласись, это разное: знать и иметь справочник. Мне интересна ваша история и культура. Узнать историю — узнать вас. И себя тоже.

— И как же ты разобралась со всем этим?

— С трудом. Я ведь даже не знала, как мне выглядеть, кроме как туманным призраком. Ястреб мне очень помог.

— Так всё-таки ты признаешь, что я полезен и необходим? — спросил искин.

— Я этого никогда и не отрицала, но я до сих пор не могу привыкнуть к мысли, что разговариваю с машиной. На самом деле это удивительно, во всяком случае, для меня.

— Можно сказать, вы почти подружились, — заметил я. Молния в сомнении пожала плечами. — Забавно, что искин не всегда рационально реагирует на факты, — добавила она и, прежде чем я успел ответить, продолжила, но на этот раз уже неуверенно. — Вот думаю: я же, наверняка, буду среди множества людей, да? Как думаешь… Мне в чём быть среди вас и вообще… Если я не ошибаюсь, это важно. Я хочу одеться так, чтобы вам всем нравилось. Подскажи, что лучше.

Внезапно я понял, что Молния не только становится всё ближе к нам, но и сама становится человеком и даже более того, кажется, в ней начинают проявляться женские слабости! Видимо, нажав на Землю, Белоусов не просто открыл Молнии доступ к знаниям о нашем мире, но и запустил скрытый механизм её очеловечивания!

«А что последует дальше?»— подумал я, хотя, нельзя не отметить, что всегда приятно, когда рядом есть дама, да тем более такая. И, само собой, она мне импонировала больше, чем тот, кто назвался Демиургом. Несмотря на все его знания, он был значительно более далеком от нас, менее человечным. Может быть, они и сами понимали это, и потому возникла ещё одна причина создания Молнии, такой живой и… тёплой. Я остановил свои размышления: она ждала ответа и наблюдала за моей реакцией!

— Мне кажется, ты уже сама можешь определить, в чём быть, и создать любой образ, который тебе захочется.

— Есть одна проблема, — сказала она словно бы стесняясь. — Когда мы вернёмся, я уже не смогу создавать ничего нового. Этот мир значительно более гибкий, чем ваш, а оболочки у меня больше нет.

Если честно, я рассчитывал на её «магию», но как же мы планируем повернуть историю без неё?! В чём тогда Молния, практически лишённая знаний, может нам помочь?!

— Я понимаю тебя, — сказала она, — но всё не так плохо, как тебе кажется. Инерция невероятно высока.

— И как мы собираемся изменить движение, если не приложим силу?

— Отличный вопрос. Но ведь источник силы может быть разным, — заметила Молния. — Что можешь повернуть общество?

— Шоковое состояние?.. — предположил я.

— Именно! Мы должны заставить испытать и людей, и каргонцев такие глубокие потрясения, что они поймут своё безумие.

— Кажется, если ничего не делать, то потрясения и без нас произойдут. Время идёт, флоты только ждут отмашки, чтобы наброситься друг на друга, а мы дали им прекрасный повод. Пока мы с тобой здесь разговариваем уже идёт схватка. Если честно, я вообще не понимаю, как мы можем что-либо изменить.

— Тот, кто назвался Демиургом, обещал дать нам корабль, — сказала Молния.

— Корабль?! — удивился я.

— Разве у вас есть флот? — внезапно раздался голос Северина. Капитан как раз зашёл в кают-компанию.

— Нет, — улыбнулась она, — этот корабль будет точной копией существовавшего некогда в нашей Вселенной. Это очень древний корабль. Он создавался во время, которые мы называем эпохой Первого Противостояния.

— И насколько он силён? — спросил капитан.

— Разве цель существования корабля заключается в его военной мощи? — спросила Молния.

— Но ведь во время войны это один из самых важных параметров.

— Не волнуйтесь. Он способен защитить всех нас от любого флота.

— Ну, — пожал плечами капитан, — тогда я спокоен. Когда мы сможем его увидеть?

— Не раньше, чем у нас будет план действий или хотя бы возможность его оставить.

— Так в чём дело? Давайте прямо сейчас и начнём.

— У нас достаточно данных, — остудила его пыл Молния. — Здесь только часть из тех, кто будет в нём участвовать. Как не может начаться гроза без туч, так и мы не можем двигаться, не имея достаточных знаний.

— Когда мы сможем их получить? — спросил Северин.

Молния ненадолго задумалась, словно прислушиваясь к чем-то, а затем сказала:

— Совсем скоро, мы даже можем уже отправляться в путь. Нужно собрать всех, я укажу дорогу.

Но никуда идти не пришлось. Молния, как только мы все собрались, встала возле стены лицом к переборке и попросила тишины. Заинтригованные, мы молчали, ожидая, что произойдёт в следующие мгновения. Она начала полушёпотом что-то приговаривать. Сколько б я не вслушивался, никак не мог разобрать слов, но язык мне казался смутно знакомым. Затем она протянула вперёд руку, словно желая дотронуться до стены, и стала выводить пальцем какие-то символы. Металл стал течь и дрожать, а затем словно растворился в воздухе! Образовалась дыра около метра в радиусе. В помещение ворвался освежающий ветер. Всё это произошло так быстро, что я даже не успел испугаться.

Теперь перед Молнией виднелся проход, но куда он вёл? Я вгляделся в пространство за ним. Там виднелся вполне обыкновенный луг, а чуть дальше могучие горы, покрытые снежными шапками. Местность напоминала мне летние Альпы, хотя я там ни разу не бывал.

— Получилось, — с сияющей улыбкой произнесла Молния. Мне казалось, она вот-вот подпрыгнет и крикнет: «Yes!» Я посмотрел на капитана, а затем и на остальных — все выглядели удивлёнными. — Проходите.

— А это… — очевидно, Белоусов что-то хотел спросил.

— Это портал. Там на холме… небольшая деревушка.

Я подошёл поближе и присмотрелся, и, действительно, вдалеке виднелись какие-то строения, но всё-таки что-то внутри сдерживало меня от шага через этот портал. Может быть, дрожь краёв «дырки» в пространстве не внушала мне уверенности в безопасности, а может это просто обычный страх неизвестного. Любопытство как всегда взяло верх, и я переступил «порог», даже ничего не почувствовав.

Оказавшись по ту сторону моста, я оглянулся: забавно, но тёмный круг висел в полуметре над землёй. Я проверил связь с Ястребом. Искин запеленговал меня в ста сорока километрах. Очевидно, наш корабль находился за теми горами, которые мы видели, когда приземлялись. За мной последовала Молния, затем Северин и все остальные. Последним вышел недоверчивый Манулов.

Мы направились в сторону посёлка. По мере приближения стали видны отдельные строения, а затем и фигурки жителей. Некоторые их них останавливались, заметив нас, а некоторые носились так, что я даже боялся предположить, с какой скоростью они передвигаются. Во всяком случае, человек так двигаться не может, но тем не менее издалека они походили на людей, и дома, напоминавшие хижины из бамбука, казались вполне земными. Я пытался представить, как же выглядят дети богов. Неужели и вправду как люди? Тогда, ими не являясь, они все вместе сговорились выглядеть похожими на нас? Может, я что-то не понимаю.

— Это одно из детских поселений на этой планете, — пояснила Молния.

— Я не понимаю, зачем мы туда идём? — спросил Манулов. — Пускай сразу дадут нам корабль, и дело с концом.

— И что вы с ним будете делать? — в ответ спросила Молния.

— Пилотов-то мы здесь точно не найдём, — сказал Руслан.

— Мы найдём здесь будущий экипаж, — не согласилась Молния.

Все с недоверием посмотрели на неё, но никто не спросил, хотя вопрос был у всех одинаков: неужели эти дети и будут экипажем нового корабля? Ни за что не поверю!

Мы уже стали взбираться на холм, как стало ясно, что нас встречают… дети. Да, обыкновенные дети, были среди них и подростки лет четырнадцати-пятнадцати, но таковых я насчитал всего троих из десятка трёх ребятишек. Среди прочих я заметил уже знакомого мальчика со странным именем Яоа. Мы остановились, разглядывая детей. Все они были одеты в странную на наш взгляд одежду, точнее, странным казался материал. Он слегка отдавал серебром, словно свитый из едва различимых блестящих волокон. Помнится, Молния впервые появилась в подобном. А по форме я не заметил ничего оригинального: обычные туники, рубанки и штаны, на некоторых девочках платья — всё это меня несколько удивило. Многие из них смотрели на нас как на австралопитеков и молчали. Даже между собой не переговаривались, что совершенно не свойственно детям, хотя враждебности я не ощущал, да и ребята не казались испуганными. Они не были ни худенькими, ни полными, ни на одном из них я не заметил ни царапинки, ни ссадины, словно кто-то невидимый постоянно заботился о них. И вообще каждый из них казался произведением искусства, настолько правильными были черты лиц, а что говорить о ярко-голубых глазах…

Молния подошла к ним, не говоря не слова. Эта тишина казалась такой противоестественной, что мне даже стало неуютно.

— Привет! — сказал я.

— А вы смешные, — сказала одна из девчушек. На вид её было лет семь.

— Они не часто пользуются речью, — пояснила Молния.

«Да, мог бы и догадаться», — подумал я. — «Всё никак не могу привыкнуть».

— Пойдёмте, они приглашают вас, — сказала Молния, повернувшись к нам.

Детская деревня состояла из двух рядов «бамбуковых» домиков, расположенных вокруг центра. Чем-то мне это напоминало селения индейцев, но сходства казались лишь отдалёнными, хотя в центре, как полагается, горел костёр. Удивительно, но он ничем не питался, а просто висел в воздухе, словно поленья были невидимы, хотя они не трещали. Было в нём что-то сверхъестественное, необычное. И дело вовсе не в «парении» огня, а в той энергетике, которую он излучал. Мягкое тепло огня умиротворяло, проникало вглубь самого естества и завладевало сознанием. Он казался живым, мыслящим и смотрел на меня, изучал. Хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, слиться с ним, раствориться в его красном блеске. Кто-то схватил меня за руку — я дёрнулся. Это был Северин, а я стоял около костра. Все с недоумением смотрели на меня. Что произошло?

— Странно, — сказала Молния. — Зов на тебя очень сильно действует.

— Что это? — ошарашено спросил я.

— Vivus ignis, живой огонь, — сказала она.

— Это центр нашего мира, — услышал я знакомый мальчишеский голос. — Мы поддерживаем его. Каждый из нас должен вложить крупицу себя, чтобы он горел и согревал. Иначе, он просто погаснет.

Непривычно было слышать такие слова от мальчика. Его взгляд и ощущение мира свойственны скорее мудрым взрослым.

— А почему вы его поддерживаете? — спросил Белоусов. — В этом есть какая-то цель?..

— Обучение.

— Весь мир представляет собой тренажёр, — пояснила Молния. — Дети учатся управлять им, чтобы в дальнейшем уйти на новый уровень. Для этой цели и преобразовывалась эта планета и ближний космос.

— Преобразовывалась? Значит, он не создавался… с нуля? — удивился учёный.

— Давайте сядем. Это длинный разговор, — сказала Молния.

Все не без некоторой опаски подошли к огню. Здесь происходило нечто невероятное, скрытое от нашего сознания, неизвестное, то, что всегда пугает. Я постоянно вглядывался в него, словно пытаясь что-то увидеть, даже не понимая, что именно. Мне казалось, он то смеялся, то грустил, то плакал, то восхищался, хотя никаких видимых изменений я не замечал. Несмотря на нашу настороженность, мы сели вокруг него. Дети тоже присоединились к нам по-прежнему не говоря ни слова, хотя я чувствовал, что они активно общаются между собой: их лица и глаза выражали всю гамму чувств. Я подумал, что огонь и есть зеркало их эмоций. Настолько схожи были волны от него и детей. Встретившись взглядом с Яоа я понял, что прав.

— Этот мир, действительно, создавался как тренажёр, но не из ничего, — сказала Молния. — Вы заметили смену космоса, когда летели сюда?

Вопрос, конечно, был риторическим. Мы переглянулись, вспоминая чёрноту непроглядной ночи и едва видимые очаги света, которые сменились этим ярким миром.

— Наши Вселенные связаны между собой. Именно потому мне удалось привести вас сюда, но наш Универсум гораздо старше и почти растворился сам в себе. Звёзды расположены на расстоянии миллионов световых лет друг от друга, а некогда бурлившие жизнью галактики превратились в кладбища. Таких звёздных островов больше не существует.

— Как грустно, — сказал Мирослав.

— Это как посмотреть.

— Я — пилот. Мне без новых миров никак.

— Всё меняется. Как старая трава умирает, давая жизнь молодым росткам, так и миры сменяют друг друга. Физический мир выполнил свое предназначение. Это уже пустая квартира, из которой выехали жильцы, переселившись в иные дома. Как я уже сказала, все солнца почти погасли, но мы научились обманывать время, замыкая его на самом себе. Таким образом, создаётся подобие петли Мебиуса, только большей мерности. Вы меня понимаете?

— Ну, в общем, да, — ответил я, пытаясь вспомнить, что из себя представляет эта петля.

— Получилось несколько вложенных слоёв реальности. Это было сделано для усиления эффекта.

— Но как? — спросил Белоусов.

— Мы поддерживаем этот мир, позволяя ему существовать, ответила Молния. — Здесь существует договор двух разных систем: нас и этой планеты. Мы сокрыли от неё время, а она изменила условия на своей поверхности, распределив энергию таким образом, что нет ни холода, ни жары.

— Но всё-таки, как? — не унимался учёный.

— О, взрослые очень любят цифры. Им почему-то кажется, что они так лучше воспринимают мир.

Некоторые дети засмеялись, другие просто улыбнулись. Отчего-то слова показались мне знакомыми, только я никак не мог вспомнить, откуда они.

— Сент Экзюпери, — ответила девочка, та самая, которая назвала нас смешными.

— Откуда вы?.. — только и смог произнести я, поражённый услышанным.

— Мы знаем всё, что было до нас, — сказал Яоа. — Все мы части одно целого. Единство во множестве и множество во единстве — таков первый базовый принцип Природы. Весь мир — одно живое существо.

— И откуда ты это знаешь? — с недоверием спросил Белоусов.

— С рождения. Каждый рождается с нужным ему набором знаний, — ответил мальчик.

— Яоа самый старший. Он уже почти всему научился, — пояснила Молния. Археолог кивнул и спросил у мальчика:

— А в чём состоит ваше обучение, кроме поддержания огня?

— Всё начинается с малого. Сначала нужно научиться терпению, отвечать за свои поступки, осознать причину и следствие каждого действия. Растительный мир как нельзя лучше подходит для этого. Мы лечим растения, помогаем им расти, располагаем их в самых удобных местах. И только от тебя зависит, как будет развиваться цветок.

— Но как возможен лес без насекомых и зверей? — удивился Белоусов.

— Это как мы для детей заводим животных, — понял я. — Только здесь весь мир…

Дальше было больше. Мальчик снова заговорил. Кроме нас его слушали и самые младшие. Как он сказал, этот мир является их материнским. Миллиарды лет назад они начали свой путь с этого шарика, осваивали космос, двигались от него вглубь галактики. Как и любые разумные существа, они обладали волей и желанием познавать. Они узнавали мир, но сами для себя оставались загадкой, сложной и многомерной. Изучив строение своего тела, их предки научились лечить все болезни, но всё равно умирали и от голода, и от тех же самых болезней потому, что не могли наладить свою жизнь должным образом. Не хватало чего-то, где-то была ошибка. Они сотни лет совершенствовали знания о себе, пока, наконец, не сделали прорыв, осознав, что всё вокруг, наша реальность, не является закреплённой, статичной, её законы можно менять на самом глубоком уровне, перестраивать и надстраивать. Как вода запоминает информацию, принимая структуру, так и мир запоминает указания любых существ, обладающих самосознанием. «Теперь вам ясно, как мы меняли мир?»— спросила Молния.

«Неужели именно там скрыта вся её сила и сверхвозможности, которые недоступны для нас?»— подумал я. — «И необходимо осознать своё этот самый закон Природы? Единство во множестве и множество в единстве. Но будет ли это достаточным условием?» Ответа я не знал, хотя и подозревал, что нет. Думаю, Молния слышала мои мысли, почему-то оставив их без внимания, и продолжила.

— Осознание факта возможности влияния на мир в последствие привело к простой истине: тело, оболочка существа — лишь иллюзия, как и весь мир. Таким образом, гонка накопления материальных средств стала очевидным для всех безумием и невежеством, как коллекционирование воздуха доступного всем. Тогда-то и стало возможным построение идеального общества с вашей точки зрения. Думали ли вы об этом, Бернар, взрывая склад? — спросила Молния, обращаясь к Проговскому.

— Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, — ответил он.

«Грустно осознавать, — подумал я, — но наш разум ещё не готов сделать следующий шаг».

— Но у всего есть две стороны: вместе со взлётом расы началось её медленное угасание, а затем пришло время и реальности. Эта реальность завершала свой цикл. Тогда мы избрали свою прародину своим последним прибежищем, окутав от времени незримой, но явной сферой.

— Что же будет, когда погаснет последняя звезда, когда пройдёт фаза распада и Вселенная завершит свой бег?

— Ничего страшного, — спокойно ответила Молния. — Помутнеет только зеркало, в котором все мы отражаемся. Поскольку видимая часть Вселенной, которую мы воспринимаем как физический мир, лишь отражение ещё одного слоя, в котором все мы действительно находимся, великая игра под названием Жизнь продолжится. Вселенная сама познаёт себя через феномен Разума и видоизменяет сама себя через него. Именно от разумных зависит, что будет с миром дальше. Разве вы будете с этим спорить? На любом уровне развития, это очевидно.

Нет, мы не спорили. Такой взгляд на вещи казался нам совершенно новым, а потому червячок сомнений копошился где-то глубоко внутри.

— Теперь вы понимаете, почему мы хотим предотвратить гибель ваших миров? — спросила Молния.

— И вы в это верите? — спросил Манулов. — Это ваша религия

— Религия? — удивилась она. — Нет, конечно же, нет… А видеть — это тоже ваша религия?

— Какое это имеет отношение? — не понял Руслан. Я заметил, что дети с интересом и недоумением наблюдают за ним. Как только я это подумал, некоторые переключились и на меня.

— Умение видеть даёт умение понимать. Как может быть понимание религией? Если только в переносном смысле. У нас ни пророков, ни богов кроме нас самих и наших предков, которые накопили для нас такой опыт, в котором ваши миры лишь небольшие частички. Нет ничего кроме опыта и понимания, ничего кроме нас, как единого целого. Это естественно для бесконечной игры под названием жизнь. Это сама суть гармонии.

Пока Молния говорила, несколько ребятишек, в том числе и Яоа, отошли от костра и склонились над чем-то. Я пытался увидеть, чем они занимаются, но не мог.

— И цель этой игры — развитие? — спросил я, чтобы уточнить.

— Нет, развитие не может быть целью, — ответила Молния.

— Но тогда, что?

— Главное — гармония развития, — добавила одна из девочек таким голосом, как если бы мы неверно поняли рисунок, а затем повернулась к Манулову и сказала ему, словно в ответ на его мысли. — Нет, опыта у вас меньше. В вас всего десятки лет памяти.

— Вы не смотрите, что они выглядят как дети. Здесь очень легко обмануться, — напомнила Молния. — Учитесь видеть невидимое.

— Всё это очень красиво… Рассуждения о гармонии, развитии, смысле жизни… — не унимался Манулов. — А вы знаете, что над нами сейчас висит крейсер, который может уничтожить всё живое на этой планете?

— Перестань, — толкнув его в бок, прошептал Северин. — Веди себя достойно.

— Зачем вы пытаетесь показать больше, чем есть? — спросил один из сидящих рядом мальчиков. Манулов, очевидно, не ожидал такой реакции, да и я, признаться, тоже.

— Вы подвергаете детей неоправданному риску, — пояснил Северин. — Вот что хотел сказать Руслан. У вас же есть возможность спрятать их.

— Нет никакой угрозы.

— Они не хотят понимать, — сказал Яоа, — но боятся за нас. И напрасно.

— Никто нас не тронет, — сказала какая-то девчушка. Я бы не стал так утверждать, но им, наверное, виднее.

Вдалеке я заметил две точки. Остальные продолжали говорить, а я всё следил, не понимая, кажется ли мне или там действительно что-то летит. А если летит, то что? Птиц вроде нет. Хлопнув себе по лбу, я с ужасом понял:

— Каргонцы! — прокричал я. Вся наша команда тут же вскочила, но дети никак не отреагировали.

— Прячьтесь! — прокричал Северин, рывком пытаясь вытащить пистолет, но кобура была пуста. Никто из детей не сдвинулся с места, а Молния вела себя спокойно, хоть и выражение её лица сменилось с доброжелательного на нейтральное.

— Накаркал… — услышал я голос Манулова.

— Не волнуйтесь, — сказала Молния.

«Ох уж эта самоуверенность!..»— подумал я.

— Мы их ждали, — пояснил Яоа, словно это должно было мне что-то прояснить, но почему-то яснее не стало.

Теперь уже отчётливо доносился гул двигателей, и можно было разглядеть детали. Это были два десантных корабля метров пятьдесят в длине. Их хищные носы были окрашены в красный цвет — цвет крови, а оскалы каргонского хищника кхаро, нарисованные на бортах, недвусмысленно говорили о намерениях. Вдобавок, стволы орудий были направлены в нашу сторону. Я с трудом сдерживал себя, чтобы не удариться в бегство, по сути бессмысленное. Я надеялся, что магия Молнии и от этого защитит нас. Если нет, то домой я точно уже никогда не вернусь…

Все мы невольно сделали несколько шагов, когда они пошли на посадку. Опускались они не спеша, словно смакуя момент триумфа. Плавно понижая «гравитационное напряжение», боты садились у холма, всего в метрах двухстах от нас…

Глава 15. Треугольник

…Чёрное пространство планеты под именем Каргон в системе Канраны, казалось безжизненным. Франц Карлович Рошпейн, командующий Объединённым Флотом Лиги Наций, прекрасно знал об обманчивости такого впечатления. Разведка имела неоспоримые доказательства, что именно здесь, у материнской планеты, базируется основная группировка ВКС Империи Каргона. Единственная луна Крацс не подавала признаков жизни, что являлось хорошим знако: разведка не ошиблась, и на поверхности спутника действительно нет никаких военных объектов.

Бой у Белой стал сигналом к началу полномасштабной операции. Когда корабли прибыли, каргонцы уже праздновали победу, захватив «Звёздный Ястреб» и уничтожив «Непобедимый», артефакта они так и не обнаружили. Завязалась ожесточённая, но короткая схватка. Авианосец и еле живой корабль каргонцев не смогли оказать достойного сопротивления, а десант завершил дело, вернув искорёженный рейнджер. После двух боёв он уже не мог двигаться сам, и было принято решение о его уничтожении, дабы электронные технологии не достались врагу. Его подхватили на буксир и подтолкнули к планете. Остальное завершила гравитация.

Операция была названа просто и недвусмысленно: «Немезида». Никто не испытывал никаких иллюзий: капсула с информацией о бое уже неслась к материнской планете каргонцев, сюда, в систему звезды Канрана, а значит, противник скоро узнает о случившимся в погибшей системе, если уже не узнал. Месяц назад Генеральный Штаб Лиги Наций принял решение собрать все имеющиеся корабли и ударить первым, а Рошпейн назначался ответственным за проведение операции. Таким образом, земляне шли на опережение. Нападение должно стать неожиданностью для «обезьян». Как только будет уничтожен основной флот противника, Каргон будет открыт для орбитальной бомбардировки, и Империя падёт под мощным натиском. Война окончится! Конечно, всегда оставалась опасность: Земля теперь имела только автоматические комплексы защиты и относительно небольшой флот охранения, но каргонцы ещё ничего и не подозревают. Это был риск, да, но без риска на войне нет места. К тому же, опасность не так уж и высока. Родина может уже готовиться к триумфу своих сынов!

— Лиг-адмирал, — обратился капитан флагманского корабля «Гордый», — вражеский флот обнаружен. Данные с радаров полностью соответствуют данным разведки.

— Отлично! Связь с адмиралами, — приказал Рошпейн.

Вокруг адмирала стали появляться голографические изображения командующих флотов. Всего их было четверо: Владимир Фёдорович Кренюк командовал Российским Флотом, Джеймс Роклеф — Английской эскадрой, Бао Чи — ВКФ Китая, и Крис Макфолк, командующий ВКС Северной Америки, тоже присутствовал.

— Доброе утро, господа, — обратился Рошпейн, — данные разведки подтверждаются. Решающий день настал. Доложите о готовности.

— Английский Флот как всегда не подведёт, — заверил Джеймс Роклеф.

— Все корабли отрапортовали о полной боевой готовности, — ответил Кренюк.

— Военно-космические силы Китая готовы к бою, — доложил Бао Чи.

— Американский Флот готов к удару, — заверил Крис Макфолк.

Лиг-адмирал замолчал, вглядываясь в лица коллег. Все были полны решимости выполнить поставленную задачу.

«Немного помпезности не повредит», — подумал Рошпейн.

— Я прошу дать мне связь со всеми кораблями.

— Да, лиг-адмирал.

Связь была установлена практически мгновенно. Рошпейн поднялся, поправил мундир и отдал команду о начале трансляции.

— Собратья по оружию, дорогие друзья, — начал он, буквально физически ощущая, как сотни и тысячи людей на крейсерах, линкорах и авианосцах подходят к экранам, чтобы увидеть главнокомандующего. — Наступает великий день. Сегодня Каргонская Империя потерпит сокрушительное поражение. И сделаете это возможным вы! Два года назад «обезьяны» вероломно напали на Проксиму-2, стерев наши города, разрушив то, что создавали всем миром, всей планетой поколения людей. Я знаю, среди вас есть множество проксимийцев, и они помнят ту ужасную бойню. Операция «Немезида» должна поставить всё на свои места. Она восстановит справедливость. Возмездие за гибель Проксимы-2 должно настигнуть Каргон. Теперь, когда они разорвали договор о перемирии, мы имеем полное моральное право и даже обязаны ответить. Враг хочет войны — он её получит! Он захлебнётся в собственной крови! Сейчас и здесь решается судьба человеческой цивилизации! Сейчас или никогда, мы сделаем это, чтобы наши потомки без опаски смотрели в звёздное небо, чтобы не было ужасных лагерей смерти, чтобы род людской уцелел и продолжил своё развитие. Это вопрос выживания нас как вида. Мы должны поставить раз и навсегда точку в этом чудовищном вероломстве каргонцев, их диктатуре, единственная цель которой сводится к порабощению И результат битвы зависит только от вас. Только от вас! Во имя предков и потомков, во имя нашей Родины, нашей Земли, мы сделаем это! С Богом!

Трансляция закончилась. Лиг-адмирал сел в своё кресло, погружаясь в виртуальную сферу. Оттуда ему предстояло командовать сражением…

Вскоре корабли стали выстраиваться полусферой. Они подплывали к планете, словно накрывая её шапкой — ничто не должно проскочить сквозь строй! Полусферу поделили на зоны ответственности. «Северо-восток» достался российскому флоту, «юго-восток» — китайскому. «Северо-запад» и «юго-запад» — английскому и американскому соответственно. Многие люди уже видели родину каргонцев через увеличители и ждали только приказа. Искины разбирали цели. Особо мощные дальновизоры и радары фиксировали панику на орбите. Малые суда и корабли сновали, доставляя экипажи. Каргон не имел автоматических комплексов защиты, сравнимых с земными аналогами, хотя было наивно надеяться, что флот подойдёт незамеченным.

Используя своё главное преимущество, корабли землян заняли позиции на почтительном расстоянии и открыли огонь первыми. Термоядерные ракеты класса «Посейдон» ринулись навстречу целям. Несколько минут ничего не происходило — наводчики следили за точками на радарах. И в одно мгновение сотни ослепительно-ярких вспышек зажигались на орбите Каргона, но здесь, на удалении в миллионы километров они походили на крошечные искры сверкающие в ночи. Там повсюду царил ад температурой с миллионы градусов. На планету обрушилось мощное радиационное излучение. От обилия электромагнитных помех на многих кораблях забарахлила даже защищённая электроника. В ответ прилетели редкие ионные кольца, но били не прицельно: все они прошли мимо.

Результаты первого удара оказались для противника ужасающими. Те корабли, которые ещё не успели закрыться дефлекторами, попросту испарились вместе с экипажем, другие серьёзно пострадали. Немногие уцелевшие спустились на более низкую орбиту, отброшенные ударными волнами, и уже разворачивались, чтобы соединиться и ответить. При увеличении было видно, как их корпуса сияют голубым отливом включенных на полную мощность щитов.

— Из-за планеты выходит две эскадры: одна со стороны северного полюса, другая — западного полушария, — услышал Рошпейн голос капитана флагмана. Но тот и так превосходно видел, находясь в виртуальности. Доклад в данном случае скорее дань прошлому, нежели необходимость.

«Итак, время лёгких мишеней прошло. Теперь будет всё серьёзно», — подвёл итог лиг-адмирал.

Действительно, три флота, развернувшись полусферой, шли в атаку. За ними прикрывались эскадрильи истребителей. Они клин за клином поднимались с поверхности планеты. От множества целей рябило в глазах. Не имея превосходства в дальности, корабли Каргона несли на себе более прочную броню, а орбитальные защитные сооружения вовсе теряли смысл: с ними люди могли разделаться без всякого труда. Таким образом, главная задача каргонцев сводилась к тому, чтобы ни один корабль землян не пробился к их материнской планете. Лиг-адмирал это прекрасно понимал и предусмотрел. Операция «Немезида» входила во вторую фазу. Главная задача на этот отрезок боя — измотать каргонцев и не попадать под ионный выстрел.

Виртуальное пространство, в котором находился Рошпейн, напоминало вечернее небо, где сближаются две тучи светлячков, каждый из которых мог уничтожить ни один город. Внезапно рой мелких точек отделился от одних и помчался навстречу противнику — земляне дали новый залп ракет. Десятки и сотки вспышек озарили виртуальное пространство и пространство реальное. Здесь они выглядели искрами, а там термоядерными взрывами. Миллионы градусов прожигали защитные поля каргонских кораблей. Повторные удары ракет добивали многих из них. Вскоре в ответ полетели ионные выстрелы, похожие на гигантские медузы, но земляне стали понемногу отходить. Перегруппировка заняла немного времени — всё уже было отработано на симуляторах, а каргонцы шли в заранее расставленную ловушку. Рой земных кораблей обволакивал каргонцев, стараясь уйти от губительного близкого столкновения. Не имея возможности прицелиться, каргонцы уже стреляли навскидку, но при удалении плотность обстрела снижалась — огонь оказывался малоэффективным. Тем не менее, потери начались и со стороны землян — несколько крейсеров вспыхнули и пропали в огне.

Быстроходные каргонские истребители и торпедоносцы добрались до своих целей и стали кружить, выводя из строя батареи и двигатели. Потерявшие манёвренность корабли Земли становились лёгкой добычей для крупных судов противника. Под перекрёстным огнём завязывались ожесточённые дуэли между истребителями. Подбитые каргонцы, чувствуя безнадёжность, шли на таран, порой забирая с собой целые отсеки кораблей.

Рошпейн физически ощутил толчок и внезапно вышел из виртуального пространства. В рубке отчётливо пахло гарью — одна из панелей дымилась.

— Что происходит?

— Главная антенна повреждена, — доложил капитан «Гордого». — Каргонский торпедоносец использовал глубинный снаряд, что и привело к сбою. Искин задействует резервный канал связи.

— Отлично, — кивнул лиг-адмирал и уже хотел вернуться в виртуальное пространство, как капитан снова доложил

— Простите, адмирал. Срочное сообщение.

— Мы засекли порядка сорока кораблей, но они идут со стороны Крацса!

— Гордый, покажи!

Перед Рошпейном развернулась ужасающая картина: разведка прогадала. Флот Каргона не был сосредоточен в одном месте, а луна внезапно ожила сотнями целей разного калибра: теперь уже отчётливо проявлялись звенья малых, но не менее опасных, кораблей каргонцев. Лиг-адмирал понял, что план, который до этого момента выполнялся строго по пунктам, полетел ко всем чертям, а многие корабли китайской эскадры оказались между молотом и наковальней: между основным флотом каргонцев и свежими силами!

— Адмирал Чи, внимание! Каргонцы идут со стороны луны! — обратился Рошпейн. — Не дайте им зажать вас. Разгоняйтесь и идите на встречную атаку. Всем остальным, задача меняется: отводите огонь на себя, оттягивайте силы противника. Нельзя допустить, чтобы каргонцы взяли нас в клещи!

— Вас понял, — прозвучали голоса командующих.

Корабли землян перешли от манёвров к движению. Если китайская группировка ускорялась в сторону нового противника, то другие флоты стали расходиться в противоположные стороны. Каргонцы вынуждены были идти на поводу, в противном случае их бы расстреляли издалека. Две группы, русская и англо-американская работали как два мощных магнита, разрывая единый механизм вражеского флота — бой разделился за три участка.

Китайцы на встречных курсах схлестнулись с новым противником. Это была короткая, но безумная битва. Каргонцы расстреливали корабли землян в упор из всех видов оружия — ионные выстрелы фотонные торпеды сжигали тех с ужасающей скоростью. В ответ каргонцам летели ракеты и снаряды рельсотронных пушек, прошивающие средние и даже тяжёлые корабли каргонцев насквозь. Некоторые ядерные взрывы сжигали сразу и выстрелившего и противника — это обреченные земные крейсера в последний момент выпускали весь боезапас. Истребители обеих сторон вертелись, закручивая смертельные пике. Даже на расстоянии в десятки тысяч километров были хорошо заметны цепочки выстрелов и огонь смерти, а приборы фиксировали сумасшедшие колебания всех типов полей. В результате, когда корабли разошлись, эскадры поредели на треть, а адмирал Чи погиб — его флагман был зажат в клещи и, взорвавшись вместе с противниками, стал обломками, несущимися в сторону луны Крацс.

Каргонцы вполне разумно не стали разворачивать корабли, а продолжали нестись на помощь Каргону. Если бы Рошпейн мог стукнуть кулаком в этой виртуальной среде, он бы сделал это: целая группировка оказывалась выведенной из боя на примерно на час: столько потребуется кораблям китайского флота, чтобы развернуться. Это промах. Ошибка! Лиг-адмирал надеялся, что каргонцы не пролетят на полном ходу мимо расстреливающих их кораблей Китая. Даже сейчас китайцы обстреливали удаляющиеся корабли, и нескольких всё-таки уничтожили, но те неумолимо продолжали приближаться к разъединенным силам Земли…

Силы сравнялись. Это стало хорошо заметно, когда потрёпанная эскадра Военно-космических сил Китая снова вошла в бой. За последние два часа с поверхности Каргона стартовали ещё порядка сотни истребителей и торпедоносцев, но постепенно преимущество всё-таки стало склоняться на сторону людей. Флот таял на глазах, но никто не отступал. Уже основательно потрёпанные корабли двигались значительно медленнее, измотанные люди работали на пределе возможностей. Но выбора не было: либо каргонцы, либо люди — ни у кого не возникало никаких иллюзий. Если Каргон не падёт сейчас, то война затянется, и кто знает, чем закончится для Земли.

Битва продолжалась ещё почти сутки, пока каргонский флот не перестал существовать. Оставшиеся корабли уже просто добивали, не щадя никого. Всё пространство между планетой и луной стало металлическим облаком. Обломки кораблей разлетались во все стороны. Некоторые падали на Каргон, порождая огненный дождь, подобный метеорному.

Осталась последняя и завершающая часть операции: объединённый флот Земли уже подходил к Каргону, когда в виртуальном пространстве перед Рошпейном появилась фигура командующего английским флотом.

— Лиг-адмирал, разрешите доложить?

— Докладывайте, адмирал Роклеф.

— Правительство Каргона просит соединить с командованием.

— Они сдаются? — обрадовано спросил Рошпейн.

— Очень на это надеюсь, лиг-адмирал! Надеюсь, это конец!

Переговоры не стали концом войны: каргонское правительство не приняло условия капитуляции. Тогда лиг-адмирал Рошпейн перешёл к последнему аргументу: он приказал начать бомбардировку планеты. Голограмма передавала картинку в превосходном качестве, и я видел ужас на лицах адмиралов. Даже разгорячённые боем они не сразу поняли, что не ослышались. Кренюк попытался найти иной вариант, но Рошпейн был непреклонен. Пять городов подверглись атомной бомбардировке и были полностью уничтожены!

— Погибло около миллиона каргонцев! — продолжала Молния. — Затем в течение двух суток планета будет подвергаться массированной бомбардировке, треть её поверхности станет непригодной для жизни…

— Пиррова победа. Так, кажется, говорят люди? Значит, мы проиграем войну? — спросил капитан Корон.

Речь каргонца, как и раньше звучала непривычно, полная «шаркающих» и резких звуков. Я посмотрел на окружающих меня каргонцев. Теперь, когда глаза привыкли к яркому белому освещению, можно было рассмотреть их — прямоугольное помещение похожее на коробку, в котором мы находились, освещалось ярко-белой лампой на потолке. Лица трёхметровых гигантов скорее походили на маски — я никак не мог прочитать их эмоции. Десантники, облачённые в металлические доспехи, стояли вокруг, нацелив на нас плазмеры. Капитан сидел в кресле, около него стояли ещё двое каргонцев в форме офицеров. Боюсь, Молния ошиблась, и они выбросят нас в космос, как и говорил Манулов. Всё-таки надо было последовать совету Северина и не дожидаться, пока нас возьмут тёпленькими. И эти наручники… так жмут запястья…

— Это вариант будущего, — ответила Молния. — Оно ещё не наступило и его можно изменить, направить течение времени по иному руслу, — закончила она на их языке.

Корон был невероятно удивлён, да и я тоже, ведь каждому школьнику известно, что человек не способен выдавать такие звуки, а сколько тонов оставалось за гранью восприятия, знали только ксенологи. Местами речь каргонцев скорее походила на звук работающего рубанка. Не сразу я привык к таким звукам, но переводчик «обезьян» работал исправно. Впрочем, имелась ещё кое-что непривычное: кисловатый запах, который поначалу заставлял морщиться, а Мирослав поначалу даже расчихался. Конвой весьма странно отреагировали на его «поведение»: попытались его скрутить, словно он хотел избежать плена, но вскоре недоразумение разрешилось, когда капитан волевым решением приказал отпустить пилота.

— А что произойдёт дальше? — спросил Корон у Молнии.

— Через пару месяцев после сражения зонды дойдут до Земли, но обратно не вернутся. Командование флота будет ждать ответа ещё два месяца. Когда все сроки выйдут, пошлют корабль. Когда не вернётся и он, весь флот направится к Земле. Они застанут пепелище. Планета станет похожей на Венеру: на ней исчезнут моря, небо покроется плотным слоем туч. А ещё, — она повернулась к нам, и уже продолжила по-русски, — их там встретит флот Каргона, который считался уничтоженным. Данные разведки окажутся неверными, как и расчёты, на которых строилась вся операция «Немезида». «Посылка», содержащая информацию о битве при Белой-2, не пошла на Каргон. Всего в десяти парсеках базировался Второй Ударный Флот Империи Каргона, которому был дан приказ атаковать Землю в нескольких случаях. Одно из условий выполнилось, и планета людей подверглась нападению. По злой иронии судьбы каргонцы уничтожали города, когда началась операция «Немезида». Вы убивали друг друга, будучи полностью уверены в победе своей стороны. Каргонский флот не связывался с материнской планетой и ждал указаний. А вы знаете, Корон, как ваш народ исполняет приказы. Для вас они словно дань богу.

Корон дернулся, словно его поразил электрический разряд. Только что мы увидели, как придёт конец в наши миры. Жуткое зрелище. Я не хотел бы увидеть разрушенную Землю со стороны. По мне, уж лучше погибнуть со всеми остальными, чем пережить катастрофу и помнить до конца дней своих о потерянной истории, культуре, миллиардах людей, которые больше не делят с тобой пространство родного мира. Нет, как я не старался, всё равно не мог охватить сознанием то состояние, которое ждёт героев войны…

Неожиданно Корон затрясся, издавая звуки, похожие на трение двух монет друг о друга. До меня не сразу дошло, что он смеётся.

— Какая злая ирония, — сказал он. — Сжечь чужое гнездо, а своё не сберечь. Всё это очень правдоподобно. Удачная реконструкция, но…

— Люди не могли знать ни о базах на вашей луне, ни о втором флоте, — напомнила Молния.

— Не могли, — согласился каргонец, — потому что даже у меня нет такой информации, но вы меня не убедили. Вероятно, ваша агентурная сеть работает гораздо лучше, чем мы думали. Значит, ваши автоматические разведчики стали ещё совершеннее. Верно?

— Пока вы пробуете себя в дедуктивном методе, Корон, Порядок под угрозой, — ответила Молния.

Кошачьи глаза вспыхнули огнём. Казалось, каргонец вот-вот бросится на Молнию и разорвёт её на куски, но Корон довольно быстро овладел собой и ничем больше не выдал своего возмущения. Хотя причина такой реакции осталась для нас скрытой.

— Дерзко, — произнёс Корон и замолчал. Я уж начал думать, что он решает нашу судьбу, как он спросил. — Тебе известно, что я могу стереть эту планету? Что я могу распылить вас всех?

— Вы уже недавно грозились её уничтожить, и в меня стреляли. Но вы этого не сделаете.

— Будьте уверены, если потребуется, я это сделаю. Что вам ещё известно? — он явно был заинтригован. — Вы научились слышать, что происходит на борту через расстояние?

Я всё меньше понимал, о чём они ведут разговор.

— Мы научились слышать, что происходит в ваших душах, — ответила Молния. — Вы могли бы послушать нашего посланника, и тогда она бы сказала вам больше, но иллюзия силы и власти над ситуацией не позволили…

— Посланника? Она была нашей пленницей, — перебил Корон. Кажется, я научился улавливать интонации в этом дребезжании. По-моему, капитан был крайне удивлён.

— Но ведь мы позволили взять её на борт. Очевидно, что существа, которые могут создавать такие пространственно-временные искажения гораздо могущественней землян. Вы действительно, думаете, что мы не могли вам помешать? Не обманывайте себя, Корон. Вспомните, как всё начиналось. Ваш десант высадился на планету и подобрал ребёнка. Эта девочка вывела из строя вашего пехотинца всего лишь одной мыслью. И то случайно. Подумайте, что она могла бы сделать с вашим кораблём… Вы и сами себе задавали такие вопросы.

Корон снова засмеялся.

— Великолепно, браво! — воскликнул он (точнее, так передал переводчик) и встал. — Теперь я вижу весь ваш замысел. Такая стройность кампании и хода мыслей поразила бы даже адмирала Крена. Знаете такого?

— Он был великим каргонским мореплавателем и дипломатом ещё до Катастрофы. Гений в своём роде.

— Верно. Он примирил два враждующих лагеря с помощью хитрости. Изучил обычаи одних и традиции других, а затем… Впрочем, не о том речь. Я верно понял вашу задумку?

— Да, — улыбнулась Молния. — Мы хотим, чтобы вы повторили подвиг Крена на хц'онских островах.

Корон оказался около девушки. Рядом с ним, она казалась такой маленькой, но не беззащитной. Внутренняя сила и уверенность начала заражать и меня.

— А вы жестоки и не цените своих детей, — почему-то отметил капитан. Мне это показалось весьма странным и даже страшным. Что случилось с той малышкой?

— Каждый волен выбирать свой путь.

— Хорошо, если вы не на стороне людей, то кто они? — спросил капитан, указывая в нашу сторону.

— Это люди с рейнджера, который вы уничтожили. Я их спасла, чтобы дать вам возможность выбрать. Вы можете отказаться от моего предложения либо принять его.

— Хитрые люди, — почему-то отметил Корон. — Хитрость заслуживает уважения, если она ведёт к высшей цели. Верно?

Он спрашивал у нас. Что мы могли ему ответить? Главное, чтобы наш ответ гармонизировал с его идеологией. Как они её назвали? Порядок? Что-то стало проясняться. Удивительно, но Корон отнюдь не походил на тупых, злобных и жаждущих крови каргонцев, которых рисовала пропаганда. Я уже хотел согласиться с ним, как капитан сказал:

— Молчите. Не к лицу предавать свои идеалы. Пусть они и бессмысленны, — и снова обратился к Молнии. — Итак, ваше предложение.

— Я предлагаю союз. Тройной союз во имя спасения двух сторон и сохранения чести третьей, — сказала Молния.

— Достойная причина, — отметил каргонец.

— Это будет треугольник, который объединит линиями три точки: гармонию, порядок и индивидуальность. В распоряжении у нас будет корабль, равных которому не знали ваши миры. Единственное, что ему нужно: экипаж. Я предлагаю создать экипаж из представителей трёх сторон. Все мы заинтересованы в успехе нашего общего дела. А для этого нужно немногое: желание. Мы можем разорвать порочный круг взаимных упрёков и обвинений. Причина конфликта лежит в непонимании сторон друг друга. Вы, каргонцы, называете людей низшей расой, называете их разобщёнными и слабыми. Вспомните, до войны вы их называли «низкой расой», то есть расой с невысоким ростом. Вы говорите, что у них нет Порядка, что они погрязли в Хаосе. У каждого своя история и свой опыт, но вы даже не подозреваете, сколько между вами общего: начиная от внешнего вида кончая мелочами быта. Нет более похожих цивилизаций, чем ваши. Вы — близнецы от одних родителей.

— И кто они? Кто эти родители? — спросил Корон.

— Мы, — ответила Молния.

Я не поверил собственным ушам. Может быть, переводчик ошибся? Но судя по удивлению Корона, она сказала именно так.

— Когда-то, несколько миллиардов лет назад, существовало два бога, — пояснила она. — Они вечно спорили между собой. Каждый из них хотел создать мир лучший, чем у другого, добавляя всё новые и новые концепции и законы. Но они спорили не между собой, а с их создателем. С их Природой. Каждый желал страстно доказать, что способен создать Вселенную более устойчивую, чем ту, в которой они жили, боролись, вершили и разрушали. Они хотели освободиться от оков своей сущности, выйти за грань всего возможного. Стать равными Первосоздателю. Они разрабатывали живых существ изначально более мудрых, добрых, чем люди или каргонцы. И чем дальше заходил их спор, тем становилось понятнее, что изначально добрые быстро деградировали в своём блаженстве, злые уничтожали сами себя ещё до того, как успевали осознать свою связь с миром. Стало ясно, что нет мира лучшего, чем тот, в котором они развились, откуда пришли изначально, шаг за шагом накапливая опыт и преобразуя его в знание, а затем и в понимание своей сущности. Многие другие боги убеждали их в этом, но доказать, вывести идеальное уравнение Вселенной, смогли только они. В этом уравнении были триллионы триллионов переменных и один параметр — время. Оставалось только проверить его в действии. И они сделали новый мир. За основу была взята их изначальная Вселенная, но внесенные коррективы в программу развития не сделали её копией. Одним из результатов этой корректировки стало одновременное появление двух близких миров: Земли и Каргона. Боги поставили счётчик времени на «ноль» и стали смотреть, что будет. Вы видите, что произошло, — Молния ненадолго прервала рассказ. — Ошибкой было поставить двух непонимающих, но столь родственных народа, рядом. Совершенно естественно, что заменив первое противоречие в своих целях, они решили выяснить, чьи лучше. Непонимание очень опасная вещь. Одна из самых опасных. Она всё заводит в тупик. Тогда приходится откатываться назад и повторять уроки заново.

Корон молчал. Может быть, он ждал продолжения, но Молния не спешила сказать ещё что-либо. Она спокойно стояла и ожидала. Её уверенность просто поражала и граничила, как выразился Корон, с дерзостью. Что ж, богам, наверное, позволительно, не то, что простым смертным. Александр Великий тоже считался сыном богов, как удача сопутствует дерзким…

— Освободите помещение, — приказал капитан — подчинённые на секунду замешкались: офицеры посмотрели на Корона, десантники на офицеров. Один из них наклонился к капитану и что-то прошёптал, но тот лишь отмахнулся и повторил. — Освободите помещение, — на этот раз никто больше не сомневался. Когда в помещении остались только мы и Корон, каргонец сказал:

— Я готов признать, что я не всё знаю о людях, но многое время изучал их, но мои подчинённые… Как вы представляете союз? Я могу приказать. У нас жёсткая дисциплина. Этот Порядок выстрадан предыдущими поколениями. Каждый из нас выполняет свою функцию и понимает своё предназначение, своё место в теле общества.

— В вашем народе есть зачатки коллективного разума, — сказала Молния. Я был удивлён, услышав это. Кажется, мы и вправду ничего не знаем о своём противнике.

— Да, верно. Это уже на уровне подсознания. Но есть один изъян: низшие касты знают крайне мало. Удивительно, — Корон крякнул. Очевидно, это был смешок, — но мои солдаты, когда я их послал на планету, привезли мне ребёнка, будучи уверенными, что перед ними взрослый. Они даже пол не смогли определить. А если вспомнить последний случай… — Корон посмотрел на Мирослава. — Хорошо ещё, что мои бойцы вам руку не сломали, — затем снова повернулся к Молнии. — То есть никаких представлений о ксенобиологии. Вы понимаете, к чему я веду?

— Значит, вы принимаете наше предложение, — уже утвердительно сказала она.

— Вы знаете девиз военной касты?

— «Что сопротивляется, подлежит уничтожению», — ответила Молния.

— Верно, я никогда не откажусь от этого кредо. И знаете почему?

— В ней ваша жизнь.

— Раньше формулировка сути военных звучала несколько иначе… Вообще это искажение древней мудрости: «Что сопротивляется, подлежит преодолению». То есть трудности надо преодолевать. Сейчас об этом уже забыли, но я люблю краткие и ёмкие выражения. В частности, я изучал поговорки и пословицы людей. Противника нужно знать изнутри… И вот ваш посланник сказал фразу, от которой я не могу избавиться: «Ошибки нужно исправлять». Вы допустили ошибку, затем мы совершили её и посланник погиб. Вы ждали от нас таких действий, ждали нашей ошибки и указали на неё. Каждый вложил в новый союз что-то от себя, но только ваша сторона позволила расплатиться жизнью ребёнка…

Эти боги, те, кого я считал безупречными, высшими, идеальными, просто отдали своего ребёнка, зная, что он обязательно погибнет?! Ни один родитель, будь он в здравом уме и твёрдой памяти, не пошёл бы на такой шаг! Да что же они делают? Разве так можно?!

— …Неужели вы не нашли другого способа? — спросил капитан, и я с удивлением понял, что сам хотел узнать то же самое. Всё-таки Молния права: между нами много общего, хотя бы мысли.

— А как иначе мы могли обратить ваше внимание на проблему? — ответила Молния.

— Я сожалею, что вам пришлось заплатить такую высокую цену. — Я согласен принять ваше предложение ради будущего моей Родины. Но посмотрите на него, — Корон указал на Манулова. Мы все обернулись. — Этого человека переполняет ненависть, хотя он знает значительно больше, чем рядовой солдат, — пояснил капитан. Руслан прошептал что-то оскорбительное в его адрес и назвал его детоубийцей. Корон никак не отреагировал, хотя переводчик что-то прохрипел на его языке. — Люди не знают, что такое Порядок. Они цепляются за свою индивидуальность, как за единственную данность. Разве вы готовы работать с каргонцами? — спросил он нас.

— Возможно, нам предстоит проделать большой путь, — сказал Северин, — чтобы понять друг друга.

— Существует нечто более важное, чем наши чувства и эмоции, большее, чем наша жизнь, — сказал я. Уверен, Корон ждал именно этих слов. — А именно сохранение наших народов.

— Мудрые слова, — согласился Корон и немного помолчал. — Можете считать себя гостями на моём корабле.

Он поднялся и подошёл к панели, нажал на кнопку, и наручники упали на пол. Я потрогал запястья. На них остался красный след.

— Если все конфликты решены, то мы можем выстроить план действий.

Красноречивый взгляд Манулова говорил, что далеко не всё осталось в прошлом, и нас ждут ещё сюрпризы, но самое главное (и это меня безумно радовало), Молнии и её покровителям удалось сломить инерцию!

— Для нашей миссии нам нужен новый корабль, — сказала она. — Ваш серьёзно повреждён. Вероятно, не все каргонцы захотят последовать за вами.

— Вы предлагаете их отпустить? Но на чём мы полетим? — удивился Корон. — Насколько я вижу, у вас нет никаких машин, хотя ваш посланник, Эа, говорила, что они вам знакомы.

— Мы не создаём машины. Они нам не нужны, но наши далёкие предки разработали немало образцов техники. Все чертежи хранятся у нас в памяти, доступной для каждого. Именно это имела в виду Эа, когда говорила, что помнит всё.

— Где он?

— Здесь, — ответила Молния и протянула руку. Все подошли к ней, рассматривая маленькую чёрную «пуговицу» на ладони. Эта крошечная точка действительно походила на звездолёт в миниатюре!..

Речь капитана Корона вдохновила каргонцев и закончилась кличем, смысл которого оказался скрытым от меня. Мы, люди, стояли за ним на палубе ангара и наблюдали за происходящим. После слово взяла Молния. Пока она говорила (а перевода никто не предоставил), я вспоминал, как приходил в ужас от одной мысли о встрече с каргонцами, а теперь стою перед ними и вслушиваюсь в резкую речь инопланетян. Нельзя сказать, что экипаж корабля принял нас как родных, но явных протестов не возникло. И на том спасибо! Даже Риу, главный врач на корабле и приятель капитана по совместительству, поприветствовал нас. Я старался отличить одного каргонца от другого. Они были похожи друг на друга как китайцы для европейца (верно и обратное), но всё-таки кроме роста у каждого выделялись свои уникальные черты лица, укладка волос и цвет бакенбард. Со временем, я надеялся, все мы привыкнем и станем различать их лучше.

Нам даже организовали небольшую экскурсию по крейсеру. Её проводил лично капитан Корон и доктор Риу. Манулов по обыкновению угрюмо молчал, словно затевал что-то. Белоусов тоже не отличался особой разговорчивостью. С того момента, как два десантных бота опустились у деревушки, он не проронил ни слова, словно боялся спугнуть удачу. А мы с Севериным и Мирославом живо интересовались: пилоту коротко рассказали о системе навигации и пилотирования, Северину — о системах управления. Во втором я хоть что-то понимал, а вот с моей областью у каргонцев было трудновато. Они пользовались устаревшими углеродными компьютерами и никак не могли перейти на квантовые, поэтому, чувствуя свою отсталость, постарались перейти к другой теме…

Ещё одно обстоятельство, на этот раз менее приятное, предшествовало речи Корона и Молнии. Она попросила его вернуть тело погибшей девочки. Несмотря на явное недовольство Риу, капитан дал согласие. Вообще доктор не без интереса смотрел на Молнию — его интересовала биология местных жителей, но расспрашивать он не стал.

В сопровождении двух солдат мы спустились в медицинский отсек, где под куполом лежало маленькое тельце в серебристой одежде. Бледное личико смотрело бесцветными стеклянными глазами. Внутри меня всё похолодело от ужаса, и я замер на пороге. Манулов вообще отвернулся и смотрел куда-то в сторону, словно бы происходящее его не касалось. Впервые я его увидел в таком состоянии. Нетрудно предположить, что он вспомнил о погибшей семье.

Риу подошёл к терминалу и хотел открыть, но Корон остановил его, внимательно наблюдая за Молнией. Та уже стояла рядом с саркофагом и что-то говорила на своём языке. Руки девушки легли на крышку, и на ладонях возникло еле заметное свечение. Она продолжала что-то говорить, точнее даже напевать. Песня лилась как река, русло которой не осквернено порогами и изгибами. Странная неземная песня без согласных звуков, но в то же время лёгкая. На нашем языке такую не спеть. Здесь собрались неизвестные нам голоса природы, звёздных ветров, серебро колокольчиков. Песня призывала к умиротворению и тишине, поднимала вверх, к самым вершинам, на которые только способен подняться человек. Внезапно всё стихло — я сначала не поверил своим глазам: её руки прошли сквозь толстое стекло!

Молния дотронулась до девочки, и сияние её рук стало ярче, а затем стало настолько сильным, что, казалось, зажглось маленькое солнце. А когда оно потухло, сотни и миллионы крошечных светлячков, проникая сквозь стенки саркофага, понеслись прочь из него. Каргонцы охранения шарахнулись в сторону, пытаясь избежать столкновения, Белоусов с Севериным тоже, а остальные удивлённо смотрели, как эти крошечные пятна света проходят насквозь, согревая неземным теплом, словно кто-то кристально чистый коснулся и смыл черноту своих мук. Это было подобно прикосновению любящей матери к своему чаду…

— Эа покинула нас уже давно, и ждёт на другом берегу реальности. Свет нашей древней звезды должен вернуться в наш мир, иначе баланс сил нарушится, и эта крошечная вселенная захлопнется, — пояснила Молния.

— Так она не умерла? — спросил Корон.

— Мы не умираем. Смерть — лишь начало пути, — сказала она. — Никто и ничто не умирает.

Хотелось бы в это верить…

— Эй, — толчок в бок вернул меня в реальность. — О чём задумался? — спросил меня Мирослав.

— Momento mori, — ответил я. Зачем он помешал мне? Так было приятно погрузиться в те воспоминания.

— Ничего, поживём ещё. Только бы к запаху привыкнуть, не помереть раньше времени, а то я еле сдерживаюсь, — сказал пилот. — Аллергия у меня что ли…

— Просто дрейфишь, — вставил Манулов.

— Я? Нет. Знаете, слушая её даже на этом корявом языке трудно удержаться и не крикнуть с остальными. Что они кричат? Что за клич? Никак не пойму.

— Хвалят кого-то… — безразлично буркнул Руслан.

— Смотри! — Мирослав указал на Молнию.

Девушка расправила ладонь, и чёрная точка выплыла из её рук. Зародыш звездолёта медленно летел над каргонцами к створкам ангара, озарённым голубоватым свечением силовой завесы. Все, включая каргонцев, как заворожённые провожали его взглядом. Миникорабль прошёл сквозь силовую сетку и исчез в черноте космоса. Некоторое время ничего не происходило, и все ждали, чем закончится это небольшое представление.

Уже с минуту висела тишина, как что-то неуловимое, но ощутимое как порыв ветра, пронеслось по ангару. На фоне космоса, словно бы на синем экране, разыгрывалось необычное представление: зародыш разворачивался в красивый корабль, как из куколки раскрывается бабочка. Некоторые части уже проявились в полной мере, а другие — только-только начали вырисовываться. От этого создавалось впечатление, что гигант невидимыми руками ваяет новую скульптуру, растягивая и переминая глину. «Лепка» проходила невероятно быстро, и постепенно становилось ясно, какую форму приобретает корабль: слегка приплюснутый диск со сферическим утолщением в центре. Ни двигателей, ни шлюзов, ни орудийных портов я не заметил. Преобразования не кончались, пока не исчезли последние неровности.

Перед нами предстал звездолёт, корпус которого серебрился в лучах древнего светила и переливался всеми цветами радуги и даже неизвестными мне: таких я раньше не встречал и видел их скорее внутренним зрением, нежели чем глазами. Как такое возможно? И вообще что я о нём знаю? Только то, что такие звездолёты создавались предками создателей Молнии во времена Первого Противостояния. Но с кем?..

— Готовьтесь, мы сейчас полетим, — услышал я ободряющий голос Молнии. Она обращалась к нам.

Стартовали мы через час. Челнок каргонцев не предназначался для людей: кресла раза в два больше привычных, а что говорить об остальном. Кто со второй, а кто с третьей попытки, но мы смогли натянуть на себя тяжеленные ремни безопасности. Но никто не протестовал. Да и вряд ли кому-нибудь пришла подобная бредовая при данных обстоятельствах мысль. Сопровождающие каргонцы смотрели на нас с плохо скрываемым снисхождением. Конечно, куда нам, низшей расе…

Не считая пилота, каргонцев было пятеро: капитан Корон, доктор Риу и трое солдат, облачённых в угловатую и тяжёлую броню. На груди одного из них проступала золотистая гравировка в форме пятиугольника с солнцем посередине — значит, этот офицер отвечал за безопасность на корабле. Но вид каргонской защиты был хоть и солидный, но тяжеловатый. То ли дело наши лёгкие и прочные бронежилеты. Вот только одна проблема: рассчитанные на кинетическое оружие, они хуже защищали от плазменного, а в войне каргонцы предпочитают второе. А вот доспехи сидящих передо мной десантников, как мне показалось, одинаково хорошо справятся с обоими видами. С виду их амуниция напоминала отлив по форме из металла: большой нагрудник, похожи и поручи, из которых по движению руки выдвигались лезвия. Я подсмотрел этот приём, когда поднимался на челнок: бойцы проверяли снаряжение. Мне ещё тогда подумалось, что не зря наши солдаты пытаются избежать рукопашной. Здесь у каргонцев солидное преимущество: и в размере, и в защите. Вот только вес снаряжения каргонцев не смущал. Или вся броня только казалась тяжёлой? Надо будет как-нибудь проверить…

Я посмотрел на друзей. Если Манулов и Северин были сосредоточенны, то Мирослав уже чуть ли не открыто ликовал и не сомневался в том, кто поведёт это чудо древней техники. А Белоусов, конечно, ожидал новых тайн и открытий. А чего ждал я? Новых приключений? В том числе. Нет, я хотел всё сразу: и управлять кораблём, и новых тайн и новых побед. Жадно хотел! Как воды в пустыне. Теперь, когда многое открылось мне, я мечтал о большем.

— Красота какая… — вздохнул Мирослав.

Я выглянул в иллюминатор и согласился с нашим пилотом. Отсюда, всего в нескольких километрах звездолёт казался ещё более величественным и загадочным. Цвет оставался прежним, но по корпусу бегали разноцветные полосы, словно часовые стрелки.

— Что это? — спросил я у Молнии, даже не уточняя — она понимает и без слов.

— «Рад вас видеть».

Пилот челнока что-то спросил, и она ответила по-каргонски, а затем пояснила мне:

— Он спрашивал, куда рулить.

Корабль не был ни большим, ни маленьким. По диаметру он был чуть больше «Звёздного Ястреба». Мы поднырнули под днище диска (хотя понятие верха-низа здесь условно) и приближались к сферическому центру. Поверхность корпуса была на настолько гладкой, что я заметил отражение нашего челнока. «Как со Сферой», — вспомнился мне первый контакт с тогда ещё безмолвным артефактом.

Челнок повис под сферическим центром диска и стал медленно приближаться к нему. Никаких створок или экранов: мы просто проплыли сквозь корпус, как через силовую завесу и оказались в просторном куполообразном ангаре. Наш маленький корабль висел над бледно-серым полом, сквозь который мы проникли сюда. Стены были того же цвета, но более тёмного оттенка. Вообще цветовая гамма явно контрастировала с внешней. Я снова обратил внимание на форму помещения и заметил несоответствие: если мы прошли сквозь пол, то он должен иметь вогнутую форму, а не быть плоским. А где же двери? Неужели мы будем ходить сквозь стены?..

— Можно выходить. Воздух здесь пригоден для обеих рас, — сказала Молния одновременно на двух языках, чем ещё раз удивила и нас, и каргонцев.

Дверь открылась, и в салон ворвался свежий и мягкий воздух. Каргонские десантники первыми спустились на палубу. Звуки шагов многократно отражались от стен. Они недоверчиво вглядывались в пустоту, словно ожидая нападения. Следом за ними вышел Корон с доктором Риу, Молния и мы. Я попытался понять, откуда идёт свет, но так и не сумел: никаких ламп и свечений стен. Освещение просто было и всё, причём мягкое и рассеянное.

— Мы постарались упростить управление кораблём, — произнесла Молния на двух языках. — Это корабль-конструктор. Здесь нет лифтов, лестниц, переходов, уровней, кают… Вам стоит только пожелать, и появится дверь в нужное помещение. Цвет и освещение тоже управляется мысленно… — внезапно сверху, прямо под куполом, появился плафон, излучающий жёлтый свет — кто-то из нас решил проверить слова. — Да, примерно так. Вам достаточно просто пожелать. Аналогично вы можете создавать себе каюты — всё как захотите, как вам удобно, — плафон заменился на яркую лампу. Ярко-белый свет брызнул в глаза — я зажмурился и свет стал тусклее. — Только одно правило: не рушить чужие постройки. Видоизменять можно только свои.

— То есть он сам нас понимает? — спросил Северин.

— Да, это базовая функция любого корабля такого класса.

— Значит, здесь есть искусственный интеллект?

— Нет, это просто автоматизированная функция.

— Но если мы захотим, мы можем подключить и Ястреба? — спросил я. Северин и Манулов посмотрели на меня весьма выразительно — они хотели скрыть наличие мощного искина.

— Да.

— Кто это? — недоверчиво спросил Корон. Переводчик снова работал. — О чём речь?

— Это искин «Звёздного Ястреба», — ответил я и рассказал все детали его перемещения в разведывательный бот. Если мы союзники, то надо раскрыть все карты, несмотря на осуждающие взгляды. Но Молния казалась вполне довольной. Она всегда стремилась к соединению наших народов хотя бы в рамках одного корабля. — Значит, мы можем передать управление кораблём Ястребу? — спросил я у неё.

— Да, достаточно только представить.

От перспектив захватывало дух. Можно создать любой компьютерный центр, любой мощности! Только бы хватило места… Хотя я подозревал, что размеры этого корабля никак не ограничивали нас, а скорее служили лишь ширмой.

— Всегда завидовал электронным технологиям людей. Искин нам очень пригодится, — сказал Корон.

— А я бы предпочёл без всяких там электронных игрушек, — засомневался доктор Риу.

Белоусов уже изучал стены, водил по ним руками, словно желая что-то нащупать. Мирослав рисовал узоры на полу. Получалось не очень, какое-то неупорядоченное переплетение линий. Десантники расслабились и теперь стояли, опустив плазмеры, и наблюдали за нами.

— Я хотел бы посмотреть мостик, — сказал Корон. — Как это можно сделать?

— Прошу, — ответила Молния и вытянула руку, указывая вперёд. — Дверь появится там, где вы захотите, и будет вести туда, куда вы пожелаете.

Капитан подошёл к стене и дотронулся до шершавой поверхности. Перед ним возникла вертикальная полу плоскость, на которой вырезался прямоугольный проём. Офицер безопасности мгновенно оказался рядом, но капитан посмотрел на него стальным взглядом, и тот отступил. Эта немая сцена весьма красноречиво рассказала мне о том Порядке, который исповедуют каргонцы.

Корон первым прошёл на мостик, а за ним последовал офицер. Я поспешил за ним. Мне не терпелось! Когда-то случай привёл меня на мостик «Звёздного Ястреба», а теперь я стою здесь, в сердце нового корабля, равных которому невозможно найти! Сферическое помещение по окружности заполняли панели, голографические изображения окружающего пространства, а в центре возвышалось кресло капитана. Но самое главное, на что не решались создатели крупных военных судов: вместо обзорных экранов мы видели космос без датчиков и изображений, а вживую, как через стёкла. Окна, а иначе я назвать не мог, состояли из множества секций. Создавалось впечатление, что мы находимся на вершине башни. Я полностью доверял конструкторам этого чудесного корабля. О безопасности они точно должны были подумать. Если только «окна» не очередной трюк высоких технологий…

Я подошёл к голограмме. Изображение не казалось искусственным: край планеты, вокруг которой мы вращались, оказался твёрдым на ощупь. Я даже почувствовал пальцем прохладную атмосферу вокруг неё. Если приглядеться, можно было заметить голубоватую дымку и даже движение воды океана.

— Это не голограмма!

— Да, — отозвалась Молния. — Это заключённая в ограниченный объём небольшая реальность.

Я тыкал в горы, закручивал водовороты в тысячи километров в диаметре, сдвигал льды, ломал полярные шапки — я чувствовал себя почти равным богам, вершащих судьбы континентов и поворачивающих историю. Но, как только убирал руку, планета сама собою восстанавливалась за доли секунды. Ничто не могло нарушить правдивость предъявленного мне отражения реальности.

— Как вам корабль, капитан Корон? — услышал я голос Молнии.

Каргонец ещё раз окинул взглядом мостик и сказал:

— Впечатляет, но хотелось бы увидеть его в действии.

— Ждать осталось недолго. У нас есть месяц, чтобы освоить его.

— Очень мало времени. Можем не успеть.

— Времени мало, но мы должны успеть. Нерешённым остался один вопрос.

— Какой?

— Кто станет капитаном корабля…