Пока королева спит

Шут

В детстве я разговаривал с ягодами.

– Привет ягодка, как переночевала? Я тоже спал хорошо и видел сны, ты, наверное, видишь красные сны, а я – больше фиолетовые, хотя, иногда приходят и красные, они самые сладкие, но порой бывают противными, когда сахара чересчур много. Но красные никогда не бывают страшными, а фиолетовые интересные, но иногда аж вздрагиваешь – настолько жутко и достоверно. Ты не боишься? Я рад. А чего бы ты хотела от жизни: быть съеденной; сгнить никому не нужной; быть растоптанной чьим-то башмаком (копытом) или иссохнуть от жары? Ты не определилась. Тебе всё равно. Это травянистая позиция: что выросло, то выросло. Траве это без разницы: где и как расти. А потом приходит садовник и всё что выше нужного уровня – вжить и нету. Но ты же ягодка, тебе нужна цель! Хочешь, я обниму тебя своими губами и волью в себя? Ты ещё недостаточно созрела для этого? Ладно, подожду.

А потом я перестал слышать ответы ягод. Я стал важным и посчитал ягоды глупыми, а себя соответственно наоборот – шибко разумным. Гордыня слопала меня. На самом деле это ягоды перестали со мной разговаривать – зачем общаться с бумажными цветами? Бумажным цветком стал я. Много позже, выпарив из своего тела не один пуд соли, я перестал недооценивать ягоды и снова между нами завелись шебутные червячки диалогов.

Как я стал шутом? Вы не задали этого вопроса? А мне всё равно, рассказ уже впивается мне в зубы с их внутренней стороны, и я выпускаю его на волю.

Давным-давно, когда я ещё верил в случайность или случайность верила в меня, что абсолютно одно и то же, если вдуматься в эту глупость, хотя зачем вдумываться в глупость – мы все ищем залежи мудрости? Так вот, очень много лет назад я нашёл пару страниц из книги, название которой, как и её автора, невозможно было определить (в нашем королевстве так часто бывает, хорошо ещё, что у королевы сохранилась неплохая библиотека, а у других – труба, даже лупоглазики жалуются на недостаток книг). У меня уже тогда с памятью было все в порядке, и я запомнил эти листки до последнего знака препинания. Привожу текст полностью и дословно (ни единой запятой не изменил – пунктуация и орфография автора сохранены).

Два одинаково не запоминающихся существа влетели в комнату артиста.

– Здравствуй, мы хотим предложить тебе роль, – сразу перешло к делу одно из них.

– Привет, несуществующие, вы предлагаете мне роль? – артист попытался изобразить удивление, но это плохо у него получилось. – А вы видите меня сейчас?

– Да, мы получаем трехмерную картинку.

– В цвете, надеюсь?

– Разумеется.

– Ну, тогда вы должны видеть, что я выгляжу, мягко говоря, никак, – артист сказал слово "никак" с непонятной интонацией.

– Нет, мы этого не видим.

– Да что вы говорите? – артист вскочил с постели, в которой кроме него находились две девушки (судя по всему несовершеннолетние), и выбежал из спальни.

Существа неслышно вылетели за ним.

– Теперь можно поговорить по душам… – артист сделал паузу непонятно зачем. – Прилетели, понимаешь, тратите чёрт знает сколько денег на поддержание двухсторонней связи в режиме реального времени, и ни хрена не замечаете! Да, посмотрите на моё лицо, где мимика, где выразительность, где игра чувств? Это не вопрос, можете не напрягать своих электронных болванов. Точнее это был риторический вопрос… Эмоций – нет! это лицо ни на что не способно! – артист оттянул свои щеки и стал их мять, потом ударил правой ладонью себе по лбу. – Я не умею шевелить ушами, брови почти не двигаются… А голос? Послушайте: "А-а-а-а!" – он попытался напеть что-то и сфальшивил. – Слышите? Слуха нет. У меня нет слуха! У меня, раньше различавшего малейший дефект в звучании камертонов, напрочь отсутствует слух! Да лучше бы мне член отпилили тупой ножовкой! Далее… ещё раз слушайте: "А-а-а-а!" – он опять что-то изобразил. – Когда-то я мог вытянуть диапазон в три октавы, а сейчас? Скрип несмазанной двери, а не голос! Где былой диапазон?! Этот мерзкий голосишка выпиливает лобзиком по моему сердцу иероглиф под названием «Боль»! Стоит ли говорить, что я не могу танцевать? Ходить по канату я тоже не могу, простейшие движения мне не доступны, – он ударил себя по животу. – Здесь был пресс с кубиками! А сейчас я – лысый толстяк неспособный десять раз подтянуться на перекладине! Но вы не знаете, наверное, самого страшного? Сейчас я вам это скажу. Я не могу даже над собой посмеяться! Видите улыбку? – артист попытался улыбнуться, получилось у него это очень плохо. – А смех? Ха-ха-ха, – вам видно это во всех подробностях?

– Вы великий артист, – сказало одно из существ.

– Что? А, ну да. Я не буду кокетничать и отрицать то, что я великий артист. Но, вы забыли сказать в своем предложении один маленький глагол: "Был". Я был великим артистом.

– Если вы выполните то, что мы вам предложим, тогда вы попадете в другой мир.

– В мир с прыжками?

– Нет.

– А мне не нужен новый мир без прыжков, – существа не услышали обреченности в голосе (а она там была). – Мне хватает и этого…

– Мы сможем переправить вас в мир, в котором хотя и нет прыжков, зато есть возможность попасть в мир с прыжками… – вступило в разговор второе существо.

– С этого и надо было начинать, а то ломали тут понимаешь дешёвую комедию… Что я должен сделать?

– Сыграть шута.

– Что?!!

– Сыграть шута.

– Вот с такими данными?!

– Да.

– Нет, несуществующие здесь, вы просто чудо как разумны, это же надо до такого додуматься… я восхищаюсь вами! – артист налил себе коллекционный коньяк и, наплевав на ритуал принятия в себя этого благородного напитка, выпил его залпом.

– Я сыграю шута, да, я сыграю шута! – повторил он, смакую слова. – Даже если мне придется умереть от рук жестокого тирана, лишенного чувства юмора, я все равно сыграю шута так, как его не могут визуализировать настоящие шуты!

– Вы будете служить не у короля, а у принца, который при удачном раскладе станет султаном на Веронии, но он действительно может лишить вас жизни за одно неверное слово.

– Но если я удачно выступлю, вы меня отправите в мир, из которого можно попасть в другой, уже с прыжками?

– Да.

– Я согласен.

– Никакого гонорара сверх оговоренных условий.

– Мне не нужны подачки.

Существа пару секунд помедлили, а потом открыли для артиста окно перехода. Он шагнул в мир, где он должен будет играть роль шута, смешащего всех вокруг под ежеминутной угрозой плахи и топора.