Покров-3. Чарусы

Глава 1. Того и гляди развалится

– Сиди спокойно, – сосредоточенно процедила мама, вставляя очередную хризантему в причёску Василисы. – Надо получше закрепить, чтобы под платком всё не разъехалось.

Василисе очень хотелось сказать что-нибудь про «да ну эти цветы, и без них хорошо», но пришлось сдержаться, ведь она сама выбрала причёску и уговорила маму купить для образа живые хризантемы. И ещё шапку отказалась надевать, чтобы конструкция не развалилась. Сговорились на тёплом бабушкином платке.

– Вы ещё не всё? – показался из-за двери отец. Видимо, ему было невтерпёж наконец остаться дома одному, чтобы хотя бы вечер восьмого марта провести спокойно, собирая очередной пазл под какой-нибудь мистический сериал.

Мама, державшая зубами шпильки, только грозно на него шикнула. Василиса снова заёрзала. Надо же прийти пораньше, чтобы разложить для всех подарочки. Зря она, что ли, вместе с Гаврилом, Колей и Летой часами сидела за рисованием, а потом вырезанием коробочек. Да ещё надписи красивым почерком с пожеланиями и перевязывание ленточками.

– Теперь вроде всё. – Мама отступила на пару шагов, осмотрела причёску и кивнула.

– Ага, спасибо! – Василиса вскочила, чмокнула маму в щёку и побежала одеваться.

Родители о чём-то тихо переговаривались в кухне. Кажется, папа спрашивал, надолго ли они уходят. Выглянув из-за угла, Василиса увидела, как он ставил в духовку два больших бутерброда, сделанных из половины батона каждый.

Чтобы поторопить маму, Василиса начала громко цыкать и недовольно вздыхать. На звуки пришёл Изюм, и с интересом обнюхав хозяйку, уткнулся ей в руки чёрным влажным носом. Потом недовольно покряхтел и уселся у двери, перекрыв выход.

– Не хочет, чтобы ты уходила, – проговорила мама, надевая сапоги.

– Как обычно, – снова вздохнула Василиса.

– Ты бабушку поздравила? – спросила мама, продевая руки в рукава пальто.

– Конечно, ещё утром.

– Ну, тогда пошли. До вечера! – прокричала мама в гостиную, откуда отец что-то неразборчиво ответил.

Между прочим, подарок на двадцать третье февраля его однозначно порадовал. Они с мамой презентовали ему пазл на две тысячи деталей и, оставив полный холодильник еды, укатили на весь день к бабушке в Растяпинск. Да ещё прихватили с собой Изюма.

Гаврил тогда тоже с ними поехал, с самым серьёзным видом предупредил, что без него поездка точно будет неудачной и запрыгнул на заднее сиденье. За чаем бабушка с мамой многозначительно переглядывались, и Василиса с Гаврилом ушли на целый день гулять по городу, изображая туристов: заходили во все подряд музеи, фотографировались у симпатичных домов и грелись в любимом «Ойме», из кофейни теперь превратившемся в чайную.

Позже Василиса распечатала фотографии и приклеила в скрап-альбом, который по случаю перехода в одиннадцатый класс начала ещё осенью. Так что сегодня надо тоже побольше фоток наделать, чтобы и их красиво там разместить. Хоть будет что вспомнить.

Первой, кого Василиса встретила, входя в фойе Покровского музея, оказалась Лета. По случаю праздника мама заставила её надеть платье и сделать причёску. Собственно, Василиса даже не сразу её узнала без фиолетовых губ, толстых чёрных бровей и густо накрашенных ресниц. А ведь ей очень даже шли лёгкие кудряшки и платьице с оборками.

– Классно выглядишь, – похвалила Василиса Летин новый образ. В ответ получила только кислую поллулыбку. – Дай я тебя сфотографирую!

– Ещё чего! – насупилась Лета. – Это в первый и последний раз. И только потому, что маман чего-то не захотела торчать дома.

– Лета, не груби, – вяло проговорила её мама, которую Василиса видела, наверное, всего во второй раз. Обычно эта женщина либо носа из дома не высовывала, либо надолго куда-то уезжала.

– Девочки, не ссорьтесь! – подошёл напомаженный Летин папа. – Василиса, здравствуй. Прекрасно выглядишь! А причёска какая! Дай-ка посмотрю. О, да это живые цветы. Как необычно. Давайте я вас с Летой вместе сфотографирую!

И он ловко щёлкнул их на Василисин телефон. Получилось вполне неплохо. Потрогав свою причёску, и убедившись, что всё в полном порядке, Василиса вдруг зацепилась взглядом за что-то ярко-красное.

– А это кто? – спросила Василиса у всех сразу, кивая на рыжую девицу в алом платье, с кричаще-красной помадой и такого же цвета туфлях на шпильке.

– Ты что, не узнала? – фыркнула Лета. – Это же Зоя!

– Да ладно, – не поверила Василиса, наблюдая, как Зоя ковыляла на шпильках по начищенному до блеска полу музея. Прямо дешёвая Барби из корзины с уценкой. Того и гляди что-нибудь отвалится.

– Это ты ещё её мамашу не видела, – прошептала Лета.

– Мамашу? – спросила Василиса, пытаясь припомнить, как она вообще выглядит.

– Да, она изволила вернуться, – скорчила гримасу Летина мама.

– Откуда?

– Да пёс её знает, – процедила сквозь зубы супруга главы посёлка. Тот недовольно на неё глянул.

Повсюду сновали гости, а Василиса тщетно силилась припомнить, что за истории были связаны с Зоиными родителями. И где они вообще были всё время, пока Ядвига Мстиславовна наряжала внучку в чудовищные платья, сшитые как будто из старой диванной обивки.

– Смотри, вон она, – раздался у уха Василисы Летин шёпот.

Точно, в общее праздничное настроение ворвалась тощая дама, высокая и угловатая. Зато в шёлковом платье с перьями, перчатках и ботфортах. Да ещё увешанная крупной бижутерией, как доска объявлений рваными бумажками. Мадам пронеслась мимо гостей, топая каблуками, и скрылась в актовом зале.

– На престарелую проститутку похожа, – выдала Лета, хихикнув.

– Виолетта! – возмутился её отец, провожая Зоину мамашу взглядом.

Василиса увидела, как Летина мама согласно похлопала дочку по плечу.

– Вот вы где, – наконец появилась Василисина мама. – Ой, Лета, это ты, я сразу и не узнала. Отлично выглядишь.

– Спасибо, вы тоже, – кисло улыбнулась Лета.

– Кажется, пора идти. – Летин папа оправил смокинг, взял под руку жену и статно направился в зал.

Пока гости рассаживались на стульях с мягкой обивкой, Василиса отчего-то постоянно искала взглядом Зою. Она же только вчера её видела. И ни крашеной рыжины, ни вычурного макияжа. Мышь и мышь. А тут – на́ тебе. Сюрприз.

Похоже, новому образу удивилась не одна Василиса. Почти все оборачивались на Зою и даже перешёптывались. А её мамаша носилась по залу, громко что-то выговаривала по делу и без, и хохотала, разевая большущий рот. Появившаяся наконец Ядвига Мстиславовна чинно прошествовала между рядами стульев, оправила расписную шаль и уселась в первом ряду. Потом мрачно глянула через плечо, и Зоина мама, подхватив дочурку под руку, наконец устроилась рядом с бабулей.

Снежана тоже пришла, как обычно, аккуратная и похожая на школьницу из ужастиков. Ни с кем не здороваясь, уселась на последний ряд в самый угол.

– Не стыдно ей являться, – процедила Лета, прожигая Снежану взглядом.

– Угу, – кивнула Василиса, едва услышав Летину реплику и глядя на причёску Зоиной мамаши. Как будто певица из криминально-сериального ресторана с плохой репутацией, где вчера нашли два трупа, а позавчера осьминог сожрал повара.

– Эта мадам наведёт шороха, – вдруг сказала Василисина мама.

– С чего это? – тихо спросила Лета.

– Так она уже успела влезть в родительский комитет. Говорит, будет руководить подготовкой к экзаменам и Выпускному.

– Руководить? – переспросила Василиса, подумав, что ослышалась. – Кто она такая, чтобы руководить? Как хоть её зовут?

– Фар… Фав… – Василисина мама вопросительно посмотрела на Лету. Та только пожала плечами.

На сцене появился нарядный Коля, в хорошо скроенном тёмно-синем костюме, галстуке-бабочке и со стильной бутоньеркой в петлице. Зал зааплодировал. Громче всех хлопала, разумеется, Лета.

Выступать на концерте Лета отказалась, а вот поддержать Колю решила так, чтобы слышно было всем. Даже Зоя с мамашей обернулись на её овации.

Коля всех поприветствовал, поздравил с праздником и запел романс под гитару. Василиса встала со своего места и отошла к портьерам, стараясь никому не мешать и суметь сфотографировать Колю так, чтобы он хорошо получился.

Вслед за Колей выступили ученики младших классов, потом средних, потом пенсионерский актив посёлка спел заводные частушки. На протяжении всего праздничного мероприятия Василиса увидела Гаврила только один раз, да и то издалека. Зоина маман преградила ему дорогу и начала нести что-то про прекрасную талантливую молодёжь в сельской местности. Гаврил покивал, улыбаясь, а потом театрально глянул на часы и убежал.

За концертом последовал небольшой банкет в «Подсолнухе». И снова Василиса видела Гаврила только мельком, когда он бегал между гостями и командовал развлекательной программой из смешных загадок и маленьких конкурсов. Когда он наконец-то споткнулся и чуть не ткнулся носом в тарелку с пирожными на соседнем столике, Василиса пожалела, что это была не её тарелка.

А вот Зою с её мамашей видно было постоянно. И слышно тоже.

– Это что, живые цветы? – громко спросила новоприбывшая, разглядывая тюльпаны, нарциссы и гиацинты в горшках, которым Василиса вместе с мамой специально сделали выгонку, чтобы они распустились к восьмому марта. – Как-то убого они смотрятся. Можно же было нормальные цветы купить.

– Вот ты бы и покупала, – не сдержалась Василиса. Лета рядом криво усмехнулась.

– Вообще место какое-то… – Мадам, брезгливо озираясь, щёлкала пальцами, унизанными массивными кольцами. – Убогое. Что тут раньше-то было? Сарай? Вот сарай и остался, ничего не изменилось.

Банкет уже закончился, гости стали собираться по домам, но услышав реплики наряженной Зоиной мамаши, замедлялись, а то и вовсе останавливались.

– А это кто намалевал? – скривилась дамочка, глядя на акварельные рисунки, сделанные Василисой. Она не один час потратила на сетевые мастер-классы, чтобы более или менее прилично изобразить пирожные и цветы. Рядом висел натюрморт, который Василиса и Гаврил на прошлой неделе нарисовали вместе по номерам. – А, это чтобы людям аппетит портить? Чтобы не обжирались и не разжирели? Творчество первоклассников школы для отсталых?

– Нет, моё, – сухо сказал Гаврил, убирая чашки со стола. Повезло, вовремя подал реплику, потому что Василиса уже готова была осадить зарвавшуюся дамочку, да погромче.

– Ну, раз твоё, – протянула мадам. – Тогда ладно. Можно и оставить. А остальное лучше бы снять, чтобы вид не портило.

– Может, мы как-нибудь сами решим, что нам здесь лучше, а что хуже. – От звенящего голоса Натальи Львовны, мамы Гаврила, у Василисы даже мурашки пробежали по спине.

– Так это ты тут заправляешь, – кисло проговорила Зоина мамаша. – Я тебя даже сразу не узнала. Как дела? Ну, хотя чего я спрашиваю. Какие могут быть дела у человека, всю жизнь проторчавшего в этой дыре.

От громкого стука разом что-то треснуло и звякнули подскочившие чашки. Все оторопело обернулись. Ядвига Мстиславовна поднялась, оправила шаль и чинно прошествовала к вешалке с верхней одеждой. Видимо, она только что вдарила тростью по полу.

– Чудесный праздник, – произнесла бабуля, надевая шаль на голову. – Всё было очень вкусно и интересно. Но пора бы и расходиться.

Зоина мамаша закатила глаза, поджала губы и тоже подошла к вешалке. Папа Гаврила услужливо подал ей пальто и даже помог надеть, за что получил надменно-благодарную улыбку. Наталья Львовна стала нарочито громко собирать тарелки.

Зоя выпорхнула из кафе следом за родственницами, ни с кем не попрощавшись.

– Что это было вообще? – первой нарушила молчание Лета. – Кто-нибудь что-нибудь понимает?

– Что тут непонятного, – проговорила Наталья Львовна, продолжая собирать посуду. – Болталась где-то столько лет, потом хвост ей всё-таки прижало, вот она и вернулась. Жизнь нам портить.

– Почему портить? – решилась спросить Василиса.

– Она по-другому не умеет. – Наталья Львовна, подхватив стопку тарелок, направилась на мойку.

Василиса посмотрела на Гаврила. Тот поймал её взгляд, пожал плечами, а потом озорно подмигнул, отчего лицо у Василисы само собой растянулось в улыбке.

– Как хоть её звать-то? – спросила Лета, накидывая пуховик. Коля тут же подбежал и подал ей красивый снуд, но он ошибся – это оказался снуд Натальи Львовны. От растерянности он схватил первую попавшуюся вещь и накрутил себе на шею. Лета, улыбаясь, сняла с него свой шарф.

– Если по нормальному, то Феврония. – Наталья Львовна вернулась и теперь собирала чашки на поднос. Василиса в меру сил и ловкости ей помогала, хотя и чуть неуклюже из-за своей хромоты. – А сама она себя называет Фаврелия.

– Странные имена у них в семье, – проговорила Лета, наматывая шарф. – А кто Зоин отец?

– Тебе какая разница? – строго спросил её собственный папа.

– Так, интересно, – пожала плечами Лета. – Просто припёрлась и командует тут как у себя дома.

– Формально она и есть у себя дома, – пробормотал Гаврил, снимая со сдвинутых столов скатерти.

– Бордель её дом, – вдруг звонко произнесла Летина мама. Видимо, сама не ожидала такой громкости, потому что сразу опустила взгляд.

Летино семейство наконец попрощалось и удалилось. Коля ушёл следом. Остались только Василиса с мамой и Гаврил с родителями. Причём его папа, непосредственный хозяин кафе, как-то быстренько ретировался, предоставив жене и сыну разгребать последствия празднования.

– Давайте я помогу вам с посудой, – предложила Василисина мама Наталье Львовне, и они вместе скрылись за дверью кухни.

– У твоей мамы замечательное чувство такта, – произнёс Гаврил, обнимая Василису за плечи и целуя в щёку. – Кстати, отличная причёска.

– Спасибо, – улыбнулась Василиса. Наконец-то стало хорошо и спокойно. В первый раз за день она сумела-таки расслабиться.

Гаврил выключил верхний свет, оставив только пару небольших светильников. Стало видно, как на улице в бликах уличных фонарей искрится кристаллами капель.

– Это тебе. – Гаврил, улыбаясь, протянул Василисе большой прямоугольный предмет, забранный в обёрточную бумагу.

Внутри оказался портрет Василисы на холсте. Вроде бы акварельный, но очень хорошего качества и с необычными красками, как бы стекающими вниз. А сама Василиса предстала в образе почти русалки, с нимфеями в волосах, глянцевой кожей и длиннющими ресницами.

– Класс! Спасибо! – И Василиса чмокнула Гаврила в щёку. – Ну-ка, сфотографируй меня с ним.

Гаврил сделал пару фотографий, потом они щёлкнулись вместе.

– Как ты его нарисовал? – спросила Василиса, рассматривая необычные мазки.

– Если честно, это не совсем я. Это нейросеть нарисовала. Нет, ну я же ей объяснил, что именно нужно сделать. А холст в Растяпинске распечатали.

– Ясно, – протянула Василиса. Слегка разочарованно, потому что нейросеть при правильном подходе нарисует всё что угодно, да так, что от кисти великого художника не отличишь. Плюс не очень приятно было думать, что её фотографию загрузили на какой-то неизвестный сервер, да ещё без разрешения.

– А ты заметила, как Зоя изменилась?

– Что? – Василиса отвлеклась от рассматривания портрета.

– Я говорю, Зоя изменилась.

– И что?

– Так, ничего. Просто.

Василиса хмыкнула и стала заворачивать портрет обратно в упаковку. Упоминание Зои сразу вызвало образ её мамаши, что романтической обстановке не способствовало. А с чего это он вообще об этом заговорил?

– Тебе что, понравился её новый образ? – спросила Василиса, намеренно не глядя на Гаврила.

– Чей? Зоин? Ну, не то чтобы… Просто очень отличается от того, что раньше было.

Василиса наконец глянула на Гаврила он невозмутимо расправлял скатерти на столиках.

– Она что, тебя не предупредила?

– О чём? – спросил Гаврил, не глядя на Василису. – С чего ей меня предупреждать? Она как зимой перестала у нас работать, так мы почти не общаемся.

Василиса снова хмыкнула. Как-то полегче стало. А то она даже немножко виноватой себя чувствовала, когда Зоя, узнав об их романе, ушла из кафе. И отцу Гаврила пришлось искать новую помощницу. Вместо Зои нашлась весёлая пенсионерка тётя Глаша, которая сегодня лихо распевала частушки на концерте.

Гаврил наконец закончил со скатертями и приобнял Василису за талию. Руки у него такие мягкие. И глаза красивые, а кожа аж светится в матовом полумраке кафе.

– Ну что, пошли!

Мамино чувство такта Гаврил явно переоценил. Собравшись, Василиса пропустила маму вперёд, а сама коротко поцеловала его в щёку на прощание. Уже на улице, таща портрет под мышкой, повернулась, чтобы увидеть тёплые отсветы в окнах «Подсолнуха». Один за другим огоньки потихоньку гасли.

Под уличным фонарём что-то шевельнулось. Василиса даже притормозила, натолкнувшись на маму. С окраины светового круга на снегу во мрак отступила и пошла прочь чья-то тень. Как будто тощая кукла, которая того и гляди развалится.