Генри Каттнер (под. псевд. Хадсон Гастингс). Полдень


Henry Kuttner [as by Hudson Hastings]. Noon, (Thrilling Wonder Stories, 1947, № 8)


КОГДА ОН поднял глаза от водоема, сад — изменился. Уэстон видел на воде отражение синего неба, закатных облаков и самолета в вышине. Затем негромкий гул моторов внезапно оборвался. Был закат, теперь стал полдень — и Уэстон был уже не в Версале.

На это потребовались месяцы. Но чудом явилось то, что это вообще случилось. Люди, ищущие чудеса, редко находят их. Но все же Джон Уэстон, может быть, потому что был он свободен, бездеятелен и достаточно богат, чтобы потакать своим порывам, приехал сюда в поисках призрака — и нашел его. Данн оказался прав, и теория многосерийного времени тоже оказалась права, а вполне достоверные истории о призраках из прошлого в Версальском саду были не просто россказнями.

В первый же день, приехав сюда, Уэстон испытал какое-то странное чувство сдвига, но оно быстро прошло. Однако этого было достаточно, чтобы он бросил здесь якорь и стал прогуливаться по старым дорожкам, не совсем веря в то, что когда-нибудь увидит лицо, мельком показавшееся ему в мерцающих брызгах. Путешествие во времени — это совсем не то, что можно оценить и уравновесить. Оно либо происходит, либо нет.

И вот теперь оно произошло.

Уэстон неподвижно стоял, озираясь. Деревья изменились и переменили свои места, а неподалеку виднелись низенькие синие постройки с коническими крышами. Под ногами вместо травы был толстый ковер мха. А у ног по-прежнему лежал водоем.

После того, как миновал первоначальный шок недоверчивого изумления, Уэстон пошел к домам с коническими крышами.

И тогда случилось второе чудо. Из одного здания вышли трое и направились к нему. Один из них оказался девушкой, лицо которой Уэстон уже видел. Два других были молодыми людьми, стройными, в рубашках яркого зеленовато-бронзового цвета, как и у девушки. И в их походке чудилось живое любопытством.

Пока Уэстон глядел на них, то все более убеждался, что очутился в ином мире, или отдаленной во времени эпохе. Все трое были невероятно стройными, но не неловкими или угловатыми, и нельзя было назвать худыми их тонкие, резные черты лиц. Зеленовато-бронзовые глаза уставились на него.

Уэстон открыл было рот. Одновременно ему пришло в голову, что они, скорее всего, не смогут понять друг друга. Но трое остановились и ждали.

— Привет, — заикаясь, выдавил Уэстон.

Все трое заулыбались и повторили его приветствие. Возможно, они просто из вежливости повторяли его слова. Слегка ошеломленный, Уэстон сделал еще одну попытку.

— Где я? — спросил он. — Что это за место?

— Это Джекир, — ответила девушка.

— О-о!.. А год... какой... сейчас?..


НА СЕЙ РАЗ они просто смотрели на него, все еще улыбаясь, но словно чего-то ждали. Было очень тихо, только где-то шелестели листья. Затем один из мужчин развернулся и медленно пошел назад.

— Его ждет работа, — сказала девушка. — А вы на время закончили свою работу? Меня зовут...

Имя прозвучало как-то вроде Серена.

Уэстон не ожидал такого спокойного отношения к себе. Он начал было что-то объяснять, но девушка прервала его.

— Я тоже должна вернуться к своей работе, — сказала она, повернулась, а Уэстон беспомощно взглянул на оставшегося.

Но от него тоже явно не было никакой помощи.

Тогда Уэстон последовал за Сереной, чувствуя себя сбитым с толку. Она вошла в одно из зданий. Уэстон шагнул за ней и обнаружил, что это удивительное место. Там были коридоры и неправильной форме комнатки, и ярусы, похожие на балконы, и все это разделялось полупрозрачными стенами. И кругом были огни: зеленые, темно-синие и порфировые, как океан.

Догнав девушку, Уэстон увидел, что она несет стеклянный шар. Но когда они вышли на дневной свет, он понял: шар, очевидно, полон дыма, струйка его то и дело появлялась из отверстия на вершине и тут же пряталась обратно, в такт походке Серены.

Серена положила шар на мох и принялась за работу, совершенно не обращая внимания на Уэстона. Она зажгла огонь — Уэстон не понял, как, он просто сел и принялся смотреть на пламя. Девушка тоже просто сидела и смотрела на огонь. И больше не было ничего.

Дважды Уэстон пытался заговорить с девушкой, но та не отвечала. Наконец, ему надоело, и он пошел исследовать здание. Под конец он по-прежнему ничего не понимал, причем не увидел ни одного из тех людей, что встретили его снаружи. Хотя он ожидал, что так оно и будет.

Почему они не удивились? — подумал Уэстон. Неужели путешествия во времени здесь настолько распространены? Или тут дело в чем-то другом?

Миновал полдень, прошел день и начался голубой вечер, а Уэстон все шлялся, как призрак, по этому странному, непостижимому месту, слишком чуждому, чтобы он что-нибудь понял. Наконец, он увидел Серену и тех двоих парней. Они стояли на мху перед одним из зданий. Уэстон вышел к ним и увидел, что они едят. Тогда он к ним присоединился. Это была самая странная еда, какую когда-либо пробовал Уэстон. Его кормила сама земля! В газоне возле его ног, открылось, точно рот, отверстие. Оно было полным чего-то, напоминающего желе. Наблюдая за другими, Уэстон набрал пригоршню этого желе и осторожно попробовал его. Оно оказалось достаточно приемлемым на вкус.

Затем у водоема возникло кольцо зеленых растений, они быстро росли, прямо на глазах набухли и почти раскрылись цветы, которые стали потом круглыми фруктами, похожими на шарики, которые стали расти столько же быстро. Серена сорвала один такой фрукт и съела его. Уэстон временно выбросил из головы все вопросы и тоже стал обедать.

Когда они закончили с едой, водоем закрылся, а растения обратились в яркую розовую пыль, осыпавшуюся на мох. Все трое местных сели на землю, не обращая внимания на Уэстона, и заговорили.

— Огни сегодня горели хорошо, — сказала Серена. — Глину обрабатывать было несложно.

— А у меня были небольшие затруднения, — пробормотал один из юношей.

— Вы скоро закончите? — спросил Уэстон, и все трое уставились на него со странным нетерпением.

— Я закончу, — ответила Серена. — Думаю, что закончу. А как далеко продвинулись вы?

— У меня здесь нет работы, — ответил Уэстон. — Я из другого времени. Это вообще не мой мир. Я... Я...

Он замолчал, потому что они смотрели на него с вежливой рассеянностью. А затем продолжили разговор, словно и не слышали его.

Начало темнеть. Время в этом мире явно было иное. Уэстон покинул Версаль на закате, а появился здесь в полдень. Серена, наконец, встала и направилась в рощицу высоких деревьев. С каждого дерева свисали четыре ветви, и на конце каждой ветви был огромный закрывшийся цветок. Причем цветы медленно раскрывались.

Серена шагнула в мягкое углубление ближайшего цветка и улеглась в нем. Оба юноши тоже залезли в такое же фантастические гамаки. Один цветок остался пустым.

Уэстон заколебался, оставшись один в сгущавшейся темноте. С тех пор, как он попал сюда, ему еще не ответили ни на один вопрос. Но его и не отвергли. Даже этот мир принял его без всяких вопросов. Вполне возможно, что вчера вечером было лишь три цветка, а теперь их стало четыре.

Серену и парней было не видно в гамаках, покачивающихся над головой Уэстона. Он глубоко вздохнул и отвернулся. Он направился к водоему, который был тем проходом, через который он мог попасть в собственное время, но что-то не давало ему вернуться. Такая возможность могла уже и не возникнуть. Уэстон получил, что хотел. Он хотел попасть в иное пространство-время. Но... откуда он знал, что за мир окружает его? И может ли он что-либо разузнать о нем?


В КОНЦЕ КОНЦОВ, он вернулся к четвертому цветку и лег. Лепестки сомкнулись вокруг него. В ноздри ударил сладкий, прохладный аромат, было тепло, его легонько покачивало... и это последнее, что он помнил. На следующий день...

А на следующий день двое парней попытались убить его.

На рассвете цветы раскрылись, и все четверо пошли купаться в водоеме светящейся воды, которая на ощупь была, точно шелк. Потом во мху открылось еще одно маленькое отверстие и накормило их всех. Впоследствии, игнорируя бесполезные вопросы Уэстона, Серена ушла к своей работе. Оба парня холодными глазами наблюдали, как Уэстон последовал за ней.

Теперь Уэстон уже понял, что должен скоро уйти отсюда. Если он быстро не получил ответы на свои вопросы, то сам никогда не отыщет их. Поэтому он продолжал приставать к Серене, спрашивая, что это за городок, чем она занимается, на что похож окружающий мир, и тысячи других вопросов, которые явно вообще ничего не значили для нее. Иногда она отвечала, но лишь раз оказала Уэстону настоящую помощь. Она сказала:

— Спроси об этом Знание.

И показала Уэстону направление.

Возможно, она попросту хотела избавиться от его назойливого присутствия.

Во всяком случае, он последовал указанному Сереной направлению, чувствуя себя невежественным ребенком в мире сверхумных взрослых. Но само слово Знание звучало весьма обнадеживающе. Библиотека аудио или видеокниг, или какой-то радио-атомный мозг. Уэстон чувствовал растущее волнение, пока шарил по тому зданию, на которое указала Серена.

Он не сразу нашел его. Комната выглядела обычной, если вообще могла показаться обычной любая здешняя комната, залитая глубоким холодным светом. Но через какое-то время один из молодых людей пронесся мимо Уэстона в дверной проем и прошел к дальней стене.

В стене возник яркий цветной овал. Человек стоял и, казалось, что-то слушал. Затем развернулся и ушел через другую дверь. Яркий овал погас.

Когда Уэстон подошел к тому месту, овал снова засветился. Да, это и было Знание. Эквивалент супербиблиотеки. Машина, радио-атомный мозг, механический коллоид, кульминация всех вычислительных машин эпохи Уэстона. Знание отвечало на вопросы. Раса Серены нуждалась в таком радио-атомном мозге, потому что давным-давно, многого веков назад, утратила определенный человеческий фактор.

Она утратила способность мыслить.

Да, у здешних людей была инициатива. Но таковая есть и у растений. У каждого цветка. Они могли оперировать неразумными вещами. Включать и выключать их по мере надобности. Знание объяснило это в ответ на тихий вопрос Уэстона.

Но Знание было всего лишь машиной — и она не понимала, что именно хотел узнать Уэстон. За этим ярким овалом Уэстон невольно представлял себе человека, одаренного сверхчеловеческой мудростью и одновременно дружелюбного. Но, разумеется, там не было ничего подобного. Только радио-атомный мозг, включающийся, чтобы выполнять определенные функции, но не имеющий инициативы давать людям те знания, которые были им необходимы.

Но наконец-то, Уэстон получил ответы на свои вопросы.

Потом он вышел на улицу подышать свежим воздухом. Он чувствовал, что задыхается. Вдалеке он видел Серену и молодых людей, работающих со своими неземными огнями, а наверху ярко светило солнце долгого полудня Человечества.

Да, это был полдень. И этот полдень длился уже тысячи лет!

Трудно сказать, что Уэстон ожидал найти в будущем. Но уж явно не то, о чем рассказало ему Знание. Он стоял, потея и странным образом не желая никуда идти. Не желая вообще двигаться. Вокруг что-то тихонько шелестело во мху. Он слышал что-то похожее на треск пламени, и дважды услышал глубокий вздох, словно какой-то гигант сделал свой первый в жизни глоток воздуха.

Вокруг стоял полдень. Это и было ответом на все его вопросы. Полдень, длившийся, возможно, уже миллионы лет. Уэстон попытался постичь это. Но это было все равно, что постичь поток. Ему трудно было осознать, что, когда вы достигаете совершенства в буквальном смысле этого слова, то дальше уже некуда подниматься, и невозможно упасть.

Раса Серены достигла совершенства. В полдень Человечества она остановилась. И никогда не будет ни продолжения дня, ни сумерек, но, холодно подумал Уэстон, в конце концов, настанет ночь!

Он знал, что подобное уже происходило прежде. Муравьев и пчел находили в окаменелостях миллионолетней давности, и это были точно такие же пчелы и муравьи, как и современные. А также обычные тараканы — сто миллионов лет они не меняли свой облик. Когда-то они достигли совершенства, абсолютной адаптации к своей среде, и — остановились. А теперь и род человеческий так же остановился.

Полдень...


УЭСТОН ОТПРАВИЛСЯ искать Серену. Он все еще не мог осознать, что она... кто она такая. Он нашел ее, работающую вместе с двумя мужчинами, а среди огней неподвижно стояла фигура гиганта. Уэстон позвал девушку.

Полдень!

Теперь он знал, какую работу они выполняли и почему она так поглощала их. Он знал, что они творили жизнь. Творили бесконечно, безнадежно, жизнь в нестабильных формах, которые исчезали или уничтожались, как только выходили из огней. Он также знал о бесчисленных экспериментах, которые они уже испробовали и сочли бесполезными. И также, возможно, каким-то образом догадывался, почему они работают и почему все время терпят неудачи.

По аналогии ему стало ясно, что произошло с человеческим родом в интервале между его собственным временем и нынешней эпохой. Для этого он и искал Серену. Он хотел как следует рассмотреть ее странную, волнующую, сверхъестественную красоту и убедить себя, чем она является... кем она является.

В этой девушке ощущалось нечто гипнотическое. Такой блеск, такое совершенство, такая невероятная уверенность во всем, что она делала, без единого лишнего движения или момента нерешительности. Конечно, в ней все это было возможно — как невозможно в обычных людях. Потому что она то, кем была. Однако, Уэстону нужно было поглядеть на нее.

Он нашел ее работающей с двумя парнями, а среди огней увидел неподвижную гигантскую фигуру, возвышавшуюся над ними.

— Серена! — позвал Уэстон.

Если бы я только мог сказать ей, подумал он, убедить ее в том, что происходит, то, возможно, она был все же обратила на меня внимание.

Она шагнула вперед, стряхивая с рук язычки пламени, точно воду. Взгляд ее был еще более яркий, чем обычно, на прекрасном, даже светящемся лице.

— На этот раз мы добьемся успеха, — заявила она, и по спине Уэстона пробежал холодок. — Теперь, когда появился ты, для нас доступным стал новый фактор. Ты сам. Ты нужен нам. Знание только что нам сказало, что если мы используем твой разум, то получим лучшую возможность успешно завершить свою работу.

Уэстон заглянул в ее глаза и увидел там лишь пустоту. Внезапно девушка схватила его за руку. Она была сильной — ужасно сильной. Оба парня оставили свои огни с гигантской фигурой и двинулись к Уэстону.

Он вырвал руку и пошел, погружаясь по щиколотки в мох, пошел как можно быстрее к двери во времени у водоема под ярким, бесконечным небом полудня.

Но тут во мху что-то тихонько зашелестело, и внезапно Уэстон почувствовал, что его ноги что-то поймало и не пускает. Он попытался рваться вперед — и растянулся на земле.

Когда он сел, то увидел, что находится в кольце невероятных крошечных существ — не людей, не животных и не насекомых. Ярко расцвеченных маленьких существ, мерцающих по краям нереальным мерцанием. Пока он смотрел, двое из них распались и исчезли в воздухе. Другие, опустившись на мох, смотрели на него твердыми, блестящими самоцветами глаз.

Неудачные эксперименты... Он выбросил из головы эти мысли. Серена и оба парня стояли над ним, глядя сверху вниз с вежливым, но явным нетерпением... Ждут, подумал Уэстон, чтобы потащить меня в пламя и переформировать мое тело в...

Серена улыбнулась и протянула руку.

Если бы он только мог заставить ее понять! Его охватила сильнейшая паника. Нужно тянуть время! Он должен победить. Они ведь не были по-настоящему разумными. Теперь он знал это.

Уэстон встал.

— Погодите, — сказал он. — Я пойду с вами, но давайте сначала все проверим. Достаточно уже ошибок. Пойдемте со мной к Знанию и послушаем, что оно скажет, когда исследует это!

Они вполне охотно пошли вместе с ним. Вокруг, нереально мерцая, крутилось скопление крошечных ярким существ. Уэстону пришла в голову мысль об Эдеме.

Открылось овальной окно в стене, Уэстон задал вопрос, и в голове у него, как и у остальных, появился неожиданный ответ.

— Да, — сказало Знание, — у тебя есть фактор разума, который может обусловить успех. Фактор, который я обнаружило в самом Золотом Свете, являющемся квинтэссенцией самого совершенства. Но у женщины есть нечто большее. Оно является рецессивным в ее мозгу, но гораздо сильнее, чем твой доминирующий фактор.

— Золотой Свет? — спросил Уэстон, стремясь выиграть время. — Что это?

— Я не могу ответить. Это неизвестно.

Серене надоело их слушать.

— Так мы добьемся успеха, если я использую в качестве рабочего материала себя? — спокойно спросила она.

— Серена, ты не можешь этого сделать! — воскликнул Уэстон.


НО ОНА НЕ слушала его. Она повернулась и вышла, а за ней и парни. Один из парней оглянулся на Уэстона, и в его глазах был холод смерти. Потому что Уэстон больше не имел значения. По крайней мере, для них.

Уэстон знал, что личная угроза для него миновала. Но теперь, когда он мог беспрепятственно отправиться к двери во времени, то не стал этого делать. Он должен быть увидеть, что будет с Сереной. Поэтому последовал за ними тремя.

На сей раз он лучше рассмотрел фигуру, формирующуюся в огне. Это был человек, гигант метра под два с половиной роста, высокий, прекрасный, как бог, дрожащий возрождающейся жизнью. Но глаза его были пусты.

Трое собрались возле нового огня. Уэстон смотрел на них. Они завершили приготовления. Затем Серена, держась за руку одного из парней, приготовилась шагнуть в огонь. Уэстон бросился к ним.

Он схватил девушку за плечи. Парни посмотрели на него спокойно и без малейшего любопытства. Впереди кипели языки пламени.

— Серена, ты не можешь! — закричал Уэстон. — Я не позволю тебе сделать это!

Она не ответила. Его слова ничего не значили для нее. Он чувствовал давление ее тела, она подалась вперед, к огню, и готова была войти в него в ту же секунду, как он отпустит ее.

Один из парней схватил его за руку и попытался освободить Серену. Уэстон рад был этому оправданию своих дальнейших поступков, теперь он стал уверен в себе. Он развернулся и свободной рукой с силой ударил парня в челюсть. Тот отпрянул и упал на землю, где и остался, глядя на Уэстона без удивления или гнева, но с ясным намерением в глазах.

Уэстон подхватил Серену, оторвал ее от земли и побежал тяжелой рысцой, неся ее на руках. Добравшись до угла ближайшего здания, он остановился и глянул назад. Парни вернулись к первому огню, где стояла гигантская фигура, и стали что-то делать с ним, быстро и ловко, без единого лишнего движения. Потом они дважды указали на Уэстона.

Он опустил Серену на землю, но не отпускал ее запястья. Она не сопротивлялась, но, как только оказалась на земле, тут же повернулась и попыталась вернуться к огням. Уэстон не отпустил, взял покрепче и повел к двери во времени, ведущей в Версаль и двадцатый век.

Но дверь он не смог найти. А вскоре из-за здания с куполом вышел гигант и, пошатываясь, направился к ним, не сводя глаз с Серены. Он был громадный. Он шел, шатаясь, потому что был только что создан, но неуклонно приближался к ним.

Огромные руки осторожно взяли Серену, освободили ее из захвата Уэстона и подняли, чтобы унести к ждущим парням.

Уэстон вскочил гиганту на спину и захватил его шею приемом дзюдо. Серена упала на землю, но Уэстон тут же понял, что не сумел причинить своему противнику боль. Гигант даже не пытался бороться с ним, он только стремился пойти дальше, и был чрезвычайно силен. Уэстон чувствовал, что его мышцы под бледной атласной кожей не были обычными человеческими, они были более твердыми, точно как сердечная мышца. И единственная причина, почему Уэстону вообще удалось захватить его, крылась в том, что гигант был только что сотворен и многого еще не умел. Он не научился координировать свои движения. К тому же, у него была единственная цель — принести назад Серену. И ничто в мире не могло помешать ему выполнить свое предназначение.

А Серена уже возвращалась к огням. Это было словно в кошмарном сне. Уэстон спрыгнул с гиганта, побежал за ней и снова поднял ее. Серена не сопротивлялась в его объятиях. Теперь бесполезно было пытаться отыскать дверь во времени, нужно было бежать. А гигант уже медленно шел за ними.

Уэстон понял, что должен увеличить разрыв между ними, чтобы потом вернуться к водоему и найти дверь во времени, прежде чем гигант научиться координировать свои движения. Стоял полдень. Уэстону показалось, что время проделывает какие-то странные фокусы. Через некоторое время он опустил Серену на землю, но руку ее по-прежнему крепко держал. У нее был словно какой-то инстинкт, заставляющий ее возвращаться, хотя огней к этому времени уже не было видно.

А через несколько часов Уэстон понял, что совершенно заблудился. Весь здешний мир был одним парком. Тут ничего не менялось. Весь мир, казалось, действительно был создан машинами для поддержания человеческого рода...

Когда Уэстон почувствовал голод, мох накормил его. Когда захотел пить, открылся крохотный водоемчик. И за все это отчаянное бегство, когда на горизонте то появлялась фигура гиганта, то вновь скрывалась с глаз, он не встречал ничего, кроме поросших мхом холмов... и еще кое-что.

Золотой Свет. Уэстон даже не понял, когда увидел его. Но это произошло позже, когда он уже лишился всех сил. Серена же была неутомима. Он пытался разговаривать с ней. Она отвечала, когда он касался нужных струн, и тогда она давала ответ, но это ничего не значило. Уэстон не мог избавиться от мысли, что если бы ему только удалось заставить ее понять, вынудить ее постичь фантастические мотивации ее жизни, она могла бы проснуться.


ГИГАНТ ПОСТЕПЕННО нагонял их. Теперь он уже был в полукилометре позади. Солнце садилось. Скоро наступит темнота.

Здесь нет никаких сумерек, подумал Уэстон. Только что был яркий дневной свет, а затем — хлоп! — темнота. Словно по воле человеческой.

Уэстон все время разговаривал с Сереной.

— Послушай меня, Серена. Знание сказало мне — слушай! Я знаю, что ты не разумна, что у тебя есть всего лишь инстинкты. Но если бы я мог заставить тебя понять это...

Они брели наугад, И Уэстон все глядел на ее прекрасное, безмятежное лицо.

— Так воспользуйся тропизмом, Серена. Тропизмом, который заставляет растения поворачиваться к солнцу. Тропизмом, который ведет насекомых. Насекомые живут идеальной жизнью. Инстинкт подсказывает им, что надо делать, и они не могут сопротивляться ему, потому что хотят жить. Насекомых подгоняют определенные стимулы, и они реагируют на них инстинктивно. Послушай, Серена! Ваша раса — это все, что осталось от рода человеческого. Вы перестали мыслить. Вы можете только отвечать на определенные стимулы, как автоматы. Как само Знание! Если я задаю вам вопросы, на которые вы приспособлены отвечать, то вы ответите. Если же спрашиваю вас что-либо иное, то вы даже не слышите. Ты слышишь меня сейчас, Серена?

Стало темно. Не было никакой луны. Но на горизонте появилось золотое мерцание. Уэстон направился к нему. В темноте он не знал, насколько близок гигант. Но Уэстон все еще был способен идти быстро, потому что не было никаких препятствий, а мох под ногами был упругим и ровным. Золотое сияние стало ярче, когда они приблизились к нему. Но Уэстон уже лишился сил. Голова его шла кругом. Помолчав какое-то время, он снова стал разговаривать с Сереной.

— Вы не люди. Вы утратили человечность миллион лет назад. Абсолютное совершенство — да. Ваша раса достигла его за счет человечности. Вам теперь не нужны машины. Давным-давно вы научились использовать природную динамику, силу растений. И, в конце концов, в вас появилась способность владения этой силой. Но ведь это она есть у вас, а не вы у нее, Серена. Я видел, как вы используете ее. Но, постепенно, вам стала не нужна способность мыслить. Вы построили вокруг себя Рай и адаптировали свой разум, чтобы соответствовать этому Раю. Таким образом на смену мышлению пришел тропизм беззаботного застоя. Но, Серена, разве ты не понимаешь, что Человечество еще не было готово к совершенству? Ему все еще нужно было многое сделать. Я не знаю, что именно. Но что-то точно осталось несделанным. Безделье в Раю, должно быть, показалось ужасным вашей расе, иначе им не прошлось бы пожертвовать разумом, чтобы вынести его.

Уэстон снова взглянул на словно вырезанный из камня, точеный профиль Серены, уже плохо различимый в темноте. Но никакого ответа он не услышал.

— Серена, ты должна понять, — продолжал он. — Когда-то, давным-давно, кто-то понял это. Об этом рассказало мне Знание. Великий ученый. Я думаю, областью его деятельности была психологическая биогенетика. Он понял, как Человечество вступает в Рай прежде, чем заслужило его, и таким образом было обречено, но он надеялся, что поиски выхода могут продолжаться. И он придумал работу, которую надо сделать людям. Он дал им задание создавать жизнь. Вот ваш тропизм, ваша ответная реакция. Твоя собственная раса, Серена, была проклята и погибла, но теперь, инстинктивно, вы, немногие оставшиеся, пытаетесь создать новую расу, расу, которая продолжит с того места, где остановились ваши предки. При помощи естественной динамики и тех огней жизни, которые вы разжигаете, вы уже тысячи лет пытаетесь создать более великую расу, чем была ваша собственная — влекомые стимулом, внедренным в вас, Серена! Как муравьи или пчелы. Чужие и чуждые. Я не могу понять тебя, Серена, твою расу и весь твой мир. У меня есть только мой разум! Но в этом и кроется ответ, Серена. Я не могу позволить тебе совершить самоубийство. Ты вернешься к огням и пойдешь прямо в них — точно мотылек на свет костра. Тебя это заставит сделать тропизм. Серена, Серена!

Он уже шал, как в бреду. И внезапно увидел Свет, поднявшийся прямо перед ними. Это был высокий, чуть колышущийся цветок холодного белого пламени. Золотой дождь, пролившийся на Данаю. И появились вросшие в мох руины, словно воздвигнутый вокруг Света храм. Возможно, когда-то ему действительно поклонялись. Цветок Света был высотой с человека, мерцал и, казалось, чего-то ждал.

Уэстон невыразимо устал. Но он знал, что последняя битва еще впереди. Или, скорее, позади, потому что именно там послышались тяжелые шаги, задрожала земля, и из темноты возникла новейшая форма жизни, которую создали последние люди.

Уэстон отодвинул Серену себе за спину. И стоял, ожидая, глядя на отсветы Света на великолепном белом теле гиганта, когда тот шел к ним.

И... торжественным шагом прошел мимо!


ИГНОРИРУЯ УЭСТОНА и Серену, гигант направился прямо к Свету! Уэстон стоял, разинув рот. Гигант не глядел по сторонам. Он попытался коснуться света большими, неуверенно протянутыми руками, но между ними и Светом, казалось, находился какой-то невидимый барьер. Гигант напрягся в тщетных попытках... по-прежнему не обращая внимания на Уэстона.

Серена выдернула руку и спокойно ушла в темноту, поскольку инстинкт гнал ее к оставшимся далеко позади, в темноте, огням. Уэстон чувствовал неимоверную усталость, у него кружилась голова. Но он поплелся за девушкой, оглядываясь через плечо на гиганта. А гигант все так же глядел на Свет, словно загипнотизированный, и все пытался коснуться его руками.

Уэстон понял, что гигант больше не станет гнаться за ними.

Он не запомнил пути назад. Должно быть, он уснул на ходу, спотыкаясь во мху и держась за руку Серены, которая шла все вперед, к ждущим ее огням. Шли они медленно, но терпение Серены было безграничным и казалось даже ужасным.

Лишь поздним утром они добрались до синих зданий. Парни на миг оторвали глаза от своей работы, но тут же снова наклонились над какой-то фигурой, которую они формировали.

— Уже почти все подготовлено, — пробормотала Серена. — В конце концов, мы даже не потеряли времени. Скоро, скоро все сбудется.

Затем продолжился кошмарный бред. Уэстону приходилось прилагать невероятные усилия только затем, чтобы не разжать пальцы и не отпустить ее запястье. Словно в бреду, он искал ворота, двери, проход, лазейку во времени. Но глаза у него закрывались сами собой, и сон захлестывал его мутным потоком, так что Уэстон дважды просыпался и видел, что серена уже идет к огням. Каждый раз он едва успевал догнать ее и снова схватить.

Возможно, проход перемещался вместе с потоком времени. А, может, он просто забыл его точное расположение. Уэстон искал и искал его, засыпая на ходу, практически валясь с ног, а вокруг все стоял ужасающий полдень расы, который скоро уйдет в ночь, навстречу собственной гибели.

Внутри него рос какой-то неясный ужас. Парни, казалось, работали все быстрее и быстрее. Их подгонял слепой тропизм, древний, врожденный инстинкт. Таща за собой Серену, Уэстон, спотыкаясь, все бродил вокруг этого чертова водоема...

И вдруг оказался в Версальском саду, снова у старого водоема, в небе гудел самолет, а он стискивал запястье Серены. Он перенес ее в свое время, из полудня в утро Человечества!

И это стало его проклятием, его — и ее.


К ЮГУ ОТ Сувы[1] лежит в море коралловый островок. Когда-то там жили туземцы-канаки, но теперь он заброшен. На островке есть окруженный стеной сад и пустынный дом. Панданы уже разрослись вокруг и постарели, а лишайники и стремительно растущие тропические лианы постепенно разрушали и их, и дом. И есть на острове кое-что еще, вечное и чужое, нетронутое ураганами, ежегодно пролетающими над островком и вымещающие на нем свою ярость.

Шкиперы малочисленных торговых судов знают, что когда-то там жил Джон Уэстон. Раньше они привозили ему товары, еду, оборудование и предметы роскоши, без которых не должен обходиться ни один богатый человек, даже если он живет посреди Юга Тихого океана. Но корабли больше не заплывают на этот остров, что же касается канаков, то кто обращает внимание на их пьяные бредни? Но они тоже не возвращаются на остров. Они боятся его, как огня.

Уэстон прожил на острове почти тридцать лет.

Видите ли, он любил Серену. Она была завершающим совершенным представителем рода человеческого. А поскольку человек борется за совершенство любым способом, то Серена всегда была с ним, и он грелся в ее ярком свете жизни, который она излучала.

Но понять ее Уэстон не мог. И, также, не мог от нее избавиться. Она не ведала ни горя, ни нерешительности, ни отчаяния. После Версаля, быстро поняв, что иного выхода нет, Уэстон привез ее на тихоокеанский островок. Там он построил окруженный стеной сад. Серена умела выращивать мох и деревья. Способность управлять природной динамикой была врожденной для всей ее расы. Она разожгла свои «огни жизни» и снова начала работать.

Уэстон жил на острове, наблюдал за Сереной и поклонялся ей. Он смотрел, как она творит жизнь и уничтожает ее. Год за годом он наблюдал, как ей управляет этот врожденный тропизм. Серена отвечала, когда Уэстон задавал правильные вопросы, но никаких настоящих контактов между ними не было, да и быть не могло.

Слишком велика была между ними пропасть. Серена являлась совершенством, а у Уэстона был один только разум.


ИНОГДА ОН думал о том, чтобы вернуть Серену в ее собственный мир. Но он знал, что не сможет этого сделать. Те два парня будут вечно ждать ее, и огни будут ждать, когда Середа будет готова пожертвовать собой, чтобы создать новую расу, способную заменить Человечество...

Прошло почти тридцать лет. Серена не старела. В отличие от Уэстона. И вот однажды все кончилось.

Он отпер дверь в сад и вошел, зовя Серену по имени. Она всегда отвечала прежде. Но сейчас ответом была лишь тишина.

Уэстон прошел по извилистой дорожке и в конце ее увидел пламя, горевшее, как неземной цветок, высокий, золотисто-белый, чуть колышущийся под напором собственного огня. Он жил, горел и ждал. И тогда Уэстон все понял. Серена по-прежнему была в саду. Но ответить она уже не могла.

Она добилась успеха. Это и было то, чего Серена и ее раса пытались достичь бесконечно долго. Новая раса. Серена сама обладала любыми качествами, которые требовались и, наконец, она отыскала верную формулу для новой жизни. Она сама стала этой жизнью. Или частью ее.

Уэстон стоял и смотрел на Цветок. Он вспомнил, что уже видел его в далеком будущем, горящий в дикой местности среди поросших мхом холмов. Так вот почему гигант тогда забыл о Серене и пошел к Золотому Свету. Серена и была Золотым Светом. Это была уже новая раса. Серена использовала себя, чтобы сделать следующий шаг за пределы Человечества и человечности. И сделала она это за миллион лет до того, как родилась сама!

Целые нескончаемые эпохи ее народ тратил свою энергию, стремясь сделать то, чего Серена уже достигла в далеком прошлом!

Этот живой свет охранял барьер — в будущем. А сейчас? Барьер уже существует?

В зеленоватых сумерках горел Свет. Он был молодым. Это была первая ночь, озаренная им — и ум не мог осознать, сколько бесчисленных ночей будет пронизано этим Светом. Миллионы миллионов миллионов ночей и дней, в то время, как моря будут мелеть, а потоки времени неуклонно пронизать старую планету. В то время как Человек найдет свой рай и застынет на вершине долгого, ужасно совершенного полудня рода человеческого.

И после всего этого, когда-то, так или иначе, оно должно проснуться от бесконечно долгой спячки, поскольку уже появился первый представитель сверхчеловеческой, совершенно чуждой расы. Он прибыл после Человека. И частью его была Серена.

— Серена! — выдохнул Уэстон.

Затем он шагнул вперед, с вдохновленным лицом и горящими глазами, прямо в чуждую основу этого живого Света.

Сад был пуст, не считая огромного то ли Света, то ли Пламени. Ночи озаряла его яркая загадка. Ни единый человек не знал секрета его энергии или природы чужой жизни, горевшей в его основе, бездействуя, спя, но готовясь когда-нибудь проснуться, чтобы унаследовать Землю, проснуться и обратить вечный полдень Человека в новое яркое утро его невообразимого будущего.

Сад лежал тихий. Ни одна человеческая нога больше не ступала по нему. Только Золотой Свет горел цветком в темноте.

И он будет гореть и ждать целый миллион лет.


Перевел Андрей Бурцев

Загрузка...