Как известно, любая фантазия становится реальностью — со временем. Стоит только чуть-чуть подождать, и мы увидим все. И нуль-Т, и звездные войны (не надо!), и видеотелефоны (хотя они уже вроде бы есть — а что я говорил?) и даже загадочные сепульки (со свистом). И только его не будет никогда. Впрочем, если напрячь фантазию…
Вот он, стоит в углу — самый настоящий робот Азимова. Он неимоверно дорог и чудовищно сложен в производстве и эксплуатации (нет, это не мои домыслы, это слова самого Азимова). Он очень неглуп, и с ним можно мило поболтать на самые разные темы. И я уверен: первой его фразой будет:
— Хозяин, я не существую.
И он абсолютно прав. Обычный робот — это уже не фантастика, он есть, и в немалых количествах. А робот Азимова, даже в перспективе… Кстати, чем еще они друг от друга отличаются?
Внешне — ничем. Стальной корпус, руки и ноги (шасси и манипуляторы) — никакой разницы. Начинка, мозг — здесь вроде бы кое-какие отличия имеются… но так ли уж они существенны? Позитронный мозг, по Азимову, имеет чудовищную мощность — но зачем она, такая нужна? Обычный робот вполне справляется с самой разнообразной работой, располагая не менее обычным, электронным мозгом (и мощности хватает). Способность к самообучению? И это, опять же, под силу обычному, электронному нейрокомпьютеру.
Разницы в «железе» нет или почти нет. Так что же, разница в «софте», в программном обеспечении? Так и есть. И мы знаем, в чем она состоит. Да-да, те самые Три Закона Роботехники!
«Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред». И так далее… Какие чеканные формулировки! Их мог породить только гражданин цивилизованного и правового государства, с молоком матери впитавший принципы римского, естественного, гражданского и прочего права, а также свято верующий в силу Закона.
Согражданам Азимова (да и вообще англоязычным читателям) такие взгляды были близки и понятны. И успех не заставил себя ждать: роботы Азимова, оснащенные Тремя Законами, «пошли в народ». Там, в народе, они делали свое дело: изменяли общественное сознание, умеряли страх публики перед таинственными и жестокими металлическими созданиями. И они делали это дело очень хорошо.
Успех всегда привлекателен, и очень скоро появились «нелицензионные копии». Попросту говоря, коллеги по цеху выпустили в мир полчища роботов, очень похожих на азимовских. Нет, сами роботы были вполне оригинальными, но в них неизменно встраивались все те же Три Закона. И до сих пор встраиваются! Что ж, коллег можно понять: лучше все равно не придумаешь…
Но вот что странно: шестьдесят лет, с легкой руки Азимова, фантасты жевали и пережевывали идею Трех Законов Роботехники. За это время робот превратился в довольно заурядный атрибут любого завода, а молодой Айзек — в старого профессора Азимова и, увы, скончался. Шестьдесят лет! И хоть бы кому-нибудь пришло в голову осмыслить эти Законы… Пусть даже только один — Первый.
Оставим в покое главное понятие Закона — «человек». Предположим (для простоты), что нам удалось обучить робота безошибочному распознаванию особи Homo Sapiens. Но что, с точки зрения робота, есть «вред»?
Безусловно, робот не может ударить человека ножом… Стоп-стоп-стоп, а почему, собственно, не может? Откуда ему знать, что это действие причинит человеку вред?
Из собственного опыта? У робота нет и не может быть такого опыта. Удар ножом в металлический корпус не причиняет роботу никакого вреда и, тем более, неприятных ощущений.
Из учебного курса? Представим: в процессе обучения, перед сотней только что собранных роботов, закалывают ножом человека. Затем каждому роботу предлагают проверить отсутствие пульса и дыхания. Вред налицо — наглядно и убедительно!
Нет, это, конечно, шутка. Задача вполне решаема, если воспользоваться системой понятий, близкой и понятной роботу, то есть алгоритмизовать задачу. Например, запрет на удар ножом будет сформулирован так: «недопустимо прилагать к внешним покровам человека сосредоточенную нагрузку более стольких-то килопаскалей или распределенную — более стольких-то». Внушить это роботу не составит никакого труда, и теперь он будет вести себя надлежащим образом. То есть, не колеблясь, схватит за руку и удержит падающего с крыши хозяина (допустимая нагрузка не превышена), но не ударит его ножом или другим острым предметом.
Схватит за руку? Представим, что хозяин падает с крыши (ничего страшного, дом одноэтажный), а ближайшей к роботу частью тела оказались… ну, например, наружные половые органы. И робот хватает его за… Бр-р-р-р, какой ужас!
Не ударит ножом? А соломинкой или куриным перышком — можно? Не торопитесь отвечать «да», сначала зажмурьтесь. А еще лучше — заслоните глаза рукой.
Совершенно верно, кроме величины нагрузки, стоит учитывать и точку ее приложения. А также — и направление ее приложения. Одна и та же нагрузка, приложенная, например, к руке человека, в одном случае — всего лишь согнет ее, а в другом («противосуставное движение») — приведет к тяжелой травме. Что уж говорить о шее…
И это еще не все. Ограничения рассчитаны, исходя из сред-нечеловеческих параметров. Вероятно, для стариков (они тоже люди), с их ломкими костями и хрупкими сосудами, ограничения следует ужесточить… раз в десять. Ужесточили? Отлично, теперь попробуем научить робота определять возраст человека по внешнему виду. Что, вы и сами часто ошибаетесь?
Уже ясно, что исполнение Первого Закона потребует от робота немалых знаний о человеке. А ведь мы пока затронули только механику человеческого тела. Что там еще? Физика? Поговорим и о физике…
Допустимо ли приложить к человеку напряжение в 3 вольта? А 30 вольт? А 3000 вольт? Как насчет силы тока? Один миллиампер — это много или мало? Кстати, речь идет о постоянном токе или о переменном? Промышленная частота или сверхвысокая?
Допустимо ли подвергнуть человека воздействию гамма-излучения интенсивностью в 1 бэр? А в 10 бэр? Как насчет всех остальных видов излучения? Что вообще считать безвредной дозой? Кстати, не заслонить ли человека стальной грудью от потока зловредного ультрафиолета? Особенно на пляже, а?
Вслед за физикой вспоминается химия. Несложно объяснить роботу, что воздействие концентрированной серной кислоты причиняет человеку существенный вред. Но как быть с 1,2-нитро-3,4-амино-перфторатом? Наносит ли он вред человеку? А если да, то в каких количествах? На сегодня число известных химических соединений составляет около 20 миллионов. Сколько же данных нужно заложить в робота, чтобы Первый Закон не остался благим пожеланием?
А ведь есть еще и синергический эффект: два вещества, безвредные порознь, вместе образуют нечто весьма вредное. Не зря же на многих лекарствах указано: не употреблять вместе с алкоголем. Впрочем, что уж там лекарства: бинарное химическое оружие создано по тому же принципу! Число же возможных сочетаний уже превосходит все разумные пределы — оно действительно астрономическое. Тем не менее, учитывать эти сочетания необходимо. Только представьте: робот, оснащенный бинарным оружием и убежденный в его полной безвредности… Боже мой, сколько же всего необходимо знать, чтобы стать действительно безопасным роботом!
Мы начали с точных наук. Но ведь есть еще философия, этика, психология и многое другое. Безвреден ли жир (при наружном применении) для человеческого организма? Вполне. Но что, если жир — свиной, а организм украшен бородой и чалмой? И здесь нам придется вспомнить еще и категорию морального вреда…
Если хозяин приказал роботу подойти во-о-он к той даме, сообщить ей… нечто ласковое, а затем нежно пожать… ну, скажем, наиболее выдающиеся элементы ее рельефа? Что в этом плохого? С точки зрения робота — ничего. А с точки зрения дамы? Она обязательно поделится с нами своим мнением — как только ее приведут в чувство. И это еще относительно невинный вариант использования робота.
Еще немного о моральном вреде: все запреты касаются исключительно человека. А как насчет котенка? Ему можно отрезать лапку? Или голову? И даже не котенку, пусть это будет всего лишь тряпичная кукла. Можно? По Азимову — вполне: котенок не человек, кукла тоже. Теперь уточним: все это происходит на глазах маленькой девочки, хозяйки этого самого котенка (или куклы). Что, страшно? Да нет, по Азимову — ничего страшного!
Пусть так. Но что проистекает из данного действия в будущем? Через год? Через десять лет? Уж не вред ли? Кем станет девочка, на глазах у которой убили любимого котенка? Впрочем, эту проблему давно рассмотрели классики — Лем и Стругацкие. Рассмотрели и признали неразрешимой. Даже для человека. Не будем требовать от робота невозможного… Но разве проблема сиюминутного вреда намного проще?
Даже из немногих перечисленных ситуаций, которые мы решили принять во внимание (а в реальности их гораздо больше), кое-что становится ясным. Оказывается, для надлежащего исполнения Первого Закона робот должен быть высочайшего класса инженером, физиком, химиком, врачом, социологом, психологом (особенно детским)… Другими словами, он должен располагать всей информацией, имеющей хоть какое-нибудь отношение к человеку. То есть — почти всем объемом знаний, накопленных человеческой цивилизацией (из всех объектов Вселенной человека всегда интересовал в первую очередь, он сам, что и отразилось на тематике знаний).
Мало того: все это еще предстоит упорядочить и систематизировать, то есть превратить хаотичный набор сведений в нечто упорядоченное — в базу знаний, например (иначе робот не поймет). Представили себе объем подобной базы знаний? Так ведь этим объемом роботу надлежит не просто обладать, но еще и пользоваться! Робот должен его анализировать — весь, причем по многу раз за день, перед началом любого действия — для оценки возможного вреда. Кстати, долго ли он будет оценивать?
Быстродействие вычислительных систем, конечно, растет с каждым годом, причем по экспоненте. Возможно, через сотню-другую лет быстродействие вырастет до таких значений, которые мы сегодня даже и вообразить не можем. Но и количество обрабатываемой информации тоже невообразимое — шутка ли сказать, весь объем знаний, накопленных человечеством. Так ведь он тоже растет по экспоненте! Догонит ли Ахиллес черепаху, которая, на самом-то деле, больше похожа на гепарда?
Сейчас, при нынешнем быстродействии, анализ всей суммы знаний занимает непозволительно много времени. В будущем это время, несомненно, сократится… или нет? А если сократится, то до каких значений? Точно определить здесь, конечно, нельзя, но интуиция подсказывает: речь пойдет не о пикосекундах. И даже не о миллисекундах… Впрочем, дело даже не в быстродействии. А в чем?
Не будем говорить о том, что создание такой базы знаний (поистине чудовищного объема) — титанический труд, по сравнению с которым создание «позитронного мозга», способного ее вместить, не более, чем вопрос технологии.
Не будем говорить о том, что ни один человеческий мозг ее заведомо вместить не может, а робот, оснащенный подобной базой, превзойдет (по интеллектуальной мощи) любого из гениев прошлых веков и даже всех их, вместе взятых.
Не будем говорить о социальных и прочих последствиях создания роботов, интеллектуально превосходящих человека (эта тема многократно отражена в лучших произведениях НФ).
Поговорим лучше о других аспектах проблемы, не столь очевидных, но гораздо более существенных.
Роботы изначально создавались для выполнения той работы, которую человек не хочет или не может выполнять сам. Грязная, либо тяжелая, либо монотонная, либо опасная работа, либо все перечисленное в комплексе. Но не более того: замена роботами ученых, инженеров, администраторов никогда и никем не планировалась и не рассматривалась. Азимов не отступает от этих принципов: в его рассказах (и работах любых других авторов) роботы — слуги, рабочие, помощники. И только!
Работа такого рода явно не требует от робота сколько-нибудь развитого интеллекта. Лучшим доказательством этого служит тот факт, что подобные роботы (правда, без Трех Законов) уже существуют. И для их создания позитронный мозг не потребовался — вполне достаточной оказалась мощность обычного, электронного. Достаточной оказалась и технология XX (всего лишь) века. Опять-таки — если забыть о Трех Законах.
Значит, вся остальная (по Азимову — поистине невероятная) мощность позитронного мозга расходуется только и исключительно на соблюдение Трех Законов. То есть на выполнение полезной работы тратятся миллионные доли процента ресурсов системы, а все остальное — на обеспечение безопасности этой системы. Так вот: за всю историю цивилизации ничего подобного создано не было. Надеемся, что и не будет. Поскольку, с точки зрения любого инженера, это — нонсенс.
Паровоз, с его мизерным КПД, считающийся классическим примером неэкономичного решения, — инженерный шедевр по сравнению с роботом Азимова. Египетская пирамида — миллионы тонн камня, обработанного и уложенного для обеспечения сохранности семидесяти килограммов телесной оболочки фараона, — образец бережного расходования ресурсов. Куда им до робота Азимова!
Вы только представьте себе робота-землекопа, который, с каждым взмахом лопаты, прокачивает через свой могучий мозг всю сумму знаний человечества. Он ведь обязан это проделывать, чтобы очередной взмах не причинил вреда человеку! И он не взмахнет лопатой, пока не закончит оценку возможного вреда!
Вот поэтому, по всем этим причинам, и приходится признать: азимовский робот никогда не будет воплощен, что называется, «в металле». И дело даже не в технических возможностях, а в здравом смысле. Нужен ли нам робот Азимова? Невероятно дорогой, чудовищно умный, великолепно образованный, несколько медлительный, предельно капризный в эксплуатации — и совершенно безопасный благодаря Трем Законам… землекоп?
Копать землю, конечно, нужно. Но не такой же ценой! Агрегат с такими характеристиками и таким функциональным назначением просто не имеет права на существование. Как говорится, «по всем законам, божеским и человеческим», в круг которых Три Закона Роботехники, со всей очевидностью, не вписываются. «Хозяин, я не существую».
Ну и что же, что не существует? Фантастика на то и фантастика, чтобы оперировать сущностями, пока не существующими. И ключевое слово здесь — «пока». Да, межзвездные перелеты пока недостижимы, но нам никто не запрещает фантазировать на эту тему! Но с роботом Азимова так не получится. Здесь ключевое слово совсем другое — «никогда». И мы в этом только что убедились.
Тогда, может быть, фэнтези? «Придворный маг взмахнул посохом — и верный меч героя ярко засветился». Да-да, тот самый мир меча и магии, в котором и «пока», и «никогда» одинаково излишни. Тоже вполне самодостаточный жанр литературы, хотя многие и считают его субжанром фантастики.
Значит, фэнтези? Или, точнее, техно-фэнтези? Предположение занятное, но неверное: здесь полностью отсутствуют магия и прочие диагностические признаки жанра. Стало быть, все-таки НФ? Пожалуй. Только какая-то странная… Вини-Пух когда-то открыл для себя неправильных пчел, которые делают неправильный мед. Наверное, бывает и неправильная фантастика?
Бывает. По крайней мере, бывала. Когда-то, в середине прошлого века, в недрах бурно развивающейся НФ зародилось… нечто. Чуть позже за этим явлением закрепилось обидное название «хвантастика». За неимением более подходящего определения, будем использовать именно его. И пусть не обижаются НФ-мэтры сопредельной державы: здесь никакой связи с особенностями украинского произношения. Просто фонетически это словечко уж очень точно отражает суть явления… Итак, явление по имени «хвантастика».
Вот один из первых и, одновременно, один из самых ярких его примеров. Критическая ситуация: космический корабль проходит зону пылевого скопления. Наконец, опасность позади, но в иллюминаторах — все еще «туман». И тогда один из членов экипажа выходит в открытый космос, осматривается и сообщает: все в порядке, космос чист, скопление осталось позади. Откуда же тогда «туман за окном»? А это просто иллюминаторы запылились (!). После чего он просит передать ему… пылесос, чтобы очистить иллюминаторы от космической пыли.
Возможно, мы когда-нибудь преодолеем световой барьер. Возможно, будет создана нуль-Т. Но пылесос в вакууме не будет работать никогда. Если, конечно, не призвать на помощь магию (которой, кстати, пылесос вообще не нужен). Это — не НФ и не фэнтези. Это — «хвантастика».
Вообще, авторов, пишущих в этом «жанре», объединяет одна общая черта: полное непонимание законов, по которым существует наш мир. Когда в фильмах Лукаса космический корабль взрывается с ужасным грохотом, который слышен издалека (в вакууме!!!), мы готовы это понять и простить: у кинематографа свои законы. Но когда то же самое происходит в романе — это уже, извините, «хвантастика».
Пылесос (или грохот) в вакууме — всего лишь самый очевидный пример нелепости, и, чтобы понять это, вполне достаточно знаний в объеме неполной средней школы. Но бывает абсурд и не столь явный. Чего стоит только цивилизация, построенная по классическим феодальным принципам и в то же время… освоившая межзвездные перелеты. А ведь такое невозможно, хотя это и не является очевидным. И сколько же таких цивилизаций в мировой фантастике!
Обычно подобные нелепости объясняются, помимо бездарности автора, еще и его элементарной безграмотностью. Или — отношением «хвантаста» к своим читателям: он считает их идиотами и, надо признать, не без оснований. Диагностические признаки «хвантастики» выражены четко, и ошибиться невозможно. Неужели…
Абсолютно исключено! Если даже у кого-то на минуту возникло кощунственное предположение… Нет, диагностические признаки не те. Профессора Азимова, несмотря на его всем известную технофобию, трудно заподозрить в безграмотности. Да и адресовал он свои книги отнюдь не идиотам. Наконец, Азимов был щедро одарен писательским талантом (и многими другими). Нет, это — НФ. И великолепная НФ!
Тем не менее, азимовский робот по-прежнему не вписывается в НФ-каноны. И даже талант Азимова не в состоянии прибавить Трем Законам хоть чуть-чуть правдоподобия…
Похоже, остается единственное объяснение: Азимова, одного из отцов-основателей современной НФ, проблема ее правдоподобия вообще не интересовала. Там, где другие фантасты кропотливо вычищали из текста малейшие несоответствия, — Азимов царственно ими пренебрегал, не желая стеснять полет своей фантазии. Ничем! И правильно делал: коллеги добивались правдоподобия, чтобы читатель поверил, а между тем вера — явление глубоко иррациональное, не нуждающееся в доказательствах. Сила веры не зависит от правдоподобия ее постулатов: если вы сможете убедить людей в том, что Земля плоская, то именно в это они и будут верить, несмотря на все доказательства противного.
Вот и у Азимова то же самое. И это — не особенность литературного стиля Азимова, а доминирующая черта его личности. В его тексте явно читается подтекст: «Плевал я на правдоподобие! Сейчас я придумаю все, что пожелаю, а вы все будете это читать! И поверите!». И все поверили. Завидно, правда?
Хотя нет, объяснение не единственное: есть и другое. Все-таки героями Азимова (как и любого писателя) были люди, со всеми их чувствами и переживаниями. Роботы же служили не более чем декорацией — а она по природе своей всегда условна. Согласитесь: театральный задник, изображающий дремучий лес, не обязан воспроизводить его со всей достоверностью, включая птичек и белочек.
Здесь знатоки творчества Азимова вполне могут возразить: как же так, ведь роботы у него, бывает, мало чем отличаются от людей? Ведь они обладают тонкой душевной организацией и даже некоторой свободой воли? Да и само название сборника «Я, робот» («I, robot») подразумевает осознание роботом себя, как личности?
Ну что же, будет и третье объяснение. Хотя и очень похожее на второе: Азимов, как уже говорилось, писал не о роботах, а именно о людях. Но какой же писатель откажется от такого удовольствия — препарировать душевный мир своего героя? Со скальпелем наперевес, а то и с бензопилой? Да ни один не откажется, никогда в жизни! Одна беда: как-то негуманно это… На вивисекцию похоже.
Азимов нашел гениальный выход: робот! Практически ничем не отличающийся от человека, обладающий самосознанием и тонкой душевной организацией, даже страдающий — но все-таки робот. Ну что вы, какая же тут вивисекция? Это ведь робот!
Зато на примере робота очень удобно изучить такой, к примеру, вопрос: что будет, если в человека жестко встроить Первый Закон? Оказывается — ничего хорошего. По крайней мере, для этого самого человека. Похоже, что Азимов был первым, кто это понял. Станислав Лем со своим «Возвращением со звезд», Бёрджесс и Кубрик с их «Заводным апельсином» — все они появились гораздо позже…
Вот такие вот три объяснения. Точнее, три серьезных объяснения. Потому что есть еще и четвертое, несерьезное: молодой доктор Азимов попросту веселился. Шутил. Как сейчас говорят, стебался. И получилось что-то сродни литературному хулиганству — жанру древнему, как сама литература, и очень увлекательному. Чувством юмора Азимов обделен не был, хорошую шутку понимал и любил — так почему бы и нет?
Словом, выбирайте любое объяснение — какое понравится. Или все сразу. Только, ради всего святого, не принимайте эти Три Закона всерьез. А то как-то неудобно получается… «Хозяин, я не существую».
Безумна стихия огня! Но если поговорить с пожарными, можно услышать байки о случаях, когда «огненный зверь» выказывал ум и смекалку. Впрочем, и без всяких сказок подозрительно много странностей связано с пожарами. За последние годы аномально крупные лесные возгорания с пугающей демонстративностью появляются в разных странах. То огонь наводит панику на райские кущи Голливуда, то пожары выжигают редколесья Греции, застилая дымом Парфенон. А в минувшем году бешеное пламя повергло в ужас Австралию, доказывая, что нигде нельзя скрыться от всесжигающего красного демона.
Знаменитая книга «Гиперболоид инженера Гарина» примечательна тем, что фантастический аппарат там описан подробно. Алексей Толстой даже чертеж в текст вставил, дескать, соедините по-хитрому искривленные зеркала, зажгите между ними термитное вещество, и вылетит из отверстия тонкий луч, прожигающий все на своем пути. В учебниках физики эту придумку потом разоблачали, доказывая, что энергии горения не хватит для разрезания линкоров; к тому же, сам луч, как его ни сжимай зеркалами, быстро расширяется с расстоянием, теряя силу. Пусть так, но остается один вопрос. Придумал схему гиперболоида явно не писатель. Значит, у Гарина существовал прототип, с которым Алексей Толстой был знаком. Так неужели тот реальный инженер ничего не смыслил в физике? Или он рассчитывал на что-то другое? Тогда на что?
Утром 12 июня 1903 года известный русский химик Михаил Михайлович Филиппов был обнаружен мертвым в своей лаборатории. Полиция не нашла признаков насилия, но смерть вызвала толки. Неожиданно в «Санкт-Петербургские ведомости» пришло письмо Филиппова, отправленное 11 июня — накануне трагедии. Он писал: «Мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идет о способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем передача эта возможна на тысячи километров. При таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук». Отметим, что погибший ученый был известным общественным деятелем: он с 1894 года издавал журнал «Научное обозрение», где печатались Менделеев, Бехтерев, он дружил с Горьким и Толстым, поддерживал молодого Циолковского, проявлял симпатии к революционерам. Не исключено, что его научная разработка кого-то озаботила: конкурентов с Запада или охранку, опасавшуюся усиления терроризма. Была ли эта смерть убийством? Тайна до сей поры не раскрыта, как неизвестно — что Филиппов подразумевал, говоря о дистанционной передаче «волны взрыва».
В 1912 году о «взрывающих лучах» сообщил итальянец Уливи, но потом объявили — это, мол, мистификация. Затем в 1924 году англичанин Мэтьюс предложил британскому правительству изобретенные им «электрические лучи», с помощью которых он мог поджечь на расстоянии порох, причем воздействие шло через толстое стекло. В прессе появились сообщения, будто лучами Мэтьюса можно блокировать работу автомобильных двигателей и подрывать склады снарядов.
Тема стала популярна, и в красноармейском журнале «Вестник воздушного флота» № 8 за 1924 год появилась статья «О лучах смерти», где обсуждались перспективы военного использования электромагнитных волн. Вот как инженеры того времени толковали суть: «Взрывчатое вещество имеет молекулы, построенные неустойчиво: они легко распадаются на составные части. Так как силы, удерживающие атомы в них и электроны в атомах, электрического происхождения, то всякий резкий толчок электромагнитной волны, отвечающей по своей длине колебаниям атомов внутри молекулы, может произвести взрыв».
И, конечно, идею подхватили фантасты. В романе «Цари воздуха» Вл. Семенов писал: «Достаточно направить на какое бы то ни было взрывчатое соединение детонирующий луч — оно разложится на элементы». А в романе «Машина ужаса» В. Орловского описывается изобретение американцем особого прибора с восьмигранным рефлектором, откуда посылаются лучи, взрывающие динамит и обжигающие людей. Воинственный изобретатель уж было покорил своей воле Северо-Американские Соединенные Штаты, но тут ученый из России нашел способ усмирить глобального маньяка. Наконец, французы Доржелес и Жинью в повести «Машина для прекращения войны» описали «ультра-синие лучи», подрывающие все патроны и снаряды в радиусе 100 км.
Итак, идея была популярна и среди публики, и среди военных. И реальный «инженер Гарин» наверняка существовал. Показан в романе луч не взрывающий, а разрезающий, но вдруг писатель исказил суть идеи? Ведь если предполагали с помощью электромагнитного воздействия взрывать динамит, почему не вообразить дистанционное инициирование обычного горения? Не с помощью нагревания поджигать, а просто подав электромагнитную команду «Гори!». Тогда пылающие пирамидки в гиперболоиде были источниками сигнала, а луч аппарата просто передавал собранный поток света, в котором тот сигнал присутствовал.
Говорят: «Пламя пожара перекинулось на соседнее строение», подразумевается — искры долетели. Но бывает, ни ветер, ни расстояние не способствуют «перекиду», однако дома на другой стороне улицы вдруг вспыхивают — как бы по эстафете. И, наоборот, каменная стена — брандмауэр не дает загореться деревянному дому, хотя искры от горящего вплотную соседа через нее перелетать способны. Не вправе ли мы предположить, что важным фактором распространения пожара является световой поток, излучаемый пламенем, а не только искры и жар? Может быть, пылающий огонь каким-то образом посылает в лучах света информационные сигналы, катализирующие начало реакции горения в окружении?
Биологами доказан факт электромагнитного взаимовлияния клеток: разделенные непроницаемым препятствием клеточные культуры согласованно делятся и дифференцируются. Может, и обычные химические реакции способны к информационному взаимодействию?
В 20-е годы прошлого века российские физики Ландсберг и Мандельштам открыли так называемое комбинационное рассеяние света. (На Западе оно называется рамановским — в честь индийца Рамана, обнаружившего это же явление чуть позже, но опубликовавшего свою заметку чуть раньше. За это открытие Раману дали в 1930 году Нобелевскую премию, демонстративно проигнорировав физиков из СССР.) Оказывается, свет, проходя через прозрачную среду, меняет спектральный состав так, что тонкие линии спектра смещаются — молекулы среды оставляют в световом потоке свой индивидуальный рисунок. Так, может быть, и химическая реакция горения автоматически записывает в световом потоке, идущем от пламени, свой уникальный код, способный запускать горение, если свет, несущий сигнал, поглощается горючим материалом?
Мы задали этот вопрос известному специалисту по спектроскопии комбинационного рассеяния, доктору физико-математических наук из краснояского Института физики Александру Николаевичу Втюрину. Ученый ответил: «Слабо верится, что между неодушевленными объектами осуществляется некий, именно информационный, контакт. Свет, рассеянный веществом, действительно меняет свои спектральные характеристики — это основа так называемой рамановской спектроскопии. Однако для считывания информации нужны соответствующие приборы и разум человека».
Наша способность видеть основана на естественном свойстве света: во время отражения от предметов он сканирует их облик и особенности фактуры. Свет сам записывает эту информацию, а потом уже глаза и мозг считывают полезный сигнал. Похоже работает и радиосвязь, где электромагнитная волна испускается и модулируется искусственно, а затем приемником детектируется. Другой подход используется в сейсморазведке и радиолокации, тут полезные сведения получают, опираясь на знания особенностей прохождения волн, — геологоразведчики узнают устройство земных глубин и находят месторождения нефти, а операторы радаров фиксируют траекторию цели. Все это понятно, но возможно ли, чтобы объекты неживой природы и химические реакции воспринимали информационные сигналы? Ведь это напоминает магию, где заклинаниями вызывают гром и молнию!
Летом и осенью 1985 года англичане были взбудоражены странной серией событий, получившей в британской прессе обозначение «История плачущего мальчика». Началось все с интервью пожарника Питера Холла из Йоркшира в популярной газете «Sun». Он заявил, что пожарные бригады Северной Англии находят в сгоревших жилищах экземпляры одной и той же репродукции, изображающей плачущего мальчика. Портрет плаксы когда-то написал испанский художник J. Bragolin, а несколько тысяч копий сентиментальной картинки только что поступили в продажу. Холл решил выступить после того, как его брат намеренно купил изображение, чтобы проверить парадоксальную связь, и не прошло и недели, как его дом на юге Йоркшира сгорел дотла.
Газета получила множество откликов от людей, пострадавших по той же причине. Так Сандра Краске из Килбурна рассказала, что она, ее сестра и мать — все погорели, поскольку все они приобрели понравившуюся им недорогую репродукцию в красивой рамке. Уже после начала газетного обсуждения сгорел в графстве Эвон дом вместе с его обитателем шестидесятисемилетним Уильямом Армитиджем. Причем проклятую картину нашли рядом с обугленным телом. Один из пожарных заявил: «Я никогда раньше не верил в проклятия. Но когда вы видите целехонькую картину в сгоревшей комнате, и она — единственное, что не пострадало, то вы понимаете, что это перешло все границы». Начался форменный массовый психоз, закончившийся тем, что, по предложению газетчиков, все владельцы злосчастной картины избавились от опасного изображения, уничтожая его на костре подальше от дома.
Легко счесть это серией совпадений, но с учетом всего вышесказанного возможна и пугающая версия. Допустим, что существует реальное информационное воздействие, прячущееся в потоке света, идущем от пламени. Предположим, что некие специалисты смогли вычленить данный сигнал из потока и записать его в виде голограммы. Голограмма — набор интерференционных полосок, которые легко можно спрятать внутри черно-белого рисунка. Теперь, если свет от солнца упадет под нужным углом на голограмму, отраженный поток воспроизведет информационную команду, что спровоцирует возгорание окружающих предметов. Механизм достаточно тонкий, и для его срабатывания требуется массовость попыток, которую легче всего организовать с помощью тиражирования опасного изображения и распространения его среди ничего не подозревающих людей. И этот чудовищный эксперимент состоялся.
Рассказанная нами история выглядит жутковато. И, продолжая конспирологические изыски, можно предположить, что лесные пожары в разных странах вызываются с помощью командных сигналов, направляемых с орбитального военного спутника. А далее рождается антиутопия о мировой деспотии, которая с помощью «спутника смерти» подчиняет себе все государства и континенты. Не будем фантазировать. Просто давайте осознаем — как мало нам известно об окружающем нас мире, и как осторожно мы должны исследовать его, дабы не разрушить хрупкий оазис жизни на планете Земля. И тем опасней секретные эксперименты, которые проводятся втайне от человечества и с не очень хорошими целями.
Из исследовательского архива
В книге профессора МГУ А. А. Рухадзе (дважды лауреата Государственной премии СССР) «О лучевом оружии в России» говорится:
«Впервые о лучевом оружии я услышал в 1966–1968 годах. Именно в это время и у нас, и в США начали разрабатывать лазерные системы, нечто вроде «гиперболоида инженера Гарина». Одно из направлений лазерного оружия носило глобальный характер, и его возглавлял академик Н. Г. Басов. В это же время появилось весьма перспективное предложение создания лучевого оружия, но не на основе лазерного, а на основе мощного СВЧ излучения. Эксперименты по теме «РАМУС», привели к неожиданному результату: было открыто аномальное поглощение СВЧ излучения плазменным сгустком с ускорением части электронов плазмы до больших энергий. Это открывало новые возможности по созданию лучевого СВЧ оружия, более перспективного, чем лазерное. Дело в том, что длина волны лазерного излучения порядка микрона, и поэтому лазерное излучение практически невозможно сфокусировать, если цель для поражения находится на большом расстоянии. Пятно лазерного излучения на расстоянии 100 км будет иметь диаметр не менее 20 метров. С другой стороны, СВЧ излучение можно сфокусировать с помощью фазированной антенной системы, и если источник СВЧ излучения обладает энергией 104 Дж, то можно разгерметизировать спутник либо ракету на расстоянии более 100 км. В результате в 1969 году вышло постановление Правительства, согласно которому большая кооперация, возглавляемая заместителем министра В. И. Марковым и акад. А. М. Прохоровым должна была создать источник СВЧ излучения длительностью несколько миллисекунд и мощностью до 20 МВт. Это постановление существенным образом повлияло на жизнь лаборатории физики плазмы, которая финансово стала одной из самых обеспеченных в ФИАНе».
Современная наука озадачена «Схождением благодатного огня» — феномен повторяется каждый год. Во время Пасхи в Великую субботу в Иерусалиме в храме Гроба Господня неведомо как вдруг лампады зажигаются без какого-либо вмешательства человека. Некоторое время этим благодатным огнем, как утверждают свидетели, невозможно обжечься. На глазах у множества людей Иерусалимский Патриарх входит в пещеру Гроба Господа, где и происходит возгорание. При этом присутствуют служители разных христианских направлений, которые ревниво следят за каждым его движением.
Скептики сомневаются в истинности феномена, зато парапсихологи связывают его с паранормальным пирокинезом. Это способность некоторых людей взглядом или мыслью вызывать огонь. Подобные случаи фиксируются довольно часто, при этом в большинстве пирокинетиками оказываются малолетние дети. Они совершают это бессознательно и не могут понять, как же управлять этой стихией.
Однако известны и случаи самопроизвольного возгорания предметов. Так в США в 1941 году в доме фермера Уильяма Хаклера в штате Индиана одновременно в нескольких местах начались возгорания — свидетелями тому стали местные полицейские. Сгорел настенный календарь, стоявшая на полке книга выгорела изнутри. Такие странные возгорания продолжались всю неделю. В 1990 году горная деревушка Сан-Готтардо, расположенная в Северной Италии, стала просто мишенью для неожиданных пожаров. Наблюдатели со стороны думали, что деревня охвачена массовой истерией, однако пострадавшие обвиняли в напасти сверхъестественные силы. В то же время десятки людей стали жаловаться на головные боли, слабость, ожоги кожи, а докторам не удавалось помочь. Через некоторое время и пожары, и связанные с ними странности прекратились так же неожиданно, как и начались.
А в нынешнем веке, в 2004 году, в итальянском городке Карония в одном из районов началась эпидемия возгораний. Там пришлось даже отключать электроснабжение, однако пожары и взрывы продолжались. Мэр города Педро Спиннато приказал эвакуировать около 20 семей из опасного района, что еще больше усилило панику. Тогда слово взял святой отец Габриэль Аморт, считающийся в Ватикане экспертом по экзорцизму. А он заявил, что католическая церковь не исключает возможности демонического вмешательства. «Я и раньше видел нечто подобное, — заявил святой отец корреспондентам «Иль Мессажеро». — Демоны оккупируют дом и являются через электроприборы. Давайте не будем забывать, что у Сатаны и его приспешников есть колоссальные возможности!».
В феврале 2000 года один из ведущих военно-промышленных консорциумов «Martin-Boeing-TRW» подписал контракт с Пентагоном на сумму 127 млн долл., предусматривающий отработку основных элементов космической лазерной станции с расчетом проведения натурных испытаний в 2012 году. Завершение полного цикла работ по созданию боевого лазера космического базирования планируется к 2020 году.
Американские военные еще со времен рейгановской стратегической оборонной инициативы (СОИ) придавали первостепенное значение лазерным системам — ведь их энергия может быть огромна. Например, при мощности рубинового лазера 10 кВт, работающего на длине волны 0,7 мкм, плотность энергии в середине пучка достигает 1012 Вт/кв. см. На практике же разогрев вещества с его последующим плавлением наступает при плотностях мощности излучения лазера около 107 Вт/кв. см, а при 108-1012 Вт/кв. см начинается процесс испарения вещества. Еще более мощными являются химические лазеры, где пучок света создается в результате излучения, сопровождающего бурную химическую реакцию. Коэффициент полезного действия химических лазеров, т. е. отношение выходной энергии луча к подводимой энергии, достаточно высок и составляет для ОКГ, работающих в импульсном режиме, 15–20 %. Стоит сказать несколько слов о рабочей схеме лазерного излучателя: главным элементом тут является так называемый резонатор, то есть система из зеркал, заставляющая свет бегать между ними, порождая лавинообразное нарастание излучения рабочим веществом. В случае твердотельных лазеров рабочим веществом обычно являются кристаллы рубина, а в химических лазерах рабочим веществом оказывается процесс горения. Так, лазер, использующий в качестве активного тела смесь газов дейтерия, фтора, двуокиси углерода и гелия, возбуждаемую искровым зарядом, показал КПД около 20 % при излучении энергии 20 кДж. Эта энергия получена при сжигании одного литра компонентов смеси. Как видим, схема современных химических лазеров принципиально ничем не отличается от той, что представлена в фантастическом аппарате инженера Гарина.
ВМС США еще в 1983 году провели серию испытаний по перехвату воздушных мишеней с помощью лазера на двуокиси углерода мощностью 400 кВт. Лазер, излучавший на волне 10,6 мкм, был установлен на борту самолета. Мишени запускались с Тихоокеанского ракетного испытательного центра (Пойнт-Мугу, штат Калифорния) и на небольшой высоте в тридцати километрах от побережья имитировали атаку надводного корабля. Радиоуправляемый почти полуторатонный беспилотный самолет BQM-34A выводился на цель по профилю противокорабельной ракеты с настильной траекторией полета над водной поверхностью. В одном испытании мишень была поражена, в других — получила повреждения. В 1997 г. появилось сообщение, что Пентагон приступил к созданию серийного боевого лазера. А в ноябре 2009 года компания Boeing выпустила пресс-релиз о проведении успешных испытаний серийного боевого лазера системы MATRIX: в ходе испытания MATRIX должен был сопроводить и поразить пять беспилотников, летящих на разных дальностях. Тесты прошли успешно. Мощность лазера не уточняется. Испытания проходили на полигоне ВМС США в Чайна Лэйке (Калифорния). В испытаниях также приняла участие лазерная система Laser Avenger, установленная на автомобиль HUMVEE. А незадолго до этого — в сентябре — ВВС США провели испытания высокоэнергетического лазера ATL, установленного на борту самолета. В ходе тестового полета впервые удалось поразить лазером движущуюся наземную цель.
Не только писатели-фантасты, но и философы, и футурологи часто недооценивают роль страхования и страховых компаний в жизни общества, а также в тех предполагаемых социальных трансформаций, которые можно предсказать в ближайшем будущем. Вообще немногие задумываются над тем, что представляет собою страхование в общечеловеческом хозяйстве.
Если спросить самих страховщиков, зачем они нужны, то очень может быть они ответят, что оказывают обществу услуги по созданию резервов на случай непредвиденных обстоятельств вроде пожаров или автокатастроф. И этот ответ безусловно верен, но все же не особенно глубок — исчерпывающим он бы был, если бы страховые компании создавали материальные резервы — ну, скажем, запасы строительных материалов, чтобы строить дома взамен сгоревших, или запасы зерна на случай голода. Кстати, иногда они действительно занимаются чем-то подобным — как известно, часто у страховых компаний имеется парк автомобилей, предоставляемых клиентам, у которых автомобили находятся в ремонте. Но главная функция страховщиков заключается в том, чтобы создавать финансовые резервы. Между тем, современные деньги представляют собой чисто виртуальный, информационный феномен, имеющий отношение скорее к сфере управления, чем к миру реальных стоимостей: сами деньги как «изделия» ничего не стоят, но с помощью денег можно привести в движение потоки товаров, заставить работать людей и предприятия. В развитой рыночной экономике деньги являются чем-то вроде инструмента власти — особенно в сфере производства и распределения материальных благ.
Таким образом, страховщики не создают никаких резервов в обычном смысле слова. Но они так манипулируют деньгами, что когда у их клиента сгорит дом — то появятся и стройматериалы, и рабочие, чтобы построить ему новый. А когда у клиента разобьется машина — автосервис возьмется ее чинить. И так далее. Распоряжаясь денежными резервами, страховые компании в реальности становятся органами управления, они управляют производительными силами общества — материальными ценностями и чьим-то трудом.
В прошедшие века в русских деревнях никогда и в глаза не видели ни одного страхового агента, но если у крестьянина сгорал дом — его соседи, члены сельской общины, помогали его восстановить. В деревне взаимопомощь заменяла страхование. И здесь мы видим общий принцип функционирования человеческого общества — почему, собственно, общественный способ существования живых существ представляется во многих отношениях более эффективным и комфортным, чем одиночный: коллектив, связанный узами социальной солидарности, обычно приходит на помощь своему попавшему в затруднительное положение члену.
Деятельность страховых фирм является частным проявлением этого общего социально-философского принципа — проявлением очень специфическим, возможным только в развитом денежном и рыночном хозяйстве — и, тем не менее, отражающим этот старый, как мир, принцип взаимопомощи. Благодаря манипуляциям с денежными фондами становится возможным направить материальные возможности общества на помощь человеку или предприятию, пережившему «страховой случай». Таким образом, управляя денежными потоками, страховые компании, по сути, выступают в качестве координаторов и организаторов человеческой взаимопомощи — производя выплаты страховых компенсаций, они направляют силы экономки на помощь потерпевшему.
Между тем, «мобилизация» сил общества для борьбы с бедствиями или, говоря шире, для преодоления анормальных нарушений равновесия является с самых древних времен важнейшей функцией государства.
К государям всегда приходят с жалобами на всевозможные бедствия, в надежде, что те помогут, примут какие-то меры. Но принять меры любой государь мог, только координируя и направляя возможности других субъектов управляемого общества. Таким образом, координируя взаимопомощь экономических субъектов, страховые компании, по сути, прикасаются к самой сердцевине государственной власти. Хотя и в ограниченном числе сфер общественной жизни, страховые компании берут на себя функцию, которую, по крайней мере в российской политической традиции, считают самой важной и престижной функцией государства. В России эту функцию принято называть «мобилизационной» — речь тут идет о мобилизации общества на выполнение неких избранных целей, будь то победа в войне, строительство огромной железнодорожной трассы или восстановление разрушенного землетрясением города. Не случайно руководители страховых компаний в своих интервью любят призывать граждан помнить, что в случае беды государство совсем не обязательно им поможет: уже появились точки, где страховые компании чувствуют, что являются конкурентами мобилизационной деятельности государства.
Близость страховых компаний и государства с точки зрения функций усиливается сходством принципов финансирования их деятельности. Можно сказать, что сегодня и государство, и всякую страховую компанию считают неким клубом, кассой взаимопомощи, где члены платят взносы в общий фонд в надежде на то, что они будут израсходованы нужным для них образом. Сфера деятельности государства, разумеется, неизмеримо шире — и, тем не менее, принципы примерно общие.
Именно это создает основы для того, чтобы многие функции государства передавались бы страховым компаниям или, по крайней мере, их реализация начинала осуществляться на принципах страхования.
Пенсионные системы, системы социальных выплат, а также финансирование медицины в большинстве стран мира уже перестроены на страховых принципах — как с использованием государственных страховых или квазистраховых институтов, так и на базе частных страховых компаний.
А в публичном пространстве витает множество идей, касающихся замены государственного регулирования в различных сферах на всевозможные страховые механизмы.
В частности, обязательное страхование домов и строений от пожаров может привести к частичной или даже полной передаче страховым институтам функции надзора за соблюдением правил пожарной безопасности. Вариантов, как возможна такая передача, может быть очень много, но главное, что по сравнению с государственной пожарной службой страховая гораздо более мотивирована: ведь пожар приводит к прямым убыткам страховщика, в то время как общественная пожарная служба (как институт) от пожаров скорее процветает. К тому же по сравнению с государственным пожарным надзором страховая система способна установить гораздо более гибкую и оперативную взаимосвязь между финансовым положением субъекта и его склонностью соблюдать противопожарные нормы. Кстати, история знает прецеденты, когда страховые компании даже содержали собственные пожарные команды.
Примерно такую же схему рассуждений можно применить, прогнозируя увеличение роли страховых компаний в надзоре за сооружениями (электростанциями и т. д.), чреватыми техногенными катастрофами. Ведь все эти сооружения страхуются, и страховщики кровно зависят от соблюдения на них правил безопасности.
То же самое может касаться и медицинского страхования как источника надзора за соблюдением медицинских и санитарных требований. Мир, в котором забота о здоровье непосредственно определяет финансовое положение человека, изображен в фантастическом романе Брюса Стерлинга «Священный огонь».
Уже сегодня в международной практике просматривается закономерность: чем старше и богаче традициями страховая система страны, тем больше в ней видов обязательного страхования и тем выше по ним уровень выплат.
В сущности, речь идет о постепенном вытеснении налогов — страховыми взносами, а государственных расходов — страховыми возмещениями. В порядке смелого фантазирования можно придумать мир, где страховые компании станут заниматься охраной имущества и человеческой жизни и в силу этого станут в той или иной форме финансировать некие системы розыска преступников. Например: так же, как сегодня, человек, попавший в автомобильную аварию, ожидает, что расходы на ремонт автомобиля покроет его страховщик, так в некоем «светлом» будущем потерпевший после ограбления ожидает, что страховщик оплатит расходы сыскного агентства. Сегодня люди ожидают, что поиском их похищенного имущества должна заниматься полиция, причем за государственный счет. Но сомнительно, что эта система во всех смыслах более эффективна. Во всяком случае, обычно частного детектива нанимают именно тогда, когда не удовлетворены эффективностью полиции. Между тем, страховой способ оплаты услуг полицейской системы обладает еще и тем преимуществом, что объемы финансирования оперативно изменяются в зависимости от имеющейся у сыщиков реальной работы — совершенных преступлений.
О постепенном вытеснении политических функций государства рыночными механизмами можно прочесть в фантастическом романе Чарльза Стросса «Небо сингулярности». В нем мы видим разговор должностного лица некоего традиционного, архаичного государства и жителя Земли будущего:
«Теперь прошу вас назвать свое гражданство.
— Мое что?
Затруднение Мартина было настолько очевидным, что Гражданин приподнял седеющую бровь.
— Прошу вас назвать свое гражданство. Какому правительству вы лояльны?
— Правительству? — Мартин закатил глаза. — Я прибыл с Земли. В вопросах законодательства и страховки я обращаюсь к Пинкертонам, имея резервный полис о серьезных нарушениях моих прав от "НьюМодел Эр Форс"».
Как именно устроены общественные отношения на Земле будущего по Строссу, из этого разговора понять сложно, но очевидно, что защита человеческих прав перешла от правительств к неким сервисным структурам, чья деятельность финансируется на страховых принципах, поэтому в беседе идет речь о полисах. Позже герой романа Стросса будет говорить о налогах как грабеже, и тут можно предположить, что автор противопоставляет налогам страховые взносы, как более тесно связанные с получаемыми плательщиком услугами.
В каком-нибудь совсем уж антиутопическом сновидении можно представить систему страхования государств на случай войны и соответственное этой системе стремление сверхгигантских страховых концернов поддерживать всеобщий мир. Ведь если война все-таки разразится, страховщику придется покрывать часть военных расходов застрахованного правительства. Какой сюжет для фантастического боевика! Всемирный альянс военного страхования нанимает команду сверхгероев, чтобы она обезвредила на далекой планете поджигателей войны, грозящей большими расходами, — это даже если не считать выплат возмещения за разрушенные войною здания и сооружения!
Страховые компании могут выполнять функции государства во всех случаях, когда возникновение повода для государственного вмешательства не является абсолютно предсказуемым. Скажем, очевидно, что все родившиеся граждане страны рано или поздно получат образование, — поэтому в сфере образования роль страховых механизмов невелика. Но событиями, чье наступление можно предсказать лишь вероятностно — болезнями, преступлениями, пожарами, — государственные органы занимаются наряду со страховыми, и есть основания предсказать, что роль страховых будет увеличиваться, а роль государственных — сокращаться.
Все это, впрочем, не производило бы большого впечатления, если бы не еще одно обстоятельство: в современных странах Запада в деятельности страховых компаний уже просматривается мощный потенциал их превращения не просто в заменителей государства, а в беспрецедентных по дотошности регуляторов человеческого поведения, по сравнению с которыми блюстители шариата или кошрута будут просто дилетантами.
Как известно, страховые компании должны минимизировать риск наступления некоего случайного события. Стараясь «овладеть случайностью», страховые компании западных стран предпринимают титанические интеллектуальные усилия, стараясь с помощью статистических методов выяснить закономерности наступления пожаров, автомобильных аварий, эпидемий гриппа и так далее. Принимаются во внимание даже такие умозрительные параметры, как вероятность землетрясения для данного жилого квартала и вероятность аварии на данном транспортном маршруте. Все это не фантастика, а практика крупнейших страховых корпораций на Западе. Важнейшей целью этих сложнейших расчетов является ранжирование и оценка клиентов на основе десятков различных параметров — таких, как рост, возраст, профессия, местожительство, даже цвет автомобиля. Страховые компании пытаются оценить, какова же вероятность попадания именно этого клиента в неприятную ситуацию, именуемую «страховым событием».
Результатом этой оценки становится выработка для данного человека индивидуальной цены страхового полиса. Чем больше риск, что этот человек заболеет или попадет в автомобильную аварию, тем выше цена, которую с него потребует страховщик. Разумеется, имеет значение прошлое человека: если он ездил неосторожно и часто попадал в автомобильные аварии, то полис автостраховки ему обойдется куда дороже, чем осторожному водителю. В результате стремления знать о «страховом прошлом» своих клиентов западные страховые компании сегодня располагают базами данных на большую часть населения своих стран — такими базами не располагает ни одна спецслужба! Для молодого, неопытного, неосторожного и склонного к ночным поездкам водителя стоимость страховки может оказаться сопоставимой со стоимостью самого автомобиля. В отдельных случаях страховые компании, изменяя цену полиса, фактически штрафуют человека за неудачливость, но ведь везение и невезение — важнейшие категории для учреждений, делающих бизнес на случайностях и рисках.
Пока всесторонняя оценка клиентов, а также компаний, помещений автомобилей и так далее делается всего лишь для такой прозаической цели, как ценообразование. Но те, кому приходится осмыслять тенденции в страховом бизнесе, уже понимают, что фактически страховые компании берут на себя смелость с помощью финансовых стимулов корректировать человеческое поведение и даже воспитывать людей. Наиболее очевидно это в медицинском и автомобильном страховании: те, кто заботится о своем здоровье, и те, кто аккуратно ездит, фактически получают премии в виде удешевления страхового полиса. Более того, в некоторых странах Запада человек со склонностью к асоциальному поведению может быть, в сущности, лишен страховыми компаниями права на вождение автомобиля. Это произойдет в том случае, если страховка автомобиля обязательна, а ни одна компания не готова продать полис данному человеку из-за его склонности к авариям. Но захватывает дух, куда могут зайти страховщики, постепенно расширяя сферы своего влияния!
К этому надо добавить, что и коммерческие банки, со своей стороны, двигаются примерно в этом же направлении. Банки тоже собирают досье на население, эти досье концентрируются в специальных «информационных институтах» — кредитных бюро (кредитных агентствах и т. д.). В них собирается информация о том, как люди рассчитывались по банковским кредитам. Опираясь на эту информацию, а также на другие данные о клиентах, банки используют все более изощренные, компьютеризированные и математизированные методы «скоринга», то есть оперативной оценки индивидуальных качеств клиента, позволяющей ответить на вопрос: можно ли предоставить ему кредит и под какой процент.
Чем более точно финансовые институты хотят предсказывать будущее, чтобы избежать убытков, тем более обширной информацией о людях и предприятиях они желают обладать. В итоге банки, страховые компании, а также связанные с ними институты сбора информации — бюро кредитных историй и рейтинговые агентства — постепенно превращаются в грандиозного «большого брата», всевидящее око черного властелина, следящего за всеми — от последнего дворника до крупной корпорации. Ведь для того чтобы точно определить вашу кредитоспособность и надежность, нужно знать о вас все! Все — от дворника до миллиардера — знают, что финансовая система ставит им «отметки за поведение».
Банки и страховые компании смогут контролировать образ жизни и деятельность людей (говоря шире — экономических субъектов), контролировать каждый их шаг, стимулируя или дестимулируя определенные формы поведения, опираясь на три главных инструмента:
индивидуальная цена страховки;
индивидуальный уровень процента по кредитам;
индивидуальный лимит кредитования.
Это чрезвычайно тонко настраиваемый и чрезвычайно адаптивный метод регулирования поведения, не сопоставимый с грубыми и массовыми методами, применяемыми правительствами. Самое большее, что может сделать правительство, — это ввести налоговые или таможенные льготы (либо, наоборот, штрафы) в отношении определенных форм активности — например, штрафовать за автомобили с устаревшими двигателями. Но такого рода штрафы и льготы касаются только типовых категорий субъектов и, соответственно, типовых и массовых форм деятельности. Чаще же всего правительства ограничиваются более или менее жесткими запретами на нежелательные формы активности. Между тем, финансовые институты способны выработать действительно индивидуальный набор стимулов и штрафов, опираясь на анализ данного субъекта по десяткам, а то и сотням параметров.
Задача, которую решают финансовые организации, изучая параметры граждан, довольно тривиальная: установление цены на страховку или кредит, которая бы была конкурентоспособной, одновременно минимизировала бы возможные убытки финансового института (больший риск — большая цена), но при этом не вынуждала бы добросовестных клиентов фактически оплачивать риски работы института с клиентами неэффективными, неудачливыми или склонными к асоциальному поведению. Тонкая настройка цены, несомненно, справедлива, увеличивает эффективность экономики и сокращает издержки клиентов. Но системные социально-культурные последствия тотального введения «индивидуального» ценообразования сегодня даже трудно осознать. Фактически финансовая система превращается в беспрецедентный регулятор всех сторон жизни членов общества, объединяя в себе функции спецслужб, полиции, церкви и не имеющей аналогов в истории службы социальной педагогики. Штрафуя или предоставляя льготы за каждый шаг, финансовая система будет воспитывать и дисциплинировать население, дискредитируя одни категории, давая фору другим и запрещая целые виды деятельности третьим.
При этом не стоит заранее видеть в финансовых учреждениях некоего тирана, наподобие Робеспьера или Сталина, который пытается навязать несчастным подданным свои утопические или, наоборот, низменные идеалы. Банки и страховые компании всего лишь не хотят получать убытки — но существует поистине тоталитарная зависимость между способностью человека рассчитываться по своим финансовым обязательством и всем его образом жизни. Стимулируя и дестимулируя гражданина, финансовая система будет пытаться — с большим или меньшим успехом — воспитать из него идеал.
Этот идеал не нов, он уже лежит в основе всего западного общества. Таким идеалом является здоровый, работоспособный, хорошо зарабатывающий, удачливый человек с предсказуемым характером, не склонный к нарушению закона или к неосторожной езде на автомобиле, в силу этого всегда способный рассчитываться по взятой ссуде и к тому же не вводящий в убытки своих страховщиков. Это идеальный винтик в общественной машине. Этот идеал американца, объединяющий в себе трудовую квалификацию, здоровье, а также такие иррациональные параметры, как удачливость и предсказуемость, уже сегодня воспитывается всей системой западной экономики. Но финансовые институты способны оценить каждый параметр этого «идеального» портрета в цифрах — как факторы, влияющие на ожидаемое будущее, а затем перевести эти ожидания в деньги — повышая или понижая цену кредитов и страховок.
В данном случае банки и страховые компании будут воплощать интересы всей экономической системы в целом, добиваясь чтобы человек превратился в ее идеальный элемент, вписанный в существующую сеть экономических отношений и бесконфликтно функционирующий в ее рамках.
То, что регулирование поведения осуществляется финансовой системой именно в денежной форме, представляется весьма важным, если вспомнить, что в современной экономике деньги выполняют функцию важнейшего средства управления кооперацией экономических субъектов.
Если бы дело заключалось только в том, чтобы побуждать людей придерживаться определенного образа действий, то было бы достаточно, чтобы банки и страховщики, штрафуя и предоставляя льготы, тем самым уменьшали или увеличивали уровень потребления своих клиентов. Но они делают кое-что и сверх того: уменьшая или увеличивая количество денег, находящихся в распоряжении данного лица, они уменьшают или увеличивают его значение как «продюсера» в сети экономических связей, способного направлять объединенные усилия других субъектов экономики на определенные цели. Иными словами, чем в большей степени субъект экономики соответствует идеалу, запечатленному в интеллектуальных методиках финансовых институтов, тем больший участок экономической сети он может перестраивать по собственному разумению. Таким образом, вся экономика однообразно форматируется под идеалы идеальных субъектов.
Данную функцию финансовых институтов можно увидеть даже в некоем метафизическом контексте. Всякое живое существо занимается тем, что переструктурирует вещество окружающей среды, превращая его в часть своего организма. Склонность живых организмов к максимальному, насколько возможно, размножению, а жизни — к беспредельной экспансии позволяет увидеть в них склонность переструктурировать всю материю вселенной в органическую и живую. Внутри экономики такой же экспансией занимаются субъекты хозяйствования — но над ними существует финансовая система, регулирующая пределы их роста.
Поскольку те принципы оценки клиентов, которые используют банки и страховые компании, имеют огромное значение для жизни общества, а будут иметь и еще большее, нельзя исключать, что на финансовые институты будут оказывать политическое давление с целью заставить их изменить свое отношение к различным категориям клиентов во имя тех или иных общественных целей — скажем, быть более мягкими к инвалидам или национальным меньшинствам.
Разумеется, сами по себе варьирования цены страховок и процентов по банковским кредитам еще не достаточно мощный инструмент, чтобы изменять человеческое поведение. Но есть подозрение, что роль расходов на страхование, а также роль страховых и квазистраховых институтов в общественной жизни будет все больше расти.
А поскольку будет расти значение страховых механизмов в общественной жизни, постольку страховые расходы будут иметь все большее значение для благосостояния людей и компаний. А это значит, что, варьируя цены страховок и условия выплат, страховщики смогут оказывать все большее регулирующее и воспитательное влияние на поведение всех участников экономики.
Финансовые институты превращаются в важнейшие органы непосредственного осуществления власти — причем власти не «политической», то есть не влияющей на государство и государственный аппарат, а более глубинной, опускающейся до корректировки поведения каждого члена общества.