Похититель тел

7

На минуту воцарилась полная тишина. Белариус посмотрел на Лафайета, на девушку и снова на Лафайета. Она, в свою очередь, уставилась на Лафайета, он широко и глупо улыбнулся, пошел к ней…

— Как тебя угораздило сюда попасть, девочка? Когда мне сказали, что у них О'Лири, мне и в голову не пришло, что это можешь быть ты…

— Откуда вам известно мое имя? — надменно оборвала его Дафна. Она развернулась к Белариусу. — Кто этот человек? Он что-нибудь знает о Лафайете?

— Знаю ли я о Лафайете? — крикнул О'Лири. — Дафна, я понял, тебя вводят в заблуждение крылья. Разве ты не знаешь меня?

— Впервые вижу! Что вы сделали с моим мужем?

— Я ничего не сделал с твоим мужем! Я — твой муж!

— Не подходите! — Она спряталась за рослого полицейского, который в порядке защиты обнял ее за плечи одной рукой.

— Убери от нее свои грязные лапы, ты, легавый! — завопил Лафайет.

— Минуточку! — решительно вмешался Белариус. — Вы, Раунчини, стойте на месте! Вы, рекрут О'Лири, отвечайте для записи: вы знаете этого агента?

— Впервые в жизни вижу!

— Зачем же тратить время и силы, Раунчини, — прошипел Белариус. — Вы слышали описание О'Лири: шесть футов сто семьдесят, голубые глаза, а вы — пятьдесят пять, двадцать, черные глаза, смуглый.

— Я знаю, что я… а? — О'Лири сделал паузу, посмотрел через левое плечо, потом через правое. — Крылья! — воскликнул он. — Они пропали! — Он посмотрел вниз, увидел бочкообразную грудь, солидное брюшко, кривые ноги, руки с коротенькими толстыми пальцами, поросшими густыми черными волосами. Он подошел к одной из фотографий в рамках, посмотрел на отражение своего лица в стекле. Оно было круглое, оливковое, с плоским носом и широким ртом, полным кривых зубов.

— О, боже мой, — опять это! — прорычал он. — Не удивительно, что вы меня приняли за тронутого, когда я говорил о крыльях!

— Мне уже можно уйти? — спросила рекрут О'Лири.

— Дафна! — в отчаянии крикнул Лафайет. — Ясно, что ты меня знаешь, неважно, как я выгляжу!

Дафна озадаченно смотрела на него.

— Ведь была же записка, — продолжал Лафайет. — Она была от Рыжего Быка, он хотел со мной встретиться в «Секире и Драконе». Я туда пошел, а у него была эта штучка, кое-что из того, что припас Горубл в пещере. Как бы там ни было, а когда я ее осматривал, у меня палец соскользнул и — щелк! Я превратился в кого-то другого!

— Он… он что… — вопросительно взглянула Дафна на Белариуса, обводя раковинку уха тонким указательным пальцем.

— Нет, я не чокнутый! Я пытался вернуться во дворец и доложить о том, что я обнаружил, а меня схватил городской караул! И не успел я объяснить, в чем дело, как Луппо с шайкой Путников вмешались и увезли меня в свой лагерь, но мне помогла убежать Гизель и…

— Гизель? — набросилась на него с безошибочным женским инстинктом Дафна.

— Да, ух, хорошая девушка, ты ее полюбишь. В любом случае, она повела меня в свой фургон и…

— Хм! — фыркнула Дафна, отворачиваясь. — Мне совсем не интересно знать про амуры этой личности, кто бы он ни был!

— Да этого не было! Это все платоническое!

— Довольно, Раунчини! — оборвал его Белариус. — О'Лири, можете идти. Ребята заберите Раунчини в трог 12 и приготовьте его к выскребыванию мозга!

— Что такое… что такое выскребывание мозга? — спросила Дафна, задержавшись у двери, и бросила неуверенный взгляд на Лафайета.

— Техника установления истины, — прорычал Белариус, — похоже на очистку грейпфрута.

— А это не повредит ему?

— Что? Ну, это его, конечно, попортит в какой-то степени, едва ли он будет годен для дальнейшего использования. В трудных случаях субъект остается бормочущим идиотом. Но не беспокойтесь, О'Лири. Он получит полную пенсию, все будет в порядке.

— Дафна! — окликнул ее Лафайет. — Если у тебя есть хоть малейшая возможность повлиять на эту кучку маньяков, попроси их выслушать меня!

Белариус сделал жест. Двое мужчин, шагнув вперед, схватили Лафайета за руки и потащили к двери.

— Не повезло тебе, приятель, — сказал полицейский. — Я бы тоже стал психом прикидываться, если бы только подумал, что мне угрожает что-либо подобное.

— Я бы сказал, братец, — согласился второй сопровождающий, — такое не каждый день случается.

— Хватит с тебя, негодяй! — прорычал Лафайет и сильно пнул в голень несчастного, который присматривал за девушкой. Когда он с воплем споткнулся, Лафайет вырвался, увернулся от захвата и подскочил к двери. Белариус как раз вовремя обошел стол и получил удар в зубы. Лафайет ушел в сторону от нападающего и вылетел в коридор.

— Дафна! — крикнул О'Лири, когда она повернулась и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Если я больше никогда тебя не увижу, помни, я люблю тебя! И не забывай кормить Динни!

— Эй, схватить его! — крикнул один из ожидавших с носилками. Лафайет увернулся, подставил ему подножку, и парень растянулся. Еще два человека ворвались в комнату. Бежали и другие, окружая с двух сторон.

— Носилки! — неожиданно крикнула Дафна. — Воспользуйся носилками!

Лафайет увернулся с ловкостью зверя, прыгнул на лежанку, зависшую на высоте шага над ковром, резко нажал на красную кнопку, над которой было написано «ВЛЕВО». Лежанка выстрелила в потолок, сильно стукнула его о стену с обоями в цветочек. Он нащупал кнопку и нажал ее наобум. Носилки выстрелили назад, протерев Лафайетом ряд флуоресцентных ламп. Он вновь нащупал кнопку, опустил лежанку до уровня человеческого роста и вылетел вперед, успев дать по зубам приближавшемуся служащему безопасности, который со всего маху налетел на сослуживца. Лежак полным ходом полетел по коридору. Лафайет закрыл глаза и вцепился в него, когда тот со свистом полетел к перекрестку. В последнее мгновение лежак накренился, завернул за поворот и на большой скорости выстрелил в двойные, к счастью открытые, двери.

«Конь», на котором спасался Лафайет, быстро сделал три круга по большой комнате с зелеными стенами, пока он не нашел рычаг, приведший к сногсшибательному толчку, от которого О'Лири кувырком свалился на ковер. Он перекатился на четвереньки и обнаружил, что вновь находится в той комнате, в которую пришел вначале. Зеленоволосая женщина за столом истерично била свою консоль и звала на помощь.

— Эй, я помогу вам, — сказал Лафайет. Он с трудом встал, вскочил на стол и обеими руками нажал на множество кнопок сразу, переключил с полдюжины рычагов, перещелкал все выключатели. Завыла сирена, в комнате начал, шипя, выделяться бледно-розовый газ. Приемщица завизжала.

— Не бойтесь, я не буйный, — выкрикнул Лафайет. — Я просто хочу уйти. Где выход?

— Не подходите ко мне, вы ненормальный!

Лафайет подскочил к секции стены, сквозь которую он вошел, начал лихорадочно ее ощупывать. За ним вопили сигналы тревоги. Внезапно панель повернулась и открыла вход в слабоосвещенное помещение. Лафайет вышел, панель за ним захлопнулась. Зеленый свет сиял на противоположной стене. На мгновение он ощутил, будто его мозг «снялся с якоря» и на большой скорости завращался в черепе. Потом произошел взрыв темноты вокруг.

Его несло средь светящихся обломков, недоступных никакому пониманию…

«…тинки-тинки-тинки…»

«…вы думаете, что вы единственная птица в городе с парой этих…»

«…где ты? Входи, милый мальчик, если ты меня слышишь. Входи, входи…»

Широкая, мягко светящаяся конструкция из красновато-коричневой и красной лапши величаво проплыла мимо, медленно вращаясь. Рой светящихся голубовато-зеленых дробинок завернул поближе и прошел мимо него. Нечто широкое и иллюзорное, как светящийся дым, расплылось перед ним, окутало его и пропало. Кувыркаясь, надвигалось раздражающее скопление накаленных докрасна проволок из темной дали, оно свернуло с пути, чтобы перехватить Лафайета. Он подался назад, делая ненормальные плавательные движения, но скопление захватило его, обволокло, прилипая и пронизывая.

Ему словно ввели под кожу тысячу фунтов теплого воска, безболезненно вытесняя его самого сквозь поры.

«Ага! Попался, похититель тел!» — пронзительно крикнули ему в оба уха, не издавая ни звука.

— Эй, погодите! — крикнул О'Лири. — Может, обсудим все это?

«Нечего ждать! Вон! Вон!»

На мгновение О'Лири заметил мстительное лицо, то самое лицо, которое он видел в зеркале кабинета Белариуса. Оно свирепо взирало на него. Потом он поплыл в пустоту.

— Подождите! Помогите! Мне нужно передать Никодеусу!

«Пусть я не выберусь из преддверия Ада, если тебе удастся…» — слабо донеслось до Лафайета.

— Раунчини! Не покидайте меня здесь! Мне нужно попасть…

«Откуда… — слабо донесся удаляющийся голос, — откуда вам, известно мое имя…» — Голос пропал. Лафайет закричал, но понял, что не кричит, а каким-то образом передает. Но это он вычислит позднее, когда благополучно вернется домой. Ответа не было, только слабые, жуткие голоса вокруг.

«Сказала ему нет, но вы же знаете, каковы эти мужчины…»

«…упи-тупи-фупи-фум…»

«Девять… восемь… семь…»

— ДОРОГОЙ МАЛЬЧИК! НЕУЖЕЛИ ЭТО ВЫ? Я УЖЕ ПОЧТИ ПОТЕРЯЛ НАДЕЖДУ!

— Помогите! — пронзительно кричал Лафайет. Он теперь кувыркался с головы на ноги, а может, наоборот? Он чувствовал, что ощущение индивидуальности уходит, как растительное масло из разбитого горшка, мысли его слабеют…

— ДЕРЖИСЬ, ПАРЕНЬ… ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СЕКУНД… НЕ БРОСАЙ КОРАБЛЬ… Нечто неосязаемое окутало, его подобно дыму. Замаячила неясная туманность и схватила, его словно в кулак, из тени. Он ощутил давление, взрыв света, и наступила тьма…

Он лежал на шероховатой жесткой поверхности и ощущал нестерпимый зуд. Он шевельнулся, чтобы почесаться, и обнаружил, что у него связаны колени, а также локти и подбородок. Он с трудом сел. При слабом лунном свете, проникающем сквозь листву над головой, он увидел, что наглухо заключен в клетку из связанных шестов. Он увидел, что лежит на изношенных матрацах с заляпанными драными чехлами. Около него стояла кружка с водой и лежали обглоданные корки хлеба. Он потянул носом. Запахи немытого белья, козьего сыра и дыма костра были, по крайней мере, знакомы.

Ноги и руки болели, спина болела, шея болела.

— Я, наверное, весь в синяках, — проворчал он. — Где я? Что со мной?

Послышались мягкие шаги: приближалась знакомая фигура.

— Гизель! — с облегчением вырвалось у Лафайета. — Как я рад тебя видеть! Выпусти меня отсюда!

Девушка стояла руки в боки и смотрела на него сверху с непонятным выражением лица.

— Зорро? — неуверенно спросила она.

О'Лири тяжело вздохнул:

— Я знаю, что выгляжу как парень по имени Раунчини. Но на самом деле я не Зорро, а тот парень, на которого ты думала, что он Зорро, только я на самом деле был, конечно, О'Лири. Но это я потом объясню.

— Ты уже не думаешь, что ты большая птица? Не пытаешься прыгать с утесов и хлопать руками?

— Что? Я не прыгал с утеса, я упал, и…

Гизель улыбнулась, обернулась и пронзительно свистнула. Ответили голоса. Минутой позже появилась громадная фигура Луппо. Он уставился на О'Лири с видом добермана, ожидающего команды «фас».

— Ты чего свистела? — промычал он. — Он…

— Он сказал, что он — это он, Зорро!

— Я, конечно, я, в своем роде, — отрезал Лафайет. — Но, ах, ладно, все равно. Вы не поймете. Хоть выпустите меня отсюда побыстрее!

— Угу, это он, — подтвердил Луппо.

— Порядок! В таком случае на восходе солнца можно приступать! — исступленно крикнула Гизель.

— Эй, послушай, Гизель, уж не собираешься ли ты вновь начать это дело со свадьбой? — забеспокоился Лафайет.

Луппо посмотрел на него, криво улыбнулся, сверкая золотым зубом.

— Не совсем, — ответил он. — Ты веришь… в Смерть от тысячи крюков?

— Это будет так захватывающе, Зорито! — поведала Гизель Лафайету, близко прислонясь к клетке, чтобы прошипеть это ему прямо в лицо. — Сначала будут вводить крючки. Раньше был один большой крюк, но ты знаешь, само собой, мы все усовершенствовали. Теперь мы берем маленькие, колючие рыболовные крючки, сотни и сотни крючков. Мы их медленно втыкаем в твое тело… повсюду. Потом мы к каждому привязываем веревочку и поднимаем тебя на них в воздух…

— Гизель, уволь меня от подробностей! — в ужасе рванулся О'Лири. — Если я Зорро, я все это уже знаю, а если нет, то я невиновен, и тебе следует меня освободить. Зачем это такой хорошей девушке, как ты, ввязываться в такое грязное дело?

— Освободить тебя? Грязную свинью, которая обманывает бедную девушку, которая имеет глупость любить тебя?

— Я же тебе сказал, что я — не я! То есть я на самом деле не Зорро! Я имею в виду, что физически я — Зорро, а на самом деле — Лафайет О'Лири! Сейчас я просто занимаю тело Зорро! В этом случае было бы неэтично жениться на тебе. Неужели ты этого не понимаешь?

— Сначала ты заставил меня оголиться, затем шмыгнул, как полицай в ночи, и запер меня в моем собственном будуаре! Миллиона рыболовных крючков мало, чтобы отплатить тебе за мучения, которые я вынесла из-за тебя, ты… овца в волчьей шкуре!

— Почему вы не сделали этого, пока я не соображал? Я бы тогда ничего не понял.

— Что? Обидеть божьего человека, беззащитного? Ты что же, считаешь нас варварами?

— Да, это было бы жестоко по отношению к Тазло Хазу. Бедный простак не смог бы понять, что происходит.

— Тазло Хаз — вот что ты все время выкрикивал, когда пытался летать, — сказала Гизель. — Что это такое?

— Это мое имя. То есть, это было имя Зорро, или имя того, кто вселился в тело Зорро, когда я вселился в него. Он человек-птица с крыльями, понимаешь? — Лафайет осторожно потрогал свои ободранные колени. — Я думаю, ему было так же трудно понять, что у него пропали крылья, как мне — ходить сквозь стены.

— Зорито, ты такой враль, вот что я тебе скажу, — сказала Гизель. — Но это не все. Я сейчас пойду посплю, чтобы хорошо выглядеть. Я хочу быть в лучшем виде для тебя завтра, когда ты будешь свисать с крючков. — Она отвернулась и поспешила прочь. О'Лири не был уверен, дрогнул ли ее голос при последних словах.

Лафайет отполз в угол клетки, положив на колени болевшую голову.

«Наверное, я старею, — мрачно подумал он. — Раньше я мог держаться на ногах, а теперь меня несет от одного крушения к другому. Если бы я мог хотя бы объяснить кому-нибудь хоть раз, что вообще происходит… но почему-то никто не хочет меня выслушать. Каждый как бы слышит то, что хочет услышать, или то, что ожидал услышать».

Он устроился поудобнее. Луна теперь спустилась. Через пару часов забрезжит рассвет. Он, может быть, протянет еще несколько часов после этого, но ко второму завтраку все будет кончено, если ему повезет. Деревянные столы поставят под деревьями. Они будут уставлены жареной индейкой и ветчиной, девятислойными шоколадными тортами и кувшинами дымящегося эля. Праздничная толпа будет весело пировать под его свисающим телом — основным объектом веселья. А там, в городе Артезии, Дафна будет прижиматься…

— О, нет, она не будет, — убеждал он себя. — Это единственное утешение, все-таки она в Центральной, ее обучают, она будет новым агентом.

«Да… но почему?»

— Ну, может, она обеспокоилась и набрала номер Центральной, доложила, что я пропал.

«Угу. На этот счет нет никакой записи. Белариус проверял».

— Может, — Лафайет ощутил, как его холодные пальцы впились в грудь. — Может, это и не Дафна была! Может, кто-нибудь и ее тело украл!

«Догадки! Это тебя ни к чему не приведет. Давай поближе к делу!»

— Прекрасно! А в чем дело?

«Дело в том, что у тебя примерно два часа жизни, если ты быстренько не предпримешь что-нибудь».

— Но что? — прорычал он, скрежеща зубами. — До сих пор меня швыряло, как лист в бурю, меня бросало из стороны в сторону, события развивались дико, бесконтрольно. Чтобы все изменить, придется научиться управлять по-своему. Но сначала нужно отсюда выбраться… Он в пятидесятый раз крадучись обошел клетку, обследуя каждое крепление, нашел, что все они надежно связаны сыромятными ремнями, как и в прошлый раз. Он проверил все перекладины: самая тонкая из них достигала в толщину его руки у локтя. Пространства между ними едва хватало, чтобы передать чашечку воды. Он попытался расшатать клетку, предполагая, что, если ее накренить, может появиться трещина. Но это было все равно, что расшатывать своды шахты.

— Ну, без ножа тут ничего не поделать, а как насчет более утонченной техники? Вроде фокусирования физических энергий, например?

О'Лири закрыл глаза и начал сосредоточивать мысли. «Раньше это помогало. Во-первых, таким образом ты попал в Артезию, помнишь? И таким же образом встретил Дафну. Помнишь, как ты попросил ванну и получил ее… вместе с владелицей? Она была в самом деле очаровательна, на ней ничего не было, кроме мыльной пены, и она прелестно улыбалась. А потом в розовато-серебряном туалете перед герцогиней… а потом обнимались в темноте…»

— Но так из клетки не выбраться, — резко прервал он свои мечты. — Вспомни о том времени, когда ты, умирая от жажды в пустыне, сделал аппарат для производства кока-колы на пути в крепость Лода. Или о заклинании Динни, когда нужно было ехать. Я достал динозавра вместо лошади, но эта ошибка оказалась удачной…

«Перестань вспоминать! — скомандовал он себе. — Ты собирался фокусировать физические энергии, помнишь?»

— Не могу, — промямлил он. — Центральная положила всему этому конец своим проклятым ограничителем. Посмотрим правде в глаза, я влип.

«В Меланже ты то же самое думал, но ведь ошибался!»

— Действительно, но это был особый случай. Я был в другом месте, правила изменились…

«Попробуй! Не время сдаваться!»

— Ладно… — Лафайет закрыл глаза, представил себе острый карманный нож в углу клетки. «Под какой-то подстилкой, — уточнил он. — Я его там не заметил. Я там и правда не прощупал. Я не ЗНАЮ, что там нет ножа… Так БУДЬ там, нож! Хорошенький маленький ножик с костяной рукояткой…»

Если в потоке энтропии была некоторая дрожь, то он ее не заметил.

— Но это не значит, что не вышло, — смело сказал он. — Проверь… — он продвинулся в намеченный угол, пошарил, разгреб опавшие листья, птичий помет и солому, обнажив голые доски. — Нет ножа, — прошептал он. — Понятно. Удача покинула меня. С самого начала не было шанса. Теперь я понимаю.

«Конечно. Но почему? Может, если понять почему, то будет шанс отбиться?»

— Почему? Откуда мне знать? Потому, что меня кто-то хотел убрать, наверно.

«А почему бы тебя просто не стукнуть по голове в таком случае? Чего ради вся эта затея с превращением в Зорро?»

— Может… может, это просто был побочный эффект? А что, если не только ты был обращен в Зорро, а Зорро тоже был обращен в тебя, и это кажется логичным предположением… при условии, что хоть малую толику этого безумия можно назвать логичной…

«Значит, возможно, было необходимо засунуть Зорро в мое тело, а меня закинули в его тело, чтоб не мешал».

— Возможно.

«Но зачем? Что это дает?»

— С одной стороны, если предположить, что всему виной Зорро, то во дворец он попал сразу, заняв твое место, пользуется твоей одеждой, зубной щеткой, постелью…

«Давай пока не думать об этом! О'кей, итак, Зорро научился воровать тела. Он велел Рыжему Быку передать мне преобразователь облика, Марк III. А я был просто болваном и нажал на кнопку. А что потом? Этим никак не объяснить STASIS POD и старикашку в синей робе».

— Господи! — вырвалось у О'Лири. — Так вот чье фото было там, в кабинете Белариуса! Старик, только без бороды!

«Итак, кое-что проясняется, — заверил себя Лафайет. — Мы установили связь между Центральной и Артезией, о чем Центральная или, по крайней мере, Белариус, похоже, ничего не знают».

— Точно, и, если помнишь, он стал немного смахивать на параноика, когда заметил, что ты уставился на фотографию… этого, как он его назвал, Джорлемагна. Хотел, чтобы ты навел на него, все разболтал. Он же полагал, что вы связаны, замешаны в этом… что бы это ни было.

«Но это не объясняет, почему Джорлемагн лежал в пещере, как спящая красавица на электронной койке, издавая странные звуки, если его побеспокоить».

— Подожди минуточку, давай посмотрим, что мы имеем. Там, в Центральной, было какое-то надувательство. Белариус расстроен тем, что сделал Джорлемагн, а Джорлемагн скрылся. Это связано, а может быть, и нет, с Главным Референтом, о котором Белариус, может, ничего и не знает, что вероятнее всего, так как он убежден, что прибор весит несколько тонн.

«Подожди минуточку. Кажется, он поправлял меня, когда я называл его Марком III. Он настаивал на том, что это был Марк II. Значит…»

— Значит, тот прибор, который был у тебя, может быть новой, уменьшенной до минимума, моделью. Но как же Белариус не знает о ней? В конце концов, он руководитель исследований, и Главный Референт — его детище.

«Не знаю. А в то же время у него неприятности из-за того, что Джорлемагн скрылся, видимо, с новой моделью Главного Референта, о которой даже Белариус не знает. В Артезии начались забавные штучки. И Джорлемагн именно в Артезии. Значит…»

— Значит, стоит мне только набрать мой спецномер и сказать им, где взять их мальчика!..

«Прекрасно, только ты все равно останешься Зорро, а кто-то другой с твоим лицом будет замещать тебя в твоем доме!»

— Может быть, Центральная и это может уладить…

— Я не могу столько ждать! Мне нужно вернуться и посмотреть, что происходит! Должна же быть у этого подлого обманщика причина, по которой он украл мое тело! Я хочу ее знать!

«А пока — как ты выберешься из клетки?»

— Да… еще это, — пробормотал О'Лири. — Я не могу прорубить выход, и я не могу так этого пожелать, чтобы оказаться снаружи. Похоже, тропа кончается. Черт! И как раз тогда, когда я только начал что-то понимать.

«Еще полно хвостов. Как насчет Лома, добренького старенького джентльмена, который тебя подобрал, покормил… а потом залез в твой карман?»

— Да, как же он? Да еще баварская ветчина. И датское масло. Никто в Артезии никогда не слышал о Дании или Баварии. А также о Новом Орлеане! — О'Лири ударил кулаком по ладони. — Очевидно! Лом — тоже агент Центральной.

«И когда он нашел Главный Референт у тебя, он, естественно, решил, что ты вор и что ты связан с Джорлемагном…»

— Поэтому он принял меры, чтоб от тебя избавиться. Сбросил тебя в Таллатлон.

«Угу. Но я улизнул по счастливой случайности… и завернул назад, сюда. Отлично, О'Лири. Что лучше, приятная прохладная камера в Таллатлоне или смерть от тысячи крюков?»

— Еще несколько часов — и это не будет иметь значения, так или иначе, — вздохнул О'Лири. — Но у меня был интересный путь, пока он не подошел к концу. Взамен скучной работы на литейном заводе я получил шесть лет отменной жизни во дворце. Полагаю, я должен удовлетвориться этим. Даже если бы я знал, чем это кончится, я бы не захотел ничего изменить. За исключением, может быть, последней фазы. Это, кажется, скверная смерть. И на этот раз чуда не будет. Но раз уж нет надежды, то самое большее, что я могу, — взять себя в руки и умереть как мужчина.

Луна зашла. Сквозь чернильную тьму Лафайет ничего не видел, кроме света дежурного костра ярдах в ста и единственной свечки в окне фургона. Что-то промелькнуло между огнем и Лафайетом. Из темноты послышались крадущиеся шаги.

— Эй, — запротестовал он, неожиданно обнаруживая неспособность говорить. — Еще рано.

— Ш-ш-ш! — Кто-то был у клетки — маленькая фигура с серебристыми волосами.

— Лом!

— Совершенно верно, мой мальчик. Извините, что я так долго. — Раздался скрежет стали, перетирающей толстую кожу. На лезвии ножа сверкнул отблеск далекого костра. Перетяжки разошлись, колья раздвинулись. Лафайет вылез, не обращая внимания на боль в ободранных коленях.

— Пойдемте-ка, мальчик, — шепнул Лом. — У нас с вами есть что обсудить, дружок.